Чирков Вадим Алексеевич
Ученые труды професора Догадайкина

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 14, последний от 03/08/2020.
  • © Copyright Чирков Вадим Алексеевич (vchirkov@netzero.net)
  • Размещен: 04/01/2012, изменен: 04/01/2012. 247k. Статистика.
  • Статья: Проза
  • Скачать FB2
    •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Ученые труды доктора гео-био-фило-было-фантас-мантас-параболических наук

    •    "Золотое перо Руси - 2010"
      
       УЧЕНЫЕ ТРУДЫ ПРОФЕССОРА ДОГАДАЙКИНА
      
       Профессор Догадайкин, доктор гео-био-фило-было-фантас-мантас-параболических наук, знает почти всё почти обо всем. Открытия он делает чуть ли каждый день. У его лаборатории дежурят журналисты, и когда профессор выходит, они бросаются к нему и спрашивают, было ли что-то открыто сегодня, чем он снова удивит ученый - и не только ученый - мир?
       -Да, - устало отвечает Догадайкин, - открытие было. Но удивляться тут совершенно нечему... - И будничным тоном сообщает очередную новость, о которой завтра будут шуметь все газеты.
       Иные открытия профессор делает с помощью хитроумных приборов, но чаще всего он идет к разгадке умозрительным путем.
       -Зрение Ума, - любит говорить Догадайкин, - самое зоркое, самое тонкое, самое гибкое средство научных открытий. Ни один из приборов не сравнится с ним! Оно способно заглянуть за любую перегородку, какой бы толщины она ни была, может проникнуть туда, куда не пройдет самая тонкая в мире игла. Зрение Ума еще тем хорошо, что оно может увидеть необычное в обычном...
      
       ПЕСНИ ПАУКА
        
       Совсем недавно профессор Догадайкин обнаружил любопытнейшие свойства паутины. Все, конечно, видели ее круги на кустах или в лесу - белесые от росы ранним утром и радужно сверкающие солнечным днем. Они служат паукам сетью, в которую попадают летящие мухи, запутываются в ней и оказываются потом завтраком или обедом насекомому-хищнику...
       Но у паутины есть еще одно свойство - и удивительное!
       Когда паук сидит в центре круга, потихоньку перебирая тонкие нити, он, по мнению большинства людей, просто-напросто поджидает жертву. Профессор, долго наблюдая за действиями охотника за мухами понял однажды, что это не совсем так. Он соорудил самый чувствительный в мире звукосниматель и приблизил крохотный микрофон к пауку, перебирающему всеми шестью лапками нити паутины. И... услышал то, что и ожидал - он услышал музыку!
       Да, да - музыку.
       Ибо упругие нити паутины для паука - все равно что для нас струны гитары или, скорее, арфы. Он наигрывает на них мелодии, на которые и слетаются мухи-меломанки, как люди собираются на концерт какой-нибудь знаменитости. И тут-то они попадают в сеть!
       Что еще обнаружил профессор Догадайкин, продолжая свои наблюдения за пауком и паутиной. После обеда хищник чинит порванную сеть и снова воцаряется в ее центре. И опять перебирает лапками струны паутины. Но теперь он наигрывает совсем другие мелодии! Ученый не только смог услышать их все, но и записал на диск. Скоро он продемонстрирует их под названием "Песни Паука". Первый раздел - "Песни голодного паука", второй - "Песни паука сытого".
       * * *
       мысль, которая не давала профессору покоя
      
       Главка для дотошного читателя
      
       Профессора Догадайкина не проведешь. Ему подавай то, что скрывается за словом, где и кем бы оно ни было сказано
       И однажды он обратил внимание на сказки.
       "Сказка, было записано в Дневнике, - не только ложь, как говорит о ней русская пословица, она еще и намек: ну-ка, мол, подумай, поломай-ка голову - нет ли здесь чего-то такого, что:
       ИЛИ БЫЛО,
       ИЛИ МОГЛО БЫТЬ,
       ИЛИ ДОЛЖНО БЫЛО БЫТЬ,
       ИЛИ ГДЕ-ТО ВСЕ-ТАКИ ЕСТЬ,
       ИЛИ ВСКОРОСТИ БУДЕТ И У НАС.
       Хорошо.
       А если БЫЛО, или МОГЛО БЫТЬ, или ДОЛЖНО БЫЛО БЫТЬ, или ГДЕ-ТО ЕСТЬ, то...".
       На "то" запись обрывается, но за ней следует другая.
       "У природы, - была следующая записьученого, - не бывает прихотей - она не человек. И не бывает капризов - она не ребенок. У природы всё разумно, всё целесообразно, всё необходимо - и пятнышки на крыльях бабочки, и узоры на спине черепахи, и верблюжий горб, и длинные задние ноги кенгуру, и хвост павлина, похожий на фейерверк, и вращающиеся во все стороны глаза хамелеона, и красный гребень на голове петуха, и стойка в камышах птицы по имени выпь, когда она вытягивается в струну так, что ее не отличишь от стебля камыша.
       И всё же природа "любит" эксперимент - то одно попробует, то другое: это, глядишь, и приживается (хоть и похоже на причуду), то, глядишь, отмирает, а то - сначала похожее на опытный образец - понадобится только через время.
       Понадобится?
       Через время?
       Что именно?!.."
       Рассуждая так, професор заглядывал мыслью наперед - так осьминог протягивает щупальце в незнакомую пещерку в поисках чего-то съедобного, - но он еще не знал, что за открытие впереди его ожидает. Только , волнуясь, догадывался о новизне...
      
       Но пока "щупальце", а за ним и другое шарят по стенам пещерки, скажем несколько слов и от себя.
      
       Интересны не только сами ученые достижения профессора Догадайкина, а и то, как он к тому или иному достижению пришел. Открытия ведь не падают на голову исследователя, как, скажем, камешек с чьего-то балкона и уж никак не сыплютяся градом. У них, открытий, всегда есть Начало (пусть даже сперва похожее на камешек), есть Путь, есть Развитие ("труд, не устают повторять ученые, труд и еще раз труд!), и, если вдобавок случится Удача, есть и Результат.
       Раз уж так много препятствий стоит перед каждым успехом доктора гео-био-фило-было-фантас-мантас-параболических наук профессора Догадайкина, приоткроем тайну хотя бы одного его открытия. Тайна эта лежит в следующей дневниковой записи ученого, сделанной 24 апреля 201... года.
       Она, во-первых, продолжает развивать мысль ученого, а во-вторых ("на ловца и зверь бежит" ) господин Случай оказывается тут как тут!
       Полюбопытсвуем.
       "С тех пор, как первобытный человек догадался впервые метнуть в зайца камень (и попал), большие и малые открытия и изобретения делаются чуть ли не каждый день. Их теперь не сосчитать, их миллионы, миллиарды. Я не рискну назвать последнее, потому что пока я произношу нужное слово, в чьей-то голове уже блеснула очередная идея, а может, о новинке уже набираются строки в газете или интернете. Но кое-какие открытия, даже будучи известными в свое время, для нас закрыты. Почему? Потому что не исследованы нами все тайники прошлого - пирамиды, потайные подвалы старинных замков, где до сих пор дожидаются человеческих рук тяжелые сундуки, окованные медью, глубины пещер, трюмы потонувших кораблей, не найдены в песках пустынь и не распечатаны глиняные и медные кувшины, в которых, может быть, таится, как сказочный джинн, ценнейшая иноформация... Потому что не все древние тексты на камнях, плитах, глиняных (и других!) дощечках расшифрованы, не все развернуты хрупкие папирусы... Потому что мы мало роемся в бумагах, оставшихся нам от далеких предков, а их тонны и тонны...
       И все же время от времени кто-то из дотошных архивистов находит желтый листок, заложенный в полуистлевшую книгу или рукопись - и его потрясают прочитанные строки!
       Так оно и случилось однажды. Мой сосед архивист пришел ко мне вечером взволнованный донельзя - он еле дождался моего прихода из университета - и с порога объявил:
       -Профессор, это что-то невероятное! Включайте компьютер, вставляйте этот диск и покрепче держитесь за стол!
       Через три минуты на экране моего компьютера возникла желтая страница с истрепанными в бахрому краями. Старославянский текст от времени выцвел, был еле заметен, местами он исчезал совсем, лучше всего сохранились почему-то росчерки над улетучившимися строчками. Видные еще слова мы читали хором:
       -"Чтый (читающий. - В.Ч.) да разумеет..."
       -"И аз ему малое писанейце послал..."
       -"Виждь, человече, каково лепко бесовское действо.."...
       -Как вы думаете, кому это письмо? - спрашиваю я.
       -А вы не догадываетесь? - отвечает архивист. - Да ведь нам же, нам с вами! Больше - вам!
       -Нам? Мне? Вы так считаете?
       -А вы читайте дальше.
       -"Сороки троскоташа... - было на второй странице. - Врани граахуть...".
       -Какие глаголы, - не выдерживал я, - какой язык!
       -"Дятлове тектом путь к горе кажуть..."
       Теперь видите? "Дятлы указывают путь"! Дятлы! Тектом! Да ведь это прямая дорога к очередному вашему изысканию! Читайте, читайте же дальше! - торопил меня сосед.
       Я подчинился. Мной всё больше завладевал интерес.
       -"Горы высокие... Дебри непроходимые... Утес каменный яко стена стоит... и поглядеть заломя голову... В горах тех витают гуси и утицы перие красное, тамо же орлы и соколы. И обретаются змеи великие..."
       -Змеи, - повторил я, - великие...
       -"А во иную су пору и боялись, человецы бо есны, да где же стало детца, однако смерть!"*..
       -Читайте, читайте - здесь целый рассказ!..
       Мы прочитали страницы до конца, потом оба, чуть дыша, отъехали в своих креслах от компьютера и поглядели друг на друга.
       -Не может быть! - сказал наконец я.
       -Это документ, - возразил архивист.
       -Это? - Я оглянулся на желтую страницу на экране. И тут же согласился: - Да, документ. О том, что...
       -Да, да! О том, о чем мы не догадывались. И не только мы - несколько поколений! А ведь мысль была так проста, так естественна! Ай-яй-яй! Так бездарно думать о Природе! - Архивист качал лысой головой .
       Мы говорили, может быть, загадками, нас никто бы не понял, но мы-то понимали друг друга прекрасно.
       Я поднял руку и растопырил пальцы.
       -Пять... И у каждой свое назначение.
       -У каждой! - с жаром подтвердил сосед. - А что они могут вместе!
       -Что будем делать? - спросил я.
       -Ну, здесь-то, как говорится, вам карты в руки. Я думаю, что вы должны изложить идею, как вы привыкли, то есть правдиво, доходчиво и убедительно. Информации здесь,- архивист кивнул на экран компьютера. - достаточно для научного сообщения профессора Догадайкина.
       -Вы правы: достаточно. Что ж...
       Сосед ушел, а я в тот же вечер, поглядывая на желтую страницу на экрне компьютера, на затейливые росчерки над еле видными строчками, изложил древний рассказ привычным для себя слогом".
      
       *Из текстов протопопа Аввакума.
      
      
      
       НЕДОТЯПУШКА И ЗМЕЙ ПЯТИГЛАВ
      
          Жил давным-давно один царь. Был он стар, и плотники рубили уже из большого дерева ладью, в которой царь поднимется в скорбный день в пламени и дыме огромного костра в синий океан неба и начнёт там бесконечное странствие над землей в виде меняющего свой облик облака.
         Зная, что скоро умрёт, царь изо всех последних сил готовил старшего сына, Василия на свое место. Учился тот и военной науке, искусству управлять, и вести одинаково хитрую беседу что с врагом, что с другом, и прочим делам, нужным царям. Считал накопленные отцом богатства, мерил конским скоком отцовы земли.
         А средний сын, Алексей, которому нечего было расчитывать на трон, увлёкся охотой. С утра до ночи разъезжал он с охотничьей ватагой и сворой собак по степи, бил меткой стрелой зайца и птицу, в лесу гонялся за оленем, а то и поднимал на пику медведя.
         Был и третий сын у царя, но так как тому и вовсе не на что было надеяться, да и охота ему не нравилась, он пил, пел, гулял, играл во все игры, какие были, - в общем, валял дурака. И звали его Иван.
         И вот однажды снова собрался средний сын на охоту. На этот раз он уговорил младшего брата поехать с собой. И зря. Потому что тот позвал с собой всех, с кем он каждый раз пил-гулял.
         Едут охотники по степи - шум, гам, песни. Всякая дичь, издали услыхав веселье, улепётывает прочь И в лесу они не угомонились, а ещё пуще раздурачились. Дуда вовсю дудит, кто кричит, кто аукает. Понял царевич Алексей, что не получится охоты, и незаметно для шумной гурьбы свернул в сторону, а там припустил по старой лесной дороге. Скакал, скакал, остановил коня, прислушался. Ни голоса сзади, ни звука.
         Тронул коня царевич, тот пошел по старой дороге, заросшей где кустами, где бледными лесными цветами.
         Лес, лес, лес - а вот и просвет меж деревьями. Выехал охотник на солнечный свет, под синее небо, видит - перед ним высокая гора. Он о ней слыхал, да все недосуг было посмотреть. Тишина вокруг стоит - неслыханная. Вот где должно быть зверья непуганого!
         Поехал охотник поближе к горе. Гора кажется ему всё выше и выше. На отвесных склонах её деревья, кусты. Вон орёл с кручи сорвался, крыльями взмахнул, полетел куда-то. Царевич тронул лук за спиной - при нём. И колчан со стрелами тут. И меч на боку.
         Стал царевич гору оглядывать - кто ещё, кроме орла, на ней живёт? Может, козла круторогого увидит? Надумал крикнуть:
         -Ого-го-о-о!
         Гора загрохотала в ответ - будто громом с неё в молодца ударило.
         А когда эхо смолкло, услышал царевич чьё-то сердитое:
         -Это кто в моих владениях разорался, будто хозяин?
         Наш охотник головой вертит, ищет, кто на него голос поднял. И видит: высунулась из пещеры-норы большущая змеиная голова - тоже осматривается, ищет незваного гостя. Схватился молодец за меч, а сам думает: зря он от товарищей сбежал, в них сейчас как раз нужда - кажись, сам Змей Горыныч здесь живёт.
         Но страх свой упрятал подальше, голову вздёрнул.
         -Ну я, - крикнул в ответ, - а что, нельзя?
         -Нельзя! - отвечает змеиная голова. - Потому что мы только-только после обеда вздремнуть вздумали, а тут такие вопли. Придётся тебя, человече, наказать!
         А царевич наш к наказаниям не привык, да и покоряться кому бы то ни было не приучен. Он меч на треть вытащил и храбрится:
         -Это мы ещё посмотрим, кто кого наказывать будет! Ты чего меня, царского сына, стращаешь?
         И вдруг замечает: из другой пещеры-норы рядом с первой показалась ещё одна змеиная голова.
         -А-а, - говорит она, - так ты из высокородных? А почему тогда один? Где люди твои?
         -За мной поспешают. Вот-вот здесь будут... - А сам беспокоится: как он с двумя такими змеями справится?
         И видит: в горе, где две головы на него смотрят, третья высунулась.
         -О-хо-хо! - зевает она. - Такой хороший сон мне снился! Будто... Ой! - вскрикивает, - Это кто к нам пожаловал? Не он ли меня разбудил, сон мой нарушил?
         А охотник, хоть и струхнул, как всякий живой человек при виде трех огромных змей, в ответ только приосанился - не полагается ему по чину труса праздновать. И меч ещё на вершок вытащил.
         -Хоть вас и трое, - говорит, - а я всё равно ни шагу назад не ступлю. Чем вы собираетесь со мной драться - огнём, водой или мечом?
         Первая голова - вот где была неожиданность! - улыбнулась.
         -Ты, витязь, видать, сказок наслушался. А сказки-то не все правду говорят. Сказки...
          И тут молодец опять вздрогнул, а конь его попятился, потому что оба увидели четвёртую змеиную голову, что высунулась из четвёртой норы. Она-то, четвёртая голова, и подхватила слова первой:
         -...сказки ведь, - сказала она, - из уст в уста передаются, и вот эту, про Змея, кто-то однажды переврал, так она, перевранная, и ходит меж людьми!
         -А вот и я! - и молодец увидел пятую голову, вылезшую из пятой норы. - Кто здесь про огонь, воду и меч заговорил?
         Пять змеиных голов - целый ряд! - смотрели на витязя.
         Вдруг все они спрятались в норах, а потом показались - все вместе - в самом большом проеме, который был, видимо, входом в пещеру. И наш молодец увидел перед собой чудище, страшнее которого не бывает, - громадного пятиглавого Змея!
         Конь его заржал, встал на дыбы - еле царевич удержал его.
         А змеиные головы как рявкнут хором:
         -Уноси ноги, человече, пока жив, ты ведь вот с кем повстречался!
         Охотнику бы, конечно, повернуть назад да и удрать со всех четырёх конских ног от пятиглавого Горыныча, но он и на этот раз с места не сдвинулся - ну не привык царский сын, когда на него кричат. И к тому же упрямый был...
         -Тоже мне невидаль, - сказал он, собрав все силы, какие у него ещё оставались, - да мы таких, как ты...
         Головы переглянулись; лапы у чудища подогнулись, прилегло страшилище и шеи для удобства разговора опустило.
         -Как ты думаешь, витязь, - спросил Змей, - для чего мне, такому большому, пять голов?
         -Как для чего? Рубить-то, когда их пять, дольше! Запас...
         -Тебе бы только рубить... - говорящая голова поморщилась. - Ты о головах, как о дровах, говоришь. Может, природа еще для чего-то их приспособила?
         -А зачем ещё супостату головы? - недоумевал царевич. - Для живучести!
         -Ну вот, уже и супостатом обозвал. Грубишь, ссоришься... Пятью-то головами природа Змея наградила не ради красоты и не для рубки их, а... ну-ка ещё раз помозгуй - для чего? Тебе, например, голова для каких надобностей? Разве только для того, чтобы шапку твою нарядную носить? Отвечай, отвечай, недодумушка!
         -Ну... мне-то... - Царевич переводил глаза с одной головы на другую, не зная, с которой ему разговаривать. - Мне-то... вроде... для ума...
         -А мне для чего!!! - гаркнул Змей. - Разве не для того же самого?!
         -Да не может этого быть! - не поверил царевич. - Пять голов?!
         -С такой-то смекалкой, как у тебя, недотяпушка, да в дорогу пускаться? Приключения искать? Да тебе на крылечке сидеть, на балалайке тренькать да в небо зевать!
         -Ты не очень! - обиделся молодец. - Сам вот уже обзываешься. Думаешь, если у тебя пять голов, так ты уже всех умнее?
         -Ты губы понапрасну не дуй, - сказал Змей, - а лучше послушай. Одноголовые, видать, себя уже не оправдывают, выходят, так сказать, из моды. Вот природа-матушка и пробует многоглавие. А как иначе? Одна голова чего-то не додумает, другие ей помогут. Одна зарвётся, сразу четверо её остановят. Кто-то из нас ошибется - тут же поправят. Ну и - одна тем занята, другая - этим, третьей тоже дело найдется, как и четвёртой, да и пятой... - забот-то всяких у думающих существ не счесть, да и их всё больше...
         -Я таких сказок, какие ты рассказываешь, ещё не слыхивал, - упрямился царевич. - Про змеев у нас, у людей, все известно. Все истории наперечёт.
         -Ну-ка, ну-ка раскажи хоть одну. Я последних не знаю.
         -В общем, так, - начал Алексей, - украл-унес один Змей царёву дочь...
         -Женщину? - изумился Змей. - Да на что она ему?!
         -Как на что? А Забава Путятична? А Марья Дивовна? А Марфа Дмитревна?
         -Ну, придумали! - завопил Змей. - Они же все некрасивые! Одноголовые! Бесхвостые! Голокожие - чешуи на них блестящей нашей нет!.. Знаешь ли, - откровенничал Змей, - как хороши змеихи? Сколько у них шей - гладких, изгибчивых! Как трутся они о наши, как сплетаются! А сколько голов! И все пять с нашими целуются! А если запоют - хор! Разве твоя одноголовая Забава Путятична со змеихой сравнится? Вот уж напраслину возвели на змеев! Никогда мы ваших невест не крали!
         -Ну, не знаю, - ответил царевич. - Наши говорят: украл. Дальше рассказывать?
         -Рассказывай, - тяжко вздохнул Змей.
         -Вот и едет, значит, добрый молодец Змея-злодея искать. И у Калинового моста встречает сперва Треглавого. Он меч достаёт и давай со Змеем рубиться.
         -Как - рубиться? - ужаснулся Змей. - С безоружным? Даже и не поговорил ни о чем? Ни на одном языке слова не сказал? Змей-то ведь все понимает.
         -А о чём ему со Змеем тары-бары разводить? Он ему три башки смахнул и едет дальше...
         Змей как закачал всеми своими головами, да так и не мог остановиться.
         -А у следующего моста, - рассказывал царевич, - повстречался ему, как ты - Пятиглавый...
         -И с ним тоже не пытался поговорить? - ахнул Змей. - С Пятиглавым?!
         Витязь чуть смутился. Даже коню это передалось - тот опустил голову и начал переступать ногами.
         -Нет... Змей ведь перед ним был. Да и царёва дочь в самом деле куда-то пропала. Он меч вынул...
         -И?..
         -Все пять оттяпал.
         Змей поёжился, чешуя его засверкала. Даже сделало чудище было шаг-другой назад, в пещеру, словно желая спрятаться от этого разговора. Через силу заговорило:
         -Твоему молодцу мясником быть, а вы его, наверно, героем считаете. Знаешь ли, что он с плеч того бедолаги, как ты говоришь, смахивал?
         -Головы змеиные, что же ещё?
         -Голова-то всегда голова, недотумкалка ты этакий! - Змей рассердился, зашевелился, дёрнул хвостом. - У пятиглавого они не для счёта привешены, а для жизненной необходимости! Ведомо ль тебе, что мы, - говорящая голова показала на все остальные, - каждая в каком-то деле знатель?
         -Да ты что, Змей? - опять не поверил царевич.
         -А как же, недомыслюшка! - Сейчас говорила средняя голова. - Вот крайняя справа у нас - географ. Про что на земле ни спроси - где какие горы, моря-океаны, степи, пустыни, низменности, озёра, реки - всё знает. Ориноко, Замбези, Килиманджаро, Хуанхе, Попокатопетль - слыхивал ли ты ты про них?
         Охотник на эти слова только глаза выкатил.
         -А вот эта, рядом со мной, - соседняя голова чуть поклонилась царевичу, - математик. Светило! Цифр навали перед ним целую гору, не успеешь до семи досчитать, как он со всеми разберётся. Логарифмы, дифференциалы, интегралы (ты таких слов и не слыхивал, должно быть) - это для него, как для тебя семечки.
         А по левую мою, так сказать, руку - дока по живой природе: звери, люди, птицы, рыбы, всякие там земноводные, пресмыкающиеся и так далее. Бациллы, микробы, вирусы...
         -Что-что? - не понял царевич. - Что еще за микробы-вирусы?
         -Это, недотяпушка, не видные глазу организмы. От которых ты чихаешь, сморкаешься и вообще болеешь.
         -Я от простуды болею, - буркнул царевич, - а не от невидимок твоих. И чего ты всё время обзываешься! То я у тебя недодумушка, то недотяпушка.
         -Ладно, не буду, одноголовенький... Крайняя слева голова - она специалист по деревьям-травам. Рододендрон, баобаб, эвкалипт, криптомерия - слыхал про такие?
         -Таких на свете нет, - уверенно ответил молодец, - раз я, царский сын, о них не знаю. Да и слова какие-то, наверно, змеиные - для раздвоенного языка. Человек никогда их не выговорит. А ты, пятая, для чего?
         -А как ты думаешь? Ну-ка поломай головушку свою махонькую, кудрявенькую... - А рыцарь к этому времени уже и шапку снял - так ему жарко стало от разговора. - Одинешенькую, сиротку, - продолжал насмехаться Змей, - пошевели мозгами...
         -Должно быть, для военной науки?
         -Ха-ха! Хо-хо! Хы-хы! - загрохотали все пять голов. - Для военной науки! Да на что она нам! Война-то ведь глупость! Только одноголовые на неё способны! И трёх голов хватит понять, что без войны можно обойтись! Как это можно - при пяти умах хотеть воевать?!
         Я, витязь, у нас - поэт, а в стихах у каждой разумной головы такая же нужда, как у всякого живого существа в глотке воды, да не простой, а родниковой.
         -Ишь, как запел, когда о себе, - проворчал царевич. - А ты хоть одно стихотворение своё можешь мне прочесть?
         -А как же! - гордо ответила голова-стихотворец. - Вот, слушай:
          Природе одинаково родные
          И слон, и мышь, и носорог, и рак,
          Но всё гадает, бедная, поныне -
          Кем ей приходится дурак?
         -Ну, как? - спросила тут же голова. - Нравятся? Я и ещё...
         Но не успела она вымолвить хоть ещё одно слово, как чуть не два десятка копий и стрел обрушились на Змея. Они пронзили головы и шеи, впились в грудь и бока.
         Змей взревел - гора ответила ему страшным эхом, словно и её ранили, - но копья и стрелы сделали свое дело: лапы чудища подогнулись, а шеи, истекая кровью, стали никнуть, теряя упругость, как цветок без воды; головы опускались, падали одна за другой наземь, мертвые.
         -Что вы натворили? - обернувшись, в отчаянии закричал царевич. - Он же говорящий! Он умный!
         -Слишком умный, - сказал царевич Иван, выходя из-за деревьев. За ним показались и другие охотники. - Змей он Змей и есть. Сколько я о них слыхал всяких баек - везде их побивали. Вот ещё - всякую нечисть на земле терпеть! Чуть он не заговорил тебя - я всё слышал. Он говорит, а я себе думаю: постой, постой, уж я тебе языки-то укорочу!
         -Кто тебя просил! - царевич Алексей швырнул шапку оземь.
         -А меня и просить не надо, я и сам с усами. Знаю: раз Змей - тащи меч из ножён и руби не задумываясь. Все наши предки так делали. А ты что ж - подмоги ждал? Вишь, как мы вовремя подоспели!
         -Хоть бы вы заблудились!!
         -Наши собаки тебя по следам отыскали. Ты разве жалеешь его? - царевич Иван подошел к лежащему неподвижно Змею и пнул одну из его голов. - Такого да не убить?!
         -Эта голова, - грустно сказал царевич Алексей, - математику знала. Как, может, никто на свете..."
      
       И вот последння запись ученого на эту тему. "Многоглавый (треглавый, пятиглавый и так далее) Змей был в сказках самых разных народов. Но, кто знает, вдруг он существовал в действительности? Был, жил... очередной замысел искусницы Природы, но оказался, как часто бывало в истории человечества, не ко времени. Змеев - "чудище! чудовище! Бей их!.." - истребили...
       Но, может быть, через сотни (или уже через десятки?) лет многоглавого Змея снова обнаружат в каком-нибудь труднодотупном горном ущелье и на этот раз расстелят перед ним красную дорожку?
      
      
      
       * * *
      
       Третье (а может быть, сто третье) открытие профессора Догадайкина, которое стало нам известным, - не менее интересно и тоже сделано с помощью Зрения Ума. На этот раз ученый наблюдал за известными хищниками - тигром и пантерой. Ему достаточно было видеть их в зоопарке.
       Что может открыть обыкновенный человек, подолгу глядя на большого зверя, что безустали ходит по клетке или камнем лежит в ее углу и лишь изредка поднимает мрачные глаза на людей за железной решеткой? Что он могуч, красив, свиреп, коварен и смертельно опасен - при встрече с ним в лесу... Что еще? Да ничего, пожалуй.
       Другое дело профессор Дагадайкин. Умозрительный путь помог ему установить, что пантера - черный, как уголь, если помните, зверь - была когда-то... была когда-то... была когда-то... И вот оно, открытие! Профессор, набросав в блокноте пяток поспешных слов, - так, наверно, композитор записывает несколькими крючками-нотами тему будущего, предположим, концерта, а то и симфонии - профессор поспешил домой. И там, расшифровав закорючки в блокноте, описал научное открытие подробно, озаглавив его:
      
       ТИГР ПРИДИРА
      
       Давным-давно, когда тени были просто тенями, а не кем-нибудь еще, жил в наших краях тигр - огромный, оранжевый, полосатый. Он занимался тем же, чем занимаются все тигры - ловил оплошавших и пожирал их. Всем-всем он походил на остальных тигров, кроме одного - был жуткий придира. Поймает, например, оленя и говорит ему:
       -Я тебя давно заприметил, голубчик! И губами ты как-то шлепаешь по-особому, и ходишь не так, как все - переваливаясь. Видно, много о себе думаешь! Опять же и пятно у тебя на боку - понял, за что я тебя невзлюбил?
       Или прихлопнет между делом зайца. Прихлопнет и поворчит над ним:
       -Сам махонький, на один мой зуб, а уши больше, чем у меня! Да еще прыгает! Ты что - лягушка? Как было не осерчать!
       А однажды тигр точно так же разворчался на... собственную тень. Было это в жаркий день, когда тигра донимали блохи. Чесался он, чесался и вдруг что-то заметил... Заметил, да как рявкнет:
       -А ты-то, тень, отчего чешешься?! Скажешь, что и тебя заели блохи? Уж не передразниваешь ли ты меня?
       Тень, понятно, ничего ему не ответила.
       А тигр не успокаивался:
       -И еще ответь мне - почему ты не полосатая, как я? Что ты этим хочешь сказать? Что, может, лучше меня?
       Дальше - больше.
       -А на кого ты похожа в полдень? Разве тень тигра может стать такой маленькой? Такой жалкой? Словно ты тень шакала или еще какой-то другой ничтожной твари.
       Тень и тут промолчала. А тигр не успокаивался:
       -И вот на что я еще обратил внимание. Когда заходит Солнце, ты, сдается мне, пытаешься убежать. Однажды чуть не оторвалась от меня, так далеко ты уже была...
       Тень - ни словечка в ответ, будто не с ней и говорят.
       Тигр не унимался.
       -А куда ты исчезаешь безлунными ночами? Где бродишь, что делаешь, бросив хозяина на произвол судьбы? Не слишком ли много ты себе позволяешь? ТЕБЯ СЛЕДУЕТ НАКАЗАТЬ!
       Тигр, конечно, не думал, что тень может ответить ему. Он только, что называется, отводил душу. Каково же было его удивление, когда он услыхал голос тени.
       - Интересно - как ты это сделаешь? - довольно таки ехидно спросила она. - Поцарапаешь меня когтями? Или сломаешь собственной тени хребет?
       Тигр страшно удивился:
       -Как ты смеешь мне отвечать?
       -Ты сам этого хотел, - сказала тень. - Когда спрашивают, нужно отвечать, вот я и ответила.
       -Но ты ведь только тень!
       -Ты так ко мне придирался, что я вдруг почувствовала в себе незнакомую силу, - ответила тень. - И ее во мне все больше и больше. И я...
       Тут тигр заметил, что тень его стала прямо на глазах чернеть, чернеть, чернеть...
       И ВОТ ПЕРЕД ТИГРОМ СТОИТ НА ЧЕТЫРЕХ ЛАПАХ ЧЕРНЫЙ, КАК НОЧЬ, ГИБКИЙ, КАК ЗМЕЯ, ЗВЕРЬ СО СВЕРКАЮЩИМИ ГЛАЗАМИ!
       -Эй, тень! - крикнул тигр, но в его голосе не было уже прежней уверенности, потому что черный зверь был никак не меньше его. - Эй, тень... - сказал он еще неувереннее и не смог добавить ни одного слова.
       -Я больше не тень, - прорычал, подтвердив его опасения, зверь, Он потягивался и разминал могучие лапы. - Я больше не тень. Если хочешь обратиться ко мне, зови меня пантерой - такое я выбрала себе имя.
       -А-а... как же я? Без тени?
       -Заведешь себе другую. Посидишь на солнышке, может, она и появится.. А я пойду поохочусь. И напьюсь вволю воды. Ведь пока я была твоей тенью, в меня не попало ни кусочка мяса, ни капли воды, хотя живот мой после твоей еды безобразно раздувался...
       И пантера ушла. А тигр остался там, где стоял.
       И НА ЗЕМЛЕ СТАЛО НА ОДНОГО ХИЩНИКА БОЛЬШЕ.
       За то время, когда пантера была тенью тигра, она ужасно проголодалась и теперь разрывает на части всякую четвероногую тварь, какая попадается ей на пути...
        
         СПАСИТЕЛЬНОЕ СЛОВО
      
       О следующем своем открытии профессор рассказывал как-то на вечеринке... Да, два слова о вечеринках, на которых наш ученый бывал.
       Больше всего профессор не любит скучных разговоров. Скучных или, как он говорит, "не содержащих никакой информации". Чуть такой начинается, ученый перебивает его, и ему это прощают, зная, что сейчас все если уж не рассмеются, то улыбнутся. Профессор ценит в рассказах разговорщиков краткость, изобретательность и, конечно, смешное, то есть то, где содержится энергия мысли (это опять его слова) и игра ума. Что поделаешь, у ученых ум всегда настороже, ум постоянно в работе - он всегда ищет, ждет, сцепляет одно с другим ради то ожидаемого, то неожиданного эффекта, ученый даже провоцирует собеседника на эксперимент... и с этим приходится считаться, если хочешь услышать что-то действительно интересное.
       Еще скажем о профессоре: одним из лучших качеств любого человека Догадайкин считает любопытство, худшим - обратное, то есть не-любопытство, то бишь равнодушие...
       На этой вечеринке кто-то завел разговор о путешествиях. Но так:
       -Сутками качает, на палубе полно народу, громкая музыка, хоть уши затыкай...
       Профессор перебил его. Так перебил:
       -Однажды... - произнес он волшебное слово и все головы повернулись к нему. - Однажды... во время морского путешествия, мы с капитаном корабля стояли на мостике и беседовали о ночных светилах, по которым моряки определяют место судна в море. Их называют путеводными, путеводных звезд, должен вам сказать, ровно 99. Капитан говорил и говорил, а я ждал момента, когда смогу вставить хоть слово - ведь я тоже кое-что знаю о звездах.
       А капитан увлекся. Он расхаживал по мостику, дымил трубкой, жестикулировал и, кажется, перестал даже меня замечать.
       И вдруг синее небо качнулось у меня в глазах: я слишком перегнулся через планширь - и полетел за борт.
       -Созвездие Стрельца имеет форму натянутого лука... - услышал я на лету.
       Всплеск - и я начал погружаться в воду. Башмаки тянули меня на дно.
       -Прощай, созвездие Стрельца, - сказал я горько, - прощай, профессор Догадайкин, прощай, моя аудитория, прощай всё...
       И тут я заметил, что мои слова, заключенные в пузырьки воздуха, стремительно уносятся вверх. Я прикрыл рот. "В этом твое спасение, Кирилл, - мелькнула мысль, - думай скорее!"
       Я погружался всё глубже. Наступал мой конец. Но мысль всё же просияла в моей голове. "Я должен произнести длинное-длинное слово, оно-то и вынесет меня на поверхность!"
       И я произнес его, спасительное слово:
       -Яисамсебяспасу-у-у-у-у-у! - крикнул я, видя, как надувается у моего рта большущий пузырь.
       Я ухватился за него обеими руками и через минуту был вынесен на поверхность, где уже курсировала щлюпка.
       Капитан встретил меня на мостике, откуда он командовал спуском шлюпки.
       -Вот и вы, - сказал он, - я рад видеть вас живым, профессор. Вода не холодная? Так вот: созвездие Стрельца интересно еще и тем...
       -Я весь внимание, - ответил я, снимая пиджак, чтобы выжать из него воду.
      
       А на другой вечеринке та же компания услышала еще одно доказательство эффективности умозрительного метода. Это доказательство, кстати, можно найти среди ученых трудов профессора под названием:

    ОСЬМИНОГ

      
       Но мы передадим его таким, каким он вышел из уст Догадайкина.
       -Некоторое время назад я жил, решая некую любопытную задачку, в приморском городе. Жил достаточно долго и стал считать его своим и называть "нашим". Впрочем, в приморские города так легко влюбляться...
       Но я не об этом. В тот памятный день в нашем городе произошли четыре события. Мальчишки провели тертого воробья на мякине, воришка украл у сапожника лучшее его шило, спрятал в мешок и пронес так, что никто и не заметил, а на сосне в центральном парке выросли яблоки. Кто-то утверждал даже, что слышал, как на горе, что видна с любой нашей улицы, свистели раки, но рачий свист посчитали выдумкой.
       -Этого нам только не хватало, - сердито сказали очивидцу горожане. - И так голова идет кругом от чудес, а тут еще вы со своими очумевшими раками!
       И не поверили этой новости. Потому что одураченного воробья, разобиженного сапожника и диковинную сосну видели все, а раков слышал только один.
       Последним событием удивительного дня были проводы корабля, путь которого лежал через море в город Н, известный миру шумными конкурсами.
       Корабль обогнул маяк, протрубил в последний раз и скоро исчез за горизонтом. Ежедневно уходят в море корабли, и пишут о них только диспетчеры, для чего они и служат. Я же поднялся на его борт потому, что были два свободных от исследоваиия дня и оттого еще, что я понял: нашему кораблю не избежать приключения. Уж слишком много случилось странного в день его отхода из порта - наверняка моряков ждет сюрприз!
       Моряков ждет сюрприз, а меня - очередная заковыка.
       Во всю длину корабля лежала на палубе толстая труба, укутанная брезентом. И любой, подходя к ней, думал: "Вот, кому-то за морем понадобилась такая длинная и толстая труба. Кто б ее перевез, если б не корабль?" Приблизившись, любопытный вдруг чувствовал запах чеснока и удивленно спрашивал у матросов, которые сидели на трубе и, конечно, разговаривали о земле (на земле они беседуют о море):
       -Объясните, пожалуйста, почему эта труба пахнет чесноком?
       И матросы, оставив на минутку разговор о земле, отвечали:
       -От бака до юта к палубе принайтована колбаса, которую мы везем курсом зюйд-зюйд-вест и смайнаем в Н. Вы, наверно, слышали что там проходит проходит конкурс "Самое-самая-самые", наши колбасники сделали ее, таких еще никто не придумывал, вот вам и ответ.
       Изумленный пассажир сдвигал шляпу на затылок, открывал рот, и лицо его становилось похожим на скворечник. Матрос, видя перед собой скворечник, поворачивался к собеседнику и вспоминал: "Эх, помню, как-то весной..."
       Тогда пассажир шел всё же к помощнику капитана и тот вежливо ему объяснял, что - да, да, эта труба - колбаса, и что на нее ушло с десяток коров и быков, пяток крупных свиней, семь овец, полбочки соли, две корзины чеснока, двенадцать банок перца и много всяких других пряностей. Что колбаса будет представлена на конкурсе "Самое-Самая-Самые" и колбасники нашего города надеются занять если не первое, то призовое место.
       Пассажир восхищался. Он ахал, охал, причмокивал. Он глотал слюнки и даже свистел. А помощник капитана, довольный тем, что вызвал своим рассказом неподдельный восторг, рассказывал пассажиру, что только корабли в наше время способны перевозить "Самое-Самое", а уж никак не поезда и самолеты.
       Наступил вечер. Корабль шел дальше, в темноту. Дрожала палуба, над ней светили фонари, играла музыка. В узких коридорах было жарко, а на палубе - свежо. Все собрались в ресторане, чтобы отведать знаменитых купатских блюд и послушать друг друга. Разговаривали, понятно, о колбасе и о том, что подумал каждый из пассажиров, когда ее увидел. Было шумно и необыкновенно интересно.
       И вдруг - разом упали бокалы с вином, звякнули о тарелки вилки и ножи и сидящие ухватились за столики. Корабль вздрогнул, наткнувшись на что-то.
       -Айсберг! - крикнул опытный буфетчик.
       -Банка!
       -Риф!
       -Кит!
       -Встречный корабль!
       Пассажиры вскочили и бросились к выходу
       -Ой! Ай! Пустите меня! Не толкайтесь! Давайте по одному! Больно! Уфф! - слышалось у дверей.
       Второй толчок повалил всех на палубу. А от третьего корабль сел на корму, будто собираясь прыгнуть. На палубе что-то затрещало, и рядом с бортом поднялась водяная стена... Корабль принял прежнюю осанку и двинулся дальше как ни в чем не бывало. Но капитан тут же дал команду "Полный назад!" и приказал бросить на месте происшествия якорь. Якорь ушел в воду до жвака-галса, то есть на всю цепь.
       Пассажиры сняли с себя спасательные пояса и стерли со лбов капли не то пота, не то морской воды.
       И тут все заметили, что гигантская колбаса исчезла с палубы. Она скатилась за борт и пошла ко дну. Все снова ахнули и давай судачить о событии.
       -Странно... Странно... - сказал я себе, когда узнал о происшедшем. - Впрочем, чему удивляться, если старых воробьев уже дурачат, а на соснах появились яблоки! Понятно теперь, что с кораблей пропадают колбасы, и неизвестно, чьих это рук дело!
       Капитан оценил событие двумя точными фразами. Он сказал:
       -Это черт знает что!!! - Подождал немного и добавил: - Такого я еще не видел!!!
       И всем пришлось согласиться с капитаном, что это действительно "черт знает что" и "такого еще никто не видел", хотя многие из пассажиров бывали свидетелями невероятных вещей, о которых они тут же начали вспоминать. А о пропавшей колбасе они судили да рядили, но ни к какому выводу - кто мог стащить ее с палубы за борт - так и не пришли. И обратились ко мне:
       -Вы ученый, за вами анализ, исследование и интуиция, - сказали они, - и в такой необыкновенной ситуации нет инстанции выше. Вы - последняя. Не черта же просить! Вот и помогите советом. Вы обязаны!
       Я не стал отнекиваться; думаю, что любой ученый сделал бы на моем месте то же самое.
       И пока шла эта беспокойная ночь, я, то сидя в своей каюте, то прохаживаясь по палубе, предположил, что... и рассказал об этом пассажирам и команде, собравшимся на юте, где были расставлены скамейки и стулья:
       "Однажды в район моря, где потом корабль потеряет колбасу, приплыл осьминог. Он был больше всех осьминогов, которых рыбы и другие обитатели Моря когда-либо видели.
       Спрут отыскал для себя вместительную пещеру и поселился в ней. Прежним жильцам пещеры пришлось искать себе другие квартиры.
       Настал час, когда осьминог снова показал себя. Ну и громадина он был! Голова его поднималась как гора, а щупальца текли по дну Моря как реки. Такого страшилища рыбы еще не видели, а ведь на морской глубине не часто удивляются размерам соседей.
       Спрут, вылез из пещеры, огляделся, пошевелил щупальцами и пустил вверх несколько пузырьков воздуха. Потом, недолго раздумывая, схватил молодую любопытную акулу, что проплывала мимо. Скрутил ее в баранку... Полчаса трудился над акулой осьминог, а рыбы толпились вокруг пиршества и пучили на обжору глаза.
       Дальше было вот что. Есть в море рыбы, которые не могут жить без хозяина. Они кормятся крошками с его стола, им и этого хватает.
       И великана скоро стала повсюду сопровождать стая рыбешек. Они чесали ему бока, чистили щупальца, показывали добычу, рассказывали разные потешные истории и даже крутились у входа в пещеру, заменяя вентиляторы. А когда спрут залегал у себя дома, проныры забирались под его щупальца и чувствовали себя в безопасности.
       Если ж случалось, что гигант растирал кого-то в кашу, оставшиеся в живых рассуждали вполне здраво: "Поделом растяпе. Не надо было подлезать к Хозяину так близко.От него всегда нужно держаться на некотором расстоянии"
       Однажды к осьминогу приплыла Рыба-меч. Меч у нее расщепился в жестокой драке и перестал служить грозным оружием. И Рыбе-Расщепленный меч пришлось стать Рыбой-Вилкой при столе хозяина. За это она получала то акулий плавник на закуску, то китовую печень на обед.
       А Рыба-Пила, у которой стерлись зубья, превратилась в Рыбу-Столовый нож...
       Теперь осьминог обедал за столом, которым служила старая черепаха, и в каждом щупальце держал какую-то столовую принадлежность - перечницу, горчичницу, уксусницу...
       Окрестности пещеры скоро опустели. Ибо всех, кто не спрятался под его щупальца, осьминог съел. Не трогал он только своих, да и то до поры.
       Если в животе у него начинало урачать, спрут засовывал щупальце под мышку и - как бутерброд из кармана - доставал оттуда рыбешку. Даже не разглядев как следует, кто именно попался сегодня на удочку, спрут закусывал беднягой.
       Рыбешки боялись таких дней и, чуть заслышав голодное урчание в животе осьминога, сами отправлялись на поиски добычи. Встречали какую-нибудь рыбину и завлекали с собой, обещая показать что-то "очень-очень интересное"... А после помогали осьминогу справиться с обедом, отчаянно споря за каждый кусок.
       Пока я выкладывал свои соображения о пропаже колбасы, на юте набиралось все больше и больше народу. Пришел даже капитан. Послушал немного, сказал "А!", махнул рукой и ушел.
       А я, увлекшись исследованием, продолжал:
       "Увидел как-то эту компанию быстрый дельфин - он плавал, где хотел, ел, что добывал и обходился без покровителя - увидел, разглядел под щупальцами осьминога рыбешек, рассмеялся и обронил одно только слово - подхалимы. Словечко это он, должно быть, подхватил у людей.
       И рыбы тогда узнали, как зовут осьминога. "Ну, конечно, его ховут Халим, а не просто Хозяин, - сказали они друг дружке. - Раз мы подхалимы, а мы на самом деле подхалимы, потому что живем-то мы под Халимом... и как это дельфины сразу все узнают?"
       Имя, короткое, но внушительное, понравилось осьминогу. Услыхав его, он выпустил три одобрительных пузырька воздуха.
       С тех пор рыбы стали звать себя подхалимами, гордясь могучим хозяином. И приглашали других:
       -Идемте в подхалимы! Здесь много еды и некого бояться. Идемте, не будете понапрасну трепать хвосты!
       Они-то, боясь оказаться в желудке осьминога, разузнали каким-то образом о Гигантской колбасе на палубе корабля, идущего в Мускат, и подсказали Халиму мысль: стащить ее с палубы за борт и полакомиться вволю...
       -"И сейчас, в данный момент, или, если хотите, в настоящее время, - говорил я и, честное время, видел подводный мир, как на ладони, - Халим взял в одно щупальце Рыбу-Вилку и воткнул ее в колбасу. Рыбой-Ножом он приготовился отрезать первый аппетитный кружок. Подхалимы суетятся вокруг и отгоняют назойливых акул, пугая их страшными щупальцами осьминога... Подхалимы разинули рты и насторожили хвосты, чтобы по команде Халима ринуться к еде. Осьминог выпустил пять голодных пузырьков воздуха и начал пилить твердую колбасу..."
       И тут я услышал аплодисменты. По правде - жалкие хлопки. И тут пассажиры начали почему-то расходиться.
       -Постойте! Куда же вы! - крикнул я. - Ведь нам еще надо подумать, как мы будем действовать! У меня есть даже предло...
       Но слушатели один за другим покидали ют. Последний, обернувшись, пробурчал:
       -Занятно... Премного благодарны... Мы ждали расследования этого дела, а вы нам рассказали сказку. Привет!
       Оказывается, мне не поверили!
       Вернулось утро. Громадное красное солнце устроилось на горизонте и если бы кто-то догадался его толкнуть, оно, наверно, покатилось бы. Капитан стоял на мостике и не обращал внимания на восход. Он сдвинул фуражку на нос и скреб затылок.
       Помощник в точности повторял капитана. Механик, выйдя на палубу подышать свежим после машинного отделения воздухом, сдернул берет и почесал лысину. Матрос, который драил медяшки, бросил ветошь и запустил пальцы в густую и жесткую шевелюру.
       -Как же нам достать эту проклятую колбасу? - сказал капитан.
       -Да, - поддержал его помощник. - Как же ее достать, эту колбасу?
       Слово "проклятая" он не осмелился произнести., чтобы случайно не разозлить капитана. А тот был вне себя до того, что даже пуговицы на его кителе позеленели.
       -Как же ее спасти? - повторил капитан.
       -Как? - поддержал его помощник.
       Механик молча поднял плечи.
       -Водолазов у нас нет, - посетовал капитан.
       -Нет, - сокрушаясь, согласился помощник. Механик развел руками, а матрос дернул себя за нос.
       -Аквалангистов тоже, - свирепо глянув на помощника, прорычал капитан. Помощник опустил голову, механик заторопился в машинное отделение, а матрос схватился за ветошь.
       Но, случайно глянув на море, он заметил в нем что-то черное.
       -По правому борту, курсовой пятнадцать, - дельфин! - крикнул он, как того требовал морской устав.
       Дельфин нырнул, его не было целую минуту, потом вода выстрелила им, как снарядом, вверх. Издали он походил еще и на чайку, которая охотится за рыбой.
       -Нашел время прыгать, - проворчал капитан, - ишь, резвится!
       Матрос сморщился, чихнул, поправил берет и направился к мостику.
       -Капитан, - сказал он, - у меня есть идея. Я умею разговаривать с дельфинами.
       -Ну и что, - капитан сдвинул фуражку на затылок. - Хочешь рассказать ему сказку?
       -Мы пошлем его вниз, он заведет трос за колбасу, и она будет спасена. Ведь дом осьминога должен быть как раз под нашим ки... - Матрос не договорил, потому что капитан поправил фуражку и рявкнул:
       -Значит, и ты ему поверил? Ну и народ у меня собрался на борту - сплошь фантазеры!
       Потом он глянул на солнце - а оно успело уже оторваться от горизонта и начало свой долгий путь по небу, а море покрылось рябью - и добавил голосом потише:
       -Но ничего мне больше не остается, как... Ничего больше... Не остается... Как...
       И через десять минут все, кто был на палубе, висели на планшире и слушали, как матрос, сидя в шлюпке, то посвистывал, то похрюкивал по-поросячьи, то верещал, подзывая дельфина.
       -Смотрите, смотрите - подплывает! - говорили на палубе. - И действительно, дельфин не боится. Вот кудесник этот моряк! Тише, они разговаривают!
       И вот на корабле заскрипела лебедка, готовились бухты каната, - а дельфин покачивался на волнах рядом со шлюпкой. Матрос гладил его по лбу и спине и что-то еще "говорил", чуть посвистывая.
       Канат скользнул вниз. Дельфин ударил хвостом по воде и исчез в зеленой морской глубине. Все на палубе затаили дыхание. Слышался только плеск волн и поскрипывание лебедки, отдающей метр за метром канат, котоорый стремительно ввинчивался в воду.
       Матросы считали метры уходящего в глубину каната. Капитан и его помощник, облокотившись на поручни мостика, закурили. Дымки как воздушные шары поплыли над палубой.
       -Пустая затея, - проворчал капитан, - Не вздумайте рассказывать о ней в порту - меня засмеют...
       -Ура-а-а! - закричали вдруг на палубе. Из воды показался... толстый конец колбасы. В воздух полетели шляпы, картузы, тюбетейки и панамы.
       Колбасу зацепили кранами, послышалась команда "майна-вира", и драгоценный груз скоро лег на свое место.
       Пассажиры и матросы ринулись к колбасе, в которой застряла... Рыба-Меч и виднелся обломок пилы Рыбы-Пилы. Рыба-Меч изо всех сил била хвостом, пока не шлепнулась на палубу. Еще один удар хвостом - и она за бортом.
       -Вот так чудеса! - только и сказал механик, рассматривая обломок пилы, вонзившийся в колбасу на треть.
       Но чудеса были впереди. Дельфин, посвистывая, рассказал матросу... о ком, вы думаете? О Халиме, о подхалимах и о нападении осьминога на корабль! Матрос тут же поведал историю капитану и пассажирам. И... ему тоже никто не поверил!
       -Заливаешь, - сказали матросу. - Расскажи эту сказку своей бабушке. Мы тертые воробьи, нас на мякине не проведешь. Вот когда рак на горе свистнет, тогда поверим!
       Корабль дал гудок, за кормой забурлила вода, и снова волны стали бить в борт, а от носа - расходиться белые длинные усы.
       Дрожала палуба, дул свежий ветер. Пассажиры снова сидели в ресторане и говорили о колбасе. Они рассказывали друг другу о том, что каждый из них подумал, когда опять ее увидел, и все вместе посмеивались над матросом. Было шумно и необыкновенно интересно.
       А матрос сидел на корме и до слез в глазах всматривался в белый след за кормой. Рядом с белой пеной время от времени показывалась голова дельфина, плывущего за кораблем. Я подошел к моряку и сел рядом. Матрос повернулся ко мне.
       -Послушайте, профессор, а что же осьминог? Как там дальше было или, вернее, будет в вашем...?
       -Умозрительном постижении. - подсказал я. - Там, скорее всего, было так... "Халим пилит колбасу, пилит... а тут что-то серое и быстрое мелькнуло перед самым его носом. Осьминог вскинул щупальца - так же, как вы, когда хотите прихлопнуть моль. А щупальца схватили только самих себя. Рассердились друг на дружку и сплелись в клубок серо-зеленых змей: Халиму показалось, будто кто-то все-таки попался.
       А колбаса качнулась, дернулась, зашевелилась. Никто не понял, что произошло, и глупые рыбы подумали, что колбаса ожила. А так как она была больше их хозяина, самая трусливая крикнула: бежим! И подхалимы, подхлестывая себя хвостами, кинулись наутек.
       Спрут в одиночку силился развязать сплетенные щупальца, но в спешке затянул их в один крепкий узел, от которого теперь уже никогда не освободится...
       -Так ему и надо, - подумал вслух матрос. - Это всё?
       -Всё, - сказал я.
       -До чего интересная штука - ваше умозрение! - воскликнул тогда простой матрос. - Надо бы ему поучиться. Но вы учтите: если б и я в него не поверил, не знаю даже, чем бы кончилась история с колбасой. А я ведь вначале тоже сомневался.!
       Они долго-долго махали руками дельфину, а он уже отставал и постепенно становился похожим на точку, которую ученые победно ставят в конце только что законченного исследования.
      
       Стоит только начать думать о море, как не остановишься. Оно предстаёт перед глазами то спокойное, то штормовое, то синее, то зелёное, то серое. И безостановочно лижет шершавый песчаный берег прибойная волна.
       То же случилось и с профессором Догадайкиным, когда он закончил свой труд об осьминоге. Он продолжал и продолжал думать о море, где бы он ни был.
       Было это в декабре, в день, когда мела вьюга. Профессор шел с лекций в университете домой. Дом был недалеко от университета, и Догадайкин всегда проделывал этот путь пешком.
       На шапке пришлось опустить наушники, очки запорошило снегом. И теперь, когда профессор почти ничего не видел, шагая сквозь метель, море привиделось ему особенно ясно. Серо-зеленое, сердитое, штормовое.
       Когда он заворачивал за угол дома, вьюга налетала на него, как разбойник, и тузила в лицо и в грудь белыми кулаками.
       -Вьюга, голубчик, - бормотал, кутаясь в воротник пальто, профессор, - ну нельзя же так!
       Когда же он шел по недлинному переулку, который заканчивался его домом, вьюга изо всех сил толкала его в спину.
       -Это вы зря, проказница, - всё так же бормотал Догадайкин, - так меня можно и с ног сшибить! - Почему-то профессор обращался к вьюге "на вы".
       А чуть позже, когда учёный подходил уже к своему дому, он заговорил совсем уж странно:
       -Так... - бормотал он чему-то, - так... и так... - Это он разговаривал не с кем-то, воображаемым, а с самим собой.
       Мысль, видимо, была сначала предположением, а вскоре и утверждением:
       -Ага, - сказал уверенно сказал профессор, вынимая ключ от двери, - ага, ага!
       И, чуть придя домой и ссыпав снег в ванной с шапки и пальто, он кинулся к письменному столу. Свой очередной труд учёный назвал:
      
      
      
       Поэт и вьюга 
      
       Судно было уже в море, когда капитан Север получил радиограмму: "Срочно требуется вьюга тчк изловите зпт доставьте целости зпт сохранности берег зпт шеф тчк"
       "Повторите буквами третье слово" - запросил капитан Север.
       "Ватерлиния мягкий знак ют гак ахтерштевень тчк в ь ю г а тчк желаем удачи зпт конец тчк", - ответили ему.
       -Ватерлиния! - в сердцах сказал капитан. - Мягкий знак, ют, гак, ахтерштевень! Конец света! Всю жизнь я ловил рыбу, а сейчас должен поймать вьюгу! А завтра, возможно, я получу приказ изловить вчерашний день! Интересно, кому она понадобилась! А еще интереснее, что из нее собираются делать?
       Капитан Север вызвал по радио старшего помощника.
       -Потрогайте мой лоб, - предложил он старпому. - А теперь посчитайте пульс. Гляньте на мой язык... Все в порядке? Дважды два - четыре, девятью восемь - семьдесят два. Все это для того, чтобы вы не подумали, что у меня из под ног ушла палуба... Вам приходилось когда-нибудь ловить вьюгу?
       -Нет, - признался старпом и посмотрел на капитана более чем внимательно, - пока еще нет.
       -А у вас в роду все были здоровы? - спросил Север. - Тогда читайте радиограмму.
       -Ну, - сказал капитан, когда старпом вернул ему бумагу, - что будем делать?
       -Ловить, - отвтил старпом, ни секунды не помедлив, - мелкоячеистой сетью. Той, что на кильку. - Старпом всегда считал, что начальству виднее, и над приказами не задумывался.
       -Кхм! Умница! - похвалил Север. - Давай. Ты будешь с людьми ловить, а я останусь на мостике. Мало ли чего... Пошли подвахтенного на марс - пусть высматривает вьюгу... Но мне все-таки любопытно знать - кому она понадобилась?
       -У нас на севере - никому. Это, видать, кто-то с юга просит.
       -Юга - вьюга, - сказал капитан. - Хоть стихи сочиняй. Вот что: наш поэт не на вахте? Пришлите-ка его ко мне. А сами идите подготовьте людей. Объясните дело попонятнее. Главное, скажите, чтоб не доверяли ей, вьюге то есть...
       Поэт (а некоторые поэты ради остроты впечатлений идут в моряки) был в каюте капитана через пять минут.
       -Кэп, - сказал он, - в чем дело? - Поэты зовут капитанов кэпами и никогда не робеют перед ними. А те от такой вольности только покряхтывают.
       -Ты там все пишешь... - сказал капитан. - Я читал: рифмуешь "вьюгу" с "подругой". "Снежноволосая", говоришь. Ну, бог, как говорится, тебе судья. Ловить мы будем твою подружку...
       -Как ловить? - удивился поэт.
       -Сетью, - сказал капитан Север, - мелкоячеистой. Той, что на кильку. На, читай радиограмму.
       Поэт прочитал раз и другой.
       -Ничего себе, - сказал он. - Она что, русалка, что ли? Она ж просто ветер со снегом, вьюга-то!
       -Смотри, как заговорил! Тебя, наверно, там начитались - вот и приказ. Сознавайся, посылал стихи в центр?
       -Посылал, - сознался поэт.
       -Про вьюгу, конечно. В центре начитались, думают: дай-ка изловим хоть одну - рыбакам слава, нам - почет...
       Поэт переминался ноги на ногу.
       -Ладно, шутки шутками, а у меня к тебе задание. Надо это событие отразить в стенной печати. На нашей то есть доске объявлений и приказов. На всякий случай. Вот тебе рифма, пока не забыл: "юга - вьюга" Это получше "подруги". Опиши событие в стихах.
       -Годится! - Поэт повеселел. - Отражу. Такое начало подойдет?
       "Было: радирует Северу юг: срочно нуждаемся партии вьюг. Станцию шлем специальный вагон" И три восклицательных знака вдогон. "Вьюшек"? - летит телеграмма на юг. "Вьюг, -отвечают ему. - В-Ь-Ю-Г".
       -Уже успел? Про меня там не забудь, - посоветовал капитан.
       -"Север фуражкою хлопнул об пол", - продекламировал поэт.
       -Не об пол, а об палубу, - поправил его Север. - Ты ж не на берегу, не огурцы солишь, а рыбу в море ловишь!
       -Об стол, - переиначил строчку поэт.
       -Это уже получше, - сказал капитан. - И по-морскому, и фуражка у меня чище будет, хотя палуба, понятно, драена... Давай! - распорядился он. - Действуй!
       Поэт пошел на бак и стал сочинять стихотворение для доски приказов и объявлений, какая есть на любом корабле:
       "Ходит сердитая в море волна, скалится будто, дымится она. Встанет над палубой шаткой стеной, пала - и стелется гладью речной. Бросит - поймает - швырнет - зашумит - вдруг оплеухою ошеломит. Кошка, похоже, играет в мячом... Сейнеру кошка-волна нипочем. Вахтенный - коваль парнягу ковал - держит стальными руками штурвал. Травят матросы, собравшись в кружок, жарит котлеты на камбузе кок...".
       Вдруг марсовый заорал наверху:
       -По правому курсу, курсовой 15, вижу вьюгу! Дистанция - три мили. Крутится!
       -Все наверх! - скомандовал капитан. - Сеть к выброске приготовить! Старпом - шлюпку! Рулевой - курс на вьюгу!
       Матросы попрыгали в шлюпку, шлюпку спустили, она развернулась и пошла к льдине, на которой крутилась и танцевала вьюга.
       Шлюпка приткнулась к льдине. Матросы - поэт был среди них - стали вьюгу окружать. Они шли по белой от снега льдине черной цепочкой, заводя сеть с флангов.
       Вьюга вдруг затрубила, как слон, и кинулась на охотников. Те уперлись кто во что и выдержали удар. Сеть затрещала, надулась.
       Капитан, держа мегафон у рта, командовал:
       -Молодцы, ребята! Ишь, негодница! Так и норовит сбежать!
       Вьюга заржала и встала на дыбы. Но матросы сомкнулись в кольцо и удержали сеть. Вьюга билась в ней белым конем.
       -Держи ее! - неслось с мостика. Капитан топал ногами. - Поэта, поэта мне отпустите! - вдруг закричал он. - Пусть посмотрит со стороны! Пусть отразит!
       Поэт отбежал в сторону.
       Зрелище было невиданное.
       "Вьюга. Она нам не сразу далась. Сеть наша, как паутина, рвалась. Крепко стояли на льду рыбаки - черными буквами длинной строки. Было нетрудно строку прочитать: ВЬЮГУ, ХОТЬ ТРЕСНИ, ДОЛЖНЫ МЫ ПОЙМАТЬ!"
       Вьюга стала колесом. Громадным белым колесом. Оно, свистя, шипя и завывая, покатилось на охотников. Но не успело колесо набрать скорость, как его перехватили, подняв сеть повыше.
       Колесо упало и тут же превратилось в карусель. Брызжа колючим снегом, как точильный круг искрами и визжа, она раскручивалась все сильнее. Всякий, кто попал бы в ее круг, отлетел бы. Охотники окружили карусель и, отворачивая лица от колючего снега, опять сомкнули цепь. Они стояли твердо как вкопанные. Снег облепил их с одной стороны так, что они стали похожи на бутерброды.
       Карусель вдруг замедлила ход, зашуршала и опала на лед простым сухим снегом.
       "Неужели все?" - подумал поэт.
       Снег вдруг собрался и взвился вверх стаей белых птиц. Стаей белых голубей, невесть как оказавшихся на севере. Но рыбаки все равно их перехватили. Они чуть не взлетели вслед за стаей - так рванулась их сеть вверх.
       Голуби упали на лед... Мгновение - и вот уже огромная белая анаконда пытается вырваться из окружения. Она пробует проползти под сетью то тут, то там - но матросы прижимают сеть ко льду ногами.
       Долго билась в сети и неистово бушевала вьюга, превращаясь то в белого медведя, то в моржа, но тщетно. Охотники одолели ее. Вьюга обессилела, рыбаки скрутили сеть и, крича "ура!", потащили ее к шлюпке.
       Поэт сел в шлюпку последним. Он был грустен и часто оглядывался.
       Вьюгу смайнали в трюм, заперли, так и не выпустив из сети.
       Капитан скомандовал:
       -Малый назад! - И передал по трансляции:
       -Команде - чай пить! Третьей смене приготовиться на вахту. Старпому прибыть в каюту капитана!
       Северу не терпелоь поговорить о событии.
       Судно легло уже на прежний курс, и капитан отправился в свою каюту. У дверей его ожидал старший помощник.
       -Ну, - начал капитан, - что ты обо всем этом думаешь? Поймали ведь! Не что-нибудь - вьюгу! А?
       -Поймали, - ответил старпом. - Нам приказали - мы и поймали. - Он только это и сказал и больше ничего интересного о приключении не придумал. Им приказано было - вот они и поймали. А что тут такого...
       -Ты пойми, - вознегодовал капитан, - я не хочу всяких там "ах-ах-ах". Но ведь не каждый же день мы ловим вьюгу! Поговорить-то об этом можно? Эх, что с тобой толковать! Давай ко мне поэта. Он хоть и не моряк, а кое-что смекает.
       Поэт с порога закричал:
       -"Трудно поверить, но в трюме у нас, синий ворочая гибельный глаз, крылья не в силах свои развернуть, вьюга! - вы можете сами взглянуть. Белое чудище, тысяча лиц, спутает сто мореходных таблиц, сто заглушит пароходных гудков, вот она... боцман, проверьте найтов..."
       -Во дает! - одобрил капитан, - Понял, как надо травить о вьюге? - обратился он к старпому. - С ним не сокучишься. Молодец! Только ты мне скажи, - говорил он поэту, - может, хоть ты догадался, на что она кому-то понадобилась? Наука сейчас такова, что из камня тянут нить и ткут платья... Почему бы, предположим, из вьюги не связать носки? За этим, должно быть, мы ее и ловили. А? Ты как считаешь?
       -Не знаю, - сознался поэт, - я в науке как раз не силен.
       -Жаль, - вздохнул капитан. - Ну, домой придем, скажут. А ты свое "не знаю" в стихах можешь выразить? Конец поэме требуется.
       -Смогу, наверно, - сказал поэт.
       -Так сделай, - распорядился капитан.
       Поэт вышел из каюты капитана и направился на бак (так моряки назвают палубу на носу корабля), бормоча про себя:
       "Можно ль пушистую снежную нить в дело полезное употребить? Вихорь за вихор поймать я бы смог и вихорок завязать в узелок? Знать - я не знаю, но хочется знать: можно ль из вьюги хоть шарфик связать? Шарфик на шею... но только кому?.."
       Море было темное и холодное. Нос сейнера раскачивался, как качели, то ухая в воду, то высоко над нею подымаясь, словно собираясь нырнуть. Волны догоняли друг дружку, скалили белые зубы, а не догнав, шипели и обессиленно распластывались на воде.
       -Да-а... - вздохнул поэт. - Ну ладно... - И вдруг вскочил.
       -"Вьюга, красавица, дурня прости! - выкрикнул он. - Надо же мне заблудиться в пути! Я поступал, извини, как простак, - вел я поэму и этак, и так, всяко волною валяло ее, стрелки компаса дрожит остриё...".
       Поэт пробежал по палубе, открыл люк и скрылся в трюме.
       А через несколько минут на палубе раздался свист, и из трюма вырвалась белая стремительная струя. Она взлетела над сейнером фонтаном, ракетой, достигла какой-то точки наверху - и опала, осыпав поэта сверкающим снегом. Потом снова взмыла вверх и давай кружить над сейнером!
       Все выскочили на палубу.
       Вьюга свистела на тысячу ладов, пела, гудела пароходами.
       Можно, конечно, не верить, но многие после говорили, что в тот день вдруг запахло сиренью, как в мае.
       Вьюга подлетела к поэту, прикоснулась к нему, словно прощаясь, и улетела стаей белых птиц - все услышали хлопанье сотен крыльев.
       Капитан подскочил к поэту.
       -Ты что натворил? Как я отчитаюсь теперь в порту? Чем? Твоими стихами? - кричал он.
       -А что, - дерзко ответил поэт, - стихи и стихия - разве они не схожи? Разве они не от одного корня? Подождите - вот что пришло мне в голову только что::
       "Стихиен стих, как дождь, как снег. Стихийна, как метель, поэма. Но запланирован разбег, и строчка снега - вдохновенна! Копись, мой стих, и зрей, как гром. Потом пади! И сыпь дождем! И лейся, звонкая строка, в грозу рожденного стиха!"
       -Черти бы тебя взяли! - вскричал капитан. - Мне от твоего стихотворения ни холодно, ни жарко. Ты мне про вьюгу ответь - где мне еще одну взять?
       -Капитан, - раздался голос из радиорубки. - Радиограмма!
       -Читай оттуда, - распорядился Север.
       -Третье слово предыдущей радиограммы следует читать: "сейнер есть ватерлиния реверс ют гак ахтерштевень".
       -Уф! - вырвалось у капитана.
       -Ну вот, - сказал поэт, - теперь совсем другое дело. Уж севрюгу-то я никогда не спутаю со стихами.
       -Ты вот что, - посоветовал капитан, - спрячь свою поэму подальше. Оставь ее для маленьких как сказку. А то кто-то узнает, что я ловил вьюгу...
       -И поймал, - вставил поэт.
       -... и до конца жизни будут у меня спрашивать, как да как это было. Слава богу, что хоть выпустил ее... - И капитан пошел к себе в каюту.
       -Я просто не хотел, чтобы из стихии вязали носки! - крикнул поэт вдогонку капитану.
       -Тебя бы не спросили! - буркнул Север, захлопывая за собой дверь.
      
       ОТЧЕГО ПОМИДОР ЩЁКИ НАДУЛ
         
         Кроме того, что мы уже сказали о знаниях профессора Догадайкина, он еще и знаток огородных наук. Про овощи и грядки ученый знает так много, что некоторые даже шутят, говоря: с три короба. Он знает, отчего лук сердитый, в чьем огороде камней больше, для чего укропу зонтик. Что сейчас модно у огородных чучел, от кого морковка прячется и за что петрушку прозвали петрушкой.
         Осталось ему ответить на четыре вопроса, разгадать четыре загадки.
         Как случилось, что к тыкве обращаются на "ты"?
         Откуда у арбуза полосы?
         Отчего помидор щёки надул?
         Почему огурец в пупырышках?
         Вот какие это загадки. Сами видите, ответить на них - не шутка.
         -А надо, - объявил профессор. - Наука должна знать всё.
         Про науку Догадайкин сказал всем в пятницу, а в понедельник он уже собрался на огород. Учёный взял с собой блокнот, две авторучки и бутерброд с тремя ломтиками колбасы. Больше он ничего не взял с собой, никаких приборов, никаких инструментов, потому что главный инструмент учёного, считает профессор, - это голова. Голову Догадайкин накрыл широкой, как зонтик, соломенной шляпой.
         Было утро. Был июль. Было зелено и солнечно. Мостовые были только что подметены и политы водой. Машины старались не шуметь. Профессор шёл по улице и напевал Пеструю песенку про утро, про науку и про хорошее настроение, под которое легко решаются все сложные вопросы.
         В троллейбусе Догадайкин барабанил песенку на шляпе, которую держал на коленях, в трамвае - на стекле.
         И вот огород перед ним. Профессор поправил шляпу и надел очки...
         Будь у меня целая корзина сравнений, их не хватило бы, чтобы рассказать об овощах так, как они это заслуживают.
         Из-под земли били зеленые фонтанчики моркови.
         Горох был кудрявый, с длинными серёжками.
         Редиска была похожа на яркие пуговицы, наполовину втоптанные в землю.
         Картошка выращивала своих детей, похожих на маленьких поросят, глубоко в земле. Иногда какой-то любопытный поросенок все-таки из-под земли выглядывал.
         Молоденькие зеленые огурцы напоминали юрких ящериц, готовых, чуть что, нырнуть под широкие, шершавые листья.
         А крупные жёлтые огурцы смахивали на лысых дядек, загорающих среди зелени.
         Сладкие перцы - это были, конечно, колпаки гномов, которые те надевают ночью, при свете своих фонарей..
         Над огородом, выше всех, стоял-сиял подсолнух. Он походил на солнце, на фонарь, на... стоп! Что это я? Ведь это мои наблюдения, они не научные и, следовательно, интереса не представляют.
         В огороде стоял профессор Догадайкин.
         Когда рядом никого не было, наш учёный мог разговаривать даже с собственной пуговицей. Поэтому не удивляйтесь, что, подойдя к тыкве - такой толстой и важной, что её, ей-ей, - неудобно было называть тыквой, - он сказал, махнув шляпой:
         -Уважаемая! Учёный мир в моём лице приветствует вас! Нет, нет, не отвечайте мне, я догадаюсь обо всём сам.
         Профессор придвинул к себе ящик, в котором весной привезли рассаду, перевернул его и сел. Он уставился на тыкву и замер.
         Догадайкин думал.
         Мысли его вились над тыквой, как пчёлы над цветком. Пылинка за пылинкой, крупинка за крупинкой, они разузнавали о тыкве всё.
         И учёный решил-таки задачу! Он разгадал загадку!
         Настала минута - профессор встал. Он шлёпнул тыкву по тугому боку.
         -Теперь я знаю! Тайны больше не существует!
         Догадайкин вынул блокнот и ручку и немедленно стал записывать своё открытие. Озаглавил он его так:
         
         Если бы лягушонок был повежливее...
         
         Однажды, - писал профессор Догадайкин, - мимо большой тыквы, которую тогда ещё никак не называли, скакал лягушонок. Скок! Скок! Глупый лупоглазый лягушонок. И вдруг он увидел тыкву. Он ещё больше выпучил глаза, потому что тыква в них не помещалась, и сказал:
         -Ква!
         Что он ещё мог сказать, кроме своего лягушоночьего "ква"?
         Тыква глянула на малютку. Ей было жарко и одиноко - и вот со скуки она взяла да и ответила лягушонку:
         -Ква!
         Можете себе представить, каким у тыквы получилось это "ква". Оно у неё получилось большим и внушительным:
         -ква!
         Лягушонок присел от неожиданности: тыква (а её тогда ещё так не называли) ответила ему! Лягушонок подумал, что она соглашается с ним поиграть, и снова крикнул:
         -Ква!
         И тыква опять - от нечего делать - сказала:
         -ква!
         Лягушонок в восторге стал прыгать вокруг тыквы и кричать:
         -Я - ква и ты - ква! Я - ква и ты - ква! - Он радовался тому, что он, такой маленький, и она, такая большая, говорят одинаково. Придумана новая игра!
         Он был ещё очень мал, этот лягушонок, и всем говорил "ты". Будь на его месте взрослая лягушка, она, конечно, сказала бы громадине "вы". Но послушайте, что было дальше.
         Тыкве игра не понравилась. А в тот момент, когда лягушонок ещё и запрыгнул на неё, она подумала, что попусту тратит время. Ну что тут интересного: "я - ква, ты - ква". Достаточно сказать раз...
         -Пф-ф... - проговорила громадина, - ты что, за лягушку меня принимаешь?
         Тыкву - принять за лягушку!
         А глупый лупоглазый лягушонок, которому очень понравилось играть с самой тыквой (её тогда ещё никак не звали, а может, иначе), закапризничал:
         -Я - ква! - закричал он, - и ты - ква! Я - ква! И ты - ква! - Он, видите ли, требовал, чтобы тыква повторяла за ним его "ква"!
         Громадина рассердилась.
         -Можешь повторять своё "ква" хоть до вечера, а мне позволь заниматься моими делами! - И тыква отвернулась от лягушонка.
         Вот, кстати, ещё вопрос: какие-такие дела могут быть у тыквы?
         Лежать, толстеть, желтеть и зреть. И... и... всё! Но тыкве кажется, что важнее этих дел нет ничего на свете - лежать, толстеть, желтеть и зреть.
         Тыква отвернулась от лягушонка и занялась своими делами.
         А лягушонок стал прыгать ещё выше, переворачиваться в воздухе, шлепаться наземь и снова подпрыгивать. И всё время он верещал своё: "Я - ква и ты - ква! Я - ква и ты - ква!"
         Вдруг послышались тяжёлые шаги - хозяина огорода.
         Он, как видно, слышал лягушонка, потому что сказал:
         -Тыква... Неплохое имя для тебя, толстуха! - Хозяин легонько толкнул тыкву ногой - в этот-то момент она и получила имя. - Теперь ты - тыква. А я-то уж думал назвать тебя какой-нибудь... кукурбитой. А ты - тыква...
         Хозяину даже в голову не пришло обратиться к огородному овощу на "вы"...
         Но скажите, если бы тот лягушонок был повежливее, он ведь говорил бы тогда "вы", и тыкву и посейчас называли бы "выквой". Разве не так?
         -Браво! - вскричал Догадайкин, поставив последнюю точку в своём научном исследовании. Он помахал блокнотом подсолнуху. С подсолнуха слетели три испуганных воробья, и он закачал золотой головой.
         -Как вы считаете, голубчик, смог бы кто-нибудь решить эту задачку лучше меня? Нет? И я так думаю!
         Подсолнух долго ещё качал голвой, соглашаясь с профессором, а широкая шляпа того была уже далеко от огорода.
         
          ДОГАДАЙКИН ЗАНЯЛСЯ АРБУЗОМ
         
         На следующий день профессор сидел напротив арбуза.
         Было жарко. Тень учёного съёжилась, она, как щенок во время дождя, забралась под него.
         Исследователя спасала от жары соломенная шляпа.
         "Арбуз полосат, - размышлял он. - Допустим, что он полосат, как... как... тигр, и рассмотрим это предположение. Чем тигр и арбуз схожи ещё? Ах да, ведь тех и других в городах держат в клетках! Ну и..."
         Рассуждая, учёные могут допускать всё что угодно. Даже такое - не родственник ли арбуз тигру? Поэт сделал бы из этого весёлый стишок. Учёный же, проверив мысль так и этак, в конце концов отбрасывает её, чтобы взяться за следующую.
         "Нет, - сказал себе Догадайкин, - арбузы держат в клетках не потому, что их боятся, а чтобы их не украли. Выходит, что арбуз хоть и полосат, ничего общего с тигром не имеет. Вот я произнесу вслух: "Арбуз зарычал". Или: "Арбуз прыгнул"... Любой, кто услышит это, скажет: "Смешно! Арбузы, к счастью, не рычат и не прыгают".
         И учёный повел рассуждение дальше.
         "Арбуз - лежебока. Он, я бы сказал, прямо-таки дачник. Значит... Значит, полосы на нём не тигриные, а... пижамные! Ну конечно, пижамные! Арбуз, он в пижаме, как я сразу не догадался!
         Но как арбуз оказался в пижаме - вот вопрос!"
         Тут подошло время второго завтрака. Догадайкин сорвал тяжёлый щекастый помидор и достал бутерброд. Помидор он подбросил, поймал на ладонь, взвесил и рассмотрел со всех сторон. Понюхал, помял, лизнул и надкусил.
         -Его что-то распирает, - заметил учёный. - Он чуть не лопается.
         Разрезать помидор исследователь не стал, а справился с ним и так. Так было даже вкуснее. Снаружи помидор был горячий от солнца, а внутри прохладный. Самая его сердцевина была как бы тронута инеем...
         После завтрака мысль Догадайкина покатилась как по-писаному.
         "У арбуза был день рождения; друзья долго думали, что ему подарить. Одни предлагали - галстук, другие - часы. Наконец все сошлись на пижаме. Решили, что она рабузу к лицу.
         Арбуз надел пижаму и сразу стал полосатым. Как дачник. Да, как дачник, а не как тигр.
         И всё равно он загордился.
         Бывает же так - стоит кому-то надеть новое платье, как он задирает нос, думая, что в новом платье он стал и умнее, и вообще лучше других.
         Загордившийся арбуз сказал однажды всем, кто его окружал:
         -Меня, к вашему сведению, подают на сладкое. Иначе говоря, я - десерт! Вы же все годитесь только на салат. - И отвернулся.
         "Крамс!" - раздалось у него за спиной.
         Тут все поняли, какую они сделали ошибку, подарив арбузу пижаму.
         Хотя овощи и знают, для чего их выращивают, но о салате предпочитают не говорить. Это у них не принято - говорить о салате, это слово считается у овощей запретным.
         Арбуз показал всем спину, и все один за другим повернулись в его сторону - как не посмотреть напоследок на того, кто сказал заносчивые слова! Как не разглядеть его хорошенько!
         Этот новый арбуз был всем в диковинку, и все смотрели на него моргая, словно увидели впервые.
         Итак, все овощи повернулись к арбузу...
         Сзади у арбуза торчал поросячий хвостик! Самый настоящий - тоненький и верткий поросячий хвостик!
         Все опешили, не веря своим глазам. Это и в самом деле было удивительно: толстый парень в пижаме - и поросячий хвостик!
         -Да ведь он же просто свинтус! - догадался вдруг кто-то.
         Как тут все рассмеялись! Тыква покатилась, хватаясь за бока. Помидоры чуть не лопались от смеха. Хихикали, корчась, огурцы. Прыскал горох. До слёз заливался лук. Трясся подсолнух. Весь огород хохотал.
         Арбуз вертелся во все стороны и испуганно озирался, не понимая, что случилось такое, отчего все смеются над ним.
         Он совсем не подозревал, что когда оторвался от длинного своего стебля с листьями, то сзади у него остался коротенький хвостик - тот самый, за который арбуз вытаскивают из клетки, чтобы положить на весы...
         Этой же ночью арбуз исчез с огорода - то ли его украли, то ли он сам укатился куда-то. Никто о нём не пожалел: кому охота видеть рядом заносчивого соседа...
         Профессор Догадайкин поднялся с ящика.
         -У огорода нет больше тайн! - объявил он. - Уже завтра каждый школьник будет знать про тыкву и про арбуз всё!
         Они узнают, что с тех пор, как помидор увидал у чванного арбуза поросячий хвостик, он чуть не лопается со смеху. Смех его распирает. Он еле сдерживается, чтобы не расхохотаться, оттого-то щёки у него надуты. А расхохотаться для помидора - значит погибнуть. "Ха-ха" разорвёт его на части...
         И последнюю загадку я разгадал - откуда у огурца пупырышки. Пупырышки у него со страха. Ведь это он крикнул тогда, что рабуз свинтус. Крикнул, а потом испугался. Ведь огурец, как выяснилось, дальний родственник арбузу; он боится, что тот вернётся и задаст ему перцу. Не того перцу, которым летом слегка посыпают салат, а настоящего. От настоящего перца от огурца останется мокрое место.
         С тех пор и дрожит огурец, покрываясь, как от холода, пупырышками.
         Вот и всё.
         И профессор отправился домой. Он попрощался со всеми - с подсолнухом, с помидорами и с тыквой.
         -А с вами, дорогой, - сказал он арбузу, - мы ещё встретимся за десертом!
         Настроение у Догадайкина было отличное и даже немного воинственное - как это всегда бывает после победы. А ведь он сегодня опять победил! И по дороге домой сама собой сочинилась у него воинственная песенка - про арбузы.
         Он отбарабанил её сперва на стекле трамвая, а после - на соломенной шляпе, что лежала у него на коленях. Вот эта песенка:
          Ура - война арбузам
          Объявлена! Спеши!
          Покажем круглопузым
          Ножи!
          Ножи!
          Ножи!
          Они круглы, как ядра,
          Которыми эскадра
         - и не одна эскадра! -
         Отправлена на дно.
         Арбузы беспощадны -
         Кто б ни был с ними рядом,
         Арбузам всё одно!
         
         Как тигры, полосаты,
         Задиристы, пузаты,
         Любой им пояс узок -
         Как ими полон кузов!
         
         Война, война арбузам,
         Пузатым и кургузым!
      
       ПО ГОРОДУ ХОДИТ...
      
       -Так-так-так! Так-так-так! Вы, значит, говорите, что...
       Профессор Догадайкин и гость, его хороший знакомый, врач, сидели в кабинете ученого, в двух креслах, и беседовали.
       -Да-да, - продолжал профессор, чем-то уже озабоченный, - ухватившийся уже за какую-то мысль, - вы сказали, что по городу ходит грипп. Ходит, вы сказали... Грипп... Так-так-так!.. А вы не заметили, как он выгядит? Во что одет? Нет? Ну что же вы! А вот я, пожалуй, уже знаю...
       -Как он выглядит? - опешил врач. - Во что одет? Грипп?..
       Но Догадайкин уже оставил собеседника, чтобы отойти к письменному столу и сделать быструю запись на листе бумаги, и вернулся в кресло.
       -Я вас перебил, а вы, кажется. хотели посоветовать мне какое-то средство от простуды? Я слушаю вас...
       А когда гость профессора ушел, Догадайкин вернулся к столу, прочитал быструю запись, сделанную сорок минут назад, походил по кабинету... Потом сел к компьютеру и включил его. И вот какой ученый текст возник на экране дисплея через каких-то полтора-два часа:
      
       ПОЧЕМУ УЕХАЛ ДОН ГРИПП
         
         Апчхи! Апчхи! Апчхи!
          Апчхи! Апчхи!
         Апчхи! Апчхи! Апчхи!
         
         -Слыхали? - сказал дон Грипп да Инфлуэнца кавалеру Сквозняку. - А вы думали, что мы будем здесь инкогнито. Обо мне все уже знают! Вот что такое известность!
         Дон Грипп и кавалер Сквозняк шли по улице нашего города. Дон Грипп был одет в короткое, очень жёлтое пальто, галстук на нем был цвета... простуды, фиолетовая шляпчонка еле держалась на голове.
         Кавалер же Сквозняк, худой и высокий, в длинном, скользком плаще, был странен иначе: ступив на правую нгу, он сильно уменьшался в росте и толстел, словно резиновый, - и сразу вытягивался, ступив на левую ногу.
         Дон Грипп радовался, как ребенок:
         -Посчитайте-ка, сколько ярких шарфов надето в мою честь! А как празднично скрипит новая обувь! У каждого в кармане свежий носовой платок. А как чихают, стоит мне появиться! Чохи для меня всё равно, что аплодисменты!
         -Апчхи! - раздавалось справа и слева. - Апчхи! Апчхи!
         Дон Грип срывал шляпчонку и раскланивался с чихающими.
         Встречные хватались за платки и скрывали за ними лица, словно стыдясь своих носов, - поэтому, наверно, они не замечали ни цвета галстука дон Гриппа, ни странности в походке кавалера Сквозняка. Платки мелькали тут и там, как голубиные крылья.
         -Апчхи! Апчхи!..
         -Дарю вам третью часть, - воскликнул дон Грипп, трогая кавалера Сквозняка за плечо. - Третью часть всех этих Апчхи. Считайте, что они ваши!
         -Спасибо, - буркнул кавалер. - Не могли бы мы идти быстрее? Я отвратительно чувствую себя на широких улицах. А на площадях я чувствую себя, как клоп на барабане, извините за сравнение. Поспешим, дон Грипп, если вы хотите, чтобы я был рядом.
         В гостинице приятели увидели табличку "Мест нет". Окошечко администратора было перекрыто стеклом. Дон Грипп снял фиолетовую шляпчонку.
         -Вечер добрый-добрый-добрый! - сазал он, улыбаясь гораздо шире своего лица. - Не думаю, чтобы для нас не нашлось у вас места. Просто уверен, что вы нам не откажете. - Дон Грипп повернулся к соседу и что-то шепнул ему. Тот кивнул. Дальше произошла прелюбопытнейшая сценка.
         Дон Грипп по-приятельски взял кавалера за воротник плаща. Тот, кто наблюдал бы за незнакомцами повнимательнее, заметил бы, что кавалер Сквозняк покинул свою одежду. Вся она висела в руке дона Гриппа совершенно пустой, а кавалер Сквозняк исчез.
         На столе администратора зашевелились бумаги; женщина прихлопнула их рукой, сморщила нос и громко чихнула.
         -Зак! - вскрикивала она сквозь чохи. - Рой! Те! Дверь! Ап-чхи! Ап-чхи!
         Дон Грипп опустил руку с плаща, в котором теперь снова стоял кавалер Сквозняк. Женщина-администратор не переставала чихать.
         -Безобразие, - сказал дон Грипп, сочувственно глядя на женщину. - Я могу вам помочь. У меня есть чудодейственные таблетки. - Он подсунул под стекло два кругляша - лишь глянув на них, администратор перестала чихать.
         -Только до утра, - вытирая слезы, сказала она. - Утром я дам вам другой номер.
         Дон Грипп и кавалер Сквозняк вежливо поклонились.
         -Только до утра, - подтвердил дон Грипп, - до утра-тра-тра!
         Через полчаса у всех жильцов третьего этажа, где поселился дон Грипп, поднялась температура и начался насморк. Коридорные сбились с ног, разнося им аспирин и другие лекарства...
         В двухкомнатном 97-м номере удобно расположились дон Грипп да Инфлуэнца и кавалер Сквозняк, заморские незваные гости.
         -Завтра будет трудный день, - предупредил дон Грипп. - Я пробегусь, прогуляюсь, прошвырнусь, а вам, мой милый, надо будет пролезть во все двери, проникнуть во все щели, каждого пронять, никого не пропустить, всех прохватить! А сейчас спать, спать, спать!
         И в 97-м номере потух свет.
         Зато в другом здании, в большом зале, где собрались врачи со всего города, свет горел почти до утра.
         Там врачи совещались о том, как уберечь город от гриппа, который, стало им известно, ходит по городу. Один за другим поднимались и говорили свои предложения доктор Температуркин, детский врач Нутес, доктор Порошокс и профессор А.С. Пирин. В этот вечер были придуманы замечательные средства против гриппа: непромокаемые носки под названием "Непронос", носовые платки от чихания под названием "Носочих", специальные шарфы против ангины и кашля под названием "Прокашле".
         Было придумано и ещё кое-что, может быть, самое главное средство - но пусть оно будет сюрпризом для дона Гриппа и кавалера Сквозняка, которые спят, ничего не подозревая.
         Впрочем, уже утро!
         В коридоре гостиницы слышатся шаги, покашливание, скрежещут замки, поют двери, перекликаются, как в лесу, горничные.
         Первым проснулся кавалер Сквозняк. Он принюхался, зашевелился, вытянулся так, что достал руками и ногами противоположных стен, потом сократился вдвое... Подпрыгнул, повисел в воздухе и исчез, невидимый, в открытой форточке.
         Дон грипп да Инфлуэнца сел в постели и и стал зевать. Зевал он так, что платяной шкаф не выдержал и, свирепо скрипя, стал открывать и закрывать дверцу.
         -Дон Грипп! - раздалось за окном. - Дон Грипп! - В комнату влетел кавалер Сквозняк. Наполовину он был еще невидимым. - Мы, кажется, попали в город сумасшедших! Посмотрите-ка в окно!
         Дон Грипп захлопнул рот - захлопнулась и дверца шкафа, - и подбежал к окну.
         -Какой ужас-ужас-ужас! - вскричал он. - Действительно, они все спятили!
         Друзья одевались, как при пожаре. Через шесть минут дон Грипп и кавалер Инфлуэнца были на улице. Они остановились как вкопанные, чуть выйдя из дверей гостиницы. Дон Грипп стоял, раскрыв рот, а кавалер Сквозняк стоя колыхался, как столбик дыма над костром.
         Было 8 часов утра. Весь город - весь, весь город! - делал зарядку.
         За стёклами окон, в которых были раскрыты форточки, виднелись фигуры молодых и старых людей - они все поднимали руки и разводили руки в стороны, и нагибались, и подпрыгивали, и, что страшнее всего, - боксировали. Дону Гриппу казалось, что они готовятся таким образом встретить его.
         Остановилсиь все машины. Шофёры вышли на мостовую и приседали, держа руки перед собой.. Милиционер прыгал и хлопал над собой ладошами в больших кожаных перчатках.
         Старушки поставили сумки с продуктами и свежим хлебом у стены и, кряхтя и постанывая, сгибались, стараясь достать кончиками пальцев носки туфель. Пятеро дедушек, застигнутых зарядкой, выполняли упражнения с палкой, вытягивая её то вперёд, то поднимая над головой...
         Голос диктора радио объявил:
         -А теперь - пробежимся на месте!
         И все побежали. Кто на месте, а кто потрусил домой. Кое-кто перешел было на шаг, но милиционер тут же засвистел, и бег продолжился.
         Пять минут зарядки - и тот же голос диктора посоветовал:
         -Что может быть лучше сейчас, чем водная процедура! И - будьте здоровы!
         Фигуры в окнах исчезли. Дону Гриппу и кавалеру Сквозняку показалось, что на них обрушился водопад, - это в каждой квартире полился шумный душ.
         Милиционер и шофёры набрали в горсти свежего снега и потёрли им шеи и лица. Они даже пустили по комочку снега по спине между лопаток.
         Дон Грипп да Инфлуэнца вдруг поёжился и оглушительно чихнул. Кавалер Сквозняк отскочил от него.
         -Что с вами, дон Грипп?
         -Меня всего трясёт-сёт-сёт! Пошли отсюда!
         Дежурный администратор, вчерашняя знакомая, спросила:
         -Ну как? Будете переходить в другой номер или останетесь в 97-м?
         -Нет! - сердито крикнул дон Грипп. - Мы уезжаем-жаем-жаем! Нам нечего делать в этом городишке!
         -В этом дишке-бишке-фишке! - поддержал его кавалер Сквозняк.
       * * *
      
       Мы уже говорили, что профессор Догадайкин был интересен журналистам. Тем всегда нужно чем-то оглоушить читателей газет, да и за сенсацию платят больше. Журналисты ловили ученого где только можно - у дверей его лаборатории, на улице, в метро (если узнавали в толчее), у входа в кафе. И задавали один и тот же вопрос:
       -Профессор, что у вас новенького?
       Догадайкин либо отмахивался, либо ускорял шаг, либо все-таки останавливался.
       На этот раз фраза "Что у вас новенького?" прозвучала у дверей дома ученого. Профессор направлялся утром в свою лабораторию и тут на него налетел журналист. Но Догадайкин не отмахнулся от приставалы, а ответил - что было удивительно - на все вопросы. Может быть, ему вдруг остро понадобился собеседник-слушатель, в котором нуждается в иную минуту каждый человек...
       -Вы же знаете, - начал он, а журналист схватился за перо, - что, кроме всего, я завзятый путешественник. Ну и вот, в последней поездке я побывал в любопытном городе - Городе Угрюмых Людей. Таких угрюмых, что у них на всех была одна единственная Улыбка. У этой Улыбки удивительное свойство - она, так сказать, съемная, то есть переходящая с уст на уста. Другими словами, ее можно приладить к любому лицу. Пользуются Улыбкой по очереди. На карнавалах же - в том городе, как во всех других на земле, проводятся карнавалы - Улыбка нарасхват, ее надевают то на одно, то на другое лицо, как маску, но ровно на 7 секунд. Улыбка мелькает в толпе красным цветком...
       -Потрясающе! - откликнулся журналист. - И на что же будет направлено ваше исследование?
       -Я уже сказал: Улыбкой в том городе пользуются по очереди. Каждому жителю она доверяется всего на один день, и за это время он должен успеть сделать кучу полезных вещей - ведь в следующий-то раз она достанется ему только через три года. Порой Улыбку приносят тому, кому она сегодня не нужна...
       Журналист еле успевал записывать.
       -...кому не до нее, - досказал профессор, глянул на часы и заторопился. - А вот другому Улыбка нужна позарез, и тут возникает масса... - тут профессор снова глянул на часы.
       -Всяких недоразумений? - подсказал журналист, не отрывая глаз от блокнота.
       -Да. Столкновений интересов. Мое исследование, - уже отходя, бросил Догадайкин, - будет носить на этот раз легкомысленное название: "Приключения Улыбки", хотя, разумеется, оно не выйдет за строгие рамки гео-био-фило-было-фантас-мантас-параболических наук...
       Журналист дописал последние слова: "фантас-мантас-параболических..." и поднял голову. Профессор Догадайкин уже смешался с толпой, втискивающейся в двери метро...
       На этой сцене мы и прервем наш рассказ об ученых трудах профессора Догадайкина - чтобы вернуться к ним в самом скором времени.
       И только добавим ту забавную песенку, которую Догадайкин и сочинил, и спел по дороге на огород.
      
       ПЕСЕНКА ПРОФЕССОРА ПРО УТРО
      
       Зависят успехи науки не от:
       Сиденья,
       сопенья,
       пыхтенья,
       корпенья,
       И стула досадливого скрипенья,
       Подмоги не ждите от уединенья,
       Вы в нем не достигнете горних высот!
       Приходит тогда лишь к тебе вдохновенье
       И мысли стремительное продвиженье,
       Когда ты в соавторы... Утро возьмешь!
       Увидишь восход - и тотчас же поймешь
       Его назначенье:
       Рожденье,
       свеченье,
       Уменье мгновенье менять на мгновенье,
       Рассвета по небу замедленный ход,
       И пламя, и пепел, и звездочек лёд,
       По крышам луча ослепляющий лёт -
       Я утренних не сосчитаю щедрот
       (Но не забывайте насчет умозренья!)...
       А их назначенье - твое озаренье
       И мысли, как птицы, ликующий взлёт,
       А там, на вершинах, - свободный полёт
       И - до одуренья
       Паренье,
       паренье...
      
      
       СТАРОГО ЧИВИ НЕ ПРОВЕДЕШЬ
      
       Смешные воробьи
      
       КАК ПРОЕХАЛСЯ СТАРЫЙ ЧИВИ
         
         -Я нашёл, - крикнул воробей Чиви-Чей, - каток!
         На ветках сидели Чиви-чив, Чиво-Что, Просто-Чиви и Старый Чиви, про которого говорили, что его на мякине не проведёшь, что он не лыком шит и ещё много других приятных слов. Ясно, что Чиви-Чею ответил именно он.
         -Перестань прыгать с ветки, - сказал Старый Чиви. - На ветку. Куда ты нас зовёшь?
         Надо предупредить, что воробьи произносят за раз столько слов, сколько им лет. Чиви-Чей мог выговорить только два за один ворбьиный вздох, а Старый Чиви - четыре.
         -Кататься!
         -С какой это стати?
         -Интересно!
         -А ещё для чего?
         -Приятно. Очень.
         -Ага. - Старый Чиви почесал нос. - А если ты сломаешь?
         -Что?
         -Ногу.
         -Вот ещё!
         -Тогда ты свернешь себе.
         -Что?
         -Шею.
         -Ничего не, - ответил Чиви-Чей.
         -Что "ничего не"?
         -Сломаю, - сказал Чиви-Чей.
         -Вот видишь, ты сам, - проговорил Старый Чиви, - сказал, что сломаешь.
         Они ещё долго переговаривались, причём один говорил за вздох два слова, а другой - четыре. Остальные воробьи скакали по веткам и торопили Чиви-Чея показать им летний каток. Наконец Старый Чиви согласился "поглядеть, как это будет", он передохнул, вымолвил пятое слово "выглядеть" и полетел позади Чиви-Чея.
         Катком был круглый стол в Кафе Под Открытым Небом. Стол покрывала белая и гладкая, как лёд, пластмасса. На ней стоял недопитый стакан кофе с молоком, лежало полпирожка с маком, а рядом разлилась лужица чёрного кофе.
         -Этим мы, - сказал Чиви-Чей. - Будем подкрепляться. Когда устанем. От катания. - Он разогнался, слёту сел на край стола и проехался до другого края. Зрелище было что надо.
         Старый Чиви сидел на соседнем столике и наблюдал.
         -Когда ты сядешь в, - проворчал он. - Лужу, я позову остальных. Чтобы они тебя хорошенько. - Он передохнул и досказал: - Почистили.
         Чиви-Чив, Чиви-Что, Просто-Чиви, не слушая Старого Чиви, тоже разогнались и проехались от края стола до другого края.
         Наш ворчун качал головой.
         -Мальчишество никогда не доводит. До добра, это факт.
         А воробьи катались по пластмассовому катку, как по льду, и даже зрителей у них было достаточно: люди, которые завтракали или перекусывали, повернули головы к их столу и не аплодировали только потому, что как-то не принято аплодировать воробьям. А может, они просто боялись спугнуть их.
         Потом воробьи устали. Они подкрепились пирожком с маком, выпили по капле чёрного кофе и подлетели к Старому Чиви
         -Ну как, - спросил Чиви-Что. - Мы выглядели?
         -А ты, - поддержал его Чиви-Чей. - Не рискнул?
         -Вы всё равно не, - ответил Старый Чиви. - Доказали, что катание может. Чем-нибудь полезно воробью. В моём возрасте было. Бы глупо искать приключений. Мне хватает кошек, автомобилей. И мальчишек, от которых. Я должен улепётывать. Я не балерина, - продолжал самую длинную речь Старый Чиви. - Я птица. И с меня довольно. Того, что я летаю. К тому же я. Не собираюсь ущемлять себя. В еде.
         И тут Старый Чиви подлетел к столу, проехался немного - то ли оттого, что было всё-таки скользко, то ли потому, что хотел доказать, что и он не лыком шит, - взмахнул крыльями, чивикнул и стал закусывать пирожком с маком.
         
         
      
       КАК ВОРОБЬИ СОВСЕМ ЗАПУШИЛИСЬ
         
         -Пух! Пух! - кричал воробей Чиви-Чей на весь двор. - Кому пух? Кому пух?
         Все воробьи, что были поблизости, слетелись к Чиви-Чею.
         -Чей пух? Что за пух? Тот пух? Этот пух? Вот так пух! Ох и пух! Ух и пух! Ай да пух! Охипух! Ухипух! Ахипух! Айдапух! Чивипух? Где лопух? Чтозапух?
         Скоро всё-таки выяснилось - и не без помощи Старого Чиви, который сидел чуть повыше крикунов, вобрав голову в воротник, - что пух - тополиный, а хозяин его - Чиви-Чей. Чиви-Чей первым крикнул : "Чур мой!" и стал владельцем всего тополиного пуха во дворе. Всего пуха, а его на тополях было много в это время, в конце весны, перед самым началом лета. И никто не осмелился сказать хоть словечко против.
         -А что ты собираешься с ним делать? - спросили у Чиви-Чея воробьи.
         -Менять, - ответил Чиви-Чей. - На корзины.
         -А зачем, - поинтересовались воробьи. - Тебе корзины?
         Они спросили об этом для того, чтобы оттянуть время и успеть подумать, где можно достать корзины и как доставить их Чиви-Чею. Воробьи боялись, что кто-то другой, кому позарез нужен тополиный пух, перехватит его из-под самого их носа.
         -Как зачем? - сказал Чиви-Чей. - Складывать пух!
         -Какой пух? - Воробьи уже ясно представили себе, как они принесли корзины, отдали их Чиви-Чею и получили взамен пух. - Наш пух?
         -Мой пух! - крикнул Чиви-Чей. Он тоже успел ясно представить себе, как складывает свой пух в свои корзины.
         Тут в умишках воробьев всё перемешалось.
         -Чей пух? Чьи корзины? Наш пух! И корзины! - Воробьям уже казалось, что и пух их, и корзины. И началось: - Чей пух? Чивипух?
         Вдруг подул ветер. Пух сорвало с тополей и понесло по двору: было похоже, что началась зимняя метель.
         -Мой пух! - завопил Чиви-Чей и кинулся в снежное облако.
         Пух пронёсся по двору, взвился над крышами и скоро исчез из глаз. Тогда воробьи вернулись на старое место и, отдышавшись, сурово спросили Чиви-Чея:
         -Ну, где твой пух? Отдавай наши корзины!
         -Какие корзины?
         Все кричали разом и ничего, конечно, нельзя было понять. Прохожим казалось, что воробьи в это утро сошли с ума, и, проходя мимо тополей, они затыкали уши.
         А главное, что ни пуха уже не было, ни корзин, которых, как вы понимаете, и быть не могло, а воробьи всё спорили, и спор разгорался.
         Кто-то оглушённый воробьиным гамом, поднял комок земли и запустил им в листву дерева. Комок рассыпался и градом застучал по листьям. Воробьи на минутку смолкли. Этим воспользовался Старый Чиви. Он крикнул изо всех сил:
         -Че-пу-ха!
         -Как? - переспросили спорщики и подняли головы к Старому Чиви.
         -Че-пу-ха! - повторил он.
         -Может, правильнее сказать "чейпуха"? - предложили воробьи, у которых слово "чей" всё ещё вертелось на языке.
         -Да, конечно, - немедленно согласился Старый Чиви. - Правильнее будет "чейпуха". Чей-пу-ха. Хотя это одно и то же... А раз мы обо всём договорились, летим обедать!
         И воробьи, очень довольные тем, что сам Старый Чиви признал их правоту, слетели вниз, где уже кем-то были рассыпаны хлебные крошки.
         
          ЧИВИ-ЧТО ПЕРЕВОРАЧИВАЕТ ТРОЛЛЕЙБУСЫ
         
         -Ты когда. Нибудь пробовал. Переворачивать тролейбусы?
         -Нет ещё, - ответил Чиви-Что. - А разве. Это поднимает. Настроение?
         -Ёщё как! - ответил Чиви-Чив. - Ты только. Попробуй разик!
         Уже расцвёл каштан, но, глядя на его цветы, воробьи топорщили перья: цветы каштана напоминали им заснеженные ёлки и им хотелось поразмяться.
         Чиви-Что полетел переворачивать троллейбусы.
         -Сначала я, - говорил он про себя. - Переверну парочку. А потом. Погляжу на. Зевак. Которые соберутся. Возле аварии. Любопытное занятие. Наблюдать зевак...
         Чиви-Что подлетел к троллейбусу, подошедшему к остановке, и изо всех сил упёрся в него лапками - ему показалось в этот момент, что у него не лапки, а ЛАПИЩИ. Он поднатужился... Принапрягся... Но троллейбус - к его величайшему удивлению - не перевернулся!
         Чиви-Чив был тут как тут.
         -Надо с лёта! - крикнул он. - Иначе не! Перевернёшь!
         Чиви-Что отлетел и снова бросился на троллейбус - рраз! И опять тот ни с места.
         -Ещё! - крикнул Чиви-Чив. - Он уже! Качается!
         Чиви-Что налетел на троллейбус, как слон - во всяком случае ему так показалось. Но троллейбус и на этот раз не упал. Чиви-Что взлетел и повис над ним, треща крыльями.
         -Вот оно, - закричал он. - Что! Троллейбус держится за провода!
         Когда Старый Чиви узнал о происшествии, он сказал:
         - Каждому воробью, должно быть. Приятно перевернуть хоть один. Троллейбус. Но прежде чем он. Решится на подвиг, пусть. Сначала взвесится на весах. На одной чаше будет. Он сам. А на другой - троллейбус. И тогда воробей поймёт. Что он не слон.
         
       ЧИВИ-ЧТО РАЗГОВАРИВАЕТ С МИЛИЦИОНЕРОМ
         
         Как-то Чиви-Что узнал, что адрес его до сих пор не известен в городе, хотя квартира у него есть - на третьем этаже, под балконом, со всеми удобствами. Он хорошенько расспросил Старого Чиви о том, как лучше объявить о себе, услышал, что для этого нужно пойти в милицию, и полетел для начала к постовому милиционеру.
         Постовой шёл по середине улицы и наводил на ней Порядок. Он хмурил брови, свистел в свисток - и Порядок тут же наводился.
         Вдруг ему послышалось, что кто-то позвал его. милиционер повернулся и, поворачиваясь, на всякий случай отдал честь. Но рядом никого не было, кроме воробья. И милиционер - тоже на всякий случай - спросил:
         -Тебе чего?
         -Чив-чиво! - повторил в восторге Чиви-Что. - Милиция, оказывается. Знает даже. Воробьиную речь! Тогда мы. Найдём общий. Язык!
         -Чего-чего? Что-что? - переспросил милиционер и приложил руку к уху.
         -О! - закричал Чиви-Что. - Он ещё. Знает, как. Меня зовут! Всё известно. Милиции! - Чиви-Что поднялся повыше и сделал Круг Уважения над милицейской фуражкой. Потом сел милиционеру на рукав (тот растерянно разводил руками) и в знак особого доверия клюнул в большую розовую ладонь.
         -Чтоб тебе! - в сердцах сказал Милиционер, оглядываясь по сторонам и держа ладонь на весу. - Что-чего, чив-чиво... Кто его знает, как в таком случае - когда на тебя сел воробей - должна поступать милиция!
         А так как Чиви-Что мог выговорить за раз только два слова, а разобрать - четыре, да и то с трудом, он понял следующее: Милиционер сначала вежливо почирикал, а потом предложил ему, воробью, поступить в полицию.
         -Вот так, - обрадовался Чиви-Что. - Штука! Значит, я стану Милиционером!
         И сию же минуту, позабыв о деле, полетел к своим.
         Он спешил похвастаться, что скоро ему пошьют милицейскую форму, вручат тяжёлый ремень, на который он навесит пистолет, фонарик и резиновую дубинку. А может, и большой-пребольшой щит. И что он будет свистеть, если увидит Непорядок.
         Чиви-Что это перечислил и добавил, что все теперь должны его слушаться.
         -Да ну? - не поверили воробьи. - А почему?
         -Потому что, - ответил Чиви-Что. - Потому что... Потому...
         Но тут на тротуар высыпали крошки хлеба и горстку ячневой каши, и воробьи кинулись с ветки, на которой сидели, вниз. За обедом Чиви-Что окончательно позабыл, почему все должны его слушаться: крошки были мягкие, ячневая каша сдобрена сливочным маслом, а это, как вы понимаете, может заставить забыть про что угодно.
         Так точный адрес Чиви-Чтоя остался неизвестен. Но всё равно его навещают друзья в его квартире на третьем этаже, под балконом, со всеми удобствами.
         
          СТАРОГО ЧИВИ НЕ ПРОВЕДЁШЬ
         
         Солнце просеялось сквозь листву акации и упало на асфальт яркими пятаками. Чиви-Чей скакал от пятака к пятаку и пытался поднять хоть один.
         Старый Чиви долго наблюдал сверху, с дерева, чем занимается Чиви-Чей, не стерпел и слетел вниз.
         -Что ты делаешь? - спросил он, прекрасно зная, что солнечный пятак не так-то просто оторвать от асфальта.
         -Считаю свои, - ответил Чиви-Чей. - Денежки.
         -Вот как. А зачем?
         -Думаю купить. Что-нибудь.
         -Что же?
         -Перину из. Куриного пуха.
         -А машину не хочешь?
         -Машину? - Чиви-Чей наклонил голову вправо и подумал. Он наклонил голову влево и опять подумал. - Машину, - сказал он, подумав так и этак. - Пожалуй, я. Согласен. Сколько ты. Возьмешь за?
         -Четыре денежки. - Старый Чиви затребовал бы больше, если б умел считать дальше четырёх.
         -Ладно. Бери четыре, - кивнул Чиви-Чей. - Хотя я. Наверно, переплатил.
         Воробьи направились к машине, которая стояла неподалёку.
         -Вот она, - сказал Старый Чиви. - Владей, но не превышай. Скорость. И если не уверен. Не обгоняй. - Старый Чиви закончил наставления и полетел забирать четыре денежки.
         Чиви-Чей сел на баранку.
         Но тут появился шофёр. Он открыл дверцу и очень удивился, увидев в машине воробья. Но так как удивляться ему было некогда, он сказал "Кыш!" - и Чиви-Чей вылетел вон. Он сел на забор и возмущённо закричал:
         -Караул, у! Меня увели! Машину! Куда смотрит? Полиция?
         А Старый Чиви сидел в это время в своём гнезде и посмеивался. Посмеивался и всё повторял про себя ровно четыре слова, которые ему очень понравились:
         -Старого Чиви не проведёшь!
         
          ЧИВИ-ЧЕЙ МЕНЯЕТ ИМЯ
         
         -Я ищу, - крикнул воробей Чиви-Чив, подлетая к Старому Чиви. - Камеру хранения!
         Старый Чиви только что позавтракал. Он вытер клюв о ветку - раз-два-три - будто поточил, и с неудовольствием глянул на Чиви-Чива. Старому Чиви хотелось после завтрака хоть полчасика провести без забот - без своих и чужих. Но не в обычае у воробьёв не поинтересоваться чем бы то ни было, и Старый Чиви спросил:
         -Зачем тебе камера хранения?
         Надо вам напомнить, что Старый Чиви мог произнести за раз только четыре слова, а Чиви-Чив - два. Но я решил обойтись без точек после каждых двух слов - пусть хоть на бумаге воробьи говорят, как мы.
         -Хочу оставить свои хорошие манеры, - ответил Чиви-Чив.
         Старый Чиви удивился.
         -Вот уж не знал, что у тебя есть хорошие манеры!
         -Ещё сколько! Я здороваюсь, говорю "до свидания". Если меня гонят, я улетаю или улепётываю, смотря по обстановке. В гостях я чирикаю обо всякой всячине, как принято, а разве это не хорошие манеры? Я не сравниваю себя, как некоторые, с соловьём или ястребом - по-моему, это и есть хорошие манеры... Но сейчас они мне только мешают. Прилетают ласточки...
         -А-а, - кивнул Старый Чиви. - Понятно, почему тебе они не нужны. Можешь сдать их мне. Под расписку.
         И Чиви-Чив сдал свои хорошие манеры Старому Чиви. Вас интересует, как он это сделал? Очень просто. Изобразил лапками, что развязывает и снимает галстук. Старый Чиви спрятал воображаемый галстук под крыло. Воробьи расписались на коре дерева и разлетелись.
         -Теперь меня зовут Чиви-Черт, - крикнул Чиви-Чей напоследок. - Не забудь, старина!
         Старый Чиви подумал: "Я-то знаю, как тебя теперь зовут... Но знают ли об этом ласточки, что будут за шиворот вытаскивать тебя из своего гнезда?"
         Чиви-Чёрт забрался в гнездо, которое всю зиму считал своим, и стал ждать ласточек. Он был спокоен за себя - без хороших манер он живо с ними расправится! Перья от них полетят, они узнают, с кем имеют дело, - с самим Чиви-Чёртом!
         Ласточки подлетели к своему гнезду. Они пробыли в пути очень долго, сильно устали и им было не до разговоров.
         -Выбирайся-ка поскорее, - крикнули они Чиви-Чиву. - Это наш дом!
         Чиви-Чёрт струхнул. На всякий случай он решил притвориться спящим или больным. Но одна из ласточек пребольно ущипнула его, и Чиви-Чёрт открыл глаза.
         -Что за шутки, - хрипло сказал он. - Вот я вас!
         Но ласточки не испугались. Они взялись за дело по-настоящему, и тогда раздался отчаянный крик Чиви-Чёрта:
         -Не подходите! Караул, убивают! Держите меня - я вне себя! Если они хотят узнать, с кем имеют дело, пусть спросят у Старого Чиви! А-а! Отпустите! Меня выбрасывают из собственного дома!
         И Чиви-Чёрта действительно выбросили из ласточкина дома. Его основательно потрепали, и даже то, что у него не было хороших манер, ему не помогло.
         Через час он явился к Старому Чиви и, даже не поздоровавшись, мрачно сказал:
         -Я хочу вернуть своё имя. И, кроме того, мне нужны мои хорошие манеры, потому что я ищу новую квартиру.
         Сатрый Чиви "вынул" из-под крыла галстук, который Чиви-Чёрт "повязал" себе на шею. И тут же Чиви-Чей покрутил носом и вежливо сказал:
         -Спасибо, дорогой Старый Чиви! Ты сохранил их в целости. Надеюсь вскрости увидеть тебя снова!
         
          СТАРЫЙ ЧИВИ ДРЕМЛЕТ
         
         После обеда Старый Чиви сел на ветку, распушил крылья и подогнул лапки. Он собрался слегка подремать, а полудрёме - слегка поразмышлять В полудрёме его мысли выглядели очень забавно...
         Он закрыл глаза и начал вспоминать:
         -Славно я пообедал... Булкины крошки были вкусные. Такие мягкие... Правда, мне пришлось таскать их у голубей, но иначе-то я не мог...
         Тут по телу его разлилась ленивая теплота, и свет в глазах окончательно померк.
         -Очень вкусные были эти голуби... Одна булка, признаюсь, тюкнула меня по затылку, но я вовремя её проглотил. Булка осталась с носом... Что это я говорю?! Кто остался с носом? Вот ведь как было: гулки ели болубей, а крошки сыпались на старушку, которая слетела с балкона, чтобы украсть у меня нос...
         Старый Чиви почувствовал, что нос его кто-то тянет и тянет вниз. Он чуть приподнял голову и переступил лапками. Но глаза его так и не открывались.
         -Да, старушки, насколько я помню, сыпались с балкона прямо на гулки... Но кто это всё время тянет меня за нос? Надо выяснить. Ах вот оно что! Просто он вырос. Теперь я могу обедать, не сходя с дерева. Только бы гулки не помешали... Но я их всех носом, носом!
         Старый Чиви захотел тут же, не сходя с места, достать парочку болубей с асфальта. Он потянулся за ними и... полетел вниз, сквозь листву, сквозь всё дерево. Только у самого асфальта он пришёл в себя и взмахнул крыльями. Сел. Поморгал. Покрутил головой.
         -Что это со мной было? Кто сдёрнул меня за нос с дерева? И куда делись старушки, которых так много было насыпано на асфальте?
         Так забавно выглядят размышления Старого Чиви в полудрёме. Только ради них он, пожалуй, и позволяет себе вздремнуть днём минуту-другую.
         
          ВОРОБЬИНЫЙ ВОПРОС
         
         Ко мне на подоконник сел воробей. По коричневой кепочке чуть набекрень я узнал Старого Чиви.
         -Привет, старина, - сказал я воробью. - Хочешь перекусить?
         Старый Чиви шаркнул лапкой.
         -Спасибо, я уже позавтракал. Если ты перестанешь. Размахивать руками. И если что-нибудь. Другое меня не испугает. Я задам тебе один. Вопрос.
         -Говори, - сказал я и положил руки на стол.
         -Краем уха я слышал, - начал Старый Чиви. - Что ты пишешь про. Воробьёв. Значит, ты сможешь ответить. На воробьиный вопрос. Тебя не утомляет. Моя манера вести разговор?
         -Что ты, - ответил я. - К ней легко привыкаешь.
         -Мы поспорили, - излагал суть дела Старый Чиви. - Любитель небылиц Чиви-Чей. Сказал, что если посадить. В землю старую фасоль. Которая уже как камень. То вырастут морские камешки. По-моему, это абсурд. Хотя я не экспериментировал. А что думаешь ты. По этому поводу?
         Мне захотелось почесать в затылке, но я сдержался.
         -Из старой фасоли вырастут, - сказал я через минуту. - Морские камешки если. Фасоль будут поливать. Морской водой.
         -Вот как, - произнёс озадаченный Старый Чиви. - Об этом варианте я. Признаться, не подумал. Пойду разъясню этим желторотым. Ситуацию.
         Старый Чиви улетел. А я взял да и записал. Эту историю слово. В слово.
         
          ОХОТА НА ВОРОБЬЁВ
         
         Рыжий кот Брысик любил охотиться на воробьёв. Каждое утро он выходил во двор нашего шестиэтажного дома с надеждой поймать хоть одного.
         Хоть одного! И чуть Брысик покидал дверь своего подъезда, как походка его менялась - она становилась ну точно разбойничьей! Брысик не шёл по двору - он крался...
         Воробьи никогда не пропускали выхода кота на охоту. Для них это было всё равно, что для людей театр. Наши знакомые занимали удобные места в невысоком кусте сирени, что рос напротив третьего подъезда (Брысик жил в четвёртом), и ждали появления рыжего разбойника.
         Смотреть, как на тебя охотятся, очень интересно, считают воробьи.
         Итак, Брысик выходил из подъезда... Он для начала бил себя по бокам хвостом, словно подбадривая, потом подгибал все четыре лапки...
         -Ишь, стелется! - не выдерживал кто-то из воробьёв. - Будто три дня его не кормили!
         -И ведь прямёхонько к нам!
         -Нет, вы только гляньте на него!
         Старый Чиви сидел выше всех. Голову он прятал в воротник - похоже, досыпал. Крадущийся к ним кот, казалось, его не интересовал. Вот ещё! Но если бы кто-то пригляделся к Старому Чиви, заметил бы, что тот приоткрыает то левый, то правый глаз и следит за каждым движением Брысика.
         -Смотрите, - лёг! - переговаривались внизу.
         -Он каждый раз так делает!
         -Теперь поползёт!
         Воробьи от возбуждения и страха, который топорщил их пёрышки, ещё и переступали лапками.
         -А глаза-то горят!
         -Сейчас вскочит! Приготовились...
         Но кот вдруг переворачивался на спину и какое-то время переваливался с боку на бок. В него упирался солнечный луч, и Брысик играл на нём лапой, как на гитарной струне. И в конце концов замирал, поджав лапки и откинув голову.
         -Что это с ним? - беспокоился Чиви-Чей.
         -Почему он больше не охотится? - спрашивал Чиви-Что.
         -Может, он уснул? - предполагал Чиви-Чив.
         -Давайте проверим! - предлагал Просто-Чиви и раскрывал крылья. -Дёрнем его за усы!
         И тут раздавался наконец голос Старого Чиви:
         -А вы обратите-ка внимание на его лапы, - говорил он, выпростав из воротника голову. - Видите крючки? Они шевелятся!
         И в самом деле - Брысик, желая обдурить всю компанию притворившись спящим, всякий раз забывал спрятать готовые к охоте когти. А Старый Чиви их, конечно, замечал - когти он, воробей, которому четыре года, замечал в первую очередь.
         -Ох! - вскрикивали разом воробьи. - Ах он разбойник! Ах, притворщик! Обманщик - вот кто он! Хитрюга! А мы-то думали...
         Брысик слышал, что воробьи чем-то возмущаются, и поднимал с асфальта голову.
         Переворачивался на живот.
         Сжимался, как пружина.
         Снова зажигал глаза.
         И в три прыжка достигал куста сирени. Но воробьи были уже в воздухе. Они кружились над кустом и кричали на весь мир:
         -Рыжий!
         -Воробьятинки ему захотелось!
         -Ну, кто кого надул?
         -Сейчас всем о тебе расскажем!
         Кот Брысик сидел на тротуаре и смотрел на птиц над собой злыми зелёными глазами. Теперь воробьёв не достать. Ну, ничего. Придёт ещё и завтрашний день. Придёт. И уж тогда... И кончик его хвоста, самый кончик величиной с мизинец, шевелился и подрагивал, как дождевой червяк, придавленный прутиком.
         
          НА КОГО ПОХОЖА НОЧЬ?
         
         -Ну и новость, - сказал воробей Чиви-Чей однажды утром. - Оказывается, я ещё ни разу не видел Ночи!
         -Чего-чего? - спросили воробьи, поддерживая начавшийся разговор. - Чего ты не видел?
         -Ночи, - я не видел Ночи! - повторил Чиви-Чей. - Я до сих не знаю, какая она и на что похожа.
         -А на что похоже утро, ты знаешь?
         -На бублик, - ответил Чиви-Чей, - это каждому известно.
         -А день на что похож?
         -Ясно, что на каравай, - ответил Чиви-Чей.
         -А вечер? На что похож вечер?
         -Вечер? Вечер похож... похож... ну конечно, на пирог с начинкой!
         -Правильно, - сразу согласились воробьи. - Вечер похож на пирог с начинкой. На большо-о-ой пирог...
         -С вишнями!
         -С картошкой!
         -С яблоками!
         -С творогом!
         -С капустой!
         -С тыквой!
         -А кто-нибудь из вас едал пирог с сыром? - спросил Старый Чиви. - Нет? Тогда помолчите хоть минутку!
         -Ночь, - сказал Старый Чиви. - На что похожа Ночь. Ты не такой уж желторотый, Чиви-чей. Как эта мысль пришла тебе в голову?
         -Сама собой, - признался Чиви-Чей.
         -Я так и думал. Значит, ты тут ни при чём. Но теперь ты, наверно, станешь первым воробьём, который знает, что такое Ночь. Мне только интересно, сможешь ли ты просидеть с вечера до утра, не смыкая глаз?
         Только сейчас Чиви-Чей понял, что утреннее любопытство завело его гораздо дальше, чем он думал, и что отступать теперь уже поздно. И он ответил:
         -Конечно, смогу! Вот увидите. Завтра утром я расскажу вам, на что (или на кого) она похожа!
         И весь этот день Чиви-Чей важничал. Расхаживал не торопясь, клевал не всё, что под клюв попадалось, разговаривал не со всяким и предпочитал отсиживаться на ветке.
         -Мне надо собраться с силами, - говорил он. - Я хочу встретить Ночь во всеоружии...
         Чиви-Чею было страшновато. Ещё никто, никто из воробьёв не видел Ночи: все закрывали глаза, когда она приходила, и открывали только тогда, когда Ночи и след простывал.
         Что она такое???
         НОЧЬ...
         -Ну как? - спрашивали Чиви-Чея воробьи. - Ты готов?
         Им было легко: вечером они заберутся в тёплые гнезда, прижмутся друг к дружке и спокойно проспят всё самое, может быть, страшное. А утром, ничем не рискуя, узнают с его слов про... Даже на солнце Чиви-Чея пробирал мороз. Он ёжился.
         -Тебе нездоровится? - беспокоились друзья.
         -Не всё ли равно теперь, - отвечал им Чиви-Чей. - Не всё ли равно! Ведь слово сказано!
         -Да, - соглашались друзья, - слово сказано. Ты крепкий парень, Чиви-Чей!
         И вот солнце стало заходить. По двору поползли чернолапые тени. Подул ветер. Воробьи засобирались по домам. Старый Чиви подлетел к Чиви-Чею, который сидел на крыше киоска под Открытым Небом.
         -Ну, - сказал он, - давай! В случае чего... В общем, ты понял. Пока!
         Это был истинно мужской разговор.
         И все-все, глядя на вечер, разошлись, разбрелись, разлетелись кто куда.
         КТО КУДА.
         Чиви-Чей остался один на один с Ночью.
         Сначала было просто темно. Чиви-Чей подумал невзначай, что в темноте Ночь, если она на что-то или, что похуже, на кого-то похожа, то ведь она запросто может подкрасться!
         Тут чуть посветлело. Чиви-Чей опять забеспокоился - потому что если посветлело, значит, кто-то... Он покрутил головой - так и есть, за ним наблюдают!
         Сверху на Чиви-Чея смотрели сотни, нет - тысячи чьих-то блестящих острых глаз.
         -Это, наверно, глаза Ночи, - прошептал бедный Чиви-Чей. - Надо быть начеку. Сейчас она покажется...
         В этот момент глаза Ночи кто-то заслонил. Чиви-чей увидел наверху громадную птицу.
          Крылья у неё в полнеба,
         Не видать конца хвосту,
         Ищет-рыщет птица, где бы
         Пообедать на лету!
         -Вот она - Ночь! - воскликнул Чиви-Чей. - Только бы она меня не заметила!
         Но у птицы были другие заботы. Она взяла да и снесла круглое блестящее яйцо! Яйцо рассиялось, а птица вдруг превратилась в обыкновеную тучу. А потом - словно кто дунул на неё - птица-туча рассыпалась по всему небу на перья и пух. От яйца же стало светло, как днём.
         И Чиви-Чей сказал себе - что ничего не понимает! Что это - ни на что не похоже! Слишком уж много происходит наверху такого, в чём не разобраться обыкновенному воробью! Слишком много! Например, кто развеял птицу? Кому теперь придётся высиживать блестящее яйцо? А если его все-таки высидят, то ЧТО получится? И кто же из всех этих чудищ Ночь?
         Чиви-Чей здорово рассердился.
         -Сообщу своим, что Ночь похожа на КТОКУДАЯ, - решил он. - А если меня спросят, что это такое, я отвечу: "Как?! Разве вы не знаете, как выглядит КТОКУДАЙ?" "Да, - скажут наши, - он такой страшный, этот КТОКУДАЙ! Ты молодец, Чиви-Чей..."
         Решив сделать так,Чиви-чей сразу успокоился.
         Лапки Чиви-Чея стали подгибаться, перышки - топорщиться, голова уходила в плечи, в глазах стало темнеть. И чем сильнее темнело, тем больше Чиви-Чею казалось, что перед ним вырастает Огромная Чёрная Кошка.
         Сквозь Чёрную Кошку просвечивали огоньки города.
         И вдруг она повернула голову к Чиви-Чею!
         Глаза Кошки стали увеличиваться!
         Глаза приближались, словно они были на колёсах.
         И вот они уставились прямо на Чиви-Чея!
         Наш храбрец задрожал, подпрыгнул, покатился по крыше киоска и замер на самом краю. Он притворился мячиком, заброшенным на крышу и застрявшим там.
         Глаза Кошки погасли.
         -Сколько с меня? - донеслось с того места, где она остановилась.
         -Десять, дружок!
         Когда Чиви-Чей снова открыл глаза, было уже утро. Оно катилось с крыши на крышу как румяный бублик.
         -Ну, - услышал он знакомые голоса, - да ну же, Чиви-Чей! Говори скорей, на что она похожа!
         Все свои - и Старый Чиви, и Чиви-Чив, и Чиви-Что, и Просто-Чиви - были здесь.
         -Ох! - сказал Чиви-Чей, - вы ещё спрашиваете! Конечно, на Большую Черную кошку!
         
          СКВОРЕЦ, ДЯТЕЛ И...
         
         Чего только не случается у птичьей кормушки!
         Положили в кормушку кусок сала - чтобы узнать, кто из птиц больше его любит. Собираются у кормушки все, кто летает, на сало поглядывают, переговариваются:
         -Гляньте-ка - сало!
         -Не может быть!
         -Сало, сало!
         -А вдруг обман?
         -А вдруг ловушка?
         И неожиданно, откуда ни возьмись, сели на кормушку сразу две большие птицы: красноголовый дятел и скворец. Одновременно подошли к куску сала и ткнули в него клювами. И потянули сало - каждый к себе. Тянут-потянут, перетянуть не могут...
         Воробьи и синички, не медля ни секунды, слетелись к самой кормушке. Подступаются к салу поближе, тоже норовят клюнуть, да побаиваются. А дятел и скворец знай себе тянут - каждый к себе - сало. Кусок то к скворцу, то к дятлу - те даже крыльями взмахивают, чтобы лапкам помочь.
         Тут воробьи как раскричатся! Как поднимут, возмущённые, гам!
         -Глядите, глядите - ну и потеха!
         -Дятел и скворец - такие большие! - за сало дерутся!
         -Все, все смотрите!
         -Прямо перетягивание каната!
         -Сюда! Сюда!
         Дятел и скворец опешили. Будто опомнились: сало отпустили и друг на друга с удивлением глянули. Подумали, должно быть: ну их в самом деле, ещё раззвонят на всю округу!
         А воробьи шмыг к салу - и, хоть большой кусок, а мигом расхватали. Остаток один воробей, что постарше, унес, остальные, ясно, за ним.
         Кто были эти воробьи, вы, наверно, догадываетесь.
         А дятел и скворец перья оправили, потоптались для порядка и улетели. Каждый в свою сторону. Не любят, видать, когда над ними смеются...
         
          ЧИВИ-ЧТО ПУТЕШЕСТВУЕТ
         
         В один из понедельников воробей Чиви-Что сказал всем, что отправляется путешествовать. Он не произнёс слова "путешествие", а бросил небрежно:
         -Чтобы размять крылья и проветриться, есть только одно средство - километры. И не один-два, а десяток-другой. Или сотня-полторы. Что вы на это скажете?
         -Я скажу, - ответил Чиви-Чей, - что главное здесь - куда лететь. Куда - вот Вопрос.
         Чиви-Чив сказал, что главное в путешествии - когда лететь: летом или зимой, весной или осенью. В мае или в августе. От времени многое зависит.
         -По-моему, - сказал Просто-Чиви, - здесь главное - как лететь: высоко или низко. Быстро или медленно. В этом всё дело.
         Старый Чиви, когда все замолчали, сказал вот что:
         -Главное здесь ни то, ни другое, ни третье. Главная мысль - стоит ли лететь? Надо ли? Не блажь ли это - нестись куда-то сломя голову? Сломя голову и неизвестно зачем! Как ты смотришь на это, Чиви-Что?
         -Я решил, - ответил Чиви-Что, - и будь что будет!
         -А маршрут ты выбрал? - спросил Чиви-Чей.
         -А как же. Я думал над ним весь вчерашний вечер. Мой маршрут - Куда Глаза Глядят. Тогда мне не нужны ни карта, ни компас.
         -Ох! - сказал Старый Чиви. - Как я сразу не догадался!
         -О чём? - спросил Чиви-Что.
         -Да так. Я сказал "Ох!" своей мысли. Можешь лететь, Чиви-Что, набирай высоту! Я уверен, что ты не заблудишься. Чего-чего, а этого ты можешь не бояться! - И Старый Чиви улетел, оставив своих друзей озадаченными.
         Собирался Чиви-Что недолго - много ли надо воробью в дорогу!
         Пожалуй, стоит перечислить то, что не понадобится воробью в пути:
         1. Палатка.
         2. Спальный мешок.
         3. Запасные носки.
         4. Зубная щётка (видели ли вы воробья, который чистил бы зубы?).
         5. Соль.
         6. Спички.
         Я ничего не забыл? Ах да - иголка! Ну так вот - седьмая в этом списке - иголка с ниткой. Она тоже не понадобится вороью в дороге. Список этих вещей должен помнить каждый воробей, чтобы не делать ошибок при сборах.
         Но вот без советов путешественнику не обойтись.
         Просто-Чиви посоветовал Чиви-Чтою лететь не слишком высоко и не слишком низко: мало ли что может случиться наверху и мало ли кто может встретиться внизу!
         -Тебе нужно держаться середины, - сказал Просто-Чиви и тут же заспорил с Чиви-Чивом о том, где находится эта середина.
         Пока они спорили, к Чиви-Чтою подошёл Чиви-Чей.
         -Как ты уже знаешь, Ночь - это не фунт изюма, - сказал он. - Не забудь сразу же закрыть глаза, как только с ней встретишься в дороге. Кроме того, я хочу кое-что тебе подарить. Память у тебя хорошая? Тогда запоминай. Это песенка.
         Если спросят тебя, Чиви-Что, Почему ты летишь без пальто,
         Отвечай, что тебе без пальто
         Хоть бы что, хоть бы что, хоть бы что!
         -Ну-ка повтори. Да нет! Вместо "тебя" пой "меня", то есть про себя, понимаешь? А третью строчку измени тоже, пой: "Я отвечу, что мне без пальто..." Вот так... А теперь спой всю. Последнюю строчку можешь спеть два раза или пять-шесть, как теперь принято. Прекрасно! С этой песенкой ты не пропадёшь. Пой её в трудную минуту. Ну, Чиви-Что... Если собрался - лети. Не топчись на месте. Четыре, три, два, один, ноль! Пошёл!
         И Чиви-Что взлетел как ракета. Путешествие началось.
         Не забудьте, что воробей летел Куда Глаза Глядят. Первое, что он увидел, набрав высоту, была крыша дома. Там он и сел передохнуть и осмотреться. Наметить дальнейший маршрут.
         Как всякого путешественника, только что покинувшего дом, его одолевала забота - не забыл ли он чего? Но Чиви-Что вместо этого проверил, не взял ли он случайно того, что не понадобится воробью в пути, а это, как вы помните:
         1. Палатка.
         2. Спальный мешок.
         И т.д.
         И не оставил ли он Добрые Советы. Всё оказалось на месте, и песенка тоже. Чиви-Что повторил припев: "Хоть бы что, хоть бы что, хоть бы что!" Можно было лететь дальше.
         Куда?
         Лететь Куда Глаза Глядят оказалось труднее, чем он думал. Потому что глаза Чиви-Чтоя почти одновременно видели массу вещей: Крышу, Антенну, Провода, Другую Крышу, Балкон, Подоконник, Клён, Кошку!
         Чиви-Что закрыл глаза.
         Сколько было вещей, столько было и направлений. А выбрать нужно одно - ведь летают или ходят только в одном направлении, а не в десяти или пятнадцати, не так ли?
         Чиви-Что стал думать, кто из воробьёв спрвился бы с этой задачей.
         Чиви-Чей? Едва ли.
         Чиви-Чив? Где ему!
         Просто-Чиви? Этот желторотый? Смешно!
         Старый Чиви? Старого Чиви с места не сдвинешь, он говорит, что достаточно повидал на своём веку. Значит? Значит, никто, кроме Чиви-Чтоя, не сможет решить эту задачу - выбрать направление, одно из многих.
         Чиви-Что решил ещё раз осмотреться. И чуть он глянул вниз, как увидел всех своих - Чиви-Чея,Чиви-Чива, Просто-Чиви и Старого Чиви: они что-то уплетали на асфальте, что-то, наверно, очень вкусное, судя по тому, что не поднимали от асфальта головы. И Чиви-Что, не мешкая ни секунды, слетел к ним.
         Ведь он летел Куда Глаза Глядят...
         Никто не обратил на него внимания, только Старый Чиви оторвался от еды, чтобы взглянуть на Чиви-Чтоя.
         -Это ты? - спросил он. - Привет! С благополучным возвращением! Я знал, что ты появишься с минуты на минуту. Ибо все, кто отправляется Куда Глаза Глядят, через некоторое время оказываются перед дверьми своего дома!
         На память об этой истории осталась песенка, которую, как вы помните, Чиви-Чей подарил Чиви-Чтою в дорогу. Может быть, кому-нибудь она пригодится?
         Счастливого пути!
         
          РАССКАЗ СТАРОГО ЧИВИ О ТОМ,
          КАК ВОРОБЬИ СПАСЛИ ЧЕЛОВЕКА
         
         Каждый вечер, чуть зайдёт солнце, воробьи забираются в клён, рассаживаются на ветках поудобнее и, прежде чем уснуть, разговаривают о Всякой Всячине. Чаще всего, конечно, о том, что да что приключилось за день. Приключений за день набирается у воробьёв много, пересказать их все невозможно и наши знакомые иногда засыпают на полуслове. Вторую половину слова рассказчик договаривает утром, проснувшись, и вчерашние слушатели, тоже только что открывшие глаза, не всегда понимают, о чём идет речь. Ну, например, Чиви-Чив, едва солнечный луч коснётся его, вскрикнет, словно его кольнули:
         -... чок!
         -Что-что-что? - спросонья недоумевают воробьи. - Где-где-где? - Подступило время завтрака и, ясно, все думают о еде. - Ты хотел сказать - клочок? Или - сверчок?
         Но что хотел сказать Чиви-Чив своим "чок", не догадается уже никто на свете.
         Как-то раз, когда пошёл дождь и воробьи раньше времени забрались в клен, все сильно приуныли. Вокруг только и слышалось: кап! Кап! Кап! Шлёп! Шлёп! Топ! К тому же капли дождя, стекая с листа на лист, попадали и на них. Старый Чиви сидел, как и все, нахохлившись, и, как и все, вздрагивал, если капля попадала на него. Но вот он глянул направо и налево, глянул вниз - все сидели понурив голову и никто не произносил ни слова. Разговаривал только дождь. Но говорил он одни и те же слова:
         -Кап! Кап! Кап! Шлёп! Шлёп! Топ!
         -Будет полезно, если я, - сказал Старый Чиви, - расскажу вам историю про. Воробьев, которые спасли, - тут ему не хватило воздуха, он вздохнул и договорил: - Человека. Это должно прибавить вам. Бодрости.
         Все тут же повернули к нему головы.
         -Человека, - повторил Старый Чиви, - и я не оговорился. Послушайте, как было дело.
         Пролетел ветер, встряхнул листья, воробьёв осыпало дождем. Все отряхнулись.
         -Говори же! - раздались нетерпеливые голоса. - Рассказывай быстрей! Шутка ли! Спасти человека!
         -Шёл по улице один, - начал старый воробей. - Мальчик. Звали его Славик. И было ему очень. Очень, очень и очень. Скучно.
         -Что такое скучно? - спросили воробьи.
         -Если льёт и льёт. Дождь, - объяснил рассказчик, - и если никто ничего. Не рассказывает, тогда. Становится скучно.
         -Ага, - сказали все, - понятно. Продолжай же.
         Воробьи говорили именно так, как я здесь написал, да ведь я излагаю эту историю не воробьям! Обойдусь-ка я без точек после каждых четырёх слов Старого Чиви .
          -Идёт он, идёт, этот мальчик, голова вниз. И видит - бежит через тротуар муравей. Мальчик чуть не наступил на него. И муравей увидел мальчика. Удивился его поникшей голове и спрашивает:
         "Что с тобой?"
         -Ну и ну, Старый Чиви! - перебили его тут воробьи. - Муравьи же не разговаривают!
         Старый Чиви немного рассердился.
         -Разговаривают муравьи или нет, зависит от того, кто о них рассказывает!
         -Как это? - не поняли воробьи.
         -Если о них будете рассказывать вы, желторотые, - пояснил Старый Чиви, - они у вас будут только ползать. Если же за рассказ возьмусь я, они заговорят.
         -Что ни день, - ответили на это воробьи, - то новая закавыка. Как бы не сломать голову. Значит, и муравьи разговаривают?
         -Я уже сказал. Ну так вот. Увидел муравей поникшего мальчика и спрашивает его:
         "Что с тобой?"
         "Скука... меня... одолела..." (Вот как говорил этот бедняга!)
         "Скука? Это кто такая? - испугался муравей. - Объясни".
         "Не могу... Мне от Скуки до того скучно, что я и объяснить ничего не..." - он даже недоговорил.
         "Тогда подожди меня здесь, я сбегаю в муравейник, может, там подскажут, что делать".
         -Прибежал муравей в муравейник, он как раз под нашим клёном, спрашивает, знает ли кто-нибудь, кто такая Скука?
         Муравьи переполошились, словно к ним в дом забрался вор. Одни говорят, что Скука длинная, как змея, другие - что она, кажется, летает, третьи - что она наверняка липкая... В конце концов выяснилось, что никто из муравьев ни разу её не видел
         -Я думаю, - вмешался тут Чиви-Чив, который всё гадал, что все-таки он хотел сказать своим утренним "чок", - я думаю, что она длинная, и летает. И наверное, ядовитая.
         -А мне кажется, она кислая, - перебил его Просто-Чиви.
         -А мне - что она зелёная, - возразил Чиви-Что, - как ящерица.
         -Слушайте дальше! - снова рассердился Старый Чиви. - Скоро вечер, я скажу "Ску..." и усну, а когда проснусь, скажу "...Ка" и мы все будем гадать, что означает это "...Ка". Может быть, каша, а может быть, касторка... Вернулся муравей к мальчику - а тот там и стоит, где стоял.
         "Не знаем, - говорит, - мы, муравьи, кто такая Скука. И помочь тебе не сможем. Извини, спешу".
         И убежал по каким-то своим делам.
         Пошёл мальчик Славик дальше - сам не знает, куда. Увидела его, такого разнесчастного, знакомая собака. Подбежала, хвостом повиляла и спросила, что с ним. Он ответил.
         "Скука? - переспросила собака. - Знаю такую... (Сейчас вы поймёте, как они, собаки, справляются с загвоздками). Только она появится, ни с того, ни с сего лаять хочется. Вот мой тебе совет: ты полай. Ни на кого, на белый, как говорится, свет. Лай до тех пор, пока у тебя шерсть на загривке сама собой не встопорщится. И пока все другие вокруг тебя не залают. Скука со страху и убежит. Мы, собаки, всегда так делаем".
         Старый Чиви посмотрел на слушателей. Воробьи переглядывались. Ничего другого собака и не могла сказать. Вот так совет. Ты, говорит, полай. Это мальчику-то! Ну и ну...
         -Увидел расперепечального мальчика, - продолжил рассказ Старый Чиви. - знакомый воробей...
         -Ура! - закричали тут все. - Наконец-то! Давай, Старый Чиви! Жми! Уж тут-то мы тебя дослушаем!
         -Подлетел воробей к Славику, поздоровался, конечно, и спросил, что с ним.
         "Скука... меня... заедает..." - как и в первый раз, ответил Славик.
         "Скука? - переспросил воробей. - Где она? Вот мы её сейчас!"
          Позвал своих, в минуту стало воробьёв пятеро...
         -Да, - подтвердили все, - пятеро. Ты не ошибся, Старый Чиви. Пятеро, и ни одним больше.
         -Кинулись они, треща крыльями, искать Скуку. Им, воробьям, на это хватило нескольких минут. Вот они вернулись и, перебивая друг дружку, кричат мальчику:
          -Прогнали! - не выдержал Чиви-Чив.
          -Как она кинется бежать! - поддержал его Чиви-Что.
          -Как пятками засверкает! - не остался в долгу Чиви-Чей.
          -Ох и улепётывала! - заключил Просто-Чиви.
          Тут сказал свое слово и Старый Чиви:
          "А она случайно не шлепнулась? - спросил у меня Славик.
          "Ещё как! - ответил я. - Ох и нагнали мы на неё страху!"
          И ТУТ МАЛЬЧИК УЛЫБНУЛСЯ!
         И тогда, напоследок, я сказал Славику вот что (это была длинная для воробья речь, Старый Чиви немного волновался, но речь получилась замечательная и мы передаём ее слово в слово):
         -Если случится что. На тебя нападет Ску. Ка из-за угла вспо. Мни, что на свете есть. Воробьи и они гото. Вы прилететь на по. Мощь, уж они-то зна. Ют, как бороться с ней. Уф!..
         Я не знаю, откуда взял свою историю Старый Чиви - то ли он слышал её от других, то ли придумал, то ли она действительно произошла с ними, да чуть не позабылась. Но теперь все наши знакомые воробьи знают, что именно они спасли однажды человека, и любят рассказывать об этом перед сном. Иногда, правда, рассказчик засыпает на полуслове, но теперь, если кто-нибудь, проснувшись рано-рано, скажет ни с того, ни с сего "...Ка", все понимают, о чём шел разговор вчера вечером.
         
         КАК ПЕЛ ЧИВИ-ЧЕЙ
         
         Однажды воробей Чиви-Чей решил, что неплохо бы устроить концерт для своих. Как теперь поют, он знал. Каждый вечер, устраиваясь спать на виноградной ветке у окна четвёртого этажа, он смотрел в комнату и видел экран телевизора и всё, что на нём происходило. Больше всего ему нравились эстрадные певцы. Как они бегали, прыгали, кружились, тряслись! Как кувыркались! Как метались по сцене! Как высоко вздёргивали ноги!
         Чви-Чей смотрел-смотрел и понял однажды, что может петь, как эстрадный певец. Засыпая в этот вечер, он дал себе слово - завтра же собрать своих на концерт, удивить всех и заслужить такие же аплодисменты, как те, кого он видел на экране.
         И вот утром Чиви-Чей созвал всех своих и объявил:
         -Сегодня вечером я приглашаю вас на концерт!
         Воробьи обрадовались. Они, конечно, слыхали и видали концерты, что бывали в Зелёном театре неподалёку от их дома, но дело в том, что их НИКОГДА НА НИХ НЕ ПРИГЛАШАЛИ. Воробьи сидели не на скамейках, как все, а на дереве вместе с безбилетными мальчишками.
         Друзья Чиви-Чея обрадовались приглашению и стали спрашивать у него, где будет концерт и кто да кто будет на нём выступать.
         Чиви-Чей ответил, что концерт состоится у окна на четвёртом этаже, сидеть воробьи будут на виноградных ветках, то есть с удобствами, что начнётся он сразу после захода солнца, а петь будет он, Чиви-Чей. С подоконника.
         -Ну что ж, - сказали воробьи, - пусть будет так. У людей свои концерты, у нас свои. И мы ещё посмотрим, чьи лучше. Мы ещё дождемся, что люди будут забираться на дерево, чтобы нас послушать. Только ты уж не подкачай, Чиви-Чай!
         -Чиви-Чей, - поправил их солист. - Я надеюсь скоро увидеть своё имя на афише, так что произносите его правильно!
         Воробьи еле дождались вечера. И чуть солнце, похожее на румяную булочку, опустилось за горизонт, они расселись на виноградных ветках. Чви-чей долго не выходил из-за большого виноградного листа, готовясь петь.
         И вот он вышел и важно поклонился. Воробьи захлопали ему крыльями, как люди в ладоши. Чиви-Чей поднял голову, раскрыл клюв и... подпрыгнул изо всех сил. Он уцепился лапками за ветку над собой и стал ракачиваться вниз головой, как попугай. Спрыгнул и начал бегать по подоконнику взад и вперёд, поворачиваясь к публике то боком, то хвостом, а то крутясь, как юла. Побегав, Чиви-Чей немного покувыркался. Потом полежал на спине, дрыгая лапами - воробьи испугались: уже не умирает ли он. Но Чиви-Чей вскочил, снова подпрыгнул и опустился на одну лапку. Потрясся, будто его било электрическим током... Потом он попытался постоять на голове, но стойка на голове у него не получилась и певец тогда ещё раз кувыркнулся. Он ещё долго после этого бегал, прыгал, а воробьи всё ждали, когда же Чиви-Чей начнёт петь. Но тот, поносившись по эстраде минут пятнадцать, вдруг остановился и, чуть дыша от усталости, стал кланяться публике. Воробьи на всякий случай похлопали артисту.
         -Ну, - спросил Чиви-Чей, - как вам понравился концерт? Как я пел?
         -Разве ты пел? - удивился Чиви-Что. - Мне показалось, ты проводишь урок аэробики.
         -Я пел, - обиделся Чиви-Чей, - и, надеюсь, не хуже тех, что поют там, за окном. Посмотрите на них сами!
         Воробьи перебрались к самому стеклу и посмотрели сквозь него на экран телевизора. Там как раз шёл эстрадный концерт. Воробьи смотрели, смотрели... В конце концов молчание нарушил Старый Чиви:
         -Я думаю, - сказал он, - что ты, Чиви-Чей, поёшь (если это теперь так называется) хуже человека. Глянь-ка - певец на эстраде делает сальто, а ты этого не умеешь. Кроме того, он всё-таки стоит на голове целых две минуты, а ты пока падаешь. Научись сначала этим приёмам, а потом уж выступай!
         Недавно Чиви-Чея видели в гимнастическом зале. Наверняка он прилетает туда затем, чтобы научиться петь по-настоящему - так, как поют теперь все.
         
         ГДЕ ЖИВЁТ ПОПУГАЙ
         
         Один зелёный попугай удрал из клетки и вылетел в открытую форточку. Он думал, что за окном Австралия, откуда родом все волнистые попугайчики. Но за окном была не Австралия, а наша жёлтая-прежёлтая осень. Может быть, она своим светом и напомнила ему солнечную родину. Во всяком случае, наш беглец от радости совсем потерял голову и понесся отыскивать своих - волнистых попугайчиков. А те в Австралии летают целыми зелёными стаями.
         Но нигде, ни там, ни тут - ни на деревьях, ни на крышах домов, ни на асфальте, ни на пустыре неподалёку - он не увидел зелёной стаи.
         Зато он встретил в воздухе пятёрку воробьёв. Величиной они были такие же, как его сородичи, но серые, и все в коричневых кепочках.
         -Привет! - крикнул им попугай. - Вы не видели здесь птиц, похожих на меня?
         Все шестеро уселись на верхушку дерева.
         -Впервые вижу такую, - ответил один из воробьёв. - Я даже подумал, уж не вывозился ли ли он случайно в зелёной краске?
         -А я, - сказал другой, - подумал: не работает ли этот парень в цирке?
         -А я, - промолвил третий, - решил, что объявлена мода на зелёный цвет.
         Четвёртый воробей только покрутил головой.
         Зато пятый высказался самым решительным голосом:
         -Я сразу понял, что парень перед нами - по-пу-гай. И что он удрал, на зиму глядя, из клетки. И что мы не оберёмся с ним хлопот...
          Как вы уже поняли, попугай попал к нашим знакомым - Чиви-Чею, Чиви-Чтою, Чиви-Чиву, Просто-Чиви и Старому Чиви.
         -Как ты думаешь, - обратился последний к зелёному беглецу, - где ты находишься?
         -В Австралии, конечно!
         -Как бы не так. До Австралии отсюда... должно быть, все двенадцать километров. (Воробьи живут 12 лет, и цифра эта считается у них огромным числом). Если бы ты отправился туда сегодня, то добрался бы только к старости. Подумай, прежде чем трогаться в путь!
         -А почему же вокруг так светло и ярко, как в Австралии? - всё ещё не верил попугай.
         -Потому что у нас осень, - сурово ответил Старый Чиви, - и все деревья светятся, как фонари. Но вслед за осенью придёт зима. Знаешь ли ты, что такое зима?
         -Я слышал о ней, - сказал попугай, - и видел. Правда, через стекло. Это когда всё покрыто чем-то белым, как сахар.
         -Но не таким сладким. Правда, Чиви-Чей? Помнишь, как ты чуть не обморозил себе лапки?
         -Да, - сказал Чиви-Чей. - Ты мне сказал тогда то же самое - что снег не сахар, и спас меня. Это была первая моя зима.
         -Что же мне делать? - растерялся попугай.
         -Возвращайся домой. Зима - она не для попугаев... - Старый Чиви говорил, а остальные ворбьи кивали после каждого его слова. - Да, она не для тех, кто знаком с миром через стекло. Воробьи - вот кто может всё вынести...
         -Но я не могу вернуться домой! - чуть не плача выкрикнул попугай.
         -Почему?
         -Я не помню окна, из которого вылетел!
         Старый Чиви обернулся к своим.
         -Посмотрите на него внимательно, - сказал он.
         Все посмотрели.
         -Ну и что? - спросил Чиви-Что.
         -Вот так выглядят дуралеи.
         -Они все зелёные? - спросил Чиви-Чей.
         -У них нос крючком? - спросил Просто-Чиви.
         -Я сейчас улечу! - обиделся попугай.
         -Куда? - горько спросил Старый Чиви. - Куда ты полетишь?
         -Мне всё равно! - так же горько отвечал попугай. - Раз надо мной насмехаются!
         -Как тебя зовут? - всё ещё качая головой, спросил Старый Чиви.
         -Не скажу!
         -Значит, ты Попка. Люди не оригинальны, - продолжал он, - всех, кто живёт в клетке, они зовут попками. Пока ты не вернулся, можешь взять себе другое имя. Чтобы после долго о нём вспоминать. Например, Альбатрос. Или Истребитель... Но давайте к делу. Что мы предлагаем?
         -Я предлагаю летать и заглядывать в окна. Где увидим пустую клетку, там его дом, - сказал Чиви-Чей и взмахнул крыльями, чтобы немедленно начать поиски.
         -Правильно! - крикнул Просто-Чиви. - Там его дом! - И тоже взмахнул крыльями.
         -Теперь, - обратился Старый Чиви к попугаю, - посмотри на них внимательно.
         Попугай встрепенулся.
         -Смотрю, - откликнулся он. - И что?
         -Вот так выглядят недотёпы. Они не имеют представления о том, как решаются такие задачи.
         -Почему недотёпы? - всё-таки обиделся Просто-Чиви.
         -Я скажу - ответил Старый Чиви, - я скажу, если воробьи перестанут прыгать по веткам, как обезьяны, и мельтешить перед глазами.
         Всем, конечно, было интересно, что сообщит им Старый мудрый Чиви но угомониться воробьям было не так-то легко. Они ещё попрыгали и покричали - Старый Чиви сидел нахохлившись и даже закрыв глаза, будто и не обещал ничего, - и наконец замолчали. Старый Чиви открыл глаза и увидел, что все воробьи ждут его слова. Со всех сторон только и слышалось: Чш! Чш! Чш!
         -Как найти, где живёт попугай? - начал он и повторил: - Как?.. Не думаю, чтобы кто-нибудь из вас сказал мне об этом. Знаете ли вы, сколько на нашей улице домов и сколько в них окон? Не знаете? Ну так вот: наступит зима и этот Зелёный Любитель Прогулок погибнет от холода, а мы всё ещё будем летать от дома к дому и заглядывать в окна!
         -Что же делать? - спросил Чиви-Что.
         -Кха, кха! - кашлянул Старый Чиви преважно. - Один из нас (а нас пятеро и ещё один, его зовут Попка, другими словами, нас много) может ответить на этот вопрос, а ну-ка догадайтесь, кто это?
         -Это ты! - дружно закричали воробьи. - Это Старый Чиви!
         -Правильно. Один только я. Кха, кха! А теперь слушайте, что нужно сделать, чтобы найти дом попугая. Кха, кха!
         -Ну что, что, что? - торопили его воробьи. - Говори быстрее!
         -На стене возле магазина наклеены разные объяления, - сказал Старый Чиви. - Наверняка там есть и о попугае. Мы его прочитаем и узнаем адрес.
         -Ура! - закричали воробьи вместе с попугаем. - Что значит Старый Чиви! Да здравствует Самый Умный Среди Воробьёв!
         -Вполне возможно, что не только среди них. Но не будем спорить. У нас мало времени. Ведь объявлений там много и все нужно прочитать. Вперёд!
         Воробьи вспорхнули и полетели к магазину.
         Читать умел только Чиви-Что - он какое-то время жил у окна первоклассника и частенько видел, как тот читает букварь. Чиви-Что подлетел к объявлениям, вцепился коготками в неровности стены и стал читать:
         -"Про-да-ёт-ся", - бормотал он про себя, - нет, это не то. "Ме-ня-ю"... Интересно, что на что? Я бы тоже... "И-щу ква... ква..." Занятно: сначала писал по-человечески, а потом заквакал. "Про-пал по-пу-гай". Ура! Старый Чиви оказался, как всегда, прав. "Про-сим во-ра"... Вора? - повторил Чиви-Что. - Не может быть! Неужели его на самом деле украли? Он же улетел сам! Попробую ещё раз. "Взо-ра... Взо-вра"... Нет, это слово не для воробьёв. Ага, вот и адрес! "Цве-точ-на-я, че-ты-ре"... Опять заквакали: "ква... ква...". Но всё равно попугай спасён! - Чиви-Что оторвался от стены и полетел к своим, а те вместе с попугаем дожидались его, качаясь на проводах рядом с магазином.
         -Ну что? - спросили его воробьи и попугай. - Нашёл?
         -Уф! - сказал в ответ Чиви-Что. - Это было потрудней, чем переворачивать троллейбусы. Слушайте же...
         Через минуту-другую шестеро птиц (одна зелёная) снялись с места и полетели по улице. Жители дома номер 4, - те, кто сидел в квартирах, - удивлялись, наверное, тому, что к ним в окна заглядывали воробьи.
         Героем сегодняшнего дня во второй раз оказался Чиви-Что - он первый увидел пустую клетку через стекло.
         -Сюда! - закричал он. - Сюда!
         Все слетелись к этому окну. Попугай узнал форточку, из которой он вылетел, и свою клетку. Все птицы сели на подоконник.
         -Вот ты и дома, - сказал попугаю Старый Чиви. - Твои приключения закончились. Ты не узнаешь, что такое осень - какой она бывает, и что такое зима. И каково воробьям в метель...
         -Может быть, мне остаться с вами? - жалобно спросил попугай. - И я тогда испытаю всё-всё на собственной шкуре? Вдруг...
         -Лучше верить нам на слово, - остановил его Старый Чиви. - Мы будем навещать тебя зимой и обо всём рассказывать.
         -Но ведь я ничего не услышу через стекло! - вскричал попугай.
         -Тогда мы будем делать так. Смотри внимательно и запоминай. - Старый Чиви втянул голову в плечи, покрутил носом и громко произнёс: "Бр-р!" Если ты увидишь это, то поймёшь, что на улице ОЧЕНЬ ХОЛОДНО, что погода не для попугаев. Поймёшь и скажешь про себя: "Храбрые ребята, эти воробьи! И как они могут терпеть этот мороз?"
         Мы, конечно, тебя тоже не услышим, но ты, когда будешь это говорить, покачай головой сверху вниз, вот так, - Старый Чиви показал, - и мы поймём, что ты имел в виду.
         -А если я захочу сказать, что воробьи не только храбрые, но и добрые, что я должен сделать?
         Старый Чиви немножко подумал.
         -Сделай вот что, - посоветовал он. - Раскрой крылья как можно пошире, а потом левым крылом похлопай себя по груди. И мы сразу поймём, о чём ты думаешь в этот момент. А теперь - прощай! Ведь из-за тебя мы чуть не забыли об обеде.
         Воробьи дружно вспорхнули и улетели.
         -До свидания! - сказал попугай, глядя вслед стайке воробьёв.
         Они скрылись из виду и лишь тогда он сел в открытую форточку. В последний раз взглянул на улицу. Все деревья были жёлтые, повсюду наземь слетали листья, похожие на перья какой-то большой птицы.
         Попугай влетел в комнату и там раздался чей-то громкий голос:
         -Попка вернулся!
         
       ВОРОБЬИНАЯ ИДЕЯ
      
       Да, у воробьев, как и у всех, не всегда лето. Бывает и зима.
       От морозной зимней ночи наши знакомые прячутся в глубокой нише под карнизом, куда они насобирали сухих травинок, чужого пуху, перышек, клочков ваты и прочей чепухи (есть даже порванный рубль), из чего и делаются сейчас гнезда. Но что еще важно - воробьи распушили перья и прижались друг к дружке. Все они теперь рядышком, в кругу. Даже клювы внутри круга, потому что снаружи холодно, темно и страшно. Снаружи они оставили только хвостики.
       Зимняя ночь дает о себе знать свистом метели, иногда ее холодная ручища забирается в нишу, доставая ворбьев. Они переступают лапками и еще сильнее прижимаются друг к дружке.
       В это время - перед самым засыпанием - воробьи разговаривают совсем мало. Разве что кто-нибудь бросит слово-другое.
       Вот кто-то из пятерых, кажется, Чиви-Чив проронил-таки последнее, кажется, слово перед тем, как заснуть:
       -Хоть бы она прошла побыстрее!
       -Кто? - сонно откликнулся другой воробей, кажется, Чиви-Чик.
       -Ночь - кто же еще! - Воробьи говорили, уткнув клювы в пушистый бок соседа, так что трудно было понять, кто именно говорит
       -Да, это было бы хорошо, - послышался еще один, совсем уже сонный голос, кажется, Чиви-Чея, - было бы хорошо... если бы Ночь... не шла бы, а бежала... неслась.... - Он и так еле говорил, а сейчас еще и замолчал. Все уже было заснули, но Чиви-Чей продолжил: - Неслась... как, например, машина... - Он снова помолчал. - Если бы кто-нибудь... приделал к ней... мотор... Вот тогда бы - фр-р-р! - и ее не видать!.
       Все помолчали, то ли заснув, то ли обдумывая только что возникшую - полусонную, надо признать - мысль.
       -Да, - послышался еще один голос, может быть, Просто-Чиви, - мотор у Ночи решил бы дело - это точно. Уж он бы ее сдвинул с места! А потом - фр-р-р ! - и ее нет,
       Опять наступило молчание. Ведь было уже совсем поздно. Но нет:
       -Приделать мотор к Ночи... - Все узнали голос Старого Чиви. - Так-так... Так-так... К Ночи - мотор... В этом что-то есть... Я бы даже сказал: неплохая идея... - Старый Чиви говорил не торопясь, как и полагалось самому старшему. - Ведь носятся же машины по улицам! И, бывает, просто огромные. Да, в этом что-то есть... Но вот что я скажу. Едва ли мы разрешим эту идею сегодня, то есть засыпая. Для нее нужная свежая голова. Утро, говорят, вечера мудренее. Давайте подумаем об этом завтра. Все вместе, впятером. И уж, конечно, мы справимся с задачей. А теперь - спокойной ночи!
       Все послушались Старого Чиви и уснули. Морозная ночь была долгой-долгой, ветер время от времени доставал воробьев, но холод им, прижавшимся друг к дружке, был не страшен. Все спали, но сон им снился один и тот же: каждый из воробьев приделывал к Ночи мотор, кто спереди, кто сзади. Кто думал, где достать колеса для Ночи, а кто решал, по какой дороге лучше ехать. Кто уже прилаживал баранку, а кто садился за нее, чтобы управлять Ночью. Она ведь не должна стоять на месте, как эта, а идти побыстрее, а еще лучше - нестись, катиться, теряя по дороге звезды, лететь, как летят по их улице черные машины.
       Когда же наступило утро, а за ним - день, воробьи про мотор для Ночи забыли. Чиви-Чей на минуточку вспомнил о нем, но день был такой солнечный, такой почти что весенний, что воробей, опять же мельком, подумал не про мотор, а про... тормоз для хорошего дня. Нажмешь на него - и день пойдет медленнее или вовсе остановится, снег еще больше растает, лужа станет шире, а вода в ней -такой теплой, что можно будет даже в луже искупаться.
       Тормоз к хорошему дню точно бы подошел. Как и мотор к холодной и долгой зимней ночи. Остается решить, как и куда их приставить. Но днем у воробьев слишком много забот, и мысль о тормозе пришлось оставить на вечер.
      
      
      
       ВОРОБЬИ ПРОТИВ
      
         Я сидел за письменным столом, вдруг раздался стук в окно напротив меня. Я вздрогнул - ведь моя квартира на четвёртом этаже!
         За стеклом мне кивал воробей. По коричневой шапочке чуть набекрень я узнал Старого Чиви.
         -Форточка открыта, - сказал я, - милости прошу!
         Старый Чиви взлетел и уселся на раме. В комнату он влетать не стал, но я всё равно понял, что у воробьёв что-то стряслось. Так оно и было.
         -Вчера вечером, - сумрачным голосом начал Старый Чиви, - рассуждая на сон грядущий о Всякой Всячине, мы неожиданно для себя открыли значение слова "воробей". Вора - бей, - воскликнул Старый Чиви, - вот что мы узнали о себе! Бей вора! - вот что нам открылось!
         Продолжал Старый Чиви ещё сумрачнее:
         -Когда смысл этого слова дошёл до нас, мы тут же решили упасть с дерева и разбиться оземь. Так мы и сделали - дружно бросились, сложив крылья, вниз. Но птичья привычка оказалась сильнее нашего решения. У самой земли все до единого раскрыли крылья...
         Чуть мы очутились на земле, целые и невредимые, как спросили друг у друга: "Что нам теперь делать? Как жить дальше?"
         -Только подумать! - снова воскликнул Старый Чиви. - Когда-то, может быть, тысячу лет назад, одна из птиц нашего племени, разумеется, по ошибке, взяла чужое - какую-то, наверно, крошку хлеба, какое-нибудь пустяковое зёрнышко! А кто-то, не разобравшись, не подумав о последствиях, крикнул: "Держи его! Вон он! Бей вора! Вора бей!.."
         Роковой день! История не оставила нам ни имени той несчастной птицы, нашего далёкого предка, ни имени жестокого человека, но увековечила слово, которое он выкрикнул! Где справедливость?!
         Вот скажи, стал бы ты жить, если бы каждый, увидев тебя на дереве, на проводах или просто скачущим по асфальту в поисках еды, кричал, показывая на тебя пальцем: "Вора бей!"?
         Я замешкался с ответом, потому не знал, удержусь ли я на проводах.
         -Слушай же дальше, - сказал Старый Чиви, сурово на меня глянув (он надеялся, что я всё-таки отвечу). - Слушай же. Мы провели ужасную ночь. Каждый из нас вздрагивал, вспоминая ТО слово, я не хочу даже его произносить... А наутро мы все решили покинуть страну, где нас так называют, и найти другую. И спросили у скворцов - как зовут птиц нашего племени за границей? Скворцы ответили: в Германии вы -шперлинги. Во Франции - моано. В Англии и Америке - спэроу, а ещё кок-робины. В Италии - пассеро. В Испании - горрионы. Есть и ещё десятки слов - выбирайте...
         "Ну и дела, думал я, слушая Старого Чиви, мало им кошек, ворон и мальчишек, так ещё и это..."
         А мой гость, сидя на форточной раме, продолжал:
         -Мы стали выбирать. И вот: Чиви-Чей захотел стать горрионом. Чиви-Что - шперлингом. Чиви-Чив - пассеро. Просто-Чиви - кок-робином. Слово "спэроу" резало ему слух. А мне, которого в нашей компании зовут Старым Чиви, потому что за моей спиной четыре года жизни, мне понравилось словечко "моано". И даже не оно само. На старости лет мне захотелось повидать Париж...
         Старый Чиви переступил лапками. Потом вскинул голову.
         -Но что это означало? А вот что. Мы должны будем разлететься по всему белому свету. Кто куда... Разлететься - и потерять друг друга навсегда! Ты понимаешь, что это значит?
         -Понимаю, - сказал я. - Это каждому понятно...
         -Мы пригорюнились перед прощанием, мы сидели опустив головы... И вдруг в полной тишине кто-то из нас, кажется, Чиви-Чив, всхлипывая, спомнил, что когда ты написал про нас книжку, кое-где нас стали называть чивичеями.
         И мы подумали: что если нам переменить имя с воро... ну, ты знаешь, что я имею в виду, - на чивичеев? Тогда мы никуда не полетим, мы останемся на месте и вместе!
         Все наши согласны. А Чиви-Чею, договорились мы, придумаем новое имя. Я уже предложил: Чиви-Чик. Он сейчас прыгает с ветки на ветку и примеряет его. Что ты на это скажешь?
         -Все это для меня немножко неожиданно, но, по-моему, вы правы, - ответил я.
         Старый Чиви подвёл итог.
         -Значит, так, - сказал он - видно было, что настроение у него улучшилось, - с сегодняшнего дня мы не воро... ты понимаешь, о чём я говорю, - мы чивичеи.
         -А как об этом объявить всем-всем?
         -Ты помести рассказ о нашей встрече в какую-нибудь книжку, а ещё лучше - опубликуй в газете, и каждый, кто его прочтёт, будет знать, как нас теперь зовут. Постепенно об этом узнают все, и больше никто не произнесёт того ужасного слова.
         -Договорились!
         Старый Чиви, стоя на одной лапке, протянул мне другую, правую, и я подержал его коготки двумя пальцами.
      
       КТО НАС СПАС
      
       Как все на земле, воробьи любят на ночь глядя послушать новую сказку. Сказки обычно рассказывает Старый Чиви. Проходит уже вечер, ночь всё ближе (крылья у нее в полнеба, не видать конца хвосту, ищет-рыщет птица, где бы пообедать на лету...), становится темнее и темнее, но воробьям, рассевшимся на ветках клена, в самой его середине, не спится. Они все еще переступают лапками, время от времени вытягивают в сторону то правое крыло, то левое, словно перед полетом, оборачиваются друг к дружке - не сказал ли кто чего? - и в конце концов все до единого поднимают головы к Старому Чиви. Тот сидит чуть повыше и, кажется, то ли уже спит, то ли собрался вздремнуть. На ветке сейчас не воробей, которому скоро исполнится пять лет, а просто пушистый серый комок.
       -Старый Чиви! - тихонько зовет его кто-то.
       Комок и не пошевельнется.
       -Старый Чиви! - зовет еще кто-то.
       И снова комок ни гугу.
       -Старый Чиви! - зовут уже все.
       Пушистый серый комок - даже, можно сказать, шар, шарик, если сказать честно, - ерошится. Из него сверху показывается коричневая кепочка... Два строгих глаза... И вот клюв. Клюв открывается и раздается покашливание: кха, кха, кха!
       Еще один строгий взгляд на четверку воробьев, сидящих внизу, и недовольный вопрос:
       -Ну, что случилось?
       Тут Старый Чиви прав: за этот день ему было задано столько вопросов и таких разных, что пожилой воробей, если его разбудили, может и поворчать. - Ночь, - ворчит он, - а вам не спится!
       Коричневая кепочка начинает погружаться в серый шар, вот-вот утонет, но нет, она снова наверху.
       -Зачем вы меня разбудили?
       -Сказку, Старый Чиви, ты забыл про сказку! - кричат ему все.
       -Кха, кха, кха! Как маленькие! А еще воробьи! Сказку им!..
       Но воробьи внизу прекрасно знают, что это как раз то ворчание, которое всегда бывает перед вечерней сказкой. Без него Старый Чиви сказку не начинает.
       -Ладно уж... - говорит он, - в последний раз... Может, завтра я наконец-то отосплюсь... - И произносит долгожданное, заветное, сказочное слово:
       - Однажды...
       Все притихают.
       -Однажды, - повторяет Старый Чиви, - однажды в июне... случилась небывалая вещь - не наступило утро...
       Старый Чиви говорил не торопясь.
       -Вот уже четыре часа... пять... шесть... а как было темно, так и оставалось. Ни одного лучика на востоке, как будто солнце заблудилось в облаках и не может найти дорогу. Либо кто-то унес его неизвестно куда...
       Кошки, - продолжал Старый Чиви, - открывали глаза, видели - не рассветает, и снова опускали веки. "Темно или светло, думали про себя кошки, не имеет значения, нам ведь, кошкам, лишь бы никто не мешал спать...".
       Собаки поднимали с лап головы, видели - тьма-тьмущая, и снова закрывали глаза. "Темно или светло, думали собаки, это забота человека, это не наше, собак, дело".
       А вороны, галки, сойки, сороки, скворцы, голуби и синицы только и делали, что ждали, что кто-то из соседей забеспокоится из-за того, что всё темно и темно. Кивали, в общем, друг на друга... Вороны - на галок, галки - на соек, сойки - на сорок, сороки - на скворцов: они-де летают за тридевять земель, кому как не им разыскивать утро? А скворцы кивали на ворон: те, мол, разбойники, у них и голоса хриплые, вот пусть и разберутся с тем, кто на утро покусился!
       -А люди? - спросили тут все четыре воробья. - Что делали люди?
       -Ну, - ответил Старый Чиви, - люди тоже особым умом тогда не отличились...
       Не нужно забывать, что мы приводим здесь воробьиную сказку, и все события, о которых говорит сейчас Старый Чиви, имеют, ну, скажем, воробьиное толкование. Рассказывай о том, как пропало утро, кошки или собаки, объяснение было бы кошачьим или собачьим. Не говоря уже о том, что люди, говоря о задержавшемся где-то утре, тоже судили бы по-своему.
       -Люди, - продолжал старый воробей, - когда не наступило утро, все как один схватились за будильники и давай их трясти. Они думали, что будильники испортились. А потом они давай звонить в разные службы и требовать, чтобы те немедленно разобрались, что там, наверху, где облака, дожди, грозы и президенты происходит. Им пора, наверно, на работу, а тут такое!
       После этих слов Старого Чиви - он произнес их и замолчал, обводя взглядом притихших друзей, - после этих слов все стали незаметно переглядываться: интересно, кто что думает, кто как выглядит в эту минуту? Дело ведь разворачивается нешуточное!
       -И первыми, - нарушил молчание рассказчик, - первыми по-настоящему всполошились, как вы думаете, кто?
       Слушатели снова переглянулись.
       -Во? - спросил Чиви-Чей.
       -Ро? - спросил Чиви-Чив.
       -Бьи? - догадался Чиви-Чик.
       -Кто такие "Бьи"? - спросил Просто-Чиви.
       -Первыми, - ответил на все четыре вопроса Старый Чиви, - встревожились, конечно, воробьи. Те, кто по-настоящему обеспокоился обстановкой. И было их пятеро... Ни много, ни мало - вполне достаточно для того, чтобы решить любую трудную задачу.
       Один из них - он был постарше остальных - сказал тогда... - Старый Чиви прокашлялся. - Он сказал тогда следующие важные для этого дела слова... - Тут рассказчик вдруг замолчал и прикрыл глаза. И нахохлился вдобавок, словно решил все-таки чуть-чуть подремать.
       -Какие? - принялись тормошить его воробьи. - Какие именно? Старый Чиви, скажи их нам, пожалуйста!
       -Важные, - повторил рассказчик. - Он сказал всем, кто его окружал, - воробьи вытянули шеи, чтобы не пропустить ни единого слова, - вот что он сказал: Рассвет - это когда восходит солнце. Сегодня оно почему-то не показывается. Нужно для начала выяснить, как именно восходит солнце? Потом, когда мы узнаем, как оно восходит, другими словами, как поднимается над землей, нам легче будет узнать, КТО мог его задержать. Или ЧТО могло его задержать. КТО или ЧТО?
       Вот первый вопрос: как поднимается солнце?
       Было уже поздно, пора было спать, но воробьи и не думали устраиваться на ночь. Им было не до того.
       -Один воробей, - может быть, я и вспомню его имя- продолжал Старый Чиви (наша четверка снова переглянулась), сказал вот что: "Солнце машет крыльями, машет - и поднимается!"
       Старший из этих пятерых не стал возражать. Он ответил:
       -"Крылья у солнца - это понятно каждому. А ты знаешь, из чего они сделаны?"
       -"Из облаков, из чего же еще!"
       -"Так, так... Это, конечно, не исключено... Но, может быть, есть и другие мнения?" - обратился он к остальным.
       -"Есть, есть, я скажу! - откликнулся еще один воробей (и его имя я назову позже). - Солнце поднимается каждое утро по лестнице! Как пожарный на крышу!"
       -"По лестнице... Как пожарный... - задумался Старший. - И в этом что-то есть... Лестница вполне может стоять за нашим городом... Длинная-предлинная лестница, прислоненная к стене последнего в городе дома, по которой каждое утро поднимается солнце..."
       -"Лестница вполне может стоять за нашим городом, - еще раз подтвердил он.- Но как ты представляешь себе солнечные руки и ноги? Ведь без них по лестнице не подняться"
       Тот воробей, что сказал про лестницу, почесывался лапкой тут и там. Тут и там. Тут и там... Остальные трое ждали от него ответа. И ждал ответа пятый, самый старший. Но тот все чесался и чесался. Не дождавшись, Старший сказал так:
       -"Вот видишь! Значит, лестница отпадает. Хотя, надо признать, это была совсем неплохая идея... Кто еще поможет нам решить задачу?"
       "Я! - крикнул третий воробей. - Я знаю! Солнце поднимается не само, его поднимает строительный кран! Я видел однажды, как это было. Я проснулся раньше всех, открыть смог только один глаз, и все равно увидел, как кран, скрипя, поднимает над городом солнце!"
       Старший воробей задумался. Надолго, надолго, минуты, наверно, на полторы. Подумав, он сказал:
       -"Это, пожалуй, самое верное. Кран - как я о нем не подумал! Конечно, он! Кран - это понятно каждому, кто хоть раз видел восход солнца в городе! Не надо ни рук, ни ног. Ни облаков, из которых, между нами, воробьями, говоря, крыльев не скроишь, как ни пытайся. Ты молодец, дружище!"
       Старый Чиви продолжал:
       -"Итак, кран! Теперь, когда мы знаем (и скоро узнают все), как восходит солнце, мы должны выяснить, почему его не подняли сегодня?"
       А в домах в это время зажигались и снова гасли огни, звонили телефоны, дверные звонки, мяукали кошки и кое-где уже лаяли с балконов собаки. Птицы тоже начали беспокоиться и спрашивать друг у друга, что за переполох поднялся вокруг них и почему им мешают спать?
       Рассказ Старого Чиви продолжался.
       -"Я думаю, - сказал, видя переполох вокруг их клена, старший из воробьев - произошло следующее. Кран, который должен был сегодня поднять солнце, не сделал этого. Почему? Потому, скорее всего, что крановщик либо заболел, либо просто еще спит. Мы должны его отыскать и сказать, что он должен был сделать еще полтора часа назад. Разбудить соню, из-за которого не наступает рассвет!"
       (Старый Чиви говорил, и все смотрели на него, не пропуская ни единого слова. Хотя он и не называл ни одного имени, четверо воробьев догадывались, о ком идет речь в сказке - о Чиви-Чее, Чиви-Чиве, Чиви-Чике и Просто Чиви! Это они ее герои! И вдруг это не сказка, а правдивая история, которую они позабыли?)
       А Старый Чиви продолжал:
       -"Пора действовать! - сказал тогда старый воробей. - Кто из вас знает, где живет крановщик?"
       -"Я! - крикнул один из воробьев. - У него такая рыжая борода, что когда я как-то пролетал мимо его крана, мне показалось, что там, в кабине что-то загорелось. А потом я пролетал возле одного дома и мне тоже показалось, что за окном что-то горит. Я покружил возле и увидел за стеклом крановщика, который смотрел из окна на улицу!"
       -"А ты запомнил это окно?"
       -"Конечно! Оно как раз над кафе, где на витрине разложены бублики, они такие румяные...".
       -"Летим! - сказал старший из воробьев. - Теперь всё зависит от нас!"
       И пятерка воробьев снялась с дерева и понеслась к дому, где жил крановщик. Небо было по-прежнему темное - ни одного просвета. В городе светились уже почти все окна, но знали ли люди о том, что происходит на самом деле? Едва ли, едва ли...
       Воробьи спешили. Хотя они не привыкли к долгим перелетам, на этот раз не садились передохнуть ни там, ни тут. Нужно вернуть городу солнце - вот что заставляло их махать крыльями из последних сил...
       Вот тот дом, вот освещенная витрина, где разложены румяные бублики, вот окно крановщика. За ним темнота, значит, крановщик в постели. Он или болен, или спит. В любом случае его нужно разбудить. И воробьи, не долго раздумывая, принялись стучать клювами в стекло - тра-та-та-та-та! Тра-та-та-та-та! Тра-та-та-та-та!
       В комнате зажегся свет, показалась огненная борода. Крановщик зевал. (Если бы раскрытый рот крановщика увидел скворец, он принял бы его голову за скворечник; другое дело воробьи...). Воробьи продолжали барабанить в стекло: тра-та-та-та-та!
       (На клене слушали рассказчика тоже раскрыв рты. Всем интересно было знать, что будет дальше. Но...)
       Огненнобородый подошел к окну. Он очень удивился, увидев за стеклом воробьев и еще больше тому, что они почему-то стучат в его окошко. Он крикнул "Кыш! и взмахнул рукой, чтобы прогнать их. Но не тут-то было. Птицы не улетели, наоборот - еще сильнее застучали в стекло сразу пятью клювами.
       -"Ничего не пойму! - сказал Крановщик. - Что они от меня хотят? Какие-то ненормальные птицы. Впрочем, чего только в наше время не бывает! Киты , оказывается, кричат, дельфины, оказывается, свистят, попугаи скоро заменят дикторов на телевидении, для собак и кошек открывают гостиницы... Может, впустить этих воробьев?"
       И он открыл окно.
       Вот что сказал ему старший из воробьев, ступив на подоконник (остальные помалкивали, но были согласны с каждым его словом):
       -"Посмотри, пожалуйста, на часы. А теперь выгляни на улицу. Что ты видишь? Правильно, темноту. Знаешь, по чьей вине темно в нашем городе? Не знаешь... По твоей! Ты проспал и не поднял своим краном солнце. Оно до сих пор валяется где-то внизу, а его ждут в каждом доме и на каждом дереве. Тебе не стыдно?"
       -"Ну и дела! - сказал Крановщик и почесал макушку. - Выходит, это я поднимаю солнце?"
       Спросонья, вставил здесь Старый Чиви, этот Крановщик соображал плохо, и воробьям пришлось его вразумлять.
       -"Больше некому, - сказал тогда Старший воробей. - У солнца ведь нет ни крыльев, ни рук, ни ног, как у пожарных, и лестницы нет, кажется, за городом, не может же оно подниматься само! Иди-ка поскорей на свой кран и сделай то, что ты делаешь каждое утро!"
       -"Ну, раз так, - ответил Крановщик, - я поспешу. Только дайте мне одеться как следует и захватить хоть что-то на завтрак".
       Минут через пятнадцать - пятеро воробьев сидели на подоконнике - Крановщик вышел из своего подъезда и сел в машину. Птиц он в машину не пригласил, а посоветовал им устроиться на капоте.
       Небо было по-прежнему темное, в городе светились только окна и трехцветные светофоры. Теперь к этим огням добавились фары автомашины Крановщика, которая неслась как на пожар.
       И вот лифт везет Крановщика на его высоченный кран - а воробьи его сопровождают... Вот рыжебородый парень включает мотор крана - и тот послушно загудел... Вот двинулся кран и стало медленно поворачиваться длинное плечо крана, заводя трос за дом, за которым и лежит, наверно, солнце...
       Вот кран заскрипел от натуги, поднимая на тросах что-то тяжелое...
       И вот над крышей дома показалось солнце! Город сразу осветился - и стали одно за другим гаснуть окна в домах. На деревьях и карнизах зашевелились галки, скворцы, голуби. Из-под крыши выглянули белки - узнать, что за день показался вместе с солнцем. Закричали, заглушая друг дружку, те воробьи, которые ничего-ничегошеньки не знали о событиях сегодняшнего утра. Открылось небо - голубое, ясное, веселое - как вчера и позавчера...
       Крановщик почесал огненную бороду, - борода, казалось, вспыхнула от солнечного луча, проникшего в будку, - и повторил слова, недавно уже сказанные:
       -"Ну и дела! Так выходит, это я поднимаю солнце каждое утро?"
       Ему ответил старый воробей, воробей, немало повидавший за четыре года своей жизни:
       -"В море, в лесу, в поле этим занимается кто-то другой, не знаю, кто именно, можно выяснить при желании. Но в городе, в каждом городе на свете, солнце поднимают крановщики. И очень плохо, - тут старый воробей с укором посмотрел на рыжебородого, - очень плохо, если Крановщик заспится и не сделает этого важного дела! Подумай, что было бы, если б не нашлось пятерых воробьев, которые быстрее других разобрались в обстановке и разбудили соню!"
       Что оставалось Крановщику - он только опустил голову: воробей был прав...
       Вот и все. Крановщик взялся достраивать дом, и дом с каждым часом поднимался выше и выше, воробьи слетели вниз, потому что им пора было завтракать. Напоследок открою вам имя того пожилого воробья, который...
       -Мы знаем! - закричали четыре воробья, окружавшие рассказчика. - Мы знаем, как его зовут! Его зовут Старый Чиви!
       -Кажется, вы не ошиблись, - скромно ответил Старый Чиви. - Но тогда вы должны знать и имена тех четырех воробьев, что помогали ему.
       -Как же, как же их звали? - притворились незнайками его слушатели. - Вот интересно было бы услышать!
       -Их звали... - не спеша проговорил Старый Чиви. - Чиви...
       -Чей? - спросил Чиви-Чей.
       -Чиви...
       -Что? - спросил Чиви-Что
       -Чиви...
       -Чик? - спросил Чив-Чик
       -И Просто...
       -Чиви?- спросил Просто-Чиви.
       -Да, - сказал Старый Чиви, - именно так их звали. Другими словами, это были мы. И то, что я рассказал, была не сказка, а чистая правда, которая может случиться если не завтра, то послезавтра. Так что все мы должны быть начеку. А теперь - спать. Спокойной ночи.
       -Спокойной ночи, - ответили ему все вместе четыре воробья.
       Но спали они в эту ночь неспокойно. Наши герои боялись, что когда они откроют утром глаза, вокруг будет темным-темно...
      
       ЗАГАДОК ВСЕ МЕНЬШЕ
      
       Каждый день у воробьев полон хлопот, и их трудно перечислить Однако, попробуем.
       Еда. Вода. Жадность толстых голубей
       Люди, которые идут, воробьев не замечая (слишком много о себе воображают).
       Кошки, что только воробьев и видят.
       Машины. Разбойницы-вороны.
       Кто-то уронил на асфальт мороженое!
       Старушки-кормилицы (не пропустить бы!). Разговоры между собой. Дождь Ссоры.
       Ветер задирает хвосты.
       Жара. Драки. Не меньше 45 раз за день "Что это такое?!"
       Длинные клювы скворцов.
       Птенец выпал из гнезда!
       Кто-то что-то сказал, но недоговорил и улетел. Все за ним!
       Солнце скрылось за тучей. Навсегда или на время? Нет, на этот раз пронесло...
      
       -Суета, - сказал однажды Старый Чиви, очевидно, имея в виду дневные заботы, - суета... Она только отвлекает от размышлений.
       -А о чем ты в последнее время размышляешь, Старый Чиви? - спросил Чиви-Что.
       Все пятеро сидели в клене. Мы уже рассказывали, что лучшее время воробьев не тогда, когда они просыпаются утром живы и невредимы, нет, как раз не тогда. Впереди у них хлопотный день, и воробьи прекрасно это понимают. Лучшее их время наступает вечером, когда они, сытые и уставшие за день, рассаживаются на ветках клена поближе к стволу, чистят клювы, поправляют перья на крыльях и разговаривают наконец-то обо всем спокойно. Рассказывают о своих приключениях, о том, какие новости были услышаны от синиц, ласточек, скворцов, голубей, сорок и соек. Судачат об этих новостях.
       Солнце почти уже зашло, сейчас оно исчезнет, протиснувшись между домами. После этого темнота начнет быстро сгущаться, но тут же зажгутся фонари и в клене снова будет уютно и нестрашно.
       -Суета, - повторил Старый Чиви, когда все пятеро сидели в клене, - она отвлекает...
       -Так о чем ты в последнее время размышляешь? - повторил и свой вопрос Чиви-Что.
       -Вот о чем, - сказал Старый Чиви, и все замолчали. - Вот о чем... ЗАГАДОК ВСЁ МЕНЬШЕ, НО КОЕ-ЧЕГО МЫ ВСЕ-ТАКИ НЕ ЗНАЕМ...
       Воробьи переглянулись.
       -А что мы знаем? - спросил Просто-Чиви.
       Все посмотрели на самого молодого воробья, и во взглядах было легко прочесть: вот недотепа! Как можно не знать того, что ты знаешь!
       -Много, - ответил недотепе Старый Чиви. - Так много, что трудно перечислить.
       -Мне, конечно, известно все, ЧТО ты имеешь в виду, Старый Чиви, - сказал тут Чиви-Что, - но будет лучше, если ты напомнишь этому желторотому, что мы уже открыли. А остальные пусть проверят свои знания - все ли по-прежнему в наших головах.
       -Кха-кха! Кха-кха! - начал старый воробей. - Кха! Вот что, Просто-Чиви. Слушай и запоминай. Мы установили не так уж давно, что если воробью придет в голову переворачивать троллейбусы (а те для верности еще и держатся за провода), то пусть он сперва взвесится на весах. И когда он поймет, что он не слон, то, может, перенесет это занятие на другой день. На тот день, когда ему снова захочется поразмяться.
       -Да, - подтвердили все, - что верно, то верно. Чтобы воробей сравнился со слоном, ему нужен хобот.
       -И еще кое-что нам стало известно, - продолжал Старый Чиви. - Вот что: когда ты ищешь квартиру, лучше быть при галстуке, чем без него.
       -И это правда, - сказали воробьи. - Галстук в этом деле - почти что самое главное. Галстук, улыбка и вежливый разговор.
       -Третье. Не верь коту, даже если он валяется на спине. Присмотрись к его когтям - он их, даже валяясь, то выпускает, то прячет. Все коты одинаковы: когти у них наготове, даже когда они нежатся на солнце.
       -Что да, то да, - покивали воробьи. - Все коты притворяшки: они пушистые и мурлыкают, но когти у них острые, как рыболовные крючки.
       -Мы знаем также, - продолжал старый воробей, - на что похожа Ночь. Это открыл Чиви-Чей, которого с некоторых пор зовут Чиви-Чиком. Чиви-Чей, исследуя Ночь с вечера до утра и рискуя жизнью, сказал нам утром, кем она видится каждому, кто остается с ней наедине. Огромной Черной Кошкой! Даже люди говорят про нее так же, как воробьи. Они говорят: "Черная кошка лезет в окошко".
       Воробьи переглянулись и поежились. Ведь чем дальше, тем больше к ним приближалась Ночь. И все теперь уважительно посмотрели на Чиви-Чика, который откашлялся совсем, как Старый Чиви: кха-кха, кха-кха!
       -И еще, - говорил Старый Чиви. - Чиви-Чей сказал нам тогда, что Ночная Туча, застилающая небо, не что иное, как огромная птица. Со страху, признался он, у него даже сочинились стихи. "Крылья у нее в полнеба, не видать конца хвосту, ищет-рыщет птица, где бы пообедать на лету"...
       -Со страху, - согласились все воробьи, - чего только не сочинишь.
       -А Луна, - строго, как учитель на уроке поглядывая на всех, ронял веские слова старый воробей, - она ведь не что иное, как Яйцо той Огромной Птицы. Если еще кто-то из воробьев решится не спать с вечера до утра, он увидит, наверное, как из Яйца-Луны вылупится Птенец...
       -Пусть кто угодно, - добавил рассказчик, - что угодно говорит про Луну, но воробьи-то знают, что она такое! Яйцо, готовое вот-вот расколоться!
       -Старый Чиви, - послышался чей-то робкий голос. - а что же такое месяц?
       -Ха-ха-ха, - произнес старый воробей, однако не рассмеялся при этом. - Да ведь это же скорлупа того Яйца! Разве ты не замечал, что она каждый раз другая?
       Наступила тишина: это открытие, хоть оно и было воробьиное, надо было обмозговать.
       -А... - робкий голос принаждлежал Чиви-Чиву.
       Но Старый Чиви уже продолжал:
       -Еще нам стало известно, что каждый воробей, отправляясь вдруг, ни с того, ни сего, с бухты, как говорится, барахты, сдуру, честно говоря, в далекое путешествие и заявляя при этом, что летит Куда Глаза Глядят, лишь бы лететь, оказывается через каких-нибудь полчаса у дверей собственного дома. Этого тоже нельзя забывать!
       Четверка снова покивала словам рассказчика, все с ним были полностью согласны.
       -Теперь я вот о чем, - сказал Старый Чиви. - Есть, как вы знаете, на свете Скука. Никто не может сказать, на кого или на что она похожа, но когда она появляется, всякий, будь он в перьях, как мы, в шкуре, как Брысик, в майке и бейсболке, как Славик, зевает. Все, кроме муравьев. Тем просто некогда зевать. Но мы единственные, кто умеет ее прогонять. Шум и гам - вот от чего она улепетывает, шум и гам - и Скука, запинаясь и падая, летит от нас со всех ног!
       Воробьи немного посмеялись, представив, как падает на бегу Скука, и все разом замолчали, потому что Старый Чиви опять откашлялся.
       -Кха-кха!.. Известно нам также, как сейчас нужно петь, - сообщил он. - Сидя, лежа, отворотясь, задрав ноги, вертясь, крутясь на одной ножке, корча рожи, прыгая, кувыркаясь, делая сальто и даже стоя на голове. Я думаю, что эти умения (они приобретаются не в консерваториях, а в гимнастическом зале) принесут нам долгожданный успех, и соловьи, которые полагаются только на голос, будут нам завидовать. Наш концерт впереди, и я обещаю вам неслыханные аплодисменты!
       -Видите, как много нам известно, - Старый Чиви обвел взглядом своих слушателей; несмотря на поздний час, никто из них и не думал засыпать.
       -А чего мы еще не знаем? - спросил Просто Чиви. - У меня от знаний - а это прямо карусель - так закружилась голова, что я могу свалиться с клена. Я думаю, что какое-нибудь незнание спасло бы меня.
       -Погоди, - сказал ему Старый Чиви. - я еще не кончил. Когда нам открылось значение слова воро... я не произнесу до конца это слово, и мы должны были стать всякими там шперлингами, пассеро, спероу, горрионами и так далее, - рассказчик тут передохнул, - нашелся один человек, который догадался назвать нас чивичеями, а не... дальше я не буду... - Старый Чиви сделал еще одну передышку. - И мы не разлетелись по белу свету, а сидим сейчас все вместе в клене и слушаем одного старого воро... в общем, слушаем Старого Чиви, то есть меня. И мы узнали таким образом, что есть люди, которые и замечают нас, и прислушиваются к тому, что мы говорим, и даже помогают. Когда выйдет книжка о нас, таких людей прибавится...
       Под деревом прошли двое мужчин, они разговаривали, воробьи послушали, но ничего любопытного для себя не услышали. Старый Чиви говорил интереснее.
       -А некоторыми нашим открытиям просто нет цены! Ну кто, например, кроме нас, догадался, что солнце в городе не всходит, как говорят некоторые, а его поднимает каждое утро крановщик своим краном? Это открытие только и только наше, но мы можем им поделиться!
       -Старый Чиви, но ведь есть же, наверно, вещи, которых мы еще не знаем? - сказал все тот же Просто-Чиви. - Мне просто не терпится узнать об этом и, может быть, хорошенько поломать голову.
       -Как я сказал вначале, загадок все меньше, но кое-чего мы все-таки не знаем, - ответил самый старый воробей. - Вот тебе пример: птицы, которых люди называют самолетами (мы, между прочим, тоже самолеты, ведь летаем-то то мы без посторонней помощи), так вот: где те птицы высиживают яйца? И какого цвета яйца - голубого, светлокоричневого, в крапинку или без них? На каких деревьях их гнезда и из чего их свивают? Чем самолеты выкармливают молодняк - крошками, гусеницами или кузнечиками?..
       Все слушатели Старого Чиви примолкли: задача была не из простых.
       -Видите, - рассказчик обвел их взглядом, - теперь видите, что на свете существуют вопросы, на которые пока что не ответили воробьи!
       -А еще, а еще какие есть вопросы? - Всем четверым, после того, как Старый Чиви перечислил воробьиные открытия, казалось, что любая задача им по плечу.
       -Их осталось немного. Какого зверя люди прячут в мотоциклах? Ведь он, стоит тронуть его ногой, рычит, рявкает, а потом несется со всех ног и человек едва успевает вскочить на него.
       Если загадка о самолетах первая, то эту можно считать второй. Вот и третья.
       -Я долго думал, для чего протянуты между домами провода, -Старый Чиви остановился и поглядел, внимательно ли его слушают. - И наконец понял: это ведь для нас, воробьев! На них удобно отдыхать и качаться. С них видно, не летят ли к тебе разбойницы вороны. На них можно перекинуться словцом с ласточками и скворцами (сороки на проводах не удерживаются и кувыркаются, как попугай на жердочке). Разве не так?
       -Так, так! - закричали все четверо. - А мы-то ломали голову! Старый Чиви опять догадался первым!
       -Ну, это не трудно, если тебе пять лет, - заметил старый воробей. - Другое дело, если тебе только два... Но я не кончил свое раccуждение. Люди протянули для нас провода, они сделали для нас ниши под карнизами, где мы проводим зимние и ненастные ночи. Они нас подкармливают - кто не знает вкус ячменной каши, свежей булочки или мороженого?.. Почему бы, подумал я, не ответить им добром? Добром, - повторил он. - Добром... Но каким именно - вот вопрос из вопросов! Вот что не дает мне покоя в последнее время!
       Тут четверка воробьев опять призадумалась, и было над чем. Они на многое способны - вспомнить только, как был спасен ими австралийский зеленый попугай, как они избавили от Скуки мальчика Славика... что еще в их силах? Что?
       -Ура! - вдруг крикнул Чиви-Что. - Я знаю! Вопрос из вопросов решен! Слушайте все!
       Все повернули головы к Чиви-Чтою. А он, взмахнув для верности крыльями, начал говорить:
       -Утром в парке люди изо всех сил машут руками и подпрыгивают- что это означает? Ну, кто первый ответит? - Чиви-Что не стал дожидаться и ответил сам: - Да ведь они учатся летать!!! Учатся, учатся, но разве можно полететь, не зная секрета Самого Первого Полета?
       -Ну-ну, Чиви-Что, - поддержали его, топчась на месте от нетерпения, воробьи, - кажется, мы находимся рядом с истиной.
       Чиви-Что кивнул. Но секрет он открывать не спешил. Он даже сделал вид, что устал от разговора и не прочь вздремнуть, тем более, что было уже поздно.
       -Ну-ну, Чиви-Что, - не выдержали на этот раз его друзья. - Раз уж ты начал, то продолжай!
       -Ладно, - согласился Чиви-Что. - Только ответьте вот на какой еще вопрос: как учатся летать наши птенцы?
       Просто-Чиви опередил всех:
       -Они забираются на край гнезда, - сказал он, - расправляют крылья и прыгают вниз. И летят. А папа с мамой летят рядом и поддерживают его криками. Я это хорошо помню.
       -Да, - поддержал его Чиви-Чив, - они выпрыгивают из гнезда и с этого момента летают.
       -Пожалуй, что так, - согласился и Чиви-Чик. - Я помню эту минуту, но уже смутно.
       -Вот что мы сделаем, - подвел итог догадкам Чиви-Что. - Вот что мы сделаем... - Важничая, он не торопился с ответом, а начав говорить, и вовсе замедлился. - Секрет Самого Первого Полета несложен, но никому из людей он просто не приходит в голову. И мы сообщим его им! Может быть, это возьму на себя я. "Раз уж вам так хочется летать, скажу я людям, раз уж вам очень этого хочется, сделайте так, как это делают воробьи. Встаньте на край балкона, взмахните руками и прыгните. И вы увидите, что полетите!"
       А еще я подумал вот о чем: не открыть ли нам, воробьям, школу летания для людей?
       -Открыть! Открыть! Открыть! - закричали все. - Мы их будем учить! Мы их научим! Они тоже будут летать!
       Надо тут заметить, что Старый Чиви, слушая весь этот разговор, почти не шевелился. Он только чуть поворачивал голову к тому, кто открывал клюв, чтобы высказать свое мнение.
       И вот наступил черед говорить ему. Перед этим он, как всегда, кашлянул, чтобы привлечь внимание.
       -Кха!..
       И все воробьи повернулись к Старому Чиви. И вот что он сказал в тот вечер:
       -Я, кажется, знаю, каким добром ответить людям за провода, за дома для нас под карнизами, за ячменную кашу, булочки и мороженое (не могу только простить им их любви к кошкам!). Когда Чиви-Что откроет им секрет Самого Первого Полета и когда люди заберутся на балконные перила, чтобы полететь (я в это верю, потому что люди, как и воробьи, склонны верить всему несусветному), я облечу фасад дома и крикну погромче, что не ко всем воробьиным советам надо прислушиваться, даже если они даются от чистого сердца.
       -Оставайтесь на балконах, - крикну я людям, которые по утрам размахивают руками и подпрыгивают, - возьмите в руки чашечки с чаем или кофе и... летите. Но только МЫСЛЕННО! Мысленно спрыгивайте с балкона, раскрывайте крылья, которых у вас нет, расправляйте хвосты, (которых у вас тоже нет), вертите головой, глядя вниз... Ах, куда только не залетишь, летая мысленно, - вот что я скажу им! А главное - это совершенно не опасно...
       Пока Старый Чиви говорил это, все четверо поглядывали друг на дружку, ожидая, скорее всего, что сосед хоть что-то молвит в ответ. Нет, все промолчали, размышляя над словами старшего. Потом раздался все же голос Просто-Чиви:
       -Старый Чиви! Я вот сколько уже времени мечтаю подергать за усы кота Брысика, когда он валяется на асфальте. Теперь я понял: если я подергаю его мысленно, это будет совсем не опасно! Так это или не так?
       -Дергай, Просто-Чиви, дергай! - ответил ему самый старший из воробьев. - Дергай, да посильней! Тащи Брысика от нашего подъезда до соседнего! Только оставь что-нибудь от его усов и другим - ведь даже мне иногда хочется это сделать!
      
      
      
       ЧИВИ-ЧИВА УКРАЛА ВОРОНА
      
       Вот что случилось однажды. Был поздний осенний вечер, и наши воробьи давно уже забрались в каменную нишу под карнизом, будто специально устроенную для них строителями. Строители, может быть, и думали о воробьях, когда оставляли им место для ночлега, но они не закрыли его доской с дыркой, как у скворечника. Посчитали: и так, мол, хорошо. И оказалось потом, что воробьиное убежище открыто для порывов холодного ветра, а еще - любой мог залезть к нашим знакомым, когда они спят. Это могла быть и воровастая дворовая кошка, и куница, которые давно уже появились в городах и живут на чердаках, и белка, и ворона.
       Воробьи все сделали, чтобы им было тепло в их доме холодными осенними и зимними ночами. Они натаскали в гнездо сухой травы, тополиного и голубиного пуха, который летает во дворе круглый год, бумажек, тряпочек (были даже потерянные девчонками ленточки разного цвета) - короче говоря, натаскали того, что у людей считается мусором, а у воробьев - подстилкой. Сегодня они забрались в укрытие поглубже, прижались друг к дружке...
       Прежде чем заснуть, наши приятели переговорили обо всем, обо всем. Последнее, что было темой разговора, - ворона, которая несколько раз пролетела возле воробьиного дома, когда солнце уже закатывалось за крыши города. Старому Чиви это не понравилось.
       -Я знаю эту разбойницу, - сказал он. - Мимо ее глаз ничто не пройдет. Всё-то она заметит, всё подсмотрит, всё запомнит. Как бы она к нам не заглянула, когда стемнеет.
       У всех нашлось что сказать о вороне, и если бы она услышала, что говорят о ней воробьи, настроение у нее наверняка бы испортилось.Уж клювом бы она пощелкала.
       Вечер брал свое, и разговоры воробьев скоро затихли. Кто еще слышал, как шумит осенний ветер в почти уже облетевших кронах деревьев возле дома, а кто нет. Спали Просто-Чиви и Чиви-Чик, спал Чиви-Что. Чиви-Чива, который был с краю, изредка доставало все же холодом с улицы, но и он вот-вот должен был уснуть. Тут важно посильнее распушить перья, прикрыть ими лапки и сунуть клюв в чей-то бок.
       А Старому Чиви не давала покоя мысль о разбойнице вороне. Еще он думал, не поискать ли под карнизом другой ниши, не такой открытой, как эта. Думал, думал и тоже начал засыпать, привыкнув к тому, что порывы ветра похожи на близкий шум больших крыльев.
       И сквозь сон он не отличил очередной порыв ветра от взмахов чьего-то крыла... а это ворона села на край ниши. Она просунула голову внутрь и ухватила первое теплое и пушистое, что ей попалось. Чиви-Чив, схваченный жестким клювом, запищал, все проснулись и разом закричали, но ворона уже исчезла и вместе с нею исчез Чиви-Чив.
       Вместо пятерых в гнезде теперь было четверо.
       Воробьи долго не могли успокоиться, все шумели, перебивая друг друга, - все гадали о том, кто это вломился в их дом, рассказывали, как каждый испугался, спрашивали, что теперь делать, как спасти Чиви-Чива...
       Старый Чиви высунулся из гнезда и стал прислушиваться и приглядываться к тому, что творилось во дворе. Снаружи было темно, холодно и накрапывал дождь. Ветер раскачивал фонари на столбах. Ничего не было слышно, кроме шумевших от ветра деревьев. Нечего было и думать, где и как искать пропавшего воробья, тем более, что воробьи никогда не летают в темноте.
       -Боюсь, как бы ворона не заглянула сегодня к нам еще раз, - сказал Старый Чиви, снова оказавшись среди своих. - На чердаке тоже опасно - мало ли кто там может нас встретить. Переночуем в клёне. Будет холодно, зато уж там нас никто искать не будет.
       Воробьи покинули теплую, уютную нишу и заняли те места в клёне, где сидели по вечерам. Ветер задирал им перья и хвосты, редкие листья не спасали от дождевых капель, все ёжились, переступали лапками, пытались уснуть... и вдруг кто-то, задремав, вскрикивал - это ему чудилось, что длинный вороний клюв схватил его...
       А в это время в вороньем гнезде на высоком раскидистом тополе, где вверху было еще полно листьев, происходило вот что. Ворона не сьела Чиви-Чива в один присест, нет. Не выпуская воробьишку из когтей, она устроилась поудобнее и, поглядывая на пленника то одним глазом, то другим (мешал длинный клюв), сказала:
       -Та-ак, та-ак... Я, знаешь ли, люблю ужин, пока он еще чирикает. Такой у меня, знаешь ли, каприз. Ну-ка почирикай напоследок... - Наверно, ворона была не очень голодна, раз она развлекалась подобным образом. А может, это свойство самых отпетых разбойников - предложить пленнику поговорить напоследок.
       -А что чирикать? - еле слышным голосом спросил Чиви-Чив.
       -Ну, я слыхала, что, на ночь глядя, полагается рассказывать сказки. Вот ты и расскажи мне какую-нибудь, а я пока клюв от твоих перьев почищу.
       Левой лапой ворона прижимала к дну гнезда воробьишку, а правой стала чистить клюв.
       Чиви-Чив собрался с силами и начал дрожащим голосом:
       -Жила-была одна добрая ворона...
       -Э-э, нет. Это не про меня, - остановила его злодейка. - Это ты ко мне подольститься хочешь. Мол, сейчас расскажу ей, какая она добрая, она поверит, расчувствуется и отпустит меня. Не такая уж я добрая. Рассказывай другую.
       И Чиви-Чив - а что ему делать? - начал другую сказку:
       -Жила-была одна злая ворона...
       Но и тут злодейка остановила его:
       -Эта, может быть, и про меня, но мне ее слушать неприятно. Потому что кто из злых себя злым считает? Все добрые, на кого ни глянь. Я вот тоже добрая... смотря, правда, к кому. А к тебе я, пока ты чирикаешь, будем считать, при-дир-чи-ва-я. Ну, давай еще одну сказку! Если не понравится, быть тебе в ту же минуту ужином.
       Чиви-Чив понял, что в сказке, может быть, таится его спасение.
       -Ты бы немного отпустила меня, - попросил он, - мне не то что говорить, дышать нечем.
       Вороньи страшные когти чуть разжались.
       -Жила-была... - начал неуверенно Чиви-Чив... - одна... очень умная ворона... - И замолчал, боясь, что серый вороний клюв обрушится на его голову.
       Нет, не обрушился, ворона, наоборот, еще чуточку расслабила когти.
       -Ну-ну, - сказала она, - вот это уже интересно. Продолжай. Про свой ум можно и послушать. Только учти - недолго. Самое-самое. Ночь скоро.
       -Про твой ум, - возразил Чиви-Чив, - в двух словах не скажешь. Слушать тебе придется.
       -Ладно уж, - согласилась ворона, - раз про ум, послушаю.
       Дождик шлепал по листьям над их головами, ветер раскачивал верхушку тополя вместе с вороньим гнездом, а с его дна слышался голос прижатого вороньей лапой Чиви-Чива:
       -Очень умная была эта ворона... Что бы она ни делала - все у нее получалось. Гнездо - самое лучшее...
       -Это правильно, - кивнула воробьишке ворона. - На мое гнездо посмотреть прилетают чуть не со всего города. Сложено крепко, и хоть высоко, а никакой ветер не собьет. Прилетают и любуются... Ну, ну, а что там дальше про мой ум?
       -С утра она знала, что будет делать днем, - рассказывал Чиви-Чив, - куда полететь, кого навестить, о чем поговорить... Что на завтрак, что на обед, что на ужин...
       -И это правда, - кивала ворона. - Чуть открою глаза - и весь день как на ладони. Только не ЧТО на обед, как ты сказал, а КТО. То есть, КТО у меня на обед и КТО на ужин. Дальше!
       Голос Чиви-Чива задрожал еще сильнее, он еле с этим справился.
       -Что бы она ни говорила, - все же продолжал он, - всё было хорошо, всё к месту. И все, кто ее слушал, тут же с вороной соглашались...
       -И это так, - опять кивнула злодейка. - И другие вороны мне поддакивают, и галки, и сороки. Один раз даже сойка прилетела меня послушать. Сова, наслышавшись обо мне, и та обещала как-нибудь заглянуть.
       -А сама ворона слушала не всех, - продолжал Чиви-Чив, - мало ли кто и что из птиц за день наболтает! Нет, она из всего, что говорилось, выбирала главное...
       -Ишь, какие смышленые воробьи нынче пошли, - крутнула головой, вернее, клювом злодейка, - все про нас, ворон, знают. Даже жаль съедать...
       Чиви-Чив затрепетал по лапой вороны. Однако, через силу, продолжил:
       -Сорока, например, застрекочет, весь мир переполошит, все птицы уже в воздухе - одна только наша ворона сидит выше всех, осматривается, думает, стоит ли ради сорочьего стрекота в воздух подниматься?
       -Правильно. Сижу и осматриваюсь. Потому что своей головой думаю, а не чужой. И не каждому стрекоту верю.
       -Галки в небе раскричатся - ну будто конец света увидели. Все птицы в переполохе, мечутся внизу, не знают, что делать. Даже люди головы задрали - уж не пожар ли галки сверху заметили? Одна только ворона с места не двигается: думает - галки погалдят-погалдят и смолкнут. Чего ей каждой птичьей панике поддаваться?
       -Опять верно. Паника - для тех, кто поглупее. Умные ее пережидают. Ну-ка что ты еще про мой ум скажешь? Даже, знаешь, стало интересно.
       -Ты, ворона, хочешь сказку слушать, а рассказчика за горло держишь! - пожаловался Чиви-Чив. - Во мне слова прямо-таки застревают.
       -Тут ты прав, воробьишка, - согласилась ворона. - Надо мне тебя чуть освободить. Признаюсь: не каждый мой ужин был таким разговорчивым. - И разжала когти настолько, что бедняга Чиви-Чив смог встать на лапки и даже отряхнуться.
       И ворона устроилась в гнезде поудобнее.
       -Полегчало? - спросила она. - Видишь, как я тебя жалею. Давай дальше про мой ум, - сказала она. - Остальное неинтересно.
       -Некоторые птицы, правда, ее облетали, - чуть приободрившись, рассказывал Чиви-Чив, - но просто потому, что побаивались. А послушать, что она говорит, им тоже, как и другим, хотелось...
       Ворона вздохнула.
       -Никогда не знаешь, где найдешь, а где потеряешь. Надо же - боятся! А ведь до чего приятно: ты говоришь - а вокруг тебя все-все клювы пораскрывали и слушают! Так-так... И кто же меня остерегается?
       -Ну, - сказал Чиви-Чив, - есть такие птицы. Боятся они тебя, а послушать ворону им ой как хочется! Ума понабраться...
       Тут злодейка всерьёз закручинилась:
       -Ай-яй-яй! Ай-яй-яй! Ума, говоришь, понабраться? То-есть, вокруг меня посидеть и послушать? Даже сова обещала прилететь, а эти... Надо же! Ну, воробьишка, ты мне глаза сегодня раскрыл!..
       -Они по вечерам только об этом и жалеют, - добавлял сказки Чиви-Чив. - Вот-де, соседка, а в гости к ней по-хорошему не приди -- съест.
       -Ну уж, - не согласилась ворона, - не каждого я съедаю... - Злодейка почесала лапой перышки на голове. - Слушай, воробьишка, я вот что придумала. Ради того, чтобы все-все про мой ум знали, я тебя сейчас отпущу. Обойдусь сегодня без ужина. Ты лети домой, а завтра тем птицам, что меня избегают, всё про мой ум расскажи. И не забудь сказать, что гостей я не ем. Рассаживаю кружочком по краю гнезда и...
       Ворона, может быть, невзначай, щелкнула клювом.
       -Давай, лети, воробьишка, улетай побыстрей, а то как вспомню, что не ужинала...
       Чиви-Чив тут же вспорхнул и кинулся в темноту ненастной ночи. Он изо всех сил махал крыльями, боясь, что наткнется на ветку дерева или провод, каких много висело между домами. Далеко впереди он видел свет знакомого фонаря, где, он знал, их гнездо, а в нем четверо его друзей.
       Он прилетел, сунулся в гнездо, но там никого не было. Где же его друзья? Где? Неужели и их кто-то утащил? Чиви-Чив сел на край ниши и стал громко, на всю тёмную ночь, звать их.
       -Эй! - послышался снизу голос Старого Чиви. - Это ты, Чиви-Чив? Лети сюда, мы все здесь, в клёне!
       Спасшийся воробей в минуту оказалася среди своих.
       -Как ты остался жив? - спросил его всё тот же Старый Чиви.
       -Ох! -- ответил Чиви-Чив. - Ворона уже собиралась меня съесть, но тут я догадался сочинить сказку, она в неё поверила - и отпустила!
       -А про что была сказка? - спросил Старый Чиви.
       -Про ее необыкновенный ум.
       -И ты говоришь, она в нее поверила?
       -Еще как! И отпустила, чтобы я рассказал про ее ум всем, кто с ним ещё не знаком.
       Старый Чиви молчал целую минуту.
       -Загадка, - сказал наконец он, - еще одна загадка! Про свой ум все почему-то всегда верят. А вот про глупость -- никто и никогда. Почему -- вот вопрос для воробьёв!.
      
      
       КОГДА ВСЁ БЕЗ-РАЗ-ЛУЧ-НО
      
       Ну кто, кто из людей догадается, отчего расчирикалась пятерка воробьев, сидящих кругом на тротуаре! К ним не прислушаются, к ним не присмотрятся. Воробьи, мол, воробьишки - что в них интересного! Но если кто-то из людей прислушается и присмотрится - может узнать любопытную историю...
      
       С воробьем Чиви-Чеем что-то случилось. Все завтракали кашей на асфальте, а он, клюнув раз и другой, неожиданно отсел в сторону.
       Никто этого не заметил, только Старый Чиви.
       После завтрака все сели на нижнюю ветку клена и стали чистить клювы. А у Чиви-Чея к клюву как прилип комочек каши, так там и оставался.
       Никто на это не обратил внимания, только Старый Чиви.
       Почистив клювы, воробьи решили полетать и посмотреть, кто чем занимается, кто что ест и вообще что нового на белом свете. Все летели рядышком, но Чиви-Чей - позади всех.
       Никто этого не видел, только Старый Чиви.
       И вот воробьи везде побывали, всё, что нужно увидели. Ничего особенного в этот день пока не произошло. Машины ездили, люди ходили, птицы летали. Кошки нежились на солнце. Собаки, запертые в домах, скучали, некоторые вставали лапами на подоконник и лаяли. Ни на кого, просто так. Он думали, что им так полагается - лаять.
       Воробьи сели на ту же ветку клена, но Старый Чиви заметил, что Чиви-Чей сидит отдельно от всех. И тогда он решил разузнать, что случилось с Чиви-Чеем. Он передвинулся по ветке поближе к одинокому воробью.
       -У тебя что-то болит, Чиви-Чей?
       -Нет, - ответил тот, - у меня ничего не болит.
       -Тогда отчего ты такой скучный?
       -Не знаю. Просто мне не хочется ни есть, ни пить. Ни летать, ни чирикать. Ни спорить, ни драться. Ничто, ничто меня больше не интересует - вот что со мной... - И Чиви-Чей опустил голову.
       Cтарый Чиви вытянул левое крыло, почесал подмышкой лапкой, Потом он то же сделал с правым крылом.
       -Так-так, - сказал он, - так-так... Эти вещи - когда ничего не хочется - с воробьями случаются. Со мной это тоже бывало. Похоже на болезнь и опасно тем, что воробьи в такие дни попадают то под колеса машины, то кошке в лапы. Так-так, так-так-так... Я, кажется, знаю, как тебе помочь.
       -Как же? - спросил Чиви-Чей, не поднимая головы.
       -Тебе может помочь только Вдруг.
       -Друг? - переспросил Чиви-Чей. - У меня четыре друга, кто из вас?
       -Вдруг, - поправил его Старый Чиви. - А Вдруг тоже может быть другом.
       Тут Чиви-Чей чуть приподнял голову и даже встряхнул ею, чтобы понять, что Вдруг - друг. Но с первого раза это не помогло. Чиви-Чей тряхнул головой еще раз.
       -Вдруг - друг? - спросил он. - "Друг вдруг" - это мне понятно: друг вдруг оказался рядом. В какую-то опасную для меня минуту. Но ты, кажется, имел в виду что-то другое. Я, наверно, и понял бы, но не сегодня. Сегодня, сколько ни тряси я головой, тонкостей не пойму. Объясни, Старый Чиви.
       -Ладно, - согласился пожилой воробей. - Раз слова до тебя не доходят, пустим в ход дело.
       Этого Чиви-Чей тоже не понял. Он подогнул лапки, голова его ушла в плечи и он стал похож просто на комок серого пуха, который застрял на ветке и который вот-вот сдунет ветром.
       А Старый Чиви перелетел к тройке воробьев, что сидели неподалеку и о чем-то болтали. Те повернулись к нему. Он им пошептал что-то, воробьи покивали в ответ и разом снялись с ветки. А Чиви-Чей не бросился за ними, как было всегда, а остался на месте. Может быть, впервые... Маленький пушистый комок... Дунет ветер - и на ветке никого уже нет...
       Вдруг кто-то из воробьев пробился к нему сквозь листву.
       -Спасайся! - крикнул он. - Рыжий кот Брысик взбирается на дерево! Сейчас он тебя сцапает!
       Чиви-Чей даже не поднял головы.
       -Что мне кот Брысик, - промямлиол он. - У него ведь нет кры... Я останусь на этой вет... До последнего моме... А потом будь что бу... - Он недоговаривал, потому что у него не хватало на это сил.
       Чиви-Чик, а это был он, покрутил головой и улетел.
       И снова вместо Чиви-Чея просто пушистый комок...
       Вдруг шум, вдруг гам! Это прилетела вся четверка воробьев. Окружила его, все кричат - не разберешь кто:
       -Там!
       -Перевернулась!
       -Машина!
       -С мешками!
       -А мешки!
       -Порвались!
       -Семечки!
       -На дороге!
       -Горой!
       -Все слетелись!
       -И клюют!
       -Летим!
       -Пока!
       -Не...
       Чиви-Чей горько покачал головой.
       -Что мне се..., даже если их целый ме... Даже если их полная маши... Кое-что, не имеющее даже назва... перевешивает всё на све...
       Старый Чиви почесал клюв лапкой. Потом другой. И опять что-то нашептал воробьям. Они кивнули в ответ, разом снялись и улетели. Чиви-Чей остался на ветке один.
       Он уже с полчаса сидел на ветке без движения, как вдруг на него сверху что-то посыпалось. Чиви-Чей постарался сделаться меньше, как это умеют делать птицы, но с места не сдвинулся. И тут на него снова налетели воробьи.
       -Град!
       -Крупный!
       -С орех!
       -Все прячутся!
       -Бежим!
       -Под крышу!..
       И знаете, что ответил им Чиви-Чей?
       -Когда... слишком... много... приключе... - с трудом выговорил он, - на них... перестаешь... обращать... внима... Тем более я... который... которому... Кото... Кота... Коту... Котурому всё-всё - всё без - руз - лач - но. - И повесил голову.
       -Ах! - вдруг вскрикнул Старый Чиви. - Ох!.. - И свалился с ветки. И полетел вверх лапками сквозь листву клена. И исчез. Наверно, от всех переживаний пожилому воробью стало плохо, теперь он упал на землю, а там или разбился, или сейчас его, ушибленного, подберет кошка.
       Все кинулись вниз.
       И ПЕРВЫМ СРЕДИ НИХ БЫЛ ЧИВИ-ЧЕЙ.
       И он первым спросил у Старого Чиви, который сидел на асфальте как ни в чем ни бывало:
       -Ты не разбился?!
       Старый Чиви сперва отряхнулся. Отряхнулся, посмотрел на воробьев, что сгрудились вокруг него, и вот что сказал:
       -Дело вовсе не во мне. И даже не в тебе, Чиви-Чей. Хотя ты и нуждался. В помощи. Дело в том, что сегодня. Я окончательно убедился, что. Вдруг может быть другом. Конечно, не каждое Вдруг. А только самое-самое. Одно из трех. Или из четырех. Но его распознает только. Настоящий... - Последнего слова Старый Чиви не сказал, но четверо поняли, что он имеет в виду.
       Все уже готовы были вспорхнуть с тротуара, как вновь услышали голос пожилого воробья:
       -Как ты себя чувствуешь, Чиви-Чей?
       -А почему ты об этом спрашиваешь, Старый Чиви? - удивился тот.
      
       ВОРОБЬИНАЯ ЗАГВОЗДКА
      
       И еще раз знакомый воробей оказался у моей форточки. Я снова сидел за письменным столом, заметил краем глаза движение слева, обернулся - Старый Чиви! Он сидел на перекладине оконной рамы нахохлившись, застыв, словно и не залетел в гости, словно меня не было за столом, словно он просто решил здесь передохнуть... Но я уже знал, что только Старый Чиви не суетится, даже если что-то случилось.
       -Привет! - сказал я. - Рад тебя видеть, дружище.
       Пожилой воробей чуть пошевелился.
       -Если ты пишешь опять. Про воробьев, тогда и я. Приветствую тебя. Удивляюсь, если ты пишешь. Про кого-то еще. Ну, ладно. У меня к тебе куча. Вопросов, хотя я и сам. Мог бы во всем. Разобраться.
       -Говори, Старый Чиви, - предложил я и положил руки на стопку бумаги передо мной, чтобы, во-первых, гость не увидел, о чем я пишу, а во-вторых, не испугался какого-нибудь движения моей руки.
       -Как все, мы бываем в школе, - начал рассказ мой гость. - Как все, смотрим, что пишут на доске. Как все, слушаем, что говорят учителя. Нам интересно, чему учат друг друга люди.
       Тут Старый Чиви заметил, что слева у него торчит из крыла перышко, он поправил его клювом - а я сидел прилежно, как школьник, не шевеля руками - и продолжил рассказ:
       -Понятно, что в школу летаю не я, а....
       -Знаю, - сказал я, -Чиви-Чей, Чиви-Что...
       -Чиви-Чик и Просто Чиви. Короче, те, кому еще учиться и учиться.
       Я кивнул, соглашаясь со старым воробьем.
       -И как у них идут дела?
       -Вот тут-то как раз кроется загвоздка...
       По тону Старого Чиви я понял, что нам предстоит серьезный разговор.
       -Дело в том, - начал он его, - что воробьи слышат, что говорит учительница, С ПОДОКОННИКА НА УЛИЦЕ, то есть ЧЕРЕЗ СТЕКЛО. - Тут мой гость сделал паузу, чтобы я разобрался в ситуации. - Потом они, конечно, сообщают мне, что услышали с подоконника, НО Я НЕ УВЕРЕН, - эту фразу Старый Чиви подчеркнул, - ЧТО ТО ЖЕ, ЧТО ПРОИЗНОСИЛИСЬ В КЛАССЕ. Некоторые слова ИЗ-ЗА СТЕКЛА могут быть пе-ре-ко-вер-ка-ны.
       "Ну и ну! - подумал я про себя. - Посмотрим, однако, что будет дальше". И повторил вслед за Старым Чиви:
       -Действительно загвоздка. Да и я знаю: не всему, услышанному через стекло, можно доверять. Так что именно тебя беспокоит?
       Старина Чиви сперва потоптался на перекладине, проверяюще поглядывая на меня (мол, все ли понял?), потом все-таки продолжил:
       -Надеюсь, ты еще помнишь, как звучат по-настоящему школьные слова? Тогда слушай то, что говорят мне мои приятели, возвращаясь после уроков. Может быть, всё это перековеркано, а может, и нет.
       -Первое слово, - Старый Чиви прошелся по перекладине сперва вправо, а потом влево, поглядывая при этом на меня, - первое слово не вызывает у меня сомнения - ВПРАВОПИСАНИЕ. Я, понятно, прилетал на подоконник, чтобы проверить то и это, что и как, и увидел: все ученики пишут слева направо. Тут никто не наврал.
       Я кивнул.
       -А вот со вторым словом вышла закавыка. Чиви-Чей сказал, что это - СНАБЖЕНИЕ. Я только успел подумать, что он прав (снабжение, мало ли чем, - необходимо всем, кто летает, ходит или ползает), как Чиви-Что возразил ему. Он сказал, что явственно слышал - СУ-ЖЕ-НИ-Е. И объяснил, почему СУЖЕНИЕ, а не СНАБЖЕНИЕ. Там, на доске две цифры, но если между ними поставить крест, они сужаются в одну. Что ты думаешь по тому поводу?
       -Я отвечу после, - сказал я (признаться, никакого ответа на воробьиный вопрос пока у меня не было, я надеялся, что он как-нибудь придет).
       -А третье слово, - продолжал Старый Чиви, - ДЕЛЕНИЕ. Ну, тут я уверен, что оно было услышано правильно. Детей с первого класса приучают ДЕЛИТЬСЯ, а не выхватывать кусочек чего-то вкусного прямо из-под носа, - этому правилу учат и у нас!
       -Насчет ДЕЛЕНИЯ, - поддержал я рассказчика, - твои приятели, наверно, не ошиблись.
       -Потом идет слово ВЫЩИПАНИЕ. С преподаванием ВЫЩИПАНИЯ я тоже полностью согласен.. Это необходимо как воробью, так и человеку. Мы видели - опять-таки через стекло, - как девочки (на перемене, а то и на уроке) выщипывают волоски из бровей - а ведь и мы то выщипываем, а то просто поправляем торчащее перышко - это дело наверняка требует знания и умения.
       -Конечно, Старый Чиви, ВЫЩИПАНИЕ - очень серьезное занятие, - снова поддержал я своего гостя (так и не зная. чем кончится наш разговор).
       Старый Чиви кивнул мне и произнес следующее:
       -Но больше всего мне понравилось школьное слово УМОЖЖЕНИЕ, хотя и принес его в клюве Просто Чиви. Оно показалось мне таким точным! Ведь УМОЖЖЕНИЕ происходит, когда цифры - я видел это, глядя на доску через стекло, - неизвестно ради чего громоздят друг на дружку - точно так же сорока начинает складывать гнездо, точно так же собирают мусор, прежде чем его сжечь. И вот мой вопрос - не знаешь ли ты, для чего УМОЖЖЕНИЕ нужно школьникам? Не вредит ли оно им?
       Сказать честно - я на целую минуту закрыл глаза, как это делаю, когда не знаю ответа или не могу найти слова. Минутная темнота иногда помогает опомниться.
       И вот что я сказал в конце концов Старому Чиви:
       -Наверное, в классе все эти слова (кроме ДЕЛЕНИЯ) звучат иначе, но едва ли это важно! Пусть дети учатся сложению, делению, вычитанию - у воробьев своя наука: снабжение, деление, выщипание... А то, чем занимаются дети, громоздя друг на дружку цифры, - это, конечно, лучше всего считать УМОЖЖЕНИЕМ. Но вот какая штука, Старый Чиви: у людей есть выражение "разогреть мозги". Разогреть - чтобы лучше думать. Наверно, УМОЖЖЕНИЕ для того и существует...
       Пожилой воробей - ну точно, как и я две минуты назад - закрыл глаза. И посидел некоторое время не шевелясь. Потом встрепенулся и посмотрел на меня.
       -Ты тоже задал мне задачу, - сказал он. - Я согласен: громоздить ради УМОЖЖЕНИЯ друг на дружку цифры - чисто человеческая затея. Только ведь и воробьям, особенно моим желторотым приятелям, полезно было бы время от времени разогревать мозги! Нужно будет подумать - чем и как. Если у тебя есть мысли по этому поводу, не забудь сообщить мне. А я полечу к своим - вдруг они принесли из школы какое-нибудь новое слово...
      
       ВЕСЕННЯЯ АРИФМЕТИКА
      
       Как-то раз, весной, в апреле, когда тополь, распустив почки, стал пахнуть сладко, как дамский платочек, уроненный во дворе... ну так вот, как раз в это время Старый Чиви усадил четверку воробьев на одну ветку, рядышком - что стоило ему, поверьте, немалого труда, сам сел на ветку повыше и произнес следующие слова:
       -Арифметика, которую должен знать и помнить каждый из нас, выглядит не так, как школьная... - Строгое слово "арифметика" заставило всех подобраться, все, что называется, навострили уши. - Слушайте же! Пять - лучше, чем четыре, четыре - лучше, чем три, три - лучше, чем два, а два - лучше, чем один. А "один" бывает то хорошо, то плохо...
       Чиви-Чей,Чиви-Что, Чиви-Чик и Просто Чиви хоть и слушали Старого Чиви, но ничем-ничем на сказанное не ответили. Воробьи только украдкой посмотрели друг на дружку - не кивнет ли кто в знак того, что понял старого воробья. Нет, никто не кивнул, все размышляли над тем, почему пять лучше (а не больше) четырех, а особенно над тем, почему "один" - то хорошо, то плохо.
       -Если кто-то из вас подумал, - продолжал Старый Чиви, - что эта арифметика относится только к хлебным крошкам или гусеницам, которых мы клюем, или яичкам в гнезде, он ошибается. Эта арифметика о нас пятерых и обо мне...
       -Я понял! - крикнул тут Чиви-Чей. - Но только про пять-четыре-три-два. Объясни теперь, почему "один" - то хорошо, то плохо.
       Старый Чиви ответил так:
       -Когда я устаю от ваших ссор и споров и когда я отсаживаюсь от криков подальше, другими словами, остаюсь один - мне, пожилому воробью, становится хорошо. Во-первых, тихо, во-вторых, я могу отдаться своим мыслям. И я даже думаю - не поселиться ли мне в каком-то укромном уголке и не пожить ли без них? Они такие шумные, такие суетливые: прыг-скок, прыг-скок, туда-сюда, туда-сюда, чик-чирик, чик-чирик - даже смотреть на них утомительно!
       Воробьи на ветке пониже снова переглянулись. Они суетливые? Прыг-скок, прыг-скок? Чик-чирик, чик-чирик? Это они-то? Может быть, но не всегда же...
       А Старый Чиви тем временем продолжал:
       -Через некоторое я думаю чуть иначе: меня ведь тогда никто ни о чем не будет спрашивать! Никто не спросит: для чего небо? Почему осень? Зачем зима? И мне не с кем будет делиться своими мыслями! И никто уже не скажет: "Ты прав, Старый Чиви, я как-то до этого не додумался!". И мне становится понятно: "один" - это не так хорошо, как я думал полчаса назад. А еще через некоторое время я прилетаю к вам и кто-то тут же спрашивает у меня: мороженое - это снег, посыпанный сахаром? Значит, зима для этого?..
       На этом урок арифметики кончился - и не оттого, что Старому Чиви нечего было сказать, оттого, скорее, что весенними утром и днем, воробьям не сидится на месте и всякие долгие разговоры они оставляют на вечер.
       То, что сейчас рассказано - про арифметику - , совсем не имеет отношения к истории, которую я хочу поведать. Ну, может, отдаленное. ..
       Вот она.
       Чиви-Чей стал неожиданно исчезать. Сидят воробьи на ветке, сидят, говорят о том, куда бы еще слетать, вдруг замечают: нет рядом Чиви-Чея! Где он? Может, устал, заснул и свалился с ветки? Или его незаметно украла ворона? Все кидаются его искать - по всему клену, и на земле тоже. Нет нигде Чиви-Чея! И перышек - если его схватила жестким клювом ворона - ни одного не видать. Где он? Где он? Где он? Вопросов - как капель дождя во время ливня.
       И тут, когда все чирикают, перебивая друг друга, появляется Чиви-Чей. Сидит рядом, будто и не исчезал десять минут назад. На него набрасываются:
       -Ты где был? Куда исчез? Куда летал? А мы-то, а мы-то, а мы-то думали...
       Чиви-Чей в ответ ни звука. Словно не его спрашивают. Потом всё же отвечает:
       -Где был? Просто полетел размять крылья. Может, что-то разведать. А что тут такого!
       Или еще так. Летят все вместе куда-то, летят... Оглядываются - нет Чиви-Чея! И снова вопросы - где?где? где?
       Прилетают - ну, предположим, к магазину, когда там разгружают хлеб, - за крошками. Только начали подбирать - вот он,Чиви-Чей! Сидит рядом, клюет.
       -Ты где был?!
       -Я? Где? Да я просто сверху летел, смотрел, нет ли поблизости вороны.
       Старый Чиви ни одному слову Чиви-Чея не верил. Он слушал, что тот отвечает, но не кивал, как остальные, а внимательно всматривался в врунишку. Он давно уже понял, старый воробей, что возникла загадка, которую еще нужно разгадать. Разгадать - потому что, как было сказано вначале, пять - лучше четырех , ну, и так далее... а Чиви-Чей слишком часто стал куда-то пропадать.
       И однажды, когда Чиви-Чей снова исчез, он оставил тройку воробьев на ветке и приказал всем не трогаться с места, пока он не вернется.
       Вернулся он только через полчаса, и не один, и даже не вдвоем с Чиви-Чеем, а... втроем! Третьим был... нет, третьей была молодая воробьиха - ее наши пятеро видали, и не раз, но как-то не обращали внимания. Впрочем, не все не обращали, как оказалось, внимания.
       Чиви-Чей был смущен. А воробьиха - ни капельки.
       -Привет! Привет! Какие вы все... - Какие именно, она не сказала. - Я вас знаю, конечно,слыхала не раз, видала не раз, но... - Что было за "но" она тоже не сказала. - Особенно мне всегда нравился Ста... - тут воробьиха , однако, посмотрела на Чиви-Чея, - да, да, конечно, он мне нравился больше всех, я имею в виду вашего старшего товарища... - На Старого Чиви она так и не глянула.
       Старый Чиви, пока воробьиха тараторила, смотрел на нее, наклоняя голову то право, то влево, что означало его пристальное внимание и раздумие.
       -Послушай-ка меня, - перебил он гостью, - Я тоже тебя видал, но до сих пор не знаю, как тебя зовут.
       -О-о, это так непросто! - ответила воробьиха. - Когда я чуть подросла, меня назвали Тррр. И я думала, что это имя навсегда. Не правда ли, прекрасное имя! Его не позабудешь. Оно такое звучное. Тррр! Тррр! Но когда я встретила вашего Чиви-Чея, я решила его сменить. Теперь меня зовут Чиви-Чья. Вот так! Кажется, тоже звучит неплохо. А как зовут твоих друзей? - спросила она у Чиви-Чея.
       -Чиви-Что, Чиви-Чик...- начал было Чиви-Чей.
       -Ну, а как зовут вашего вожака, - перебила его Чиви-Чья, - я знаю. Его зовут Ста... ой, я, кажется, оговорилась! Но что тоже Чиви, в этом я уверена. Что-то там есть еще...
       -Меня зовут Старый Чиви, - был ответ гостье, произнесенный внушительным голосом. - Старый, а не "что-то там еще". -Тут он обернулся к своим, - Помните вы ту арифметку, о которой я говорил недавно?
       -Помним! Помним! - ответили ему.
       -В нее нужно внести поправку. Счет теперь будет начинаться с четырех. Четыре - лучше, чем три... А вот два, случается, - и лучше, и даже больше, чем пять.
       Три воробья - не Чиви-Чей! - озадачились.
       -Это как же?! Как?! Прямо голова кругом! Какие-такие "два"? И как может два быть больше пяти? Что это за новая арифметика?
       -Есть вещи, с которыми приходится считаться. Это - весенняя арифметика, и с ней ничего не поделаешь. Что ты об этом думаешь, Чиви-Чей?
       -Я думаю, я думаю... - забормотал воробей, поглядывая то на друзей, то на бывшую Тррр.
       -А чего там думать! - перебила начавшийся разговор воробьиха. - Мы с ним улетаем от вас. Может быть, будем заглядывать время от времени, но не так часто - у нас столько дел! Столько дел! Так ведь, Чиви-Чей?
       Чиви-Чей кивал, кивал не переставая, но не было понятно, кому - не то воробьихе, не то своим друзьям.
       А через минуту-другую их уже не было на ветке...
       Четверка воробьев долго сидела молча. Но вот Чиви-Что поднял голову к старому воробью, сидевшему, как мы уже сказали, на ветке повыше.
       -Скажи, Старый Чиви, - молвил он, - скажи, пожалуйста: вот оказалось, что есть весенняя арифметика. А бывает летняя? Осенняя? Зимняя?
       -Про зимнюю, - сказал немного погодя пожилой воробей, - я знаю точно: она есть и она неизменна. Ведь когда нас в нашем доме было пятеро - помните? - нам было теплее. А про летнюю и осеннюю нужно еще хорошенько подумать. Наверно, есть и та, и другая. Но вот что не дает мне покоя - весна. Как бы наш счет не стал начинаться с трех. А то и с двух. А то и... - и замолчал.
       А воробьи переглянулись.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
         
         
         
         
         
         
         
         
         
         
         
         
         
         
         
         
         
         
         
         
         
         
         
         
         
         
         
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       3
      
      
      
      
  • Комментарии: 14, последний от 03/08/2020.
  • © Copyright Чирков Вадим Алексеевич (vchirkov@netzero.net)
  • Обновлено: 04/01/2012. 247k. Статистика.
  • Статья: Проза
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.