В названии города явственно слышится слово "флора". В широком смысле это весь растительный мир на земле. А в узком - просто цветок. И не какой-нибудь, а вполне конкретный - лилия. Лилия условная, геральдическая, вроде лилии Бурбонов. Только флорентийская куда изысканней и элегантней.
Хотя кому-то герб Флоренции напоминает ирис. "Флоренция, ты ирис нежный..." - это Александр Блок.
У ириса тоже длинные, изящные лепестки.
Автор не ботаник. То есть по жизни да, а по специальности нет. Он, автор, так и не научился толком различать, где какое зеленое насаждение, чем порой огорчает дам в своих группах. Эти или похожие цветы, неважно - какие-то цветы росли в приятной долине, окруженной со всех сторон невысокими горами. Там Юлий Цезарь поставил военный лагерь в цветах, campo dei fiori.
Этот campo немедленно царапает слух военному человеку. Военный лагерь может быть сегодня в цветах, завтра в бурьянах, а послезавтра в степи безводной. Это нечто временное. Пришли служивые, поставили палатки или так прилегли на мать-сыру землю, а наутро ушли. Военная часть в цветах может и даже, наверное, должна быть, но не военный лагерь.
Верно. Но это был военный лагерь не настоящий, а понарошку.
В Париже находится грандиозный дворцовый комплекс, построенный Людовиком XIV. Там жили инвалиды войны. Конечно, не каждый в отдельных хоромах, внутри это было подобие казарм. Но они доживали свой век сытыми, одетыми и обутыми. Негоже было, чтобы человек, проливавший кровь за короля и отечество, сидел потом где-то с протянутой рукой, оказавшись по возрасту или в связи с увечьем негодным к строевой. И молодому солдатику воевалось охотнее, когда он видел такой пример перед глазами.
Однако патент принадлежит не Королю-Солнцу. Он замечательно реализовал идею, веков за семнадцать до него уже реализованную Юлием Цезарем.
Уволенные вчистую легионеры жили в обстановке психологически комфортной, приближенной к полевой. Наверное, у них и политзанятия были, им показывали новые виды оружия и даже имелось подобие строевой подготовки, посильное для инвалидов.
Небось и в самоволку бегали, ковыляя. Солдат всегда солдат.
Привозили для военно-патриотического воспитания новобранцев. Полагалось рассказывать им о подвигах на войне и любовных рекордах, поставленных в закрытых помещениях. Новобранцы воодушевлялись.
Войны велись постоянно, недостатка в ветеранах не было. Чтобы их одевать и кормить, нужны были штатские. Кто-то обзаводился женихом, кто-то невестой. Рождались детки, рос нормальный провинциальный древнеримский город.
Увы, от античной Флоренции очень мало досталось нам.
***
Все города меняются.
Город растет, осадные орудия и артиллерия совершенствуются. Cтарые стены сносят и ставят новые. Меняется архитектурная мода. Что-то просто ветшает.
Это нормально.
Но Флоренция оказалась в 1864 г. еще и столицей. Не Тосканы - она всегда была ею, а всей Италии.
Рим был занят, там была резиденция папы Пия IX. Объединительная идея овладела на Аппенинском полуострове умами и сердцами, но папа объединяться не хотел. Вы, ребята, объединяйтесь, говорил Пий IX, это дело хорошее, мы вас даже благословим, а нас не трожьте. Пусть остается отдельное государство Папская область, со всех сторон окруженное Италией. Оставьте нам наши папские города и наши папские земельные наделы. Мы ж не кто-нибудь, мы ж папа римский.
Без проволочек просто-напросто отобрали все, что вокруг Рима. Рим же трогать до поры не решались, все ж таки не кто-нибудь, а папа.
На святейшем престоле разные люди оказывались со времен Святого Петра - когда выдающиеся государственники и просветители, а когда и кровавые отморозки или недоумки. Но уважение к престолу было всегда. А что германские императоры без устали воевали с папами, так это только подчеркивает значение папства. И кто одолел в этом противостоянии? Между прочим, папы и одолели.
Особое уважение было в Италии, где и пламенные революционеры - не стоит путать с другими известными нам социальными катаклизмами - оставались ревностными католиками.
Думали, само как-то рассосется. Не рассасывалось, и пришлось немного пострелять. В сентябре 1870 года правительственные войска вошли в Рим, и вскоре туда перебрались король, парламент и правительство.
А почему бы Флоренции не остаться тогда столицей Италии?
Это очень хороший вопрос.
Флоренция и Тоскана дали миру больше великих людей, чем даже, прошу прощения, Рим. Великие древнеримские деятели были в основном провинциалы, перебравшиеся в столицу и там преуспевшие, но если и отвлечься от этого - все равно намного больше. По фамилиям мы догадываемся, что Леонардо да Винчи, Микеланджело, Ботичелли, Америго Веспуччи, Маккиавелли и многие еще (мы могли бы без труда в строку заполнить великими именами страницу-другую) - итальянцы. Не было еще единой Италии, но допустим. Однако в том-то и дело, что все они тосканцы. При сопоставимой территории и продолжительности - в течение неполных 300 лет Возрождения - вряд ли найдется на планете место, где выброс творческой энергии и человеческого гения был бы более мощным.
Это спорное утверждение, но спорить будет трудно.
Не убоявшись упрека в немодном нынче пафосе, скажем, что Флоренция и Тоскана - духовный и культурный центр Италии, родина итальянского Возрождения и родина итальянского языка.
Последнее особенно важно.
Даже и сегодня это важно. Когда встречаются и беседуют между собой на своем диалекте два тосканца, кто-то третий, миланец, венецианец или сицилиец, очень быстро начинает понимать, о чем говорят эти двое. Особенности в произношении немногочисленны. В начале слов вместо твердого "к" надо произносить "х". Не кока-кола, а хоха-хола, так и говорят. И не "каза", дом, а "хаза", мы это где-то слышали.
Раз-два и обчелся. Специфических словечек немного, грамматика та же.
Но если встретятся и заведут разговор два миланца, венецианца или сицилийца и к этому разговору станет прислушиваться тоже итальянец, но не их земляк, он просто ничего не поймет. Они, кажется, сами себя не понимают. Это как баварский диалект, представляющий собой тарабарщину в восприятии остальных немцев; кто-то должен научить.
Ничего удивительного. Современный литературный язык благодаря Данте, Петрарке и Бокаччо, благодаря месту, которое в свое время занимала Флоренция в культурной жизни не только на Аппенинском полуострове, но и во всей Европе, вырос из тосканского диалекта. Не из римского или какого-нибудь другого, а из тосканского.
Тем более это было важно, когда страна и нация объединялись.
Флоренции помешало остаться столицей одно простое, но немаловажное обстоятельство.
Она была маленькая.
Ну, тысяч 80 населения. И как прикажете в небольшом городе достойно разместить королевский двор, парламент, правительство? Министры, как простые клерки, сидели под одной крышей. Послы других государств должны были довольствоваться половинкой этажа где-то, а хотелось, чтобы и свои послы где-нибудь в Петербурге или Вашингтоне располагались так, чтобы перед людьми не было стыдно.
Объединившейся стране, кроме славного и очень давнего прошлого, предъявить миру было нечего. Великая музыка и живопись, несомненно, но, как ни грустно, этого мало для международного авторитета. Да и грандиозные достижения в изобразительном искусстве тоже оказывались скорее в прошлом, нежели настоящем. Никакой промышленности, аграрный придаток Европы.
Между тем распирало желание поскорее стать вровень с сильными мира того: мы тоже не хухры-мухры. В качестве столичного города Рим, население которого составляло к тому времени под 1 млн человек, с его многочисленными дворцами и виллами для этого годился, Флоренция - нет.
Надо еще указать на одну общеитальянскую черту, к тому времени давно сформировавшуюся. Итальянцы всегда знали толк в красоте. Флоренция один из красивейших городов мира, дело не в этом. Красота понимается очень широко. О, это так важно - fare una bella figura, произвести должное впечатление. Столица в Риме - это bella figura, вполне. Это красиво.
Вечный город слишком многим не давал покоя и раньше("третий Рим"), и потом. Империя приказала долго жить за чуть ли не за полторы тысячи лет до описываемых событий, но постимперский синдром не лечится веками и всегда чреват рецидивами.
Кроме того, папу выселили из всех римских дворцов, и, останься правительство во Флоренции, неясно было бы, что делать с Римом и с забаррикадировавшимся в Ватикане папой, не отдавать же Рим назад. Папы просидят в добровольном заточении еще 58 лет, но это другая история.
Всем было понятно, что столицей должен стать Рим. Всем, кроме флорентийцев. Им и сегодня это до конца не понятно, и они немного комплексуют.
Но пока были столицей и пока им очень хотелось ею оставаться, неистово перестраивали свой город по образцу европейской метрополии, каким был для всех Париж. В этом перестроечном раже не пожалели и того, что стоило сохранить. Какие-то дома и целые кварталы казались некрасивыми. Сегодня, глядя на старые дагерротипы, мы понимаем, что вместе с этими постройками безвозвратно утрачена часть души города.
На площади Республики велись раскопки. Там находились развалины форума - делового центра античной Флоренции. Форум был маленький и один, а не 14, как некогда в Риме, но свой. Были люди, знавшие цену этим фрагментам колонн и черепкам. Ретивые градостроители закатали эти бесценные артефакты под брусчатку новой нарядной площади. Над площадью воздвигли арку, точнее, дом-арку - чтоб как в Париже.
Любители древнеримской старины только облизываются, догадываясь, где был амфитеатр. Подсказкой им служит via Torta, Круглая улица, повторяющая его первоначальные контуры.
Но надо отдать и должное зодчим Флоренции. Они следовали опыту префекта Парижа барона Османа, но при этом не тупо копировали парижские образцы, все эти пышные здания в стиле бель-эпок, а пытались учитывать местную традицию.
Да и глупо жалеть о том, что уже не вернешь. Столица Тосканы обзавелась удобными проспектами и набережными, возник в чем-то и новый город, пригожий и элегантный, а до главных архитектурных сокровищ добраться и разобраться с ними не хватило времени.
Или хватило ума оставить их в покое.
***
Флоренция менялась и раньше.
Когда-то город представлял собой настоящий лес башен.
Изначально дом-башня был надежной защитой от внешнего врага. Карабкаться по вертикальной стене, когда на тебя сверху льют что-то неприятное, кипящую смолу, например, себе дороже, строить рядом деревянную и атаковать с неё или рыть подкоп - долго и нудно.
Но когда башен стало много, они стали обороне средневекового города не помогать, а мешать.
Артиллерия обессмыслила башни, тем более в таком количестве. Понятно, стреляй не хочу, и не в одну, так в другую попадешь. Падая, башня убивала и тех, кто в башне, и тех, кто вокруг башни.
Но артиллерию еще надо было придумать и усовершенствовать.
Башни в таком количестве стали мешать даже раньше.
Из-за частокола башен не видно было наступающего врага, что сводило к нулю важную функцию башни - дозорную. Можно было подкупить хозяина какой-нибудь одной башни (это грустно, но всегда можно кого-нибудь подкупить) и затем перебрасывать мостки на соседнюю.
Зачем же их тянули?
Из хвастовства.
Cлаб человек. Чем было хвастать? Часов "Ролекс" не было еще. Длинноногие блондинки встречались крайне редко, и хвастать ими было не с руки. Другая мораль была, другие ценности.
Хвастали башнями. У кого повыше и потолще, тот, значит, круче. И так увлечены были этим желанием утереть нос соседу и пустить пыль в глаза приезжему человеку, что уже и артиллерия была, а все не могли остановиться, громоздили и громоздили угрюмые средневековые небоскребы себе на погибель.
Потом одумались, стали подвергать их усекновению или вовсе разбирать. В той же Флоренции осталась одна-единственная башня, а было когда-то не менее 250.
В безбашенной на сегодняшний день Италии два города выделяются, они остались при башнях. Их далеко не столько, сколько раньше, но все-таки. Это Болонья и Сан-Джиминьяно. Тому есть причины, но давайте лучше когда-нибудь туда доберемся и там выясним.
Сейчас нам важно подчеркнуть одно трагическое отличие Флоренции - эти 250 или сколько там башен нужны были не только из хвастовста и не столько из-за него. И продержались там очень долго по сравнению с другими городами.
***
Первый город в Италии в стандартном автобусном туре - Верона. Там смотрим характерную зубчатку.
Ничего не напоминает? Напоминает, напоминает!
Утро красит нежным светом? Красит, красит!
Вспоминаем или выясняем, кто не знал, что московский Кремль строили итальянцы. Точнее, миланцы или болонцы, не так важно, а вот называть эту зубчатку рыбьим хвостом мы не станем. Будем называть ее крыльями орла. И не только потому, что так красивее и убедительнее. Это исторически правильнее.
Несколько веков подряд Аппенинский полуостров потрясали конфликты между папами и императорами - кто на свете всех важнее, кто кого должен смещать и назначать. Верона традиционно была имперским городом и метила свои политические пристрастия таким образом. Крылья орла - испокон веков имперский символ.
Cамым же что ни на есть папским городом был, понятно, Рим. Там зубцы напоминают папскую тиару. Экскурсанты из вежливости не спорят с гидом, тиара так тиара. Да и не все с ходу представляют себе парадный головной убор пап. Но "кремлевскую" зубчатку и вправду найти в Вечном городе очень непросто.
И вот мы во Флоренции.
С левого берега любуемся Палаццо Веккьо - исторической резиденцией горсовета в течение долгих веков. Ну, и кто первым заметит нечто необычное? Это в группе более или менее продвинутой. А если скорее менее, чем более, с подсказкой в вопросе: кто первым заметит некую двойную особенность?
Все: где? где? Да вы присмотритесь. И замечают, а как же.
Две противоборствующие партии вели друг против друга войну на истребление, и город шел на город. Здесь эти партии сошлись не то что даже в одном городе, а прямо-таки в одном, притом самом главном его здании. Трагическая символика, скорбное напоминание.
На улицах шла, почти не прекращаясь, настоящая гражданская война.
Башня была нужна не только для того, чтобы пустить пыль в глаза соседу, но и защитить от него себя и своих домочадцев, а это поважнее, чем даже пустить пыль в глаза.
"Папистов" называли гвельфами, "имперцев" - гибеллинами. Чуждые италийскому уху слова эти пришли из Баварии, но под южным солнцем баварские разборки обрели тосканскую раскидистость и буйство оттенков. Черные гвельфы, белые гвельфы...Нудная кровавая вязкая свара по все новым и новым поводам.
Об этом невозможно рассказать итересно. Получится, как сейчас говорят, много букв.
А и не нужно. Во все времена одно и то же. Борьба за власть. Побеждают самые честолюбивые, целеустремленные, неразборчивые в средствах, мужественные и умные - бывает по-разному, но желателен весь набор.
В этой борьбе на передний план выдвинулись и одолели всех Медичи.
***
Были ли они нас самом деле медиками, фармацевтами?
Этого мы не знаем в точности. Сами Медичи, когда разбогатеют и станут знатными людьми, будут от этого открещиваться.
Фамилия? Мало ли. Случайно.
В 1402 г. открыли собственную сукновальню. Этого не стыдились. Суконщики мы были, да. C cуконным прошлым Медичи входили в калашный флорентийский ряд легче, чем с медицинским.
Сукно недешевый материал и сегодня, и оно может быть очень разного качества. В основе чистая шерсть. Потом приторговывли и шелком, да много еще чем. Это казалось современникам хорошей биографией. Предки своими руками и своей головой делали из денег деньги, а не отбирали их силой, как аристократы - потомственные рэкетиры и рейдеры, и не выманивали хитростью, как люди духовного звания.
Врач - другое дело. Это не было чем-то запрещенным, была и гильдия врачей. Но все же сродни колдовству.
Когда все болезни лечили кровопусканиями и сквозняками, результативность была низкой. Если больной выздоравливал, могли отблагодарить, но в основном благодарили боженьку, а если помирал, во всем винили лекаря. Так что работка была не из простых, и брались за нее те, кто готов был рискнуть. Только с XVIII века, когда анатомия человека была по-настоящему изучена, к тому же стало ясно, как распространяются инфекционные заболевания, статистика выздоровлений пошла вверх и профессия стала престижной.
А что же шесть полусфер в гербе Медичи? Они так похожи на пилюли. Сегодня это чаще таблетки, а тогда вот именно шарики. В них закатывали лекарственные средства.
Что это были за средства, другой вопрос. Тщательно высушенный и затем хорошо протертый трупик мыши, убитой в полнолуние серебрянным клинком, к примеру. Очень помогало при подагре, неплохо также от желудочной колики и при частых обмороках у дам.
Нет, говорили Медичи. Это никакие не пилюли. Это планеты Солнечной системы. Действительно, долгое время было известно их всего шесть.
Или кровь, просочившаяся сквозь кольчугу великана, раненого неким славым предком, и креативно запекшаяся.
Или, что предсталяется скучноватым, но наиболее правдоподобным - меры веса, которыми пользовались менялы.
Менялами они были точно.
***
Живопись, скульптура, бесценные рукописи. А вот не угодно ли, скучная материя - бухгалтерский учет.
Хотя почему скучная? Если вы настоящий бухгалтер, вы могли бы лучше меня рассказать, что это целая наука, прикладная математика и занятие достаточно увлекательное, кто понимает.
И что разработал основы этой науки не кто иной как тосканец Лука Пачоли лет 500 назад. При этом он опирался на уже сложившуюся практику - разнесение каждой финансовой операция сперва по двум книгам, затем число книг возрастет до шести. Двойная италянская бухгалтерия - это не теневой учет, не одна книга для меня, другая для налогового инспектора, как кто-то себе представляет. Имеется в виду абсолютно прозрачная регистрация всех денежных перемещений.
Слово "вексель" в нашем языке явно немецкого происхождения, но по-настоящему вексельные операции, кредитные уведомления и платежные поручения были обоснованы во Флоренции. В международный бухгалтерский язык вошли пришедшие из этих мест авизо, сальдо, дебит, кредит, баланс.
Меняла был уважаемый человек с серьезным дневным оборотом. Его называли "банкa-касса". Сзади к спине у него была прикреплена скамейка - banca. Спереди на шлейках находился ящик - саssа. Он опускал скамейку себе под одно место, усаживался на нее и раскладывал на коленях ящик с монетами разных стран и разного достоинства.
Теперь понятно, почему в немецком и английском языках bank имеет два совершенно разных значения: "финансовое учреждение" и "скамейка".
В английском языке ящик недалеко разошелся с деньгами: cаse и cash из одного гнезда, и гнездо это - тосканское.
Такой "ящик-скамейка" обязан был проверить имеющуюся у него наличность до начала финансовых операций. Если вам все-таки попадалась фальшивая монета, вы могли устроить меняле банкротство - носком сапога поддевали его и скамейку, на которой он сидел. Все это валилось, катилось, звенело и называлось banca rotta - перевернутая скамейка.
Держать аптеку, торговать сукном или оружием... Зачем, когда можно получить контроль над субстанцией, которая дает возможность всему этому и многому другому существовать и развиваться. Имя этой субстанции - деньги.
Кредитование под проценты считалось греховным. Его в Европе, как правило, перепоручали евреям. Но пусть евреи не задаются. Не обязательно самые талантиливые люди, злодеи или, допустим, банкиры и ростовщики были евреи. Христиане тоже очень хорошо умели делать из денег деньги, при этом не прибегая ни к какому проценту.
Просто одолжить и через год получить столько же, как это принято между друзьями - отчего же, церковь не возражала.
Это кажется немыслимым. Как банк при этом получал прибыль, развивался, платил своим сотрудникам? Ведь инфляция была всегда, и на полученные год назад 100 флоринов, если они в свой срок возвращались в банк, можно было купить заведомо меньше, чем год назад?
Вот как это работало. Деньги просто так нигде не ссужают и не ссужали. Вы оставляете под заклад крупный земельный участок, семейный золотой канделябр, чье-то обеспеченное поручительство. Либо себя, любимого, с правом у банка распорядиться вашей судьбой, к примеру, отправить на войну предводительствовать каким-то отрядом.
Через год скорее всего вы просто не приходите ни с какими деньгами. Вас могли убить на войне. Когда все болезни лечили сквозняками и кровопусканиями, вы могли умереть не только от чумы или чахотки, но и от простуды.
Или вы просто разорялись.
За этот год в умелых руках заклад многократно оборачивался новыми деньгами. Кредиторов были тысячи, возвращали долг десятки. Право наследования разработано было слабо, жизнь человеческая стоила немного, и банки получали огромную массу прибыли.
При этом запрет на кредитование под проценты не нарушался.
Медичи делали это лучше и решительнее других. Они со знанием дела разорили своих конкурентов и дорвались до власти.
***
Тоскана довольно долго оставалась республикой. Правил Гонфаланьер справедливости, попросту председатель Госсовета. Выбирался каждый раз всего на два месяца и должен был безвылазно находиться в официальной резиденции. Понятно, ему приносили еду, за ним выносили горшки. Но выходить на улицу, якшаться с кем бы то ни было - ни-ни.
Казалось бы, все очень демократично, и никакой коррупции.
Но мало-помалу в председатели стали проходить одни Медичи и их близкие родственники.
Пасхальное воскресенье 26 апреля 1478 года. В сопровождении домочадцев, свиты и челяди в Собор на праздничную мессу пожаловал тогдашний гонфаланьер Лоренцо Медичи и его брат Джулиано.
Во время мессы Пацци, враги Медичи, подуськиваемые из Рима, учинили неслыханное злодейство. Они напали на братьев и закололи Джулиано. Но, повествует летопись, рука убийцы дрогнула и кинжал только скользнул по шее Лоренцо.
Рана была глубокой и крови было много, на артерия не была задета. Лоренцо забаррикадировался в какой-то церковной подсобке, кое-как там перевязался и удрал, переодевшись мастеровым.
Он вернется и показательно отомстит убийцам своего брата. В последний момент, впрочем, свежевание врагов отечества гуманно заменит повешением.
Затем народ соберется на площади Санта Кроче и проголосует за то, чтобы Лоренцо не заморачивался одобрением синьории (парламента), если нужно кому-то объявить войну; пусть объявляет, кому надо, и воюет, а мы потом дружно ратифицируем.
Два месяца безвылазно в резиденции, а потом новые выборы? Явный же анахронизм. Пусть правит пожизненно. Да что там, кому как не ему лучше знать, кто достоин участия в законотворчестве, а кто нет, пусть сам и вводит достойнейших в ареопаг.
Герцогом звать не станем, мы ж республика, а не монархия какая, а прозвище дадим, какое иному королю не снилось: Il Magnifico, Великолепный.
Стоит ли пенять Лоренцо на то, что он фактически узурпировал власть? Другого способа остановить кровавую баню, которая потрясала Тоскану из века в век, у него не было.
А вот похвалить его есть за что. Он за один стол со своими сыновьями усаживал юного Микеланджело. И относился к нему так, как к своим родным сыновьям - ровно и строго. И не только Микеланджело. Другие талантливые юноши пользовались спонсорской поддержкой Великолепного.
Тоскана обзавелась по сути первой со времен античности в Европе библиотекой и Академией наук по образцу платоновской. Личное собрание Медичи пополнялось картинами и скульптурами. В этом собрании не было ничего, кроме шедевров.
Далеко не все Медичи оказывались под стать Лоренцо в качестве правителей. Но все как один были заядлые меценаты и коллекционеры, и каждый норовил перещеголять в этом своего предшественника.
Как на работу ходишь в галерею Уффицци в течение недели, с утра и до закрытия все добросовестно рассматриваешь, а уезжаешь со стойким ощущением, что ты чего-то не увидел и многого не понял.
А галерея Питти, музей Медичи-Рикарди, галерея Академия? Можно назвать еще с десяток собраний мирового уровня, где нет ничего лишнего.
Крупные живописные Рембрандт, Дюрер и Рубенс куда меньше представлены в родных им Амстердаме, Нюрнберге или Антверпене, чем в других музеях Европы. Это нормальный процесс обмена предметами искусства. Что-то вывозилось по контрибуциям или просто похищалось, что-то передавалось по наследству, приобреталось и затем всплывало на аукционах.
По привязке музейных сокровищ к местам, где они создавались, Флоренции нет равных.
И все это неутомимое собирательство могло пойти коту под хвост. Не пошло, однако. А благодарить надо одного человека. Что там благодарить, нижайшие поклоны отвешивать ныне и присно.
Кто он?
Не он, она. Ищите женщину.
***
Она появилась на свет случайно.
Это можно сказать о любом из нас. Но в данном случае все усугубляется очевидным противодействием рождению ребенка со стороны матери - племянницы Людовика XIII и жены Великого герцога Тосканы Козимо III Медичи. Отношения между супругами сложились неважные. Будучи беременной, отправилась на прогулку верхом и пустила свою лошадь вскачь, чтобы вызвать выкидыш и этим насолить мужу.
Ребенок тем не менее на свет появился. Девочка. Анна Мария Луиза, по-флорентийски - Лодовика.
Тоскана всегда была хорошей кухней женихов и невест. Одну как-то выдали за наследного принца Франции, и она станет королевой. Той самой Екатериной Медичи, что всех вокруг себя травила. Привезла в приданое рецепты качественных ядов.
Но и кулинарные рецепты. И замечательных музыкантов. При ней в Лувре прозвучала первая в истории человечества опера, сочиненная тосканцем Якопо Пери. Это она выписала в Париж "летучий эскадрон", состоящий из галантных красавиц. Те учили темных парижан, как правильно и красиво заниматься любовью. И, само собой, стучали, куда надо, что там наболтал расслабившийся в процессе подопечный.
Другая, незадачливая супруга Генриха IV, того самого, который "Париж стоит мессы", оказалась в конце концов в политической сылке в Кельне, пока ее сынок Людовик XIII правил Францией. Хотя на самом деле правил де Ришелье.
И вот - Лодовика. Мамаша разъезжается с ненавистным мужем, от которого нехотя произвела на свет, кроме Лодовики, еще двоих, отбывает на родину и по распоряжению уже короля-солнце Людовика XIV доживает свой век в монастыре. Она и дочь не встретятся больше никогда.
Двух лет от роду девочку сватают за дофина Франции, притом инициатива исходит из Версаля, но Козимо III уперся. Не простил наносимые ему женой-француженкой обиды. Сговаривались с мадридским двором, еще с кем-то, а замуж в 16 лет отдают в конце концов за только что овдовевшего герцога Пфальца и Юлиус-Берга Иоганна Вильгельма, или Яна Виллема, как до сих пор называют его в земле Северный Рейн-Вестфалия.
Везде и всегда сватовство сопровождается описанием девицы. Это рекламные тексты, понятно, но они должны все-таки основываться на фактах. Из описаний Лодовики перед нами предстает полноватая девушка с приятным лицом, хорошо образованная, часто погруженная в себя, но неизменно приветливая.
Где-то написано: никогда не выказывает какого-либо неудовольствия прислуге. Это показалось кому-то важным. Жена, которая по месту нового пребывания станет хамить тем, кто от нее кругом зависит, была не востребована.
В Дюссельдорфе есть чтимый всеми памятник, переживший в укрытии Вторую мировую войну.
В ноябре 1945 года культового герцога везли к месту его постоянного довоенного обитания. Кругом были развалины. Ян Виллем привествовал горожан с платформы, слегка покачиваясь в седле и кивая бронзовой головой: "Держись, Дюссель".
Это была дружная пара. Они могли часами музицировать или говорить об искусстве. Всегда заботились друг о друге.
Детей в этом браке не было.
Ян Виллем не был образцом верности. Вскоре после обручения он заразился сифилисом и заразил супругу. Чета с достоинством переносила постигшую их неприятность. Благодаря разумному применению ртути болезнь, очевидно, удалось купировать на ранней стадии, и она затем носила вялотекущий характер.
Когда муж умер, флорентийка вернулась на родину. Она жила в огромном дворце, где сегодня располагается галерея Питти и еще сколько-то музеев.
Затем - удивительное стечение обстоятельств. Умирает ее старший брат Гастоне, не оставив мужского потомства. Он и не мог его оставить, так как был открытый гомосексуалист. Умирают в младенчестве либо вовсе не рождаются мальчики в других, боковых ветвях рода Медичи. Девочки же не в счет, они выходили замуж и их дети росли под чужими фамилиями.
Бездетная Анна Мария Луиза, она же Лодовика, по семейному статуту Медичи становится единственной и последней представительницей славного рода.
Лотарингские-Габсбургские вознамерились на этом основании отжать Тоскану путем внедрения на герцогский трон своего отпрыска. Им было важно, чтобы последняя Медичи добровольно передала бразды правления. Тоскана переходит к достойнейшему из достойных, который укрепит, привнесет...ну, и так далее.
Она соглашается это подписать, но выдвигает условие - все огромное собрание живописи, скульптур, бесценных рукописей, которые Медичи собирали веками, достанется родному городу.
Опасаясь осложнений с местными и сохраняя лицо перед другими сильными мира того, новые хозяева это условие принимают. Старушка еще крепкая. Главное - внедриться, потом можно будет её уломать на принципиальные изменения в тексте. Договор скрепляется всеми необходимыми подписями и печатями, после чего дарительница в 1743 г. с чистой совестью помирает.
Лотарингские-Габсбургские не ожидали от нее такого подвоха, они в растерянности.
Но поздно. Флоренции достается всё.
***
История вообще-то древнеримская, но вскоре пригодится нам во Флоренции.
Римляне всех вокруг завоевывали, но нашлось племя, которое оказало им сопротивление. Это были сабины. Римляне убивали сабинов, сабины убивали римлян, а толку было мало. И тогда римляне сделали мирное предложение. А давайте, сабины, соберемся, и не у вас или у нас, а на нейтральной территории, чтобы доверия больше было. Мы поляну накроем. Давайте придем без оружия, с семьями и заключим межплеменной союз, против которого не устоит никто, и мы завоюем весь мир.
И сабины поверили. Они пришли, как вроде бы и римляне, без оружия, со своими женами и детьми. И было много хорошего вина и хорошей закуски. Провозглашались здравицы в честь вечной и нерушимой дружбы сабинского и римского народов. Но только римляне пили аккуратнее и, когда сабины были уже крепко навеселе, извлекли из-под туник свои знаменитые короткие мечи - гладиусы, которыми очень хорошо умели орудовать. После чего принялись доверчивых сабинов резать, а их жен, сестер и дочерей тащить к себе в лагерь. Женский пол брыкался и вопил, но никто их особенно не слушал. Они доставались победителям.
То есть римляне просто-напросто снасильничали над ними? Выходит, что да.
Это, конечно, большое хамство - вот так, без прелюдии, не спрашивая согласия. Но таковы были суровые законы того времени.
Сабинянки сидят по углам у римлян за высокими, тогда еще деревянными стенами Вечного Города, обижаются. Но время, оно ведь все расставляет по своим местам. Мало-помалу выясняется, что этот охальник и насильник, в общем, неплохой мужик, как говорится, не пьет, не курит, все в семью. Там и детки пошли; это сближает. Проходит год за годом, и образ прежнего мужа расплывается в памяти. Вообще непонятно, была эта прежняя жизнь или только приснилась.
И так прошло 20 лет. Уже и внуки проклевывались, а черные как смоль волосы некогда прекрасных сабинянок стали подергиваться сединой.
Так бы все это и закончилось, но только не все сабины были вырезаны на той полянке. Кто-то не пришел, потому что не поверил, кто-то сбился с пути. Оставшихся в живых, понятное дело, объединяло одно-единственное желание - отомстить. За этот подлый обман, за поругание и насилие. Такое не забывается и не прощается. Их было мало, и выступить широким фронтом они не могли, партизанили по лесам, но все эти годы активно знакомились с девушками-представительницами других племен, чтобы поскорее восстановить популяцию, и заключали союзы с врагами Рима. У Рима всегда было много врагов.
В конце концов им удалось собрать огромную армию, и эта армия со всех сторон обложила город. Как назло, стояла страшная засуха. Под Римом много естественных водотоков, но их откроют только через несколько веков. Осажденные мерли как мухи. Рассчитывать, что им и их домочадцам сохранят жизнь в случае капитуляции, не приходилось. То, что они учинили когда-то, не забывается и не прощается. Поэтому римлянам ничего не оставалось, как надеть доспехи, вооружиться, открыть городские ворота и выйти в поле, с тем чтобы дать сабинам последний и решительный бой. Пан или пропал, чья возьмет.
И грянул бой. И снова они убивали друг друга.
А почтенные римские матроны, в том числе некогда похищенные сабинянки, с высоких стен наблюдали за ходом сражения.
Теперь представьте, что в седовласом сабине, который ведет в бой свой отряд, женщина узнает прежнего мужа. Время изменило его черты, но она узнает. А навстречу ему свой отряд ведет муж нынешний. И, может быть, они снова сходятся в единоборстве и на глазах у женшины убивают друг друга.
Женское сердце может это выдержать? Нет, конечно.
И тогда сабинянки применили древнее право женщин, древнюю привилегию - остановить кровопролитие. Мы знаем, что такой обычай существует на Кавказе, но, оказывается, он существует и у разных других народов. Они выбежали прямо на поле битвы и бросили между дерущимися платки. И те, повинуясь этому мудрому закону, должны были вложить мечи в ножны.
Что и было сделано. Вот тогда они и заключили межплеменной союз и не то чтобы весь мир, но значительную часть мира завоевали. Полулегендарное царство, республика, империя - режимы менялись, государство оставалось тождественным самому себе. В пору своего наивысшего могущества оно будет простираться от Атлантического до Индийского океана и от холодных вод Северного моря до знойных песков Сахары. Оно просуществует 13 веков. И это уже не легенда, а самая настоящая историческая правда.
А что же наши сабинянки? Как они разобрались со своими мужьями - нынешним, прежним?
Если бы были проблемы, мы бы о них знали. Время, оно ведь всё расставляет по своим местам. С возрастом ко многому относишься спокойнее. Разобрались как-то.
***
Джамболонья был родом франкоговорящий фламандец, Жан из Булони. Там и выучился на скульптора. Стажировался в Риме, два года учился у Микеланджело. Во Флоренции обытальянился, отосканился, забыл свой родной язык.
Великий мастер маньеризма. Это не плохое слово, маньеризм - не манерничанье. Хотелось придать изображениям особую выразительность, драматизм, сделать красиво. Некоторая картинность, отстраненность - пожалуй. Холодноватость линий, которые сегодня могли бы назвать гламурными - не без этого. Демонстрация виртуозности - есть такое.
Но - великий. Поэтому все эти измы отходят на второй или третий план, а мы, затаив дыхание, любуемся "Похищением сабинянок" - одним из величайших творений рук и разума человека.
Опущенный почти что ниже каменного плинтуса сабин и гордый римлянин, который тащит к себе брыкающуюся сабинянку. Три человеческие фигуры, закрученные в спираль, сплелись страстно и страшно.
Все трое вписаны в невидимый цилиндр.Никогда раньше одна-единственная глыба мрамора не превращалась в столь многосложную композицию. Новаторство скульптора и в том, что эта композиция предназначена для кругового осмотра, раньше так не ваяли.
Сплошь и рядом в трудах искусствоведов мы находим ученое суждение, что Джамболоньо не воплощал тот или иной сюжет, просто его занимала такая вот игра страстей. А уж потом, мол, назвали, надо же было как-то назвать.
Трудно поверить, однако, что никому этот сюжет в голову не приходил, с момента появления небольшой бронзовой отливки-модели и в течение трех лет, пока маэстро воевал с мрамором. По тексту-основе Тита Ливия изучали классическую латынь, уж во всяком случае Франческо I Медичи, главный заказчик, её по нему изучал.
Зачем Джамболонья высек свое имя под причинным местом поверженного сабина? Мы не знаем. Шутка гения, скорее всего, и не очень приличная. Позволил себе.
***
В музее Барджелло Флоренции - оригинал Меркурия. Скульптура, растиражированная в бесконечных копиях, поэтому узнаваемая и теми, кто о Джамболоньо раньше не слыхивал. Покровитель воров, путешественников и работников торговли возвысился некогда и над первым международным бизнес-центром в СССР - на Красной Пресне, напротив сталинской высотки, где располагалась и по сей день располагается гостиница "Украина".
Шел 1981-ый год. Если кому-нибудь нужно некое событие, чтобы от него отсчитывать эру крушения одного изма, казавшегося незыблемым, и замены его другим - то почему бы не считать переломным моментом это возвышение в Москве греко-римского божества с сомнительной репутацией?
Впрочем, во время экскурсии я подобные аллюзии держу при себе. Просто стараюсь рассмешить своих утомленных подопечных, предлагая угадать, кого именно изображаю. Правду говорят, что на себе показывать - плохая примета. Но неужели так-таки ничего общего? Успокойте меня кто-нибудь, скажите, что узнали. Не то не удержусь и кааааааак! шмякнусь. Иногда угадывают, и даже кто-то смеется.
А возле "Похищения" ничего рассказывать не надо. Всю историю с отчуждением сабинянок, попыткой реванша спустя 20 лет и брошенными платками, немного о Джамболоньо и даже о самой скульптуре уже поведал по дороге к Флоренции. Аксакалы когда-то учили нас не дразнить понапрасну зрительный нерв туриста рассказом о том, что он и так увидит. Но в данном случае не понапрасну. Шедевр "выстрелит" в нужное время и в нужном месте.
Иногда спрашивают: это оригинал? И еще, реже: сколько такая скульптура могла бы стоить?
С 1582 года на площади Синьории во Флоренции находится оригинал, цену которому назвать невозможно.
***
Как, однако, вырос мой средневзвешенный подопечный за последние годы. При том, что число переспрашивающих, кто такой Давид, когда я группе во Флоренции назначаю возле него свидание, помаленьку увеличивается. Но я cейчас о хорошем.
![[]](/img/b/buzhor_j/florencija/giglio.jpg)
![[]](/img/b/buzhor_j/florencija/5988_67a46a6555b377fa4fac49965aa6dab6.jpg)
![[]](/img/b/buzhor_j/florencija/256.jpg)
![[]](/img/b/buzhor_j/florencija/0006wywp.jpg)
![[]](/img/b/buzhor_j/florencija/firenze.palvecchio05.jpg)
![[]](/img/b/buzhor_j/florencija/114a.jpg)
![[]](/img/b/buzhor_j/florencija/lorenzodemedici-vasari-1.jpg)
![[]](/img/b/buzhor_j/florencija/antoniofranchianna_maria_luisa_de_medici_1667-1743.jpg)
![[]](/img/b/buzhor_j/florencija/jan_wellem.jpg)
![[]](/img/b/buzhor_j/florencija/giambologna_ratto_delle_sabine_04.jpg)
![[]](/img/b/buzhor_j/florencija/esc04c.jpg)
![[]](/img/b/buzhor_j/florencija/h63942_original.jpg)