Белов Алексей Николаевич
[ведьма]

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Белов Алексей Николаевич (belovalexey@yandex.ru)
  • Размещен: 21/04/2014, изменен: 21/04/2014. 102k. Статистика.
  • Повесть: Фантастика
  • Скачать FB2
    •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Решил выложить незаконченную историю, написана где-то в 2005-2008 гг. Фантастикой назвать сложно, пожалуй, фэнтези тоже (ибо наличия гоблинов-орков-эльфов не предполагалось). Просто история. Но сплошная неправда, разумеется. Если кто хочет дописать, просьба связаться. Тем более интересно, потому что получится разумеется совсем не то, что задумывалось.
    •   Алексей Белов
      
      ВЕДЬМА
      
      Повесть
      
      
      Глава первая
      
      С непроницаемого черного неба крапал отвратительный дождь. Лето в этом году не баловало теплом. Дороги пусты; конец августа, а в полях никого. Стога сена мокнут. Редкий всадник проедет по деревенской дороге. На версты вокруг теплятся лишь один-два огня захудалых постоялых дворов. Ни всаднику, ни лошади не найти приличного угла в этой глуши.
      Есть охота - аж под ложечкой сосет. На поясе бренчат отнятые пару часов назад у незадачливого путешественника монеты; скоро должен показаться хоть какой огонь.
      Пару раз всадник даже спешивался, пытаясь рассмотреть на грязной дороге отпечатки чужих подков - ничего. Чиркал огнивом, ругался, и, одев накидку, снова садился на коня, и конь неторопливо плелся дальше - ему так же, как и хозяину, была отвратительна и эта дорога, и этот моросящий дождь.
      Одет всадник был просто: в кожаную рубаху с грубыми железными нашлепками и такие же штаны. Эта одежда, конечно же, не спасала от удара мечом, но всадник был умелым бойцом и знал: дорогая и надежная защита конечно же хорошо, но крепкие руки гораздо лучше. Впрочем, крепкие тренированные ноги спасительнее всего остального. Путник был тем, кого называли рыцарями, но чаще - ублюдками благородной крови. Вроде должен бы быть богат, но на коне давно тертое седло, а каменья из рукояти меча давно выковыряны, пропиты и проедены.
      Звали всадника Артилок де Гравиль. Он давно потерял свое имение - его сожгли восставшие крестьяне - сам он бежал, но скоро вернулся и перерезал поодиночке вместе с семьями всех тех, кого считал зачинщиками восстания, за что Артилока прозвали Жестоким. Некоторое время о нем ходили страшные легенды, но потом слухи поутихли, потому что Артилок бежал еще дальше, чем в первый раз. Прозвище осталось. С тех пор прошло несколько лет, и все эти годы рыцарь промышлял тем, что грабил и убивал, изредка нанимался знати в охрану, но быстро вылетал оттуда без выходного пособия из-за своего строптивого нрава. В кошельке Артилока всегда водилось несколько монет, а меч не ржавел без дела: редко кто не поддавался искушению ограбить одинокого всадника и бывал ограблен этим всадником сам. В драке конь Артилока дурел от запаха крови и бил копытами насмерть. Для забавы рыцарь однажды пустил слух, что его Цербер жрет мясо убитых. Слух оказался настолько успешным, что в некоторых постоялых дворах, если хозяин узнавал Артилока, отказывался пускать на ночь, боясь, что его конь к утру закусит соседями по стойлу.
      Артилок ненавидел ночной дождь. Его мнительным глазам казалось сквозь эту морось, что пелена мелких капель плетет призраки, и появляется отвратительный облик ведьмы, тянущей к нему костлявую руку. Мокрые деревья шелестят мокрой листвой: этот шелест особенно четко разносится во мраке, и мнится черт знает что. Рыцарь наподдал коню в бока, увидев наконец мерцающий огонек одинокой таверны, обругал мешком с дерьмом, и Цербер, фыркнув, лениво прибавил ходу.
      Он знал это местечко - еще то. Через утро кого-то выносили мертвым и ограбленным. Народу мало, но, поскольку это единственный постоялый двор в этих местах, то народ есть. Народ этот - мелкий сброд, жулики, шлюхи и торговцы, боящиеся друг друга до того, что могли убить со страху быть убитым. Но Артилоку было не привыкать к таким местам. Он здесь давно не был, так что вряд ли его кто-нибудь мог вспомнить. Хозяин у таверны, скорее всего, уже не раз сменился, а постоянных клиентов нет и быть не может.
      Пару раз из-за плотных туч пыталась было выглянуть луна, но тут же скрывалась обратно. Дождь усилился, подгоняя всадника. Артилок крепче сжал поводья, потянул влево, через овраг, наперерез дороге, прямиком к тусклым огням мутных окон. Казалось бы, всего несколько скоков коня - и они уже под навесом, но огни оказались дальше, чем Артилок предполагал. Наконец Цербера вынесло прямо под навес.
      - Человек! - заорал Артилок. Из таверны слышался вроде какой-то шум, но никто не захотел выходить. Рыцарь крикнул еще раз, и опять молчание.
      Ругаясь, он сам отвел коня в стойло, где посчитал чужих лошадей: их было пять. Привязав Цербера особым узлом - от воров - Артилок сунул руку под полу куртки и, поглаживая рукоять меча, прошел со двора ко входу и толкнул тяжелую, пахнущую кислятиной и прением дверь. Тут же внутрь шмыгнул черный кот, прокравшийся следом за рыцарем, насквозь мокрый, и стрелой пролетел вдоль стены внутрь.
      На первом этаже таверны, как обычно, располагался душный кабак, комнаты же были на втором этаже. Оглядев внимательно зал и посетителей - их было больше, чем лошадей в стойле - Артилок стянул с правой руки перчатку, потертую и подшитую местами, и махнул призывно хозяину, коротышке с брюшком. Коротышка был Артилоку незнаком.
      - Комнату, - мрачно сказал он ему, впечатывая в ладонь монеты, - и почище.
      Коротышка закивал, крикнул слугу. Прибежал мальчишка, грязный и непрестанно шмыгающий носом. Отвесив мальчишке подзатыльник за задержку, хозяин приказал ему вычистить одну из лучших комнат (из трех имеющихся вообще, как припомнил Артилок; в одной было очень грязно, во второй текла крыша, в третьем доски пола прогибались и скрипели - она-то и была самая лучшая), перестелить постель, оставить у постели бутылку вина, и после объяснений повернулся к Артилоку, который продолжал внимательно оглядывать посетителей. Он несколько опасался, что среди них могут оказаться бандиты, которых он обманул дней пять назад: навел на богатого путешественника, разбойники перебили охрану, потеряв двоих, но взяли богатую добычу. Подождав ночи и буйной пьянки, когда новые сотоварищи упились, он забрал все деньги и драгоценности и уехал. Но в зале за столами, на первый взгляд, одна рвань: лошадей-то пять, остальные, значит, пришли на своих двоих, и если вооружены, то в лучшем случае ножами. Лишь один торговец с двумя человеками охраны - один уже напился и осоловело шарит взглядом кругом, другой еще бдит и делает вид, что спокоен. Встретившись с мрачным взглядом Артилока, он быстро отвел глаза, стукнул кружкой по столу и заорал мальчишке-разносчику, что хочет пива. 'Ограбить, что ли?' - мелькнула у Артилока мысль. Больно уж добыча легка.
      - Господин, наверно, проголодался, - заговорил коротышка. - Самое лучшее пиво, вино и еда.
      - Пиво и кусок говядины, - после недолгой паузы сказал рыцарь и направился к свободному столу.
      Артилок грузно сел на скамью, поправил меч и уперся локтями в грязную поверхность стола.
      Очень быстро ему принесли кувшинчик кислого пива и кусок говядины на тарелке, хорошо, впрочем, прожаренной. Мальчишка тряпкой размазал грязь по столу и поспешно убежал, не дожидаясь, пока Артилок отхлебнет пива и, чего доброго, отвесит ему затрещину. Но Артилок выпил сразу половину кувшина, рыгнул и, взяв мясо обеими руками, стал отрывать от него куски и глотать почти не жуя - он был очень голоден. Только доев мясо, он снова принялся за пиво, с наслаждением чувствуя тяжесть в желудке.
      Неожиданно в постоялый двор вошли две девицы, насквозь мокрые - дождь еще более усилился - и с некоторым испугом начали осматриваться. Разумеется, никто из сидящих не потеснился, чтобы уступить место; только повернули головы, с вялым интересом разглядывая вошедших. Девицы довольно долго мялись на пороге, пока наконец одна из них не заметила свободную скамью рядом с Артилоком. Конечно, тут же ее взгляд столкнулся с тяжелым взглядом рыцаря. Артилок не любил шлюх, хотя шлюхи любили его. Чего говорить, он был довольно привлекателен, несмотря на шрамы. Девицы такого сорта липли к нему, думая, что у него есть много денег, но быстро отлипали, когда оказывалось, что денег не так уж много. Вот и эта попыталась, несмотря на убийственный взгляд, состроить глазки, но Артилок аж отвернулся, скрывая усмешку: до того жалко выглядели эти две потаскушки, мокрые и уставшие от явно долгой дороги. 'Вот ведь занесло, - подумал Артилок. - что они делают тут?'. Допив пиво и со стуком поставив кувшин на стол, он тяжеловато поднялся - пиво, хоть и кислое, было крепким - и пошел наверх. Проходя мимо слуги, он хлопнул его по плечу так, что тот согнулся, сунул ему медяк и произнес:
      - Показывай комнату.
      Мальчишка быстро побежал вверх по лестнице, остановился у одной из дверей и распахнул ее, едва Артилок приблизился. Перед тем как войти внутрь комнаты, рыцарь сжал плечо юноши и, поглядев ему лицо, внятно сказал:
      - Попробуешь обокрасть ночью - убью. Понял?
      Слуга как можно быстрее закивал.
      - И скажи хозяину, чтобы не подсылал шлюх, а то еще зарежу спросонья, чего доброго, как... как курицу.
      Слуга снова закивал.
      - Вижу, понимаешь. Иди.
      Мальчишку как ветром сдуло - он испугался не на шутку, тем более что Артилок довольно сильно сжал ему плечо своей стальной хваткой.
      Усмехнувшись, рыцарь вошел в комнату.
      Все было действительно убрано: пол подметен, оконце и мутное зеркало на стене протерты тряпкой, постель перестелена, на столе рядом с постелью - бутылка вина и кусок сыра. Артилок остался доволен. Он снял кожаную куртку, оставшись в одной рубахе, снял пояс с мечом, положил его на кровать с краю; кошелек с деньгами засунул под подушку. Из оружия на нем остался только кинжал, пристегнутый к узкому пояску. Проверив все и оглядевшись, рыцарь отхлебнул приличный глоток из бутылки и залез в постель. Придвинув меч к себе поближе, он с наслаждением вытянулся, заложил руки за голову и закрыл глаза. Надо было хорошенько выспаться, чтобы утром вновь отправляться в путь. Куда - он и сам не знал. Он просто постоянно ехал куда-то, и в этом была вся его жизнь. Рыцарь де Гравиль заснул крепким, но чутким сном. Кто не знал об этом - мог напороться на меч без вопросов, кто ты такой.
      Посреди ночи Артилок вдруг очнулся от сна с неясным ощущением, что в комнате кто-то есть. Он моментально открыл глаза и сел в постели, схватившись за меч, готовый в любую секунду спрыгнуть с нее и снести незваному гостю голову. Но рядом никого не было. Он почти уже успокоился, как непроницаемая темнота у двери колыхнулась.
      - Кто здесь?!
      Долгие мгновения Артилок нащупывал огниво и чиркал им, зажигая свечу. Темнота немного рассеялась. У стены стояла то ли девица, то ли старуха - женщина была замотана в непонятную шаль, лица не видать. Она стояла и молчала, глядя на Артилока.
      - Я же говорил - не подсылать шлюх!
      Тишина.
      - Ты кто? Говори! Ну!
      Он соскочил с постели, сжимая меч, и остановился: ни движения, ни дыхания, ни запаха. Артилок осторожно сделал шаг, выставив вперед меч, потом еще шаг, пока острие клинка не остановилось в нескольких сантиметрах от горла гостьи.
      - Я же тебя сейчас заколю, дура, - хрипло сказал рыцарь, - если молчать будешь. Ты из тех, что пришли вчера?
      От абсолютного молчания и тишины, в которой было слышно только дыхание Артилока и стук его сердца, у рыцаря похолодело где-то в кишках. Поняв, что еще мгновение - и он сделает привычный широкий удар по горлу, но причиной этого удара будет подкравшийся страх, он шагнул назад.
      Сердце, казалось, застучало громче.
      - Судьба, - наконец нарушил тишину тихий женский голос, по которому нельзя было сказать - стара или молода его обладательница.
      Артилок отступил еще на шаг и натужно засмеялся.
      - Шлюха! - вскрикнул он. - Самая обыкновенная шлюха! И полоумная к тому же. Иди прочь.
      Он быстро отошел к постели, взял свечу и вернулся к гостье, поднеся свечу к самому ее лицу. Обыкновенное лицо - Артилок таких видел тысячи. Покажи его рыцарю на следующий день - и не вспомнит, кто это. Бледная кожа и невыразительные черты - очень пустое лицо.
      - Вправду полоумная, - Артилок поднял меч к горлу девицы, - что ты хочешь?
      - Тебя.
      Де Гравиль аж мечом махнул от возмущения, чуть не порезав ей подбородок:
      - Другому себя предлагай! Я любил таких женщин, за которыми ты пол вылизывать недостойна! Ты - уродина! Нет! Хуже! Уродину я бы запомнил, а тебя запомнить нельзя! Ты - ничто.
      - Я - судьба, - гордо и дерзко произнесла девица. - Я еще молода, мне всего несколько дней, но я крепну с каждым днем. И я стану уродливой.
      - Прочь, сумасшедшая! - страшно закричал Артилок. - Иначе - Богом клянусь, зарежу!
      Девка спешно юркнула за дверь.
      Рыцарь долго и грязно ругался, залезая обратно в постель. Свечу он гасить не стал.
      Утром, несмотря на поздний час, сон долго не отпускал его; Артилок ворочался, то открывал, то закрывал глаза, и еще продолжительное время лежал, пока не начал чувствовать неудобство. Тогда он сел и потянулся за вином.
      Сквозь оконце давно сочился дневной свет; свеча полностью сгорела и оплыла.
      Рыцарь допил вино жадными глотками, спешно оделся и спустился вниз. В конце лестницы он наткнулся на хозяина и грубо остановил его:
      - Зачем подсылал мне ночью шлюху? Эту полоумную? Я ее чуть не зарезал!
      - Никого не пускал, господин! Никого! Были те, две, и все! Вы их сами видели, но они быстро ушли - попросились в сарай ночевать.
      Артилок заворчал недовольно, как собака, и вытащил нож.
      - Ухо отрежу, - пообещал он, - если врешь. Кто же тогда приходил ко мне ночью?
      - Не знаю! - пронзительно вскрикнул коротышка.- Сударь, вы храпели всю ночь так, что дом трясся! Не надо мне резать уши!
      Де Гравиль заворчал еще недовольнее, но нож убрал и пошел в конюшню, размышляя по пути о том, что за нечистая сила посещала его и что, черт побери, это уже не в первый раз - когда-то Артилок уже видел что-то похожее, то ли сон, то ли явь, но это было давно, два или три года назад; он и думать забыл. Тогда он обратился к какой-то гадалке или прорицательнице, и она долго и нудно толковала ему этот сон. Из толкования Артилок не понял ничего, кроме того, что сон нехороший. В общем-то рыцарь был человеком образованным, но когда дело касалось вещей непрактических, то становился глупее деревенского дурачка. Он знал многое: как охотиться и как подобрать лошадей, умел драться и вести хозяйство, то есть был неплохой эконом (в последние годы, впрочем, из этой области все забыл), знал, как лечить травами и как делать простейшие операции - но как истолковать сон или связать перемещение звезд с перемещением человеческой судьбы, было выше его понимания. Поэтому колдунов, гадателей и других шарлатанов подобного рода он не любил. Но когда случалось что-то такое, что невозможно было объяснить умом, он все-таки шел к гадателям и провидцам. Конечно же, он ничего им не платил - как можно платить за нелепые слова? А шел потому, что слова эти хоть как-то объясняли необъяснимое.
      Непонятные события было принято сваливать на ведьм. 'Конечно же, ведьма! - возмутился Артилок, распахивая конюшню. - Кто ж еще!'
      Цербера не было.
      Только кусок обрезанной упряжи болтается.
      Артилок закричал нечеловечески и прыжками кинулся обратно в дом, вытаскивая меч. Нагнав хозяина на лестнице, он рывком развернул его к себе:
      - Молись, падаль! Так-то ты стережешь добро! Коня увели!
      Коротышка бухнулся де Гравилю в ноги, обнял колени и застонал, как от боли:
      - Не губиии! Денег заплачу! Коня дам!
      Рыцарь с брезгливостью оторвал человечка от своих колен и спросил:
      - Сколько денег?
      - Сто, - но, увидев гримасу на лице Артилока, прибавил: - Сто пятьдесят. Из королевской конюшни коня купишь, господин!
      Артилок согласился и проверил каждую отсчитанную монету. Теперь кошелек был тугим и сытым, а его обладатель не слишком-то печалился из-за пропажи коня.
      Солнце указывало, то почти уже полдень. День выдался безоблачный и теплый, даже жаркий; в густой синеве неба лишь кое-где кудрявились облачка. Земля уже подсохла, и только неглубокие лужи то тут, то там на дороге напоминали о вчерашнем дожде.
      Артилок вышел на дорогу и, сложив пальцы у рта, пронзительно свистнул. Надо было подождать всего немного - Цербер, если сумел убежать, где-то рядом. И точно - из перелеска показался его конь. Бодро и радостно рысил он к Артилоку, только сбоку что-то темное болтается и шлепается о землю. Когда конь приблизился, де Гравиль увидел, что это человек, уже мертвый: нога запуталась в стремени, и Цербер вдоволь повозил его по полям и перелеску, так что лицо и верхняя часть тела превратились во что-то черное и непохожее на человеческий облик.
      - Ох, дурень, - ворчал Артилок, насилу выдирая ногу трупа из стремени, - в лошадях, ты, конечно, разбираешься... но не каждую можно увести.
      Он так и представил себе картину, как несчастный, уже срезав поводья, тихонько вывел коня (Цербер ради шутки, что ли, дал себя вывести?), отошел с ним подальше к дороге и только там оседлал. И конь понес, скинул седока и всю ночь бил головой о кочки, корни, пни и деревья.
      Артилок обшарил карманы мертвого вора. Несколько золотых, травка какая-то нюхательная в мешочке, от которой рыцарь закашлялся, но не выбросил, нож и огниво. Ну, тоже неплохо. Де Гравиль поцеловал верного коня, сел в седло и неспеша поехал прочь.
      Труп так и остался лежать на дороге. Откуда-то сверху спустился любопытный ворон и сел рядом, разглядывая. Скоро будет пир.
      
      
      Глава вторая
      
      По пыльной дороге шли двое. Один был молод, другой стар. Старик опирался на палку; юноша иногда порывался поддерживать его под руку, но старик ворчал и возмущенно отстранялся, тряся палкой, и упрямо шел сам. Юноша вздыхал и позволял ему это.
      - Отец, - говорил он, - ты должен отдохнуть.
      - В городе отдохнем. Иначе не успеем к вечеру. Нам нечего есть. Там, на площади, может быть, мы сможем заработать немножко монет.
      Они замолчали.
      Дорога вела по полям с редким перелеском, и в это дождливое лето выдался день, когда воздух душен и тяжел, нет ни малейшего ветерка, и даже птицы прячутся в тени. Путники были бродячими поэтами и искали пропитания пением баллад и чтением стихов о доблестных рыцарях, прекрасных дамах и жестоких разбойниках - все то, что иногда с удовольствием слушает народ вечером, после тяжелого дня.
      Бескрайнее поле, нагретая трава. Воздух колышется. От жары скрыться совершенно негде. Как ни крепился старик, вскоре он начал останавливаться и часто отдыхать.
      - Все-таки мне тяжело, Мервин, - проговорил старик, опираясь на палку. - Еще весной я мог идти целый день не останавливаясь. Умру я скоро, Мервин.
      - Да что ты такое говоришь, отец! Вот, выпей воды, - юноша достал жестяную фляжку. - Не смей так говорить! Не смей! Давай отдохнем. Посидим.
      Юноша скинул дорожный мешок с плеч и чуть ли не насильно усадил отца отдохнуть. Сам же прошелся взад-вперед рядом.
      - Не говори так! - воскликнул он снова. - И не думай даже!
      Мервин сел и отпил из фляжки.
      - В городе, - сказал он, стараясь придать голосу твердость, - я найду тебе врача. У тебя болят ноги - врач наложит на них какие-нибудь припарки из трав, мази... Мы задержимся в городе подольше, чем обычно, чтобы ты отдохнул и выздоровел.
      - Хорошо, мальчик мой, - вздохнул старик, - хорошо.
      Юноша поболтал фляжкой, прислушиваясь. Воды осталось совсем немного. Вздохнув, он убрал ее в мешок. А если они не смогут заработать в городе? Опять попрошайничать? Сердце Мервина сжалось при одной мысли об этом; он чувствовал острое унижение, когда ему приходилось просить, словно он раньше был видным господином, барчуком, а теперь вот ему приходится ныть на базаре об идиллической рыцарской жизни, ходить в обносках и жевать черствый хлеб, запивая водой. А иногда он погружался в мечты о более лучшей жизни: о собственном доме в каком-нибудь маленьком селеньице, сад и небольшое хозяйство (за которым, впрочем, ухаживает не он, а его слуги и рабочие), а он живет в тиши и мирском покое, пьет вино и пишет баллады. Частенько его зовет к себе король на открытие торжеств, и тогда приходится немножко потеть и писать балладу на заказ, выдумывая эпитеты поизящнее и величественные сравнения... В такие минуты Мервин обычно получал подзатыльник от отца со словами:
      - Рот закрой, ворона залетит! Опять в поднебесье витаешь, как и твоя мать! Так и сошла в могилу с улыбкой на устах!
      Один из лучших бродячих поэтов королевства был на редкость приземленным человеком. Он любил выпить, поесть и теплый угол, но большие запросы не имел. Его раздражала вынужденная бродячая жизнь, и поэтому в городах он старался осесть надолго, пока певца и сказателя не начинали гнать взашей. Мать же Мервина была полной противоположностью отцу: легкая, жизнерадостная, полная иллюзий и надежд, она мечтала о принце даже тогда, когда вышла замуж за оборванца, пишущего плохие стихи (и ничего более не умеющего) и родила ему сына, похожего характером на себя, только к тому же еще и наивного до умиления. Впрочем, Мервин был еще молод и сполна жизни нахлебаться не успел, несмотря на постоянные скитания и частенько голодный желудок.
      Отец уверенно поднялся, опираясь на палку.
      - Идем, - сказал он.
      Мервин смотрел со стороны, как отец уверенно шагает по дороге, но видел, что старость и болезнь уже сгибает его к земле, и шаг не так тверд. Он испугался вдруг не на шутку, подумав, что вот дойдут они до города, и пусть они смогут заработать немного денег, но сможет ли врач помочь отцу? Мервин за три шага слышал больное дыхание отца. Он даже не знал, сколько ему лет, только знал, что много. Но он так редко, точнее - никогда не думал, что отец когда-нибудь может умереть. Смерть близкого человека казалась ему противоестественной, выходящей за рамки его понимания; мать Мервина умерла, когда ему было совсем мало лет, едва успев его выкормить грудью. Отец или мало, или совсем ничего не говорил о смерти матери; только угрюмо молчал на расспросы. Юноша даже не знал, любил ли отец мать хоть на малую толику той любви, о которой пел в сочиненных им балладах.
      Солнце понемногу клонилось к закату; но до теплого, приятного вечера было еще далеко, когда Мервин вдруг увидел, как далеко впереди вьется облаком пыль. Он всмотрелся, и у него не осталось сомнений, что это два или три всадника, едущих от города. Облако пыли стремительно приближалось; до всадников оказалось не такое большое расстояние, как казалось. Сначала Мервин подумал, что это стражники из города ищут кого-то, потом - что путешественники, но путешественники не скачут с такой скоростью; но когда всадники - их было двое - приблизились, оказалось, что это двое в какой-то рваной одежде, грязные и с испуганными даже лицами. Тогда Мервин понял, что это, наверное, воры, которые украли в городе конец и теперь спасаются бегством. Кони, вытаращив глаза, брызжут пеной. Внезапно один из всадников осадил коня рядом с Мервином и его отцом и закричал с перекошенным ртом:
      - Эй, старик! А ну снимай свой балахон! Живо!
      Отец замер, и Мервин едва ли не услышал, как стучит его сердце.
      - Отец... - прошептал Мервин.
      Старик начал раздеваться дрожащими руками, но это у него получалось медленно и плохо.
      Вор соскочил с коня, придержал его - тот топтался на месте и никак не мог успокоиться после бешеной скачки.
      - Ты что, старая жаба, совсем рассудок потерял от страха? Шевелись! А ты, - обернулся оборванец к Мервину, - снимай сапоги!
      У Мервина были неплохие сапоги, из хорошей кожи, почти новые. Юноша даже посмотрел на них.
      - Вы не можете... - начал он.
      Человек выхватил нож.
      - Ты дурак? - закричал он. - Снимай!
      - Снимай, сынок, - заговорил отец дрожащим голосом. - Отдай, и пусть едет.
      Мервин начал снимать сапоги.
      В это время второй вор, ускакавший далеко вперед, вернулся.
      - Ты рехнулся? - заорал он первому, - За нами же гонятся!
      И правда, далеко впереди показалось еще одно облачко пыли.
      - Я босиком! - закричал в ответ первый и, выставив нож, надвинулся на Мервина: - У тебя, сопляк, что, руки отнялись?!
      У юноши задрожали руки, он начал снимать сапоги. Отец тем временем снял свою одежду и протянул ее вору.
      А облако пыли стремительно приближалось. Уже можно различить коней, слышен шум от копыт, бьющих пыльную дорогу. Человек замахал ножом пред лицом Мервина, который наконец-то содрал сапоги. Но тут подскочил первый, но не к Мервину, а к отцу, тоже выхватив нож, и сделал быстрый взмах. Брызнула кровь, отец упал.
      - Дьявол! - закричал тот, у которого уже в руках были накидка и сапоги, вскакивая на коня. - Зачем ты это сделал?
      - Нас почти догнали! А это их немного задержит!
      И двое, нещадно ударяя пятками в бока коней, умчались вперед.
      Мервин, босой, ошеломленный, стоял как вкопанный. Отец упал, захрипев, держась за перерезанное горло. Растопыренные пальцы его скребли пыль дороги, кровь стекала в эту пыль, мутнела и сворачивалась в грязные шарики.
      - Боже! - закричал Мервин. - Боже!!! Помогите!!!
      Еще двое всадников накатилось на него, обдав пылью. Им пришлось остановиться - старик лежал прямо на дороге, а Мервин, замахав руками, бросился к ним:
      - Убили! Убили! - так, что поднявшийся на дыбы конь чуть не ударил юношу копытами.
      - С дороги! - яростно закричал всадник.
      Мервин бросился перед ним на колени:
      - Он еще жив! Помогите!
      Всадник спешился, наклонился над стариком, ощупал его и измазался в крови.
      - Он мертв, парень! Куда они поехали?!
      Мервин растерянно огляделся кругом и только тут увидел, то они стоят на развилке дороги, а он и не заметил, в какую сторону ускакали воры.
      - Я... не знаю... - прошептал он, еще не расслышав и не поняв толком слова стражника.
      Стражник со злостью посмотрел на Мервина:
      - Развелось вас, оборванцев! - и повернулся к товарищу: - Ты - направо, я - налево.
      Топот; осела пыль, и все стихло.
      Юноша упал, как подкошенный, рядом с телом отца, и зарыдал. Вечер, еще яркий и солнечный, моментально стал для него ночью. Все то, чего Мервин боялся и ожидал со страхом, сбылось в одно мгновение. Теперь, показалось ему, осталось только одно - лечь рядом с бездыханным отцом и умереть самому, потому что он просто не знал, что делать дальше.
      Неизвестно, сколько бы так Мервин просидел, если бы не почувствовал чье-то прикосновение к своему плечу, заставившее его вздрогнуть. Он обернулся и вскочил. Перед ним стоял человек с суровым, даже злым выражением лица, с глубокими рубцами от шрамов на щеках, в простой кожаной одежде, но на боку его висел меч, какой обычно носят люди знатного происхождения. Незнакомец держал под узду черного, как смоль, коня. Конь фыркал и втягивал ноздрями воздух, возбужденный запахом смерти и недовольный.
      - Твой отец? - спросил незнакомец.
      Мервин, сглотнув подступивший к горлу комок, кивнул.
      Человек присел на корточки рядом с трупом, осмотрел его и произнес негромко:
      - Хороший удар. Никаких шансов, если ты надеялся его спасти.
      Видя, что юноша не слышит его, незнакомец почти закричал:
      - Эй! Ты будешь его хоронить или нет?! Твой отец все-таки!
      Странник достал из-за пояса нож и протянул его Мервину:
      - Оттащи его с дороги.
      Увидев, что юноша продолжает смотреть безжизненным взглядом в пустоту, незнакомец отвесил ему увесистую пощечину, от которой Мервин вскочил; в глазах его заплясал страх. Щека, по которой пришелся удар, наливалась кровью, на ней ясно отпечаталась ладонь.
      - Приди в себя, сукин ты сын! - рявкнул человек. - Тоже хочешь тут лечь, что ли?! Будешь так сидеть и раздражать меня - прирежу и поеду себе дальше, понял?!
      Мервин очнулся, схватил протянутый ему нож и, не стирая с щек дорожки слез, попытался взять тело отца под мышки, чтобы оттащить с дороги. Но сил ему не хватило, и он завалился назад, и сел в пыль.
      Человек покачал головой, схватил тело за ноги и без усилий оттащил в сторону. Юноша сжал плотнее в кулаке нож и начал рыть яму. Понемногу начало темнеть, и незнакомец присоединился к Мервину в его унылой работе. Только тогда мальчик разглядел подробнее его лицо, как он одет, и выгравированный на бляхе ремня герб.
      - Вы, - спросил он долгое время спустя, - дворянин? Рыцарь?
      - Рыцарь? - фыркнул незнакомец. - Так, слово. Ты видел когда-нибудь рыцарей? Они выглядят так, как я? Но можно заявить, что я рыцарь. Но у меня давно нет ни имения, ни дома, ни даже своего угла, где я могу устроиться у камина в сырую погоду и вытянуть ноги, попивая вино из серебряного бокала. Я брожу где придется. Как там в балладе поется? Рыцарь бродячий, не ищущий славы, едет дорогою крови и слез...
      - Эту балладу сочинил мой отец, - глаза Мервина вновь наполнились слезами.
      - Хм, - издал рыцарь, и только. - Как тебя зовут?
      - Мервин.
      - Артилок де Гравиль Жестокий. Можешь звать меня просто Артилок. У нас получилась достойная могила, Мервин. Помоги мне. Ты берешь за ноги, я под плечи.
      Они опустили мертвеца в яму. Юноша никак не мог начать забрасывать тело отца землей. Артилок ткнул его в плечо:
      - Давай, делай, парень! Чем быстрее отец твой скроется с твоих глаз, тем легче тебе будет. Ты мог бы лежать рядом с ним с перерезанным горлом.
      Мервин начал яростно и быстро засыпать яму землей.
      Выровняли, насыпали небольшой холмик.
      - Крест, - прошептал юноша, - как же без креста...
      - Нет креста, - грубо сказал Артилок, - и взять негде.
      Замолчали.
      - Ладно, - Артилок развернулся к своему коню и взял его под узду. - Прощай, Мервин. Сам не знаю, почему помог тебе. Обычно я проезжаю мимо.
      Рыцарь вскочил в седло.
      - Подожди! - закричал вдруг Мервин и взмахнул руками: - Возьми меня с собой!
      Повисла короткая тишина, после которой де Гравиль расхохотался.
      - Зачем? - выдавил он сквозь смех. - Зачем, дурень ты этакий?
      - Я... я не знаю.
      - Мервин, у меня нет ни слуг, ни друзей, ни даже попутчиков. Я один. Совсем один, понимаешь? - и Артилок развернул коня к юноше задом.
      - Прошу! - зарыдал Мервин, сам толком не понимая, зачем он все это говорит незнакомому человеку, который может оказаться кем угодно. - Я не могу один! Я не хочу оставаться один! Или возьми с собой, или убей меня!
      Артилок снова развернул коня.
      - Ты и вправду дурак, - он достал меч и замахнулся.
      Мервин зажмурился и втянул голову в плечи, успевая в последние секунды увидеть отблеск последних лучей заходящего солнца на стали - кроваво-красный отблеск... но ничего не произошло. Юноша робко открыл глаза. Де Гравиль задумчиво смотрел на него.
      - Ребенок ведь совсем, - пробормотал он. - Сколько тебе лет, несчастный?
      - Шестнадцать.
      - А что ты умеешь?
      - Я бродячий поэт.
      - И всякий сброд, который лезет на тебя, чтобы отнять твои последние копейки, песенками останавливаешь? Драться можешь?
      - Немного... Рогатиной, ножом, на кулаках...
      Артилок спешился, вложил меч в ножны и взял юношу за подбородок, посмотрев в глаза.
      - Вижу слабый огонь... что-то есть в тебе, Мервин, хоть драться ты на самом деле не умеешь. И как же ты думаешь следовать за мной? Я на коне, ты пеший. Побежишь, что ли?
      - Побегу, - уверенно сказал юноша.
      - Хм. Ладно, поеду неспеша. И вот что - нахлебником я тебя держать не буду. Хочешь есть - помогай мне и ищи еду сам. Отстанешь где-нибудь - что ж, значит, судьба у тебя такая. Доберемся до города - попробуем добыть тебе коня.
      - У меня нет денег...
      - Болван! Я что, коня покупать предлагаю?
      - Украсть?.. - неуверенно спросил Мервин.
      - Господи Иисусе! - закричал Артилок. - Нет, нам его подарят!! Едем!
      Де Гравиль развернул Цербера и неспешно двинулся в сторону города.
      Совсем стемнело; только узкая полоска на закате еще напоминала о солнце. Мервин быстро зашагал следом. Он совсем забыл, что теперь он босой; попадающиеся мелкие камешки больно кололи ступни. Юноша сжал губы и решил не обращать на них внимания.
      'Я, верно, старый дурак, - думал Артилок, косясь на шагающего рядом Мервина, - что за сентиментальность? Прирезать бы его - и дело с концом...'
      Но что-то вздрагивало и сжималось в груди Артилока, когда он глядел на этого юношу; и ему казалось, что это он сам, только много лет назад, когда он увязался за каким-то бродягой и сбежал из родительского дома по непонятной причине, которая до сих пор не разгадана. И это он, босой, спешит по дороге вслед за темной фигурой всадника, боясь упустить ее из виду и потеряться посреди полей одному, ночью; и на много верст вокруг ни души.
      
      
      Глава третья
      
      Глубокой ночью, когда на небе высыпало максимальное количество звезд и звездочек, а дорогу залило светом луны, похожим на поблескивание давно не чищеного серебра, Мервин наконец осмелился спросить:
      - Артилок, ты никогда не спишь?
      Рыцарь остановился.
      - Что ты хочешь?
      - Развести бы костерок, посидеть... поспать...
      - Костерок? В чистом поле? Да пока мы найдем дров для этого костерка, утро настанет. До города осталось недалеко.
      Но, посмотрев на фигуру юноши с опущенными плечами, Артилок спешился, снял со спины коня покрывало и расстелил у дороги. Отцепил мешок с едой и развязал:
      - Ешь. Пей.
      Он смотрел на него, и понимал, что нет в его душе желания того, что он недавно хотел сделать - поддать Церберу шпорами, и оставить мальчишку одного. Разве похож он, Артилок Жестокий, на наставника и доброго попутчика?
      Мервин жадно принялся за еду. Он то и дело косился на темную фигуру Артилока, который стоял к нему спиной и негромко ворчал что-то себе под нос, смотря куда-то вперед, где звездное небо смыкается с землею. Когда юноша прекратил есть и отер губы рукавом, рыцарь повернулся к нему и произнес:
      - Ложись. Рано утром двинемся дальше. В город войдем, когда еще и первый петух не проснется. Очень хорошее время...
      Для чего время - Мервин спрашивать не стал, а лег, сунул под голову себе мешок и завернулся в накидку. Заснул он моментально.
      Рыцарь смотрел на него угрюмо и все продолжал задавать себе вопрос, зачем же он все это делает - и не находил ответа. Парень совсем молод, думал он, и еще не знает жизни так, как знает ее Артилок. А теперь у юноши все шансы узнать жизнь так, как знает ее он. Да, чем-то мальчик похож на него самого... Рыцарь сел, потом лег, заложил руки за голову и принялся смотреть на звезды и полнолицую луну. Цербер воспользовался передышкой в их неспокойной жизни и тоже заснул. Где-то далеко в поле что-то щелкало и ухало, донесся волчий вой; на короткое время все смолкло, и снова - уханье, щелканье, стрекотание насекомых в траве, эхо волчьих песен.
      Рассвело очень быстро. Еще не было и намека на солнце, но небо начало светлеть, словно от самого предчувствия солнца. Когда из темноты начали выступать силуэты деревьев, стоящих поодаль в поле, и быстро из черно-белых становятся темно-зелеными, словно напитываясь красками от подступающего светила, - тогда Артилок тряхнул Мервина за плечо.
      Юноша вскочил, как ужаленный, оглядываясь. Артилок ухмыльнулся, видя его растерянное и даже несколько рассерженное лицо. Казалось, еще немного - и Мервин, прикрыв глаза, начнет в испуге молотить кулаками воздух, пытаясь отбиться от невидимых противников.
      - Идем! - повелительно сказал рыцарь. - Уже показывается солнце.
      И правда, на востоке у самой земли разлился алый свет. До настоящего, солнечного рассвета оставались считанные мгновения. Сколько раз Мервин видел такие рассветы, сколько раз восхищался ими. Его каждый раз поражало чудо появления света из темноты; восход переливается томными, спокойными красками, облака загораются, как хворост, и со временем распаляются солнцем до прозрачности; а по земле стремительно ползет отступающая тень ночи, и радостно на душе, и печально одновременно. Отец Мервина, несмотря на то, что был сочинителем баллад, нисколько не вдохновлялся ни рассветом, ни закатом - он их в своей жизни насмотрелся вдоволь - его волновало что-то другое, внутри себя, но настолько, что старик к концу жизни писал очень даже неплохие баллады.
      Артилок собрал одеяло, мешок, и сел на коня. Юноша зашагал рядом. Рыцарь скосил глаза вниз:
      - Э, парень, так ты босой! Вот еще дела...
      Солнце за их спинами выползло из-за края земли окончательно, тени рыцаря, коня и Мервина становились короче.
      Артилок приостановил коня.
      - Город впереди. Еда, крыша над головой, девки и базар с десятком коней, так и ожидающих, когда их украдут, - вдохновленно сказал он.
      - Может, не надо красть?.. - робко предложил Мервин, вглядываясь вперед в надежде различить то, что увидел де Гравиль.
      - И сколько ты так за мной пешком и босой ходить будешь? Ну-ка, - Артилок наклонился, схватил юношу за ворот и неожиданно легко поднял в воздух и посадил на Цербера позади себя.
      - Знакомься, Мервин, - сказал он, - это Цербер. Большой, черный и злой. Еще никому не удавалось его увести, - гордо прибавил он.
      Мальчик покачнулся сзади, изумленный силой и хваткой рыцаря. Артилок цокнул, и конь резвее пошел вперед, но не поскакал, чтобы не сбросить Мервина.
      Когда стали видны городские стены, Артилок заставил юношу спешиться.
      - Бывал ты раньше в этом городе, Мервин?
      - Нет.
      - Я бывал. Неплохой город. Достаточно чистый и содержится хозяином в порядке. Здесь, как в немногих местах, прежде чем выплеснуть тебе на голову помои, по крайней мере 'Поберегись!' крикнут.
      Мервин вспомнил, что однажды так оно и произошло - шли они как-то с отцом улочками такого же вот города, и вдруг откуда-то сверху, со второго этажа на мальчика обрушился ушат грязной и жирной воды, с кусками костей, потрохами и с густым, тошнотворным запахом.
      - Мервин, ты пьешь? - вдруг спросил Артилок.
      - Нет, - возмутился Мервин, - не пью.
      - Будешь пить. Иначе, когда тебя швыряет жизнь, рискуешь потерять голову. Придем в город, обязательно надо выпить. С женщинами водился?
      - Ну... я ухаживал за одной девушкой...
      - Я найду тебе женщину, Мервин. Вперед.
      Неожиданно появившийся от городских стен всадник в клубах пыли, вздымаемых копытами коня, заставил Артилока приостановиться. Юноша же сделал несколько шагов вперед, но, заметив, что рыцарь не сдвигается с места, тоже встал.
      Артилок привстал в седле, поняв, что всадник надвигается прямо на него, и положил руку на рукоять меча.
      - Мервин, - резко сказал он, - в сторону! С дороги!
      Юноша посмотрел на Артилока непонимающими глазами, но в сторону отступил. Де Гравиль обнажил меч и выставил вперед над головой коня.
      Незнакомец поднял лошадь на дыбы и тяжело встал на все ноги прямо перед Цербером, который безумно заржал и топнул возмущенно копытом. Лицо всадника скрывала накидка; движением руки он откинул ее, обнажив роскошную гриву рыжих волос, которая даже закрывала лицо. Она сверкнула пронзительным взглядом ярких зеленых глаз.
      - Проклятие на твою голову, несчастный! - прокричала женщина низким голосом, и снова подняла коня на дыбы, натянула поводья, конь рванул вперед, мимо Артилока, и умчалась вдаль по дороге, очень быстро скрывшись в пыльном облаке, но от нее до рыцаря донесся отзвук еще одной фразы, которую де Гравиль не расслышал.
      Артилок медленно вложил меч в ножны.
      - Ты слышал, что она прокричала? - посмотрел он на Мервина.
      - Кто? - посмотрел Мервин на Артилока.
      Повисла тишина. Стали слышны отголоски базара из города.
      - То есть как - кто? - у Артилока вздернулась бровь, и он закричал: - Ты что, слепой, Мервин? И глухой?
      Юноша открыл рот, и у него задрожала нижняя губа.
      - Я правда... ничего не видел.. и ничего не слышал... дорога пуста, Артилок.
      - То есть, - процедил рыцарь, проведя рукой по рукояти меча, - это я грежу наяву? А?
      - Я слышал, такое бывает, - быстро заговорил Мервин, не отрывая взгляда от ладони Артилока, сжимающего меч все крепче, - когда кто-нибудь на тебя нашлет проклятие - ведьма, или колдун, или просто плохой человек; иногда достаточно взгляда! А если желающий тебе проклятия вынудил тебя на разговор, то пиши пропало... Пожалуйста, Артилок! Дорога и правда пуста! И тихо так, что я слышу шум базара из города!
      Де Гравиль насилу сдерживал себя, чтобы не выхватить меч и не двинуть этому мальчишке плашмя или рукоятью так, чтобы вышибить несколько зубов.
      - Я в своем уме, мальчик, - неторопливо проговорил он. - И я никогда не видел ни духов, ни призраков, ни ведьм, ни колдунов. Я просто не верю во все это. Давай сделаем вот что: я пока закрою глаза и уши на случившееся, но, Мервин, я видел эту рыжеволосую и не забуду ее взгляд. Она подняла коня на дыбы прямо перед Цербером и смотрела мне в лицо! И я видел ее точно так же, как я вижу тебя сейчас... Идем! - отрывисто сказал он и тронул поводья.
      Приблизившись к воротам, они увидели, что их охраняет одинокий стражник. Подпустив их поближе, он достал меч и нервно закричал:
      - Стойте! Кто такие?!
      Артилок настолько изумился, что действительно стал. Оправившись, он выдал тираду ругательств и надвинулся на стражника:
      - Если ты меня не помнишь, сын собаки, то я великолепно тебя помню! Может, посчитаешь своим ссохшимся умишком количество переданным тебе мною монет, а?
      Стражник прищурился и опустил меч.
      - Артилок! Извини. Наш город посетили какие-то мерзавцы - человек десять, не меньше. Пока стража опомнилась, они успели в открытую ограбить троих купцов, порезать несколько человек. Но спохватились мы вовремя! Почти всех убили, один остался жив и теперь его пытают, но двое смогли уйти - саамы сильные и наглые. И опасные, - стражник кивнул на канаву у ворот, из которой торчали чьи-то ноги. - Видишь, оборванец какой-то им на пути попался... А ты зачем в город, Артилок?
      - По делам, - рыцарь достал из поясного мешочка монету и кинул ее стражнику. - Ты меня не видел. Ты пропустил путешественника и его спутника. Понял?
      Стражник ловко монету поймал и согласно кивнул, широко улыбаясь.
      - Только будь осторожен в своих делах, путешественник! - громко сказал он. - А то... мало ли что! Но стража рядом и в любой момент придет тебе на помощь!
      Ворота со скрипом открылись.
      - Вот что, приятель, - сказал рыцарь, уже проехав в ворота, Мервин бодро вошел вслед за ним, - в последнее время из города не выезжал всадник?
      - Нет, - покачал головой стражник, - никого.
      Артилок скрипнул зубами.
      В полном молчании они проехали в ворота; стражник закрыл их за ними, и шум города нахлынул на Мервина как волна. Он никогда не был у моря, но тут подумал, что, возможно, морская волна накрывает тебя с головою именно так, когда ты стоишь почти у самого берега и видишь, как порыв ветра гонит эту волну прямо на тебя, и накрывает с головою... шум в ушах, и тишина. Волна уходит обратно, и уши уже пропитаны этим оглушительным шелестом, и привыкли к нему. По крайней мере, юноша думал, что это именно так. Он почти не был в городах - скорее он бывал в городишках, где, стоя на одном конце улицы, можно услыхать, что говорят на другом. Улица, как правило, пересекала город насквозь. В такой большой город, как этот, Мервин входил впервые. Боже - дома здесь были в несколько этажей! Балконы, покрытые лепниной, улицы выложены камнем, цокот копыт по этим булыжникам восхитительно звонок; Мервин уже видит богато одетых людей - и не знает, куда прятать свои босые ноги!
      - Чего рот раззявил, - услышал он недовольный голос Артилока, - думаешь, в этом городе тебе повстречается сам король? Мервин, из какой деревни ты выполз? Это пусть и чистый, но ма-лень-кий городишко. Маленький! Похоже, вы с отцом путешествовали только по деревням и грязным поселкам, а? Удивительно в таком случае, что я знаю строчку из его баллады...
      Улица от городских ворот, в которые они вошли, вела прямиком к городскому базару. Собственно, все улицы в любом городе ведут к базару. Мервин не спрашивал рыцаря, зачем он ведет его к базару, когда им надо найти местечко, где можно посидеть и перекусить. На подходе к базарной площади стояла небольшая толпа. Из чрева толпы доносился голос, ясный и высокий. Артилок с высоты церберовой спины увидел, что это священник, и сообщил Мервину. Святой отец потрясал писанием и кричал, иногда срываясь:
      - Смешно бежать от кары господней, потому что нельзя от нее убежать никакому грешнику! Вы думаете, вы чисты? Ложь! Вы безгрешны? Тоже ложь! Соберитесь же с силами, и признайте: да, я грешник, я великий грешник, и никакое чистилище не очистит меня своим очищающим пламенем, пока я сам не признаюсь Господу в грехах своих и не открою душу ему, и не стану рабом его для жизни вечной! Покаяние должно стать смыслом вашей жизни. Только покаяние спасет вас! Господь милосерден, он услышит и спасет, но даже он не в силах будет спасти вас, если вы не раскаетесь! И придет тьма, и огонь адский будет пылать в ней, и души ваши будут корчится в этом огне в вечных муках! - священник поднял писание над головой и воскликнул: - Слушайте же святые слова, которые сам Господь говорит моими устами! Воистину, ослу легче пролезть в мышиную щель, чем скупому войти в царствие божие!
      - Что за чушь, - пробормотал Артилок. - Мервин, ты бываешь в церкви?
      - Как приходится. Мы ведь с отцом не жили на одном месте. Но, впрочем, последнее время редко куда выбирались - отец вообще собирался осесть в какой-то деревушке... спокойно жить...
      - И быть местным нищим? Пока по шеям бы не надавали?
      - Ну... - замялся Мервин, - в общем-то, это почти и случилось. И отец решил идти в большой город. Он говорил мне, что в большом городе больше возможностей. Меньше людей тебя знает.
      - А чем меньше людей тебя знает, тем больше можно получить денег за свою болтовню, так? - продолжил рыцарь.
      Юноша ничего не ответил.
      Они миновали вещающего святого отца и въехали на рынок.
      - Если верить моему знакомому стражнику, - бормотал де Гравиль себе под нос едва слышно, - то украсть коня будет не сложно, а очень сложно...
      Он огляделся, и приметил не менее пяти стражников в разных местах базара. Вид у стражников был несколько растерянный, а у некоторых даже злой, но это от той же растерянности - когда неизвестно, с какой стороны ожидать удара. Последнее происшествие в городе заставило многих торговцев прикрыть на время свои лавочки, дня на два-три, потому что шляющиеся около лавок стражники скорее отпугивали покупателей, чем старались охранять спокойствие торговли. Но ничего, пара дней, и все утрясется.
      'Что же делать?' - вертелась в голове у Артилока мысль. Тратиться на коня для прыщавого юнца ему, конечно же, не хотелось, а украсть, чтобы при этом кто-то не пострадал, было, по всей видимости, невозможно. Он посмотрел на Мервина, шагающего рядом. 'Дьявол! - воскликнул он мысленно, - Совсем забыл - он же еще и босой!'
      - Мервин, - Артилок остановил коня, - у меня мало денег. У тебя денег нет вообще. Погляди на свои ноги.
      Юноша машинально поглядел.
      - Ты без сапог! - раздраженно воскликнул рыцарь. - И без коня! Иди и заработай себе на обувь хоть пару грошей. Я тут постою.
      Юноша посмотрел на Артилока, на свои ноги, и побрел в центр торговой площади.
      'Господи! Надеюсь, он хоть поет сносно', - подумал де Гравиль, провожая его взглядом. Мервин отошел на двадцать шагов, обернулся и посмотрел на Артилока. Тот ухмыльнулся и кивнул - пой, мол.
      Мервин пригладил волосы, приподнял подбородок, вскинул руку и заявил:
      - Господа досточтимые, купцы и прохожие! Подходи все те, кому скучно слово божие! Я расскажу вам легенду давнюю, не очень длинную, но очень славную!
      Голос у Мервина был, конечно, не ахти какой певческий и даже не ораторский, но брал силой, звонкостью и нужным тактом - где упор сделать, где потише, где повыше взять, где чуть ли не на шепот перейти, так чтобы слушатели в рот глядели и всей толпой лезли ближе, ловя каждое слово. Первые же слова заинтересовали пару человек, они приостановились. Юноша, увидев это, громко начал:
      Как ныне, сбирается мудрый король
      Отмстить неразумным варварам!
      И все их селенья за гнусный набег
      Предаст он мечу и пожарам!...
      Как раз, когда Мервин начал балладу, Артилок увидел прямо за его спиной, в толпе ту самую рыжеволосую, встретившуюся им при въезде в город. Рыцарь напряженно всматривался в ее лицо, соображая, как она снова могла оказаться в городе, когда буквально только что ускакала прочь из него, пришпоривая коня? Ему показалось, что рыжая ухмыляется, а черты ее лица, которые так пытается разглядеть Артилок, становятся все более неуловимыми, стушевываются, плывут и двоятся, как будто он пьян. А она поднимает руку, кивает ему и манит его; но только Артилок сделал полшага, раздраженный, рыжеволосая скрыла лицо капюшоном и, как мышь, юркнула в толпу.
      ...Седлает король вороного коня
      И едет во чистое поле,
      Но черная душу пытает тоска
      И сердце сжимается болью...
      Удивительно, но послушать Мервина собрался народ. Они обступили его и еще в середине баллады начали кидать гроши прямо к босым грязным ногам юноши.
      Это привело рассказчика в восторг, и он удивительно хорошо закончил балладу. Послышались одобрительные возгласы, кинули еще монет, и Мервин присел, чтобы собрать из пыли свой заработок.
      - Хорошо поешь, мальчик, - услышал он над собой хриплый голос, и поднял голову. Как раз была подобрана последняя монетка, и юноша выпрямился. Перед ним стоял стражник, росточком ниже Мервина. Он постукивал плоскостью короткого клинка о ладонь и смотрел на руки юноши, в которых он держал горсть монет.
      - Ты, возможно, не знаешь, - сказал стражник, - но каждый из приезжих, кому на этой площади перепадает хоть полмонеты, обязан внести в казну города половину заработанного. Этим же, - стражник сделал паузу, - он гарантирует себе спокойную жизнь. Так что, - он прищурился и выразительно шлепнул мелом по ладони, - я видел, как один из купцов - он любит это... быть щедрым - кинул тебе золотой. И я думаю, что и медяками ты столько же получил. Давай золотой.
      Прямо над головой стражника раздалось недовольное фырканье. Артилок наклонился, как мог, ближе к уху стражника, и внятно проговорил:
      - Мил человек, отстань от мальчика, он мой.
      Стражник крякнул и повернул голову, прямо под взгляд холодных глаз де Гравиля. Когда рыцарь смотрел так, то лицо его становилось похоже на восковую маску с нарисованными на ней шрамами. Артилок ухмыльнулся.
      - А ты кто? - зашипел стражник. - Ты разве не видишь, кто я?
      - Стражник, - сказал рыцарь, - просто стражник. Очень наглый стражник, который думает, что может обобрать беззащитного юношу, который честно заработал свои гроши. Но этот стражник ошибается. Поняв это, он спокойно уходит.
      Артилок спешился и встал перед стражником, который не отличался высоким ростом и был на полголовы ниже де Гравиля.
      - Ты понимаешь ли сам, что бормочешь? - злобным шепотом заговорил стражник. - Да ты у меня в тюрьме сгниешь!
      Артилок сделал быстрый шаг вплотную, схватил мужчину пониже пояса и встряхнул. Тот охнул, дернулся и заскулил, выронив меч.
      - Пусти! Пустиии!...
      Артилок швырнул стражника в пыль, наклонился и подобрал его меч. Вскочив Цербера, он протянул Мервину руку:
      - Едем!
      Юноша быстро засовал медяки за пазуху, схватил де Гравиля за руку, и тот его поднял на спину коня позади себя.
      - Стражник - без меча! - захохотал рыцарь. - Без меча! - развернул коня и довольно-таки неспеша поехал с рынка.
      Стражник валялся в пыли и ныл. Никто из торговцев не подошел к нему, некоторые из покупателей с любопытством поглядывали на его муки. Напротив, какой-то бродяга чуть не наступил его. К тому времени, как стражника отпустила дикая боль в паху и он, плача от злости, поднялся, Артилока и Мервина след простыл.
      Впрочем, Артилок не стал направлять Цербера далеко. Он всего лишь выехал с рынка, сделал небольшой крюк и заехал в совершенно другую часть рынка, в стороне от центральной площади. Здесь был круг лавочек, где можно было купить кой-какую недорогую одежонку и обувь, даже и ношеную. Мервин слез, выгреб из-за пазухи медяки и стал считать.
      - Почти золотой! - гордо сообщил он и пошел к лавке покупать сапоги. Рыцарь соскочил с Цербера и последовал за ним, покачивая головой. Действительно, что ли, кто-то из купцов расщедрился? Сам он бросал бродячим певцам в лучшем случае один медяк.
      Вошли в лавку.
      Мальчишка тут же увидел сапоги, очень похожие на те, что были у него, и быстро заговорил:
      - Эй, человек! Сколько вот эти сапоги стоят?
      Торговец оглядел Мервина с ног до головы и лениво сказал, улыбнувшись в густые усы:
      - Два золотых.
      У Мервина даже плечи поникли:
      - Два золотых? Дорого...
      - Эти вот, - торговец улыбнулся теперь явно и выставил на прилавок драные ботинки. Кожа потрескалась во многих местах и лопнула. - Всего пятьдесят серебром. Уверен, будут как раз.
      Подошел Артилок, помялся, поскрипел половицами и проговорил:
      - Я вот слышал раньше, что в этом городе задешево одеться можно. Теперь вижу, что тут норовят обобрать последнего нищего.
      - С торговлей тяжело, сударь. Деньги обесцениваются. Даже золото и серебро, потому что король мешает в них медь и железо, когда чеканит, - пожал плечами торговец.
      - А я думаю, уважаемый, что это лично у вас драные сапоги дорожают. Продайте юноше вон те, первые, что он спрашивал, за пятьдесят серебром, хотя цена им тридцать. Нет, - десять.
      - Грабите, милейший!
      - Грабить, - парировал Артилок, - это если я просто возьму сапоги и уйду, не заплатив.
      - Золотой, не меньше! - воскликнул торговец. - А у него и этих денег нет, - кивнул он в сторону юноши.
      - Есть или нет - не ваше дело. Я при деньгах.
      Через некоторое время торговец вытер со лба пот, отдал сапоги, пересчитал тридцать серебром и вздохнул.
      Мервин с Артилоком, вежливо прощаясь, повернули к выходу.
      - Еще десять серебром осталось, - шепнул юноша рыцарю.
      Тут с улицы раздался сдавленный вскрик.
      Де Гравиль прыжком выскочил на улицу и не смог не удержаться от смеха: у лавки стоял несколько растерянный Цербер, прядая ушами, а в десяти шагах от него, у стены, как раз напротив церберова зада, лежал мужичок, раскинув руки и хрипло дыша. Мервин осторожно выглянул из двери лавки и тоже улыбнулся.
      - Боже правый, - качал головой Артилок, - до чего ж воры глупые пошли. Пару лет назад, бывало, въезжаешь в город, а слух впереди тебя бежит: Цербера не красть - убьет! А сейчас... впрочем, тогда другие времена были, и я был более известен. За последний месяц это, Мервин, уже третий бедолага. Один так и не выжил. Да вот, буквально за пару дней до встречи с тобой.
      Бродячий певец надел свои новенькие сапоги и, довольный, подошел к Артилоку. Тот кивнул:
      - Вот теперь можно и постоялый двор поискать.
      - Артилок, - обратился Мервин, - а как же мы... коня купим? Ведь кони дорого стоят. Я столько за год не напою.
      - Да, - согласился рыцарь, - не напоешь... ха! - воскликнул он. - Напоешь, Мервин, еще как напоешь!
      В голове его быстро нарисовался скромный план по добыванию коня.
      Юноша поглядел на спутника и, похоже, понял его мысли.
      - Это нехорошо! - почти закричал он.
      - Юноша! - резко ответил Артилок. - Если я не нравлюсь твоей чувствительной натуре - иди на все четыре стороны.
      Мервин хотел что-то сказать, но опустил голову и промолчал. Они прошли несколько улиц без толку - де Гравиль делал вид, что высматривает подходящий постоялый двор, пока юноша обреченно не проговорил:
      - Что я должен делать?
      - Сначала мы отдохнем и поедим, - и Артилок повернул коня на знакомую улицу.
      Де Гравиль сам еще плохо представлял себе, что же именно он задумал - ему только пришла в голову неплохая идея посредством Мервина отвлечь кого-нибудь, у кого есть хоть какой сносный конь - а дальше дело за ловкими руками и везением.
      Они остановились около двухэтажного дома из серого камня. На доме над входом даже висела вывеска, из которой явствовало, что это заведение принадлежит господину Тобиасу, уважаемому жителю города и обладателю таких-то и таких-то титулов, дарованных самим королем. На вывеске также была довольно сносно нарисована бутылка вина и свиной окорок.
      - Это... постоялый двор? - спросил Мервин. - Для всех, кто пожелает?
      - Оборванцев, разумеется, сюда не пустят - ясно, что у них денег нет. Здесь хорошая выпивка, еда, чистая постель и приятные женщины. Все удовольствия от жизни для мужчины с деньгами.
      - То есть - это бордель?
      - Бордель... хм... скажешь тоже - бордель... ну да, это бордель. Я всегда здесь останавливаюсь, когда бываю в этом городе, потому что есть где оставить Цербера и быть уверенным, что он за ночь никого не покалечит. Мы с тобой зайдем с заднего двора - именно там конюшни.
      И они проехали дальше - то есть Артилок ехал, а Мервин рядом шел пешком, но, впрочем, был этим очень доволен: он разнашивал свои новые сапоги. Ему никак не хотелось говорить Артилоку, потратившему столько усилий, чтобы сбить цену, что сапоги немного жмут. Это не слишком важно - кожа хорошая, мягкая, разносятся быстро.
      Они завернули во внутренний двор. Рыцарь спешился. Навстречу им вышел человек, увидел Артилока и широко заулыбался.
      - Глазам не верю! - закричал он, раскинув руки. Де Гравиль обнялся с ним, похлопал по спине и обернулся к Мервину:
      - Мервин, это мой старый знакомый. Он здесь за лошадьми глядит. Если кто и может украсть Цербера, так только он.
      - Чего никогда не случится, - улыбнулся еще шире мужчина. Он был сух, невысок, но оголенные по локоть руки, обратил внимание бродячий певец, были увиты мускулами как корни столетнего дуба, выпирающие земли.
      Конюх взял Цербера - тот пряданул ушами и довольно посопел - и, одобрительно оглядев Артилока, сказал утвердительно:
      - У старого бродяги опять бренчит в кошельке?
      - Именно так, - подтвердил рыцарь и поманил Мервина: - Идем, поэт. В этих стенах тебе покажется, что жизнь повернулась к тебе лучшей стороной.
      
      
      Глава четвертая
      
      Тяжелая лестница с резными перилами вела на второй этаж прямо от входа с заднего двора, а на первом этаже, как обычно, был кабак. Только очень хороший кабак. Де Гравиль даже специально приостановился на пороге, дав Мервину оглядеться. В итоге юноша осмотрел себя, забормотал себе под нос что-то и шепнул Артилоку:
      - Да я совсем как оборванец выгляжу! Мне бы хоть какой плащик!
      - О да, - процедил Артилок, - сэр Мервин Бродячий, сейчас я, откланявшись, побегу за плащом. Еще раз услышу такое нытье - зубы выбью, и не читать тебе больше стихов.
      Юноша шмыгнул носом, но Артилок ткнул его локтем в бок.
      Они вошли. Рыцарь провел Мервина за один из столов в часть зала, где было народу поменьше, и подманил целовальника.
      - Вот что, братец, - сказал он ему, - мяса нам и вина. Хорошего вина. И скажи там хозяину, чтобы комнату подготовил с двумя кроватями - я, пожалуй, на ночь останусь. И еще передай, что у него в гостях Жуткий и Ужасный Артилок - думаю, он будет рад.
      Мервин неуверенно сел на скамью, не переставая смотреть по сторонам. Было очень чисто. На стенах несколько картин, тяжелые шторы на окнах, пол выскоблен до блеска, в зале достаточно народа - но нет кабачного шума. Просто прилично одетые люди сидят, едят, пьют и негромко переговариваются. Кое-кто из мужчин сидит с женщинами.
      - Артилок, - прошептал Мервин, боясь, что кто-либо другой, кроме рыцаря, его услышит, - я и не предполагал, что можно просто хорошо... сидеть...
      - В свое время, юноша, - сказал де Гравиль, придав голосу гордый и надменный тон, - я обедал при дворе. Вот там - роскошь. Но и нравы такие, что ногой шаркнуть боишься не с тем звуком. А король - ничего, сидит себе и газами мучается; ему-то можно. Вот ты, Мервин, бродячий поэт. Ты не видел придворных поэтов. Они и на инструментах играют. Там я и услышал ту балладу, строчки из которой помню до сих пор. А оказывается, это баллада твоего отца. Выходит, поэты друг у друга стихи воруют?
      - Еще как воруют! - с жаром заговорил Мервин. - Я вон, в своей родной деревне когда останавливался с отцом, сколько раз слышал - есть там один поэтишка, так, шут местный, - так он мои стихи девкам читает, выдавая за свои, и на сеновал потом тащит. Один год половина девок от него брюхатая ходила, пока парни его не побили.
      - Сам так не пробовал? - спросил рыцарь. - Спел балладу - и на сено. Многие бабы падки на романтику. Если б у меня голос получше был, я бы тоже песни пел. Но не могу - одно хрипение выходит. Я только ругаюсь как будто пою.
      Принесли мясо и вино.
      - Хозяин, - сказал слуга, - выражает почтение Артилоку и надеется на дальнейшие хорошие отношения. И что господин де Гравиль и впредь, посещая наш город, будет останавливаться именно у нас. Комната готова.
      Артилок сунул слуге пятак, и тот ушел.
      - Ешь, - кивнул он юноше, - пей. Стол за твои деньги, комната - за мои.
      - Артилок, - сказал Мервин, принимаясь за мясо, - я вот только... вино не пью.
      Де Гравиль замер с куском у рта.
      - Мальчик, я не ослышался? Ты не пьешь вина? Что же ты пьешь? Воду?
      - Воду, - кивнул Мервин. - и травяные отвары. Очень полезно для здоровья.
      - Ты смыслишь в травах?
      - Немного.
      - Вина не пьет... бродяга - и вина не пьет! Я, наверное, первый, кто удивляется, а не смеется над тобой.
      Мервин промолчал.
      - Я думаю, юноша, что ты будешь пить вино. Обязательно будешь. Иначе - какой же ты бродячий поэт. Вливая в себя воду или баланду какую-нибудь на травах, ты портишь себе жизнь. Не спорь! Жизнь и так коротка, а ты еще более стараешься омрачить этот факт. Или ты думаешь дожить до состояния сморщенного яблока? Мервин, сутки назад тебя чуть не убил беглый вор! И то, что не убил - тебе просто повезло. А ты воду пьешь...
      Артилок налил себе вина, и выпил бокал одним глотком.
      - Долго ты так не протянешь, - продолжил он. - Особенно со мной. Пей вино, Мервин.
      Артилок налил во второй бокал вина и подтолкнул его к юноше.
      - Пей!
      - Но почему? - почти прошептал юноша, боясь возразить. - Почему я должен пить?
      - Я тебе объясню, - мрачно сказал рыцарь. - Первое - ты почему-то решил бродить по этой земле бок о бок со мной. Второе - я пью, значит, пить будешь и ты. Третье - большей глупости, чем отказываться от вина, я еще не слышал. Мервин, ты не пил хорошего вина. Я что, пью вино, чтобы напиться? Да тьфу! Я пью, чтобы привести свой ум и душу в состояние, в котором легко. Так что, мальчик - пей!
      Мервин осторожно взял бокал и поднес его к губам. Заколебался и посмотрел на Артилока. Тот повелительно вздернул бровь, и юноша быстро отхлебнул.
      - Дурак! - резко сказал де Гравиль. - Это неплохое вино, и его надо пить так: сделать глоток, подержать во рту, ощущая вкус, а потом проглотить, чувствуя, как живительная влага струится вниз и распространяется по всему телу легкостью и теплом. Попробуй еще раз.
      Мервин кивнул, взял бокал почему-то обеими руками, поднес к губам и набрал полный рот вина. Немного защипало язык, юноша поводил языком в вине и начал постепенно глотать. В пищеводе и желудке приятно потеплело. Рыцарь довольно кивнул:
      - Вот! Сейчас ты почувствуешь, как мысли проясняются и становятся легкими, как облачка высоко в небе в ясную погоду. Ну? - де Гравиль выпил сам вина и взялся за мясо.
      Юноша быстро выпил все вино.
      - Я тепло чувствую в животе, - сказал он. - Больше ничего.
      - А еще поэт, - разочаровался Артилок. - Где твоя поэзия? Ты должен пить, тренькать баллады на гитаре и петь стихи. Вино, - рыцарь повертел рукой в воздухе, - оно способствует. Я, когда был молодой, так и делал под окнами разных девиц. Только пел мало, потому что петь не умею. Так, прохриплю куплет... а больше и не надо было.
      Доели мясо, допили вино. Мервин посмотрел в маленькое окошко: солнце начало клониться к западу. А он и не заметил, как прошел день. Хотелось спать.
      - Спать хочешь? - спросил Артилок.
      Мервин кивнул.
      - Слуга! - закричал рыцарь так, что юноша, уже засыпающий, вздрогнул. Подбежал человек. - Проводи юношу в комнату, пусть спит. И не беспокоить его! - Де Гравиль выразительно кивнул в сторону женщин в зале.
      - Конечно, конечно, - закивал слуга. - Идемте, господин, я покажу вам вашу комнату.
      Мервин встал и понял, что пьян. Глаза слипаются, мир размыт, хочешь сделать шаг, а нога твоя почему-то тащит твое тело совершенно в другую сторону. Слуга взял его под локоть. Они пошли. Дойдя до лестницы на второй этаж, Мервин вцепился в спасительные перила и, тяжело переставляя руку, взошел по лестнице, стараясь не съехать вниз. Слуга провел его до двери в комнату, Мервин вошел, увидел кровать и жадно устремился к ней. Он упал не раздеваясь, не спев даже подумать восхищенно, что он за много дней впервые спит на настоящей кровати, и забылся.
      - Мерви-ин, - донесся до его слуха негромкий голос. - Мервин!
      Юноша через силу разлепил глаза.
      - Мервин!! - крикнул ему в ухо Артилок.
      Мервин взмахнул руками, как будто собирался взлететь, но рыцарь прижал его плечо к кровати, и поэт приглушенно охнул.
      - Тише! Лежи. Молчи, - сказал де Гравиль.
      Юноша осмотрелся кругом. В дальнем углу комнаты теплился огарок свечи, едва разгоняя темноту. В окно не просачивалось ни лучика света. Глубокая ночь на дворе, понял он.
      - Что? Что такое? Что случилось? - поэт попробовал еще раз подняться в постели, но это было невозможно.
      - Ночь хорошая выдалась, Мервин, - сказал Артилок. - без луны. Небо сплошь затянуто облаками. Тихо и темно. Вставай, пойдем прогуляемся.
      - Но куда?
      - Как тебе сказать... Утром я собрался уезжать из города. И быстро так уезжать - цок-цок-цок-цок.
      Мервин хотел что-то сказать, но поначалу не смог, только рот раскрыл, потом прошептал так тихо, как мог:
      - Я не хочу красть коней!
      - А куда ты денешься! - прошипел Артилок. - Коня-то мы идем воровать для тебя! Иначе - прости-прощай, друг поэт. Я поскачу так быстро, как только смогу.
      Де Гравиль убрал руку, и юноша сел в постели.
      - У тебя же был какой-то другой план!
      - Я передумал.
      Поэт горько вздохнул.
      Артилок достал нож, подошел к окну, зацепил раму и с заметным усилием отворил.
      - Мы будем прыгать?! - ужаснулся Мервин.
      - А ты хочешь спускаться по лестнице? Нас заметят!
      - А как мы назад залезем?
      - Мервин, ты тупой? Мы не будем залезать назад! Мы насовсем уходим! А прыгать тут невысоко - прямо под нами крыша конюшни.
      Рыцарь с трудом пролез в окно и, придерживая меч, прыгнул. Послышался глухой звук приземления. Поэт подошел и поглядел вниз, но увидел только непроницаемую темноту, из которой послышался злой шепот Артилока:
      - Свечу задуй! И прыгай сюда!
      Мервин вернулся к свече, затушил ее, развернулся и понял, что не видит окна - настолько было темно. Вытянув руку вперед, он сначала нащупал стену, пошел вдоль нее, пока пальцы его не попали в пустоту.
      - Ты долго еще? Прыгай же!
      Юноша сунул ногу в окно, сел, потом просунул вторую ногу.
      - Я ничего не вижу!
      - Так ты что - до рассвета будешь в окне сидеть?
      Мервин соскользнул вниз и тяжело упал, почти не приземлившись на ноги. Крепкие руки схватили его и толкнули дальше вниз, на землю. Секунду спустя рядом спрыгнул Артилок и тут же схватил Мервина за локоть, будто опасаясь, что мальчик сейчас убежит. Рыцарь, не отпуская локоть поэта, пошел в конюшню. Она была не заперта. Де Гравиль приник к щели ворот.
      Огарок свечи потрескивал, догорая; конюх (как и полагал Артилок) спал мертвецки пьяным сном в углу на охапке соломы. Он позволил себе расслабиться, справедливо полагая, что если в конюшне стоит большой, черный и злой Цербер, то не только его, но и любого другого коня увести не смогут. И, в общем-то, он был прав.
      Артилок приоткрыл ворота, отпустил локоть Мервина и, шепнув, чтобы тот ждал снаружи, скользнул внутрь. Юноша подумал, что сейчас он выведет Цербера и еще одного жеребца, и ему, Мервину, придется забираться в седло и, вцепившись как можно крепче в уздечку и гриву, удирать из города что есть сил, - и испугался, потому что был абсолютно уверен, что уже утро они встретят за решеткой в тюремном подвале, ожидая казни. Но Аартилок вышел только с одним Цербером и тихо и аккуратно закрыл за собой ворота. Огромный черный конь переступал копытами так тихо, что даже от камня раздавалось едва уловимое ухом 'цок', как будто подковы стеснялись звенеть.
      - Я думал, ты... - прошептал Мервин Артилоку в ухо, когда они покидали постоялый двор.
      - Ты, верно, думаешь, что я дурак! - разозлился рыцарь. - Изволь в таком случае не думать вообще на такие темы - целее будешь! Да даже пьяному новичку известно, что нельзя воровать в том доме, где останавливаешься! Иначе никогда не сможешь остановиться в этом месте.
      - Тогда куда же мы идем?
      - Есть одно место.
      Рыцарь ехал верхом, юноша шел рядом, держась за стремя, чтобы, чего доброго, не отстать в этой непроглядной темноте. Он плохо понимал, как ориентируется в этом мраке Артилок и все время хотел спросить, не видит ли он в темноте как кошка, но не решался.
      Рыцарь ничего не говорил всю дорогу, только изредка бурчал себе что-то под нос - больше ничего, кроме ровного дыхания Цербера, ничего не нарушало темноту и тишину этой безлунной ночи.
      Мервин успел дважды отметить, как конь шел по земле - звук шагов мягкий, почти неслышный - и дважды - по камням мостовой, но все равно очень тихо: цок-цок-цок. Наконец остановились. Поэту даже показалось, что на каком-то крае неба начало светлеть.
      - Здесь, - прошептал Артилок. - Жди меня здесь.
      - Я почти ничего не вижу!
      - Поэтому ты ждешь меня здесь.
      - Зачем тогда меня было вообще с собою брать?
      - Назад хочешь вернуться? - прорычал рыцарь и исчез в темноте.
      Мервин ждал довольно долго, переминаясь с ноги на ногу и держа Цербера за поводья. Наконец, как показалось юноше, спустя целую вечность, когда уже вот и солнце готово показаться сумеречным отблеском, раздалось фырканье, конь Артилока дернулся, и рыцарь сунул поэту в руки повод коня:
      - Держи, этот теперь твой. Вроде бы неплохого выбрал.
      Мервин вскарабкался на коня, ожидая, что тот сейчас дернется и, чего доброго, понесет, но тот стоял как вкопанный.
      - Не бойся, этот спокойный. Как раз для тебя. И хлеб с руки поел, и вывести себя дал без шума. Так что нам можно не спешить. Дай ему следовать за Цербером, если меня потеряешь.
      - А он в конюшню не вернется? - обеспокоился Мервин.
      - Может! Но ты следи за этим.
      Они тронулись. Но, вопреки опасениям юноши, конь спокойно шел за большим черным собратом. Тут как раз начало светать.
      К городским воротам подъехали с той стороны, с какой, как казалось Артилоку, меньше всего ожидают стражники. Он сделал знак остановиться, спешился и достал меч.
      - Мне опять ждать здесь? - прошептал Мервин.
      Де Гравиль молча снял притороченный к седлу Цербера меч, который вчера отнял у стражника, и протянул его юноше. Тот неуверенно взял оружие. Меч был короток и тяжел, и ощутимо оттягивал кисть.
      - Как свистну - быстро скачи ко мне. За коня моего не волнуйся, он придет сам.
      Артилок обнажил свой клинок и уверенными шагами ушел вперед.
      Очень быстро раздался свист, и Мервин пнул коня пятками в бока. Цербера не надо было уговаривать - он гигантскими прыжками рванул вперед.
      Они выскочили к городским воротам. Жидкий свет еще скрытого солнца едва разогнал темноту, и в этой предрассветной мгле и в отблесках факелов, торчащих у ворот, юноша увидел, как рыцарь оттаскивает тело стражника в канаву. Поэт вскрикнул от неожиданности, де Гравиль развернулся, схватившись за меч.
      - Чего орешь, дурак! - рявкнул он.
      - Ты убил его!
      - Нет! - Артилок снова взялся за ноги стражника и потащил его поближе к уже лежащему в канаве напарнику. - Просто по голове дал. Скоро очнутся. Открывай ворота.
      Юноша заспешил. Тяжелые петли скрипнули.
      Крепкая рука схватила поводья Цербера. Прыжок - и рыцарь оказался в седле.
      - Пошел, пошел!
      И теперь уже не тихое 'цок-цок-цок', а громоподобное 'бум-бум-бум' раздалось по дороге, и Мервину показалось, что сейчас они своим топотом наконец разбудят весь город. Но город и не думал просыпаться, хотя Мервину казалось, что они угнали целый табун породистых скакунов.
      Его тихий жеребец развил невиданную прыть, а поэт подпрыгивал в седле, пытаясь сообразить, зачем ему этот неудобный меч, который так мешает и деть-то его некуда, потому что нет ножен, а выбросить нельзя.
      
      
      Глава пятая
      
      Они скакали, пока солнце не выпрыгнуло из-за горизонта. Внезапно Артилок осадил коня, и Мервин едва успел сделать то же самое.
      - Отдохнем, - сказал рыцарь.
      Де Гравиль расстелил плащ, они уселись. Из мешка появилась бутылка вина и хлеб.
      - Я думал, мы так... - далее поэт не нашелся что сказать.
      - Это ты мог бы удрать 'так' - только пятки бы сверкали. Я убегаю только тогда, когда достаточно запасов... Как тебе этот конь в ходу?
      - Неплох, - Мервин уверенно глотнул вина. - Не такой ленивый, как показался вначале. Только я боялся, что мне этот меч в ногу угодит. Не привык я все-таки верхом ездить.
      - Ну, милый мой, привыкай! - Артилок засмеялся, но тут же оборвал смех и недовольно посмотрел на юношу. Слушай, Мервин! Зачем тебе за мной по миру мотаться? Сапоги ты себе справил, коня я тебе достал - я думаю, на этом наши пути и разойдутся.
      Мервин долго молчал, никак не желая подбирать слова - ему постоянно казалось, что любое слово будет несусветной глупостью. Но все же он выдавил:
      - Не могу я... один, Артилок. Но ты можешь уехать от меня, когда я сплю. Ты можешь связать меня и оставить здесь. Ты можешь даже убить меня. Пусть. Я хочу быть с тобой - у меня ведь никого нет больше. Я последую за тобой.
      Рыцарь жевал хлеб и делал вид, что обдумывает слова.
      - Никого нет больше... что я тебе - отец родной? Смотри, поэт, сам. Ты мне пока не обременителен. Но - сгинешь ведь, понимаешь? Ты видел мою жизнь? Тебе жизнь нужна другая. Ты должен бродить неспешно из города в город, петь про походы, подвиги, про бандитов и разбойников вроде меня - как добрые люди их вешают и головы отрубают за их злые дела. И ничто в твоей жизни не должно меняться. А моя жизнь похожа на постоянное затишье перед бурей. Я бегу навстречу этой буре или прочь от нее - но она все равно обрушивается, крутит и бьет. Из омута в водоворот, из огня да в полымя. Я привык к такой жизни, Мервин, ты - нет. Я люблю отрывать от жизни самые сочные куски, иначе может статься, что завтра моя жизнь так же внезапно оборвется, как и началась.
      - А мне нравится! - сказал юноша так, что чуть не сорвал голос. - Я напишу баллады! Поэмы! Настоящие, правдивые! Я буду петь при дворе!
      Де Гравиль захохотал.
      - О, у молодого поэта много денег! У него связи среди придворных! Но более того - он пишет отличные стихи, он мастер слова без преувеличения!
      Мальчик открыл рот, чтобы возмущенно ответить, но рыцарь перебил его:
      - Молчи! Или ты скажешь, что это не так? Ты молод еще. И чтобы попасть во двор короля со своими стишочками, тебе надо преодолеть очень большой путь.
      - Я хочу его преодолеть! Поэтому я и хочу идти с тобой!
      - Богатство! - Артилок допил вино. - Слава! Почет! Даже последнему поэту хочется того же, что и всем остальным. Распоследний крестьянин живет спокойнее, чем ты, потому что хочет меньше: ну, чтобы скотина была здорова, в семье мало-мальски достаток был, налогами и податями не донимали, и на зиму запасов побольше. Я же еще проще, чем крестьянин: я ничего не желаю и живу как придется. А ты хочешь чего-то, и жаждешь идти за мной?
      - Да! Да! - поэт вскочил и даже взмахнул руками, будто собирался взлететь.
      - Ты ошибаешься, Мервин. Ты очень жестоко ошибаешься.
      - Пусть! - с вызовом воскликнул юноша. Глаза его горели тем огнем, который рыцарь давно потушил в своих глазах, потому что стал старше и умнее.
      Де Гравиль только пожал плечами. Молча он поднялся, свернул плащ и привязал к седлу.
      - Как ты думаешь, за нами гонятся? - спросил Мервин, когда они садились на коней.
      - Вряд ли. Стражники даже не рассмотрели мое лицо.
      - А нельзя ли мне что-нибудь с этим мечом придумать? - юноша так и ехал с мечом в руке.
      Рыцарь негромко закхекал:
      - Хе, сразу видно, что ты поэт, и страшнее ложки оружия в руках не держал. Нет ножен - приспособь меч к седлу!
      Пришлось Артилоку показывать. Это его и развеселило, и разозлило. Он чувствовал себя мастеровым, который обучает нерадивого ученика очевидным, с его точки зрения, вещам. Пришлось показывать также, как быстро отодрать меч от седла в случае необходимости. Сидя на коне, Мервин сделал несколько нелепых выпадов. Они двинулись.
      - Ты делаешь слишком широкие движения. Ты не в поле и не траву косишь. Надо бить коротко, четко и быть к врагу всегда той стороной, с какой производишь удар - чтобы не разворачиваться в самый неподходящий момент. Представь, что ты стихи сочиняешь. Чтобы получилась хорошая драка, надо, как в сочинительстве, каждое слово поставить на свое место. Так вот, удар - это слово. Если удар не прошел, ты должен продумать компенсирующие удары и блоки, чтобы как-то выправить весь ритм боя. Если ты их не продумал, то ты проиграл. Нет денег, нет награды, нет жизни, в конце концов. На отдыхе буду учить тебя держать в руках меч. Ты хочешь ехать со мной - значит, тебя либо убьют, либо ты научишься драться. Надеюсь, второе менее вероятно.
      Артилок замолчал, и долгое время поэт не мог вытянуть из него ни слова, про что ни пытался заговорить. Он оставил эти попытки после того, как рыцарь грубо оборвал его и велел замолчать. 'Господи, - поднял глаза к небу Мервин, - что я хочу? Я одинаково могу пропасть как с ним, так и без него. Без него, впрочем, я пропаду быстрее. А еще хуже - он сам как-нибудь ночью прирежет меня, чтоб не мучался долго, и поедет восвояси. Или оставит связанного... о Господи, может, сбежать?'
      А рыцарь ехал и молчал. Молчание его было тягостным для юноши: ему казалось, что де Гравиль едет и нагнетает в себе раздражение. Одно слово - и злость выплеснется наружу, на Мервина, и тогда ему точно несдобровать.
      - Мервин... - неторопливо произнес его спутник, - расскажи мне о себе.
      - Рассказать? О себе? - юноша задумался. - Мне почти нечего рассказывать. Я родился в маленькой деревне далеко отсюда. Но названия ее я не помню, потому что мои мать и отец были бродягами. Отец писал стихи и баллады, а мать играла на разных инструментах. Отец говорил, что именно так они и познакомились - на какой-то рыночной площади; у них вышел спор, кто должен первый выступать. Они так долго спорили, что народ уже начал расходиться. Тогда мама заиграла, а отец запел. Больше они не расставались - до самой маминой смерти. Другие поэты даже сочинили про них несколько баллад, которые до сих пор в ходу. А я... я чудом родился не на дороге. После того, как не стало мамы, отец стал делать все более долгие остановки в деревнях и городишках, и уже не столько пел песни, сколько нанимался кому-нибудь помогать по хозяйству. У меня бабка есть по матери, живет где-то оседло, но теперь уже не найдешь... А меня всюду таскали с собой. Научили петь и сочинять кой-какие стихи. Но помогать по хозяйству я умею гораздо лучше. А тут отцу пришло в голову поехать из деревни, где мы остановились и прожили почти год, в большой город. Может, говорил отец, тебе повезет и ты себе найдешь там невесту... хоть с чем-то. И судьба копеечку подкинет. А судьба - вон она как распорядилась... - Мервин опустил голову. Ему показалось, что вот сейчас он заплачет, но слезы не появлялись. Мысль о смерти отца болью наполняла его сердце, и приходило ощущение полной никчемности его жалкой жизни, но ни слезинки не скопилось в уголках серых глаз. - Судьба... - проговорил он. - Судьба! Думаю, не один я такой. Конечно, не один. В тех немногих кабаках, в которых я побывал вместе с отцом, я видел, как он встречался со своими старыми знакомыми - тоже бродячими поэтами - и выглядели они страшно. У кого-то лицо обезображено болезнью, кто-то совершенно голос пропил, и теперь не то что петь, а и говорить может только хрипло и некрасиво. Другой ворует; один раз такой встречный знакомый обокрал нас - вынул ночью последние деньги, и несколько дней мы с отцом побирались и выгребали навоз в конюшнях. Вообще мы с отцом много ходили, но все как-то по одним и тем же деревням и городишкам. Может, отец как-то не решался пуститься в дальнее путешествие, хотя, знаю, об этом мечтал. Еще он рассказывал о диковинных странах, о которых слышал от разных путешественников, только я не верил, потому что видел всех этих путешественников - еще более худшие оборванцы, чем мы. А они рассказывали - один такой путешественник и при мне - что если долго плыть морем и уплыть на другую сторону земли, то там есть страны, в которых живут люди с головами животных, и встречаются такие чудовища, от одного вида которых разрывается сердце.
      - Есть такие страны, - сказал Артилок. - только людей со звериными головами нет. Я бывал далеко отсюда, видел людей с желтой и черной кожей, видел такие древние города, что никто не мог мне сказать, кто их построил; видел зверей, огромных хищников, которые одним ударом лапы разрывали рыцаря в доспехах пополам. И видел смельчаков, которые на арене справлялись с этими хищниками одним ударом меча... Видел мечи, такие острые, что лезвие их разрезало упавший на него волос. Я просил продать мне такой меч, но оказалось, что он стоит целое состояние. Я некоторое время путешествовал с одним чужеземным рыцарем. Он так владел этим мечом, что, когда на нас ночью нападали разбойники количеством меньше пяти человек, а я спал, то он даже не будил меня. Я только просыпался утром и видел тела вокруг нас - у кого отрублена рука, у кого нога или голова. Однажды нас окружили семеро. Я успел убить двоих, он - пятерых, причем эти пятеро даже замахнуться не успели... Я очень долго его уговаривал, чтобы он обучил меня владеть мечом с таким же удивительным мастерством, как он. Но говорил этот рыцарь мало и был тверд, как камень. Он показал мне всего лишь несколько движений, но я пользуюсь ими до сих пор. Тогда я стал подсматривать за ним во время драк - стану вроде как немного в стороне, и смотрю. Он это видел, злился, что он тут один двоих защищает, и вскоре мы расстались. Он сказал, что у него на родине за такое поведение срубил бы мне голову; не должен один рыцарь смотреть, как сражается другой. Сражаться должны оба, сказал он, даже если второй сражается плохо и его наверняка убьют. Но тот, кто сражается плохо, умирать не хочет, и я ничего плохого не видел в том, чтобы остаться в живых. Хотя не сказал бы, что, напади на меня одного такое количество мерзавцев, я позорно бежал бы. Я просто попер бы напролом - и мне наверняка бы снесли башку. Вот эту особенность действий напролом я уже осознал хорошо - всегда есть тот, кто если не сильнее тебя, то по крайней мере ловчее и этот ловкач способен оказаться в том месте, где ему очень удобно дать тебе по голове. Но тогда моему попутчику показалось, что я бесчестный трус, раз стою в стороне и учусь у него оставаться в живых...
      - Расскажи мне еще о себе, - попросил Мервин.
      Артилок внимательно поглядел на него.
      - Ах, мальчик, зачем тебе это надо?
      - Интересно. Ты больше прожил, чем я, больше видел, больше знаешь.
      - Я не умею долго рассказывать. Да и вообще я плохо рассказываю. У меня была жизнь, полная событий. Она и сейчас такая. Но все эти события слились в моей памяти в один сплошной поток - как бурлящая горная река; только, когда эти бурные волны бьются о камни, из разлетающихся брызг можно выхватить что-нибудь яркое... как если бы солнца луч пронзает эти взлетающие капли, и радуга звенит над бурными водами... - рыцарь помолчал и глянул на юношу, который слушал это, внимательно глядя на де Гравиля. - А ты, что, думал, я только мечом махать умею, как крестьянин вилами? Красноречию я учился тогда, когда твой отец за деревенскими девками на реке подсматривал, как они моются. Вырос я далеко отсюда. Честно говоря, я уже так долго скитаюсь - уж, наверное, лет пятнадцать - что и позабыл, где находилось мое фамильное имение. На пепелище, скорее всего, давно уже молодой лес растет. Вряд ли кто-нибудь живет там, дом построил - найди дурака, который будет жить в месте, где безумный барин перерезал всех дворовых из мести, а дома сжег. Видимо, проклятым местом считают, и дороги, думаю, туда заросли все. Однако же продолжу. Имение наше было довольно богатым - в свое время король пожаловал моим предкам несколько хилых дворов; их количество со временем выросло до целой деревни, во владении оказалось несколько полей, лесок, часть реки и одна из основных торговых дорог королевства. За счет этого и жили. Не скажу, чтобы предки были дельными хозяйственниками - больно уж медленно росли наши владения от десятилетия к десятилетию. Но тем не менее, отец находил золота, чтобы нанимать мне лучших учителей и возить ко двору. Тогда и было дадено мне лучшее, что во мне еще осталось. Никуда на службу он почему-то определять меня не хотел, но уж, поскольку сам был на действительной службе у короля, то и меня определили в какую-то элитную сотню; знаю только, что отцу пришлось выложить за это круглую сумму. Так еще подростком я попал в первый свой поход. Мне было четырнадцать лет, когда я увидел, как люди, дурея, бросаются в драку, не чувствуя боли; как отсекают руки, ноги, хлещет кровь, и не остановить ее - и тот, кто видит такого, из милосердия перерезает тому горло; как вспарывают животы - один солдат, помню, плача, ползал по грязи, перемешанной с кровью, и собирал свои кишки... тогда, в четырнадцать лет, это произвело чрезвычайное впечатление. В восемнадцать лет я вернулся домой - на лице первые шрамы, в душе еще более глубокие шрамы. Хозяйство почти пришло в запустение, отец практически не занимался им, потому что был болен; матери уже не было в живых. У нас жили несколько каких-то дальних родственников - седьмая вода на киселе, словом; пили, ели - и все даром. Я их выгнал, одного чуть не убив. Бежали и кричали, что пожалуются во двор, но больше не появлялись. Вскоре умер отец. Чтобы как-то поднять хозяйство, я обложил крестьян совершенно драконовскими податями; начали роптать, но я, со своими военными привычками, лично высек нескольких и думал, что успокоятся. Еще и год выдался неурожайный... Словом, оказалось, что в хозяйстве я не соображаю совершенно. Мне бы нанять кого тогда - может, и обошлось бы все, а может, нет. Но, впрочем, в то время по всей стране прокатились крестьянские восстания - а крестьяне обыкновенно слышат о бунте у соседей быстрее, чем их хозяева. И вот в одну ночь меня разбудили крики во дворе. Старые мои слуги вышли с недовольными поговорить; и я вышел на балкон. И все бы было хорошо, да какая-то сволочь из молодых кинула камень, разбив стекло; кричали, что, мол, я зажрался и сейчас меня бить будут. Конрад, мой самый старый слуга, имел несчастие сделать шаг вперед, чтобы успокоить их. Он не успел сказать и двух слов, как его пырнули вилами в живот. И толпа повалила... Я бежал, едва собрав нужные вещи. Дом мой разграбили и сожгли - только стены остались. Я убежал как можно дальше, боясь погони. Но меня никто не собирался догонять и казнить. Крестьянам хватило того, что они разграбили и сожгли мой дом. Но все равно я бежал несколько дней, прежде чем решил приостановиться и найти себе укромное место. При бегстве я успел взять немного золота и одежды; о, они мне очень пригодились! Я отрастил бороду и усы, перебирался из города в город около полугода, нанимаясь на практически любую работу, на которую был способен, прежде чем решил вернуться, поскольку все эти полгода у меня внутри все горело от жажды мести! Но это уже был ледяной жар - и не менее смертельный. Я вернулся с полным желанием сотворить со своими обидчиками то же, что они сотворили со мной. Они оставили меня без дома - я их тоже лишу домов; они обесчестили меня - я же их лишу жизней, потому что даже находясь достаточно далеко от своего бывшего имения, в кабаках я выслушивал рассказы о том, как одного господина, ранее весьма уважаемого, крестьяне прогнали, надавав пинков и отхлестав плетьми. Хуже того - по другим слухам, король даже указ издал о моей поимке, что, мол, я смуту учинил в целой волости, а сам с кучкой крестьян в разбойники подался. И поскольку, мол, несколько купцов от меня уже пострадали, поймать меня, прилюдно высечь и голову долой. Но, слава Иисусу, только слухи были. И я решил тогда, что рассказы о моем позоре должны замениться другими - как господин вернулся и вырезал всех до единого.
      И, Мервин, я сделал это...
      И появились такие рассказы. Меня стали называть дьяволом на черном коне - хотя Цербер появился гораздо позже. Всем кажется, что Цербер не конь, а демон, но это, конечно же, не так. Он просто... очень большой, полон сил и очень темпераментный.
      И после того, как я удовлетворил свою месть, я по-настоящему пустился в бега. Точнее, принялся путешествовать, поскольку у меня ничего не осталось - ни дома, ни семьи, ни места даже, где я бы смог начать все сначала. Я думаю иногда, какова была бы моя месть, если бы я к тому времени успел обзавестись семьей, а моя жена - родить ребенка... Вот тогда я и уверен, что все сделал правильно. Я посетил много стран, Мервин, и бывал в местах, куда обычный путешественник не решился бы показать носа. Мне все время казалось, что я пытаюсь поймать то ли удачу, то ли смерть за хвост, и я бежал, бежал, бежал... Но, как видишь, я все еще жив, хоть и весь в шрамах. Я со смехом слушаю рассказы всех этих бывалых путешественников, которые больше штаны просиживают в кабаках, чем путешествуют. Но несколько раз я встречал настоящих путешественников. Они становились моими попутчиками на какое-то время, иногда надолго, как тот странный рыцарь, о котором я тебе рассказывал. Эти люди - безумцы. Они идут туда, где их ждет верная гибель, но не умирают; они видят прекрасное в безводных красных пустынях, где обычный человек ничего, кроме песка, камня и смерти, не видит. Они могут жениться на последней шлюхе и назвать аристократку шлюхой. И я такой же безумец, Мервин. Со мной ты найдешь только гибель, ты понимаешь это? Вы, бродячие поэты, тоже путешествуете, но... как-то недалеко. Ваша жизнь неспешна, а в нас с неукротимою мощью бьет пульс, как будто жить нам осталось лишь до рассвета, а с восходом солнца - казнь. Я уже приглашен на свою собственную казнь, только вот не знаю, когда и где она будет. Но я вижу предвестницу ее... У меня видения, Мервин. Иногда я вижу женщину. Она преследует меня и говорит что-то, и я каждый раз не могу толком вспомнить, что именно. Но это страшные слова, и я уверен, что она говорит о смерти. Чаще всего у нее рыжие волосы, но лицо у нее может быть любым. Я понял, что это видения, когда мы с тобой подходили к городу - я увидел ее, а ты нет. Ее лицо и облик кажутся мне смутно знакомыми, но я никак не могу ни разглядеть ее, ни вспомнить, кто она. А то, что когда-то я видел ее - я уверен в этом.
      Я вот думаю, может, кто проклял меня? Я, правда, не верю во всю эту колдовскую чушь... Но я иногда думаю - я сжег целую деревню, и до сих пор, вероятно, все эти неупокоенные души взывают небу об отмщении. Но после этой деревни я видел столько мертвецов... но никогда я не убивал просто так! Я всегда защищался! Не знаю, как в других, а во мне еще живы ростки нелепого благородства. Я много путешествовал по миру, Мервин, но, где бы и ни был, везде люди одни и те же - они тупы, алчны, лживы и морщатся при слове 'честь'. Я встречал крестьян, которые во сто крат благороднее и честнее лордов... да вот, к примеру, ты, Мервин. Я вижу, отец постарался, тебя воспитывая. Ты плохо приспособлен к столкновениям с этим хищным миром. В тебе нет никакой жестокости - это хорошо! - и жесткости даже. Поедешь со мною - научишься и тому, и другому.
      - Да ты сам себя оговариваешь! - вскричал Мервин, прерывая монолог де Гравиля. Ты пытаешься казаться жестоким, но ты не такой, я же вижу! Вот если бы жизнь твоя сложилась по-другому, и не было бы в ней ни походов, ни крови!
      - Тогда бы я сейчас толстел в своем имении, как хряк! Я был бы туп, черств и бездушен! Я бы сек крестьян, они голодали бы у меня! Они бы у меня землю жрали, Мервин, по которой я прошел! Я бы замок себе построил на костях! - резко ответил рыцарь. - А сейчас у меня другая жизнь, и эта жизнь мне нравится. Но неужели ты думаешь, что я получаю удовольствие, свернув кому-нибудь шею? Поверь, никакого удовольствия в этом нет. Тот мой знакомый рыцарь из дальних стран, о котором я тебе говорил, что он превосходно владеет мечом, - он молился за каждого им убитого на непонятном мне тарабарском языке. Этот его пример был таков, что я тоже стал молиться за тех, кого зарубил. Я спросил его, почему он это делает. И он ответил, что убитые не виноваты в том, что именно он попался им на пути; судьба привела их на встречу с его мечом. Но ему бесконечно жаль, что это свершилось, и он молится за то, чтобы их посмертный путь был легок. Он не хотел убивать. Просто его научили быть не убитым. Следовательно, по закону судьбы, они хотели быть убитыми именно в этот день, в этот час и в этом месте. Я многому научился у этого странного рыцаря. Жизнь сделала меня жестким и жестоким. Потому что, если не хочешь быть мертвым, ты должен научиться быть жестким. А я, Мервин, просто путешествую по миру в свое удовольствие и не хочу при этом быть убитым.
      Рыцарь внезапно замолчал, и долгое время они ехали молча. Солнце пересекло зенит, склонилось к закату. Мервин периодически оборачивался, чтобы глянуть, нет ли какой погони за ними по этим обширным полям; они ехали по кромке леса, вглубь которого с дороги, как змеи, ползли многочисленные тропинки. Но они были одни на этом просторе, а ни позади, ни впереди не виднелось ни одного жилого дома. Юноша хотел было спросить, куда они едут, но передумал: ему пришло в голову, то он никогда не спрашивал у отца, куда он направляется, снявшись в очередной раз с теплого и обжитого места. Ехали они не быстро, а Артилок все молчал и молчал. В конце концов Мервин стал напевать песню, потом затянул еще одну, погромче, и еще одну; в промежутке, когда юноша ненадолго замолк, чтобы передохнуть, рыцарь сказал:
      - Что ты все тоскливые песни поешь? Ты веселых не знаешь или настроение у тебя плохое?
      - Веселые песни только шуты да скоморохи поют, - несколько обиделся Мервин. - А дед мой, отец мой и я поем баллады. А балладам положено быть невеселыми. Где ты слышал развеселую балладу?
      - Нигде, - согласился рыцарь.
      - То-то, - позволил себе юноша наставительный тон. - И потом, веселые песни быстро устаешь петь. Душа не может долго ликовать, а вот плакать и печалиться - это завсегда... Артилок, а мы что, под открытым небом будем ночевать? Скоро темно будет.
      Рыцарь аж фыркнул:
      - А то до этого ты в стерне не ночевал, барчук! У тебя, могу спорить, задница покрепче копыт лошади будет.
      - Да мне в том дворе постоялом понравилось... и вино понравилось.
      - Да я смотрю, тебе вообще хорошая жизнь нравится. Ладно, давай место для ночлега подыскивать. У меня в сумке еще хлеб и мясо есть на ужин.
      Съехали с дороги в лесок - несколько деревьев, со стороны можно окинуть взглядом его весь, и остановились.
      <Ночлег. Ведьма опять же. Видится только Артилоку - ужас его и смертный холод. Конец главы.>
      
      
      
      Планы и заметки:
      [ВЕДЬМА] - Переработка и концепт.
      
      Название оставить то же.
      
      Фон - фэнтэзи а ля средние века. Объем тот же. Не более 150-200 стр.
      
      1. Основная тема - как из наивного, доброго юноши сделать монстра?
      
      Возможно, движение характера дать не по прямой восходящей (нисходящей), а по синусоиде.
      
      Имена героев: те же, но, возможно, Артилока сделать Ланселотом ради контрасту, а к имени добавить прозвище: Жестокий.
      
      2. Стартовая точка: там же, дорога.
      
      Мервин, дорога - смерть старика.
      Артилок, дорога - злость и раздражение, м.б.
      
      Характеры наметать на дороге.
      
      3. Основное движение сюжета оставить то же.
      Мервин становится Артилоком, Артилок нелепо умирает.
      
      4. Образ ведьмы переработать в корне.
      Теперь это образ фатума. Мотив судьбы, фатума образом ведьмы выделить особо.
      
      В итоге уже и Мервину, по мере его становления Артилоком, начинает видеться ВЕДЬМА, хотя в начале он уверяет рыцаря, что тому кажется, и осторожно намекает обратиться к лекарю.
      По смерти Жестокого Мервин видит ведьму, и бежит в ночь, в дождь, в тьму.
      
      Дать ли черный юмор?
      
      
      Видения ведьмы - через главу?
      
      Ее видит Артилок при въезде в город.
      
      <Или видит ее на базаре, когда Мервин идет зарабатывать денег пением - пристает обезображенная и просит что-то, и проклинает?>
      Просто видит ее, пожалуй.
      
      
      
      <Глава пятая>
      Артилок рассказывает Мервину, что его преследует некая ведьма, которая хочет его смерти за смерть семьи. В действительности же никакой ведьмы нет. Артилок грезит.
      Он бежит от ведьмы уже много лет, и Мервин, встретившись с Артилоком, вынужден бежать вместе с ним.
      Ночлег. Ведьма опять же. Видится только Артилоку.
      Артилок оказывается не таким уж плохим? Его жизнь. Умение вести речь, диалог и рассказывать.
      
      <Глава шестая>
      Сунуть встречу с разбойниками. Жестокость, кровь и проч. Поведение Мервина - какое? Должен ли он струсить и спрятаться? Поведение Артилока. /// если струсил - на струсившего Мервина нападают -внезапно, разумеется - чудом он остается жив.
      
      
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Белов Алексей Николаевич (belovalexey@yandex.ru)
  • Обновлено: 21/04/2014. 102k. Статистика.
  • Повесть: Фантастика
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.