Аннотация: Рассказ о жизни Татьяны Толстой в Америке, написанный под впечатлением ее рассказа "Легкие миры".
В ГОСТЯХ У ТАТЬЯНЫ ТОЛСТОЙ
( МЕСЯЦ В ПРИНСТОНЕ)
Несколько дней назад прочитала рассказ Татьяны Толстой "Легкие миры", где она пишет о своей жизни в Америке. Рассказ захватил меня сразу.
Сначала она описывает покупку дома во всех подробностях. Затем рассказывает о своей работе в колледже, который находится далеко от её дома, примерно в четырёх часах езды на машине, и каждый понедельник ей приходится вставать в пять часов утра. Все её движения быстрые, проверенные, почти автоматические. Выпив чашечку кофе, она выходит в гараж, садится в машину. Я живо представляю себе, как она, одинокая, сонная, ведёт машину в "чернильной тьме", и, чтобы не заснуть за рулём, пьёт кофе из термоса, поет песни, слушает радио... Потом встает солнце, "тяжёлое малиновое не греющее, белое и страшное", ослепляющее всех водителей машин, несущихся рядом.
Я сама недавно научилась водить машину и знаю, как трудно ехать в таких условиях. Появление солнца Татьяна описывает так драматично и красочно, что у меня появляется ощущение -- это я загораживаюсь щитком, но солнце светит прямо в глаза и ничего не видно -- мне становится страшно... Ногой стараюсь нащупать педаль газа... И вместо газа на полной скорости нажимаю на тормоз, стоп... -- неожиданно в рассказе натыкаюсь на строчки, которые отвлекают моё внимание и от дороги, и от машины. Читаю: "Сначала я пустила в свой дом жильцов, сдала все, кроме волшебной комнаты, немолодой русской паре. Они были совершенно свои люди: он физик-теоретик, она журналист; настолько свои, что деньги с них было брать даже неловко. Вечером в среду, когда я выбиралась из машины на ватных ногах, они уже ждали меня за накрытым столом с бутылкой вина; они мне были рады, а я им, и мы сидели и говорили обо всем, что знаем. Он приехал в Америку лечиться, но врачи не вылечили его. И в доме опять стало пусто". До меня доходит -- это же она о нас! Это мы -- "немолодая русская пара".
Позже мне попадается на глаза отзыв сердитой читательницы: "Что это она (писательница Татьяна) все время жалуется? Это же Америка! Она не понимает, где находится, куда приехала? Всех и вся ругает. Единственные приятные слова она нашла о русской паре, которой сдавала комнату. И то, одного из них похоронила".
Я понимаю, сердитая читательница пишет тоже о нас. Воспоминания волной захлёстывают меня и уводят в прошлое, от чего перехватывает дыхание, и я оказываюсь в том времени, когда мы жили целый месяц в Принстоне, в гостях у Татьяны . Мне хочется вернуться туда, хотя бы мысленно, подробнее рассказать как нам было тогда и хорошо, и тревожно, о чём мы тогда думали и говорили...
Мы с мужем приехали в Америку, в Бостон, по приглашению нашей дочери. Ехали в полную неизвестность, не имея никаких медицинских страховок, не зная, получит ли Алеша лечение. Но все-таки рискнули, надеясь на американскую медицину. Наша дочь работала врачом в госпитале и ей удалось выхлопотать бесплатное лечение для Алеши. Теперь он получал химиотерапию, разные лекарства, которые убивали раковые клетки, а заодно и здоровые. Ему не становилось лучше, наши надежды с каждым днем таяли...
Обычно я просыпаюсь утром раньше Алеши. Во сне он спокоен. Так спокоен, что кажется -- не дышит. Я пугаюсь, прислушиваюсь и внимательно всматриваюсь в его лицо. Он просыпается. Встречается со мной взглядом, в его глазах -- испуг и подозрительность:
-- Почему ты так смотришь? Думаешь, я умер?
-- Не говори глупостей. А что касается смерти, все когда- нибудь умрем.
-- Но я умру раньше...
-- Не хочу больше этого слышать...
Однажды мы забрели на старое кладбище, непохожее на наше, русское; никаких крестов, "сени ветвей", скамеек, оград -- абсолютно голая лужайка, покрытая травой, с разбросанными там и сям покосившимися пластинками-памятниками. Кладбище было закрыто на большой ржавый замок, мы его подергали, он был такой старый -- не открывался. Хотели перелезть через забор, не удалось: на заборе были острые шипы. Держась за них, мы долго смотрели на эту печальную картину. В эти тревожные дни моё восприятие Алешиных чувств так обострилось, мне казалось, я слышу его мысли. Теперь во время прогулок Алеша часто тянул меня в сторону кладбища. Я не сопротивлялась -- понимала: ему хочется представить, как все будет потом, когда его не станет. Он останавливался у забора и, грустно повторял:
-- Как жалко, что мама не знает о моей болезни, она бы очень расстроилась...
Мать Алеши умерла десять лет назад. Его слова ранили меня и до сих пор отзываются болью в сердце.
У нас была мечта -- вот курс химиотерапии кончится, мы куда-нибудь уедем.
Хотелось на время забыть все, стать свободными и от тревог, и от страхов. Иногда перед сном мы шепотом обсуждали наши планы.
Обычно начинал Алеша:
-- Давай уедем куда-нибудь подальше от этого проклятого госпиталя... Не будем думать о болезни...
-- Но, все равно, придется вернуться и снова лечиться.
Мне не верилось, что можно забыть о болезни где-то в другом городе. Болезнь, как гвоздь, сидела в нем, несмотря на лечение.
-- А врачи тебя отпустят?
-- Отпустят. Я уже столько получил этой химии, пора прерваться. Даже, если не отпустят, мы все равно уедем. На месяц... Давай договоримся: мы так много пережили с тобой... Если удастся уехать, пусть этот месяц будет нашим вторым медовым месяцем.
-- Попытаемся, может быть, получится.
И у нас получилось -- Алешу пригласили в Принстонский университет читать лекции и даже обещали платить деньги... Принстон -- небольшой американский город, в центре которого царит богатый университет с огромным кампусом, музеем, с учебными корпусами, лабораториями и кабинетами ученых. В городе несколько небольших уютных ресторанов, кафе и баров. Ничего особенного мы не приметили, если не считать странных людей в соломенных шляпах, в одежде XVIII века. Оказалось, что это амиши. Они больше всего походили на "мигунов" или "жевунов" из "Волшебника Изумрудного города". У меня было ощущение, будто мы попали в сказку. Амиши ездили в повозках, запряженных лошадьми. Нам рассказывали, что они не пользуются электричеством. Раз или два в неделю амиши продавали вкусные натуральные продукты в собственном магазине. У них был даже творог, который в Америке не просто отыскать, а я так люблю творог. Симпатичные продавщицы в длинных платьях с фартуками и в кружевных чепцах выглядели неправдоподобно и дополняли впечатление сказки.
Наши друзья сняли для нас комнату на месяц в доме писательницы Татьяны Толстой. Известие о том, что мы будем жить в Татьянином доме, конечно, взволновало нас. Воображение рисовало картину светского салона, в котором собираются творческая элита Принстона. Мы знали, что в университете работает много писателей, литературных критиков, ученых, и не сомневались, что все они иногда собираются в доме писательницы. Совершенно не представляя привычки и поведение Американской элиты, мы беспокоились, как будем выглядеть в этом образованном обществе. Я купила литературоведческий словарь с разными иностранными словами -- аллюзия, аллегория, аллитерация и прочие. Нам хотелось понравиться Татьяне, мы перечитали все её рассказы...
Оказалось, зря старались - действительность разочаровала, все было совсем не так, как представлялось в мечтах...
Несколько лет назад Татьяна приехала со всей семьей (с мужем и двумя сыновьями) по приглашению Принстонского университета читать лекции о современной русской литературе. В течение одного года она читала лекции, а на следующий её не пригласили. Она нашла работу преподавателя в другом городе, тоже в университете, где должна была учить американских студентов писать рассказы и романы. По её словам, эта работа была совершенно бессмысленной: научить писать рассказы и романы невозможно, если нет таланта и литературных способностей. Когда мы поселились у Татьяны, она жила совершенно одна - семья "рассохлась со временем, и все разбежались в разные стороны". С мужем она рассталась, один сын остался в Америке, женился и жил отдельно, другой уехал в Россию.
Татьянин дом одиноко стоял на дороге, ведущей в Принстон. По этой дороге два раза в час ходил автобус, на котором можно было добираться до университета. Рядом не было никакого жилья, только в темноте леса виднелась развалившаяся избушка. На неё было страшно смотреть, казалось, именно там может прятаться от дневного света "нечистая сила". На ветках ближайшего к дому дерева мерещилась притаившаяся Кысь. Даже днём невозможно было гулять в лесу из-за колючих кустов, которые, расставив ветки, дружно загораживали лесные тропинки и цеплялись за одежду. Около дома была дорога в никуда - она неожиданно обрывалась, упираясь с лес. Солнечные лучи терялись в густой кроне деревьев, окружавших дом . Только перед самым закатом солнцу удавалось заглянуть на кухню и осветить круглый стеклянный стол, сквозь прозрачную столешницу которого "интересно было разглядывать коленки". Комнаты в доме, декорированные в стиле ампир, красиво украшенные разноцветными шторами, выглядели нарядно и уютно. Вдоль стен стояли шкафы с книгами по истории, религии и литературе. Хозяйка разрешила нам ими пользоваться, и это было здорово! Когда Алеша уезжал на лекции в Принстон, я подолгу перелистывала старые книги, надеясь найти что-то интересное, и находила.
В среду вечером мы с нетерпением ждали Татьяну. К её приезду мы старались приготовить еду и накрыть стол. Когда Татьяна была свободна, мы все вместе отправлялись на машине в ближайший магазин за покупками и обязательно прихватывали "Еллоу тэйл", дешевое красное вино в огромных бутылках, где на картинке кенгуру помахивала желтым хвостом.
Самое приятное начиналось, когда мы возвращались домой, садились за стеклянный стол и в последних лучах заходящего солнца раскладывали покупки, разливали вино по фужерам и приступали к ужину. Именно в этот момент мы забывали о том, что нас ждёт впереди, время останавливалось. Нам казалось, мы для того и приехали в Принстон, чтобы вот так посидеть за столом, выпить немного вина и поговорить обо всем...
Мы часто обсуждали рассказы Татьяны, которые нам нравились -- "Река Оккервиль", "Милая Шура", "Спи спокойно, сынок" и другие. Почти каждый рассказ имел интересную предысторию. В основу рассказа "Река Оккервиль", например, были положены факты, поведанные приятелем, которому приходилось возить известную поэтессу в свой дом, чтобы та могла принять ванну, поскольку в доме поэтессы ванны не было. Рассказ "Милая Шура" был написан после того, как кто- то подарил Татьяне найденную в мусорном баке пачку писем, красиво перевязанных ленточкой. По-видимому, после смерти "милой Шуры" соседи выбросили никому не нужные чужие письма.
Татьяна давала читать нам свой последний, ещё неоконченный роман, населенный "нечистью". Казалось, что тема была навеяна мрачным, темным лесом, посреди которого стоял её дом. С необыкновенной изобретательностью Татьяна придумывала страшные истории живших в лесу фантомов. Она советовалась с нами, как ей лучше закончить роман. Мы ей предлагали разные варианты, но она, хоть и спрашивала, никаких советов не принимала.
. Совсем недавно, три года назад, Татьяна потеряла отца, которого любила и очень по нему скучала. Никита Алексеевич Толстой был физиком, он, как и Алеша, преподавал в Петербургском университете. Почувствовав в Алеше родственную душу, Татьяна делилась с ним своими таинственными и загадочными мыслями о смерти и потустороннем мире.
Она не находила объяснений некоторых странных явлений, которые с нею случались.Так, несколько лет назад Татьяна перенесла тяжелую непонятную болезнь, когда она, почти умирая, потеряла сознание, но неожиданно увидела белый свет в туннеле и пришла в себя... Или вот она сидит на террасе, читает рассказ Чехова... Вдруг зашумел лес, и в этом шуме Татьяна ясно слышит, как кто-то разговаривает с нею об умершей сестре, о которой она только что подумала.
-- Что со мною было, никто не объяснил мне, и я до сих пор нахожусь в полной неизвестности.
Болезнь Алеши не давала ему покоя ни в Бостоне, ни в Принстоне, он постоянно ощущал страх близкой смерти. Я понимала, ему хочется обсуждать эту тему, но сама не могла говорить с ним об этом, боялась даже думать, что нас ждёт впереди. Алеша, почувствовав в Татьяне взаимопонимание по волнующим его вопросам, охотно делился с нею своими философскими размышлениями .
-- Недавно сделал одно важное открытие -- нельзя победить страх смерти, пытаясь забыть о ней. Надо пристально разглядывать её вместе с жизнью... Ощущение скорой смерти ближе всего по уровню к самой жизни, но смерть уступает...
Татьяна живо откликнулась на начатый разговор.
-- Что же больше смерть или жизнь?
-- Жизнь -- она больше... Смерть уступает жизни... А смерть -- она, как рама, ограничивающая полотно жизни. Рама играет не последнюю роль в восприятии картины, но она должна обязательно соответствовать общей картине жизни. Удивительным образом, но я знаю средство спастись от конечности отпущенного времени...
-- Творчество?
-- Правильно. Но средство это заколдованное. Ты берёшь лист бумаги с яростным намерением создать нечто стоящее и не создаёшь... ничего.
Татьяна хоть и соглашалась с Алешей, все же продолжала настаивать:
-- А все-таки попытайтесь объяснить те странные явления, которые происходили со мной.
-- Эти явления могли бы объяснить вам врачи или экстрасенсы. Я -- физик. Что вас интересует по физике или космологии? Мне кажется, что нам физикам--теоретикам, дано великое счастье видеть красоту мироздания в некотором аспекте, неведомом другим. Вы не представляете, какая красота открывается нам благодаря законам теоретической физики.
-- Меня интересует вселенная, конечна ли она.
-- Вселенная нигде не кончается. Чтобы мой ответ был вам понятней я расскажу "Балладу о двумерном клопе". Двумерный клоп не знает о существовании третьего измерения. Представьте, клопа, который находится на шаре... Клоп ползает по шару в поисках края земли. И вот, когда этот клоп, не поворачивая назад и не найдя края земли, неожиданно возвращается на прежнее место, то начинает подозревать, что он путешествовал не по плоскости. Если клоп умный, то поймёт, что ползал по шару, а стало быть должно существовать третье измерение. Так же обстоит дело и с нашей вселенной. Мы не знаем, что там за её краем, возможно наш мир не трехмерный, а имеет большее количество измерений.
Конечно, нам с Татьяной было легче представить двумерного клопа на шаре, чем ещё одно дополнительное измерение нашего пространства. Приходилось верить Алеше на слово.
Темнело, приближалась ночь. Кончик месяца, запутавшегося в кустарнике, заглядывал в окно, и в самый раз следовало заняться спиритизмом. Мы с удовольствием принимали участие в игре, которая объединяла нас. Для сеанса спиритизма все было готово. Татьяна вынимала лист бумаги с заранее написанными буквами, брала иглу на нитке и, облокотившись локтем на край стола, чтобы нитка не дрожала, сосредоточенно читала буквы, на которые указывала иголка. Татьяна вызывала духа, а Алеша должен был задавать этому духу вопросы. Поскольку обычно вызывались известные физики, то и вопросы были по физике. Дух слушал внимательно, и через некоторое время игла в руках Татьяны начинала медленно двигаться над буквами. Татьяна складывала слова и читала нам ответы. Мы очень радовались, если они получались удачными. Но обычно ответы были уклончивыми и неопределенными. На вопрос :"Что такое темная материя, заполняющая пространство вселенной? " - дух известного академика отвечал: "Закрой лучше форточку. Дует". Или на вопрос: "Будут ли новые открытия в физике в ближайшем будущем?" - дух отвечал: "Завтра будет завтра". Прямого ответа мы никогда не получали. Пробовали даже записывать, но потом записи потерялись. Татьяна относилась к этому занятию с увлечением, иногда её можно было поздно ночью застать склоненной над кухонным столом с качающейся на нитке иглой в руках.
Мы в полной мере ощутили одиночество Татьяны и неустроенность её жизни. Когда я старалась представить, как она зимней длинной ночью сидит одна в своём окруженном лесом доме, мне становилось страшно. Было ясно -- Татьяне нужно жить в России.. Там её знают, читают и любят, а здесь она чужая, никому не нужная, кроме малочисленных друзей и родственников, которые живут отдельно и заняты своими делами. Перед отъездом мы все-таки завели разговор о возвращении в Россию. Оказалось, что она тоже думает об этом, но уехать из Америки не так просто -- сначала ей надо найти покупателей, которые согласились бы приобрести её дом.
Прощание было грустным, не хотелось уезжать. Мы провели в гостях у Татьяны интересные, запомнившиеся дни и на время отвлеклись от мрачных мыслей. Надеялись, что и она оценила наше тепло и любовь. Уезжали без надежды на новые встречи, прощались навсегда... Татьяна стояла на краю дороги, грустно улыбаясь, махала рукой, пока мы не скрылись за поворотом. Так она и запомнилась нам: одинокая фигура в длинном черном пальто с поднятой рукой на фоне своего одинокого дома...