Lib.ru/Современная:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Помощь]
Сергей Арутюнов
Этюды черни
Восьмая книга стихов (2011-2012)
***
Будет, как задумал, - треск жаровни,
Шёпот камня, шелест коньяка.
Навалило за ночь аж по брови.
Подремли и ты у камелька.
Каждый глуп. Овечьими гуртами
Ходим, блеем, только смысла - ноль,
Если звук сгущается в гортани
Небольшой, незначимый, с ладонь.
Неужели этого довольно
Для букашек, пташек и скота?
Жизнь проста, мила и кнутобойна,
А за ней и вовсе пустота,
Ночь, декабрь, звезда в небесном гроте,
Шаг за шагом в угол от угла.
С Господом на "вы", скажу - сокройте
Луч святой, сжигающий дотла.
***
Следами спутными, тележными,
Что никуда вести не могут,
Мотались вестники с депешами
И попадали прямо в омут.
И мне хотелось быть усидчивым:
Когда-то в юности пустяшной
Судьба скребла по мне мизинчиком,
К согласью подступая с тяжбой -
Мол, отчего за мир не ратуешь,
Душа угрюмая, чужая,
На Перекоп меняешь Радонеж,
Уходишь в ночь с кибальчишами?
Что проку слать тебе эпистолу,
Когда хоть в Кеми, хоть в Джамбыле
И Карел Готт по телевизору,
И все живые.
***
Час придёт призыва знобкого,
И отседа до оттедова
Со слепого до безногого
Постоим за землю дедову.
Выйдет к нам полковник махонький,
Укоряя, зыркнет искоса:
"Всё вам хиханьки да хаханьки -
Пролетели мимо дискурса!
Мировые знаки рушатся -
Не стянуть болтами-скобами...
Пробил час. Берите ружьица
Да ступайте на исходные.
Мы согнали вас в конармию
Насмерть биться с виртуконами
За модернизац-анархию,
За торговлю сверхдоходами!"
Ай, помалкивай-помалкивай...
Что нам, кабанам да увальням?
За твоей мудрёной алгеброй
Своего не передумаем.
Знаем-знаем, как ваш паводок
Сносит мостики калиновы,
Поджигая крыши пагодок,
Молотя во все калигулы.
Сколько душ себе наплавили,
Жгли в печах, гноили заживо -
Кто из вас в дыму и пламени
Не забалтывал уставшего?
Что слова твои чумазые,
Если свет привычно теплится
Там, где над овощебазами
Свищет вольная метелица.
***
Проще базарно-сахарного петушка
Мне доставалась ломкость грядущих тягот.
Жизнь, что любила и навсегда ушла,
Знала как будто, что гибель мою оттянут.
Помнишь меня? Не забудешь нигде, ни с кем
Хлебную крошку, что вмиг со стола смахнули,
Хрусткий обломок древних геномных схем,
С месяц назад потерявший статут сынули?
Там, где на праздники резалась колбаса,
Трескались лыжи, кровати и пианина,
Ржавый туман заволакивал корпуса,
Сыпалась в стол угловатая писанина,
Исповедь века, предавшего верных слуг,
Чахлая повесть, нудная и сырая,
Перечень дат минувших, глухих разлук,
Бьющих в набат, из бездны к тебе взывая.
***
Пред судьбою не лебезя,
Говорю ей, как на духу -
Мне теперь по земле нельзя,
Только на небе отдохну.
Там не вспомнят, что салабон,
После здешних-то колобах,
Приготовят и стол, и дом,
И свечу зажгут в головах,
Чтобы сел, а потом и лёг
Дожидаться святой зари,
И шуршал в окно мотылёк,
И гнусавили кобзари.
Эту левую правоту
Мне подскажет не кривизна,
А намёк, что не пропаду
От познанья Добра и Зла.
***
Выпадая то в осадок,
То из жизни насовсем,
Я вдыхаю дивный запах
Городских экосистем.
Узнавание мгновенно:
Смрад чиновных па-де-де
От валютного обмена
До постов ГИБДД.
Верный прежнему приказу,
Обоняя, рот кривлю,
Строю мерзкую гримасу
Златоглавому Кремлю,
Разудалой коза-ностре,
Хором пилящей страну
Через огненные ноздри
Слово истины срыгну:
Что ж вас, гады, Роза Мира,
Вход отверзши гробовой,
На века не вразумила
Простодушной хромотой?
Как вам, старым образинам,
Знак не виден водяной -
Вечность пахнет керосином
И не хочет быть иной.
***
Посмотришь в окна, и дрожь охватит:
И лёд скололи, и снег смели,
И по затылку легонько гладят
Блатные духи твоей земли.
Через кварталы, узлы и пробки
О? что за ужас лететь искрясь,
Где что ни слово, по самой кромке,
И что ни дело, сплошная грязь.
И так достало трендеть часами,
А ты не ёрзай, мозгов не гробь.
Сочтёмся - лишь бы не исчезали.
Свои же люди, родная кровь.
Лучи истошны и тени сини,
Пуста заначка, но воздух свеж.
Кричи младенцем, хрипи и сипни,
Черпни сугроба, разжуй да съешь.
Как либерала и патриота
Нас непременно до дыр протрут.
Подняться в небо - пипец работа.
Подняться в небо - вот это труд.
***
"...Там били женщину кнутом"
Некрасов
Топтали душу мне вчера,
Месили жижу кровяную.
Поверенные, немчура
Дела большие провернули.
Ходили строем по душе,
То харкая, то горлопаня,
Вся шваль послов и атташе,
Их база сточно-кромовая.
Как прощелыга-обскурант
Выслуживался одичало
Российский черный маскарад,
Безродный враль и десдичадо.
Сдвигая дымную кайму,
Угрызлись ида и календа.
Лет через двадцать я пойму,
Что счастьем было только это.
Романс
Минул день сырой, до костей протёрт,
А к нему впритык ночь-изнаночка...
Минул день один - так и жизнь пройдёт,
Так и жизнь пройдёт без остаточка.
Как там будет что, упромыслится,
С чем бы мы сейчас ни граничили,
Ты пролей по мне полторы слезы,
Полторы слезы для приличия.
Полторы слезы, что легко стекут
Под ванильное порнодрочево,
Стоит вспомнить мне школу-институт,
Да армейский стыд, кроме прочего.
Столько лет прошло, все мои теперь:
Опустел наш сад, хоть шаром кати.
В нём одна печаль - избавителей,
Гордо сгинувших в тяжком рокоте.
Демократыши-демократики...
То ли сглазил кто, позавидовал -
Замогильные ваши практики
Под листком одним, да по фиговым.
Промокни платком, и не станет их,
Только мне уж не позабудется
Вонь полей ночных, кровью залитых,
Изуродованные улицы.
Что раздавлено, не поднимется.
Подавай на стол вместе с трупами
Сокровенные ваши Ибицы
И тоску души семиструнную.
От изломанной, от кривой сохи,
Наклонив калган по-над пеплами,
И заплакал бы, да глаза сухи -
Очи страстные, бельма белые.
***
Не избегать прищуров острых,
Колоться с хрустом ржавых ампул,
Когда в гортани стынет воздух,
Баулы в клетку грохнув на пол,
Поскольку в этом Конотопе
Почти как в Северной Корее:
С утра - триумф мелкооптовья,
А вечером копать коренья.
Шкворчат сердца на дребедени,
Но ты внимать ей отучайся,
А то внушат, что время - деньги,
Исчезнувшие в одночасье,
И наши ветхие скорлупки
Тем, кто полмира заграбастал,
Бесперспективны, как старухи,
Просрочены, как загранпаспорт.
Но что их бредни и трезубцы
Нам, неудачникам и плаксам,
Когда вселенные трясутся
И в полночь едут бизнес-классом.
***
Если буднями правит гладкопись,
Выходными - реванш вполсилы,
То о чём же тогда так плакались
Эти липы и те осины?
Уходили отцы охотиться,
Над холмами крутили петли -
Что же каждому не находится
Мавзолея на мокром пепле.
Что же каждому не отыщется
Ни за кадром, ни в эпизодах
То ли солнца, что в землю тычется,
То ли облака в двадцать соток.
песня
Стою на полустаночке,
Играю с ветром в салочки -
Идёт-гудёт весенняя пора.
Раскрыта, словно книжица,
Речонка еле движется -
Какая-то Ока или Пахра.
И ночь так вечно тянется,
Как на базар культяпница -
Давным-давно ей стыд глаза не жёг.
И не мычит - не телится
Драчливая метелица,
За ворот сыплет меленький снежок.
В сарай крадутся горстками
Сянганы да кампучии
Варить свой рис и ждать своих облав.
Послышь, финно-угорская?
Кипят котлы кипучие,
Хохлы с хачами юзают мэйклав.
А барскими палатами
Проносятся скабрезности -
Закалка им простецкая вредна.
Точат ножи булатные,
Хотят меня зарезати,
Да, видно, не зарежут ни хрена.
***
Кто принимал звонки, не поднимая трубки,
Тот знает наперёд, что завтра ни о чём,
На жёлтые круги накладывает руки
И голым предстаёт пред сканерным лучом:
Вот родинка в паху, обритая мошонка,
И прыщик на спине, и запах изо рта,
Но никому не жаль дрожащего мышонка:
Творец давно забил на низшие сорта.
Поспи, братан, поспи, тебе еще приснятся
И фабрики в дыму, и Брежнев с целиной,
И гегемон полей, колхозное крестьянство,
И пастухи во мгле, и выстрел целевой.
Пока была жива твоя Гиперборея,
Ты поднял белый флаг, но стал ещё черней,
Когда в последний раз тебя Программа Время
Будила и звала копать стране червей.
Теперь ты спишь в ночи, согбен, как запятая,
Не думая, как жить и чем кормить семью,
И с главной частотой частично совпадая,
До самого утра мигает ICQ.
***
Чуть свобода - и не оплошали:
По субботам, даром, что бедны,
Килограмм за семьдесят в "Ашане"
Набирают граждане еды.
Отрыгнётся им ещё неспетым,
Сытой жрачкой, купленной в кредит.
Никакой налоговый инспектор
Им красиво жить не запретит.
Забирай, никто не отнимает,
Голодухе прежней пасть порви.
Novus Ordo: фартук, минимаркет,
Пирамида, циркуль, мастерки.
Вторая песня
Ты не верь, берёзонька кудрявая,
Наклонившись над судьбой своей,
Что со зла они тебя корябали,
Эти люди с лицами свиней.
Им самим уж времечко подтикало
Вспомянуть, когда и с кем близки.
Если что и было, то по-тихому,
По-простому, дочка, по-людски.
Их весь век деникины-юденичи
Стропалили думать вдругорядь -
Нож втыкали прямо в сердце девичье
По саму наборну рукоять.
Потерпи, родная, если терпится,
Ведь не важно, хороша, плоха ль.
Не со зла тебя убили, деревце -
Ради сока, стекшего в лохань.
Песня третья
Запрягали Азию,
Хомутали бедную:
Дойка по согласию,
А не то по пендалю.
Шевелись, косматая,
Всеми козанострами,
Поделись кусманами
Нефтегазоносными.
Вышколив рутинами,
Ножкой тихо шаркали:
Но, пошла, родимая,
Коровёнка жалкая.
Взведены напраслины,
Недоимки взысканы,
Рычаги замаслены,
Да портки замызганы.
На линялой брючине
Зачерствела выпечка:
Обсосали, вздрючили -
Опустело вымечко.
Оскудели скважины
Сырьевыми струями.
Пустыни изгажены,
Капища изрублены.
С дикими коленцами
Пополам кромсается
Зимняя коллекция
"Русские красавицы",
Словно бы повздорили
В ожиданье старшего
Жернова истории,
Мелющие заживо.
***
Не вопрошай, ни кто, ни что там.
Там ничего, ничто, пойми ты:
Апрель, глядящийся тошнотным,
Автомобильные наймиты.
Но если впрямь, без утончизма, -
Горька полынная настойка,
Теплом не балует Отчизна,
Весна не радует нисколько.
Снега сошли, а хрен ли толку,
Когда в нелепых опереньях,
Детей своих кидает в топку
Ночная Русь без ног передних.
Ей снится день в сиянье белом,
Лучом простреленным, как знамя,
И сон её пребудет пеплом,
Как явь её пребудет с нами.
***
Cто лет нам, что ли, тут ковыряться?
Ужели мир нас так обаял?
А эти твари - договорятся.
Крепка порука среди бояр.
У них не то, что у мелких сошек, -
Семейный бизнес на всю страну.
Вольно клеймить им убийц усопших.
Мелите воду, а я всхрапну.
Свежо мне сено, и стойло чисто,
И словом божьим полна мошна.
А по-пустому что сволочиться?
Была удача, не обошла.
Но чтобы в грёзы не погружаться,
Мозги не зря ты себе штробил:
Не обзаведшись двойным гражданством,
Не залупайся, что гражданин.
***
Не мелькал я в телекадре -
Мозг ли слаб, тонка кишка ль,
Не вожу Тойоту-Камри,
Фокус-Форд, Ниссан-Кашкай.
Не дожав до ВикиЛикса,
Вырос я ни в Квинс, ни в Бронкс,
Правового нигилизма
Козий нак тире отброс.
То ли был я, то ли не был,
Зря бабло не прожирал,
Не врубал компьютер Apple,
Не листал порножурнал.
То ли не был, то ли был я,
Докопаться не смогли
Дырки драно-пулевые,
Годы сраные мои.
И не то что бы уродлив,
Но не слишком-то красив,
Тёмен, словно иероглиф,
Запрокинутый курсив.
То ль меня не дорастили
До росточка с каланчу,
Воспевать педерастию
Не умею, не хочу.
Прострели мою мякину,
Разлюли мою гармонь,
А не то вконец погибну,
Исчезая за кормой,
Вспенивая косолапо
Пузырящийся бурун,
Молчаливым, как салака,
Деревянным, как Перун.
***
Жуя свой хлеб, коней своих седлая,
Мы верили, что, как ни лимитируй,
Взойдёт над нами благодать земная,
Не проливаясь каплей ни единой.
А то, что вкруг неё так тесно трутся,
Посиживая в золотых тиарах,
И храбрецы, что праздновали труса,
И подлецы, что пали смертью храбрых,
Скорей копейка, нежели полтина,
И точно никакая не красава
Их участь, что за нас переплатила,
Но этим не спасла, а искромсала.
Тогда, в те дни, не нация погибла -
Сама судьба нам сопли вытирала,
И стало небо братская могила,
От сих до сих, с торчка до ветерана.
Вот почему, отпраздновав Победу,
Никто не спросит в утреннем обкоме,
Куда я мёртвых поминать поеду,
В какую степь, за облако какое.
***
Судьба меня жалела:
Пекись да индевей.
- Отец, а как же лето?
- Не до него теперь.
И словно бы тумана
Порвали тетиву -
- А как же лето, мама?
- Прости. Не дотяну.
Колышется осока,
И слышно от реки:
Лети, сынок, высоко.
Внучонка береги.
***
Пусть погода сердится,
День упит в говно,
Мне одеться смертницей -
Самое оно.
Дёшево понтуется
Купленный ревком -
Я пойду по улице
Чёрным воронком.
Адовой паломнице,
Гадок ваш колхоз:
Крокодил не ловится,
Не растёт кокос.
Грезите о Разине?
Мерьте паранджу.
Я меж вами, мразями,
Славно поброжу.
Что такие бледные?
Прекратить скулёж.
Девственными плевами
Воли не скуёшь.
Грянет революция,
Сколько ни блуди.
С вами, грехолюбцами,
Нам не по пути.
Зря, что ль, в ухо самое
Мне с утра шипит
Крещеный Усамою
Молодец-шахид,
Чтоб, согласно тактике,
Я не сплоховал,
Перемкнул контактики,
И Аллах Акбар?
***
Мне с детства памятны великие:
Всклокоченными бородами
Неслись их гневные филиппики
А-ля профессор Мавродаки.
Там был подход не чисто клановый.
Там разбирались по-пацански:
Давай, ВэЭн, давай выкладывай,
Куда ты спрятал наши цацки.
Ах, милый друг, интеллигенция!
За что мы кинуты так жёстко?
Пока ты забавлялась нэцками,
У нас повылезала шёрстка.
Когда в стране запахло жареным,
Снимали ячих и подъячих,
Скакала бодрым ты лошариком,
А мы во двор носили мячик.
Об стенку бойлерной чеканена
От автобазы до аптеки,
Та жизнь была неисчерпаема
На всевозможные оттенки,
А эта сшита гнойной придурью
Из лоскутков эпохи прежней,
Когда вели её, обритую,
По осыпям гранитных брешей.
Мастак я лучшее вычёркивать,
Цедить сквозь зубы God и Damned.
Та жизнь мечтала хоть о чём-нибудь,
А эта смысла не имеет.
***
В этой сумрачной толкотне,
Где и вера в богов - не из их числа,
Ты ли сводишь меня ко мне
Шерстяным языком язычества?
Я не ставил тебе свечу,
Потому что в горючем пламени
Сам сыграю, верней, сбренчу,
Как мне душу пекли и плавили,
Чёрным клубнем к твоим ногам
Подкачусь, шелестя обуглено,
Не обвесившись ни на грамм
Послезавтрашней дыркой бублика.
Ты - сегодня не оскудей,
Зимней мглы на меня не сваливай
В этот солнечный майский день
Над купелью моей асфальтовой.
Избавляя от непотребств,
Проштампуй мне "сдано-оплачено",
Вместо подписи, ставя крест:
К.Катани, Микеле Плачидо.
***
В хоре согласном голос мой был негромок:
Это свобода подлых, вошедших в раж.
Я избегал волнений, разрывов, кромок.
Целься вернее, мальчик, тогда шарашь.
Вар ты мой Вар! О ссученных легионах
Легче заткнуться, чем потерять кредит.
Слышишь, как дачники прутся на летний отдых,
Ветка сирени в мутном окне кряхтит?
Я отдавал предпочтенье семейным сценам,
Уличный рокот редко меня вставлял.
Мировоззренье, в общем, осталось цельным:
С памяти стружку снял годовой столяр.
Даже когда распяли за тихий шелест
Слов, обращённых к набатным колоколам,
Так и висел, напружен и толстошеист,
Мясом судьбы, рассечённым напополам.
***
Кто весь век свой вековал
Не под хвост путчисту,
Потребляет Ягуар
И клянёт Отчизну:
Мол, и флаг её поник,
И вонюча на дух -
Славься, бутовский пикник,
Царствие палаток!
Не напрасно жизнь влачат
Юкосы ЛУКОЙЛа,
В глотки загнанных волчат
Сцеживая пойло.
Нахлебались оклахом
Каменные джунгли,
Олигархским каблуком
Давлены, пожухли.
Не гаагский педофил
За окном процокал -
Турок, перс и бедуин
В сланцах и борцовках.
Пробил час мотать чалму?
Такова оферта?
Вы откуда, почему?
Не дают ответа.
Плачьте, Павел и Матфей,
За Отца и Сына:
Облик Родины моей
Гадок неизбывно.
И ничто не исцелит,
Если так нездешне
Погружаются в зенит
Солнечные стержни.
И душа изнемогла,
И с дороги скрежет,
И брюзжит ночная мгла,
И рассвет не брезжит.
***
Ласкали небо влажными ладонями,
Судачили о странностях престола
И век обозначали Anno Domini,
Рождаясь после Рождества Христова.
Мы выходили в полдень. Это значило
Земную глушь, где мельче не дробимы,
Метались искры лагеря казачьего,
Как Турбины, вращавшие турбины.
Вернулись в полночь - полыхало зарево,
Поскрипывал паркет, судьба юлила.
Так наше время было разбазарено
И стал язык раздвоен, как билингва.
И увлекаясь призрачной тематикой,
Не стали мы ни праведней, ни крепче
Над сумерками речи одихмантьевой
И вообще над сумерками речи.
В те дни, когда горели наши вотчины,
Мы небо ни о чём не попросили,
Поскольку весть несли, что вести кончены
До самой мглы. До светлой парусии.
***
Щадит меня тоска моя, покуда
Приходишь в дом и спишь, развеселившись
Тому, что дом - не стойбище якута,
Хоть сроду обходился без излишеств,
Но дом стоял по центру мирозданья,
Один-единствен в пустоте лазурной,
Корнями будней в землю прорастая
И сращивая скрытых амбразурой,
Смотрящихся так странно посторонне
Средь бедствий интерьера и ландшафта,
Листавших Гигиену и Здоровье,
Но вместо Клодта видевших клошара -
Тех самых, что о будущем пекутся,
Как будто мавзолей себе склепали
И выдавили в сердце, как якудза, -
Щадит меня тоска моя слепая.
...Когда-нибудь я умирать устану
И выживу как вид - кто знает, скоро ль
Ответить мне придётся протестанту,
К чему я избран протестантской сворой...
И я отвечу, дому поклонившись,
Не взглядом если, то двумя словами:
Без потолка до пола не унижусь.
Ты не узнаешь, как меня сломали.
***
Пока мочили, было сухо.
Здесь, на усиленном режиме,
Лишь увольняшкам и везуха:
Их патрулями не пришибли.
А будут спрашивать, ответьте,
На выслугу не упирайте,
Поглубже спрячьте ваш вивенди:
Начальству нужен операнди.
Здесь, на чиновном пилотаже,
К собранью букли пергидроля,
На три звезды пошлют и даже
Пусть на одну, зато - Героя.
Но не поможет Авиценна
Тем, чья неистовость убойна:
Не пуля красит офицера,
А у поребрика - обойма
И летний блик, что так искристо
Ложится в древние альбомы,
Где, вечно зелен, бдит С-300
И песни шахтные альтовы.
памяти NN
Он мог уже не торопиться
К своим студенческим телятам:
Светла дорога арабиста
В советском семьдесят девятом.
Змеилась надпись на дувале -
"Кто мёртв, тому не проболтаться".
В те дни за шурави давали
По акру маковых плантаций,
Поскольку в большинстве провинций
Он принял облик Азраила,
Не корча из себя провидца,
Пока плечо не раздробило.
Он знал часы, и сроки ведал,
И жизни подрезал красиво,
Пока оплавленным кюветом
Ему судьба не пригрозила.
Любые споры утихали,
Когда слетал он с гор песками,
И шоколадные дехкане
На скулы брови опускали.
Здесь ни убавить, ни прибавить:
Очерчен штыковой лопатой,
Он по себе оставил память,
Не то, что нынешняя падаль.
Над ним не смогут изолгаться
Ни жалкие подачки взводным,
Ни ржавчина звезды солдатской
Под небом выжженным и злобным.
***
То унимается, то снова
Набрасывается на стены
С лицом измученного сноба
Ошмёток рыночной системы,
Он долго воевал за правду
В своих журнальных откровеньях,
Втирая глупому собрату
Мечту о райских европеях
И прежде небывалом благе
Быть вознесённым, как феномен,
И гнить в заоблачном ГУЛАГе,
Уверив Бога, что виновен.
И ты бы мог бухим отродьем
Валяться в долбаной канаве,
Когда бы путь твой не был пройден,
Когда бы в кровь не окунали.
И с призраками не воюя,
Проходишь в комнату, садишься,
И снова снится снег в июле,
И вслед за шелестом затишье,
Ползущее, как анаконда,
Куда-то в эру Водолея,
Длиной в сто двадцать два вагона,
Прогромыхавших в отдаленье.
***
Когда киргизы и кайсаки
Ордой несметной, небывалой
Наш Москвабад возьмут под рёбра,
Запалят с четырёх сторон,
Приди по речке, по Казанке
И нас пришествием побалуй,
Повергни идольские брёвна,
Богов летучий эскадрон.
Тогда всплакнём - какая сеча!
Усы пивняцкие намокли.
Всплакнёшь и ты - какой был город...
Остался, бедный, без порток.
Покойся с миром, иноземче.
Из глаз попадали монокли.
Как был водярист он, икорнут,
И добр, как проклятый парторг.
Увы-увы! Теперь не в кассу
Ронять слова из эпитафий,
Когда наш стяг совсем тряпица,
Посулы мёртвым беднякам.
Верны зловонному миазму,
Мы оботрём кровавый кафель,
И наши горькие трюизмы
Заснимет шустрый Бетакам.
Прощай, земля: бобок не дремлет,
Но нам - по блату, напоследок -
Всего процент природной сути
Хотя бы вкратце объясни.
Прости нам этот поздний трепет:
Мы родились в бетонных склепах.
...В святое, твари, нос не суйте,
Ответит спикер Би-Би-Си.
***
Здесь, на Бронной, небо синеоко,
Теневая сторона приятна.
Я по левой, там, где синагога:
Справа слишком сложные ребята.
Там у них стоят большие джипы,
Там дела круты и вне синекдох.
Если б деньги были недвижимы,
Рассекали б на велосипедах.
Но легко налоговое тягло
Тем, чьи стёкла зря не полируйте:
Нет зеркальней Ламборжини-Дьябло,
Налитого, словно капля ртути.
Там, ублажены с ногтей до пяток,
В шмотках одноразово шикарных,
Смотрят сквозь обычных наших пьяных
Те, чьи деды числились в жиганах.
А теперь промышленные семьи
Не чужды эстетского фриланса:
Летняя веранда, воскресенье,
Сплетни, слухи, новости, финансы.
И сидят, навек неотличимы,
Проплывая сквозь июль амёбой,
Пленники наследной мертвечины,
Сумерек эпохи, скуки мёртвой.
Ни яйца в суме, ни помидора,
Тут и так заботливо готовят.
...Слева улыбается менора,
Хмурит брови грозный могендовид.
***
И мне мечталось: подрасту,
Свою пророю борозду.
Отпрыгал век мой кочетком.
Где отчий дом?
Он там, за дальней пеленой,
В узлах верёвки бельевой,
На дне фамильных сундуков.
Я сам таков.
Я там, где чавкают стада
И неба давит пустота.
Здесь ни забыться, ни уснуть.
Я понял суть.
Среди вселенских альф, омег
Непостоянен человек.
То постоял, то вышел вон.
Готов шаблон:
Откроешь бизнес на крови -
Оптимизируй, укрупни,
Продай кремлёвскому сычу,
А я смолчу.
Пока давали пису чэнс,
Исчезло время, путь исчез.
Аля-улю, гони гусей,
Иди отсель.
Купись, недорого продам.
Какая рожь тебе, братан?
Прожуй сначала лебеду.
Иду-иду.
***
Я исчерпал благие ипостаси:
Отец и муж, хозяин и рабсила.
Недолог век, но ты со мной останься.
Мы никогда не будем жить красиво.
Там, где щиты рекламные пестреют,
Нам не причмокнет дверцей старый Плимут.
В подъезде никого из нас не стрельнут,
Пока в потёмках за других не примут.
Покойся же. Бесплотными тенями
Пройдём по миру мы на три-четыре,
Поскольку в нём не брали, а теряли,
И, стало быть, до новых встреч в эфире,
Уже не синем, а каком-то сером
Для нас, так мало в жизни прорубавших,
Пути не знавших к самым высшим сферам
И не носивших шёлковых рубашек.
Любовь моя, за пухлыми томами
Сощуримся над Босхом и Бердслеем,
Как будто в этом розовом тумане
Всех дальше видим и ещё не слепнем.
***
Пройдёт и он, твой отпуск-эпизод.
Вернёшься ни светлей, ни суверенней.
За лето поглупеешь раз в пятьсот,
Язык забудешь, словно зонт в передней.
И только чувство будет сердце драть,
Что август кончен, завтра на работу.
Теперь на что бы время ни потрать,
Отписан полдень мелкому ремонту.
Но облака тебя ещё зовут
В иные земли, пахоты другие,
Туда, где нет ни фриков, ни зануд,
И связь благополучно отрубили.
Там с далью даль, а здесь за желчью желчь:
Зерну не треснуть без луча и капли,
И только чувство будет сердце жечь,
Что ни хрена мы в август не вникали.
И те, кто ради длинного рубля
Поверили, что чернь иногородня,
Забыл или не знал, что Русь родня
Лишь тем, кто ей ни в чём ещё не ровня.
***
Ляжешь тенью на мелкий гравий
Невесомей души пустой -
Аккуратнее, вечный крайний,
С мирозданием не повздорь.
За день выжмет рукой проворной,
Промурыжит за хрен в паху,
И нацедит гнилую ворвань,
Вырвав сердце на требуху,
Чтоб на мутных модельных фото,
Одинаковей воробья,
Стал ты серым, как шлак дефолта,
Чёрной копотью февраля.
И такая тоска защемит,
Что покажется горловой
Песня гибели, птичий щебет,
В синем небе над головой.
***
Пройдёт ли это с возрастом, усилится ль,
Трясусь и плачу над седым быльём,
Когда пугали "Памятью" васильевской,
Мол, всю страну кровищею польём.
О, жирный смрад хвостов и сисек заячьих,
Едва эфир брыкаться начинал...
Теперь с собой и мы из исчезающих
Народов мира, брат мой камчадал.
Нам, коренным, ни в Грецию, ни в Данию.
Молчи пред белым, гордый семинол.
Разжился каждый росчерком по табелю:
Кому строгач, кому совсем увол,
Когда предельный страх - утери паспорта! -
Пронзит кишки десницей золотой.
...С утра был дождь, и до сих пор так пасмурно,
Что хочется укрыться с головой.
И только дачный запах мокрой зелени
Над нами мреет, манит в полумглу.
В изгнанье ли, посланье ли, рассеянье,
Мы все - рушник, и служим полотну.
Шагами семимильными, гигантскими
Надорваны кудрявые мотни,
Травили нас и дустами, и газами
Но между тем домучить не могли.
Кто к нам придёт, пускай он только сунется,
Уж мы ему расскажем, что почём.
Лохов помилуй, матушка-заступница,
Перед любым жлобом и щипачём.
Лохов помилуй. Остальным обломится,
О них ещё не раз мы щебетнём,
Когда нагрянет осень-уголовница
И кликнет пидорасов с чифирём.
Песня четвёртая
Не реви, дурёха,
Не боли, раненье,
Далеко-далёко
Нет земли роднее.
Лютым воскресеньем,
Четвергом пропахшим
То окурки сеем,
То курганы пашем.
Далеко ж далече,
Колка и ранима,
Зыбится Двуречья
Голая равнина.
Кто ушёл втихую
И спасался бегством,
Пересёк дикую,
Не доставшись бесам.
Ходит он остывшим
По святым дубровам,
Виден, да не слышим
Богом белобровым.
Богом белогривым,
Пресвятым не узнан,
К снежным пелеринам
Обернулся гузном.
Ты не плачь, писюха,
Не казнись напрасно.
Далеко отсюда
Мировое братство.
Широка, торгова,
Тлея - не сгорая,
Пролегла дорога
Звёздная, сырая.
***
Сто раз, как мух, могли прихлопнуть,
Когда, стартующе пилотны,
Летели в слякотную копоть
Инопланетные биллборды,
Мусолившие фальшь-оттенок
То кож свиных, то булок ситных
Изображеньем гнусных девок
И сопряжённых с ними скидок.
Завешен кризис-мастерами,
Мир становился всё убойней,
Когда, бюджеты раздирая,
Росли тарифы монополий.
Ещё газеты выходили
С призывами "за мир" бороться,
А воротилам с водкатини
Уже мерещились банкротства,
Галдёж сирен, глухие стены,
Складские скользкие канавы,
Где камни сыры и бездетны,
А лужи гнилы и контактны.
Под свет софитов, как из бани,
Сигали с гиком богатеи,
Но мы их лично знать не знали,
И знать, признаться, не хотели.
...Сторчаться бы на полуфразе,
Забиться в шов, как мандавошка:
Мы не завидовали мрази,
Мы усмехались, как так можно,
Что всё позволено таким-то,
При жизни занесённым в списки,
А остальным - свети, агитка,
Свети, агитка, по-секстински.
И я, махнувший полстакана,
Сказать полслова не сумею,
Как наша участь бездыханна
Неотвратимостью своею.
***
Алексу Павлову
Ты помнишь возглас "атанда",
Ты не забыл ещё, сучара,
Какая музыка тогда
Непобедимая звучала?
Какой там пел аккордеон,
Лады перебирая чохом
У всех окрестных радиол,
Из приоткрытых на ночь окон,
Какая липа там цвела,
Пыля нам в лица жёлтым цветом,
Была ли этому цена?
Без мазы, по таким-то ценам.
Кто наше древо расшатал,
Портвейн ли, что так дивно липок,
Дворовый наигрыш гитар,
Наплывы кепок-шестиклинок?
Ни в недостаче, ни в лихве
Ту нашу меру не судили
Ни наши бати в галифе,
Ни наши матери в сатине.
Смолчит любой иезуит,
Когда от самого Госплана
Наш алый транспорт прозвонит
И до депо домчит бесплатно.
***
Когда родную корчила страна,
И верилось псалмам её певучим,
Что к празднику с господского стола
Под занавес хотя бы, но получим
Переходящий вымпел свистуна,
Мы, с голоду дыша едва-едва,
Святую веру не могли изгадить,
И сердцем вещим чуяли - мертва,
И вьюга выметала нам на скатерть
Те крошки, что не вымела метла.
Отщёлкали "сябры" да "песняры",
Отговорили рощи, подан рапорт,
Молчим, ни иноземны, ни земны,
Вязанками призов, почётных грамот
И вдоль, и поперёк обнесены.
Заплетены, намотаны на обод
Родной балкон, обшитый кое-как,
Мундир листвы, что синевой проколот,
Подъезда застарелый аммиак
И желтизна, крадущаяся в город.
Ужели нам с тобой не по пути,
Лучистый август пустоты осенней?
Прощай навек, издохни, пропади:
За пеплом снег, а там уже и зелень...
С чего ж ты побледнел? Бон аппети.
Полжизни небо тускло и белёсо,
Полбытия пургой заметено.
За кругом круг вращаются колёса,
И еле-еле новый день куётся.
Тепла не жди, зачем тебе тепло.
напутствие
Заедешь в город, покажись моим,
Скажи, что обжились почти как дома,
И дембель мой уже не отменим,
И деньги сразу на руки. Удобно.
А если сроки спросят, промолчи.
Пообещай, что, мол, в двадцатых числах
Отбой сыграют наши трубачи,
И заночуем на простынках чистых.
Не вздумай поминать, как по грязи,
По алой глине в гусеничных ямах
То выгребать пытались, то грести
Среди безумцев и торговцев пьяных...
Сдержи себя, не заступай за грань,
Отговорись, что завтра сильно занят.
Сплети им сказку про далёкий край,
Пусть младшая с коленей не слезает.
Танцуй, как бог, увиливай, как чёрт,
Раскладывай судьбу на три аккорда.
Так незаметно время протечёт,
И до отлёта ясная погода
Тебе в награду будет отдана
За то, что не утрачена сноровка.
...Жена тебя поймёт, одна она
Поймёт, что ты хотел сказать с порога.
***
Наш старый шкаф, трёхстворчатый, округлый,
Я помню день, когда тебя отдали,
Субботне серый, с прибордюрной крупкой,
Ещё сухой, но пахшей холодами,
Фанеры скрип. На тридцать третью зиму
Купили спальню, пробил час расстаться.
Ты был тяжёл, как будто в древесину
Ушло большое, тёмное пространство,
Чреватое послевоенной глажкой,
Надорванной и всё ж молодцеватой,
Завитой бахромой, крахмально-влажной,
Размазанной по скатерти цикадой.
...Спускались мы. С тоской неутолимой
Я нёс тебя, усталого имперца,
Прононс одеколонно-нафталинный,
Некстати открывавшуюся дверцу.
Ни пошлый всхлип, ни слово площадное
Тебя не смели вызволить обратно,
Приободрить печалью общей доли,
Где смерть одна сияла, точно правда,
И сбрасывало зеркало сырое
Приветы из алупок-феодосий,
Пошатывалось чахлое здоровье
И пристально в глаза смотрела осень,
То рассыпая по паркету мошек,
То скарабеев некогда священных,
Под хриплый бой часов давно умолкших
И скрипы рассыхающихся щепок.
***
Не мучь меня, с души усталой слезь,
Оставь её в чадящих возгораньях,
Ровесница моя, сухая смесь
Тоски осенней, заморозков ранних.
Стары меха, но в новом божоле
Не меньше щепок, мух и солидола,
Когда дороги стылое желе
Беспамятнее железобетона,
Когда болтлива даже тишина
И соловьям не внемлят палисады,
Постыла даль, поклажа тяжела,
Бедны селенья, вёрсты полосаты.
Влажна солома, уголь сыроват,
И там, где дни поджилками трясутся,
Пронизывают жалкий суррогат
И молнии, и острия трезубца.
Вперёд, скотина. Правила просты.
В таком пути последнему кретину
Поможет не испортить борозды
Вязанка дров, растёршая хребтину.
***
Где завещано мыкаться
От угла до ворот,
Жили славные выходцы
Из элитных пород.
Не сказать, чтобы конунги,
Но не масти салаг -
Вроде Мэттью МакКонахи,
Только морды с кулак.
Где метисы полячили,
На иконы блюя,
Голосили подъячие
От зари до плетня,
С пидорками салонными
Развлекались тайком
В жёлтом зале с колоннами,
Под седым потолком.
Стлались вёрсты пологие -
То Мамай, то Батый.
С торжеством биологии
Слилось время в бутыль.
Где курочилась летопись
Под раскаты глумил,
Чумкой вырвалась ненависть
Из народных глубин.
Зашкворчали-забулькали,
И на терем тесов...
Даже с наносепульками
Не унять этих псов.
Жаркой кровью облитые,
Стали отрешены...
Социальными лифтами
Не задобрить шпаны.
Если виды так солнечны,
Что ж приспущен ваш флаг,
Безобидные сволочи,
Потребители благ?
***
От волненья алыми, изумлёнными -
Вон как, мол, судьба нас взнесла хромая! -
Вытянулись в струнку мы под знамёнами
С нежно шелестящими бахромами.
Выглажены с мылом и отутюжены,
Как же мы держались молодцевато...
Лет нам было мало, не больше дюжины,
Чтоб судьба, как взрослых, отлупцевала.
Так оно и вышло, и вот мы, Господи,
Ржавые, скрипучие, зато со стажем.
Где тут госприёмка? Херачьте, коцайте.
Поперёк ни слова мы вам не скажем.
Выбриты затылки и медь надраена -
Эй, кого хороните? Не страну ли?
Сторонись, обочина! Пшла, окраина!
Над могилкой хоть бы разка стрельнули.
Загорались ярко огни вокзальные:
То хвостатый прапор, то поп в цилиндре...
Понапрасну, деточки, вы фискалили:
Распилили танки на пиццерии.
Ах вы, шашни-шашечки с террористами,
Ох, Обама-батюшка, канцлер Меркель!
Ой, ты небо-небушко сернокислое,
Серый-серый дождичек, мелкий-мелкий.
The Topos
Ау, прекрасное далёко!
Тебя так страстно опыляли
Наш "треугольник" и "нулёвка"*
С обрубленными тополями,
Качелями похмельных сварок,
Травою, ставшей грязным сеном,
Детьми с глазами перестарков
И жатвой грозной вслед за севом.
Здесь, избегая президентства,
Грызя законный оковалок,
Влачили корни расселенцы
Из деревень и коммуналок.
По небесам неслись эпохи
С кортежем пузырьков сифонных,
Полнели и пустели полки
Продмагов и комиссионок.
Летели голуби, летели.
Под звучные удары гонга
Выписывались бюллетени
На ПМЖ в Ливан и Конго.
Пока тоска не обуяла,
Тряслись, как листья на осине,
Женились под разлив баяна,
Гробы в подъезды выносили.
Позёмка стены облупила
Блевотиной в потёках сивых...
Друзей-сидельцев половина
Скользит по краю новых сидок.
Так что ж ты блеешь про успехи,
Судьбы тщеславная овечка?
Въезжают цепкие узбеки
В квартиры выбывших навечно.
Ужели впрямь они белковы,
Погрязшие в евроремонтах
Чужие крытые балконы,
Отчаяние век дремотных?
Но сколько раз я не ломался,
Не застрелюсь и не повешусь,
Поскольку та же биомасса,
И знак, и суть, и принадлежность.
________________________________________________________________
"Треугольник", "нулёвка" - обиходное название двух чертановских дворов, примыкающих к Чертановской улице и Сумскому проезду.
***
Сквозь город поганый, жилище иуд,
Где мы улыбаемся-машем,
Советские люди на небо идут
С торжественным радиомаршем.
Шаги торопливы и лица бледны.
Уже не к свершеньям и стартам
Уходят не к тёще они на блины
С чердачным заношенным скарбом.
Узлы-чемоданы с натугой несут,
А норму уже сократило...
Направо инфаркт и налево инсульт,
А прямо - убит за квартиру.
Пылают зарницы лучей ПВО,
Но ветер утихнуть не вправе,
И вот уж дорогу с холма повело,
К понтонной ведёт переправе,
Где смята, отброшена энкеведа
И крики над бездной несутся.
Они оставляют свои города,
Труды, скопидомства, безумства.
А мы остаётся, ботва, шелуха,
В земной затерявшись щетине,
В стране, что когда-то была широка,
В стране, что они защитили.
А мы остаёмся, наследство пропив,
На пашнях размером с орешек,
Покорно смотреть за восходом крапив
Над полем колосьев сгоревших.
Ответь же, товарищ, печаль утоли,
С какого такого бездомья,
Летит эта песня, что гаснет вдали,
И вновь исполняется стоя.
***
Берегли: кормили-одевали,
Запускали чёрный метроном,
За полночь стелили на диване,
Оставляли с Богом и окном.
Что они могли? Под каждой крышей
Волны горя мерны, как прибой.
Меркнет свет, и огненный, и рыжий,
Мертвенный, обугленный, кривой.
Вытянулся, словно на кукане,
Рыбий месяц, рабская звезда.
Господи, оскомина какая,
Боже, что за трата естества:
Воздух жёлт, безумием отравлен,
Словно нескончаемый ожог
От Москвы до самых до окраин,
С бледных губ до страждущих кишок.
Что ж ты бьёшься головой об угол
Стенки, где сияют хрустали
И так мирно дремлет пара кукол
На краю ничейной простыни.
Вспомяни же, как причастность блекла,
Фитилёк лампадки прикрути,
Погибая за щепотку пепла
С ладанки на высохшей груди.
***
О, кто бы с нас пылищу сдул,
Когда указом по парторгам
Нам остаётся венский стул
На крашеном полу бордовом,
И мы костяшками хрустим,
Крутя один и тот же ролик
Речных полотен и холстин,
К нулю стремящихся героик.
На шее след от хомута,
И никнет воля к изголовью,
И проступают холода
В глазах, подёрнутых золою.
Когда собаки-басмачи
Кроили саваны схоластам,
Улыбка грела нас в ночи
На ленинском лице скуластом.
Ещё бы раз, хотя б один
Сжимать в объятьях, зубоскаля,
Весь мир, что прежде тяготил,
Как школа автозаводская,
Как молоту из долота -
Благая весть, что греховодна
И форточная духота,
И ожиданье приговора.
***
Не печалься, что живём, как свиньи:
Тусклый Север в нас дыру прожёг.
Мы б себе не то ещё воздвигли,
Шарик, Бобик, Тузик и Дружок.
Мы ж не центровые, мы - южане;
Новодел, пристройка, конура.
С фикусами пыльными въезжали,
И съезжали к предкам на-ура.
Вышли родом не из тех двухсотых,
Что на яйцах колют коловрат.
Нет у нас ни пафосных высоток,
Ни колосьеносных колоннад.
Нам давно не стыдно масло маслить,
Ибо свеж и ярок наш кантон -
Выселки, уделанные насмерть
Вывесками разовых контор,
Где везде с нас тянут, хоть упейся,
Бей таджиков и роллс-ройсы жги,
Наглухо забито поднебесье,
Изжелта коричневы снежки.
Жрём дерьмо, ссыхаемся мощами,
Топчем земли, воздухи коптим,
Потому что мы с тобой мещане
И порнуха нам почти интим.
Смёрзлись души в грязные сосульки,
И ревут в заплазменном раю
Хонды, Кавасаки и Сузуки,
Вторя сну: погосту, воронью.
Это было там же, на оптовом,
В старомодном ветхом бутике:
В том, какой нам путь предуготован,
Я узнал тебя, небытие.
узникам ударных строек
Ещё не вся оборвана листва,
И лета вроде в землю не зарыли,
А мне ночами снятся поезда,
Облупленные, ржавые, сырые.
Тех давних лет не скрипнут угольки:
На старых фото жалкие "сезонки",
Зубцы осенней, пасмурной тайги
И рельсы, упиравшиеся в сопки.
Во что ты превратил их, комсомол,
Таёжных зомби, ёрников патлатых?
Кто первым лёг, свободным, как сокол,
В растоптанную глину у палаток?
На цветметалл сданы гидроузлы,
Отгрохотали кости на телегах,
И воплощённый призрак правизны
Совком клеймит героев пятилеток.
Щетинистый кадык торчит колом,
Но пройдены разряды насекомых,
Грядущее разменяно на лом
И дискотеки в клубах поселковых,
Где выцвел кумачовый агитпроп,
А за окном, целинно беспризорны,
Плетутся благодетели европ -
Рябые хиппи, пасынки промзоны.
Что скажете, старатели мерзлот,
Казённые терпилы-прозябалы,
Когда газетный морщится испод
Под "Маяка" полночные сигналы?
В Москве-то полночь, а у вас шуга,
Простои вечны, демонтаж недолог.
И вновь кашица снежная жидка,
Позёмкой достаёт под самый полог.
Киндер-сюрпризом прыщет воробей,
И берегов мозоли загрубелы,
Но в них ещё глядят из-под бровей
Почётных досок мутные пробелы.
И магистральней сводки биржевой
Скулёж о том, как были рысаками,
Времянок мёртвых задубевший вой
И нежилых бытовок рассыханье.
судьбе
Коммунальна в любой скворешне,
Никогда ты не станешь тоньше,
И меняешься только внешне,
Оставаясь по сути той же.
Под слоями дырявых мантий
Я узнаю твои изгибы,
Феодальная альфа-матерь,
Чьи сентенции так визгливы
И манера так агрессивна,
Если корчится чахлый воздух,
И лысеет к зиме резина,
И седеют глаза у взрослых.
Что ж порядок твой так незыблем
Для юнцов, стариной тряхнувших?
Жемчуга же под ноги сыплем,
Не горошины погремушек...
И с каким безусловным хрустом
Ты их колешь в чугунной ступке,
В одичалом пространстве русском
Озираясь при каждом стуке.
***
Что воском истекать в огне зимы
На тумбочках, что древле прикроватны,
Когда, златой каймой обнесены,
Ползут по небу снежные громады,
Оранжево-лиловые стада,
То бурдюкам подобные, то рыбам,
Прореживает синью пустота,
Сведённая единственным порывом -
Расслышать в ежедневной трескотне,
Средь гнусной лжи, глумления кривого
Молчанье кресел, тяжесть пресс-папье,
Отчаянье чернильного прибора,
Что помнит и про гибель отраслей,
И праздновавших тризны-сабантуи
Детей, не вырастающих взрослей,
Чем либеральных взвизгов слабоумье.
Система срыта. Дохлый кочегар
Задул котлы и спит в гробу хрустальном,
И внук его, что правду корчевал,
Мозги заклеил топовым фрустайлом.
Ему давно не дует по ногам,
И в темя не накрапывают капли,
Что, сдав чекистам дедовский наган,
Отцовский вальтер под подушку клали.
Теперь на их надгробьях пальцы гнут
Ограбленные воровским режимом
Питомцы хлама, водочных цикут,
Подавленные сном неразрешимым,
Набитые вонючей требухой,
В кирзовых патронташах из мензурок,
Сержанты Полубес и Рябоконь,
Неторопливо целящие в сумрак.
1978
Почти забыл, недавно ли, давно ль
Стою и вижу, словно бы в прогале -
Отец идёт со станции домой
Под жёлтыми фонарными кругами.
И вечер зимний тих и волоок,
И снег скрипит под лёгкими шагами.
В портфеле чертежи и "Колобок"...
Листы с мороза пальцы обжигали.
Предместье дремлет, отходя ко сну.
Рябит война со студии "Баррандов",
И бережёт народную казну
Кремлёвский караул и бой курантов.
Тогда варили сталь и хлеб пекли,
Поля искрили, колосились домны,
Но времени не вынуть из петли
И призраков не выселить из дома:
Засели в стенах вехи славных дат,
О мой застой, родимая Отчизна!
Я оказался духом слабоват,
И не сберёг тебя от палачизма
Шипучего, как аспирин УПСА,
Что детство наше сбрасывал на копья.
Прости же мне предательство отца,
И моего, и твоего покоя.