- "Сволочи! Сволочи! Все сволочи!.. Господи, и это те, кому я так верил, на которых надеялся. С каждым из них, кажется, знаком целую вечность. Они... Они радуются, не скрывая злорадства, тому, что ты оступился, что тебе в жизни не повезло. Маслеными глазами смотрят на твою жену, а только две недели тому назад желали счастья и благополучия... А эта тварь, смачно раскуривая сигарету, в присутствии их измывается над твоими чувствами..."
Вадим пересек трамвайную линию и вошел в сквер. Тускло горели огни, клочками освещая пустынную улицу, и тишина вечернего города лишь изредка прерывалась гулом моторов легковых автомашин.
"Кого винить? Ведь сам этого искал. Ради нее "перешагнул" через сердца близких и родных людей. Вот и расплата. Но почему всегда расплата?! Почему всем все "сходит с рук", а ты должен платить за каждый свой шаг, за каждый поступок?"
Цветков почувствовал, что не владеет своими эмоциями. Он тяжело опустился на свободную скамейку в темном, укрытом от посторонних глаз месте. Чудная июльская ночь накрыла город ярким, звездным ковром, вдыхая прохладу и свежесть, охватывая трепетом его худую, неуклюжую фигуру. Где-то вдалеке заиграл магнитофон. Мимо прошла парочка, испуганно озираясь. Он их не осуждал - минуты счастья нужно уметь ценить.
А Веронику любил, любил и сейчас в жутком, идиотском состоянии. Достойна ли она любви? Как много он ей позволял. Очень многое прощал и бережно обращался. Нужно научиться владеть своими чувствами. Но уже ничего нельзя изменить в их отношениях. Они сложились тогда - два года назад, в день их встречи.
Познакомились прохладным июньским вечером. Все было глупо, но радость жизни делала все естественным.
Трамвай, двенадцатый номер, скрипя колесами и искря дугой, выворачивал на остановку. Город уже засыпал, в дреме провожая последних киношников и возбужденных гостей ресторанов. С кем-то прощался, обещая позвонить через два месяца - два месяца военных лагерей.
Этот последний вечер, как никогда, был удачным. Маленькое, затерявшееся в самом центре города кафе "Гостиный двор" весело сверкало огнями затейливой дискотеки. Знакомые лица заполняли зал. И жизнерадостный, приветливый дух витал среди грома музыки, дыма сигарет и обаяния опытного диск- жокея.
Общее, захватывающее дух веселье не знало границ, иногда преступая даже рамки приличия. Шампанское заменило дешевое красное вино, дурманящее, с отвратительным суррогатным запахом, к удивлению легко воспринимаемое.
Какой-то студент-пародист, пытаясь заявить о себе, взывал к скачущей, беснующейся биомассе. Нервно вздрагивая, плакал, закрывая лицо руками, когда под свист и откровенные ругательства требовали музыки и зрелищ.
Нурия и Светка Гольдберг, танцуя в хмельном угаре, под гомон ухажеров, задирали юбки, эффектно переставляя холеные, загорелые ноги. Олег весь вечер хохмил, со свойственным только ему юмором. Осталось загадкой его желание познакомиться с двумя узбечками. Откуда они взялись в вечернем городе? Он упорно тащил Валерку за рукав:
- Моя - слева, твоя - справа, пошли.
Валерка, по-видимому, сомневался в искренности предложения и, упираясь, вопил:
- Н-е-т!
- Все понял, справа - моя, слева - твоя, пошли...
Вслед за узбечками были балерины, потом воспитательницы детского сада... Провожали всех, пока было по пути. Но трамвай, двенадцатый номер, со скрипом колес уносил от всего этого в далекий от счастья мир.
Она сидела у окна пустого вагона. Маленькая, хрупкая, нежная, в пестром шелковом платье, похожая на куклу - любимую куклу наследника Тутти. Загадочно посмотрела отрезвляющим, брезгливым, полным презрения взглядом и отвернулась. Две остановки, завороженный, оцепенело смотрел на нее. И прежде чем сесть на свободное перед ней место, отчего-то посоветовался с Олегом.
Она наговорила дерзостей, глядя в лицо. Зачем поплелся провожать? Вечер был испорчен. Сказала, что скоро выходит замуж и уезжает на юг, что у нее нет имени и все это ни к чему. Тогда, после первой встречи, она пропала.
Иногда думал о ней, как о далекой, несбыточной мечте. И уже осенью, когда на улице моросил дождь, неожиданно встретил вновь. Она попросила проводить, за неуплату денег ее выселяли из общежития. Нужно было забрать вещи и уладить конфликт. Говорила об этом спокойно, не делая из этого никакой трагедии. Прощаясь, предложила встретиться только через неделю, потому что на неделю уезжает домой.
Неделю! Да он готов был ждать месяц, год, сколько она пожелает!
Но через неделю она не пришла. Напрасно ждал под проливным дождем, ждал долго, надеясь на ее волшебное появление.
"Может быть, договорились встретиться на соседнем перекрестке?" Совсем обезумевший, обошел близлежащие улицы. Может быть, в девять, а не в восемь?"
Еще полчаса ждал, озябший и измученный. Потом появилась здравая мысль - забыть. Сорвав зло на родителях, утвердился в этом решении и каждый день жил самовнушением.
Олег, чувствуя его переживания, говорил:
- Ты из этого проблему не делай. Это для тебя маленький неприятный штрих, всего лишь. - И, видя, что слова не доходят, начинал злиться: - Так нельзя увлекаться, женщины падки на все блестящее и ни от чего не застрахованы. Ты еще не раз с ней встретишься и услышишь самое правильное объяснение.
Так оно и случилось, только никаких объяснений не было.
Перед самым Новым годом на улице мело. Автобусная остановка плохо освещалась, и среди стоящих в ожидании автобуса людей он ее не заметил. Она вышла из темноты и, по-детски улыбаясь, сказала какую-то глупость. Тот разговор трудно воспроизвести. Помнил лишь одно, их пути расходились, и она снисходительно назначила свидание: "Ладно, давай через час встретимся".
Это было воспринято как должное, и через час встретились.
Она ждала у цветочного магазина, вся обсыпанная снегом. В своей громоздкой пятнистой шубе и белой вязаной шапочке выглядела смешно. Но ведь это не самое главное.
О чем говорили? Кажется, об институтских ее делах. Мечтала о дипломе юриста, только накопилось много "хвостов", и мечта под угрозой. Незаметно подошли к кинотеатру. На какой фильм - все равно.
Тогда, в заснеженный, вьюжный вечер, был этим счастлив и в глубине души радовался.
Вадим почувствовал, как от нахлынувших воспоминаний горит огнем лицо, учащенно в висках бьется пульс и усталость томит тело.
Сквер совсем опустел, нужно идти. С содроганием сердца он направился к дому. Выбирая темные улицы, пытался избавиться от случайных встреч.
Медленно поднимался по лестнице на шестой этаж, в душе его еще теплилась надежда. Но Вики дома не было. Сердце заныло с новой силой, в отчаянии повалился на диван. Не зажигая свет, смотрел в окно на клочок звездного неба, пытаясь забыться.
Зазвонил телефон. Это она. Холодные, жестокие слова безжалостно терзали сердце.
- Вадим, я переночую у Ларисы. Хорошо?.. Ты меня не жди.
В отчаянии бросил трубку.
По-хорошему нужно совсем порвать. Усевшись в кресло, перебирал варианты объяснений и ловил себя на одной мысли, что никогда этот разговор не сможет начать, хотя все кончено и ничего хорошего больше не будет.
***
При виде Лариски слезы сами собой побежали из глаз.
- Ну, что ты? Возьми себя в руки. Лариска обняла и рассмеялась.
- Все образуется.
- Да ничего не образуется. Он мне противен, понимаешь, противен. Я никогда не думала, что так может быть. Дура, слушала всех подряд.
- Ну, извини... Самой тоже нужно было думать. Лариска вспыхнула, как спичка, принимая последнюю фразу подруги на свой счет.
- Как все глупо получилось. Хотела сделать кому-то назло, а вышло себе. Все эта Надежда Петровна!
- Что ты, Вика! Квартира, машина, интеллигентная семья, без пяти минут кандидат наук. Такую партию не найдешь. Тут и думать нечего!
Слезы вновь выступили из опухших глаз. Вика села на край тахты, свернулась в комочек, подперев голову руками.
- Вчера встретила Артура.
- Ну и как?
Лариска всем телом безбоязненно повалилась на мягкую тахту.
- Что как? Того, что было, уже не вернешь.
- Прямо уж, не вернешь. Была бы охота.
- Желание было. Как я сейчас жалею, что так получилось. - Глаза Вики заблестели от нахлынувших воспоминаний.
- Да, да. Только получше вспомни. Что ни праздник - Артурчика нет... Миллионер подпольный... - Лариска выругалась. - Хоть бы раз за кино заплатил. А на день рождения твой с бабами приперся.
Лариска бесилась. Огнем загорались огромные голубые глаза, она ежилась, и на здоровой, шоколадного цвета коже выступали заметные глазу мурашки.
- Брось, и ни о чем не жалей. Нашла по ком сохнуть. Таких кобелей пруд пруди. Ты, вообще, чего раскисла-то? У других еще хуже, ничего - живут. В тебя пьяным перегаром не дышали.
- В тебя, что ли, дышали? Да нет, все правильно. Но
что делать, я не знаю.
- Я тоже не знаю. Но я с твоим - запросто. Лариска рассмеялась, с опаской посмотрела на подругу и не поняла, пропустила она эту фразу мимо ушей или
сделала вид.
- Вчера так мерзко получилось. Думала - на работе, а он дома оказался. Противно ужасно.
- Что же не проверила?
- Ну, как не проверила - звонила, он трубку не брал.
- Видел?
- Да нет - в ванной был. Все равно противно...
...Что просмотрела? Что упустила в этой жизни? Лариска права, не о ком жалеть. Артур скоро изменился. Сердце, не переставая, болело ревностью. И очень часто, не дождавшись его поздним вечером, уткнувшись в подушку, плакала от слабости и беззащитности. Родители догадывались про ее душевные муки, хотя в письмах об этом не писала. Предки считали, что каждый человек свою судьбу должен устраивать сам, поэтому назойливыми советами не докучали, однако в очередной отпуск с нетерпением ждали ее приезда домой. Особого желания не испытывала, но родители твердо настаивали.
Вид родного дома тронул сердце. И как не было года разлуки. У автобуса встретил сосед Аркашка. В морской форме он выглядел взрослым человеком, в котором совсем ничего не осталось от прежнего доармейского мальчишки. Странно, до армии ходил, задрав нос, а теперь встречает и несет чемодан.
Вечером встретились. А что делать в глухомани? Читать книги? Потом этого пожелал отец, хотя все было решено без него.
Для глухомани Аркашка - незаменимый кавалер: от морских клешеных брюк - столбом пыль. Рассказывал о тяжелой солдатской службе. А больше молчал, и рассказывала она. Он был застенчив, чего-то стеснялся и краснел. На следующий день заговорил о хозяйстве, о работе, 0 будущем... Дурачок - поцеловал бы лучше. Намерения его были слишком серьезны, что-то пугало. Родители не хотели лишать ее юности, и когда месяц кончился, решили переписываться. Для него это как награда - поводов на большее не давала.
Письма приходили каждую неделю. От простых, шаблонно написанных, с ошибками фраз веяло теплом близкого человека. Письма бережно хранила, но никогда не перечитывала. В трудные минуты они становились щитом, за которым можно найти душевное равновесие. Когда их набралось два десятка, он попросил разрешения приехать. Она не возражала, единственно испугалась, что приедет в любимой морской форме.
Аркашка остановился у дальних родственников. Приехал в пятницу вечером, а на субботу выпадало ее дежурство. Девчонки по работе отпускали, но из крайнего любопытства желали видеть избранника.
Он терпеливо ждал, сидя на лавочке в больничном парке. Попыхивал "Беломором", не обращая внимания на проходивших мимо медицинских сестер, пристально его разглядывавших.
Три дня... Что там? Кажется, даже целовались. Все равно он был скован, и это все портило. На его письма больше не отвечала. Девчонки в один голос закричали: "Недостоин!" И каждая отметила наиболее важные недостатки.
Аркашка переживал недолго. Неделю пьянствовал на глазах у всего города. Нарядившись в морскую форму, горланил армейские песни, заставляя подпевать новоявленных друзей. Вскоре, однако, утихомирился - ум всегда побеждает инстинкты. Поступил на работу слесарем на автобазу, нашел себе невесту, простую, скромную, работящую, стал хозяином положения и растворился в обыденной жизни...
- Ну что, будем спать?
Лариска начала доставать спальные принадлежности. Вика согласилась, хотя спать не хотелось. И, лежа на тахте рядом с Лариской, она с болью вспоминала свой маленький городок с милыми сердцу вишневыми садами, веселое лето и длиннющую зиму. Девчонки с мальчишками все друг другу знакомые, школа и школьные экзамены - все в далеком прошлом. Как легко прощалась она с той жизнью. Манил большой город с модной молодежью, выбранная профессия и желание поступить в вуз.
Экзамены в медицинский институт провалила. Очень большой конкурс не позволил показать знания. В тот год и блатным места не хватало. Отец обрадовался ее возвращению, но она не думала оставаться. Прожив месяц дома, затосковала. В областном центре у отца много друзей. Они подыскали квартиру в центре города со строгой старухой, помогли устроиться медсестрой во вторую советскую больницу - тогда медицина еще оставалась ее призванием...
Ритм работы устраивал: за те трое суток, что отдыхала, ни один кинотеатр, ни один фильм не оставались без внимания. Сутки на работе пролетали незаметно. С девчонками сошлась быстро, в основном все такие же приезжие. Дежурный врач Анатолий Дмитриевич многое прощал, но в его присутствии чувствовала себя неловко. Смотрел томным взглядом старого ловеласа. А поэтому лишний раз старалась на глаза не попадаться.
Пролетел год. На экзаменах вновь провалилась и по совету родителей отдала документы на нулевой курс в юридический институт. Там и познакомилась с Артуром.
Высокий и стройный, с карими спокойными глазами на греческом лице и бронзовой кожей, он нравился всем, и тем приятнее было его внимание. Все было романтично, и она втайне от всех вела свой дневник. Артур очень хорошо и бережно относился. Познакомил с родителями. Мать - армянка, отец - грузин, встречали с радушной улыбкой. Что-то говорили на непонятном языке. После чего он выглядел очень удрученным. Тогда все поняла, но Артур был ни при чем. И что без него делать - не представляла. Что их может разъединить? Какие-то предрассудки.
Июльский ливень лил как из ведра. Он разразился неожиданно и застал их врасплох в городском парке. Прятались под огромным могучим столетним дубом; Артур обнял, стараясь укрыть от ветра, который обдавал влагой и холодом. Платье все равно намокло, неприятно прилипало, покрывая тело мурашками. Его нужно сменить. Быстро добрались до дома. Другого платья в гардеробе не оказалось. Разглаживая утюгом снятое, начала неумело строить глазки... А потом он уже не мог остановиться.
После случившегося месяц с ним не разговаривала, не замечала и избегала. Артур вечерами сидел под окнами. Приходил на работу, но прощать его не хотела.
Прошел месяц, и в жаркий, душный летний вечер не было ни ливня, не нужно было сушить платье, он поднялся к ней как само собой разумеющееся...
Мама долго плакала, читая записи в дневнике.
***
Отзыв на диссертацию задерживался, а до предварительной защиты рукой подать. Научный руководитель с утра сидел у телефона, пытаясь пробиться в Вильнюс. Это у него не получалось, и он нервничал.
- Так, сейчас садись и набирай вот этот номер.
Он подошел к Вадиму, вперил в него из-под страшных мохнатых бровей колючий взгляд и протянул листок с написанным номером, начиная от нуля (выход в город) и кончая номером телефона, с которого предстояло позвонить. Точность, рассчитанная на дураков.
Вадим безразлично взял листок и направился к телефону.
- Так, стой. Что случилось?
Баскинд Давид Львович отлично разбирался в настроении ученика.
- Я не могу видеть тебя в таком состоянии. Что случилось?! - Он говорил нетерпеливо, по-особому, из стороны в сторону размахивая рукой.
- Алло! Каститис! Каститис! Привет! Привет, говорю, как ваши дела? Дела, говорю, как ваши? Черт, ничего не слышно. Алло, алло, пришлите отзыв на диссертацию. Отзыв пришлите. Пришлите отзыв. Ну, все, до свидания, ждем. Черт знает что.
Баскинд Давид Львович положил трубку и подошел к Вадиму:
- Проведете эксперимент, составишь текст телеграммы и договор с Уфой. Понял?.. Очнись, не сиди таким. Ну, не могу тебя таким видеть!
У Давида Львовича начиналась истерика. Вадим покачал головой в знак согласия и отвернулся к окну.
Последнее время их отношения с руководителем резко ухудшились. Что и говорить, сам тому виной: затевать свадьбу в "предзащитный" период - это преступление. Но это был ее каприз.
О свадьбе разговор зашел как-то сам собою. Гуляя по вечернему городу, проходили мимо городского загса, и она спросила:
- Ты какое платье больше любишь на невесте - длинное или чуть ниже колен?
- Длинное.
- Я тоже. - И почему-то звонко засмеялась. Мысль о свадьбе вместе с радостным смехом запала в
Душу. Просил лишь об одном, чтобы состоялась после защиты. Вика не уступала. Как потом выяснилось, она давно дала обещание подругам. В теплом кругу, на очередном девичнике, ни с чего заявила:
- А моя свадьба будет 15 июня или никогда. "Плевать ей на меня, на мою работу, самой бы смешно не выглядеть". Захваченный навязчивыми воспоминаниями, Вадим пробежал неосознанным взглядом по суетливым жизнерадостным сотрудникам и повернулся к Мишке.
- Умненький ты наш, так много не думай: головка будет болеть.
Мишка начинал приставать к Вадиму, изнывая от утреннего безделья.
- Сидишь тут и воруешь мои светлые мысли. Ведь специально сел впереди, чтобы отнимать мои идеи.
Он строил ученые гримасы, которые изо дня в день веселили сплоченный коллектив научного сектора.
- Вадим Андреевич. Чай-то пить будете?
Было уже десять, Мишка организовал чаепитие. Работа на нуле. Этот эксперимент... Хуже всего делать бестолковую работу, тем более на неисправном оборудовании.
- Спасибо. Не буду.
Вадим направился на экспериментальный участок.
Саша упорно пытался ввести в станок рабочую программу. Вот уже два часа это ему не удавалось. Был перегруз стоковой памяти, а снять его он еще не умел. Выключал и включал станок, пытался ввести численные значения под ключ, но 991 ошибка в последний момент высвечивалась на индикаторе. Работоспособность колоссальная.
- Не получается?
Саша обиженно замотал головой. Вадим подошел к стойке.
- Отвинчивай винты. Поставь выключатель в нижнее положение. Теперь верни его в верхнее. Закручивай винты и набирай все заново. Когда полезешь в следующий раз, смотри, чтобы током не ударило. Понял? Один не работай, введешь программу - позовешь меня.
Вадим поднялся в сектор, когда чаепитие шло полным ходом, и Мишка вызвал "стариков" на очередной интересный спор.
Эти примитивные детские выходки изрядно надоели, но приходилось подыгрывать:
- В чем дело, Мишель? Вы опять безобразничаете?
- Бог с вами, Вадим Андреевич. С чего вы взяли...
При появлении Вадима Давид Львович прервался, удрученно и беззащитно выражая обиду. Лишь когда Вадим уселся, оживившись, с сопроводительными жестами и мимикой продолжал:
- Ну, так вот... На чем я остановился? Да... Так вот, читают до обеда информационную лекцию. Затем обед шикарнейший с пивом. Потом продолжение лекции. И так неделю. По окончании симпозиума заказали зал и для всех участников организовали банкет. Я впервые в жизни был на таком и больше, наверное, никогда не буду. Заходим в зал: стоят квадратом столы. Встречают два молодых швейцара. Коллеги по симпозиуму, чувствую, такие же, как я, никогда в подобных ситуациях не были, столпились с одной стороны и жмутся друг к другу.
Сервировка стола исключительная. Таких блюд никогда не видел и не знал. По периметру стола, в несколько рядов одна к одной стояли бутылки водки в зависимости от сортности. Кто-то осмелился подойти к столу первым и попробовать угощение, и обед начался.
Я подумал: "С другой стороны стола тоже для нас приготовлено..." - и зашел. Вслед за мной рассредоточились остальные. Все перепробовал. Пил только водку, на красивые бутылки не зарился, брал изведанные блюда. Думал, лопну. Уже в голове помутнело. Как вдруг открываются ворота, и вкатывается карета!
Баскинд Давид Львович завизжал от удовольствия.
- А в карете баран обжаренный! На запястьях ног золоченые браслеты, а вместо головы корона из золоченой фольги.
Старик входил в экстаз и мотал головой:
- Все стоят, открыв рты, и подойти не решаются. Думаю: умру, но съем. И первый подошел. Мне отрезали со спины ломоть, полили соусом...
- Съели, Давид Львович? - перебил Мишка.
- Съел и кое-как, пошатываясь, дошел до гостиничного номера. - Давид Львович завизжал, все заулыбались его наивной радости.
- Вы потом туда спускались? - переспросил Мишка.
- Зачем? Нет, лег спать.
- Вот, наверное, во сне вам баран и приснился, - лишая старика радости, озадачил Мишка.
...Рассказ о банкете фирмы "Эрликон" Вадим уже слышал. Давид Львович любил его повторять, добавляя еще мороженое в виде Кремля. Складывалось впечатление, что этот ресторанный эпизод - единственный в его жизни. А они с Викой довольно часто заходили в рестораны, просто так, без спиртного пообедать. Она любила ресторанные трапезы, чтобы лишний раз не готовить. Потом ехали на машине ее провожать, и это тоже весьма радовало. Нет, идеальной та жизнь не была, они ссорились. Но стоило ей выбрать время и набрать его телефонный номер и они снова вместе.
Много позже он понял, что ссорились они, когда это ей было нужно.
***
Девятиэтажное здание общежития одиноко возвышалось на перспективном пустыре, отведенном под строительство жилгородка. Зимой его окружали глубокие сугробы, и северный ветер пронизывал панельные, хлипкие стены. Осенью и весной распутица усугубляла одиночество и скуку. Но было лето, и в душную комнату через открытое окно врывались запахи трав и ветры летнего зноя.
Вика сидела одна, слушая по радио занятную сказку для детей. Переводила взгляд с распахнутого окна на часы и теряла спокойствие. Нет, она никого не ждала. Просто не знала, чем заняться. Обычно оставляла ключи вахтерше, и та распоряжалась за нее. Но дежурила Нина Сергеевна, отношения с ней были более чем натянутые, точно с тюремным надзирателем.
Почему она так ревностно относится? Раньше не было никаких проблем, а тут вдруг резкие перемены.
Казенная, скудная обстановка стала ненавистной. Раньше как-то этого не замечала. Попробовала читать книгу, но, пробегая по строкам, не поняла, кого любил Вольтер. Книги какие-то заумные попадаются. Бросила. Прислушалась к мягкому голосу сказочника. Тоже ненадолго. Попыталась по телефону несколько раз "пробиться" в город. Только взвинтила нервы.
Неужели сорвалась, и нет в этой жизни зацепки. Квартира, машина, кандидатская... Кончится это или нет? Сама во всем виновата. Он ведь положительный, порядочный человек. Любит. Что еще надо?
Если бы человек знал точно, что ему надо, он, наверное, был бы всегда счастлив...
Тогда было такое же настроение... и появился милый сердцу Анатолий Дмитриевич. Перспектива связаться с женатым человеком, вдвое старше себя, никогда не светила. Как это получилось?
В два часа ночи работы в отделении было немного, слипались глаза. Девчонки укладывались спать. Он попросил помочь. Убрав со стола посуду, зашла в кабинет. Горела лишь одна настольная лампа. Он что-то писал и, когда вошла, не поднял головы. Потом улыбнулся: "Вероничка! - и притянул к себе... Что помешало оттолкнуть его тогда? С ним было очень хорошо и спокойно... Повторялось это каждое дежурство. Бросать семью он, конечно, не собирался... Глупо, как все глупо. Делал, что хотел. Следил, с кем встречаюсь. Столько парней из-за него оттолкнула.
Девчонки скоро узнали об этой связи. Восприняли по-разному. Толстая Галя, бойкая, привыкшая командовать, с наслаждением отпивая чай, после третьего глотка, не глядя в ее сторону, сказала:
- Вот кот - соблазнил-таки.
Все замолчали. Стало совсем тихо, тишина очень грустная.
- Не бери в голову, не ты первая, не ты последняя. Галя уловила грусть и уже измывалась. Так хотелось расплакаться, но сдержалась. А когда начали укладываться спать, подошла худенькая Ирка с большими детскими глазами и, сочувствуя, сказала:
- Не обращай внимания... Она бесится... Он ее бросил.
Плевать, конечно, на Анатолия Дмитриевича. Что-то он дал. Жаль, на такого ловеласа время тратила... Маленькой, глупенькой девочке было интересно...
Вика на мгновение задержала дыхание, услышав отдаленный разговор вахтерши. Вскочила, рванулась к двери, но затем остановилась, нервно откусывая заусенцы на миниатюрных пальчиках.
Это Артур. Сумасшедший... Зачем приехал?
Словно опомнившись, Вика побежала назад, достала книгу регистрации проживающих в общежитии. Раскрыла на очередной странице и села в кресло, имитируя работу. Но дура Нина Сергеевна "спутала все карты", решив, что посторонним не место в общежитии. Дошла до того, что чуть было не вызвала милицию. - Это ко мне, Нина Сергеевна. Вероника открыла дверь и укоризненно посмотрела на вахтершу. Бросив несколько оскорбительных слов в адрес Нины Сергеевны, Артур без перехода, с южным темпераментом, предложил ехать на дачу на два дня.
- Артур, милый, я уже замужняя женщина. Это невозможно.
- Почему невозможно? Скажи, что едешь в командировку... Что неотложные дела... Можешь что-нибудь придумать?
Он еще полчаса уговаривал, пуская в ход свое красноречие. Но, в конце концов, выдохся, нагрубил и, сильно хлопнув дверью, ушел.
Так оно и должно быть. Все это причуды его характера, к которым привыкла... Три месяца не появлялся... приехал - поехали. Шлюха ему, что ли, подзаборная. Вел бы себя учтивее - поехала. Завтра придет и по-другому будет разговаривать. "Нет, нет, с ним все кончено. Я мужняя жена и больше ничего не нужно..." Конечно, можно было бы что-то придумать, если бы не Нина Сергеевна. Вероника включила вентилятор, попробовала дозвониться до Лариски. С утра успели перекинуться несколькими фразами. Лариска, наскоро перекусив, убежала, пропуская мимо ушей все вопросы, уклончиво бормоча какую-то несуразицу. По всей видимости, вечером у нее планировалось какое-то мероприятие. Конечно, она могла бы взять и ее с собой, но этого не делала: не хотела вторгаться в ее семейную жизнь. Какая это к черту семейная жизнь? Неприятный удручающий момент: Лариска -родной и преданный человек. Душевное родство с ней возникло в один миг со знакомством.
Димка Австрейх предложил встретить День Конституции в компании музыкантов. В то время он учился в музыкальном училище. Делать было нечего, благо ехать недалеко - две остановки на троллейбусе. Там, в доме рядом с гастрономом, и находилась квартира, вернее, комната, одна из многих, прилегающих к длинному коридору. Что комната принадлежала творческим людям, сомневаться не приходилось. Расклеенные афиши, полузатемненное окно, низко висящий абажур и, наконец, шкура сомнительного происхождения, валявшаяся на диване создавали атмосферу авангардизма.
Человек восемь патлатых, экстравагантно одетых молодых людей слушали музыку. Украшала компанию девушка с большими голубыми глазами. Энергичная, сильная, ловкая, настоящая амазонка, она дышала удачей и успехом. Их, смешно, усадили рядышком на почетное место возле окна, чтобы всем было видно. После чего началась грандиозная попойка под классическую музыку. Пили безбожно, при этом полностью отдавались во власть мелодии. Иногда лишь кто-нибудь вскакивал и с восхищением восклицал:
- Слушайте! Слушайте, как в этом месте ля минор звучать будет.
- А здесь до мажор, - закрыв глаза, смаковал другой. Переглянувшись с Лариской, почувствовали взаимопонимание.
Она вышла из-за стола, подморгнула, надели с Лариской плащи и сапоги и, опережая все вопросы, сказали, что покурить. Дойдя до туалета в конце темного коридора, рассмеялись. Лариска предложила не возвращаться, а погулять по вечернему городу. Димка долго дулся, но артистические натуры отходчивы, и нашелся случай посмеяться над этим эпизодом...
Дозвониться невозможно. Нужно ехать. Попробовать с обеда уйти, но что сказать Нине Сергеевне. Ее не обманешь. Она обязательно пожалуется...
- Девушка, мы вас ждем. Отчего вы медлите? Артур, кривляясь, вертелся на подоконнике. Вновь, увидев уже потерянное, Вероника умиленно размякла.
- Артур, я не могу - эта бабуля за мной следит.
- Давай, я с ней все улажу.
- Не надо. Ты не сможешь. Жди меня через час на автобусной остановке. Здесь не появляйся.
Вика пожалела, что затеяла этот разговор.
***
Через час наступил законный обеденный перерыв. Им никогда не пользовалась, но право имела. Нине Сергеевне сказала, что после обеда заедет в учебный комбинат, чтобы она распоряжалась за нее. Та что-то зло пробурчала в знак согласия, провожая косым, ненавидящим взглядом.
Все можно вытерпеть, лишь бы в кабинете не сидеть.
День разгорался. Изрытый ухабами пустырь накалился, парил опаленной солнцем травой, и обжигающий степной ветер обсыпал с ног до головы песчаным дождем.
Шестая модель "Жигулей" светло-голубого цвета виделась издалека. Она стояла на тротуаре возле остановки, нарушая серый унылый фон. Около нее крутились любопытные мальчишки, разглядывая через затемненные стекла красочные иностранные наклейки.
Вероника замедлила шаг, пропустила маршрутный автобус и села в машину, когда на остановке никого не было. Специфический заводской запах заполнял душный салон. Артур игриво улыбался, не скрывая радости. Неожиданно грубо обнял и, предаваясь мнимой нежности, поцеловал. Затем представил развалившегося на заднем сиденье парня, назвав его Толиком или Виталиком. (Дурачок, не хватало, чтобы он еще знал моего мужа.) Попросил подумать о подруге. Несколько раз пошутил избитыми банальными остротами, создал еще большую напряженность и, задумавшись, умолк, сосредоточенный на движении.
Присутствие товарища неприятно щекотало нервы: простое, холеное лицо с кожей розового поросенка, торчащие в разные стороны крашеные усики, редкие соломенные волосы, тщательно приглаженные на голове, выражали наглость и самоуверенность. Поэтому ехали молча. Под блатные песни японского автомобильного магнитофона, гул воздушного потока и тяжелое, нездоровое сопение новоявленного друга.
Проехав дачные поселки, попросила остановить машину. Дозвонилась наконец до Лариски. Ни слова не говоря о предстоящей поездке, спросила, чем она собирается заниматься. Знакомить "товарища" с Лариской - пустая затея. С "таким" в голодный год за мешок картошки никто спать не будет. Фактура неподходящая.
Лариска начала хитрить и уклоняться от разговора. Поэтому в злобе решила испортить ей вечер.
- Ко мне тут Артур приехал с другом, на дачу приглашают. Не хочешь съездить?
Лариска молчала, по-видимому раздумывая.
- Ну, что молчишь, поедешь или нет?
- Я бы поехала... но как на это посмотрит Вадим?
- Почему это тебя волнует? Это мои проблемы...
Едешь или нет?
Ехать на дачу Вероника не собиралась, все это ни к чему. Обидно за Лариску - столько с ней пережито. Она еще немного мялась, но затем не выдержала и призналась, что договорилась вечер провести с Андреем и не знает, как поступить.
- Что же раньше-то не сказала? Договорилась так договорилась.
- Может, мне с вами поехать? - Лариска жалобно просила совета.
Андрей Васильевич был вдвое старше нее и работал преподавателем физкультуры в институте механизации сельского хозяйства. Одно время, когда у Лариски было тяжелое финансовое положение, она ответила согласием на его предложение. Зато у него машина, отдельная квартира, положение и не беда, что зубы на присосках. Лариска рассказывала, что, когда оповестила отца о своем решении, он тупо посмотрел на нее и спросил:
- Тебе с ним противно-то не будет? Нет. Ну, тогда выходи.
Правда, свадьба все равно расстроилась. Отчего? Лариска не рассказывала, а "сыпать соль" ей на раны вовсе не хотелось...
Запрыгнув в машину, Лариска не закрывала рта. Взъерошила Артуру голову, измяла Толику галстук, с наигранной мольбой просила его дать померить очки, обнимая, как закадычного друга. Вероника прекрасно разбиралась в настроении подруги - в таком состоянии ей лучше под руку не попадаться. Толик пожалеет о поездке. Но ехать никуда не хотелось.
Убежать? Такие дела с Артуром не проходили - он отлично читает мысли. Попробовать объяснить? Вряд ли он захочет понять.
- Останови... Мне нужно позвонить.
- Куда? - Артур удивленно спросил, с нервозностью в голосе.
-Мужу... Куда.
Артур остановил машину, проглотив недовольство. Укоризненно посмотрел на Веронику, которая в отдаленном, незнакомом районе, по привычке оглядываясь по сторонам, подбежала к установленному возле дома телефону.
На третьей цифре послышались короткие гудки. Повесила трубку, отошла, мечась между машиной и телефоном.
Что сказать? Все равно все вранье... Главное - выдержать приличие.
Баскинд Давид Львович после обеда просматривал прессу, свежую, только что купленную. Казалось, он весь уходил в газетный шрифт, щурил от удовольствия глаза и выпячивал вперед нижнюю губу, пытаясь найти что-то новое для себя. Производимое впечатление ошибочно, за несколько лет совместной работы Вадим изучил психологию руководителя. Темпераментный человек, из последних сил сдерживал накопившиеся эмоции, и это усилие делало его внешне спокойным. Выдавали маленькие юркие глаза, которые не находили себе места под золоченой оправой.
Давид Львович знал свою слабость, поэтому, щуря глаза, создавал видимую сосредоточенность. Вадим безуспешно окликнул научного руководителя.
Давид Львович, игнорируя, давал понять, что очень недоволен.
Все это можно простить. Давид Львович - истинный ученый, человек дела. Сколько раз ему предлагали сменить направление, заняться модным и современным, но он был непоколебим. С его трудами знакомы по всей стране, рожденные им станки оценены медалями зарубежных выставок. А с каким вдохновением он трудится! Поэтому-то и пошел к нему работать, хотя предупреждали, что у старика невыносимый, дрянной характер.
Жаль, очень жаль, что он не понимает, как сейчас тяжело. Не может понять душевных терзаний, которые затмевают разум. Конечно, недовольство обосновано, совместный труд может пойти насмарку. Дело, которому он отдал жизнь.
Ему нужны ученики, все равно кто - Вадим или кто-то другой. Он сделал ставку на него, понял, что ошибся, а таких ошибок себе не прощал.
На столе начальника зазвонил телефон. Вадим вздрогнул: "Она".
С надеждой посмотрел на моложавое красивое лицо.
- Давид Львович, - начальник сектора был учтив. Баскинд сидел, упрямо уткнувшись в газету.
- Давид Львович! Жена!
Магическое слово "жена" выбросило старика со стула.
- Люся, при-вет!
На лице Давида Львовича юношеская игривость, забыты работа и невзгоды. Все это второстепенно перед его большим жизненным счастьем...
Отчего же так болит душа? Стоит ли страдать из-за этого гнусного создания? Никогда она не будет способна тебя понять, и даже к этому не стремится. Она по-иному мыслит, у нее другие идеалы и восприятие мира. Давно пора смириться - в жизни не повезло. Но душа, душа все это не воспринимала и по-прежнему тянулась к тому состоянию легкости, которое испытывал, кажется, совсем недавно. Смеялись по пустякам... и ничто не сможет этому помешать. Этот мир для их счастья.
Вадим ждал звонка, не отходил от телефона. Он обязательно должен быть.
Что в этот раз придумает? Неделю болела, неделю по подругам шатается. Причины все уважительные, не придерешься... Люди примитивны и безжалостны. Они не понимают доброго отношения, участия, воспринимают это как должное, обо всем быстро забывая...
Родители были против этой связи. Тактичные люди... почему они не проявили твердости? Сколько моментов на то было. Один день рождения чего стоит. Она отмечала его в ресторане "Волга". Готовились к нему тщательно и задолго. Ограниченные люди всегда любят всякого рода юбилеи. У знакомой официантки сделали заранее заказ на два столика, закупили в магазине водки и шампанского и, не надеясь на ресторанное меню, приготовили изысканные закуски.
Со всеми приглашенными был знаком - заурядная бесцветная общежитская команда, ищущая только предлог выпить и повеселиться. В тот вечер задержался на работе и пришел с опозданием. Никто, конечно, не ждал. Охмелевшая, всегда голодная публика не могла себе этого позволить, и торжество шло полным ходом. Два сдвинутых столика, заставленных тарелками, находились в самом углу, напротив ресторанного оркестра. В центре стола сумели уместить вазу с белыми пушистыми цветами, которые в полумраке освещали две ярко горевшие свечи. Ларискин жених, уже охмелевший, смакуя, рассказывал пошлые анекдоты, и все от души смеялись.
Вика смотрела томным, полным любви взглядом, восторженно смеялась, пыталась развеселить. Она сразу заметила на его лице удрученность. Вечер был ее, портить его не хотел, и все пошло своим чередом. Ее брат, Сашка, напился до чертиков, по-барски заказывал музыку и тащил танцевать похожую на якутку подругу. Она поначалу упиралась, висла у него на руке, но вовремя поняла, что это бесполезно, и безропотно шла. Вера, Катя и Нина - любительницы веселых компаний - "пудрили мозги" ресторанным завсегдатаям, нарываясь на грандиозный скандал.
Лариска весь вечер не выходила из-за стола, о чем-то шепталась со своим женихом. Движения ее были развязны, а лицо опечатала пьяная улыбка.
В такой обстановке самое правильное и простое решение - напиться. Но на следующий день планировалась большая ответственная работа, и не хотелось подводить коллег. Весь вечер не знал, куда себя деть. Вика приглашала танцевать в пьяную, обезумевшую толчею, но это не доставляло особого удовольствия.
К концу, когда все уже разбрелись и официантка принесла счет, девчонки предложили скинуться, как договорились. Вика снисходительно отклонила предложение, сделала широкий жест и была уверена, что он ее простит.
За все расплатился, провожая, только спросил:
- Ну, а если бы не было у меня этих денег. Самое странное, что обиженной осталась она.
Дома постарался все объяснить родителям: кроме как у них, денег взять было не у кого. Они глубоко вздохнули:
- Бог с ними, деньгами-то, лишь бы отстала.
Сам тоже смирился с этой мыслью. Сколько можно быть за идиота. И мужественно держался две недели, потому что ровно через две недели она позвонила. Тогда по телефону лишь сказал: - Ты где? Я сейчас буду.
Застегиваясь на ходу, выбежал на улицу. Встретились и долго смеялись.
- Ты почему не звонила?
Она заговорила, как капризный ребенок:
- Мы ведь решили больше не встречаться. - И, переведя дыхание, продолжила: - А потом, я подумала: "Зачем?" и позвонила...
Тогда, два года назад, рядом с ней был подъем душевных сил. Не было ничего непреодолимого. Работа спорилась, и весь мир утопал в цветах и радостях...
- Ну и чего ты теперь сидишь? Баскинд Давид Львович получил дозу положительных эмоций и входил в свойственное ему состояние.
- Эксперимент провел? Договор оформил?
- Да, все готово.
- Ну, а что сидишь? Нечем заняться? О чем ты все время думаешь? Какие у тебя могут быть мысли в предзащитный период? Нет у тебя других мыслей, кроме как о диссертации, и быть не должно. Понял?
- Понял.
- Нет, ты не понял. Ты ничего не понял. Я тебя не узнаю... По облакам летаешь...
Давид Львович посмотрел колючим, проникающим до сердца взглядом, нерешительно отошел, расстроенный тем, что сказанное им впустую.
"Что же делать? Куда? Куда деться? Всем ненавистен, и приносишь одни неприятности". Вадим положил голову на руки, уткнулся лицом в стол, зажмурился и на секунду забылся.
***
Сидя на заднем сиденье автомобиля, Бриллиантик переводил отработанный, смазливый взгляд с Лариски на Артура. Его терзала мысль: зачем? Зачем он здесь? Стоит ли терять время на явно не подготовленную поездку... Слава Богу, не семнадцать лет...
Артур что-то задумал. Скорее, ему что-то нужно, иначе не стал бы он так суетиться... Зря, конечно, поехал, поддался минутной слабости... Эта ненужная тусовка с подругами... Девицы-то какие-то дерганные, да и вообще чумазые.
Лариска продолжала крутиться, подавала какие-то знаки Веронике, так что Бриллиантик почувствовал раздражение, и, когда она начала затевать очередную хамскую выходку, он обнял ее за шею и, применяя силу, уложил на сиденье. Делая больно, мягко улыбался.