Александр Акулов. Плазма. Проза для высоколобых. Издание третье, измененное. — СПб.: ИПК "Печатный элемент", 2022. — 700 c.
Редакции заново сверены 03. 08. 2024
Название "Плазма" соответствует основному приему Александра Акулова: расплаву, растворению и взрыву традиционной прозоструктуры в моменты кульминаций. Бытовые эмоции минимальны. Книга заглядывает совсем в иное: наблюдаем попытки выхода за грань посюсторонних феноменов. Действуют разнообразные полусверхлюди и частичные небожители, междумирки и нимфоиды, но, как правило, нет фэнтези. Зато связанная с иллюзорностью бытия фантастика — во всех диапазонах и регистрах. Главный герой — цивилизация на фоне метафизической тайны.
Поставленный в позицию "вне времени" художественный текст иногда чередуется с документами из проблематичного мира параллельной истории. Общий знаменатель всего — сновиденная реальность.
Творческая лаборатория ("Березовск-8 за Арзамасом-26". Фрагменты и вырывы) ...............
БОЛЬШОЙ РАССВЕТ
(Дежавю-притча)
По ночам перемещались вещи. Вначале ему казалось, невнятные звуки доносятся из-за окна. Потом он обвинял приемник, из которого ушла волна станции.
Но это гипотезы. Чаще плавали в воздухе пластмассовые вещи, коверкали форму, изгибались. Порой они со странным шумом роняли себя с высоты, вызывая лавину падающих предметов.
На смену перетасовке обыденного заступили сингулярии. Эти штуковины походили на гигантских парящих светляков или на звёзды, вертящиеся близ друг друга. Звуков они не издавали, надвигались и отодвигались сияющими пятнами. Иногда превращались в серо-молочных или цветных "змей" и "змеенышей". Стоило на них внимательно посмотреть — и они бросались в его сторону, вращаясь вокруг собственной оси. Ввинчивались в ведомую только им сокровенную фибру души, затем исчезали из обозримого мира.
Через неделю после того, как такое прекратилось, он проснулся на улице, в двухстах метрах над площадью от криков:
— Человек летит! Человек летит!
В следующий раз он несся под облаками и слышал или чувствовал точками кожи отдаленные возгласы: "Огненный человек летит! Огненный человек летит!"
При третьем полете его приняли за ангела, а белесый огонь на его спине — за крылья.
Появились другие ангелы. Бесстыдно голые, изредка обволакиваемые завихрениями падающей со спины огненной вуали, они опускались до самых домов. Касались ногами телевизионных антенн, шпилей, гребней крыш. Их будто тянула вверх и распрямляла незримая сила, а выглядели они пульсирующими, подобными холодному пламени.
С каждым днем число ангелов увеличивалось, а их огненность росла. Они уже парили целыми стаями. Эти создания не общались, но участвовали в некоем едином действии. Они напоминали животных или отупевших людей, лунатиков, не соображающих, что именно они творят.
Ему думалось: "Как это?", "Зачем это?", "Разве можно быть мерцающими бабочками и ни грана еще?", но поделать он ничего не мог. Мудреная мистерия продолжалась. Эпизодически колебались и рушились дома, мосты, сталкивались горы. При очередном хороводе земную твердь трясло, а из ее недр кое-где прорывался ядовитый желтоватый ды-мок.
От полетов ангелов реки переиначивали русла, города и поселки затапливало где водой, а где — раскаленной магмой. Но вот нелепость! Всё происходило так тихо-тихо, мирно-мирно, словно в немом фильме: витальные существа теряли во время катаклизмов слух и болевую восприимчивость. Плохо для тела — хорошо для души! Пусть телу скверно, лишь бы душе, душе было просторно и светло! Ангелов кружило все больше. Если где-то сохранялись целыми шпили и антенны — на них размещалось по десятку ангелов сразу.
Одним приятным утром, когда в небе реяли миллионы персон, Солнце, звёзды и планета Земля исчезли. Пропали и ангелы, перестали ощущать сами себя и видеть...
Наступило что-то... Что-то Оно, суть которого чрезвычайно сложно обозначить, и название чего не удается выговорить.
ПОД НОВЫМ СКЛОНЕНИЕМ
Мне удалось дожить до 15 000 года. Наша эпоха интересна статистикой. На Земле ныне — 170 миллиардов человек. Ежечасно погибают 33,3 миллиона жителей и 33,3 миллиона рождаются в бредококонах. К освободившемуся месту рожденного взрослого припортируют за одну минуту две наносекунды. К сожалению, этот срок велик и опасен. И, к прискорбию, — короток: явленный может дать дуба по той же причине, что и его предшественник. Исключительно страшно глобальное зацикливание рождений-кончин. Из-за этого случилось 13 кризисов недопроизводства биомассы.
Каждую пятницу исчезают 24 мелких города с сорокамиллионным населением и 24 города обретаются вновь, но уже не на Земле, а на другой планете. Та планета — ее так и называют: Другая планета — чудовищна. Внутри она пустая, зато в три раза огромней Солнца, а ее звезда — с Юпитер, непонятным образом всходит и заходит в самой планете. Но жители не обитают на внутренней стороне: Другая планета устроена по принципам гиперримановых геометрий и не имеет внутренней стороны, как, впрочем, и наружной.
А на Земле? На ней каждый понедельник вырастают 99 чужих городов с чужим населением. Чужие во всем похожи на землян, опричь того, что они в несколько раз меньше. От подобных пертурбаций население постепенно мельчает. Это прогрессивно и практично. Ведь дублирование мелких людей требует гораздо меньше материалов, а их содержание — меньше средств. Разумеется, эти крохотульки не наши, но сие никого не волнует.
Преимущественно люди умирают не своей смертью: они идут в пищу насекомым. Убивать насекомых запрещено, да и невозможно. Правда, некоторым полиционерам изредка дозволяется стрелять в них микроскопическими сахарными пулями.
Согласно прогнозу известного журнала "Скотт", в следующем столетии габариты Гомо[1] сапиенс миникус уменьшатся еще, а стало быть, люди не будут доступны и восприятию инфузорий. Главную угрозу жизни даст броуновское движение.
Надо сказать, ваш покорный слуга считается долгожителем и относительно крупной особью. Так, позавчера я развлекался тем, что летал близ озера на стрекозе красотке и схло-потал штраф в 200 тавриков. Это мизер. Занимаясь контрабандой медвяной росы, я за час зарабатываю вчетверо больше.
Иногда у меня пробуждается мысль, что я рожден не в бредококоне, а незаконным естественным способом. Развивать ее не думаю: в каждого новорожденного взрослого закладывают память о фиктивном райском детстве.
Около года назад возникло обстоятельство престранное: целый месяц не видел ни луны, ни звезд. Небо было непрерывно затянуто дымами, облаками, туманами, и мне пришла в голову догадка: "Я на гиперримановой планете!" И не раз даже чертил треугольник, дабы удостовериться, равна ли сумма его углов 180 градусам? Действительно! Но как мог проверить? Изменились не только треугольники, но и приборы! И все-таки остатки слабой надежды заставляли измерять. Вдруг я на Земле! Однако сложить углы не удавалось, а когда удавалась, упрямо оказывалось одно: результат равен нулю.
Крыша моя поехала и почудилось: я живу не где-то, а на Земле древнего **-го века и нахожусь в лечебнице для генерал-фельдмаршалов. В числе преступлений мне почему-то приписывали изнасилование Деда Мороза и бранные слова по адресу кареты высокопоставленного чиновника, которая обрызгала меня грязью. Но по наитию таки отыскалась златая истина: "Вокруг — подсадные утки и лжесвидетели!" В самом деле, разве может существовать фантастический феномен, называемый "грязью", во времена каретостроения? А с Дедом Морозом проще: многие знают, что, в отличие, скажем, от Будды, Мухаммада и Лао Цзы, его не было. Персона он не историческая, а мифическая.
Логическая мощь этих доводов проявилась: лечебница, санитары, генералы исчезли как наваждение.
Я мигом собрал циркули, транспортиры, а также прочую измерительную дребедень и велел рабочему муравью выбросить эти вредные для здоровья предметы куда следует.
1986 г.
АБАЛЬМАНТОВОЕ ДЕРЕВО
Некогда на земле росло абальмантовое дерево. Раскидистое, не выше яблони, с коротким и гладким розоватым стволом и сочными светло-зелеными листьями, оно выглядело легким и нежным, съедобным от корня до вершины.
Плоды дерева издалека напоминали мандарины. Вблизи поражали просвечивающей кожурой и полупрозрачной мякотью с иссиня-черными семенами.
Ядовитыми листья и плоды дерева не считались, но отведавший их начинал ощущать себя очень чуднó, а затем обычно умирал: либо от укуса бешеной собаки, либо от раны, полученной в драке, либо еще от чего. А если не отдавал душу, то стремился просверлить себе голову, выколоть глаз или повеситься.
Цветки абальмантового дерева походили на дохлых бабочек и пахли чем-то непостижимым. Запах не казался ни плохим, ни приятным. Он был до умопомрачения завлекателен. Принюхавшийся к цветкам норовил принюхаться больше: за одним ароматом как бы скрывались два, за этими двумя — новые ароматы. Человек, попавший носом, чувствами и рассудком под влияние дерева, желал мыслить и жить запахами, плыть за ними в блаженных видéниях, а время превращалось для подобного простака в бытие запахов, а не вещей.
Непреодолевшего тягу к дереву пробирала странная дрожь. Постепенно она усиливалась, бедняга преображался в мутное пятно и исчезал.
А те, кого оттаскивали, говорили, что не претерпевали боли; их будто игриво пробовал разрывать на части легкий и радостный дух.
В ту пору, когда произошла наша история, абальмантовых деревьев почти не стало: их вырубили осужденные. Интересующимся приходилось совершать дальние путешествия. Последним добрался до дерева чиновник Диленай.
Диленай с отрядом солдат забрел в ненаселенные области провинции Сибей за урочища Юйгушана и заметил цветущее дерево у подножия горы Свютицай.
Сперва Диленай отвел воинов на четыре чжана от дерева, привязал солдата Тангун-Гёна на длинной бечеве к своему поясу, принудил перемещаться у дерева, чередовать позы. Отпустив солдата, Диленай еще раз определил направление ветра, осмотрел скалу, возвышающуюся в десяти шагах с наветренной стороны, и приказал приковать себя к ней. Три дня и три ночи прикованный Диленай простоял у скалы. Его еле живого поместили в паланкин и унесли.
Провидению было угодно, чтобы Бабундох, правитель провинции, обо всем узнал, и в подробностях. Он, не раздумывая, велел исполнить правосудие. Законы Поднебесной ясны как день; поэтому после долгих пыток Диленая казнили, а солдатам дали по пятьдесят палок. Самый крепкий из них, Тангун-Гён, не выдержал избиения: его призвал Владыка потустороннего мира. Остальных воинов отряда Бабундох направил к порогам реки Хунгшуйхэ для смены гарнизона крепости Дунпо. В дороге идущих накрыла снежная лавина. Ни один не спасся.
* *
Минула сотня лун. Приближенные и слуги Бабундоха стали замечать непривычное: иногда на часы, иногда на дни правитель куда-то исчезает. Его портные шептали:
— Ван быстро изнашивает одежды! Каждый день шьем новые!
Одежды ли главное для князя! Кто больше Бабундоха удачлив, счастлив, весел? У князя были кладовые с драгоценностями, двенадцать жен, много детей, восемь дворцов и любовь Повелителя подлунной.
А умер властитель, подвергнувшись чудесным превращениям. Однажды вечером он сидел на террасе в обществе писцов. У ламп стаями носились бабочки. Внезапно его голова приобрела прозрачность и пропала. Едва проблескивали глаза и зубы. Затем всё ослепила вспышка — и раздался страшный раскат грома. Задымилась ветка тунгового дерева. Бабундох сделался доступным зрению, но это оказался помолодевший Бабундох: его лицо, кожа, волосы, движения заменились на юношеские.
Никто не произнес благодарения Небу, никто не потребовал принесения очистительных жертв. Писцы были неискушенными.
— Хао Ван Бан Чжур, хао! — только воскликнули они.
И необыкновенное тело Бабундоха немедленно покрылось язвами. Ночью правитель скончался в мучениях.
Через восемьдесят разливов рек внук Бабундоха князь Маманхай обнаружил: ворота в давно забытый замок Осенней Задумчивости тщательно заложены кирпичом. Не отыскав другого входа, он приказал сломать стену.
Поднявшись по лестнице замка и пройдя боковую анфиладу, князь узрел огромную залу с испорченной стеклянной кровлей. В зале росло абальмантовое дерево. За десять шагов его окружала высокая и прочная стальная ограда, снизу доверху ощетинившаяся длинными шипами. Дерево было невредимо, но высыхало и, наверное, потеряло способность цвести.
Маманхай подошел: на острых шипах ограды висели клочки шелковых и парчовых одеяний.
ЦВЕТНОЙ РЕЙД
Подлодки типа "Скилэнд" довольно внушительны. Они оснащены почти игрушечными бесшумными двигателями. Боевое снаряжение этих субмарин не занимает много места, но на них не повернуться из-за агрегатов спецназначения. Совмещение камбуза с гальюном, а спального кубрика — с машинным отделением — полбеды. Гораздо хуже то, что пройти из кубрика в камбуз, не пропоров живота о детали спецоборудования, не представлялось возможным.
В N... году такая подлодка забрала меня поздно ночью. Я вёз пакет из Главного штаба флота. Всю ночь снился скверный сон об одном и том же. Снилось, будто я сижу на корточках на лесной поляне, упираюсь плечами в колени и непрерывно вытаскиваю из горла застрявшие в нем серебристые гвозди. Гвоздей было штук пять или шесть, но я вытащил их несколько дюжин, а они не убавлялись.
Проснулся поздно. Сильно пахло земляникой. Лодка шла под поверхностью воды, выставив перископы. Я спешил по щелеобразному коридору-лабиринту в противоположный конец судна, часто держался за поручни и вентили спецоборудования. Коридор внушал смутную тревогу, но иного рода, чем связанную с опасением наскочить на прущие из стен, потолка и пола металлические штыри.
Камбуз-гальюн выглядел оригинально. В центре громоздилась внушительная модерная плита, похожая на компьютер зенитного управления. Все сверкало нечеловеческой стерильной чистотой. Вдоль стен располагались столики наподобие перил. Что касается приспособлений для естественных потребностей, то их не обнаружил. В камбузе торчал кок-уборщик, а рядом околачивались отдыхающие от вахты матросы с лицами интенсивно-лилового цвета и пластмассовыми дозиметрами в нагрудных петлях черных тужурок. Эти люди появились на свет из яйцеклеток штамма AР-400-БЮЗ, оплодотворенных в ретортах Морского ведомства. Матросы оказывались промежуточным продуктом производства — я не смог вспомнить: подвоем или привоем.
На моем френче не было знаков различия, и матросы приняли меня за командированного мичмана. В действительности я числился временно призванным офицером запаса. Облокотившись по примеру матросов о пристенный столик, достал пачку сигарет и закурил, не подавая особого вида. Матросы не скрывали недоумения. Один из них решился на не совсем внятное движение, но в этот момент до мозга дошло хитрое устройство не только камбуза, но и гальюна, и матрос остался на своем месте.
![[]](/img/a/akulow_a_s/vislob/plaz.jpg)