Когда завершился спектакль по "Летучей мыши"("Ибн-Хазм был прав")и в соседнем кафе полным ходом шла приличествующая случаю пьянка, я загорелся желанием сделать комплимент. Он был предназначен очаровательной Джине-Лизе Майвальд. Она, на мой взгляд, была камертоном постановки - заряжала и настраивала остальных исполнителей. Счастлива труппа, имеюшая в своем составе такой камертон. Необязательно в этой роли оказывается самый лучший артист. Но Джина-Лиза и камертон каких мало, и актриса замечательная, и поет отменно.
Она на фото с костылем. Инвалидку играла или постановочный сюр такой? Нет. Сейчас объясню.
Я забыл, как будет "камертон" по-английски (когда-то скорее по-русски бы забыл, ну да что там), а по-немецки и вовсе не знал, и запросил помощи клуба. Нас было человек 20 за плотно придвинутыми столами. Знаками, звуками и прибегая к дефинициям я объяснил, что мне нужно, всем коллективом помогали и помогли. Tuning-fork, ага. Stimmgabel, спасибо. Вы, девушка, полный и абсолютный Stimmgabel.
В результате комплимент нечаянно превратился в целую мизансцену. Не забуду глубокий проникновенный взгляд, полный благодарности, подаренный мне адресатом. Эх, где мои...ладно.
Намедни, помыв шею, приезжаю в Берлин на завершающее представление Notre Carmen. И мне сообщают пренеприятнейшую новость. Джина-Лиза порвала мышцу. В предыдущем спекаткле она тем не менее играла, превозмогая страшную боль, и доиграла до конца. Зрителей не стали мистифицировать, объяснили, что костыль - не режиссерский ход. Публика все оценила и была добра как никогда. Но актрису постоянно рвало в перерывах, ее отвезли домой никакую и сейчас она в полном физическом и моральном ступоре.
У них там не одна Кармен, все ее понемногу изображают, так что как-то выкрутиться вроде можно. Но сами понимаете, без камертона. И без единственной обладательницы меццо-сопрано. А правильная Кармен - это все-таки меццо-сопрано.
На молодых людей свалилось серьезное испытание. Времени - сутки.
Мысль об отмене спектакля была отвергнута как упадническая.
Бедная Джина-Лиза. Но какой молодец. Я рвал мышцу, знаю. Настоящая Stimmgabel.
И был вечер
Писать (да, наверное, и читать) рецензию, адресованную тем, кто и спектакль-то никогда не увидит, дело неблагодарное. Значит, просто будете знать, что в Берлине есть такой театральный коллектив - Hauen und Stechen. Если кто-то из наших там, прочитав, все-таки сподобится когда-нибудь их посмотреть и послушать, рецензент, как говорили в старину, будет считать свою задачу выполненной.
----------------------------------------
Hauen und Stechen - устойчивое выражение. Никак не подберу точный аналог в русском языке. Дословно означает "рубить и колоть". Куча-мала. Крысиные гонки. В большой семье не щёлкай.
Откуда, почему?
Запрятанное в подкорку корпоративное суеверие? Вот назовем так наш театрик - и демоны, которым поручены нередкие в ведомстве Мельпомены распри и подножки, пролетят мимо, полагая, что здесь им уже делать нечего. Для молодого амбициозного коллектива, уже достаточно off-Broadway, хотя еще раскручивать и раскручивать, подобные распри были бы смерти подобны.
Обманутые демоны - это понравилось, смеялись.
Но нет, вроде бы другая история.
Жили-были две девушки, Франциска и Юлия. И учились они на оперных режиссеров. Режиссеров-женщин вообще мало, а уж оперных... Удручающий пример мужского шовинизма, не шутя говорю. Но девушки готовились к этой стезе всерьёз. Заручившись поддержкой одного берлинского галериста и подбив на это дело еще кое-кого из творческой молодежи, принялись без отрыва от занятий, по вечерам устраивать хэппенинги на выделенной им территории в небольшой Galerina Steiner.
Набивалось довольно много народу. Зрителям, да и актерам приходилось тесниться и порой толкаться.
Вот, значит, откуда пошло.
Но это не отменяет и мою версию, пусть смеются сколько угодно. Сказано же: подкорка. Тем более, что и отзыв, опубликованный в январском номере Opernwelt называется в тему: Gegenzauber. Контр-магия, амулет, оберег от сглаза.
Я, как мог, этот отзыв перевел, и он приведен ниже. Cамые важные два слова там (по-моему): faszinierende Dramaturgie, завораживающая драматургия. Личное, извините.
Мои собственные впечатления от спектакля Notre Carmen (по-французски не только из уважения к великим первоисточникам; минувшей осенью с пьесой был ознакомлен парижский зритель), если, опять-таки, двумя словами - сложные и хорошие.
В "Летучей мыши" темой была любовь. В различных ее проявлениях, от животного акта до очень высоких отношений, но только она.
В Notre Carmen было, кажется, всё: жизнь и смерть, свобода и тирания, дружба и соперничество. Экзистенциальные страхи. Феминистский дискурс. Ну, и любовь, само собой.
Режиссер Франциска Кронфорт, хореограф Юлия Львовская и драматургесса Мария Бужор понимали, что с таким замахом некоторая расфокусировка неизбежна. И она нашли лучший способ решить проблему - они эту расфокусировку усилили. У них это называется - сломать нарративный корсет.
Все начинается с эпизода на табачной фабрике. Так ли важно в классической версии, что вот именно на табачной? Могла быть какая угодно. Но не в "Нашей Кармен". В нашей тема табакокурения раскрывается во всей полноте. Ведь курят-то люди по-разному и очень хорошо себя при этом характеризуют, кто понимает.
Юлия Львовская понимает.
Каждое движение не случайно. Каждая мизансцена - этюд на тему свободы, любви и т.д.(смотри выше). Вдохновенное эхо наработок Пины Бауш и "Кармен-сюиты" - замечательно. Театру ли бояться цитат. Важен уровень цитирования. Уровень имел место.
Прямое кинематографическое заимствование - фильм Бунюэля и Эпштейна "Падение дома Ашеров". Меланхолия в чистом виде - похороны и крупным планом коитус двух жаб. При этом на сцене что-то происходит. Круто, но эдак весь спектакль можно кино крутить. Как только я об этом подумал, кино крутить перестали.
Хозе исполняет заунывную песнь всех безнадежно влюбленных - уговаривает Кармен начать все сначала. Ключевой дуэт, у Бизе он в III акте. Кармен домохозяйка? До такого не додумается никакой авангард, всему есть границы. Ангела Браун буквально корчит рожи: принимает к сведению, обдумывает - мышцы лица энергично передают разнообразные эмоции и интеллектуальные усилия. Это одновременно смешно и трогательно до слёз.
При этом никакого капустника. Реплики не закавычиваются, персонажи не окарикатуриваются потехи ради. Пафос гонят в дверь, он возвращается в окно. Публика смеётся, на самом деле всё серьёзно.
Подобие человекобыка старательно и в целом достоверно изображает единственный занятый в спектакле пожилой актер - Гюнтер Шанцманн. Зловещая монструозность. Непонятное, невиданное, неназванное.
Вот совершают танец какие-то прямо ван-гоговские снопы, подвергая Хозе (Валентин Безенcон) разурбанизации и демилитаризации. Жаль, что несчастный так ничего и не поймет, шишка, отвечающая за радость свободы, у него отсутствует.
У Ибсена на сцену выносят лампу, и действие обретает новый слой. Но почему обязательно лампа? Сойдут и ведро, автозапаска, увеличенная до размеров чемодана пачка сигарет.
Тореадор Toрбьорн Бьорнссон (исландец, настоящий!) хорош уже тем, что не похож на располневшего Элвиса Пресли. По крайней мере лично мне со сцены или экрана попадались раньше только такие. Рубаха-парень, прямодушный, резкий, нежный. Но Кармен любит его не только за это. Её влечет Танатос.
В роли Кармен оказывается весь женский контингент. Поэтому она получается такой разной, о чем предельно ёмко сказал автор переведенной мною рецензии. И такой цельной. Парадокс, да.
Ведущая солистка Джина-Лиза Майланд, сраженная травмой, отсутствовала, вы в курсе.
И тем не менее.
На очереди - "Фиделио" Бетховена. Снова им неймется. Известность сюжетной линии была крепкой подпоркой для предыдущих работ. Теперь скажите - "Фиделио", это о чем? Понял. Я тоже смутно. Тоже еще не гуглил.
Сильная команда, слаженная работа. Демоны в пролёте. Тьфу-тьфу. Toi-toi по-немецки.
Короткое лето анархии* продолжает свое шествие - неумолимо, мощно, в вызывающе фривольном, перевернуто-утонченном стиле. Но это дерзкое существо обнаруживается не только на фоне крупных берлинских застроек. Сверните в боковые улочки нашей славной столицы, и вы увидите некий музыкальный театр. В обществе сплошных индивидуальностей данный театр энергично воплощает контр-магию - ту самую, которая выводит нас далеко за пределы гедонистически-воинственного акционизма.
Этим занимался "Новофлот". Теперь и коллектив Hauen und Stechen задался целью продвигать идеал взаимодействия, наполненного социологическими и антропологическими контекстами. Интересно отметить для начала, что Свен Хольм, один из основателей группы "Новофлот", проходил обучение в высшей музыкальной школе Hanns Eisler; в этой же школе студентками были Франциска Кронфорт и Юлия Львовски, вместе с фотографом и галеристом Тило Месснером давшие жизнь Hauen und Stechen. Что явственно обозначает две альтернативы. Либо все они, удрученные конвенциональным характером обучения, распрощались с добрым старым городским театром еще до первого ангажемента; либо получали там осязаемые позитивные стимулы идти своим путем.
Неизменно тяготение Кронфорт и Львовски к трагическим женским образам. Последние, однако, выходят на сцену "Софиензале" в Берлине не как жертвы измены, не как предмет купли-продажи, а как цельные многогранные личности. Мы видели такой Турандот, и вот теперь Кармен. Прообраз их Кармен, несомненно, находим в молодой даме из ставшего классикой фильма Луиса Бунюэля "Этот смутный объект желания", воплощенной двумя актрисами: Кароль Буке - интеллектуальная Кармен и Анхела Молина - Кармен плотская. Но перед нами нечто большее: Кармен как первая среди первых, primadonna assoluta, наивная простушка и любовница, подруга, феминистка, роковая женщина, хрупкая женщина... И всё это каким-то образом одновременно. Показательно, что в программе спектакля последовательность действия не обозначена.
Постановка Кронфорт и хореография Львовски подпитываются коллективным безумием, переменой ролей, пародией (нередко по поводу мужчин, что предсказуемо в условиях государственного патриархата) и завораживающей драматургией. Сцены с Кармен и ее партнерами доном Хозе и Эскамильо перемешаны; их хронология нарушена и они прерываются во имя нового прочтения материала. Кармен, какой она была вчера, сегодняшняя Кармен и Кармен завтрашняя. Она, как и ее предшественница Турандот, борец за свое дело; в то же время все строго привязано к музыкальному контекcту. Вновь мы отмечаем удивительную легкость, с которой осуществлена аранжировка партитуры Бизе для миниатюрного ансамбля, состоящего из фортепиано, аккордеона, трубы, виолончели, арфы и флейты. И этого достаточно, чтобы колдовство состоялось. Мысль крамольная, но она не может не прийти в голову зрителям: кому, собственно, нужны большой оркестр и помпезные инсценировки, когда все и так работает, притом достигается куда меньшими усилиями - благодаря Амулету?
С немецкого перевел Ю.Бужор
____________________________________
*Аллюзия на роман Ганса-Магнуса Энценсбергера "Короткое лето анархии"(1972)