Так сложилось моё самое раннее детство, что довелось мне раненого отца в госпитале проведывать и тем самым, хочется думать, чуть-чуть, да помочь ему выздороветь или даже выжить.
Помнить это, учитывая мой возраст в то время, я не могу, но неоднократно слышала мамин рассказ о том, как проходило это событие.
Когда пришло письмо о том, что отец тяжело ранен, потерял много крови и теперь совсем-совсем "лежачий", мама решила срочно ехать в госпиталь, чтобы проведать. А заодно передать немного жареной печёнки и баночку спелой клубники, потому что это, как сказала бабушка, при потере крови самое первое лекарство.
Возраст мой был тогда, исходя из общеизвестных данных о том, когда бывает сезон клубники, месяцев восемь. Или даже девять.
Старшую дочку, мою сестрёнку, мама оставила на попечение бабушек, а меня взяла с собой, потому что была я грудная.
Жили мы тогда в маленьком сарайчике, который чудом уцелел после пожара в бабушкином доме: немцы перед отступлением сожгли. Пожили в свое удовольствие, выгнав законных жильцов, а перед уходом облили бензином и подожгли.
Это я к тому говорю, что если дома не было, то и вещей никаких или почти никаких тоже не было. И всё же из каких-то чудом найденных остатков мне сшили за ночь несколько рубашонок и штанишек, и наутро мы с мамой отправилась в непростой и неблизкий путь.
Ехать надо было несколько часов, на пригородных поездах. В пути я не плакала, а однажды даже развеселилась, стукнувшись головой о жёсткую деревянную лавку; этот случай почему-то маме очень запомнился.
В госпитале я тоже совсем не плакала, даже когда нас толпой окружили выздоравливающие бойцы: каждый хотел погладить или хотя бы посмотреть на круглолицую девчушку с белыми волосёнками и темными блестящими глазами.
В нежном младенце на руках матери каждый из них увидел символ будущей счастливой жизни, где нет места войне, крови, ранам, а есть семья, дети, обязательные для всех людей ценности и традиции.
Пока мама кормила папу привезённой печёнкой и клубникой, один солдат, который уже мог ходить без костылей, взял меня на руки и куда-то унёс, мама даже заволновалась. А когда мы с ним вернулись, из моего кулачка свисала длиннющая варёная макаронина, это меня на солдатской кухне угостили.
Вот такая замечательная поездка у меня была. Ещё и потому замечательная, что подарочек от папы мы с собой увезли - маленький такой мешочек, кисет называется, куда по утрам он ссыпал положенные ему две ложечки сахара, потому что сладкое не любил. И другие раненые, у которых дети, тоже так делали, они тоже чай пили без сахара.
Нам с сестренкой потом кашку из этого мешочка подслащивали, хотя сколько сахара в этом мешочке могло поместиться?
Папа вернулся из госпиталя месяца через два. Сначала ходил, опираясь на костыли, потом долго с тростью, до школы, где работал учителем. Мама тоже работала учителем в школе, ведь и она, и папа перед самой войной закончили самые лучшие вузы в Москве.
А когда мне исполнилось лет пять, мы всей семьей перебрались в заново отстроенный на старом фундаменте, то есть на пепелище, дом, где я и выросла.