Акулов Анатолий
Если бы не было берега...

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Акулов Анатолий (tichorezky42@rambler.ru)
  • Размещен: 21/05/2013, изменен: 21/05/2013. 136k. Статистика.
  • Статья: Проза
  • Иллюстрации/приложения: 18 шт.
    •  Ваша оценка:

       0x01 graphic
      
       Если бы не было берега...
      
       Эту историю, приключившуюся на пароходе "Терек", мне поведал её участник, Виален Маракулин, уже неоднократно даривший мне интереснейшие темы для повествований. Произошла история на Дальнем Востоке. А сам Виален, как и в других моих рассказах с его участием, выведен под фамилией Марков.
      
       Стремительно раскачиваясь с борта на борт, тяжело оседая кормой, принимая на палубу десятки тонн клокочущей воды, брёл "Терек" по одичавшему от шторма морю.
       Наткнувшись на крутой, свинцово отсвечивающий вал, судно вздрагивало всем корпусом, медленно вползало на вершину волны и, кренясь и содрогаясь, проваливалось вниз, окутываясь облаком тяжёлых, солёных брызг...
       Сотни таких судов бродят по всем морям и океанам. Меняются только флаг и название судна. В высоких ледяных широтах или лазурных южных морях идут они по своим путям, проложенным на штурманских картах, с трюмами, набитыми самыми различными грузами.
       Всякое приходится встречать закопчённым морским бродягам с героическими командами на своём всегда нелёгком пути: свирепые тайфуны и знойные штили, гренландские айсберги и коралловые атоллы с перистой зеленью кокосовых пальм и многое другое, жуткое и прекрасное, развивающее душу человеческую ввысь, вширь и вглубь.
       Нередко в тумане напарываясь на предательские рифы, исчезают бесследно эти труженики морей, забирая с собой неугомонных скитальцев-моряков.
       А пока был шторм, пробивающийся сквозь пенные горы волн маленький, чумазый "Терек". И тяжёлые удары валов содрогали крепкий клепаный корпус судна.
       Качка становилась всё стремительней.
       Басовый рёв шторма смял, скомкал, стёр все остальные звуки. Лишь одна глубокая низкая нота звучала над бескрайним солёным простором. В ней была грозная сила слепой и бездушной стихии, исступлённым шаманным танцем крутившейся в экстазе свирепой безнаказанности.
       Долго потом выбрасывал океанский прибой на скалистые берега обломки шлюпок, облезшие спасательные круги, куски обшивки с полустёртой вязью иероглифов.
      
      
       ШТОРМОВОЙ ПЕРЕХОД
      
       Резко открылась дверца рундука. Из него высунулся сапог, разведывая обстановку, и лихим гулякой запрыгал по линолеуму палубы. Вылетел из гнезда полки графин.
       Немного покатавшись на палубе, он напоролся на острый угол рундука и разбился, печально крякнув.
       "Как после обыска", - вслух подумал Марков, глядя на беспорядок, но вставать не было никакого желания.
       "Заснёшь, как же? - раздражённо думал он, упираясь ногами в борт, обшитый фанерой.
       - Раскачало галошу, как маятник, а ты мучайся тут за шестьсот девяносто рублей...
       Ещё и упрекают: у вас, мол, харч бесплатный. Тебя бы сюда, на харч этот, запел бы не так", - обратился он к потенциальному завистнику.
       Нащупав под подушкой спички, Марков закурил жёлтую подмоченную папиросу.
       "И артельщик, гадюка, на уценённую дрянь польстился. Кури теперь чёрт знает что!
       Надо было самому сигарет в Маго набрать, нет - понадеялся на губошлёпа! - мол, что хошь достанет, хоть из-под земли, через корешей своих на всех базах мира!" - вспоминал он словоизвержения вороватого артельщика.
       Ловкачом тот был первостепенным. На судне знали, что он нечист на руку, но поймать его на этом покуда не удавалось. Самые внезапные ревизии бессильны были застать того врасплох.
       Всё было в наличии, документы в порядке и санитарное состояние провизионки отвечало суровым требованиям сангигиены.
       Марков всё это знал, но продолжал бесполезно злиться, отлично понимая зряшность этого занятия.
       "Тоже мне Гегель!" - вслух сказал Марков, подразумевая самого себя.
       Проснулся Генка, машинист 2-го класса, спавший на соседней койке, и, зевая, спросил:
       - Бредишь, лапоть?
       - Ты Гегеля читал? - поинтересовался Виктор, игнорируя вопрос.
       - А что он писал? - спросил Генка.
       - Философ был. Кажется, немецкий, - ответил Марков, естественно, не читавший запутанных для неискушённого смертного трудов этого мыслителя.
       - Пошёл ты...Порядочным людям спать не даёшь! - лениво проворчал машинист, примащиваясь удобнее на койке, которая то взлетала вверх, то проваливалась вниз при кренах судна.
       В иллюминатор заглядывала прозрачно-зеленоватая пузырчатая волна, с шумом и плеском проносясь вдоль борта.
       "Где-то кореша мои сейчас болтаются?" - вспомнил Марков о своих бывших однокурсниках, приехавших вместе с ним на Восток.
       В училище они не были большими друзьями, но долгая дорога, совместные, не всегда благопристойные похождения, общность интересов сдружили их.
       И расставаться было как-то жаль, да и настоящими друзьями он не успел обзавестись.
       Всё было в будущем!
      
       ОКОНЧАНИЕ УЧИЛИЩА
      
       Незаметно мысли переключились на недавнее прошлое.
       ...Выпускной вечер в далёком 1951 году. Заветные дипломы в кармане.
       "Разрешите прикурить?" - и начальник механической специальности принимает как должное замаскированную наглость вчерашнего курсанта.
       "Самостоятельные люди. Ничего не поделаешь!"
       Перебрав на радостях лишнего, кое-кто затеял драку, вспомнив давно забытые обиды, но буянов быстро укротили, намяв им бока.
       - ...Есть пять мест на Восток! Двинем!
       Приятно хрустят пачки денег, небывало большие после скудной пенсии.
       В пыльном вагонном окне стремительно убегают назад необъятные просторы страны: то золотисто-жёлтые, то сумрачно зеленеющие сибирской тайгой.
       Оглушительный грохот туннелей. Похожие на печёнку скалы Забайкалья.
       Раскалённый августом Хабаровск.
       Домами и домишками разбежался по горбатым сопкам Владивосток, как в зелёное зеркало, смотрясь в залив Золотой Рог.
       Картины прошлого, то чёткие, то расплывшиеся, как берег в лиловой дымке, пробегали кадрами потрёпанной киноленты.
       Они наполнялись новым содержанием, новым смыслом. И многое, что когда-то казалось важным и значительным, не выдержав проверки временем, превратилось в мелкое, ненужное, не оставив на душе ничего, кроме досады.
       От трагического тогда судьба уберегла, но и шибко радостного и просто беззаботного было не так уж много.
       В жизни всё оказалось значительно проще и одновременно намного сложней, чем представлялось Маркову раньше. Действительность грубо опрокидывала его мечты о самостоятельной жизни с чётко заведённым порядком.
       Тяжёлые послевоенные годы вплотную столкнули его с неприглядными сторонами в людских отношениях, заставив его смотреть на вещи проще, без особых претензий. "Жить-то людям надо!".
       Со многого потом у него пооблетела розовая романтичность, оставив гораздо более суровые краски.
       А пока разобраться по-настоящему в своих представлениях о жизни он не мог, жизненного опыта душа ещё не нагуляла. Да и охоты большой не было, раз не припёрло.
      
       ПРИЕЗД НА ДАЛЬНИЙ ВОСТОК
      
       ....Маркову вспомнились первые шаги на тернистой стезе самостоятельной жизни.
       Перед глазами встало розовое одноэтажное здание Моротдела с сидевшими на крыльце покуривавшими "бичами". Безработные мореманы лениво перебрасывались короткими фразами.
       В приёмной, тесной прокуренной комнате, пулемётными очередями трещала пишущая машинка.
       - Начальник занят! - привычно и бесполезно объявила секретарша, с треском передвигая каретку "Ундервуда".
       - Привет! - и пятёрка молодых специалистов, пересмеиваясь, вошла в кабинет.
       - Садитесь! - мотнул головой начальник Моротдела. - Что у вас?
       Марков подошёл к столу. Остальные дружно уселись на диван, печально заскрипевший видавшими виды пружинами.
       - Мы все пятеро выпускники, - начал объяснять, слегка волнуясь, Марков.
       - Мореходку в этом году окончили. Судомеханическое отделение. В Хабаровске дали направление к вам, в Моротдел. Мы там, в Главке были...
       - Где окончили? - спросил Колесниченко, на худощавом лице которого отблёскивали стёкла очков.
       - В Херсоне, - ответил Тимошин, коренастый, широкоплечий юноша, подходя к Виктору, стоявшему возле стола.
       - Давайте направления Главка!
       Устименко, Баев и Харламов тоже подошли к столу.
       - Пожалуйста!
       Пять шикарных форменных бланков легли на стол.
       На них синим по белому было напечатано и скреплено ответственной подписью о назначении молодых специалистов на транспортные суда Моротдела старшими и вторыми механиками.
       - Дипломы есть? - поинтересовался Колесниченко, отложив в сторону направления.
       Просмотрев документы, он повернулся на стуле и с надеждой в голосе спросил:
       - Может быть, у кого рабочие морские дипломы есть?
       - Нет, ценза не хватает! - дружно ответили "старшие и вторые" механики, и в мыслях не державшие надежду на столь "высокие должности".
       - Да, задали вы мне задачку! - тяжело вздохнул Колесниченко, - Просил механиков, а мне машинистов прислали. Куда же я вас дену? У нас в Моротделе всего-то пять транспортов: буксир и три шхуны, а вас всё-таки пятеро.
       Марков пожал плечами, остальные благоразумно молчали.
       - Надо же было в Главке сказать, что у вас нет рабочих морских дипломов, - покачал головой начальник Моротдела.
       - У нас их не спрашивали, - ответил Борис Устименко и добавил:
       - Только когда направления выписывали, взяли дипломы об окончании, и всё!
       Колесниченко задумался, а механики-выпускники без рабочих морских дипломов молча ожидали решения своей судьбы.
       "Прогорели, как шведы под Полтавой!" - думал Марков.
       "Стоило трястись десять тысяч километров, чтоб нарваться на такое! Ничего! Руки есть, голова тоже - не пропадём! Кработрест, Востокрыбхолод, две китобойки - где нибудь устроимся! Плохо, что снова начнутся хождения по мукам. Хреново быть просителем!".
       Его печальные размышления были прерваны жестом Колесниченко, снявшего трубку телефона. Набрав номер, он распорядился:
       - Николай Петрович! Зайди ко мне! И штатное расписание прихвати!
       Вошёл худой, с измождённым лицом язвенника, кадровик.
       - Слушай, Николай Петрович, - обратился к нему начальник,
       - на каких судах у нас вакансии есть для машинистов?
       Кадровик раскрыл потрёпанную папку и начал священнодействовать...
       Колесниченко подвинул ему бумажку с фамилиями выпускников.
       - На "Кижуче" Петренко в отпуск идёт, на него можно Устименко направить,- бормотал кадровик, ползая по строчкам жёлтым прокуренным пальцем.
       - Чалин на "Тернее" в кочегарку перешёл, говорит, там ему спокойнее - туда Тимошина. Баева и Харламова на "КиМ" - там людей для ремонта не хватает. Маркова придётся на "Терек", с него Николин заяву прислал на увольнение. "Терек" сейчас в Охотске, так что Маркову придётся его в Маго дожидаться.
       В этот напряжённый момент, когда решалось, кому где плавать, с грохотом распахнулась дверь. В кабинет ворвался выпивший парень.
       Стуча себя в грудь кулаком, он взревел:
       - Начальник, за что?
       Кадровик подошёл к нему:
       - Помнишь, Нечипорук, когда ты оформлялся, что я сказал?
       - Помню! - промычал Нечипорук, нагло засунув руки в карманы брюк.
       - Так вот! Мы с сорок седьмой статьёй принимаем, но если выгоним, нигде не примут!
       В разговор вмешался Колесниченко.
       - Повозились с тобой! Хватит! Получай заработанное!
       Путаясь ногами в дорожке, ударившись в дверях, Нечипорук вывалился из кабинета, попутно обругав секретаршу:
       - У, у! Дешёвая повидла!
       - Водку пьёте? - усмехаясь, спросил начальник у ребят.
       Тимошин покривил душой:
       - Нет, не пьём!
       - Добро! Но предупреждаю сразу! Кому-кому, а вам за пьянку пощады не будет! Помните, что вы будущие командиры! - закончил разговор Колесниченко.
       Вопрос о местах в гостинице и авансе был решён быстро.
       Сдав аттестацию в механико-судовой службе, приятели вышли из прохладного помещения Моротдела на залитую августовским солнцем улицу
      
       ЗНАКОМСТВО С ВЛАДИВОСТОКОМ
      
       Внизу шумел порт. Виднелись гофрированные крыши складов, мачты, трубы, прожекторные вышки. Плавно шевелились жирафьи шеи портальных кранов.
       Белой глыбой высился могучий корпус пассажирского судна. Голодными волками выли сирены буксиров. Внезапно всю разноголосицу порта покрыл могучий бас входившего на рейд рефрижератора.
       "Аванс получен, аттестацию сдали, пять берлог в гостинице есть! Жить можно!" - "подбил бабки" Борис Устименко и предложил:
       "Пошли, хлопцы, поедим!"
       Есть хотелось всем. И, найдя предложение Бориса вполне уместным и, стало быть, приемлемым, однокурсники зашагали вниз, в город, по вымощенной булыжником пыльной улице.
       Марков остановил проходившего мимо моряка и спросил:
       - Слушай, друг! Где тут у вас поесть можно?
       Тот, вынув изо рта папиросу, посоветовал:
       - Лучше всего в "Арагви", если, конечно, деньги есть. И добавил:
       - Жмите вниз! Там увидите!
       Спустившись по каменной лестнице, "мореходы" вошли в зал с низким сводчатым потолком. На эстраде сидел одинокий лабух. Великолепный аккордеон стоял рядом, на стуле, сверкая чёрным лаком и никелем регистров.
       Подвыпивший парень в дымчатой "сингапурке" о чём-то договаривался с музыкантом, тыча тому смятый "четвертак".
       Швейцар сказал ребятам, принимая мичманки:
       "В правом углу столик свободен".
       По залу плавал кисейными покрывалами голубой папиросный дым. Пахло кухней и подгоревшим мясом.
       Покрывая разноголосицу ресторана, донеслись могучие звуки аккордеона, заигравшего популярный "гимн дальневосточных моряков" - танго "Магнолия".
       Многие столики зазвучали в резонанс:
       ...Когда поёт и стонет океан...
       Неспеша, потягивая холодное свежее пиво, приятели вспоминали свои приключения в Хабаровске. Виктор, засмеявшись, обратился к ребятам:
       - Помните, как Борька в ресторане "Дальнем Востоке" орал на весь кабак, как подгулявший купчик:
       - Официянт! Шампаньского!
      
      
       ХАБАРОВСКИЕ КАРТИНКИ
      
       ...Выпускники, получившие по четыре тысячи подъёмных, после двухсотрублёвой стипендии, чувствовали себя преотлично.
       Девять суток от Москвы пролетели быстро. За Байкалом "мореходов" уже знали почти все постоянные пассажиры поезда. Ехали весело, не скучали, и лишь один их поступок попахивал хулиганством. Напоив "в дым" радиста поездного радиоузла, приятели, изрядно хмельные, объявляли по микрофону номера "музыкальной программы".
       И сами эти номера и исполняли - в честь пассажирок вагона N6, едущих после института на Камчатку.
       А потом, дружески распростившись с попутчиками, приятели сошли в Хабаровске.
       К гостинице "Дальний Восток" их подвёз старый расшатанный автобус.
       Услышав ответ администратора: "Мест нет! Когда будут, неизвестно!" - коллеги поняли, каково попадать в гостиницу простым смертным.
       Побродив по центральной улице, посмотрев очередной "колхозный" фильм, расцвеченный яркими химическими красками, и получив у администратора гостиницы ответ в прежней тональности, они зашли поужинать в ресторан на железнодорожном вокзале.
      
       0x01 graphic
       ХАБАРОВСКИЙ ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНЫЙ ВОКЗАЛ
      
       Во втором часу ночи подвыпивших посетителей вежливо выпроводили из ресторана вокзала, демонстративно погасив половину люстр.
       Весёлое настроение быстро улетучилось. Спать было негде. Мест по-прежнему не было.
       В просторном вестибюле гостиницы вдоль стен стояли небольшие диванчики, рассчитанные на два сидячих места, пара стульев и маленький телефонный столик.
       Возле окошка администратора мыкались какие-то бедолаги командировочные, так же алчущие желанного места. Время от времени какой-нибудь полковник в летах, или хорошо одетый человек, с повелительными интонациями в голосе, получали номер, к дружной зависти остальных. От усталости гудели ноги.
       "От сна ещё никто не умер!" - с этими словами Генка Тимошин взгромоздился на хлипкий диванчик. Жалобно крякнули пружины. Баев и Харламов сели на пол, положили чугунные головы Генке на живот и мирно уснули.
       Борис спал на стуле с неудобной спинкой, свесив на грудь не менее тяжеленную, полностью лишённую мыслительных способностей главу. Время от времени он вскидывал её, как норовистая лошадь. Видно, уставала шея.
       Уже под утро администраторша, немолодая полная женщина, сказала Маркову, у которого отчаянно трещала голова:
       - Есть номер! Но там только одна койка. Возьмёте?
       - Факт! Какой может быть разговор! - обрадовался Виктор и начал тормошить Бориса.
       - Вставай! Номер выработали!
       Вдвоём они начали будить остальных. Харламов и Баев поднялись быстро.
       Но Генка, хвативший вечером лишнего, принципиально не хотел подниматься.
       Оформив документы, коллеги взяли Тимошина за руки и за ноги, подняли его и, к ужасу номерной, запели, поднимаясь по лестнице:
      
       Пятнадцать человек на сундук мертвеца!
       Йо-хо-хо и бутылка рома.
       Пей, и дьявол тебя доведёт до конца!
       Йо-хо-хо и бутылка рома.
      
       Генкина голова мягко, в такт, стукалась о ступени.
      
       ...Над этим эпизодом и смеялись выпускники, сидя в прохладном зале "Арагви".
       Как в биллиарде точно пущенный шар разбивает пирамиду, параграфы приказа по Моротделу разбили пятёрку "мореходов" по судам.
       Прошло несколько дней. Получив пропуск, оформив командировку, поехал Марков в бухту Диомид - проститься друзьями.
       "КиМ", "Кижуч" и "Терней" стояли борт о борт, и в тесном кубрике друзья распили прощальную бутылку.
       Слёз и поцелуев при расставании, разумеется, не было.
       - Хромай! - пожелал Генка и для ясности добавил:
       - Пять футов чистой воды под киль!
       - Привет, салаги! - не остался в долгу Марков и, сбежав по трапу на берег, зашагал
       пыльной тропинкой к пассажирскому причалу.
       Замелькал калейдоскоп новых событий, встреч, впечатлений...
      
      
       НА КАТЕРЕ В МАГО
      
       Марков стоял на замусоренном, сбитом из покоробившихся досок причале Николаевска-на-Амуре. Остался позади шумный и разбросанный Хабаровск.
       Особенно запомнилась чертовская болтанка над Сихотэ-Алинем, когда ЛИ-2 то проваливался в воздушные ямы, то косо пробивал снежные равнины облаков, озарённые ярким, слепящим солнцем.
       Под свежим ветерком Амур вскипал небольшими злыми волнами.
      
       0x01 graphic
       "ЖУЧОК" - РЕЙДОВЫЙ КАТЕР
      
       Мутная, жёлтая от ила река раскачивала на рейде баржи, катера, плашкоуты. И они, жалуясь на что-то, скрипели якорными канатами...
       - В Маго пойдёт "Ж-166", - ответил на вопрос Виктора небритый, замученный диспетчер, добавив:
       - На седьмом причале стоит. Жми, а то опоздаешь!
       Проклиная чемодан, оттянувший в дороге руки, Виктор поспешил к видневшемуся в конце причала катеру, который дёргала и раскачивала амурская волна.
       Спрыгнув на бак "Жучка", Марков спросил у матроса, выглянувшего из рубки:
       - Старшина где?
       - Внизу, в кубрике, - ответил тот, продолжая протирать ветошью грязные стёкла рубки.
       Скатившись вниз по узкому крутому трапу, Виктор задержался около небольшой чугунной печки. Огляделся. Треугольный кубрик с деревянными койками по бортам освещался аккумуляторной лампочкой в матовом плафоне.
       Низко склонившись над столом, накрытым потёртой клеёнкой, что-то писал пожилой широкоплечий мужчина. Вислые плечи плотно обтягивал серый свитер.
       Медленно подняв голову, он вопросительно посмотрел на Маркова.
       В чёрном ёжике волос алюминием отсвечивала седина.
       На Виктора глянули серые внимательные глаза.
       Их суровый взгляд смягчали добродушные морщинки в углах глаз. Чисто выбритый подбородок отливал синевой.
       - Добрый день! - поздоровался Виктор. - Мне диспетчер сказал, что вы в Маго пойдёте.
       - Ну и что? - процедил старшина катера.
       Немного обескураженный таким приёмом, Виктор объяснил суровому старшине:
       - "Терек" туда должен придти. Я на него машинистом назначен.
       - С каких это пор машинисты "крабы" носят? - поинтересовался старшина.
       - Мореходку в этом году закончил, - смущённо ответил Марков.
       - Значит мореман?
       - Я не волшебник, а только учусь, - отшутился Виктор.
       - Добро! Минут через десять пойдём, лохмотья есть?
       - Имеются!
       - Волоки на катер, - окончил разговор старшина.
       Старшина встал из-за стола.
       - Давай, Боря, заводи примус! - распорядился он.
       Механик выскочил из кубрика.
       Взревел дизель. Палуба под ногами затряслась мелкой дрожью.
       От сильной вибрации тонко зазвенели стаканы. Виктор поднялся в рубку.
       Старшина, проверив журнал, крикнул рыжему матросу Петьке:
       - Отдавай концы!
       Взвыла сирена, звякнул телеграф. И катер, описывая дугу, отошёл от причала.
       Бешеным водоворотом крутился и клокотал за кормой пенный бурун, и лихо бился на свежем ветру закопчённый обтрёпанный флаг.
       - Рыбки свежей хочешь? - спросил у Виктора старшина.
       - Факт!
       - Тогда сейчас пойдём к заездке!
       - Какой заездке? - удивлённо спросил Марков.
       - Сейчас увидишь, - ответил Петрович, перебирая рукоятки отшлифованного штурвала.
       Слева показалось странное сооружение из толстых свай, вбитых в речное дно.
       Сверху лежал настил из потемневших от времени досок.
       - Лосось, когда на нерест идёт, попадает в сетку, натянутую между свай, а потом его сачками выбирают, - пояснил старшина недоумевающему пассажиру.
       - Дошло! - ответил Виктор, раскуривая тугую сигарету.
       - Понимаешь? - обратился к нему Петрович.
       - Рыбаки, черти прижимистые, так просто рыбы не дадут, а ты им скажешь:
       "Я из Главка, проездом, прошу подбросить пару кетин для команды, а то продукты кончились".
       - А если документы спросят? - насторожился Марков.
       - Не спросят, гарантирую. Ты же ведь при полном параде.
       Петрович внимательно осмотрел Виктора.
       - Мичманка с "крабом", канадка, при галстуке. Всё будет О-кей!
       "Вот влип!" - досадовал Виктор, чувствуя, что ввязывается в некрасивую историю, конца которой никто не сумел бы отгадать.
       "Со стороны Петровича подвоха вроде не предвидится? Тоже, нашёл представителя Главка! Вот "коза" будет, если документы спросят! И отказаться неудобно. Скажут, что сдрейфил. Согласиться? Чем кончится, неизвестно! А, к чёрту! Как будет, так и будет", -
       придя к такому нелогичному концу, он небрежно сказал Петровичу:
       - Давай, швартуйся!
       Описав циркуляцию, катер мягко ткнулся носом в деревянный настил.
       Петька закрепил швартовый, старшина, звякнув телеграфом, заглушил дизель.
       Виктор на ватных ногах сошёл с "Жучка" на настил заездки. В груди похолодело.
       - Вперёд, начальник из Главка! - мысленно подтолкнул он самого себя и медленно, солидно двинулся по гибким, пружинящим доскам к домику, стоявшему на самом конце заездки. Петрович, Борис и рыжий матрос важно шествовали за ним.
       - Вроде свиты, - усмехнулся Марков. - Так сказать, моральная поддержка. Поддержат они меня! Как повешенного верёвка, - беззлобно подумал он.
       Три немолодых рыбака в высоких сапогах, ватниках и шапках, сидя на ошкуренном бревне, молча наблюдали за странной процессией.
       Невозмутимо попыхивая самокрутками, они видимо думали: "Это кого ещё чёрт несёт?".
       Подойдя к ним, Виктор остановился.
       Приложив небрежным жестом руку к козырьку мичманки, он поздоровался:
       - Здравствуйте, товарищи!
       - Добрый день! - вразброд ответили "товарищи".
       Чтобы не пускаться в долгий разговор, который сулил ему мало приятного, Марков решил брать быка за рога:
       - Я из Главка, проездом. На катере продукты вышли. Прошу дать пару лососей для команды!
       Один из рыбаков, с мрачным морщинистым лицом, поросшим седой, колкой щетиной, попытался уязвить Маркова:
       - Здесь сам секретарь райкома был и то не приказывал!
       - А я и не приказываю! Я прошу! - с нажимом в голосе ответил мрачному подковырщику самозваный начальник.
       Чувствуя, что дальнейшее исполнение роли начальника врядли принесёт ему восторг зрителей, Марков решил закругляться.
       Откозыряв, он пошёл на катер, бросив на ходу:
       - До свидания!
       Видимо внешний вид Маркова соответствовал представлению рыбаков о начальниках, так как, стоя на баке, Виктор увидел мрачного рыбака, который в здоровенном сачке нёс рыбу.
       0x01 graphic
       К Е Т А Д Л Я П Р О П И Т А Н И Я Э К И П А Ж А
      
       Отливающие свинцом лососи отчаянно бились в сачке, растопыривая кружево жабр.
       За рыбаком двигалась катерная троица.
       Когда процессия подошла к "Жучку", хитрый чёрт Петрович почтительно сказал:
       - Вы бы, товарищ начальник, прошли в мою каюту, отдохнули!
       - Пожалуй! - и Виктор загремел вниз по трапу.
       Три глухих шлепка. Рыба сброшена на бак.
       Взревел дизель 3Д6, и "Жучок" рванулся прочь от негостеприимных рыбаков.
      
       ПОРТ МАГО
      
       Вечерело. Зажглись на фарватере бледные огоньки бакенов. Холодный сумрак затушевал яркую зелень сопок, превратив её в мрачную щетину хвойного леса. Отсветившее своё, солнце село за высокой двугорбой сопкой и робко подсвечивало багрянцем тёмно-синие прочерки туч.
       Петька растолкал задремавшего Виктора:
       - Вставай! К Маго подходим!
       Быстро вскочив с койки, Марков вышел на палубу.
       В чёрной воде протоки жёлто змеились отражения скудных береговых огней.
      
       0x01 graphic
       П О Р Т М А Г О
      
       Слева по борту был виден порт.
       Чёрная громада морского судна, залитая огнями грузовых люстр, гордо возвышалась
       над кашей из речных посудин, гружённых бочками и штабелями ящиков.
       У выхода из протоки стоял низкий, широкий как камбала, пассажирский пароход, с шипеньем выпуская ярко белевшую в темноте струю пара из-под гребных колёс.
       Порт жил своей особой, понятной ему одному жизнью.
       Старшина отшвартовал катер лагом к большой неуклюжей барже.
       От неё несло тяжёлым, застарелым запахом протухшей рыбы.
       - До утра простоим, а там видно будет, - сказал Борис, плюхнувшись на койку.
       Марков последовал его примеру.
       Серенькое, туманное утро. Вспотевшее от изморози железо палубы.
       Тусклые, размазанные желтки фонарей.
       "Гадость!" - подумал Виктор и зябко поёжился. Настроение у него было неважное.
       Не хотелось расставаться с экипажем "Жучка". Привык немного, нашёл общий язык, да и знакомых у него в Маго не было.
       - Будем здесь, заходи! - Петрович пожал протянутую руку, и Виктор медленно пошёл
       к выходу из порта.
       Возле проходной, на которой не было и признака вахтёра, стоял скособоченный киоск.
       На дверях чугунной каплей висел огромный замок.
       Несколько человек толкались в нетерпении около него.
       До Виктора донеслись обрывки разговоров:
       - Поправиться надо!
       - Что, переложил вчера?
       - Было дело!
       - Дай-ка, Ваня, папироску, а то кишки трусятся!
       - Где же Маруська запропастилась? Открывать пора!
       Для них весь мир сейчас заключался в гранённом, зеленоватого стекла стакане, наполненном бесцветной отравой.
       - Мучаются бедняги, - пожалел их было Марков, но потом спохватился. - Жрали бы меньше её, проклятую!
       Водку он не любил. Предпочитал ей вино. По молодости лет он и не представлял себе, как это может тянуть выпить...
       Ржавая, облезлая вывеска нагло заявляла о торговле овощами.
       Но бутылки и селёдочные хвосты, усеивая собой почву, говорили о другом.
       В полутёмном прокуренном коридоре управления порта волнами плавал папиросный дым. Человек пять рабочих стояли возле окошечка с надписью "Касса".
       - Слушай, друг! - обратился Виктор к пареньку, подпиравшему стенку.
       - Где диспетчерская?
       Увидев Маркова, диспетчер спросил его хриплым, прокуренным голосом:
       - Вы что хотите?
       - Узнать, где сейчас "Терек"?
       - На подходе к Аяну! - раздражённо ответил диспетчер, продолжая рыться в каких-то бумажках.
       - А когда в Маго будет? - снова спросил Виктор.
       - Дней через пять! - Диспетчер поднял телефонную трубку...
      
       ПОРТОВЫЕ КАРТИНКИ В МАГО
      
       Спросив, как пройти в гостиницу, Виктор вышел на крыльцо в ошмётках грязи.
       Серенький хмурый день по-прежнему висел низкой облачной пеленой над раскиданным в болотистой низине посёлком. Лохматая "собачья свадьба" проскакала мимо него, громко гавкая и подвывая. Натужно ревел мотором заляпанный грязью "газик", буксуя в разъезженной глине колеи. Из порта доносился грохот лебёдок.
       На память Маркову пришла общеизвестная фраза:
       - "Нет, это не Рио-де-Жанейро! Это гораздо хуже!".
       - Мест нет! - ответила в гостинице дежурная, продолжая читать растрёпанную "Королеву Марго".
       - Тоже мне сервис! - вслух сказал Виктор, выходя из небольшого барака, полного клопов и командировочных. Куда идти, к кому, он и понятия не имел.
       Огорчённо закурив, он присел на осточертевший чемодан. Мимо него прошли три громко смеющиеся девушки. Виктор встал и бездумно пошёл за ними, с огорчением видя, как широкий клёш брюк всё больше заляпывается грязью.
       В голове крутился бессмысленный мотив с рефреном:
       "Жить стало лучше, жить стало веселей, шея стала тоньше, но зато длинней!".
       На душе было скверно.
       Снова проза жизни окружала его. Марков отлично понимал обстановку и на встречу с оркестром, естественно, не рассчитывал. И всё же хотелось, чтобы всё было иначе.
       "Кругом полный нуль!" - подвёл он итог своим невесёлым рассуждениям.
       Одна из девушек обернулась и, сверкнув белозубой улыбкой, сказала со смехом:
       - Смотрите, девочки! Сразу приезжего видно! По Маго в ботинках разгуливает!
       Толстушка в резиновых сапогах и телогрейке толкнула её в бок:
       - Брось трепаться, Валя!
       Виктор промолчал. Острый на язык, не спускавший никогда насмешки, в этот раз он ничего не ответил. Боевого настроения не было, да и желудок напоминал о себе настойчивым бурчанием. Возле барака с просевшей крышей подруги остановились.
       Валентина, хлопнув дверью, вошла в дом.
       "Пойду за ней в кильватер", - решил Виктор и, плюнув на все приличия, решительно рванул дверь. Очутившись в тесном коридорчике, заставленном бочками, ящиками и другим хламом, он негромко постучал.
       - Кто там? Войдите!
       Виктор вошёл в узкую длинную комнату. Валентина снимала возле плиты боты.
       Разогнувшись, она вопросительно смотрела на Маркова.
       - Вы меня извините! С Вашего разрешения, я до вечера у Вас чемодан оставлю. Рук от него, окаянного, не чувствую! - попросил её Виктор.
       - Ну что же! Оставьте! - ответила Валя, переставляя на плите кастрюли.
       Виктор чувствовал себя неловко и, извинившись, поспешил уйти, резонно рассудив, что вечером знакомиться лучше и легче.
      
       ВЕЧЕРНИЙ УЖИН
      
       - Пойти разве в чайную? - спросил он самого себя, остановившись на прогнившем настиле, заменявшем в Маго тротуары.
       Решив, что в его положении это совсем нелишнее, он направился к очередному бараку с микроскопической вывеской "Чайная". В небольшом зале стоял десяток колченогих столов, накрытых жирными клеёнками. На угловом столе сиротливо стоял полный стакан чая, окружённый пустыми бутылками из-под водки.
       - Ростки цивилизации? - спросил Виктор у толстой, как сарделька, официантки, показав на злополучный стакан. Та, не поняв иронии, спросила:
       - Вы что, чаю хотите?
       - Кушать хочу! Накормите? - осведомился Виктор у сардельки в кокошнике.
       Приняв заказ, официантка как будто провалилась сквозь щелястый пол чайной.
       Кто-то толкнул его в колено. Виктор невольно посмотрел под стол. Моргая жёлтым глазом и подметая окурки пушистым хвостом, на него умильно смотрел небольшой рыжий пёс. Виктор дал ему кусочек хлеба. Пёс, брезгливо взяв его в зубы, положил хлеб на пол, и видимо обидевшись, отошёл, путаясь под ногами посетителей.
       Официантки всё не было.
       "Судя по всему, здесь так же думают о посетителях, как я о выкуренной сигарете", - начинал злиться Виктор, которому есть хотелось всё сильнее и сильней.
       Он отвернулся. Толстая официантка наконец-то принесла заказанную уху.
       Отхлебнув тёплой ухи, Виктор вопросительно посмотрел на официантку, которая размазывала тряпкой грязь на липкой клеёнке.
       - Согласитесь, мисс, что эта уха сварена из самой отборной рыбьей чешуи?
       - Ешьте, что дают! - буркнула сарделька.
       Виктор решил рассчитаться за ужин и вышел из чайной.
       Изморось перестала сеяться с хмурого неба, затянутого сплошной серой овчиной туч.
       Потеплело. Тёплый, солнечный оттенок, тронув лёгкой кисточкой, подрумянил кое-где облака. Пробив их тонким сияющим лучиком, солнце расширило брешь в ватном хаосе туч, и сноп света хлынул на промокшую от промозглой сырости землю.
       Вокруг всё посветлело. Даже коричневая жирная глина на разбитой дороге перестала производить впечатление холодной липкой грязищи.
       Росшая по обочинам трава из бурой стала ярко-изумрудной, и капельки воды на дрожащих стебельках засияли крошечными радужными солнцами.
       Лохматая коза с ехидной мефистофельской мордой посмотрела на Виктора круглым выпуклым глазом и, как ему показалось, издевательски мекнула.
       - И ты, Брут! - с усмешкой подумал Марков.
       Его догнали два крепко выпивших моряка.
       Высокий моряк в мичманке с "нахимовским" козырьком качнулся и, теряя равновесие, заскользил по грязи. Изгибаясь и нелепо размахивая руками, он шлёпнулся прямо в грязь, не переставая громко ругаться.
       Товарищ поспешил на помощь. И, порядком измазавшись в грязи, приятели выбрались на мостки. С решительным видом они двинулись дальше, хрипло затянув популярную морскую песню: "В нашу гавань заходили корабли..."
       "Ну и отряхи!" - покачал головой Марков и, исходя из своего пока ещё небогатого опыта, определил: "Грамм по четыреста тяпнули! Не меньше!".
       Порт гремел судовыми лебёдками, выл сиренами катеров, жил кипучей, трудовой жизнью, а возле портового ларька пили водку, закусывая конфетами или просто "мануфактурой" какие-то тусклые, потрёпанные личности.
       На земле в блаженной позе лежал перемазанный в глине парень, вялым движением руки пытаясь отогнать лохматого пса, обнюхивающего его.
       - Уйди, Жучка! А то как дам! - бормотал парень, пытаясь лечь поудобнее.
       Люди проходили мимо, не обращая на всё это никакого внимания. Привыкли.
       "Простудится парень!" - Виктор попросил проходившего мимо молодого паренька помочь, и они вдвоём отнесли мертвецки пьяного под навес склада, уложив его на доски.
       Грохотали лебёдки на транспортном судне "Азов".
       Тяжёлые стропа бочонков с рыбой, раскачиваясь и вращаясь, быстро опускались на причал и, замирая на какой-то миг, плавно ложились на деревянный настил.
      
       0x01 graphic
       ТРАНСПОРТ " А З О В"
      
       Весь порт пропах тяжёлым, тухлым запахом тузлука и солёной рыбы. Почти вся рыба, выловленная в штормовом Охотском море, шла через Маго, растекаясь по огромной стране солёными ручейками.
       Все были заняты своими делами, и лишь Марков праздно стоял, опершись спиной на ящики. Грохотал, повизгивая, транспортёр.
       Бригада девчат ворочала лопатами крупную розоватую соль. Она с лёгким шорохом сыпалась в лоток и уносилась лентой в самый конец причала. Там виднелись ярко-белые конические кучи соли, резко контрастируя с общим серо-жёлтым фоном.
       Распогодилось. От серой мути не осталось и следа.
       Всё вокруг приобрело совсем другие, весёлые, чистые краски. Свежий ветерок рябил неширокую протоку, и она под ним приобрела сизо-синий чистый оттенок.
       В тесном портовом буфете Марков купил сигарет и, посмотрев на стеклянную витрину, покачал головой. На стекле виднелись чёткие отпечатки пальцев доброй половины мужского населения Маго. Помыть-то могли бы! Здесь только следователю работать - рай. Сразу все дактилоскопические отпечатки снять можно. И вызывать не нужно...
       Грозный вид чёрных литровых бутылок водки напомнил ему Мурманск.
       В магазинных витринах там были выставлены громадные четверти с водкой.
       Дрожь пробирала по телу при одном взгляде на них.
       Косые тени точно указали вечернее время. Стало прохладнее.
       В темноте трассирующей пулей пролетел окурок, и пара подвыпивших парней запела хриплыми голосами "Мурку".
       А Маркову вспомнилась "Песенка о пассате" Дмитрия Лухманова:
      
       Поёт пассат, как флейта, в такелаже,
    Гудит, как контрабас, в надутых парусах.
    И облаков янтарные плюмажи
       Мелькают по Луне и тают в небесах.
    Чуть-чуть кренясь, скользит, как приведенье,
    Красавец клипер, залитый Луной.
    И взрезанных пучин сварливое шипенье    ,
    Смирясь, сливается с ночною тишиной.
    Вертится лаг, считая жадно мили,
    Под скрытой в тьме рукой слегка скрипит штурвал.
    Чу!.. Мелодично склянки прозвонили,
    И голос с бака что-то прокричал...
    Но это сон. Волны веселой пену
       Давным-давно не режут клипера,
    И парусам давно несут на смену
    Дым тысяч труб солёные ветра    .
    Так отчего ж, забывшись сном в каюте,
    Под шум поршней и мерный стук винта,
    Я вижу вновь себя среди снастей на юте,
    И к милым парусам несёт меня мечта...
      
       Подойдя к дому Вали, он потоптался возле двери, раздумывая, зайти или нет.
       И быстро решил: "Зайду! А там видно будет! Кажется, холостячка".
       Постучав, он вошёл в комнату и оторопел. За небольшим столом сидел и ел жареную картошку мужчина лет тридцати. Перед ним стояла начатая бутылка водки.
       Двое мальчиков, по всей вероятности близнецы, года по три, таскали за хвост серенького котёнка. Виктору стало не по себе.
       Промелькнула досада: "Замужняя женщина. А если муж сдуру приревнует? Вот неудобно получилось!".
       Он замялся у двери. Валентина, сидевшая возле окна, улыбнулась, сказав негромко мужу:
       - Это, Ваня, тот парень, о котором я тебе говорила.
       Мужчина, встав из-за стола, подошёл к Виктору.
       - Пётр Иванович! - с этими словами он подал Маркову руку. Знакомство состоялось.
       - Раздевайся, Виктор, проходи, - предложил он. - Как раз к картошке подоспел. Садись.
       Жареную картошку любишь?
       - Люблю! - ответил Виктор, сам поражаясь своему нахальству.
       - Ну, вот и хорошо! - закончил разговор Пётр Иванович, наливая в стакан водку.
       - Валя! Иди с нами, за компанию, - позвал он жену. Валентина попросила:
       - Мне, Ваня, немножко.
       Виктор, почувствовав себя увереннее, заработал вилкой.
       Как выяснилось в разговоре, Валин муж работал в порту начальником мастерских, а Валя там же, кладовщицей.
       Близнецов звали Вова и Игорь, а котёнка, конечно, Васькой...
       - Давай, Витя, на боковую? - предложил Пётр Иванович. - Завтра вставать рано.
       Ты уж извини, на полу постелем. Больше не на чем.
       - Я вам и так много беспокойства доставил, - извинялся Виктор.
       - Ничего, ничего! Держи хвост пистолетом...
       Пушистый, игривый котёнок забрался к Виктору под одеяло, свернулся клубочком и замурлыкал.
       "Слава Богу, хорошие люди!" - уже засыпая, подумал Виктор.
      
       ПРИБЫТИЕ "ТЕРЕКА"
      
       - "Терек" прошёл пятьдесят четвёртый охотский буй. Через сутки будет в Маго, - ответил Виктору диспетчер, когда он, спустя несколько дней, зашёл в управление порта.
       Долго слонялся он по причалам порта, ожидая "Терека".
       "Азов" уже закончил выгрузку и теперь набивал трюма солью, сетематериалами и дубовой клёпкой. Подойдя к нему, Виктор услышал разговор.
       - "Терек" створы прошёл, готовь бригады Андросова и Снегирёва.
       - На какие трюма?
       - Второй и четвёртый!
       - Добро!
       Из-за поворота излучины показались мачты, верх надстройки с колонкой радиопеленгатора, высокая чёрная труба с белым кольцом марки.
      
       0x01 graphic
       СУХОГРУЗ ТИПА "ТЕРЕК"
      
       В чугунные ноздри клюзов вцепились мёртвой хваткой якоря. С левого борта выбрасывалась тугая струя воды, взбивая мутную бело-зелёную пену.
       Над трубой взлетел шлейф чёрного дыма. Басистый рёв гудка разнёсся над болотистой низиной. Виктор внимательно рассматривал судно.
      
       СПРАВКА.
       "Терек" прибыл на Камчатку в марте 1944 года и вошёл в состав АКО.
       Построен он был в Англии в 1918 г. ("Austin & Son", Сандерленд),
       особой красотой и благородством не отличался.
       Бывший английский грузовой пароход, первоначальное название "War Drum".
       Скорость 9.3 узла., длина 76,8м, ширина 12,5м, дедвейтом 3896т, грузоподъёмность 2230т, мощность паровой машины 1200 и.л.с.
      
       "Терек" не имел ничего лишнего, отвечая сугубо утилитарному назначению. Прямая белая надстройка, чернеющая глазницами иллюминаторов, зачехлённые шлюпки на ботдеке, чёрный утюг корпуса с тупым форштевнем, говорившем о небольшой скорости, не произвели на Маркова особого впечатления.
       Впрочем, он укротил себя: "Какого чёрта я ещё привередничаю? Не всем же на пассажирских "рысаках" плавать! Лапоть как лапоть. Есть и похуже!
       Как говорится, за один гудок работать можно! Интересно, что за экипаж? Скорей бы швартовался!".
       К нему подошёл Пётр Иванович.
       - Вот и твоя коробка, Витя!
       - Трамп! - ответил Марков. - Судно без определённых грузовых линий.
       - Ясно! Ну, я пошёл! Транспортёр ещё подготовить надо!
       "Терек" подошёл к причалу. Чайкой взлетела с полубака выброска. Стальная змея швартового троса поползла по причалу. Загремел брашпиль, выбирая слабину швартова. "Полундра"! Вторая выброска шлёпнулась на причал, чуть-чуть не попав в голову зазевавшегося грузчика. Тот испуганно отшатнулся, но, сделав вид, что так всё и надо, крикнул матросу:
       - Эй, корешок! Когда будешь бросать свою "полундру", кричи "берегись"!
       Матрос засмеялся:
       - Я же не виноват, что ты вербованный!
       Несколько моряков, облокотившись на судовой планширь, невозмутимо покуривали, перебрасываясь шутками и словами привета со знакомыми на причале.
       Завели продольные концы - шпринги, и два матроса быстро опустили парадный трап.
       Марков, от волнения выкуривший полпачки сигарет, еле дождался того момента, когда на судно поднялись представители порта. Щёлкая ступеньками трапа, он быстро поднялся на борт парохода. К нему подошёл вахтенный матрос с красной повязкой на рукаве.
       - Где "деда" найти можно? - спросил у него Виктор.
       Матрос показал, и Виктор направился по указанному маршруту.
       Постучав, он вошёл в каюту старшего механика.
       На кожаном диванчике отдыхал седой, с худым морщинистым лицом мужчина.
       На нём был одет синий, простроченный белыми нитками американский "Оверол".
       При виде Маркова он поднялся с диванчика и внимательно осмотрел его блёкло-голубыми глазами.
       - Я Вас слушаю!
       - Я к Вам машинистом направлен, - сказал тот, подходя к столу.
       - Ты что, сынок, закончил? - спросил стармех, закончив просматривать марковские документы.
       - Херсонскую мореходку, - ответил Виктор.
       - А плавал где?
       - В Чёрномортехфлоте на буксире и в Мурманске на лесовозе. Кочегаром...
       - Добро! Вахту будешь с четвёртым механиком стоять. Его машиниста списали. За пьянку.
       В машине у нас ребята неплохие, но водочкой балуются. Держись от зелья подальше. Кроме пользы ничего не будет. Зовут меня Пётр Данилович... Теперь зайди к "чифу", он тебе место определит. Что нужно будет, заходи. Не стесняйся, - закончил разговор стармех.
       Виктору понравился старый моряк. И, выходя из каюты, он решил:
       "А "дед" вроде ничего!".
       Закончив дела с "чифом" (старпомом), он сбегал к Вале, взял чемодан и направился в свою каюту, под полубак.
       Каюта была сумрачной, тесной. Небольшой иллюминатор пропускал мало света, и поэтому был включено верхнее освещение. Четыре рундука были не заперты.
       На их дверцах виднелись отпечатки масляных рук.
       Заняв верхнюю койку, Марков расстелил постель, затолкал чемодан под койку и, закурив, присел на трёхногую банку. Из матросского кубрика, напротив, в открытую дверь донеслись до Виктора громкие голоса. Не обращая на них внимания, Виктор соображал:
       "Рабочую робу придётся в рундук, а парадную в чемодане держать..."
       Размышления его были прерваны грохотом упавшей табуретки и дикой руганью в каюте соседей. Марков подошёл к двери. Ему было хорошо видно, как два парня отчаянно дрались между собой, правда, без особого эффекта.
       Мешали койки, и развернуться для настоящего удара было негде.
       Виктор, не желая участвовать в этом утомительно-сомнительном занятии, вышел на палубу, хлопнув задрайками двери.
      
       ПЕРВОЕ ЗНАКОМСТВО С МАШИНОЙ
      
       Грузчики готовили трюм к разгрузке. Деревянные, окованные по краям сталью, лючины с грохотом летели на палубу. Раскачиваясь на стальных цепких стропах, поплыли по воздуху тяжёлые полубимсы.
       Настроение у Маркова было отличное. Неизвестность окончилась.
       Берег с его случайными приключениями, неустроенностью не манил уже его, да и что он на нём хорошего видел? Казавшиеся раньше значительными события стушевались, стёрлись, превратившись в нечто мелкое, ненужное. Жизнь входила в нормальную колею.
       Впереди было море, любимая работа и солёные, зовущие к себе просторы.
       Виктор поднялся на полубак. Зачехлённый брашпиль, вьюшки с намотанными на них тросами, широко раскрытые зевы вентиляторов, всё было своё, знакомое до мелочей.
       На верхних решётках машинного отделения Виктора обдал тёплый, сухой воздух, насыщенный запахами масла, пара, горячего железа и ещё чего-то неуловимого, присущего только машинным отделениям судов.
       Хаос звуков распался на знакомые ритмы работающих механизмов.
       Протяжный вой котельного насоса, мерный рокот парового динамо, лёгкие постукивания циркуляционного насоса. Шипенье и пощёлкивание пара в трубопроводах.
       Эти звуки были знакомы.
       "Наконец-то дома!" - решил Виктор.
       Лихо соскользнув по поручням трапа, он подошёл к деревянной конторке, над которой висели часы с циферблатом, разделённым на двадцать четыре часа.
       Марков осмотрелся. Паровая машина отливала мягким блеском полированных штоков. Скользко отсвечивали могучие шатуны. В водомерных стёклах котлов слегка колыхался тёмный столбик воды.
       Хлопнула дверь, ведущая в кочегарку. Запахло углём, серой и пресным запахом пыли.
       Пригнувшись, в машинное отделение вошёл широкоплечий мужчина с красивым, немного обрюзгшим лицом, на вид лет тридцати пяти. На нём была чистая синяя спецовка.
       "Механик, не иначе", - решил Виктор.
       Следом за ним шёл худощавый парень в промасленном комбинезоне.
       На каштановых кудрях лихо сидела шапочка, сделанная из рукава свитера.
       - Ты кто такой будешь? - спросил механик, увидев Виктора. Тот объяснил.
       - Добро! Стояночную вахту завтра с утра стоишь, с четвёртым!
       - Знаю, мне "дед" говорил, - ответил Марков.
       - Аркадий Алексеевич, - обратился к механику худощавый. - Я мотылю высокого перетяжку сделаю, а тронки пока трогать не буду?
       - Добро! Когда сделаешь, скажешь. Я проверю. В помощь Гришина возьмёшь, - сказал второй механик и положил руку на плечо Маркову.
       - Тебя как зовут?
       - Марков. Виктор, - отозвался новоиспечённый машинист и в свою очередь поинтересовался:
       - Сколько сил машина?
       - Тысяча двести "лошадей", восемьдесят оборотов, - ответил Аркадий Алексеевич.
       - У нас на "Володарском" девяносто пять крутили...- начал было Виктор, но механик перебил его:
       - Морскую поговорку знаешь?
       - Смотря какую?
       - Чем меньше оборотов, тем больше долларов, - пошутил Аркадий Алексеевич.
       - Так это в закордонном плавании, - возразил Виктор. - А мы каботажные мореходы, зарплата...и всё.
       - В этом ты прав, - согласился с ним механик и снова спросил:
       - Роба есть? Нет?
       Виктор отрицательно покачал головой.
       - Пошли ко мне. Выдам!
       Так закончилось первое знакомство Маркова с "хозяином машинного отделения", так называют на судах второго механика.
      
       БЕРЕГОВЫЕ БУДНИ
      
       Прошло три дня.
       Экипаж успел более или менее пропить выданный аванс, так как он был небольшим.
       И жизнь на судне потекла нормально, пока без "ЧП". В команде Виктор постепенно стал своим. Высокомерием он не отличался, знаниями своими не кичился и, по добродушию своему, зла никому не желал и не делал.
       Кое-кто пытался его разыграть, но, получив отпор, угомонился.
       На судне весь разговор шёл на морском жаргоне, хорошо знакомом ему, и разобраться в этой "мове" было "раз плюнуть".
       Виктор знал, что "рогатыми" называют палубную команду, "маслопупыми" машинную. Токарь на судне - "точило", а кок уже не кок и не повар, а "кандей" или "литейщик". Старшего штурмана называют "чиф", второго помощника - "ревизор". Старшие механики испокон века "деды", капитан - "мастер", ну а боцманов уважительно называют - и видимо не без основания - "драконами".
       Непривычных к морскому жаргону людей обычно коробят его грубоватые, резкие, как удары кнута, определения. Но что поделаешь? Большинство людей редко говорит на литературном языке. Недаром Виктор всегда удивлялся, что в известной ему литературе (кроме, пожалуй, героев Шолохова и Новикова-Прибоя) персонажи говорят на каком-то выхолощенном языке, и называл их с иронией "филологами", считая, что авторы просто боятся разговора "как в жизни".
       Но надо отдать справедливость морякам: на жаргоне они говорят только между собой.
       С "непосвящёнными" же, разговаривают на обычном русском языке. Конечно, в жаргоне присутствует элемент своеобразного шика. Вот, дескать, какая у нас трудная профессия,
       не каждый разберётся...
       И вообще любая профессия накладывает свою специфику на речь её обладателей.
       На своём жаргоне говорят и лётчики, и шофера, и музыканты, и даже, наверное, повара.
       Почему же не иметь свой жаргон морякам?
       ...Разбираясь в хитросплетениях трубопроводов, змеями петляющих в льялах машинного отделения, Марков перемазался, как чёрт. И, оставшись довольным, что системы судна перестали быть загадкой, подошёл к четвёртому механику.
       Механик, пожилой, лысеющий, с суровым взглядом близко поставленных глаз и твёрдо сжатыми, тонкими губами, склонившись над верстаком, менял поршневые кольца на поршне санитарного насоса.
       Он осторожно заводил хрупкие чугунные кольца в поршневые канавки и лёгким нажимом садил их на место.
       - Валентин Петрович! Дайте мне попробовать! - попросил его Марков, вытирая обтиркой масляные руки.
       Механик отошёл от верстака и, сев на запасной мотылевой подшипник, закурил.
       Неосторожно нажав на кольцо, Виктор сломал его и бросил обломки на верстак.
       Механик, встав, неторопливо подошёл к тискам и добродушно заметил машинисту:
       "Ты, Витя, не торопись! Вот так делать надо!"
       Повторив его движения, Виктор с удовлетворением услышал лёгкий хлопок вошедшего в паз кольца.
       Посмотрев на часы, Валентин Петрович распорядился:
       "Предупреди кочегара! Чифанить пойдём. Пора!"
       ....На судне узнали, что он немного рисует. И, само собой, он очутился в редколлегии судовой прессы.
       Доверие надо оправдать, и Виктор, вспомнив училище, кроме стенгазеты "Волна" выпустил ещё и приложение к ней, назвав, с общего согласия, "Полундра".
       Над карикатурами все смеялись от души, и даже попавшие в неё не обижались.
       Помполита на судне не было. А почему, Виктор не интересовался.
       Смазав грузовые лебёдки, Марков попутно выругал грузчиков, гонявших их безо всякой жалости (им-то их не ремонтировать), и, закончив дела на палубе, спустился в машину, где занялся перекачкой балластной воды.
       Ночью пришлось тяжелее. Часам к пяти утра веки сделались чугунными, глаза резало, как будто в них попал песок. И только несколько раз умывшись забортной водой, он сумел прогнать сон.
       "Не дай бог заснуть на вахте, - думал он. - Позора не оберёшься!
      
       ...Катились дни. "Терек", выгрузив рыбу, набивал трюма солью, сетями и бочкотарой. Гремели лебёдки. Открытые трюма жадно поглощали разное рыбацкое добро...
       Работа у Маркова была самая разнообразная. Хозяйство у него было большое, капризное. Чего только не приходилось делать!
       Полетел на лебёдке бугель - значит, запасной ставить надо. А как? Вот и ухитряйся втиснуться между рамой и барабаном, куда только кошке пролезть, а человек-то не кошка. Но надо! Руки ободраны, сам весь в тавоте, не раз и бога, и чёрта вспомнишь, а бугель всё-таки стоит, работает.
       Пришёл "кондей" - жалуется, что в каюте дышать нечем. Отсырело всё. Вот и ныряй, Марков, под диван, а там ниппель ни ключём не ухватишь, ни зубилом не возьмёшь.
       Тесно, темно, пыльно. А делать надо! Каким образом? Аллах его знает! Не будешь же каждый раз к четвёртому за консультацией бегать. Да и стыдно! Мучился, мучился - глядишь, получилось. На душе радостно, да и желудку неплохо.
       "Кондей" в благодарность мосол подбросил. Даже обижался сначала на Петровича. Помочь-то мог бы! А потом понял. Сам сделаешь, на всю жизнь запомнишь.
       "Был бы пароход, а работа всегда найдётся!" - вывел он заключение.
       Так и набирался постепенно Виктор в практической работе опыта, о котором нет ни слова в любом, самом лучшем учебнике.
      
       ВЫХОД В МОРЕ
      
       ...Стоянка окончилась. Попрощавшись с Петром Ивановичем, он поспешил на судно.
       Косые лучи утреннего солнца блеснули на начищенной латуни поручней, зеркально вспыхнули в иллюминаторных стёклах и ласково погладили небритую щёку невыспавшегося вахтенного матроса.
       С сопок потянул свежий ветерок, легонько шевельнул синий с белым флаг отхода и, опустившись невесомо на протоку, покрыл её мелкой рябью. Два юрких "Дальдока", натужно ревя дизелями, помогли развернуться чёрной туше парохода.
       Стрелка машинного телеграфа прыгнула на "Полный вперёд", как бы отрезая всё связанное с берегом. Густая октава гудка разорвала утреннюю тишину на клочки. Вежливо рявкнул "Азов" - пожелал "Счастливого плавания".
       Ответив гудком, "Терек" пошёл вниз по течению, разворачивая тупым форштевнем тёмно-зелёную, мутную воду Амура.
       Мерно вздыхала машина, честно отдавая свои обороты. Чавкал мокровоздушный насос, отсасывая конденсат из холодильника. Глухо хлопали клапана быстро снующих тронок, с лёгким гулом вращался промежуточный вал.
       Следя за питанием котлов, смазывая и ощупывая движение машины, чаще чем надо поглядывая на дергающиеся стрелки манометров, нёс Марков свою ходовую вахту.
       Валентин Петрович курил, сидя на разножке.
       Нарушив ансамбль звуков, послышался тонкий писк.
       Виктор насторожился.
       "Что же пищит?" - пытался понять он незнакомый звук.
       - Виктор! - позвал его Петрович.
       Тот подошёл к механику.
       - Возьми квач, мазни цилиндровкой карандаш низкого!
       Смазать гревшийся шток поршня цилиндра низкого давления цилиндровым маслом было минутным делом. Писк прекратился. Шипя и стреляя брызгами, масло желтоватой пеной стекало по полированному штоку. Щёлкая крышками рамовых подшипников, он долил в них масла и принялся за приборку. Сменились вахты.
       ...Марков стоял на носу судна, задумчиво смотря на величественную панораму могучей реки. Правый берег взметнулся крутыми ржавыми горбами сопок.
       Густая зелень лесов нежно зеленела полянками, освещёнными солнечными лучами. Скупое солнце дробилось на зеркальные осколки в чёрной прибрежной воде.
       Изящная чайка с чёрными кончиками крыльев что-то жалобно крикнула и унеслась вперёд белоснежной стрелой...
      
       МОРСКИЕ БУДНИ
      
       Виктор присел рядом с интересным разговором. Прерванный на время, он возобновился.
       С азартом обсуждали преимущества пароходов перед дизельными судами, затем разговор перекинулся на авиацию и незаметно, но естественно перешёл на женщин.
       Каждый отстаивал свою точку зрения.
       Когда не помогали примеры из собственной жизни, то в ход пускались аргументы, за основу которых брались слабые стороны быта или работы спорщика.
       "Травля" шла полным ходом. Вранья как такового не было, но голый скелет фактов обрастал таким толстым мясом художественных подробностей, что разобрать где правда, а где вымысел, было невозможно.
      
       По левому борту, взбивая пену колёсами, прошлёпал плоской закопченной камбалой речник, ведя на буксире неуклюжую баржу. На высокой надстройке баржи размахивало рукавами и штанинами мокрое бельё, развешанное на поручнях для просушки.
       Пожилая женщина в подоткнутой юбке и резиновых сапогах окатывала водой палубу, протирая её лохматой шваброй.
       - Баржа типа "Семейное счастье", - определил, усмехаясь Булычёв.
       Виктор, посмотрев на него, удивился:
       - Это почему?
       - Потому! - ответил Борис. - Папа шкипер, мама матрос, детишки...практиканты...
       Керосин экономят, вот и результат, - показал Булычёв на трёх ребятишек, игравших на палубе.
       Стало прохладнее. Все молча, без обычных шуток, разошлись по каютам.
       Пронизывающей сыростью и сплошным туманным молоком встретило Охотское море "Терек", тяжело раскачивая его на длинных пологих качелях мёртвой зыби.
       Тревожные гудки идущего малым ходом судна нагнетали ощущение надвигающейся опасности, неведомой и поэтому страшной вдвойне.
       Нервно поглядывал Марков на стрелку телеграфа, замершую на секторе "Малый вперёд", думал встревожено: "Дьявол его знает! Долбанёт в тумане какой-нибудь ship - и хлебай потом охотскую водичку! Шлюпки чёрта с два в таких случаях спустишь."
       Но его пессимистические размышления прервал спокойный голос Валентина Петровича:
       "Посмотри в кочегарке, топки чистить закончили? Добавочное питание дать надо!"
       Полутёмное котельное отделение напоминало библейский ад. Только вместо грешных душ и обслуживающих их чертей там находились вполне реальные кочегары.
       Клубы пара, дым, тяжёлый запах серы наполняли кочегарку.
       На поручнях крутого трапа скользили багровые отблески. Злобно шипела вода, попадая на раскалённый шлак, разлетаясь горячими, обжигающими брызгами.
       Душный воздух перехватывал дыхание. Закопчённые, потные, злые от нестерпимого жара кочегары ловко орудовали тяжёлыми гребками. Обжигая палящим зноем, валился из открытых топок прямо под ноги раскалённый шлак.
       "Тяжело толпе приходится", - посочувствовал кочегарам Виктор, на своей шкуре знавший какой это мучительный труд - чистка топок. Норма-то восемь минут! - вспомнил он.
       Залитый водой шлак темнел, оседал чёрно-серыми ноздреватыми кусками, стеклянно отблёскивая расплавленной породой. Заскрежетали лопаты. Чёрным веером летел в топки уголь, рассыпаясь по колосниковой решётке.
       Вытирая потное лицо полотенцем, к Виктору подошёл Рощин - пожилой, высохший от многолетней работы у топок кочегар, и спросил у машиниста:
       - Добавочную воду даёшь?
       - Нет!
       - Не надо пока. Пар тяжело поднимать будет! Сам видишь, огни ещё слабые. Хорошо хоть малым ходом идем...
       - Добро! Передам Петровичу.
       Послышался резкий звонок телеграфа. Виктор кошкой метнулся в машину, но механик, медленно вращая тяжёлый маховик регулятора, уже добавлял пар в цилиндры.
       - Средний ход дали, - облегчённо вздохнул Марков. - А я уж думал - реверс! Закончили!
       - Добро! - Механик подошёл к переговорной трубке.
       Свистнув на мостик, он попросил вахтенного штурмана:
       - Подожди пару минут полный ход давать! Топки только дёрнули.
       В этот момент отдраенная до зеркального блеска стрелка со звоном указала "Полный вперёд".
       Засвистел пар. Тяжёлые прямоугольники ползунов быстрее засновали по маслу параллелей.
       - Наверное, кэп на мостике! - зло сказал Петрович, открывая клапана продувания на цилиндрах.
       - Уголь - дрянь порода. Попробуй пар удержи! А ему, чёрту бесчувственному, плевать на духов. Ишачить-то не ему! - и Петрович добавил популярное русское ругательство...
       Марков не раз уже слышал нелестные отзывы о капитане "Терека" Колесникове и поэтому спросил:
       - Что он за человек?
       - Поработаешь, узнаешь! - раздражённо ответил механик, не вдаваясь в подробности.
       Виктор повёл плечами. "Что ж, узнаем".
      
       ТЯЖЁЛЫЙ ПЕРЕХОД
      
       Туман разошёлся. Яркое солнце растопило туман, и ватные хлопья быстро испарялись, отчаянно цепляясь за гребни волн.
       Свежий норд-вест гладил "против шерсти" мутную зелень волн. Они, как будто озлясь, вскипали небольшими злыми гребнями. К концу дня ветер усилился, засвежел, развёл крупную волну. Волны начали нахально лезть на палубу, растекаясь по ней пенными, журчащими в шпигатах потоками.
       В левую скулу начала бить тяжёлая эластичная волна, взметая над полубаком каскады брызг. Носовые реллинги покрылись белым налётом соли.
       ...Многое вспомнил и передумал Марков, шаг за шагом перебирая всё случившееся с ним за этот небольшой промежуток времени. Он удивился цепкости памяти, которая удержала такие мелкие факты и детали жизни, что просто не верилось тому, что они забыты не навсегда.
       Отдыха после вахты не получилось.
       В зависимости от крена то ноги поднимались вверх, и голова Виктора таранила подушку, то голова съезжала с нагревшейся подушки, а ноги упирались в борт. И всё повторялось сначала. В канатном ящике противно брякала якорьцепь, попавшая в ритм качки.
       Глухо булькала вода в шпигатах умывальника. Заныла уставшая от неудобного положения спина. Выругавшись, Виктор спрыгнул на палубу. Снова лязгнула дверца рундука.
       Мирно стоявшая под столом трёхногая банка запрыгала по накренившейся палубе и опрокинулась, больно ободрав щиколотку ноги.
       Взвыв от боли и злости, Марков пинком загнал табуретку под стол, связал проволокой петли на дверце рундука и решил выйти на палубу. Мутно-белые мокрые языки облизывали комингсы трюмов, сливаясь с глухим плеском в полупортики фальшборта. Ветер лихо насвистывал в снастях свою незамысловатую озорную песенку, что-то бормоча, как будто ругаясь, в широких раструбах вентиляторов.
      
       0x01 graphic
       ШТОРМ НАБИРАЕТ СИЛУ
      
       Выждав момент, когда судно начало валиться на левый борт, Виктор быстро пробежал по палубе и, крепко вцепившись в поручни трапа, бросил беглый взгляд на море.
       От обилия пены волны отсвечивали в темноте ночи, большими пенными буграми проносясь вдоль борта. Отблеск ходового огня выхватывал на миг из ночного мрака крутой склон волны, и она на тот миг приобретала необычайно чистый, глубокий, изумрудный оттенок.
       Виктор подумал вслух, что остаётся только спеть морской реквием:
      
       ...Так перестань грустить, моряк!
       Пускай ревёт норд-вест.
       Косые реи тонких мачт -
       Твой погребальный крест...
      
       Резкий порыв ветра заглушил последние слова песенки. Стерев ладонью с лица солёные брызги, он толкнул дверь каюты третьего штурмана.
       Юрий сидел на койке, настраивал гитару. Они с Виктором были одногодки.
      
       ДРУЗЬЯ
      
       Во Владивосток Петров приехал из туманного Питера, как щегольски называют свой город ленинградцы. Место в "Кработресте" он, по собственному выражению, "протабанил". В пароходстве своих девать было некуда, и он подался в "Моротдел", который на весь бассейн славился своими беспорядками и старыми изношенными судами.
       На вопрос, за каким дьяволом его туда понесло, он, кратко, не вдаваясь в подробности, отвечал:
       "Кусать что-то надо?"
       Светлый чуб небрежно свисал над его правой бровью. Среднего роста, худощавый, с мягкими расплывчатыми чертами лица, он не был похож на традиционного "морского волка", но дело своё знал неплохо.
       - Хэллоу, олд фэллоу! (Здорово, старый болван!) - приветствовал его Марков.
       Юрий не остался в долгу:
       - Этим же концом по тебе!
       Плюхнувшись на кожаный диванчик, Виктор взял сигарету, на столе лежала начатая пачка, закурил и удовлетворённо откинулся на спинку диванчика. Над столом висела полуголая рекламная красотка, выдранная из американского календаря.
       - Гуд ивнинг, леди! - шутливо поздоровался Виктор.
       Петров притворно нахмурился:
       - Не моги, войлок, за моей Нэнси ухаживать!
       Тщательно скрываемая за грубыми шутками любовь к морю и к находившейся тогда в опале джазовой музыке сдружили их, тем более что оба были молоды и способны приправлять юмором многие жизненные обстоятельства - свои и чужие.
       Песен Петров знал много, на гитаре играл лихо, и в душном воздухе каюты прозвучал мелодичный аккорд. Знакомая мелодия пробилась сквозь виртуозные пассажи, набрала силу, и Юрий негромко, вполголоса запел:
      
       В синем и далёком океане,
       Где-то возле Огненной земли,
       Плавают в сиреневом тумане
       Мёртвые, большие корабли...
      
       - Штурман-лирик малого плавания, - продолжал зубоскалить Марков.
       Петров невозмутимо продолжал:
      
       Их ведут седые капитаны,
       Где-то утонувшие давно.
       Утром их немые караваны
       Тихо опускаются на дно...
      
       Аккорды гитары, медленный печальный мотив песни привели Виктора в лирическое настроение, которое как бы служило громоотводом для грубой действительности.
       Он, так же тихо, подтянул:
      
       Так и я, быть может, плавать буду,
       На большом и мёртвом корабле.
       Горести земные позабуду,
       И оставлю страсти на земле...
      
       Последний аккорд тихо растаял, как бы смешался с кисейными волнами табачного дыма.
       Маркову нужно было выспаться перед вахтой, и он поспешил уйти.
       Шальная волна погналась за ним, но не догнала. Злобно хлестнув по стальной двери полубака, она рассыпалась мелкими брызгами.
       Монотонно текла жизнь на "Тереке".
       Вахта, подвахта, "козёл", периодическая "травля" заполняли время моряков.
       В небольшой библиотечке книг было мало, да и большая часть этой литературы состояла из политических изданий. Киноаппаратуры не было. Неудивительно, что долгие, нудные рейсы надоели экипажу до чёртиков.
       Шли дни...
       Всё так же лежало вокруг бескрайнее море, и лишь чайки, верные спутники моряков, оглашали жалобными криками необъятный, пустынный простор.
       Немного уже осталось идти до Охотска, когда на судне произошло событие, внёсшее своеобразную и свежую струю в монотонный ход судовой жизни.
      
       ЖАРЕНАЯ СВИНИНА
      
       Капитан "Терека" Колесников делал поутру обход судна. Приземистый, толстый, с совиными навыкате глазами, он остановился возле грот-мачты, посмотрел вверх и приказал боцману:
       - Червяков! Снимайте тушу!
       Боцман быстро отдал с утки фал, и завёрнутая в брезент свиная туша соскользнула вниз.
       - Разверните брезент!
       Боцман быстро выполнил распоряжение и отошёл в сторону. Лицо капитана медленно наливалось кровью. Злодейский факт отрыва свиной ляжки был налицо.
       Видимо "злоумышленники" не имели топора и подручными средствами так отделали тушу, что она приняла вид побывавшей в тигровых когтях.
       - Пошли в кочегарку! - приказал Червякову капитан.
       Дело оказалось вот в чём.
       В море судовая свинья Сильва пошла под нож. Команда уже предвкушала жареную свинину, но попробовать свининки им не пришлось. По распоряжению капитана свежатина шла только в кают-компанию, комсоставу. Это явное нарушение морских правил и традиций вызвало законное возмущение экипажа.
       Кочегары Николай Смолин и Рощин, матрос Булычёв и машинист второго механика Брагин были направлены делегатами к капитану.
       Выясняя причину такого несправедливого распоряжения, они нарвались на неожиданный ответ в виде вопроса:
       - А в носу у Вас от свинины свистеть не будет?
       В море, как говорится, капитан "второй после господа бога", и делегация не солоно хлебавши отправилась восвояси.
       На ночной вахте кочегары детально разработали план экспроприации свинины, успешно осуществив его под прикрытием ночного мрака.
       Оторванную с превеликим трудом ляжку опустили в котельное отделение...ну, а всё остальное не представляло особого труда. Мясо было поджарено на импровизированных противнях, сделанных из кровельного железа. И ночные вахты дружно уничтожили здоровенный окорок. Вентиляторы были предусмотрительно развёрнуты по ходу судна, чтобы запах горелого сала не достиг чуткого носа любителя свинины.
       Кости сгорели в топке, и всё оказалось шито-крыто. Но...
       Колесников понимал, что такой кусище мяса можно было поджарить или сварить только в кочегарке, и, спустившись по пыльному трапу, он подошёл к Рощину.
       С нажимом в голосе капитан спросил у кочегара:
       - Свинину жрал?
       Рощин совершенно серьёзно ответил:
       - Что Вы, товарищ капитан? Как можно. Вы же сами сказали, что у нас от неё в носу свистеть будет.
       Придраться было не к чему. Получив вежливый по форме и изящно-издевательский по существу ответ, Колесников, грубо выругавшись, поднялся на палубу.
       - Так ему, гаду, лупоглазому, и надо! - высказал свои соображения Марков, возмущённый несправедливостью. Валентин Петрович промолчал, усмехаясь одними глазами.
      
       Открылся низменный, усыпанный галькой охотский берег. Десятка два небольших домиков разбежались по буро-зелёному кочкарнику тундры, которая широко раскинулась до самого горизонта, где воздушно синели мягкие очертания горного хребта.
       "Терек" подошёл к Охотску.
      
       НА РЕЙДЕ ОХОТСКА
      
       Несколько судов стояли на рейде, плавно качаясь на мёртвой зыби. Натягивая ржавые якорные цепи, они учтиво кланялись морю. Возле высоких бортов толкались большие кунгасы. Лихие катера таскали их от судов к берегу, возвращая назад нагруженными рыбой.
       0x01 graphic
       О Х О Т С К
       Большое судно, белеющее компактной надстройкой, с тремя короткими мачтами, стало неподалёку на якорь. "Находка" - вслух прочитал Марков надпись на борту.
       - Старый знакомый. Я его в Одессе встречал, когда практику на "Андре Марти" проходили, - поделился он своими воспоминаниями с "Барбароссой", стоявшим рядом.
       - Либертос, - уточнил тот и добавил:
       - Сейчас на якорь станем...
       Он не ошибся.
       Правый якорь, грохоча, вылетел из клюза и, подняв фонтан брызг, пошёл вниз, разворачивая чугунными лапами зеленоватую толщу воды.
       Предстояла выгрузка "Терека".
       Рощин, прикуривая у Виктора, спросил:
       - На лебёдках стоял?
       - Стоял. Но только на электрических, - ответил Марков.
       - Ничего, быстро насобачишься! Дело нехитрое, - обнадёжил его Рощин.
       - На паровых лебёдках лучше. У них скорость больше, и тянут сильнее. Ты жми на трюм, лебёдки приготовишь, а я тем временем в машину свистну, чтобы пар открыли.
       Началась выгрузка.
       Груз был лёгким: клёпка, сети, растительные тросы. Вся злоба грузчиков на низкий заработок (им платили с тонны) обрушилась на судовых лебёдчиков, и крепкая ругань устойчиво повисла в воздухе.
       Марков нервничал. Положить строп с грузом на пляшущую баржу было совсем нелёгким делом. Кунгас то взлетал высоко вверх, то проваливался вниз. Волна била о борт "Терека" так, что трещали кранцы. Надо было быть очень осторожным, иначе тяжёлый строп мог свалиться кому-нибудь на голову. А тут ещё и грузчики мотали нервы морякам своими непомерными требованиями. Рощина они довели до того, что он пообещал им всё это припомнить.
       И припомнил.
       Когда грузчики зашли на верхние решётки котельного отделения погреться, Рощин шепнул что-то Смолину, тот был вахтенный. Колька гребком выдернул из топки раскалённый "краб" и помочился на него. Страшная, резкая вонь поднялась кверху.
       Грузчики пулей вылетели из кочегарки.
       Долго ещё потом на палубе слышалась корейская и русская брань.
       Вторую неделю стоял "Терек" на рейде Охотска.
      
       0x01 graphic
       МОРСКОЙ ПОРТ ОХОТСК
       Свежая погода, с холодными ветреными днями, мешала грузовым операциям.
       Начали подходить кунгасы, гружённые солёной рыбой.
       Снова по рейду разносился грохот от лебёдок. Цепкая паутина стропов жадно обнимала крепко пахнущий груз.
       - Костя! У тебя какое курево есть? - спросил судового артельщика Марков, у него кончились сигареты.
       Тот задумчиво потрогал небритый подбородок и поднял вверх маленькие, в белых "поросячьих" ресницах, глаза.
       - "Казбека" навалом, а "Беломор" вчера чифу отдал. Три пачки осталось, - ответил артельщик.
       - Может, кто из наших на берег поедет? - снова спросил Марков.
       - Нет, не слыхал.
       "Придётся самому на берег смотаться", - вздохнул Марков.
       Ехать на берег не хотелось, но ничего другого не оставалось.
       Отпросившись у механика, он зашёл к Петрову, который был вахтенным помощником.
       - Я на берег смотаюсь, за куревом. Будем считать, что ты в курсе дела! - сказал ему Виктор.
       - Валяй! Но только не в штаны! - напутствовал его Юрий.
       - Спасибо. Постараюсь...
       Помятый, ржавый "жучок" подвёл кунгас к "Тереку".
       - На берег есть кто? - крикнул старшина, выглянув из рубки катера.
       - Подожди, друг! Я с тобой! - крикнул ему Виктор, спускаясь по ёрзающему шторм-трапу.
       Улучив момент, когда катер подбросило волной, он прыгнул на бак.
      
      
       В ОХОТСКЕ
      
       "Жучок" провалился вниз. Борт судна стал необычайно высоким, показав крашеную суриком подводную часть. Набежавший вал плавно поднял катер до уровня палубы - "жучок" рванулся, дав предельные обороты двигателю, и пошёл качаться маятником на крупной волне. "Терек" качало плавно, размеренно, и, привыкнув, Виктор перестал замечать качку.
       Тут же было всё наоборот. Стремительные размахи "жучка" заставляли крепко держаться за что попало, балансируя на ногах.
       Можно было грохнуться о переборку при крутых кренах катера.
       Иногда острый форштевень врезался в волну, и она с треском хлестала по стёклам рубки, стекая мутными ручьями.
       "Нелёгкая работёнка",- думал Виктор, навалившись на переборку плечом, всем телом ощущая толчки и удары волн по слабому корпусу катера.
       Старшина, широко расставив для устойчивости ноги, цепко держал рукоятки штурвала, внимательно вглядываясь вперёд.
       - В месяц сколько пятаков выходит? - спросил у него Виктор, которому надоело молчание.
       - Две штуки, - лаконично ответил старшина, быстро перекладывая штурвал.
       - Работа того стоит, - посочувствовал Виктор, представив себе, что так болтаться в море приходится катерникам не месяц или два, а больше чем полгода.
       Старшина повернулся к Маркову.
       - Сейчас как бар проскочим, в речку войдём, там баржа притопленная, вместо причала, выскочишь!
       С баржи на берег была перекинута длинная, пружинящая под ногами доска.
       Вдали виднелся неказистый посёлок.
       К нему и направился Марков, увязая по щиколотку в сыпучей гальке.
       Одноэтажные бараки, потемневшие от вечной сырости и буйных охотских ветров, разбросанно стояли на прибрежной низменности.
       Людей почти не было видно, зато стаи собак бродили вдоль берега, пожирая какую-то морскую дрянь.
       Широкая тундра, с чахлыми кустами бурой растительности, расстилалась до самого горизонта. С пушечным грохотом обрушивались на берег тяжёлые валы, облизывая и пересыпая плоскую серую гальку.
       Русалочьими волосами колыхалась в прибойной пене буро-зелёная морская капуста.
      
       В небольшом убогом магазинчике Марков купил сигарет и, решив, что все береговые дела закончены, побрёл в диспетчерскую.
       Там его ждала неприятность.
       - На рейд никто не пойдёт! - ответил диспетчер на вопрос Маркова.
       - Штормовое предупреждение получено. Восемь-девять баллов. Загорать теперь тебе суток трое!
       Виктор растерянно молчал, не зная, что предпринять дальше.
       "Вот тебе и раз! - обеспокоенно думал он, выходя из портопункта.
       - А как же с вахтой?.. Вот влип с этим берегом, будь он неладен!"
       Печально смотрел Марков на уходившие штормовать в море корабли.
       Одна и та же мысль крутилась назойливо в голове: "Вот влип так влип!".
       Ветер усилился. Пришлось опустить ремешок мичманки.
       Так неуютно стало ему на этом освистанном всеми ветрами берегу, так захотелось снова попасть в знакомую до мелочей обстановку судна, что даже чумазый, с нелепой тонкой трубой "Терек" показался лучше и дороже всего на свете.
       Виктору никак не "улыбалось" болтаться трое или больше суток в незнакомом посёлке.
       "Ничего не поделаешь! Надо где-то ошвартоваться, - подбодрил он себя. - Но где?"
       Глухо ревел прибой, многотонным накатом перемалывая гальку.
       Разбойник- ветер срывал пену с верхушек волн, щедрыми пригоршнями разбрасывая её по разбушевавшемуся простору.
       Продрогнув на сыром пронизывающем ветру, Марков зашёл в столовую обогреться, да заодно и пообедать.
      
       0x01 graphic
       ЧАЙНАЯ В ОХОТСКЕ
       На полках буфета крепким чаем светились сумасшедшей цены коньяки, окружённые разноцветным войском ликёров.
       Не в пример магинской чайной, столовая была чистенькой, с белыми шторками на окнах.
       Пообедав, Марков откинулся на спинку стула. Вытащил было сигарету, но увидев надпись "НЕ КУРИТЬ", спрятал её обратно в пачку.
       Он невольно прислушался к разговору, который вели за соседним столом двое парней. После солидного возлияния, они пришли в состояние, когда человека неудержимо тянет поговорить. Один из них рассказывал:
       - Взяли они кунгас на буксир и пошли на рыбозавод. На кунгасе были работяги.
       Человек пятнадцать. Косые в дугу! А буксир метров сто был. Кунгас тонуть начал, и работяги, конечно, взвыли. Да что толку. На катере-то их не слышат! Дизель ревёт, да
       и сами они под "банкой" были. Пошли рабы божии на дно, а кунгас шестидесятитонный был. С гака буксир не отдали, а перерезать его в панике не догадались. Вот и поволок кунгас катер за собой. Один моторист только и спасся. А остальные все накрылись...
       "Упокой морской дьявол их грешные души, - подумал Виктор, - смерть-то, какая нелепая!" Он представил себе, как двадцать человек захлёбываются солёной водой без надежды на спасение. "Всё водочка, чтоб её...".
       Наугад он брёл по посёлку, который насквозь продувал студеный ветер.
       Кипящей пеной взрывался прибой, заглушая всё вокруг неумолчным гулом.
       Марков подошёл к большому, потемневшему от времени бараку.
       "Нахальство - второе счастье", - решил он и постучал в дверь.
       В мутном окне мелькнула женская фигура.
       Вместо двери открылась форточка, и звонкий девичий голосок посоветовал ему катиться подальше...
       Для полноты впечатления он вдобавок получил ещё и нелестный отзыв о себе: "Напьются, как свиньи, и лезут! Все вы, катерники, такие!".
       - Извините девушка! Не с катера я! - запротестовал Виктор.
       Курносая дивчина высунула в форточку голову.
       - А откуда же? - спросила она, окинув Виктора взглядом.
       - С "Терека" я. Он в море штормовать пошёл, а я на берегу остался, - объяснил недоверчивой девице Марков.
       Форточка захлопнулась. С лязгом откинулся крючок на двери, и Виктор вошёл в большую полутёмную комнату.
       Несколько топчанов, накрытых ватными одеялами, стояли вдоль стен.
       Посередине торчала печка, сделанная из трёхсотлитровой бочки. Было тепло и чисто.
       Марков шутливо спросил:
       - Терем, терем, теремок, кто в тереме живёт?
       Курносая девушка, улыбаясь, протянула руку.
       - Мария.
       - Меня называйте хоть шваброй, только палубу не драйте! А короче - Виктор!
       - Садитесь! - показала Мария на табуретку.
       Рассказав, каким образом он очутился в посёлке, Виктор спросил Марию:
       - Вы, наверное, не одна живёте?
       - Нет, нас три подруги, - ответила Муся.
       Потом пояснила: одна, Ира, на работе, а другая, Вера, в магазин пошла.
       В разговоре выяснилось, что подруги окончили Тобольский рыбтехникум и получили направление на номерной рыбокомбинат. В Охотске их задержало отсутствие жилья на комбинате, и они временно устроились работать в городке.
       Мария и Вера работали в коптильном цехе, а Ира машинисткой в портопункте.
       Вернулись остальные и живо включились в разговор, очевидно истосковавшись по трезвым, да ещё и симпатичным собеседникам. Вера жаловалась Виктору:
       - Всё бы ничего, но от пьяниц житья нет. Как парни подопьют, так и лезут сюда.
       И что им надо?
       Виктор, конечно, понимал, что надо парням, но благоразумно обошёл скользкую тему.
       Стемнело. Муся зажгла керосиновую лампу. Стремительно шарахнулись и спрятались по углам мохнатые тени. В печке весело гудели красные петухи, бросая уютные красноватые блики на пол.
       - Спасибо вам девчата за всё! - собираясь уходить, сказал Виктор, - потопаю в диспетчерскую. Может что-нибудь новенькое есть!
       - Оставайтесь у нас! - пригласили его девушки.
       - Неудобно, не хочу вас стеснять.
       Но так как он ломался, как говорится, только для приличия, то уговаривать его долго не пришлось.
       Когда девушки ложились спать, он вышел покурить на крыльцо.
       Бледно светились окна бараков.
       За время его пребывания в Охотске произошёл пожар в соседнем доме.
       Это случилось два дня назад.
       Проходя мимо сгоревшего дома, он усмехнулся, вспоминая пожарную команду, тушившую дом.
       Часов в двенадцать ночи Виктора и девчат поднял на ноги лихорадочный вибрирующий звон стального рельса. В тёмных окнах прыгали багровые отблески. Охваченный огнём дом напоминал чертёж тушью на жёлто-багровой кальке.
       Суетились чёрные фигуры мужчин, выносивших вещи из пылающего дома.
       Сидя на узлах, горько плакала пожилая женщина. Зеваки толпились возле ограды.
       - Пожарники где? - хрипло кричал раздражённый бас.
       Дом пылал, как сноп сухой соломы.
       - Вот они! - зло закричал кто-то.
       Процессия, которая появилась на дороге, до смешного напоминала погребальную.
       Одетые кто во что, понуро брели сонные пожарники. Ватники, полушубки, брезентовые костюмы служителей Заратустры никак не вязались с молодецкими медными касками. Впереди тряслась "пожарная машина": полумёртвая от голода коняга тащила расхлябанную телегу с бочкой. На ней сидел возница, нетерпеливо шлёпая вожжами.
       На задке телеги качался насос, обмотанный шлангами.
       Под оскорбительные выкрики толпы пожарники деловито разломали ограду.
       "Пожарная машина" развернулась, и после слов "тпру" коняга застыла, как в столбняке. Всё дальнейшее напоминало замедленную киносъёмку.
       Подсоединили шланги. Чавкнул насос. Шланг зашевелился, как змея, надулся...и потёк! Подав несколько бессильных струй, ехидно зашипевших на раскалённых брёвнах, насос захрипел. Кончилась вода.
       - Пьянчуги проклятые! - возмущался народ.
       Пока пожарники ездили на речку за водой, дом сгорел дотла.
      
       Диспетчер как в воду смотрел. На четвёртые сутки ветер утих.
       В диспетчерской Маркову сообщили, что скоро будет катер на рейд.
       Виктор простился с гостеприимными девчатами, сказав на прощанье: "До встречи!"
       Одинокий фонарь тоскливо мотался на ветру. От недавнего шторма не осталось и следа. Лишь мёртвая зыбь неслась нескончаемой чередой волн, обрушивая на берег многотонный прибой. В просветы растрёпанных, лохматых туч выглянуло солнце.
       Мутно-зелёное, бутылочного цвета море раскачивало на рейде суда, бросавшие якоря...
       Зарываясь по рубку в волны, грохоча оголяющимся винтом, к борту "Терека" подошёл катер. Держа чемоданчик в зубах, Виктор поднялся по зыбкому шторм-трапу на палубу.
       Его встретил Петров.
       - Ну, как?
       - К дьяволу! - сказал Виктор. - Держи курево. Пойду насчёт вахты выясню.
       Уладив этот вопрос, Марков удовлетворённо подумал: "Правду говорят, что лишь корабль родной дом моряка".
       "Терек" снялся в Иню.
       Кланяясь и раскачиваясь на крупной волне, судно шло на северо-восток.
       Нудные рейдовые стоянки.
       Грохот работающих лебёдок. Номерные рыбозаводы. Так и проходил рейс.
       Бункеровка в Нагаево, где стоянка была настолько короткой, что Марков не сумел даже побывать в Магадане.
       Угрюмое Охотское море не побаловало хорошей погодой. Густые коварные туманы, пронизывающая сырость. Низко нависало серое, в рваных лохмотьях туч, хмурое небо.
      
       ОХОТА НА НЕРП
      
       "Терек" сел по ватерлинию, набив трюмы пахучим грузом. Затянувшийся рейс подходил к концу: вышел из Владивостока в мае, а уже был конец ноября.
       Короткий спокойный переход.
       Тысячи птиц, гнездившихся на скалах и вспугнутых рёвом гудка - "Терек" входил на рейд Алдомы. Взбудораженные, они с оглушительным криком заметались над судном, отчаянно ругая его на своём птичьем языке.
       На ледяном припое чернели нерпы, медленно ползая по молодому льду.
       Самые любопытные подплывали к борту, высовывая из воды симпатичные, круглые морды с жёсткими кошачьими усами.
      
       0x01 graphic
       Н Е Р П А
      
       Судно стало на якорь.
       Оставляя на зеркальной воде бухты длинные "усы", к "Тереку" подошёл катер.
       Начали выгружать продукты.
       Худой, жилистый старпом вышел из каюты, держа в руках карабин.
       - Куда это вы? - спросил Марков.
       - Нерп пойдём бить! - ответил чиф, приказав боцману:
       - Спустить правый вельбот!
       Много лет проплавав на зверобоях, старпом не выдержал соблазна. Мягко запели блоки шлюп-талей.
       Взяв гребцами четырёх матросов, старпом скомандовал:
       - Отваливай!
       Вельбот ходко пошёл к берегу, вспенивая вёслами воду. Нерпы, не подозревая беды, смотрели на подходивший бот круглыми наивными глазами.
       - Табань!
       Вельбот потерял ход. По бухте раскатилось гулкое эхо выстрела.
       Зеленовато-серая, пятнистая нерпа подпрыгнула и замерла, слабо шевеля ластами.
       Нерпы неуклюже кинулись к воде. Прогремели ещё четыре выстрела.
       Убитые нерпы остались на льду.
       На голубоватом льду расплывались ярко-алые пятна. Охота закончилась.
       Гибкие вёсла рванули воду, всё убыстряя темп гребли.
       Шлюпку подняли на ботдек, и матросы выбросили на подстеленный брезент убитых зверьков.
       Некоторые ещё слабо шевелились, их круглые, выпуклые глаза были полны слёз...
       У Виктора защемило сердце при виде всего этого. Но чиф давным-давно отучился от подобных сантиментов на зверобойных шхунах. Он сам начал разделывать трофеи охоты. Под острым лезвием финки раскрывалась сальная шубка, обнажая маленький скелет с сине-багровыми полосами мяса. Волосатые, измазанные кровью руки чифа вызывали у Маркова отвращение. Он ушёл.
       - Радуйся, галоша! - стукнул Виктора по спине радист Бойко.
       - Чему, сын греха?
       - Радио получили. После Аяна идём во Владик! Понял? - присвистнул "маркони".
       - Вот спасибо! - обрадовался Виктор.
       Радостная весть быстро разнеслась по судну. Кого ждали семьи, кого родные, а кого никто не ждал. Некому было. Но и они радовались концу рейса, надеясь "от души" погулять в порту после скуки и однообразия долгого морского бытия.
      
       ПЕРЕХОД ВО ВЛАДИВОСТОК
      
       Небольшая глубокая бухта, окаймлённая ржаво-чёрным базальтом отвесных скал.
       На водной глади неровные "блины" молодого льда. Пронзительный крик чаек. Аян. Грохот отданного якоря взорвал настороженную тишину. Глухое эхо долго бродило, перекликаясь в сумрачной расщелине бухты.
      
       0x01 graphic
       Н А Р Е Й Д Е П О Р Т А А Я Н
       Налитый пресной водой кунгас был поставлен под борт, и толстая гофрированная змея шланга жадно всосала первые тонны воды.
       Треск мотопомпы распугал прожорливые стаи птиц.
       Шкипер с кунгаса, заросший до бровей жёсткой седой щетиной, стоял возле Маркова, работавшего на помпе.
       - Послушай, парень! Воды сколько брать будете? - спросил он.
       - Тонн двести, - ответил Марков, смазывая тавотом шланговое соединение.
       - Быстрее бы! - сказал шкипер.
       - А что такое? - поднял голову Марков.
       - В посёлке поминки справляют, - пояснил шкипер.
       - А кто "дуба врезал?" - продолжал интересоваться Марков.
       - У тебя закурить есть? - спросил шкипер.
       - На! - Марков протянул ему пачку "Дуката".
       Закурив сигарету, шкипер спросил:
       - Как в бухту заходить, с правой стороны рифы видел?
       - Да!
       - Так вот, на них позавчера наш "Дальвдок" накрылся. Штормило, а у них дизель скис...
       Их и сдрейфовало на банку. Брякнуло о камни так, что и шпангоуты посыпались.
       Из шести человек никто не спасся, - закончил свой печальный рассказ шкипер, зло сплюнув за борт, и подытожил:
       - Вот так и живём, друг: сегодня спирт пьёшь, а завтра вперёд копытами понесут.
       Подумав немного, шкипер добавил:
       - Если кому нести будет!
       Вода взята. Перекачанная в балластные цистерны, мирно улеглась она в темноте междудонного пространства.
       "Пар на брашпиль!" - послышалась команда с мостика.
       Мокрая, лоснящаяся якорная цепь, в голубоватых комьях ила, удавом поползла в канатный ящик, со звоном переваливаясь на звёздочке брашпиля.
       Чистый бронзово-хрустальный звон склянок поплыл над тихой водой бухты.
       Звякнул телеграф. Перекладывая руль, застучала рулевая машинка.
       Мотыли, сделав первые обороты, провернули коленчатый вал, качнулись кулисные рамки, и стрелка вакуумметра поползла вниз.
       Облепленный илом якорь грохнул лапами о борт и, роняя комья грунта, втянулся в клюз. Морща полированную гладь бухты, протянулись от форштевня первые "усы". И каменный хаос скал поплыл вдоль борта, отражаясь ломаными глыбами вершин в зеленовато-чёрной воде бухты. Окаймлённые пенным узором прибоя, показались гранитные клыки рифов Ангра, на которых так недавно разыгралась очередная морская трагедия.
       Берег, размытый голубой дымкой солнечного дня, медленно исчезал за кормой.
       - Юра. Где мы? - спросил Виктор у Петрова, когда штурман вышел на крыло мостика.
       - К нолю должны пройти мыс Елизаветы. Это самая северная точка Сахалина, - ответил Петров, бросив рыжебородому Ивану:
       - Сходи на лаг!
       Проходя мимо Маркова, Иван сказал ему:
       - Барометр падает! Трепанет, наверное?
       - А ты привяжи стрелку, чтобы не падала, - с серьёзным видом посоветовал Виктор, - или сделай как кочегары, когда пар удержать не могут.
       - Поднимают пар на марку при помощи талей? - шутливо перебил его "Барбаросса".
       - Нет. Чепчик на манометр вешают, чтобы нервы не портить. Уразумел?
       - Век живи... Всё равно дураком помрёшь! - ответил Иван, прогрохотав сапогами по трапу.
      
      
       0x01 graphic
       ОСЕННИЕ БЕРЕГА ОХОТСКОГО МОРЯ
      
       Марков поднялся на ботдек. Из открытой столовой доносился громкий хохот.
       Лукаво улыбаясь, Смолин заканчивал свой рассказ.
       - ...Дали им, родненьким, сто лет на всех...
       - О чём речь? - спросил Булычёва Марков, присаживаясь рядом.
       - Да так. Про жуликов из артели...
       Виктор посоветовал ему:
       - Ты бы потише в носу шуровал. Резьбу сорвёшь! Значит, про береговых жуликов травите? Хотите, я про морского жулика расскажу?
       Рощин почесал подбородок:
       - Валяй! Стал на четыре якоря, так трави до жвака-галса!
      
       Виктор сделал пару затяжек и начал:
       - ...В 1869 году, в Шанхае, в контору экспортёров чая пришёл один янки. Шкипер брига.
       И заявляет им: "Берусь на неделю раньше любого из клиперов доставить чай в Лондон!". Его, конечно, на смех подняли. Клипера из Шанхая в Лондон за три месяца ходили, огибая мыс Доброй Надежды, - пояснил Марков.
       - Ему ли, с его пузатым бригом, с прославленными гонщиками тягаться!? Тем более что клипер "Flying Cloud" недавно рекорд поставил для парусников: в семибалльный шторм он шёл под парусами, и средняя скорость за сутки была 21узел.
       Рощин перебил Виктора:
       - Одерживай! (Здесь - ближе к делу!)
       - Добро! - ответил Виктор и продолжал:
       - Янки всё это выслушал и говорит им: "Заключаю пари на пятьсот фунтов стерлингов".
       Деньги по тому времени были немалые, ну экспортёры и подумали:
       "Чёрт его душу знает. Может быть, его бриг действительно быстроходный. Не будет же янки деньги на ветер выбрасывать!".
       Ну и заключили пари. Документами оформили. Буксиры вывели их в море, клипера подняли паруса, и след их простыл...
       Янки парусами форсировал ход, как мог, но всё равно на семнадцать дней позже их пришёл.
       Груз он сдал. Неустойку заплатил, и после всего пригребается в таверну.
       А там кэпы с клиперов сидят. По стопарю двигают.
       Янки взял кружку рома и тянет себе помаленьку.
       Один из капитанов и спрашивает его:
       - Ты же знал, что проиграешь пари?
       - Конечно, знал!
       - Так какого чёрта ты на верный проигрыш пошёл?
       - Я не проиграл. Только выиграл!
       - Как выиграл? - удивился капитан.
       - А так!
       И хитрый янки объяснил им весь фокус выигрыша.
       Оказалось, что за более быструю доставку полагается повышенный фрахт.
       Это составило разницу с обычным фрахтом в семьсот фунтов.
       Пятьсот он уплатил, а двести положил в карман.
       Закончив рассказ, Виктор встал из-за стола.
       - Пойду в робу вскочу! Вахтить скоро, - и направился в свою каюту...
      
       СПРАВКА:
       "Гончие псы океана" - такое прозвище получили клиперы на Британских островах, доставлявшие грузы из Китая за три-четыре месяца.
       Самыми знаменитыми чайными клиперами были корабли "Ариэль", "Тайпинь" и "Фермопилы", кстати, клипер - от английского to clip, срезать. Подразумевалось, что они "срезали" волны.
       30 июня 1866 года состоялась самая знаменитая гонка чайных клиперов.
       6 сентября 1866 года в 9 часов 45 минут английский клипер "Тайпинг", на 99 сутки после выхода из китайского порта Фучжоу, ошвартовался у стенки Лондонского дока. Через 20 минут после этого в Ост-Индском доке Лондонского порта отдал швартовы английский клипер "Ариэль". За победу в гонках и капитаны, и команды получали порядочный денежный приз, а сам корабль - "Голубую ленту". Очень почётный и престижный вымпел.
       В этом случае приз был поделен между "Ариэлем" и "Тайпингом".
      
       0x01 graphic
       К Л И П Е Р "Т А Й П И Н Г"
       А в 23 часа 30 минут в Вест-Индском доке, за несколько минут до того как закрылись шлюзовые ворота, стал к стенке английский клипер "Серика". Снявшись с якоря на реке Минь в один и тот же день, эти три судна, пройдя 16 тысяч миль, вошли в устье Темзы с одним и тем же приливом. На следующие сутки в Лондон прибыл клипер "Файри Кросс", а 9 сентября - клипер "Тайтсинг", который вышел из Фучжоу на день позже.
       Так закончилось это состязание в скорости лучших британских клиперов, вошедшее в историю мореплавания под названием "Великая чайная гонка 1866 года".
       Зачинщиками этих гонок были чайные купцы.
       С открытием в 1869 году Суэцкого канала и появлением "грязных закопчённых пароходов" гонки потеряли смысл. А жаль!
      
       0x01 graphic
       К Л И П ЕР "А Р И Э Л Ь"
      
       Море штилело в скупых лучах закатного солнца. Бледно-серый столб дыма, выходя из дымовой трубы, ложился на воду, оставляя рваные грязно-пепельные клочки на синем атласе моря. Громадное выпуклое солнце багрово плавилось, погружаясь в пучину.
       Лёгкие пушистые облака, подсвеченные снизу солнцем, раскалено светились. Помрачневшее море еле заметно переливалось гладкими, без единой морщинки, волнами. И лишь чайки белоснежными хлопьями оживляли безмолвный простор Охотского моря.
       Плавно кренясь, "Терек" шёл навстречу вспыхнувшему в последний раз солнечному диску. Небольшой ветерок растрепал чёрный шлейф дыма, свистнул в антенне и, окрепнув, перешёл в штормовой. Судно начало ощутимо валять бортовой качкой...
       В водомерных стёклах котлов резко колебался уровень воды.
       Скользкие плиты машинного отделения внезапно стали совсем коварными, пытаясь выскользнуть из под ног Маркова, крепившего запчасти и бидоны с маслом.
       - Штормовое получено! - сказал ему Валентин Петрович, заполняя вахтенный журнал.
       - Десять - одиннадцать баллов! Так что найтуй понадёжнее, да и кочегаров предупредить не забудь!
       0x01 graphic
       СОЛНЦЕ ПОГРУЖАЕТСЯ В ПУЧИНУ
      
       Из вентиляторов кочегарки лился упругой струёй холодный свежий воздух. Гремели топочные дверцы, и красноватые отсветы ложились на кусочки угля, которые сверкали чёрными алмазами.
       - Алло, хлопцы! - позвал Виктор кочегаров.
       Те подошли к нему.
       - Петрович сказал, чтобы всё принайтовили, что брякнуться может. Шторм идёт - в сто тысяч лошадиных сил!
       Покачиваясь в ритм качки, Смолин ответил:
       - Сделаем! - и предложил Рощину:
       - Подломаем?
       Из открытого клинкета с мягким шорохом сыпался уголь, который штивал Петька - кочегар 2-го класса, иначе "угляра"...
       Идти в нос было рискованно. По палубе гуляли тяжёлые волны, шумно переливаясь с борта на борт.
       - Ну его к дьяволу! Ещё за борт смоет! - решил Виктор и направился в столовую. Штормовой ветер хлопал брезентовыми чехлами шлюпок.
       Он свирепо срывал призрачно светившиеся в темноте гребни волн, расстилая их пенными покрывалами по взъерошенному солёному простору.
       Пришли кочегары - без всякого желания принять после вахты холодную солёную ванну. На кормовой палубе так же хозяйничали наглые в своей безнаказанности волны. В столовой, прямо на палубе, расстелили ватники. И все дружно улеглись на этой походной постели, приняв в "компанию" и Ивана Булычёва.
       Утром болели все кости. И в воздухе висела страшная ругань.
       - Ругаетесь, черти? А потом за хлеб браться будете? - урезонивал их Виктор.
       Ругань, конечно, и не подумала прекратиться.
       - Шквырнем чаишко? - предложил голодный, как собака, Смолин.
       - Пару кетин, а остальное в каптёрке возьмём!
       Это предложение дружно было поддержано всеми.
       В такой шторм Виктор попадал впервые. Но несмотря на качку и связанные с ней неприятности аппетит был у него прямо волчий.
       Под предложение Смолина он подвёл теоретически-философическую базу:
       - Человек не должен быть врагом своего желудка! - в первую очередь подразумевая самого себя.
       Среди невольных ночлежников укачавшихся не было, и поэтому завтрак уничтожили, по определению Рощина, "со страшной силой". И снова Вахта...
       Гудели вентиляторы, нагнетая в машинное отделение холодный воздух. Но он быстро рассасывался в душном, нагретом насыщенными парами масла воздухе "машины".
       Шальная волна хлестнула через приоткрытый световой люк.
       На чёрных, жирно лоснящихся крышках цилиндров, зло зашипели солёные брызги, раскатываясь по горячей стали белёсыми шариками. Сразу же выступили пятна соли.
       - Закрой кап, Витя! - распорядился механик, стоявший у регулятора.
       - Жарко будет, Петрович!
       - Ничего. Зато кипятком не ошпарит!
       Потный, измазанный машинным маслом машинист, крепко держась за поручень, ощупывал и смазывал подшипники главной машины.
       Подставив раскрытую ладонь под быстро вращающийся мотыль, чтобы проверить его температуру, Виктор невольно подумал:
       "Поскользнёшься ...и под мотыль. В блин расшибёт!".
       Резкий крен положил судно на борт. Пушечным снарядом пролетела маслёнка, свалившись с поддона, и закувыркалась по плитам, разбрызгивая масло.
       "Чтоб тебя!" - выругался Виктор, делая приборку.
       - Петрович! Я к духам загляну? Как они там, посмотрю?
       - Только недолго! - согласился механик, прислушиваясь к работе пародинамо.
       Лёгкий рокот её прерывался иногда резким металлически стуком.
       Нагнувшись и широко расставив руки, Марков быстро пробежал между котлами, присел на балластную коробку, огляделся. Туго приходилось духам...
       Крен доходил до 30 градусов. Висевшие на переборке гребки, лязгая, раскачивались гигантскими маятниками. С плеском перекатывались по плитам мутные лужи воды.
       Злые, потные, уставшие от непрерывного напряжения, кочегары с остервенелым смаком ругались, поминая ни в чём не повинного бога со всем святым семейством.
       Не каждый акробат смог бы работать у котлов в этих "собачьих" условиях.
       Из бункера вылез рваный, перепачканный угольной пылью Петька.
       - Дай закурить! - попросил он Виктора.
       На судне его не любили за феноменальную прожорливость, гармонично сочетавшуюся с полным отвращением к физическому труду.
       Моряки многое могут простить, но только не отсутствие трудолюбия, и "угляру" терпели, как говорится, по нужде. Некем было заменить. Закурив, он присел рядом с Виктором.
       В этот момент "Терек" свалился на левый борт, зачерпнув десятки тонн кипящей воды, и Смолин, промахнувшись, попал лопатой вместо топки во фронт котла.
       Уголь разлетелся по кочегарке чёрными, колючими брызгами.
       На толстой прыщавой роже Петьки появилась ядовитая ухмылка.
       - Чему смеёшься, гад? - психанул на "угляру" Марков, чуть не свалившийся сам.
       - Я ничего! Я не смеюсь! - заморгал поросячьими глазками Петька.
       - То-то! - удовлетворился этим ответом Марков. - И вообще советую не подворачиваться сейчас под руку кочегарам. Запросто по горбу лопатой схлопочешь!
       ...Засорилась приёмная сетка льяльного трубопровода. Виктору пришлось лезть в узкий сборный колодец, где резко колыхалась масляная, перемешанная с разным мусором вода.
       - Ну и холодна же стерва! - пожаловался он Петровичу, очищая сетку от налипшего мусора.
       Загремела машина, набирая обороты. Застучал и захлопал мокровоздушный насос.
       "Телега вразнос пошла" - мысленно отметил Марков.
       Механик быстро прикрыл пар штормовой заслонкой.
       "Не рассыпься, родная!" - в шутку попросил машину Виктор. Основания для опасения были.
       Валентин Петрович рассказал ему однажды, что при взрыве на пароходе "Выборг", гружённом аммоналом, у "Терека" лопнули задние литые колонки.
       Поставленные дублёры из сорокамиллиметровой стали так и не смогли вернуть колонкам их былой прочности.
       Сменившись с вахты, Виктор подошёл к камбузу. Из открытой настежь двери несло чем-то горелым и слышались богохульства кока, который пытался сварить обед.
       "Литейщик" уже было полез в карман за папиросой, кое-как расклинив "штормовками" кастрюли, но закурить ему не удалось. Волной подбросило корму, и одна из кастрюль, подпрыгнув, опрокинулась на плиту. Ехидно зашипела, начиная подгорать, лапша.
       Едкий чад поднялся вверх. Изрыгнув фонтан ругательств, "кондей" в сердцах хватил половником о стол, согнув алюминиевую ручку.
       Виктор, улыбаясь, наблюдал за ним.
       Зло посмотрев на Маркова, кок заявил:
       "Жрите консервы! Обеда не будет!"
      
       ШТОРМОВОЙ ПЕРЕХОД
      
       Сплошные грязно-серые тучи рваными лохмотьями нависали над бушующим морем.
       Исполинские горообразные волны с бешено крутящимися коронами гребней таранили небольшой пароход, который стонал под их беспощадными ударами.
       "Терек" рыскнул влево. Многотонный солёный горб, внезапно вынырнув из-под кормы, обрушился на полуют. Кормовые каюты были залиты водой.
       Небольшой "тузик" мгновенно смыло за борт. Показавшись пару раз, он навеки исчез среди пенных громад. Грузно осела корма. Вольно загуляли по палубе пенные водовороты, вылизывая её до блеска.
       Нос "Терека" задрался вверх и разрубил форштевнем вершину волны, которая окутала его туманом брызг. Встречная волна и ураганный ветер сделали своё чёрное дело.
       Судно потеряло ход.
       "Терек" тащило лагом куда-то на зюйд-вест. Волны высотой в четырёхэтажный дом яростно набросились на беззащитное судно. С треском ломались реллинги полубака. Добравшись до спасательной шлюпки, волны разнесли её в щепки, смыв за борт обломки. Через комингс двери столовой перелился холодный поток, вымочив спящих на палубе моряков.
       Кто-то со сна испуганно заорал:
       - Хана, братцы! Тонем!
       Громкий смех раздался в ответ.
       - Всё, волосан! Уже утонули! - заикался от смеха Булычёв.
       Ругая шторм, судьбу, "идущий по кочкам" пароход, отправились моряки в кочегарку.
       Обсушиться. Никому и в голову не приходило, что всего двадцать миллиметров стального борта отделяет их хрупкие человеческие тела от холодной пучины.
       "Шторм в жизни моряка явление хотя и неприятное, но неизбежное. Так сказать, издержки производства" - думал Виктор, принимая всё это как должное.
       Страха он не чувствовал, да и в голове у него не укладывалось, что можно погибнуть в двадцать один год, только начав жить. Романтикой он ещё не успел объесться, и ему даже нравилось смотреть на дикую мощь бушующего моря.
       Он с удивлением заметил, что совершенно не укачивается, и ещё более удивлялся своему богатырскому аппетиту. Расправляясь с килограммовой банкой свиной тушёнки, Смолин авторитетно заявил:
       - Это своего рода укачивание!
       - То-то, как я погляжу, ты вдрызг укачался, - иронически заметил Марков. - Мечешь, как баклан! Если все так укачиваются, то нам и на неделю харчей не хватит!
       - В здоровом теле - здоровый дух, - пробормотал Смолин, отправляя в рот кусище хлеба. Против этого Виктор не имел ничего...
       Ураган бушевал третьи сутки. Запас плавучести, расчёт конструкторов, добротно склёпанный корпус ещё держали судно на плаву...
       Эфир был полон отчаянных воплей о помощи, воплотившихся в три трагические буквы СОС. С остановившимся взглядом вслушивался радист в лихорадочную дробь морзянки!
       ...Широта.... Долгота.... Позывные гибнущего судна....
       Эти слова ложились неровными строчками на страницы вахтенного журнала.
       В бушующем океане гибли японские сейнера, норвежские танкеры, ломались на волне американские "Либерти", и на каждом из них были люди разных наций, объединяемые коротким животворящим словом - моряки!
       Возле скалистых берегов Камчатки терпел бедствие пароход "Балхаш".
       На нём вышло из строя рулевое управление.
       Спасая две тысячи пассажиров, судно и груз, капитан выбросил его на берег.
       Что передумал и перенёс он, идя на такой страшный риск, не знает никто, но люди и судно были спасены.
       Вымотались все. Еда всухомятку, беспрерывная качка, сон где придётся, промозглая сырость раздражали людей. Чаще всего разговоры велись на повышенных тонах...
      
       С И М У Л Я Н Т
      
       Третий механик, сдавая вахту, предупредил Виктора:
       - "Угляра" заболел. Надо будет помочь кочегарам! С Петровичем я договорился...
       Виктор нырнул в кочегарку.
       Мусорной машинки на "Тереке" не было. Её заменял "арифмометр" - ручная лебёдка, которой поднимали на палубу из кочегарки тяжёлые кадки со шлаком.
       Работать было нелегко. Море беспрерывно плевалось брызгами.
       К концу вахты на Маркове не было сухого места. Терпеливо перенося все эти неприятности, лишь иногда взрываясь от злости и кроя море всеми известными ему ругательствами, налегал он всем телом на скользкую рукоятку лебёдки.
       "Работа есть работа, - думал он, выбрасывая шлак за борт, - с кем не случается! Заболел человек... Надо товарища выручать!".
       Сбросив мокрую, жёсткую от соли робу, он переодевался в сухой комбинезон.
       Булычёв, проходя мимо него, спросил:
       - Где это тебя так угораздило?
       Виктор рассказал.
       У Булычёва удивлённо вытянулось лицо.
       - Да он просто симулянт. Рубает-то за двоих... Сам недавно видел, как он от артельщика две банки тушёнки волок.
       Виктор промолчал.
       Вспомнив, что ему надо взять в машинной кладовке медную проволоку, чтобы отремонтировать отставшую подмётку, он вошёл в тесное жаркое помещение.
       За низкой стальной перегородкой торчали чьи-то грязные подмётки.
       Заглянув, Виктор увидел Петьку. Удобно устроившись на мягкой обтирке, "угляра" невозмутимо курил папиросу. Как выяснилось впоследствии, Петька испугался огромных волн, вскипающих за бортом, и решил "заболеть".
       При одном виде красной лоснящейся рожи симулянта у Виктора невольно сжались кулаки. Он быстро перелез через перегородку, подошёл к Петьке.
       От злобы перехватило дыхание.
       - Болеешь, гадюка? Да? А я за тебя должен горб гнуть? Так что ли!?
       Сузив глаза, Марков смотрел на него.
       Петька вскочил. По виду Виктора он понял, что его будут бить и бить сильно. И визгливо зазвонил:
       - Чего ты? Чего? Я деду жаловаться буду!
       Скрипнув зубами, Виктор замахнулся левой рукой. Петька инстинктивно прикрылся ладонью.
       - На, подлюка!
       Неожиданный удар справа свалил симулянта навзничь. Под Петькиным глазом медленно наливался синяк. Подняв его за грудки, Марков притиснул "угляру" к переборке.
       Безо всякой жалости бил он его, чувствуя за собой моральное право наказать толсторожего негодяя. Под руку попалась высохшая кетина. Схватив её за хвост, хлестал он по щекам "гадюку", захотевшего, как говорят, на чужом горбу в рай въехать.
       При виде крови из разбитого носа Петька взвыл и, вывернувшись кошкой, выскочил из кладовой. Еле догнав его на верхних решётках машины, Виктор дал ему такого пинка, что "угляра", открыв головой стальную дверь, вывалился в коридор.
       - Убью, гада! - дурным голосом ревел Марков, пытаясь вырваться из цепких объятий Петровича, схватившего его за руки.
       - Хватит, Виктор, дурить! Дал ему и хватит! - успокаивал Виктора механик.
       - На следующий раз гаду наука будет! - тяжело дыша, сказал Виктор и начиная отходить попросил:
       - Пусти, Петрович!
       Механик разжал руки.
       - Ты что? Псих?
       - Да так. Накатило.
       - Ну, ну! Накатило. Ты же ему весь циферблат исковеркал! - покачал головой Валентин Петрович, уходя в свою каюту.
       В столовой Виктор рассказал о случившемся. Все комментарии чуткой аудитории можно было свести к одному: мало дал! Надо бы больше!
       Саднили сбитые в кровь костяшки пальцев, но это не помешало "гладиатору", как назвал его Иван, уничтожить банку рыбных консервов с сухарями. Банка сгущёнки совсем успокоила его нервы.
       Его внимание привлёк жалобно скрипевший на одной петле открытый иллюминатор.
       Не успел он подойти к нему, чтобы закрыть его, как иллюминатор оторвался, свалившись прямо на голову боцману, сидевшему под ним. Раздался взрыв злорадного смеха.
       Рощин сквозь смех сказал Червякову, который растерянно ощупывал голову:
       - Говорили тебе, дракон! Подшамань форточку... Лень было? Вот и получил!
       Неожиданно задрался нос судна. Тяжёлая фаянсовая миска стремительно поехала по мокрой клеёнке стола, стукнув по голове спящего Генку.
       - А? Что? - испуганно вскочил то.
       Снова взрыв смеха.
       - Не к добру смеёмся, черти! - пробасил Булычёв, наливая из бачка холодный чай.
       Он как в воду смотрел.
       Лаг давно оборвало. Определиться по звёздам и солнцу мешали плотные низкие тучи. Один лишь радиопеленгатор позволял определить место судна в бескрайнем бушующем просторе...
      
       ...Повозившись часа полтора в разноцветной путанице проводов, конденсаторов, сопротивлений, замученный, невыспавшийся радист закончил свою работу словами:
       - Амба! Сгорел начисто!
       Юрий отошёл от приёмника пеленгатора, криво усмехнулся:
       - Остаётся развалиться главной машине, и комплекс несчастий будет полон!
       Потерять своё место в штормовом море значило даже не знать того момента, когда "Терек" может быть выброшен на предательские скалы Курил или Сахалина.
       В случае гибели нельзя даже было сообщить свои координаты.
       - Где мы были до поломки пеленгатора? - спросил капитан у Петрова, наклоняясь над картой.
       - Вот здесь! - показал карандашом штурман нанесённый на карте маленький треугольник с точкой посередине.
       Не поднимая от карты головы, Колесников спросил:
       - Есть кто поблизости?
       - "Шатурстрой" в пятидесяти милях, - ответил "маркони", собирая в сумку инструмент.
       - Свяжись с ним! Я сейчас радиограмму напишу...
       Радист вышел.
       Сухогруз водоизмещением около восьми тысяч тонн волны бросали, как щепку.
       Когда высокий полубак "Шатурстроя" врезался в волну, высоко вверх взлетали фонтаны брызг и зеленовато-пенный вал катился до самой надстройки, разбиваясь об её стальную грудь мелкими брызгами. Из полупортиков потоками лилась вода.
       Когда волной подбрасывало корму, наполовину обнажался винт, бешено размалывая зелёное стекло воды в водяную пыль.
       - Достаётся коробке, - с сочувствием сказал Виктор, наблюдавший за "Шатурстроем" из иллюминатора столовой.
       - Это всё штурмана виноваты! По кочкам ведут лапоть! - отозвался Рощин, стоявший с ним рядом.
       Они совсем забыли о том, что "Терек", который был в два раза меньше, выглядит ещё неважнее.
       "Шатурстрой" ничем помочь не мог. Он сам был в незавидном положении.
       Волнами сорвало брезент с трюма, и матросы, каждый миг рискуя быть смытыми за борт, по горло в ледяной воде, крепили жёсткий намокший брезент.
       Суда разошлись в начинавшем сгущаться сумраке вечера.
       Утро девятых суток не принесло ничего нового.
       Бледный, немощный рассвет вставал над бушующим Охотским морем, окрашивая всё в серые холодные тона. Всё так же нескончаемой чередой неслись свинцовые горбы тяжёлых валов, жадно хватая мягкими ледяными пастями ныряющий уткой "Терек". И, как будто давясь ржавой сталью корпуса, выплёвывали его обратно.
       Синеватый дым сгоравшего на днищах цилиндров масла, злобное шипение пара, сгущённая темнота машинного отделения встретили заступившего на вахту Маркова.
       "Терек" резко клюнул носом. Быстрее заухала машина, и головным подшипником выбило маслёнку. Брызги тёплого масла залили лицо. Всё приняло тусклый желтоватый оттенок.
       Подброшенная несколько раз мотылём, со звоном упала маслёнка в мотылёвый колодец.
       - А, что б тебя, собаку! - выругался Виктор, вытирая лицо.
       Стальным крючком он выловил помятую маслёнку, огорчённо сказав механику, стоявшему возле пародинамо:
       - Жаль маслёнку! Удобная была очень!
       - Голова дороже, - усмехнулся Валентин Петрович. - Был случай на одном транспорте.
       Штивало крепко, а машинист ворону словил... Ну и схоронили в море!
       Оборвав свои комментарии, механик распорядился:
       - Добавь масла в картер! Насос сорвёт!
       В духоте машинного отделения беспрерывная качка давала себя знать.
       Наливалась тяжестью голова, и всё тело болело, как избитое.
       Виктор посмотрел на кренометр. Ему показалось, что стрелка раскачивается плавнее, не так быстро, как раньше.
       - Петрович! Качка меньше стала, - обрадовано крикнул Виктор.
       Механик подошёл к кренометру.
       - Что ж! Обошлось и ладно!
       К концу вахты ураганный ветер начал стихать, постепенно переходя в зюйдовую четверть.
       Басовый рёв урагана сменился воющим свистом шестибального зюйд-оста.
       Ветер сбил волну. Она стала ниже и уже не захлёстывала палубу, а лишь разбивалась о тупой нос "Терека" мелкой водяной пылью.
       К утру ветер стих. От недавнего урагана не осталось и следа.
       Старенький "Терек", плавно раскачиваясь на мёртвой зыби, честно печатал свои шесть узлов, низко кланяясь пощадившему его морю.
       Туманной изломанной линией открылся берег.
       Штурмана определились: залив Терпения.
       Оказалось, что за девять тревожных суток ураган протащил "Терек" вдоль всего восточного берега Сахалина.
      
       0x01 graphic
       З А Л И В Т Е Р П Е Н И Я
      
       Снова жизнь на судне потекла со своей обычной, монотонной размеренностью. И лишь сломанные реллинги и пустое место на ботдеке, где крепили спасательную шлюпку, напоминали о смертельной схватке с жестокой бездушной стихией.
       Остался за кормой пролив Лаперуза со своей печально знаменитой скалой - Камень опасности. Короткие высокобортные японские сейнера, с вязью иероглифов на прямой, обрубленной корме, поплавками прокачались на небольшой ласковой волне.
       Бескрайним зеленовато-синим шёлком лежало вокруг Японское море, сияя и вспыхивая зеркальными бликами под лучами не по-зимнему яркого солнца...
       Марков поднялся на полубак, присел на холодный кнехт и, положив подбородок на пахнущий железом и солью релинг, задумчиво курил, всматриваясь в безбрежный простор Японского моря.
       - Ну, и как? - спросил у него Петров, присаживаясь рядом.
       - Нормально! Как в сумасшедшем доме во время пожара! - выбрасывая окурок за борт, вздохнул Виктор.
       - Так вот, я решил вывернуть Вольтера наизнанку! Знаешь, у него есть такая фраза:
       "Если бы бога не было, Его бы стоило придумать".
       - Не знаю. С Вольтером не плавал, - усмехнулся Юрий.
       - А моя мысль звучала бы примерно в таком аспекте, - не обращая внимания на саркастичные реплики Петрова, продолжал Марков:
       "Если бы не было берега, Его бы моряки придумали".
       Юрий задумчиво потёр гладко выбритый подбородок, прищурил один глаз, приятельски подмигнул Виктору и, хлопнул его по плечу, негромко сказал:
       - А знаешь? Не лишено смысла!
       С лёгким шорохом набегали волны, мягко покачивая судно. И призрачный серый дымок таял за кормой, смешиваясь с пенными разводьями кильватерной струи.
      
       Анатолий Акулов
      
      
      
      
       ,
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Акулов Анатолий (tichorezky42@rambler.ru)
  • Обновлено: 21/05/2013. 136k. Статистика.
  • Статья: Проза
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.