Lib.ru/Современная литература:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Помощь]
ГОРНАЯ МОЛИТВА
Пьеса в 3-х действиях, 6 картинах
Действующие лица
Пируза, горец — 55 лет
Маро, его жена — 50 лет
Гурам, племянник Маро — 35 лет
Элико, его жена — 30 лет
Сергей, гость с Урала — 37 лет
Черный, десантник — боевики
Действие первое
Картина первая. Гости
Высокогорное селение; подворье Пирузы, окруженное скалами; панорама гор справа (за кулисами и из зрительного зала не просматривается); в горы от подворья уходят две тропы, верхняя и нижняя. Ночь, тишина, далеко внизу прозвучали выстрелы (очередь и одиночные), лай собак, пауза тишины и нарождается странный, источаемый горами звук, словно потревожен какой-то нерв; звук затихает; ночь на исходе.
Светает, открывается подворье: стена дома с дверью, навес, ограда, камни, у стены рога тура, утварь. На крайнем камне сидит Сергей с планшетом в руках, взгляд его устремлён в сторону невидимой горной панорамы; рассвет прохладен, и Сергей сидит скукожившись, неотрывно смотрит на горы, но лицо его ничего не выражает, он тихо напевает (на мотив «Сулико»)... где же ты моя Тебуло-о-о. Из-за дома появляется Маро с полным подойником в руке, увидев Сергея, останавливается, бормочет (как бы про себя).
Маро. Вах-х-х, опять не спит, я ещё коров не выгнала, а он на камне, (и уже громче) Се-е-ергий! си-и-идишь совсем один, как сирота бездомный.
Сергей. Доброе утро, Маро, сижу, да опять напрасно (поворачивается к Маро), не появилась Тебуло, прячется в тучах всю ночь, не соизволит явиться хотя бы на пяток минут, застенчивая она у вас дама, ваша Тебуло, словно невеста.
(Сергей встаёт, разминает тело, зевает). Застенчивая и капризная, как невеста в старину.
Маро. Э, какая она там невеста, старая дева она, вот и прячется от нас, да и никто не смотрит на неё (несет подойник к стене и ставит его на лавку); а я смотрела, когда Нузгар дом был и к Тебуло на охоту ходил, и я смотрела, что там: солнышко или тучи, а теперь Нузгара нет, я и не смотрю...
В дверях появляется Пируза, почесывает голову, нахлобучивает на неё мятую панаму и громко и решительно приветствует: «Добрый утр-р-р!»
Сергей, внимательно наклонив голову, рассматривает Пирузу и только потом тихо произносит: «Доброе утро, Пируза, доброе утро (пауза), как спалось?»
Пируза. Как спал? Не знаю, как спал; ничего не видел, ничего не слышал, спал как дохлый...
Сергей встаёт, планшет оставляет на камне, подходит к Пирузе.
Сергей. И стрельбу не слышал?
Пируза смотрит на Сергея, молчит; потом кивает головой и говорит: «Слышал».
Сергей. (Уже не гляда на Пирузу, а что-то пальцем ковыряя в стенке). А потом чуть позже что-нибудь ещё слышал?
Пируза. Собаки гавкали...
Сергей. Нет, после собак, когда уже тихо стало, ну после... слышал?
Пируза. Нет, не слышал, ничего больше не слышал.
Сергей. (Обращаясь к Маро, тревожно слушающей их разговор). А ты, Маро, после лая собак что-нибудь слышала?
Маро. Корова встала, у неё одна нога болит, она то лежит, то встаёт, то мычит маленько.
Сергей. Нет, не корова, мычало что-то иное, потревоженное выстрелами.
Сергей возвращается к камню, садится, берет планшет, задумывается, открывает планшет и начинает рисовать рога тура с утварью. Пируза садится на порожек и начинает крутить цигарку из собственного табака, спрашивает Сергея «Тебуло видел?», Сергей отрицательно машет головой. Маро подходит к Пирузе, садится рядом на лавку.
Маро (вздохнув всем телом). Я боюсь за Гурама.
Пируза молчит, крутит цигарку.
Маро. Стреляли на тропе?
Пируза. Какая ночью тропа, кто ночью пойдет по ней? какой-нибудь сумасшедший? но не Гурам.
Маро. Может и Нузгар с ним идет...
Пируза молча качает головой, не верит.
Маро (Сергею). Се-е-ергий, а Нузгар бумажку, на которой ты его прошлый год нарисовал, унес с собой...
Сергей молчит, рисует.
Маро (Пирузе). Пируза, Гурам скоро придёт?
Пируза. Скоро, иди готовь мацони.
Маро уходит в дом. Пируза подходит к Сергею, курит, смотрит, как он рисует.
Сергей. Когда я шёл к вам, так не стреляли; вооруженных людей я видел, но без стрельбы...
Пируза. Ты рисуй, а ба-бах не слушай, ты у нас гость, а когда гость в доме, не стреляют, грех-х-х...
Сергей. Пируза, стреляли из-за Гурама?
Пируза (молчит и потом). Думаю, так.
Появляется Маро, несёт в кружке мацони.
Маро. Сергий, попробуй мацони. Гурам вот-вот появится, а он мацони любит.
Сергей пьёт и от удовольствия мычит.
Маро. Пируза, почему из-за Гурама стреляли? Он мирный, он ученый, он траву и цветы собирает (и Сергею) Сергий, он тебя тоже знает, спрашивал Пирузу и Нузгара про тебя, а цветы и трава у него и тут есть, он их по научному называет, не помню только как.
Пируза. Гы-ыр-бы-рый.
Сергей. Правильно, Пируза, гер-барий.
Маро. А жена у Гурама, Элико, тоже ученая, только по музыке, на пианине играет как артистка.
Пируза. Бам-бам-бам-блям.
Маро. Когда Элико с Гурамом к нам приходят, на другой день она на пианине играть хочет, а его нет, разве сюда его притащишь.
Пируза. Ага, затащить пианино коровам на крышу, Элико играет, Маро корову доит и слушает, корова стоит и слушает, и молоко интересное, интересное получается.
Маро. Вах, а Пируза тоже слушает и смотрит на дом соседа, дымит — не дымит, варится арака или луди, ага, варится и потопал Пируза к соседу.
Пируза. Бам-бам-бам-бам-блям-м-м.
Маро. Попроси у Гурама, пусть отпустит Нузгара до осени, голодный он там, ты же знаешь, хлеба у них внизу совсем нет (пауза) и косить скоро надо, что, один будешь косить?
Пируза. Я попрошу Гурама, а Гурам попросит у меня последних бычков и косить траву тогда не надо. (Пауза) Он твой племянник, ты первая его спросишь и попросишь за сына.
Маро (тихо, себе). Нузгарчик мой, Нузгарчик, приди к своей маме, посмотри на неё, ничего не говори, только посмотри, я тебе твоих любимых лепешек напеку, сыр у меня в это лето хороший, а, Пируза? сыр лучше чем прошлое лето?
Пируза молча кивает головой: да, лучше.
Маро (Сергею). Сергий, ты тоже потом спроси у Гурама про Нузгара, может он тебе ещё что-нибудь про него скажет...
Молчание. Маро берёт подойник и уходит.
Пируза. Сергей, Гурам придёт не один, но ты Гурама про тех ничего не спрашивай.
Пируза встаёт, берёт топор и веревку и уходит по верхней тропе. Сергей рисует, увлекся... На нижней тропе появляются четверо: это Гурам, Элико и двое боевиков, вооруженных «калашниками». Мужчины несут тяжелые сумки. Гурам и Элико входят во двор, боевики остаются за оградой, озираются, оружие наизготовке. Гурам приближается к Сергею и негромко говорит: «Здравствуйте, гость с Урала». Сергей вздрагивает, напряженно поднимается, подаёт руку: «Здравствуйте, если не ошибаюсь, Гурам».
Гурам. Не ошибаетесь, это я и мои спутники. Знакомьтесь, Эля, моя жена. (Элико с усталой улыбкой кивков головы здоровается с Сергеем, он отвечает ей тем же), а те мои коллеги, боевые, могу добавить... (и совсем тихо), знакомиться с ними необязательно.
Сергей растерянно стоит перед Гурамом, и тот, дабы снять напряжение, спрашивает его.
Гурам. А где хозяева, Пируза, Маро?
Из-за дома появляется Маро.
Маро. Тут я, Гурам, тут. Вах, и Элико с тобой?
Обнимает и целует Элико, с надеждой заглядывает ей в глаза. Гурам подходит к Маро, слегка обнимает её.
Гурам. Мама наказывала обнять тебя и что-то передать. Эля, где у нас мамина посылка?
Элико (вытаскивая из сумки небольшой пакет). Это лекарства, тётя Маро, которые ты просила, с трудом достали.
Гурам (Сергею). Живут здесь среди лекарств, самых чистых и свежих, каждый цветок, каждая травка целительна, а просят достать городские пилюли, (пауза) парадоксы цивилизации.
Сергей (всё ещё растерянно улыбаясь). А кто виноват?
Гурам. Вопрос в лоб, и мы с вами вместе поищем на него ответ.
Гурам, как бы ненароком, заглядывает в рисунок Сергея, но смотрит серьезно, слегка прищурившись, молча, а сам спрашивает Маро.
Гурам. Тётя, а Пируза где?
Маро. За дровами ушёл, скоро вернется. Гурам, Элико, заходите с гостями в дом, я мацони приготовила, Сергий говорит, хороший получился.
Гурам. Спасибо, Маро, спасибо, угости первой Элю, мы после.
Маро и Элико уходит в дом. Сергей с планшетом уходит вниз к реке. На дворе остаются Гурам и боевики.
Гурам (Черному). Действуем как договорились; я остаюсь здесь и буду разбираться с Пирузой, вы поднимаетесь в верхнее селение; думаю тот, к кому вы идёте, уже там и ждёт вас, оружие передаёте только ему, дотемна постарайтесь вернуться; да, и никаких акций, главное почувствовать ситуацию, настроение людей, разбираться будем потом, помните, лучшей базы для наших сил, чем эти горы, нет, и очень важно — ничего не испортить... (и тише) следи за тем (кивает на Десантника), чтоб не сорвался...
Черный и десантник уходят, появляются Маро и Элико, смотрят вслед уходящим, Маро подаёт Гураму кружку с мацони.
Маро. Гурамчик, выпей мацони, Элико его похвалила.
Элико с полотенцем в руках уходит вниз, куда ушёл Сергей, к потоку.
Гурам. Эля, у реки будь осторожней, не оступись...
Элико машет ему рукой. Гурам с шутливой торжественностью принимает кружку от Маро, чокается с кем-то невидимым в воздухе и пьёт. Маро, слегка сутулясь, с ожиданием смотрит, как Гурам пьёт; тот изобразив свирепость, одним глазом глядит на Маро, и та начинает тревожиться, а Гурам допивает, «Ух-х-х!», улыбается, но Маро в тревоге и ожидании...
Гурам. Не волнуйтесь, тётя, ну не волнуйтесь, всё в порядке. Нузгар жив и здоров, и он уже не мальчик, а мужчина, воин, знаю, что ты хочешь спросить, не мог я взять его с собой, ну не мог, тётя, не мог, он там нужен, можешь им гордиться, он хороший воин, и его у нас уважают.
Маро. Элико говорит, что он совсем худой и невеселый.
Гурам. Эля — женщина, да и Нузгара она видит редко, поэтому слушай меня, а не Элю.
Маро. Гурам, а у вас там много стреляют?
В этот момент появляется Пируза, и он слышал вопрос Маро, остановился, ждёт ответа Гурами.
Гурам (не видя Пирузы). Когда как, тётя, иногда приходится пострелять, а иногда совсем не стреляем, отдыхаем, загораем, фрукты кушаем, хлеба не хватает, налегаем на витамины, поэтому Нузгар похудел, но красавцем стал, девушки в него подряд влюбляются (Маро смахивает слезу), отвоюем, свадьбу играть будем, так что всё в порядке, Маро, сильно не переживай, чуть-чуть можно... (увидел Пирузу), привет, Пируза.
Пируза подходит, молча пожимает руку Гураму.
Гурам. Твой заказ, Пируза, выполнил, привёз хорошего вина для твоего гостя, а где он кстати (оглядывается)?
Пируза. Наверное, рисовать ушёл.
Гурам. А что он рисует?
Пируза. Всё: гору, дом, ишака, кувшины, меня рисует.
Маро. А утром всё Тебуло хочет нарисовать и никак не получается, прячется от него Тебуло; я корову дою, а он сидит и ждёт, и ждёт, а Тебуло нет, а он ждёт, никак Тебуло ему не кажется.
Гурам. Любопытно. Надо помочь ему с Тебуло. Маро, нам с Пирузой поговорить надо.
Маро уходит.
Пируза. Как там Нузгар? Достается ему?
Гурам. Не больше чем другим, но скажу тебе правду, война ему не по душе, и поэтому ему тяжелее чем другим.
Пируза. А тебе она по душе? С кем воюем? Друг с другом воюем, сами с собой воюем!
Гурам. Спокойно, Пируза, спокойно. Не мы с тобой её начинали, эту драку, но заканчивать придётся нам; я боюсь, война поднимется сюда. (Пауза) Ты говорил с селянами? Нужен скот, Пируза, бычки нужны, бараны, за «калашникова» просят бычка или десять баранов. Нужен скот, с оружием у нас туго, мы несём потери, в том числе и в оружии. Как селяне?
Пируза. Люди не понимают вашей войны.
Гурам. Нашей, Пируза, нашей.
Пируза. Нет вашей, мы здесь её не хотели и не хотим.
Гурам. Пируза, извини, но хватит, давай не будем об этом, повторяю: не мы с тобой начинали эту заваруху, не мы, но нам от неё никуда не скрыться, она докатилась до твоих гор, слышал ночную стрельбу? Нужно оружие, Пируза, для этого нужно мясо; и меня послали ускорить перегон скота через перевал, и на всё это у меня два-три дня.
Пируза. Элико-то зачем с собой взял, женщине-то зачем крутиться в ваших делах?
Гурам. Эля боится оставаться в городе одна, а потом она соскучилась по вас, она любит тебя, Маро, ваше селение, Тебуло любит, ну вот и повод поговорить о Тебуло (последнее он произносит, увидев как от реки поднимается Сергей и Элико); к вечеру, Пируза, мне нужна информация, обойди селян и выясни, кто сколько скота может выделить... (Гурам встаёт, делает шаг, другой навстречу Элико и Сергею) Как вода, Эля? Пируза уходит.
Элико. Чудесная. Вся усталость исчезла, я готова снова идти куда-нибудь.
Гурам. Уж не наш ли гость предложил тебе прогуляться куда-нибудь?
Элико. Увы, гость скромен и проводить меня от реки до дома предложила ему я.
Гурам. Что ещё успел за это время наш гость?
Элико. Не ревнуй, он меня не рисовал, и о сонатах Скарлатти мы с ним не беседовали, мы говорили о Тебуло.
Гурам. Так я и думал, опять Тебуло, это становится навязчивым, если не забавным; Сергей, я предлагаю вам следующее: я знаю здесь один скальный выступ, с которого Тебуло и, именно рано утром, на рассвете, напоминает обнаженную женскую грудь, свежую, молодую...
Элико. Гурам, это что-то новое, ты меня на это место не водил.
Гурам. Эля, это же мужской кайф, зачем он замужней женщине; я думаю, Сергей со мной согласится. Сергей, где-то перед ужином мы сходим, я покажу это место, а ловить удачу вы будете уже без нас (смотрит на Элико). А пока, а пока я доверяю вам свою жену, у меня, к сожалении, дела. (Гурам с напускной строгостью смотрит на жену и наставляет) Веди себя прилично, но не позволяй гостю хандрить, договорились?
Гурам уходит вниз, вслед за Пирузой.
Элико. Мне кажется, вы не способны хандрить.
Сергей. Почему же, когда я теряю фломастер и обнаруживаю потерю в момент искушения натурой, я хандрю...
Элико. А ещё когда хандрите?
Сергей. Все остальные несуразности здесь в горах улетучиваются и чем выше, тем быстрее.
Элико. Вы так доверчивы горам. Какими вы находите горцев?
Сергей. Итальянский философ Акиле Лория, психолог, юрист и что-то ещё близкое, предлагает такую вот зависимость личности, характера, нравственности, одним словом, всей его духовной требухи, от географической высоты: на уровне моря человек есть существо коварное, ехидное, на высоте тысяча метров он более терпим, на высоте две тысячи он уже хороший человек, на трех тысячах он прекрасный человек, ну а выше он просто ангел, один из практических выводов Лориа — строить тюрьмы не ниже чем на трех тысячах метров над уровнем моря, в больших горах; вот такой рецепт по улучшению человеческой породы.
Элико. Ну и как вы, ходок в большие горы, проверили на себе эту теорию? Как оно — подниматься из ехидны в ангелы? (Смеётся)
Сергей. Вы смеётесь, но здесь на перевалах чувствуешь себя скорее дервишем чем ангелом; в теорию итальянца я не вписываюсь; но горцы, не покинувшие свои ущелья в хрущево-брежневские времена, высокопорядочные и прочные люди, тут всё по итальянцу, но тюрьмы здесь строить не следует, горы надо беречь, они, как изволили выразиться, тот же господин профессор, для вольнодумства, но не только, они для воскрешения...
Элико. Я бы хотела пойти с вами на выступ, который вам подарит Гурам.
Сергей. А давайте сами попробуем найти его, не дожидаясь Гурама.
Элико (отказно качая головой). Этого делать никак нельзя, мой муж мне этого не простит. Извините, Сергей, мне нужно разобрать свои вещи.
Элико уходит.
Сергей. Как там Пируза? Бам-бам-блямм и никаких Скарлатти.
Берёт планшет и уходит вниз.
Картина вторая. Пир
Подворье, вечер, на траве, на камнях расстелены войлок, бараньи шкуры, стоит кувшин с вином; Маро раскладывает снедь (хлеб, сыр, зелень), Пируза пробует вино, остался доволен, хмыкает, причмокивает...
Маро. Вина много, а кушать совсем ничего, просила тебя поймать курицу, я бы её с чесноком приготовила.
Пируза. Мы твою курицу попозже скушаем, прямо живую... как Сергей говорит, сшамаем, ам!
Маро. Один раз глотнул вина, а уже глупым стал, пусть гости пьют вино, а ты мацони пей...
Появляются на верхней тропе Гурам и Сергей, они возвращаются с утёса...
Гурам. Жаль, Тебуло закрыта, что-то в этом году она и вправду прячется от людей, но место, надеюсь, вам понравилось.
Пируза. Гурам, Сергей, вино давно соскучилось, ждёт гостей. Сергей, садись, где хочешь, Гурам, будь тамадой, наливай.
Гурам разливает вино по чашкам, поднимает свою.
Гурам. Пируза, ты здесь хозяин, хозяин этого дома, этой земли, этих гор, мы твои гости, и мы тебя просим, первый тост твой...
Пируза (не скрывая, что ему приятны гурамовы слова). Сергей, Гурам, вы мои гости, вы пришли ко мне из больших городов в мой бедный дом, электричества (произносит с трудом слово) нет, телевизора нет, кругом дикие горы, на горе медведь, под горой ишак, магазина, худой лавки нет, зачем вы ко мне пришли?
Гурам, ты свой, такой же горец, только в город уехал, ученым стал, а Сергей приехал из далёкого Урала, четвертый раз приехал; я вижу, он полюбил наши горы, он стал моим другом; чтобы добраться до моего дома нужно здоровье, крепкое здоровье, я хочу выпить за твоё здоровье, Сергей и твоё, Гурам.
Пьют, закусывают.
Маро (в стороне режет лук). Гурам, я не знала, что Пируза может столько много говорить; как у него здоровья хватило?
Мужчины смеются, Гурам наливает по второй.
Гурам. Я повторюсь, Сергей, но о вас я уже наслышан и мне хотелось с вами поближе познакомиться, в наших горах равнинный человек обычно не задерживается, вы — любопытное исключение, я предлагаю выпить за наше знакомство и будем здоровы.
Выпивают, закусывают.
Сергей. Гурам, почему ваша жена не присоединилась к нашему застолью? Где она?
Гурам. Застолье в горах — дело сугубо мужское, и Эля их почему-то не любит, гуляет где-нибудь у водопада, слушает музыку вод, горную баркаролу...
Сергей. Почти тост...
Гурам наливает по третьей.
Гурам (Сергею). Ваш тост.
Сергей (поднимает чашу). Можно слегка воспарить?
Гурам. Мы сидим высоко, но воспаряйте...
Сергей. Мы пьем чудесное вино, и если с этим вином подняться на горную вершину и налить его в чашу горного цветка и протянуть эту чашу к небу, то сам Создатель не устоит перед искушением и чокнется своей чашей с чашей из горного цветка, и в горах тогда разольётся покой и наступит мир; я желаю, чтобы это случилось как можно быстрее...
Гурам. Дерзкий тост, но красивый, пьём, Пируза, за мир в горах...
Выпивают, закусывают. На верхней тропе появляется Черный, подходит к Гураму, что-то тихо говорит ему, Гурам кивком головы отпускает его. Черный уходит.
Гурам. Вынужден покинуть вас, извини Пируза; Сергей, надеюсь, мы с вами ещё выпьем.
Гурам уходит.
Сергей. Пируза, а не выпить ли нам водочки из заначки.
Пируза. Давай, Сергей, из заначки, давай...
Сергей достаёт из-под камня бутылку водки, которую он припрятал в предвкушении застолья, открывает водку, разливает.
Сергей. Пируза, давай выпьем на брудершафт.
Пируза. Это как, по-немецки что ли?
Сергей. Нет, вот давай твою руку, нет, другую, в которой водка.
Помогает Пирузе сомкнуть руки, Пируза путается, не знает из какой чаши пить, тянется губами то к своей, то к Сергеевой; Маро смотрит на них, смеётся. Выпили, обнялись.
Сергей. Пируза, а почему мы Черному не предложили выпить?
Пируза. Правильно ты его назвал. Гурам не велел, пусть, говорит, из родников пьют, чистую, прохладную, с гор водопадную...
Сергей. У тебя с ними проблемы?
Пируза. Не спрашивай, Сергей, про это наши и чертовы дела, не спрашивай, давай ещё выпьем на этот самый бру-бру-брушафыт.
Сергей (смеётся). На брудершафт, Пируза, пьют один раз.
Пируза. Тогда за что выпьем?
Сергей. Я хочу выпить за Тебуло, скрывается она от меня, я выпью за тот рассвет, когда она явится мне...
Пируза. Никуда Тебуло не убежит, ну давай выпьем.
Пьют.
Пируза. А ещё лучше спроси про Тебуло у моего ишака, он к ней всегда рано утром ходит...
Сергей. Зачем? Он что у тебя альпинист, восходитель?
Пируза. Нет, у него там ишачиха живёт, подружка его, на неё он и восходит.
Сергей. А, горный секс...
Пируза. А это как выпивают?
Сергей. Что выпивают?
Пируза. Ну, этот секыс.
Сергей. Это, Пируза, не выпивают, секс — это когда ишак восходит на ишачиху.
Пируза. Вот так, да? (Пытается изобразить руками, но у него получается скорее брудершафтное... и он кричит Маро) Маро, что ты знаешь про секыс, иди сюда, покажу (комбинирует руками), Сергей, не получается у меня ишачий секыс... Маро, может ты виновата?
Маро подходит к Пирузе, нахлобучивает ему панаму на глаза и легонько толкает его; Пируза заваливается на бок и почти тут же засыпает, но, ещё лёжа, сучит ногами, пытаясь изобразить... бормочет: «бру-бру-брусекыс».
Быстро темнеет; Сергей пересаживается на камень, с которого он созерцает горы. Тишина. Сергей смотрит на полумрак, потом начинает тихо петь: «Миленький ты мой, возьми меня с собой, там в краю далеком...»
Появляется Маро, подходит к Пирузе, укрывает его бараньей шкурой и говорит: «Лежит миленький, ишака насмешил и спит», подходит к Сергею.
Маро. Сергий, песню пой и помогай Пирузе спать.
Сергей. Маро, не Сергий я, а Сергей, а Сергий был великий святой, давно-давно — в те времена, когда святых любил народ, а всякие там президенты боялись их и уважали и помощи просили, а я просто Сергей, и мне очень хорошо у вас. (Продолжает песть «Милая моя...»)
Маро уходит. Откуда-то сверху, словно материализовавшись из горы, появляется Элико, неслышно подходит к Сергею, садится за его спиной; слушает, Сергей допевает, «... там в краю далеком чужая ты мне не нужна». Замолкает. Тишина.
Элико. Вы любите петь?
Сергей молчит.
Элико. А край далекий, это где?
Сергей. Я люблю петь, но я боюсь петь, боюсь изуродовать то, что я пою. (Пауза) А край далекий... никто не знает, где он, но знают, что он есть.
Элико. Вы в горах всегда блуждаете один?
Сергей (пьяно покачивая головой и поворачиваясь к Элико). Прелестно сказано: «вы блуждаете один», да один, поэтому, вероятно, и блуждаю. (Пауза) Как там водопад? Он ещё не научился бормотать ваше имя, одной струею «эли-эли», и другою «ко-о-о, ко-о-о...»
Элико (смеясь). Нет, пока она ещё булькает как водка, когда вы её разливаете.
Сергей (дурачась). Вах-х-х, какой скучный и бесчувственный водопад, к нему пришла красивая женщина, а он... как водка... тьфу его...
Элико. А он, как вы, не замечает красивых женщин.
Сергей (продолжая дурачиться). А я, как он, и он как я... Элико, сейчас забулькают стихи: а я, как он, и он, как я... а вы прелестны и...
Элико (хохоча перебивает Сергея). Хватит, хватит, ничего у вас не получится.
Сергей. Тогда я буду молчать как Черный.
Элико. Черный? Да, Черный. Когда он молчит, я боюсь его, и мне кажется, и Гурам тогда его боится...
Сергей. Зачем вы пришли с ними, Элико, это же опасно?
Элико. Я давно не была здесь, я рвалась сюда, меня мутит от сегодняшней жизни там, внизу (пауза), а Гурам не возражал.
Сергей. Меня заинтриговали Гурам и его боевики, но я не хочу с вами говорить о них.
Элико. А о чём бы вы хотели поговорить со мной (пауза), о женщине в горах?
Сергей отрицательно качает головой.
Элико. Почему?
Сергей. Один мой хороший знакомый, тоже фанат гор, речёт: женщины и горы есть две вещи несовместимые.
Элико. За что он их так?
Сергей. Женщин?
Элико. Нет, горы.
На верхней тропе незаметно появляется Черный, он наблюдает за Элико и Сергеем, слушает их разговор, и в момент последней фразы Элико закуривает, вспыхивает огонь. Элико и Сергей смотрят на Черного, он на них; потом Черный нарочито медленно проходит в дом; Элико встаёт и тоже уходит. Сергей остаётся сидеть на камне; в глубокой тишине нарождается тот горький зуммер горного нерва; тьма накрывает мир...
Действие второе
Картина третья. Утро
То же подворье. Светает. На войлоке под одной бараньей шкурой спят Пируза и Сергей, лежат прижавшись друг к другу, холод тискает их, и каждый пытается натянуть шкуру на себя. Из дома выходит Маро, берёт с лавки подойник, но глянула на спящих и поставила подойник на землю, подходит, укрывает их второй шкурой, поправляет что-то в головах и тихо бормочет: «Один пьяный святой, другой пьяный ишак, одну шкуру никак не поделят». Берет подойник и уходит в дом. По нижней тропе приходят Гурам и Десантник (этот всё время жует резиновую жвачку). Десантник подходит к спящим, смотрит на них, вскидывает «калашникова», шутя выцеливает спящих и изображает стрельбу «тр-р-ра-а-а». Гурам тяжело смотрит на него; Десантник, нисколько не смущаясь, возвращает оружие на грудь, смотрит на Гурама и выпускает через зубы белый пузырь жвачки.
Гурам. Иди отдыхай, к вечеру нужно быть в форме.
Десантник уходит в дом. Гурам подходит к спящим, присаживается возле них на корточках, рассматривает и тихо говорит: «И мне бы так рядом лечь под баранью шкуру и уснуть». Тяжело встаёт и уходит в дом. Тихо. Слышно, как Маро доит коров, звук струи бьющей в ведро.
Просыпается Пируза, выползает из-под шкуры, словно из норы, кверху задом, в положении на четвереньках озирается, соображая, где он, потом не без усилия разглядывает соседнюю шкуру, приподнимает её, видит под ней Сергея, прикладывается к нему ухом, слушает, потом говорит «живой» и окончательно просыпается.
Появляется Маро с подйником, видит сидящего Пирузу и тоже спрашивает «живой?», Пируза ей в ответ бодро и весело:
Пируза. Добрый утр-р-р, Маро!
Маро. Кому добрый, а кому ишачить рано-рано.
Пируза. Маро, Тебуло не глядела, чистая она или тоже под бараньей шкурой?
Маро. Тебуло на вас пьяных смотреть не хочет, спит Тебуло.
Пируза. Ну тогда и Сергей пусть спит. (Пауза) Гурам пришёл?
Маро. Гурам пришёл и эти тоже; все в доме спят; одни вы как бараны на камнях спите.
Пируза. Что тебе Гурам о Нузгаре говорил?
Маро садится рядом с Пирузой.
Маро. Говорил, что совсем красивый стал, все девушки его любят, к свадьбе, говорил, готовьтесь (и улыбается и слезы вытирает).
Пируза (задумчиво, врастяжку). Богатая свадьба будет, последних бычков забирают, скоро до твоих коров доберутся.
Маро. Что ты такое говоришь, Пируза, мужчины воюют, пусть и забирают быков на войну, а женщины не воюют, и коровы пускай с ними остаются.
Пируза (в той же задумчивости). Быки воюют, а коровы не воюют... Правильно говоришь, Маро, умница ты у меня (слегка обнимает Маро, та прижимается к нему, молчит).
Маро. Пируза, а что послать Нузгару с Гурамом?
Пируза. Про еду вы с Элико догадаетесь лучше меня, а носки мои вязанные собери и все отправь, и свитера тоже, Гурам говорит, Нузгар совсем мужчина стал, мои носки и свитера ему в самый раз будут.
Молчат, сидят, о чём-то думают.
Пируза (вставая). Пойду к соседям, скажу им, куда бычков сгонять.
Маро и Пируза уходят. Из дома выходит Элико с полотенцем на плече, видит спящего Сергея, подходит, смотрит, улыбается, оглядывается, поднимает бутылку из-под водки, за камнем срывает горный цветок, вставляет его в бутылку, а из винной бутылки в цветок наливает оставшиеся капли вина... и всё это ставит возле головы Сергея, и уходит вниз к реке. Сергей просыпается, открывает глаза, смотрит на цветок в бутылке, неожиданно вспоминает и проговаривает четверостишие из Левитанского:
И сон мой всё время на грани
на крайнем отрезке пути
где дальше идти невозможно
и всё-таки надо идти.
Лежит, смотрит в небо, и вспоминает последнюю строку: «и всё-таки надо идти», встаёт, подходит к лавке, к кувшину с водой, жадно пьёт воду, берёт планшет и уходит по верхней тропе. Из дома выходит невыспавшийся Гурам, видит кувшин с водой, пьёт с него, садится на лавку, греется на солнышке. От реки приходит Элико, садится рядом с Гурамом, смотрит на него, проводит рукой по голове...
Элико. Устал, не выспался...
Гурам смотрит на Элико внимательным взглядом, словно пытается увидеть в жене что-то новое, неведомое ему.
Гурам. Я не видел тебя день, вечер, ночь, утро... Как ты тут без меня?
Элико. А как ты без меня?
Гурам. Я без тебя как камень в лавине, которая несется с горы, и он неудержимо катится вниз вместе со всеми.
Элико. Я смогу остановить этот камень.
Гурам качает головой.
Гурам. Его никто не остановит, пока не остановится всё...
Элико. Я боюсь за тебя.
Гурам берёт кувшин с водой, пьёт, смотрит на лежанку Пирузы и Сергея, видит цветок в бутылке; Элико прослеживает его взгляд; взгляд Гурама от цветка возвращается как бы по взгляду Элико к её глазам, Гурам смотрит её в глаза, возникает напряжение и Гурам возвращается к своему вопросу.
Гурам. Так как ты тут без меня?
Элико. Что тебя интересует?
Гурам. Ну, например, как ты выполнила мою просьбу удерживать гостя от хандры?
Элико. Почему бы тебе не спросить об этом гостя?
Гурам. Гость в горах лицо неприкосновенное, а наш гость к тому же натура художественная, тонкая, и спрашивать его полагается тонко, а на это у меня нет времени (пауза), мне сказали, что вы наслаждались обществом друг друга до самых звезд.
Элико. Что тебе ещё Черный сказал?
Гурам. Как-как — Черный? Гм-м-м, пожалуй в масть, у гостя глаз и язык, я вижу, поставлены неплохо. Черный... Беру в употребление эту кличку, беру.
Элико (волнуясь). Гурам, это в конце концов смешно, ты пропадаешь невесть где, тебе не до меня, я же не спрашиваю, где и как ты ночевал...
Гурам (перебивая). Благодарю, что не спрашиваешь с кем...
Элико. А обо мне пытаешься судить по словам совершенно чужих и опасных людей.
Гурам (жестко). Эля, не трогай моих людей...
Оба замолкают.
Гурам. Ну ладно, не бери в голову, в конце концов, я действительно просил тебя позаботиться о добром настроении гостя, ну а поскольку мужик он из себя ничего, то легкий флиртик был неизбежен и может быть даже полезен (пауза) для тебя...
Элико. Гурам, тебе не кажется, что начинает попахивать пошлостью?
Гурам. Ничего страшного, пошлость что-то вроде специи к удачно сготовленному блюду, а флирт я тебе советую омузыкалить, но в пределах, скажем, фортепианного этюда, можно даже р-р-революционный этюд сыграть, как он там у Шопена? (Пытается пропеть) Но никаких сонатных взлётов (и уже тише, но жестче), ты слышишь меня, никаких сонат.
Элико пытается встать и уйти, Гурам удерживает её.
Гурам. На эту тему всё. Я хочу, чтобы мы ушли отсюда такими, какими пришли сюда. А всё, что тут с нами произошло или ещё произойдет, останется здесь. Горы всё спишут. А теперь иди и принеси, пожалуйста, мне мой гербарий, я соскучился по своим травам.
Элико уходит в дом. Гурам пристально смотрит на цветок в бутылке, поднимает с земли камень и швыряет его в цветок...
Картина четвёртая. Гербарий
Гурам расположился на камнях с гербарием, разбирает, рассматривает, увлёкся... появляется Сергей.
Гурам. Добрый день, мы сегодня не виделись, господин художник, где пропадали весь день? Пируза вон беспокоится за вас.
Сергей. Добрый день, Гурам. Странно, но до вашего прихода я не замечал за Пирузой позывов к беспокойству, это что-то новое. (Садится рядом с Гурамом) Позвольте, господин биолог, глянуть на ваш гербарий, только глянуть; я ничего не смыслю в травах, цветах, но люблю их рассматривать, а в последнее время и рисовать.
Гурам. Красивые существа, даже высушенные они живые, сохраняют свою целительную силу. (Пауза) Так вы говорите, до нашего прихода Пируза был за вас спокоен?
Сергей. Назовите мне вот это растение.
Гурам. Бедренец, камнеломка.
Сергей. Оно похоже на наш золотой корень, слыхали о таком горном цветке?
Гурам. Радиола розовая, суперрастение, я знаю мужчин, которым оно помогло бы решать нюансы интимной жизни, и ваши горы богаты им?
Сергей. Богаты, начиная с высоты 800 — 900 метров на каждой горе.
Гурам. Жаль, если бы мы с вами встретились в совковые годы, могли бы наладить бизнес, вы — поставщик, я — оптовый покупатель, а? Так почему Пируза беспокоится за вас после нашего приезда? Жду ответа.
Из дома выходит Элико с кружкой мацони, подаёт её Гураму, сама садится рядом.
Сергей. Не спешите, Гурам, мы обсудим и это. А вот этот цветок как звучит?
Гурам. Дескурайния Софии.
Сергей. Как?
Гурам. Дескурайния Софии, отвар из неё показан при кровохарканьи и истерических припадках.
Сергей. Однако... В наших горах я его не встречал. Где собираете эту Софию?
Гурам. На заброшенных пастбищах, в руинах селений (пауза). Детский вопрос можно? Почему вы, имея свои горы, к тому же всемирно известные, зачастили в наши?
Сергей. Наши горы древние, они невысокие, заросшие лесом, покрытые мхами, между ними и человеком как бы защитная оболочка, экран; когда я иду по нашей горе, я вижу и чувствую дерево, камень, и они заслоняют собой гору. А ваши горы молодые, рослые, обнаженные, словно атлеты первых олимпиад; энергия таких гор ничем не экранизируется, она вся, пронзая нас, уходит в космос, и когда я их рисую, я её чувствую; ваши горы, несмотря на их непомерность, я бы сказал, тонко чувствуют человека, это понимали наши великие россияне, и они тянулись в ваши горы, в них они обретали новую и в чём-то иную творческую силу.
Гурам. Роскошный комплимент нашим горам, а Эля? Браво! Ну а вы, Сергей, как я понимаю, пристраиваетесь в хвост тем великим россиянам, да? Выстраиваете традицию, и согласитесь, с нами, горцами, при этом вы не особенно соотноситесь, пристраиваетесь эдак благородно, красиво и проникаете...
Сергей. Нет, Гурам, как это ни привлекательно, но статус мой прост, я гость Пирузы, и это случилось, можно сказать, с одной стороны нечаянно, а с другой, гость — это от Бога, так кажется говорят на Востоке?
Гурам. А вы не боитесь, что всё это нечаянно может и прекратиться? (Пауза) Эля, будь умницей, позволь нам продолжить разговор тет-а-тет.
Элико молча встаёт и уходит.
Гурам. Продолжая ваш горный дифирамб, я бы задался вопросом: а насколько горы чувствуют то, что происходит в них сегодня, что грянет завтра? Когда пробирались сюда, как вы объясняли встречным своё появление в неспокойных горах?
Сергей. Так и объяснял: иду к Пирузе, к своему другу. (Пауза) Гурам, а можно недетский вопрос?
Гурам. Вы гость, и вам до всего есть дело, но спрашивайте.
Сергей. Вы биолог, ученый, и я вижу, всё это из любви к науке, к травам, к природе, и с вами могли бы прийти в горы красивые девушки, студентки с вашей кафедры, собирали бы вам цветочки, и я бы смотрел на вас и вспоминал мотивы из картинок Пуссена; а с вами пришли, мягко выражаясь, крутые мужики, с биологией у них отношения явно несложные; стреляют же, как правило, по живому. Так вы с кем, кстати как зовут ваших спутников, с ними или с наукой?
Гурам. Сергей, вам не нужно знать их имена, дайте им какие-нибудь свои клички, ну для наших бесед...
Сергей. Я уже дал, Черный и Десантник.
Гурам. Принимается, и разумеется, я с ними, а они со мной, и мы здесь, как вы догадываетесь, не для сбора трав; наука, как и любовь, укрылись в тылу...
Сергей. А есть ли он, тыл, в этих горах?
Гурам. Ну, какой-никакой есть; и всё-таки, что сегодня вас привело в наши горы, не ради же полуграмотного Пирузы, который в слове «Пуссен» скорее заподозрит что-нибудь не совсем приличное? Как вы заметили, здесь стреляют по живому, вас могли бы и подстрелить.
Сергей. Убить меня могут и там, откуда я пришёл; в нашей городской газете чуть ли не в каждом номере помещают фотографии неопознанных трупов; мы в своих городах живём скрючившись от страха, пропадают дети, убивают стариков, развращают юных, смерть низведена до точки, которую ставят, не закончив фразы; и смерть перестала быть союзницей нашей жизни, её завершением, она втиснута в абсурд... Гурам, прямой вопрос: вам приходилось стрелять в человека?
Гурам. Приходилось.
Сергей. И...
Гурам. Не знаю, я неважный стрелок, я стрелял в далекую цель, результатов не видал.
Сергей. А Нузгар?
Гурам. Нузгар, вы же знаете, здесь в этих ущельях был самый удачливый охотник, самый меткий стрелок, думаю, его пули достигали цели.
Сергей. Как он там? Как он себя чувствует в этой безумной драке? Он же умница и добрый малый...
Гурам. Я слежу за ним и стараюсь не перегружать его этой дракой.
Сергей. Вы там «авторитет»?
Появляется Элико, Сергей и Гурам её не видят.
Гурам. Если угодно, то да. (Пауза) Но и у меня к вам тот же прямой вопрос: а вы могли бы убить человека?
Сергей. Не знаю, но я задавал этот вопрос себе, когда испытывал ненависть, а я её испытывал...
Гурам. Уклончивый ответ...
Сергей. Любить — ненавидеть — убить, послушайте, как об этом сказал один поэт:
Снег навалил, всё затихает, глохнет,
Пустынный тянется вдоль переулка дом,
Вот человек идёт, пырну его ножом,
К забору прислонится и не охнет,
Потом опустится и ляжет вниз лицом.
И ветерка дыханье снеговое,
И вечера чуть уловимый дым,
Предвестники вечернего покоя
Спокойно так закружатся под ним.
А люди черными сбегутся муравьями
Из улиц, со дворов и встанут между нами,
И будут спрашивать: за что и как убил?
И не поймет никто, как я его любил...
Гурам. Что-то здесь не стыкуется, действие не стыкуется с желанием...
Сергей. Я допустил одну вольность: читаю «пырну», а у поэта «пырнуть», неопределённая форма.