Агулянский Леон
Дирижер

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Агулянский Леон (leonagulansky@gmail.com)
  • Размещен: 14/06/2019, изменен: 14/06/2019. 69k. Статистика.
  • Пьеса; сценарий: Драматургия
  • Пьесы
  • Скачать FB2
    •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Одноактная монопьеса посвящена судьбе выдающегося дирижера, нашего современника, Маэстро Миши Каца. В начале 80-х его, виолончелиста, аспиранта Ростроповича, выдворили из страны за то, что женился на иностранке. Пройдя эмигрантские жернова, Миша стал дирижером. И не просто дирижером, а другим дирижером, исполняющим другую музыку. В пьесе множество открытий. Например, "музыка не в нотах, а между ними, в паузах и интонациях", "публика исполняет свою симфонию вместе с нами", " у музыки нет начала и конца, она просто существует", "инструмент - не протез, а продолжение души, он смеется и плачет вместе с музыкантом". К пьесе прилагается аудиоряд для использования в спектакле. Пьеса переведена на английский.
    •   Леон Агулянский
      Д И Р И Ж Е Р
      Одноактная пьеса для одного актера
      Посвящается дирижеру, Маэстро Мише Кацу
      
      Copyrights љ by Leon Agulansky
      
       Дирижер на авансцене. Он одновременно дирижер и герой моноспектакля.
      Обращается к зрителю, как к оркестру. Таким образом оркестр-зрители становятся участниками спектакля.
      
       Дирижер стоит лицом к залу, смотрит через стекло размером с книжную обложку, держа его в руке. Он в своей квартире. Смотрит через окно на улицу.
       Звучит музыка (аудио трек 1).
      
       Д и р и ж е р (начинает вместе с пиццикато). Какое необычное утро. Всю ночь музыка не давала уснуть. Снова и снова этот фрагмент из Кармен-сюиты. Почему? Через неделю играть Патетическую Чайковского в Бухаресте. Отличный зал. Лучшая в Европе акустика. И оркестр замечательный. Все будет хорошо. Все... будет... хорошо...
      
       Странно. Совсем нет машин. И прохожих очень мало. А, вон, мсье Беко ковыляет к морю. Каждый день в тот же час... Каждый день в тот же час... Кожаная шляпа на затылке. Каблуки стерты наискосок... Каждый день в тот же час. И мне пора. Пора вылезать из берлоги. Я всегда обгоняю его, здороваюсь, и бросаю на ходу: "Комо сава, мсье Беко?"
      
      Пауза.
      
       Хорошо здесь. Сыры, вино, литература, музыка. Изысканность... (Пауза.)
      
       Пустынный тротуар. Мимо овощных лавок - на берег. Одежду - на шлепанцы. С разбегу - в воду. Там очищение, там - покой, там истина. И так каждый день, в любую погоду, зимой и летом, уже много лет.
      
       Сегодня неохота. Надо взять себя в руки. Надо пойти. Один раз даш слабины, и все пропало. (Пауза.)
      
       Море в дымке. Заболело, наверное. Простудилось. Ему - чай с медом в самый раз.
      
       Почему же Кармен-сюита?!
      
       Неделю бьюсь над Патетической. Партитура, как партитура. Что-то не ладится. Главный винтик не находит своего места. (Вспоминает с улыбкой.) Все в голове, и партитура не нужна...
      
       Ладно. Надо идти.
      
       Поворачивает стекло, будто открывает окно, вдыхает морской бриз.
      
       Не так уж и холодно.
      
       Кладет стекло на пол.
      
       Идиотское предчувствие! Что-то должно случиться, причем, здесь и сейчас.
      
       Волнуясь, двигается по сцене.
      
       Нечто важное, очень важное. Вот почему "Кармен-сюита" украла мой сон. Там ударные как выстрелы. Расстрел? Сигнал? Выстрел в затылок, в спину?
      
       Так, спокойно, спокойно, маэстро.
      
       У мамы сейчас медсестра, в одиннадцать - домработница, я - потом, потом, десять минут ходьбы. (Задумавшись.) Потом...
      
       Анита? У отца в Мексике. Ему за восемьдесят, а еще принимает больных у себя дома. Молодец. Там все в порядке. Все под контролем.
      
       Значит, я. Это "что-то" касается меня, меня одного. Вот почему я здесь и сейчас.
      
       Мсье Беко скрылся за поворотом. Ему будет не хватать моего приветствия.
      
       Вспоминает.
      
       (Трет виски). Башка трещит после этих гастролей. Гастроли! Прилетел за четыре дня до концерта. Вместо оркестра... Вместо оркестра (показывает на оркестр.) - "жопкин хор". Я им - великую музыку, а они мне - "пуки-хрюки".
      
      Пауза.
      
       (Копируя чужую речь. Скороговоркой). Маэстро, это все, что у нас есть. Но вы же можете. Вы же великий маэстро... Великий маэстро... (Усмехнувшись.) Великий маэстро я им!
      
       Маэстро! Проснулся утром. В животе Пучини, во рту Паганини. Съел Бизе. Запил Чайковским. Замазал стену Глинкой. Взял Мусоргского, понес на Дворжак. А там - ногой в могучую кучку. (Пауза.)
      
       Чудо сотворить? Сотворю. Не впервой... Не впервой...
      
      Пауза.
      
       (Указывает на оркестр). Аниточка "поставила руки" всем "струнникам". Да! Поставила! Не знают они, что смычок должен лечь не плашмя, а под углом! Иначе не врежется в струны, как конек фигуриста в лед! Рука должна быть легкой, свободной, рыхлой как подтаявший холодец (показывает, какой легкой может быть рука.) И смычок... Господи! Смычок он же сам произведение искусства! Белый волос развивался когда-то в хвосте жеребца. А теперь натянут вряд (!) на смычке и должен лечь на струны. Господи-и! Да от тысячной миллиграмма зависит глубина, чистота, прозрачность, краска, истинность звука!
      
      Пауза.
      
       (Указывая на оркестр.) Учиться не хотят. Все знают и все умеют. Консерваторрия! Аспиррантурра! (Кричит.) Мучали инструмент, пока их друзья, румяные от мороза, гоняли в хоккей!
      
       (Спокойнее.) Великие музыканты, несостоявшиеся солисты и лауреаты (Указывает на оркестр.), должны терпеть выкрутасы какого-то, с позволения сказать, Каца... Маэстро Каца... А у них, может, дети больны и родители старые. Им домой, да на халтурку. (Пауза.) Хороший дирижер отпустит через два часа. (Кричит.) А я плохой дирижер! Плохой! У меня нет друзей в искусстве. Я беспощаден и кровожаден у пульта! Я здесь - творить чудо... (Тихо.) Даже если жопкин хор!
      
      Пауза.
      
       (Спокойнее). Еще продюсер под горячую руку (копирует чужую речь): "Маэстро, могу ли я вам чем-то помочь?"
      
       Порекомендуйте хорошего кардиолога. Мое сердце не выдержит звучания вашего оркестра.
      
      Пауза.
      
       Странное утро. Жуткая пустота. Она скоро заполнится. Но чем? Чем?
      
       Указывает в оркестр.
      
       Мое сердце не выдержит звучания оркестра.
      
       Звонит будильник.
      
       Пора! Я сейчас! Сейчас!
      
       Звучит музыка (аудио трек 2)
       Смотрит в Небеса. Медитирует. Медленно выходит на авансцену. Выхватывает нож (возможно, поднимает с пола). В такт музыке, в конце музыкального фрагмента под звук ударных, вонзает себе в живот. Падает на колени. Резким движением делает себе харакири. Отбрасывает нож в сторону. Падает на бок. Гаснет свет.
       Свет возвращается постепенно. Дирижер стоит на коленях, смотрит на руки, будто они в крови.
      
       Так каждое утро. Умираю, чтобы воскреснуть. Харакири - отличное средство. Рекомендую. Больно? Да, не спорю. Делать надо быстро резко. Открыл чрево, - выгребай наружу все... что накопилось: злоба, ненависть, обида зависть, разочарование. Полоскай нутро до чистой воды. (Резко.) Дочиста! (Спокойнее.) И тогда (тихо начинает звучать музыка, (аудио трек 3) божественный свет пройдет сквозь тебя.
      
       Музыка продолжает звучать. Дирижер встает с колен. Смотрит в Небеса. Возвращается в реальный мир. Дирижерским жестом останавливает оркестр. Достает из кармана мобильник.
      
       Как же мне позвонят, если мобильник отключен? Ему харакири делать не нужно. Только кнопку нажать.
      
       Нажимает кнопку на мобильнике. Смотрит на его экран.
      
       Никто не звонил. Никто.
      
       Мобильник.
      
       (Вспоминает). Исполнял Мендельсона в Париже. Сложная пьеса. Какой оркестр! Еще секунда и огромный зал растворился бы в звуке... Но из зала короткой очередью выстрелил... мобильник. Мерзкое пиликанье вонзилось между лопаток. Смертельная боль! Не за себя, нет, за семьдесят музыкантов, играющих прекрасно, и за тысячу зрителей, тоже играющих, но без инструментов...
      
      Пауза.
      
       Звонки не прекращались. Нарастали и разрррезали оркестр пополам! Музыканты перестали следить за моим взглядом. Им тоже было стыдно. (Тихо.) Стыдно. А телефон звонил. Казалось, этой пытке не будет конца. (Качает головой. По движению губ ясно, что матерится.) Обернулся к залу и крикнул (кричит.): "Я занят! Занят!" (Тихо.) Занят.
      
      Короткая пауза.
      
       Я не сержусь. Ничто не бывает просто так. Всевышний посылает нам испытания. Мы благодарим Его за это. Испытания - все, что у нас есть. Все, что у нас есть...
      
      Пауза.
      
       У меня нет оркестра. Катаюсь по миру. Работаю с разными. Второй раз... Второй раз приглашают, но редко. Характер тяжелый. Да, тяжелый. Рву глотки и проливаю кровь. Себе в первую очередь. Зато потом, на концерте (Пауза.) свершается чудо.
      
       Дирижирует. Звучит музыка, (аудио трек 4).
      
       Музыканты играют как никогда раньше. В глазах - изумление, восторг и все это огромно, мощно, безгранично!
      
       Жестом останавливает оркестр. Музыка прекращается.
      
       Приходит утро. Главный дирижер за чашечкой кофе открывает газету. А там: "Наш оркестр еще никогда так не звучал!" (Пауза.)
      
       Имитирует, как разгневанный главный дирижер закрывает, комкает и выбрасывает газету, копирует его речь.
      
       И не будет больше звучать! Никогда! (Тихо своим голосом.) Никогда...
      
       Однажды пригласили еще раз, под нажимом сверху. В филармоническом зале российского города был, что называется, "биток". После кровавых репетиций музыканты играли чудесно.
      
       Вдруг с потолка над сценой - молоток (дирижирует ударными, играют в такт): трах, трах, трах.
      
      Пауза.
      
       Чинить крышу в воскресенье? Во время концерта? Ужасно видеть, как музыканты прячут глаза!
      
       Обернулся и прошипел в зал: "Можно ли что-то сделать?!" Администратор юркнула в фойе. Стук прекратился.
      
       Дирижирует оркестром. Звучит музыка, (аудио трек 5).
      
       Энергетика стала налаживаться. Смычки двигались легче, оркестранты раскачивались в такт чудесной музыки. Мы и зал стали одним целым. Одним целым...
      
       Жестом останавливает оркестр.
      
       Грохот послышался снова. На этот раз лупили по жести... Не сдержался. Заорал (кричит): "Скоты!" и ушел. (Пауза.) Ушел со сцены.
      
      Пауза.
      
       Я не сержусь. Харакири с утречка, и можно творить дальше.
      
      Пауза.
      
       "Маэстро на один концерт". Я не сержусь. Не сержусь.
      
       Дирижирует оркестром. Звучит музыка, (аудио трек 6).
      
       Мое детство прошло в Ростове-на-Дону.
      
       Всегда боялся разочаровать папу, крупного дирижера. Родители усадили меня за виолончель.
      
       Обидно видеть детей, несущих маленькие футляры со скрипками. А я...
      
       Нет. Мама не хотела. Ее мальчик должен таскать эту тяжесть? Отвела в группу фортепьяно. Учитель попросил забрать меня от него, опасался второго инфаркта. Пришлось вернуться к виолончели.
      
       Отец говорил, что "струнник" должен знать работу дирижера. Дал первые уроки, самые главные. Правая рука с дирижерской палочкой - ритм звучания: (показывает.) раз-два-три, раз-два-три-четыре. Левая - эмоции, боль, страсть. Левой (показывает.) можно перемешивать звук и отправлять в зал.
      
       От отца я узнал что такое "ауф-такт".
      
       Знаком останавливает оркестр.
      
       Это один вздох перед началом. В нем сжато и закодировано все, что сейчас вырвется и понесется в зал.
      
       Взмахом дирижерской палочки велит оркестру вступить, (аудио трек 7) (между взмахом и началом звучания проходит мгновение). Продолжает звучать музыка.
      
       Знаком останавливает оркестр.
      
       Позже я научился вступать тремя "в": взглядом, вздохом, внутренним посылом.
      
       Сосредоточенно смотрит в оркестр. После трех чуть заметных кивков четь подается вперед. Оркестр вступает, продолжает играть, (аудио трек 8).
      
       Я не хотел заниматься музыкой. Часто застревал в подвале старого дома. Играл "Мурку" для местной шпаны... На виолончели. (Вспоминает с улыбкой). Мои первые слушатели. Я учил их нотам. А они меня - с разворота бить правой в челюсть.
      
       О, если бы мама знала, в каком помещении я даю концерты. И если бы знал папа, какой я имел успех!
      
       Знаком останавливает оркестр.
      
       В московской Консерватории я вкусил свободу и полюбил ее навсегда!
      
       Дирижирует. Звучит музыка, (аудио трек 9).
      
       Огромный мир! Удивительный! Заполненный музыкой, женскими улыбками, талиями и ляжками в советском капроне! Он принял меня в свои объятья!
      
      Пауза.
      
       Между виолончелью и сексом я выбрал второе.
      
       Да. Мне полагалась койка в общежитии. Но это де-юре. Де-факто я неделями обитал на женских этажах, обрабатывая их с нижнего до верхнего. Когда этажи закончились, двери и окна распахнули общежития других вузов, откуда, сгорающие от зависти дружинники, вытаскивали меня на мороз.
      
       Конфликт с властями утомил. Я обратил взор на продавщиц гастронома и домовой кухни. Они сдавали всякие там анализы. А вообще это были здоровые девчонки, у которых всегда дома - спертая с прилавка "докторская" или "российский".
      
       В шесть утра я приползал в общагу счастливый и готовый к новым рекордам.
      
       Жестом останавливает оркестр.
      
       Казалось, счастью не будет конца. Ан, нет. Конец семидесятых взбудоражил умы. Евреев отпустили на выезд.
      
       Дирижирует. Звучит музыка, (аудио трек 10).
      
       Нас оказалось больше, чем мы думали.
      
       Вести об отъезде носились по коридорам Альма-матер. Фамилии виновников событий произносили шепотом. С подавшими на выезд боялись здороваться, при встрече отворачивались.
      
       Среди "наших" начались разброд и шатание. Каждый примерял отъезд на себя... На себя.
      
       Ну, куда же я поеду от румяных Зоек и Наташек, улыбающихся крашеными губами из-за пустых прилавков?!
      
      Пауза.
      
       Плохо, когда музыкантам приходится говорить.
      
      Пауза.
      
       На комсомольском собрании осуждали предателей. Родина им - образование и медобслуживание бесплатно, а они...
      
       Я возьми и ляпни, мол, люди бросают квартиры и машины, - бегут от нас с вами. Надо бы задуматься: почему.
      
       На очередном собрании выперли из комсомола. Затем - из ВУЗа.
      
      Пауза.
      
       Решил качать права. Проявил красноречие.
      
       Плохо, когда музыкантов вынуждают говорить.
      
       С квартиры очередной дивы угодил в "попугайчик", что когда-то звали "воронком". Оттуда - в обезьянник к уркам. Те возомнили себя пластическими хирургами, решили исправить мне профиль быстро и без наркоза.
      
       Пригодились уроки ростовских хулиганов.
      
       Имитирует удары кулаком, ногой, коленом, локтем. Жестом останавливает оркестр.
      
       Человек в штатском похвалил за смелость. Обещал помочь с восстановлением на курс при условии: (Жестом подает команду вступить ударным. Коротко звучат ударные инструменты.)
      
       Но я же виолончелист, не ударник, стучать это, как бы, не мой профиль. Он - давай орать на меня. (Пауза.) Нет бы, промолчать. Снова проявил красноречие.
      
       Плохо, когда музыкантов вынуждают говорить.
      
       Дирижирует. Звучит музыка, (аудио трек 11).
      
       В закрытом отделении пахло мочой и грязными носками. Задница болела после целительного укола. Запястья и щиколотки чесались под ремешками. Огромный флакон вливал розовую бурду (Показывает на локтевой сгиб, где стояла капельница.) прямо в душу.
      
       Аппетитная в прошлом медсестра ловко сделала укол в резинку капельницы.
      
       Все поплыло. В ушах зашумело, будто ветер принес дождь, окативший с головы до ног...
      
       Очнулся лояльным гражданином, раскаявшимся в своей болтливости. Тело ныло как после аварии. Сухой язык еле ворочался.
      
       Сосед по койке просветил: инсулиновый шок. Так Наполеонов превращают в Кутузовых и обратно. Если улучшения не будет, следующим номером - электрошок.
      
       Я шел на поправку. Сыграть безвольного идиота? Легко!
      
       Выписали на амбулаторное.
      
       Жестом останавливает оркестр.
      
       Рванул домой, в Ростов. Отец помог, восстановился в местную Консерваторию.
      
       Бедный, бедный папа! Сносил травлю и оскорбления, но слишком любил музыку, чтобы терпеть пьяных оркестрантов на репетиции.
      
      Пауза.
      
       Много лет спустя, на моем концерте оказалась та, что подписала ему заявление об уходе. Сухая старушка. Наказание старостью... Глаза влажные от слез. Я обнял и поцеловал ее, за то, что пришла. Я не бью лежачих...
      
       Дирижирует. Звучит музыка (аудио трек 12).
      
       Тогда я не ведал, зачем Всевышний направляет мои стопы обратно в Москву.
      
       Аспирантура - только предлог для завоевания женских сердец... и других частей тела.
      
       Возвращаясь в общагу в шесть утра, после бурной ночи, я сталкивался с маленькой худощавой девушкой. Серое пальто, шарф - узлом на шее, вязаная шапочка. Легкий акцент... Спешила на урок... (Пауза.) Однажды наши взгляды...
      
       Таких глаз я еще не видел, и представить себе не мог. Совершенно черные, с необычайной глубиной и затаенной мудростью. А в них тепло, огромное, бесконечное.
      
       С того дня я искал ее взгляда. Караулил у выхода. Заговорить не решался. Казалось, покорил всех женщин Москвы. Но, был недостоин ее. Ее одной...
      
       Она тоже не знала, для чего Всевышний привел ее сюда из Мексики.
      
      Пауза.
      
       Весть о предстоящей свадьбе взорвала Консерваторию.
      
       Соперницы выстраивались в очередь к Аните - поведать о сексуальных рейдах ее избранника. Но уговоры и шантаж не помогли.
      
      Пауза.
      
       Свадьбу играли в маленькой квартирке в Чертаново. Родители привезли сумки овощей и фруктов, вид которых москвичи уже забыли.
      
       Оказалось, нам запрещено жить вместе. Закончивший аспирантуру Кац, должен отбыть по месту прописки в Ростов. Иностранная студентка Анита - проживать в общежитии города Москва.
      
       Настали черные дни. Залезал в Анитину комнату по водосточной трубе. Милиция врывалась и забирала меня в обезьянник. Почти каждую ночь... Почти каждую ночь... Почти каждую ночь...
      
       Жестом останавливает оркестр.
      
       Гэбист сверлил глазами. Стучал авторучкой по моему прошению отбыть в Ростов с женой. Садистский блеск его глаз вывел из равновесия.
      
       Дирижирует. Звучит музыка как проигрыш без текста (аудио трек 13).
       Жестом останавливает оркестр.
      
       Плохо, когда музыкантов вынуждают говорить.
      
       Проявил красноречие... Тяжелая рука отвесила мне пощечину такой силы, что зазвенело в ушах.
      
       Мне приходилось участвовать в ростовских драках, где ломали челюсти и выбивали зубы... Но пощечина, на глазах жены... (Пауза.)
       Не бейте его! - крикнула Анита. - Что вы делаете?!
      
       Я посмотрел в серые, глазки врага. (Пауза.) Нам обоим стало ясно, что за следующей пощечиной будет ответ - прямой в голову, за ним еще, (Кричит, имитируя удары) Еще! Еще! И еще! Пока не заломят руки! Или дубинкой по затылку! Пока не!..
      
       Жестом останавливает оркестр.
      
       Он порвал документ, швырнул мне в лицо: вон отсюда!
      
       Ноги не слушались. Щека горела от удара.
      
       Мы шагнули к двери.
      
       Вдруг, за спиной (копирует чужую речь): "Сеньора, э... фамилия сложная у вас. Чего ж вы Кац-то не взяли? Вернитесь".
      
       Не забуду его тон.
      
       Анита взяла меня под локоть. - Я ухожу с мужем. -
      
       (Копирует речь гебешника). А ну-ка быстро вернулась сюда-а-а!
      
       Анита вздрогнула, подошла к столу:
      
       Почему вы на меня кричите? Я иностранка...
      
       (Копирует речь гебешника) Была иностранка-иносранка! Стала Кацева жена! (Спокойнее.) Вы просили визу в Ростов. Вам разрешено выехать из Москвы.
      
       Анита хотела поблагодарить, но губы тряслись. От навернувшихся слез глаза были огромными.
      
       В сорок восемь часов - вон из страны! (Качает головой.) Швырнул паспорт в лицо этой хрупкой, кроткой, святой, женщине.
      
       Дирижирует. Звучит музыка (аудио трек 14).
      
       Мы шли к метро. Звенели трамваи, жужжали троллейбусы, стучали каблуки. Все стало чужим. Вокруг пустота... Другая Москва. Другие мы.
      
      Пауза.
      
       Сорок восемь часов. (Кричит.) Сорок восемь часов - ей покинуть страну! А мне?.. Меня посадят. Посадят. Найдут - за что. Сам не загнусь, в камере прирежут темной ночью. Велика потеря для огромной страны: какой-то Кац!
      
       Музыка продолжается без текста.
       Жестом останавливает оркестр.
      
      Пауза.
      
       Дирижирует. Звучит музыка (аудио трек 15).
      
       Казалось, ночь продлится вечно. Но пришло утро. Ровно в десять я бросил "двушку" в телефонный автомат. Номер раздобыли московские диссиденты.
      
       Ответил начальник, у которого звезды в погонах не железные, а вышитые.
      
       Говоря с испанским акцентом, я назвался референтом посла Мексики.
      
      Пауза.
      
       Просьбу о беспрепятственном выезде дочери ген. секретаря компартии Мексики с мужем на родину обещали удовлетворить.
      
      Пауза.
      
       (Радостно). Нас вышвырнули из страны. Вместе! Вышвырнули из страны!
      
       Дорогие родные виолончели отобрали на таможне. Почему? (Кричит.) Почему!
      
       Жестом останавливает оркестр.
      
      (Тихо). Почему?
      
      Пауза.
      
      
       Крыша Анитиного дома. Январь. Тридцатиградусная жара. Новости на испанском. Авто неизвестных марок. Советский паспорт в тумбочке. "Кацмическое" счастье!
      
      Пауза.
      
       Анитина семья была приветлива.
      
       Конфликт назревал постепенно как гнойник. Послали дочь за дипломом виолончелистки. Вернулась без, но с мужем-евреем, персоной нон грата. Нон грата. Красиво, черт возьми! (Кричит.) Персона нон грата!
      
       Купили инструмент. Заработали неплохие бабки. Жизнь налаживается. Планов - громадье! И вдруг - девальвация. Стопки замусоленных песо превратились в ничто. В ничто. В Ничто. Полная "Кацтастрофа".
      
       Дирижирует. Звучит музыка (аудио трек 16).
      
       В комнатушке парижской мансарды было сыро и холодно. Зато не надо тратить часы на дорогу. Работа есть только в центре. Но как ее найти? Пара бездарных учеников - не работа. Оркестров много. Все они обходились без нас... Без нас... (Тихо.) Обходились без нас... (Кричит.) Обходились без нас!
      
      Пауза.
      
       Иду к выходу из метро. Впереди - музыка. Квартет. Недурно. За поворотом - нищие музыканты играют "Зиму" Вивальди. Недурно. Правда, недурно... Пара слушателей и я.
      
       В футляре от скрипки - несколько монет.
      
       Что-то опасное, тревожное в этой "Зиме" Вивальди.
      
       Пройти? Игнорировать? Забыть? Но выходить в парижскую сырость...
      
       Скрипач чуть заметно кивнул, отвел глаза, вроде: на большее не рассчитывай.
      
       Это был он, Гришка, ученик Леонида Когана. Лицо одутловато, в жидкой шевелюре полно седины.
      
       Они сыграли финал.
      
       Жидкие хлопки.
      
       Пара монет шлепнулась на дно футляра.
      
       Я шагнул к Гришке, хотел... Но тот улыбнулся и чуть заметно покачал головой. Кивнул на футляр с гонораром.
      
       Я пошарил в карманах - пусто.
      
       Они хотели играть дальше.
      
       Гришка вновь кивнул на футляр. И тут я заметил сложенную вдоль газету.
      
      Пауза.
      
       Объявление о конкурсе в оркестр Страсбурга было на последней странице.
      
       Не сомневаясь, что место уже занято, а конкурс нужен для проформы, все же поехал.
      
       Жестом останавливает оркестр.
      
       Поехал. (Пауза.)
      
       Дирижирует. Звучит музыка, (аудио трек 17).
      
       Распив бутылку сухого, мы с Анитой не могли наговориться и громко хохотали. В двенадцать соседи вызвали полицию. На то, что я выиграл конкурс на место концертмейстера виолончели, им было плевать. Пришлось заплатить штраф за нарушение тишины.
      
       Жестом останавливает оркестр.
      
       Работа, статус, оклад, Страсбург, о чем еще мечтать?!
      (Тихо.) О чем еще мечтать.
      
      Пауза.
      
       Это оказалось не тем, что я знал и любил.
      
       Дирижер был прохладно вежлив, но в душе ненавидел оркестрантов, музыку и себя.
      
       Лицемерие и фальшь разрушали все.
      
      Пауза.
      
       Напиваться, чтоб не так больно, я не мог. Организм не приемлет. Не спился, но заболел. Причем всеми болезнями, кроме венерических, сразу: изжога и боли в желудке, воспаление суставов и мигрень, аритмия и гипертония.
      
       Врачи назначили столько таблеток, что даже здоровый окочурится.
      
      Пауза.
      
       Заявление об уходе подписали сразу. Друзья были в шоке. Оркестранты шептались о загадочной русской душе. Дирижер бросил на прощание: "Без оркестра ты никто". (Про себя.) Я - музыкант был, есть и буду. А ты без оркестра даже в метро не сыграешь.
      
      Пауза.
      
       Вивальди в метро не давал покоя. Это видение преследовало днем и ночью. Однажды я проснулся, зная, что делать.
      
       Скрипача мне посоветовали. Потрясающая техника. "Гран при" королевы Елизаветы в Брюсселе, это вам не хухры-мухры. Но главное, в его сердце был цыганско-еврейский огонек, без которого скрипка не будет дышать, любить, плакать и смеяться!
      
       Я прослушал множество пианистов. Хороши, но не играют, обслуживают: четко, безошибочно, по написанному.
      
       (Кричит.) Нельзя музыку просто исполнять! Ее надо прожить!
      
      Пауза.
      
       Он снимал домик в часе езды от Франкфурта. Дабы не злить соседей, музицировал в подвале... (Тихо.) В под-вале...
      
       Я попросил сыграть что-нибудь.
      
       Дирижирует. Звучит музыка, (аудио трек 18).
       Знаком останавливает оркестр.
      
       Да. Это был мастер. Но тоже - по написанному. Хороший механик. Нет. Блестящий.
      
       "Это надо играть не так. Прощайте" - я направился к выходу, сел в машину, запустил двигатель. Там был узкий поворот. Пришлось сдавать назад, чтобы вписаться. Костяшки пальцев стукнули в стекло.
      
       "Что значит, "не так"? - он усмехнулся.
      
      
       Я принес виолончель. Играл! Играл! Играл! Играл! Звук согревал бетонные стены и уходил в трещины потолка.
      
       Дирижирует. Звучит музыка, (аудио трек 19).
       Жестом останавливает оркестр.
      
       Проговорили до утра. О чем - не помню. Не о музыке. Это точно. (Пауза.) Потом он сыграл. (Пауза.) Это было то, что надо - свое, личное, божественное...
      
      Пауза.
      
       Мы прозвали себя: "Трио Шостаковича". Работали до изнеможения. Подвальные стены слышали много репетиций и крепких русских слов.
      
      Пауза.
      
       Успех пришел раньше, чем мы ожидали. В стране, где легче продать сыр, вино или парфюм, стало продаваться наше трио.
      
      Пауза.
      
       Концерты, выставки, замки, престижные фестивали - дело пошло.
      
      Пауза.
      
       Здоровье, подорванное в Страсбургском оркестре, ухудшалось с каждым днем. На фоне какого-то воспаления отказала печень. По-моему, отказало все тело. Просыпался усталым, еле таскал ноги. Задыхался при ходьбе.
      
       Продолжали выступать. Ребята выносили мою виолончель на сцену. Анита выводила под локоть, чтобы не грохнулся, и сажала меня за инструмент. В перерывах ложился на бутафорское тряпье на полу - отдышаться.
      
      Пауза.
      
       Нельзя было лететь в таком состоянии. Рискнул и не зря.
      
       Мексиканский шаман сказал что-то вроде: на тебе много негатива и проклятий висит... Разлил бренди вокруг меня и поджог... Горячий столб обнял на мгновение... и...
      
      Пауза.
      
       В ту ночь спал как убитый. Через три дня анализы пошли на улучшение.
      
       А Европа ждала нашего возвращения! Контракты на год вперед! Полные залы! Овации и крики "браво"! Публика! Публика! Публика!
      
      Пауза.
      
       За полчаса до выступления оказалось, что наш скрипач - в белых носках - не выставишь на обозрение тысячного зала. Отложив убийство музыканта, я подозвал Аниту и сказал: "Достань черные".
      
      Пауза.
      
       В зале почти не осталось свободных мест. Анита выбрала пожилого немца, в четвертом ряду. Убедившись, что цвет и размер подходят, объяснила господину, что тот рискует сорвать концерт, если не отдаст носки музыканту. Мужчина знал, что у русских странные обычаи. Не удивился. Концерт состоялся и прошел успешно.
      
      Пауза.
      
       Дирижирует. Звучит музыка, (аудио трек 20).
      
       Мы снимали квартирку в пригороде Парижа и не ведали, что в двух шагах живет сам Серджиу Челибидаке - дирижер.
      
       На его концерт попали случайно. У друзей остались лишние билеты.
      
       Сложнейшая пьеса, тяжелая для исполнения и восприятия.
      
       Хотел уйти при первой возможности. Но заметил, что тело, биение сердца, дыхание, все, абсолютно все, подчинено воле дирижера.
      
       Жестами он то щадил и жалел, то казнил и истязал.
      
       Через несколько минут я перестал существовать - растворился в тяжелом, как сироп воздухе, а со мною исчезли пространство и время. Осталась одна музыка, проникающая и божественная.
      
      Пауза.
      
       Мы брели домой молча. Так и не поняли, что случилось. Как этот дирижер увел в свой мир почти три тысячи зрителей.
      
       Я даже не пытался уснуть. Видел дирижеров, холодных техников, жестоких деспотов, высоких профессионалов. Но они лишь исполняли. Исполняли. Челибидаке создавал музыку в реальном времени. Нечто мощное, огромное, что не может поместиться в нотном листе.
      
       В ту ночь я понял: музыка не в нотах, а между ними. Она в паузах, интонациях, красках, мгновении перед звуком. Она нечто живое, пропитывающее все вокруг, весь мир, каждую молекулу вселенной. Потому каждый раз звучит по-иному...
      
       Жестом останавливает оркестр.
      
       Я понял: с виолончелью покончено. Мне нужна вся музыка! Вся!
      
      Пауза.
      
       В том, что ребята из трио не пропадут без меня, сомнений не было. Только наше с Анитой будущее представлялось туманным.
      
       Месяц подходил к концу. На оставшиеся несколько купюр устроили пир. Цыплячий шашлык и вино! Что еще нужно паре музыкантов дождливым вечером?!
      
       Дирижирует оркестром. Звучит музыка (без текста) (аудио трек 21).
       В конце фрагмента жестом останавливает оркестр.
      
       Насадил винную пробку на шампур и стал дирижировать (Дирижирует.) Она кивнула: "Ты - дирижер".
      
      Пауза.
      
       Одного таланта мало. Талант, это аванс, который еще надо отработать.
      
       Я работал. До изнеможения, до исступления, до безумия!
      
       Но партитуры стояли перед глазами как закрытые двери. За тяжелым замком - огромный, чудесный мир, где все - ПРАВДА. Как пробиться туда? Как?
      
      Пауза.
      
       Выученные наизусть произведения звучали голове. Но не так! Не так! (Кричит.) Не так! Красивые механические звуки, и все. И все. (Пауза.)
      
       Я жаждал обрести учителя. Мотался по городам и странам, но не находил в глазах великих музыкантов того, что искал.
      
      Пауза.
      
       Мои надежды развеял великий Бернстайн: "Тому, что ты ищешь, юноша, обучить нельзя". Нельзя. (Задумчиво). Нельзя. (Кричит.) Нельзя!
      
       Я углубился в книги, но утонул в изобилии учений и проповедей.
      
       Однажды проснулся от боли в висках. Она была слишком велика, чтобы продолжаться долго. Таблетки не помогали. Врачи советовали больше отдыхать. (Смеется.) Отдыхать? От чего? Для чего? (Тихо.) Для чего? (Пауза.)
      
       Боль стала невыносимой. Я вспомнил рассказ давнего знакомого. Тот медитировал, ища, где появляется и исчезает мысль. (Задумчиво.) Мысль...
      
       Закрыл глаза. Не получилось. Но головная боль отступила.
      
       Утром позвонил ему. Над моим планом - уехать он посмеялся, мол, в Тибете каждый дурак сможет медитировать. Ты научись в Париже, да в Нью-Йорке.
      
      Пауза.
      
       Я учился и учусь. Было нелегко привыкнуть к ежедневным харакири. Привык...
      
       Однажды после очередной "процедуры" заглянул в партитуру Кармен-сюиты. И вдруг, будто вспышка - по глазам: музыка не в нотах, она везде. (Кричит.) Везде! Ею пропитаны капли дождя и вино, воздух и облака, лужи на асфальте и пляжный песок! Для нее нет пространства и времени! Она просто существует. Нужно только быть достойным пропустить ее через себя!
      
       Дирижирует. Звучит музыка, (аудио трек 22).
      
       Пррридумать и написать такое невозможно. (Кричит.) Не-воз-можно! Это продиктовано Небесами. Надо только услышать и записать. Услышать и записать! Какая ответственность! (Тихо.) Услышать и записать.
      
       Да-да. Бах, Бетховен и Моцарт были "переписчиками". Были избраны для великой миссии. И несли на себе это бремя, невзирая на мнение толпы. (Кричит, указывая в зал.) Толпы лицемерной и жестокой!
      
       Жестом останавливает оркестр.
      
       (Тихо.) Как можно было освистать эту музыку на премьере?! Как можно было похоронить ее аж на девять лет? Как?!
      
       Встает на колени на авансцене. Обращается к залу.
      
       Простите меня! Простите! Не я вас создал. Не мне вас судить! Простите! Теперь играю для вас. Не для критиков и оркестрантов. Только для вас.
      
       Встает с колен. Поднимает с пола стекло. Смотрит через него, будто через окно наружу.
      
       Странное утро. Солнце уже высоко, а море в дымке. Горизонта не видно. Ну и пусть. Я-то знаю, что он есть. Надо только выйти из дома. Мимо овощной лавки, через перекресток - на набережную. По ступенькам - на пляж. Одежду - на шлепанцы. С разбега - в воду. А там - освобождение, очищение, покой... А там и горизонт недалеко...
      
      Пауза.
      
       Что-то должно случиться... Именно сегодня. Именно со мной...
      
       Столько всего произошло. Может, бояться уже нечего? Почему-то вся жизнь - кинолентой перед глазами.
      
       Что-то должно случиться. Именно сегодня. Именно со мной.
      
       Может, бояться уже нечего?
      
       Страшно. (После короткой паузы.) Страшно быть недостойным. Страшно не услышать небесную музыку. Один неверный шаг. (Показывает себе на грудь.) Одна фальшивая нота. И все пропало. Второго шанса не будет.
      
       Я жду. (Пауза.)
      
       Может, бояться уже нечего.
      
      Пауза.
      
       Мы с Анитой чуть не разбились на машине. Гнали в Париж на концерт. "Олимпия" полная до отказа!
      
       Контракт! Менеджер загулял на Лазурном берегу. Пожелал успеха. Успеха. (Пауза.)
      
       Успели. Но оркестр застрял в пробке.
      
       "Олимпия". "Олимпия!" - мечта любого исполнителя. (Пауза.)
      
       С этим оркестром из СНГ уже начало что-то получаться. Германия, Австрия, Испания, Англия. Большой успех. Но теперь нас ждала "Олимпия"! (Пауза.)
      
       Оркестра все не было.
      
       Я полчаса развлекал зал. Разговоррррный жанррр! Слушали... Дирижера слушали...
      
       Плохо, когда музыкантов вынуждают говорить.
      
       Болезненный холод в спине. Ну, когда же они...
      
      Пауза.
      
       Приехали. Достать инструменты и выйти на сцену - минутное дело. (Пауза.)
      
       За кулисами делегат от коллектива потребовал "накинуть" за выступление. Иначе - в автобус и домой.
      
      Пауза.
      
       Это мне, дирижеру! За пять минут до концерта!
      
       (Пауза. Сжимает кулаки.) О, Боже! Было жаль рук. Как хотелось ударить его головой в переносицу и убить на мете. Как хотелось! Каюсь! Каюсь! Каюсь! Но там, за спиной, ждала "Олимпия"! "Олим-пия"!
      
       Хорошо. Извинюсь перед залом. (Кричит). (Указывая в зал.) Люди шли - прикоснуться к чуду! (Спокойно). Отменить концерт? Отменю. Но больше никто из вас, никогда (Тихо.) никогда в жизни не попадет в Европу.
      
      Пауза.
      
       Они вышли на сцену. Вышли...
      
       (Смотрит на руки). Руки тяжелели от ненавидящих взглядов. Я знал, что играю с ними в последний раз. Каждому мне было что сказать. Каждому!
      
       (Восторженно.) но за спиной была "Олимпия". Из зала шла теплая энергия, о которую можно опереться спиной.
      
       Оркестр вступил на удивление ровно и играл так, как играть не мог. Не мог в принципе. Не мог по определению. (Тихо, восхищенно.) Не мог!
      
       Дикая усталость от нервного стресса растворилась.
      
       Дирижирует. Звучит музыка (аудио трек 23).
      
       Воздух насытился звуком и стал густым. Левой рукой я лепил из него... Боже, как они играли! Я любил их, летящих со мной в космическую высь. Я обожал их, покорных моему жесту. Я ревновал их, великих и бесподобных. А за спиной была "Олимпия", затихшая в изумлении, "Олимпия".
      
       Музыка звучит очень тихо. Дирижер читает под музыку.
      
      (Леон Агулянский. Отрывок из стихотворения "Дирижер")
      
      Все в голове, и партитура ни к чему.
      Звучит оркестр, покорный жесту твоему.
      Густеет воздух, звук сметает все волной.
      Они твои сейчас, они с тобой.
      
      Все в голове и партитура не для нас.
      Мы проживем другую жизнь за этот час.
      Служенье музыке назначено судьбой.
      Они твои сейчас, они с тобой.
      
      Все в голове, и партитура не указ.
      Они играют для себя, не на показ.
      Последний такт, последний звук, последний бой.
      Они твои сейчас, они с тобой.
      
      Все в голове, и партитура позади.
      И потрясенный зал молчит там впереди.
      Еще секунда, он взорвется, а ты стой.
      Они твои сейчас. Они с тобой.
      
       Жестом останавливает оркестр.
      
       Они с тобой. Они с тобой. Они с тобой.
      
       Поднимает с пола автомат Калашникова, взводит затвор, расстреливает в оркестр. Слышны крики. Растерзанные нотные листы взметаются над гибнущим оркестром. В автомате кончаются патроны. Дирижер бросает автомат на пол. Гаснет свет.
       Свет постепенно возвращается.
       Дирижер сидит на табурете, наполняет патронами магазин автомата.
      
       Любой оркестр - срез нашего общества.
      
       Вставляет магазин в автомат, чертит по воздуху дулом автомата над оркестром.
      
       Двадцать процентов - таланты. Шестьдесят - резонеры. Десять - садисты. Остальные - случайные в музыке люди.
      
       Бережно кладет автомат на пол.
      
       Уже два ящика патронов расстрелял. Недостойно? Знаю. Борюсь с воображением. Но эта штука (пинает ногой автомат) все время лезет в руки. (Указывая в оркестр.) А я люблю их. Правда, люблю. Иначе, как можно услышать ЭТО?!
      
       Обращается к оркестру.
      
       Зайчики мои, в зале - тот же оркестр, те же музыканты. Они играют вместе с нами. Каждый по-своему и каждый гениально. (Показывает в зал). Они играют лучше вас. Им не мешает протез (Имитирует игру на скрипке.)
      
       (С восхищением) Инструмент не протез. Это часть нас, нашей души. Он плачет и радуется вместе с нами.
      
       Однажды говорю скрипачке: "Выйдите в фойе и повальсируйте с инструментом. Почувствуете, что он ведет, возвращайтесь". (Пауза.) В дирекцию не пошла. Вернулась... Вернулась и сыграла так, что оркестр был в шоке.
      
       Дирижирует. Подает знак оркестру - вступить. Звучит музыка, (аудио трек 24).
       После первых нот останавливает оркестр.
      
       Спасибо. Спасибо. Друзья мои, пожалуйста: это должно прийти ниоткуда. Оно уже существует (Схватывает воздух над головой.) вот здесь, например. Просто возьмите его. Пожалуйста.
      
       Дирижирует. Оркестр вступает более плавно. Звучит музыка, (аудио трек 25).
       Жестом останавливает оркестр.
      
       Спасибо. Спасибо. Спасибо.
      
       Берет с пола автомат, смотрит на него, на музыкантов. Отсоединяет магазин. Отталкивает автомат подальше от себя.
      
       Слушайте, вас когда-нибудь в рот целовали? (Пауза.)
      
       Да-а? А почему у вас глаза, как у мороженого окуня на прилавке. С таким глазами играть нельзя. Стоп, стоп, стоп. Давайте-ка вспомним тепло поцелуя. (Радостно.) Вот! Когда улыбаетесь и без инструментов - живые нормальные люди.
      
       Все вспомнили? Отлично. Теперь сыграем без инструментов. С третьей цифры...
      
       Дирижирует в полной тишине. Жестом будто останавливает оркестр.
      
       (Удовлетворенно.) Совсем другое дело. Теперь самое главное. Если я буду дирижировать, а вы играть, ни хрена не получится. Откройтесь. Улыбочка. Рука на плече. Любовь! Любовь! Поднимите ее (Ладонью открытой вверх проводит от верхней части живота вверх и вперед.) и отдайте. Отдайте. Отдайте. И тогда (показывает на Небеса) Он сыграет за нас. Поехали.
      
       Дирижирует. Звучит музыка, (аудио трек 26).
       Плавным жестом останавливает оркестр.
      
       Именно! Любовь и ничего больше.
      
       Поднимает с пола стекло. Смотрит сквозь него в зал, будто из окна на улицу.
      
       Был дождь, а я не заметил. Радуга над морем. Спасибо за красоту, за совершенство.
      
       Слышен сигнал мобильного телефона. Дирижер кладет стекло на пол, двигается по комнате.
      
       Алло?.. Привет, цыпленок! Как вы там?.. Нет. Дома остался... (Настороженно.) Волнуешься?.. Нет. Все нормально... Все. Папу целуй. Пока. (После короткой паузы.)
      
       Анита тоже волнуется. Внучка шамана. Ее не обманешь.
      
       (Про себя.) Все в голове, и партитура не нужна... Партитура уже существует. Без репетиций. С листа... С листа... (Мечется по комнате.) ерунда! Мне нечего бояться. (Указывает вокруг.) Маленькая квартирка? Море за окном? Контракты на год вперед? Смешно. Статус? (Разочарованно.) Статус! Предлагали, и не раз. Цена неподъемная: пить на брудершафт или "менять ориентацию".
      
       Звонил тут один: "Ой, срочно, срочно! На Лазурный берег катит компашка из Москвы. Оркестр заказали, с дирижером... Тебя хотят".
      
       "Занят" - отвечаю. А он, мол, ты даже не спросил когда и гонорар... Гонорар сам назначишь... (Пауза.)
      
       Палочкой махнуть над оркестром? Может, под "фанеру" пару шлягеров забабахать? Боже, какой позор!
      
       Я занят... Мне нечего бояться. Свободу выбора отобрать невозможно. (Кричит.) Невозможно!
      
      Пауза.
      
       Как быстро летит время. Нет, оно не летит. Оно нематериально. Его нет. Стрелка, бегущая по циферблату - кем-то принятая условность. Есть только череда событий. Череда. Все они важны по-своему.
      
       У нас есть право выбора! Есть право выбора...
      
      Пауза.
      
       (Вспоминает). Было трудно выйти на сцену. Холодные иглы - по спине и рукам до кончиков пальцев. Первая репетиция. Неприятие. (Указывает в оркестр.) Ледяные взгляды. Сжатые губы. Смотрят на часы и в мобильные телефоны. Неприятие. (Пауза.)
      
       Барьеры рухнут. Несколько жестоких репетиций - на концерте сыграют так, что будут в восторге от своей гениальности.
      
       Дирижирует. Звучит музыка, (аудио трек 27).
      
       Тяжелые руки, а воздух слишком легкий, слишком.
      
       Обращается к оркестру.
      
       Спасибо. Спасибо.
      
       Оркестр замолкает.
      
       Обращается к одному из оркестрантов.
      
       Будьте добры... Да-да, именно вы, следите за мной. Я же показываю (Жестом показывает "играть тише" - ладонью вниз)... Что?.. Нет. Я не говорю: играйте тише. Я слишком уважаю музыкантов, чтобы сказать такое. Измените оттенок... Спасибо. (Оркестру.) Прошу вас.
      
       Дирижирует. Звучит музыка, (аудио трек 28).
      
       Они сыграют. Сыграют. Город запомнит этот концерт надолго.
      
       Но почему не удается набрать высоту? Надо выбросить из головы все: что это родной город и сцена, где дирижировал отец. (С усмешкой). Хотел сделать меня виолончелистом, а сам учил дирижировать.
      
       Зам по культуре обещал быть. За пять минут до начала позвонил: застрял на совещании у мэра. Я попросил к телефону "самого".
      
       (Имитирует разговор по телефону). "Солнышко, вас приветствует маэстро Кац". Он - в шоке. Но я же иностранец, говорю искренне: "Мы подготовили концерт, очень важный для города и для вас. Если вы настолько равнодушны к такому событию и настолько не любите музыку, я извинюсь перед залом и отменю концерт".
      
       (Залу по секрету.) Я не просто иностранец. В психушке история болезни в архиве. (Имитирует разговор по телефону.) "Нет, солнышко, это не шантаж... Да. Террорист. Терроризирую оркестры... К началу не успеете. После антракта буду рад увидеть вас в зале. Целую!"
      
       На душе полегчало. Не придет, ну и... Зато высказал... (Пауза.)
      
       Жестом останавливает оркестр.
      
       Явился со всеми замами и огромным букетом цветов. Впервые слышал живой оркестр и был потрясен. Благодарил. Просил заезжать. Заезжать...
      
      Пауза.
      
       Заезжать. Теперь это просто - заехать. А тогда меня выперли из страны, даже не лишив гражданства.
      
       Уже в Мексике узнал, что папа болен. Собрал на билет и визу. Визу в Ростов! Но визу не дали. (Пауза.)
      
       Купил путевку: индивидуальный туризм. "Чайка" и личный переводчик включены в стоимость.
      
       Впустили. Не успел оглянуться, - пора обратно. Обратился куда положено - чтоб еще недельку с родителями.
      
       Дирижирует. Звучит музыка, (аудио трек 29).
      
       У него были глубоко посаженные глазки под жидкой челочкой. Говорил тихо, медленно, склоняя голову набок после каждой фразы: "Мы поможем вам. Но и вы окажите Родине небольшую услугу...".
      
       "Не гожусь. Вам - серенькие, незаметные... А я? Болтаю много. Память - никуда. Короче, нет к этому делу таланта. Лучше буду представлять русское искусство за рубежом. (Пауза.) Маэстро Кац из Мексики - русское искусство".
      
       Еще обещал продвижение за рубежом. Какие возможности! (С французским прононсом.) Но, мерси! Не пррродаюсь.
      
       Визу не продлили. Не продлили.
      
      Пауза.
      
       У отца начались проблемы с сердцем. Странно. Незнакомые французы помогли вытащить родителей в Канны. Денег не просили. Шпионить не предлагали. Странно.
      
       Знаком останавливает оркестр. Берет в руку стекло, смотрит через него в зал.
      
       Нужно сесть за Патетическую. Времени почти не осталось.
      
       Патетическая. Какая сила! Какая жестокая красота! Какие резкие краски! Последнее творение-завещание Чайковского. Обожаю! Должно получиться. Непременно получится.
      
       Когда это было? Какая разница. Отыграли Патетическую в Бухаресте. Рухнул в кресло гримерки - собирать душу по частям.
      
       Зашел флейтист. Хороший французский. Они все там и по-французски и по-немецки... Старенькое пальто, красный шарф - модно, петлей на шее, виноватая улыбка. Извинился за пару фальшивых нот.
      
       Какой вздор. Ноты - карта для первопроходцев, а не топографов. Пара фальшивых нот. Кто это заметил? Аниточка? Горстка студентов с партитурой в руках? (Кладет стекло на пол.)
      
       Мы сыграли все, что закодировано, заколдовано и затаилось меду нот, между строк и между страниц. А если бы не сыграли - чудо не случилось бы в тот вечер.
      
       Дирижирует в тишине (оркестр молчит).
      
       Патетическая. Она больно ранит, но берет с собой. Не то, что Бетховен - обрушивается лавиной, разрывает на мелкие частицы, превращая в ничто. Лежи и собирайся потом в одно целое. Но если выстоишь в эпицентре урагана, уже не сумеешь жить без него.
      
      Пауза.
      
       Анита посвятила жизнь Баху. Четыре часа в день - с виолончелью в своей комнате. И так всю жизнь. Бах. Только Бах. Говорит, еще далека от познания.
      
      Пауза.
      
       Нет. Я не могу быть верным одному Баху. Мне нужна вся музыка. Вся.
      
      Пауза.
      
       Но почему же Кармен-сюита не оставляет в покое?
      
       Так нужна Анита сейчас. Нужна всегда. Но сейчас особенно! Окунуться в черноту ее глаз... - все прояснилось бы как небо после дождя...
      
      Пауза.
      
       Анита - мой судья, палач и адвокат. Слышит все до малейших оттенков. Любая фальшь отзывается болью на теле и в душе.
      
       Останавливает молчащий оркестр жестом. Поднимает стекло. Смотрит на улицу.
      
       Опять дождь. Люблю дождь. Можно остаться дома, зажечь газовый камин, закрыть глаза и насладиться теплом. (Кладет стекло на пол.)
      
      Пауза.
      
       (Вспоминает). В Питере налетел ветер с дождем. Промочил ноги. Ночью знобило. Аспирин не помог. На репетиции пришлось забыть о болезни.
      
      Пауза.
      
       Их заставили репетировать в воскресенье. Не оркестр, - хищная стая.
      
       Зайчики, нельзя играть Пятую Чайковского с глазами, полными ненависти. Ну, давайте еще раз, акцентик, акцентик! Не надо играть, шаманьте, шаманьте.
      
       Сверкнули улыбки.
      
       Переглядываются: вот идиот-то, свалился на голову в выходной. Чего шаманить? Все в нотах. Сделаем! Нечего тут цирк устраивать перед взрослыми людьми.
      
      Пауза.
      
       Скрипач отправляет СМС. Ничего. Я не сержусь. (Кричит.) Я не серррржусь!
      
       Поднимает с пола автомат, вставляет магазин с патронами, взводит затвор, смотрит в оркестр, ставит на предохранитель, кладет автомат на пол.
      
       После репетиции, где кровь - горлом, любой коллектив обречен на успех! Публика ждет от нас чуда. Мы не смеем обмануть ее! (Тихо.) И не смеем обмануть себя! Вышли на сцену - (Кричит) отдать все! Абсолютно все! Без остатка! Не брать, отдавать - вот настоящее счастье, право дарованное Всевышним. Дарованное не каждому...
      
       Мы помирились и, как всегда, полюбили друг друга.
      
      Пауза.
      
       Концерт. Волшебное мгновение перед началом. Сейчас (указывает на небеса, шевелит губами в молитве.) Сейчас...
      
       Дирижирует. Вместо музыки слышно биение сердца.
      
       Густеет воздух, наполненный энергией. Перестает существовать все вокруг. Только музыка. Она дышит, живет, ранит и щадит, сшибает с ног и уносит вдаль.
      
       В первом ряду молодой человек сидит неподвижно с закрытыми глазами, чуть подавшись вперед.
      
       Музыканты раскачиваются, ведомые инструментом и смычком. Волны музыки несутся в зал. Летят навстречу застывшим в изумлении лицам. Ударяют в балкон, потолок и стены. Смывают все на пути. (Сердце бьется быстрее.)
      
       Последний аккорд. Последний звук.
      
       Знаком останавливает биение сердца.
      
       Овация и крики "браво" - это потом, это для (Указывает на оркестр) них. А пока души возвращаются в тела, несколько секунд тишины - мои и только мои...
      
      Пауза.
      
       Зал аплодирует стоя.
      
       Молодой скрипач с болезненным румянцем... Тот самый, что ловил каждое слово на репетициях. Тот самый... Оркестранты нехотя расходятся, а он стоит. Стоит растерянный, ошеломленный, потрясенный. Стоит, неподвижно глядя перед собой. (Пауза.)
      
       Еще мгновение, волна отступит. Он очнется, положит инструмент в футляр и уйдет. Откроет тяжелую дверь Капеллы. Шагнет в мокрые сумерки, но уже совсем другим человеком, другим скрипачом, другим музыкантом.
      
      Пауза.
      
       Не пригласят больше. Даже из вежливости не пригласят. На прощальном вечере не заикнулись об этом. (Пауза.) Не впервые. Не впервой.
      
      Пауза.
      
       Я привык жить скромно. Должность и ставка - хорошо, здорово! Но как быть с директором. Станет диктовать, что играть, а что нет? Как быть со свободой, вдохновением и Божьим светом?
      
       Должность и ставка. Должность и ставка. Должность и ставка. Должность - значит, кому-то должен. Не-ет. Я должен только (Указывает на небеса.) Ему. Еще отдавать и отдавать.
      
      Пауза.
      
       Ставка. Достаток. (Цинично.) Отчисления на пенсию. Чушь, ерунда! Какая ставка, и какие отчисления?! Мне дозволено услышать. Мне дозволено понять. Мне дозволено выстрадать. Какая ставка, и какие отчисления?!
      
      Пауза.
      
       Всевышний дарует богатство и власть тем, кому это не нужно. Имея все, они бедны и несчастны. Сколько пищи надо одному? Сколько одежды? Сколько машин и недвижимости? В огромных домах страшно и холодно. Там безразличные стены и воздух бездыханный, пустой, мертвый.
      
       Нет. У меня есть все, все, что нужно для мучения и счастья. (Кричит.) У меня есть все!
      
       Мне не нужны алкоголь и наркотики. Музыка - моя наркота, сильнее которой нет, и не будет! В каждой симфонии я проживаю жизнь, целую жизнь, короткую, но яркую как взорвавшаяся в черном небе петарда!
      
       (Тихо). Какая ставка, и какие отчисления?
      
       Дирижирует. Звучит музыка, (аудио трек 30).
       Музыка затихает.
       С нарастающей громкостью слышится сигнал мобильного телефона. Дирижер жестом останавливает звучание телефона.
      
       Алло? Йес... Йес... Хау ар ю, сэр?.. Айм окей... Йес... О-о?.. (Ошеломленно.) Йес... (Неуверенно.) Ай... Айл кол ю лейтер... Бай!
      
       Дирижерским жестом как бы прекращает разговор.
      
       Дирижер потрясен. Он двигается по сцене, не находит себе места. Поднимает с пола стекло. Смотрит через него наружу. Кладет на пол. Поднимет с пола автомат, снимает с предохранителя, приставляет к подбородку - застрелиться. Отсоединяет магазин. Кладет автомат на пол.
       Его лицо озаряется радостью и надеждой. Он выходит на авансцену, собираясь дирижировать. Смотрит на свои руки. Они трясутся. Его лицо мрачнеет. Он пытается сосредоточиться. Вновь хочет начать дирижировать. Но руки трясутся. Сделав над собой усилие, взмахивает дирижерской палочкой. Вместо оркестра звучит сигнал мобильного телефона. Знаком дирижер останавливает сигнал.
       Поднимает с пола автомат, кладет на плечо, марширует по сцене, как на параде.
      
       Его зовут... (Раздраженно.) не запомнил я, как его зовут! Суть в том, что зовут вообще не его, а меня. И не просто зовут, а - возглавить оркестр Пекина.
      
       Да, я хочу оркестр! (После небольшой паузы неуверенно.) Хочу... (Пауза.)
      
       (С досадой). Ну, это ж надо! Куда ни кинь - везде Пекин!
      
       Я же их кухню не переношу! У меня от одного запаха китайского ресторана возникает запор! Да такой, что даже харакири не поможет! (Спокойнее.) Нет харакири - японская забава. Ладно. Найдем что-нибудь на пррропитание!
      
       Целясь автоматом в зал, наступает на публику.
      
       Соберрру гениев по всей стране! Объявлю конкуррррс: миллион человек на место в оркестрррре! Анита обучит каждого из них. Каждого! А потом на рррепетициях, я устрррою терррорррр!
      
       Демонстрирует несколько приемов рукопашного боя с автоматом. Кладет автомат на пол.
      
       А потом, в самом большом зале самой большой стррраны мы сыгрррраем!
      
       Дирижирует. Звучит музыка, (аудио трек 31).
      
       А еще мне заплатят столько юаней... Мы купим на них рррриса и (короткая пауза.) ррраздадим бедным...
      
       Мы поедем на конкурсы. Нет! Мы сами будем их проводить! Зачем нам участвовать?! (Кричит.) Ведь мы - лучший оркестр миррра!
      
       Жестом останавливает оркестр. Кладет автомат на пол. Раздается сигнал мобильного телефона.
      
       (Раздраженно.) Я занят! Алло?.. Аниточка... да. (Радостно.) Мне тут предложили (Погрустнев.) две бутылки Каберне Совиньон... по цене одной... две тысячи десятого года... Не взял... Правда?.. Спасибо, родная. Спасибо. Целую. Бай!
      
       Пауза. Смотрит на руки. Они еще трясутся.
      
       Мама не поедет в Китай. (Пауза.) Научила любить музыку и этот ужасный мир, и людей, обитающих в нем. Как она плакала, когда я уезжал. Уезжал навсегда! (Пауза.) Я буду звонить. Я всегда звоню из любой точки мира. (Пауза.) Я буду звонить...
      
       Двигается по сцене, не находит себе места.
      
       (С нарастающим раздражением.) Я буду звонить. Я буду звонить. Нет. Я уговорю ее (Неуверенно.) поехать. (Пауза.)
      
       Соберу гениев! Объявлю конкурс: миллион человек на место! Анита обучит каждого из них! А потом на репетициях, кровь, кровь, кровь! А еще мне заплатят столько юаней! Мы купим на них риса и раздадим бедным! Бедным! Бедным! Бедным!
      
       (С надеждой.) Мама не поедет в Китай. Не поедет! Я не буду играть революционные марши с лучшим оркестром мира! Аниточка, ты поймешь меня. Ну, зачем нам столько юаней и столько риса? У нас - море и солнце! Дождь уже кончился! Мы свободны! (Кричит.) Слышишь, мы свободны!
      
       Встает перед оркестром. Подает знак - вступить. Вместо музыки слышится сигнал мобильного телефона. Жестом останавливает сигнал.
      
       Алло? Йес, сэр... Ноу... Абсолютли, нот... Аэм бизи, да, что там бизи, занят. (Кричит.) Я занят! Занят.
      
       Смотрит на руки. Они уже не трясутся. Радостно дирижирует. Звучит музыка, (аудио трек 32).
      
       Не-ет. Мама не поедет в Китай. Абсолютли, нот! Нот и все! (Кричит.) Ноооот!
      
       Я занят. Очень занят. Сейчас закончу Кармен-сюиту - и за партитуру. Меня ждет Патетическая.
      
       (Кричит радостно.) Мама не поедет в Китай! Мама... не поедет... в Китай! Мама не поедет в Кита-а-а-ай!
      
       Мы свободны! У нас есть право выбора! Мы свободны!
      
      Гаснет свет.
      
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Агулянский Леон (leonagulansky@gmail.com)
  • Обновлено: 14/06/2019. 69k. Статистика.
  • Пьеса; сценарий: Драматургия
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.