Ашкинази Леонид Александрович
Несколько этюдов про чтение

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Ашкинази Леонид Александрович (leonid2047@gmail.com)
  • Размещен: 27/12/2016, изменен: 29/12/2016. 87k. Статистика.
  • Статья: Культурология
  • Иллюстрации/приложения: 3 шт.
    •  Ваша оценка:

       Несколько этюдов про чтение
      
       ----------------------------------------------------------------------
      
       Книги -- почему и зачем: были, есть и будут
      
       Человек отличается от животного в двух отношениях:
       - он задается вопросом, чем же он отличается от животных, и
       - он умеет передавать информацию неограниченному кругу.
      
       Отличаясь от животных, он передает информацию посредством книги -- и поэтому неограниченному. Пять тысяч лет, меняя технологию за технологией, книга идет рядом с человеком, служа добру и злу, строя и разрушая, любя и ненавидя, уча и развращая. Ее пишут явно и тайно, неся правду и ложь, читают тайно и явно, любя и ненавидя, отдавая жизнь за право писать, хранить и читать. Технология сменяется технологией: глина - папирус - бумага - магнитный слой - металлическая пленка - электронная бумага - полупроводник - далее со всеми остановками. А в руке, смотрите: стило - перо - кисть - печать - магнитная головка - лазер - ток - поле и все, что можно, и что, как казалось вчера, нельзя. Или не в руке? Пишущий буквами голос, пишущая словами мысль; а потом - чувство, пишущее бегущими и сплетающимися цветными треугольниками.
      
       Книгу пишет страх смерти и желание продлиться, уверенность в избранности и призванности, невозможность держать в себе, желание славы и просто заработка. Книгу пишут, чтобы отмстить тем, кто продал и предал автора и казавшееся общим дело, чтобы отблагодарить и воздать должное учителям и родителям, чтобы напомнить о себе детям и ученикам, которые забудут.
      
       Есть ли в этой жизни что-либо, сравнимое по важности с книгой, если, желая указать на важность Интернета, многие скажут "Интернет -- это здорово: мы скачивает оттуда книжки".
      
       Этюд N 1
      
       Что мы знаем о чтении

    Страницы были покрыты цветными треугольниками величиною с ноготь. Они бежали слева направо и в обратном порядке неправильными линиями, то падая, то сплетаясь. Они менялись в очертании и цвете. Спустя несколько страниц между треугольниками появились цветные круги, меняющие форму и окраску. Треугольники стали складываться в фигуры.

    Аэлита

       Если спросить у Интернета "социология чтения", то Google укажет 260 источников, Bing -- 580. В большинстве случаев это разговоры о важности и нужности, переливание (в лучшем случае -- перекладывание) из пустого в порожнее. Делается обидно -- почему такую интересную вещь мало исследуют? Но это можно сказать по любому поводу -- человеку, всерьез чем-то интересующемуся, всегда будет казаться, что социологи недоисследовали -- по широте охвата, по глубине проникновения, по длительности наблюдения, а лучше -- по всему вместе.
      
       Чем на самом деле определяется объект исследования социологов? Да как у всех ученых -- наличием (1) оплаченных заказов, (2) грантов, выданными грантодателями, то есть фондами -- частными или распределяющими свой ломтик госбюджета и, наконец, (3) своим собственным интересом -- по мере административной и финансовой возможности. Социологи, исследующие чтение, не избалованы оплаченными заказами: книгоиздатель следит за продажами и скачиваниями и коммерческую сторону определяет сам. Тем более, что наступление технологии print on demand, печати по требованию, позволяет издателю зондировать рынок в реальных условиях, и этим данным он всегда будет доверять больше, чем полученным социологами. Конечно, это не совсем "чтение", это скорее "распространение", но книгопродавцу именно оно и интересно. Разница между ними важна для прогноза -- но так далеко он не заглядывает.
      
       Грантодатели тоже не балуют социологов - видимо, изучение чтения не представляется им достаточно интересным. Что же касается внутренних ресурсов, которыми располагают исследователи, то реальность такова -- самые крупные фирмы могут иногда попробовать сделать "всероссийское репрезентативное", все остальные используют какие-то удобные возможности, например, пристают с вопросами к беззащитным студентам или школьникам родного города. В итоге за последние годы мы имеем около двух десятков работ. Причем -- как это чаще всего и бывает в социологии -- выполненных по разным технологиям. Поэтому их результаты не могут быть сопоставлены непосредственно, количественно, в виде чисел на экране - лишь в мозгу социолога и качественно. Это что, ужас? Да, но ведь не ужас-ужас-ужас.
      
       Заметим попутно, что стадия стандартизации (не юридической, а фактической) рутинных (не инновационных) методов исследования необходима для сопоставления данных разных работ. Наука, достигшая этой стадии, за короткое время сильно расширяет свои экспериментальные возможности -- нечто вроде инфляционной стадии у космологов; да, тут есть поле для ассоциаций. Раньше всего этот процесс произошел в физике и химии. В медицине он идет сейчас, у эскулапов есть даже специальный термин "доказательная медицина", а процедуру сопоставления они называют "метаанализом". Заголовки работ зари прошлого века - типа "Об одном случае невроза навязчивости" - уходят в историю. Психологи вступили на этот тернистый путь раньше, у них есть множество стандартных тестов. Но у них, как и у социологов, проблема стандартизации измерений сопоставления включает еще одну нетривиальную проблему -- перевода: социология и психология общаются с респондентом на естественном языке. Поэтому можно сказать, что стандартизация измерений в этих случаях состоит из двух этапов -- осознания необходимости и принципиальной разработки инструментария (в психологии пройденный этап) и решения проблемы перевода. Как перевести на русский "marshal", "frat house", "privacy"? Как перевести на английский "стиляга", "наше все", "несун"?
      
       Публикации по социологии чтения можно разделить на несколько групп. Первая группа -- конкретные исследования, из них мы расскажем о трех; два выбраны потому, что они были представлены на IV Всероссийском социологическом конгрессе (Уфа, 2012; в этом году состоится пятый), третье выполнено хотя и раньше, но зато с большим охватом. Вторая группа -- это обзоры российской или зарубежной ситуации, третья -- работы, в которых делается попытка рассмотрения чтения в контексте эволюции общества. Наверное, последнее -- это и важнее, и интереснее всего, но эти работы стоят отдельной статьи.
      
       Итак, примеры конкретных исследований. В Уфе на конгрессе была представлена работа Илле М. Е. "Молодежь и чтение художественной литературы". В ней приведены результаты обследования молодежи Петербурга и сделан вывод -- по крайней мере, по данным на 2009 год меньше читать не стали. Не читают вообще худлит в разных возрастных группах 35-45%, а те, кто читает, тратят на это 7,5-9,5 часов в неделю. Многие из пишущих на тему чтения, в зависимости от того, что они хотят "доказать" себе или читателям, мусолят одну из этих цифр; а ведь понятие функции распределения есть в школьном учебнике. Так не видим ли мы здесь просто деление социума на элоев, кои по дороге на службу припадают к живительному источнику, и морлоков, которые сидят в том же вагоне и одновременно -- в соцсети? Автор пытается сравнивать свои результаты с другими исследованиями, в том числе с данными по США, но корректно сделать это без полного анализа анкет и методики невозможно. О различии психологии, о том, что за одним и тем же ответом может стоять разное фактическое содержание, уж не будем. Автор спрашивал: "Произведение художественной литературы какого автора вы прочитали последним"? "Произведение художественной литературы какого автора из прочитанных вами за последние два-три года произвело на вас наиболее сильное впечатление"? "Назовите, пожалуйста, вашего самого любимого писателя"? Все эти данные приведены в статье. Резонно полагая, что декларация одно, а дело другое, ехидный исследователь проконтролировал респондентов... так вот, про Руслана и его Людмилу респонденты знают, про братанов Карамазовых - меньше половины, а про то, что среди игрух есть "Игра в бисер" -- каждый десятый. Приводятся в статье данные по зависимостям от возраста, пола, рода занятий, даже от образования родителей! Для правильного восприятия этих данных полезно знать, что Петербург -- самый читающий город России.
      
       Вторая работа с конгресса в Уфе -- Колосова Е. А. "Чтение и читательские практики детей и подростков: сравнительный анализ". В ней приведены данные двух исследований -- всероссийского опроса 2010 года (1-4 классы) и опроса московских школьников 2011 году (5-8 классы). Вам уже видно, на каком голодном пайке сидят российские социологи?! Автор попытался разделить управляемое чтение и свободное, причем не прямым вопросом, а посредством некоторой психологической интерпретации; по его мнению, в целом любят читать и читают свободно около трети респондентов. С возрастом картина меняется, причем именно на этом отрезке -- предельно упрощая, можно сказать, что сначала доминирует чтение серьезное (для соответствующего возраста), в середине -- развлекательное, а потом обязательное и (в основном, наверное, поэтому) нелюбимое. Автор исследовал влияние на чтение наличия книг дома (у половины респондентов книг дома нет или совсем мало), откуда подростки берут книги (это сильно зависит от возраста) и откуда они о книгах узнают (это тоже, естественно, зависит от возраста, со временем роль родителей как источников информации падает, а друзей - растет; учителя являются источником информации в 16% случаев).
      
       В 2009 году ВЦИОМ провел всероссийское исследование чтения, результаты можно найти в Сети по запросу "Более трети россиян не читают книг, выяснил ВЦИОМ". Вот некоторые данные оттуда. Если в 2009 году не читали книг 27% опрошенных, то в 2014 году -- 36%. За пять лет в 3,5 раз выросло число скачивающих в Интернете -- в 2014 году так поступают 18% респондентов. Еще 15% покупают у букинистов, 7% покупают ненужные книги из-за дешевизны [поэтому в Москве столько прилавков "любая книга за 50 рублей" -- ЛА]. На покупку книги готовы потратить 1500 р. лишь 5% россиян, половина респондентов -- 200 рублей, три четверти -- именно 50 рублей. В среднем готовы заплатить максимум 361 рубль (примечание -- указание этой цифры с точностью 0,3% -- некорректность; сами авторы оценивают статистическую погрешность своих результатов как 3,4%, реально она больше).
      
       С обзорами в социологии дело обстоит не очень хорошо -- потому, что в отсутствие стандартных методик грамотно сопоставить работы на уровне данных нельзя, на уровне интерпретаций -- можно, но с трудом, а до уровня впечатлений серьезный исследователь опускаться постесняется. А несерьезный автор впечатлится и под влиянием своего впечатления отправится давать рекомендации о путях влияния на ужасную ситуацию. Вот один пример -- статья С.В.Дорохиной "Читательские интересы современной молодежи: проблемы формирования и регулирования в информационном обществе". Автор упоминает несколько исследований, сравнения их, естественно, не делает, а потом переходит к главному: "... Анализируя особенности читательской культуры современной молодежи, можно говорить о снижении качества чтения. Понятие "качество чтения", интуитивно используемое в некоторых публикациях, обладает эвристичностью для анализа и проектирования современных социально-педагогических систем регулирования чтения молодежи. В данном случае мы обращаемся к социально-маркетинговой трактовке понятия качества...". Мощная конструкция, но кончается все призывом: "В условиях информатизации образовательной и культурной деятельности молодежи эффективным социально-педагогическим инструментом формирования читательских интересов могут стать многочисленные интернет-проекты культурного и гуманитарного просвещения...". Занавес. Все встают.
      
       Если говорить серьезно, то в качестве одного из параметров, по которым допустимо сравнивать разные науки, можно попробовать использовать соотношение "понять-применить-повлиять". Физика в основном занимается "пониманием". Применение, при всем к нему уважению, она выделила в инжиниринг, а если переплетение очень тесное (как у бомб, лазеров, радиолокации и т. д.), использует термин "инженерная физика" и тому подобные. При этом никто не путает одно с другим, и любой физик прекрасно понимает, где одно, а где другое. Что касается "повлиять", например, на массу электрона, то такая ветвь рассуждений тоже имеется -- хотя рассуждения о постоянстве фундаментальных постоянных в физике слегка маргинальны, но, в общем, легитимны. Главное, что никто не смешивает закон Ома с постоянством массы электрона.
      
       Салатом с винегретом занимаются популяризаторы, на книжках которых издатели помещают громкие титулы, но при попытке найти их публикации в серьезных журналах Интернет огорченно разводит оптоволокнами и коаксиалами. Пример ситуации -- промоутер пишет, что у персонажа несколько десятков публикаций в серьезных физических журналах, но на его личном сайте "видного ученого" физических публикаций оказывается пять, из них в физических журналах -- две. Похожа ситуация во всех естественных науках, но у полугуманитариев есть соблазн давать советы. Психологи, правда, стараются отделить психологию от психиатрии, а для всего промежуточного придумали специальное слово -- клиническая психология.
      
       Интересная и отчасти скандальная ситуация у демографов. Серьезные демографы прекрасно знают, что есть демографические законы, законы зачатия и рождения, болезней, травм и смертей, и сколько ни вопи о необходимости поднять рождаемость вдвое, этого не произойдет. А запрет абортов приведет к спицам и лимонам. Но некоторые экзальтированные особи, которым аборт не страшен... ну, вы все поняли? Впрочем, как говорят америкосы, "если речь идет непонятно о чем, значит, она идет о деньгах". Вопли, которые издают детали нашего "безумного принтера", -- не в надежде ли получить деньги на реализацию? -- а там хоть трава не иди и дождь не расти.
      
       У социологов есть постоянный соблазн, даже два. Первый -- смешать исследование и оценку и второй -- произнести что-то про влияние. Что касается первого прегрешения, то в части нормальных статей по социологии мелькает оценка. Это не очень опасно -- на саму работу, на сбор данных и обработку, у серьезных людей это не влияет, оценку они примешивают уже при написании статей. Второй соблазн -- поговорить о влиянии -- реализуется реже; что касается книжек, то это призыв "как-то повлиять", и понятно, почему это хочется сделать. Но в не окончательно тоталитарном обществе способы повлиять на чтение слабы, особенно в эпоху Интернета. Кто не вполне рубит фишку -- поговорите с молодежью, они вас просветят; а про окончательно тоталитарное общество расскажите им вы. Для расширения кругозора и увеличения дальности видимости, как говорят в авиации и на флоте.
      
       В качестве обзора зарубежных публикаций рассмотрим обзор Венди Грисволд, Терри Мак-Доннела и Натана Райта "Чтение и класс читателей в XXI веке" http://magazines.russ.ru/nlo/2010/102/ve24.html
       Это весьма объемная работа, которая, по означенным выше причинам, почти не сопоставляет результаты разных исследований на уровне цифр, но зато очерчивает весь круг или даже всю сферу вопросов чтения. Кроме того, как и многие работы, посвященные самым разным конкретным аспектам забугорной жизни, она позволяет увидеть какие-то ее черты, не искаженные комплексами пишущих или их желанием увеличить сбыт "собачатины". Информация из таких статей меньше искажается и комплексами читающих, ибо специальную статью некоторые будут читать менее идеологизированным взором. Вот некоторые результаты из приведенных в этой работе (наши комментарии в скобках).
      
       Американцам был задан вопрос, читают ли они романы, рассказы, поэмы или пьесы помимо того, что нужно для работы или учебы, 70% ответили положительно. Кроме уровня образования, чтение тесно связано также с финансовым благополучием (люди с достатком читают больше), расой (белые читают больше афроамериканцев и латиноамериканцев), полом (женщины читают больше мужчин), местом жительства (жители пригородов читают больше сельских жителей и живущих в городской черте). Данных про геев, трансгендеров и китайцев в статье нет; что касается 70%, то согласно другому исследованию -- около 50%; многое зависит от того, как сформулирован вопрос.
      
       Еще одна универсальная зависимость -- как только культура массового чтения формируется окончательно, начинают звучать опасения, что чтение приходит в упадок. Образованные африканцы (в Африке) оплакивают уходящую в небытие читательскую культуру колониальных времен и начала независимости. Наличие подобных опасений, вне зависимости от их обоснованности, свидетельствует, что чтение рассматривается как социально значимая практика. Предполагается, что дети по мере продвижения от начальной школы к старшим классам средней должны уделять все больше внимания школьному чтению. Возможно, именно эта обязательность уменьшает как желание читать, так и время для внеклассного чтения. Это ничего не напоминает?
      
       Книги являются продуктом социальной деятельности, авторитетные лица, например, Опра Уинфри, суперпопулярная телеведущая, или авторы "New York Times Book Review", управляют читательским выбором. Социальная природа чтения выражается в членстве в книжном клубе или в читательской группе: это группы людей, встречающихся на регулярной основе в свободное время, чтобы обсудить прочитанные книги. Была изучена 121 читательская группа в городе Хьюстоне, 64% из них были чисто женскими, 3% -- мужскими и 33% -- объединяли читателей обоих полов. Женские группы имеют давнюю традицию, наследуя зародившемуся в XIX веке движению женских клубов. Книжные клубы привлекают высокообразованных людей, которые обычно довольно состоятельны, стабильны и традиционны в плане семейном и религиозном. В Великобритании было обследовано 350 читательских групп. В ходе исследования выявилось то же соотношение полов: 69% чисто женских групп, 4% чисто мужских, остальные группы были смешанными. В Интернете читательские группы необычайно многочисленны, но ни Лонг, ни Хартли не учитывают их в своих исследованиях. Читательские группы организуются публичными библиотеками, книжными магазинами, газетами; свои книжные клубы есть у телекоммуникационной телекомпании в Англии, у журнала "Good Houskeeping" и даже у городов -- например, чикагская программа "One book, one Chicago".
       Начиная с 1950-х годов исследования постоянно обнаруживают свидетельства негативного влияния телевидения на чтение. Дети старшего возраста, живущие в домах с постоянно работающим телевизором, и дети, у которых есть телевизор в их комнате, проводят за чтением книг значительно меньше времени, чем остальные. Эффект всегда доступного телевизора можно обнаружить даже в условиях домашнего образования, контролируемого родителями. В отличие от телевидения, Интернет не замещает чтение - пользователи сети Интернет проводят за чтением примерно столько же времени, сколько люди, вообще не пользующиеся компьютером.
      
       Особого внимания -- пишет автор обзора -- требует феномен престижности чтения. Опросив жителей Ланкастера, исследователи обнаружили, что образ читателя наделяется самыми положительными качествами. Чтение воспринимается респондентами как нечто хорошее и ассоциируется с остротой ума. Прежнее отношение британского рабочего класса к любителям чтения как к людям ленивым и антисоциальным ушло в прошлое. При этом быть читателем значит читать книги; чтение журналов и газет не принимается во внимание.
      
       Интересно, как с этим у нас? С одной стороны, "в очках", "в шляпе", и прочее в этом ряду, с другой стороны, вдалбливался миф про "самую читающую" -- миф-то он миф, но на восприятие он должен же был влиять?
      
       Этюд N 2
      
       Литературный текст и социальный контекст
      

    Жить в обществе и писать книги,

    но быть свободным от общества нельзя.

    Л.Толстой "Неопубликованное"

       Начать придется не от ближайшего ларька (с этим нынче сами знаете, проблемы), но дорога будет научно-популярной. Социология -- это наука об обществе, как это видно из ее названия. Более века назад с ней случилось странное -- она разделилась на теоретическую и эмпирическую. Теоретическая -- это рассуждения о том, как устроено общество (с примесью оценок и рекомендаций), а эмпирическая -- это звонок не вовремя и скороговоркой -- "какие чипсы вы сейчас едите" или "за кого стали бы голосовать, если завтра надо будет выбирать чипсы". С точки зрения физика, это деление -- физическая реальность: по количеству цифр на странице публикации по социологии образуют два кластера: в одном цифры мелькают по всему тексту, а в другом -- лишь в списке литературы. Идея о том, что теория должна базироваться на измерениях, то есть их объяснять и предсказывать, ими проверяться и опровергаться, -- для социологии представляет нечто вроде Святого Грааля. То есть в принципе было бы любопытно взглянуть, но не в рабочее время.
      
       Одно из немногих исключений, одна из попыток -- если можно назвать "попыткой" многодесятилетнюю упорную работу -- исследования и размышления Бориса Дубина. Вы можете заглянуть в Интернет и осознать круг его интересов и работ, но сей секунд для нас важно, что он уникальным образом сочетал две ипостаси: социолога "первого ряда" и литератора в широком смысле -- переводчика с нескольких языков, комментатора, автора стихов и прозы. В результате он и его коллеги, в первую очередь -- Наталия Зоркая, ухитрились увидеть и показать нам общество через спектральный прибор. Но не через призму или дифракционную решетку, а сквозь социологическое исследование литературы.
      
       Вот некоторые результаты, полученные ими в разные годы (год публикации указан перед отрывком), их наблюдения и заключения. Причем большинство наблюдений вполне действует и сегодня. При этом мы сосредоточим внимание именно на связях чтения с процессами в социуме либо с психологией масс. Что же они увидели, длительно и внимательно наблюдая нас с вами?
      
       2007
      
       Картина массового чтения россиян в 1990-2005 годы заметно изменилась и продолжает изменяться. Определяющими являются несколько связанных социокультурных процессов. Они, в свою очередь, обусловлены разложением советского социума и централизованно-бюрократической системы управления. Это распад в первой половине 90-х советской интеллигенции с ее просветительской идеологией, уход с культурной авансцены социальной группы служащих государственных учреждений культуры и образования, потеря ведущей культурной роли библиотеками, главным институтом организации чтения в советскую эпоху, коммерциализация издательской деятельности, развал системы книгораспространения, разрыв между центром страны и периферией.
      
       Количество ежегодно издаваемых книг за 1990-2005 годы увеличилось в 2,3 раза, а средний тираж сократился в 5,4 раза. Для переводных изданий количество книг выросло более чем в 3 раза, а средний тираж сократился в 17 раз. Это значит, что покупающая и читающая публика раздробилась, круги и кружки с их привычками и запросами изолируются, каналы межгрупповой коммуникации работают плохо. Деятельность распадающихся и ослабевающих централизованных институтов государства (библиотек, библиотечных коллекторов) компенсируется и вытесняется межличностными связями.
      
       Причем активность чтения в значительной мере связана с адаптацией или социальным самочувствием. Кто, например, вообще не читает книг? Это чаще мужчины, жители малых городов и - в особенности - сел, люди старшего возраста, респонденты с образованием ниже среднего (а они составляют 30% взрослого населения). Они не обладают социально-культурными ресурсами и не отличаются социальной активностью, не могут защититься от перемен, ухудшающих статус, или использовать ситуацию для улучшения своей жизни. Они ориентированы на пассивную адаптацию с постоянным снижением самооценок, запросов, требований к окружающей действительности, а поэтому ограничиваются, как правило, столь же пассивным просмотром телевизора.
      
       Какие жанры в эти годы были наиболее популярны? В основе читательского интереса к популярным жанрам лежит дефицит базовых ролевых самоопределений. Люди искали в книгах то, чего им не хватало в жизни -- и находили! "Женское" самоутверждается за счет тривиализации и снижения мужского (как в "женском" детективе), либо, напротив, через его романтизацию -- как в любовных романах либо историко-авантюрной прозе. За "мужским чтением" видна установка на компенсацию низкой самооценки, либо в жесткой агрессивной форме (боевики), либо в форме той же романтизации (фантастика, фэнтези, детектив, историко-приключенческий роман).
      
       Литературу нон-фикшн читают четыре пятых тех, кто вообще читает книги, виден спрос на литературу по разным отраслям знания -- история, психология, философия, техника, культура и ее история. Книжный рынок предлагает довольно широкий спектр подобных изданий, рассчитанных на читателей разного уровня подготовки, направленности и глубины интересов. Однако массовым интересом пользуются лишь три типа книжной продукции: книги о здоровье и лечении (25% всех опрошенных читателей книг), книги по кулинарии (20%) и книги по специальности (20%). Интерес к книгам о здоровье дифференцируется по полу (доля мужчин в три раза ниже, чем женщин), по возрасту (до сорока лет интерес к ним значительно ниже), а также по уровню социальной адаптации (чем он ниже, тем выше интерес). Первое и второе понятно, а третье, возможно, связано
       с тем, что на серьезное занятие своим здоровьем у соответствующих читателей на нормальную медицину нет денег, и это заменяется чтением книжек и "домашними средствами".
      
       Если учесть, что возрастная граница между более или менее адаптированной частью населения и теми, кто не считает, что адаптировался к новой жизни или сможет это сделать в будущем, проходит по поколению сорокалетних, то можно считать, что интерес к собственному здоровью и лечению носит скорее черты социального невроза выпадающих из социума групп, признака фрустрированности и неудовлетворенности сложившейся жизнью, нежели проявления рационального подхода к своему здоровью как к важнейшему жизненному ресурсу.
      
       Из анализа чтения видно, что в стране сложился в определенном смысле другой социум. Он иной по структуре коммуникаций, по их низкой интенсивности, по содержанию этих коммуникаций, по ценностям. Российская культура возвращается к прошлому 20-30-летней давности, причем при существенном ослаблении -- в сравнении даже с тогдашним состоянием -- и распаде институтов культурной репродукции (школы, библиотеки). Наблюдается разрыв или даже множество разрывов в цепи передачи культуры -- и поколенческих, и "географических".
      
       Подобная ситуация ставит нас перед вопросами двух уровней: об ответственности государства за социальные обязательства перед населением, включая каналы распространения общей культуры и поддержание их работы, и об ответственности образованных слоев, людей знания, культуры, книги, за производство новых, разнообразных моделей, которые ориентировали бы людей в современном усложняющемся мире. А не питали бы сознание россиян уже привычными для них ксенофобией и изоляционизмом, агрессивной риторикой великой державы и мифологией очередного особого пути. Как свидетельствуют опросы общественного мнения, все показатели популярности подобных установок за 1990-2005 годы заметно выросли под влиянием политики правящих верхов и воздействия со стороны огосударствленных масс-медиа.
      
       Отдельный важный узел проблем -- чтение детей. Как показывают международные сравнительные исследования, российские дети, особенно младших возрастов, читают больше многих своих зарубежных сверстников и они позитивнее оценивают чтение как занятие. Но позитивная установка и частота чтения вовсе не гарантируют качества. Сложность задач, нестандартность решений, самостоятельная рефлексия -- вот что не дается российским детям. Кроме того, привычка и интерес к чтению, частота обращения к печатному слову резко падают в России при переходе от начальной школы -- к средней, а от средней школы -- к профессиональной работе; и нет механизмов поддержания этой привычки на высоком уровне или повышения этого уровня. А без установки на такое повышение, самостоятельность, выбор из многообразия имеющейся у самого человека, в окружающей среде, в основных институтах социума, невозможно обеспечить реальное качество чтения, образования, труда, досуга.
      
       2008
      
       В 2000-е годы заметнее всего сократилась читательская аудитория журналов, причем, в отличие от газет и книг, сокращение затронуло как постоянных читателей, так и обращающихся к ним от случая к случаю. Это связано с назначением журнала как типа издания, как типа публичной коммуникации в том виде и назначении, в каких он сложился в новое и новейшее время. Журнал, во-первых, консолидирует группу, объединенную некоей программой, разделяемыми ценностями, образом мира, а во-вторых, выносит ценности и образцы данной группы в межгрупповое, публичное пространство. Именно таких групп с разделяемыми ценностями и общей программой в советской и постсоветской России вообще было очень мало (кроме, разумеется, профессиональных), а те, которые существовали, частично рассыпались в ходе перемен - публичное пространство, сфера совместного, общего за 2000-е годы сильно сократилась. Она замещена телевидением, то есть не активной дискуссией, а пассивным и не очень сосредоточенным ("рассеянным"), но ежедневным и многочасовым посматриванием на экран. Сегодня радиус действия распространяемых журналами групповых образцов стал совсем коротким: остались лишь "первые читатели", те, кто без подсказки читают первыми (да и то все чаще -- через Интернет). Не стало вторых и третьих читателей, нет подхвата и расширения контекста, трансформации значений, а значит, нет перспективы их универсализации, образования общего и подвижного смыслового мира.
      
       Что касается роли чтения в досуге, то в чтении даже самых образованных читательских групп видны ориентация на пассивноадаптивный тип культурного поведения и потребления, отсутствие аналитического интереса к окружающей современности, склонность к развлечению и эскапизму, усреднение вкусов. Показательны в этом плане и более общие тенденции, прослеживающиеся с середины 90-х в досуговом поведении людей. Подавляющее большинство россиян перестали проводить свободное время за пределами дома и редко занимаются чем-то отличным от рутинных домашних занятий. Исключение составляет лишь регулярное общение с родными и друзьями -- три четверти хотя бы раз в месяц ходят в гости и принимают гостей у себя, а также встречаются с друзьями вне дома. Но социально активные, городские формы проведения досуга -- походы в кино, театры, на выставки и концерты, занятия спортом и посещения спортивных состязаний, предполагающие хоть какую-то дифференциацию предпочтений, социокультурных ориентаций, интересов, характерны лишь для очень незначительной части респондентов. Это в основном достаточно обеспеченная молодежь крупных городов и столицы. Но дело даже не в низкой платежеспособности значительной части россиян: резкий процесс "доместикации" досуга и коммуникативной активности связан прежде всего с продолжающимся разложением прежних советских институтов, обеспечивавших воспроизводство культуры, с распадом культурных и социальных элит, оказавшихся в условиях резких экономических и политических перемен неспособными к инновационному поведению.
      
       В обществе растет разрыв между разными коммуникативными сообществами россиян (центром и периферией страны, более и менее образованными и успешными, руководителями и рядовыми работниками и так далее), увеличивается зазор между интегративным уровнем "всех" (в данном случае -- телезрителей) и фрагментарными группами "немногих", в данном случае -- читателей серьезной печати. Рынок средств массовой информации работает в категориях рейтингов, популярных форматов, брендов, он подстраивается под насаждаемый им же спрос, лишенный идеи культуры и самодеятельного, взыскательного индивида. Он движим не инновационным поиском, а почти исключительно тиражированием привычного и рутинного, что, конечно, не может способствовать развитию универсальных форм общения, возникновению социальных движений и независимых ассоциаций, строительству современных институтов и форм гражданского действия.
      
       Как ни парадоксально, уровень удовлетворенности собственным чтением среди взрослых россиян сегодня весьма высок: почти три четверти опрошенных (72%) в той или иной мере удовлетворены тем, что читают. Среди женщин и респондентов зрелого возраста (40-54-х лет) этот показатель достигает 76%, среди опрошенных с высшим образованием -- 78%. Хотя активность чтения снизилась, но каждая подгруппа нашла себе чтение более или менее по вкусу, потому респонденты вполне довольны кругом своего чтения. Больше других выиграли при этом те, кто в максимальной степени перешел на чтение массовой жанровой и модной, гламурной словесности: с одной стороны, женская и зрелая по возрасту часть образованных россиян, с другой (но уровень их удовлетворенности чуть меньше) -- образованная молодежь.
      
       Что касается чтения в контексте межличностных коммуникаций, то можно выделить два круга общения, в которые вписаны книга и чтение. Первый круг -- это семейный, включая межпоколенческий, здесь чаще всего обсуждают прочитанное с женой или подругой мужчины, москвичи, респонденты зрелых лет (40-54-х) с высшим образованием, тогда как с детьми -- женщины, опять-таки респонденты зрелого возраста, с высшим образованием. Второй круг -- дружеский, включающий коллег по учебе и работе, здесь лидируют опять-таки женщины, самые молодые россияне, москвичи, люди с высшим образованием. Иными словами, передача книжной и читательской культуры передается через слой образованных и урбанизированных россиян, но чаще -- россиянок в процессе их коммуникации с друзьями и коллегами (молодежь) и детьми (женщины зрелого возраста). Уровень благосостояния, потребительский статус сильно связан с передачей образцов книжной и читательской культуры: более обеспеченные респонденты последовательно лидируют во всех типах коммуникации, и внутрисемейной и электронно-сетевой.
      
       2010
      
       Вот примерно как как суммировал результаты исследований Б.В.Дубин в интервью "Новой газете". За российским социумом не стоит идея жизни как роста, как увеличения собственного потенциала и потенциала окружающих, у нас не проповедовалась идея личного качества, идея совершенствования. Нет уважения к тем, кто сам готов вытащить себя за волосы, как Мюнхгаузен из болота, нет признания ценности их усилий. Ноу-хау развитых обществ таково: система представлений человека о себе и о другом, которая формирует общество (по крайней мере его ведущие группы), держится на трех "с". Это -- самостоятельность, состязательность и солидарность. Без самостоятельности не может быть современного общества. Без духа состязательности, альтернативы, выбора нет динамики; а современное общество динамично, иначе оно не могло бы отвечать на вызовы времени. И, наконец, солидарность: для человека современного общества солидарность в устойчивых формах, воспроизводимых от года к году, от поколения к поколению, не отменяет состязательности.
      
       Россия -- очень атомизированное общество, в нем есть несколько серьезных ограничителей. В том числе -- чрезвычайная бедность населения: нехватка не только денег, но и доверия, поддержки усилий, позитивного расчета на другого, желания сделать лучше, чем было вчера и сегодня. Да, все это следствия тоталитарного периода, но они продолжают работать. Поэтому нет ориентации ни на взлет, ни на единение с себе подобными. Наша проблема не в креативных способностях (они-то есть), а в организованности усилий, в поддержании их. В механизмах самовзращивания -- характерных для целого слоя, а не для людей или семей. Но пока идеи и примера самовзращивания нет в опыте большинства.
      
       В исследованиях "Левада-центра" мы видим в обществе группу, которую рассматриваем как лабораторную: те, кто сейчас получил или получает второе высшее образование. Так вот, у подавляющего большинства ее родители закончили вуз, многие имеют ученую степень. Их домашние библиотеки значительно больше среднего размера по стране. Эти люди на порядок чаще говорят и читают на иностранных языках, бывали за границей. У очень большой части этой группы была нетипичная обстановка в семье: родители читали детям, дети читали родителям, обсуждали прочитанное. В школе качество общения этих мальчиков и девочек росло, падала конфликтность в отношениях со сверстниками, с преподавателями. А социабельность -- готовность к положительному контакту через общение -- положительно влияет на общие установки, на качество учебы, на ее результаты. Таким образом, идея самовзращивания в России связана с образовательным цензом родителей, с особым коммуникативным климатом в семье, с наличием некоторых денег и готовностью тратить их на образование детей, на приобретение хороших книг. Все это -- социальные умения и культурные капиталы; но доля этих семей невелика -- 6% по стране в целом, 4% молодежи.
      
       Сегодня даже у тех, кто получил и получает второе высшее, нет ощущения, что это поможет им занять лучшие позиции на рынке труда. У них нет ни культурных, ни социальных гарантий, что они будут востребованы в качестве тех специалистов, которыми сами себя сделали. Более того -- уровень их неудовлетворенности возможностью влиять на свою жизнь, на свое положение, на ситуацию в городе, где они живут, выше среднего по стране. Образуется разрыв между тем, чего эти ребята хотели, во что вкладывались, и теми возможностями, которые могут им предоставить социум и рынок труда. И получается: чем большего ты добиваешься от себя, тем меньше гарантий, что ты найдешь себе адекватное место на рынке труда России. И немалое количество молодых людей, способных по своему потенциалу получить и второе высшее, и ученую степень, отказываются, не видя возможностей применения, ибо общество не построило нового механизма их встраивания в социум. И притом разрушило старые системы встраивания -- в той же высшей школе. В России сегодня вовсе нет системы, которая поощряла бы повышение человеческого качества, отвечала бы за повышение качества нации. И в этом -- самое тревожное.
      
       Этюд N 3
      
       Сколько слов мы знаем
      

    Женщина любит ушами.

    Народная мудрость.

      
       Словари
      
       У человека есть словари. Вне него и внутри. Те, что вне, стоят на полке, лежат на диске, таятся в глубинах ebook'ов. Те, что внутри, делятся на пассивный и активный словарь человека. В обычном понимании пассивный словарь -- это слова, которые я знаю, активный -- которые я использую (у лингвистов есть еще понятие "активный словарь языка", но мы говорим только о человеке).
      
       Боковые ветви наших рассуждений -- как классифицировать записку с кодом, проглоченную доблестным шпионом в момент ареста, а как -- колебания концентрации ионов, стремительно несущие мои слова к клавиатуре, оставим для тренинга-коучинга-форсайта по философии.
      
       Словарный запас человека, как пассивный, так и активный, является основой коммуникативных возможностей человека и тем самым определяет возможность включения человека в социум. Он является "отпечатком" общества на человеке, во многих ситуациях именно его мы применяем для определения социального слоя, к которому принадлежит собеседник, и мгновенного выбора метода дальнейшей коммуникации. Словари определяют возможность общения и вообще возможность приобщения к культуре. Пример -- бытующее среди некоторых эмигрантов мнение о тупости америкосов является следствием того, что не слишком fluent их english определяет и социум, с которым они вынуждены общаться, и уровень, на котором с ними вынуждены общаться терпеливые окружающие. Наконец, пассивный словарь определяет и возможность чтения книг.
      
       Определения пассивного и активного словаря как "знаю" и "использую" прелестны своей простотой, однако для исследования недопустимо расплывчаты. Использую как часто, -- спросит физик, -- раз в десять лет? От такого наезда можно защититься разве что возражением, что функция распределения слов по частоте использования в речи, скорее всего, близка к частотному словарю языка вообще -- до каких-то значений, а потом резко обрывается. В этом случае можно сказать, что "у него нет этих слов в языке", и тем самым определить "активный словарь". Но это лишь гипотеза, данных мы не знаем. Хотя за эту гипотезу есть один сильный аргумент -- обрезание спектра наступает не далее, чем на границе пассивного словаря.
      
       С самим пассивным словарем ситуация не проще. Что такое "знаю"? От "смутно припоминаю, что вроде где-то встречал", то есть "еле опознаю", до "знаю про него все" -- что значит, синонимы, антонимы, омонимы и прочие -нимы, могу успешно применить, опознать неправильное применение, и еще сколько-то функций. При исследовании придется как-то оговорить степень знания и надеяться, что респондент проникнется. При опросе фэйс-ту-фэйс можно его как-то контролировать -- спрашивать с сильным пристрастием, но ситуация осложнялась тем, что исследование-то мы вели через Интернет! Так что поговорим об этом супермодном тренде -- исследованиях в Интернете. Кстати, согласно народной этимологии слово "тренд" происходит от "трындеть".
      
       Интернет
      
       Интернет действительно представляет удобную возможность для многих видов социологических исследований. Например, для изучения "следа" общества, то есть текстов, изображений; для изучения структуры общества, то есть отдельных сообществ и связей; и, наконец, для обычных опросов. Во всех случаях необходимо учитывать особенности Интернета как источника информации: например, сетевые версии изданий отличаются от бумажных -- как собственно текстами, так и их доступностью. Что касается изучения сообществ, то надо учитывать, что Интернет и до-интернетные системы дистанционного общения, например, ФИДОнет, создают сообщества и сегменты сообществ (например, институт "троллей" в Интернете), не имеющие аналогов вне Сети, а также накладывают свой отпечаток на обычные сообщества, влияя на состав, содержание и стиль общения. Имхо!
      
       Главный соблазн опросов посредством Интернета -- легко получать цифры. А отличия интернет-аудитории от обычной (и от чаемой "генеральной совокупности") сводят к половозрастным, и в лучшем случае -- к различию регионального состава, дохода и образования респондентов. Однако главное различие не в этом -- легкость ответа на вопросы в Интернете не означает, что всякий, увидевший опрос, ответит на него. Например, на сайте lib.ru (крупнейшая сетевая русскоязычная библиотека) оценки текстам ставит менее одной тысячной читателей -- хотя для этого нужно ровно два клика, несколько секунд. На некоторых сайтах делаются попытки принуждения: например, результат прохождения "теста" сообщается пользователю только после ответа на вопросы анкеты или оплаты. Однако неясно, как это влияет на долю ответивших -- влияние может оказаться и противоположным, хуже того -- неравномерным по выборке. Таким образом, при опросах через Интернет главное -- понять, кто же отвечает на наши вопросы, как нам охарактеризовать эту реальную выборку. Огромное количество работ на тему социологии через Интернет настойчиво уклоняется от попыток ответа на этот вопрос, иногда лишь -- сквозь зубы -- признавая сам факт его наличия.
      
       Методика
      
       Мы исследовали связь пассивного словарного запаса русскоязычных пользователей Интернета с различными их характеристиками. Параметры выборки приведены ниже, но главное ее свойство -- это люди, которым интересен их словарный запас. Поэтому, например, демографические параметры выборки представляют интерес не для "ремонта выборки", не для приближения ее к репрезентативной, а наоборот -- для ответа на вопрос, каким людям интересен их словарный запас. Поскольку специальной рекламы сайта не было, фактически выборка составлялась в основном методом снежного кома (вот, ссылочку прислали... ага, поглядим), а далее сами собой отбирались люди, которые были готовы потратить около пяти минут на сам тест и столько же -- на заполнение анкеты. "Принуждение к ответу" не использовалось, в результате на анкету отвечало 85% прошедших тест. Значение этого параметра может служить критерием уровня заинтересованности, включенности в ситуацию; и оно вполне себе ничего.
      
       Данные для исследования получены на сайте myvocab.info, где реализован первый адаптивный тест на словарный запас русского языка. Методика теста подробно рассмотрена в статье ее автора, Григория Головина, опубликованной в журнале "Социо- и психолингвистические исследования" (2015, вып. 3, стр. 148-159). Метод опирается на предположение, что вероятность знания слов, использующихся в языке одинаково часто, примерно одинакова. Иными словами, если вы знаете слово "кошка", то и слово "собака" вы также будете знать, а если не знаете, что такое "амбивалентность", то не знаете и "трансцендентальности". Тогда можно сгруппировать слова по сложности -- от простых до самых редких, и из каждой группы выбрать по одному представителю. Если вы знаете это слово -- можно считать, что и всю группу вы тоже знаете. Если групп достаточно много, хотя бы сто, то такой метод позволит определить словарный запас довольно точно.
      
       Однако существующие частотные словари слишком малы для определения словарного запаса начитанного носителя русского языка. Поэтому были взяты весьма полный толковый словарь Ефремовой (136 тыс.) и Национальный Корпус Русского Языка. Он состоит из 86 тысяч текстов разной тематики (художественная литература, публицистика, научные и научно-популярные, религиозные и философские тексты, личная переписка, дневники) общим объемом 230 млн слов. За счет большого объема и широкого охвата этот Корпус представляет собой слепок современного (54% всех текстов были созданы после 1950-го года) русского языка. Для каждого слова из словаря Ефремовой с помощью Корпуса была найдена его частота.
      
       Основная идея статистического подхода к оценке словарного запаса заключается в том, что вероятность знания слова испытуемым зависит от частотности этого слова (от того, как часто это слово встречается в текстах или используется в речи). Это, однако, не совсем так. К примеру, слово "думать" встречается в 100 тысяч раз чаще, чем "думающий", однако если испытуемый знает одно из них, то, скорее всего, знает и другое. Можно сказать, что существуют некоторые "словарные гнезда". В каждое гнездо входят одно основное слово, а также его производные. В тестах на словарный запас английского языка они называются word families, причем знание одной word family приравнивается к знанию одного слова. Существуют общепринятые правила формирования word families, но для русского языка таких правил не разработано. Поэтому в данной работе учитывались не только основные, но и производные слова, и полученные в этой работе данные нельзя сравнивать с данными по другим языкам. Они завышены в несколько -- грубо говоря, в "среднее количество слов в словарной семье" -- раз.
      
       На первом этапе слова делятся на 40 групп, из каждой группы выбирается тестовое слово; получившиеся 40 тестовых слов формируют первый тестовый набор. По результатам ответов можно приблизительно определить нижнюю и верхнюю границы словарного запаса. Ниже нижней границы испытуемый знает практически все слова. Выше верхней -- не знает практически ничего. На следующем этапе отсортированные слова в этом приблизительном диапазоне делятся на более мелкие группы и формируется второй тестовый набор -- 80 групп, 80 слов.
      
       Что касается контроля аккуратности прохождения теста, то использовались слова-ловушки -- не существующие, но похожие на реальные. При анализе использовались данные респондентов, не сделавших ни одного ложного распознавания, то есть более строгих к себе. Включение в статистику сделавших одну ошибку увеличило бы выборку на 16%, но повлекло бы завышение результатов в среднем на 2%. То есть 94% респондентов были строги к себе. Согласитесь, что это совсем неплохо.
      
       Главное -- возраст и образование
      
       На предварительном этапе (123 тысячи респондентов) спрашивались пол, возраст и образование респондентов, и были получены следующие результаты.
      
       0x01 graphic
      
       На графике показаны перцентили полученного распределения. Например, самая нижняя кривая (10-ый перцентиль) для 20 лет даёт 40 тысяч слов. Это означает, что 10% респондентов этого возраста имеют словарный запас ниже этого значения, а 90% -- выше. Выделенная синим центральная кривая (медиана) соответствует такому словарному запасу, что половина респондентов соответствующего возраста показали результат хуже, и половина -- лучше.
      
       0x01 graphic
      
       Полученные результаты не дают представление о словарном запасе "среднего" носителя русского языка потому, что выборка отличается от репрезентативной, и потому -- повторяем, -- что это люди, которым не безразличен их словарный запас.
      
       На следующем этапе исследования на сайте были размещены последовательно две анкеты, на которые ответило более 10 и 20 тысяч респондентов соответственно. Начнем с описания выборки, то есть с анализа особенностей тех, кому интересен их словарный запас.
      
       Люди, которым интересно
      
       Высшее образование имеют 23% россиян, у нас таких 65%; по графе "неоконченное высшее" различие составляет порядок -- 1,5% и 15%. По-видимому, интерес к словарному запасу особенно свойственен студентам. Читают более двух книг в месяц 10%, у нас таких 95%. Более 100 книг имеют дома 37% россиян, у нас таких 63%; более 500 книг -- 6%, у нас таких 23%. Не смотрят телевизор вообще 2% россиян, у нас таких в 20 раз больше -- 43%; смотрят более 3 часов в день 34%, у нас таких 14%. Пользующихся Интернетом в среднем два часа в день и более среди россиян 38%, в нашей выборке их 86%.
      
       То есть наши респонденты -- это пользующиеся Интернетом, имеющие или получающие высшее образование, имеющие дома книги и читающие, не пользующиеся или очень мало пользующиеся телевизором. Таков портрет людей, которым интересен их словарный запас. Особенно интересными и неожиданными представляются десятикратное увеличение доли студентов и увеличенное в 20 раз количество не пользующихся телевизором.
      
       Есть у группы "интересующихся" и другие отличия, причем два из них связаны с книжками. Для респондентов важны воспоминания о количестве книг в отчем доме -- две трети помнят, что много (курсив здесь и далее -- формулировка из анкеты, выбранная респондентами). Более трети говорят, что чтение родители поощряли сильно, и столько же говорят, что поощряли умеренно. Более чем половине респондентов читали в детстве на ночь всегда, почти всегда или довольно часто.
      
       Отношение к чтению, однако, заметно меняется с поколениями -- на вопрос любили ли вы в детстве читать? отвечают да, предпочитал именно это разные доли респондентов в разных возрастных группах, и чем группа моложе, тем эта доля меньше. Для групп 13-18, 19-35, 36-55 и 56-120 лет, это, соответственно, примерно 32%-42%-66%-69%. Аналогично с поколениями изменяется интерес к обучению в школе -- хотя большинству учиться в школе было интересно, но со временем интерес к обучению уменьшается: для этих же групп доля тех, кому интересно, изменяется так: 28%-32%-35%-48%.
      
       Как влияет чтение
      
       А теперь посмотрим, как в этой группе чтение влияет на пассивный словарь, причем рассмотрим только довольно сильные влияния -- на 10% и более. Цифр будет много, и это правильно -- если вы хотите не получить сладкое ощущение причастности, а знание.
      
       Размер наличной домашней библиотеки увеличивает пассивный словарь монотонно без насыщения: в диапазоне от <50 книг до >1000 книг словарь растет во всех группах на 24-27%.
      
       Чтение (бумажных и электронных книг) увеличивает словарь монотонно с насыщением: в диапазоне от No1 книги в неделю до 5-10 книг в неделю словарь растет во всех группах на 18-20%, последняя ступень - от 5-10 книг в неделю к >10 книг в неделю - словарь уже не увеличивает.
      
       Телевизор уменьшает словарь монотонно без насыщения: в диапазоне от не смотрю до 5-10 часов в день словарь уменьшается в группе "более 30 лет" на 10%, в группе "18-30 лет" на 17%, в группе "до 18 лет" на 26% -- растущий организм более уязвим. А пользование Интернетом (сколько часов в день пользуетесь Интернетом не по работе) на словарный запас заметно не влияет. И/или телевизор и Интернет имеют разное языковое наполнение и/или усвоение новых слов происходит с разной эффективностью при аудировании и при чтении.
      
       Библиотека дома отчасти защищает от влияния телевизора на словарь -- при библиотеке в 200-500 книг и более уменьшение словаря при увеличении времени пользования телевизором пропадает. Хотя вполне возможно, что владельцы библиотек смотрят другие передачи, с другим словарем. Чтение само по себе, как ни странно, не защищает от влияния телевизора на словарь. Гипотеза: библиотека дома - это традиция чтения и чтение в детстве, начитанность, а чтение само по себе при большом пользовании телевизором -- это чтение, которое не добавляет словаря, такое, которое иногда называют "жвачкой для глаз".
      
       То, любили ли вы в детстве читать (шкала: да, предпочитал именно это -- скорее да, чем нет -- скорее нет, чем да -- нет, были дела интереснее), влияет на словарь сильно. Причем хотя влияние с возрастом ослабевает, но остается на всю жизнь -- изменение от предпочитал именно это до были дела поинтереснее уменьшает словарь в группе "до 18 лет" на 30%, но и для всех старших -- на 20%.
      
       То, много ли книг было в доме, в котором вы выросли (шкала: я помню, что много -- наверное, да, но точно не скажу -- кажется, мало), влияет на словарный запас существенно. Причем влияние с возрастом ослабевает, но тоже остается на всю жизнь -- изменение от много до мало уменьшает словарь в группе "до 18 лет" на 20%, но и для всех старших на 10%.
      
       И еще два влияния послабее. Общение с родителями, а именно часто ли в юности вы разговаривали с родителями "на отвлеченные темы", "вообще о жизни", "о разных сложных ситуациях" и т. п. (шкала: часто, регулярно -- время от времени, бывало -- редко или никогда), влияет -- переход от часто к редко уменьшает словарь в группе "до 18 лет" на 10%, для всех старших -- на 5%.
      
       То, насколько интересно было вам учиться в школе (шкала: скорее интересно -- бывало и так, и этак -- скорее скучно), влияет -- переход от скорее интересно к скорее скучно не влияет на словарь для группы "старше 56", уменьшает на 5% для группы "18-55 лет" и на 10% - для группы "до 18 лет".
      
       То есть главными факторами, влияющими на словарный запас, являются возраст и образование. Что касается чтения, то словарный запас растет с увеличением библиотеки в доме, где вырос респондент, и наличной домашней библиотеки, увеличивается от чтения в детстве и в реальном времени, уменьшается при пользовании телевизором и не зависит от пользования Интернетом. Конкретные цифры -- см. выше. Скорее всего, это в какой-то степени действует для всех людей; но мы показали, что все это действует для нашей выборки, то есть для тех, кому он интересен их словарный запас. То есть для вас.
      
       Автор благодарен Б.В.Дубину и М.Л.Гайнер за возможность поучиться у них отношению к книге и слову.
      
       Этюд N 4
      
       Кто мог тогда подумать...

    Говорят, что человека можно узнать по людям,

    с которыми он водится; но, конечно,

    еще лучше можно узнать человека по книгам,

    с которыми он беседует.

    Уильям Лоу, 1726 год.

      
       Жил-был вуз c серьезным преподаванием математики и компьютинга, при вузе была физико-математическая школа, в нее приходили детишки, большинство которых имело в виду поступить в этот вуз, и далее успешно шагать по жизни программерами и сисадминами, стоял на дворе 1984 год, и то ли потому, что в воздухе уже что-то носилось, то есть пахло паленым, то ли просто потому, что среди преподавателей этой школы и этого вуза были двое книгочеев и любителей на занятиях цитировать и спрашивать "откуда это?"... короче, затеяли два препода соцопрос. В социологии они на тот момент ничего не понимали и само это слово еле знали. Членами Российского общества социологов они стали много позже... Кстати, слово "сисадмин" тоже возникло много позже.
      
       Тут нужно небольшое отступление. Социологические исследования, ведущиеся по одной схеме на одном материале в течение многих лет, очевидно, очень ценны. Но у них есть двуединый недостаток -- сложность и стоимость. Двуединый в том смысле, что методологические сложности могут быть частично преодолены при отсутствии сложностей со стоимостью. "Не так сложно с деньгами, как сложно без них". Во-первых, что такое "один материал" -- это одни и те же люди, взрослеющие, стареющие, меняющиеся с годами, или одна и та же социальная и возрастная группа? Во-вторых, где этих людей добыть, как сохранять с ними контакт, как их отслеживать? В-третьих, что мы, собственно, хотим исследовать и почему, и "где деньги на исследование, Зин?!". Но дилетантам было море по лодыжку, и они стали раз в год спрашивать абитуриентов этого вуза... теперь, как и положено, методично опишем выборку и методику.
      
       Объект исследования -- учащиеся вечерней физико-математической школы Московского института электроники и математики (ФМШ МИЭМ) с бесплатным обучением. Распределение по полу: мальчиков 70-80%, по возрасту: 60% - предвыпускной класс школы, 40% -- выпускной. Исследование проводилось с 1984 по 1996 год ежегодно, а также было повторено в 2001, 2003 и 2016 годах, средний охват -- 40 человек в год. Кроме того, в 1990 и 1993 году были опрошены слушатели платных подготовительных курсов того же вуза. Общее количество респондентов - около 600 человек. Задавался только один вопрос: "Что вы прочитали за последний год?". Разрешалось называть автора либо произведение, для журналов и газет -- их название. На ответ отводилось малое время -- 5-10 мин., чтобы респонденты упоминали только запомнившиеся, значимые для них произведения. Среднее число называемых произведений (или авторов, если назван только автор) в разные годы колебалось между 5 и 12, рекордными были 1988 (что естественно) и 1993 годы. В год называлось около 350 произведений - около 6000 за все исследование. После сглаживания методом скользящих средних оказалось, что среднее число называемых произведений росло в самом начале охваченного периода - от 5 в 1984 году до 8 в 1987 году - и далее, включая точки за 2001, 2003 и 2016 годы, колебалось между 8 и 9. Таким образом, чтение указанной группы школьников -- абитуриентов технического вуза -- за указанный период в количественном отношении (при данной технологии измерений) не изменилось.
      
       Данные, полученные до 1993 года, были опубликованы в 1994 году в журнале "Социологические исследования" (М.Л.Гайнер, Л.А.Ашкинази "Круг чтения старшеклассников, интересующихся математикой или физикой"). Авторы сравнили разные группы школьников и показали, как со временем менялся состав читаемой ими литературы. "Мы полагаем, что последнее -- важная характеристика личности. Оказалось, что знание этой характеристики помогает лучше узнать аудиторию, которой мы преподавали информатику и физику, и легче налаживать с ней контакт, причем само проведение опросов вызвало энтузиазм и интерес учащихся". Ниже мы приводим эти данные, а также данные, полученные позднее (1994-96, 2001, 2003, 2016 годы).
      
       Анализ данных производился следующим образом. Сначала расшифровывались авторы и произведения, указанные респондентами частично или неточно. Далее все указанные произведения (или авторы) были поделены на 15 групп. Зарубежная литература делилась на (1) классику, (2) первую половину XX века, (3) современную, (4) приключенческую, (5) фантастику, (6) детективную и (7) нон-фикшн. Русскоязычная литература делилась на (8) классику, (9) первой половины XX века "официальную", (10) первой половины XX века "неофициальную", (11) современную доперестроечную, (12) современную перестроечную, (13) приключенческую и детективную, (14) фантастику и (15) нон-фикшн.
      
       Деление литературы на группы отражало представления авторов работы о "кластерах" чтения, о восприятии школьников. С точки зрения социологии оно не представляется удачным, поскольку итоговое наполнение ячеек во многих случаях мало, но кто мог знать, что оно не изменится в ходе работы? В категории "нон-фикшн" учитывались и научно-технические журналы, одно название -- как один автор. При анализе поздних данных следовало бы ввести для российской литературы категорию "постперестроечная"; однако к этой группе относилось бы менее 2%, поэтому группа не выделялась. Если дата написания книги существенно отличалась от даты официальной публикации, принималась во внимание дата написания.
      
      
       0x01 graphic
      
       Анализ показал, что после стабильного периода до 1987 года в круге чтения произошли два блока изменений: "перестроечный" в 1988-91 и "прилавочный" в 1989-94 годы, они частично наложились. Перестроечный период характеризовался повышением чтения неофициальной и перестроечной литературы. Снижение доли советской приключенческой литературы, причем необратимое, означает, что интерес к ней был наименее устойчивым.
      
       Прилавочный период характеризовался снятием советских ограничений на перевод зарубежной литературы и как следствие, активным выпуском и чтением зарубежной фантастики и зарубежного детектива. Уменьшилось чтение советской "неофициальной", "перестроечной" и научно-фантастической литературы. При этом перестроечный период прошел без последствий, а прилавочный в одном пункте изменил чтение устойчиво -- чтение зарубежной фантастики осталось. Далее, в 1993-96 годах произошел частичный откат к доперестроечным временам. А именно, вернулось снизившееся ранее чтение зарубежной приключенческой литературы. И даже на короткое время вернулось чтение советской официальной литературы. С переходом к прилавочному периоду круг чтения школьников расширился, чтение было более разнообразно с 1988 по 1993 год, а наиболее разнообразно -- с 1991 по 1993 год. В 2001-03 году круг чтения школьников сузился - школьники теперь больше читают "по программе".
      
       Таким образом, авторы исследования нежданно и уж точно негаданно попали в самое интересное место -- пертурбацию. Заметим между делом, что якобы древнекитайское проклятие "чтоб тебе жить в эпоху перемен" среди социологов считается благопожеланием.
      
       Что касается сравнения разных групп респондентов, то на подготовительном отделении (платное обучение) по сравнению с физматшколой (обучение бесплатное, но на входе -- экзамен), чтение однообразнее - суммарная доля четырех наиболее популярных видов литературы составляет 64% против 53%. Кроме того, там в 5 раз реже читали зарубежную литературу (классическую, первой половины XX века и современную) и в 2 раза реже -- советскую классику. В 1990 году на подготовительном отделении читали зарубежные детективы в 3 раза чаще, советскую научно-техническую литературу -- в 2 раза чаще, советскую "неофициальную" -- в 2 раза реже. В 1993 году интересующихся зарубежной фантастикой там было больше в 2 раза, приключенческой литературой -- в 2,5 раза, зарубежной научно-технической -- в 4,5 раза. То есть чтение учащихся подготовительного отделения было и существенно более развлекательным, и существенно более прагматичным (научно-техническим). Разница в круге чтения между, казалось бы, близкими группами, оказалась неожиданно велика. Это подтвердило мнение авторов о том, что "состав читаемой литературы -- важная характеристика личности".
      
       Автор благодарен А.Кузнецовой и Н.Кленицкой за полезные замечания.
      
       Этюд N 5
      
       Книга о том, что было: Л.С.Полак "Было так"
      

    - В конце концов, существуют такие давления,

    которых никакому человеку не выдержать.

    - Мы имеем дело с законом природы.

    Воевать против закона природы -- глупо.

    А капитулировать перед законом природы -- стыдно.

    В конечном счете -- тоже глупо.

    Беда в том, что этот закон проявляется

    единственным образом -- через невыносимое давление.

    Стругацкие. За миллиард лет до конца света.

      
       Однажды в разговоре с Валерой Полищуком, редактором журнала "Химия и жизнь", я сказал, что интересуюсь историей лагерей, точнее -- психологией сопротивления насилию, возможностью, технологией и пределами сопротивления. На что В.П. ответил, что знает одного весьма и весьма компетентного по этой части человека, но человек этот не любит разговаривать на данную тему и никому не дает каких-либо интервью. Я, естественно, заявил, что попробую, -- и получил телефон. Как это ни странно, Л.С.Полак согласился побеседовать. Выслушав, зачем и почему я пришел, он сказал "да". Я подготовил вопросы, но они почти не понадобились, ибо на вопросы Л.С. реагировал мало, а в основном рассказывал сам. Магнитофонная запись расшифровывалась мной, текст слегка редактировался, потом в него вносил свои изменения Л.С. Часть созданных этим способом очерков была опубликована в журнале "Вопросы истории естествознания и техники", позже они вышли книгой -- ничтожным тиражом; в Интернете она есть. Чтение этой книги оставляет довольно сильное впечатление и вызывает несколько вопросов.
      
       Что-то должно после нас оставаться. Дети, знания, книги, мосты, картины, летящие к звездам аппараты, свобода и независимость человека. А должно ли оставаться страшное? Мне показалось, что изложенное Л.С.Полаком должно остаться. Хотя бы в виде текста. Оставление всего этого в другом, натуральном, виде вызовет, наверное, возражения "гуманистов". Хотя разве не было бы полезно каждому человеку попасть на денек туда, откуда вернулся живым рассказчик?
      
       Вообще, всякий ли опыт ценен? Пройди через лагеря те, кто тоскует нынче по сильной руке и с умилением произносит кликуху душегуба и изувера, -- не изменят ли они своих детско-людоедских взглядов? Стало бы гуманнее правосудие, отсиди российские судьи по недельке? В нашей советской тюряге, да у параши? Или проведи они денек в пресс-хате? Или наоборот -- люди с садистской психологией еще сильнее пожелали бы этого и для всех остальных? Или с такой мотивировкой -- я через это прошел, а они чем лучше? Если исходить из аналогий с призывной армией, то может случиться и так. Шаламов, человек более чем компетентный, считал, что опыт лагеря -- чисто негативный. Но в этом случае было бы последовательнее не писать воспоминаний, а он их писал.
      
       Если же признать, что этот опыт ценен, -- возникает вопрос о методике рассказа. Как сделать, чтобы человек понял? Да и что значит -- понять? Это значит -- каким-то способом перевести в сферу своего опыта. Например, непосредственного чувственного опыта -- пережив. Другой вариант -- опосредованно, то есть, выразив в имеющейся (и созданной на базе какого-то иного чувственного опыта) системе ощущений, понятий и терминов. Вопрос о понимании лагерных воспоминаний не тривиален. После чтения книг о лагерях, о гетто, о войне, книг об альпинистских восхождениях -- о последних я могу судить чуть более уверенно и обоснованно -- остается ощущение непонятности. Вроде все фразы по отдельности понятны, а в целом -- нет. Страшное и страшно чужое; но, кажется, имевшее вполне понятные цели. Попробуем подойти с этой стороны.
      
       Какие цели преследовали лагеря? Политические лагеря, и германские, и советские, -- модификацию поведения, превращение людей в еще более рабов; лагеря уничтожения -- уничтожение людей. Во всех случаях -- запугивание оставшихся на свободе, модификацию их поведения. Советские лагеря несли также весьма существенную в масштабе страны экономическую функцию. В целом вклад ГУЛАГа в промышленное развитие СССР был не более 10%, однако он был больше в нескольких принципиально важных сегментах -- добыче угля, железной руды, золота, урана, олова, никеля; в ведении ГУЛАГа были вся слюдяная и асбестовая промышленность, вся добыча алмазов, кобальта, апатитов.
      
       Одновременно все лагеря несли важную психологическую функцию -- удовлетворение властолюбия и, тем самым, развращение всех, проявляющих власть, -- от Первого до последнего охранника. Один из столпов, на которых вообще держится тюремно-лагерная система, -- удовлетворение властолюбия членов общества, в том числе их садизма. А может, отчасти и мазохизма: многовековой садизм российской системы был обязан повлиять на массовое сознание в этом направлении, иначе общество взбунтовалось бы немедленно. "Стокгольмский синдром" -- детские игры по сравнению с тем, что произошло с российским/советским народом и чем активно пользовалась система при каждом очередном властителе. Чем определялась эта страшная очередь? Возможно, первые один-два и были случайностью. А дальше -- дальше система помогала взобраться наверх тому, кто был ей наиболее гармоничен.
      
       Последствия же лагерей для общества таковы. Во-первых, миллионы уничтоженных людей. И вместе с людьми -- то, носителями чего они были: например, культура. Если доля погибших велика в какой-то профессиональной, социальной или конфессиональной группе -- гибнет раздел культуры. Например, с аристократией -- понятие о чести, с зажиточным крестьянством -- умение растить хлеб, с купечеством -- умение вести дело, управлять персоналом и движением денег и товаров, с учеными -- наука. Во-вторых, подавление положительного генофонда, наработка отрицательного. В-третьих, воспитание привычки к жестокости, садизму, рабскому страху.
      
       Как именно действовали лагеря? По мнению Бруно Беттельгейма, автора так и не переведенной полностью на русский язык книги "Просвещенное сердце", в германских политических лагерях имелось три основных пути воздействия: инфантилизация, коллективизация, развращение. Компоненты инфантилизации: голод, который приводит к тому, что люди думают только о еде; отсутствие информации, что влечет за собой бессмысленность рассуждений; наличие значительного количества правил поведения, так что всякий человек всегда в чем-то виноват; постоянные проверки чистоты и аккуратности заправки постелей; использование детского наказания -- порки. Заметим, что в советских лагерях эти методы использовались не все. По-видимому, не хватало простыней для заправки кроватей.
      
       Второй путь воздействия лагеря на людей -- коллективизация. Лагерь уничтожает выделившихся, поощряя стремление слиться с массой, использует коллективную ответственность, подавляя тем самым представление об ответственности личной, и с этой же целью делает судьбу заключенного совершенно не связанной с его работой. Заметим, что и это в советских лагерях соблюдалось не столь педантично, как в германских.
      
       Наконец, третий путь -- развращение путем создания причастности к злу, то есть использования заключенных в качестве маленьких начальников. Этот метод управления традиционно применяется в криминальных сообществах (см. учебник: "Бесы"), да и вообще властью -- и к своим соратникам, и, отчасти, ко всему обществу. Что наводит на размышления, но тут Шахерезада почему-то быстро замолкает.
      
       Естественным методом сопротивления лагерю является противодействие по каждому из перечисленных пунктов. Беттельгейм выделяет важность поддержания в себе самостоятельности путем делания всего того, что не обязательно. Апеллируя к опыту германских лагерей, он рекомендует читать и чистить зубы. Смешно. Кроме того, он (вместе с В.Шаламовым) считает важным установление в своем сознании черты -- некоего порога аморальности, который человек решает не переступать. Полезно это и в мирной жизни.
      
       Сухой перечень помогает понять описанное Л.С.Полаком, создает какую-то схему, каркас для понимания. Но этого недостаточно. Дело не только в том, чтобы выразить невыразимое в имеющейся системе терминов. Дело в сходстве системы чувств пишущего и читающего. Сдержанное повествование, лишенное словесных украшений, аналитический подход, четкость формулировок -- он же ученый. Время от времени -- юмор. Время от времени -- небольшое "философское отступление", рассуждение на тему. Может быть, сочетание всего этого и создает какое-то со-ощущение.
      
       Поэтому некоторые сцены из книги Л. С. Полака остаются в сознании, как шлямбурный крюк, забитый в скалу, -- в отличие от многих других, более беллетризованных книг о лагерях, от которых остается ощущение только чистого кошмара. Умение выделить момент, ощутить его смысл, содержание, не теряя общей картины, -- может, быть, это и есть в данном случае самое важное для понимания?
      
       P.S. На двери кабинета у Полака висела открытка с львенком и надписью "Хорошо быть чистым, чистым и пушистым". Когда ходил к нему, чтобы включать магнитофон и время от времени кивать, старался брать с собой кого-то, чтобы не только я мог послушать. Одна из моих спутниц (тогда ей было 10 лет, я брал ее с собой именно по просьбе ее родителей), которая была "в теме", посмотрев на открытку, после некоторого размышления заметила: "Ну да, после лагерей..."
      
       А еще -- спросите на Youtube: Полак "Мой Гулаг". Вам будет полезно послушать Надежду Александрову, его подругу жизни.
      
       Этюд N 6
      
       Чтение и жизненный успех: мнение школьников
      
       Место: 8-9-е классы школы N 1525 Москвы,
       55R47?6?N, 37R40?13?E, 150 м над уровнем моря.
       Время: весна 2016 года.
       Действие: 55 школьникам преподаватель Е.С.Абелюк задала 5 вопросов.
      
       Вот эти вопросы, полученные ответы и их анализ.
      
       1. Что я понимаю под жизненным успехом? Дайте развернутый ответ.
      
       Анализировать ответы на этот вопрос можно несколькими способами, потому что он специально был поставлен так, чтобы ответ можно было давать в разных плоскостях (в расчете на продолжение этого исследования, при котором данный опрос будет играть роль пилотажа. Сами ответы удобно разделить на группы по шкале общности-конкретности.
       Заметим, что доли тех, кто дал ответы из разных групп общности, при этой постановке вопроса и таком методе анализа не следует непосредственно сравнивать между собой -- в сознании респондентов за их общими ответами могла стоять конкретика, на которой они не остановились по недостатку времени или по иным причинам.
      
       Самая общая группа состоит из ответов, которые можно агрегировать в две примерно такие группы -- "чувствуешь себя счастливым, благополучным" -- 16% и "в конце жизни ощущаешь, что жизнь прожита не зря, добился того, чего хотел" -- 11%.
      
       Ответы среднего уровня конкретности: "достижение своих целей" (без конкретизации) -- 29%, "уверенность в завтрашнем дне" -- 15%, "уважение людей, желание людей с тобой общаться" -- 7%. Как единичные, упоминались и другие факторы, например, "помогать другим", "быть сильным", "творчество".
      
       Группы наиболее конкретных ответов оказались следующими. Первые две группы -- вокруг локусов "работа" и "семья и дом" -- по 44%, причем работа в половине случаев с уточнениями типа "статус, карьера, материальные блага". Иногда упоминались "высшее образование" и "хобби" (по 7%), а как единичные - и другие факторы, например, "иметь две собаки", "самопознание".
      
       Тут открывается широкое поле и для педагогики, и для социологии. Например, респонденты явно склонялись к определенной степени конкретности -- дом, семья, работа, но не конкретная профессия, конкретное количество детей и т.д. и не счастье вообще. Далее, респонденты явно склонялись к определенной временной дистанции, причем средней, но не ближней -- окончить школу, получить образование, и не самой дальней -- жизненный итог, память о себе и т. д.
      
       Соответствующей постановкой вопросов внимание респондентов может быть растянуто на более широкий диапазон, то есть можно отдельно исследовать важность разных категорий целей и их относительную значимость, а это уже имеет прямой педагогический смысл. Если для данной группы большую значимость имеют, условно говоря, дом и работа, а не аттестат и поступление в вуз, то педагоги могут учесть это в своей работе -- либо попробовав изменить эту установку, либо приспособившись к ней.
      
       2. Влияет ли то, сколько читает человек, на жизненный успех? Да или нет?
      
       Ответили "да" -- 76%, "нет" -- 19%, дали иные ответы, то есть написали "затрудняюсь ответить" или "отчасти" -- 5%.
      
       3. Влияет ли на жизненный успех, что именно читать? Да или нет?
      
       Ответили "да" -- 84%, "нет" -- 11%, написали "затрудняюсь ответить" или "отчасти" -- опять же, 5%. Забавно, что 84% больше, чем 76%, то есть конкретизация, сужение вопроса, сами повлияло на более общее мнение.
      
       4. Что лучше читать, чтобы достигнуть успеха? Дайте развернутый ответ.
      
       Классифицировать ответы на этот вопрос можно несколькими способами, по причине, указанной в п. 1.
      
       Один вариант классификации -- по жанрам. Тогда ответы распределяются так: классика -- 27%, научная и научно-популярная -- 13%, фантастика, философия, психология, современная литература -- по 7%. Перевес классики объясняется тем, что опрос проводился на уроке литературы и в память респондентов была при этом "загружена" школьная литература. Кроме того, школа небезуспешно пытается создать впечатление, что кроме "классики" существует только попса. Это видно из ответов, когда к классике школьники относят серьезные книги, но классикой не являющиеся, а один респондент так и написал -- "читать классику, а не попсу".
      
       Другой вариант классификации -- по воздействию на читателя. Ответы этой группы: то, что содержит полезную информацию -- 18%, то, что нравится и то, что вдохновляет, мотивирует -- по 11%. Один респондент заметил, что полезнее читать книги не об успехах, а о неудачах.
      
       Наконец, 22% респондентов аккуратно уклонились от ответа, справедливо заметив, что имеет значение, что для конкретного человека является жизненным успехом и в каком обществе он живет. Весьма содержательное уклонение!
      
       5. Влияет ли на жизненный успех чтение "по программе"? Да или нет?
      
       Ответили "да" -- 47%, "нет" -- 25%, дали иные ответы -- 28%, причем часть из них, естественно, написали "затрудняюсь ответить" или "отчасти".
      
       А теперь возьмем в руки лупу. Если собрать все комментарии к "иным ответам" на вопросы 2, 3 и 5, то вот какая картина плавно развернется перед нами.
       ... школьная программа полезна, потому что это база для дальнейшего чтения -- 4 человека,
       ... книги могут научить чему-то полезному -- 4 человека.
       ... школьная программа полезна, потому что на уроках анализируются произведения -- 3 человека,
       ... чтение развивает память -- 1 человек,
       ... чтение влияет на психологию (если читать фантастику и сказки, ты станешь мечтательным, если классику - то рассудительным) -- 1 человек,
       ... польза зависит от того, что человек понимает под жизненным успехом и в каком обществе он живет -- 1 человек,
       ... школьная программа полезна, потому что составители программ и учителя разбираются -- 1 человек.
      
       Похоже, что детки не знают разницы между фантастикой и фэнтези. Дать им, что ли, прочитать, что сказал по этому поводу Б.Н.Стругацкий? Это реакция педагога; для социологии эти одиночные ответы ценны не сами по себе, а только если использовать их для составления более глубокой анкеты. Но с точки зрения педагогики они уже ценны, потому что любой из этих вопросов/ответов можно обсуждать. В частности, потому, что если кто-то один написал, то трое сказали про себя, но не написали, десятеро подумали, но не облекли в слова, а тридцать будут тянуть руку, прыгать и спорить...
      
       И в заключение... некоторые изречения про чтение из справочников К.В.Душенко.
      
       Этюд N 7
      
       Некоторые изречения про чтение и книги
      
       Квалифицированный читатель не тот, кто много читает, а тот, кто много перечитывает
       Борис Стругацкий
      
       По-настоящему великую книгу нужно читать в юности, в зрелом возрасте и еще раз в старости, так же как прекрасное здание нужно видеть в утреннем свете, в полдень и в лунном свете.
       Робертсон Дейвис
      
       Книга есть кубический кусок горячей, дымящейся совести - и больше ничего... Без нее духовный род не имел бы продолжения. Он перевелся бы. Ее не было у обезьян. Ее писали. Она росла, набиралась ума, видала виды, - и вот она выросла и - такова. В том, что ее видно насквозь, виновата не она. Таков уклад духовной вселенной.
       Борис Пастернак.
      
       Книга очень полезна. Она мешает думать в те часы, когда телевизор выключен.
       Жорж Элгози
      
       Книга -- это бутылка, брошенная в открытое море.
       Альфред де Виньи
       Никто не читает ту книгу, которую написал автор.
    Никто не может прочесть дважды ту же самую книгу.
    Если двое читают одну книгу, это не одна и та же книга.
       Эдмунд Уилсон
      
       Писать -- значит читать себя самого.
       Макс Фриш
      
       Я пишу для того, чтобы понять, что я думаю.
       Дэниэл Бурстин
      
       Всеобщее образование породило массу людей, которые умеют читать, но не умеют понять, что стоит читать.
       Джордж Тревельян
      
       Один скотоложец возбуждался, листая учебник зоологии. Следует ли признать эту книгу порнографическим изданием?
       Ежи Лец
      
       Хорошо, когда читатель дочитывает книгу с безошибочным ощущением, что теперь не знает больше, чем не знал раньше.
       Сергей Аверинцев
      
       Опубликовать свою книгу - значит добровольно выйти на публику без штанов.
       Эдна Милли
      
       Всякий пишущий пишет автобиографию - и чем менее он это сознает, тем более автобиографичен.
       Крисиан Фридрих Геббель
      
       Читателю хорошо - он может сам выбирать писателя.
       Курт Тухольский
      
       Хороший читатель встречается реже, чем хороший писатель.
       Хорхе Луис Борхес
      
       Досуг без книги -- это смерть и погребение заживо.
       Сенека Младший
      
       Вкладывать книгу в руки невежды так же опасно, как вкладывать меч в руки ребенка.
       Хорхе Луис Борхес
      
       Три изобретения, изменившие облик мира: книгопечатание, порох и компас.
       Френсис Бэкон
      
       Три главные части современной цивилизации: порох, печат и протестантизм.
       Томас Карлейль
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Ашкинази Леонид Александрович (leonid2047@gmail.com)
  • Обновлено: 29/12/2016. 87k. Статистика.
  • Статья: Культурология
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.