ВЛАДИМИР ЧЕРКАСОВ

ПОКА НЕ ПРОПЕЛ ПЕТУХ

Рассказ

" Я уезжаю в деревню,

Чтобы быть ближе к земле...

Б.Гребенщиков

Шоссе было мокрым, скользким и гладким, как каток в начале холодов. Фары движущихся навстречу машин вспыхивали узким пучком света, который, стремительно надвигаясь, превращался в слепящее пятно света и тут же гас, погружая салон автомобиля в кромешный мрак.

Брызги дождя, словно оспины, усеивали ветровое стекло и только два полукруга от непрерывно работающих "дворников" в центре на несколько секунд оставались чистыми и ровными между двумя взмахами щеток.

Павел не любил ездить по ночным дорогам. Свет от встречных машин слепил глаза, изматывая нервы и все время отвлекал внимание от шоссе. Этот ас-фальтовый монстр был приемлим днем, но ночью становился смертельным врагом. Первый раз Павел столкнулся с жертвами этого монстра в армии, когда ночью их роту вызвали разбирать завал на дороге. Грузовик, который вез взвод новобранцев, на полной скорости врезался в стоящий на дороге танк с выключенными фарами. Это зрелище растерзанных и разбросанных на десятки метров останков мертвых людей потом долго еще стояло у него перед глазами. Это была первая его встреча с ненасытным молохом. После Павел уже перестал считать очередные жертвы, только интуитивно опасался ночного асфальта.

Однако сейчас дела сложились так, что выехать пришлось немедленно. Заказчик позвонил ему прямо домой два часа назад, назвал город, адрес, человека и сумму. Именно с этого момента включился счетчик.

Клиента надо убрать как можно скорее, кому-то он мешает даже ночью, когда спит.Счетчик включился и скука, эта вечная спутница стала потихоньку отступать. Но совсем так и не ушла. Раньше Павел работал из-за денег, но потом, когда их стало много, этот интерес пропал. Скучно стало ему жить на этом свете, скучно. Все у него уже было и ничего нового не обещалось. Даже женщины не манили, как прежде.

Звонку Павел обрадовался , он уже засиделся без дела. И вот теперь гонит вперед по этому облезлому ночному шоссе, хотя и не любит этого....

Его автомобиль благополучно проскочил неразбериху городских перекрестков, и теперь перед ним на много километров лежала свободная трасса. Пожалуй, часов через пять он будет на месте.

Однако пятнистая, мазутная шкура асфальтового чудовища все же доконала его " девятку". Машина влетела левым колесом в огромную выбоину на асфальте и его с сиденьем тряхнуло так, что лязгнули зубы. Вместе с этим лязгом слился мерзкий хруст где-то в районе коробки передач. Автомобиль сразу начал дергаться и рычать шестернями, двигатель натужно взревел, а потом и вовсе заглох. По инерции Павел прокатился несколько метров вперед, после чего резко свернул на обочину.

Когда глаза привыкли к темноте, он при свете луны увидел, что куда-то направо уходит укатанная грунтовая дорога. Внизу на руке светились стрелки часов.

Час ночи! Павел выругался и начал искать фонарик.

После долгих поисков искомое обнаружилось в багажнике. Здраво рассудив, что здесь он ничего не высидит, Павел двинулся по мокрой, расхлюстанной дороге, подсвечивая себе под ноги фонариком. Шоссе сзади за спиной как будто вымерло - ни одной машины.

Помощь можно было найти только в той богом забытой деревеньке, что весело перемигивалась огоньками на горке.

Дальше пошло еще хуже. Когда он добрался до первого забора, весь заляпанный грязью, открылся вид на деревню. Там творилось что-то странное: то тут, то там появлялись и исчезали какие-то неясные, нереальные фигуры. Они о чем-то спорили, махали руками, нагибались и выделывали странные и нелепые телодвижения.

Около первого же дома трое из этого сонма странных привидений сразу прицепились к нему. Павел, не долго думая, отправил двоих привидений отдохнуть в ближайшие заросли лопухов, а у третьего, прижав того к забору, выяснил, что в деревне происходит съезд механизаторов, уже третий день.

Съезд, судя по запаху самогона, исходящего от труженика полей, непредвиденно затянулся. Специалистов по ремонту в деревне не имелось, а единственного автомеханника Павел только что нокаутировал под забор, и очухается он не раньше утра. Обстановка складывалась плачевная, тем более, что мест в деревне, свободных от участников слета, не наблюдалось.

И тут Павлу, наконец, повезло. В самый разгар их интересного толковища возник около плетня самый трезвый ныне человек в деревне дед Матвей, местный сторож.

Находясь в здравом уме, а так же на службе, дед Матвей быстро схватил нить разговора. После недолгих препирательств он спровадил гостя в бывший помещичий домик, стоящий немного в стороне от деревеньки, среди запущенного яблоневого сада. Ожидалось, что со временем в нем откроется музей и домик возьмут под охрану государства, как памятник помещечьего быта. Пока же усадьба стояла заброшенной и почему-то пользовалась дурной славой.

- Днем в нее барин вселялся,- охотно объяснял Павлу сторож по дороге в усадьбу- Потому-то и жил здесь недолго, разорился. Советов добрых не слушал, все по-заграничному жить хотел, за это и кару принял.

После этого изречения старик понес и вовсе какую-то чушь, и чем дальше, тем путаней. Что, дескать мол, домовой местный на всех в обиде и даже водки и хлебца соленого, который сторож каждый день ставит ему в подъизбице, не отведывает.

В конце концов он привел Павла в гостевую комнату, бывшую барскую спальню, где кроме огромной широченной кровати ничего не было. Все остальные предметы помещечьего быта растащили местные жители- краеведы.

На прощание дед Матвей предупредил, что место здесь нечистое, только святым крестом и спасешься в случае чего. С тем и отбыл...

Спал Павел беспокойно. Казалось, какая-то тяжесть давили на грудь, мешала дышать, словно в воду нырнул. Он почти что задохнулся, выдираясь из темного сна, пока не понял, что не спит, и кто-то тяжелый, мохнатый навалился ему на грудь и цепкие пальцы сплелись на его горле. Он рванулся в сторону от липких рук, отдирая эти пальцы от шеи, чувствуя, как внутри подымается животный ужас. Свободная рука шарила под подушкой, ища наган.

Выстрел прозвучал оглушающе в пустой комнате.

Павел сидел на кровати, наведя ствол на то место, куда он сбросил нападавшего.

Но все дело было в том, что там никого не было. На залитом лунным светом полу, около стены сидел толстый черный кот и нагло пялил на него узкие зеленые глаза. Кроме кота в комнате никого не было.

- Ерунда какая-то!,- вполголоса сказал Павел, потирая нывшую шею- Кот этот...Душил же меня кто-то! Скажи кому- засмеют...Брысь отсюда, зар-раза!--рявкнул он, разозлившись.

Котище открыл розовую пасть, прошипел " Х-х-ха" и сгинул в темноте.

Павел натянул брюки, рубашку и вышел наружу прогуляться, успокоить нервы перед сном. Дом дышал ему в затылок своими шорохами и потрескиваниями. Павел стоял на крыльце и глядел на небо.

Звезды здесь были совсем близко, яркие небесные лампочки. Со всех сторон навалились запахи, зрение обострились и движения сделались кошачьими, какие-то невесомые. Он легко соскочил с крыльца вниз. Луна, до этого ярко горевшая в небе, зашла за тучу. Павел наощупь двигался в в темноте среди одичавших яблонь. Где-то здесь должен был располагаться пруд- славно было бы искупаться!

Вдруг он почувствовал какое-то движение позади себя и резко обернулся, выдирая из-за пояса наган. Сзади на него наваливалась огромная темная масса с горящими глазами!

Бах! Бах! Два выстрела разорвали ночную темноту.

-У! Угу-гу!,- завопила темная фигура- и вдруг исчезла.

Павел затравленно озирался, ища противника.

Cбоку треснула ветка. Павел выстрелил на звук, и тут же слева от него опять завопили: "У-гу-гу!"-и снова та же темная фигура кинулась на него. Он пальнул в грудь этому ужасу из своей детской хлопушки и секундой позже уже петлял по саду, заслоняя глаза рукой.

За спиной орали:" А! Ага-га!" и ломали ветки, догоняя.

Впереди вспыхнула в очистившемся небе луна- помогала!

На бегу он переломил револьвер и сунул туда пару патронов. Тяжело дыша, Павел вылетел к самому дому и побежал вдоль стены.

Прочь! Прочь от проклятой чащобы!

Только выскочил за угол и запутался ногами в гороховых стеблях- как новая напасть!

Откуда ни возьмись- шасть ему навстречу маленькая старушонка и в костлявом кулаке огромную раскаленную до красна сковородку держит!

Одето это чучело в ветхий сарафан, драную фуфаенку, босая и шипит навстречу:

- Горошку захотел, родимец! Вот я тя поподчую!

- Обкладывают!- пронеслось в голове у Павла, и недрогнувшей рукой он всадил две пули в надвигающуюся фигуру.

И опять тот же результат! Мерзкая старуха уже совсем рядом щерит остатки зубов в ухмылке:

-Серебром надо, касатик, серебром!

Павел, покрывшись испариной, поднырнул под раскаленную пасть сковороды. Опалило щеку и он, не глядя, выстрелил.

Cковороду вырвало из старушечьей руки, и пылающий круг с шипением плюхнулся в густые заросли гороха.

Старушка в некоторой растерянности посмотрела на Павла, потом замахнулась кулаком и проскрежетала:

- Перекреститься толком-то не умеет, нехристь!- и после этих слов.....растворилась в воздухе.

Павел сидел на земле, ошеломленно переводя взгляд с тихо шкворчащей в зелени сковороды на место дематериализации старушенции.

Вокруг стояла оглушающая тишина. Он сунул наган за пояс и с трудом поднялся на ноги. Чувствовал- преследовать не будут.

Совсем рядом квакали лягушки и сверкали блики отраженной в воде луны - пруд жил своей ночной жизнью.

- Пойду руки помою- и ноги здесь моей больше не будет!- решил Павел.

Сразу около берега росли березы, потихоньку полоща свои листья в пруду. А прямо перед ним, на толстой ветке белела женская фигурка и стройной белой ножкой водила по воде, рассыпая лунные брызги.

Павел уже понял, что она совсем не одетая, причем, видит его и молчит. Он также молча подошел ближе, почти вплотную, и тут услышал:

- Что же ты, Павлуша, ко мне без полыни пришел? Или не знаешь: так просто русалки к себе не подпускают, без полыни. Надо мне полыни в глаза бросить, а то я тебя до смерти защекочу.

Девушка засмеялась и стала раскачиваться на упругой ветке. Павла неведомая сила подвела прямо к березе и руки его сами потянулись к ночной красавице.

- Господи!- подумал он- Таких в жизни не бывает! Сколько я красивых баб видел, но таких...

А это чудо уже соскальзывало прямо ему на руки, он чувствовал шелковую кожу бедра и прикосновение ладони к его щеке. Павел повернулся и понес свою добычу к дому, слыша чуть задыхающийся голос:

- Верни меня назад, Павлуша, пока не поздно. Ты и так здесь всех обидел и переполошил. B работа твоя страшная, а остановить тебя некому и наказать.

- Не ты ли, красавица, наказать меня хочешь?- насмешливо спросил он

- Я и накажу, Павлуша. Люди наказать не могут, а нечистая сила накажет...Ты и здесь всех обидел: и домового, и лешего, и кикимору...

- Так вот кто эта старуха со сковородкой!- рассмеялся Павел- А я думал- местный сторож!...

Когда он опустил девушку на постель, голова ее легла на подушку и волосы желтой волной расстелились по кровати.

- Ты не веришь, что я- русалка?- Ну, иди же ко мне, пушок. Помнишь, как мама тебя называла?

- Ты ...ведьма?- он удивленно отстранился от нее.

- Я - русалка, я все знаю. Иди ко мне, иди- теплые, полные руки потянулись к нему из темноты- Мы не вмешиваемся в людские дела, пока люди сами их решают. Но злодеев мы наказываем...

Ее губы продолжали шептать слова ему навстречу, пока он не припал губами к ее горячему рту. Завертело его, закружило, кинуло в зеленые, пахучие травы, там, где невесомый воздух, бьющие в глаза солнечные лучи, где осталось его детство, где он был счастлив.

И бежал он по росистой траве, по пояс мокрый, а навстречу ему, из леса, бежал его отец, живой, огромный и сильный. Потом он, маленький карапуз в смешных синих шортиках, визжа от восторга , подлетал высоко вверх на сильных руках, защищавших его тогда от этого подлого мира и где он сейчас пробивается с пистолетом, потому что по- другому не умеет, да и не хочет.

- Любить я тебя буду, Павлуша, как никто тебя не любил!- все звучал у него в ушах задыхающийся шепот, и падала в вечность бесконечная ночь...

В небе гасли последние звезды, и оно уже светлело.

На широкой постели, посредине огромной комнаты, лежал мертвый мужчина в мятом костюме. На его губах застыла счастливая улыбка. Рядом, возле подушки зарылся в простыню старый, проржавевший насквозь наган.

Из раскрытого окна налетал легкий утренний ветерок и шевелили волосы мертвеца.

Было тихо-тихо, только старый дом слегка потрескивал своими рассохшимися суставами.

И тут заголосил петух, разгоняя морок нечистой силы, владеющей ночной землей.

Вставало солнце...