Lib.ru/Современная:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Помощь]
Полина Богданова
Успех Дмитрия Крымова
Театр Дмитрия Крымова, режиссера и сценографа, хотя следовало бы сказать сценографа, выступающего в роли режиссера, сегодня стал одним из наиболее популярных. В чем секрет? В этом любопытно разобраться.
Несколько лет тому назад, когда Анатолий Васильев еще не уехал в Европу в качестве "добровольного изгнанника", еще владел двумя театральными помещениями -- на Поварской и на Сретенке, предложил очень достойному и интеллигентному человеку и художнику Дмитрию Крымову, сыну знаменитого режиссера Анатолия Эфроса, ставить спектакли у себя на Поварской. Васильев был прежде связан с Эфросом совместной работой в ГИТИСе. Эфрос тогда взял его, еще не слишком признанного официозом, на свой курс в качестве второго педагога. С этого для Васильева началась его педагогическая практика, которая потом была продолжена в том же ГИТИСе и принесла очень большие и серьезные плоды. Но речь сейчас не о Васильеве. А только о том, что Васильев, возможно, чувствовал себя обязанным, конечно, не в меркантильном смысле, а в самом высоком -- перед памятью Эфроса, лучшего нашего режиссера, трагически ушедшего из жизни раньше положенного возраста, художника сложной судьбы, одного из гигантов советского театра, лишенного права быть руководителем коллектива, а потому гонимого властью и зависимого от нее и прочее и прочее. Короче, Васильев дал Крымову площадку для демонстрации своих спектаклей. Это были даже не спектакли в полном смысле этого слова (поскольку Дмитрий Крымов не был режиссером) -- с игрой и декорациями, а некие этюды с одними декорациями и почти безо всякой игры (поскольку его студенты - художники не были актерами). Правда декорации, а они были не традиционно -- стационарные (поставили и стоят), а сочетали просто предметы и костюмы, которые прямо по ходу действия вступали между собой в новые и новые связи, рождая разные театральные образы и метафоры. Эти образы и метафоры возникали словно из воздуха силой фантазии молодых крымовских учеников. То они что-то рисовали прямо на глазах у зрителя. То доставали какие-то материи и превращали их в разнообразные предметы и, кажется, куклы. В общем, получались всякие милые и забавные штучки. Во всем этом было обаятельное молодое хулиганство, творческая раскрепощенность и интеллигентность. И назывались тоже они немножко по-хулигански: "Сэр Вантес. Донкий Хот".
Дмитрий Крымов обращался к ОБЕРИутам, Хармсу, Введленскому. К снискавшему себе славу длиной в весь ХХ век Антону Чехову. К гиганту Шекспиру. К определенному для интеллигентного человека набору имен, проблем и ассоциаций. Ставил забавно, но не более того. Мало - мальски оригинальных идей и форм во всем этом не было. Он легко смешивал разных классиков в одном стакане ("Три сестры" и "Короля Лира"), получался некрепкий коктейль, только чуть-чуть затуманивавший голову тех, у кого в силу вполне объективных причин не было большого театрального опыта. Искусство прежних десятилетий нынешние зрители конечно не знали. Поэтому все появляющееся сегодня принимали за новации. А Дмитрий Крымов открывал им те приемы и идеи, которые были в ходу у театра и живописи уже не первое десятилетие. .
Нынешняя театральная эпоха -- это не эпоха, которая что-то начинает. Это эпоха, которая завершает длинный сложный цикл театрального развития. И как завершающая эпоха она демонстрирует окончательный отказ или окончательное разрушение тех идей и принципов, которые возникали и утверждались в начале цикла (во второй половине 50-х-начале 60-х годов).
Искусство такого режиссера как Дмитрий Крымов - это результат нашей общественной, социальной и художественной эволюции. Эволюции общества, постепенно отказывающегося от наследия тоталитаризма. И если на первых этапах этот отказ происходил болезненно в условиях еще не до конца разрушенной тоталитарной машины, то на последнем этапе, который мы переживаем сегодня, этот процесс стал безболезненным, облегченным новым наркозом в виде обилия товаров широкого потребления и массовой культуры.
Шестидесятники, которые начинали этот цикл, дорого платили за свое творчество. Платили нервами и собственным здоровьем. Потому что они существовали - вопреки. Вопреки тем, кто их унижал и недооценивал. Вопреки тем, у кого в руках власть. Вопреки пошлому и усредненному вкусу. Вопреки конформизму во всех его проявлениях. Вопреки устаревшим, уже неживым художественным формам. Дмитрий Крымов как представитель эпохи завершающей существует не вопреки, а русле, в русле того, что всем известно и всем нравится. В русле принятого художественного вкуса. В русле ожиданий определенной зрительской среды. И именно поэтому эта среда избрала его своим любимцем. У него стремительно и успешно сложилась карьера. Крымова приглашает на престижные международные фестивали, он обласкан вниманием и признанием. Ему все легко далось. Что же его за это упрекать? Ни в коем случае. Просто он иной художественный тип -- эпохи потребления, не приемлющей негативных эмоций, любящей комфорт, вещи, искусство, которое тоже своего рода вещь, украшающая жизнь и приятно развлекающая. Он баловень судьбы, а то, что его привлекают больные темы -- тоталитаризм и художник, геноцид еврейского народа в условиях фашизма, - так все это тоже все легко, немножко поверхностно, без унизительных и стесняющих душу переживаний. Его театр - эмблема времени, которое желает наслаждаться, удобно жить, не тратиться душевно.
Мы живем в период завершения постмодерна, который у нас начался еще в 60-е годы.. Но постмодерн не сразу пришел к тому, что мы имеем сейчас. Он проходил разные этапы. Постепенно разрушал систему центра в искусстве, авторитет и власть того, что прежде именовалось ведущим направлением. Постмодерн сейчас, на своей заключительной стадии, не только не имеет центра и мейнстрима (хотя разные группы по-прежнему могут принимать за мейнстрим что-то свое), но и давно забыл авангардистские претензии на новизну. Постмодерн - это эпоха смерти автора и потому намеренно и демонстративно вторичная. Полная повторений и цитат. Складывающая из уже отработанных и некогда оригинальных тем новые сочетания и смыслы. Автор не претендует на оригинальность высказывания, он уклоняется от позиции демиурга и становится одним из субъектов культурной среды наряду с читателем и зрителем.
Постмодерн в его завершающей стадии - это эпоха некоего "лайт" искусства -- облегченного как сигареты или торты для тех, кто хочет похудеть.
Представителем такого "лайт" искусства и стал Дмитрий Крымов. Он не оригинален как театральный мыслитель. Он не совершает никаких революций и открытий. Он работает на уже знакомых и заслуживших признание идеях. И что самое главное -- все эти идеи очень легко и просто воспринимаются публикой в силу своей абсолютной доступности. И именно такой театр сегодня становится популярным и востребованным в определенном зрительском слое. Слое, ориентированном не на грубое и пустое развлечение, а на что-то более утонченное, интеллигентное, приличное. И публика с большим воодушевлением ходит на крымовские спектакли.
А сам Крымов, чувствуя поддержку зрителей, набирает все новые и новые обороты. Он становится смелее. Его новые спектакли, на создание которых, уходит не так много времени, появляются один за другим. К 150-летию со дня рождения А.Чехова он поставил "Тарарабумбию", устроив большое карнавальное шествие по длинному помосту вместо сцены. Тут шли представители разных культурных эпох, в том числе и советской -- балерины в военном камуфляже и пачках как выражение завоеваний зрелого социализма, и еще разные персонажи, некоторые -- на ходулях, во весь огромный исполинский рост. Ехал вагон с рыбой и телом мертвого классика. " "Тарарабумбия" - говорил Крымовы - это такая абракадабра, какая-то яичница с луком, не поймешь, что за форма, форма абсурда, о-пля-тру-ля-ля" . Вся эта яичница с луком выглядела забавно (хотя и скучновато), может местами даже остроумно, но не слишком.
О вожде мирового пролетариата Крымов поставил "Горки-10", где из Ленина сделал котлету, в духе соц-арта издевался над ним и как только мог. Соц-арт (для справки) возник в 70-е годы, а к концу 90-х уже исчерпал себя направление в живописи. Но наша театральная пресса усмотрела в соц-артовских упражнениях Крымова очередную новацию. Но тут следует сказать другое: Крымов пробуя себя в режиссуре, по сути все же остается художником и строит спектакли как картинки, только с помощью живых актеров.
Об актерах надо сказать отдельно. Они по большей части используются в крымовских спектаклях как статисты, с помощью которых и лепятся картинки. Иногда Крымов приглашает настоящих профессионалов, но они не спасают ситуацию, потому что по существу тоже выглядят как статисты, только более умелые.
Итак, с вождем мирового пролетариата Дмитрий Крымов разобрался по полной. И со всей советской идеологией, искусством и пропагандой тоже. И хотя все это вещи не новые, но кто будет возражать? Дмитрий Крымов действует в полном согласии с усредненным общественным мнением интеллигентской среды. И снова получает признание.
Есть еще одна особенность театра Дмитрия Крымова. Это театр игры. Милого и приятного развлечения для группы молодых художников, которую он держит вокруг себя. Подготовка спектакля является делом не жесткого авторитарного лидера, а руководителя, который дает своим сотоварищам свободу. Они придумывают, он отбирает наиболее удачное. И конечно придумывает сам. Поэтому подготовка спектакля -- процесс импровизационный, спонтанный. Без заранее продуманного плана.
Театр игры -- это некогда идеал Анатолия Васильева (игра -- один из китов постмодернизма), который говорил, что советский человек слишком закомплексован, слишком не свободен и спасти его, поднять из праха может только игровой театр. Он даже думал, что, создав такой театр, он как бы запустит вирус, и в жизни станут появляться свободные играющие люди. Правда, на создание своего игрового театра Васильев потратил почти двадцать лет жизни. Двадцать лет упорной работы и экспериментов за закрытыми дверями своей лаборатории. Он на каком -то этапе создал методику, как он выражается игровых структур. Но это -- целая школа, целая наука, которую возможно постичь не юношам после школьной скамьи, а уже подготовленным профессиональным актерам.
Такой режиссер как Дмитрий Крымов обходится безо всякой методики. Он, в сущности, дилетант в режиссуре. И избрал эту профессию, как сам рассказывал в одном интервью, потому что она сулила удовольствия публичного существования. То есть, проще говоря, известность. Популярность. А может и славу. Он предпочел режиссуре свою первоначальную профессию художника, потому что художник не имеет этой публичности, этой известности. Крымов называет режиссуру "веселой" профессией. Не думаю, что так могли бы сказать о режиссуре такие его коллеги, как Карбаускис или даже Могучий, еще один представитель заката постмодернизма, но гораздо более изощренный, изобретательный и далеко не глупый художник. Постмодернист Крымов демонстрирует своей практикой другой интересный феномен. Искусство перестает быть делом знатока, исследователя, владеющего методологией, школой.
Режиссер в ХХ веке завоевал титул Мастера с большой буквы. Мастер -- это особое понятие в культуре ХХ столетия (в культуре модерна). Мастер -- это своего рода посвященный, он открывает законы творчества, как Станиславский, он энциклопедически и культурно образован, как Мейерхольд. Мастер в ХХ веке это наследник почетной и уникальной традиции, каковыми были все шестидесятники, к этой традиции он относится творчески плодотворно, он преобразует ее в соответствии с требованиями нового времени как Анатолий Васильев и Лев Додин, он исследователь, который движется в неизвестное. В общем, он уникальная сложная художническая личность.
Сегодня театр показывает, что Мастер -- это забытое, уже не востребованное жизнью понятие. Если Васильев во все годы своей практики славился своими, так называемыми "разборами" (то есть анализом пьесы методом психологической школы Станиславского -- Кнебель ) , если Анатолий Эфрос посвятил своим "разборам" четыре книжки, если Товстоногов написал о проблеме взаимодействия с драматургом ни одну теоретическую работу, если Л.Додин опубликовал целые тома толкований Чехова и других авторов, то Дмитрий Крымов (и не он один; в последнее время этим прославился еще один постановщик Константин Богомолов, который в шекспировского "Лира" ввел клику Иосифа Сталина и заместил ими шеспировских персонажей) ставят пьесы без текста автора и пересказывают их своими словами. Публика это принимает. Ей - то что? Слушает ли она текст Шекспира или его свободное переложение, отсебятину? Может второе ей даже больше нравится в силу своей простоты и доступности. Поэтому театр дилетанта сегодня не просто возможен, он оправдан самим временем. Но моя задача в этой статье не столько похвалить или осудить Крымова, но разобраться в проблеме, что называется, в историческом плане.
Потому что хотя бы с этой отсебятиной все не так просто. Нынешние режиссеры потому не проявляют интереса к анализу и толкованию пьесы, что процесс этот уже зашел в тупик, слишком много на этом пути было сделано несколькими поколениями режиссуры. Процесс исчерпал себя. И теперь остается только то, что предлагают Крымов, Богомолов и прочие. - взять пьесу как некий хрестоматийный текст, как некий культурный художественный знак , и поиграть с ним, пощипать с разных сторон, подурачиться, осмеять его, снизить пафос тех , кто относится к Шекспиру или кому-то еще в таком роде слишком серьезно. Тут дает о себе знать пресыщенность, усталость, ирония по отношению к художественной культуре, той самой художественной культуре, за свободу и новизну которой прежние поколения сражались отчаянно.
Но любитель, дилетант, который сегодня иронизирует над художественными и культурными ценности, на самом деле не так прост, ибо в глубине души он прекрасно понимает, что такое Шекспир. И именно в силу этого понимания становится веселым пофигистом и валяет дурака, демонстрируя, что ему море по колено, и Шекспир - вовсе не идол, которого нельзя трогать. Так он выражает свою свободу. Сколько стоит такая свобода, это уже другой вопрос.
Французский философ и культуролог Ролан Барт провозгласил смерть автора, которая знаменует собой эпоху постмодернизма. Но интересно то, что сегодняшняя театральная практика демонстрирует не только смерть автора, но и смерть самого искусства. Из области, которая подвластна только Мастерам, владеющим тайными и секретами художественного творчества, искусство становится забавой, дуракаваляньем, стебом, средством самодемонстрации, веселого развлечения. Его вторичность никого не смущает. Его банальность не отпугивает. Оно так же элементарно как предметы домашнего обихода, кресло или диван. Искусство перестало быть искусным. Стало приблизительным, небрежным, дилетантским, пригодным для широкого потребителя, который не разбирается в тонкостях, а ищет доступные удовольствия. Правда во всем этом есть одно "но". Если забыть о позиции знатока и ценителя подлинно прекрасного, если отказаться от той исключительности, которую во все прежние эпохи представлял собой талант, если вообще перейти на другую территорию и стать апологетом массового вкуса, то все встанет на свои места. И Крымов покажется чуть ли не культовой фигурой, и облака на небе расчистятся, и мы с радостью будем встречать зарю каждого дня.
Связаться с программистом сайта.
