Уже лет 5-6 я получаю (кто-то окатил добром, спасибо ему) журнал news@liveinternet.ru. В нем - всё. искусство: живопись, скульптура, фарфор, старинное оружие, архитектура, музыка, кинофильмы, фотографии мастеров фотосъемки, сюр, путешествия, замки, водопады... Супертанцы взрослых и детей, говорящие попугаи, неслыханные голоса опять-таки взрослых и детей, понятно, что кошки... Мысли мудрецов, советы травознаев, "Самое интересное", "Необычное", "Позитивное", приколы, рецепты интересных блюд - то есть товары на любой вкус. За один вечер весь журнал не рассмотришь, а получаю я его каждый день.
С некоторых пор, открыв как следует журнал, я непременно кликаю на слово "натюрморты". Натюрморт - интереснейший жанр живописи и фото. В нем опять-таки всё. Прежде всего, конечно, - красота. Чаще это цветы (каких только нет!). Физалис. Рябина-калина. Причудливая ветка. Потом фрукты. Овощи. Выпивка "от и до". Накрытый стол. То на нем кувшин с молоком и черный (свежий на разрезе!) хлеб, то сало с зеленым луком, чесноком и бутылкой водки, то омары, крабы, хрустальный графин с красным вином и непременный лимон со спирально спущенной кожурой. Предметы старины: чугунки, угольные утюги, швейные машины "Зингер", лампы ("семилинейная" - не дай вам Бог узнать, что это такое!), фонари, медные подсвечники, глиняные кувшины, серебряные потемневшие кубки, древние книги, музыкальные инструменты... Человеческие черепа (memento mori!) и другие. Раковины... Всё красиво, бездна вкуса, цвета, настроения, всё многозначительно, что-то часто отзывается в сознании музыкальной фразой...
Но лишь однажды я увидел глубину. Она и есть то, ради которого я затеял рассказ.
Глубина была на фото. Натюрморт: старый деревянный чулан и старый же, толстой пыльной доски стол. На нем позеленевший от времеии подсвечник с огарком свечи, огрузшей от наплывшего стеарина. Спичечный коробок. Огонек свечи высвечивает гвозди в дощатой стене, на которые подвешены кое-какие инструменты - клещи, ржавая ручная пила, связка старых ключей с узорчатыми бородками... Недалеко от подсвечника лежит висячий замок и ключ к нему с пеньковой (!) ветхой веревочкой. Понятно: кто-то только что вошел в пахнущий деревом и стариной закуток...
А за подсвечником, у другой стены, между двумя черными чугунками, стоит большой букет свежих цветов! Яркий, неожиданный.
И мгновенно понимается: память! Образ ее: букет свежих цветов в старом, сплошь деревянном чулане. Она хранит здесь негаснущее воспоминание о чем-то давнем, произошедшем, бывшем... нет, скорее, промелькнувшем, чудесном, но в свое время недопонятом и - вот оно то, что не дает угаснуть, - упущенным!
Обратимся теперь к прозе, хотя начну я ее поэтической строчкой: "Это было, было в Одессе...".
Нас тогда, на одесской самой людной улице было двое: мой друг, умница, с хорошим, интересным лицом, с женщинами (а речь пойдет об этом) нахрапистый, скажем точнее - женщин по-гусарски самоуверенно атакующий, и я, робкий после 4 лет службы в ВМФ, отвыкший от цивилизованного общения, все еще пугливо осматривающийся.
Стас был из Харькова, жил на Сумской - главная улица, на которой "блистала" по вечерам харьковская молодежная элита, - это, конечно, тоже обрисовывает моего друга. В Одессе он бывал временами: учился заочно в Гидротехническом институте; я учился в Педагогическом и жил в общежитии.
Нас со Стасом поначалу связало простое соседство коек в Высшем Военно-морском училище в Севастополе, потом обнаружилось некоторое родство душ, общий - прошлого - словарь, одинаково хорошее отношение к умеренной выпивке, еще - обоюдное отчисление из училища (причина была одна: нарастающее сопротивление армейскому диктату), служба в ВМФ рядовыми матросами, встречи, язык долгой дружбы, когда всё понимается с полуслова, согласие во многом... я и другим пожелаю такой прочности дружеских уз. Приезжая в Одессу, Стас стучал в мое окно на первом этаже общежития, я выходил...
И вот начало того эпизода, который закончился для меня... букетом цветов в старом чулане. Стас познакомился с интересной девушкой, нет, молодой женщиной, которую его взгляд пропустить не мог: она отличалась и вкусом к наряду, и осанкой, подкатил, может быть, по-гусарски щелкнув каблуками. Чем-то заинтересовал; она пригласила его (но не одного, а с другом), к себе на кофе. Была в тот вечер чинная гостиная, кресла, картины на стенах, кофе в крохотных чашечках (это после моих алюминиевых кружек с жидким компотом)... Беседа. Разговор вел мой друг, я помалкивал. Но заметил на себе все более частый взгляд хозяйки дома.
Здесь память пропускает подробности нескольких наших визитов в этот дом, зато фиксирует интереснейшую деталь. Мне - а не моему другу - была вдруг вручена для прочтения небольшая, только что переведенная на русский язык книжка "Маленький принц". Экзюпери меня поразил, как поразил, наверно, многих, живущих в Советском Союзе, - новым в литературе героем, его одиночеством, грустью о покинутой им розе на крохотной планете, прощением ее иголкам...
Маленький принц - душа самого Экзюпери.
Замечу здесь, ничего не утверждая: через полтора десятка лет я стал писателем, детским, больше всего любящим писать сказки! Сказок, кроме других книг, у меня вышло три сборника.
Потом мой друг уехал. Ответа на свое внимание к ней он не получил. А я стал получать одно за другим приглашение посетить этот дом
Небольшая информация о моей новой знакомой. Была она замужем за поляком, жила какое-то время в Варшаве, что-то у них не сложилось, Нина вернулась в родной город, оставив фамилию мужа: Д...вич. Об уехавшем моем друге она высказалась между прочим едкой и отточенной фразой, отметив в ней его, бросающееся в глаза гусарство. Жаль, фраза та из памяти выпала.
Как-то мы уговорились пойти вечером к морю, но не на пляж, где и вечером людно (вечерние летние купания в Одессе, целыми компаниями - почти обряд), а к скалам, они дальше пляжа, там поздним вечером мало кто бывает.
Память сохранила ее черное узкое платье (наверняка купленное в Варшаве) и - главное - туфли на высоком каблуке, оправданные асфальтовым шоссе, идущим вдоль моря в Отраде. После шоссе мы спустились по каменистому склону к скале, Нина опиралась на мою руку. О чем я подумал тогда мимоходом - о ее доверии ко мне, а еще - о высоких каблуках на трудных камнях спуска. Мы сели на скалу, в которую билась, иногда бело оскаливаясь, несильная прибойная волна. Сидели, изредка переговариваясь, вглядываясь в черноту ночи и моря, в две - у каждого своя - лунные дорожки. Я не осмелился тогда взять ее за руку, она - не положила руку на мое плечо. Может быть, ей достаточно было именно такого общения. Не знаю.
Но вдруг такого:
...Зачем мы перешли на ты... За это нам и перепало на грош любви и простоты, -- а что-то главное пропало...
Это строфа из стихотворения Агнешки Осеецкой, полячки, которое, не случайно заметив, перевел ("вольный перевод", было сказано в предисловии) Булат Окуджава.
Кроме слов "что-то главное", есть еще одна примечательная фраза в этой песне: "Мы искушаем расстоянье...".
...Мы с Ниной в те немногие "свидания" (кавычки здесь необходимы) дистанции не "искушали" и все время были "на вы". Наверно, это ее устраивало, устраивал и я, не нарушавший в этих нескольких встречах "расстояния".
Было еще несколько встреч, но больше - приглашений заходить. Но из-за послеармейской карнавальной суеты, в которой закружился, - новые друзья, добросердечные подружки, веселые вечеринки - приглашениями я легкомысленно пренебрег.
Эта мысль пришла позже - ведь я тогда был выбран! Выбран, избран, отобран - поклонников у молодой и красивой женщины было предостаточно. За что выбран, опять не знаю, Женские чутье, женский выбор, можно тут произнести и слово "причуды" для нас, мужиков, - тайна за семью печатями. Всегда ли мы знаем, за что нас выбирают, для чего - может, просто из любопытства?.. И что разглядела она во мне, во что поверила (во что проникла, что, может быть, надеялась взрастить, как это умеют женщины?), как не побоялась пойти со мной на одинокую ночную скалу, выходящую в море?
...И всегда ли знают они, женщины, вдруг выбирая кого-то?
Может, и знают; но для меня это осталось неразрешенной загадкой.
И еще - ясным теперь ощущением того, что я, кажется, прошел тогда мимо чего-то большого, такого же, наверно, необычного и полного необычных вопросов и необычных ответов, как... как общение летчика Экзюпери в пустыне с Маленьким принцем..
Теперь это упущенное нащупывается раз от раза фонариком мысленного усилия - во все больше сгущающейся темноте тех давних вечеров и часов, усилие вслушивается в обрывки фраз, старается произошедшее (промелькнувшее) понять, разгадать, узнать, что, что, что ты потерял! Что невероятно хорошее упустил.
"Что-то главное"..
Я закрепил тот натюрморт на экране компьютера и с неделю букет не покидал его, каждый раз возвращая меня в давнее. Потом я заменил букет другой картинкой (я меняю их) и... вспомнил, что не сберег (не засэйвал) натюрморт в компьютерной памяти.
И с тех пор, "листая" журнал, все время кликаю на слово "натюрморты" в надежде отыскать тот, в котором, в отличие от других, есть глубина. Моя... да и наверняка еще и еще чья-то.