Бетаки Василий Павлович
О корнях некоторыз произведений Лермонтова...

Lib.ru/Современная литература: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 1, последний от 28/01/2010.
  • © Copyright Бетаки Василий Павлович ( vbetaki@gmail.com)
  • Размещен: 28/01/2010, изменен: 28/01/2010. 37k. Статистика.
  • Эссе: Литкритика
  •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Заметки переводчика и литературоведа

  •    Василий Бетаки
      
      
       "НЕТ, Я - НЕ БАЙРОН, Я ДРУГОЙ..."
      
      (О КОРНЯХ НЕКОТОРЫХ ПРОИЗВЕДЕНИЙ М.Ю. ЛЕРМОНТОВА И ЭДГАРА ПО,
      или несколько примеров из всемирной поэтической переклички.)
      
      Заметки переводчика.
      
      
      "...Если вы заимствуете для своих собственных стихов что-либо из написанного другими поэтами на других языках, действуйте смело - это не будет даже подражанием: вы всё равно будете невероятно отдалены от "первоисточника". Если вы действительно поэт, то вы всё равно окажетесь куда дальше от него, чем его перевод, поскольку ваш контекст, и весь отсвет вашей поэтической личности неузнаваемо изменит заимствованный образ или строку..."
      
      Так говорил П. Г. Антокольский в беседах со своими учениками.
      
      Так нередко поступал М. Ю. Лермонтов.
      
      Прежде всего, заявим, что Лермонтов и верно, большей частью "другой". Постоянное упоминание имени Лермонтова рядом с именем Байрона, как его единственного "учителя" является широко распространённым, и почти всеобщим заблуждением лермонтовских современников. За ними и дотянулось до наших дней это мнение, которое объясняется простым историческим фактом: с начала 20 годов Х!Х века шумная слава гениального лорда, и особенно его героическая гибель просто заслонили спокойную (но несравненно большую тогда) славу "шотландского чародея", Вальтера Скотта, который читался в России в своё время куда шире, чем Байрон и был как в Англии, так и в большинстве европейских стран, гораздо более популярным поэтом.
      
      И если говорить о влиянии на молодого русского поэта старших его современников,. то мы увидим. что влияние на него В. Скотта было несравненно более значительным. чем влияние Байрона, который и сам-то шёл нередко вслед за В. Скоттом.
      
      Для начала сравним такие строки:
      
      Bare me from each wonted pleasure,
      Make me abject, mean and poor,
      Heap on insults without measures,
      Chain me to a dungeon floor,
      I "ll be happy, rich and free,
      If endow"d with constancy
      
      
       "Ты лиши меня отрады,
      Отними сиянье дня,
      Дай мне все мученья ада
      И в темницу брось меня -
      Мы свободны и горды,
      Если мы душой тверды.
      В. Скотт. Песня из пьесы "Проклятье Деворгойла". 1830 г ( Пер. Г. Усовой)
      
      
      Отворите мне темницу.
      Дайте мне сиянье дня...
      (М.Лермонтов. "Желанье")
      
      Тут Лермонтов, "певец любви, певец своей печали" как бы выворачивает наизнанку скоттовский лирический "сюжет", и к тому же пишет в свойственной ему минорной тональности, тогда как В. Скотт противоположный русскому поэту по доминирующей в его стихах и поэмах мажорности и постоянному для всей его поэзии волевому началу ("всё отступит, всё склонится перед твёрдостью людской") не только представляется но и является прямым предшественником Редьярда Киплинга, не раз о том говорившего.
      
      Истинный поэт не подражает даже если бы хотел подражать. ( "Но извиваться, словно дама в танце./...... .. / я не могу: я существую сам!" Л .Мартынов)
      
      Вот еще строки из другого стихотворения В .Скотта":
      
      Островитянка! Со скалы
      Ты видишь в бурных водах чёлн.
      Зачем, взлетая на валы,
      Он борется с напором волн,
      То клонится от ветра он,
      То исчезает за волной,
      То парус в пену погружён...
      Там, дева, ищет он покой!
      
      ( В подлиннике чёлн "ищет себе дом, убежище").
      
      В.Скотт "Островитянка". 1822 г
      ( Пер. Г. Усовой)
      
      А он, мятежный, просит бури,
      Как будто в бурях есть покой!
      
      (М. Лермонтов. "Парус" 1832 )
      
       По сути ведь не столько строчка, а главный смысл обоих стихотворений совпадает, (Всё же мне кажется немаловажным, что у В. Скотта это стихотворение состоит из четырех восьмистиший, тогда как Лермонтову, на воплощение того же образа, потребовалось всего 12 строк!)
      
      О том что Лермонтов отлично с детства знал творчество Вальтера Скотта, свидетельствует не только его "Баллада" ( "До рассвета поднявшись перо очинил...") довольно ранняя пародия на переведённую Жуковским балладу "Иванов вечер" (в некоторых изданиях - "Замок Смальгольм"), но и просто тот факт, что "шотландский чародей" был одним из главнейших поставщиков бестселлеров для русского читателя, начиная с середины двадцатых годов Х1Х века (Вспомним хотя бы, что "с романом новым Вальтер-Скотта" в своём багаже попадает в поместье Натальи Павловны незадачливый граф Нулин из одноименной пушкинской повести в стихах. Нулин ведь никак не интеллектуал, а рядовой, массовый читатель своего времени!
      
      Кстати, и пушкинская "Капитанская дочка", вершина русской исторической прозы, написана, как известно, под мощным влиянием В. Скотта, Сравним коллизию пушкинской повести хоть с коллизией "Роб-Роя", или стержнем сюжета в "Талисмане": и там и тут есть конфликт верности служебному долгу и "дружбы" с врагом, и как результат её, ложное или ошибочное обвинение героя в измене долгу.)
      
      Но перейдём теперь к сравнению наиболее крупных поэтических произведений Скотта и Лермонтова..Возьмём самую длинную из поэм Лермонтова "Измаил Бей" (в подзаголовке "восточная повесть", а по сути - роман в стихах.). Ко второй части повести этой русский поэт ставит эпиграфом следующие английские строки - лирическое отступление из третьей главы скоттовского романа в стихах "Мармион" - строки, в которых заключен основной в некотором смысле мессаж знаменитого скоттовского романа.
      
      Тут , чтобы не разорвать фразу, я процитирую не только те четыре первые строки. которые стоят как эпиграф у Лермонтова, но полностью всё восьмистишие Скотта:
      
       High minds, of native pride and force,
       Most deeply feel thy pangs, Remorse!
       Fear, for their scourge, mean villains have,
       Thou art the torturer of the brave!
       Yet fatal strength they boast to steel
       Their minds to bear the wounds they feel,
       Even while they writhe beneath the smart
       Of civil conflict in the heart.
      
      
      О, совесть, болью горьких дум
      Терзаешь ты высокий ум!
      Страх душит рабские сердца,
      А ты - мучитель храбреца,
      Кто претерпев удар судьбы
      С победой выйдет из борьбы,
      И посторонним не видна
      В душе гражданская война!
      
       Один из главных мотивов, пружина сюжета лермонтовской "восточной повести" "Измаил-бей" - и одна из главных сюжетных линий скоттовского романа тоже сходны: сходство это состоит в том, что влюблённая в героя женщина переодета юношей и сопровождает героя во всех его приключениях
      
      .Это Зара в повести М. Лермонтова, переодетая юным нукером Измаила под именем Селим.
      И это - беглая монахиня Констанс, переодетая пажем лорда Мармиона в романе В. Скотта.
      
      Причём никто не знает, кто этот Селим на самом деле, и кто такой паж по имени Констанс.
       Когда же черкесы расстёгивают одежду потерявшего сознание нукера, то оказывается, что это - женщина.
      Селим! И кто теперь не отгадает?
      На нём мохнатой шапки больше нет,
      Раскрылась грудь. На шелковый бешмет
      Волна кудрей, чернея, ниспадает...
      
      А в "Мармионе" В. Скотта то, что предполагаемый паж на самом деле женщина, обнаруживается при допросе её инквизиторами:
      
      Большой берет на лбу высоком,
      Колет, расшитый серебром.
      И Мармиона чёрный сокол
      Парит на поле голубом.
      Вот приоресса знак даёт
      Монаху-палачу, и тот
      Снял с грешницы берет,
      И вдруг рассыпавшись упал
      Волос роскошных светлый вал,
      Полузакрыв колет..
      
      И вот тут после сравнения лермонтова со Скоттом, в разговор наш вступает и Байрон.
      
       В поэме Байрона "Лара", как и в "Мармионе" у.Скотта, мотив переодевания женщины в пажа является важнейшей частью сюжета всей поэмы. Калед, паж графа Лары - единственный человек, близкий этому нелюдимому вождю народного восстания И тут есть аналогичный эпизод, рассказаный очень похожими строками: Вот как ведёт себя паж Лары Калед, после боя, осознав, что Лара мёртв -
      
      He gazed, as if not yet had pass'd away
      The haughty spirit of that humble clay;
      ..........................................................................
      But strove to stand and gaze, but reel'd and fell,
      Scarce breathing more than that he loved so well.
      Than that /he/ lov'd! Oh! never yet beneath
      The breast of man such trusty love may breathe!
      That trying moment hath at once reveal'd
      The secret long and yet but half conceal'd;
      In baring to revive that lifeless breast,
      Its grief seem'd ended, but the sex confess'd;
      And life return'd, and Kaled felt no shame -
      What now to her was Womanhood or Fame?
      
      
      Паж не рванулся и не зарыдал,
      Стоял, смотрел и мертвенно молчал.
      ..................................................................
      И вдруг упал, упал без чувств, без сил.
      Мертвей того, кого он так любил.
      Он так любил? О, никогда такой
      Любви не спрятаться в груди мужской!
      И тут раскрылся до конца секрет
      Лишь расстегнули на груди колет,
      Очнулся паж, и не стыдясь глядит:
      Что ей теперь и женственность и стыд?
      
       Любовница лорда Мармиона, .беглая монахиня Констанс Беверли, которую он предательски отдал в руки церкви, гибнет, замурованная в страшном подвале, и рыцарь не знает об этом. Но совесть его мучает, хотя он предполагает, что Констанс лишь подвергнута эпитемии, но жива...(именно к этому моменту раздумий лорда и относится строфа из "Мармиона", приведённая выше и взятая Лермонтовым в качестве эпиграфа. Но этим сходство обоих романов в стихах никак не ограничивается
      
      Вставная песня в "Измаил-бее" о любви и возмездии судьбы за измену , которую поёт Селим, оказывается вообще переводом, хотя и вольным (как все лермонтовские переводы) но несомненным переводом вставной "Песни пажа" из третьей главы "Мармиона".
      
      Вот для сравнения соответствующие куплеты этой песни у Лермонтова и Скотта.
      
      
      М. Лермонтов:
      
      Всегда награждёи
      Кто любит до гроба
      Ни зависть ни злоба
      Ему не закон,
      Пускай его смерть и погубит,
      Один не погибнет, кто любит.
      ....................................................
      Любви изменивший
      Изменой кровавой
      Врага не сразивши,
      Погибнет без славы.
      Дожди его ран не обмоют
      И звери костей не зароют.
      
      
      В, Скотт:
      
       Where shall the lover rest,
       Whom the fates sever
       From his true maiden's breast,
       Parted for ever?
       Where, through groves deep and high,
       Sounds the far billow,
       Where early violets die,
       Under the willow.
      
       ..................................
      
       Where shall the traitor rest,
       He, the deceiver,
       Who could win maiden's breast,
       Ruin, and leave her?
       In the lost battle,
       Borne down by the flying,
       Where mingles war's rattle
       With groans of the dying.
      
       ........................................
      
      Где ты найдёшь покой,
      Окончишь муки,
      Гонимый злой судьбой
      С милой в разлуке?
      Вдали от бурь морских,
      В роще молчаливой,
      Среди цветов лесных
      Под грустной ивой.
      ..........................................
      А где найдёшь покой
      Ты, кто деве милой
      Сердце разбил тоской,
      Кто изменил ей?
      В проигранном бою,
      В поле открытом
      Найдёшь ты смерть свою,
      В землю не зарытый.
      
      Эта песня кстати, оказывается, как бы предсказанием будущей судьбы лорда Мармиона и в не меньшей степени предсказанием судьбы Измаил бея.
      
      2.
      
      Все чуть ли не наизусть помнят многие строки начала исповеди умирающего в монастыре Мцыри из одноимённой поэмы М. Лермонтова:
      "Ты слушать исповедь мою
      Сюда пришёл. Благодарю ( и. т. д)
      ......................................
      Поскольку "Мцыри" прекрасно известен каждому школьнику в России, то избавим читателя от лишних цитат, и обратимся прямо к байроновскому "Гяуру".
      
      Вот начало исповеди Гяура, тоже, как и Мцыри. умирающего в монастыре:
      
      'Father! thy days have passed in peace,
       'Mid counted beads, and countless prayer;
      To bid the sins of others cease
       Thyself without a crime or care,
      Save transient ills that all must bear,
      Has been thy lot from youth to age;
      And thou wilt bless thee from the rage
      Of passions fierce and uncontrolled,
      Such as thy penitents unfold,
      Whose secret sins and sorrows rest
      Within thy pure and pitying breast.
      My days, though few, have passed below
      In much of joy, but more of woe;
      Yet still in hours of love or strife,
      I've 'scaped the weariness of life:
      Now leagued with friends, now girt by foes,
      I loathed the languor of repose.
      Now nothing left to love or hate,
      No more with hope or pride elate,
      I'd rather be the thing that crawls
      Most noxious o'er a dungeon's walls,
      Than pass my dull, unvarying days,
      Condemned to meditate and gaze.
      Yet, lurks a wish within my breast
      For rest - but not to feel 'tis rest
      Soon shall my fate that wish fulfil;
       And I shall sleep without the dream
      Of what I was, and would be still,
       Dark as to thee my deeds may seem:
      My memory now is but the tomb
      
      
      Отец, ты прожил жизнь в тиши,
      Молитв смиренных не считая,
      Ты за грехи чужой души
      Молился. сам грехов не зная.
      Весь век судьбу благословляя,
      За то, что в юности своей
       Не знал неистовых страстей.
       О них ты лишь слыхал от тех,
      Кто открывал свой тайный грех,
      Кто горький находил покой
       В сочувствии души святой.
      А я, прожив так мало лет,
      И счастье знал, и много бед,
      В часы любви, в часы боёв,
      Среди друзей, среди врагов
      Я доли не искал иной,
      Мне ненавистен был покой.
      Теперь ни славы, ни любви.
      Ни пламени надежд в крови....
      Нет, лучше уж в земле сырой
      Жить ядовитою змеёй,
      Чем так в бездействии пустом,
      Тлеть, угасая день за днём!
      Пойми, я жду такого сна.
      Чтоб и во сне не увидать,
      Кем был и кем бы мог я стать,
      Хоть жизнь моя была полна.
       Что память скорбная моя?
       Гроб счастья! Как хотел бы я
      Со счастьем вместке умереть,
      Чем так. Ни гаснуть ни гореть!
      ...................................................
       И окончание исповеди:
      
      Мцыри:
      
      Мой труп холодный и немой
      Не будет тлеть в земле родной,
      И повесть горьких мук моих
      Не призовёт меж стен глухих
      Вниманье скорбное ничьё.
      На имя тёмное моё.
      
      Гяур:
      
      Such is my name, and such my tale.
       Confessor ! to thy secret ear
      I breathe the sorrows I bewail,
       And thank thee for the generous tear
      This glazing eye could never shed.
      Then lay me with the humblest dead,
      And, save the cross above my head,
      Be neither name nor emblem spread,
      By prying stranger to be read,
      Or stay the passing pilgrims tread.'
      
      ...........................................................
      Вот кем я был, И всё, что мог
      Я рассказал, отец святой.
      Всю скорбь мою, всю боль тревог.
      Спасибо. Доброю слезой
      Ты утешение принес
      Моей душе, не знавшей слез.
      
      Заройте за монастырем
      Мой прах, и на кресте простом
      Писать не надо ни о чем
      Что людям в имени моем?
      Пусть пилигрим своим путем
      Пройдет, не ведая о нем!
      
      Как известно, примерно 80 строчек, особенно для него важных, Лермонтов в разных сочетаниях дважды переносил из поэмы в поэму. Сначала он делает их главными в неоконченной ранней поэме "Исповедь" (действие которой происходит в Испании),
      
       Затем с минимальными изменениями и несколько другим порядком расположения одних и тех же строк, он многие куски переносит в поэму "Боярин Орша", (тема - войны Руси и Литвы) когда монашеский суд (тоже нечто вроде инквизиции, но на Руси во времена Ивана Грозного, судит Арсения, и в его ответах звучит множество уже знакомых нам строк из "Исповеди", строк. нашедших себе окончательное место в поэме "Мцыри" действие которой разворачивается уже на Кавказе.
      
      Надо вспомнить и так же сюжетные совпадения в "Гяуре" и в "Боярине Орше" У Лермонтова Арсений мстит за свою любимую, погубленную суровым отцом., А байроновский Гяур - за Лейлу, утопленную её мужем Гасаном по турецкому обычаю за измену
      
      У Лермонтова: Орша, умирающий после сражения с Литвой, узнаёт Арсения:
      
      И я узнал тебя. Узнал,
      Ни время ни чужой наряд
      Не изменят зловещий взгляд...
      
      
      У Байрона:Гасан,подвергшийся нападению Гяура:
      
      "Tis he! 'tis he! I know him now;
      I know him by his pallid brow;
      I know him by the evil eye
      That aids his envious treachery;
      I know him by his jet-black barb:
      Though now arrayed in Arnaut garb
      Apostate from his own vile faith,
      It shall not save him from the death:
      'Tis he! well met in any hour,
      Lost Leila's love, accursed Giaour!
      
      Он, он , я узнаю его
      По бледному челу его!
      Я узнаю и этот взгляд,
      В котором вероломства яд,
      И чёрного его коня,
      Ему не обмануть меня,
      Тем . что одет как арнаут.
      Его шайтаны не спасут!
      Он. Он, гяур. Враг из врагов.
      Лейлы последняя любовь!
      
      
      У Лермонтова: Арсений, обнаружив, что Орша погубил свою дочь::
      
      Теперь осталось мне одно:
      Иду. Куда? Не всё ль равно?
      Та ли, другая сторона?
      Здесь прах её. Но не она!
      
      У Байрона: Гяур после победы над Гасаном:
      
       'Yes, Leila sleeps beneath the wave,
      But his shall be a redder grave;
      Her spirit pointed well the steel
      Which taught that felon heart to feel.
      .............................................................
      My wrath is wreaked, the deed is done,
      And now I go - but go alone.'
      
      Лейла в пучине спит, А он
      Своей же кровью напоён.
      Душа моей Лейлы, в бою
      Ты сталь направила мою
      .......................................
      Мой гнев прошёл. свершился рок.
       Я ухожу. Я - одинок
      
      Интересно также сравнить описание заброшенных и разрушенных домов Гудала в "Демоне", и Гасана в "Гяуре":
      
      Лермонтов. Дом Гудала:
      
      ...Седой паук. Отшельник новый,
      Прядёт сетей своих основы.,
      Зелёных ящериц семья
      На кровле весело играет,
      И осторожная змея
      Из тёмноё щели выползает,
      На плиты старого крыльца
      
      
      Байрон Дом Гасана:
      
       The steed is vanished from the stall;
      No serf is seen in Hassan"s hall;
      The lonely spider"s thin grey pall
      Waves slowly widening o"er the wall;
      The bat builds in his harem bower,
      And in the fortress of his power
      The owl usurps the beacon-tower;
      
      ...Ни слуг в чертогах, ни рабов,
      И тонкий пепельный покров
      На стенах медленно растёт,
      То сеть свою паук плетёт,
      В гареме нетопырь живёт,
      А лестница и узкий ход
      Под башнею сторожевой
      Давно захвачены совой...
      
      Далее. Мотив переодетой пажем женщины у Байрона, тоже встречается, и никак нельзя исключить, что мотив этот, впервые, кажется, .разработанный В. Скоттом у Байрона появляется не без его влияния.: Но в "Гяуре" это только упоминание темы мельком., это всего одна строка: Лейла
       ...... надевши пажеский наряд,
      С гяуром скрылась в той стране
      Где и не прав и не силён
      Пророка истинный закон
      ...
      А в "Ларе" Байрона этот мотив уже является центром сюжета.
      
      .В той же поэме "Лара" есть ещё один немаловажный мотив, отразившийся очень своеобразно у Лермонтова. но на сей раз не в поэмах, а в драме "Маскарад".
      
      В поэме Байрона значительную роль играет никому не известное, тщательно скрываемое, преступное потаённое прошлое героя и неожиданная встреча с неминуемым разоблачителем на балу в замке Ото:
      
      On Lara's glance emotion gathering grew,
      As if distrusting that the stranger threw;
      Along the stranger's aspect fix'd and stern
      Flash'd more than thence the vulgar eye could learn.
       XXII.
      "'Tis he!" the stranger cried, and those that heard
      Re-echo'd fast and far the whisper'd word.
      "'Tis he!" - "'Tis who?" they question far and near,
      Till louder accents rang on Lara's ear;
      ................................................................................;
      But Lara stirr'd not, changed not, the surprise
      That sprung at first to his arrested eyes
      Seem'd now subsided, neither sunk nor raised
      Glanced his eye round, though still the stranger gazed;
      And drawing nigh, exclaim'd, with haughty sneer,
      "'Tis he! - how came he thence? - what doth he here?"
      
      ...И взгляды встретились. Допрос в одном,
      Другой зажегся бешеным огнём
      Тревожных подозрений. Словно страх
      У Лары промелькнул в стальных глазах.
      ,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,
      "Он! - крикнул незнакомец - это он!"
      И сразу, словно эхом повторён
      Был этот крик. "Кто - он?" шептал весь зал.
      Но наконец и Лара услыхал
      ,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,
      Но граф не дрогнул и не побледнел,
      Примолкший зал спокойно оглядел,
      И незаметным напряженьем сил
      В глазах блеск удивленья погасил.
      А тот, чужой, насмешливо сказал:
      Он здесь? Зачем? Как он сюда попал?"
      
      Такой же мотив таинственного преступления в прошлом проявляется в последних сценах "Маскарада", хотя налицо некоторая перемена ролей Незнакомца с Арбениным.. Однако далее всё уже по разному: если у Байрона Лара тайно убивает опасного свидетеля своего прошлого, то у Лермонтова трагедия пятна на совести занимающая такое же центральное положение в конфликте, разрешается иначе; Арбенин сам сходит с ума в результате встречи с неизвестным разоблачителем...
      
      ------*------
      И вот ещё интереснейший случай ( в порядке кажущегося отступления от темы)
      
      У "восточных" поэм британского лорда (прежде всего речь идёт о "Гяуре") есть ещё одно, полузаконное "дитя". У "Мцыри" есть почти близнец в Американской поэзии. Похожие как сёстрам положено, - две поэмы, написаны почти одновременно, в США и в России.
      
      Я уже говорил тут о сходстве, даже о родстве "Гяура" и "Мцыри". И вот - ещё одна поэма, безусловно написанная под влиянием того же байроновского "Гяура". . Это - ранняя, поэма Эдгара Аллена. По "Тамерлан"
      
       Умирающий Тамерлан исповедуется какому-то старику , видимо духовному лицу.
      Вся поэма и состоит из этой исповеди, в которой главное - это сожаление о судьбе. которую герой хотел бы задним числом изменить, как хотели бы этого оба безымянные героя, и Гяур и Мцыри. Вот несколько отрывков их этого малоизвестного произведения американского поэта:
      
       Kind solace in a dying hour!
       Such, father, is not (now) my theme-
       I will not madly deem that power
       Of Earth may shrive me of the sin
       Unearthly pride hath revell'd in-
       I have no time to dote or dream:
       You call it hope- that fire of fire!
       It is but agony of desire:
       If I can hope- Oh God! I can-
       Its fount is holier- more divine-
       I would not call thee fool, old man,
       But such is not a gift of thine.
      
      Мой час настал. На утешенья,
       Старик, напрасных слов не трать:
      С моей души твои моленья
       Гордыни грех не в силах снять!
       Я не безумец, чтоб мечтать
      О том, о чем мечтал я прежде...
      И места нет в душе надежде.
      
      В груди моей - огонь огней,
      Агония былых страстей...
      Когда б я мог питать - о, Боже
      Надежду... Свят ее родник...
      Наверно, ты не глуп, но все же,
      Поймешь ли ты меня, старик?
      
      
       Дело тут не в простом совпадении строк. Вернее, не только в нём. Само это совпадение строк в трех произведениях романтической поэзии продиктовано заимствованием сюжета. Точнее - даже заимствованием ситуации.
      
       Так близнецом Тамерлана оказывается лермонтовский "Мцыри".
      
       Причём можно спокойно ручаться, что ни Лермонтов не читал Эдгара По, ни Эдгар По - Лермонтова и вероятнее всего поэты никогда друг о друге не слыхали. Но влияние Скотта и Байрона на обоих поэтов обусловили сходство поэмы Лермонтова с поэмой Эдгара По.
      
      Yet more than worthy of the love
       My spirit struggled with, and strove,
       When, on the mountain peak, alone,
       Ambition lent it a new tone-
       I had no being- but in thee:
       The world, and all it did contain
       In the earth- the air- the sea-
       Its joy- its little lot of pain
       That was new pleasure- the ideal,
       Dim vanities of dreams by night-
      
       And dimmer nothings which were real-
       (Shadows - and a more shadowy light!)
      
      И все-таки, мой дух восстал:
      Он большего от жизни ждал!~
      Я понял ночью на вершине,
      Что тесно мне в любви моей
      Что звал меня мой дух гордыни
      В бескрайний мир, где ширь морей
      Земля и воздух - все полно
      Бед, радостей, страстей, сомнений...
      Я к призракам ночных видений
      Тщеславно устремлялся - но
      Реальность призрачней была,
       Чем сон туманный!..
       ( Э.По. Тамерлан)
      
       Во всех трёх поэмах это исповедь умирающего, который мучается от несвершённого в жизни, или от того, что всю жизнь свершал не то, что было предназначено судьбой. Вот что общее( кроме строк и даже целых пассажей) во всех трёх поэмах. Зерно же каждой исповеди во всех трех поэмах - вот каково:
      
      Пойми, я жду такого сна.
      Чтоб и во сне не увидать,
      Чем был, и чем я мог бы стать...
      (Гяур)
      
      
      ...................Рука судьбы
      Меня вела иным путём.
      Но нынче я уверен в том,
      Что мог бы быть в краю отцов
      Не из последних удальцов!
      (Мцыри)
      
      
      
       'Twas sunset: when the sun will part
       There comes a sullenness of heart
       To him who still would look upon
       The glory of the summer sun.
       That soul will hate the evening mist,
       So often lovely, and will list
       To the sound of the coming darkness (known
       To those whose spirits hearken) as one
       Who, in a dream of night, would fly
       But cannot from a danger nigh.
      
      Когда закат устал глядеться
      В сверканье океанских вод, -
      Угрюмый мрак падёт на сердце,
      Тому, кто ночью полдня ждёт!
      Он сумерки возненавидит...
      Когда-то милые тому,
      Кто ныне - поступь ночи видит,
      И сердцем слышит злую тьму,
      Кто в снах, исполненных тревог,
      Взлететь хотел бы - но не смог!
      (Тамерлан)
      
      
      Во всех трёх отрывках явственно главное вот это "бы"... это несбывшееся...Оно ведь и есть пружина, развивающая сюжеты всех упомянутых поэм.
      
      Естественно, я ничего специально не изыскивал. Но когда в 1958 году я переводил "Гяура", а в 1966 переводил "Тамерлана", то в обоих случаях главной заботой моей оказалось не вставить случайно в свой перевод готовую лермонтовскую строчку. А строчки эти на протяжении всей работы над обоими переводами так и вскакивали в памяти. Так и просились в мой текст... Вот в чём была самая большая трудность этих переводов...
      
      По теории ак. Веселовского безусловно существуют не только бродячие сюжеты. Бродячие мотивы, переходящие из литературы в литературу, со временем и со сменой языков, аккумулируя особенности каждой из культур, становятся всё точнее, мощнее. И с ходом времени происходит нечто вроде "естественного отбора" - с них осыпается всё лишнее.
       --------
      Именно вот такой "обмен" и создаёт интегральность единой мировой литературы, в которой каждая из национальных литератур, - а в них каждый период, а в них, в конечном счёте, каждое стихотворение - существуют в сложной мозаике связанных меж собой и не утрачивающих самостоятельности произведений. Существуют "нераздельно и неслиянно", как сказано, (хотя и по совсем иному поводу) в Евангелиях.
      
       Поэтому каждое стихотворение или поэма, освещены светом соседних или отдалённых произведений в контексте не только творчества того или иного поэта, но и в контексте доминирующих в ту или иную эпоху интересов, взглядов и пристрастий. Поэтому разговор о подражании как таковом почти всегда напрасен, если только рассматривать поэзию в самом широком из доступных нам контекстов..
      
      Достаточно известно перекличка Лермонтова с Пушкиным , задействовавшим несколько ранее мотив, столь мощно развёрнутый в стих "Выхожу один я на дорогу,,,"
      
       А.П:
      
      И пусть у гробового входа
      Младая будет жизнь играть,
      И равнодушная природа
      Красою вечною сиять.
      
      
      М.Л:
      
      Но не тем холодным сном могилы...
      ..................................................
       Надо мной чтоб вечно зеленея
       Тёмный дуб склонялся и шумел...
      
      Но до сих пор я ещё не видел, чтобы кто-либо обратил внимание на то, что мотив этот на Лермонтове не кончается. В том же тематическом и стиховом "ряду" стоит и стихотаорение С. Есенина "Отговорила роща золотая":
      
      С. Е.
      Стою один среди равнины голой....
      .............................................................
      " Я полон дум о юности весёлой,
      И ничего в прошедшем мне не жаль"
      
      М.Л.
      "Уж не жду от жизни ничего я.
      И не жаль мне прошлого ничуть
      
      
      
      Очень важным представляется в свете этих наблюдений, не путать подражание (факт отрицательный) с влиянием (факт безусловно положительный)
      Подражание - удел посредственностей, влияние же есть материализация поэтической переклички.
      
      Разные культуры и разные времена аукаются между собой и этим усиливают друг друга.
      
      
      Василий Бетаки.
      
       Париж. Апрель 2007 г.

  • Комментарии: 1, последний от 28/01/2010.
  • © Copyright Бетаки Василий Павлович ( vbetaki@gmail.com)
  • Обновлено: 28/01/2010. 37k. Статистика.
  • Эссе: Литкритика
  •  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.