- "Сволочи! Сволочи! Все сволочи!.. Господи, и это те, кому я так верил, на которых надеялся. С каждым из них, кажется, знаком целую вечность. Они... Они радуются, не скрывая злорадства, тому, что ты оступился, что тебе в жизни не повезло. Маслеными глазами смотрят на твою жену, а только две недели тому назад желали счастья и благополучия... А эта тварь, смачно раскуривая сигарету, в присутствии их измывается над твоими чувствами..."
Вадим пересек трамвайную линию и вошел в сквер. Тускло горели огни, клочками освещая пустынную улицу, и тишина вечернего города лишь изредка прерывалась гулом моторов легковых автомашин.
"Кого винить? Ведь сам этого искал. Ради нее "перешагнул" через сердца близких и родных людей. Вот и расплата. Но почему всегда расплата?! Почему всем все "сходит с рук", а ты должен платить за каждый свой шаг, за каждый поступок?"
Цветков почувствовал, что не владеет своими эмоциями. Он тяжело опустился на свободную скамейку в темном, укрытом от посторонних глаз месте. Чудная июльская ночь накрыла город ярким, звездным ковром, вдыхая прохладу и свежесть, охватывая трепетом его худую, неуклюжую фигуру. Где-то вдалеке заиграл магнитофон. Мимо прошла парочка, испуганно озираясь. Он их не осуждал - минуты счастья нужно уметь ценить.
А Веронику любил, любил и сейчас в жутком, идиотском состоянии. Достойна ли она любви? Как много он ей позволял. Очень многое прощал и бережно обращался. Нужно научиться владеть своими чувствами. Но уже ничего нельзя изменить в их отношениях. Они сложились тогда - два года назад, в день их встречи.
Познакомились прохладным июньским вечером. Все было глупо, но радость жизни делала все естественным.
Трамвай, двенадцатый номер, скрипя колесами и искря дугой, выворачивал на остановку. Город уже засыпал, в дреме провожая последних киношников и возбужденных гостей ресторанов. С кем-то прощался, обещая позвонить через два месяца - два месяца военных лагерей.
Этот последний вечер, как никогда, был удачным. Маленькое, затерявшееся в самом центре города кафе "Гостиный двор" весело сверкало огнями затейливой дискотеки. Знакомые лица заполняли зал. И жизнерадостный, приветливый дух витал среди грома музыки, дыма сигарет и обаяния опытного диск- жокея.
Общее, захватывающее дух веселье не знало границ, иногда преступая даже рамки приличия. Шампанское заменило дешевое красное вино, дурманящее, с отвратительным суррогатным запахом, к удивлению легко воспринимаемое.
Какой-то студент-пародист, пытаясь заявить о себе, взывал к скачущей, беснующейся биомассе. Нервно вздрагивая, плакал, закрывая лицо руками, когда под свист и откровенные ругательства требовали музыки и зрелищ.
Нурия и Светка Гольдберг, танцуя в хмельном угаре, под гомон ухажеров, задирали юбки, эффектно переставляя холеные, загорелые ноги. Олег весь вечер хохмил, со свойственным только ему юмором. Осталось загадкой его желание познакомиться с двумя узбечками. Откуда они взялись в вечернем городе? Он упорно тащил Валерку за рукав:
- Моя - слева, твоя - справа, пошли.
Валерка, по-видимому, сомневался в искренности предложения и, упираясь, вопил:
- Н-е-т!
- Все понял, справа - моя, слева - твоя, пошли...
Вслед за узбечками были балерины, потом воспитательницы детского сада... Провожали всех, пока было по пути. Но трамвай, двенадцатый номер, со скрипом колес уносил от всего этого в далекий от счастья мир.
Она сидела у окна пустого вагона. Маленькая, хрупкая, нежная, в пестром шелковом платье, похожая на куклу - любимую куклу наследника Тутти. Загадочно посмотрела отрезвляющим, брезгливым, полным презрения взглядом и отвернулась. Две остановки, завороженный, оцепенело смотрел на нее. И прежде чем сесть на свободное перед ней место, отчего-то посоветовался с Олегом.
Она наговорила дерзостей, глядя в лицо. Зачем поплелся провожать? Вечер был испорчен. Сказала, что скоро выходит замуж и уезжает на юг, что у нее нет имени и все это ни к чему. Тогда, после первой встречи, она пропала.
Иногда думал о ней, как о далекой, несбыточной мечте. И уже осенью, когда на улице моросил дождь, неожиданно встретил вновь. Она попросила проводить, за неуплату денег ее выселяли из общежития. Нужно было забрать вещи и уладить конфликт. Говорила об этом спокойно, не делая из этого никакой трагедии. Прощаясь, предложила встретиться только через неделю, потому что на неделю уезжает домой.
Неделю! Да он готов был ждать месяц, год, сколько она пожелает!
Но через неделю она не пришла. Напрасно ждал под проливным дождем, ждал долго, надеясь на ее волшебное появление.
"Может быть, договорились встретиться на соседнем перекрестке?" Совсем обезумевший, обошел близлежащие улицы. Может быть, в девять, а не в восемь?"
Еще полчаса ждал, озябший и измученный. Потом появилась здравая мысль - забыть. Сорвав зло на родителях, утвердился в этом решении и каждый день жил самовнушением.
Олег, чувствуя его переживания, говорил:
- Ты из этого проблему не делай. Это для тебя маленький неприятный штрих, всего лишь. - И, видя, что слова не доходят, начинал злиться: - Так нельзя увлекаться, женщины падки на все блестящее и ни от чего не застрахованы. Ты еще не раз с ней встретишься и услышишь самое правильное объяснение.
Так оно и случилось, только никаких объяснений не было.
Перед самым Новым годом на улице мело. Автобусная остановка плохо освещалась, и среди стоящих в ожидании автобуса людей он ее не заметил. Она вышла из темноты и, по-детски улыбаясь, сказала какую-то глупость. Тот разговор трудно воспроизвести. Помнил лишь одно, их пути расходились, и она снисходительно назначила свидание: "Ладно, давай через час встретимся".
Это было воспринято как должное, и через час встретились.
Она ждала у цветочного магазина, вся обсыпанная снегом. В своей громоздкой пятнистой шубе и белой вязаной шапочке выглядела смешно. Но ведь это не самое главное.
О чем говорили? Кажется, об институтских ее делах. Мечтала о дипломе юриста, только накопилось много "хвостов", и мечта под угрозой. Незаметно подошли к кинотеатру. На какой фильм - все равно.
Тогда, в заснеженный, вьюжный вечер, был этим счастлив и в глубине души радовался.
Вадим почувствовал, как от нахлынувших воспоминаний горит огнем лицо, учащенно в висках бьется пульс и усталость томит тело.
Сквер совсем опустел, нужно идти. С содроганием сердца он направился к дому. Выбирая темные улицы, пытался избавиться от случайных встреч.
Медленно поднимался по лестнице на шестой этаж, в душе его еще теплилась надежда. Но Вики дома не было. Сердце заныло с новой силой, в отчаянии повалился на диван. Не зажигая свет, смотрел в окно на клочок звездного неба, пытаясь забыться.
Зазвонил телефон. Это она. Холодные, жестокие слова безжалостно терзали сердце.
- Вадим, я переночую у Ларисы. Хорошо?.. Ты меня не жди.
В отчаянии бросил трубку.
По-хорошему нужно совсем порвать. Усевшись в кресло, перебирал варианты объяснений и ловил себя на одной мысли, что никогда этот разговор не сможет начать, хотя все кончено и ничего хорошего больше не будет.
***
При виде Лариски слезы сами собой побежали из глаз.
- Ну, что ты? Возьми себя в руки. Лариска обняла и рассмеялась.
- Все образуется.
- Да ничего не образуется. Он мне противен, понимаешь, противен. Я никогда не думала, что так может быть. Дура, слушала всех подряд.
- Ну, извини... Самой тоже нужно было думать. Лариска вспыхнула, как спичка, принимая последнюю фразу подруги на свой счет.
- Как все глупо получилось. Хотела сделать кому-то назло, а вышло себе. Все эта Надежда Петровна!
- Что ты, Вика! Квартира, машина, интеллигентная семья, без пяти минут кандидат наук. Такую партию не найдешь. Тут и думать нечего!
Слезы вновь выступили из опухших глаз. Вика села на край тахты, свернулась в комочек, подперев голову руками.
- Вчера встретила Артура.
- Ну и как?
Лариска всем телом безбоязненно повалилась на мягкую тахту.
- Что как? Того, что было, уже не вернешь.
- Прямо уж, не вернешь. Была бы охота.
- Желание было. Как я сейчас жалею, что так получилось. - Глаза Вики заблестели от нахлынувших воспоминаний.
- Да, да. Только получше вспомни. Что ни праздник - Артурчика нет... Миллионер подпольный... - Лариска выругалась. - Хоть бы раз за кино заплатил. А на день рождения твой с бабами приперся.
Лариска бесилась. Огнем загорались огромные голубые глаза, она ежилась, и на здоровой, шоколадного цвета коже выступали заметные глазу мурашки.
- Брось, и ни о чем не жалей. Нашла по ком сохнуть. Таких кобелей пруд пруди. Ты, вообще, чего раскисла-то? У других еще хуже, ничего - живут. В тебя пьяным перегаром не дышали.
- В тебя, что ли, дышали? Да нет, все правильно. Но
что делать, я не знаю.
- Я тоже не знаю. Но я с твоим - запросто. Лариска рассмеялась, с опаской посмотрела на подругу и не поняла, пропустила она эту фразу мимо ушей или
сделала вид.
- Вчера так мерзко получилось. Думала - на работе, а он дома оказался. Противно ужасно.
- Что же не проверила?
- Ну, как не проверила - звонила, он трубку не брал.
- Видел?
- Да нет - в ванной был. Все равно противно...
...Что просмотрела? Что упустила в этой жизни? Лариска права, не о ком жалеть. Артур скоро изменился. Сердце, не переставая, болело ревностью. И очень часто, не дождавшись его поздним вечером, уткнувшись в подушку, плакала от слабости и беззащитности. Родители догадывались про ее душевные муки, хотя в письмах об этом не писала. Предки считали, что каждый человек свою судьбу должен устраивать сам, поэтому назойливыми советами не докучали, однако в очередной отпуск с нетерпением ждали ее приезда домой. Особого желания не испытывала, но родители твердо настаивали.
Вид родного дома тронул сердце. И как не было года разлуки. У автобуса встретил сосед Аркашка. В морской форме он выглядел взрослым человеком, в котором совсем ничего не осталось от прежнего доармейского мальчишки. Странно, до армии ходил, задрав нос, а теперь встречает и несет чемодан.
Вечером встретились. А что делать в глухомани? Читать книги? Потом этого пожелал отец, хотя все было решено без него.
Для глухомани Аркашка - незаменимый кавалер: от морских клешеных брюк - столбом пыль. Рассказывал о тяжелой солдатской службе. А больше молчал, и рассказывала она. Он был застенчив, чего-то стеснялся и краснел. На следующий день заговорил о хозяйстве, о работе, 0 будущем... Дурачок - поцеловал бы лучше. Намерения его были слишком серьезны, что-то пугало. Родители не хотели лишать ее юности, и когда месяц кончился, решили переписываться. Для него это как награда - поводов на большее не давала.
Письма приходили каждую неделю. От простых, шаблонно написанных, с ошибками фраз веяло теплом близкого человека. Письма бережно хранила, но никогда не перечитывала. В трудные минуты они становились щитом, за которым можно найти душевное равновесие. Когда их набралось два десятка, он попросил разрешения приехать. Она не возражала, единственно испугалась, что приедет в любимой морской форме.
Аркашка остановился у дальних родственников. Приехал в пятницу вечером, а на субботу выпадало ее дежурство. Девчонки по работе отпускали, но из крайнего любопытства желали видеть избранника.
Он терпеливо ждал, сидя на лавочке в больничном парке. Попыхивал "Беломором", не обращая внимания на проходивших мимо медицинских сестер, пристально его разглядывавших.
Три дня... Что там? Кажется, даже целовались. Все равно он был скован, и это все портило. На его письма больше не отвечала. Девчонки в один голос закричали: "Недостоин!" И каждая отметила наиболее важные недостатки.
Аркашка переживал недолго. Неделю пьянствовал на глазах у всего города. Нарядившись в морскую форму, горланил армейские песни, заставляя подпевать новоявленных друзей. Вскоре, однако, утихомирился - ум всегда побеждает инстинкты. Поступил на работу слесарем на автобазу, нашел себе невесту, простую, скромную, работящую, стал хозяином положения и растворился в обыденной жизни...
- Ну что, будем спать?
Лариска начала доставать спальные принадлежности. Вика согласилась, хотя спать не хотелось. И, лежа на тахте рядом с Лариской, она с болью вспоминала свой маленький городок с милыми сердцу вишневыми садами, веселое лето и длиннющую зиму. Девчонки с мальчишками все друг другу знакомые, школа и школьные экзамены - все в далеком прошлом. Как легко прощалась она с той жизнью. Манил большой город с модной молодежью, выбранная профессия и желание поступить в вуз.
Экзамены в медицинский институт провалила. Очень большой конкурс не позволил показать знания. В тот год и блатным места не хватало. Отец обрадовался ее возвращению, но она не думала оставаться. Прожив месяц дома, затосковала. В областном центре у отца много друзей. Они подыскали квартиру в центре города со строгой старухой, помогли устроиться медсестрой во вторую советскую больницу - тогда медицина еще оставалась ее призванием...
Ритм работы устраивал: за те трое суток, что отдыхала, ни один кинотеатр, ни один фильм не оставались без внимания. Сутки на работе пролетали незаметно. С девчонками сошлась быстро, в основном все такие же приезжие. Дежурный врач Анатолий Дмитриевич многое прощал, но в его присутствии чувствовала себя неловко. Смотрел томным взглядом старого ловеласа. А поэтому лишний раз старалась на глаза не попадаться.
Пролетел год. На экзаменах вновь провалилась и по совету родителей отдала документы на нулевой курс в юридический институт. Там и познакомилась с Артуром.
Высокий и стройный, с карими спокойными глазами на греческом лице и бронзовой кожей, он нравился всем, и тем приятнее было его внимание. Все было романтично, и она втайне от всех вела свой дневник. Артур очень хорошо и бережно относился. Познакомил с родителями. Мать - армянка, отец - грузин, встречали с радушной улыбкой. Что-то говорили на непонятном языке. После чего он выглядел очень удрученным. Тогда все поняла, но Артур был ни при чем. И что без него делать - не представляла. Что их может разъединить? Какие-то предрассудки.
Июльский ливень лил как из ведра. Он разразился неожиданно и застал их врасплох в городском парке. Прятались под огромным могучим столетним дубом; Артур обнял, стараясь укрыть от ветра, который обдавал влагой и холодом. Платье все равно намокло, неприятно прилипало, покрывая тело мурашками. Его нужно сменить. Быстро добрались до дома. Другого платья в гардеробе не оказалось. Разглаживая утюгом снятое, начала неумело строить глазки... А потом он уже не мог остановиться.
После случившегося месяц с ним не разговаривала, не замечала и избегала. Артур вечерами сидел под окнами. Приходил на работу, но прощать его не хотела.
Прошел месяц, и в жаркий, душный летний вечер не было ни ливня, не нужно было сушить платье, он поднялся к ней как само собой разумеющееся...
Мама долго плакала, читая записи в дневнике.
***
Отзыв на диссертацию задерживался, а до предварительной защиты рукой подать. Научный руководитель с утра сидел у телефона, пытаясь пробиться в Вильнюс. Это у него не получалось, и он нервничал.
- Так, сейчас садись и набирай вот этот номер.
Он подошел к Вадиму, вперил в него из-под страшных мохнатых бровей колючий взгляд и протянул листок с написанным номером, начиная от нуля (выход в город) и кончая номером телефона, с которого предстояло позвонить. Точность, рассчитанная на дураков.
Вадим безразлично взял листок и направился к телефону.
- Так, стой. Что случилось?
Баскинд Давид Львович отлично разбирался в настроении ученика.
- Я не могу видеть тебя в таком состоянии. Что случилось?! - Он говорил нетерпеливо, по-особому, из стороны в сторону размахивая рукой.
- Алло! Каститис! Каститис! Привет! Привет, говорю, как ваши дела? Дела, говорю, как ваши? Черт, ничего не слышно. Алло, алло, пришлите отзыв на диссертацию. Отзыв пришлите. Пришлите отзыв. Ну, все, до свидания, ждем. Черт знает что.
Баскинд Давид Львович положил трубку и подошел к Вадиму:
- Проведете эксперимент, составишь текст телеграммы и договор с Уфой. Понял?.. Очнись, не сиди таким. Ну, не могу тебя таким видеть!
У Давида Львовича начиналась истерика. Вадим покачал головой в знак согласия и отвернулся к окну.
Последнее время их отношения с руководителем резко ухудшились. Что и говорить, сам тому виной: затевать свадьбу в "предзащитный" период - это преступление. Но это был ее каприз.
О свадьбе разговор зашел как-то сам собою. Гуляя по вечернему городу, проходили мимо городского загса, и она спросила:
- Ты какое платье больше любишь на невесте - длинное или чуть ниже колен?
- Длинное.
- Я тоже. - И почему-то звонко засмеялась. Мысль о свадьбе вместе с радостным смехом запала в
Душу. Просил лишь об одном, чтобы состоялась после защиты. Вика не уступала. Как потом выяснилось, она давно дала обещание подругам. В теплом кругу, на очередном девичнике, ни с чего заявила:
- А моя свадьба будет 15 июня или никогда. "Плевать ей на меня, на мою работу, самой бы смешно не выглядеть". Захваченный навязчивыми воспоминаниями, Вадим пробежал неосознанным взглядом по суетливым жизнерадостным сотрудникам и повернулся к Мишке.
- Умненький ты наш, так много не думай: головка будет болеть.
Мишка начинал приставать к Вадиму, изнывая от утреннего безделья.
- Сидишь тут и воруешь мои светлые мысли. Ведь специально сел впереди, чтобы отнимать мои идеи.
Он строил ученые гримасы, которые изо дня в день веселили сплоченный коллектив научного сектора.
- Вадим Андреевич. Чай-то пить будете?
Было уже десять, Мишка организовал чаепитие. Работа на нуле. Этот эксперимент... Хуже всего делать бестолковую работу, тем более на неисправном оборудовании.
- Спасибо. Не буду.
Вадим направился на экспериментальный участок.
Саша упорно пытался ввести в станок рабочую программу. Вот уже два часа это ему не удавалось. Был перегруз стоковой памяти, а снять его он еще не умел. Выключал и включал станок, пытался ввести численные значения под ключ, но 991 ошибка в последний момент высвечивалась на индикаторе. Работоспособность колоссальная.
- Не получается?
Саша обиженно замотал головой. Вадим подошел к стойке.
- Отвинчивай винты. Поставь выключатель в нижнее положение. Теперь верни его в верхнее. Закручивай винты и набирай все заново. Когда полезешь в следующий раз, смотри, чтобы током не ударило. Понял? Один не работай, введешь программу - позовешь меня.
Вадим поднялся в сектор, когда чаепитие шло полным ходом, и Мишка вызвал "стариков" на очередной интересный спор.
Эти примитивные детские выходки изрядно надоели, но приходилось подыгрывать:
- В чем дело, Мишель? Вы опять безобразничаете?
- Бог с вами, Вадим Андреевич. С чего вы взяли...
При появлении Вадима Давид Львович прервался, удрученно и беззащитно выражая обиду. Лишь когда Вадим уселся, оживившись, с сопроводительными жестами и мимикой продолжал:
- Ну, так вот... На чем я остановился? Да... Так вот, читают до обеда информационную лекцию. Затем обед шикарнейший с пивом. Потом продолжение лекции. И так неделю. По окончании симпозиума заказали зал и для всех участников организовали банкет. Я впервые в жизни был на таком и больше, наверное, никогда не буду. Заходим в зал: стоят квадратом столы. Встречают два молодых швейцара. Коллеги по симпозиуму, чувствую, такие же, как я, никогда в подобных ситуациях не были, столпились с одной стороны и жмутся друг к другу.
Сервировка стола исключительная. Таких блюд никогда не видел и не знал. По периметру стола, в несколько рядов одна к одной стояли бутылки водки в зависимости от сортности. Кто-то осмелился подойти к столу первым и попробовать угощение, и обед начался.
Я подумал: "С другой стороны стола тоже для нас приготовлено..." - и зашел. Вслед за мной рассредоточились остальные. Все перепробовал. Пил только водку, на красивые бутылки не зарился, брал изведанные блюда. Думал, лопну. Уже в голове помутнело. Как вдруг открываются ворота, и вкатывается карета!
Баскинд Давид Львович завизжал от удовольствия.
- А в карете баран обжаренный! На запястьях ног золоченые браслеты, а вместо головы корона из золоченой фольги.
Старик входил в экстаз и мотал головой:
- Все стоят, открыв рты, и подойти не решаются. Думаю: умру, но съем. И первый подошел. Мне отрезали со спины ломоть, полили соусом...
- Съели, Давид Львович? - перебил Мишка.
- Съел и кое-как, пошатываясь, дошел до гостиничного номера. - Давид Львович завизжал, все заулыбались его наивной радости.
- Вы потом туда спускались? - переспросил Мишка.
- Зачем? Нет, лег спать.
- Вот, наверное, во сне вам баран и приснился, - лишая старика радости, озадачил Мишка.
...Рассказ о банкете фирмы "Эрликон" Вадим уже слышал. Давид Львович любил его повторять, добавляя еще мороженое в виде Кремля. Складывалось впечатление, что этот ресторанный эпизод - единственный в его жизни. А они с Викой довольно часто заходили в рестораны, просто так, без спиртного пообедать. Она любила ресторанные трапезы, чтобы лишний раз не готовить. Потом ехали на машине ее провожать, и это тоже весьма радовало. Нет, идеальной та жизнь не была, они ссорились. Но стоило ей выбрать время и набрать его телефонный номер и они снова вместе.
Много позже он понял, что ссорились они, когда это ей было нужно.
***
Девятиэтажное здание общежития одиноко возвышалось на перспективном пустыре, отведенном под строительство жилгородка. Зимой его окружали глубокие сугробы, и северный ветер пронизывал панельные, хлипкие стены. Осенью и весной распутица усугубляла одиночество и скуку. Но было лето, и в душную комнату через открытое окно врывались запахи трав и ветры летнего зноя.
Вика сидела одна, слушая по радио занятную сказку для детей. Переводила взгляд с распахнутого окна на часы и теряла спокойствие. Нет, она никого не ждала. Просто не знала, чем заняться. Обычно оставляла ключи вахтерше, и та распоряжалась за нее. Но дежурила Нина Сергеевна, отношения с ней были более чем натянутые, точно с тюремным надзирателем.
Почему она так ревностно относится? Раньше не было никаких проблем, а тут вдруг резкие перемены.
Казенная, скудная обстановка стала ненавистной. Раньше как-то этого не замечала. Попробовала читать книгу, но, пробегая по строкам, не поняла, кого любил Вольтер. Книги какие-то заумные попадаются. Бросила. Прислушалась к мягкому голосу сказочника. Тоже ненадолго. Попыталась по телефону несколько раз "пробиться" в город. Только взвинтила нервы.
Неужели сорвалась, и нет в этой жизни зацепки. Квартира, машина, кандидатская... Кончится это или нет? Сама во всем виновата. Он ведь положительный, порядочный человек. Любит. Что еще надо?
Если бы человек знал точно, что ему надо, он, наверное, был бы всегда счастлив...
Тогда было такое же настроение... и появился милый сердцу Анатолий Дмитриевич. Перспектива связаться с женатым человеком, вдвое старше себя, никогда не светила. Как это получилось?
В два часа ночи работы в отделении было немного, слипались глаза. Девчонки укладывались спать. Он попросил помочь. Убрав со стола посуду, зашла в кабинет. Горела лишь одна настольная лампа. Он что-то писал и, когда вошла, не поднял головы. Потом улыбнулся: "Вероничка! - и притянул к себе... Что помешало оттолкнуть его тогда? С ним было очень хорошо и спокойно... Повторялось это каждое дежурство. Бросать семью он, конечно, не собирался... Глупо, как все глупо. Делал, что хотел. Следил, с кем встречаюсь. Столько парней из-за него оттолкнула.
Девчонки скоро узнали об этой связи. Восприняли по-разному. Толстая Галя, бойкая, привыкшая командовать, с наслаждением отпивая чай, после третьего глотка, не глядя в ее сторону, сказала:
- Вот кот - соблазнил-таки.
Все замолчали. Стало совсем тихо, тишина очень грустная.
- Не бери в голову, не ты первая, не ты последняя. Галя уловила грусть и уже измывалась. Так хотелось расплакаться, но сдержалась. А когда начали укладываться спать, подошла худенькая Ирка с большими детскими глазами и, сочувствуя, сказала:
- Не обращай внимания... Она бесится... Он ее бросил.
Плевать, конечно, на Анатолия Дмитриевича. Что-то он дал. Жаль, на такого ловеласа время тратила... Маленькой, глупенькой девочке было интересно...
Вика на мгновение задержала дыхание, услышав отдаленный разговор вахтерши. Вскочила, рванулась к двери, но затем остановилась, нервно откусывая заусенцы на миниатюрных пальчиках.
Это Артур. Сумасшедший... Зачем приехал?
Словно опомнившись, Вика побежала назад, достала книгу регистрации проживающих в общежитии. Раскрыла на очередной странице и села в кресло, имитируя работу. Но дура Нина Сергеевна "спутала все карты", решив, что посторонним не место в общежитии. Дошла до того, что чуть было не вызвала милицию. - Это ко мне, Нина Сергеевна. Вероника открыла дверь и укоризненно посмотрела на вахтершу. Бросив несколько оскорбительных слов в адрес Нины Сергеевны, Артур без перехода, с южным темпераментом, предложил ехать на дачу на два дня.
- Артур, милый, я уже замужняя женщина. Это невозможно.
- Почему невозможно? Скажи, что едешь в командировку... Что неотложные дела... Можешь что-нибудь придумать?
Он еще полчаса уговаривал, пуская в ход свое красноречие. Но, в конце концов, выдохся, нагрубил и, сильно хлопнув дверью, ушел.
Так оно и должно быть. Все это причуды его характера, к которым привыкла... Три месяца не появлялся... приехал - поехали. Шлюха ему, что ли, подзаборная. Вел бы себя учтивее - поехала. Завтра придет и по-другому будет разговаривать. "Нет, нет, с ним все кончено. Я мужняя жена и больше ничего не нужно..." Конечно, можно было бы что-то придумать, если бы не Нина Сергеевна. Вероника включила вентилятор, попробовала дозвониться до Лариски. С утра успели перекинуться несколькими фразами. Лариска, наскоро перекусив, убежала, пропуская мимо ушей все вопросы, уклончиво бормоча какую-то несуразицу. По всей видимости, вечером у нее планировалось какое-то мероприятие. Конечно, она могла бы взять и ее с собой, но этого не делала: не хотела вторгаться в ее семейную жизнь. Какая это к черту семейная жизнь? Неприятный удручающий момент: Лариска -родной и преданный человек. Душевное родство с ней возникло в один миг со знакомством.
Димка Австрейх предложил встретить День Конституции в компании музыкантов. В то время он учился в музыкальном училище. Делать было нечего, благо ехать недалеко - две остановки на троллейбусе. Там, в доме рядом с гастрономом, и находилась квартира, вернее, комната, одна из многих, прилегающих к длинному коридору. Что комната принадлежала творческим людям, сомневаться не приходилось. Расклеенные афиши, полузатемненное окно, низко висящий абажур и, наконец, шкура сомнительного происхождения, валявшаяся на диване создавали атмосферу авангардизма.
Человек восемь патлатых, экстравагантно одетых молодых людей слушали музыку. Украшала компанию девушка с большими голубыми глазами. Энергичная, сильная, ловкая, настоящая амазонка, она дышала удачей и успехом. Их, смешно, усадили рядышком на почетное место возле окна, чтобы всем было видно. После чего началась грандиозная попойка под классическую музыку. Пили безбожно, при этом полностью отдавались во власть мелодии. Иногда лишь кто-нибудь вскакивал и с восхищением восклицал:
- Слушайте! Слушайте, как в этом месте ля минор звучать будет.
- А здесь до мажор, - закрыв глаза, смаковал другой. Переглянувшись с Лариской, почувствовали взаимопонимание.
Она вышла из-за стола, подморгнула, надели с Лариской плащи и сапоги и, опережая все вопросы, сказали, что покурить. Дойдя до туалета в конце темного коридора, рассмеялись. Лариска предложила не возвращаться, а погулять по вечернему городу. Димка долго дулся, но артистические натуры отходчивы, и нашелся случай посмеяться над этим эпизодом...
Дозвониться невозможно. Нужно ехать. Попробовать с обеда уйти, но что сказать Нине Сергеевне. Ее не обманешь. Она обязательно пожалуется...
- Девушка, мы вас ждем. Отчего вы медлите? Артур, кривляясь, вертелся на подоконнике. Вновь, увидев уже потерянное, Вероника умиленно размякла.
- Артур, я не могу - эта бабуля за мной следит.
- Давай, я с ней все улажу.
- Не надо. Ты не сможешь. Жди меня через час на автобусной остановке. Здесь не появляйся.
Вика пожалела, что затеяла этот разговор.
***
Через час наступил законный обеденный перерыв. Им никогда не пользовалась, но право имела. Нине Сергеевне сказала, что после обеда заедет в учебный комбинат, чтобы она распоряжалась за нее. Та что-то зло пробурчала в знак согласия, провожая косым, ненавидящим взглядом.
Все можно вытерпеть, лишь бы в кабинете не сидеть.
День разгорался. Изрытый ухабами пустырь накалился, парил опаленной солнцем травой, и обжигающий степной ветер обсыпал с ног до головы песчаным дождем.
Шестая модель "Жигулей" светло-голубого цвета виделась издалека. Она стояла на тротуаре возле остановки, нарушая серый унылый фон. Около нее крутились любопытные мальчишки, разглядывая через затемненные стекла красочные иностранные наклейки.
Вероника замедлила шаг, пропустила маршрутный автобус и села в машину, когда на остановке никого не было. Специфический заводской запах заполнял душный салон. Артур игриво улыбался, не скрывая радости. Неожиданно грубо обнял и, предаваясь мнимой нежности, поцеловал. Затем представил развалившегося на заднем сиденье парня, назвав его Толиком или Виталиком. (Дурачок, не хватало, чтобы он еще знал моего мужа.) Попросил подумать о подруге. Несколько раз пошутил избитыми банальными остротами, создал еще большую напряженность и, задумавшись, умолк, сосредоточенный на движении.
Присутствие товарища неприятно щекотало нервы: простое, холеное лицо с кожей розового поросенка, торчащие в разные стороны крашеные усики, редкие соломенные волосы, тщательно приглаженные на голове, выражали наглость и самоуверенность. Поэтому ехали молча. Под блатные песни японского автомобильного магнитофона, гул воздушного потока и тяжелое, нездоровое сопение новоявленного друга.
Проехав дачные поселки, попросила остановить машину. Дозвонилась наконец до Лариски. Ни слова не говоря о предстоящей поездке, спросила, чем она собирается заниматься. Знакомить "товарища" с Лариской - пустая затея. С "таким" в голодный год за мешок картошки никто спать не будет. Фактура неподходящая.
Лариска начала хитрить и уклоняться от разговора. Поэтому в злобе решила испортить ей вечер.
- Ко мне тут Артур приехал с другом, на дачу приглашают. Не хочешь съездить?
Лариска молчала, по-видимому раздумывая.
- Ну, что молчишь, поедешь или нет?
- Я бы поехала... но как на это посмотрит Вадим?
- Почему это тебя волнует? Это мои проблемы...
Едешь или нет?
Ехать на дачу Вероника не собиралась, все это ни к чему. Обидно за Лариску - столько с ней пережито. Она еще немного мялась, но затем не выдержала и призналась, что договорилась вечер провести с Андреем и не знает, как поступить.
- Что же раньше-то не сказала? Договорилась так договорилась.
- Может, мне с вами поехать? - Лариска жалобно просила совета.
Андрей Васильевич был вдвое старше нее и работал преподавателем физкультуры в институте механизации сельского хозяйства. Одно время, когда у Лариски было тяжелое финансовое положение, она ответила согласием на его предложение. Зато у него машина, отдельная квартира, положение и не беда, что зубы на присосках. Лариска рассказывала, что, когда оповестила отца о своем решении, он тупо посмотрел на нее и спросил:
- Тебе с ним противно-то не будет? Нет. Ну, тогда выходи.
Правда, свадьба все равно расстроилась. Отчего? Лариска не рассказывала, а "сыпать соль" ей на раны вовсе не хотелось...
Запрыгнув в машину, Лариска не закрывала рта. Взъерошила Артуру голову, измяла Толику галстук, с наигранной мольбой просила его дать померить очки, обнимая, как закадычного друга. Вероника прекрасно разбиралась в настроении подруги - в таком состоянии ей лучше под руку не попадаться. Толик пожалеет о поездке. Но ехать никуда не хотелось.
Убежать? Такие дела с Артуром не проходили - он отлично читает мысли. Попробовать объяснить? Вряд ли он захочет понять.
- Останови... Мне нужно позвонить.
- Куда? - Артур удивленно спросил, с нервозностью в голосе.
-Мужу... Куда.
Артур остановил машину, проглотив недовольство. Укоризненно посмотрел на Веронику, которая в отдаленном, незнакомом районе, по привычке оглядываясь по сторонам, подбежала к установленному возле дома телефону.
На третьей цифре послышались короткие гудки. Повесила трубку, отошла, мечась между машиной и телефоном.
Что сказать? Все равно все вранье... Главное - выдержать приличие.
Баскинд Давид Львович после обеда просматривал прессу, свежую, только что купленную. Казалось, он весь уходил в газетный шрифт, щурил от удовольствия глаза и выпячивал вперед нижнюю губу, пытаясь найти что-то новое для себя. Производимое впечатление ошибочно, за несколько лет совместной работы Вадим изучил психологию руководителя. Темпераментный человек, из последних сил сдерживал накопившиеся эмоции, и это усилие делало его внешне спокойным. Выдавали маленькие юркие глаза, которые не находили себе места под золоченой оправой.
Давид Львович знал свою слабость, поэтому, щуря глаза, создавал видимую сосредоточенность. Вадим безуспешно окликнул научного руководителя.
Давид Львович, игнорируя, давал понять, что очень недоволен.
Все это можно простить. Давид Львович - истинный ученый, человек дела. Сколько раз ему предлагали сменить направление, заняться модным и современным, но он был непоколебим. С его трудами знакомы по всей стране, рожденные им станки оценены медалями зарубежных выставок. А с каким вдохновением он трудится! Поэтому-то и пошел к нему работать, хотя предупреждали, что у старика невыносимый, дрянной характер.
Жаль, очень жаль, что он не понимает, как сейчас тяжело. Не может понять душевных терзаний, которые затмевают разум. Конечно, недовольство обосновано, совместный труд может пойти насмарку. Дело, которому он отдал жизнь.
Ему нужны ученики, все равно кто - Вадим или кто-то другой. Он сделал ставку на него, понял, что ошибся, а таких ошибок себе не прощал.
На столе начальника зазвонил телефон. Вадим вздрогнул: "Она".
С надеждой посмотрел на моложавое красивое лицо.
- Давид Львович, - начальник сектора был учтив. Баскинд сидел, упрямо уткнувшись в газету.
- Давид Львович! Жена!
Магическое слово "жена" выбросило старика со стула.
- Люся, при-вет!
На лице Давида Львовича юношеская игривость, забыты работа и невзгоды. Все это второстепенно перед его большим жизненным счастьем...
Отчего же так болит душа? Стоит ли страдать из-за этого гнусного создания? Никогда она не будет способна тебя понять, и даже к этому не стремится. Она по-иному мыслит, у нее другие идеалы и восприятие мира. Давно пора смириться - в жизни не повезло. Но душа, душа все это не воспринимала и по-прежнему тянулась к тому состоянию легкости, которое испытывал, кажется, совсем недавно. Смеялись по пустякам... и ничто не сможет этому помешать. Этот мир для их счастья.
Вадим ждал звонка, не отходил от телефона. Он обязательно должен быть.
Что в этот раз придумает? Неделю болела, неделю по подругам шатается. Причины все уважительные, не придерешься... Люди примитивны и безжалостны. Они не понимают доброго отношения, участия, воспринимают это как должное, обо всем быстро забывая...
Родители были против этой связи. Тактичные люди... почему они не проявили твердости? Сколько моментов на то было. Один день рождения чего стоит. Она отмечала его в ресторане "Волга". Готовились к нему тщательно и задолго. Ограниченные люди всегда любят всякого рода юбилеи. У знакомой официантки сделали заранее заказ на два столика, закупили в магазине водки и шампанского и, не надеясь на ресторанное меню, приготовили изысканные закуски.
Со всеми приглашенными был знаком - заурядная бесцветная общежитская команда, ищущая только предлог выпить и повеселиться. В тот вечер задержался на работе и пришел с опозданием. Никто, конечно, не ждал. Охмелевшая, всегда голодная публика не могла себе этого позволить, и торжество шло полным ходом. Два сдвинутых столика, заставленных тарелками, находились в самом углу, напротив ресторанного оркестра. В центре стола сумели уместить вазу с белыми пушистыми цветами, которые в полумраке освещали две ярко горевшие свечи. Ларискин жених, уже охмелевший, смакуя, рассказывал пошлые анекдоты, и все от души смеялись.
Вика смотрела томным, полным любви взглядом, восторженно смеялась, пыталась развеселить. Она сразу заметила на его лице удрученность. Вечер был ее, портить его не хотел, и все пошло своим чередом. Ее брат, Сашка, напился до чертиков, по-барски заказывал музыку и тащил танцевать похожую на якутку подругу. Она поначалу упиралась, висла у него на руке, но вовремя поняла, что это бесполезно, и безропотно шла. Вера, Катя и Нина - любительницы веселых компаний - "пудрили мозги" ресторанным завсегдатаям, нарываясь на грандиозный скандал.
Лариска весь вечер не выходила из-за стола, о чем-то шепталась со своим женихом. Движения ее были развязны, а лицо опечатала пьяная улыбка.
В такой обстановке самое правильное и простое решение - напиться. Но на следующий день планировалась большая ответственная работа, и не хотелось подводить коллег. Весь вечер не знал, куда себя деть. Вика приглашала танцевать в пьяную, обезумевшую толчею, но это не доставляло особого удовольствия.
К концу, когда все уже разбрелись и официантка принесла счет, девчонки предложили скинуться, как договорились. Вика снисходительно отклонила предложение, сделала широкий жест и была уверена, что он ее простит.
За все расплатился, провожая, только спросил:
- Ну, а если бы не было у меня этих денег. Самое странное, что обиженной осталась она.
Дома постарался все объяснить родителям: кроме как у них, денег взять было не у кого. Они глубоко вздохнули:
- Бог с ними, деньгами-то, лишь бы отстала.
Сам тоже смирился с этой мыслью. Сколько можно быть за идиота. И мужественно держался две недели, потому что ровно через две недели она позвонила. Тогда по телефону лишь сказал: - Ты где? Я сейчас буду.
Застегиваясь на ходу, выбежал на улицу. Встретились и долго смеялись.
- Ты почему не звонила?
Она заговорила, как капризный ребенок:
- Мы ведь решили больше не встречаться. - И, переведя дыхание, продолжила: - А потом, я подумала: "Зачем?" и позвонила...
Тогда, два года назад, рядом с ней был подъем душевных сил. Не было ничего непреодолимого. Работа спорилась, и весь мир утопал в цветах и радостях...
- Ну и чего ты теперь сидишь? Баскинд Давид Львович получил дозу положительных эмоций и входил в свойственное ему состояние.
- Эксперимент провел? Договор оформил?
- Да, все готово.
- Ну, а что сидишь? Нечем заняться? О чем ты все время думаешь? Какие у тебя могут быть мысли в предзащитный период? Нет у тебя других мыслей, кроме как о диссертации, и быть не должно. Понял?
- Понял.
- Нет, ты не понял. Ты ничего не понял. Я тебя не узнаю... По облакам летаешь...
Давид Львович посмотрел колючим, проникающим до сердца взглядом, нерешительно отошел, расстроенный тем, что сказанное им впустую.
"Что же делать? Куда? Куда деться? Всем ненавистен, и приносишь одни неприятности". Вадим положил голову на руки, уткнулся лицом в стол, зажмурился и на секунду забылся.
***
Сидя на заднем сиденье автомобиля, Бриллиантик переводил отработанный, смазливый взгляд с Лариски на Артура. Его терзала мысль: зачем? Зачем он здесь? Стоит ли терять время на явно не подготовленную поездку... Слава Богу, не семнадцать лет...
Артур что-то задумал. Скорее, ему что-то нужно, иначе не стал бы он так суетиться... Зря, конечно, поехал, поддался минутной слабости... Эта ненужная тусовка с подругами... Девицы-то какие-то дерганные, да и вообще чумазые.
Лариска продолжала крутиться, подавала какие-то знаки Веронике, так что Бриллиантик почувствовал раздражение, и, когда она начала затевать очередную хамскую выходку, он обнял ее за шею и, применяя силу, уложил на сиденье. Делая больно, мягко улыбался.
Открывая дверь и садясь в машину, Вика, увидев подругу в такой позе, не могла скрыть удивления и озабоченности.
- Артур, я не дозвонилась, придется возвращаться. Тот молчал, отдавая все чувства машине, которая с ревом набирала обороты.
- Спасибо, Артурчик, за денек.
Бриллиантик все еще улыбался, глядя на Лариску. "Интересно, что ему нужно? Получишь ты у меня, жди. Забуду я тебе все унижения. Дрянь! Наглости хватило приехать... Юрист проклятый... От армии "открутился", она и сейчас перед глазами, как кошмарный сон, где холод и голод".
Бриллиантик понял, что проголодался.
- Может быть, заедем пообедать? - он произнес это вслух.
- Приедем, пообедаем, - Артур отвечал за всех, как хозяин положения.
- Может быть, не стоит ехать? Вы знаете, у меня сегодня есть дела, - Бриллиантик умышленно говорил учтиво, ставя себя выше окружающих.
В машине наступила безмолвная пауза, на эффект которой он рассчитывал. Подруги проглотили пилюлю. А Артур просто не понял заявления.
- Нет, правда, девчонки, сегодня у меня дела. Я бы поехал, взял бы с собой видик, пару хороших кассет, но сегодня не могу... Артур, останови, будь добр. Попробую машину поймать.
- Да брось, поехали. Компания хорошая, поехали.
- Не могу, дела. Останови.
- Я подвезу.
- Не надо. Бриллиантик вышел из машины на проезжую часть, нарушая правила. Тут же остановил такси, сел на заднее сиденье и, удаляясь, украдкой поглядывал на понуро стоящую на обочине машину.
Кличку "Бриллиантик" дали за желание стать ювелиром. Желание не сбылось, а кличка осталась. Так объяснял всем, кто интересовался. Ведь никто не догадается, что придумал ее сам, лишь бы не звали Бобком. "Бобок, пакетик. Бобок, резинку". Этим и занимался, дожидаясь своего часа. Время было трудное. Работал, а вечером учился в институте. Женился. Вообще-то неудачно, но не отчаялся, принял это как выбор судьбы. Ушел в армию, оставив жену с грудным ребенком на руках. Постоянно думал о них. В тяжелые минуты это мобилизовывало в ожидании долгожданного часа демобилизации.
Но новые заботы свалились на голову. Прежде всего нужна была квартира - дешевая, светлая, теплая и в центре города. Ходил по городу, читал объявления, покупал "Рекламу", посещал приемлемые адреса. После долгих исканий познакомился с женщиной, которая объявила условия:
- Я бы и сейчас вам сдала квартиру. И деньги мне нужны. Но шалопай-сын занял квартиру, водит туда женщин и не отдает ключи. Удастся вам его выселить - занимайте квартиру.
Уставший за многие дни поиска, надел оставшуюся с армии "парадку" - милицейскую форму - и направился на квартиру.
Семнадцатилетний сопляк при виде милиционера разинул рот. Не пытаясь перечить власти, внимательно слушал.
- Мне через исполком выдали ордер на эту квартиру. Я хотел бы уточнить число, когда я могу вселиться. - Говорил спокойно, окидывая хозяйским взглядом оклеенные вставками из "Плейбоя", засаленные обои.
Пацан поймал взгляд милиционера на "запрещенном" и с дрожью в голосе отчеканил:
- Завтра!
- А это что за порнография! У вас что тут, притон? - Нет, что вы!
- Так вот вам два дня, и чтобы освободили мне квартиру. - Правда, сердце дрогнуло, и спросил: - Сами-то управитесь?
- Управимся, я ребят приглашу.
Когда относил первые квартирные, женщина учтиво смеялась и рассказывала:
- Пришел напуганный и все ругался, зачем отдала квартиру.
Парень, по-видимому, впоследствии догадался, что его обманули, встретив "сержанта милиции", одетого во все фирменное и "навороченное". Его было жаль, потому что сам не раз оказывался в подобных ситуациях.
...Будучи совсем юнцом, на базаре "Шарик" торговал куртками. Срочно нужны были деньги, потому-то и вышел на базар. Улыбаясь с соседкой по торговле, отключился от движения толпы на какой-то миг и не заметил, как подошли два здоровяка из местных и спросили:
- Почем?
Эти приемы были уже знакомы. Скажешь - двести пятьдесят, отведут в милицию. Скажешь - сто пятьдесят, купят за бесценок. Поэтому сделал жалостливое, дебильное лицо и загнусавил:
- Это не твой размер.
- Сколько стоит?
- Ну, это не твой размер.
Так несколько минут стояли, сдерживая идущую толпу. В конце концов это им надоело, они плюнули и пошли дальше. Вытирая со лба пот, быстро набил сумку и убежал. После этого случая появлялся на базаре при крайней необходимости, в рваном пиджачке, в очках с разбитыми стёклами и с дебильной маской на лице.
Теперь все это позади. Все зовут Анатолием Николаевичем. А Анатолий Николаевич - начальник отдела сбыта престижного завода, смотрит на всех свысока, знает себе цену и плюет, если ему надо, на кого захочет.
...Никаких дел запланировано не было. И можно было бы поехать. Но ради чего лишние рисовки и скандалы с женой. Дома нужно алиби, чтобы в следующий раз мог
свободно уйти.
Бриллиантик остановил машину у речного вокзала. Не спеша дошел до кафе "Юность", в надежде встретить кого-нибудь из друзей. Хотя понимал, что это почти невозможно. Для этого необходимо подождать минимум два
часа.
Прохладный зал кафе с затемненными окнами тускло освещал пустые кабины. Две или три посетительницы одиноко пили сок и ели мороженое. Бриллиантик подошел к стойке, поздоровался с барменшей, взял сто пятьдесят граммов абрикосового мороженого и, пристально разглядывая посетительниц, подсел к наиболее понравившейся.
- Привет! Давно сидишь? Наших никого не было? -Он говорил так, как будто обознавшийся человек не понимает, что обознался. Девочке эта игра понравилась, и в такт она отвечала акже:
- Привет. Совсем недавно. Никого не было. Бриллиантик по достоинству это оценил.
- Может быть, шампанского?
- Может быть.
В этом кафе всю зиму подрабатывал гардеробщиком. Прекрасно знал барменов и что в холодильнике у них всегда найдется бутылка шампанского. Оценивающим взглядом посмотрел на подругу и улыбнулся:
- В таком случае нам необходимо пересесть подальше от прохода. - И он указал на место завсегдатаев.
Спрашивая шампанское, следил за избранницей, грациозно шагающей по пустому кафе. Белое летнее платье плотно облегало хорошо поставленную фигуру. Свет плафонов подчеркивал стройность загорелых длинных ног. Здесь что-то не так. Откуда такая залетная?
Задумчиво откупоривая бутылку, пристально посмотрел на девчонку: "Хороша!"
Налил "горкой" шампанское, не скрывая волнения, залпом выпил и глубоко развалился в кресле. Приятельница пила, смакуя, наслаждаясь, как человек, знающий толк в шампанском. От нее веяло свежестью волжского лета и набором французской парфюмерии.
- Хорошее шампанское, - Бриллиантик без хвальбы констатировал факт.
Увидел снисходительный кивок, почувствовал приятное тепло в теле и еще раз наполнил свой фужер.
- Ты кто такая?
Вопрос был наглый и нерассчитанный. Бриллиантик всегда злился на себя за такие промахи.
- А разве мы не знакомы? Вот удивительно!
Она закатилась от смеха. Бриллиантик покраснел, почувствовал себя ущемленным. Пока соображал, как поступать дальше, в кафе забежала ватага молодых, модно одетых парней. Строго окидывая зал, заголосили:
- Наташа, мы тебя устали искать! Поехали. Через пятнадцать минут пароход отходит.
- А мы тут мило беседуем с молодым человеком.
Ну, конечно, туристы. Бриллиантик внутренне посмеялся над собой. Предложил шампанское, которое с удовольствием выпили. Поймал взаимный взгляд Наташи, помахавшей ладошкой. Улыбнулся и успокоил себя, что все это не зря. Устало поднялся и направился домой.
***
Задетые за живое, сидели задумавшись. Артур нервничал, зло ругался в паузах между беспокойными мыслями. Затем положил голову на руки и облокотился на руль. Лариска вдруг опомнилась и умоляюще попросила:
- Артур, подбрось поближе к городу.
Артур сидел неподвижно, не слыша обращения, как будто самым обиженным был он. Вика нежно, с любовью, положила руку ему на плечо. Он поднял голову, посмотрел отчужденным взглядом, не понимая, чего от него хотят, заметался, рванул машину и на бешеной скорости
помчался в центр.
У консерватории беспардонно высадил и, не попрощавшись, уехал, обещая, может быть, завтра заехать. От быстрой езды в теле ощущалась дрожь. Шли медленно. Знойное солнце уже перевалило зенит. Под его пронзительными, острыми лучами воздух бурлил перед глазами. С асфальта поднимался прелый, битумный запах. Безжалостно морило, город жил ожиданием дождя.
Встреча с Андреем была назначена у института. Лариска посмотрела на часы - время еще есть. Поразмыслив, свернули в центральный парк "Липки", дошли до тенистой аллеи и уселись на лавочке, напротив бюста Добролюбова.
Некоторое время сидели молча. Лариска затянулась сигареткой, жадно всасывая дым. Вульгарно развалилась: широко расставила ноги и запрокинула голову за спинку лавки, рассматривая развесистую крону деревьев. Из кафе, за спиной, доносилась музыка и задиристый звонкий смех счастливой молодежи.
- Плохо мне, Лариска. - Вика заговорила, задумчиво растягивая слова, в надежде услышать утешение. - В моей жизни наступила мрачная полоса. И выхода из нее я не вижу.
- Какая полоса?! - Лариска встрепенулась, подняла голову, с возмущением рассматривая подругу. - Да тебе все завидуют!.. Ты сама себе выдумываешь проблемы... Если бы у меня была такая полоса, я была бы счастлива... Ты оглянись вокруг, посмотри, как люди живут... У тебя, наверное, от счастья в голове помутнело.
Лариска завелась с полуоборота - эпизод с Толиком неприятно кольнул ее изнеженное самолюбие.
- А у меня какое положение? Уж куда похлеще твоего. Я могу навсегда остаться одна. И все завистливые твари мне будут в лицо плевать. Думаешь, приятно?
- Да ты ничего не понимаешь. Он совсем для меня чужой человек. У нас ничего нет общего.
- Ну и что? Сейчас все так живут. Чем он тебя не устраивает? Парень как парень... Не любишь ты его? Ну и не люби. Люби кого хочешь. От тебя требуется-то всего лишь раз в неделю зажмуриться... Меня убивает то, что ты живешь одними глупыми эмоциями. Вообще-то, ты что хочешь? Чтоб и умный, и богатый, и красивый, и чтоб в закромах всего полно. Так не бывает. Нужно искать оптимальный вариант. Тебе судьба его дала, а ты кочевряжишься... Ты хочешь с одной любовью жить? С одной любовью в затхлой общаге живут или в коммуналке на десять семей, где каждый день тебе соль в суп подсыпают. Ты еще там не нажилась?.. Брось свои глупости. Посмотри на голубое небо, на солнышко. Смотри на жизнь проще... Займись делами: сделай дачу, квартиру в кооперативе "Аленушка", машину, толстую сберкнижку...
- Зачем она мне? - Вероника одернула зло подругу, бросив на нее ненавидящий взгляд. - Деньги, деньги... Деньги могут то, что могут, но не больше.
Она поняла, что в данной ситуации Лариска ее не поймет и все объяснения бесполезны. Отчаянным грудным голосом, со злорадством прошептала подруге в лицо:
- А я меняю деньги на простое бабское счастье.
- Ой, глупая! Это и есть твое счастье, которое ты не видишь или просто не хочешь видеть. Любовь. Тебе нужна любовь? Любовь - это самообман. Это дрянная болезнь, от которой умные люди уже давно вылечились. Кого мы любим?! Самых недостойных. Посмотри вокруг себя трезвым взглядом. Кого сейчас можно любить?!
Лариска сделала вопросительную паузу и укоризненно
посмотрела.
- Артура? Да?! Подонок - твой Артур! Подонок! Который ни перед чем не постоит ради своей выгоды. Для чего и ради чего он сегодня приехал? Ты мне не подскажешь? Сгорая от любви к тебе?! Три раза! Жди-ка этого. Ему нужно было рисануться перед этим толстозадым ублюдком. И за это что-то потребовать взамен. А мы, как дуры, ему подыгрывали.
- Я это поняла, - Вика задумчиво покачала головой.
- Вот оно, твое счастье?!
Лариска посмотрела на часы, задумалась и многозначительно сказала: - Давай больше об этом не будем говорить. Это все мелочи жизни. У меня у самой столько проблем, и, поверь мне, куда серьезнее
- Давай не будем. Возможно, в чем-то ты и права. Вика согласилась не углублять появившееся непонимание.
Возбужденные, долго сидели молча, разглядывали прохожих, каждая со своими переживаниями, обдумывая первую такую явную отчужденность.
Вот и Лариска уже не может понять. Все у нее в жизни просто и ясно. И это человек, который понимал тебя с полувзгляда, с полуслова.
Вика была опечалена таким поворотом событий. Лариска с беспокойством поглядывала на часы, и во всем ее облике ощущалось нетерпение. Наконец настал момент, когда она сказала:
- Ну, мне пора. - И после короткого раздумья спросила: - Ты сейчас куда?
Вероника вышла из задумчивости:
- Тебя провожу, в магазины и - домой.
Лариска, издерганная ожиданием, рассмеялась и, пытаясь разбить в их отношениях появившуюся недружелюбность, невпопад засмеялась:
- А меня Андрей на юг приглашает с ним ехать.
Но наигранная радость еще больше огорчила. Медленно, молча прошли проспект Кирова. Прощаясь, расчувствовались и расцеловались. Вика с любовью посмотрела подруге в глаза и с участием сказала:
- Лариска, милая, без любви не выходи... Не надо. И увидела в ее глазах затаенную грусть.
***
Артур припарковал машину, заехав на тротуар. Дом Бриллиантика находился на противоположной стороне улицы. Всматриваясь в окна его квартиры, Артур пытался определить: дома он или нет?
Никаких дел у Бриллиантика, конечно, нет, просто очередная заумная выходка, за которые терпеть его не мог. Но сейчас готов на любые унижения - дело серьезное и может довести до судебного разбирательства.
После того, как бросил юриспруденцию, Артур сменил много мест работы. Последней была стойка в кафе, которое находилось на краю города. Поначалу было тяжело: постоянные пьяные драки. Выяснение отношений с мордобоем в "стране дураков" - привычное дело. Но скоро обтесался, нашлись покровители, часто приезжали друзья, перемешиваясь с местной публикой, создавали рабочую обстановку и вопреки всем инструкциям оставались в кафе после закрытия. Всегда просил быть осторожнее, и все обходилось, даже в голову не приходило, что могут возникнуть осложнения.
Вчера вечером посетителей было мало, недолго думая, ублажая просьбу Славика, разогнал немногих и закрыл кафе пораньше. Главный инженер маленькой "вонючей" конторы пришел со смазливой девчонкой и хорошо платил за услуги. Небрежно бросил ему ключи и со спокойной душой поехал домой. Но кто-то из посетителей остался недоволен, и в тот момент, когда Славик расслабился, нагрянула милиция, грозя разбить репутацию положительного партийного человека, плюсуя ко всему прочему развращение малолетних. На Славика, в конце концов, можно наплевать. Но можно потерять место, позволяющее как-то держаться на плаву.
У Бриллиантика связи в милиции, этот конфликт он мог бы утрясти. Но как заставить его этим заняться? Бриллиантик - злопамятный, помнит обиды даже мелочные. Кто бы мог подумать, что он станет нужным человеком. Это Славику все на блюдечке преподнесено, поэтому и с головой не дружит. Бриллиантик - нищеброд, а занял достойное положение.
Артур увидел его в зеркале заднего вида, медленно, устало идущего домой, завел машину, развернулся и посигналил, приглашая в салон автомобиля. Толик все еще находился в прекрасном настроении. Появление Артура, казалось, вовсе его не озадачило. Благоговейная улыбка красовалась на лице. Он упал в машину и нагло рассмеялся. Не спрашивая разрешения, выхватил сигарету, прикурил, два раза затянулся и небрежно затушил сигарету об облицовку автомобиля.
- Мне нужна твоя помощь, - Артур заговорил жалостливо, пытаясь тронуть за чувства.
Но человека, прошедшего унижения, трудно разжалобить.
- Моя? Удивительно! С каких это пор? Ну, излагай.
Бриллиантик не хотел отпускать, не узнав о случившемся. Внимательно выслушал и с деловым видом произнес:
- Пять кусков, и все будет улажено. Глаза Артура блеснули.
- Ну, а как ты хочешь?
- Хорошо, пять так пять, - Артур цедил сквозь зубы слова.
Все надежды рухнули, ему захотелось ударить Бриллиантика по физиономии. Но, перебирая в голове события Дня, предлога не нашел. Сдержался еще потому, что других вариантов не было. В случае необходимости, "тряхнув" Славика, возможно, придется воспользоваться этим.
По лицу Артура Бриллиантик улавливал его внутреннее состояние. Все это он уже пережил пять лет тому назад, когда "погорел" на партии барахла. И никто не помог, в том числе и Артур, просили большие проценты и с любопытством следили за развязкой... Пусть немного побудет в моей "шкуре".
- Когда привезти?
- Как сочтешь нужным. С шести до семи я дома. Бриллиантик вышел из машины, демонстративно хлопнул дверью, медленно, рисуясь, направился к дому. Артур наблюдал за ним, пока тот не свернул в арку.
***
За столом сидели молча. Тщательно пережевывая пищу, Вадим упрямо смотрел в окно, боясь встретить взгляды родителей. Они уже давно поняли все и не могли скрыть переживаний. Но от этого больнее вдвойне и хотелось по-мальчишески расплакаться.
Вторая половина рабочего дня была исковеркана. В ожидании звонка не находил себе места. Бездумно перелистывал научные журналы и справочники, вздрагивая от телефонных звонков. Все это напрасно, она так и не позвонила.
С научным руководителем отношения окончательно испортились. Дошло до того, что тот, не выбирая выражений, проклинал себя за опрометчивый выбор аспиранта. Один неверный шаг - и ты катишься вниз без задержек. Обидно, что поманили пальчиком, и пошел, пошел за человеком, который абсолютно к тебе равнодушен, не понимает тебя и к этому не стремится. Не то что не любит, даже не уважает как человека. Почему так поздно пришло прозрение? Ведь давно можно было понять. Но что-то в ней подкупало - простота общения, раскованность. С ней всегда было интересно, и таких взаимоотношений никогда не было. Идти рядом с ней - ловить взгляды окружающих. А знакомых и друзей просто не счесть. Наедине оставались очень редко. Она вечно куда-то спешила и, как воспитатель, не хотела подавать дурного примера.
- Ну, куда нам спешить? У нас еще все впереди. И так хотелось этому верить. И верил, с трепетом ожидая первой брачной ночи.
При подготовке свадьбы Вика проявила отменные организаторские способности. Подобрала уютное кафе, пригласила тамаду - своего приятеля, вокально-инструментальный ансамбль, в котором когда-то пела, и, не понятно зачем, сразу трех гармонистов.
При подсчете машин для свадебного кортежа выбрала цифру шесть, как наиболее оптимальную. Заранее продумала сценарий свадебного обряда. Обыграв роль жениха, накануне вечером сказала:
- Выкупать будешь - отдашь двадцать пять рублей, чтоб недоразумений не было. В загсе на них закажем шампанское.
Свадьба удалась, если не считать, что тон торжеству задавали ее близкие родственники и друзья. Отплясывали и пели песни, громко кричали "горько", не пропуская тостов.
Интеллигентная публика, приглашенная родителями, скромно сидела, точно отбывала наказание.
В конце вечера Вика пожаловалась на головную боль, хотя никаких причин для этого не было. Дома, как дурак, искал ей в аптечке анальгин, который наотрез пить отказалась, лишь попросила, чтобы не приставал.
Сколько же нужно человеку для прозрения?! Все это время она измывалась и, наверное, где-то в душе даже смеялась над его неопытностью.
В дверь настойчиво позвонили. Мать поспешила открыть. Все это кстати. Так нужна разрядка.
- Вера Герасимовна, Вадика у вас нет? - послышался из прихожей голос Олега.
- У нас, проходи.
- Вадюха, собирайся. Дело есть. И побыстрей.
- Проходи, чай с нами попей, - предложила Вера Герасимовна.
- Нет. Нет для чая времени. Труба зовет. Вадим, побыстрей.
- Да что случилось?
- Ничего, Вера Герасимовна. У нас свои дела в молодые годы.
Натянуто рассмеялись, хотя было не смешно. Ехать никуда не хотелось, но перечить не стал. Выпил холодной воды из-под крана, всунул ноги в кроссовки и вышел на улицу.
Дул легкий, свежий летний ветерок. Заслоняя уходящее солнце, на небе собирались серые дождевые облака, мелкий слепой дождь уже накрапывал, прибивая к асфальту дорожную городскую пыль.
Старая, облепленная внутри всевозможными наклейками, машина стояла за углом.
- Ну, что ты грустишь? Мне нужно, чтобы ты веселым был. Приведи себя в порядок. - Олег взглянул в зеркало заднего вида. - Там такие хулиганки должны прийти. Вадим равнодушно воспринял смех. Квартира Олега находилась через два квартала. Хорошо отделанная холостяцкая "берлога", напичканная музыкальной и световой аппаратурой, напоминала дискотечный клуб. Бегущая световая волна, светильник с раз' лично затемненными лампами придавали обстановке нужную интимность. Олег любил выдумывать и удивлять, видя на лицах гостей нескрываемый восторг.
- Мне Галка позвонила, говорит: приведи друга, мы с подружкой придем, - Олег кричал, гремя на кухне чайником. - Сейчас уже должны прийти.
Он вошел в комнату, нажал на кнопку дисплея, и вся музыкально-световая машина пришла в движение.
- На днях с такой "волынкой" познакомился... Не знаю, правда, получится что?
Эти нескончаемые разговоры о подружках надоели до предела, но изменить тему не удастся. Олег садился на своего любимого "конька". Если расположение было взаимным, то и лестных слов можно услышать сколько угодно...
В дверь позвонили.
- Пришли, Галке ни слова.
Олег пошел открывать, оставив Вадима в раздумье: какие слова он не должен говорить?
С Олеговой Галкой Вадим не был знаком, видел ее лишь на фотографии. Избегал этого знакомства, хотя Олег утверждал, что это у него, как никогда, серьезно. С трудом узнал ее - на фотографии совсем другой человек. Узнал, а скорее догадался, взглянув на пришедшую с ней девушку. Ее тоже звали Галей. Она была менее эффектна: простое, некрасивое полудетское лицо, болезненные "мешки" под глазами, светлые до плеч волосы и тоненький голосок. Она стыдливо сидела в кресле, стараясь как можно меньше обращать на себя внимание.
Черноглазая, юркая Галка, в "доску" своя. Она была у себя дома, пререкалась по пустякам с Олегом, умышленно делая противоположное его желаниям, передразнивала, громко смеялась неприятным резким голосом. Но все излишества были в меру. Она быстро организовала стол, капризничала насчет шампанского: как ребенок, просила большего наполнения бокала. Все это делалось для того, чтобы создать непринужденность. И это поначалу ей удавалось. Но, немного охмелев, она потеряла намеченную стратегическую линию. Заставила Олега петь под гитару песни.
Мелодичное пение навевало тоску. Веселье улетучилось, как ни старались его сохранить. Галка улеглась на диване. Олег, облокачиваясь на ее ноги, начал кривляться...
- Уже поздно, пора по домам, - послышался тоненький голосок.
- Да, пожалуй, пора. Вадим направился за сигаретами на кухню.
Глупенькая... Для чего терзать душу? Разве можно в угоду окружающим без любви ее растрачивать? Вадим усмехнулся и спокойно попросил: - Галя, пойдем, поможешь кофе заварить. На кухне закурил сигарету, внимательно следил за ее движениями, которые еще не приобрели женственности. Она это чувствовала, скрупулезно заваривала кофе, смущалась, не поднимая глаз, наконец, не выдержала и заволновалась.
- Ты скажи, что ты хочешь? Вадим захлебнулся дымом.
- Ничего.
- Тогда я с тобой вообще не хочу иметь ничего общего... Я не хулиганка. Я здесь чисто случайно.
- Я это понял, вырвалось сгоряча.
- Как это ты понял? Действительно, у меня несчастье.
- Какое?
- Да неважно. С несчастьем становилось ясно.
- Давай пить кофе...
- Вам постелить? - Олег выглядывал из комнаты.
- Да, не надо, мы сейчас уйдем.
Без дальнейших разбирательств отношений пили кофе. Девочка волновалась, спешила и обжигалась. Вадим, пристально рассматривая ее, сказал:
- Пойдем, я тебя провожу.
***
Первая поездка на юг со студентом-медиком, которого уже считала мужем, не обнадежила. Саша оказался очень ревнивым и всю поездку терзал беспричинными доводами. Просто ее все интересовало. Засматривалась на мужчин, обвешанных золотыми побрякушками, на негров, стройных и кудрявых, из чистого любопытства, а вовсе не потому, что они задевали чувства. Последние две недели прошли каторжно: установленное им жесткое правило доводило до слез.
Поднимался чуть свет, не вдаваясь в желания, начинал расталкивать и будить на утреннюю пробежку и гимнастику. Но утренний, сладкий до безумия сон не поддавался его принципам. С этого все и началось. Он хотел дать почувствовать прелесть утра в субтропиках, освежающую, бодрящую морскую волну в ранние часы и невесомое тело после утренней гимнастики и водных процедур. Но все это не для нее. Ноги не бежали, вода холодила, и находиться в ней не представлялось возможным. Саша начинал массировать ее тело, пытаясь взбодрить мышцы. Из этого ничего не выходило, и настроение на день было испорчено.
Потом был завтрак - на подножном корму, кое-как перекусив, уходили на море. Побережье еще пустынно, появлялись кое-где фанатики, основная масса отходила от ночных оргий.
Безжизненная красота побережья настораживала, вселяя тревогу и отчужденность. И вовсе не этого хотелось.
Когда часам к двенадцати пляж заполнялся, он обязывал идти отдыхать в прохладу особняка, испытывать на себе жуткие взгляды хозяйки, в общем-то покладистой женщины. До трех перелистывал специальную литературу. ( И не лень было везти.) Без обеда вел на пляж радоваться жизни и общению с людьми. Время пролетало быстро. Часам к восьми возвращались и ужинали, и вот тут-то и начиналось самое ужасное. Со всех сторон играла музыка, люди веселились, смеялись, а по программе было вечернее чтение.
Как можно было, не разобравшись в человеке, ехать с ним отдыхать?
Он оставался неумолим; казалось, мир развлечений его не волновал и весь жизненный интерес - в книгах.
Все книги входили в разряд специальной литературы. Индуизм... Йога... Медитация... Перелистав одну из них, зашвырнула.
- Дурак или притворяется?
Лариска, та тоже любит пустить пыль в глаза - выписывала журнал "Вопросы философии". Одному ухажеру так мозги запудрила - побоялся приходить.
Нет, поначалу было даже интересно. Но через три дня, укладываясь спать, хорошенько подзадорив и обласкав, в самый неподходящий для него момент ласково сказала:
- Саша, ты меня завтра не буди. Хорошо? Сказать "нет" он не осмелился, за это поцеловала горячо и страстно.
На следующее утро он бесился: гремел посудой, двигал стулья, с шумом перекладывал книги. Метался, метался и, наконец, спросил:
- Вика, ты не видела мою майку?
И, не услышав ответа, совсем потерял самообладание.
- Не спишь ведь... Знаю, не спишь.
Действительно, как назло, не спалось. Но и делать поблажки ни к чему. Пусть, пусть разбудит. Тогда посмотрим, какой он человек слова.
Саша благородно сдержал слово и побежал один. Вернулся раньше времени, хмурый, демонстративно выказывая недовольство.
Другого выхода не было: дуйся не дуйся, а твоим индуизмом жизнь ломать не намерена.
Дурачок, что в жизни надо-то? Попили шампанского, закусили сервелатиком - тебе хорошо и мне хорошо.
Но на танцы в ресторан так и не сходила, без него все-таки боязно. Танцевать он не любил, до слез обидно. Свадьба расстроилась. Тогда думала - к лучшему. Ехать в свадебное путешествие на море случай возможности не представил. Да и сама к этому не стремилась и с удовольствием разделяла компанию с Лариской. Устраивало это обеих. Интересы общие - танцы и дискотеки не пропускали. До утра мотались, а днем отсыпались под палящими лучами южного солнца. Ухажеры всегда находились - от них отбоя не было... После серьезного разговора, состоявшегося сразу в начале первой поездки, восприняла как должное, что нужно слушаться Лариску - в этих вопросах у нее большой опыт. Лишь удивлялась тому, что неприметные с виду ребята постоянно возят на машинах, ухарски раскошеливаются и с удовольствием угощают. Компании удавались и обычно создавались на весь южный сезон. Самое главное - никаких тебе проблем и запретов...
Конечно, после такой неудачной поездки на юг оставался неприятный осадок. Это было начало новой жизни, а она не сложилась. Объяснения с родителями тяготили особенно. Отец был против этой затеи с путешествием вернее, хотел, чтобы оно состоялось после свадьбы. Но кто мог предположить, что веселый, бесшабашный с виду Сашка окажется таким тяжелым человеком в быту. Хорошо, что все случилось до свадьбы.
Девчонки ничего не поняли и не хотели понимать. Он - их любимчик. Для Сашки готовы на все... Вот и весельчак. Вот и компанейский. Это только на людях такой...
Вика взмахнула белой простыней, услышала поворот ключа в замочной скважине и на несколько секунд задержала движение рук. Убедилась, что это не слуховая галлюцинация, и уверенными движениями расправила простыню на диване. Она уже готовилась ко сну. Вечер, суливший отдых и развлечения, пришлось одной провести в ожидании. Ни мужа, ни записки дома не было. Что делать?
Первым желанием было пойти в гости. Но для этого почувствовала себя слишком уставшей. По этой же причине потерялась еще в раздумье идея делать уборку. (Все равно живешь, как квартиросъемщица.) Прошлась по комнате. Отломила батон, достала из холодильника пакет молока, наскоро поужинала и, с трудом сосредоточиваясь, весь вечер провела возле телевизора. - Ну, я тебе покажу.
Страдать от безделья в планы не входило. Затем гнев сменился милостью. Сама довела его до этого. Судьбу не изменить, что уже выпало, то и нужно нести до конца. Она подготовила себя быть ласковой женой, обаятельной и любящей, главной целью для которой является создание семейного очага. Но все слова, подобранные и осмысленные, застряли на языке, лишь появилась физиономия с жалкой, идиотской, неестественной, притворной улыбкой, которую больше всего в нем ненавидела. Вадим почувствовал перемену в ее настроении. Но он уже не в силах ничего изменить. Он слаб. Он ничтожен перед любимым и ненавидящим его человеком. Неужели это неведомое ранее чувство будет преследовать всю жизнь? Как перебороть его?
Вадим едва заметно кивнул головой, невнятно что-то произнес в знак приветствия и, как трус, прошел на кухню, пытаясь найти спасение в одиночестве.
Испытывая тупую, давящую душевную боль, Вика, обессиленная, опустилась на диван.
- Черт возьми, избил бы, что ли. И то легче было бы. Как жить с этим человеком? О чем говорить? Про его грандиозные открытия? В кино не ходит... в ресторан не затащишь. Вот и дели судьбу с таким. Что он там делает-то?
Вадим сидел за кухонным столом, положив голову на руки, чтобы не выглядеть окончательным идиотом, боящимся собственной жены, для видимости поставил чайник на плиту...
Какое дурацкое положение, можно ли было предвидеть его? Глупая, смазливая девчонка из тебя веревки вьет. Ты боишься ее взгляда, жеста, стараешься угодить бредовым мыслям и надуманным желаниям, заранее зная, что это сделать не удастся, что только, испытаешь на себе еще большие неприязнь и раздражение...
- Как у тебя дела? - Вика на ходу бросила натянутую фразу.
- Нормально. - Вадим поднял голову.
- Вот видишь, как хорошо-то. У тебя все нормально. Почему же у меня ненормально?
Вика, освобождаясь от душившей злобы, грохнула кастрюлей по плите.
Очередная истерика, Вадим понимал, для чего она. Хорошо, что глупышка старается это скрыть. Сейчас, наверное, к Лариске убежит или еще куда-нибудь. Но Вика не уходила. Предстоящая ночь страшила, а время стремительно летело...
- Ложись спать. Тебе ведь рано вставать, - Вика строго посмотрела и сказала в тоне приказа, идя на компромисс, прерывая молчание.
Может быть, притерпится, но противен до блевотины. Эти ужимки, движения, привычки делать все неслышно, незаметно. Будет, интересно, приставать? Пусть только попробует.
- Хорошо.
Вадим принял душ и лег. Отвернулся к стене. О том, чтобы заснуть, не стоит и думать. Веронике тоже не спалось. С притворной маской на лице, она затаилась. Вадим чувствовал ее неровное дыхание. Оно все больше и больше его волновало. Он повернулся, неосторожно коснулся хрупкого женского тела и склонился над любимым существом. Очаровательное лицо было спокойно на фоне вечерних огней, пробивающихся через шторы, оно светилось нежной белизной.
На Вику пахнуло неприятным винным перегаром. От удивления она чуть было не открыла глаза, но вовремя одумалась, продолжая играть роль спящей красавицы.
Вадим нагнулся и поцеловал. Сердце учащенно билось. В потоке бурно нахлынувших чувств он дрожал, впадая в безумство.
Вика отвернулась, как будто во сне она ничего не поняла и ничего не ощутила. Тогда он обнял ее и поцеловал страстно в крохотное плечо. Голова закружилась...
- Ну не надо, Вадик. У меня голова болит.
На лице у Вероники появилась обиженная гримаса.
- Уйди, от тебя водкой пахнет. Ты пьян, Вадик, уйди. Но он не слушал, обдавая поцелуями и тяжелым дыханием, прощал ей все, просил лишь взаимности.
Вика поняла, что все уловки в данный момент бесполезны. "Фу, до чего противен... Подох бы, что ли..."
На какое-то мгновение его образ отчетливо представился в ее воображении. В душе появилась жалость к себе и к нему. Она открыла глаза, но страстное лицо жалости не просило, и растроганное сердце вновь стало черствым.
Что есть силы отталкивала, а он сопел и лез.
Усмехнулась: "Так и родной муж изнасилует".
И вдруг она почувствовала, что он ослаб. Тяжело дыша, Вика истерично, громко рассмеялась.
***
Бриллиантик скинул одеяло, сунул босые ноги в комнатные тапочки и помотал головой. Таким образом определял свое состояние: все было нормально. Освобождаясь от крепкого, легкого сна, поймал себя на мысли: болеть-то не с чего. С трудом открыл глаза, посмотрел на часы и без тени волнения воспринял факт опоздания на работу. Может, больничный лист взять? Взвесил все обстоятельства и решил идти на работу - в половине десятого должен быть важный звонок. Времени еще предостаточно. С трудом поднялся и, неуверенно ступая, дошел до ванной комнаты. Открыл кран с холодной водой, боязливо фыркая, обрызгал лицо и после некоторых раздумий решил принять ванну. Лежа в бодрящей, прохладной воде, почувствовал невесомость собственного тела, прилив сил и уверенность в завтрашнем дне. И только вчерашняя ссора с женой в какой-то мере омрачала общее приподнятое настроение.
"Нужно было бы утром поговорить с ней". Он уделил воспоминаниям о жене еще несколько минут и без злобы отмахнулся: "Дура, куда ты денешься?"
Но все же прошел по комнате и определил, что все вещи на месте. Обычно не завтракал, однако, не зная, как сложится день, выпил чашечку кофе и съел два бутерброда. Задумываясь о планах на день, неторопливо одевался. Впереди отпуск, нужно побеспокоиться, чтобы он был устроен. В принципе все уже сделано - путевки в Болгарию обеспечены, но не мешало перепроверить, чтобы без промахов. Напоследок посмотрелся в зеркало, поправил прическу, продезинфицировал лицо французским лосьоном и окинул квартиру сосредоточенным взглядом.
На улице восходящее солнце приятно ослепило. Утренняя прохлада, щебетание птиц, назойливый шум просыпающегося города блаженством и неувядающей красотой вселяли спокойствие и уверенность. Испытывая наслаждение, Бриллиантик дошел до центральной автомобильной магистрали, остановил машину и направился на завод.
Появление на заводе вряд ли что может изменить. Отлаженный и управляемый им рабочий механизм работал, как часы, и без его участия. Подобное обстоятельство радовало - это его заслуга. Но, наряду с этим, одолевала скука, и терялся интерес к работе. Поэтому он приехал, сделал визит вежливости (убедился, что все в порядке, уладил мелкие неурядицы) и вновь поехал в центр города.
На углу улицы Горького и проспекта Ленина оставил машину, залюбовался голубым прозрачным небом и, подбрасывая плотное вальяжное тело, бодро пошел вверх пешком. Оценивая предстоящий день, решил, что будет жарко. Не испытывая судьбы, по пути заглянул в кафе, проглотил водянистую бурду и мимолетно окинул взглядом столы под зонтиками. Удивился: "Вадик - нет?"
Бриллиантик прошел мимо Вадима, потом вернулся и подсел к его столику. Вадим сидел отрешенный, сосредоточив силу взгляда на бетоне полов.
- Привет, одноклассник, - Толик почему-то испугался, что его не помнят и получится глупо...
Вадим Цветков на работе не появлялся. Еще ранним утром, задумчиво спускаясь по обшарпанной лестнице, решил, что на работу не пойдет. И эту мысль, недавно казавшуюся странной и дикой, воспринял как само собой разумеющуюся. Он старался увести мысли от прошедшей ночи. Убеждал себя, что совсем ее не любит, что болит не сердце, а задетое самолюбие. Но это смехотворное утешение раздражало еще сильнее. Он отчетливо слышал издевательский смех жены, перед глазами появлялось ее озлобленное лицо, и отчаяние завладевало всем телом.
Он бродил по улицам родного города, по счастливым, любимым некогда местам, с которыми так много его связывало. Молодые, озабоченные мамы катили коляски с детьми, суетливые старики с авоськами и бидонами спешили жить, и размеренная деловая жизнь впадала в привычное спокойное русло. Он ощущал одиночество, встречал знакомые лица, радостные и угрюмые, охваченные житейскими переживаниями и мелочными проблемами, и не находил себе места в этом многоликом мире. Уставший и разбитый, добрался до центра города, вышел к театру оперы и балета и натолкнулся на тихое, уютное кафе.
Испуг Бриллиантика был не напрасен: Вадим его не узнал.
- Вот как жизнь меняет людей. Они становятся важными и не узнают одноклассников.
"Толик? Странно. Да нет, он бы не подошел. В классе его презирали как спекулянта и барахольщика, и он платил коллективу тем же, называя всех дураками".
- Толик?
Вадим не мог скрыть удивления. В ответ увидел улыбку на раздобревшем лице и знакомое нахальство в глазах.
- Что-то плохо выглядишь, Вадик? Тебя с трудом можно узнать. Тяжела жизнь? Не отчаивайся! В жизни так бывает.
А действительно, как же его ненавидели. Спорили, собирали комсомольские собрания, выносили общественные порицания и просто хотели набить физиономию. Называли не иначе как Бобок: придумал кто-то, и все тут же подхватили. Вадим с любопытством разглядывал знакомое и забытое лицо, возвращаясь в тот далекий мир.
- Нравлюсь? - Бриллиантик перехватил взгляд и рассмеялся. - Ты знаешь, сколько я этому учился? Думаю, ну почему все ненавидят? Ладно ярые комсомольцы, а то все, понимаешь, все! И знаешь, к какому выводу пришел? Попадая в стадо, соблюдай его законы. Научись быть убогим, оно не приемлет выскочек. Как только это понял - дело пошло... Помнишь, меня чуть было из комсомола не выгнали, а сейчас я член КПСС.
Он издевался. Как же он ждал этого часа, чтобы выплеснуть все тем, кто его презирал. Тренировал свою речь, обдумывал каждое слово. Да, он скажет: "Ну что, многого вы добились со своими принципами... Равенство, братство, свобода... Тьфу ты, чушь надуманная".
Однако произведенное впечатление было больше ожидаемого.
- Ну, и как у тебя дела? Должно быть, уже получил ученую степень и решаешь глобальные проблемы кибернетики? Ты же был одним из самых перспективных.
- Нет, - Вадим стушевался. Бриллиантик и сам понял, что нет.
- Ну, а с семьей как? Обзавелся?
- Обзавелся.
Вадим нерешительно покивал головой.
- Дети? - Бриллиантик почувствовал неладное.
- Нет, две недели, как женился.
- Удачно?
- Не совсем.
- Как же так, Вадик, за тобой так много девчонок бегало - выбирай любую? Я тебе завидовал. Наверное, дочь высокопоставленной особы?
-Нет.
- Какого-нибудь миллионщика?
-Нет.
- Вместе учились, что ли?
- Нет, она вообще ничего не кончала.
- Вот это уже интересно. Ты, оказывается, романтик по натуре. Знаешь, пойдем ко мне в гости. У меня и выпить найдется. Жена придет не скоро, на работе. Я, ей-Богу, рад тебя видеть.
***
В открытое окно заглядывало яркое полуденное солнце, и редкие барашки облаков вырисовывались на бескрайней лазури неба. Слышались рычание строительной техники, отдаленные крики людей и жужжание назойливой мухи, бьющейся в оконное стекло в поисках свободы.
В ожидании Артура Вика легко убивала время: утром она досматривала сладкие сны, пила чай с вахтершей Дарьей Петровной, расселила командированных и снова валялась на диване, перелистывая надоевшие книжки.
Для себя она твердо определила: Артур ее совсем не любит, приезжает развеять скуку и безделье. Когда-то она страдала от этого, плакала и бесилась, старалась сделать ему как можно больнее. Но теперь желала только одного, чтобы в жизни его всегда преследовала скука, чтобы в делах было благополучие, чтобы ничто не мешало ему приезжать.
Она ненавидела всех друзей и знакомых, потому что они отнимали у нее радость. Не замечала и прощала ему все зловредные выходки и ждала, ждала, как преданный пес, и в этом порыве была неудержима.
Да плевать она хотела на все на свете, на все устоявшиеся каноны, на все запреты. Почему она должна себя сдерживать? Почему она должна скрывать от всех свои чувства, свое маленькое счастье? Она устала от этого...
Незадолго до обеда в дверь постучали. Обрадованная, она бросилась к ней в надежде с разбега повиснуть на шее у любимого, но никого не оказалось.
В смятении чувств обошла этаж, целенаправленно пытала Дарью Петровну и даже выбежала на улицу. Вернулась расстроенная, с "болячками" в голове, вспомнился неприятный эпизод с мужем, и, рассерженная, решила после обеда ехать к Лариске.
Разложила перед собой на столе косметику и навела должный блеск на лице. Собрала сумку и, уже готовая к выходу, поглядывала на часы. Точно к началу обеденного перерыва послышались знакомые шаги, веселые, жизнерадостные звуки голоса, и в комнату ввалился Артур. Возбужденный, полный необузданной энергии и хамства, он, ни разу не поцеловав, полез под юбку. Опечаленная таким отношением, оттолкнула:
- Дурак.
Он только рассмеялся, развалился на диване и испытывал терпение. Чувствуя перед ним слабость, начала злиться:
- Артур, мне на обед домой. Подвезешь?
- Н-е-т.
Его вожделенный, раздевающий взгляд выводил из равновесия.
- В таком случае освобождай помещение, мне нужно ехать.
- Куда, зайка?
- На самом деле надо.
Села рядом с ним и умоляюще попросила:
- Подвези.
Он силой притянул и поцеловал: как он целуется, кружится голова.
- Артур, мне нужно ехать. Правда, - капризничала, выказывая слабость.
Он не воспринимал. Расстегивая кофту, обдавая дыханием, целовал шею и плечи.
- Ну, Артур, перестань, вдруг кто-нибудь войдет!
Он потянулся, наслаждаясь позой, и, не открывая глаз, сказал:
- Закрой дверь.
Опомнившись, вскочила, не застегиваясь, на ходу выбирая нужный ключ в связке, закрыла дверь на два оборота. Побежала, прикрыла и зашторила окно и с улыбкой на лице прыгнула на диван.
Артур подумал: "Все здесь предусмотрено".
***
Для особо почетных гостей Бриллиантик доставал бренди. Он разлил остатки бутылки, отставил ее в сторону и улыбнулся. Не дожидаясь Вадима, подавая пример, опрокинул хрустальный наперсток. Долго держал напиток во рту, затягивая блаженство, наслаждаясь изысканным вкусом сливовой наливки.
В полузатемненной комнате, с глубокой мягкой мебелью, экзотическими плакатами, крутил эстрадную программу японский видеомагнитофон и занудный кондиционер вдувал холодный до озноба воздух. На пестром лохматом ковре, между кожаных кресел, согнувшись под тяжестью легких закусок, фруктов и вин, стоял маленький журнальный столик.
Бриллиантик внимательно посмотрел на Вадима, с деланным видом слушал чудную историю с женитьбой (такое позволяет лишь идиот или человек полностью в себе уверенный), испытывал давно забытые в ранней юности чувства, неприятный налет на душе, навалившуюся грусть и зло, про себя ругался: "Какого черта я его привел".
Хотя несколько часов назад не врал и действительно был искренне рад встрече.
Огромная квартира в центре города досталась Бриллиантику чисто случайно, волей судьбы, после многочисленных семейных дрязг и нервных потрясений. В свое время она принадлежала веселой, жизнерадостной старушке - доброй, интеллигентной бабушке жены. Они с женой часто навещали ее, помогали коротать длинные вечера: слушали рассказы о бурной, революционной молодости, о чистой, благородной любви. Он окидывал квартиру хозяйским взглядом и чувствовал себя полноценным владельцем. Созревали планы на предстоящий ремонт и отделку, подведение благоустроенных коммуникаций и скрупулезное сохранение старинной дореволюционной утвари. Теплом грели душу предстоящие заботы, и большой жизненный задел сладостно маячил впереди.
Бабушка отошла в иной мир внезапно, без болезней, без видимых причин. Весь день она бодрилась, спешила переделать обыденные дела, радушно встречала и провожала гостей. А вечером легла спать и не проснулась. Тень сумерек коснулась дружной семьи. Горе в дом одно ведь не приходит. Вдруг выяснилось, что никаких прав на эту квартиру он не имеет. Бабушка забыла оставить завещание в пользу любимицы-внучки. Старшая сестра к тому времени получила развод от второго мужа, и родители хотели смягчить ее участь. Настраивать жену против родственников по меньшей мере глупо. Добрая, ласковая дурочка придерживалась примерных уважительных правил и была согласна где угодно ютиться в ожидании кооперативной квартиры. Поэтому все пришлось решать самому: точно рассчитал и прочувствовал ситуацию, ни с чего затеял скандал и подал в суд на развод брачного союза.
Сколько всего натерпелся? Сколько было жертв? Все это время судьба испытывала терпение и характер. Невыносимыми оказались слезы матери, сердечные капли отца, неудобства, связанные с ночлежками у друзей, и вся душераздирающая атмосфера.
При этом вел себя как достойный, образцовый муж. Строго и опрятно одетый, всегда один и, непременно удрученный происходящими событиями, "случайно" встречал друзей и подружек жены. Доверенные люди посещали ее дом, докладывали обстановку, и, учитывая все обстоятельства, планировал дальнейшие действия.
Прошло две недели. Жена впала в истерику. Началась семейная драма, обещавшая закончиться сумасшедшим домом. Учащенно и тревожно стало биться сердце, разум посещала меланхолия, но собрал все силы и волю, отогнал напасть и, как в карточной игре, блефуя, сидел до конца.
Родители жены - люди слишком порядочные, чтобы разобраться во всех хитросплетениях, но, обладая большим жизненным опытом, определили, что для упрочения семейного положения дочери ей необходим собственный угол. И семейный совет вынес положительное решение.
После этого известия выждал неделю - подыскал трогательные, волнующие слова, организовал встречу с женой, чистосердечно признался в безграничной и преданной любви - и всю ее выразил при отделке квартиры.
Для себя он никогда ничего не жалел. Все делал с размахом, придерживаясь правила: живем один раз в жизни. И квартира в его исполнении засверкала паркетными полами, мягкой импортной мебелью, шикарной библиотекой, японскими календарями и плакатами. "Наворотил" так, словно полгорода ограбил. До такой степени увлекся, что, превратив ее в слабость, не мог простить равнодушия...
Вадим рассматривал Бриллиантика с волнением и беспокойством. Перед ним сидел совсем незнакомый человек, человек из другого мира, забытого им прошлого, которое согревает теплом воспоминаний и обдает ознобом от стремительного движения жизни.
Все эти годы, забыв о существовании друг друга, они шли по жизни, выбирая каждый свой ясный, правильный, предназначенный только ему путь. Они не могли идти иначе - он давно им был предначертан, одному - мучиться, ради никому не нужных идей, другому - ловчить, хитрить, обманывать, чтобы обеспечить достаток и благополучие.
Эти мировоззрения формировали их жизненные позиции, которые должны ужиться в этом бредовом мире.
Холеная физиономия Бриллиантика выдавливала улыбку. Он чувствовал отвращение к самому себе - его одолела скука. Он бесцельно потратил драгоценное время, проявляя участие и сострадание к смешному, не подготовленному к жизни неудачнику.
- Ты смотришь на меня, как в зверинце. Не понимаешь? Не узнаешь? Плохо выгляжу?
Бриллиантик заговорил с несвойственным для него раздражением, все чаще наполняя грудь воздухом, чувственно раздувая ноздри широкого носа.
- Нет, Вадик, дико и странно выглядите вы со своими призрачными идеями и заиндевелыми взглядами. Вы с ними зациклились и отстали, а жизнь убегает вперед, набирая ход и обороты. Кому нужны ваши идеи, ваши диссертации? Кто о них вспомнит? Что с ними можно делать - Повесить на стенку и получать шестьдесят рублей пособия? И за это отдать пять, а может быть, и десять лет жизни? Десять лет! Но все уже устали от серости и скуки. Все хотят жить! И не просто жить, а полнокровно: чтобы нажраться и напиться досыта за сегодня и за завтра. Любить! Все равно кого, но на неделю вперед. Если барахло и косметику -- за любую цену, лишь бы как у всех или лучше. Зачем твоя диссертация? Чтобы мучиться и страдать?..
Вадим ощутил обращенную к нему неприязнь. Дружеская, непринужденная беседа и духовное сближение закончились, как истлевшая пеплом сигарета. Он не уловил, в какой момент именно, но уже пожалел, что пришел в этот дом, открыл душевные раны, которые теперь с новой силой кровоточили.
Бриллиантик смотрел на него в упор, презрением сузились его глаза, а сам он захлебывался от обилия слюны и нехватки воздуха.
- Что же, Толик - человек без души и без сердца, серое, гнусное пресмыкающееся? Жестокий и противный тип, не знающий человеческих мук и страданий? Нет... Я так же, как и все, переживал чужую человеческую боль, старался жить благородной жизнью героев популярных романов, пытался дойти до сути человеческой души, жалел, любил, страдал. Не правда ли, смешно! Но человек - это алчное, двуногое существо, с тупым, примитивным разумом. В сущности, та же скотина, только наделенная чувством зависти, как основной движущей силой. И я, как и ты, научился это существо ненавидеть. Но ты со своей наукой отстал от жизни. Тебе еще долго придется терзаться, прежде чем ты поймешь, что оно недостойно и этого. И тогда наступит равнодушие... - Бриллиантик внезапно замолчал, отвалился в кресле, вдохнул и выдохнул грудью и уставился в телевизор осоловелым от злобы взглядом.
Вадим не мог себе объяснить происходившей в их отношениях и разговоре перемены. Он не понимал, насколько откровенен Бриллиантик. Все эти мысли бродили в его голове. Особое внимание он на них не заострял, и так явственно они созрели лишь с подсказки и показались страшными и зловещими. Да, да, он, скорее, ее не любит, а ненавидит всеми фибрами души и тела.
Он вновь отчетливо услышал истеричный смех жены, перед глазами появилось ее озлобленное лицо. Вновь он почувствовал, как болезненно сжалось сердце и от горячей струи, ударившей в голову, дрожит все его тело.
Так, без движения, они сидели, охваченные потоком мыслей и переживаний. И уже бездонная пропасть лежала между ними, обдавая леденящим ужасом при попытке сделать шаг к сближению. Но очень скоро Бриллиантик переборол эмоциональную усталость. Тяжелый дурман сковывал движения, окутывал голову, и чтобы его развеять, он, наконец, разбил молчание - пустил легкий, куражный шар.
- Ты помнишь Ольгу, комсомолку нашу? - он умышленно сделал паузу, давая собеседнику сосредоточиться. Проглотил сливу в шоколаде и разлил по рюмкам чешский ликер.
Конечно, Вадим Ольгу помнил, они дружили, и Толик это отлично знал. Она органически не переваривала его, все школьные годы была бессменным комсоргом и считалась человеком без слабостей. Затем поступила в университет, чересчур увлеклась физикой, забыла об окружающем мире - опомнилась слишком поздно, пропустив очень важную в жизни остановку.
- Как-то она у меня в гостях была. Ты знаешь, стала передовой женщиной. Шампанское с ней попили, правда, потом не совсем приличный эпизод возник. В какой-то мере я сам в этом виноват - не учел ее натуры: прогнал по видику пару порнографических фильмов... Она в кресле тряслась, потом начала за мной ухаживать. Смешно мне стало до слез. Бриллиантик нагло врал - знал, что делает больно и все воспринимается за чистую монету.
Вадим застыл в кресле, ошеломленный, каждое слово, как набегающая волна, обжигало грудь.
- Так что бабы - это дрянь. Плюнь на все и голову не забивай.
- Я ее люблю, - Вадим произнес с сердечным порывом, а думал в этот момент об Ольге.
- Любовь! Любовь? Что это такое? Я не понимаю. Тут за день так накружишься - хорошо, если вспомнишь, что вообще-то она есть... Чудак ты, с женой решил в любовь играть... Любовь, она ведь дорого стоит, Вадик. Ты готов платить-то? - Бриллиантик презрительно посмотрел на Вадима, "махнул" фужер, проглотил дольку лимона и выдохнул в кулак. -Нет, Вадик, не готов, потому что в этой партии сначала плачу я.
Он удивлялся своему красноречию. А почему не пофилософствовать, если хочется, человек-то безобидный.
- Понимаешь, такие, как ты, Вадик, поставили мир с ног на голову, ходите и правду ищете.
Бриллиантик встал, сменил кассету, зевнул, посмотрел на часы и подумал: "Хватит, надо и отдохнуть еще".
- Так, Вадик, ты уж извини, но сейчас жена должна прийти. Она у меня человек "крутой", может и скандал устроить.
- Конечно, конечно...
Вадим тяжело поднялся, машинально подал руку, в такт кивнул головой и вышел на улицу.
***
Приятная усталость владела всем телом. Артур наслаждался этим состоянием. Он неподвижно лежал, рассматривая белый, покрытый мелкими трещинами потолок. Мышцы его тела теребила нервная дрожь, и капельки пота еще не успели остыть на разгоряченной смуглой коже.
Казенная обстановка с затхлым запахом алебастра, дешевой старой мебелью, беспорядок проходили мимо его чувств, он уже привык ко всему и ничего омерзительного не испытывал. И даже короткий, качающийся с громким стуком диван не затронул его самолюбия. Он легко управлял своей впечатлительностью: крепче прижал к груди нежное женское тело, пригладил длинные, красивые, шелковистые волосы, отдавая дань за хорошо проведенное время.
В последние дни потратил много сил и энергии, впадал в отчаянье, ожидая развязки. Что ж, все позади, и теперь, вдали от всего этого, в тишине и безмолвии искусственно созданного вакуума можно спокойно полежать и ни о чем не думать. Он еще раз прижался губами к ароматной, прозрачной щеке, поцеловал душистые волосы, нежно лаская верного послушного друга.
Вчера вечером в надежде встретить Славика исколесил весь город, обзвонил всех друзей и знакомых, но его нигде не было. Разбитый и потерянный, как отрезанный ломоть, поздно ночью возвратился домой. Замедляя ход, давая машине катиться самой по инерции, без его участия, въехал во двор. У самого подъезда стоящая в тени деревьев машина ослепила дальним светом фар. Это был Славик. Оказывается, он давно уже ждал, скрашивая ожидание шипучим вином, легкой музыкой и компанией юных девочек.
Изнуренный бессмысленными поисками, не выдержал и, освобождаясь от щемящего уязвленного чувства, зло выругался. Но холодное вино, музыка, добрые слова смягчили - Славик обнадежил: в милиции дело остановили. Через дальнего родственника он нашел выход на директора кафе и в случае осложнений обещал подстраховать. Как все легко и просто. И совсем не нужно было так волноваться и переживать, унижаться перед этим кретином... Зря морду не набил, а стоило...
Краем глаза Артур взглянул на часы. Еще бы отдохнуть с ней часа два, да время не позволяет.
- Поехали. - Он все еще лежал, собираясь перебороть лень и расслабленность.
- Куда? - Вика испуганно посмотрела на Артура в ожидании каверзной выходки.
- Я тебя в город отвезу. Мне нужно на работе показаться.
- Не отпущу, - Вика наигранно капризничала.
- Поехали, мне ненадолго, потом съездим, искупаемся.
- Поехали.
Она бодро уселась на диване, с любовью рассматривала, прикусив нижнюю губу, сдерживала улыбку. Затем не выдержала, рассмеялась, с силой обняла, накрыла волосами и расцеловала.
Суетливо собираясь, не находила себе месте. Зачем-то открыла ящик стола, перевернула лежащие на столе бумаги - не могла сообразить, все ли сделала. Казалось, что-то ее беспокоит, и она не решается сделать шаг, который неизбежен: оттягивает действие, создает непринужденность и обыденность, старается уловить наиболее подходящий момент и не сознает, что привлекает к этому повышенное внимание.
Артур пытливо смотрел и ждал, пока она, как провинившаяся первоклассница, с сожалением не попросила: - Артур, давай ты через окно уйдешь. В знак согласия он задумчиво покачал головой.
***
В три часа дня жара стала невыносимой, настоящее пекло. Легкий ветерок едва слышно шелестел в обожженных кронах деревьев, и под лучами слепящего солнца шумный город задыхался от духоты.
Вадим вышел на улицу Горького, постоял, задумавшись, не зная, что делать. Мученический, болезненный ком распирал грудь, и обида жгла и сверлила мозг. - Нет, нет, так не может быть. Это несправедливо. Он пропустил поток автомашин и, скрываясь от полуденного зноя, зашел в тень театра. От старого серого массивного здания пахнуло прохладой и провинциальным уютом. Стройные, высокие колонны театральной арки олицетворяют величие. В прилегающем парке тишина и покой. Под могучими деревьями люди отдыхают от палящего солнца. Чувствуется торжественность: голубые ели теснятся, окружая памятник борцам революции, и возле Вечного огня пионеры стоят в почетном карауле. Вадим остановился, вглядываясь в детские, серьезные и наивные лица. Синяя, специально сшитая форма, пилотки, белые воротнички и красные галстуки, все строго и подчеркнуто. Черные деревянные автоматы, прижатые к груди, выглядят мужественно и естественно. Впереди светлая, широкая и самая правильная дорога. Как этому верили!
Что же произошло с этим миром, которым владел ясно и просто? И дорога самая прямая. И огромные перспективы. И, не утруждая себя, был одним из самых первых. Задачи ставил самые высокие. Двигаясь в ногу со временем, ни в чем не хотелось уступать. Готовился быть человеком, нужным для общества. Вадим горько усмехнулся.
А теперь Ольга, непримиримая ко всему пошлому, рядом с Бобком, главная цель жизни которого хорошо поесть и мягко поспать. Ему представилась невообразимая картина ухаживания: встревоженное, чувственное, просящее лицо Ольги и снисходительная, надменная улыбка Бобка, пренебрегающая святым и неприкосновенным.
Когда же произошла переоценка ценностей?! Неужели настало их время?! Устроенный ими быт подчеркивает, что ты ничтожный раб, стоящий от них в зависимости. Они безнаказанно глумятся, влезая в сокровенные части твоей души. И Бобок... невзрачный двоечник Бобок все это предвещал, смеялся и иронически говорил: "Вадик, запомни, когда стадо поворачивает, хромая кобыла всегда впереди".
До чего же мерзко. Вадим ощутил нервную дрожь. "Почему же жизнь такая скотская?"
Округленные вопросом глаза пионеров смотрели с затаенной надеждой и беспокойством.
"Ничего я вам не скажу. Живите хоть этой верой. Совсем без веры человек погибает, а если и существует, то уж очень похож на животное".
Вадим еще раз горько усмехнулся, тяжело дыша, отошел, обогнул театр и, перейдя на теневую сторону улицы, побрел в направлении дома. Цветочные, яркие клумбы, аромат и покой остались позади. И здесь, на загазованных, душных улицах, в городской сутолоке с заморенными жарой и заботами людьми, Вадим вдруг вспомнил свое прощание со школой. То счастливое, радостное время: последние экзамены, весеннее солнце и щебетание птиц. Праздничная, непринужденная атмосфера, последние наставления, и они - молодые, зеленые птенцы - покидают родное гнездо. Взмахнув неокрепшими крыльями, летят по чистому, голубому небу, не предвещающему грозы, к солнцу - каждый к своему.
И он из тех, кто своего солнца не нашел. Не уловил в этой жизни для себя главного и очень важного. Не понял основного и существенного. Но почему? Почему не нашел именно он?
Разбитый и подавленный, Вадим подошел к фонтану, дождем распыляющему по газону сильный напор воды, подставил лицо и, до нитки промочив рубашку, напился.
На перекрестке под светофором скопилось много машин. Беспокойные водители, нервно давили педали акселераторов, спешили, ревели моторами, боясь создать дорожную пробку. "Шестерка" светло-голубого цвета врезалась в вереницу автомобилей, нагло выбирая лучшее место. Популярная, динамичная музыка через открытые окна легко и ненавязчиво привлекала внимание прохожих. Вика, умиленно - застенчиво улыбаясь, смотрела на Артура преданным, отрешенным от всего мира взглядом. Она была счастлива.
Судорога сковала все тело. Вадим почувствовал, что задыхается, тошнота подступила к горлу, и его вырвало. Он вытер рот платком и, не давая себе отчета, пошел за ныряющими в потоке машин "Жигулями". Обстоятельства не укладывались в голове. Нужно остановиться и все осмыслить, но он упорно шел, решительно и уверенно. На улице Астраханской чуть не попал под машину: водитель-ас с трудом справился с управлением. Матерно ругаясь, с монтировкой в руке, подбежал, готовый изувечить. Однако, рассмотрев Вадима, только сказал:
- Что же ты, парень, делаешь?
- Ударь! Ударь! Зачем мне теперь жить?
Дурная мысль зациклилась в голове. "Умереть. Я хочу умереть". И неведомая сила влекла его за собой.
Возбужденный, окончательно отчаявшийся в жизни, он вышел к вокзалу. Привокзальная площадь пестрела убогими, синюшными лицами. Вадим прошел мимо, не замечая узорчатых цыганских платков, сновавших по толпе водителей - калымщиков, мороженщиц, походных пирожковых тележек. Все это обыденно. Переступая порог современного, заполненного сосредоточенными и взволнованными людьми здания, отчетливо услышал голос информатора:
- Прибытие поезда N 174, Москва - Астрахань, ожидается на первую платформу.
Захваченный суетой, Вадим выбрался на перрон. Солнце светило еще ярко, но уже было схвачено красной каймой заката. Накаленный перрон парил зловонным, вагонным запахом, и кишащая чемоданная братия расположилась в трепетном ожидании.
Поезд Москва - Астрахань шел без опоздания, его дым, описывая дугу, уже виднелся вдалеке. Завороженный скорой встречей, Вадим прошел перрон, спрыгнул на землю и, отсчитывая шпалы, направился к цели. Он обезумел, увидев поезд. "Вот они, железные, бездушные, самодовольные, уверенные в себе, безжалостно сметающие все на своем пути. Люди! Остановите их!"
Вадим бросился навстречу поезду, подставил плечо, и адская машина провернула его в своих жерновах с омерзительным скрипом тормозящих колес и глухим, пронзительным свистом гудка.
***
Вика вернулась поздно. Синее, теплое небо уже покрыла золотая звездная россыпь. Слышалась трель сверчка, и подъездный, круглый фонарь атаковала серая мохнатая бабочка.
Чувство вины и страха довлело, а предстоящая встреча не сулила ничего хорошего.
Поднимаясь на лифте на шестой этаж, терзалась мыслью, что вновь приходится возвращаться в этот ненавистный дом. Вновь нужно притворяться и обманывать. Надоело, как все надоело. Она подошла к двери и минуту стояла, прислушиваясь. Постаралась бесшумно ее открыть - медленно проворачивая замок, старалась не греметь ключами. Темная, мрачная квартира удивила. Вика сбросила босоножки и включила свет. Нагнулась, не решаясь сделать лишнего шага, и заглянула в комнату. "К мамочке, наверное, ушел".
Она отогнала дурные предчувствия, потянулась, открыла форточки и балконную дверь и, вдыхая свежий воздушный порыв, ощутила головокружение. Песчаное побережье, яркое солнце отражались в памяти с ощущением гармонии земного счастья. "Может быть, к лучшему, что у родителей? А, может быть, еще где?"
Опережая приход мужа, быстро умылась, расстелила постель и, уставшая, легла, ощущая приятную истому тела. Счастье и радость переполняли грудь. И больше ничего ей в жизни не надо...
Она вспомнила проведенный день и с благоговейной улыбкой на лице уснула.
Снилось ей песчаное побережье, яркое солнце, большое живописное озеро. Кувшинки лилий прячутся в блеске волн. Чайки, крикливые и беспокойные, кружат над водой. Прозрачная водная гладь отражает чистое бездонное небо. И они с Артуром плывут, согреваемые теплотой и спокойствием, а затем, измученные, мчатся на машине, позабыв обо всем. Все завидуют им, и она счастлива.
А потом... А потом она оказывается в далеком маленьком родном городке, совсем одна. На улице глубокая осень, сумрачная и дождливая. Похожий на сказку дом обветшал, и сад с вишневыми деревьями холоден и строг. В доме никого нет. Пробивающиеся в комнату лучи света сурово оттеняют упадок. Мертвая тишина давит, и становится жутко. Окидывая взглядом обстановку, не узнает ее - все погружено в серые тона, и от былого блеска ничего не осталось. Она подходит к зеркалу, смотрится и видит, как ее девичье лицо прорезают старческие морщины. Проводит по волосам, а они уже стали седыми и клочками выпадают. От панического страха в ужасе проснулась.
Первые лучи солнца, играя и лаская, заполняли комнату. Вика лежала неподвижно, все еще испытывая полудрему. Она осознала, что это всего лишь сон, и постаралась забыться. Но последнее сновидение возвращало в реальность. Не отдавая себе отчета, встала и подбежала к зеркалу: осунувшееся лицо, воспаленные красные глаза, под глазами мешки. Провела по ним пальчиками, попыталась расправить, но они вновь приняли прежнюю выпуклую форму.
Огорченная Вика накинула халат и повалилась на тахту. Все нехорошо. Все представлялось по-иному. Отчего же так получилось? Ведь человек создан для счастья, а не для мук.
Внутреннее чувство подсказало: надо свекрови позвонить.
С трудом вспоминая цифры, набрала номер ее телефона.
- Вера Герасимовна, здравствуйте!.. У вас Вадика нет? Вы знаете, он дома не ночевал...
Разговор стушевался. Вероника забеспокоилась. Вспомнились события предыдущей ночи. Она была не права и, должно быть, причинила боль и страдание. Она посмотрела на часы - рабочий день еще не начался, нужно себя чем-то занять: расчесала волосы, стянув их на затылке, сделала хвост. Поставила на плиту чайник. Но полчаса тянулись мучительно долго и, не дождавшись конца, позвонила. Незнакомый мужской голос отрывисто ответил, что Вадим еще не подошел, и в трубке послышались короткие гудки. Вика почувствовала беззащитность, заметалась по комнате. Затем постояла у окна, откусывая заусенцы на пальчиках, и полежала на тахте, разглядывая потолок. И с каждым разом, уменьшая интервалы, звонила, пока наконец не выяснилось, что он в командировке и целый день его не будет. Облегченно вздохнула, положила трубку, улыбнулась и, артистично закатив глаза, перекрестилась. Но уже в следующую минуту нахлынувшие мысли сдавили грудь. Вика, обессилев, опустилась в кресло и расплакалась.
***
Бриллиантик сидел на поминках, ощущая волнение. Такого состояния давно не испытывал. Большой зал кафе, заполненный трауром, травмировал психику, и ропот, проносящийся между рядами, нес кладбищенский смертельный дух.
О случившемся узнал случайно. Испугался: а вдруг кто-нибудь видел его с Вадимом? В милицию затаскают...
Все эти дни жил в страхе разоблачения. Отчего так? Сам удивлялся. Плюнуть, ему-то какое дело. Но выйти из этого кризисного состояния не удавалось. Навязчивые мысли лезли в голову. Появилось неведомое ранее чувство, как бес, терзавшее сознание, и боязнь высказаться вслух привела к одиночеству.
Жена, заметив перемены, пытала:
- Толя! Что случилось?
- Ничего.
- Но я же вижу, что что-то случилось.
Она не отставала, настойчиво лезла в душу и требовала ответа. В конце концов, не выдержал, схватил ее за ухо, дал пинок и вышвырнул из комнаты. Плач и угрозы уйти ненадолго оторвали от существенного. Зря, конечно, обидел. Но что ей нужно?.. Куда она лезет?.. Должна знать свое место. Разве он виноват, что ему пусто в этом доме?! Что он устал выслушивать разного рода глупости?! Что его сердце окаменело от безнадежной, пылкой первой любви. Ольга! Он любил ее, страдая и пряча от всех свои, чувства, надеясь на взаимность... Но кто он для нее? Обреченный, обиженный судьбою человек-спекулянт! Она смеялась и презирала, пренебрегала в угоду малодушным, задевая самолюбие. За что?! Если бы ему было дано все, как им, стал бы он заискивать перед дураками, улыбаться тем, кого ненавидел? Да... она из тех, для которых не деньги решают главное. Но может быть, и ему все это наскучило. Только от тоски он искал развлечения, менял часто женщин, как-то разнообразя житейский фон.
А если он несносно одинок с теми, кто механически ему отдавался, унижая человеческое достоинство? Если они вообще не способны его понять? И когда он это чувствовал, то в злобе лил им на голову шампанское, до хруста суставов заламывал непомерно длинные ноги за голову. Они с радостным смехом воспринимали это как чудачество, и делать больно вошло в привычку. Но сам-то он мучился!..
Что не хватало Вадиму? Все ему было доступно и доставалось легко. Живи и наслаждайся жизнью. Мог ли подумать, что он поверит вранью? Жаль, что не понял он своего счастья, которое было рядом...
В день похорон на кладбище не поехал, опоздал. Да и делать там нечего - гроб все равно закрытый. В кафе тоже опоздал, кое-как добрался по изнуряющей жаре. В прохладном зале запах щей и кутьи ударил в нос. Не делая шума, Бриллиантик сел на краю ближнего к выходу стола, привыкая к обстановке. Мимолетно окинул взглядом соседей - инженеры, до чего убогий народ, и трудовых книжек не надо: глядя на них, настроение портится.
Молодые женщины принесли для него в тарелке щи. Жирный бульон обжигал рот. Он с шумом его проглатывал и скользил взглядом по рядам. Ольга должна быть где-то здесь.
Но зал был заполнен незнакомыми людьми, которые, соблюдая тишину, сидели, уткнувшись в тарелки, уделяя пристальное внимание еде. В таком скоплении людей ее не найти. Толик еще раз мимолетно окинул взглядом весь зал, по инерции ткнул ложкой в бульон и остановился в этом движении. С большого, в черной рамке портрета на него смотрели полные жизни глаза. Бриллиантик невольно отпрянул. Но, опомнившись, посмотрел по сторонам и пристально всмотрелся в знакомые черты. Особой красоты не было, но были опрятность к ухоженность, остающиеся часто не замеченными. Прямой нос, строгая прическа, упрямые губы и глаза выражали мысль, так дешево в этом мире стоящую.
В задумчивости Бриллиантик отодвинул тарелку со щами, но, поймав косые взгляды соседей, поспешно придвинул ее и доел. Мужчина, ответственный за столом за спиртное, налил в рюмку водки, принесли кутью, наступило оживление, и Бриллиантик перевел взгляд в противоположный конец зала. Там, среди сидящих людей, во всем черном, возвышалась фигура Олега. Он стоял, молча и пристально рассматривая портрет, позабыв об окружающих, уносился в прошлое. Задумчивое лицо было спокойно, лишь в глазах отражался и блестел затаившийся гнев. Тяжело дыша, Олег начал говорить, четко произнося каждое слово:
- Вадик нас часто стал собирать, то на свадьбу, то на похороны...
Но силы покинули его, он задохнулся, закрыл лицо руками, опустился на стул и зарыдал. Эта душераздирающая сцена готова была перейти во что-то ужасное. Пауза становилась невыносимой. Послышались женский плач и причитания, забегали озабоченные женщины. И в этот момент Бриллиантик увидел Ольгу. Нет, она не суетилась, не успокаивала. Она сидела, погруженная в свои мысли, рядом с Олегом. Выплаканные, обесцвеченные глаза отражали внутреннюю, нестерпимую боль. Милое лицо сильной натуры, увядающее от одиночества, даже в эту минуту было одухотворено.
Никогда! Никогда он не сможет быть с ней рядом! Даже если заставит весь фарцовый мир крутиться в ее счет. Потому что живут они в разных измерениях - несравнимых, как блеск алмаза и сияние звезды!
Почему в 'кругу этих людей он чувствовал себя ничтожеством? И теперь даже блестящие глаза с портрета смотрели на него с презрением.
Бриллиантику стало жарко. Он долго искал носовой платок, старательно вытирал раскрасневшееся лицо. В глазах появился болезненный блеск, и внутри глазниц они потеряли спокойствие. В другой ситуации встал бы и ушел, но здесь не решался, хотя чувствовал себя не у места. Он, суетливо окидывая зал, всматривался в лица, угрюмые и строгие, чужие, занятые своими заботами, они отделены от него стеклянной стеной.
Толик проскользнул взглядом по чернеющим лицам Вики и Лариски, отметил знакомые черты, прежде чем память выдала информацию. Эти-то откуда здесь? Но, поняв суть вопроса, вздрогнул от своей наивности.
По изможденному лицу Вики катились слезы. Она больно кусала губы, пытаясь сдержать плач. Лариска обнимала ее, поддерживала, защищая от осуждающих взглядов.
Шокированный Бриллиантик смотрел на сиротливо прижимавшихся, несчастных Подруг. "Себя ведь жалеют. Вот они - настоящие виновники случившейся трагедии".
Он вместе со всеми выпил стопку водки, поминая Вадима, и подумал: "Простой он, как две фуфайки..."
И, уже ожидая конца поминок, сидел в напряжении, путаясь в мыслях.
Всю дорогу домой думал о жене: "Приду, морду набью".
Но передумал, успокаиваясь, вспомнил, сколько с ней пережито. И, придя домой, ни слова не говоря, расцеловал.