Аннотация: Уйти от Бога грех для всех. Вернуться к Богу очень сложно.
Уход с церковной службы.(S)
В первые дни прибытия в Краснодаре, Гурей сказал мне, что будет обращаться в Патриарший Совет, к Патриарху Московскому и Всея Руси, с просьбой об отставке. Так как ему давно пора на покой.
Ведь нам обеим было под шестьдесят лет. Гурей мечтал заняться нашим садом в Старом хуторе. Мне тоже надоело постоянно сидеть в своей келье. Хотелось ближе к родным местам. К мирской жизни. В Старом хуторе всегда есть много дел различных и забот хватает над всеми родственниками.
Как пишет старшая сестра Соня, что ей давно пора сидеть на печи и греть задом кирпичи. Вот поеду в наш Старый хутор. Возьму на себя основную заботу о домашнем хозяйстве. Буду шить одежду детям, которых у нас больше чем взрослых.
После того, как мы устроились на новом месте, Гурей подал письменное прошение в Патриарший Совет о своем освобождении по состоянию здоровья с поста Митрополита Кавказского.
С письменным прошением об отставке Гурей отправил дьячка, которому наказал передать конверт прямо в руки секретарю Патриаршего Совета. Дьячок тут же уехал и больше к нам не вернулся. Что с ним случилось, нам это не известно.
Мы ждали ответа из города Петрограда целый год. К этому времени гражданская война в России почти прекратилась. Стало спокойно. Гурей отправил нового дьячка с посланием. Но и тот тоже не вернулся обратно в Краснодар.
По служебной переписке между церквами Кавказа, Гурей узнал, что в связи с переносом столицы из Петрограда (Ленинграда) в Москву, церковная власть переехала в Москву в Свято-Данилов монастырь или в Троице-Сергиеву лавру в Сергиев Посад (Загорск).
Патриарший Совет находится там. Выходит, что Гурей зря посылал своих дьячков с прошением в Петроград. Братишка больше ни стал испытывать судьбу дьячков и решил сам лично с прошением отправиться в Сергиев Посад.
- Маня! Поехали со мной, - предложил мне, Гурей. - Заодно и твое прошение об отставке подадим. Будем следовать через Тулу. Возможно, что про твоих деток что-то узнаем. Им сейчас за тридцать лет будет. Быть может, у твоих деток семьи есть. Ты, наверно, бабушка. Так что соглашайся...
- Конечно, поеду, - сразу, согласилась я. - Другой такой случай у нас не будет. Давай ты собирайся.
Выехали мы из Краснодара в последних числах апреля 1923 года. Как и раньше, испытанным транспортом у нас были лошади. Мы с Гуреем переоделись в мирскую одежду, чтобы своим видом не привлекать на себя внимание со стороны атеистов.
Церковную одежду с прошением об отставке положили в потертый саквояж и на старенькой бричке отправились в свой опасный путь. Так как на дорогах России, кое-где происходили стычки с остатками белой армии. В больших городах свирепствовали банды грабителей и чекисты.
Между ними шли постоянные стычки за раздел сферы влияния в больших городах. Мы с братом решили в последний раз рискнуть. Никаких ценностей и больших денег не было. Брат оделся в старье. В такой одежде мы выглядели беженцами.
Прежде всего, Гурей узнал, как пристроиться к людям, которые регулярно едут за товарами в Москву. Это был большой обоз охраняемый солдатами Красной армии. Регулярно, только один раз в месяц, обоз отправлялся в Москву и обратно. Точно такой обоз следовал в обратном направлении.
Такую колонну называли "продотрядом", в народе "саранчой". Кубань снабжала Москву товарами сельского хозяйства, а столица в свою очередь обеспечивала Кубань одеждой, обувью и различной техникой сельского хозяйства.
Мы взяли с собой немного продуктов и денег. Всю дорогу ни с кем не общались. Всюду люди так сильно изменились, что было сложно понять, кто тебе друг и кто враг.
Поэтому мы предпочитали отмалчиваться, чтобы не наживать себе неприятности в пути нашего следования. Мы ни с кем в дороге не беседовали. Словно отшельники старались просочиться к столице сквозь расстояние.
В Тулу мы прибыли через неделю. До опасной революции это был старинный красивейший город, в котором жили, в основном, мастеровые люди.
Здесь занимались изготовлением самоваров, оружия, часов, дорогих ювелирных украшений, кулинарией, швейным делом, сельским хозяйством и многими другими делами, которыми гордилась Россия на рынке товаров.
Тула всегда была чистым и уютным городом. Всюду городские парки и скверы. Места отдыха людей. Сюда приезжали торговые люди со всей огромной России. Даже иностранцы в царское время бывали в этом граде.
На этот раз нас встретил зашарпанный провинциальный город России. Всюду грязь и сточные ямы дерма. Ободранные дома и поломанные деревья. Городские парки превращены в свалки мусора и в места пребывания бомжей, которых можно встретить в любой части большого города.
Всюду такая нищета, словно люди лишь этим и занимаются, что собирают милостыню с тех, кто еще не опустился до такого состояния. Весь город, также как вся Россия, превратился в свалку.
- Маня! Покажи мне свое бывшее жилище, - попросил Гурей. - Я никогда не видел, как жили очень богатые люди России. Мне вообще интересно, как жила раньше моя сестренка Мария. Пригласи меня в гости к себе. Если конечно нас туда сейчас примут. Но все равно хочется там побывать.
- Хорошо! Поедем, - согласилась я, мне самой хотелось увидеть свой дом. - Здесь совсем рядом.
Мы повернули с городской площади на соседнюю улицу, проехали на своей бричке один квартал и прямо через городской парк выехали на улицу, где я раньше жила.
От великолепия нашего дома остались только каменные колонны у парадного входа. Все двухэтажное здание было ободрано, давно не было ремонта. Сразу видно, что у этого здания давно нет хорошего хозяина.
Я сошла с брички. Осторожно вошла в обшарпанный дом. Наш когда-то великолепный зал был разделен на две части коридором, ведущим до лестницы на второй этаж.
По обеим сторонам коридора кое-как сбитые двери с номерами коммунальных квартир. Здание все совсем бесхозное, какое-то сборище нищих людей здесь живет. У них наверно даже веника нет подмести в доме.
- Гражданочка! - услышала я, командный голос за спиной. - Вы что это здесь всюду вынюхиваете?
- Это мой дом. Я тут раньше жила, - случайно, вырвалось у меня. - Пришла обратно к себе домой.
Я сразу поняла, что совершила большую глупость, сказав эти слова. Но слово, как выпорхнувшая птичка, обратно не вернешь. Я повернулась. За моей спиной стоял красноармейский патруль.
Они даже сами были ошарашены моими словами, так как никто из них не ожидал сейчас увидеть перед собой госпожу графиню Марию Лебедеву, в такой бедной крестьянской одежде, с узелком харчей у себя в руках. Сейчас, даже трудно поверить, что эта дама когда-то одевалась в шелка.
- Вот и хорошо, что мы встретились, - сказал командир патруля. - Пройдемте с нами. Здесь близко.
Двое парней схватили мена за руки и в грубой форме вытолкали из дома на улицу. Там нас ждали еще несколько человек, которые стащили с брички Гурея и рылись по нашим вещам. Но там ничего ценного не было. Если только рясу митрополита Кавказского не посчитают за ценность.
- Оружия у них нет. - сказал красноармеец в рванных штанах. - Мы ошиблись! Отпустим их?
- Ничего не ошиблись, - ответил командир. - Это лазутчики империализма. Дама сама призналась.
Нас с Гуреем потащили силой в отделение красной милиции, которая находилась в здании бывшей жандармерии. Там, в этот момент, проходило какое-то общее собрание народа и милиции.
- Вот, лазутчиков империализма поймали, - сказал командир собранию, вталкивая нас в зал. - Сейчас мы придадим их рабоче-крестьянскому суду. Затем расстреляем, как предателей народа.
- Ишь, разогнался! - разозлилась я. - Ты, сопливый щенок, в проекте не был, когда я твоих родителей учила грамоте в этом городе. Твоих предков тоже вообще еще не было, когда мои предки осваивали свободные земли Кавказа для России. Если ты нас тронешь, то тебе придется иметь дело с дерзким народом по имени терские казаки. Что касается графства, то я оставила его еще задолго до Октябрьской революции. В настоящий момент мы с братом едем в столицу по своим личным делам. Никакого преступления не делаем. Оружие тоже не имеем. У нас нет врагов среди народа.
Командир патрулей, молоденький паренек, опешил и удивленными глазами смотрел на меня. Он не ожидал такого напора с моей стороны. Отчаянно глотал воздух, он пытался что-то сказать.
- Вот бабка дает! Молодец! - смеясь, воскликнул седой мужчина. - Нам бы таких людей в милицию.
Все присутствующие весело стали смеяться над пареньком, который разводил руками и молчал.
- Кто может сказать слово в защиту этой женщины? - спросил зал, председатель собрания.
- Она правду говорит, - выступил старик с руками обожженными кислотой. - Эта женщина бывшая графиня Мария Афанасьевна Лебедева. Она с мужем Федором открыла школу словесности в городе в прошлом веке. В этой школе учились, в основном, дети бедняков. Там учились и мои дети. Мария Афанасьевна долго руководила детским хором, в котором были все, кто имел голос и желание петь. У нее давно здесь пропали двое близнецов, мальчик и девочка. Когда в 1912 году у нее умер сын и без вести пропал муж, Мария Афанасьевна уехала к себе на Кавказ. Преступлений она никаких не совершала. Больше десяти лет ее не было тут. Эта женщина ни в чем не виновна.
Зал утонул в такой тишине, что было слышно, как воробей чирикает за окном. Все были поражены таким неожиданным поворотом в данной ситуации. Я же всматривалась в лицо своего спасителя и никак не могла вспомнить его.
Возможно, что это был бывший мастер из ювелирной мастерской моего мужа, так как только там работали с кислотой, которой обожжены его руки.
Наверно, здесь в зале собрания были и другие горожане, которые хорошо знали меня, но боялись сказать правду в мою защиту. В это время в России была гражданская война. Подозревали всех подряд.
- Извините, Мария Афанасьевна, - нарушив тишину, обратился ко мне председатель собрания. - Может быть, вы что-то хотите сказать в свою защиту или обратиться с просьбой к собранию?
Я вытерла рукавом набежавшие на глаза слезы. Подошла к Гурею, вывела его за руку к трибуне.
- Мы с братом не совершали никогда в жизни никаких преступлений, чтобы сейчас защищаться, - уверенно, сказала я. - Перед вами батюшка Гурей Митрополит Кавказский и старшая матушка-настоятельница Мария из женского монастыря, бывшая графиня Мария Афанасьевна Лебедева. Мы сейчас с братом направляемся в Троице-Сергиеву Лавру, чтобы Патриарший Совет православной церкви освободил нас от занимаемых должностей и отпустил домой в Старый хутор к терским казакам. У меня к вам, добрые люди, большая просьба. Всмотритесь внимательно в наши лица. Мы, брат сестра близнецы. Брат брюнет черный, а я альбиноска белая. Это у меня не седые волосы, а белые от рождения. Точно такие, только цветами волос наоборот, мои дети-двойняшки, Иван и Марья. Дети пропали в нашем бывшем имени Рагули тридцать лет назад. Я знаю, что они живы, но не знаю, где они сейчас находятся. Я прошу вас, внимательно всмотритесь в наши лица. Мои детки сильно похожи на нас с братом. Может быть, кто-то видел моих детей или что-то знает о них. Тридцать лет я ищу своих детей и никак не могу их найти. Помогите мне найти моих детей.
Я сняла с себя косынку и распустила свои белые волосы ниже пояса. Взяла за руку Гурея и мы оба стали с ним поворачиваться так, чтобы всем хорошо было видно наши лица.
У Гурея все были черные волосы с редкой проседью в бороде и на голове. Так что мы лишь волосами с ним различались, как и прежде, а наши лица все также были очень похожи друг на друга, как две капли воды упавшие на землю к новой жизни.
Несколько минут зал молчал, внимательно разглядывая наши лица и удивительное сходство. В это время я своим платком промокала набежавшие на глаза слезы, пытаясь не разрыдаться. Ждала, что скажут добрые люди о моих давно пропавших детях.
- Я слышала давно эту историю от мамы, - вдруг, сказала молодая женщина из зала. - Мама рассказывала, что в пятнадцатом году видела в Петрограде двоих молодых, парня и девушку, близнецов, которые отличались лишь волосами, парень с белыми, а девушка с черными волосами. Вот, пожалуй, все, что я могу вам сказать. Да, еще, с ними был мужчина в форме офицера царской армии. Вроде генерал. Офицер прихрамывал на правую ногу и говорил с близнецами на французском языке с акцентом. Больше ничего я не могу вам про них вспомнить. Мама моя давно умерла.
- Спасибо, вам! - с надеждой в голосе, поблагодарила я, молодую женщину. - Мне известен генерал царской армии говорящий с французским акцентом. То муж сестры моего мужа, генерал-дипломат Игнат Ермилов. Мои дети в надежных руках. Но я хотела бы съездить в свое бывшее имение Рагули. Может быть, там кто-то остался из тех, кто знает все подробности находки моих пропавших детей. Тогда мне будет как-то легче сейчас отыскать настоящий адрес моих детей.
- Мы вам выпишем документ, - сказал председатель собрания, - по которому вас нигде больше не будут задерживать по подозрению. Так вам будет легче переезжать в поисках своих детей. Товарищи коммунисты! Собственно говоря, на этом партийное собрание закончилось. Всем можно разойтись по своим домам.
Нам с Гуреем, действительно, выписали документ, в котором говорилось, что нам разрешается заниматься поиском пропавших детей, там, где мы посчитаем нужным себе. На бумаге стояла круглая печать и подпись "Комиссар Самохин Иван".
С этим документом мы отправились в мое бывшее имение Рагули, в сопровождении патруля красноармейцев. Все с тем же молоденьким командиром, который сам напросился сопровождать нас по территории бывшей Тульской губернии, чтобы нас в пути больше никто и нигде не задерживал.
В имении мы прибыли во второй половине дня. Каково было в душе моей возмущение, когда я увидела в своем бывшем имении казармы кавалерии красной армии.
Но больше было мое удивление, после того, когда в своем бывшем имении я увидела старшей кухаркой в кавалерии старую Ксению, которая жила там, же в доме для слуг. Где она родилась больше полвека тому назад.
- Ой! Боже мой! - как прежде, едва не теряя сознание, ужаснулась Ксения. - Госпожа Мария! Откуда вы? Мы по вас, много лет назад, поминки справили. Вы живы! Вот прекрасно! Проходите в дом.
- Сегодня, в Туле, я узнала, что мои детки нашлись, - спросила я, Ксению, обезумевшую встречи со мной. - Это правда? Ты что-нибудь знаешь про моих деток, Ивана и Марью? Где они сейчас?
- Да! Да, госпожа Мария, ваши детки нашлись! - придя в себя, стала рассказывать Ксения. - После той ужасной ночи, когда ваш насильник Матвей умер в вашей кровати, а вы чуть не спалили дотла все имение, управляющий сообщил о случившемся господам братьям и сестре вашего мужа. Управляющий написал им всем письма. Вскоре родственники приехали семьями в ваше имение. Я им рассказала о трагедии вашей семьи. Тогда генерал Игнат Ермилов сказал, что займется поиском своих пропавших родственников. Игнат Ермилов нанял сыскную контору и жандармерию на поиски пропавших родственников. Географическую карту Тульской губернии разделили на сектора и стали прочесывать каждый сектор. Через две недели поиска наткнулись на секту отшельников. Там были ваши взрослые детки. Иван и Марья почти совсем забыли своих родителях. Только медальоны напоминали им о том, что у них где-то есть папа и мама. Сектанты сразу отпустили ваших детей без сопротивления. Генерал Игнат Ермилов привез ваших детей в имение Рагули. Дети неделю были здесь, пока продолжались поиски их родителей. Но когда все секторы обыскали и вас не нашли, то генерал Игнат Ермилов забрал детей с собой, чтобы их случайно опять не похитили сектанты, которые в начале обнаружения ваших детей, доказывали, что это их дети. Многочисленные доказательства вашего сходства с детьми вынудили сектантов уступить детей. Игнат Ермилов сказал, что как только найдутся родители, то он вернет ваших деток обратно в имение. Вот и все, госпожа, что я знаю про ваших деток. Больше никто из ваших родственников в имение Рагули не приезжал. Началась революция. Большевики отдали ваше имение под казармы конной армии...
Я была рада до глубины души, что мои детки все же нашлись. Вот бы найти нашего папу и тогда бы вся наша семья опять была бы вместе. Но только никто не знает, где искать Федора Лебедева.
Мне надо обязательно обратиться во французское консульство в Москве. Может быть, в консульстве помогут мне найти моих детей. Надо Ермиловым написать по старому адресу в Париж. Возможно, что они там живут до сих пор.
Вот только адреса я не помню, давно забыла, но адрес где-то у меня записан. Старые письма от Валентины сохранились. Надо мне хорошо поискать письма Валентины в своих вещах. Теперь вся моя оставшаяся жизнь будет посвящена поиску моих детей.
Мы с Гуреем остановились на ночлег у Ксении в старом доме. Этот дом почти сто лет тому назад построил своим слугам граф Павел Степанович Лебедев. После революции все слуги разъехались. В доме осталась только семья Ксении.
Я подумала, что как сильно все изменилось. То слуги жили у господ, в нашем доме, а сейчас бывшая госпожа останавливается на ночлег в доме своих бывших слуг. Все изменилось, с ног на голову перевернулось. Какой все-таки безумный наш мир!
С первыми петухами мы покинули гостеприимную семью. Простившись с Ксенией, я попросила ее, чтобы она присматривала за могилкой моего сыночка Афанасия.
Дала ей немного денег. К моему сожалению больше дать денег у меня не было возможности. Сама была в таком положении, как Ксения, а может быть хуже.
Все мои бывшие богатства давно были разграблены опасной революцией в имении, от которой сохранилось название. Село, которое выросло рядом с нашим бывшим имением, носит его название - Рагули.
Богатство же утрачено безвозмездно, как в имении, так и в Туле. Даже яблоневый сад не пожалели, вырубили и построили конюшни лошадей кавалерии красной армии. Загадили красоту. Какая дикость! Словно места другого не было рядом.
В Сергеев Посад мы прибыли к вечеру. Гурей надел на себя рясу Митрополита Кавказского. Пошел к воротам Успенского собора. Нам не пришлось долго ждать.
К воротам из маленькой часовни в нашу сторону направился молодой священник. Шел не спеша, издали, внимательно разглядывая нас. Приглядываясь к православному наряду Гурея.
- Проходите, ваше преосвященство! - целуя руку Гурею, писклявым голосом пригласил нас священник. - Вас примет батюшка Силантий, епископ Троице-Сергиевой Лавры. Идите в православный храм. Батюшка Силантий вас ждет.
Священник показал нам на Троицкий собор увенчанный золотыми куполами и крестами. Перекрестившись, мы медленно пошли за священником. Тем временем из часовни вышел дьячок.
Он повел нашу измученную лошадь в хозяйственный двор, который находился прямо за дорогой с огромной конюшней наполненным свежим сеном. Мы были рады, что нам, а также нашей лошади наконец-то можно отдохнуть. Ведь мы давно потеряли счет нашим скитаниям по земле русской.
- Боже мой! Какая встреча! - воскликнул епископ, одетый в белую рясу расшитую золотом. - Неужели Гурей пожаловал в святую обитель. Как я рад! Мне монахи говорили, что ты умер в Турции.
- Так это ты, Силантий Парфенов? - растерянно, спросил Гурей, епископа. - Трудно поверить!..
- Кто же еще?! - ответил епископ, принимая Гурея в свои объятья. - Я, собственной персоной! Тогда в Иерусалиме, когда тебя турки стукнули по голове и утащили, мы обошли весь город, чтобы тебя найти, но все было бесполезно. Нам сказали местные жители, что ты попал к туркам в янычары. Оттуда одна дорога - к нашему Господу Богу. Через пару лет я услышал, что твой труп был доставлен через Батуми в Тифлис, а затем в Россию. Где были похороны, не мог узнать, а то бы поехал туда. Собственно говоря, это хорошо, что не поехал. Возможно, именно поэтому ты остался жив. Ну, рассказывай, как тебе удалось выбраться из заточения? Откупился монетой золотой?
- Может быть, вначале накормишь с дороги, - подсказал Гурей. - Меня и мою сестру. Мы голодны.
- Это я сразу сообразил, - прервал Силантий Парфенов. - Дьячок накрыл стол. Прошу вас к столу.
Силантий Парфенов показал нам на дверь в конце зала Троицкого собора. Мы все трое пошли туда. В большой комнате, расписанной фресками на тему библейских историй, стоял длинный стол на резных ножках накрытый белой скатертью расшитой золотом.
Вокруг стола стояло с десяток массивных стульев, таких же, как стол. Очевидно, что тут едят служащие храма с епископом во главе. У него и стул отличается от других. Так положено по церковному сану.
Живут они, конечно, лучше нас. Посуда фаянсовая на столе расписная золотом по белому цвету. Сразу видно, что белый цвет и золотой цвет, главные цвета в Троице-Сергиевой лавре. Пища также отменная. Русский борщ со свежей свининой. Хлеб горячий из белой муки. На столе кувшин с русским квасом.
- Ну, пожалуйста, расскажи мне, что тогда там с тобой приключилось, - после сытного ужина, опять стал настаивать Силантий Парфенов. - Уж сильно интересно, как ты ухитрился тогда живым выбраться от турок. Ведь турки держат у себя янычар как хищников в клетке. Оттуда нельзя удрать.
- Да не был я у турок! - ответил Гурей. - Турки меня сразу продали арабу Ахмеду, купцу из Медины. Родина Мухаммеда, пророка Аллаха. Там, по дороге из Палестины в государство Саудидов, где находится Медина, на нас напали разбойники. Я спас Ахмеда от гибели. Ахмед даровал мне за это свободу. Мало того, Ахмед отдал мне в жены свою лучшую дочь, по имени Лейла, которая родила мне сына Эль-русса. Кроме того, я побывал в святом месте ислама, в Мекке, коснулся губами древнего святилища ислама, железный камень Кааба. Но, до всех этих событий, я сам лично сделал себе обрезание, по всем обычаям ислама. Так мне во сне велел голос старца, который явился передо мной, словно наяву. Я не мог себе отказать в этом. Таким образом, я стал первым обрезанным православным, у которого в душе осталась вера в нашего господа Бога Иисуса Христа. После того, как родился мой сын, мне сказали, что я должен вернуться к себе домой в Старый хутор. В тот самый день, когда меня собирались хоронить, я сам появился дома. Это все, что тебе могу рассказать о себе. Остальное, тебе не интересно. Обычная моя жизнь. Такая же жизнь, как у тебя. От простого священника, до высокого православного сана Митрополита Кавказского. Вот и все. Теперь ты, Силантий, расскажи мне, как ты жил эти годы? Мне тоже интересно про тебя знать.
- Я этот высокий сан получил совсем не так давно, - начал, как, бы оправдываясь, говорить Силантий. - Вот, как перебрались из Петербурга в Сергеев Посад, так и повысили. Ну, а тебя и твою сестру Марию, каким ветром занесло в наши края? Наверно не спроста такую даль добирались?
- Мы с Марией хотим вернуться в Старый хутор, - ответил Гурей. - Вот, это наше прошение в Патриарший Совет. Оставляю свой пост. Прошу тебя, Силантий, по старой дружбе посодействуй нам.
Силантий Парфенов взял прошение и стал внимательно его читать, перебирая в бороде щетину.
- Я тебе обязательно помогу, - серьезно, сказал Силантий Парфенов. - Но Патриарший Совет соберется у нас лишь перед новым годом. Ты немного опоздал, мы собирались всего три дня назад. Собственно говоря, за тобой посылали дьячка. Ты с ним не встретился. Придется тебе подождать.
"Наверно у Гурея очень серьезно обстоят дела с его семью книгами" - подумала я. - "Гурей ничего не сказал Силантию Парфенову про то, как он вернулся домой от арабов. Я тоже за столько лет ничего не знаю об этих книгах. Даже тогда, когда мы жили отдельно от родственников во Владикавказе и в Краснодаре, Гурей ни разу ничего не сказал об этих странных книгах. Где книги и что с ними сейчас? Однако я точно знаю, что Гурей до настоящего дня имеет тайную связь с книгами"
- У меня к тебе, Силантий, есть одна просьба, - прервал Гурей, мои размышления. - Скажи, где находится французское консульство или посольство. У Марии давно пропали дети близнецы, мальчик и девочка. Вчера мы узнали, что детей нашли наши родственники. Они в царское время жили в Париже. Были дипломатами России во Франции. Вот мы хотим через дипломатические каналы, узнать адрес родственников. Может быть, тогда Мария вернет своих детей или к ним уедет.
- В этом я вам не могу помочь, - разводя руками, ответил Силантий Парфенов. - Мне кажется, что Франция не имеет дипломатических связей с Советской Россией. Да и вообще я ничего не знаю толком о политике Советской России. Большевики держат церковь в полной изоляции от мира...
До поздней ночи мы разговаривали о разных делах. Вспоминали свою молодость и жизнь в старые царские времена. У нас было много приятных и горьких воспоминаний о прожитой жизни. Естественная потребность в отдыхе взяла свое. Мы решили удалиться спать. За нами пришел дьячок от домика для гостей. Селантий распорядился, чтобы нас проводили на покой в этот домик.
Силантий Парфенов предложил нам с Гуреем домик почетных гостей. Домик оказался достаточно далеко от места нашей трапезы. Мы прошли Шатровую церковь Зосимы, Савватию над Больничными палатами и Смоленскую церковь родондры.
Затем повернули в сторону парка покрытого густой зеленью деревьев. Недалеко от церковной звонницы находился небольшой уютный домик к приему почетных гостей.
Мы сразу отправились спать по своим комнатам, на которые нам указал дьячок. Я так сильно устала за целый день нашего пути, что ни стала толком рассматривать свою комнату. Помыла с дороги теплой водой в тазике свое тело. Едва раздевшись, почти сразу уснула.
- Мария! Сестричка, вставай, пора, - услышала я, за дверью, голос Гурея. - Нам завтрак подали.
- Я сейчас быстро собирусь! Только оденусь! - громко, ответила я, надевая на себя чистое платье.
Гардероб у меня был не богатый. Всего два монашеских платьев и три обычных платья. Я надела дорожное ситцевое платье. Умылась тут же в комнате. Спрятала под косынку волосы и сразу с вещами вышла в коридор. Гурей взял меня под руку. Пошли в столовую храма, где стол накрыт.
- Как спалось, уважаемые господа? - улыбаясь, спросил Силантий Парфенов. - Проходите к столу.
- Спасибо, Силантий, что накормил и приютил на ночь, - ответил Гурей. - Мы хорошо выспались.
За завтраком мы больше ни разговаривали. Силантию Парфенову надо было вести церковную службу, а нам возвращаться в Краснодар. Завтрак был такой же сытный, как и ужин, но мы спешили в дорогу. Нам некогда было засиживаться. Надо обратно нам пристроиться к обозу на Кавказ.
- У меня к тебе последняя просьба, - на прощанье, сказал Гурей. - Когда будет собираться Патриарший Совет, то меня, пожалуйста, больше не приглашайте. Я ни хочу, чтобы меня отговаривали.
- Хорошо! - согласился Силантий Парфенов. - Я так и сделаю, только ты подготовь к этому времени документацию и полную передачу церкви новому приемнику. У тебя есть на это много времени.
Простившись с Силантием Парфеновым, мы ни стали заезжать в Москву. Прямо с Сергеева Посада отправились в Краснодар. В течение дня догнали на большаке несколько крестьянских подвод, которые направлялись в город Орел не заезжая в Тулу. Нас это вполне устраивало. Тем более что мне ни очень хотелось заезжать город мрачных воспоминаний.
Быстрее надо добраться в Краснодар и начинать подготавливаться к сбору в Старый Хутор. Наверно придется весной ехать к нашим родичам в Старый хутор. Зимой холодно и опасно. К тому же на подводе нам не доехать.
В город Орел приехали ночью. Остановились в грошовой гостинице с клопами и тараканами. С первыми лучами солнца отправились в путь, слегка позавтракали в буфете гостиницы. Денег осталось мало, а добираться еще далеко.
Силантий Парфенов предлагал нам деньги, но Гурей, почему-то отказался. Возможно, что не хотел себя считать должником. Узелок с продуктами от церковной кухарки Гурей все-таки взял. Собственно, этими продуктами мы питались в дороге.
Кусок вареного мяса, булка ржаного хлеба, соль, две головки лука, четыре помидора и четыре огурца. Нам этих продуктов хватило на три дня езды. Три дня добирались до Краснодара голодные. У меня часто кружилась голова, едва не теряла сознание. Едва добралась до монастыря.
- Матушка-настоятельница! Как мы рады, что вы вернулись! - встретили меня монашки у ворот женского монастыря. - Мы волновались за вас. За митрополитом приезжал посыльный из Троице-Сергиевой лавры. Мы ему сказали, что вы отправились к ним с прошением о своей отставке...
- Спасибо, я это знаю, - прервала я, рассказ монашек. - Вы меня лучше накормите. Я голодная.
От сильного голода у меня перед глазами расплывались желтые круги, но кушать почему-то совсем не хотелось. Я даже питала какое-то отвращение к продуктам.
Однако понимала, что если не поем, то тогда точно потеряю сознание. Пересиливая себя, я стала кушать то, что подали монашки к столу.
То была ни райская пища из божьего храма в Троице-Сергиевой лавре, но мне надо кушать, чтобы пересилить голод и вернуться в нормальное состояние своей жизни.
Я знаю, что монашки подали мне самую лучшую пищу нашего стола, но мне казалось, что пища не вкусная, так себе, словно трава, из которой приготовили блюда. Все-таки через силу я все это съела.
Мне стало значительно легче после еды. Я сразу отправилась спать в свою келью. На следующий день у меня все станет по-старому. Опять вернутся мои повседневные заботы в женском монастыре.