Мало кто знает, что Александр Черевченко, последний лирик XX столетия, как его назвал в одном из своих обзоров наш литературный критик Гарри Гайлит, в последние годы печатает свои замечательные вирши под именем Александр Матрасов.
Тонкому слуху этот псевдоним открывает alter ego лирического поэта -- страждущего, ироничного и самоироничного воителя за русскую правду. Александр Иванович, тертый калач, очевидно, опасается, что поверхностный читатель, тем более газеты, тем более замордованный политическим постмодерном с их выхолощенной правдой, станет отождествлять автора с его же лирическим героем. Неизъяснимый страх за свою честь, свою репутацию -- в русле душевных терзаний и автора, и героя, немало потерпевших под беспощадной пятой государственного Левиафана, но, думается, в нашем случае это всего лишь легкое недомогание, следствие бессонной эмигрантской ночи, чернее которой только кипящее смолой дно мироздания. Потребовалось немало усилий, чтобы убедить пиита напечатать подборку стихов в "МК" под своим именем -- тем, под которым его принимали в Союз писателей СССР и СП Латвии и которое прославило его на 1/6 части земной суши, от Харькова до Магадана и от Риги до Владивостока.
ЭМИГРАНТСКАЯ НОЧЬ
Какая на небе луна!
Бессонный фонарь-одиночка.
И все же глуха и темна,
черна эмигрантская ночка.
Пронзая удушливый мрак,
с упрямой языческой силой
сияет она, как маяк,
зажженный над родиной милой.
Наверное, это Сварог -
насмешник, прослывший рисковым,
его ненароком зажег
над Питером или над Псковом!
Лунища -- сквозная дыра,
тоннель, озаренный огнями.
Теперь ей зиять до утра
в оконной замызганной раме.
И снова я, как на кресте,
распят на ее переплете.
Умчаться бы к дальней звезде,
исчезнуть, пылая, в полете!..
Теперь до утра не заснуть.
Бегом -- от тоски и печали.
Считаю сантимы -- и в путь,
в ночной кабачок на вокзале.
До боли знакомый маршрут.
Бреду, спотыкаясь, во мраке.
Там пляшет цыганка, и ржут,
свинея, ночные гуляки.
И сам я, толпу растолкав,
у стойки, дымя папироской,
хватаю немытый стакан:
- Плесни-ка, приятель, Moskovskoj!
Веселье. Латвийский кабак,
цыганская, вроде, чечетка,
паршивый заморский табак
и, якобы, русская водка.
Ничего не происходит
Отгремели, отцвели
"знаменательные" даты,
и растаяли вдали
паруса Большой регаты.
Стало муторно вдвойне,
злая скука
скулы сводит:
в нашей сказочной стране
ничего не происходит.
Кончилась пора страстей,
наступил парад страстишек.
Их на "лентах новостей"
вновь избыток и излишек.
Вояжи. Показы мод.
Барствуют "аристократы".
С жиру бесится бомонд.
Сатанеют бюрократы.
Пустота! Одну лишь страсть
век ушедший нам оставил -
грязную борьбу за власть,
смертный бой
без всяких правил.
Знаменательный синдром -
новый раунд на подходе,
будет драка...
В остальном
ничего не происходит.
Нет, конечно, что-то есть.
Все, к примеру, были рады
прочитать благую весть
об отставке казнокрада.
Но не вяжется в уме:
почему, на деньги падкий,
до сих пор он не в тюрьме,
где ворованные "бабки"?
Риторический вопрос.
Лучше б ты заткнулся, критик!..
В подворотне брешет пес,
в телевизоре -- политик...
Глушит их дебильный хит.
Челюсти крушит зевота.
Мелкий дождик моросит
на бездонное болото.
Есть такая партия!
"В Латвии возрождается Партия дураков. Она собирается бороться против всех происходящих в стране безобразий..." Из газет