Апокин Игорь
Благодарю

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Апокин Игорь
  • Размещен: 28/02/2006, изменен: 17/02/2009. 81k. Статистика.
  • Статья: Проза
    •  Ваша оценка:

       И . А. Апокин

    Автопортрет 21

      

    Москва

    Московская городская организация

    Союза писателей России

    2005

      
       УДК 882-1
       ББК 84 (2Рос - Рус)6
       А - 76
      
      
      
      
      
       Апокин И.А.
       А-76
       Автопортрет 21 - М.: МГО СП России, 2005. - 295с., илл.
       ISBN 5-7949-0273-9
       В обманчиво простой и предельно лаконичной форме, в избирательном зеркале стихов и прозы отражена реальность - от античности времен Сафо до контуров грядущего.
       УДК 882 - 1
       ББК 74 (2Рос - Рус)6
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       ISBN 5-7949-0273-9

    Џ И. А. Апокин, 2005

    От автора

       Привычный для живописи жанр автопортрета не привился к литературе. Его не могут заменить исповеди a la Руссо (да и с какой стати исповедоваться перед публикой?) и воспоминания (в них все-таки больше о времени, чем об авторе).
       А зачем вообще нужен автопортрет? Наверное, затем, что всегда интересен взгляд на самого себя. Зеркало - одно из первых изобретений. В литературе жанру автопортрета ближе всего лирическая поэзия. В отличие от воспоминаний, лирика - это не обращение к публике. Это обращение к единственному человеку или небольшому кругу друзей, обращение к самому себе, к Создателю, к судьбе и т.д. Но тематика лирики, по определению, имеет границы. Новые краски и объемность лирическому автопортрету может придать, например, гражданская поэзия, а еще лучше (на мой взгляд) серия интервью с точной постановкой вопросов. Именно так построена эта книга - "Беседы у камина" и лирические стихи, что приближает словесный портрет к живописи, которую Леонардо да Винчи ставил выше литературы. В известном смысле так оно и есть. В отличие от музыки и живописи литература воздействует опосредованно (через слово, принадлежащее времени и языку), и мне неясно, чья палитра богаче.
       Я разделил лирику на "Избранное" (что считал нужным опубликовать) и "Из Невошедшего в Избранное" (что настоятельно советовали не исключать мои друзья). По сравнению с предыдущими книгами внесены отдельные поправки, взятые из сохранившихся черновиков, которые нередко более точны, чем публикуемые тексты.

    Беседы у камина

    0x08 graphic


      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       - Благодарю, что у вас нашлось время...
       - Для хорошего человека всегда найдется.
       - Возможно, вам попадались мои книги.
       - Попадались. В биографических характеристиках, которые вы даете, проглядывают фрейдистские мотивы.
       - Что ж поделать. Мир полон комплексов, а Фрейд подбирал к ним ключи. Мой жанр скорее не биографические, а психологические характеристики. Мне трудно судить, насколько они мне удавались.
       - Как читатель, могу сказать, что удавались. А что именно привело вас ко мне?
       - Отдаленность ваших стихов от окружающего мира событий. Очень многие могли быть написаны в любой части света и в любое время.
       - Именно в этом их достоинство. Но время все-таки оставило свой отпечаток.
       - На эти темы я бы и хотел побеседовать.
       - Назовем это "Беседы у камина". Камин перед вами, а диктофон, я вижу, у вас есть.

    I

      
      
       - Что такое стихи?
       - Слова, записанные способом, отличным от записи прозы. Начало строки сдвинуто вправо, а ее длина произвольна. Существуют и экзотические формы записи (идеограммы).
       - И всё?
       - Нет. Но другие особенности менее четкие. Так, рифма - наиболее яркое отличие от прозы - присутствует в стихах далеко не всегда, а ритмическая организация текста не является монополией поэзии. Но стихи различаются по уровню их воздействия на читателя - от нуля до бесконечности.
       - Но ведь читатели разные. Одному нравится одно, другому - другое.
       - Ну и прекрасно. Пусть каждый выбирает на свой вкус.
       - Значит, никакой объективности?
       - Ну почему же? Если стихи производят сильное впечатление, скажем, через двести лет, то они гениальны.
       - А мнение современников?
       - Крайне ненадежно. Прижизненный успех сам по себе малого стоит.
       - Но не для автора.
       - Разумеется.
       - Но вернемся к стихам. По-моему, поэзия отличается от прозы не только тем, что вы сказали.
       - Талантливые стихи - да.
       - Так чем же?
       - Количеством слов. Эмоционально-смысло­вое воздействие рассказа длиною в тысячи слов достигается в сопоставимом по художественному уровню стихотворении десятками слов. Если угодно, поэзия - сконцентрированная до предела проза, где исключительно велика роль формы. В прозе допустимо в какой-то мере пренебрегать формой, хотя и нежелательно. В поэзии малейшее нарушение формы девальвирует качество. Как сказала Коко Шанель, красота измеряется миллиметрами.
       - Вы могли бы привести пример?
       - Запишите в строчку и более точно грамматически "Белеет парус одинокий", и вы увидите, что поэзия улетучивается. "Одинокий парус белеет в голубом тумане моря. Что он ищет в далекой стране? Что он кинул в родном краю? Волны играют - ветер свищет, и мачта гнется и скрипит. Увы! Он не ищет счастья и не бежит от счастья..." и т.д.
       - Но в вашем примере как раз и нет нарушения формы. Вы сами сказали, что это грамматически, то есть формально, более точная запись.
       - Форма в искусстве - это не следование правилам, в том числе грамматики, а способ отражения чувства и мысли. "Нарушение формы" - это несовершенство способа. Чем больше нарушений (т.е. отклонений от идеально возможного), тем более справедлива строка Тютчева "мысль изреченная есть ложь".
       - Относительно "миллиметров красоты". Много ли стихотворений в русской и мировой поэзии, к которым применимы слова "абсолютное совершенство"?
       - Насчет мировой не буду судить, а в русской поэзии, занимающей достойное место в мировой, не слишком много, хотя я не занимался подсчетами. За три века русской поэзии? Ну, скажем, сто или двести. Причем львиная доля придется на Пушкина и Лермонтова. Кто на третьем месте? Возможно, Пастернак, а может быть, Есенин или Александр Блок. Не знаю. Но могу назвать два стихотворения, которые считаю лучшими - посвященное Анне Керн (самые высокие его оценки недостаточны) и "Зимняя ночь" Пастернака ("свеча горела на столе...").
       - А мнение Ахматовой, считавшей лучшим лирическим стихотворением ХХ века "Мастерицу виноватых взоров" Мандельштама?
       - Как женщине, Ахматовой виднее... Когда заходит речь о Мандельштаме, мне вспоминается его сверхгениальная строчка "Не услыхать в меха обутой тени". А "гением строки" у нас был Хлебников. В прозе - Платонов.
       - Кто из поэтов вам ближе всего?
       - Точнее, чьи стихи мне ближе всего. Поля Верлена. Потому что стиль его жизни мне, скажем так, непонятен.
       - А чей стиль жизни (из поэтов) вам импонирует?
       - Тютчева. Для него реальность была выше ее отражения.
       - Но отражение - тоже реальность.
       - Конечно. Всё зависит от того, какая из двух реальностей важнее для автора.
       - Существует ли прогресс в искусстве?
       - И да, и нет. Прогресс существует в стилях и жанрах, но не в искусстве в целом, по крайней мере, после эпохи Возрождения, после Леонардо да Винчи, Рафаэля и Микеланджело, после Баха и Шекспира.
       Каждый стиль и жанр - живое существо. Оно рождается, достигает наивысшего развития, затем возможности его исчерпываются и оно умирает. Когда-нибудь потом оно возрождается, но в ином обличии и под другим именем, как "Илиада" в "Войне и мире".
       Кроме стилей и жанров, существуют виды искусства. До ХХ века их набор не менялся. В ХХ-м появились художественная фотография, кино, телевидение, компьютерная графика. Благодаря им можно утверждать, что во второй половине столетия не произошла деградация искусства.
       - Вы уверены в этом?
       - Если вам нужен более точный ответ, не забывайте о волнообразном движении искусства. На гребне волны - высшие достижения в том, что принято относить к реализму, а также сюрреализму (отражение реальности в избирательном зеркале, иногда искусно изогнутом). Это - живопись палеолита, античная классика, высокое Возрождение и далее (по видам и жанрам) до середины ХIХ и ХХ столетий. На спаде волны - тяготение к символам, заменяющим живые образы. Это - искусство неолита, европейского Средневековья, ХХ века. Ныне волна в самом начале подъема, вершиной которой станет компьютерная сверхреальность, т.е. виртуальный мир с максимальной иллюзией действительности. Если угодно, назовите это торжеством реализма, поскольку человек будет не только ощущать, но и изменять почти неотличимую от действительности виртуальность.
       - Но в виртуальном мире нет места для поэзии.
       - Не думаю. Впрочем, способность к достаточно глубокому пониманию поэзии - редкая вещь, по американским данным, присуща 1¤3% студентов колледжей и университетов (по оценке Бродского - одному проценту читателей). Эти 1¤3% , как минимум, сохранятся и в будущем. Пока существует словесная форма выражения чувства и мысли, поэзии не грозит смерть.
       - А в поэзии наблюдается прогресс?
       - По большому счету он существовал до 40-50-х годов ХХ века.
       - А в чем он состоял?
       - Если предельно кратко и ограничиться европейской историей, то великая поэзия возникла в античности. В числе ее инструментов - ритм и форма строфы. В Средние века появилась рифма - наиболее значительная из новаций. В ХIХ веке заметное место занимает белый стих, а в ХХ - свободный. Но наиболее существенные изменения произошли в самой языковой ткани поэзии в последние десятилетия ХIХ и в первой половине ХХ в. Гений Верлена приблизил стихи к музыке. Революционные новации преобразили метафоры, сравнения, рифмы.
       - Вы могли бы привести примеры?
      
       - О, деревни усталости,
       Где у медленных девушек
       Обнаженные руки
       Как струи воды.
       (Элюар)
       Смеркается, и постепенно
       Луна хоронит все следы
       Под белой магиею пены
       И черной магией воды.
       (Пастернак)
       Очи Оки
       Блещут вдали.
       (Хлебников)
       Начинается плач гитары.
       Тихо разбились рассвета
       бокалы.
       (Лорка)
      
       - Значит, поэзия прежних времен устаревает?
       - В своих высших проявлениях - нет. Вернемся, скажем, в ХII-XIII века:
      
       Витязь пел, и, слыша пенье, звери в чаре удивленья
       Приходили, с негой мленья камни встали из волны.
       И дивились и внимали, плакал - плакали в печали.
       Песню грустную качали волны, чуткие как сны.
       (Руставели)
       Здесь изнемог высокий духа взлет,
       Но страсть и волю мне уже стремила,
       Как если колесу дан ровный ход,
       Любовь, что движет солнце и светила.
       (Данте)
       - А что происходило после 40 - 50-х годов?
       - Да ничего особенного. Время больших новаций миновало, но каждый из наделенных талантом поэтов чем-то дополнял бесконечную киноленту поэзии.
       - А вы ее дополнили?
       - Надеюсь, что да. Если с помощью слов мне удавалось создать настроение, которое не поддается точной словесной формулировке, то этого достаточно.
       - Например?
       - Например, из Дневника Сафо:
      
       Время течет, собирая созвучья.
       Выше судьбы - серебристые ели.
       И на отточенных черных ресницах
       Иней сверкает.
      
       - Но понять и оценить это способны, наверное, немногие.
       - То, что вчера было доступно немногим, завтра становится классикой жанра.
       - Тем не менее, широкая публика, насколько мне известно, мало наслышана о ваших стихах. Почему?
       - По многим причинам. Я не прилагал к этому требуемых усилий, а круг моего общения связан с научной, а не литературной средой. Впрочем, "Избранная лирика" и "Ночь над Россией" успешно распространялись фирмой, которая финансировала второе из этих изданий, в Нью-Йорке, Париже и Тель-Авиве. Что касается России, то, начиная с 90-х годов, стихи мало кого интересуют.
       - А почему вы не публиковались до 90-х годов?
       - При советской власти, учитывая характер стихов, это требовало активной деятельности и затрат времени, прежде всего на общение в административно-литературной среде, к чему у меня не было охоты.
       - Значит, в то время вы сочиняли, не заботясь о публикациях?
       - И не имея при этом комплексов. Строго говоря, лирическая поэзия - личное дело автора, что-то вроде дневника, и ознакомить с ним других зависит от авторской воли. Впрочем, я не утаивал содержание этого дневника от небольшого круга друзей и знакомых. Но и не придавал этому особого значения, поскольку самооценка важнее.
       - Оригинальная позиция. А классическая русская лень здесь не приложила руку?
       - Скорее нежелание лишний раз подчиняться обстоятельствам.
       - С оттенком пофигизма.
       - Не исключено. Как сказал Платон, "ничто в мире не заслуживает больших усилий".

    II

      
       - Если взглянуть на то, что вас интересовало - вплоть до настоящего времени - как бы вы расположили эти интересы по их важности для вас?
       - На первом месте - то, что называют "личной жизнью", на втором - мой интерес к стихам - своим и чужим. Всё остальное - на третьем месте.
       - Это по значению. А по затратам времени?
       - По затратам времени первое и второе, возможно, поменяются местами, а насчет "всего остального" - трудно сказать. В экзаменационные сессии студенческих лет почти все время было связано с ними. В академических институтах последние шесть месяцев трехлетних тем уходили на подготовку рукописей. Но это - работа и учеба. Слишком много времени уходило на то, чтобы разобраться в потоках информации - а меня в той или иной мере интересовали гражданская история, международная политика, макроэкономика, литература (проза), искусство, шахматы, открытия в таких областях, как технология компьютеров и физика макро- и микромира. Всего не перечислишь. А повседневные дела? Жизнь в наше время, особенно в мегаполисе, стала чрезмерно сложной.
       - А вы бы хотели жить в другое время?
       - Конечно. Лучше всего в будущем.
       - Но в будущем жизнь станет еще сложнее.
       - Не думаю. Наступит время, когда компьютерная система, родственная современному Интернету, избавит от многих повседневных дел. Возможно, хотя и не доказано, что высокоорганизованные домашние роботы заменят прежних слуг. Это было бы полезным дополнением к пост-Интернету.
       - Всё может быть. А как вы - без пост-Интернета и роботов - организовали свою жизнь?
       - Это получилось само собой. Если окружающее не интересовало меня, я не обращал на него внимания - был занят своими мыслями, или что-то читал, или записывал. Это вошло в привычку еще со школы, продолжалось в институте и на работе.
       - И с какими результатами?
       - Наверное, с положительными. Но нет приобретений без потерь. Из прошлого в памяти остались только яркие детали и, например, я не помню почти всех, с кем проучился в школе долгие годы.
       - А свое детство вы помните? С чего началось ваше знакомство со стихами? Были ли литературные интересы и способности у ваших родителей?
       - Детство прошло безоблачно - по крайней мере, до семи лет. Даже эвакуация из Москвы в 41-м и пребывание в Астрахани в 42-м мне запомнились как яркое приключение. Мы плыли на теплоходе (или пароходе), Волга горела, а я с удовольствием (в пятилетнем возрасте) бегал по палубе. В Астрахани мне запомнились ведро винограда, которое купила мама, и две наши курицы, приносившие свежие яйца. Еще до моего рождения мать оставила работу и занималась мною. Отца я видел намного реже. Как и всем, кто в сталинское время занимал сколько-нибудь ответственную должность, ему приходилось слишком много работать. В годы моего детства (я родился в один день, месяц и год с теперешним мэром Москвы Юрием Лужковым) он работал заместителем директора Арктического института в Ленинграде, затем в ЦК партии в Москве, потом заместителем наркома Морского флота. Он был в составе известной экспедиции на "Челюскине" 1934-1935 гг. - проходил там студенческую практику Ленинградского кораблестроительного института. У отца, несомненно, были литературные способности (чувство стиля), о чем свидетельствуют очерк "Орлята" (о комсомольцах "Челюскина", отец был комсоргом), опубликованный в двухтомнике "Поход "Челюскина" (1934), и вышедший отдельным изданием очерк "Полярный втуз" (1934). Он был хорошо знаком с классической русской литературой (прозой), стихами не интересовался. Мать особенно любила стихи Есенина, которые часто читала мне в детстве наряду со стихами Пушкина. А началось все с Чуковского. Вот и все, что я могу сказать о моем первом знакомстве со стихами и интересе родителей к литературе.
       - Как складывались их отношения и дальнейшая судьба?
       - Сильно отличаясь, они дополняли друг друга. Отец - северянин с голубыми глазами, мать - красавица-южанка. Насколько я помню, они никогда серьезно не ссорились и никогда не расставались. В год моего рождения (я был единственным ребенком в семье) отцу было 30 лет, матери 27. Она не работала до конца жизни (1971 г.), а отец много лет был экспертом в союзном Госплане. Восходящая линия его служебной карьеры прервалась в 1943 г., когда по собственному желанию (редкий случай в годы войны) он уволился с работы. Тогда о подобных увольнениях и назначениях сообщала "Правда", и в бумагах отца я видел два мартовских номера этой газеты - от 1940 г. и 1943 г. Отец собирался уехать в США на приемку судов, но командировка не состоялась, и после нескольких лет работы в других наркоматах и главным инженером небольшой судоверфи (на месте теперешних Лужников) поступил в Госплан. Он пережил мою мать на семь лет.
       - Что бы вы могли сказать об отношении к вам родителей и о вашем отношении к ним? Какой была система воспитания, если она, конечно, была?
       - Я вижу, у вас определенная схема вопросов... Мать относилась ко мне исключительно хорошо, отец, естественно, более сдержанно, а о своем отношении к ним я как-то не задумывался. Они не "учили меня жить" и предоставили относительную свободу. Эта система, как и любая другая, имела свои достоинства и недостатки, но достоинств из-за полного отсутствия принуждения было, конечно, больше. Свободой я не злоупотреблял, а моим основным занятием было беспорядочное чтение, стихосложение меня заинтересовало в 14 лет. Я никому не говорил об этом, но не потому, что скрывал, а просто считал личным делом.
       - А что вы припомните о школьных годах?
       - Я очень мало контактировал с соклассниками, за единственным исключением. В одном классе со мной учился Александр Мень, впоследствии известный религиозный писатель. Он познакомил меня со своими друзьями - художником Володей Лаповком и Юликом Альтманом, сыном "критика-космополита". Я несколько раз был на даче у Меня, кажется, в "Отдыхе", но обычно мы собирались у Альтмана (он жил в Доме писателей в большой по тем временам квартире - 4 или 5 комнат). С Менем мы часто бродили вечерами по центральным улицам Москвы и говорили о разном, но больше всего об истории. Его интересовал Древний Египет, а меня - античность. Между прочим, религия, а также политика в наших разговорах не затрагивались. Иногда Мень заводил беседу о пушных зверях, особенно соболях, а, закончив школу, уехал учиться в пушно-меховом институте, если не ошибаюсь, в Иркутске. Контакты с его друзьями я поддерживал в студенческие годы, а с Менем виделся только в 70е-80е, когда он был священником в Подмосковье.
       - А школьная программа вас интересовала?
       - В общем-то нет. Лишь немногое из истории и литературы. А за пределами школьной программы - Гейне, Фет и Верлен. Единственное, что я считал необходимым, - получать больше отличных оценок, чем хороших ("4").
       - Значит, уже тогда поэзия доминировала в ваших интересах?
       - Все-таки нет. Я читал всё, что мне попадалось, по истории античности, революциям во Франции и наполеоновским войнам. С интересом - "Историю дипломатии" и "Историю ХIХ века" Лависса и Рамбо. Что же касается современности - газету "Британский союзник" (ее выписывал отец) и последнюю страницу "Правды", посвященную международным делам. Из текущей политической литературы - выходившие тогда из печати тома сочинений Сталина и его работы 50-х годов, о которых, если не ошибаюсь, нам сообщали в школе.
       - У вас сложилось тогда определенное мнение о Сталине?
       - Оно не было оригинальным. Лично мне импонировал его предельно ясный стиль изложения (исключая повторы), а в остальном, как и мои сверстники, я верил в его непогрешимость и (хотите верьте, хотите - нет) его доброту. Об отрицательных сторонах режима у меня не было информации, а положительные были налицо.
       - Что вы имеете в виду?
       - То, что я видел своими глазами в начале 50-х годов, когда учился в 8-10 классах.
       - И что же вы заприметили?
       - На фоне публикаций о разгуле преступности на Западе, особенно в Нью-Йорке, в Москве было безопасно. В 10-м классе я для любопытства по одному разу в дневное время посетил лучшие рестораны "империи" (как теперь часто называют СССР) - "Метрополь", "Националь" и "Савой". Поскольку у меня была информация о зарплатах (однажды я расспросил об этом отца), мне стало ясно, что это мог позволить себе каждый. Отлично приготовленные вторые блюда стоили днем примерно 30-40 коп (в ценах деноминации 1961 г.). Под стать ценам в "Метрополе" были цены на автомобили (например, 900 р. за первую модель "Москвича"), марочный армянский коньяк, красную икру и т.д. Ключевого слова брежневского времени "дефицит" тогда не существовало, а цены снижались ежегодно. Я с интересом слушал однопрограммное радио - единственное в то время средство массовой информации. Пушкин, Лермонтов, Толстой, Моцарт, Бетховен, Чайковский, МХАТ, Большой, Шаляпин, прямые трансляции концертов с участием Козловского, Лемешева, Александровича. Было очевидно, что пропагандируется не эрзац-культура, а ее лучшие образцы.
       - Теперь понятно, почему ваши взгляды не отличались от официальных.
       - Не во всем. Парадоксальным образом они различались в оценке русской революции (1917 г.). В 10-м классе я внимательно прочел прекрасно изданную "Историю гражданской войны" (первый том), где было толково написанное предисловие о ситуации в 1916 г. В последующие три-четыре месяца я не раз мысленно возвращался к событиям 17-го года. За это время мое отношение к тогдашним партиям и движениям претерпело любопытную эволюцию. Мои предпочтения и симпатии неуклонно смещались с левого фланга на правый по линии: анархисты, большевики, социалисты-революционеры, меньшевики, конституционные демократы, октябристы. На октябристах я и остановился. Реализация их программы, возможно, избавила бы Россию от гражданской войны, а еще раньше позволила бы успешнее вести войну 1914 года. Но поскольку, - рассуждал я, - путь победителей (большевиков) оказался эффективным, значит, я чего-то не учитываю в историческом раскладе. Хотя мои симпатии к лидеру октябристов (Гучкову) не изменились.
       - Ваши стихи, очевидно, были тоже далеки от официально признанных?
       - Еще бы. Это тоже причина, почему я не афишировал их. Но в 10-м классе я зашел в студию на улице Горького и записал свою пластинку. Это было доступно для всех - стоило около рубля.
       - В школе вы, наверное, задумывались о высшем образовании?
       - И выбрал Институт международных отношений, но не учел элементарной необходимости состоять в комсомоле, что объяснялось не идеологическими соображениями, а нелюбовью к коллективизму. Я легко преодолел конкурс (в 1953 г. не требовалось, как позднее, райкомовских рекомендаций), но в приемной комиссии ректор объяснил мне, что МГИМО - идеологический институт и пребывание в комсомоле необходимо. Возможно, он ждал ответной реакции, но я промолчал, а промолчал потому, что публика, которая собралась поступать в этот вуз, уж очень мне не понравилась. Чего-то они все боялись (наверное, экзаменов), перешептывались, кто-то указал на единственную девушку в толпе ("дочь маршала"). Тогда ректор сказал мне, что с набранными очками я могу поступать в любой гуманитарный вуз, исключая МГУ (где требовалась повторная сдача экзаменов), и рекомендовал ин'яз. Я же выбрал историко-архивный институт (теперешний Гуманитарный университет), хотя слово "архивный" заставило меня поморщиться.
       - После детства студенческие годы принято считать лучшими в жизни. А как было у вас?
       - Точно так же.
       - В то время вы думали о своем будущем?
       - Моя озабоченность собственным будущим сродни христианской этике ("не заботьтесь о завтрашнем дне").
       - К соклассникам вы относились без особых симпатий. А к сокурсникам?
       - По-разному, но в целом лучше. Тем более, что из неестественной, на мой взгляд, мужской среды - при Сталине обучение в школах было раздельным - я перешел в нормальную.
       - Вы с кем-нибудь подружились?
       - Скажу более осторожно - было несколько близких приятелей - с моего курса и с предыдущего. На пятом курсе - ставший впоследствии известным историк и драматург Эдвард Радзинский.
       - Он произвел на вас впечатление?
       - Он заметно превосходил сокурсников, а впоследствии откликнулся на одну мою просьбу, за что я ему и по сей день благодарен. Но тогда - в студенческие годы и позже - речь шла скорее о времяпрепровождении.
       - А в чем оно состояло?
       - В знакомствах со сверстницами и разговорах обо всем на свете.
       - А учеба вас интересовала?
       - Только отдельные курсы, например, историка С.О. Шмидта, сына знаменитого О.Ю. Шмидта, руководителя экспедиции на "Челюскине". Впрочем, как и в школе, я придерживался правила - получать в основном отличные оценки.
       - Случались ли конфликты?
       - Запомнились два. Один - выговор за игру на ипподроме. После этого я перешел из учебной группы, которая проголосовала за выговор, в более либеральную. Второй был связан с военными сборами (дважды по месяцу), которые в сочетании с занятиями на военной кафедре обеспечивали присвоение звания офицера запаса. Итогом первого из этих сборов была характеристика, где справедливо отмечалось, что я знаю устав, но сознательно его нарушаю. На вторых сборах я вел себя более лояльно.
       - Итак, учеба, в ходе которой вы не думали о будущем, закончилась. Что же дальше?
       - При распределении мне выпала работа в Казахстане, а поскольку это не совпадало с моими намерениями, не выдали диплом. Меня это не озаботило - в сентябре 58-го года я поступил на курсы английского языка. Но в начале следующего года серьезно заболел отец (слава богу, всё кончилось благополучно), и примерно в то же время канцелярия института предложила мне забрать диплом. Элементарное чувство ответственности сказало мне: надо поступать на работу. Я и поступил - переводчиком в НИИ, где проектировали системы управления для атомных подводных лодок (Центральный Морской НИИ, в дальнейшем дважды менявший название и ведомственную подчиненность). Это повлекло за собой цепочку событий, обозначивших внешнюю канву моей жизни.
       - Внешнюю?
       - Да, поскольку я продолжал заниматься стихами и считал это более интересным, чем всё остальное. До поры до времени я по-прежнему никому их не показывал, за единственным исключением - девушке, в которую был тогда влюблен и, кстати, до сих пор поддерживаю добрые отношения. Изменилось отношение к стихам - в школе я не придавал им значения, а теперь хотел достичь уровня поэтов, о которых Бродский впоследствии (в нобелевской лекции) сказал, что быть лучше них на бумаге невозможно.
       - В подобных желаниях вы не были одиноки на земном шаре... И из каких звеньев сложилась дальнейшая цепь событий?
       - Чтобы без ошибок переводить технические тексты, нужно было разбираться в их содержании и лучше знать английский язык. В сентябре 59-го я поступил, а через два года закончил двухгодичный (для имеющих высшее образование) вечерний факультет совершенствования ин'яза, а для понимания переводимого прочитал учебники по основам вычислительной техники (компьютеры обеспечивали работу управляющих систем). Но к тому времени, когда я, наверное, достиг поставленных целей, переводческая работа мне смертельно надоела. Инженерные, конструкторские и технологические разработки, которые велись в институте, представлялись мне несравненно более интересными, и сама собой появилась новая цель - принять в них участие. Я выбрал одно из тогдашних направлений исследований - память на тонких магнитных пленках.
       - Иными словами, вы решили сменить специальность.
       - Именно так.
       - И с какими результатами?
       - Кое-что мне удалось. Издательство "Энергия" в серии "Библиотека по автоматике" опубликовало две мои книги по этим вопросам в 1964 и 1966 гг., а ЦМНИИ с грифом "для служебного пользования" - три аналитических обзора. Начальство оценило мои заслуги, и через пять лет, после того как меня приняли на должность переводчика (в штатном расписании она предшествовала должности техника, затем шли старший техник, инженер и т.д.), меня повысили до ведущего инженера, а спустя еще три года - до начальника лаборатории (в терминологии режимного НИИ это соответствовало должности заведующего сектором в академическом институте).
       - Любопытный оборот событий. И куда же вас завели научно-технические изыскания?
       - В конце концов, я охладел к ним: история и будущее всегда интересовали меня больше, чем сиюминутная реальность.
       - А что именно интересовало вас в этом плане?
       - Причины исторических событий. Роль случайности. Тенденции, формирующие облик будущего. Например, компьютеры заинтересовали меня как феномен исключительно быстрой эволюции с возможными результатами - интеллектуальными роботами и искусственным разумом. Я бы назвал это "общими вопросами исторического развития". Профессионально заниматься подобными или близкими проблемами можно было только в академических институтах.
       - И что же вы решили?
       - Я поступил в заочную аспирантуру академического института (ИИЕТ - Институт истории естествознания и техники) и в 1971 году защитил диссертацию на тему "Развитие универсальных электронных цифровых вычислительных машин". Через два года после этого я поступил на работу в академический институт, но не в ИИЕТ, а в Институт США. По еще неизжитой со школьных лет наивности меня привлекли название и престижность. Но очень скоро я убедился, что по своим человеческим качествам работающие в этом институте заметно уступали специалистам из ЦМНИИ и ИИЕТ, хотя, конечно, были исключения. Их заветные желания были связаны с зарубежной работой, вокруг чего плелись подковерные интриги. Телефоны прослушивались, а процент нештатных и штатных сотрудников КГБ был высок.
       - А как же вы попали в этот институт? Наверное, надо было быть в партии?
       - Тогда вернемся к более ранним сюжетам. На первом курсе института мне вторично (в первый раз - в седьмом классе школы) предложили вступить в комсомол. На этот раз я решил не отказываться, тем более, что неприятия власти у меня не было. Со студенческих лет я критически относился к режиму, но, скажите на милость, в какой стране люди не относятся к власти критически? Я видел (или мне казалось, что видел) его положительные и отрицательные стороны, но позитивные, на мой взгляд, превосходили негативные. Кстати, примерно так в 30е-60е годы (до чехословацких событий) относились к СССР многие западные интеллектуалы, информированные лучше, чем я.
       В 1964 г., когда истекал мой комсомольский возраст, мне предложили вступить в партию, объяснив это результатами моей работы (это было не совсем обычно: в партию старались привлечь рабочих). Предложение не обрадовало меня (лишние обязанности в организации, где все решалось наверху), но и не противоречило моим взглядам. Позднее, после 1968 г., по мере роста коррупции при Брежневе и преследований диссидентов (что это за страна, из которой нельзя уехать?) отрицательная составляющая моего отношения к строю резко возросла. Но одновременно я видел возможность его положительной эволюции, что не случилось по многим причинам, включая неожиданный уход из жизни Андропова и нелепую политику Горбачева. Я не разделял взглядов тогдашней интеллигенции, рассуждавшей в стиле "всё или ничего" (при Ельцине это "ничего" она и получила в полном объеме).
       - Ну, что ж. С вашими взглядами того времени, пожалуй, все ясно. Но вернемся к нашим баранам. Вам не понравился Институт США. Куда же вы подались?
       - После завершения трехлетней темы (информационная система для ЦК) я подал заявление в ИИЕТ, где и работаю уже 29 лет.
       - В какой области?
       - В двух областях: история (и частично перспективы) кибернетики, информатики и компьютеров; проблемы и закономерности научно-технического развития, т.е. прогресса и регресса.
       - И вам удалось получить заметные результаты?
       - Наиболее ценный результат исторического исследования - создание "объемной" картины прошлого. Надеюсь, что мне это удавалось - в книгах и статьях. В особенности, в книгах "Развитие вычислительных машин" (1974), "Кибернетика и научно-технический прогресс" (1982) и "История вычислительной техники" (1990), две из них совместно со специалистом по доэлектронным машинам и научным приборам Л.Е. Майстровым. Правда, двух книг я недосчитался. Когда в 90-е годы до сверхминимума было сокращено финансирование академической науки, их рукописи вернулись из издательства с письмами типа: "поскольку институт не оплатил выполненную издательством "Наука" работу...". Конечно, можно было самому искать спонсоров и гранты в России и за границей, но это не отвечало моему характеру.
       - А как поступали другие сотрудники вашего института?
       - По-разному. Например, многие занялись сталинскими репрессиями, философско-идеологической цензурой результатов исследований в общественных, а одно время и в естественных науках и т.п. (на эти темы легче получать гранты). Но меня это не интересовало.
       - А как же обстояло дело с вашими публикациями в "новое время"?
       - Короткие, итоговые за год, статьи институт продолжал публиковать. Ряд статей был связан с грантом на изучение циклов результативности научных исследований, где мне предложили участвовать. Инициатором крупной работы по истории вычислительной техники в России (от русских счетов до суперкомпьютеров - Computing in Russia) выступила Германия, где она и была опубликована в 2001 г. А поскольку научно-техническое развитие непосредственно связано с экономикой, меня заинтересовали российские реформы второй половины ХХ века. Итогом явилась книга "Реформы в России", пожалуй, наиболее интересная для широкого круга читателей моя публикация (2003г.).
       - Таким образом, "внешняя канва", как вы ее называете, вашей жизни совпадала со сменой ваших интересов?
       - В общем, да. Но, наверное, так и должно быть.
       - Возможно, но в действительности часто получается по-другому.

    III

      
       - В первой беседе разговор шел о стихах, во второй - о том, что связано с работой и учебой. А ваша увлеченность "общими вопросами" имела практический выход?
       - Если под результатом понимать мой взгляд на окружающий мир, то, конечно, имела.
       - А если понимать ознакомление окружающего мира с вашими взглядами на него?
       - Только частично. Я упоминал о книгах "Кибернетика и научно-технический прогресс" и "Реформы в России". К этому можно добавить несколько статей, а также два конституционных проекта, получивших признание на конкурсах.
       - Вы заинтересовались конституционным правом?
       - Дело в другом. Если иметь представление об обстановке в стране, то несложно предложить пути ее изменения к лучшему в юридических терминах.
       - И что же вы предложили?
       - Конкурс проектов государственного устройства СССР проводила межрегиональная депутатская группа весной 1990 г. Уже тогда было ясно, что идея заключения нового союзного договора ведет к развалу государства. Я не был сторонником этого, как, впрочем, ведущие зарубежные политики того времени. Запад, несомненно, стремился ослабить СССР, но отнюдь не уничтожать его, резонно опасаясь развития событий в югославском стиле в стране с ядерным и химическим оружием. Весной 1990 г. было трудно представить, что найдется политик (Ельцин), который во имя личной власти бросит на произвол судьбы миллионы русских, подарит другим странам населенные русскими территории и т.д. Тем более, что ситуация отличалась от югославской: Сербия, в отличие от РСФСР, не доминировала в своем государстве по численности населения и масштабам экономики.
       Одновременно было ясно, что весной 1990 г. полагаться на силовые решения (к чему стремились будущие гэкачеписты) ошибочно. Это путь приводил лишь к временному успеху, противоречил общественным настроениям и создавал трудности на международной арене. Надо было действовать только в демократических формах, которые, кстати, не препятствуют силовым мерам.
       Поэтому я взял за образец государственное устройство США, которое применительно к СССР означало, что каждая область становится эквивалентом американского штата. Но федеральные вопросы решаются строго демократически - палатой Верховного Совета, где каждый штат (я предлагал название "республика" - Новгородская республика, Киевская республика и т.д.) имеет, как в американском сенате, двух представителей. В таких условиях сепаратисты всех мастей не имели ни малейшего шанса. Американцам этот проект понравился, и после его публикации в парижском "Русском слове" они сообщили о нем по "Голосу Америки". Межрегионалам, конечно, нет, но им пришлось включить его в число "семи лучших", поскольку проект получил высокие оценки независимых экспертов (юристов), а по условиям конкурса они учитывались при подведении итогов.
       - А второй конституционный проект?
       - Это совсем другая история. Конкурс проектов Федеративного договора РСФСР был объявлен Верховным Советом в августе 1990 г. Моя цель состояла в том, чтобы абстрактное федеративное устройство принесло конкретную пользу каждому. Так, предлагалось зафиксировать право граждан на получение земельного участка, который передавался в наследуемое пользование, но не мог быть продан (допускался обмен - частным образом или через госструктуры). Эта "вечная собственность", в частности, препятствовала бездомности, которая стала процветать при Ельцине. Это же я рекомендовал позднее в конституционной комиссии Румянцева, где работал около двух месяцев, после того как проект был премирован.
       - Но ваше предложение не прошло.
       - Не только мое. Вместо проекта комиссии Румянцева два года спустя был разработан новый, откорректированный Ельциным.
       - А вы не хотели бы детально рассказать о своих взглядах, идеях, встречах, скажем, в форме воспоминаний?
       - В жанре "Былого и дум?" Скорее нет, чем да. Если вы опубликуете тексты наших бесед, то этого достаточно. Остальное скажут стихи.

    IV

      
       - Рано или поздно почти каждый сталкивается с вопросами о цели жизни, ее смысле и т.п. Подобные темы вас занимали?
       - Очень мало. Еще в студенческие годы у меня сложилось мнение, которое не изменялось: внешнего смысла у всего сущего нет, а внутренний, субъективный для меня такой же, как для очень многих - это счастье.
       - Как вы относитесь к афоризму " человек - кузнец своего счастья"?
       - Как к шутке. И если мне приведут тысячи примеров, когда воля человека преодолевала жизненные преграды, то я отвечу, что волевые качества - тоже врожденные. В роли кузнецов счастья (или несчастья) выступают генетика и случайность. Скажу больше. Генетика и случайность влияют на судьбы народов и, по крайней мере, однажды они изменили мировую историю.
       - Что вы имеете в виду?
       - Древнюю Грецию. Такого обилия талантов и культурных достижений (а на их основе сформировалась европейская культура) никогда не наблюдалось.
       - И за это отвечает генетика?
       - В первую очередь. Плюс те или иные исторические условия, о которых вы можете прочесть в учебниках. Наверное, среди этих условий свою роль сыграли системы воспитания в Элладе, способствующие раскрытию природных дарований. Не исключено, что немалое значение имели врожденные и культивируемые эстетические представления эллинов. У Феогнида музы выносят свой, т.е. божественный, приговор действительности: "Вечно прекрасное мило, а что не прекрасно - не мило". Такова суть эллинского взгляда на мир. При желании здесь можно найти связь с известными словами Достоевского "красота спасет мир".
       - А вы счастливый человек?
       - До смерти судить об этом преждевременно. Мое теперешнее мнение: скорее да, чем нет. Я никогда не относил себя к несчастным.
       - А что способствовало этому?
       - Очень многое. Ориентация в жизни на близкие мне ценности. Чувство самодостаточности и, как следствие, отсутствие комплексов. Независимость от чужих мнений. Отсутствие зависти. Наконец, обстоятельства, важные для всех: не было серьезных проблем со здоровьем (надо постучать по дереву!), был минимально необходимый, по моим запросам, достаток и т.п. Конечно, я рисую идеальную картину. Например, я часто упрекал себя за неудачно сказанное слово, непродуманный поступок, несовершённый поступок и т.д.
       - Это все понятно. Остается пояснить, на какие ценности вы ориентировались и что для вас минимально необходимый достаток?
       - Когда в компаниях заходил разговор о необходимом, я отвечал, что для меня это возможность выпить шампанское, когда мне хочется.
       - И сколько бутылок вы выпивали?
       - Примерно одну в неделю. Больше не хотелось. Но если говорить более серьезно, то к шампанскому надо добавить возможность читать книги, смотреть фильмы и слушать музыкальные записи, которые интересуют.
       - А близкие вам ценности?
       - По большому счету их две: максимум свободного времени и чувство любви в его бесчисленных проявлениях. Но в центре, конечно, обычные человеческие отношения.
       - Между мужчиной и женщиной?
       - Вы удивительно проницательны.
       - Дело в том, что часто на щит поднимают однополую любовь. Как вы, кстати, к ней относитесь?
       - Исходя из собственных эстетических представлений. А они диктуют в среднем нейтральное, т.е. в одних конкретных случаях - положительное, а в других - отрицательное отношение к розовой любви, и безусловно отрицательное - к голубой.
       - Вы могли бы указать на четкое отличие любви от секса?
       - Нет. Я бы сравнил их с двумя прямыми на плоскости, которые пересекаются, как и должно быть, только в одной точке.
       - Но если прямые соединяют одни и те же точки, то они совпадают.
       - Как у Тристана и Изольды. Но со мною этого не случалось.
       - Вы назвали бы женщину, которую любили или любите больше всех других?
       - Могу назвать двух - мою мать и мою жену.
       - С вас надо писать икону.
       - А кто вам мешает?
       - Ваши лирические стихи целиком посвящены вашей жене?
       - Нет.
       - А кому?
       - Без комментариев.
       - Приятная женщина, пригласившая меня в дом, ваша жена?
       - Да.
       - Вы не хотели бы сказать о ней несколько слов?
       - Почему же несколько? Можно и больше.
       - Я слушаю.
       - В отличие от меня, по всей видимости, не имеющего "голубой крови", моя жена - дочь Виктора Викторовича Вангеля, чей отец, барон фон Вангель, до революции переехал в Россию и работал на высоких инженерных должностях. Его сын, инженер и изобретатель, был женат на матери Гали. В 1942 г. его арестовали. Он умер до суда, и в течение года его семья (Галя, родившаяся в 1937 г., ее сводная сестра и мать) жила на премию, полученную за крупное изобретение. В годы войны галина мать в очередной раз вышла замуж, и ей удалось получить для дочери другие метрики с новой фамилией (Кипаренко) и новым отчеством (Федоровна). И, слава богу, поскольку при советской власти коварный вопрос анкеты (привлекались ли ваши родственники к следствию) мог бы осложнить жизнь.
       - Когда вы узнали об этом?
       - Лет через 10-15 после нашего знакомства.
       - А оно состоялось...
       - 9 июня 1962г. в институте,где я работал.
       - Ее специальность имела отношение к вычислительным машинам?
       - Нет. Она окончила факультет теоретической и экспериментальной физики МИФИ, где всерьез заинтересовалась физическими опытами. Между прочим, книгу "Тонкие магнитные пленки в вычислительной технике" ("Энергия", 1964) мы написали совместно - Гале принадлежит глава, посвященная физике пленок. В ЦМНИИ она попала по распределению в 1960г. и занималась расчетами систем управления атомными реакторами подлодок. Поскольку это не совпадало с ее специальностью (ядерная физика), через положенные три года она уволилась, а спустя некоторое время поступила в аспирантуру МАИ и защитила диссертацию по диагностике низкотемпературной плазмы. Впрочем, это одна из двух ее специальностей. Еще в студенческие годы она играла в шахматных турнирах и, в конечном счете, ей присвоили звание мастера ФИДЕ.
       - Это полный контраст с вашими интересами.
       - Не совсем. У меня первый разряд по шахматам. Когда впервые мы остались одни, то примерно через шесть часов после начала свидания сыграли шахматную партию.
       - И кто победил?
       - Это секрет.
       - Но ядерной физикой вы наверняка не интересовались.
       - Разумеется, но на любительском, научно-популярном уровне я был знаком с терминологией и важнейшими открытиями. Так что абсолютного контраста интересов не было. Кстати, мы и по сей день три-пять раз в неделю разыгрываем легкие (т.е. без контроля времени) шахматные партии.
       - Но, надеюсь, не шахматы и ядерная физика сблизили вас?
       - Ну, конечно, нет. Скажу только об одном: на долгие годы Галя сохранила те идущие из детства черты искренности и непосредственности, которые, возможно, самые ценные в человеке.
       - Возможно. У вас есть мнение о женщинах, не повторяющее того, что о них уже сказано?
       - Одно есть. Из существующих разновидностей логики по большому счету используются три: формальная, судящая по схеме "да-нет" об истинности утверждений, диалектическая, показывающая последовательность, причину и взаимосвязь непрерывных изменений, и женская, чисто интуитивная. Разница между формальной (преимущественно мужской) и женской сродни разнице между судопроизводством по законам и по понятиям. Современный состязательный процесс, где решает мнение присяжных, ближе к суду по понятиям, чем по законам.
       - А какое отношение к этому имеет диалектическая логика?
       - Интуитивная заимствует кое-что из диалектической. Например, отмечалось, что женщины легко примиряются с противоречиями. Но на самом деле это зачастую не противоречия, а противоположные стороны целого.
       - Значит, вы не разделяете мнения феминисток об абсолютном равенстве мужчины и женщины?
       - Конечно, нет. Речь может идти только о взаимодополняемом равенстве. И, наверное, не стоит добавлять к этому (и так ясно), что все рассуждения о различиях применимы только к большинству. Кривые математических распределений, характеризующие мужчин и женщин, частично перекрывают друг друга.

    V

      
       - С чем бы вы сравнили жизнь?
       - Представьте, что отправились в автомобильное путешествие по горным дорогам с желанием или надеждой добраться до какой-нибудь вершины. В пути встречаются автомобили знакомых и незнакомых людей. Часто случаются аварии - с различным исходом. Время от времени один из автомобилей срывается в пропасть. И вы точно знаете, что ваш автомобиль рано или поздно тоже сорвется в пропасть, а перед смертью вам придется пережить ужас ее приближения. Я иногда думаю, что человечество существует только потому, что лишено воображения.
       - М-да, невеселая картина. И в каком возрасте вы нарисовали ее?
       - Я помню, что в день двадцатилетия у меня мелькнула мысль: "А с чем, собственно, меня поздравляют? Ведь 20 лет мне уже никогда не будет". И в дальнейшем я не стремился отмечать дни рождения, хотя часто это не удавалось. Что же касается картины, то она появилась в возрасте между 30 и 35 годами.
       - И что же помогало жить?
       - В повседневной жизни? Юмор. Вы знаете девиз Габрово? Мир уцелел, потому что смеялся.
       - Но есть вещи, над которыми невозможно смеяться.
       - Конечно. Когда, например, горит дом, где есть люди, возможны разные модели поведения. Большинство будет просто глазеть, стараясь не упустить детали, а также давать советы и критиковать спасательные работы. Кое-кто попытается помочь пожарным, иной раз даже рискуя жизнью. И, наконец, кто-то скажет: "Давайте уйдем отсюда. На это невозможно смотреть". В числе таких людей буду и я.
       - Вы подразделяете людей. Это естественно. А общее мнение о людях у вас есть?
       - У меня нет. Всё уже давно сказано.
       - А какое высказывание вам импонирует?
       - Приведу целых три:
      
       Наполеон:
       В мире существуют только две силы - шпага и ум. Но, в конце концов, ум всегда побеждает шпагу.
      
       Буало:
       Дурак всегда находит еще большего дурака, который удивляется ему.
      
       Марти
       Ларни:
       Собака умела ходить в ногу, отдавать честь и мыслила как человек.
      
       Как биологический вид люди отличаются покорной приспособляемостью и жестокостью от многих живых существ.
       - Которым вы симпатизируете больше, чем людям?
       - Да. Особенно учитывая отношение людей к ним.
       - И кто же ваши любимцы?
       - Слоны и кошки. Впрочем, я не оригинален. Еще Сара Бернар сказала: "Я обожаю слонов".
       - Как вы полагаете, у "братьев меньших" должны быть права?
       - Вы уже ответили. Если они братья, то должны иметь права.
       - А вы не шутите?
       - И да, и нет. На мой взгляд, люди не имеют права охотиться, если это не вызвано крайней необходимостью, устраивать зрелища типа боя быков, откармливать животных для последующего поедания, держать их в клетках, дрессировать, если это не игра. Не сомневаюсь, что в будущем так и произойдет.
       - Очень у вас благостное мнение о будущем. Как бы к людоедству не вернуться.
       - Будем надеяться.
       - А у России есть будущее?
       - Безусловно, и очень яркое, но только не в этом веке. В XXI природа отдыхает.
       - И на чем, позвольте узнать, основаны ваши слова?
       - В России немало людей, сочетающих высокий уровень способностей с глубиной интересов. Проведенное в США исследование судеб различных национальных групп показало, что наибольших успехов добились русские - эмигранты первой волны.
       - Успехов - в денежном смысле?
       - Ну, конечно. Американцы по-другому не считают. Это тем более интересно, что деньги никогда не играли роли Господа бога в системе русских ценностей.
       - А что вы скажете о современной России?
       - Свобода для бандитов.
       - И всё?
       - Если подробнее, то общество, состоящее из трех классов: правящего, к которому принадлежат имеющие личных телохранителей, обслуживающих правящий класс (разношерстный слой, включающий личную охрану, чиновников и бандитов средней руки, менеджеров разных сортов, адвокатов, попсу, работающих в казино, бутиках и престижных ночных клубах, дам для сопровождения в поездках и т.п.) и низшего класса. К низшему относятся, например, ученые, профессора университетов, учителя, врачи, офицеры армии и флота, инженеры, конструкторы и пр. Эти классы четко различаются по уровню благосостояния.
       - А большинство населения - рабочие, крестьяне?
       - Имеющие работу - в основном, к низшему, а часть - к обслуживающему классу. Безработные постепенно переходят во внеклассовое, маргинальное состояние людей без определенного места жительства, их дети часто становятся беспризорными. Здесь правят алкоголь и наркотики, уличная преступность и бытовые убийства. В XIX веке маргиналов называли люмпен-пролетариями. Но о рабочих, крестьянах, люмпенах как-то не принято говорить. Телевидение вспоминает о них в связи с происшествиями и катастрофами. Полагаю, что правящий класс их и за людей не считает.
       - А что вы скажете о самом правящем классе, например, об олигархах?
       - О них уже сказал пророк Исаия: "Горе вам, прибавляющим дом к дому, присоединяющим поле к полю".
       - Ясно, что эта картина вам не по душе. Марк Аврелий сказал: если не можете изменить обстоятельства, измените отношение к ним.
       - Значит, если вы попали в компанию людоедов, то поищите в людоедстве положительную сторону.
       - А зачем примеряться к исключительной ситуации?
       - А это логический прием: для опровержения тезиса показывают его следствия.
       - Ну и как жить в обществе людоедов?
       - Минуя альтернативу (приспособление - конфронтация), избрать третий путь: незаметно уйти. В искусстве третий путь называется башней из слоновой кости.
       - Кого вы назовете самым выдающимся человеком на свете?
       - Леонардо да Винчи.
       - А за пределами искусства и науки, например, в политике?
       - В политике? Я лучше скажу, кому симпатизирую: Периклу, Томасу Джефферсону и Аврааму Линкольну. Хотя, конечно, были люди и более талантливые, такие как Цезарь и Наполеон.
       - А в русской истории?
       - Екатерине Великой. Она не лицемерила, когда сказала Потемкину: "Я никогда ничьим тираном не была".
       - А в современной России?
       - Никому. Я уже сказал: природа отдыхает.
       - Ваше мнение о демократии?
       - На Западе она сложилась в борьбе за естественные человеческие права. Но маятник кАчнулся слишком далеко, и для Запада, а тем более для России, полезны ограничения, связанные с образовательными стандартами, отсутствием криминального прошлого и пр. И, конечно, демократия желательна не везде и не всегда. Например, в России начала ХХ в. только правление более разумного и либерального, чем Николай II, императора могло бы (да и то еще неизвестно) не раскачать лодку до состояния гражданской войны. Между тем Николай II фактически был союзником Ленина.
       - А ваше мнение о Ленине?
       - Гений политической тактики. Человек одной цели, влекомый к ней моралью русских революционеров-народников и близкий им по интересам и образу жизни. Превосходя в политике современников, он уступал по яркости таланта и литературным достоинствам работ своим учителям - Марксу и Энгельсу. Вопреки мнению Горького был не чужд крайней жестокости (один из примеров - судьба дочерей Николая II). Возможно, его подвела характерная для многих черта - судить о других по себе: он верил в российский пролетариат, не всегда учитывая его отличий от пуритан времен Кромвеля и "Мэйфлауера". До революции он полагал, что всеобщее планирование эффективнее конкуренции (для экономиста - рискованный и требующий доказательства тезис). Он оказал наиболее сильное влияние на историю ХХ века.
       - Вы упоминали о вашем отношении к Сталину. Вы продолжаете ему симпатизировать?
       - Трудно симпатизировать тигру, даже если он гениален. Наиболее точная характеристика принадлежит Черчиллю - в его речи на заседании палаты лордов, посвященной 80-летию со дня рождения Сталина (1959 г.). Эта речь опубликована в энциклопедии "Британика" и ряде русских изданий.
       - Что бы вы отнесли к наивысшим достижениям мысли?
       - Философию Гераклита, этику Иисуса Христа, общую теорию относительности.
       - А высшие достижения в литературе?
       -По глубине и масштабу содержания - Экклезиаст, "Гамлет", "Фауст", "Пер Гюнт".
       - В искусстве?
       - В живописи - "Сикстинская мадонна", а в скульптуре - композиция "Ночь" и "День" Микеланджело. Нельзя не сказать о "Вечной весне" Родена и "Рождении Венеры" Боттичелли. В киноискусстве - Феллини и "Красная пустыня" Антониони.
       - Вы забыли об архитектуре и музыке.
       - Об архитектуре не берусь судить; из того, что я видел - Дворцовая площадь в Ленинграде. А в музыке, как и в мировой поэзии, немало абсолютных вершин. Например, траурный марш из "Гибели богов", "Туонельский лебедь", "Болеро" Равеля, фортепианные сонаты Бетховена.
       - Но всё это - высокая классика. А ваше мнение о поп-искусстве?
       - Лучшее из популярных жанров со временем становится классикой, например, лучшее в джазе или научной фантастике.
       - Вы любите театр?
       - Драматический? Нет. Лучше прочитать пьесу. Это дает волю воображению. Это относится и к исполнению классической музыки. Коллективное восприятие - дань традиции. Лучше без свидетелей слушать качественные записи.
       - А спортивные соревнования?
       - Это другое дело. В драматическом спектакле почти всё заранее известно, а спортивная пьеса пишется на глазах у зрителей. Сюжет, построенный на состязании, до предела усиливает интерес, и коллективное восприятие здесь более чем уместно. И еще. Такие виды спорта как фигурное катание, художественная гимнастика, спортивные танцы, фристайл могут быть одновременно отнесены к искусству. На мой взгляд, они перекликаются с классическим балетом и более интересны, чем попытки осовременить балет.
       - Для вас кто-нибудь в жизни был примером?
       - Нет.
       - А из литературных и киногероев?
       - Тоже.
       - Следует ли из этого, что вы хорошего мнения о себе?
       - Быть плохого мнения о себе - последнее дело. Комплексы разрушают жизнь.
       - Как вы относитесь к чудесам, потустороннему миру, мировому разуму, теософии? Магия, ясновидение, мистика, связь с космосом, астральные тела, тайны Тибета, атланты, пришельцы, астрология, нумерология и т.д. Я уже не говорю о снежном человеке.
       - Еще Ландау сказал, что величайшим триумфом разума является возможность понять то, что невозможно вообразить. А всё, о чем вы сказали, можно представить. И отношусь к этому я без особого интереса, хотя отдельные явления, такие как полтергейст, заслуживают тщательного исследования.
       На фоне реалий, открытых и изучаемых, чудеса бледнеют. Это относится к эволюции Вселенной и строению вещества, кваркам и нейтрино, космическому вакууму и черным дырам, течению времени и предполагаемым космическим струнам. Всё это фантастичнее мистики и магии. Но для понимания этого нужен определенный уровень интеллекта и знаний.
       А теперь два слова в оправдание мистики. Неприятие смерти на уровне подсознания неистребимо влечет к мистическому. Подсознание изменится, когда научатся управлять биологическим временем за счет изменений генетического кода. На практике это будет равносильно квазибессмертию.
       - Когда же это случится?
       - Ждать недолго, хотя мы с вами не доживем. Насколько я могу судить - от 50 до 300 лет.
       - Вы бы хотели жить в это время?
       - А вы нет?
       - И сколько бы вы пожелали прожить?
       - Понятия не имею. Думаю, одного-двух тысячелетий было бы достаточно.
       - А не слишком ли много?
       - Да нет. По Библии Адам жил 930 лет, а Мафусаил 969. Если столь авторитетный источник не видит в этом ничего особенного, то я не оригинален.
       - Шутить изволите, как сказали бы в XIX веке.
       - Ну что вы.
       - А почему вы уверены, что будущее у землян есть? Им угрожают наркотики, СПИД, деградация природы, губительные изменения климата, истощение ресурсов, мировые конфликты.
       - Повод для оптимизма в том, что в прошлом человечество худо-бедно, но справлялось с проблемами не менее важными. Самый свежий пример - хватило ума не применять ракетно-ядерное оружие, хотя искушение, конечно, было.
       В будущем может произойти всё, что угодно, и фатальные трудности на пути решения еще неведомых нам проблем могут спутать все карты. Поэтому любому предсказанию сопутствует оговорка "при прочих равных условиях". Но в рамках этой оговорки действуют законы прошлого, а из них следует последовательность событий: научные открытия - технологические решения - рост экономики - увеличение благосостояния, улучшение качества жизни, повышение образовательного уровня - как следствие этого, смягчение нравов, менее "зверские" и более гуманные отношения между людьми.
       Можно добавить, что это не прямолинейный путь, а подчиненный гегелевской триаде (тезис - антитезис - синтез), наглядно представленной спиралью развития. Кроме того, любая абстрактная схема реализуется с неизбежными отклонениями (в рамках соотношения "необходимость - случайность"). Но, в конечном счете, эти отклонения не способны изменить направление движения.
       - Всё это прекрасно, а вот попадешь в Освенцим в результате локального отклонения от абстрактной схемы в рамках соотношения необходимость - случайность... И что тогда?
       - А вы не попадайтесь. Это единственный совет, который возможен.
       - А вы сами не попались в ловушку прогресса? Фантасты уже давно заменили людей роботами.
       - Они поспешили. Проблема в том, возможен ли искусственный разум на небиологической основе, например, на интегральных схемах. Если возможен, тогда действительно возникают проблемы с различными вариантами решений. Если невозможен, то внимание сосредоточится на генетическом коде, и здесь тоже будут проблемы, но более близкие по своей сути природе человека.
       Мой взгляд на эти вопросы - в "Кибернетике и научно-техническом прогрессе".
       - И что же там написано?
       - Чтобы не отклоняться от текста, возьмем с полки книгу. Здесь об этом целый раздел, но общий вывод такой: "Нет достаточных оснований рассматривать человека как в сущности неизменный биологический вид с определенным и маловариабельным спектром характеристик... Во все больших масштабах будет осуществляться биологическое и технологическое, сознательное и целенаправленное воздействие на человека... В конечном счете человек будущего станет все более и более отличаться по своим характеристикам от современного".
       - Значит, мои потомки будут полуроботами?
       - В настоящее время еще нет возможности проследить судьбу ваших потомков.
       - С вами не соскучишься. А о будущем общественном устройстве вы тоже подумали?
       - А здесь и думать нечего. Но давайте об этом завтра. Сегодня я бы хотел посмотреть исторический фильм.
       - Какой?
       - О Елизавете I Английской.

    VI

      
       - Вам приходилось мечтать? Ленину принадлежит мысль: без мечты человек превращается в животное.
       - А человеку не надо превращаться. Он принадлежит к отряду приматов.
       - Вы не ответили на вопрос.
       - Приходилось и довольно часто. Но это вряд ли можно назвать мечтами, скорее поиски других путей истории. Я корректировал ошибочные, на мой взгляд, действия политических деятелей и оценивал, как это могло изменить дальнейшие события.
       - И чьи ошибки вы исправляли?
       - Например, Николая II с самого начала его царствования, Наполеона в Дрездене (май 1812 г.), Горбачева с момента его прихода к власти.
       - Ну, с Николаем II все ясно. Вы уже говорили об октябристах. С Горбачевым - тоже. Более бестолковую политику трудно вообразить. А какие великие деяния вы совершили бы на месте Наполеона?
       - Напротив, это выглядело бы отступлением по всему фронту. В Дрездене, на мой взгляд, надо было отменить континентальную блокаду, объявить об уходе из Польши, центральной и северной Германии, Балкан, Испании и Португалии, ограничив влияние Франции Италией, Швейцарией, Голландией (ее присоединили к империи, но дальновиднее было дать относительную свободу) и Рейнским союзом. При этом главная цель - последовательно идти путем экономического объединения, создав для начала таможенный союз. И одновременно - дорогой постепенной либерализации, действуя в стиле генерала Франко после 1945 г. Конечно, такая политика в корне противоречила характеру Наполеона, но она изменила бы историю Европы, а в глазах потомков его авторитет вырос бы до небес.
       Одновременно Наполеон мог сделать ряд шагов, которые больше отвечали его характеру и также изменили бы историю. Важнейший из них - объявление крестового похода с целью уничтожения Османской империи. Тем более что у Дрездена стояла первоклассная армия, и распускать ее не стоило. Война с Турцией полностью примиряла Наполеона с Александром, которому по мере участия русских войск в походе можно было передать из турецких территорий всё, что он хочет (т.е. не только проливы). При этом не следовало опасаться чрезмерного усиления России - она получала разноплеменные земли. Себе можно было оставить Египет, а всё остальное предоставить на усмотрение союзников (пусть делят и ссорятся). Тесный союз с Россией способствовал бы миру с Англией. Признательность итальянцев можно было заслужить объединением Италии, где папская область была бы автономной. Экономическая интеграция с Рейнским союзом, возможно, навсегда отдалила бы его от будущей объединенной Германии, что умерило бы ее агрессивность. Короче говоря, выиграл бы только Париж: экономическое развитие "малой Западной Европы" под эгидой Франции ускорилось бы за счет расширения внутреннего рынка. Торжественный въезд Наполеона в Константинополь заставил бы мир забыть об уступках (фактически мнимых), сделанных Францией.
       - Да, это лучше пребывания на острове Святая Елена. А на вас лично распространялись ваши "фэнтези"?
       - Очень редко, но они были совершенно несбыточными. Например, пожелания самому себе невероятных способностей и больших денег.
       - А вот это интересно. Что бы вы сделали с большими деньгами?
       - Частично потратил бы по собственному усмотрению, а частично - на "общее благо".
       - Какое именно?
       - Например, учредил бы дюжину новых нобелевских премий, охватив ими все области культуры - от музыки до изобретательства. Многократно увеличил бы размеры премий. Создал клуб нобелевских лауреатов с двумя целями: оценка клубом различных событий и финансирование инициатив и собственных проектов. Если бы клуб распоряжался крупнейшим в мире фондом (сотни миллиардов долларов), то приобрел бы влияние, сопоставимое с организациями уровня ООН, НАТО и МВФ.
       - Сотни миллиардов долларов? Это уже наполеоновский размах.
       - А зачем мечтать по мелочам? На мой взгляд, люди, формирующие культуру, должны иметь возможность влиять на общественное развитие.
       - О развитии общества мы собирались поговорить вчера. В каком направлении, по-вашему, оно будет идти?
       - Чтобы ответить, начнем издалека. В XXI веке существуют три общественно-политических направления: национальное, либеральное и социалистическое. Национальное ставит во главу угла самобытность культуры и традиционные ценности. Оно существует в мягкой форме (консервативной), более жесткой (националистической) и предельно жесткой (такой как исламский фундаментализм). Либеральное полагает высшими ценностями свободу, индивидуальное развитие и гражданские права, а для роли государства использует образ ночного сторожа. Социалистическое отдает предпочтение равенству и экономическим правам; его основные ветви представлены социалистическими и коммунистическими партиями. На практике эти направления реализуются в менее четких формах с частичным заимствованием друг у друга. Вопрос о будущем - какое из направлений возобладает.
       - Но одна из линий развития - социалистическая - потерпела тотальное поражение.
       - Это не так. Речь идет только о социализме коммунистических партий, причем поучительно разобраться в причине поражения. Я вижу ее в том, что в истории нельзя одновременно и долго идти вперед и назад. Обязательно споткнешься. Преобразования в СССР сочетались с отрицанием гражданских ценностей, приобретение которых было достижением XIX столетия: свободы слова, печати и парламентских дебатов, свободы ассоциаций, свободы от обязательной идеологии (в условиях XVIII - XIX веков - от религиозной) и т.д. Тем не менее, эффективность пути, избранного СССР, была продемонстрирована в ходе индустриализации, Второй мировой войны и в дальнейшие 10-15 лет. Но затем, по мере перехода от индустриального общества к постиндустриальному (информационному), ситуация стала ухудшаться. Сказались растущие трудности централизованного управления все более сложной экономикой и бесконтрольность высшего руководства ("качество управления" страной зависело от личных качеств очередного генерального секретаря партии). Поэтому в XXI веке радикальная коммунистическая политика не имеет шансов. Но, как сказал Иоанн Павел II, " в марксизме и даже коммунизме имеется рациональное зерно. И конечно же оно не должно потеряться или погибнуть". А оно не погибло. Оно постепенно вызревает в странах социального рыночного хозяйств, особенно в государствах Северной Европы ("шведский социализм"). Опыт Швеции свидетельствует о возможностях успешного сочетания либеральной идеи свободы и социалистической идеи равенства. Этому синтезу и принадлежит будущее.
       - А на чем основано ваше мнение?
       - На трех китах.
       - А других аргументов у вас нет?
       - А вам этот не нравится? Моя оценка основана на трех тенденциях: обобществление экономики, автоматизация, повышение образовательного уровня.
       - Желательны пояснения.
       - Извольте. К обобществлению экономики ведут различные пути. В США растет покупка акций все более широкими слоями населения, в Германии и других странах действуют законы об участи работников корпораций в их управлении, в Швеции пакеты акций бесплатно передаются профсоюзам, в Великобритании и США увеличивается число фирм, частично принадлежащих их сотрудникам. И во всех странах Запада обобществляется весьма значительная доля высоких доходов частных лиц (прогрессивное налогообложение).
       Автоматизация создает так называемые безлюдные производства. А к автоматам, роботам и компьютерам известный тезис об эксплуатации наемного труда уже не подходит.
       Информационное общество (его называют также обществом знаний) не может существовать без непрерывного повышения образовательных стандартов. Этот "кит", влияющий на результаты выборов, льет воду на мельницу социальной направленности государственной политики.
       Иными словами, постепенно, с продвижениями и отступлениями, происходит трансформация западного капитализма на социалистический лад, а с учетом расширения гражданских прав и самоуправления - на социально-либеральный лад.
       - Социльно-либеральный лад... А про ислам вы забыли?
       - Средневековье не способно одержать верх над постиндустриальной цивилизацией.
       - А вы представляете себе общество будущего?
       - Нет. Могу высказать только одно предположение. Вопреки прогнозам социалистических социологов труд не станет потребностью. Его постепенно будет замещать "игра", что больше отвечает природе живых существ. Спортивные и квазиспортивные игры, компьютерные игры, "любовная игра" и многое другое, включая путешествия и осмотр достопримечательностей, общение с меньшими братьями, "жизнь в обществе" (здесь вспоминается Екатерина Великая, которая ответила Фонвизину, что жить в обществе не значит бездельничать). Подобный стиль жизни может возобладать уже через пару столетий, когда среднемировая производительность труда на один-два порядка превысит современную.
       - А как же общество будет существовать и развиваться?
       - Ну, об этом не стоит беспокоиться. Всегда найдутся стремящиеся к лидерству и общему благу, пассионарии, трудоголики, люди, увлеченные наукой, технологией, искусством. Я говорю о большинстве.
       - В наших беседах вы говорили о своих взглядах, но не о том, какие встречи и жизненные обстоятельства, кто и что больше всего повлияли на них.
       - Пожалуй, никто и ничто.
       - Так не бывает.
       - Ну, почему же? Ведь вы спросили о живых встречах, а решающее влияние оказали виртуальные - через книги, фильмы и пр. В личных встречах взгляды лишь уточнялись, а аргументация в их пользу оттачивалась.
       - А из кого состоял круг вашего общения?
       - Как и у всех - из разных людей. Но серьезный смысл имеют встречи с людьми с выдающимся интеллектом и широким кругозором. Самыми частыми, почти ежедневными, были встречи и телефонные беседы с известным кибернетиком, энциклопедистом и философом Геллием Поваровым (1928 - 2004). По московским меркам мы были соседями, с другими своими близкими знакомыми я виделся, естественно, реже.
       - А среди них были люди, глубоко понимающие стихи?
       - Конечно. Особенно хочется сказать о близкой галиной подруге Наталье Старинской - женщине исключительно разносторонних способностей - исполнительнице и собирательнице старинных русских романсов, написавшей серию книг "Музыка для застолья", учебник "Физика для абитуриентов" и предложившей оригинальную концепцию разумной вселенной.
       - А какие виртуальные встречи произвели на вас большое впечатление?
       - Мне пришлось бы назвать десятки имен, причем правда искусства для меня более весома, чем логические построения. За исключением имеющих эстетическую ценность. Как сказал один из выдающихся авиаконструкторов, "некрасивые самолеты не летают".
       - Мне остается поблагодарить вас. За время бесед я получил больше информации, чем надеялся. Кое о чем, интересном для широкой публики, вы предпочли не говорить, а я, видя это, не спрашивал. Но это ваше право.
       - Разумеется. Наши беседы позволили мне придать более четкую форму собственным взглядам.
       - Прекрасно, что беседы были полезными и для вас. Я решил не составлять психологической характеристики. По вашим ответам ее составит читатель. Я последую вашему совету - опубликую эти интервью слово в слово.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       4
      
      
      
      
      
       64
      
      
      
      
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Апокин Игорь
  • Обновлено: 17/02/2009. 81k. Статистика.
  • Статья: Проза
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.