Странный вопрос, скажете. Конечно, была. Какая она была - другое дело, но ты же не об этом.
Не об этом. И утверждаю: не было.
Российская до 1917-го года - была? Британская - была? Австро-венгерская была? Не было их. Значит, не было и советской.
Были русская, украинская, аварская. Гибридные случаи - двуязычные писатели или когда перевод становился фактом литературы на другом языке - сути не меняют. Была писательская гильдия под контролем КПСС. Выдававшийся на гора продукт был по содержанию часто (не всегда) советским и редко, в обход цензуры -антисоветским. Был некий период с 1917 по 1993 годы. С натяжкой - был советский литературный процесс. А литературы советской не было.
Язык. Качество текста - это само собой. Все остальное имеет куда меньшее значения. Кто по происхождению папа и мама. Где и когда жил и живет. И даже о чем писал или пишет.
Много еще такого привычного, а приглядишься - сферический конь "из раньшего времени".
***
Бернард Шоу и Уайльд ирландцы, но это не ирландская и не британская, а английская литература. В британскую надо бы включить тексты не только на английском и ирландском, но и на хинди. Если язык главное и если принять, что американский вариант отнюдь не другой язык, то вся литература на английском языке, где бы она ни создавалась, в том числе в США, английская. Но слово "английский" так тесно привязано к стране, что назвать Фолкнера английским писателем - значит, вызвать сбой коммуникации. Поэтому: американский. Терминологическая уступка.
Аналогично аргентинская, австралийская, бельгийская литературы. Поскольку в этих странах есть пишущие и на других языках, прибегаем к испытанному, хотя и несколько дискредитированному определению "испано (англо-, франко-)-язычный". Им нередко оперируют любители отделить писателей нетитульной национальности от создаваемых ими текстов, но тут нам остается только заявить, что мы подобным отделением не занимаемся.
Маяковский - русский поэт. Искандер и Айтматов - русские писатели. Если важна периодизация - русские писатели советского периода. Если важна тематика - можно и это уточнить. Но даже если бы Гоголь всю жизнь описывал жизнь украинских селян, он бы все равно оставался русским писателем. Здесь коммуникационный шум скорее устраняется. Мицкевич - польский, а не российский поэт. Бредбери - англоязычный американский, а не марсианский писатель. Лем - польский, а не галактический.
Если Шолохов русский советский писатель, то Толстой русский российский писатель, а Алейхем - еврейский (идиш) российский. Но мы так не говорим, и правильно. Почему сказать о Кафке, что он австро-венгерский писатель глупость, а о Маяковском или о Маркише, что они советские поэты - нет?
Думаю, что Солженицын был бы против, если бы его "Один день Ивана Денисовича" кто-то относил к "советской литературе", хоть это произведение было опубликовано в СССР до изгнания автора. Да и Войнович с его Чонкиным не согласился бы, что он "советский писатель". Многие деятели тех времен (в том числе имеющие отношение к т. н. "литературному процессу") четко обозначили бы эти творения как "антисоветские". Советские антисоветчики? Бред.
Ощущение эйфории по поводу гражданства в империи было частью общесоветского мифа по лекалам КПСС. Частью мифа было и внедрение ощущения единства литературы, что, если вдуматься, есть чушь. Литература - это неизбежно то, что создается на некоем конкретно языке, а не совокупность текстов на разных языках. Люди, остаточно переживающие былую эйфорию, произносят слова -"советская литература" не в географическом, а в духоподъемном, идейном смысле. Габсбурги и Виндзоры до этой идеологемы не додумались, а в СССР она была.
Если указанную надлитературную идеологему, созвучную "новой исторической общности людей", удалить из выражения "советская литература", оно обессмысливается, как "австро-венгерская литература". Если не удалять, оно просто фиктивно, мифологично, как и "советский человек" в этом смысле.
Мы можем делить писателей по их политическим пристрастиям, любимым темам в творчестве, само собой и по жанрам. Это может даже у одного человека меняться и этот набор очень длинный. Все позиции в этом длинном списке факультативны, но только одна обязательна - язык. Текст как продукт речевой деятельности создается на том или ином языке, от этого никуда не деться.
Вся или почти вся хорошая литература на русском и других языках создавалась не благодаря, а вопреки имперскости. Либо писалась в стол. Либо в эмиграции. Либо подвергалась постыдному поношению. Чем больше в литературе было советско-имперского, тем менее она походила на хорошую литературу. Высочайше дозволялось выходить за предписанные рамки: "Тихий Дон". "В окопах Сталинграда". Но это скорее не опровергает, а подтверждает сказанное. Главным в т.н. советской литературе был образ мыслей. С таким образом мыслей, как у Толстого и Достоевского, они бы оба немедленно оказались на Соловках, хотя и по разным статьям.
В условиях тоталитарного контроля, в том числе над литературой, развиваются некая писательская изощренность, эзопов язык, мощный подтекст. Формируются фронда, андерграунд. По справедливости надо бы вспомнить Платонова, Распутина, Абрамова и еще многих, пишущих, так сказать, вопреки. И все же общей тенеденции это не меняет. Несвобода общественная порождает тонны верноподданической макулатуры. Запретность тем вынуждает писать в стол, издаваться за границей, рискуя свободой уже личной, удирать из страны. "Один день" Солженицына хороший текст, но и в "Круге первом" неплохой; в подцензурной "советской литературе" первый оказался временно возможен, второй по понятным причинам нет.
Понятие "советская литература" имплицитно включает в себя определение "многонациональная". Хотя так писали порой и явным образом. Такая постреволюционная гидра. Её существование можно оправдать только тем, что она-то уж точно насквозь химерична - то есть несуществованием на самом деле. Это "существование" русалок и флогистона.
Советскость советской литературы, если не иметь в виду просто период, заключалась в ее подчиненности идее национальной формы и социалистического содержания, методу социалистического реализма и отчасти революционного романтизма, подчеркиванию руководящей роли партии, полнейшей подцензурности, длинному списку запретных тем. Чем полнее это отображалось в текстах на разных языках, тем меньше продукт на выходе походил на литературу и тем больше он становился советским. Но все эти грустные особенности вполне сочетаются с литературным процессом, литературной жизнью.
Бунин всегда был частью русской литературы, но понятие "советская литература" исключает его и из мифической советской, и из реальной русской.
Периодизация бывает полезна, но она далеко не всегда отображает сущности. Например, "cредневековая европейская литература" - это совокупность текстов, созданных на определенной территории в течение 800 лет примерно. Это обширное основание удобно. "Европейская литература" - еще обширнее и еще удобнее. Некое условное наименование. "Австро-венгерская литература" - не работает в виду сравнительно непродолжительного существования данной империи. Получается, что очень разные тексты на разных языках объединяются признаком достаточно случайным, мало что раскрывающим. Немедленно начинаются сбои при атрибуции тех или иных разноязычных писателей, живших вдали от родины, начинавших творить до унии с Венгрией или продолжавших писать после создания Чехословакии. Куда отнести Эминеску, Гашека или Ивана Франко? Такие же многочисленные сбои возникают в связи с понятием "советская литература".
Или, к примеру, "литература эпохи Возрождения". Казалось бы все в порядке, но русская литература сразу выпадает, украинская и финская тоже. Если брать творческий метод - обобщение возможно: литература критического реализма, например. Но тоже масса неувязок. И это все-таки совокупность. Русская, украинская или аварская литература - это далеко не только совокупность текстов, это явление национальной культуры и нечто качественно иное, нежели условно взятая совокупность, а таксономических сбоев становится значительно меньше (двуязычные писатели, но трудность здесь только кажущаяся и их единицы), чем когда обобщение осуществляется по эпохе, стилю, методу, жанру, национальности автора, его мировоззрению, стране проживания и тем более тому или иному политическому режиму в той или иной стране.
Вненациональны ( а не "многонациональны") жанры: фэнтэзи, драма, роман и так далее. Это казус очень широкого основания. Люди тоже делятся по расам и языкам, а кто-то вспомнит, что еще и по полу - минимум на две очень большие группы, совершенно независимо ни от чего другого. Под отрывом от клише не имеется в виду отказ от них. Речь идет о том, чтобы видеть степень соответствия этих клише реальным явлениям. В этом смысле "советская литература" - выморочный концепт. Хотя литературоведение времен советской империи оперировало понятием "советский роман". В этом романе должен был присутствовать положительный идеал и не мог фигурировать отрицательный персонаж - секретарь обкома. Но это такая же нелепость, как "австро-венгерский роман". "Готический роман", "эпистолярный роман" - другое дело, и разница очевидна.
Препозитивное определение в отличие от постпозитивного расширения дает толчок избыточной номинализации, возникает иллюзия явления. Русская литература советского периода, русская литература в эмиграции или русская подцензурная литература советского периода - это работает. Многонациональная советская литература (а какая же еще, раз советская) не работает.
Надо различать объективный и субъективный аспекты. Субъективное ощущение общности может быть каким-то основанием общности, даже если оно далеко не всем членам социума присуще, а еще ведь и единая навязанная сверху идеология была, просто оказалась негодной. Категория "дегенеративное искусство", скажем, использовалась и в этом смысле существовала, да и сейчас в качестве историзма существует. В Германии 1933 - 1945 гг тоже и не без оснований считали, что выработан новый тип человека и общественного сознания. Каждый двучлен по этой модели дает пищу для размышлений: советская культура, советское кино, советский человек. Отрываться от тирании повседневного языка и подобных клише-историзмов всегда полезно и интересно. Надо вникать.
Меня занимало здесь клише "советская литература". Его химеричность вытекает из того, что литературное творчество совершенно особый вид творчества, и оно абсолютно, по определению привязано к конкретному языку.