Аннотация: Любая боль, в душе и в теле, связана с нашим переживанием.
Неизвестная боль.(S)
Не могу точно сказать, что со мной вдруг произошло. Но после гибели моего друга пса по клички Тарзан, а также после гибели волчицы по кличке Мегера. У меня пропал всякий интерес к моим путешествиям в поисках приключений. Меня словно подменили. Я ни стал ходить играть к своим друзьям, которые жили недалеко от нашего дома. Перестал общаться с детьми евреев-беженцев. Мне ни стало интересно гонять наших гусей на речку Белка купаться в холодной воде. Даже удочки свои выбросил через наш забор в кусты, чтобы не поддаться влечению рыбалки на речке.
- Сынок! С тобой что-то случилось? - спросила мама, когда не пошел утром на речку. - Ты болен?
- Ничуть я не болен! - ответил я, маме, убирая ее руку с моего лба. - Просто я мечтаю о будущем.
- Мария! Оставь ребенка в покое, - сказала бабушка, когда увидела, что мама переживает о моем здоровье. - Шурик вполне здоровый пацан. У него сейчас такой возраст мечтателя и фантазера.
Моя бабушка Нюся была вполне права. Мой разум был буквально забит разными фантазиями и мечтами о моем будущем, которое начнется у меня тогда, когда я пойду учиться в среднюю школу, буду там учиться разным наукам. Кем буду после школы, я пока не придумал. Но то, что я не буду военным, так это точно.
Не хочу убивать людей и не хочу убивать животных. Хочу, чтобы все люди и животные дружили между собой. Ведь мы дружили с Тарзаном. Он даже за кошками не гонялся, охранял от хищников наших домашних животных. Волки жестоко отнеслись к моему другу. Хищники разорвали Тарзана в неравном бою на виду у всех. Мы ни чем не могли помочь нашему псу.
Взрослые говорят, что беда не приходит в одиночку. Вот и у меня тоже. После того, как погибли мои друзья и враги, я стал какой-то мнительный к любой болячке. Раньше бывало, хожу весь в синяках и царапинах, горжусь перед своими друзьями тем, что я такой герой. Не жалуюсь маме и бабушке на свои многочисленные повреждения на всем теле.
Даже когда падал на землю и сбивал до крови свои колени, то не бежал к маме, чтобы пожаловаться на раны на коленях. Гордо шел к речке Белка и там мазал разбитые коленки белой глиной. Даже без взрослых знал, что белая глина лечебная. Ранки на коленях затягивались за один день. На следующий день все повторялось.
Теперь я стал каким-то мнительным и капризным. Пчела или комар укусят я тут же в слезы. Сижу, хнычу в кустах. Раньше хоть пес Тарзан мог меня пожалеть, если мне было сильно больно. Подойдет ко мне скулит и зализывает мои болячки. Сейчас меня пожалеть некому.
К бабушке Нюсе мне жалко идти, она с парализованными ногами и без меня мучается. Маме вообще некогда со мной заниматься. С первыми петухами у мамы первая дойка нашей коровы. Со вторыми петухами мама кормит наше домашнее хозяйство, которое после войны с волками обратно стало расти не по дням, а по часам.
Каждый день вылупляются новые цыплята, утята, гусята, цесарки и разная другая живность. Не двор, а целый инкубатор от разной птицы. Козы, бараны и овцы загадили весь наш двор. Мама не в силах убирать каждый день эту гряз.
Один раз в неделю к нам домой приходят мамины младшие братья и сестры, а также другие родственники. Все начинают помогать маме, очищать наш двор от навоза, а также от фруктов, плоды которых падают во двор с деревьев.
Моему отцу вечно некогда. Каждый день с утра до ночи отец работает в своей фотографии. В выходные дни расслабляется со своими дружками где-то на охоте или на рыбалке. Домой возвращается с охоты или с рыбалки настолько пьяный, что лыка языком не вяжет. Завалится на сеновале и дрыхнет до самого понедельника, пока ему на работу надо идти, точнее, ехать на своей инвалидной мотоколяске драндулете или на трофейном немецком мотоцикл "БМВ" с люлькой.
Мой отец инвалид войны с фашистами. У отца перебиты ноги осколками от снаряда. Ходить по ровной земле ему тяжело. Но зато в горах на своих култышках так быстро ходит, что за ним охотники не поспевает. Отец говорит, что у него в горах другая опора на раненые ноги. Поэтому он охотник.
Отец уже много лет после своего последнего ранения на войне терпит свою боль. Вот и я тоже терплю свою неизвестную боль под лодыжкой правого колена на ноге. Какое-то пятно под коленкой болит так сильно, что аж выть волком хочется. Но я терплю неизвестную мне боль. Ведь я же будущий мужчина и казак, а мужчины и казаки не плачут. К тому же я мечтаю стать атаманом.
Мама почти каждый месяц острой бритвой срезает отцу мозоли на раненых подошвах ног. По лицу моего отца видно, что ему сильно больно от срезанных до крови мозолей на подошвах ног. Однако он терпит свою боль и не хнычет. Даже когда у отца сквозь кожу лезут микро-осколки, то он никому не жалуется о боли на месте осколков и к врачам с микро-осколками не ходит.
Отец лезвием своей трофейной бритвы вскрывает то место на теле, где осколки близко на выходе из кожи. Вытаскивает осколок из раны. Затем протирает рану медицинским спиртом или русской водкой. Выпивает стакан водки и ложится спать. Во время сна лечит свои раны и свою израненную душу.
Может быть, у меня отцовские осколки лезут под коленкой на правой ноге? Я слышал много раз, когда мама говорила отцу во время вскрытия на его теле мест с осколками, что она возьмет боль отца на себя, чтобы ему не было больно. Наверно я тоже взял на себя боль отца с осколками, которые лезут у меня под коленкой на правой ноге.
Буду терпеть до последнего. Когда терпение лопнет, тогда вскрою лезвием отцовской бритвы опухоль, чтобы осколки быстрее выбрались наружу. Затем рану обработаю водкой или медицинским спиртом. Водку пить не буду, как это делает мой отец. Не хочу быть пьяницей. Казак должен терпеть свою боль, а не напиваться от боли.
Маленькое красное пятнышко под коленкой на правой ноге росло у меня не по дням, а по часам. Я все это время старался, как мог, скрывал свою неизвестную мне боль. Прятался от всех куда-нибудь в кустах или на сеновале и там ревел от боли до тех пор, пока хватало слез.
Так привыкал терпеть свою неизвестную боль. Затем я шел на речку и там купался на мелководье до посинения. Когда не было заметно, что я долго ревел. Мне удавалось скрыть от всех под правой коленкой, свою неизвестную мне боль целую неделю. Хотя нервы мои уже начали сдавать от этой боли.
Но когда через неделю у меня лопнуло терпение носить неизвестную мне боль под правой коленкой, то я решил повторить подвиг своего отца. Вскрыть острым лезвием трофейной бритвы опухоль, чтобы оттуда вытащить проклятый осколок, доставшийся мне от отца, а точнее от фашистского снаряда через моего отца. Надо только мне вату хорошо смочить в медицинский спирт.
- Ты чего это затеял паршивец? - закричала мама, когда увидела меня на сеновале с бритвой.
- Я хочу вскрыть бритвой опухоль под правой коленкой, как папа, чтобы достать из раны осколок, - гордо, сказал я, маме, показывая ей опухоль под правой коленкой. - Я сильный и вытерплю боль...
- О! Боже мой! - вскрикнула мама, когда увидела мою опухоль под коленкой. - У тебя скоро будет гангрена на ноге! Здесь нет никакого осколка. Ты занес инфекцию в ранку. Надо срочно к врачу...
- Не пойду я ни к какому врачу! - стал отказываться я от лечения в больнице, которую ненавидел.
Мама ни стала слушать мой отказ и прямо волоком потащила меня в дом, чтобы надень на меня чистую одежду, прежде чем вместе со мной отправляться к врачу. Я упирался и царапался, сопротивлялся, как мог, только чтобы не идти в больницу к доктору. Но мама была сильнее меня.
Раздела меня наголо. Затащила меня в большой медный тазик. Вымыла меня теплой водой с коричневым хозяйственным мылом, от которого щипало не только глаза, а даже все царапины на моем теле. К тому же хозяйственное мыло дурно пахло. Затем надела мама на меня чистую одежду.
- Мария! Куда ты его поведешь в такую ночь? - сказала бабушка, показывая маме на часы. - Завтра утром по пути на работу отведешь Шурку к врачу в поликлинику или Сергей отвезет на мотоцикле.
Вырвавшись из рук своей мамы, я быстро залез на кровать к бабушке и спрятался за ее спиной у стенки. Мама согласилась с советом своей мамы. В ночь меня к врачу в поликлинику не повела. Решили оставить до утра в покое. Но, не спрашивая моего разрешения, бабушка и мама, силой удерживали меня до тех пор, пока сделали на опухшее место водочный компресс и перевязку.
Всю ночь до самого утра со мной творилось что-то ужасное. Меня всего лихорадило и трясло словно ветром, как дерево с плодами в нашем дворе. Вот только с меня ничего не падало, я сам был готов упасть с кровати как гнилая груша с дерева. Наверное, от водочного компресса под коленкой, на правой ноге через опухоль я опьянел. К утру я вообще ничего не мог понять, что во мне и вокруг меня происходит. Я был пьян и даже лыка не вязал, как алкоголики после сильной пьянки.
- У него сильный жар! - вскрикнула мама, когда с первыми петухами рано утром потрогала мой лоб. - Я прямо сейчас побегу в поликлинику. Позову на дом врача. Иначе мы его потеряем сегодня.
Вполне понятно, что мне никак не хотелось, чтобы меня потеряли в течение дня. Поэтому я ни стал возражать против мамы за то, что она приведет сюда к нам домой врача из поликлиники или из больницы. По своему состоянию во всем теле я даже если бы хотел возражать, то не смог бы этого сделать. Так как дрожал от лихорадки всем телом и зуб на зуб не мог попасть. Из себя не мог выдавить не одного слова. Я буквально угасал на виду у всех, как свечка перед рассветом.
От нашего дома по висячему мосту через речку. До больницы или до поликлиники самый короткий путь с расстоянием в три километра. На транспорте маме вкруговую к больнице или к поликлинике, можно добраться чуть быстрее через новый автомобильный мост.
Но мама не может управлять трофейным мотоциклом, а отец на своей инвалидной мотоколяске уехал на неделю к родственникам в город Избербаш, который находится в Дагестане. Там у отца заболела его мама, моя вторая бабушка, которую я ни разу не видел. Даже не знаю, как зовут мою бабушку по отцу.
Мама пришла домой с доктором только после обеда. Наверно в поликлинике или в больнице было очередь к доктору. Вместе с мамой и с доктором пришла средняя сестра моей мамы, тетя Надя, которая была старше меня на пятнадцать лет и только в прошлом году закончила учебу в средней школе. Теперь собиралась выйти замуж за Щепихина Михаила, который жил в городе Гудермес и учился где-то заочно в институте. Жениха тети Нади я ни разу пока не видел у нас дома.
- У вашего сына запущенная злокачественная опухоль, - сказал доктор, когда осмотрел мою опухоль под коленкой на правой ноге. - Сейчас я дам больному успокоительное лекарство, чтобы снять напряжение от боли в его теле. Пусть больной поспит пару часов. Затем вы его доставьте к нам больницу на операцию. Операцию откладывать нельзя. Иначе опухоль будет быстро расти.
Слова доктора были, как приказ к расстрелу всего моего тела. Я словно кролик против удава не мог никак сопротивляться против доктора, который буквально силой влил в меня лекарство и в мою опухшую задницу сделал ужасно больной укол, от которого я даже вскрикну. Но прежде чем доктор собрался уходить от нас у меня перед глазами все поплыло. Я наверно стал пьяным от укола или от лекарства, которое буквально силой влили и вкололи в меня. Поэтому я скоро уснул.
Когда я проснулся, то на улице было темно и дул сильный ветер. Однако, несмотря на плохую погоду меня, решили транспортировать в больницу прямо сейчас, так как, по словам моей мамы, я был совсем плохой и мог умереть в любое время. Я вообще толком ничего не соображал. Перед моими глазами все плыло и кружилось. Моя правая нога совершенно онемела. Была словно холодная деревяшка. Двигаться я никак не мог. На перевозку меня в больницу не было транспорта.
- Мария! Ты привяжи мне Шурика к спине как рюкзак, - сказала тетя Надя, подставляя мне свою спину. - Идти он не может, а по-другому я его через висячий мост не перенесу. Там сейчас мост болтается от ветра. Мне нужны свободные руки, чтобы цепляться за трос во время переправы.
Мама и бабушка Нюся вначале положили меня на длинную белую простыню. Сделали из меня вместе с простынею нечто на подобия рюкзака. Привязали меня как рюкзак к спине тети Нади. Затем ремнями и бельевыми веревками обвязали меня в несколько раз на спине у тети Нади. После чего в таком виде мама стала сопровождать меня с тетей Надей в сторону висячего моста.
К этому времени на улице было темно и дул сильный холодный ветер с гор. По пути к больнице освещения до самого города, нет совсем ни какого. Трофейного фонарика мама дома не нашла. Зажигать факел в такой ветер, это все равно, что заживо сжечь себя на ветру. Поэтому мама и тетя Надя решили идти на свой страх и риски на ощупь через висячий мост. Другого выбора не было, я могу умереть к утру. Меня надо было срочно спасать от неминуемой смерти, как от холеры.
Висячий мост через речку раскачивало ветром во все стороны, как корабль во время шторма в бушующем море. На мосту нет почти половины досок, по которым можно перейти без опасности. Видимо доски сдуло сильным ветром. Тетя Надя со мной за спиной, а мама сзади нас, словно канатоходцы двинулись по тросам и канатам через речку Белка.
В любой момент мы могли сорваться с канатов и рухнут вниз на дно речки Белки, где больше камней, чем воды. Глубина воды не грозила нам утонуть. Так как внизу было водички, как синичке по самые яички. Но разбиться насмерть с высоты двадцати метров мы могли точно. Однако движение продолжали до конца.
Благодаря настырности и упорству, а также смелости тети Нади и моей мамы, мы все-таки перебрались на другой берег речки. Там тетя Надя буквально свалилась боком на траву вместе со мной за своей спиной. Моя мама упала рядом с нами.
Так втроем провалялись минут десять. Пока мама и тетя Надя набрались своих сил от земли. Затем мама помогла тети Нади подняться на ноги. Мы двинулись дальше. Шли в полной темноте. Ориентировались по городскому освещению.
К больнице мы добрались к полночи. Тетю Надю со мной на спине проводили в приемную палату больницы. Там меня распеленали наголо, словно грудного ребенка. Все мое тело обтерли каким-то раствором.
Затем положили на коляску с носилками и двое санитаров покатили меня в сторону хирургического отделения городской больницы. На мою маму надели белый халат и разрешили сопровождать меня в хирургическое отделение. Тетя Надя вышла на улицу, чтобы подождать мою маму там, пока меня будут оперировать. Я сам сумрачно понимал, что сейчас происходит со мной.
- Злокачественная опухоль сильно запущена, - сказал доктор, моей маме, осматривая под коленкой правой моей ноги злокачественную опухоль, которая размером с кулак висела как вымя у нашей козы. - Операцию надо делать срочно. Но у нас сейчас нет обезболивающего лекарства, которое привезут с Грозного только завтра к обеду. Если отложить операцию до завтра, злокачественная опухоль будет быстро расти. Может образоваться заражения крови. Тогда больной может потерять ногу или даже свою жизнь. Как вы решите, так поступлю с операцией сейчас без наркоза.
- Делайте операцию прямо сейчас, - словно в бреду, вынес я себе приговор. - Я вытерплю боль.
- У вас смелый мальчик. Настоящий герой! - подбодрил меня доктор. - Вы подождите на улице.
Мама сразу пошла на улицу к тете Нади. Меня отвезли в операционную комнату. Там санитары переложили меня животом на операционный стол. Затем эластичными ремнями меня обмотали вместе с хирургическим столом по всему телу, чтобы я не дрыгался во время операции под коленкой на правой ноге.
В это время хирург приготовил свой инструмент к операции надомной. Мне дали в рот какую-то резинку и хирург чиркнул скальпелем мне по живому телу. Что было силы, я стиснул свои зубы на резинке и даже прокусил резинку. Боль была такая ужасная, что я не выдержал боли и в тоже мгновение потерял свое сознание на столе. Дальше, что было, совсем не знаю.
Очнулся от запаха нашатырного спирта, в который была смочена ватка и ватку водили рядом с моим носом, чтобы я нюхал отвратительный запах спирта и быстрее пришел в свое сознание иначе мог умереть. Пришел в себя на кровати в общей палате детского хирургического отделения.
Я никогда не думал, что в детском хирургическом отделении больницы может быть так много травмированных мальчиков и девочек. Здесь были мальчики и девочки с переломанными частями своего тела, рук и ног, а также порезанными и покусанными в разных местах тела. Можно было подумать, что все дети были участниками войны с фашистами. Сейчас они лечатся здесь от ран.
К моему удивлению, никто из детей, оперированных в больнице, не кричал и не стонал от перенесенных ран. Все пострадавшие дети были настоящими героями. Дети крепко спали после перенесенных операций. Несмотря на ужасную боль, после перенесенной операции под коленкой на моей правой ноге, я тоже терпел, как герой.
Мне не хотелось своими воплями будить детей и казаться трусом перед своими ровесниками. К тому же рядом со мной стояла заплаканная мама. Я всячески хотел показать маме свою смелость. Совсем не хотелось видеть страдания мамы.
- Молодец! Сынок! Ты настоящий герой, - сказала мама, поглаживая меня по голове. - Сейчас спи.
От ласковых слов мамы я быстро уснул, как от снотворного лекарства и проспал до обеда следующего дня. Вполне возможно, что я мог спать больше. Но мне ужасно как хотелось кушать. Ведь я не кушал почти целые сутки. Поэтому был настолько голодным, что готов был съесть даже дохлую крысу. К тому же вокруг меня так вкусно пахло, что я стал крутить носом во все стороны до того, как открыл глаза. Мне казалось, что сама вкусная пища стремится проникнуть в мой желудок.
В детскую палату вошла мама. Следом за мамой две ее младшие сестры, это тетя Надя и тетя Тамара. Они принесли узелки с разными гостинцами и тут же стали на тумбочке возле моей больничной кровати приготавливать разные угощения. Я попытался встать. Мама сказала, что мне рано вставать.
Могут расползтись швы на моей ране под коленкой на правой ноге. Выходит, что меня зашивали живьем иголками. Ни люди, а самые настоящие живодеры. Не могут придумать такое, что провели по ране каким-то прибором и рана сама затянулась. Все быстро заживет, как на собаке. Собаки себе раны не зашивают, а выздоравливают также как люди. Сам видел, как у нашего пса после первой драки с волками зажила рана. Тарзан кушал какую-то траву и зализывал раны.
- Ну, что, герой! Недели две полежишь у нас в палате, - сказал хирург, когда сделал мне обезболивающий укол, который должен был сделать перед операцией. - Если швы затянутся у тебя на ране, то переведем тебя на домашнее лечение. О своих походах за приключениями до конца лета забудь. Иначе обратно угодишь на мой операционный стол. Сейчас много кушай фрукты и овощи. Тебе надо поправляться и расти. Расти в твоем возрасте можно только во сне после сытной пищи.
Вообще-то лежать в больнице приятно, когда у тебя ничего не болит, а вокруг тебя столько много разных угощений, что объедаться можно от пуза. Хочешь, кушай фрукты. Хочешь, кушай ягоды. Конфеты и торты почти каждый день.
Обязательно кому-то из оперированных детей приносят какую-нибудь вкуснятину, а кушает эту вкуснятину все оперированные дети в возрасте от года и до школьного возраста. Мы как бы малышовая группа. Но никто из нас не хочет считать себя малышами. Мы все герои и можем собой гордиться. В настоящее время мы как раненые солдаты.
В больнице конечно хорошо, а дома все равно лучше. Мама говорит, что отец из Избербаша привез мне щенка волкодава, который даже сосунком выглядит с большую собаку. Я сразу решил назвать щенка волкодава Абреком, чтобы щенок, когда подрастет, словно разбойник бродил по нашим лесам и бил волков, которые убили моего друга пса по кличке Тарзан.
Хотя сейчас после войны с волками, наверно за много километров нет волков. Жалко, что у моего волкодава не будет работы по назначению, это давить волков. Придется ему охранять наш двор от хитрых лисиц.
Прошло больше недели, когда с моей раны под коленкой правой ноги сняли швы и выписали меня под домашнее лечение, пока окончательно затянется рана, но шрам останется у меня на всю жизнь, чтобы я помнил о том, что при каждой болячке надо сразу обращаться к врачу. Иначе обратно меня буду резать, даже может быть по живому. Как было в этот раз. Если вдруг, обратно в больнице не окажется обезболивающего лекарства. Больше такой боли я не перенесу и помру.
Под зависть моих новых друзей по несчастью, а также под зависть посетителей больницы и медицинских сотрудников, меня домой отец увозил в люльке трофейного мотоцикла марки "БМВ". Такого мотоцикла не было ни у кого в городе Гудермес или даже на всем Северном Кавказе.
Отцу за героические бои с немецкими фашистами командиры подарили такой трофейный немецкий мотоцикл. Мой отец прямо с фронта после победы приехал домой на трофейном мотоцикле.
Когда мы с отцом заехали на мотоцикле во двор, то я увидел огромного щенка под деревом в тени. Щенок был большой, но сопливый и беспомощный. Все время скулил и просил кушать, а гадил во дворе так сильно, ну прямо как наша корова.
Мне пришлось почти месяц откармливать щенка и приучать его гадить за нашим двором в песке подальше от того места, где ходят люди и домашние животные на водопой к речке. Мой щенок должен был стать культурным, как человек. Щенок вырос быстро в огромную собаку волкодава по кличке Абрек.
Несмотря на свою хулиганскую кличку, Абрек был добродушным и дружелюбным псом. К своему первому юбилею в один год, Абрек подружился со всеми домашними животными, с моими друзьями и даже с почтальоном, которого почему-то ненавидел наш драчливый петух по кличке Кеша.
Каждый раз, когда почтальон появлялся у нашего двора, петух Кеша сходу налетал на почтальона и пытался клюнуть почтальона в лоб. Прямо как в сказке моего тезки, о петушке, который защищал владения царя. Но это уже совсем другая история, о которой я расскажу когда-нибудь своим друзьям, детям и внукам...