Чирков Вадим Алексеевич
Охотники за пришельцами

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 23, последний от 11/01/2023.
  • © Copyright Чирков Вадим Алексеевич (vchirkov@netzero.net)
  • Размещен: 03/05/2009, изменен: 03/05/2009. 283k. Статистика.
  • Повесть: Фантастика
  • Скачать FB2
    •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Шестиклассники Никита (Кит) Балашов и Даня Шахов (Шах) первыми смекнули, что за тем необычным, что происходит в районе их города, может быть только одна причина - пришельцы. И они начинают расследовние...

    •    Вадим Чирков
      
      
       ОХОТНИКИ ЗА ПРИШЕЛЬЦАМИ
      
       Повесть для детей
       среднего школьного возраста
      
       С чего всё началось? Сейчас, когда эта история целиком перед глазами, трудно вспомнить самый первый странный эпизод.
       Может быть, вот этот, на первый взгляд, не столько незначительный, сколько - поначалу - похожий на обыкновенное мальчишечье враньё или ихнюю же фантазию. Но и этот эпизод следует изложить.
       Сначала, однако, несколько слов о том, где всё происходило.
       Обыкновенный, давно построенный район нашего города. Улица семиэтажек, повсюду раскидистые тополя, школа, магазины - продовольственный и овощной, рядом с которым старушки приторговывают свежайшими петрушкой, укропом, домашнего засола грибами в стеклянных банках и набором сухих трав и кореньев для засолки огурцов. Голубой газетный киоск, мастерская металлоремонта.
       Если пройти за продовольственный магазин, занимающий весь первый этаж дома, и пройти под высокими тополями большого двора, дойдешь до лесопарка с озером посредине.
       В лесопарке проложены асфальтовые дорожки, стоят скамейки и фонарные столбы, молоденькие клены вдоль дорожек к весне подстригают. Со скамеек местные хулиганы, которых пенсионеры зовут вредителями, зачем-то отдирают доски, а фонари разбивают. Хорошо, что у них не хватает пока сил содрать с земли асфальт дорожек, свернуть его в трубы и утопить в озере. Но когда они подрастут, глядишь, сделают и это. А заодно повыдергивают из земли деревья - и тогда им будет хорошо, как никому на свете.
       На берегу озера торчат в хорошую и плохую погоду оснащенные спиннингами, закидушками и хватками рыбаки. Они ловят мелкую, с мизинчик, рыбешку. У этих рыбаков, должно быть, сильно развито воображение - озеро они представляют широкой рекой или даже синим морем, а пойманную рыбешку - щуками, сомами, кефалью и камбалой. Неизвестно, что они делают с уловом. Может быть, жарят на огромной сковороде, поглядывая на рыбок в увеличительное стекло.
       По лесопарку гуляет разный народ. Но главные его обитатели - пенсионеры. Эти то сидят на скамейках с повыдранными досками и спорят о политике, то ходят поодиночке, по-двое, по-трое вокруг озера, то режутся в карты, накрывшись для конспирации шляпами и картузами - для конспирации, потому что не хотят дурно влиять на молодежь.
       Даже в дождь находятся человек или два, что, накрывшись зонтом, идут не спеша по блестящему от воды асфальту, обходя медленных, как пароходы (видных с самолета), улиток.
       Озеро не одинственное в этом лесопарке. Их целый "каскад", то есть они располагаются в низине лесопарка одно за другим. У того из них, что повыше нашего, есть дом отдыха, где отдыхают разные приезжие люди. По асфальтовым дорожкам, тянущимся вдоль всего лесопарка, они добредают или добегают (бегуны трусцой) до нашего озера, где разбитые фонари и скамейки с повыдранными досками...
       И всё же - с чего начинается наша история?
       Вот с чего. Шел по двору, что за продовольственным магазином, кот-котище. Рыжий, как осень, а хвост серый, будто пришитый за неимением другого Айболитом. Медленный, важный - такой важный, словно забыл на минуточку, что, кроме кошек, на свете существуют мальчишки и собаки.
       Увидели кота-котищу трое мальчишек, удивились его важности и решили напомнить о себе.
       Набрали камешков и комков земли из-под деревьев и давай пулять в кота. Тот бросился было наутек, но, получив по спине, остановился. Повернулся к мальчишкам, выгнул спину, зашипел и вдруг стал на глазах раздуваться. Раздуваться и расти, как автомобильная шина. И в несколько секунд превратился в огромного, полосатого, бьющего себя по бокам хвостом разъяренного тигра!
       Тигр зарычал - по двору прокатился гром, мальчишки завопили и бросились врассыпную. Они исчезли с места происшествия в одно мгновение, как в сказке, словно на них дунул волшебник.
       А тигр ударил себя хвостом еще раз и другой, огляделся и быстро, будто его прокололи, стал уменьшаться. Три-четыре - и на месте тигра стоит все еще взъерошенный, рыжий, как осень, кот. Он нервно лизнул шерсть на боках, мяукнул, словно проверяя, вернулся ли к нему кошачий голос, и пошел прежней своей дорогой.
       Правда, не такой уже важный.
       А исчезнувшие с места происшествия мальчишки только через полчаса разыскали друг дружку. Они собрались у магазина, возле автоматов с газировкой, потому что страшно хотели пить. Все трое после пережитого заикались.
       -Т-ты в-видел? - спросил один, допивая газировку.
       -В-видел. Т-тигр! - Стакан второго стучал о зубы.
       -Н-настоящий! - подтвердил третий, выливая остатки воды себе на голову.
       -Я н-ничего не п-понимаю!
       -А я?!
       Третий зажмурился и потряс мокрой головой. И еле-еле выговорил:
       -М-может, он из ци-ци-цирка?
       -Сам ты из ци-ци-цирка! - возразили ему. - Такого ни в каком ци-ци-цирке не увидишь! Кошка превратилась в тигра! Нет, тут ЧТО-ТО ДРУГОЕ!
       -Что? Ну что?
       -Ребята, я, кажется, знаю! Есть же пословица: "У страха глаза велики". Вот нам со страху, когда кот надулся, и почудился тигр!
       -Ну да! - не согласились товарищи. - Мы ведь СПЕРВА увидели тигра и только ПОСЛЕ ЭТОГО испугались! Кота-то мы бы не испугались, как он не надувайся1
       -Вот еще - кота бояться!
       -Тогда и я не знаю...
       В общем, ни к какому выводу мальчишки не пришли. Они еще поговорили и отправились туда, где встретились с котом. Вдруг он еще там?
       Но ни рыжего кота с пришитым хвостом нигде не было, и то место, с которого на них зарычал тигр, оказалось совсем обыкновенным. Пыльная трава, на ней валяются желтые, с глянцем тополиные листья и окурки, никаких следов тигра на сухой земле. И люди вокруг ходят спокойные, не скажешь, глянув на них, что поблизости бродит тигр.
       Наши трое мальчишек договорились, что будут теперь следить за рыжим котом, если где его увидят, и только после этого разошлись по домам.
       Это, кажется, был первый странный эпизод в нашем районе. А сколько последовало за ним!..
      
       Весь в белом
      
       Мелкий хулиган и вредитель Шашлык (кличка произошла и от его фамилии - Башлыков, оттого, что он любил разводить костры в лесопарке и, при случае, жарить шашлыки) никогда не бросал окурки в урну. Даже если он докуривал сигарету и по пути ему попадалась урна, он, на нее глянув, злорадно усмехался и запузыривал окурок щелчком пальца в какую-нибудь стену, а еще лучше - в витринное стекло, чтобы увидеть, как "бычок" взорвется искрами. А после этого Шашлык с кем-нибудь, сделавшим ему замечание, с большим удовольствием ругался.
       Шашлык всовывал окурки в щели дверей подъездов, телефонных будок, приклеивал их к ртам кандидатов в депутаты на плакатах... Таким вот образом он оповещал людей своего района о своем среди них проживании. Кроме того, Шашлык разбивал фонари, где бы они ему не встречались, малевал на стенах, ломал скамейки, срывал с одного раза - на спор - телефонные трубки.
       В то утро, в десятом часу утра, Шашлык сидел на скамейке в лесопарке, сидел один, хотя в одиночестве бывать не любил. Дело в том, что он успел сегодня поссориться со всеми, с кем только можно.
       Поссорился матерью, которая вздула его за прожженное сигаретой покрывало на кровати. С громом выскочив из квартиры, он поссорился с соседкой - пролетая мимо нее по лестнице, выбил из ее рук пустое мусорное ведро. Ведро, грохоча, покатилось по ступенькам ему вдогонку, а он не только не поднял его, а еще и соседке нагрубил. Во дворе он пнул изо всех сил разноцветный резиновый мяч, случайно подкатившийся ему под ноги, и попал, конечно, в мокрую простыню, которую другая соседка вывешивала на веревке. Простыня упала наземь, соседка обернулась, выплюнула прищепку, что была у нее в зубах, и... Пригибаясь, под словами, вылетавшими из ее рта, как боец под пулями, Шашлык вихрем пронесся по двору, на улице проскочил под носом у "жигуля" - завизжали тормоза, все высунулись из окон, побледневший водитель выпрыгнул из машины, но, поняв, что подростка не догонит, стал выкрикивать ему вслед, что он думает о нем и его родителях. Слово "безголовый" в его пылкой речи было самым мягким...
       Когда взъерошенный от всего пережитого Шашлык шлепнулся на скамейку (месяц назад они с Сенчиком, дружком, оторвали от сидения почти все доски, но сейчас были прибиты новые, только еще не покрашены), руки у него дрожали. Он выкурил одну сигарету, взялся за другую. Куда бы уехать из этого проклятого города! Как он ему осточертел! И как все в этом городе ему противны! Восемь классов у него почти есть, читать, а главное, считать он умеет - он нигде не пропадет, как кое-кто это ему предрекает. Конечно, он уедет - завтра же! Нет, сегодня! А вот куда - надо будет поговорить с Сенчиком, может, они поедут вместе. Вот только денег, денег бы...
       Шашлык уже докуривал вторую сигарету, когда увидел шествующего по асфальтовой дорожке по направлению к нему гражданина в ослепительно-белом костюме и непрозрачных темных очках. Гражданина Шашлыку сразу же захотелось назвать малознакомым словом "джентльмен". Голова его и усы были серебряно-седы и аккуратнейше подстрижены, лицо строгое, смуглое. Наверняка он из дома отдыха, устроил себе прогулку...
       Не спуская глаз с элегантного до невозможности мужчины, Шашлык докурил сигарету и, может быть, впервые в жизни не бросил машинально окурок под ноги, не закинул его щелчком куда подальше, а... опустил в мусорную урну рядом со скамейкой. Эту урну они с Сенчиком регулярно переворачивали, высыпая мусор на асфальт, но какой-то ненормальный все время ставил ее на место.
       Как только окурок исчез в урне, "джентльмен" повернулся к Шашлыку и сделал шаг к нему. Сунул смуглую руку с золотым тяжелым перстнем в карман брюк - Шагшлык напрягся, - и сказал приятным скрипучим голосом:
       -Позвольте вручить вам, молодой человек, эти небольшие деньги... - и протянул Шашлыку десятку!
       -З-за что? - опешил Шашлык.
       -За ваш прекрасный, прямо-таки замечательный поступок.
       -К-какой? - Шашлык постарался вспомнить, что он сегодня сделал хорошего, но, как вы понимаете, не смог. Может, он вчера что-то такое совершил? Или позавчера? Вроде нет... Шашлык подумал, что сейчас белый "джентльмен" спрячет "червончик" и рассмеется. Но тот очень серьезно объяснял:
       -Вы бросили окурок в урну. А на это не каждый способен.
       Издевается, понял Шашлык. Сейчас он этому "джентльмену" покажет...
       Но тот уже всовывал десятку в его руку.
       -Прекрасный поступок! - убежденно и вместе с тем убеждая говорил он. - Главное - многообещающий! Я давно уже не видел ничего подобного! До свидания, молодой человек, до свидания! Желаю вам дальнейшего совершенствования! - Он вложил кредитку в Шашлыкову ладонь, накрыл безвольные его пальцы своими, пожал получившийся кулак, повернулся и пошел - снова такой же недоступный, как пять минут назад.
       Незнакомец удалился на дюжину шагов, когда Шашлык посмотрел, не веря происшедшему, на свою ладонь. В ней и вправду лежала сложенная вдвое кредитка. Настоящая!
       Десятка за брошенный в урну окурок! Ничего себе! Сколько он мог за последние два года заработать! Что за чудеса? Дурной какой-то дядька! Или...
       Сам Шашлык не мог справиться с этой задачей, и он отправился искать друга Сенчика.
       Да и поговорить еще насчет города, куда можно уехать. Последней перед встречей с "джентльменом" мысли Шашлык не забыл.
       Он отошел уже от скамейки, как неожиданно вспомнил, что не перевернул урну в назидание тому придурку, что упрямо ставит ее на место. Шашлык оглянулся, но возвращаться не стал. В другой раз, решил он. Да и что если Белый следит за ним откуда-нибудь и потребует вернуть деньги?
       Сенчика Шашлык не нашел ни дома, ни у кинотеатра, где был видеозал, и разозлился. И решил выместить злость на телефоне на стене кинотеатра, с которого уже не раз срывал трубку. Трубку здесь крепили на всё более коротком проводе, чтобы нельзя было размахнуться при обрывании.
       Шашлык все же снял ее, примерился было рвануть изо всех сил, как вдруг услыхал из трубки вместо зуммера вежливый женский голос:
       -Молодой человек! Молодой человек! - Его второй раз за день называли молодым человеком.
       Шашлык поднес трубку к уху.
       -А? - спросил он.
       -Вы сняли трубку, чтобы кому-то позвонить?
       -Ну да, - сказал Шашлык несколько оторопело. - А для чего же еще.
       -Вас соединили?
       -С кем? - не понял Шашлык.
       -С тем, с кем вы хотели поговорить, - терпеливо разъяснила женщина.
       -Да у него же телефона нет!.
       -Это не имеет значения. Вы будете с ним говорить?
       -С кем? - Шашлык был совсем сбит с толку.
       -С вашим другом.
       -С каким?
       -Я думала, что вы собираетесь поговорить с Сенчиком.
       Шашлык решил, что невзначай уже произнес имя Сенчика, и поморгал, вспоминая, сказал или нет, но так ничего и не вспомнил. Он стоял, прижав трубку к уху, хотя больше всего ему хотелось бросить ее и убежать от этого приставучего телефона.
       Женщине, видимо, надоело растолковывать Шашлыку простые для нее вещи, и она сказала, что соединяет его с Сенчиком, и предложила говорить.
       -Алё! - послушался вконец ошарашенный этим разговором Шашлык и повторил: - Алё!
       -Ага, - ответил Сенчиков не совсем уверенный голос.
       -Сенька! - обрадовался Шашлык. - Это ты? Ты где?
       -Я? - так же неуверенно ответил Сенчик, - Я в аптеку иду. Сеструха послала. У ее малой живот болит.
       -Ты по мобильнику, что ли, разговариваешь? Где ты его взял?
       Сенчик отозвался не сразу.
       -Откуда у меня мобильник. Я ж тебе сказал - в аптеку иду. Иду и с тобой говорю. Прохожие уже оборачиваются, думают, что, наверно, шизик.
       -Пудришь мне мозги. Я тебя вроде по мобиле слышу. А ты как говоришь?
       -Ничего я не пудрю. Вроде тебя по телефону слышу. А ты как говоришь?
       -Я-то по телефону, от киношки. Я друга разыгрывать не стану.
       Сенчик перешел на шепот:
       -Шашлык, слышь! Это кто-то нас разыгрывает! Какой-то экстрасенс. Ты зачем к телефону подходил?
       -Так... - на всякий случай сказал Шашлык. - Хотел точное время спросить.
       Вмешался женский голос:
       -Ну что, молодые люди, поговорили?
       -Поговорили, - ответили оба.
       -Тогда скажите друг другу до свидания, и я вас разъединю.
       -А? - тут же произнес Сеничк.
       -Чего? - в тон ему ответил Шашлык.
       И трубка замолчала.
       Шашлык подержал ее немного, но теперь срывать не решился. Ему казалось, что за ним кто-то наблюдает. Может, из телефоного аппарата. Может, там какой-то глазок.
       Такую странную и чем-то даже страшную трубку Шашлык срывать побоялся.
      
       Во-от такая рыба!
      
       Про рыбаков мы уже рассказывали. Про то, какую рыбу они ловят. А теперь речь пойдет о том, что их всех переполошило.
       День был солнечный, теплый, с легким-легким ветерком. Он подхватывал падающие с вязов листья и нес над озером. Листья летели и кувыркались, как желтые бабочки. Рыбаки переставали следить за неподвижными поплавками и смотрели на бабочек.
       Один пожилой рыбак, заглядевшись на порхание листа, не заметил, что его поплавок ушел под воду. Он очнулся, только когда удилище согнулось и дернулось в его руке.
       Наш рыбак даже не успел удивиться тому, откуда в озере взялась рыба, способная согнуть удилище, - он вцепился в него и стал тащить добычу наверх. Та сопротивлялась. Тут сбежались другие рыбаки и, сгрудившись вокруг счастливца, принялись наперебой советовать, как лучше и верней вытащить рыбу.
       -Подсечь надо, подсечь! - кричал один.
       -Он уже подсек, теперь главное - поводить ее надо! - кричал другой, - утомить!
       -Осторожнее, осторожнее! - советовал третий.
       Каждому казалось, что только он знает, как справиться с делом, но никак не тот, кто держит удочку.
       К месту события сбегался и другой, гулявший неподалеку народ.
       Удачливый рыбак, поводив рыбу и утомив ее, потихоньку подтаскивал добычу к поверхности воды и поближе к берегу. Окружение теперь гадало, что за чудище сидит на маленьком крючке и как оно попало в озеро чуть ли не в центре города. Называли кто сома, кто толстолобика, кто щуку, кто водяного, а кто и дохлую кошку, которую не отпускают со дна раки.
       Когда добыча выглянула из воды, то оказалось, что больше всего она напоминает надутый мяч... Но почему он так отчаянно сопротивляется? Почему мечется из стороны в сторону?..
       И вот "мяч" на берегу! Но никто из обступивших рыбака толпы не решился даже прикоснуться к сидящему на крючке существу. У этого темно-серого, гладкого, без чешуи мяча была рыбья головка и маленький рыбий хвостик. И плавники, конечно. Диковинная рыба перекатывалась на камнях берега, пытаясь вернуться в воду, но рыбак ногой подталкивал ее обратно.
       Мнений о странной рыбе было сколько угодно.
       -Что за чудо?
       -Ну и пакость!
       -Откуда она взялась?
       -А на что она клюнула?
       -Наверно, это мутант!
       -Что-что?
       -Мутант!
       -Мутант? - Это слово облетело толпу.
       -Значит, где-то здесь радиация!
       -Почему где-то? Вполне возможно, что в озере! Сбросили туда ночью какой-то контейнер...
       -Не может быть!
       -Почему не может? Вот вам доказательство!
       Все, окружавшие рыбу, отпрянули от нее и посмотрели друг на друга со страхом.
       -Нужно отнести ее к ученым!
       -Правильно - пусть посмотрят.
       -Пусть убедятся, до чего они довели обыкновенную рыбу.
       -Конечно, это мутант!
       -Интересно, а какова она на вкус?
       -А вы попробуйте - сразу засветитесь, как фонарь!
       Судьбу добычи решала уже толпа, а не рыбак, поймавший ее.
       Но рыба думала по-своему. Она полежала-полежала, притворяясь снулой, но вдруг подпрыгнула, в точности, как мяч, и скатилась в воду, подняв целый куст брызг. Вильнула коротеньким хвостиком и ушла под воду.
       Люди еще долго толковали о рыбе, предлагая способы ее изловить, потом постепенно стали расходиться. На берегу остались только самые заядлые рыбаки, мечтавшие выудить такое же чудо. Но клевала лишь мизинчиковая мелочь, и рыбаки вскоре опять стали следить за желтыми бабочками, порхающими над водой.
       Янтарные плоды
      
       Дядя Леша, алкаш-профессионал, промышлял пустыми бутылками. Работать он нигде не мог по причине трясущихся рук. Если он находил сразу две бутылки, то поднимал их по одной, чтобы не разбить друг о дружку. Передних зубов у него по той же причине не было, несмотря на нестарые годы. Как он удерживал стакан, никто не знал. Предполагали, что пьет он прямо из бутылки, натянув на горлышко соску.
       И вот дядю Лешу увидели у овощного магазина, где он, потеснив старушек с зеленью, выложил на пустой ящик невиданные, янтарного цвета плоды.
       То была не хурма, не мандарины, не апельсины и не лимоны. Когда у дяди Леши спрашивали, как они называются и что это вообще за штука, от отвечал, с трудом ворочая шершавым от похмелья языком:
       -Грей, понимаешь-значит, фрукты. По троячку, значит-понимаешь, за штуку.
       Один гражданин, небольшого роста, толстенький, с лысой и круглой, как глобус, головой, с остатками волос, по которым можно было предположить, что в молодости он был рыжий, стал укорять дядю Лешу за обман:
       -Грепфрут - это совсем другое! Он и больше, и цвета иного!
       Алкаш снова приводил в действие шершавый, как наждак, язык:
       -Не хочешь, не бери! И не мешай торговле! Ишь, умник выискался! Слишком много стало грамотных!
       -Так ведь отравите народ-то! - не отставал бывший рыжий. - Где вы их взяли? Вы их хоть пробовали?
       -Пробовал, пробовал, не боись! Я бы и сейчас их попробовал, да для меня они дороги. А где взял - мое дело. Уходи, я сказал, и не мешай торговле!
       Подошли к дяде Леше два джинсовых студента, дали ему рубли и храбро погрузили зубы в податливый янтарь.
       -Гибрид? - спросил у дяди Леши, жуя, один из студентов.
       -Ась? Гибрид, гибрид, - согласился алкаш, - что же еще. Ясно, что гибрид, значит-понимаешь.
       -А ничего! - сказал первый студент.
       -Годится! - оценил плод второй.
       Бывший рыжий на всякий случай пошел за смельчаками, чтобы в точности знать, упадут они или нет замертво через десять-двадцать шагов, как спящая царевна, но студенты съели фрукты, выплюнули косточки и ушагали той же молодой походкой, что и пришли.
       И Глобус вернулся к дяде Леше. Он решился купить хоть один невиданный плод и отведать его - ради эксперимента и познания. Но было поздно. Дядя Леша успел продать всё и, довольный, пересчитывал деньги.
       -На мелочь, - доверительно рассказал он подошедшему умнику, - я хлебушка куплю, а на закусь у меня со вчера трошечки кильки осталось. И барабули штук, значит-понимаешь, пять. Так что всё у меня, как говорят сейчас молодые, окей. Понял? А ты говоришь, не грей, понимаешь, фрукт!
       -Не грей, не грей, - подладился под шершавую дяди Лешину речь Глобус. - Какие же это грейпфруты! Я их хорошо знаю. И где они растут, знаю.
       -Вот и ехай туда, за ними, - мирно посоветовал бывшему рыжему алкаш. Язык у него развязвался, будто он уже выпил. - Ехай и кушай на дальнейшее здоровье. А если видишь, что человек бизнесом, так сказать, занят, ты ему торговлю не рушь. Не препятствуй. Али ты из администраторов-бюрократов?
       -Но ведь я всего-навсего хотел знать, что это за фрукты! - обиженно спорил умник. - Мне это интересно! Ну скажи! - взмолился он. - Ну где ты их берешь? - Они уже перешли на "ты".
       -Как другу - скажу, - расщедрился алкаш, добрея на глазах. - Вы-ра-щи-ва-ю. А как, где - секрет. Мне жить надо. А дураков - секреты раскрывать - здесь, - дядя Леша обвел себя магическим кругом, - нет! Завтра еще вынесу на продажу. Придешь - продам. Будь здоров!
       И дядя Леша поспешил к магазину, потому что часы Глобуса, на которые он глянул, показывали уже 11 часов и 15 минут, а у него еще ни в одном глазу.
       Умник же еще немного потоптался на месте, потом махнул рукой и отправился восвояси.
       Если б он знал, что в этот день случится еще одна неожиданность, он шел бы, верно, в другую сторону. В ту, где скрылись студенты.
      
       Зернышки
      
       Пять гранатового цвета зернышек из шести, которые выплюнули студенты, съев фрукты, упали на асфальт и затерялись в пыли, а последнему повезло - оно попало на землю, на зеленую лужайку между аптекой и кинотеатром. На этой лужайке играли две маленькие девочки с большими бантами в волосах. У одной бант был желтый, как одуванчик, а у другой - синий, как глаза хозяйки банта. Обе передвигались на корточках и зачем-то ковыряли землю щепочками. Может быть, они что-то, вчера потерянное, искали, а может быть, что-то друг от дружки прятали. Их мамы сидели неподалеку, на скамейке под каштанами. Листья каштана словно бы начали уже обгорать по краям.
       Мамы говорили:
       -А вот моя Леночка...
       -А вот моя Светочка...
       Девочки говорили:
       -А вот моя мама...
       -А моя мама...
       С рыжеющего каштана на зеленую лужайку слетел голубь с черным полукольцом на шее. Глядя на девочек, он, наверно, подумал, что на земле рассыпано нечто вкусное. Он похаживал в сторонке, косясь на девочек, и поклевывал землю тут и там.
       Лена увидела гранатового цвета зернышко, выплюнутое студентом, и сказала:
       -А я сейчас посажу дерево...
       Света ответила ровно через секунду:
       -И я посажу. - Но не нашла, что посадить, и передвинулась к подружке, чтобы посмотреть, что та будет сажать.
       Лена вырыла ямку, уронила туда зернышко и засыпала землей. А заровняли ее девочки вместе. Теперь обе смотрели на то место, где было зарыто зернышко, и приговаривали:
       -Здесь вырастет дерево...
       -Скоро-скоро...
       -На нем будут яблоки...
       -Вкусные-вкусные...
       -Сладкие-сладкие...
       -А я яблоко сорву...
       -И я сорву...
       То ли это приговаривание оказалось волшебным, то ли по другой причине, но из земли показалось зеленое копьецо и начало подниматься. Чуть поднялось, принялось разворачиваться и в секунду превратилось в зеленый лист. За первым копьецом вышло наружу еще одно и тоже развернулось в зеленый лист.
       Листья стали подниматься, девочки увидели веточку, на которой и сидели листья. Они закричали:
       -Растет, растет! - и захлопали в ладоши.
       Обе мамы подбежали к дочерям.
       -Что случилось?
       -Смотрите, смотрите! - кричали обе девочки. - Дерево растет! Из нашего зернышка!
       Мамы увидели растущее на глазах деревце, хотели всплеснуть руками, начали это движение, но руки остановилсь на полпути, замерли, а рты раскрылись. В этом положении мамы застыли.
       А деревце - ствол, ветки, листья - стало уже величиной с расписной чайник, листья были почти круглые, на конце заостренные, твердые и блестящие, как у тополя.
       Деревце перестало расти, и на нем, как по знаку волшебника, появились три ярко-желтых цветка величиной с цветок весенней лесной ветреницы, ну, с три копейки, в каждом цветке было по пять лепестков.
       Цветы крепко и ароматно запахли, тут же прилетели три пчелы и сели на них. Повозились, повозились в цветках, выпачкались по локоть в желтой пыльце и одновременно снялись и улетели.
       Девочки и мамы следили за этим, пожалуй, так, как если бы перед ними в темноте разгорался костер.
       Цветы покрасовались на деревце минуты, наверно, три-четыре, а потом - раз - и стали вянуть. Посыпались наземь один за другим лепестки... И на месте каждого цветка стали вызревать-наливаться сперва зеленые, но на глазах желтеющие плоды. Чем больше они желтели, тем становились прозрачнее, янтарнее...
       -Яблоки, яблоки! - закричала Лена. - Я хочу попробовать!
       -И я, и я! - потребовала Света.
       -Не смейте! - дружно сказали мамы. - А вдруг они ядовитые!
       Но тут девочки закапризничали. Изо всех сил тянулись они к янтарным плодам, - ведь они их сами вырастили! - а мамы тянули их в обратную сторону. И, конечно, девочки расплакались. А мамы, чтобы не привлекать ничьего внимания к сцене, позволили девочкам сорвать плоды. Каждая взяла по одному, а третий мамы решили разрезать дома пополам, чтобы попробовать (или хотя бы лизнуть) первыми.
       Только "яблоки" были сорваны, как листья на деревце стали вянуть, сохнуть и опадать. Всего лишь за три минуты все они осыпались, пожухли и стали похожи на те, что лежали уже к этому времени на осенней земле. Деревце теперь не остановило бы на себе ни одного взгляда - это был просто высохший кустик. Да и он простоял недолго - вдруг надломился под каким-то малым ветерком и упал.
       Вот чего не увидел в этот день любознательный Глобус, а пойди он за студентами дальше десяти шагов, увидел бы, что произошло с зернышками янтарного плода, упавшего на землю.
       И мы пока ничего не узнаем о янтарных плодах, которые попали в руки двух маленьких девочек с большими бантами. Мамы увели их домой, все четверо скрылись в одном подъезде. На этом-то мы и окончим очередную странную историю.
      
       Чьи-то шутки
      
       Когда в 8 15 утра директор 33-й школы Николай Александрович вошел в вестибюль, он увидел посредине его хоровод из учителей. Круг взявшихся за руки шести женщин и одного мужчины походил бы на нововогодний, если бы он двигался и пел "В лесу родилась елочка..." Но учителя молчали и все время тревожно оглядывались. Проходившим мимо ученикам останавливаться они не разрешали.
       -В чем дело? - строгим голосом, как если бы это были школьники, спросил директор. Он был молодой начальник и считал, что если он будет с учителями суров, его будут больше уважать.
       -Посмотрите, - показала головой Нина Алексеевна, классный руководитель 7-го "Б", небольшого роста полная женщина, на неровное фиолетовое пятно на полу.
       -Откуда здесь чернила? - удивился Николай Александрович.
       -Это не чернила, - ответил ему высокий и прямой, как палка, физик, Геннадий Михайлович, по прозвищу Генус. Прозвище дали ему восьмиклассники за то, что он обращался к любому, вызванному к доске, старомодно и многообещающе: "Ну-с, молодой человек..."
       -А что?
       -Это, Николай Александрович, лучше всего назвать эН-Я - Необъяснимое Явление. - Голос физика был чеканен, как если бы он сообщал на уроке формулу. - В пятне исчезает всё, что туда попадает. Одиннадцать минут назад, - Генус глянул для верности на часы, - в нем пропали два семиклассника.
       -Не может быть! - вскричал директор. - Кто?
       -Мои, - сказала Нина Алексеевна, - Журавлев и Синицына. - И добавила виновато: - Вчерашние...
       Вчера эти двое поймали на озере в лесопарке лягушку и посадили - руковолила Синицына, исполнял Журавлев - посадили ее в ящик стола, чтобы насолить Ирине Сергеевне, англичанке. Та прилюдно обвинила их в любви друг к другу (чего еще не было) лишь за то, что Журавлев передал впереди сидящей Синицыной записку, перед этим осторожно тронув ее волосы (красивые, гладкие, как шелк, ниже плеч).
       Ирина Сергеевна открыла ящик, лягушка, дожидаясь освободителя возле щели, прыгнула...
       Вчера же был разбор в кабинете директора этого "ужасного, дикого и какого-то первобытного" по словам Ирины Сергеевны, случая.
       Из металла, звучавшего в голосе Николая Александровича, - слов мы приводить не будем, они известны каждому, - можно было бы отлить танк среднего размера.
       В конце разбора обоим злоумышленникам было приказано - зачем тогда разговор в кабинете директора? - без родителей в школу не приходить. Им оставалось только пообещать...
       А сегодня они ступили один за другим в фиолетовое пятно на полу вестибюля и исчезли...
       Сбежавшиеся на крик свидетелей происшествия-чуда учителя немедленно образовали вокруг пятна ограду-хоровод, чтобы никто больше в него не ступил, и ждали директора для разрешения этого сверхвопроса.
       Николай Алексндрович обмысливал ситуацию. Вдруг он обернулся к физику.
       -А вы уверены... - начал было он, но Генус, понимавший всё с полуслова, опередил директора:
       -Уверен как в собственном существовании, - отчеканил он. - И моя физика пока что не в силах объяснить этот феномен. А то, что это феномен, докажет эксперимент.
       Он вынул из кармана 20-копеечную монету, показал ее зачем-то всем, навесил руку над пятном на полу и обвел хоровод значительным взглядом фокусника. Разжал пальцы.
       Все глаза проследили за падением монеты, но учителя услышали не звяк ее о каменный пол, а тоненький короткий свист взлетевшего и в мгновение ока исчезнувшего двугривенного.
       -Давайте позвоним! - крикнула одна из учительниц. - Давайте позвоним!
       -Куда? - директор остановил на ней холодные глаза. - В милицию? Президенту? В Организацию Объединенных Наций?
       -В академию наук!
       -Уж лучше я всё возьму на себя, - решительно сказал Николай Александрович и снова строго посмотрел на хоровод. - Какой же я буду директор, если...
       С этими словами он поправил галстук,одернул пиджак, кивнул физику, смотрящему на него взглядом испытателя, сделал шаг вперед и ступил на фиолетовое пятно. Раздался не свист, а, скорее, вой, длившийся секунды три, и Николай Александрович тоже исчез.
       -Полный улёт! - только и молвил физик, прибегнув почему-то к школьному жаргону. - Фантастика!
       Хоровод еще крепче схватился за руки.
       Директор 33-й школы, ступив в пятно, почувствовал рывок и такое головокружение, что закрыл глаза. Последняя коротенькая мысль его была: "Наверное, это смерть".
       Он через что-то пролетал, кувыркался, в глазах попеременно было то красно, то желто, то сине... Вдруг ноги его обо что-то стукнулись, колени подогнулись, он чуть не упал, выставил вперед руки и открыл глаза. Перед собой он увидел стол, стоящий у стены незнакомого кабинета, и сидящего за ним полного мужчину. Рядом с ним стояла сухопарая женщина с сердитым лицом.
       Полный поднял на него глаза.
       -Ну так, Коля, - сказал он, - а теперь давай начистоту. Рассказывай всё и не думай отвертеться.
       -Что рассказывать? - спросил Николай Александрович и удивился своему голосу, ставшему вдруг тоненьким, не директорским. Да и в самом деле что рассказывать - про фиолетовое пятно в вестибюле его школы и про то, что он только что кувыркался, как первоклашка?
       -Я тебе напомню, если у тебя такая короткая память, - неприятным голосом сказала женщина. - Вы с Бубликовым подставили стул со сломанной ножкой Наталье Дмитриевне, она упала и чуть не сломала позвоночник. Кто из вас отломил ножку?
       "Почему эта женщина со мной на "ты"? - подумал директор. - И вообще - где я?" И хотел уже об этом спросить, но вовремя опомнился: директор школы не может не знать, где он находится. На то он и директор, чтобы всегда знать, где он, с кем разговаривает и почему. Второе, что заставило промолчать Николая Алексндровича - только что произнесенная фамилия Бубликов. Так звали его давешнего одноклассника; вместе с Валерой они действительно сотворили подляну Наталье Дмитриевне... В каком это было классе? В шестом. Ножку отломил во время перемены неизвестно кто, а вот подсунуть с виду целый стул грузной Наталье придумал он, Коля Бояринов. Может быть, в отместку за ее злопамятность, а может, за всегда презрительно выдвинутую нижнюю губу. Интересно будет посмотреть на нее, когда она шлепнется...
       -Ну, что ты молчишь? - спросил полный мужчина.
       Николай Александрович решился:
       -Бубликова, - спросил он, - зовут Валерием? - И снова удивился своему тоненькому голосу.
       -Не придуривайся, Бояринов! - лицо женщины покраснело. - Или ты хочешь из нас дурачков сделать?
       Полный молча разглядывал стоявшего перед ним... кого? Кого?!
       Николай Александрович кашлянул, поднял руку к галстуку, решив навести порядок в отношениях с этими странными людьми, которые неизвестно за кого его принимают. И выяснить наконец, что за фокусы здесь происходят. Этот ералаш начал ему надоедать! Он поднял руку к галстуку, но не нашел его на привычном месте. Начал искать, шаря по груди... Заметил слева от себя какое-то движение, повернулся, увидел зеркало. Из зеркала на него смотрел... мальчишка... очень знакомый... Николай Александрович зажмурился, не поверив зеркалу, и потряс головой.
       -Нет, вы только гляньте на него! - Сухопарая женщина хлопнула себя по бедрам. - Он еще собой любуется! Первый раз вижу такое - чтобы хулиган после содеянного смотрелся в зеркало! Ну и каким, скажи на милость, ты себе представляешься?
       -В самом деле, Бояринов, - поддержал ее полный. - Уж в такой-то момент заглядывать в зеркало - это, по-моему, просто наглость. Ты бы лучше сказал, что ты думаешь о своем проступке.
       -Полагаю, - сказал Николай Александрович тем же тоненьким голоском, - что это была дурость, вернее, импульсивность, свойственная переходному возрасту. Вы же как педагоги знаете, что наперед редко кто из них думает. Разумеется, проступок нельзя оставлять безнаказанным. Но вот о чем я хотел вас спросить...
       Женщина перебила его:
       -Что ты несешь? - выкрикнула она. - Нет, - обернулась она к полному, - он в самом деле считает нас дурачками!.. И про кого ты говоришь? Про себя или про каких-то "них"? У них, видите ли, импульсивность - а у тебя что?! Стул-то поломанный кто Наталье Дмитриевне подставил?
       У Николая Александровича снова закружилась голова.
       В этой невесомости нужно было обрести хоть одну точку опоры.
       -Я, - твердо признался директор 33-й школы. - Отрицать не буду: было.
       -Было! - снова вскричала женщина. - Говорит, будто это случилось бог знает когда! Час назад это произошло!
       "Час назад?! - Николай Александрович снова почувствовал себя в невесомости. - Что-то со мной произошло, и я все еще не знаю что"...
       А полный уже взял решение задачи на себя:
       -В общем, так, - объявил он. - Завтра ты, Бояринов, приходишь в школу с родителями. Вместе и потолкуем о вашей, как ты говоришь, импульсивности. Может быть, ты в следующий раз будешь думать наперед. Иди!
       Николаю Александровичу захотелось еще раз заглянуть в зеркало, но он не рискнул. Подумал, что зеркало есть, наверно, в приемной, и подчинился приказу.
       Он подумал, что зеркало всё ему объяснит.
       Выйдя, директор пошарил глазами по стенам приемной и увидел таблички на противостоящих дверях. На одной было написано: "Директор Журавлев Вячеслав Федорович", другая гласила: "Завуч Синицына Лариса Анатольевна".
       -Ты что, Бояринов, остолбенел? - услышал он голос молодой пышноволосой секретарши, подняшей к нему голову. - Влетело тебе? А сейчас еще и Бубликова приведут...
       Зеркало директор, чувствуя, что всё в голове у него перемешалось, отыскал, оглянулся на секретаршу, склонившуюся к пищущей машинке (пишущая машинка? А где компьютер?), подошел к нему... На него смотрел тот же знакомый мальчишка...
       Да ведь это он сам - только двадцать лет назад!
       Значит... Выходит, что... совершив чудесный полет через потолок и еще, наверно, через что-то, он обратился в того самого шестиклассника, который час назад подставил сломанный стул грузной англичанке!
       К чести нашего директора надо сказать, что он отличался быстрой сообразительностью.
       Еще раз глянув в зеркало, Коля Бояринов - а в этом уже не надо было сомневаться - кинулся назад, в директорский кабинет. Он хотел кое-что выяснить.
       -Что тебе, Бояринов? - неприязненно спросила у него завуч.
       -Вячеслав Федорович, Лариса Анатольевна, - начал он, не удивляясь уже своему мальчишечьему голосу, - скажите, пожалуйста, вы учились в 17-й школе?
       -Да-а... - протянули они одновременно.
       -А вы помните... - У Коли Бояринова сузились глаза, как если бы он был Николаем Александровичем, руководителем средней школы. - А вы помните, кто, будучи еще в шестом классе, посадил в ящик стола лягушку, и потом она прыгнула в лицо Ирине Сергеевне?
       Директор и завуч медленно повернули головы друг к другу. Затем перевели округлившиеся до шариков от пинг-понга глаза на Колю Бояринова.
       -Да как ты сме... - неуверенно, но разгоняясь голосом для гневной отповеди наглецу, начала Лариса Анатольевна; начала было, но неожиданно поперхнулась и закашлялась. Этим воспользовался злоумышленник.
       -Вот только я не помню, чем окончилась эта история...
       -Эта? - ошарашенно спросил полный.
       Завуч же всплеснула руками.
       -Кто тебе рассказал о ля... об этом слу... эту чепуху?
       Вячеслав Федорович, отставив стул, поднялся из-за стола. Подошел к Бояринову и как-то нерешительно, словно желая проверить, на самом ли деле перед ним стоит реальный шестиклассник, ерзая головой, притронулся к его плечу. Этот жест машинально повторила и Лариса Анатольевна. И стоило им обоим прикоснуться к нему, как всех троих рвануло вверх, потолок перед ними расступился, Коля Бояринов услыхал уже знакомый вой, только погуще, уши заложило, как при подъеме самолета, в глазах потемнело... и вот ноги снова стукнулись обо что-то. Коля открыл глаза: он стоял в вестибюле своей школы, в средине чернильного пятна. На него испуганно смотрел хоровод из семи учителей, он держал за руки шестиклассников Славу Журавлева и Ларису Синиицыну...
       Зеркала в вестибюле не было, а нужно было узнать, кто он сейчас - Коля Бояринов или Николай Александрович. Наш путешественник по временам и вообще по черт знает, между нами говоря, чему, прибегнул к единственному проверенному стредству - кашлянул и поднял руку к тому месту на груди, где у директоров обычно находится галстук. Галстук был на месте!
       Что-то звякнуло у ног - Николай Александрович увидел вертящийся по полу двугривенный; семеро учителей на этот раз уставились на монету. Монета поплясала и улеглась.
       -Вот, значит, как, - неизвестно чему подводя итог, сказал директор. Он заметил, что высоченного роста физик смотрит на него - со своей высоты - не испуганно, как все, а внимательно, холодновато и изучающе - как на объект эксперимента. Это ему не понравилось, он хотел что-то сказать Генусу, но Генус его опередил:
       -С благополучным возвращением, - с легким поклоном сказал он. - Надеюсь, вы не ушиблись, прошибая потолки? Я думал, - добавил он, - что знаком с физикой, но это оказалось не так. Фантастика знает о ней больше... - И склонил голову, будто подчиняясь неизбежному.
       В этот момент над головами оглушительно зазвенел звонок. Николай Александрович поморщился, дожидаясь конца звонка.
       -Все по классам! - подал он кавалерийскую команду хороводу. Тот рассыпался, учителя поспешили в разные стороны, оставив директора с двумя шестиклассниками. Николай Александрович наконец-то обратил внимание на них. Он выждал минуту, что-то обдумывая. И разрешил ситуацию следующими словами:
       -А я и не знал, что мы коллеги. - Внимательно глянул на поднятые к нему лица и добавил: - Ну, пошли! - О вчерашнем, об их проказе с лягушкой и о родителях, которые должны были прийти в школу, Николай Александрович не заикнулся.
       Только-только трое покинули фиолетовое пятно, как оно стало съеживаться, бледнеть, - они оглянулись на него, - и вот исчезло. Под ним оказался относительно чистый пол.
       Вестибюль опустел, в школе  33 начались уроки.
      
       Ясновидец Шахов
      
       -Шахова я сегодня непременно вызову!
       Даня Шахов, веснущатый долговязый шестиклассник, споткнулся, остановился, оглянулся. Страшные эти слова приоизнесла Раиса Ивановна, матеша, - но где она? Учительницы поблизости он не увидел. Может, он услышал ее голос по директорскому динамику? Она проговорилась в его кабинете и вот... Шахов поднял голову - нет, динамик висел далеко. А невидимая математичка подтвердила угрозу - сказала ему прямо в ухо, он даже отшатнулся:
       -Непременно!
       Троечник Шахов закрутился на месте. Он настроился на перемену, на двадцать самых лучших школьных минут, а тут такое! Откуда голос?
       Школьники валом валили во двор. Его толкнули, нажали, повлекли за собой - вынесли на свежий воздух. Самые лучшие школьные минуты... Но у крыльца Шахов остановился.
       Удрать с математики? Нет, удирать нет смысла. Раиса Ивановна сегодня же пошлет кого-то за родителями. У него в журнале "еле-еле тройка" и законнейшая "двойка". А домашнего задания он снова не сделал.
       Когда в прошлый раз матеша объясняла сложение и вычитание дробей с разными знаменателями, он о чем-то хорошем задумался, а когда дома раскрыл учебник, ему в глаза бросилась задача, которая могла рассердить любого нормального человека. Там было написано, что некая Вера в первый день прочитала 5/9 книги, а во второй - на 1/6 меньше... Даня так разозлился, что зашвырнул учебник в угол комнаты. Он мгновенно представил себе эту Веру: почитав, она хваталась за карандаш и высчитывала, какую часть книги одолела. Зачем?! Какое отношение имеет то, что ты читаешь, к дробям?! Пять девятых! А на чем ты остановилась, помнишь? В каком приключении застало героя твое вычитание? Нет, конечно! Наверно, думаешь, что будет с героями книги через две девятых!..
       Короче говоря, представив всё это, Даня вскипел, как чайник, и пар, наверно, забил у него из ноздрей. Он тоже схватил карандаш и... нарисовал на листе бумаги книжную Веру в виде дроби: цифра 5 у нее была на груди, потом шла черточка-пояс, а на юбке была цифра 9. После этого он чуть не вслух объявил, что сложением и вычитанием дробей с разными знаменателями, если они применяются к художественной литературе, он, Даня Шахов, никогда заниматься не будет! Этой дробевидной Вере он не пара!..
       Так получилось вчера, сегодня, конечно, Даня поостыл. А когда услыхал в коридоре голос матеши, и вовсе забеспокоился. И неожиданно для себя ухватил за рукав отличника Балашова, полненького и розового мальчика, как и все, спешившего во двор подышать свежим воздухом.
       -Кит, помоги! - Балашова звали Никитой, прозвище Кит было тут как тут.
       Беляш (еще одно прозвище) дернулся. Но Даня держал его крепко.
       -Помоги, Кит, - повторил он, - меня сейчас Раиса вызовет!
       -Откуда знаешь? - Отличник посмотрел на свой рукав и понял, что его не отпустят.
       -Знаю. Объясни по-быстрому сложение и вычитание. И дай списать.
       -Ладно, - покорился Балашов, - пошли.
       Раиса Ивановна обязала его помогать отстающим, сейчас, к сожалению, был как раз тот случай.
       В этот день был поставлен мировой рекорд (хоть сообщай об этом Гинессу) по освоению материала и скорописи. То ли отличник оказался изрядным объяснялой, то ли Даня на этот раз - внимательным слушателем, но тему он понял с ходу (ничего сложного в ней не было, видать, во всем виновата была дробевидная Вера), примеры переписал (самому решать было некогда), и, ненавидя Веру, сдул задачу.
       Звонок на урок застал Балашова и Шахова за партой.
       -Из-за тебя не отдохнул, - упрекнул его полненький Беляш. - А мне движение рекомендовано.
       -Родина тебя не забудет, - пообещал Даня. - Сам погибай, а товарища выручай. - Это были слова генералиссимуса А. В Суворова, где-то им вычитанные.
       Шестой "Б" заполнил класс. Вошла Раиса Ивановна. Все расселись, поутихли. Матеша раскрыла журнал. Она напомнила тему и, найдя глазами насторожившегося, как заяц при постороннем звуке, Даню, назвала его фамилию:
       -К доске пойдет Шахов! - В голосе ее прозвучала жуткая решимость не давать больше никаких поблажек лентяям.
       Даня и Кит, сидящие на разных партах, переглянулись.
       У доски Шахов вел себя нагло. С профессорским видом, стуча мелом и усмехаясь, он разделался с двумя парами дробей, подмигнул слегка опешившему классу и скорчил рожу Раисиному затылку. Матеша, не веря себе, смотрела в его тетрадь.
       -Так успела Вера прочитать книгу за два дня или нет? - задала она вопрос из учебника.
       Наступил момент еще одного торжества Шахова.
       -Она бы успела, - ответил он не столько Раисе, сколько 6-му "Б", - если бы читала, а не считала, сколько прочла!
       -Не нагличай. Шахов, - не совсем уверенно сказала учительница. - Подумаешь - выучил один раз! И то, наверно, случайно. Посмотрим на тебя послезавтра. Садись, "четыре".
       -Почему не "пять"? - еще раз сдерзил Даня, идя к своей парте.
       Урок пошел дальше, Даня, как всегда, отдался случайным мыслям, таким же непредсказуемым, как полет в окне воробья или канареечного цвета тополиного листа. И все же одна из мыслей была: "А как, интересно, я угадал, что она меня вызовет?" Но вот пролетел очередной желтый лист, и следующая мысль сменила эту, которую надо бы подержать в голове хоть пару минут.
       И вдруг снова, так же явственно, как полчаса назад, прозвучал в его голове голос Раисы Ивановны. Он перевел взгляд на учительницу - та смотрела на него, не слушая Вовку Годуна, стоявшего у доски. Вот что проговорила математичка, не открывая рта: "Почему он выучил? Что произошло? Ведь вот же опять отсутствует!"
       -"Да выучу, выучу - чего пристала!" - сердито подумал Даня.
       -Шахов, не груби! - неожиданно для класса, для Дани и, может быть, для себя, вспылила матеша. И, конечно, осеклась. И поправилась тотчас же: - Я хотела сказать, - торопливо разъясняла она всем и Шахову, - что ты совершенно недопустимо ведешь себя: я приступаю к новой теме, а он опять отвернулся к окну! Если не хочешь слушать меня, можешь выйти из класса!
       Шахов покосился на Кита - тот смотрел на него мигая и потирая переносицу.
       Всё остальное время урока Даня сидел, мстительно не сводя глаз с учительницы (на это, кстати, уходило всё его внимание, и того, о чем она говорила, он не слышал). Она же, чувствуя на себе враждебно-неотвязный взгляд, в сторону упрямца глаз больше не поворачивала.
       На перемене Беляш подошел к Дане.
       -Как ты узнал, что Раиса тебя вызовет?
       Дане не хотелось говорить, что услышал голос невидимой математички, и он ответил коротко:
       -Вычислил.
       -Может, ты ясновидец? - на всякий случай спросил Кит и, не дождавшись ответа, пожаловался: - А мне вот всё-всё приходится и слушать, и учить.
       -А ты иногда не учи, - от души посоветовал Шпаков. - Отдых всякому организму требуется.
       -Не могу, - вздохнул Беляш. - Я на учебу генно запрограммирован. - Отличинк Балашов был членом детского научного общества, там собирались вундеркинды со всего района, на таком-то вот языке они, наверно, и объяснялись.
       После математики была история. На уроке истории, в самом его начале, Даня решил проверить, нет ли у него на самом деле дара ясновидения. Он "послушал" Татьяну Игоревну - не задумала ли она чего против него, но "истеричка" насчет Шахова "молчала". Так оно и получилось, его не вызвали. Ура.
       После опроса Татьяна Игоревна начала не очень интересный рассказ о возникновении религии у первобытных людей, а Шахов решил проверить свое ясновидение еще раз - на Наташке Зыбиной, в которую был влюблен вместе со всей мужской половиной 6-го "Б". Узнать, не влюблена ли случайно и она в него, Даню.
       У Наташки были широко расставленные, мало что замечающие, серые глаза-озёра, прямой нос, гладкие длинные волосы по бокам лица и длиннющая, как стебель кувшинки, шея. Наташка была похожа на какую-то артистку, а може, и на всех сразу. Шахову очень хотелось хоть разочек попасть в ее глаза (а через них и в сердце), но сколько он ни пытался, у него не выходило. Если Даня возникал перед ней, она смотрела так, что ему хотелось оглянуться и узнать, кого она видит за его спиной.
       За его спиной она наверняка видела кинокамеру и копошашихся возле нее киношников.
       Итак, Даня уставился в Наташкин затылок и попробовал выяснить, о чем она думает. Красавица, как оказалось, думала во время рассказа Татьяны Игоревны обо всем на свете, только не о религии первобытных и не о Шахове. Даню она не зацепляла даже самой коротенькой мыслью, словно того в ни в классе, ни даже в мире не существовало.
       Жаль, конечно, очень жаль...
       После этого разочарования на Даню напал стыд. Было впечатление, что он только что без спроса порылся в Наташкиной маленькой сумочке, которую она носила в школьной сумке. Чувство было пренеприятное. Даню даже бросило в жар, и он сказал себе, что ни за что и никогда больше не будет прослушивать чужие мысли.
       Тем более, что мысли красавицы были о такой чепухе, что лучше бы этого не знать.
       Он успокоил себя тем, что, скорее всего, у него нет никакого ясновидения, а просто он фантазирует. Это Кит подбил его на фантазию.
      
       Еще чуть-чуть о Шахове
      
       Надо нам сказать, что напутственным словом для Дани Шахова стал с некоторого времени один, случайно подслушанный разговор. На уроке русского языка он попросился выйти, и возвращаться не спешил. И вот, проходя мимо учительской, услышал громкие слова физика по прозвищу Генус. Его слова так Шахову понравились (он поторчал возле учительской), что они запали, как говорили в старину, в самую его душу.
       -Двоечника у озера не ищите! - втолковывал кому-то Генус, и его слова разносились по молчаливому коридору. - У двоечника на это не хватит ни задумивости, ни последовательности чувств. А вот троечник - этот непременно у озера. Хотя бы и во время школы. Ходит, бродит, чувствует... Его влечет красота, гармония, чего он, возможно, пока не осознает. Пока... И вообще, троечник - самая загадочная фигура в школе. Не забывайте, что Альберт Эйнштейн был троечник. И Бернард Шоу. И великий Пушкин в школе не отличался прилежанием... -Тут Генус сделал паузу, и Даня сделал еще шаг к двери. - Что главное в работе учителя? - продолжал свою прекрасную (все бы так!) речь физик. - Отличить серого, как ненастный день, троечника от гения с латентным периодом развития и в какой-то момент подтолкнуть его неожиданным словом. Словом точным, как выстрел снайпера. Короче, не пропустить Эйнштейна или Пушкина! А отличник - этот сам за себя постоит...
       От учительской Даня отошел окрыленный, а в класс влетел такой сияющий, словно он ходил не в туалет, а на встречу с золотой рыбкой. Сел за парту и тут же поднял руку.
       -Надежда Петровна, что такое латентный период?
       -Латентный? - задумалась русачка. - Это... скрытый период созревания чего-то... например, болезни.
       -А таланта?
       Надежда подумала и согласилась:
       -И таланта... Кто тебе сказал о латентном периоде?
       -Это я прочитал, - соврал Даня. Подводить физика, взявшего под свое крыло троечников всего мира, он не хотел.
      
      
       Еще чуть-чуть о Балашове
      
       В классе у всех были прозвища. (Шахова, например, звали Шахом), а у Балашова их насчитывалось штук, наверно, пятнадцать. Произошло это потому, что отличник попался однажды на зубок всему классу, когда у класса было настроение придумывать.
       У 6-го "Б" не было урока русского языка (русачка заболела), и ему было предложено чем-нибудь нешумным заняться (а будет шумно - пойдете убирать возле школы).
       Ушла классная (маленькая, носик пуговкой, ходила по коридору, почему-то расставив руки, словно боясь упасть) Элеонора Федоровна, и шестой, как по команде, начал разговаривать. Сначала потихоньку, кто с кем, кто о чем. Никакой объединяющей идеи в первое время не было, но она должна была появиться.
       И тут кто-то громко позвал Беляша - такое у него было прозвище до исторического дня, назвав на этот раз нежно - Балашиком. Кому-то послышалось другое слово, он взял да и брякнул: Лобашик. Лоб у Никиты был действительно высокий. Нашелся и третий, который подхватил начавшуюся игру, назвав Никиту еще и Балашутиком. И понеслось!.. На отличника посыпались прозвища одно лучше другого. Упражнялся - нешумно и весело - весь шестой. И скоро прозвищ стало штук пятнадцать, не меньше. И все они подходили Беляшику - смотря, конечно, с какой стороны на него глянуть.
       Закрепились они не все, но одно прозвище, помимо уже имеющихся (Кит, Беляш...), прилипло к Балашову намертво - Жутик. Почему именно это, никто не объяснит. Может оттого, что он наводил на каждого жуть своим прилежанием
      
       Танцующий Кит
      
       После уроков, уже во дворе, Шахова догнал Балашов.
       -Слышь, Шах, я думал, думал, что с тобой случилось, и решил, что к тебе нужно присмотреться.
       -Почему это ко мне нужно присматриваться? - мгновенно взъерошился Шахов. Троечники, надо сказать, довольно нервный народ - им не дают житья учителя, родители и классные активисты.
       -Я за тобой и Раисой понаблюдал, поразмыслил и предположил: у тебя, кажется, обнаружились телепатические способности. Раньше ведь их не было?
       Даня поморгал.
       -Вроде нет.
       -Теперь нужно выяснить, точно ли они у тебя есть, и если да, то попытаться узнать, - Кит передохнул, - узнать, как ты их получил. Короче говоря, нужно провести исследование.
       При слове "исследование" Шахов опять встревожился.
       -И что со мной будут делать?
       -Тобой займусь только я, - успокоил его Жутик. - Ты просто должен рассказать мне обо всем, о чем я спрошу. Подробно и последовательно.
       -Почему тебе? - все еще ерошился Шахов.
       -Всего пока не могу тебе сказать. Сейчас я занимаюсь вопросом телепатии. Ну... и еще кое-чем.
       -Чем? - было спрошено тут же.
       -После расскажу, - пообещал Кит, - если твои ответы покажутся мне интересными. Это пока тайна. Давай сперва займемся тобой.
       -Давай мной, - со вздохом согласился отдать себя на растерзание Жутику Шах. - Только недолго.
       Будущий ученый, однако, взялся за него столь основательно, что со школьного двора они так и не ушли. Оба стояли под старым вязом с которого время от времени на них слетал желтый лист, а то и сразу два, Жутик говорил, Даня слушал и удивлялся тому, что так долго подчиняется нажиму. Сначала дотошный Кит узнал следующее. Что голос Раисы Шах услыхал в своей голове только сегодня. До этого ничего похожего не было ни разу. Что он сам удивился, заподозрив неладное - способность читать (слышать) чьи-то мысли. Он даже проверил эту способность кое на ком. Имена подопытных (подопытной) Даня назвать отказался. Наверно, он мог "послушать" и других, но до этого пока не додумался...
       Жутик тут же захотел провести эксперимент. Он вынул из сумки блокнот (кроме тетрадей, у него был и блокнот), вырвал из него листок, поднял голову к вязу и через минуту написал на листке две строчки. Листок сложил вчетверо и сунул все еще покорному Шаху в карман рубахи.
       -Это то, что я буду приказывать тебе сделать, - объяснил он свои действия. - Посмотрим, услышишь ли.
       Он поставил Шаха чуть не по стойке "смирно", сам же отошел ровно на двадцать пять шагов в сторону школы. Остановился, повернулся к Шаху и пошевелил губами. Даня ничего не услышал, но, может быть потому, что в этот момент вяз над его головой зашумел и по двору полетели желтые листья. Ветерок взлохматил его волосы, он их пригладил. Жутик снова зашевелил губами, Даня прислушался, но голоса экспериментатора опять не услышал, потому, наверно, что у него вдруг зачесалось колено и он наклонился его почесать. Выпрямившись, Даня подумал, что никакой телепатии у него нет, как вдруг услышал в своей голове (не ушами!) громкий голос Жутика:
       -Ты молоток, Шах! Телепатия существует!
       Беляш со всех ног несся к нему, на этот раз вопя во всю глотку:
       -Прочитай, что я написал! Прочитай!
       Шахов вынул из кармана бумажку, развернул и прочел: "Пригладить волосы. Почесать колено"
       Волосы у Дани снова поднялись дыбом, как от ветра, он их пригладил, но они опять встали.
       -А что я крикнул про тебя? Можешь повторить? - дергал его за рукав Жутик.
       Шахов повторил.
       -Ура! - снова завопил Жутик. - Ты услышал! Ура-а-а!
       Балашов успокоился только минуты через три, и Даня подумал, что у отличников и ученых есть всё же свои радости в жизни.
       Жутик успокоился только наполовину - потому что впереди был еще эксперимент. Теперь принимающим (реципиентом, сказал отличник) должен стать он сам.
       -Напиши на обратной стороне бумажки свои команды, - распорядился он, - сложи, чтобы я не видел, что написано, и дай мне. Команды отдавай четко, но про себя. Всё, я пошел. - И убежал на то же место.
       Беляш на расстоянии был совсем маленький. Ветерок поднял на его голове клок волос, похожий на антенну пришельца. Даня вперил в Жутика колдовские очи и зашевелил для верности губами.
       Никита некоторое время прислушивался, повернув к нему ухо, потом развел руками:
       -Не могу! - крикнул он через весь двор. - Ты ведь знаешь, что у меня по физкультуре "трёха" . На руках я и секунды не устою! Давай следующую!
       Жутик правильно понял его команду! Шахов снова нахмурился. Отличник подставил левое ухо беззвучному приказу... вот опять правое... И... начал неуверенно танцевать. Остановился, дернул вопросительно головой - мол, то ли далаю? Даня мысленно ответил ему: то, то, ты знай танцуй, Кит!
       Жутик танцевал неуклюже, неумело, чувствовалось, что это не его ума дело (да и толстенький)...
       На крыльце школы показалась матеша, Раиса Ивановна. Острым глазом она увидела танцующего Балашова, остановилась, удивилась, покачала головой. Не выдержала:
       -Балашов! Ты что это расплясался здесь!
       Тот обернулся к Раисе Ивановне, но танцевать не перестал, словно попал под власть музыки, хотя ничьей музыки во дворе не было слышно.
       -Балашов! Я спрашиваю, что это ты расплясался? Другого места для танцев нет?
       Беляш приглушенно, чтобы не слышала Раиса, крикнул Дане:
       -Шах, останови! У меня ноги сами собой дергаются!
       А Даня растерялся. Появление Раисы в самый отвественный момент эксперимента (он захватил и его) отвлекло, и он никак не мог соредоточиться на следующей команде, которая требовала собранности. У него же язык отнялся, а мысли спутались.
       Математичка увидела, конечно, и Шахова, перед которым не переставал выплясывать гордость школы, отличник Балашов.
       -Что в конце концов здесь происходит? - всплеснула она руками.
       Даже после этого Балашов плясать не перестал. Он уже раскраснелся и пыхал вовсю; обращаться к нему, поняла Раиса Ивановна, сейчас бесполезно. Учительница сбежала с крыльца и решительно направилась к Шахову, справедливо рассудив, что "это безобразие" происходит не без его участия.
       Дане захотелось удрать. Но что если Беляш будет танцевать и дальше? Он затоптался на месте, не зная, что делать. Ему очень не захотелось, чтобы Раиса подошла близко...
       И математичка вдруг остановилась. Она будто наткнулась на невидимую стену. Напрасно она пыталась пробиться сквозь нее - преграда была прочной.
       В то же мгновение Никита перестал танцевать и свалился на землю.
       На крыльце появился директор школы. Он хотел сойти с крыльца, но вдруг замер с поднятой ногой и закачался над ступеньками, как марионетка.
       И Шахов застыл с открытым от удивления ртом. Что-то слишком уж сильно действует его телепатия!
       Только минуты через две он понял, что мысленно закричал Раисе: "Остановитесь!" - такое отчаянное, что все во дворе застыли как вкопанные.
       Надо было дать команду "Отомри!", что Шахов и сделал. Директор осторожно опустил ногу на ступеньку пониже и обеспокоенно потрогал поясницу. Поднялся и стал отряхиваться Жутик. Раиса Ивановна получила возможность двигаться, и продолжила свой решительно-сокрушительный путь к Шахову. Она подошла и задала тот классический вопрос, какой задают в подобных случаях:
       -В чем дело, Шахов?
       И получила классический ответ:
       -А что такое, Раиса Ивановна?
       Математичка оглянулась. Отличник больше не танцевал, он шел, отдуваясь, к ним. Лицо у него было красное, но по его выражению учительница поняла, что если сейчас она снова задаст бездарный вопрос, ответ будет тот же, что и у Шахова. Все же она отважилась на него (ничего другого ей не успело прийти в голову):
       -Почему ты танцевал?
       -А что, нельзя? - прозвучало в ту же секунду.
       Она быстро обернулась к Шахову - на лице того возникло точно такое же невинное выражение. Всё ясно, ответа она не добьется. И учительница допустила последнюю ошибку - сделала классическое, ни к чему не обязывающее заявление:
       -Чтобы больше этого не было!
       Отличник и троечник прекрасно ее поняли и хором пообещали:
       -Хорошо, Раиса Ивановна!
       После этого математичка отправилась домой, браня себя за то, что не смогла разобраться в этом, довольно загадочном эпизоде, а Беляш и Шахов потопали в другую, разумеется, сторону, хотя с учительницей им было по дороге.
      
       Кит подводит итог
      
       Мальчишки зашли в детский городок: башня из красного кирпича, горки, невысокая стена с зубцами. Сели на зубцы, и тут Жутик, что называется, вынул из Дани душу своей дотошностью. Шах должен был подробнейше рассказать, что он делал последние три дня - где был-ходил, что ел-пил, с кем незнакомым виделся и НЕ БЫЛО ЛИ ЧЕГО-ЛИБО СТРАННОГО, не заметил ли он сам того момента, с которого стал телепатом.
       Беляш расспрашивал его, как, наверно, следователь -подозреваемого в преступлении. И Дане пришлось вернуться в эти последние три дня.
       Кое о чем рассказывать отличнику Балашову ему не хотелось. Например, о том, как он не то полтора, не то два часа проторчал возле рыбаков, глазея на них, на пойманных рыбешек в литровых стеклянных банках, на озеро, на круги на воде, на отражение в воде плакучих ив... Не хотелось рассказывать, но пришлось. Но так:
       -У озера был. С полтретьего до пяти примерно...
       Тут же последовал строгий вопрос:
       -Что ты там делал? Рассказывай подробно.
       Шах услышал слово "подробно" и увидел скользящее по поверхности воды - как фигуристка на льду - отражение летящей галки. Ну как об этом расскажешь? Или о том, как плыла по озеру ладья дубового листа, а когда она пристала к берегу, он увидел в ней одинокого путешественника муравья...
       -Не о чем рассказвать! - сердито отбился Шах
       -Валял, в общем, дурака! - жестко оценил время Шахова ничегонеделания у озера Беляш.
       -Ну, валял, - с вызовом ответил Даня. - Мое дело!
       И о многом другом не мог он рассказать отличнику. О том, например, что бродил по асфальтовым дорожкам, на чью серую холстину художница Осень уже бросила первые яркие листья-мазки (так Даня Шахов выразиться пока не мог, ему подсобил автор).
       Не мог рассказать и о том что долго шастал меж деревьев в лесопарке, шурша опавшей листвой и находя в этом шуршании что-то такое, что ему было нужно, а почему, он не знал.
       Из странного он вспомнил только то, что позавчера сидел на скамейке - опять же в лесопарке, - перед которой ярко-красным мелом был нарисован необычный человечек, похожий скорее всего на пришельца. Такого яркого мела Даня никогда не видел. Он попробовал стереть его подошвой, но стер лишь чуть-чуть.
       -Ты можешь его нарисовать? - спросил Жутик.
       Даня нашел палочку и повторил рисунок на утоптанной земле.
       Никита уставился на человечка и забормотал:
       -Ну что ж... Может быть... Не исключено... Хотя... А если?.. Нет, едва ли... Впрочем... Да-да! Собственно, а почему бы и нет?..
       Шах с завистью смотрел на головастого приятеля. Он, Даня, так подолгу думать о чем-то одном не мог. Вот смотреть на что-то - это пожалуйста...
       -Рисунок сохранился? - неожидано спросил будущий ученый.
       -Почти ничего уже не осталось. Малышня из детсадика стерла. И рядом всяких бяк-закаляк нарисовала.
       -Так-так, - совсем по-взрослому подвел итог Балашов, - так-так... Я думаю, - он строго взглянул на Шаха, - что где-то в лесопарке ты подвергся особого рода излучению и приобрел способность к телепатии. - Так он умел выражаться, Беляш. - Где-то в лесопарке... -Жутик совсем по-взрослому потирал переносицу.
       Даня слушал Кита, как больной врача, ставящего диагноз.
       -Вот что, Шах. - Голос отличника стал торжествен, будто бы он делал правительственное сообщение, а взгляд строг. - Я поделюсь с тобой своей потаенной мыслью - она появилась и, кажется, не без причин. Я после тебе их перечислю. Кажется... - Жутик не торопился высказывать мысль, он, говоря ее, всё время взглядывал на компаньона, - кажется, в нашем городе появились - только ты не падай - появились пришельцы. - (Шах не упал, но в этот момент мороз пробежал по его коже). - Слишком уж много необычного случилось за последнее время - такого, что ничем, кроме одного, не объяснишь. - Шутик передохнул после длинной фразы и сказал вторую значительную вещь: - И я предлагаю тебе принять участие в поисках инопланетян. Потому, что ты сейчас телепат и тоже, по-моему, не без внешней причины.
       Мурашки ссыпались со спины, Шах сглотнул неожиданную слюну.
       -А как мы их будем искать?
       -Пока не знаю. Подозреваю, что они не хотят показываться нам на глаза. Они, наверно, изучают нас, проводят над нами разные эксперименты. А мы с тобой - в ответ - будем изучать их! Согласен?
       -Да! - ответил Шах. - Когда начнем?
       -Завтра я расскажу тебе план наших действий. Мне нужно еще кое о чем подумать. И уж после подключишься к делу ты.
       Только завтра!..
       Они уже соскочили с кирпичных зубцов, как Жутик снова заговорил:
       -Вот что. Времени у меня будет мало, так что ты, пожалуйста, учи уроки сам, а на меня больше не надейся. У меня и без тебя будет хлопот по горло.
       -Хорошо - скорбя сердцем по счастливым вчерашним временам, согласился Шах.
       Интересно, что за "внешние причины" насобирал Жутик?
      
      
       Если это не вранье...
      
       Для Дани прошли века и еще десятки лет, пока наконец не неступило Жутиково "завтра", то есть тот час икс, когда они вышли на следующий день после пяти уроков во двор и забрались на деревянный бум.
       -Начнем вот с чего, - услышал Шах долгожданное, и всё остальное перестало для него существовать. - Разберем слухи, которых в последнее время слишком много в нашем районе.
       -Какие слухи?
       -Ты про тигра слыхал? Про то, как кот превратился в тигра?
       -Слышал. Обыкновенное третьеклашечье вранье.
       -А если нет? Они же не всегда врут.
       -Ну... - Шаху, конечно, хотелось, чтобы это не было слухами: кот превращается в тигра. - Ну, предположим, не вранье.
       -Если бы у меня не было второго, третьего и четвертого доказательств, - внушительно объявил Кит, - я бы вообще не начинал этого разговора.
       -Какие еще?
       -Странная рыба в озере - это два. Твоя телепатия...
       -Всего три, - посчитал Шах. - А четвертое?
       -Свидетелем четвертого был я сам. Это уже не слух, а факт.
       -Расскажи.
       И Шах услышал про дядю Лешу, который на глазах Жутика торговал диковинными плодами, про двух студентов, купивших фрукты и съевших их, и про случайный разговор нескольких мам о том, как две девочки-малявки за пять минут вырастили из какого-то чудо-зернышка, найденного на земле, дерево с ярко-желтыми плодами. Девочки этому не удивились, потому что каждый день слушают сказки, а вот мамы до сих пор не могут прийти в себя и всё судачат и судачат о событии. Они, правда, думают уже, что это дела ученых..
       -А ты что думаешь?
       -Я думаю, - твердо сказал Беляш, - что нашим ученым еще сто лет нужно добиваться такого результата и что, скорее всего, это зернышко и эти деревца - не наших рук дело, а пришельцев. ПРОСТО ЭТО ИХ ФРУКТЫ - должны же они чем-то питаться. А может, они испытывают приживаемость их растений на наших землях.
       -Ты смотри... - почти согласился Шах. - Но остальное-то верняк, слухи!
       -А шаровидная рыба в озере - тоже слух? Там сразу стали говорить про радиоактивность, что рыба - мутант, а я уже знаю: озеро на радиоактивность проверяли, ничего не обнаружили, значит, рыба не мутант, а...
       -Что?
       -ЕЕ РАЗВОДЯТ В ОЗЕРЕ ТЕ ЖЕ СУЩЕСТВА, КОТОРЫМ ПРИНАДЛЕЖАТ ТЕ ДЕРЕВЦА И ФРУКТЫ!
       -Ух ты!
       -И еще кое-что мне пришлось выяснить ради дела... Ни за что не догадаешься, что именно! Вот что: знаешь ли ты, как проводит день дядя Леша?
       -А зачем это мне? - Шах пожал плечами.
       -А мне это нужно знать. И я нашел время и всё разузнал!
       Шах снова пожал плечами: мол, если уж тебе интересно, так сам и занимайся этим. Сколько угодно!
       Беляшик спрыгнул с бума и прошелся возле Дани, заложив руки за спину. Резко обернулся к нему (наверно, повторял кого-то из своих учителей).
       -Слушай! Встает он рано - сон, видать, у него плохой. Встает и спешит в лесопарк, вдогонку за физкультурниками - ему позарез нужно добраться до своей нычки, где у него спрятано вино от вчерашней попойки. Пьет он не дома, там у него мать, а в лесу, вместе с такими же. Опохмеляется, приходит в себя и начинает обход лесопарка, ищет пустые бутылки.
       -А для чего мне это знать? - спросил Шах, делая попытку снизить ценность Жутикова исследования.
       -Правильный вопрос, - не замечая подначки, ответил Кит. - На мой взгляд, где-то в лесопарке - дальше-то он не ходит - дядя Леша наткнулся на деревца с этими фруктами! Наша задача - тоже выйти на них. Это только первый шаг...
       -Но он же ничего не скажет!
       -Думаешь, я зря изучал день алкоголика? Есть в нем один уязвимый момент, так сказать, слабое звено. В гнилой цепи слабое звено... Его-то мы и используем.
       Даня попытался догадаться, какой именно момент, но не смог.
       -Ну? - спросил он.
       Жутик на этот раз ответил не сразу. Он с минуту испытующе и недоверчиво смотрел на Шаха - смотрел так, что Даня вспомнил взгляд на себе матеши, когда он слишком надолго застывал с кусочком мела у доски.
       Беляш вздохнул.
       -Ну ладно... - сказал он чему-то своему. - Момент этот приходится на утро. Ты рано-рано можешь пойти на озеро?
       -Могу. Скажу своим, что хочу порыбачить, а удочку возьму у брата. А какой второй шаг?
       Но Жутик на его вопрос не ответил.
       -Возьмешь удочку и на меня, - распорядился он. - Я скажу, что иду с тобой. Встаем в шесть, в полседьмого мы на озере. Дело будет выглядеть так...
      
       Начало охоты
      
       Ровно в половине седьмого утра наши охотники-рыбаки - Никита с заплечной сумкой, где находился, наверно, завтрак и вода, - остановились недалеко от водосброса и размотали лески. Насадили на крючки червяков, накопанных вчера Шахом в лесопарке, и забросили удочки в неподвижную воду. Было тихо, октябрь давал о себе знать зябкой прохладой. Рыбаки зевали. Кроме них, еще три фаната рыбалки, неподвижных, как памятники, стояли на берегу. Круг озера дымился; дымился, может быть, как тарелка с ухой.
       Некоторое время Никита и Даня молча смотрели на поплавки: тишина лесопарка, стеклянная неподвижность воды, сковала и их языки. Потом сзади послышалось шлепание кроссовок, мальчишки оглянулись и увидели грузную молодую женщину, трусившую возле водосброса. Рядом с ней бежал поджарый высокий мужчина, которому не терпелось ускорить шаг.
       -А как ты думаешь, Кит, ради чего меня наградили телепатией? - Вопрос этот остался со вчера, Даня вдруг его вспомнил.
       Ответ Жутика тоже, наверно, был готов еще вчера:
       -Я думаю, им нужен разведчик в людской среде. Они к тебе "подключаются" в любой момент и знают, о чем ты думаешь, что говоришь, с кем... Может, они и в эту минуту через тебя нас слушают. Представляешь? И через тебя наш класс видят и учителей, и знают, чему нас учат...
       -А почему они к нам подключаются, а не ко взрослым?
       -Понимаешь... - Шутик взглянул на поплавок, но тот никто снизу не тревожил. - Взрослые, кроме некоторых, уже не то... По ним уже не узнаешь, кто на что способен. Ну, о чем они думают, кроме магазинов, тряпок и кухни?
       Шах кивнул.
       -Это женщины. А мужчины?
       -Думаешь, они лучше? Эти только о политике. Вот мой папа. Сидит после работы - в руках у него газета, телевизор включен и радио на подхвате. Я ему иногда говорю: тебе бы, па, пять голов, как у змея Горыныча, ты бы тогда и читал, и слушал, и думал, и говорил, и еще чем-то занимался. Он отмахивается. Многоглавых змееев, говорит, скорее всего, эволюция произвела в поисках совершенства и предчувствуя будущее, а Иваны-дураки их всех перебили. Только в сказках они и остались... Так что, - заключил Жутик, - инопланетянам интереснее к нам подключаться - они, наверно, по-настоящему-то не скоро к нам прилетят, вот и присматриваются к школьникам.
       Кит помолчал, потом добавил:
       -Конечно, они и к взрослым, наверняка подключаются, но мы-то об этом едва ли узнаем...
       (Понятно, что директор их школы, Николай Александрович, ни при каких условиях не мог поделиться с Балашовым своими мыслями о том, как именно он пробивал временные "потолки"...)
       -Ну и что мы с тобой будем делать? - Шах Жутику поверил и смотрел уже на себя, как на объект в руках и отличника, и инопланетян.
       -Я взял, во-первых, тебя под свой контроль, - был ответ. -А во-вторых, ты должен быть сейчас очень внимательным - не услышишь ли вдруг их голосов. Они ведь могут тебе приказать что-нибудь сделать. Если такое случится, сразу докладываешь мне. А дальше мы решим, что предпринять. - За этим "мы" виделось единоличное Жутиково "я".
       Снова зашлепали кроссовки, Даня оглянулся - дядя Леша!
       Издали дядя Леша походил на старенького бегуна. Он трусил, шлепая и шаркая подошвами разбитых кроссовок, прямо к ним. От физкультурников он отличался тем, что был с грязной холщовой сумкой, останавливался через каждые восемь метров и хватался за сердце. Лицо у него было фиолетовое, как, может быть, у марсианина.
       Дядя Леша спешил к заветной бутылке, где его ожидало воскресение из мертвых.
       Он прошаркал мимо рыбаков, свернул с асфальтовой дорожки и стал подниматься по крутому склону, цепляясь руками за росистую траву.
       -Прямо альпинист-восьмитысячник, - безжалостно прокомментровал это физическое упражнение алкоголика Жутик. Как все ученые, алкашей он презирал.
       На поплавки охотники уже не смотрели. Они не сводили глаз с кустов, за которыми скрылся дядя Леша. Там, в нише недостройки, прикрытой молодым деревцем, была у дяди Леши нычка, которую они вчера вечером опустошили для пользы своего дела.
       Оба живо представляли: вот он добрался на карачках до ниши, разгребает листья, которым накрыл вчера бутылку... ее нет! Он лихорадочно шарит в нише... и вот понимает, что нычка разграблена!
       Из-за кустов раздался такой жуткий вопль, что охотники струхнули. Они подумали, что дядю Лешу укусила змея или что он умирает от разрыва сердца. Они бросили удочки и кинулись к склону.
       Кусты там раздвинулись и показался дядя Леша. Более несчастного взрослого человека шестиклассники не видели ни разу в жизни. Беззубый рот алкаша был раскрыт, глаза вытаращены, жидкие волосики на голове стояли дыбом, будто дядя Леша только что увидел в недостройке черта. Сорокалетний мужчина плакал!
       -Ук-рали! - еле выговаривал он. - Ж-жизни ли-шили! У кого поднялась рука?! - Он воздел грязные, в лохмотьях желтых листьев пятерни и потряс ими. Можно было подумать, что у него увели этой ночью сундук с сокровищами капитана Флинта, а не бутылку с двумя глотками дешевого вина.
       Дядя Леша увидел ребят.
       -Вы взяли мою бутылку?! - закричал он. - Убью! - Ринулся к ним, но зацепился ногой за куст и рухнул на землю. Встать он не мог и, в миг обессилев, уткнулся лицом в мокрую траву.
       Охотники переглянулись и покачали головой. Надо было приниматься за дело. Два змея-искусителя осторожно двинулись к уткнувшемуся лицом в мокрую траву мужчине.
       -Дядь Леш, - вкрадчиво начал Жутик, - а, дядь Леш...
       Алкаш не поднимал головы: жизнь, должно быть, для него кончилась.
       -Дядь Леш, - все равно продолжал Жутик, - а где вы те фрукты берете?
       Пьяница повозил в ответ лицом по траве: не скажу.
       -Дядь Леш, - сказал тогда Беляш, - а у нас для вас кое-что есть...
       Несчастный показал им грязное, заплаканное, в травинках лицо. Искуситель Жутик снял с плеч сумку и вытащил из ее празднично-яркую запечатанную бутылку.
       -Дай! - захрипел дядя Леша и протянул к бутылке руку с черными ногтями.
       Оба от алкаша отодвинулись. Дело прежде всего.
       -Дадим, - пообещал Жутик, - всю бутылку отдадим, если скажете, где брали те фрукты.
       -А зачем вам знать? - Дядя Леша нашел в себе силы сесть и вытереть мокрые руки о штаны. - И вы хотите зарабатывать? Ай-яй-яй! - покачал он головой, - А еще школьники!
       -Мы зарабатывать не хотим, - сказал Беляш, - нас другое интересует.
       -Скажу, - пообещал дядя Леша, - если выпью глоточек. У меня на следующие слова сил не хватит. А то и вообще возьму и умру - тогда во веки веков ничего не узнаете.
       -В логике ему не откажешь, - по-взрослому проворчал Беляш и предпринял еще одну попытку отстоять свое: - Бутылка пробкой заткнута, а штопора у нас нет.
       -Это ничего, - заранее обрадовался алкаш, у меня штопор всегда при себе! - Он выхватил из рук Жутика бутылку и воткнул в пробку палец с черным, будто железным ногтем. Через пять секунд он уже припал к горлышку.
       Охотники еле отняли бутылку у дорвавшегося до портвейна дяди Леши. Впрочем, тот, жадничая, успел выпить совсем немного, потому что пробка внутри бутылки мешала вылиться вину.
       -Говорите, где фрукты, - потребовал Жутик, - тогда еще получите.
       Алкаш осмысливал глоток, который сделал, и дожидался его действия.
       -Есть те фрукты, есть, - сказал он наконец, - здесь, в лесопарке они. Много, всем хватит... Дай-ка бутылку: я уже вон сколько сказал.
       -Мало, - отрезал Жутик, - это дорогущий портвейн. Мне за него дома голову оторвут.
       -И правильно сделают! - неожиданно ожесточился дядя Леша. - Потому что ты нехороший мальчик. - Произнеся эти слова, дядя Леша перешел на педагогический тон: - Я, может быть, именно сегодня хотел завязать, а ты меня спаиваешь. И чем? Краденым портвейном! Да еще коллекционным! Это ли не преступление?! Конечно, тебе нужно оторвать голову, - убежденно проговорил он и вдруг закричал: - Отдай бутылку! - Алкаш рванулся к Жутику, но тот оказался проворнее - передал вино Дане, после чего оба отскочили на шаг.
       -Сейчас уйдем, - пригрозил Кит алкашу, - вино выльем, а бутылку в озеро бросим. Все равно домой ее нельзя теперь нести.
       Этого дядя Леша не выдержал. Он снова заплакал.
       -Вот, - жаловался он неизвестно кому, - вот как издеваются! Видят, что человек больной, истощенный, и делают с ним что хотят. - Слезы с трудом пробивались сквозь полуседую щетину на его щеках, повисали на подбородке.
       -Отдай ему бутылку, - прошептал Даня, - ну его. Жалко...
       -Нельзя, - жестко ответил Жутик, - испортим всю операцию. Как можно!
       -Дядя Леша, - всё тем же неумолимым тоном сказал Жутик, - или вы рассказываете про фрукты, или мы уходим!
       С педагогики алкаш перешел на философские заключения - видно, глоток уже подействовал на него:
       -Вот какие пошли у нас дети, - объявил он, - жестокие, расчетливые, бессердечные... у родителей вино воруют... Не на кого больше надеяться, не на кого положиться. Смена наш, - подвел он итог, - потеряла всякий стыд!
       -Дядя Леша! - взмолился Беляш. - Ну что вы выступаете! Время же уходит, нам скоро в школу пора. Честное слово, уйдем!
       Алкаш с трудом поднял голову.
       -Ладно, - сказал он, - всё расскажу. Было бы мне одному нужно - молчал бы до самой смерти. Но ради людей, - дядя Леша решительно встал, - ради людей на всё решусь! Пошли! - скомандовал он. - Пошли за дядей Лешей - он не жадный, как некоторые. Ему ничего не нужно - он всё отдаст. Давай, я бутылку понесу, у меня больше опыта.
       -Мы сами, - ответил осторожный Беляш и заложил портвейн за пазуху.
       Через некоторое время трое остановились чуть ли не центре лесопарка, у густой и высокой заросли крапивы, заполнившей широкую, неизвестного происхождения яму.
       -Тамочки, - сказал дядя Леша, - в самой, значит-понимаешь, середине. Крапиву надо палкой раздвигать.
       -А что там? - спросил Даня.
       -Пройди - увидишь. Вот тебе палка. - Дядя Леша вытащил из крапивы, видимо, припрятанную рогатую ветку и дал Дане.
       Тот спустил рукава куртки пониже и стал прокладывать путь среди высоких к осени, полутораметровых, нестерпимо жгучих стеблей. В середине ямы крапивы не оказалось, здесь был травяной круг.
       -Дерн теперь сними, - услышал он голос дяди Леши.
       Шах не сразу понял, что травяной круг это дерн. Он взялся за траву, за зеленую ее шевелюру, потянул. Трава легко поднялась вместе со слоем земли, и он видел под ней круглую, темного пористого металла крышку диаметром примерно 60 сантиметров.
       -Кит! - обернулся он. - Здесь, кажется, люк!
       -Люк, люк, - подтвердил дядя Леша, - что же еще.
       -Люк? - недоверчиво спросил Беляш, всматриваясь в металлический круг. - Слушай, правда, люк. - Через мгновение он стоял рядом с Даней. По проложенному среди крапивы коридору к ним прошел и дядя Леша.
       -Крышку-то подними, - Он растирал обожженые крапивой локти. - И, значит-понимаешь, туда.
       -Дядь Леш, а чье это? - спросил Жутик.
       -Ни мое, ни твое - неизвестно чье. Хозяин не объявляется. А раз его нет - можно и попользоваться. Поднимай крышку! - скомандовал он Дане.
       Металлический круг откинулся легко, сразу за ним охотники увидели лесенку, похоже, из аллюминия, внизу было светло...
       Шестиклассники повернулись к дяде Леше. На лицах был вопрос.
       -Не боись, хлопчики, я там сколько раз уже бывал! - Алкаш оживал с каждой минутой. - Кто первый?
       -Давайте вы, - предложил Никита.
       -Я? Пожалуйста! Для Лехи страшней похмелья ничего на свете нет. - И стал спускаться по лесенке.
       За ним ступил неуверенной ногой Шахов и чуть было не сорвался вниз. Под землей он увидел пещеру-тоннель с круглыми земляными боками, укрепленными такими же, как у лесенки, частыми аллюминиевыми "ребрами". На ребрах светились матовые чечевиднобразные плафоны. На "полу" пещеры была аккуратно возделанная грядка, на которой росли низехонькие деревца, на каждом висело по три янтарных плода. Пахло в подземелье пряно и незнакомо: не то цветами, не то плодами, может, цитрусами.
       Сзади послышался шум - это спустился Жутик. Вот и он открыл рот, глядя на плафоны и грядку.
       -Ты крышку опустил? - спросил его дядя Леша, по-хозяйски присевший у грядки.
       -Нет.
       -Так закрой, здесь, видишь, светло. Пусть только мы об этом знаем.
       Жутик послушно поднялся по лесенке.
       -А? - повернулся дядя Леша к Дане, потерявшему от увиденного дар речи. - Сейчас фокус покажу.
       К этому времени Беляш присоединился к ним.
       Дядя Леша протянул руку к ближайшему деревцу и сорвал с него все три плода.
       -Смотрите!
       Листья на деревце в ту же минуту стали съеживаться, как от жары, сохнуть и опадать. И само оно - раз-два-три - на их глазах высохло, ветки одна за другой отпали, вот и ствол посерел, надломился, повалился... Еще минута-другая - и на земле лежала труха.
       -Хорош фокус? - обернулся к ребятам дядя Леша. Они только и могли, что кивнуть. - Гони бутылку! - повелительным голосом сказал он Жутику. Тот, не говоря ни слова, вынул из-за пазухи портвейн. В тишине пещеры послышалось булькание.
       -Ха! - крякнул алкаш. - Ух, хорошо! А будет еще лучше. - Он откусил от янтарного плода.- Ешьте, ребятки, я пробовал, не отравитесь. - И протянул два оставшихся плода своим гостям.
       Те не без страха отведали яство. Сладкое, приятно-кислое, ароматное, чуть, может, похожее на цитрусы, а может, на папайю, на манго, на киви... нет, вкуса всё-таки незнакомого.
       -А? - радовался дядя Леша, угощая. - Где еще такого попробуешь? Только у Лехи! Главное - бесплатно! - Он снова хлебнул из бутылки, хотел добавить, но передумал и поставил бутылку на землю. - Хоть и вкусная штука, - он коснулся горлышка бутылки, - но крепкая. После. Мне ведь еще торговать надо, а бизнес дело тонкое...
       Сорвал с двух деревцев шесть плодов, бережно уложил в сумку, и ребята опять увидели, как на глазах чудесные растения превращаются в сушняк.
       -Все, братцы! Доедайте фрукту, с собой не дам.
       -Дядя Леша, - опомнился Жутик, - но как же объяснить всё это? Может, вы что-то знаете? Кого-то хоть раз видели? Ведь это похоже... ну, на фантастику, ну, я не знаю, на что... а, дядя Леша?
       -Для кого на фантастику, а для меня - на прожиточный, как говорят ученые люди, минимум. А знаю я про всё не больше вас. Как-то в крапиву полез - нет ли здесь бутылок. В яме этой обстрекался - ужас! Упал даже и люк обнаружил. И в пещеру эту попал. И оранжерею увидел. И фрукту эту красивую бесстрашно попробовал. И, как видишь, не умер. И понял, что и у нас, у бедных и судьбой обойденных, - язык у дядя Леши развязывался всё больше, - есть свой Бог... С тех пор и пользуюсь. А кто, зачем - не моего ума дело. Пока есть - беру. - Дядя Леша поднял бутылку, заткнул пробкой из кармана (был запас), сунул в холщовую сумку. - Ты первый вылазий, - повелел он Дане, - и посмотри, нет ли кого. А мы за тобой. На выход! - И тут же мальца остановил: - Если кому про пещеру расскажешь, вот этой самой рукой, - поднял окрепший кулак, - убью! Подкараулю, поймаю и убью. Потому как если я эту оранжерею потеряю - мне смерть. Бутылки нынче подорожали - кто их бросит. Понятно?
       -Понятно, - ответили оба охотника.
       Даня поднялся по лесенке и уперся в крышку ладонью. Она не поддалась. Нажал посильнее - то же самое. Уперся двумя руками - никакого результата.
       -Дядя Леша, - позвал он, - тут что-то с крышкой.
       Алкаш, ароматно дыша только что выпитым коллекционным портвейном, поднялся на три ступени и тоже уперся в крышку ладонью. Лицо его потемнело, но та не поддалась.
       -Эй! - крикнул он наверх, - Кто там балуется?
       Сверху ни звука.
       -Открой, я говорю! Я те похулиганю!
       Тишина.
       Неужели они заперты? Заперты под землей!
       Мальчишки сразу почувствовали, что им не хватает воздуха.
       -Вот черти! - сказал дядя Леша и почесал голову. - Вот черти! Мне ведь торговать пора. - Снял с ноги кроссовку, в которой не было шнурка, стал стучать в крышку. - Открывай! - заорал он. - Чтоб сию минуту было отперто! Здесь люди живые!
       И снова никакого ответа.
       В эту минуту все почувствовали, какая мертвая (можно даже сказать: могильная) тишина их окружает, как странен и неприятен свет плафонов, к которым не идут никакие провода, как жутко темна дальняя часть пещеры, в которой, кажется, прячется кто-то мохнатый и страшный, хозяин пещеры; сейчас темнота сгустится в совсем уж черное, в этом черном сверкнут жуткие глаза...
       -Пить хочу, - прошелестел, как бумага, Шах, - прямо умираю, как хочу.
       Дядя Леша, не говоря ни слова, достал из сумки бутылку портвейна, сделал изрядный глоток.
       -На, - он протянул Дане бутылку, - помогает.
       Тот затряс головой, схватился за горло.
       -Началось, - шепотом сказал Жутик, - слышь, Шах, кажется, началось!
       -Что началось?
       -Не мы их отыскали, а они нас поймали.
       -Кто?
       -Будто не знаешь...
       -Ась? - поддержал с лесенки начавшийся разговор дядя Леша. - Что будем делать, ребятки? Видите, что получилось из нашей экскурсии... - На лице его была растерянность.
       И все-таки будущий ученый опомнился первым.
       -Дядя Леша, а вас здесь уже закрывали? - спросил он.
       -Да нет, первый раз...
       Кит поднес руку ко лбу.
       -Люк мог закрыться автоматически... - забормотал он. - Ведь нас здесь оказалось сразу трое... Реле... Но, может, по чьей-то воле?.. Ежели так... Нет, это ничего еще не значит! И всё-таки... Вот так штука!.. Неужели... А что же еще!.. А что же еще!.. Ну, конечно!.. - Даня уже знал, что это такое, Жутиково бормотание, зато дядя Леша смотрел на топчущегося на одном месте, как шаман, пацана с изумлением и даже со страхом. Он, наверно, думал, что тот из-за захлопнувшейся над ними крышки люка свихнулся.
       Беляш вдруг вскинул голову.
       -Шах! Ты единственный, кто может нам помочь!
       -Я? - не поверил Даня.
       -Ну да! - ТЕМ СПОСОБОМ, ты знаешь, каким. Сосредоточься и скажи ИМ, чтобы открыли.
       Алкаш подал голос с лесенки:
       -Кто теперь нас услышит...
       Кит сказал: сосредоточься... А он не может, не может! Мысли его сейчас носятся в голове, как муравьи в муравейнике, куда бросили зажженную бумажку, - не уследишь ни за одной.
       Жутику легко говорить "сосредоточься". Он умеет собирать свой мозг в кулак, а ему как это сделать, если, чуть что, он уплывает от задачи в любую сторону, где покойно и приятно...
       Кит не сводил с него требовательных глаз.
       -Работай, Шах! - сказал он. - Работай!
       "Работай" - это сейчас было самое подходящее слово.
       -А что говорить?
       -Самое обыкновенное - что у тебя сейчас на языке!
       Даня поднял голову к потолку, представил кого-то, идущего по асфальтовой дорожке, и "крикнул", не открывая рта:
       -Помогите!
       Ему показалось, что идущий остановился и повернул голову к пещере.
       -Помогите! - еще раз "крикнул" Шах. Он только шевелил губами. - Мы заперты в пещере!
       Дядя Леша на лесенке вытаращил глаза на пацанов, занятых каким-то колдовством.
       -Теперь прислушайся, - руководил его действиями Кит.
       -Ре... - заговорил было дядя Леша, но Жутик остановил его мгновенно вскинутой рукой.
       Даня заставил себя слушать.Тишина. В могиле, наверно, такая же. Мертвая. Немигающий свет плафонов. Дурацкие "яблоки" на карликовых деревцах. Густой запах оранжереи, который перехватывает дыхание. Непроницаемая темнота в глубине пещеры. И чей-то голос, раздавшияся прямо в голове:
       -Одну минуту...
       -Слышишь? - спросил он у Жутика.
       -Нет... - ответил тот.
       -Кто-то идет к нам.
       Шах застыл, ожидая, что голос повторится, застыл и Жутик, глядя на Шаха, и дядя Леша застыл, глядя на замерших и к чему-то прислушивающихся пацанов.
       Звуки шагов наверху услышали все. Под ногой подошедшего что-то хрустнуло. Потом бесшумно открылся люк - солнечный луч упал в подземелье, лесенка фосфорически засветилась.
       -Здесь кто-то есть? - услышали они мужской голос.
       -Есть, есть! - ответил дядя Леша и зажмурился в солнечном луче. Открыл глаза и увидел чьи-то серебряные усы и темные очки. - Есть, как не быть! - И первым полез наверх.
       Сверху к нему протянулась рука.
       На солнце все чуточку ослепли, но всё равно разглядели спасшего их. Это был пожилой высокий мужчина в белейшем костюме с серебряными, аккуратно подстриженными волосами и усами.
       Он тоже разглядывал их: встрепанного, с вылезшей из брюк рубахой, измученного похмельем и страхом дядю Лешу с холщовой сумкой в руке, и двух перепуганных мальчишек. Дядя Леша не к месту улыбался, не зная, что сказать, как объяснить незнакомому человеку, что он с двумя пацанами только что находился в каком-то непонятном подземелье. Шах и Жутик тоже чувствовали себя неважно - может быть, как воришки, вытащенные милиционером из чужого подвала.
       Дядя Леша смущенно молол чепуху:
       -Вот, значит-понимаешь, какие дела. Чуть, это самое, значит, не застряли. На дворе, понимаешь, день, народ вкалывать идет, а мы, это самое, застряли и, значит, ни с места!
       -Вы рукав испачкали, - сказал Белому Жутик, первым пришедший в себя.
       Тот посмотрел на свежее пятно на рукаве и ответил странно:
       -Ничего, это пройдет. - На открытый люк он не обращал внимания.
       -Чуть не застряли - надо же! - трудолюбиво заполнял паузы в разговоре дядя Леша. - Кто бы, думаем, нам помог? А тут, значит-понимаешь, вы, это самое, подоспели.
       Белый слушал алкаша, склонив голову набок, а сам поглядывал на ребят. Дядя Леша это заметил и решился на действия. Он опустился на колени, закрыл люк и натянул на него дерн. Пригладил взъерошенную траву и встал, уже смелее глядя на спасителя. Теперь, по его алкашиному понятию, их уже не в чем заподозрить, если бы даже кто и захотел. Скажи незнакомец дяде Леше о люке, он бы, закрыв глаза, завопил на одной ноте: "Где люк? Какой люк? Я его ни в жись не видел!" У них это называется "взять на горло".
       Но Белого мало интересовали дяди Лешины заботы. Он, кажется, сразу определил в нем никчёму и больше не обращал на него внимания. Однако, решил объясниться:
       -Я проходил по лесу и увидел, что кто-то прошел через заросли этой жгучей травы...
       -Крапивы, - подсказал Жутик.
       -Да, крапивы. Я подумал, это неспроста, и решил полюбопытствовать. Мне ведь нечего делать, я отдыхаю... И вдруг увидел крышку люка. Крышка люка в лесу? А вдруг там кто-то заперт? И я открыл ее...
       -Вот-вот, - поддержал его дядя Леша. - Вы, значит, ее открыли, а мы, значит, тут как тут. Ни в чем, значит-понимаешь, не виноватые, а запертые, понимаешь, как обезьяны...
       Белый терпеливо выслушал эту ахинею, потом предложил:
       -Что ж мы стоим, давайте выйдем отсюда.
       Он пропустил через дорожку, проложенную в крапиве, дядю Лешу, обоих охотников и вышел сам. Жутик достал рогатую палку и расправил помятые стебли.
       -Ой, дядя, - удивился он, - пятно-то действительно прошло! - Рукав незнакомца снова сиял белизной, он сам "справился" с грязью, которую подцепил в люке.
       Белый не ответил, он воззрился на холщовую сумку дяди Леши, будто знал, что в ней. Тот спрятал сумку за спину - лицо его хищно заострилось, а глаза напряженно заморгали: алкаш готовился защищать свое добро.
       -Ну, хорошо, - сказал Белый, увидев это выражение. Он повернулся к ребятам. - Ваш испуг прошел?
       -Прошел, - ответили по очереди оба охотника. - Почти.
       -Тогда до свидания. - Сказав это, незнакомец повернулся и стал спускаться по лесистому склону по направлению к асфальту: серебряные волосы, прямая спина, ни одной складки на белом пиджаке.
       Трое постояли еще немного, провожая его взглядом, оглянулись на крапиву и тоже стали спускаться.
       Недалеко от водосброса и места, где рыбаки оставили удочки, дядя Леша почему-то заинтересовался своей сумкой. Ощупал ее, узнал по очертаниям бутылку, но тут его пальцы наткнулись на что-то и остановились.
       -А это что у меня такое? - спросил он удивленно. Сунул руку в сумку, вытащил диковинного вида янтарный плод. - Ребятки, это что? Откуда оно у меня? Вы подложили?
       Беляш и Шах тоже удивились. Такие фрукты он видели впервые.
       -Нехорошо, мальчики, а вдруг это отрава? - корил их алкаш. - Нехорошо! - Один за другим янтарные плоды полетели в воду, раздалось шесть всплесков. Фрукты не всплыли. Теперь дядя Леша достал бутылку. - С кем я вчера пил? - озадачился он, разглядывая празднично-яркую наклейку. - Коллекционный! - Он откупорил бутылку, глотнул, тряхнул головой. - Мед! Всё, ребятки, я заправился. Мне пора.
       -Куда?
       -Так порядок же в парке наводить, бутылки по кустам собирать.
       Тут и Шах что-то вспомнил:
       -У нас же удочки!
       И оба рыбака, оставив дядю Лешу с бутылкой дорогущего портвейна на лесопарковой дорожке, поспешили к водосбросу, возле которого они оставили удочки.
      
       Вруши
      
       Девочки-близнятки, восьмилетние Вика и Катя Вагановы притащили в дом огромного рыжего кота с серым, будто пришитым хвостом.
       -Он такой хороший! - приговаривали они, наперебой гладя кота. - Он такой ласковый! Он такой бедненький - ему кто-то лапку ушиб. Можно, он у нас поживет?
       -Экая громадина! - ответила на приговаривание бабушка, Зинаида Васильевна. - Он всю мебель обдерет своими когтищами - гляньте, они у него, как у тигра. И хвост у него будто от другой кошки. Нет, нет, уносите туда, где взяли!
       Кот в ответ на негостеприимные бабушкины слова вытер лапы о коврик у двери и мяукнул так, что всем показалось, что он сказал "Здрасьте".
       На голоса вышел из кабинета папа девочек, писатель. От других писателей он отличался тем, что в первую половину дня у него было хорошее настроение, и он писал для детей сказки и рассказы, а во вторую - плохое, и он тогда писал для взрослых. Сейчас была половина двенадцатого. Кот увидел писателя и мяукнул "Здрасьте" и ему.
       -Привет! - ответил папа гостю. - Что-то коты нынче очень уж вежливы стали. Проходите, проходите, сударь!
       Кот, словно дождавшись приглашения, прихрамывая, направился в гостиную. Там он окинул быстрым взглядом стенку, телевизор, диван, ковер на полу и вопросительно оглянулся на хозяина, не сводившего с него глаз.
       -Садитесь, сударь, - радушно предложил коту писатель, - в ногах, как у нас говорят, правды нет.
       Кот и тут послушался: неспешно подошел к креслу, впрыгнул в него, сел там (а не разлегся). Вся семья была в гостиной, Папа уселся на диван.
       -С чем пожаловали, милейший? - вежливо спросил он (напомним, что все еще шла первая половина дня). - Рассказывайте.
       Кот лизнул шерсть на груди там, где у людей находится галстук, и замурлыкал.
       -Что, что? - писатель подставил ладонь к уху. - А ну-ка, девочки, переводите - вы ведь знаете кошачий язык.
       Вика и Катя послушались и начали переводить:
       -Он говорит, что ему у нас очень нравится. И что он и не подумает обдирать мебель.
       -Очень хорошо! - одобрил перевод писатель. - А что он еще говорит?
       Кот продолжал энергично мурлыкать.
       -Он говорит, что - не перебивай, Катька! - что поживет у нас, если ему позволят, недолго... что его очень интересуют наши телевизионные передачи. Ой, я устала, Кать, переводи ты.
       Катя подхватила перевод:
       -...он говорит, что ему интересны взаимно... нет, вза-и-мо-отно-ше-ния взрослых и детей...
       -Стоп-стоп-стоп! - вскричал папа. - Кто это сказал? Не может быть, чтобы вы! Неужели кот?
       -Кот, - подтвердили девочки. - Он говорит на кошачьем, а мы переводим. Ты ведь сам предложил. Послушай, па, что он дальше говорит. Что он больше всего любит ска... нет, он поправился: он сказал, что хотел бы знать наши сказки и мифы. Па, что такое мифы? А еще он говорит, что с удовольствием полистал бы наши книги.
       -Чьи это слова, Вика? Кота? Или тебя научили? Только подумать - мифы!
       -Кота...
       -Что за чудеса! - только и смог воскликнуть папа. - Вот он опять замурлыкал. Переводите.
       -Он говорит, что жизнь улицы знает дос-ко-наль-но., - так произнесла она это взрослое слово. - Но вот человеческий дом и быт ему еще неизвестны.
       -Кто он такой в конце концов! - рассердился папа. - Что за исследователь с хвостом?! И что за чепуха творится в моем доме?
       На этот раз стала переводить Катя (кот вовсю мурлыкал):
       -Разве может хвост, - произнесла она неизвестно чьи слова, - помешать добрым отношениям? Да и кот без хвоста скорее вызовет подозрение, чем кот с хвостом.
       -Вызовет подозрение? - обескураженно переспросил папа. - Сейчас пойду пороюсь в словарях.
       -Зачем?
       -Поищу, не сказано ли там чего о хвостах и добрых отношениях, о том, как одно зависит от другого... А не пора ли нам выяснить, кто он на самом деле - Кот в сапогах? Барабашка? Или...
       -Именно так меня зовут! - вскричала Катя явно не свои слова. - Как вы узнали мое имя? Меня зовут Или!
       -Или? - проверил на слух имя папа. - Ну что ж... Пусть будет Или... Но ты в самом деле не станешь обдирать мебель?
       Кот что-то проворчал.
       -Все только о мебели! - перевела Вика. - Свет у вас на ней клином сошелся.
       -Действительно, - согласился на этот раз папа. - Хотя... - Он тряхнул головой и провозгласил решение: - Ладно, пусть этот кот ученый остается у нас. Несмотря на то, что при виде его у меня ум заходит за разум, что мне тоже, кстати, нужно... но не всё время. Дети, это ваша игрушка, покажите гостю места общего пользования.
       -Он сказал, что будет выходить во двор, - тут же сообщила Катя. - И еще он сказал, что благодарен тебе за гостеприимство.
       -Милости прошу! - ответил папа и скрылся в кабинете - до второй половины дня оставалось каких-нибудь сорок минут.
       Вот так огромный рыжий кот с серым, будто пришитым хвостом поселился в 108-й квартире 12-го дома по улице Космонавтов.
       Сначала он обстоятельно обследовал квартиру. Прошелся возле телевизора, заглянул за его "спину", вспрыгнул на него, потрогал лапкой кнопки наверху.
       Задумчиво посидел у розеток. Побывал на кухне, глядя с подоконника на улицу, на дорогу, по которой туда-сюда бежали машины, на другой район города, видный из окна. Осмотрел газовую плиту, встал на задние лапы и дотянулся до вентилей, царапнул их один за другим.
       Сидя на кухонной табуретке, пряменько, как и полагается коту, послушал, как капает из кухонного крана вода: кап.... кап... кап...
       Обошел все комнаты, осматривая их так, словно обменивал квартиру.
       Ванную он тоже внимательно обследовал, но чуть не свалился в горячую воду, балансируя на краю ванны.
       За котом, когда он изучал квартиру, ходила бдительная бабушка и девочки. Бабушка ворчала, ожидая, что кот вот-вот начнет драть мебель, но гость, как и обещал, к мебели не притронулся. Обследуя комнаты, кот что-то мурлыкал про себя, но что именно, переводчицы понять не могли.
       На какое-то время папа, в чью обязанность было вмененено "пасти" после школы и после обеда дочерей (бабушка уже не справлялась), от этой заботы освободился: девочки были заняты котом, глаза за ними не требовалось. Но они не кутали его в разные тряпочки, не повязывали на шею бант - это кот сразу отверг, - не таскали из угла в угол, а, сделав уроки, наперебой рассказывали коту сказки - до которых тот был охотник. Слушая их, он подмурлыкивал девочкам, а если те уставали и хотели поиграть, он требовал рассказывать еще, просительно трогая рассказчиц мягкой лапкой.
       Больше других ему пришлись по вкусу "Кот в сапогах", "Мальчик-с-пальчик", "Царевна-лягушка", сказки о многоглавых змеях и царевичах, с ними сражавшихся, о Бабе Яге, о Кощее Бессмертном, о ковре-самолете...
       Когда девочки рассказывали ему про Ивана-дурака, который ездил на печи, и про щуку и золотую рыбку, исполнявших любые желания, кот, показалось девочкам Вике и Кате, усмехнулся.
       Особенно любил Или, когда вечерами все собирались в гостиной, сидеть в кресле и, казалось, мотать на белый свой ус всё, что говорят четыре обитателя этой квартиры.
       В кабинет писателя кот входил только в первую половину дня. Он садился с ним рядом, смотрел то на руку с авторучкой, бегающую по бумаге, то на пальцы, прыгающие по клавиатуре компьютера, а кончик серого хвоста у него при этом шевелился, выдавая некоторое волнение.
       Во дворе о странном коте, лябящем сказки, прознали и потребовали кота показать. Вика и Катя отговаривались, но все-таки вытащили Или на улицу. Кот здесь повел себя, как дикарь: от любопытных удрал на дерево, сидел там, таращась на преследователей, и мяукал, а спустился, только когда всех позвали обедать.
       Девочек прозвали врушами, а на рыжего кота с того времени обращали столько же внимания, сколько на других кошек, которых во дворе было множество.
       Большую часть времени Или проводил дома, где девочки играли с ним "в школу". Они учили (кто из девочек не играет в учительницы!) кота читать и писать мелом на небольшой коричневой доске, купленной им, когда они еще были в детском саду. Или ухитрялся удерживать кусочек мела когтями. Главное тут то, что девочки способностям кота не удивлялись, но вот папа, выходя из кабинета - то ли заварить чай, то ли просто пройтись, - надолго застывал, увидев очередной подвиг странного кота. В то, что Илья, так он его называл, мурлыча, передавал какую-то информацию, папа не верил и отнес это на счет детского фантазерства.
       Но однажды он не выдержал, подошел к коту, перед которым девочки листали толстый том "Детской энциклопедии".
       -Послушайте, друг мой, - очень серьезно сказал писатель мурлыке.- Объясните мне, ради всех святых, которых я, к сожалению, не знаю, объясните мне - что вы за штучка?
       Кот оглянулся на девочек и выразительно замурлыкал.
       -Илюшка говорит, - перевела Вика, что ничего особенного за собой не замечает. Может быть, он просто любознательнее других кошек. Илюшка удивляется, что ты проявляешь к нему повышенный интерес.
       -Он так и сказал? - недоверчиво спросил папа.
       -Да, - хором ответили близняшки.
       Писатель посмотрел на дочерей, на кота, сидевшего перед ним по всем кошачьим правилам: кувшином, кончик хвоста на лапах, в глазах спокойное внимание, зрачки то расширяются, то сужаются, и крякнул. Правды здесь не добьешься. Если девчонкам втемяшится что-то в голову, их с этого не собьешь. Но откуда у них эти взрослые слова? "Любознательный"! "Повышенный интерес"! Надо же!
       Приближались три часа дня, и писатель знал, что примерно с этого времени у него начинает портиться настроение. Он сказал: "Черт знает что! Его нужно Куклачеву отдать, он из этой бестии артиста сделает!" - и ушел в кабинет, чтобы писать там прозу для взрослых.
       Кот еще несколько дней прожил в семье Вагановых, но однажды, пойдя на прогулку, исчез. Девочки горевали, горевали, пока случайно не перевернули приставленную к стене коричневую доску. На ней было написано корявыми буквами:
       Может я еще вернусь Или
       Как почти обо всем, что происходило в домах, во дворе рассказывалось. Рассказывалось и об этом, но, так сказать, под заглавием "Вруши". Вот, мол, какие люди существуют на свете - говорят, что у них был кот, который и читает, и пишет. Ну и вруши!..
      
       Рыбка по имени Амнезия
      
       Удилища, полуутонув, лежали на каменистом берегу. Ребята вытащили лески - на крючках было по крохотной рыбке.
       -Шах, - спросил Жутик, удивленно разглядывая прыгающую на ладони добычу, - неужели мы за этим приходили? Мы с тобой действительно стали рыбаками?
       - Как другие, так и мы... - неуверенно ответил Даня.
       Кит взглянул на часы.
       -Без трех минут восемь! А пришли мы сюда в шесть двадцать пять. Значит, мы провели здесь целых полтора часа! О чем же я все это время думал? Не помню ни одной мысли! Шах, это со всеми бывает, кто долго смотрит на поплавок?
       -Наверно. Я тоже ничего не помню. - Он посмотрел на свои часы. - Точно: полтора час мы ловили этих двух рыбок...
       -Ужас! - сказал, качая головой, Кит.
       Тут их окликнули:
       -Эй, ребята!
       К ним подходил длиннющий парень в старом джинсовом костюме с удочкой на плече.
       -Как улов? - Увидав рыбок, покачал головой. - Мои не крупнее. Ну вы и рыбаки! Только пришли, закинули удочки - и драла. Червяков, что ли, копали?
       -Мы разве уходили? - не поверил Жутик.
       Парень удивился.
       -Ну да. Чуть пришли, тут же и смотались. Я еще подумал, что удочки-то ведь забрать могут. Смотрел за ними...
       -Спасибо... - Беляш был само недоумение; он спросил еще раз: - Так мы точно уходили?
       Подошедший посмотрел на Жутика. Потом на Даню.
       -Ребята, вы что? - спросил он обиженно. - Глаза-то у меня на месте. Я же не всё время на поплавок смотрел. Да и клевало сегодня не очень.
       Кит принялся потирать переносицу, как это делал в сложных случаях.
       -Выходит, нас здесь не было... Куда-то мы с тобой пошли... Шах, куда? Что мы с тобой делали? Ничегошеньки в памяти!
       Парнеь разморгался, глядя на обоих.
       -Хлопчики, это вы что? То удочки бросают, то не помнят, где были.
       -С нами всё в порядке, - успокоил его Жутик. - Топаем, Шах! В школу опаздываем. - Оба свернули удочки, дохлых уже рыбок бросили в воду и пошагали прочь.
       -Эй, рыбаки, - крикнул им вслед парень, - вы не спецшколе учитесь?
       ***
       Парню никто не ответил. Кит шагал так быстро, что долговязый Даня еле за ним поспевал. Вдруг Жутик остановился.
       -Шах, знаешь, что это было?
       -Ну?
       -Я понял! Амнезия!
       -Что-что?
       -Потеря памяти. Мы с тобой точно где-то были, с кем-то, может быть, встречались, но весь эпизод из нашей памяти исчез! Ты хоть что-то помнишь?
       Даня помотал головой.
       -Понимаешь, - не унимался Жутик, - наверно, мы видели то, что нам нельзя было видеть. Полжизни отдаю за то, чтобы восстановить утерянный эпизод! - воскликнул Кит. - Полжизни!
       Дане тоже захотелось отдать какую-то часть жизни за отнятый эпизод и, может быть, приключение, только он не знал пока, сколько не жалко.
       -Что делать, Шах? - впервые Жутик обращался за помощью. - Знаешь, что единственное мне помнится? Что у нас была - кажется - какая-то зацепка... Я очень на нее надеялся... а что в итоге? Нуль! Пустота! Вакуум! И что у нас остается? Слухи, только слухи!..- Он чуть не плакал: его эксперимент не дал результата. - Знаешь, Шах, иногда я думаю, прав ли я насчет пришельцев...
       -То есть как? - не поверил своим ушам Даня.
       -Я думаю: вдруг я построил свою гипотезу на песке? Ведь у меня нет ни одного факта, ни одного следа пришельцев, кроме твоей телепатии. Но и телепатия в наши дни не новость. И я уже допускаю, что никаких пришельцев в городе нет.... - Последняя фраза Жутика была сложена из кусочков льда, которые один за другим скользнули Дане за воротник. Он поежился.
       Кит неожиданно остановился. Лесопарк был еще пуст, дорожку испятнали капли росы, упавшие с деревьев.
       -У нас в обществе учат, - сказал он сумрачно, - что у всех без исключения исследователей бывают светлые и черные дни. И черные дни таковы, что могут затемнить и светлые. Тут главное, нам говорят, не впадать в отчаяние. Надо вспомнить последнюю хорошую мысль светлого дня, в ней, говорят, содержится благотворная энергия. Энергия подъема, всплеска, открытия. Она-то - если к ней подключиться - может снова вывести на светлое. Шах, какой мой ход тебе понравился больше всего?
       Даня думал не долго:
       -Ну, насчет моей телепатии... как ты танцевал. И с дядей Лешей что-то было, но я никак не вспомню. Но что-то прикольное. Ты еще говорил, есть у него одно слабое звено... А дальше - что за звено, что было, где мы были - ну ни фига.
       -И у меня то же.... - Жутик был сама задумчивость.
       -Кит... - неуверенно начал Даня, - Кит... а знаешь, что было последним твоим открытием?
       -Что?
       -Амнезия!
       -Ну и что? - насторожился Жутик.
       -Кит, а амнезия - не след?
       -Что?! - закричал Жутик (Даня даже испугался).
       -Я говорю: а амнезия разве не след пришельцев?
       Жутик смотрел на компаньона, как на привидение - вытаращив глаза. И молчал. И вдруг снова рявкнул:
       -Ничего себе!
       -А? - совсем перестал понимать приятеля Шахов.
       -Пять с плюсом, Шах! Ты гений! Ты сформулировал в одной фразе важнейший допуск. Ай-яй-яй! - Кит крутил головой. - Как я его пропустил! Пропустил то, что нуль может быть величиной! Я знал, кого выбирать в напарники!..
       Какой-то пенсионер, проходивший мимо, увидав разбушевашегося Жутика, покачал головой: школьник - а такое вытворяет!
       А Кит как раз заканчивал:
       -Да, да, да - амнезия тоже след!!! Вот где доказательство их присутствия! Как они просчитались! Нет, мы тоже не дураки! Они снова у нас на крючке, Шах!.. Пошли!.. Потопали!.. Побежали!..
       Охотники обогнали своих одноклассников, Базарова по прозвищу Центральный рынок или просто Рынок, и Робинзона, чья фамилия была Одинокий.
       -Что поймали, рыбаки? - спросили Рынок и Робинзон.
       -Амнезию, - ответил Кит.
       -А ну покажите. Мы такой рыбы еще не видели.
       -Вот, - Жутик на ходу показал пустую ладонь. - Это и есть амнезия.
       -Понятно, - ответили ему. - Понятно, что вы за рыбаки.
      
       У Данинова подъезда Жутик подвел итог утреннему эксперименту:
       -Значит, так, Шах. Пришельцы в нашем районе есть. Теперь уже сомневаться не приходится. Цепочку, по которой мы к ним подбирались, они разрушили. Но мы снова где-то поймаем ее конец. Теперь будем настороже. Любое необыкновенное - и мы туда! Что-нибудь непонятное - и мы с тобой там. С этого дня ищем непонятное и необыкновенное, Шах!
       -А где его искать?
       -Везде! На земле, в воде, в воздухе! Это ведь инопланетяне. Они всемогущи!..
       Говоря это, Жутик еще не знал, что его слова окажутся пророческими.
      
       "А вчера мы полетим?"
      
       В лесопарк - к озеру, к осени, за опавшими листьями - водили детишек из двух соседних с ним садиков.
       Пахнущая манной кашей малышня ходила-бродила по асфальтовым дорожкам группами, иногда парами, взявшись за руки. Рядом с ними всегда шла молодая воспитательница.
       Детишки собирали в букеты листья платана и клена, глазели на уток в центре озера и на всё-всё-всё, что попадалось по пути. И обо всем переговаривались, причем каждая пара по-своему.
       На этот раз малышня из детсада "Теремок" вышла на прогулку с воздушным шаром. Воспитателница давала его понести то одной паре, то другой. На какой-нибудь лужайке дети шаром поиграют.
       По дороге к ним приблудилась собака - маленькая, лохматая, ласковая, ничья. Она бежала рядом с детьми и подходила к каждому, кто ее подзывал.
       Малыши насобирали самых красивых листьев и остановились у шумящего водосброса, к которому вел деревянный мостик с железными поручнями по бокам. Всем захотелось послушать, как шумит в водосбросе вода. И воспитательница, уставшая от детских голосов, с удовольствием стала слушать шум водопада. И тут на группу налетел сзади ветерок, вырвал у одного из карапузов шар, и тот начал подниматься над озером. Детишки дружно закричали "Ой!", замахали руками вслед шару и... вдруг оторвались от земли и стали подниматься в воздух - совсем как воздушные шары, тем более, что были разноцветные.
       Собака залаяла и тоже взлетела. Быстро перебирая лапами, она быстро догнала ребят.
       А воспитательница, ужаснувшись происшедшему, так отчаянно замахала руками, что тоже поднялась над землей и скоро догнала малышню.
       Группа детсада летела над озером.
       Все, летя над водой, испугались. Кто замолчал, а кто еще больше заойкал. У всех замерло сердце - потому что они, конечно, подумали, что сейчас упадут в озеро и утонут.
       Но никто не падал, дети парили в воздухе, покачивались, как шары, переворачивались вниз головой. Одни взлетали повыше, другие опускались пониже, но все надежно держались в воздухе.
       Кто-то из детей догадался бросить вниз желтые листья, и все стали бросать их в озеро. Листья падали по-разному - одни планировали, как самолетики, другие кувыркались, третьи летели по спирали и садились в воду, как гидропланы. Бросать листья сверху было очень интересно.
       Ветерок нес детей вместе с шаром, собакой и восптательницей к другому берегу.
       Воспитательница была уже в самой середине группы. Она успела освоиться с полетом и теперь вертела головой., беспокоясь, чтобы кто-то не отстал, не улетел в сторону, не взмыл вдруг или не опустился слишком близко к воде. Она даже вскрикивала негромко:
       -Вова, хватит тебе лететь вверх ногами! Андрей, оставь Марину в покое! Лена, поднимись сейчас же повыше!
       Интересно, что собака тоже освоилась с полетом и помогала воспитательнице сбивать ребят в кучу.
       Все люди, что были в этот час у озера, глядя на на летящих детей, превратились в статуи с открытым ртом. Но кое-кто уже показывал на них пальцем тому, кто и без него видел это чудо.
       А дети успели научиться, махая руками, как крыльями, взлетать повыше, лететь быстрее, останавливать полет и смотреть, болтая ногами, вниз, на покрывшееся рябью озеро. Как жаль, что берег приближается!
       Когда малыши оказались над песком, воспитательница скомандовала:
       -А теперь, дети, опускаемся к земле! Как парашютисты - три-четыре!
       Группа послушалась, и через минуту-две малышовый десант очутился на песке. Одни встали на ноги, другие приземлились на четвереньки. Никто не ушибся.
       Только шар, не умеющий слушаться, полетел дальше - к спортивным площадкам и тополям за ними. Все провожали его глазами, а кто-то, прощаясь, даже помахал шару рукой. Ведь, может быть, благодаря ему они сегодня и полетели.
       А собака, приземлившись, тут же убежала - должно быть потому, что к детям со всех ног спешили взрослые, которые видели их над озером.
       Они подбежали, окружили детей и разом заговорили:
       -Все целы?
       -Никто не ушибся?
       -Боже, я чуть не умерла, когда это увидела!
       -Ведь они могли упасть и утонуть!
       -Дети, почему вы взлетели?!
       -КАК ЭТО СЛУЧИЛОСЬ?!
       Дети ответили, но почему-то на странном языке:
       -Це-це бокие!
       -Коки ма потреска!
       -Огон-гон! Бо цо ма дохнул ток то-то озруло!
       -Тип ко-рак оу фьюить!
       -Р-ра то-то клю-плю-кла-фле!
       -ЧТО-ЧТО-ЧТО? - снова испугались взрослые. - ДА ВЕДЬ ОНИ ТРОНУЛИСЬ УМОМ!
       Дети опомнились и стали говорить как обычно. Но никто из них не мог толком объяснить, почему все они оказались в воздухе, над озером. Захотели и полетели! - говорило большинство.
       А воспитательница, на которую взрослые смотрели, разумеется, с подозрением - она ведь летела вместе с детьми, может, это ее рук дело! - ничего-ничего не могла сказать в свое оправдание.
       И вообще после полета она начала заикаться!
       Один мужчина, подошедший вместе со всеми, был в снежно-белом костюме, в темных непрозрачных очках, серебряно-седой и смуглый. Он ни о чем детей не спрашивал, только внимательно слушал - и вопросы взрослых, и ответы счастливой ребятни.
       Какой-то мальчик все же попытался растолковать чудо, происшедшее с ними. Он сказал:
       -Просто, когда шар взлетел, мы сильно-сильно захотели его поймать - и поднялись в воздух! Летать, - добавил он, чуть подумав, - интереснее, чем ходить.
       Но его слов взрослым показалось мало. Они заспорили, спорили долго, даже ссорились, и сошлись наконец на таком объяснении: случившееся - ИГРА ПРИРОДЫ. После этого, после произнесения этих магических для взрослых слов, группа детишек, окруженная десятком дядь и теть была препровождена в садик (чтобы, не дай Бог, не улетели куда-нибудь по дороге) и там вручена заведующей, Анне Сергеевне. Ей было дано сто двадцать пять советов, как обезопасить детей от повторения полета, КОТОРЫЙ НЕИЗВЕСТНО ЧЕМ МОЖЕТ КОНЧИТЬСЯ В СЛЕДУЮЩИЙ РАЗ!
       Уф!
       Детей отвели в игровую комнату, усадили на стульчики. С ними были Анна Сергеевна, все воспитатели, врач, даже повариха, тетя Аня в незастегивающемся на груди и животе белом халате.
       Дети спрашивали у своей воспитательницы (которая еще на озере начала заикаться):
       -А вчера мы опять полетим?
       -А вы снова будете с нами летать над озером?
       -А еще выше можно будет подняться? Над деревьями?
       Воспитательница, Елена Андреевна, оглядываясь на Анну Сергеевну, отвечала:
       -Н-ник-куда и ник-к-когда вы б-б-больше н-не п-п-п-п... - Слово "полетите" она выговорить так и не смогла.
      
       Детей оставили на врача и повариху, а воспитательницу заведующая повела в свой кабинет. Там ей был учинен допрос с пристрастием:
       -Как вы допустили, что дети у вас полетели?
       -Я н-не...
       -Почему у других воспитательниц дети не летают, а у вас вдруг полетели?
       -Я н-не...
       -Они что, опять у вас полетят? Нет, вы скажите прямо!
       Тут заикание у воспитательницы прошло, и она ответила, всплескивая руками:
       -Ну откуда я что-то могу знать! - Из ее глаз прямо-таки брызнули слезы. - Что я - волшебница? Или фея? Или Мэри Поппинс? Я просто Лена Гудкова!
       -Поппинс не Поппинс, а должны знать...
       Здесь наконец-то Лена Гудкова, и так пережившая необъяснимый и страшный полет, расплакалась и плакала так долго, что Анне Сергеевне пришлось ее успокаивать.
       После этого заведующая собрала всех сотрудников детсада в кабинете и объявила:
       -Никакого полета не было! Ни-ка-ко-го! Вот еще! Дойдет до начальства - нам покажут полеты! Дети дома, конечно, будут рассказывать про сегодняшнее - будем говорить, что это их фантазия. Понятно?
       -Понятно, - не очень дружно ответили все.
       -Еще раз повторяю: всё, что касается этого дурацкого полета, - скрыть, скрыть, скрыть!
       Несмотря на строгий приказ Анны Сергеевны, весть о полете детсадика распространилась по району. О нем говорили и спорили в утренней очереди у газетного киоска - да так увлекались, споря, что газетные новости казались ерундой по сравнению с полетом детворы.
       О событии было множество мнений, но в конце концов все спорщики сходились на одном: просто-напросто это был невидимый СМЕРЧ, который поднял детей и перенес их через озеро. Смерчи на нашей планете всё чащ. Других объяснений полету нет и не должно быть. Ежели кто заикался о том, что могут быть и другие силы, поднявшие группу детсадика в воздух, все над ним смеялись.
      
      
       Разноцветные пузыри
      
       Наши охотники за пришельцами тоже услыхали о событии, переглянулись, узнав, и решили поговорить с одним из летунов, он жил в одном подъезде с Шахом.
       Мальца звали Вовой, ему было "скоро пять". Охотники допрашивали Вову во дворе, в субботу, через два дня после события. Разговор мы приводим полностью.
       Мальчик только-только вышел погулять и раздумывал, во что бы поиграть, когда к нему подошли Шах и Беляш. Все трое сели на скамейку у подъезда.
       -Вова, конфету хочешь? - был к нему предусмотрительный воппрос Жутика.
       -Хочу, - был ответ.
       -А ты расскажешь, как вы летали?
       -Сначала дай конфету.
       -На. Рассказывай.
       Тот развернул обертку и целиком сунул конфету в рот.
       -Нам Анна Сергеевна не разрешает об этом разговаривать.
       -Ага, значит, вы не летали.
       -Летали, летали!
       -Как может человек летать без крыльев?
       -А как воздушный шар летает?
       -Вас надули, что ли?
       -Никто нас не надувал. Мы просто сделались легкие и полетели. Как воздушный шар, легкие.
       -Вас, наверно, в этот день не кормили.
       -Кормили, кормили. Мы все завтракали и молоко пили.
       -Так вы точно летали?
       -А ты никому не расскажешь?
       -Честное слово, никому.
       -Мы ТОЧНО летали. Через всё-все озеро. А потом на берегу приземлились. И Елена Андреевна с нами летала, воспиательница. Она тоже завтракала. И собака с нами летала. Вот такая, - Вова показал рукой собаку маленького росточка. (На эту информацию охотники не обратили внимания: вранья и так было слишком много).
       -У тебя еще конфета есть? - спросил летун у Жутика.
       -Есть. На.
       Малыш засунул в рот и эту конфету.
       -Мы еще, наверно, полетим, - важно сказал он.
       -Когда?
       -Елена Андреевна пообещала, что когда будем хорошо себя вести.
       -Значит, никогда, - обронил Никита. - О чем же еще тебя спросить? Ты всё-всё рассказал?
       -Всё.
       -А-а... что вы чувствовали, когда летели? - спросил Шах.
       -Нам было страшно, - без запинки ответил малыш. - И... - он задумался.
       -И что еще?
       -И еще нам было весело, - ответил Вова, - Так весело, что мы даже начали смеяться. Только не все. Одни смеялись, а другие плакали.
       -А вы, рассказывают, - вспомнил Никита, - на каком-то странном языке заговорили, когда приземлились. Это правда?
       -Бокора со-лак, - ответил Вова. - Ну и что? Если хочешь знать, мы на этом языке и сейчас говорим, и никто из воспитателей нас не понимает. Больше у тебя конфет нет?
       -Нет...
       -Тогда я пошел. Мне играть пора.
       Малец утопал, Жутик проводил его взглядом, тяжело вздохнул и сказал:
       -Прямо руки опускаются. И ум, как говорится, за разум, то есть крыша едет и едет. Ты как относишься к его байкам?
       -Когда он рассказывал, я вдруг вспомнил, что они больше всего любят пускать пузыри.
       -Вот-вот, - подтвердил Жутик, - пузыри. Разноцветные. Много пузырей... Но! Но, Шах! У полета слишком много свидетелей - что нам с ними делать?
       Даня как поднял плечи, так они и оставались целую минуту.
      
       Охотники вышли и на воспитательницу. Они подкараулили ее, когда вечером она вышла из детсадика. Но стоило им произнести слово "полет", как она страшно рассердилась.
       -Оставьте меня в покое! - ракричалась Елена Андреевна. - У меня из-за этого полета и так дырки в голове!
       Кит и Шах одновременно посмотрели на голову воспитательницы. Ничего похожего на дырки они не увидели. Голова как голова - пушистые, светлые волосы...
       -Может, и вправду смерч? - предположил Никита.
      
       О следующем эпизоде в детсадике охотники не узнали, но мы должны его привести.
       Слухи о полете дошли и до высокого начальства. И оно однажды приехало на черной машине к "Теремку".
       У летающей группы был полдник, и все сидели за своими низенькими столиками. Начальство - две женщины и один мужчина, сопровождаемое Анной Сергеевной, вошло к детям и про себя немного удивилось, что никто из них не встал при их появлении.
       -Скажите правду, - начала дознание женщина-начальник, поздоровавшись, - вы действительно летали?
       -Летали, летали, летали! - понеслось от столиков. - Мы вот так летали! - и все стали махать руками и стучать ложками по столу.
       -То есть как это? - не поверила женщина. - Не понимаю! Вот мы, например, - она обвела рукой всех взрослых, находящихся в столовой, - ни разу не поднимались просто так в воздух. Ни в детстве, ни тем более, когда стали взрослыми. Нам и в голову это не приходило. К тому же мы всегда слушались старших и не могли себе такого позволить.
       Один мальчик не выдержал и встал.
       -А хотите я покажу вам, как мы летали? - предложил он.
       -Покажи, пожалуйста, - сказало начальство в один голос, не подозревая о том, что сейчас случится.
       Мальчик замахал руками, как крыльями, и... начал подниматься в воздух. Сначала над полом, потом над столиком с тарелками, и вот он уже у самого потолка. Там он расставил руки и стал летать вокруг люстры, как самолет. При этом он жужжал, изображая мотор: ж-ж-ж...
       Мальчик немного полетал и плавно пошел на снижение. Приземлился у ног начальства, которое смотрело на него, не в силах произнести ни слова.
       Главная женщина пришла в себя первой.
       -Как тебя зовут? - задала она не самый важный вопрос.
       -Андрей! - ответила вся группа. - Андреем его зовут.
       -Скажи, Андрюша, ты собираешься и дальше летать? - Женщина спрашивала об этом так, словно малыш набедокурил и не собирается раскаиваться.
       -Конечно, - ответил Андрей. - Ведь я этому уже научился.
       -А остальные? Они тоже умеют летать? - с испугом спросила главная.
       -Не все, - ответил Андрей. - Кто тогда боялся, тот и сейчас боится. А кто смелые, как я, - летают.
       Он думал, что его похвалят, а получилось наоборот: трое приехавших на черной машине стали качать головами, укоризненно поглядывая на него и на Анну Сергеевну.
       Вдоволь покачавши головами, гости вышли и долго о чем-то разговаривали с заведующей детсадиком. Но летающую группу это нисколько не интересовало. Дети покончили с полдником и перешли в игровую комнату. Там они начали играть - кто во что. И когда кому-то хотелось по ходу игры взлететь, он взлетал над группой и игрушками и парил.
       -Только, пожалуйста, подальше от люстры, - просила летунов Елена Андреевна, их воспитательница, - а то я ведь летаю пока тяжело, и не смогу быстро отцепить.
      
       Что дал нашим охотникам полет детсадовцев? Всё же, всё же, всё же - некоторую уверенность, что пришельцы в их районе есть, и они продолжают свои игры с людьми. Объяснение тут простое: в пришельцев нашим охотникам хотелось верить больше, чем не верить в них, - и опущенные было их руки снова поднимались.
       Теперь им нужен был конец цепочки, конец цепочки! А вот тут-то инопланетяне как раз и были сверхосторожны - не оставляли ни одного следа, по которому можно было выйти прямо на них.
      
       Дядя Леша и Баба Яга
      
       На воскресенье Жутик назначил еще одну встречу с дядей Лешей. Объяснил он ее необходимость Дане интересно:
       -Голова у него дырявая, и вообще алкоголем покореженная, но вдруг он именно поэтому кое-что помнит из того эпизода, который стерли из нашей памяти. Может, что-то провалилось, но может, и застряло.
       Даня с этим оригинальным допущением согласился: пришельцы, подвергая мозги землян амнезии, могли не учесть дырявоголовых алкоголиков.
       Отыскать дядю Лешу было нетрудно - в одиннадцать с небольшим он был как штык у гастронома. Бутылки он уже сдал, искомую сумму наскреб, у него близился "момент истины".
       Вот он с грязной холщовой сумкой подошел к продавщице, выложил деньги на мраморный прилавок и получил в трясущиеся руки заветную бутылку. С чрезвычайно осторожностью (не дай бог сунуть мимо) уложил ее в сумку, проверил, там ли она, и, глубочайше вздохнув, пошагал из магазина. На лице дяди Леши было написано, что сегодняшнее его счастье обеспечено.
       На выходе из магазина его остановили охотники за пришельцами.
       -Дядя Леша, - Жутик поймал спешащего алкаша за рукав рубашки, - только на минутку. - Он знал, что на большее тот не согласится.
       Дядя Леша притормозил: настроение у него было неплохое, почему бы не перекинуться словечком-другим с подрастающим поколением?
       -Дядя Леша, помните, мы были вместе у озера?
       -Помню, любовались утренними пейзажами.
       -Дядя Леша, а помните, у вас в сумке оказались какие-то незнакомые желтые фрукты?
       -И это помню. Хотели посмеяться над Лехой? А я вам не позволил! Выбросил их к чертовой бабушке. Кто его знает, что это за фрукты-шмукты!
       -Дядя Леша, - Жутик был последователен, как арифмометр, - а что, если не мы их подложили?
       -А кто ж, кроме вас. Больше некому. В сумке у меня вначале их не было? Не было. И вдруг фрукты. Рядом со мной только вы и были - откуда ж им взяться? Нехорошо, мальчики, запросто могли Леху отравить.
       -Откуда ж вы знаете, что они ядовитые? Ведь можно было торговать ими.
       -Кто их будет покупать, незнакомые фрукты!
       -Дядя Леша, а вот если предположить, что не мы их в сумку подложили - тогда где вы их могли взять?
       -Предполагать, - наставительно изрек алкаш, - дело ученых и лошадей - у них головы большие. А наше, - он не сказал, чье именно, - мыслить трезво и логично. А, мысля трезво и логично, я пришел к выводу, что это было ваше мелкое негодяйство и насмешка. Это я у вас должен спрашивать, где вы раздобыли те желтые фрукты. Понятно, мальчики? Ну, всё! Трубы горят и вообще пожар!
       -Какой пожар?
       -Внутри, отрок. Ты этого еще не поймешь. Пока! - И дядя Леша решительно двинул в сторону лесопарка.
       Жутик бросился вдогонку.
       -Дядь Леш, дядь Леш! Еще секунду!
       Тот замедлил шаг.
       -Что?
       -Дядь Леш, вот вы бутылки в лесопарке собираете...
       -Уже который день не там. Я их теперь у Бабы Яги беру.
       -Как это? - Оба охотника остановились, будто наткнулись на невидимую стену.
       -У Бабы Яги, - подтвердил алкаш, - по пять-шесть штук за раз.
       -А... где она?
       -Эх вы - уже забыли! В детском же саду! Домик-то избушка там чей? Известно - Бабы Яги. А в нем по вечерам нехорошая молодежь собирается и распивает, так сказать... Тоже мне, ресторан нашли! И бутылок там по утрам...
       -Всё, дядя Леша, - грустно проронил Жутик, - больше у нас вопросов нет.
       -И на том спасибо, - сказал дядя Леша и свернул за угол дома.
      
       Как созревают выводы
      
       Мы не сказали, что в лесопарк выводили на прогулку собак. Собаки были всех возможных пород - не было только кровожадных бультерьеров и питбулей, запрещенных почти во всем мире за то, что они бросаются даже на детей.
       Собак водили на поводке и так. Местные собаки, которые жили при детском садике, облаивали из-за сетчатого забора собачью знать, но знать она и есть знать: себернары, колли, доги, боксеры и овчарки проходили мимо безродных шавок, не поворотив к ним головы, их возмущение выдавала только встопорщенная шерсть на загривке.
       Кроме собак, в лесопарке, в двух местах - возле детского городка и недалеко от недостройки, жили кошки. Кошек кормили пенсионеры. Кошки эти были ленивые, жадные и канючливые. Они притворялись самыми несчастными животными в районе и добивались своего - многие пожилые люди, особенно, конечно, женщины, приносили им еду.
       Всё это мы рассказываем к тому, что животными в парке никого не удивишь
       После того, как охотники открыли, что амнезия - тоже след, они повадились в лесопарк. Где-то здесь с ними случилось такое, что инопланетянам - больше некому - пришлось стирать из их памяти. Где-то здесь, где-то здесь... что? что? И ребята осматривали каждое дерево, каждый куст, каждую ложбинку, каждую яму, они прислушивались ко всякому звуку, даже принюхивались (свежеопавшая листва, кстати, пахла, по мнению Шаха, грецкими орехами). Но ничего особенного не было ими замечено, ничего незнакомого, ничего, что привлекло бы внимание. Нет, вру. В день, который мы описываем, Кит, остановившись перед ярко-красным деревом скумпии, сказал:
       -А здесь красиво.
       -Ты раньше этого не знал?
       -Некогда было, - ответил отличник.
       Они прогуливались по асфальтовой дорожке, проложенной поперек лесистого склона: деревья были и справа, и слева. С акаций (вперемешку с кленами) по бокам дорожки уже слетали листья и то тут, то там в поредевших кронах виднелись летние домики птиц. На сером асфальте осень раскладывала листвяной узор...
       И вдруг, подняв головы от разноцветных листьев на дорожке, они увидели сцену, которая сразу привлекла их внимание.
       Впереди шли трое: высокий седой мужчина в белом костюме, собака и... кот. Собака шла слева от него, а кот - справа. Гордая белая спина мужчины, шавка, помесь "фикуса и примуса", и рыжий, как осень, кот с серым, поднятым мачтой хвостом.
       Охотники от неожиданности остановились.
       -Дрессировщик, - предположил Шах. - Дрессировщик в отпуске.
       -Может, он их подкармливает? - высказал вторую догадку Кит.
       Но в руках Белого не было никакого кулька, а в карманах костюма, ясно, и быть ничего съестного не могло. Да и животные шли рядом с ним, а не позади, клянча еду.
       -Следим! - распорядился Беляш, и они неслышными шагами двинули за странной троицей.
       Та шла не торопясь; собака время от времени поднимала голову к седому, словно прислушиваясь к тому, что он вполголоса им говорил, а кот пошевеливал кончиком хвоста.
       Вдалеке показалсь женщина с большой овчаркой. Увидев Белого и его сопровождение, она подозвала собаку и надела поводок.
       Когда обе группы поравнялись, женщина, зная, видимо, норов своей собаки, ступила с асфальта в траву. Но овчарка, пропуская мимо себя шавку, вдруг зарычала и рванулась к ней. Женщина упала на колени, овчарка вцепилась в помесь "фикуса и примуса". Раздался рык, шавочий визг и женский крик:
       -Рекс, фу, фу, Рекс!
       Белый молча отступил, чтобы овчарка сгоряча не хватанула его за ноги, ребята бросились к месту происшествия, а кот... кот, вместо того, чтобы прыснуть в кусты или зашипеть, выгнул спину, выбрал момент и прыгнул на спину овчарки. Прыгнув, вцепился когтями в загривок, да, видать, так сильно, что та, домашняя все-таки псина, бросила шавку и завизжала... Хозяйка теперь смогла оттащить собаку от жертвы; овчарка, однако, сбросив с себя кота и глянув на противников, вставших рядом, только зарычала, подняв шерсть на загривке дыбом...
       -Так, - сказал Белый, одним этим словом оценив обстановку, и бросил своим подопечным: - Пошли!
       Все трое повернулись и двинулись прочь; женщина, таща упиравшуюся собаку, стала спускаться прямо по склону, подальше от дорожки.
       -Смотри, Шах, смотри! - прошептал Жутик, показывая на шавку.
       Даня посмотрел и увидел: с левого бока собаки свисает лоскут шкуры величиной с тетрадь, а шавка бежит как ни в чем ни бывало...
       -Видишь? - спросил Кит.
       -Вижу.
       -А крови-то, обрати внимание, нет!
       -Как нет? - Даню будто стукнули чем-то сверху.
       -А ты глянь на асфальт.
       На асфальте не было ни капли крови - только клочки шерсти.
       Шах посмотрел вслед тройке; тут Белый оглянулся. Даня поразился его черным очкам - будто через них на него смотрела сама темнота.
       -Кит, - повернулся он к Беляшу, - Кит, что это такое?
       Лицо ученого друга было серьезным.
       -Пока не знаю, - сказал он. - Пока не знаю, но, кажется, догадываюсь.
       -Скажи, Кит! - взмолился Даня.
       -Вывод еще не созрел, - был ответ, - дай мне время.
      
       Кто-о-о?
      
       У Коли Башлыкова (по прозвищу Шашлык) заболела мать: беда случилась с сердцем. Пришел врач и велел ей лежать дома и лечиться. Раз в день к ней приходила медсестра делать уколы. Но сердце все равно "схватывало", и Шашлыку приходилось бегать к телефонной будке, чтобы вызвать "скорую". Будка была одна на десяток домов. Раньше, до болезни матери, трубка с телефона обрывалась им и его дружками так же регулярно, как во всем районе. Сейчас же Шашлык хмуро предупредил своих, что за эту трубку оторвет голову любому, кто к ней притронется, и объяснил, почему.
       Жители всех десяти домов не могли понять, отчего телефон цел уже третий день, и спрашивали друг у друга, в чем причина такого чуда, но никто причины не знал.
       Однажды мать разбудила Колю (так звала его, кажется, одна она) в три часа ночи.
       -Беги звонить, сердце опять проваливается! - Лицо у нее было серое, как мешковина.
       Шашлык испугался цвета лица, накинул на плечи куртку и понесся к телефону.
       Фонарь, висящий высоко над телефонной будкой, был разбит, скорее всего, кем-то из его компании, а может, и им самим.
       Шашлык зажег спичку, схватился за трубку... за трубку, думал он, а ощутил под пальцами растянутую пружину и лохмотья проводов. Трубка была оборвана. Он выскочил из будки.
       -Кто-о-о? - закричал он на всю огромную темноту, что раскинулась над городом.
       - Кто-о-о-о-о?
       Дома вокруг были темные, спящие; слабо светились только подъезды, да и то не все. Ни одного звука не услышал он в ответ на свой крик.
       Другой телефон был за тридевять земель, да и там трубки могло не быть. Шашлык, потоптавшись возле будки, бросился домой.
       У своего подъезда он увидел "скорую"! Три белых халата уже поднимались по лестнице. Шашлык обогнал их.
       -Вы к кому? - спросил он. "Скорую" мог вызвать к себе кто-то из соседей.
       Первым поднимался высокий мужчина с седыми, аккуратно подстриженными усами и смуглым лицом. Шашлык вспомнил, что, кажется, от него получил несколько дней назад десятку за брошенный в урну окурок. Так вот кто он такой! Врач! Да еще и чудик...
       -К вам, - коротко ответил смуглый. - Вот эта квартира?
       Шашлык, мало что понимая, открыл дверь, халаты вошли, врач, глянув налево и направо, направился в материну комнату. Мать - серое, как мешковина лицо, обострившийся нос - смогла только повернуть к вошедшему глаза. Седой и смуглый, только глянув на женщину, подсел на ее кровать и взялся на запястье. Потом протянул назад руку и что-то коротко сказал санитару, стоявшему в дверях. Тот вынул из сумки желтую коробочку, передал. На коробочке щелкнул рычажок и он оказался прижатым к груди женщины.
       Через некоторое время Наталья Ильинична глубоко вздохнула. Лицо, заметил Шашлык, порозовело. Она с трудом, но улыбнулась!
       -Сразу отпустило, - сказала она, - ой как дышать хорошо!
       Смуглый оглядел комнату, небогатую ее обстановку, остановил глаза на сыне женщины, стоявшем вместе с санитарами у двери. У того дергалась отчего-то левая бровь и он никак не мог ее остановить. Некоторое время смотрел на него, вот опять повернулся к женщине.
       -Сейчас вы уснете, но прибор не снимайте. Мы его прикрепим к телу. -Поверх коробочки легла прозрачная лента, очевидно, клейкая. - Снимете утром, а на ночь снова приложите к груди. Можно и днем, если "схватит". И так несколько раз. Не меньше семи-восьми.
       Снова обернулся к Шашлыку и сказал негромко:
       -Если сорвать сейчас этот прибор, твоя мать может умереть. - Помолчал, пристально глядя на подростка. - То же произойдет, если ты оборвешь в очередной раз телефонную трубку. Умрет или твоя мать, или кто-то другой.
       -А куда после его отнести? - спросила Наталья Ильинична про прибор. Она совсем уже ожила.
       -Оставите у себя, он из бесплатного фонда. Только не забывайте выключать. Вот рычажок.
       Врач встал и направился к двери.
       Шашлык набрался смелости, чтобы задать мучивший его вопрос:
       -А кто вас вызвал к маме?
       -Ты, - был ответ. - Мы проезжали мимо и услышали твой крик. А один из санитаров знал, где ты живешь. Вот он, - смуглый кивнул на парня в белом халате.
       Шашлык глянул на парня, потом на другого - они походили друг на друга, как близнецы; никогда и нигде он прежде их не видел.
      
       Кит и Шашлык
      
       Утром Шашлык, посланный за хлебом и молоком, заглянул в телефонную будку. Лохмотья провода свисали до самого пола, пружина была растянута.
       "Узнаю, кто - не жить ему в нашем районе" - решил он, в доказательство стукнул кулаком по телефону и расшиб руку до крови.
       В магазине Шашлык, посасывая раскровавленное ребро ладони, взял что нужно, не заметил очереди у кассы, даже не ответил ни одним словом на возмущенные вопли выстроенных в ряд пенсионеров и молодых мам и выскочил на улицу.
       Шашлыку нужно было сейчас с кем-то поговорить. Во-первых, повидать своих и узнать, кто мог сорвать телефонную трубку. Во-вторых, потолковать о Белом. Что он вдвойне ненормальный: десятку за окурок - раз, да и врач, каких сейчас не бывает. Это ж надо - услышать чей-то ночной крик, сходу понять, какая беда происходит, вычислить адрес, подняться на четвертый этаж... и что за коробочка на маминой груди? Таких он не видел, хотя врачи в их квартире, уколы, валокордин и таблетки не новость. Загадок Шашлык не любил, он с ними разделывался в два счета. А эта мучила, как зубная боль. В ней был привкус чего-то такого... Шашлык вспомнил, что после ухода бригады "скорой" в комнате матери остался странный запах - не пахло ни машиной, на которой она приехала, ни уколами, а чем-то настолько незнакомым, что это тревожило - так, может быть, тревожит поисковую милицейскую собаку запах наркотика в чьем-то чемодане.
       Так с кем же об этом всём поговорить? Размышляя, Шашлык остановился.
       Тут на него налетели и чуть не выбили из руки хлеб. Это были шестиклашки, они неслись на большой перемене в кондитерский отдел магазина. Шашлык пнул кого-то в толстенький задик и, пнув, узнал в обернувшемся Балашова, соседа по улице, такого умного, что, по слухам, уже сейчас учится на ученого.
       Шашлык дождался умника у школьного забора. В руке того был изрядный кусок нежного и сладкого рулета. Беляш был схвачен крепкой Шашлыковой рукой.
       -Пусти! - забился он, как рыба, пойманная на крючок. - Пусти, чего ты!
       -Слушай сюда, - остановил трепыхание вчерашний враг, а ныне защитник телефонов. - Есть к тебе ученый вопрос.
       Никита притих и проверил, целы ли пуговицы на рубашке. После этого он поднял глаза на Шашлыка. Ничего хорошего в его лице он не увидел.
       -Какой вопрос?
       -Ты, говорят, на ученого учишься?
       -Я член детского научного общества, - неприязненно ответил Никита. - А на ученых учатся, как ты говоришь, в аспирантуре.
       -Ну все равно рубишь, - решил Шашлык. - У меня такое случилось, что хоть академиков зови.
       -Что же? - нисколечко не поверил в такое Никита. Он покрутил головой, а глаза его еще больше похолодели и сузились, как всегда, когда он разговаривал с дилетантом, а то, что Шашлык дилетант почти во всем, он не сомневался.
       -Пойдем в сторонку, покурим, я тебе всё расскажу.
       -Я не курю, - так же неприязненно ответил Никита.
       Они присели на каменное основание школьного забора, Шашлык закурил и, смущаясь и запинаясь, рассказал про свое первое знакомство с Белым, про тот престранный разговор с Сенчиком, когда в руке у него, Шашлыка, была телефонная трубка, а Сенчик шел с пустыми руками в аптеку. И еще рассказал про нынешний ночной эпизод: тот же чудной Белы оказался в нужное время в их доме. Что-то тут не то и не так, как должно быть...
       Он думал, что отличник его осмеет, - и было за что! - но Никита выслушал его невероятнй рассказ спокойно (несмотря на то, что внутри у него бушевало пламя, как в паровозной топке). Выслушал и сказал невозмутимо:
       -Интересно... Интересно... А больше ты ничего необычного не видел?
       Шашлык помотал головой. Никита потер переносицу и поднял на него ясные - уже без холода - глаза.
       -Ну и что ты сам обо всем этом думаешь? - Вопрос был задан на тот случай, не думает ли Шашлык так же, как они с Шахом.
       -Фокусы, - неуверенно ответил враг скамеек. - Или этот Белый - экстрасенс.
       -Вполне возможно, - быстро согласился Никита, думая о своем.- Хорошо, что ты рассказал нам об этом.
       -Кому это нам?
       Никита понял, что чуточку проговорился.
       -Я сказал "нам"? Ну, я имел в виду наше общество. Я ведь расскажу там об этом феномене.
       -О чем, о чем?
       -О том, что ты назвал фокусом экстрасенса. Так твой Белый часто бывает в лесопарке?
       -Бывает, - закивал Шашлык. - Ходит, смотрит...
       Никите не терпелось поделиться с Даней.
       -Ладно, Коля, - откуда-то он знал настоящее Шашлыково имя, - спасибо за информацию.
       -Пока, - Шашлык протянул Никите руку. - Если что еще узнаю, скажу.
       Никита понесся в школу, на бегу откусывая от куска рулета. Перемена давно закончилась, он влетел в класс запыхавшись.
       -В чем дело, Балашов? - спросила Раиса Ивановна. - Уже и ты начинаешь опаздывать?
       Беляш смахнул крошки рулета с губ.
       -Я домой бегал, - соврал он, разыскивая глазами Даню. - Бабушке надо было лекарство купить и отнести.
       Он сел на место и оглянулся. Как ему не хватало сейчас Шаховой телепатии! Он бы передал ему, что след пришельцев вновь отыскан!
      
       Голубь
      
       Это был один из тех моментов, когда не успеваешь даже крикнуть. На краю тротуара у продовольственного магазина стояла мама с малышом лет, наверно, трех. Она разговаривала с другой женщиной и держала сына за руку. А тому хотелось от материной руки освободиться. Он дергался, дергался и наконец мама, увлеченная разговором, отпустила его. Малыш огляделся, увидел что-то на другой стороне улицы и стремглав понесся туда. Он побежал неожиданно для мамы и неожиданно для машины, разогнавшейся по пустой мостовой. Несчастья было не миновать. Все, кто видел это, замерли, и даже крик ни у кого не успел вырваться.
       И тут случилось вот что. Навстречу малышу с ветки дерева у дороги пулей кинулся голубь. За один шаг, за долю секунды до столкновения с машиной, он налетел на мальчугана, ударил его собой в лицо - тот остановился, успев сбросить с себя голубя. Машина пронеслась в полуметре от малыша, сшибла птицу и отбросила ее, то ли оглушенную, то ли мертвую на асфальт.
       Крик матери раздался одновременно с визгом тормозов.
       К месту происшествия бежала вся улица. Мать схватила малыша на руки, унесла к магазину, где прижимала к груди, целовала, ругала, шлепала, обливала слезами, осыпала поцелуями и снова шлепала. Вокруг матери с чудом спасшимся сыном шумела толпа - радовалась, обменивалась впечатлениями, охала, ахала, грозила кулаками, сумками и палками шоферу, а тот, бледный, как мука, стоял возле машины и не был даже в состоянии найти трясущейся рукой карман в брюках, чтобы достать зажигалку и закурить.
       Голубь бился на тротуаре, вертясь на одном месте, и Кит с Шахом, видевшие всё с начала до конца, подошли к нему.
       При их приближении голубь поднялся на лапки, попятился, попытался взмахнуть крыльями, но только поднял пыль, а улететь не смог. Оглушенный или раненный ударом машины, он ходил по кругу - хромая и волоча одно крыло.
       И вдруг ребята услышали, что голубь говорит! Говорит на человеческом языке!
       -Мне кажется опасной точка зрения, - говорила раненая птица, не шевеля раскрытым клювом, - которая в последнее время активно внедряется в общественное сознание: новые чиновники ничуть не лучше старых, надежд не оправдывают, а потому - стереть их в порошок, в грязь втопать и призвать еще более новых, истинно честных и неподкупных...
       Дикция у голубя была прекрасная, каждое слово звучало отчетливо. Охотники остолбенели.
       -Нет таких, - вещал голубь, продолжая кружить на месте, - их просто не существует в природе...
       -Что-что? - Первым опомнился, конечно, будущий ученый.
       И сей же момент голубя встряхнуло, он подпрыгнул, насколько ему позволяла хромота, и чуть не оглушил мальчишек музыкой, которая грянула прямо из него.
       -Транзистор, - прошептал Жутик, - это транзистор, Шах!
       Даня ничего не ответил. Слово "транзистор" никак не связывалось у него с видом подбитой птицы, ходящей перед ними по кругу. Может, музыка исходит все-таки не из голубя? Он оглянулся. Толпа, теперь уже состоявшая почти целиком из женщин, всё еще окружала у магазина мамашу с малышом, чуть не попавшим под машину. И дом, где в окно могли выставить приемник, далеко. Он поднял голову - над ними была разноцветная крона осеннего клена, никто на нем не сидел, показывая им язык..
       -Шах, мы должны его поймать!
       Голубь шарахнулся от Никиты в сторону, но Даня оббежал его, растопырив руки, упал на колени и в ту же минуту раненая птица оказалась прижатой к его груди. Теперь сомнений не было: эстрадный концерт лился из нее, хотя голубь был как голубь, вернее, кольчатая горлица - черное полукольцо на шее, бежевый окрас, желтые лапки, оранжевые глаза.
       -Лечить будете? - спросил проходивший мимо мужчина.
       -Лечить, - отетил Кит, - не суп же из него варить.
       -Вы ему попить сразу дайте, - посоветовал мужчина. Хорошо, что он не разобрался, откуда музыка.
       Голубя решили отнести к Никите, у которого дома была полуглухая бабушка, не носившая слухового аппарата оттого, что не считала себя до такой степени старой.
       Легкая музыка по дороге кончилась, ребята выслушали почти весь информационный выпуск, чем, кстати, заслужили одобрительные взгляды прохожих: вот, мол, школьники, а уже приобщаются к заботам взрослых. Слушают новости, а не этот распроклятый рэп... Охотники выпуск выслушали и убедились, что голубь в самом деле еще и радиопримник. Кит поискал, где у него регулятор громкости, но не нашел, а голубь клюнул его в руку.
       Дома птицу отнесли на балкон, где у Кита пустовала клетка от издохшего волнистого попугайчика, которого он хотел научить говорить. Оказавшись в клетке, голубь объяснил, что теперь он приглашает всех, кто хочет побольше узнать об обычаях народов Дагестана, и начал, по-профессорски кивая и всё еще кружа, излагать материал.
       Кит и Шах у клетки прямо-таки застыли, словно птица рассказывала им, где спрятан бесценный клад или предсказывала будущее.
       -А знаешь, Шах, - зашептал вдруг Жутик, - знаешь, что это такое на самом деле?
       Даня, не отрывая глаз от горлицы, мотнул головой. Он всё еще примерял слово "транзистор" к этой удивительной птице.
       -Это... - Жутик развернул Шаха и подтолкнул его к выходу с балкона. - Это... - продолжил он в комнате всё еще шепотом, - это - РОБОТ!
       -Робот? - переспросил Даня. - Голубь - робот?
       -Да и еще двадцать пять раз да! Теперь я знаю всё! Помнишь кота, который превратился в тигра? Помнишь собаку в лесопарке, у которой полшкуры волочилось по асфальту?
       -Помню...
       Охотники пересекли всю квартиру и оказались в кухне, у окна, где продолжили разговор уже обычными голосами:
       -Это тоже роботы! - уверял Беляш. - И голубь! Ты думаешь, роботы это металлические дуроломы? Дудки! Если пришельцы не очень-то хотят показываться людям, на их роботов тоже никто не должен обращать внимание. Вот они и сделали их в виде наших уличных животных - кота, собаки, голубя. Это скорее всего их разведчики - понял?
       -Понял, - сказал Шах. То, что сообщил Жутик, в голову пока что не проникало, а билось в ушах. - Ты говоришь, разведчики?
       -Тысячу раз да! Миллион раз! Их, наверно, посылают на места происшествий, откуда они передают людские разговоры, мнения... Думаешь, для чего та собака летала с детсадиком? Это разведчики-трансляторы...
       -А голубь? Он же бросился...
       -Объясняю. Видимо, в роботов вложен еще и "инстинкт защиты" человека в случае опасности. Вот он и остановил того карапуза, а сам чуть не погиб. Собственное существование для него в этом случае имело второстепенное значение...
       Жутик случайно глянул в окно.
       -Шах, смотри! - он показывал пальцем на кого-то на улице.
       Даня глянул. Внизу, по тротуару под окном третьего этажа, важно шестововал, поглядывая сквозь темные очки по сторонам, высокий среброголовый мужчина в белом костюме.
       -Ну и что? - спросил он.
       -Потом объясню. Вот кто мне нужен!
       Жутик даже не оглянулся на Даню, и понесся из кухни. Хлопнула дверь на балкон, он показался с голубем в одной руке и хозяйственной сумкой в другой.
       Четыре каблука дробно простучали по лестнице. Больше всего Кит боялся, что Белый исчезнет.
       -Скорей, скорей! - торопил он
       Но мужчина в белом костюме ушел не далеко.
       -Извините, пожалуйста... - Беляш тронул сзали рукав незнакомца.
       -Да, мальчик? - Мужчина мачтовой своей прямизной напомнил капитана океанского лайнера в кино. Или богатого его пассажира.
       -У нас голубь, - показал Жутик на сумку, в которую упрятал птицу, - он сломался...
       -Голубь? Сломался? - удивился незнакомец.
       Удивился нелепому слову "сломался" и Даня.
       Из сумки раздавались приглушенные звуки гитары.
       -Ну да, его машина сбила. Нам кажется, что вы можете его починить. - Второе нелепое слово. Жутик не сводил глаз с "капитана".
       -Починить? - недоумевал Белый. - Разве голубей чинят?
       -Некоторых да. - Кит вытащил птицу из сумки (гитара зазвучала на полную громкость) и протянул Белому.
       Тот взял горлицу и, только на нее глянув, перевел глаза на Никиту.
       -Почему ты думаешь, что эту птицу нужно показывать именно мне?
       Отличник на это ничего не ответил. Он просто продолжал смотреть на незнакомца.
       -Ага, - сказал Белый, словно услышал какой-то ответ. - Ну что ж... Может быть, я смогу помочь этой... - он сделал паузу, - этой птице.
       Сунул руку в карман, пальцы там шевельнулись, и гатара смолкла. Он взял у Никиты голубя и сделал уже движение, чтобы уйти, но мальчик остановил его, тронув за рукав:
       -А можно мы вас проводим? - И объяснил просьбу: - Нам голубя так жалко! Он знаете, что сделал?
       Ну и хитрюга этот Кит! - подумал Шахов
       Белый чуть наклонил голову давая согласие, все трое пошли рядом. Жутик рассказал про случай на мостовой.
       -Очень хорошо, - одобрил незнакомец поведение горлицы, - очень хорошо! Такую птицу, безусловно, стоит полечить.
       Они завернули за угол гастронома и оказались под высокими тополями с темными пятнами галочьих гнезд.
       -Вы хотите, как я вижу, идти со мной и дальше? - спросил Белый, остановившись.
       -Да, - твердо сказал Кит и добавил: - Если можно.
       Даня понял, что наступила, кажется, самая ответственная минута за всю их охоту. Если Белый согласится... Он впился глазами в его смуглое лицо.
       На них обращали внимание: белоснежный джентльмен с голубем в руке и двое мальчишек, поднявших к нему головы. Что их связывает? Джентльмен - явно иностранец, а мальчишки что-то у него клянчат? И что за голубь? Кто-то уже останавливался, чтобы вмешаться, как незнакомец снова произнес приятные для слуха слова:
       -Ну что ж... тогда идемте.
      
       Охота. Глаза в глаза.
      
       Дальнейшие пять-шесть минут все шли молча: незнакомец впереди, "охотники" сзади. Дорога вела к лесопарку. Вот показались два рыжеющих каштана над началом асфальтовой дорожки, что вела к озеру, блеснуло его зеркало, послышался шум водосброса.
       Миновали водосброс, приблизились к стене деревьев, стали подниматься по лестнице, идущей до самого верха лесопарка. Белый шел по-прежнему впереди и такой прямой, что казалось, будто король восходил к своему трону.
       Шах тронул друга за плечо, прошептал:
       -Кит, я боюсь.
       -А я, думаешь, не боюсь? - тоже шепотом ответил Жутик. - Но ведь иду же.
       Их провожатый за всю дорогу ни разу не обернулся. Если бы они вдруг притормозили, передумав, он бы, наверно, и не заметил этого. Весь его вид говорил: хотите - идите, не хотите - ваше дело.
       Шах с трудом заставлял себя поднимать ноги на ступени, но всё же поднимал - оставить Жутика, идущего на ступеньку впереди, одного он не мог.
       Белый остановился. Подождал, пока ребята поднимутся к нему, и сказал, глядя на мальчишек сверху:
       -Сейчас пойдем по лесу - так будет короче. - Хотел, кажется, о чем-то спросить, но передумал.
       Свернули с лестницы, оказались среди деревьев. Здесь под ногами затрещали сухие сучья, зашелестела успевшая опасть листва.
       Сквозь деревья засветилась под солнцем поляна. Провожатый вышел на ее край и оглянулся на спутников. Они подошли... Трава на поляне была желтая, колючая. Из-под ног сделавшего еще один шаг Дани запоздало выпрыгнул кузнечик, он ступил было за ним, но Белый его остановил:
       -Дальше не надо. - И направил взгляд темных очков на Никиту. - Я знаю, что вам известно, кто мы такие.
       От этих слов, хоть и ожидаемых, обоих охотников сковал мороз ужаса. Теперь спасительных сомнений нет - перед ними пришелец!
       Перед ними пришелец!!!
       -Никита (Белый знал его имя!) был прав, заподозрив наше присутствие. Да, мы с некоторых пор живем среди вас...
       Жутик что-то порывался сказать, но не мог, только губы шевелились.
       -Сейчас я отвечу тебе, - понял и без слов Белый. - Мы прилетели из созвездия Кассиопеи - так оно называется у вас.
       -Я знаю, где оно, - прорвало вдруг Жутика, и он заговорил, не останавливаясь: - Я быстро нахожу на ночном небе Кассиопею, Ковш, Стрельца... Ой, извините! У меня к вам столько вопросов!
       -Ну, спрашивай. - согласился пришелец. - Может быть, мы сядем?
       -А-а... на что? - спросил Кит, думая, как инопланетянин сядет на пыльную траву в своем белейшем костюме.
       Тот протянул руку за спину и в ней оказалась трехногая белая и легкая табуретка. Одна, другая, третья... Он доставал их словно из-за невидимой стены. Мальчишки с опаской сели на табуретки, сел и Белый. Голубя он сунул за "стену" и тот пропал.
       -Ну, спрашивай, - повторил "капитан".
       -Как вас зовут? - был первый вопрос Кита.
       -Мне больше подойдет ваше имя - Сергей Владимирович, хотя, как вы понимаете, меня зовут иначе. Итак, Сергей Владимирович.
       Даня помалкивал. Он не считал себя подготовленным к разговору с инопланетянином, несмотря на то, что сидел напротив него. Зато Кит (Кит - он кит и есть!) уже освоился с обстановкой.
       -Сергей Владимирович, в нашем районе творилось такое! Это всё ваших рук дело?
       -Мы старались избегать, по возможности, сильных... эффектов. - Чувствовалось, что пришельцу приходится подбирать слова. - Только чуть-чуть помогали людям осуществлять свои э-э... желания.
       Жутик проглатывал эту бесценную информацию, как лакомые кусочки - не жуя.
       -Мы знаем про все ваши чудеса? - перебил его Жутик.
       -Я бы не стал называть эти небольшие умения чудесами. Они доступны многим мыслящим существам Вселенной. Простой полет, умение переговариваться на расстоянии без помощи техники, нуль-перелет, то есть мгновенное перемещение с места на место и на любые расстояния...
       Руки Жутика, заметил Шах, схватились друг за дружку так, что побелели пальцы.
       -Мы знаем обо всем, что произошло в нашем городе?
       -Нет, конечно. Вам известна лишь малая их часть. Другая часть э-э... наблюдалась другими людьми вашего города. - Тут Белый прокашлялся. - Не все, однако, отнесли необычное на наш счет, как вы. Здесь мы столкнулись с тем, что некоторые наши, скажем, новшества приписываются несуществующим силам...
       -Я знаю, о чем вы говорите.
       Шах не знал.
       -А ведь через время осуществится еще кое-что...
       -Нас ждет что-то экстра..? - встрепенулся Кит.
       -Нет, на это мы бы не пошли. Я уже сказал: мы помогаем вам чуть-чуть - может быть, на уровне ваших сказок, где закодированы мечты человека Земли. Или вашей фатастики, которая уже делает первые наброски будущей реальности и даже подсказывает методы...
       -Ваша цивилизация...
       -Да, она намного... - тут снова была пауза, словно Белый подбирал слово, - старше, - нашел он это слово, - земной.
       -Вы похожи на нас? - Этот же вопрос вертелся на языке Дани.
       Белый опять чуть помедлил с ответом.
       -Не совсем, - подобрал он наконец нужное выражение.
       -Значит, всё это... - Жутик показал глазами на темные очки, белый костюм, вообще на собеседника, - всё это...
       -... маскарад, - кивнул пришелец.
       -А летающая собака, рыжий кот и этот голубь?
       -Ты был прав: это наши... как вы говорите, роботы.
       -А рыба? А те диковинные фрукты - это ваша пища?
       -Да.
       -А... - Жутик, чувствовал Шах, все время хочет задать какой-то острый вопрос, но, видимо, не решается или не может сформулировать. - Так хочется узнать о вас побольше! - вместо вопроса воскликнул он.
       -Я повторю, - сказал Белый, наверняка читая мысли Жутика, - цель нашего визита на Землю - знакомство... нет, ознакомление с вами. Небольшие эксперименты... Каждый член группы занят своим исследованием. Знакомство же будет впереди и оно... да, оно ничем вам не грозит - тебя ведь беспокоит именно эта мысль?
       -Вы знаете всё, о чем я думаю?
       Белый чуть помолчал.
       -С некоторого времени мы "подключились" к твоему другу.
       -Почему вы меня не наделили телепатией?
       -Ты к ней меньше расположен.
       -А-а... значит...
       -Да, у Дани другие способности. В частности, к телепатии.
       -Вы долго здесь пробудете?
       Теперь разговаривали, похоже, два автомата: сразу за вопросом следовал ответ.
       -Мы улетаем сегодня.
       -Что?! - Жутик не сдержал выкрика.
       -Сегодня, - подтвердил Белый.
       -А где ваш корабль?
       -Здесь.
       -Где? - Кит привстал и стал оглядывать деревья за поляной.
       -Он за моей спиной.
       -Понятно, - сказал Жутик. - Он невидимый?
       -Нет... Это неточно сказано.
       -Как же поточнее?
       -Ты должен был слыхать о других измерениях.
       -Конечно, - уверенно подтвердил Кит.
       -Итак, другое измерение.
       -Вы нам покажетесь?
       -Нет, это лишнее.
       -Значит... - голос Жутика дрогнул (один из автоматов дал сбой), - значит... мы прощаемся?
       -Да.
       -Что вы скажете на прощание? Или, может, сотрете в нашей памяти и эту встречу?
       -Нет, стирать не будем. Я говорил, что вам в скором времени предстоит увидеть кое-что необычное или экстра, как ты говоришь, - наш визит будет ему объяснением.
       -Объяснением только для меня и моего друга?
       -Нет, вы можете рассказать о нашей сегодняшней встрече и этом разговоре.
       -А доказательства? Нам не поверят.
       -Мы пролетим над городом так, чтобы нас видели все.
       Жутик помолчал.
       -Сергей Владимирович, мне всё время кажется, что я вас где-то уже видел. При каких-то странных обстоятельствах.
       -Да, мы встречались.
       -Где?! - снова выкрикнул Жутик.
       -У пещеры. Там, где наша... оранжерея. Маленькие деревца, желтые плоды.
       -А-а, так вот что вы стерли! И все-таки я кое-что вижу, но так смутно...
       -А сейчас? - спросил Белый. Он внимательно смотрел на Никиту.
       -Сейчас яснее. Какая-то пещера... Дядя Леша... Данька... Да, точно - маленькие деревца! И желтые плоды на них. А потом вы, наверху!.. Так вот что было в то утро! А где находится эта пещера?
       -Вы ее после найдете. Мы оставляем деревца вам. Наши фрукты уже начали распространяться по городу - кое-кто наблюдал, как быстро прорастают их семена. Деревца будут еще одним доказательством нашего визита.
       -Спасибо, - поблагодарил Кит. - А скажите, - его вопросам, казалось, не будет конца, - был у вас разговор с кем-то из наших взрослых?
       -Разумеется. Мы узнали то, что нам было нужно.
       -А они об этом знали? О контакте?
       Белый улыбнулся, таким образом оценив Жутиков вопрос. Ответил уклончиво:
       -Не всегда.
       -Вам, конечно, известно, чего нам хочется?
       -Да.
       -Хоть одним глазком! - взмолился Кит.
       Шах снова не знал, о чем говорят Кит и пришелец.
       -Это осуществимо, - сказал Белый, - осуществимо и предусмотрено нами. Вы сможете смотреть даже двумя глазами. Пусть это будет еще одной памятью о нашей с вами встрече.
       Пришелец сунул руку в верхний карман пиджака и, вынув оттуда две металлические, судя по блеску, горошины, протянул их Никите.
       -Что с ними делать? - спросил тот, получив в ладонь тяжелые шарики.
       -Сунуть в ухо.
       -И всё?
       -И всё.
       -Можно сейчас?
       -Нет. Сейчас вам нужно уйти отсюда. Мы улетаем. Вам здесь оставаться опасно. Наш старт через час.
       Жутик вынул носовой платок, тщательно завернул в него шарики, сунул платок в карман брюк.
       -Мы за вами столько охотились... - с сожалением сказал он.
       Белый улыбнулся слову "охотились".
       -Ой! - вскрикнул вдруг Кит. - У меня же еще один вопрос! Как же чуть о нем не забыл! Вот, - торопился он, - вот какой вопрос. А вы... извините, пожалуйста... я не хочу вас обидеть, но...
       Белый смотрел на Кита с улыбкой.
       -Я понял, о чем ты хотел спросить, - сказал он. - Думаю, что мой ответ попадет на подготовленную почву. И да, и нет. И нет, и да.
       -Я тоже понял, - кивнул Кит. - Мысли землян затрагивали эту тему.
       Шах в этом кусочке разговора ничего не понял.
       -А теперь - прощайте, - сказал Белый. - Мы, наверно, больше не увидимся. Но я расскажу о вас своим детям. И когда они прилетят сюда, то найдут вас, Никита и Даниил. Найдут, даже если вы к этому времени станете взрослыми.
       -Так долго ждать! - вырвалось у Жутика.
       Пришелец на это ничего не ответил. Отступил, наклонился - мачта сломалась посередине - сунул одну за другой табуретки за "стену", они как бы растворились.
       В происходящее не верилось. Это был цирк, фокусы, волшебство, тем более, что и сам Белый походил на фокусника..
       Вот он выпрямился - седые, акукуратно подстриженные усы, серебряная шевелюра, темные очки, смуглое лицо, - улыбнулся... Шагнул, всё еще улыбаясь, назад, еще раз, поднял в приветствии - чисто земной жест! - правую руку и... начал растворяться. Сначала по краям, но вот сквозь белый костюм стала проступать желтая и багряная листва, словно пришелец, как всё здесь, переживал осеннюю пору, превращаясь в набор разноцветных листьев.... Вот истаяли седые усы, серебро волос... Теперь на фоне осеннего леса чернеют только два пятнышка очков... Но и они через полминуты потерялись, не найти.
       Перед нашими охотниками была поляна с желтеющей травой, а за ней - стена невысоких деревьев, время от времени теряющих один за другим ярко-желтые листья - те, кувыркаясь, падали наземь.
       Ребята переглянулись. На лицах отличника и будущего ученого Балашова и троечника Шахова было одинаковое выражение - растерянности. Поверить в то, что только что произошло на их глазах, было трудно.
       Они стояли на поляне, не в силах прийти в себя, минут пять, может быть надеясь, что Белый снова появится хоть на мгновение. Но вот Кит шевельнулся.
       -Надо уходить. Он сказал, что старт опасен для нас.
       Мальчишки стали спускаться по склону, оглядываясь на поляну, но там больше ничего не происходило.
       На всякий случай они обошли озеро и сели на скамейку лицом к месту предполагаемого старта. Лесистый склон был виден до самого верха. Поляна была скрыта деревьями. Никита посмотрел на часы.
       -Еще семнадцать минут... Шах, неужели мы разговаривали с пришельцем? Я верю и не верю. Может, это было какое-то наваждение? - Вдруг он хлопнул себя по коленям. - Балда я! Стольких вопросов ему не задал!
       -Я вообще молчал всё время, - высказался Шах. - Я тоже не верю, что видел пришельца. Но он у меня так и стоит перед глазами. Не кино же мы смотрели, а Кит?
       -И его вижу...
       -Слышь, Кит, - вспомнил вдруг Шах. - А о чем ты его спрашивал?
       -Когда? - Жутик смотрел на часы.
       -Ну, когда он сам догадался, о чем.
       -А-а. Я спросил, не робот ли он сам?
       -И что он ответил?
       -Ты же слышал. "И да, и нет. И нет, и да".
       -И что это означает?
       -Что все они, наверно, в какой-то степени роботы. В смысле, с взаимозаменяемыми органами: сердце, почки, всякие имплантации. Я не знаю.
       -А-а, - сказал Шах.
       Большая стрелка на часах подходила к десяти, одиннадцати...
       -Двадцать семь... двадцать шесть...двадцать пять... - начал считать Жутик. - Пять... четыре... три... два...
       Вдруг заломило в ушах - ребята вскочили. Они услышали далекое негромкое гудение, которое утончалось, утончалось, пока не превратилось в свист. Свист неожиданно оборвался и наступила тишина.
       -Кит, смотри! - крикнул Даня.
       В небе над ними и над озером плыл в сторону центра города зеленый, кажущийся полупрозрачным шар. Его увидели, вслед за ними и другие. Возле них остановилась, задрав головы, пожилая пара. Глядя на пожилых, притормозила свою коляску молодая мама. Ее младенец, чем-то неожиданно разбуженный, плакал взахлеб.
       -Что это такое? - спросила мама у пожилых, изо всех сил качая коляску.
       -Странный какой-то шар, - ответил мужчина в мятом белом картузе и джинсовой куртке, широкой на него. - Впрочем, чего только не увидишь в наше время! И НЛО впосле возможен.
       -Очень уж необычный этот шар... - сказала женщина, задрав к небу голову и не переставая качать коляску. - Я таких еще не видела.
       Шар плыл медленно, наверное, его сейчас наблюдал весь город, глазел, показывал пальцем и гадал, что это такое.
       -Кит, а они нас видят? - спросил Шахов
       -Слишком высоко, - ответил Жутик. - Только если смотрят в какой-то свой прибор. Но что мы с тобой теперь для них...
       Шар уменьшился в размере, еще немного помаячил над городом и вдруг в одно мгновение исчез.
       -Ну вот, - сказал, вздохнув, Никита, - памятный визит инопланетян на Землю состоялся. Наверняка не первый. И мы с тобой видели одного из пришельцев... И даже разговаривали с ним... И кое-что узнали... И кое-чему были свидетелями... Интересно - будет у этой истории продолжение?
       -Кит, - ответил на это Даня. - ШАРИКИ!
       -Ох!!! Чуть не забыл!
       Жутик поспешно сунул руку в карман. Достал платок и с величайшей осторожностью развернул его. На материи лежали два блестящих, как ртуть, шарика.
       Кит, не притрагиваясь, смотрел на них.
       -В них, по идее, вложена информация о планете пришельцев, - говорил он. - Этим шарикам нет цены... - Он все так же осторожно покатывал шарики на носовом платке. - А что за информация? Карта звездного неба? Формулы? Иероглифы? Физика? Математика? Или еще какая-нибудь наука, которая нам еще не известна? - Шарики покатывались на носовом платке.
       -Что ты гадаешь, Кит? - не вытерпел Даня. - Давай проверим.
       -Боюсь, - признался Жутик, - знаешь, чего боюсь? Не знаешь? А я уже предполагаю, что это просто-напросто пустышки...
       -Дай мне один, я проверю.
       -По праву старшего исследователя, - остановил его Кит, - испытывать и рисковать должен первым я.
       -Какой там риск!
       -Даже риск остаться в дураках, - веско ответил Жутик. Он взял один из шариков и сунул в правое ухо.
       Замолчал, стал неподвижен, взгляд обратился в себя - Кит словно прислушивался к чуть слышным звукам, которые начал издавать шарик, или к каким-то новым для себя ощущеииям.
       Вдруг поднял глаза на исследователя 2.
       -Шах, - прошептал он, - кажется, я ТАМ!
       -Где?
       -Возьми второй шарик.
       Даня, боясь больше всего выронить драгоценность, вложил холодный и тяжелый шарик в правое ухо. Подтолкнул его пальцем...
       Сначала не было никаких перемен, кроме того, что в ухе появился посторонний предмет. Потом - он не сводил глаз с Никиты - потом вместо него, вместо скамейки и деревьев над ними, Даня увидел красную пустыню и низкое багровое солнце над горизонтом. Он огляделся - пустыня разворачивалась и вокруг него: пески красного цвета, барханы, мелкие камни тут и там. И под ногами лежал небольшой, ноздреватый, тоже красный камень.
       -Кит, - тоже прошептал Даня, - и я ТАМ!
       Еще секунда - и он увидел Никиту, который стоял перед ним, утопая ногами в красном песке, освещаемый багровым солнцем.
       -Не пойму, - зашевелил губами Кит, и Даня услышал чуть погодя его голос: - не пойму - сейчас закат или восход?
       Шах посмотрел на солнце.
       -Восход. Солнце поднимается.
       -Пошли? - предложил Никита.
       -Куда?
       -Вон туда, - Кит показал рукой. - Там, кажется, город.
       Над красными песками, тоже красные, но темнее, далеко-далеко виднелись очертания, знакомые по Земле, - низкие прямоугольники скорее всего зданий, конуса, купола, шпили...
       -Пошли. - Даня сделал шаг, и нога его погрузилась в песок.
       Шагнул, для пробы, и Жутик - его кроссовка тоже утонула.
       -Шах, - обернулся он к приятелю, - а, Шах!
       -Что? - ответил тот, глядя то на далеко лежащий город, то на барханы, что пролегли между ним и ими.
       -Давай полетим!
       -А? - не понял Даня.
       Жутик согнул ноги, подпрыгнул - и завис в воздухе.
       -За мной! - крикнул он и в то же мгновение оказался в десяти метрах от Дани и в пяти от красного песка в позе пловца, плывущего брассом.
       Через секунду и Даня Шахов разгребал руками воздух чужой планеты.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       ЧЕГО УЖЕ НЕ БУДЕТ
      
       Рассказы
      
       В нашем дворе три высоких дома буквой "П" и один напротив, поодаль.
       В центре стоит трансформаторная будка, а недалеко от нее - доминошный самодельный стол. По другую сторону еще один. Детский "городок". Много раскидистых тополей, от пуха которых весной чихают и сморкаются почти все жители двора и грозят рукой пушистым кронам.
       Под тополями стоят скамейки. На одной из них, с высокой фанерной, выкрашенной зеленой краской спинкой в любое время года сидит Кузьмич, ветеран. На Кузьмиче твердый полувоенный картуз, толстое коричневое пальто, он с палкой, на которой держит грузные руки.
       На скамейку Кузьмича время от времени кто-нибудь подсаживается и перебрасывается со стариком парой-другой слов. Старик оживает, ему бы сейчас поговорить, но тот, кто подсел к нему, опоминается и, даже не извинившись, убегает.
       Перед глазами старика проходит вся жизнь нашего двора. Люди ведь не только проходят по двору, они останавливаются, разговаривают - до него доносятся те или иные слова, - порой ругаются, разбегаются, иногда дерутся (мальчишки), окликают друг друга, кричат что-то из окон... короче, старик знает всё обо всем, но что толку от этого знания, которое копится и копится, а перелиться ему некуда!
      
       Однажды кто-то написал мелом на двери среднего в среднем доме подъезда:
       Жильцы дома  22:
       Игорь - кв. 17.
       Петя - кв. 25.
       Витюня - кв. 19.
       Павлик - кв. 23.
       Никита - кв. 18.
       И т.д.
       Это и есть настоящие жильцы дома  22. Остальные - взрослые. Взрослые целый день на работе, вечерами тоже заняты. А в выходные - одни по полдня лежат под машинами, словно изнутри исходит какое-то целебное излучение, другие возятся в своих квартирах: убирают, стирают, готовят обед, натирают полы, белят, красят, ремонтируют...
       А некоторые целый выходной день стучат в домино. Одни стучат, другие ждут очереди. Доминошники все как один одеваются в спортивные костюмы.
       Парни тоже ребятам не интересны. У них мотоциклы, гитары, плееры, мобилы, таинственные разговоры, к которым мальчишку не подпустят. Брысь, скажут, малявка! Кто ж тогда настоящие жильцы дома  22 и других домов в этом дворе?
       В нашем дворе шесть собак. Черная и ласковая Цыганка, которая юлой кружит возле твоих ног. Лохматая дворняжка, которую зовут странным именем "Вполет!". У этого имени целая история. Когда-то, давным-давно жил в картонной коробке возле трансформаторной будки приблудный кобелек без имени. Его звали кто - Цуцик, кто Шарик. Он отзывался на любой оклик, потому что мог за это получить кусочек колбасы из бутерброда или конфету. Но как раз тогда наши запустили первый в мире спутник с собакой Белкой. И вот кто-то из ребят догадался назвать кобелька "Вполет!". "Вполет!" так "Вполет!". Лишь бы, как говорится, не капало. Кобелек летел на новое имя, будто и в самом деле готов был тут же залезть в капсулу и сделать круг-другой вокруг Земли. С тех пор каждую приблудную собаку стали называть этим именем, не помня уже о его славном происхождении. Есть еще толстый и ко всем одинаково добрый Жмурик (от слова "жмуриться", а не от другого), кудлатая Шавка, и худой и трусливый Кощей, который всю зиму спит на теплом люке центрального отопления.
       Погулять же выводят молодого серого дога с удивительно глупой тяжелой мордой и двух пучеглазых, вечно дрожащих собачонок, которые, когда бегут, кажутся многоногими, как инфузории. Шкура молодому догу пока велика, - она болтается на нем и собирается складками.
       Что еще есть в нашем дворе? Ну, ясно, кошки - но их никто не считал. Асфальтовая площадка, которую зимой заливают водой и играют на ней в хоккей. Три гаража с расписанными граффити стенами и дверью.
       Школа через дорогу, магазины чуть выйдешь из-под арки, что в среднем доме..
       Через день после того, как я стал жильцом дома  22, я вынес во двор ручную пилу, молоток, плоскогубцы, гвозди, кусок фанеры и планки - решил сколотить кормушку для птиц.
       Разложил все это добро на пустой скамейке, разметил на фанере квадрат и стал пилить.
       Через несколько минут возле меня стоял мальчишка. Терпел он недолго.
       -Дядя, это вы что пилите?
       -Фанеру.
       -А зачем?
       -Выпиливаю квадрат.
       -А квадрат зачем?
       -Много будешь знать, скоро состаришься.
       -Не состарюсь, - обещает мальчишка. - Скажите - зачем?
       -Чтобы ты спросил.
       Мальчишка некоторое время молчит.
       -Не, - говорит он, - это вы шутите.
       -Я серьезно. Дай, думаю, стану выпиливать квадрат - может, кто подойдет, спросит, что я делаю. Я отвечу. Так и познакомимся.
       -Это вы шутите, - определяет мальчишка. - А планки зачем?
       Тут подошли и второй мальчишка, и третий. Все они внимательно смотрели, как я пилю фанеру, как отмеряю следующую фигуру, брали в руки то молоток, то плоскогубцы и вслух гадали - что я такое мастерю.
       Понемногу завязывался разговор.
       Если вы делаете скворешню, можно услышать множество историй про птиц. А когда истории про птиц кончатся, начнутся рассказы про тех, кто птиц любит, кто держит, кто ловит, кто убивает.
       А если вы ремонтируете кошкин домик, ясно, вы услышите все про кошек.
       И нет ничего легче, чем разговориться о собаках.
       Если вы расскажете что-то сами, в ответ услышите сто историй. Первая будет очень похожа на вашу, вторая - поменьше, третья - еще меньше, а потом пойдут истории самые разные.
       Я в тот раз рассказал... уж не помню, о чем, - и мне стали рассказывать в ответ.
       Пока мы разговаривали, к нам подходили и другие мальчишки. Одни, послушав, оставались, другие, постояв и как-то по-своему оценив обстановку, уходили.
       Так у меня во дворе появилось много знакомых.
       Где уж теперь мне было вставить свою историю, когда начиналась беседа!
       Я слушал. И, конечно, каждый второй рассказ был о собаках и о том, как их, собак, обижают. А ведь иные собаки спасают человека от смерти.
       -Вот я читал, - начинал кто-то, но я тут же просил рассказывать не книжное, а свое или то, что слышал от кого-то собственными ушами.
       В "своих" историях собаки никого еще от смерти спасти не успели - просто не было случая, - и тогда шли рассказы про все что угодно.
       Иной рассказ был такой маленький, что его можно было поместить в спичечный коробок, как кузнечика. У другого не было конца. А тот обрывался на самом итересном месте, и продолжение только следовало... И никто не знал, каким оно будет, никто - потому что автором был весь наш двор и многое, многое другое, чего не перечислишь, а главное, не предусмотришь, как не предусмотришь соринки, которая попадет в глаз, победы на хоккейной площадке или настроения, с каким придут родители с работы.
       И эти рассказы - тоже нельзя считать законченными: ведь никто не знает, что еще может приключиться завтра и послезавтра с Витюней, Петей, Никитой.
      
       ПРИЗНАНИЕ ТАЛАНТА
      
       Не день, не неделя, не месяц, а почти полгода были испорчены одной этой минутой.
       Вот как было дело.
       Играли в хоккей. Асфальтовую площадку, как и в прошлом году, залили водой из шланга с первого этажа. Мороз был хорош, и через час можно было идти играть.
       Против Владьки (он в седьмом классе) выставили двоих - Костика и Саню, четвероклашек. Против Сёмы играл Витюня (они оба в пятом).
       Вратарем у Владьки был Жора, а у Витюни - Синьор Помидор, сосед Витюни, Пашка У него щеки всегда красные.
       Во втором периоде счет стал 6:5 в пользу Витюниной команды. Шестую шайбу Витюня забил после длинного паса от своих ворот. Владька играл за троих и не успел, и Витюня всадил шайбу в ворота, как пулю в мишень. Жора не успел даже пошевельнуться, когда шайба грохнула за его спиной в дверь железного гаража.
       У Витюни как раз начал получаться крутой вираж влево и бросок с виража. Сема круто заворачивать еще не мог, он прямиком вылетал за лед и на асфальте падал, а Витюня заколачивал шайбу.
       Владька после шестой шайбы наорал на своих, а сам выехал в центр с таким лицом, что Костик и Саня сдвинулись поближе друг к дружке и стали проверять клюшки. Витюня договорился насчет длинного паса с Помидором и поехал на правый край, где тут же оказался Сема. Клюшки застучали, минуты три шайбу гоняли по кругу от ворот до ворот, потом Витюня получил наконец длинный пас... Он подхватил шайбу, пошел по правому краю, начал вираж... И тут чей-то ботинок буквально слизнул шайбу из-под его клюшки. Ботинок откинул шайбу Владьке, а Владька, правильно сбив маленького Костика, оказался один на один с вратарем. Бац! - и, конечно, гол. Помидор и глазом не моргнул. 6:6...
       Только теперь Витюня разогнулся. Шайбу у него перехватил Аркан, зритель.
       Дальше всё было обыкновенно, как и бывает во всех таких случаях.
       -Ты чего? - закричал разгоряченный игрой Витюня. - Ты чего шайбу забрал?
       -Ух ты! - удивился Аркан. - Какие мы грозные! Захотел - и забрал. Может, скажешь, не имею права?
       -Скажу! Попробуй еще раз... Аркебуза!
       -Опять?! - тут Аркан быстро и больно схватил Витюню за нос. - Да я вас всех поубиваю за это!
       А Витюня, ошалев от боли и ослепнв от слез, вмиг заливших глаза, звезданул что было силы клюшкой по Аркану - и сразу освободился.
       Он отскочил, мазнул рукой по глазам и увидел, что Аркан лежит на льду и, схватившись за щиколотку, вопит что есть мочи.
       Витюня попятился и вдруг припустил с площадки к своему подъезду, - вслед за ним побежали Костик и Саня.
       Возле Аркана суетились Владька и Жора, подходил Помидор. Наверно, у Аркана сломана нога. Витюня ее сломал.
       Витюня захлопнул за собой дверь квартиры и, стуча коньками, подошел к окну. Чуть-чуть отодвинул занавеску. Аркан, поддерживаемый Владькой и Жорой, скакал на одной ноге к скамейке. Вот он повернулся в сторону Витюниного окна. Лучше бы Витюне не видеть его! Лицо в темноте белело пятном, но сколько боли и ненависти виделось Витюне в этом пятне! Не выпрямляясь, Витюня добрался до дивана. В комнате было темно. Темно и беспросветно было теперь и в Витюниной жизни.
       Что толку искать оправдание удару клюшкой! Что толку доказывать вину Аркана! Все равно он его убьет - Аркан.
       Зазвонил телефон. Витюня вздрогнул. Пропустил четыре звонка, потом снял трубку.
       -Слышь, Витюня, это ты? - раздался торопливый голос Помидора. - Он сказал, что убьет, понял?
       -Ну и пусть убивает, - ответил Витюня. - Просить не буду. Он сам виноват.
       -Он сказал, что только увидит где, тут и убьет. Всю жизнь, говорит, помнить буду, понял?
       -А нога что... сломана?
       -Еще неизвестно, - ответил Помидор, - его в поликлинику повели. Наверно, сломана - ступать не может. А я на минуту отошел, я из автомата...
       Поликлиника была в двух кварталах.
       -Что теперь делать будешь? - допытывался Помидор. - А, Вить? Слышь, Вить?
       Помидорово любопытство хотело знать, как поведет себя человек, только что приговоренный к смерти.
       -А, Вить?
       -Пускай убивает, - сказал Витюня. - Плакать не стану. - И положил трубку.
       В комнате потемнело еще больше, но света Витюня зажигать не стал.
       Аркан.
       Аркана ребята не любили, боялись и в отместку за пинки и щелчки издали кричали:
       -Аркан-Аркебуза-толстое пузо!
       Аркан был тощий, будто проволочный. На месте пуза у него была выемка, под которой висела бляха с двумя перекрещенными ковбойскими пистолетами, и "толстое пузо" бесило его. А особенно злило то необъяснимое упрямство, с каким малышня, невзирая на несоответстиве, все-таки вопила про толстое пузо. Аркан не выдерживал и, с размаху ударяя себя по бляхе, выкрикивал:
       -Где пузо, где? Я вам дам - пузо!
       Но это не помогало. Малышня бесновалась на безопасном расстоянии и повторяла свое.
       Когда-то, очень давно, Аркана звали Аркашей; сейчас так его звала только мать, отец же говорил: Аркадий. За что его прозвали еще и Аркебузой, никто не помнит, может быть, только ради обидного "пуза".
       Кто такой Аркан?
       -Все фулюганишь? Все куришь? - говорил Кузьмич, когда Аркан плюхался к нему на скамейку. - Когда ж ты за ум-то возьмешься?
       Аркан вытягивал длинные ноги подальше, так что почти ложился поперек скамейки.
       -Что ты, Кузьмич! - отзывался он, глядя в небо. - Да разве мы можем?
       Кузьмича Арканово "ты" очень обижало.
       -Сопляк ты, сопляк! - с горечью заключал он и тяжело отворачивался.
       Аркан, видя дрожащую от негодования багровую щеку Кузьмича, хлопал старика по плечу.
       -Не робей за меня, Кузьмич, - все будет окей! - И уходил, шаркая по земле обтрепанными понизу джинсами и волоча незавязанные по последней моде шнурки.
       Посмотрев ему вслед, Кузьмич демонстративно и звучно сплевывал и отворачивался, насколько это было возможно при его толстой одежде.
       Аркан был против всего мира, потому что весь мир был против Аркана. Кто первым бросил вызов, сказать уже трудно, но вызов был принят, и вражда началась.
       Аркан два года просидел я пятом классе, остался на второй и в шестом, всех перерос и в конце концов плюнул на учебу.
       Однажды, чтобы вытянуть Аркана из двоек, в классе додумались прикрепить к нему отличника Сережу Кожечкина, маленького и нежного мальчика, который пошел в школу шести лет. Он был сын учительницы. Сережа должен был взять Аркана "на буксир". Кому-то пришло в голову, что, может статься, Аркан устыдится, что его взял на буксир такой малец, и начнет учить...
       Это случилось уже в конце перемены, когда почти все были в классе. Верзила Аркан, пропахший табаком, уже направлялся вразвалочку к своей задней парте, когда к нему подошел нежный Сережа и предложил свою помощь... Аркан словно впервые понял, что на самом деле происходит. Он вдруг побагровел, съездил здоровенной лапой по Сережиной мягковолосой макушке, выругался, рванулся к двери и шваркнул ею так, что сверху упал кусок штукатурки. На следующий день он в школу не пришел.
       Через три дня в кабинете директора появился его отец, шофер-"дальнобойщик", тяжелый, угрюмый, бровастый мужчина в толстой куртке чугунного цвета, - а на следующем же уроке Алевтина Николаевна, классный руководитель шестого "В", сообщила, что Рымарь из их школы переходит в вечернюю. Сказав это, она многозначительным взглядом обвела класс (мол, кое-кого еще такая же участь ожидает: класс был не из лучших), а потом облегченно вздохнула. За ней вздохнули еще трое-четверо, потому что Рымарь, как принято было говорить, "висел на шее шестого "В" мертвым грузом и "тянул всех назад".
       Пристроить Аркана на работу пока не удавалось по возрасту, в профтехучилище с пятью с половиной классами не принимали, и Аркан ходил в вечернюю, днем бывал на автобазе, где работал отец, но не постоянно,так как отец уезжал в долгие рейсы по стране. От безделья Аран одичал и был отцом не единожды и всерьез бит - шалопай, лоботряс, дармоед! В общем, в жизни его шла не самая лучшая полоса.
       (Я сказал: полоса. Мне легко говорить про "полосу", я-то знаю, что жизнь в общем-то полосата, что за черной полосой идет, как правило просвет... А Аркан не знал, остальные - тоже, особенно мать и отец, не знали про это. Аркан чувствовал, что кружит на месте. Дни для него шли до тоски одинаковые. Они были как листы книги на незнакомом языке, похожие столбики скучного текста. И он, зевая, все перелистывал и перелистывал книгу, ожидая, что, может быть, встретится наконец картинка.)
       Аркана всяк норовил задеть. И мать, и соседка, и на отцовой работе его не жаловали, и в вечерней школе по голове не гладили. И даже Кузьмич считал своим долгом поучить его. И стал от этих поучений Аркан что загнанный волк - согнулся, взгляд настороженный, в любую секунду готов огрызнуться. Мол, лучше меня не тронь, сам все знаю. И вообще - идите вы все...
       Вот такая была в жизни Аркана полоса, и он не знал, кончится ли она когда-нибудь. И никто не знал, а жить все равно как-то было надо.
       Зол был Аркан, и не мог он видеть ничьей удачи. Витюня выигрывал, Владька по возрастуАркану был ближе - вот он и перепасовал шайбу Владьке...
       И получил за это по ноге клюшкой.
       Получил справедливо, но до справедливости ли было Аркану, когда, вопя во все горло, лежал он на мокром льду или когда на одной ноге скакал в поликлинику?
       Редко прощают такие вещи, а Аркан и подавно не простит. Для него во враждебном мире стало на одного обидчика больше, Витюня был свежий обидчик, и Аркан свел на нем всю свою злость.
       Он поклялся Витюню убить, и ребята понимали, что тому теперь придется туго.
       В комнате опять раздался звонок телефона.
       -Слышь, Вить, - торопливо докладывал Помидор, - сказали, нет перелома. Сказали, сильный ушиб. Он домой ушел, Аркан-то. Хромает. С Владькой ушел. Все равно, говорит, убью. Мне, говорит, все равно терять нечего. Что делать, Вить? - Помидор был вроде лазутчика во вражеском стане.
       -Ни фига он мне не сделает, - ответил Витюня. - Пусть только попробует. - Слова были ничего не значащие на самом деле, но попробуй-ка без них.
       -Ну ладно, - сказал после паузы Помидор, - тогда пока. Мне домой пора.
       -Пока, - сказал Витюня.
       Дышать стало легче. Витюня включил свет и начал переодеваться в домашнее.
       Угроза "Аркан" отодвинулась до завтра. Сегодня ничего уже не будет. С жалобой к ним никто не придет: ушиб ведь не перелом. И сам Аркан не явится. Аркан - он Аркан только на улице.
       На улице.
       А хоккей только начался!
       А в школу как ходить?
       А в магазин пошлют?
       А в художественную школу какой дорогой ходить?
       К чести Витюни, ему ни разу не пришло в голову попросить помощи у отца. Отношения их, мальчишек, взрослых вроде бы не касались. Это их, мальчишек, внутренние дела, - у них со взрослыми разные конституции. Как жить дальше, надо было решать самому.
       Не день, не неделя, не месяц, а почти полгода стали для Витюни мукой из-за одной минуты. Той самой минуты, когда он звезданул Аркана по ноге клюшкой.
       Все мальчишки во дворе знали о преследовании. Стоило Аркану появиться вблизи того места, где был Витюня, кто-нибудь кричал:
       -Аркан!
       И Витюня убегал. Убегал один, все оставались и наблюдали, как приближается Аркан. Аркан подходил, останавливался и смотрел на Витюню. Тот переходил с бега на шаг, а, подходя к своему подъезду, шел совсем медленно. Стоял у дверей...
       Аркан делал шаг по направлению к нему, и Витюня, опустив голову, скрывался в подъезде.
       -Кончай. Аркан, чего ты, - говорил ему Владька.
       -Я сказал, что убью, и убью, - отвечал Аркан. - А ты не лезь, куда не просят.
       Аркан уходил, и тогда кто-то кричал на весь двор:
       -Витька, выходи - нет Аркана!
       Бывало и так, что Витюня играл, и вдруг в окне своей квартиры на третьем этаже показывался Аркан.
       -Смотри! - предупреждал кто-то.
       Игра останвливалась, все следили за окном, и Витюня стоял замерев и тоже смотрел на Арканово окно.
       Аркан исчезал, и игра продолжалась, хотя все теперь следили за Аркановым подъездом. Если тот исчезал в окне быстро, Витюня убегал домой.
       Все же два раза Аркан настиг его. Однажды Витюня шел из магазина с хлебом и вдруг увидел впереди себя Арканову тень. Он не успел уклониться и здорово получил по макушке - излюбленный Арканов удар. Он отбежал и оглянулся. Аркан, ощерившись от удовольствия, что достал, наконец, снова надвигался на него. Никто и не заметил быстрого удара, а Аркан уже оборачивался - не помешает ли кто ударить еще раз. Витюня кинулся бежать.
       И второй раз Аркан настиг его сзади. Витюня шел из школы, шел с двумя девочками из класса, они не знали про Аркана... Витюня получил удар и упал - Аркан ударил его не по макушке, а ниже, тяжелее - и Витюня упал. И не сразу смог встать.
       -Хулиган! Бандит! - кричали девочки, а Аркан, оглядываясь и удовлетворенно хмыкая, удалялся, потому что сзади шли люди.
       На этот раз Витюня заплакал. Он разревелся еще при девочках - не смог удержаться, когда его стали отряхивать, - а потом плакал дома, потому что сильно болела голова и потому, что выхода по-прежнему не было.
       Отец заметил, что Витюня вдруг перестал ходить на улицу, и все допытывался причины и, не зная ее, сердился. Он считал хоккей и футбол мальчишкам соовершенно необходимыми, а сын валялся на диване, на экран телевизора лишь поглядывая, играл с котом, книг никаких не читал. Отец думал, что на Витюню нашла какая-то дурь.
       Сколько уже раз хотелось Витюне выйти к Аркану и сказать - бей солько хочешь! Закрыть глаза, стерпеть - чтобы потом все уже было кончено. Но уж очень страшен был Аркан в своей волчьей озлобленности; злобен он был как-то очень стойко, по-взрослому, а не по-мальчишечьи - и у Витюни не хватало смелости на этот шаг.
       В хоккей в эту зиму Витюня почти не играл Да и что за интерес играть, каждую минуту оглядываясь. Три раза ему пришлось удирать в самый разгар игры, нестивсь по лестнице в коньках; в последний раз упал, расшиб локоть. И перестал выходить на площадку. Клюшку - с глаз долой - закинул за шкаф.
       С того дня зачастил в Дом творчества, в изостудию. Было удобно: когда после школы забегал домой пообедать, Аркана, как правило, во дворе не было, а когда возвращался, то либо в троллейбусе, либо по дороге к дому, почти всегда встречался с отцом. Не очень-то приятно было идти по двору с отцом, - вот, мол, до чего боится! - да ведь лучше, чем выглядывать из-за угла, а после красться вдоль стены.
       Аркан, видя его с отцом, сощуривался и показывал кулак, обещая непременную взбучку при удобном моменте, - Витюня сбивался с разговора.
       Отец новому увлечению сына обрадовался: дело. Тем более, что он сам рисовал когда-то и лепил. Однажды вечером он взялся даже снова за пластилин - хотел и попробовать, и показать, что умеет (и показать, как надо), - а ничего у него не вышло. Отец здорово растроился, смял пластилин в комок.
       -Значит, - сказал он, - всё? Я думал, что еще могу, а выходит, что уже, значит, кончено?
       Он сокрушался весь вечер.
       -Ты смотри, - говорил он то маме, то сыну, - что-то, значит, во мне прекратилось. Умерло! Уже не развить. Вот черт! Постарел, а? Значит, - повторял и повторял он, - всё? Знаешь - неприятно! Очень неприятно...
       Отец был экономист, имел дело с цифрами и сводками, вечно занят, но думал, что вот будет у него наконец свободное время, и он займется рисованием, лепкой, станет фотографировать... Это было долгое ожидание предстоящей радости, он ее отодвигал, отодвигал... И вдруг оказалось, что этой радости ему уже никогда не испытать. Он ее прошляпил. Сынов пластилин больше ему не подчинялся.
       А ведь он помнил, как послушно глина покорялась его пальцам! Как теплела, как от одних только его прикосновений - легко-легко! - становилась человеческим лицом.
       -Время искать и время терять, - стал в конце концов бормотать непонятное отец, - время сберегать и время бросать... Ты, Витя, если у тебя получается, лепи, работай...
       -Да что ты в самом деле! - не выдержала мама, - Далась тебе эта лепка!
       -Елена, - замерев на месте, раздельно сказал отец, - ЭТО ты не трогай! Это наш с ним разговор. Точка!
       Мама немедленно ушла на кухню греметь посудой, а отец, сразу же замолчав, включил телевизор, чтобы НЕ смотреть все равно какую передачу. Витюня, узнав размолвку, ушел в свою комнату, к электронным играм.
       В изостудии Витюня занимался в скульптурной группе. Лепить Лариса Владимировна позволяла что хочешь - она учила только советом и собственным примером. В комнате студии, на скульптурном столике, стояла ее работа "Портрет неизвестного", сделанный мазками-лепестками, которые студийцам были пока что непонятны. "Неизвестный", на лице которого никаких "лепестков" не было, приходил каждый день к концу работы, на портрет не обращал внимания, Ларисе же Владимировне подавал пальто и поправлял воротник.
       О скульптуре преподавательница говорила замысловато:
       -У каждого художника в руках своя Правда - нужно только дать рукам свободу. Но это сложное дело...
       Витюня лепил... хоккеистов. Никого он не видел так ясно, как их.
       Один, в вязаной шапочке, на крутом вираже, сильно накренившись, готовится сделать бросок - это он сам. Вратарь в воротах. Еще один, летящий параллельно атакующему, - защитник. Сёма.
       Когда тройка хоккеистов была почти готова, Витюня вдруг вылепил Кузьмича. Сидит: на нем твердый полувоенный картуз, пальто, обе руки на палке. Камнем застыл Кузьмич, время обвевает его, как ветерок.
       А третьей работой был... Аркан. Стоит, руки в карманах, в зубах окурок. Руки Витюни сделали Аркана не спросясь. Сделали - и Витюня удивился: вот он каков - его враг! Да это же вылитый волк из "Ну, погоди!"
       А он, значит, заяц...
       Аркан стоял отдельно, но как-то раз, случайно, Витюня поставил его рядом с хоккеистами. Глянул - и глазам не поверил. Так вот кого не хватает его, Витюниному, хоккею! Аркана! Вот где Правда!
       Убрал - для пробы - группа в его глазах поскучнела.
       Оставил.
       Еще догадался сделать зрителем хоккея Кузьмича.
       -А что, - сказала Лариса Владмировна, глядя на его новую композицию (смотрела она ннтересно: голову набок), - чем-то, знаешь, любопытно... Особенно вот этой фигурой, - показала на Аркана. - Она, знаешь, так контрастирует со всем...
       -Ага, - ответил Витюня, не думая еще о контрасте, но точно зная, что Аркан ему в группе нужен.
       Он словно сам влез в эту композицию, Аркан!
       Работы над группой все прибавлялось. Нужно было, как говорила Лариса Владимировна, "уточнять детали": шарф по ветру, например, "рисующий скорость", шапочки, "отлёт руки". Чем больше Витюня ими занимался, тем больше оставалось сделать. Преподавательница успокаивала: у настоящих художников всегда так, только у нехудожников все получается с первого раза.Один лишь Аркан вышел у Витюни сразу. Лариса Владимировна отнесла это за счет популярности "Ну, погоди!"
       Так и прошла для Витюни зима - вдали от настоящего хоккея - в школе, в изостудии, дома. От того, что они с Арканом никак не встречались, вражда оставалась без изменений. Может, если бы Аркан поймал его и отлупил, все бы кончилось на этом.
       По календарю весна уже наступила, а на самом деле была еще зима. Несколько дней подряд дул холодный ветер. Детей старались на улицу не выпускать. Они торчали в окнах и смотрели на боком идущих прохожих, на струйки снежной крупы, которую ветер гнал по асфальту мостовой, на голодных оробьев, которым ветер задирал хвосты. Воробьи садились на подоконники и заглядывали, вытягивая шею, в окна.
       И вдруг, в одну ночь, северный ветер перестал и подул южный. Южный ветер был теплый и душистый, словно побывал до этого в саду. Может, так оно и было. Сразу же произошло множество перемен. В проруби в пруду побежала веселая, похожая на гармошку, рябь. Земля под деревьями оттаяла и почернела, стала разваливаться и словно бы всходить, как тесто. В сухом кустике полыни Витюня нашел молодую веточку. Растер ее, понюхал - запахло летом. Водосточные трубы гремели теперь бесперебойно - как барабаны, встречающие высокого гостя. Капель под крышами подъездов была похожа стеклянную ширму.
       Собаки бродили по двору и принюхивались ко всему - всё запахло по-новому и, наверно, остро и маняще. Они часто и с наслаждением отряхивались, хлопая ушами и чуть не валясь с ног. На сухом островке асфальта во дворе разлегся рыжий грязный кот. На своей скамейке с зеленой фанерной спинкой появился Кузьмич. В том же картузе, в том же пальто, с той палкой, такой же неподвижный. Прямо не Кузьмич, а памятник Кузьмичу
       Дог, ставший за зиму величиной с теленка, но нисколько не поумневший, от весеннего воздуха совсем одурел. Увидев кота на островке сухого асфальта, он кинулся к нему со всех длиннющих ног, затормозить не смог и сшиб вскочившего кота; тот взлетел на дерево рядом. Дог лаял и скреб по стволу лапами, а кот смотрел на него круглыми, полными ненависти глазами.
       Свою группу "Хоккеисты" Витюня не то чтобы закончил, а, подойдя к ней, не увидел, что можно сделать еще, - и сказал Ларисе Владимировне, что - всё.
       -Всё так всё, - согласилась преподавательница. - Окурок только у этого убери, по-моему, он и без него "хорош". Ребята, - обратилась она ко всем, занятым кто чем, - хочу вас обрадовать: через две недели открывается новый Дом культуры в нашем районе. Нам предложили выставить там свои работы. Я отобрала десять. Твою в том числе, - обернулась она к Витюне.
       На радостях Витюня чуть не попал в этот день в лапы к Аркану. Спеша домой рассказать новость, он не заглянул сперва, как обычно, за угол и прямо-таки налетел на Аркана. Добро еще, тот нес охапку досок, - он хотел пнуть Витюню, да не достал. Крикнул в догонку: "Ух!", потопал для острастки ногами, но досок не бросил.
       Витюне показалось, что Аркан топал на этот раз не как на заклятого врага, а просто как на маленького, чтобы попугать. И настроение у Витюни стало еще лучше.
       А дома - никого! Рано прибежал. Кому бы позвонить? Синьору Помидору!
       -Пашк! Это ты? Слышь, синьор, я на выставке буду! Ну, моя работа. Какая, какая! "Хоккеисты"! Придешь посмотреть? Ну и что, что видел, - то ж в студии было, а то на выставке. И будет написано: "Виталий Снежков". Все как полагается. Придешь? Ну, пока...
       Потом пришел отец, потом появилась мама. И Витюня рассказал про всё еще два раза.
       -А Лариса Владимирвна там будет? - спросил отец. - Неременно поговрю с ней. Непременно! Отправимся все вместе, так ведь, Лена? А что если тебе пойти в художественную школу? Ты хочешь. Витя?
       Разговоров о выставке в этот вечер было еще много. Отец несколько раз подходил к пластилину, брал его в руки, мял, говорил: "Да-а..." - и клал на место. Что-то задело отца за живое. Витюня пообещал, что не пропустит больше ни одного занятия в изостудии, а отец сказал, что купит ему книги о художниках.
       -По триста рублей за одну, - вставила мама.
       -Ну, раз в два месяца можно, - подсчитал отец.
       Потом он позвал сына на балкон, и они постояли там, в теплой уже темноте. В запахе вечера был и запах снега, и уже открывшейся ветру земли, готовящихся к весне почек деревьев, сырых от брызг капели стен, мокрого тротуара и главный запах - теплого ветра, прилетевшего издалека, где уже цветут сады. Оба молчали, слушая беспрестанный плеск и звон и гулкое частое бамкание в водосточных трубах.
       Слушая это бамкание, Витюня вдруг подумал, что с крыши по трубам спрыгивают и разбегаются внизу какие-то маленькие существа, крохотные человечки, прилетевшие вместе с южным ветром.
       Об этих человечках - раз уж они придумались - можно было думать и дальше, но выходило как-то по-девчоночьи - вроде игры в куклы, и немного смешно. Человечки будут вытаскивать из-под земли зеленые травины, расправлять желтые цветы одуванчиков, будить от спячки божьих коровок. Будут долго копошиться повсюду - пока не настанет весна.
       -Слышь, пап, - сказал все-таки Витюня, - прыг! прыг! Слышишь?
       -Капли-то? Да, действительно: прыг! Похоже. Весна...
       О человечках Витюня сказать постеснялся.
       -А вот еще интересно, - вспомнил он, - где мою работу поставят - на столе или у окна?
       Наверно, это был первый такой день у Витюни и первый такой вечер, когда обо всем думалось легко и хорошо, а Аркан если и выступал из темноты, то думать не мешал и был нестрашный, а вроде мультипликационного волка, которого всегда можно обдурить.
      
       Вдоль всего вестибюля - он далеко шел от входа влево и вправо - стояли колонны. Акварели студийцев были развешаны на стенах, а три скульптурные работы стояли на низких глубоких подоконниках..Открытие Дома культуры уже состоялось, сейчас, в ожидании концерта, все ходили по вестибюлю, заглядывали в зал, поднимались на второй этаж, где был буфет.
       Большинство гулявших по вестибюлю, не впервые видели выставочные детские рисунки, поэтому ничего не говорили, а только переглядывались и делали пониаающий вид. Зато в скульптуре, оказывается, разбирались все. Тут уж говорили, не стесняясь. Полагалось хвалить, и хвалили. Кроме Витюни выставилась Нина Горева и Вова Тиунов. Нина была малышка, она вылепила Красную Шапочку, собиравшую грибы, а Вова - страшенного робота с белыми зрачками - бусинками из маминой шкатулки.
       И Красная Шапочка, и робот нравились всем, их хвалили сразу же. Перед "Хоккеистами" Витюни задерживались. Молчали, разглядывали, потом кто-то произносил:
       -Оригинально. - И с ним немедленно соглашались: да, это, без сомнения, оригинально.
       Но странно звучало это слово! Оригинально - не в том смысле, что остроумно или необычно, или как там угодно, а в том, что они такого не видели.
       Потом кто-то говорил:
       -Самостоятельно.
       И опять все соглашались: да, действительно самостоятельно.
       Потом кто-то умно добавлял:
       -Такой, знаете, контраст.
       И все поддакивали: в самом деле контраст. Только посмотрите на эту фигуру! Фигурой, понятно, был Аркан.
       Только один раз Витюня услышал интересное слово.
       -Сюжет... - сказал хромоногий, с бородкой лопаточкой мужчина женщине с серебряной то ли от краски, то ли от седины головой.
       Были каникулы, и Витюня заходил на выставку почти каждый день. Он разговаривал со Светой Назаровой, гидом детской выставки. Света тоже ходила в изостудию, но, кажется, поздно спохватилась: у нее получалось хуже, чем у малышей. Света бралась то за одно, то за другое, но, чуть покорпев, бросала, думая, что ее призвание в другом. Зато гидом она была незаменимым! Может быть, ее призвание было в этом.
       Чуть кто из посетителей Дома культуры сворачивал к выставке, Света оставляла Витюню и твердым шагом направлялась к нему.
       -Вы на выставку? - спрашивала она сразу изменившимся голосом, и глаза ее - вот странно! - холодели и уже не смотрели ни на посетителя, ни на то, о чем она рассказывала. Они, казалось, видели всё и одновременно ничего.
       -Посмотрите на эту работу, - начинала она голосом старшего по возрасту, - обратите внимание на общий тон - он какой-то тревожный...
       Посетитель, случайно забредший в открытую дверь и мечтавший, быть может, о тишине и одиночестве, понимал, что влип. Он понуро ходил за Светой и косил взглядом на открытую дверь, за которой позванивала блестящая ширма капели.
       -А вот эта работа, - упоенно шпарила Света, - отличается оригинальностью, и, как бы это получше выразиться, очень реалистична... - Работа была Витюни.
       Витюня удирал от этих слов.
       И вот, уже перед самым закрытием выставки и перед началом каникул, когда они разговаривали со Светой простыми голосами о том, как не хочется идти в школу, Витюня увидел в дверях... Аркана. Он вошел - обтрепанные внизу джинсы, распахнутая куртка, черная майка с белыми черепом и костями, бляха на выемке, где у других живот. Сигарета. Посмотрел налево - Витюня исчез за колонной, посмотрел направо - Света вышла ему навстречу.
       -Вы на выставку? - сухо-вежливым голосом гида спросила она. - Проходите, пожалуйста! Окурок можете бросить вот сюда.
       Аркан, ожидавший сердитого окрика, опешил и поэтому покорно позволил подвести себя к урне и бросил сигарету. Свтеа, не давая ему произнести, как и всякому другому, ни слова, повела его по выставке.
       -Посмотрите на эту работу, - начала она. - Вы, конечно, знакомы с холстами русского живописца Малявина? (Тут Света обычно не ожидала ответа: для нее не было важно, знаком ли с Малявиным посетитель, было важно, что знакома с Малявиным она). - Так вот: плотность живописного слоя...
       Это было, конечно, кино. Не будь Витюня так испуган, он бы подавился со смеху.
       Светке было абсолютно все равно, кто перед ней - министр культуры или мелкий хулиган и второгодник Аркан, - любой, сделавший шаг к выставке, становился Посетителем, а она, Света Назарова, была Гидом.
       Света водила Аркана по выставке, а Витюня прятался за колоннами.
       И вдруг он понял - Аркан сейчас увидит себя!
       До выхода было не так далеко, но на Витюне были новые ботинки с твердой подошвой: Аркан его все равно бы услышал.
       -А здесь - одна из самых оригинальных и самостоятельных работ выставки - Вити Снежкова, - сказала Света, и Витюня прижался щекой к колонне.
       -Кого, кого? - услышал он хриплый голос Аркана.
       -Вити Снежкова, - ответила Света, не меняя голоса, - очень талантливого мальчика из нашей студии.
       Аркан смотрел на "Хоккеистов". Мамочка!
       -Обратите внимание на эту любопытную фигуру, - говорила Света, закрыв, наверное, глаза от удовольствия, что слышит только свой голос. - Не правда ли - она разительно контрастирует с напряженной динамичностью трех хоккеистов - небрежностью позы, расслабленностью, даже каким-то непонятным вызовом спортсменам?
       Что и говорить, у Светки была отличная память на такие вот словесные штучки.
       -С помощью контраста характер этой фигуры прочитывается удивительно легко - отчужденность и вызов.
       -Чего-чего?
       -Отчужденность и вызов. А напротив сидит, увлекшись зрелищем, старик...
       -Кузьмич это, - мрачно сказал Аркан. - Знаю я его.
       -Что вы! - воскликнула Света, - Это образ. В нем автор...
       -Какой еще образ! - так же мрачно возразил Аркан. - Кузьмич это, Кузьмич и всё. А где автор? Витька где?
       Витюня слушал голоса, закрыв глаза. Они были рядом, но за толщей колонны.
       -Здесь. - Света говорила все еще очень громко. - Витя! Ты где? Он только что был здесь... Ах вот ты где! - Она потянула его за рукав из-за колонны.
       Аркан разглядывал Витюню в упор! Впервые за полгода они стояли друг против друга так близко.
       -Так ты, говорят, - он спросил взглядом у Светы. - талант?
       Света поняла по тону, что происходит непредвиденное и, может быть, опасное для Вити.
       -Да, - заторопилась она, - Витя у нас в скульптурной группе считается...
       -Понятно...- Аркан почему-то тянул время. Он что-то обмысливал. Аркан уже полностью освоился с обстановкой выставки, эта обстановка была уже для него так же проста, как любая другая. Руки он держал в карманах, кулаки там шевелились.
       -А самый или не самый? - неожиданно спросил он.
       -Что - самый? - не поняла Света.
       -Самый талантливый или не самый?
       -Странно... Разве это так уж важно? - Светка совсем растерялась.
       -Важно! Он знает. Правда... автор?
       Витюня опустил голову.
       -Ну самый, - сказала Света, с чисто девчоночьей капризцей пожав плечами (мол, если для уж это так для вас важно...).
       -Тогда другое дело, - сказал Аркан с облегчением, и видно было, что он хотел именно этого отета. - Потому что таланты... - Аркан уже нашел ход, он только медлил его сообщать, ибо это был слишком блестящий ход, чтобы спешить с ним, - потому что таланты... я слышал... надо беречь!
       Тут он вовсе уж по-волчьи осклабился, Аркан. Потом не выдержал - заржал.
       -Понял, Витька, - беречь! Живи! - Он ударил его по плечу. - Раз талант! Думаешь, Аран не человек? Думаешь, он не понимает? Ты меня обидел, - он хлопнул себя по щиколотке,подняв ногу, - я тебя обидел. Ты меня еще раз обидел, - он показал на хоккеистов, - а я тут беру - и прощаю! Потому что ты талант. Я ж сам вижу, что талант. Похож? - показал он на пластилинового Аркана. - Похож. Копия. Тоже говоришь - образ! - обернулся он к Светке. - Копия - я ж вижу. И Кузьмич копия. Талант! Только знаешь... ты меня убери... А Кузьмич пусть остается. Как друга прошу.... Понимаешь, - он наклонился к Витюне, - меня вчера на работу приняли. На автобазу. Мне ж уже шестандцатый пошел. Неудобно. Так ты убери...
       -Хорошо, - сказал Витюня и поднял глаза на Аркана.
       Глаза у Аркана были зеленые, и это удивило и почему-то обрадовало Витюню - так, будто Аркан ему в чем-то сокровенном признался.
       Раньше глаза у Аркана были всегда сощурены.
      
       МЫ БЫЛИ СИУ...
      
       -Тамара-а-а!
       -Тамара-а-а!
       -Тамара!!
       -Ой, ну что такое?!
       -Иди сюда, я тебе что-то скажу!
       -Ну что?
       -Иди сюда, не могу же я разговаривать на расстоянии!
       -Ну, мама, ну потом!
       -Тамара!!!
       А июльский вечер так хорош, так тёмен, так тёпел, что просто удивительно, как мама этого не видит, не понимает.
       Впрочем, только ли Тамарина мама? Вот уже слышатся со всех сторон разные голоса:
       -И-и-иго-орь!
       -Еле-е-ена-а-а!
       -Сере-о-ожа! Домой!
       В домах одно за другим зажигаются окна, и чудится. кто-то играет на стене светящимся домино.
       За доминошным столом остается человек, может, семь мальчишек.
       О чем говорят всё позднеющим вечером мальчишки нашего двора? Постепенно замирающие эти беседы старшно нравились мне, когда я был мальчишкой, сейчас же, когда я давно уже взрослый, они кажутся мне еще интереснее.
       Они похожи, наверно, на гаснущий костер.
       ...Вдруг вспыхивает огонек - все взгляды устремляются к нему; подвижный этот язычок огня, посветив, поиграв, то исчезая, то появляясь снова, гинет наконец; но вот загорается в белой груде пепла еще один огонек... Исчезнув, он оставляет в пепле маленький колодец жара...
       Однажды я вынес маленькую скамеечку и пристроился под стеной трансформаторской будки, недалеко от доминошного стола. Может, меня и видели вначале, но после перестали обращать внимание.
       Говорил сегодня Петя. Петя переехал сюда совсем недавно - из пригорода, где началось строительство завода, и посносили домишки с голубыми стенами, выкорчевали сады.
       Петя среди наших семиэтажек выглядит пока пленником: высокие стены домов не для него.
       Петя худ - оттого, что, как лоза, пошел вдруг в рост; рот его щербат - выбили зуб в какой-то драке; он веснущат, непоседлив, к одежде безразличен, ибо видит достоинство в другом; когда говорит, шевелит по-боксерски плечами, словно уклоняясь от ударов - он немного занимался боксом, но секция закрылась, уехал тренер.
       Это то, что видно каждому.
       -...мы были сиу, - услышал я, - а пацаны с Горки - дакоты. Меня сперва звали Ястреб, а потом - Озверевший Тигр: я первым набрасывался. если что. А вождь был - Быстрый Олень...
       Голос Пети негромок, глух и как будто печален: он рассказывает о том прекрасном, что было и никогда уже не вернется. Он и сидит сгорбившись, а слушают его замерев.
       -Про ужа я не рассказывал?
       -Нет, нет, расскажи!
       -Ну так вот: у нас там был дуб, старый. С дуплом - Черное дупло называлось, мы в нем всё наше прятали; мы под дубом на Совет собирались... вот еще про галку расскажу... А метров двадцать от дуба - посадка. Наша считалась, сиу. Мы сидим на Совете, трубку курим, а Однорогий или Трусливая Сова в засаде. Чтобы дакоты неожиданно не напали. Они всегда из посадки выскакивали.
       Сидим мы раз: я , Быстрый Олень, Однорогий, Меткий Сокол и Колька, а Трусливая Сова из засады как заорет! Мы за томагавки и - туда. А он палкой по земле лупит. Змея, - кричит, - чуть не ужалила!
       Мы смотрим - а это уж. Сова ему хвост уже перебил. Он вертится, шипит. А на голове - желтые пятна, любому видно, что уж. Взяли мы его, положили в фуражку. Быстрый Олень к себе домой понес, вылечу, говорит, будет наш.
       Чуть не забыл: у сиу закон был - чье имя носишь, того не тронь. А Кольке, новенькому, еще имя не дали, всё думали, какое дать. А тут уж... Мы и подумали: назовем Кольку Ловким Ужом - он ползал хорошо. И ужи тогда будут под нашей защитой...
       Ну, Быстрый Олень ужа вылечил. Шину ему на хвост наложил, перевязал. Мы его в сарае держали, в старом аквариуме. Лягушат ему каждый день таскали. Большой был уж. Ми приходим, а он голову поднимает, смотрит на нас...
       Хвост у него сросся, и Быстрый Олень стал брать его на Совет. Сидит - а уж у него на шее. И не двинется, пока мы разговариваем.
       Мы говорим, трубку курим. Не затягиваемся, так просто...
       А когда Совет принимает решение и вождь поднимает руку, ну, чтобы, значит, сказать, одобряет он или нет, уж тогда по руке вверх, обовьется, а голова - над рукой, и шипит...
       Петя поднимает руку над столом - все смотрят на его руку.
       -И никто его не учил - сам он так делал: раз по руке - и шипит...
       -Здорово! - слышится за столом. - Ух, здорово!
       -Это еще что, - продолжает Петя. - Этот уж один раз Зубра от смерти спас.
       В таком рискованно-интересном рассказе очень важно не перегнуть.
       -Петь, - раздается просящий голос, - ты это... не ври только, ладно?
       -Ты сперва послушай, - веско, без обиды отвечает Петя, - а потом скажешь, вру или нет.
       Мы задумали нападение на дакотов. Они в своей посадке, мы в своей. Все пошли, а Зубра оставили у Черного дупла. У Зубра коленка была разбита, он ползти не мог, его и оставили. Олень ему ужа дал - уж всех наших знал, спокойный был.
       Ну, мы ушли, а Зубр улегся, лежит. Уж у него на груди свернулся, греется. Зубр на солнце смотрит - щурится. Чуть не уснул, говорит. А уж вдруг голову поднял. Заволновался, будто почуял кого. Зубр думал, мы идем, а уж вдруг с него - и в траву!
       Зубр вскочил, смотрит - а там гадюка! Прямо к нему ползет! Уж ей навстречу. Они только вставать, - Петя показывает руками, как, встретившись, вырастают над землей две змеи, - а Зубр в нее томагавком. Она тогда шмыг в кусты. Понятно? Если б не уж, конец был бы Зубру... - Некоторые слова Пектя произносит не так, как основные, особо, обособляю их и я.
       -А что - ужалила бы, и всё, - слышится за столом.
       -Конечно, он же лежал.
       -Гадюки, я читал, сами никогла на человека не нападают. Только если наступишь нечаянно.
       -Читал! А вдруг он на ее норе лежал? Где она яйца прятала? Ты не говори - не нападают. Если б она к тебе ползла...
       -Зубр говорил - в метре уже была, - поясняет Петя. - А уж - ей навстречу. Уж-то, он гадюк знает!
       -Уж, конечно, знает, - соглашаются за столом.
       -Петь, а за что этого, ну, как его... Трусливой Совой назвали?
       -А-а. Он самый маленький был. Алик. И в засаде, когда один, всегда трусил. И глаза унего были круглые и какие-то желтые. Мы ему и дали это имя. Он говорит: "Я пока достоин этого имени, но я заслужу другое...".
       -А какое?
       -Чуткой Совой должны были назвать, если перестанет трусить.
       Волшебно исчезают со стен светящиеся костяшки домино, во дворе настаивается тишина. Город слышен далеким гулом. Рядом побренькивает гитара. Я давно уже слился с темнотой, обо мне забыли.
       -Петь, а где сейчас уж?
       -Отпустили. Генка же и отпустил, Быстрый Олень. Он тоже переехал. Все переехали. Мы тогда же и томагавки зарыли. Под дубом. И ужа отпустили.
       -А он это... сразу и уполз?
       Это был бы и мой вопрос, сиди я за столом.
       -Где там! Он сперва просто свернулся. А когда увидел, что мы уходим, за нами пополз. Мы уходим, а он за нами. Мы уходим, а он ползет и ползет за нами. Потом остановился, голову поднял и смотрит...
       За столом тишина. И я тоже вижу, как уж, подняв голову, смотрит вслед уходящим сиу. Вслед сиу, покидающим родные места.
       -Жалко, - говорит кто-то.
       И я понимаю, что это слово относится ко всему: жалко и ужа, и сиу, жалко вместе с ними тех мест, жалко, что так окончился рассказ. Жалко Петю, склонившего голову, жалко даже себя - что ты не был сиу.
       -А вот у нас было в лагере... - начинает кто-то и свой рассказ, но его обрывают:
       -Подожди ты со своим "было"! Было! У всех было, да ведь молчат же!
       Центр внимания сегодня Петя. Он рассказывает о том, чего нет и не может быть в нашем дворе, он рассказывает о жизни, о которой можно только мечтать.
       -Ты про галку обещал. Расскажи.
       Силуэты покачались, устраиваясь поудобнее, и застыли.
       -Галку Зубр поймал, Вовка. Она еще маленькая была, галчонок. Из гнезда выпала. Он ее и подобрал. На крольчатнике у него стала жить. Он ее шпагатом за лапку привязал. Как увидит его, кричит, клюв раскрывает.
       Ну, выросла. Зубр ее на плечо сажает, она сидит, не улетает.
       У Быстрого Оленя уж, у Зубра галка.
       Потом, когда совсем выросла, улетела. А поселилась знаете где? Как раз на нашем дубе. Самец прилетел, они гнездо сделали. Нас не боялись.
       Они с самцом во двор к Зубру прилетали. Она сядет к нему на плечо, а самец на заборе дожидается. Он на плечо, конечно, боялся садиться. Хоть и дикий, но все равно к себе подпускал. Только дотрагиваться не позволял. Сразу улетал. Он же дикий, не то что галка.
       Мы как раз тогда с дакотами каждый день воевали. То на озере, на плотах, то в посадке. Сидим под дубом, а они крадутся. А галки - вот не поверите! - им же сверху видно - сигнал нам подавали. Чуть заметят дакотов - и давай кричать. Мы и готовы. Сразу рассыплемся - и с флангов на них. Как дадим!..
       Понятно? Галки у нас вроде наблюдателей были. Обе - и она, и он. Дакоты и так, и этак прячутся, а мы все про них знаем. Гнездо-то на самой верхушке.
       Поймает кого - скальп снимем...
       -Как - скальп? - тревожится кто-то.
       -А так: ножницами с макушки. По договору. Потом приклеим клок к бумажке и в дупло. Ихнего Костю, Волчье Ухо, почти наголо остригли - пять раз ловили. Его в засаде оставляли, а мы к нему сзади: рот зажмем и тащим. Он хоть и Волчье Ухо, слышал плохо. У него в одном ухе всегда ватка была...
       За столом смеются:
       -Ничего себе - Волчье Ухо!
       -Волчий хвост он, а не ухо!
       -Оттащим его подальше, привяжем к дереву, чик! - и нет скальпа! - добавляет смеху Петя.
       Потом он снова серьезнеет:
       -Сказал кто-то про нашх галок дакотам. Сами бы они не догадались. Кто-то нас предал, - заключает он. - Раз приходим к дубу, а гнездо на земле валяется. Яйца разбились, насиженные уже. Галка вокруг летает. А самец на ветке сидит, молчит. Нас как увидел, крикнул ей что-то. Она рядом с ним на ветку села. Зубр ее зовет: Галка, Галка! А она не слетает к нему. Потом они взяли и улетели...
       -А как ее звали, галку? Ты сказал: "Зубр ее зовет". Он что, так и ее и звал, галкой?
       -Так и звал. Сиу не дают имен животным. После расскажу почему.
       -И они не вернулись, Петь, не вернулись галки?
       -Не. Не вернулись. Перестали верить людям. Ни разу больше Зубр ее не видел. Перестали верить - я ж сказал!
       И опять за столом воцаряется молчание.
       -А вот у нас было... - снова начинает кто-то, но на него прикрикивают:
       -Заткнись ты - "у нас, у нас!" Рассказывает же человек! Получше, чем у "вас". Петь, а кто гнездо разорил?
       -Дакоты - кто ж еще! Мы всё узнали. От Волчьего Уха узнали. Он раньше чуб носил, а потом стал под ежик стричься - чтобы нечего было срезать. А мы ему хотели все равно кусок выстричь, а он говорит: расскажу тайну про галок. Это, говорит, мы разорили, чтобы не было у вас наблюдателей Нам, говорит, сказали, что у вас наблюдатели, вот мы и разорили. У нас же, говорит, нет наблюдателей. Мы тогда спрашиваем - а кто вам сказал? А он не говорит. Хоть, говорит, наголо стригите, не скажу. Ну, мы увидели твердость и отпустили его. - Петя делает паузу и честно добавляет: - Дали, конечно, ему... Чтоб знал.
       -Надо было как следует дать, - сожалеют за столом. - За галок стоит.
       -Нельзя, - возражает Петя, - он же один был, а мы все вместе. А дакоты все были виноваты. Мы тогда сразу войну им объявили. А вот кто нас предал - это мы должны были узнать!
       -Узнали? - спросило сразу несколько голосов.
       -Не успели. - Петя вздохнул. - Дома сносить стали. Надо было переезжать... Ох, если б узнали! - Петя стукает кулаком по столу. - Надо будет к Черной Коре поехать, к Мишке, - он вождем у дакотов был. Он далеко живет, но я знаю где. Должен сказать, он ведь уже не дакот. Надо поехать! - окончательно решает Петя.
       -Ну и что, что узнаешь! - раздается за столом. - галки все равно улетели, ни сиу, ни дакотов уже нет, старые счеты зачем сводить? Может, он и не предавал, а просто похвастался: мол, у нас вот кто есть... Мог ведь так сказать? Мог! Уверен.
       -Ты-то уверен. Ты всегда так, - слышится с другого коца стола. - Про дядимитину тележку кто сказал? Ты! Тебя что, спрашивали? А про ящики? "Пожар мог случиться"! Хоть раз случился?
       Ни про дядмитину тележку, ни про ящики я ничего не знаю. Это какие-то мальчишечьи тайны.
       -Много ты знаешь про пожары! - продолжается небольшая ссора.
       -А ты знаешь? Ты что - пожаринк?
       -Кончай, пипл!
       -Чего - кончай? А чего он всё доносит! Если б у нас было племя сиу, я б его ни за что не взял. Пускай в дакоты идет!
       -Чего вы, - мирит всех Петя, - Дакоты - они тоже были хорошие. Почти как сиу. Мы ж воевали, чтобы интереснее было. У нас стрелы были с резиновыми присосками. И раз в неделю мы трубку мира курили. Вот бледнолицыве - те гады.
       -Какие бледнолицые?
       -Ну, на наше озеро приходили. Рыбаки на машинах. Пижоны разные. Они у Доброй Бабушки сливы воровали. Туристы всякие - они деревья в посадке рубили, костры жгли. В сады лазили. И Колодка еще.
       -Какая колодка?
       -Это дядька один. Фамилия это - Колодка. Настоящий бледнолицый. Котят весной хотел утопить. Собак бил. Пьяница он. Весной рыбу запрещено ловить - он ловит. Хваткой. А мы его окружим, хватку порежем. Ух, ругался! Один раз, пьяный, четырех бабкиных кур застрелил. Они в его огород забрались. А бабка что - она только плакать и умеет. Мы сразу же собрались. Быстрый Олень говорит:
       -Мы должны отомстить за подлый поступок!
       -Пошли к нему домой. Давай его дразнить. Он за нами. Пьяный ведь... Мы убегаем - и всё к дубу, к дубу... А там окружили, я набросился - скрутили его. Он не сильный, худой такой. Привязали к дубу, сбегали за водой. А он ругается... Ведер семь вылили на него. Отрезвел, стал проситься: отпустите, говорит, ребята, стыдно, говорит, я ж не маленький, чтоб меня так... А мы ему: а куры? Он говорит: не буду, я, говорит, за кур заплачу.
       Отпустили. Веревку развязали, разбежались. Он пошел. Сгорбленный такой, мокрый. Метров десять от дуба отошел - обернулся: аж синий от злости.
       -Хулиганы, - кричит, - я в милицию пойду, расскажу, какими вы разбойниками растете!
       А мы ему:
       -Иди, иди, там тебя давно дожидаются! - и в ведро барабаним. Мол, не забудь про ведро-то!
       "Ведро" нравится всем. Его одобряют дружным коротким смехом. Эти сиу просто молодцы! Так ему и надо, Колодке!
       В нашем дворе есть свой Колодка - пустой и, конечно, громкоголосый мужичонка, дядя Лёня, всегда пьяненький, смотреть и слушать которого и неприятно, и до смерти скучно. Стоит у магазина с самого утра и пристает ко всем с разговорами. Его обходят и морщатся даже...
       Я как бы тоже участвую в беседе: у меня на языке вертится вопрос, но я всё боюсь выдать себя и нарушить естественное развитие рассказа. И все же не выдерживаю:
       -Петя, а скажи, почему все-таки сиу не дают имен животным?
       Весь стол оборачивается ко мне. Обо мне забыли, а я вдруг заговорил.
       Я встал, подошел.
       -Ты уж извини, но мне тоже интересно - почему? У вас какой-то закон был? Насчет животных?
       -Да... был... - не сразу и будто отмахиваясь, отвечает Петя.
       Так и есть, я все испортил. Петя сник, смешался: взрослый - он одним словом может разрушить всё, что строилось и темнотой, и голосом, и фантазией.
       -Был...- скучно говорит Петя. - Только это долго рассказывать. Да и поздно уже.
       Не хочет. А я не имею права говорить, что еще не поздно: уже без четверти одиннадцать, детям пора домой.
       За столом еще некоторое время все неподвижны.
       Тут поднимается один.
       -Ну, - сообщает он тем известным тоном, каким прощаются на ночь, но еще и нарочитым, - я - домой. Спать пора.
       Петя пока медлит. Ему неудобно уходить, потому что на эти минуты я как бы остаюсь его собеседником. И все же решается.
       -Пока, люди! - говорит он громко, встает и сразу исчезает в темноте.
       За ним поднимаются остальные.
       Я остаюсь перед пустым столом. Я, бледнолицый.
       Я иду по двору. Двор населен. То тут, то там вспыхивает зажигалка, разгораются на мгновение угольки сигарет. Гитара, негромкие голоса. Неожидано во двор заглядывают фары; пошарив, осветив стену, увидев кого-то, пятятся и исчезают.
       Доносится хор лягушек с зеленого пруда за школой, чудом оставшегося после застройки района.
       Вдруг хор смолкает. Это кто-то, проходя мимо, швырнул камень в пруд.
       Потом раздается первый лягушачий голос:
       -Меня-а-аю! Ква-а-артиру!
       -Ка-а-акую?
       Хор подхватывает. Пруд - это квартирный базар.
       -Базар, - говорю я вслух.
       Улыбаюсь и иду домой.
      

    Отчего сиу не дают имён животным?

      
       -Паш, - спросил я голосом зевающего скуки человека, - ну, ты еще не сиу?
       Пашка, по прозвищу Синьор Помидор (за всегда красные щеки), стоял у подъезда и грыз яблоко. Он тут же подошел ко мне и сел на скамейку рядом. Я с Пашкой разговаривал почти как со взрослым, кроме того, я всегда выслушивал его до конца, может быть, единственный во дворе.
       -Не-а, - ответил он, - еще нет.
       Мой вопрос был коварный, но продуманный. Пашка сидел тогда за столом, он обо всем должен знать.
       -Не-а, - ответил он, не оставляя яблока. - Мы сказали Петьке, что можно было бы и у нас во дворе сделать сиу, но он говорит, что еще не знает. Тут, говорит, и леса близко нет, и озера, а бледнолицых, говорит, полно. Там у них даже олень одно время был, а здесь даже ежа не увидишь И защищать, говорит, кроме собак, некого. А сиу, - безмятежно выдавал тайны Синьор Помидор, - братья животных. Сиу их спасают от бледнолицых...
       -Пашка! - раздалось вдруг с балкона третьего этажа. - Кто в мою пудреницу жука положил, а пудру высыпал? Ты, конечно? Вот я тебе задам!
       Помидор застыл. Но все-таки поднял голову и, закрыв глаза, завопил на одной ноте:
       -Какой жук?! Он сам туда залез!..
       Тут и воробью станет ясно, что жук - его рук дело.
       Сестра Пашки, такая же румянощекая, Наташка, свесилась с балкона:
       -И кузнечики по комнате прыгают! Сознавайся - ты их понапускал? Только вернись домой, я тебе такое сделаю!
       -А ты окно открой, они и выпрыгнут, - посоветовал вверх Пашка. - Нашла кого бояться!
       -Зачем кузнечики? - спросил я.
       Мне Пашка врать не стал.
       -Пока племя будет... Хоть кузнечики...
       -Паш, - отважился я на тот вопрос, - а почему сиу не дают имен животным?
       Помидор откусил еще яблока..
       -Это как в книге, - начал он. - Мы подумали, что они про это где-то вычитали, а Петька говорит: было. Я, например, нигде про это не читал...
       И Пашка рассказал:
       -У них Пушистый был, Ну, хорек. Или ласка. Или куница. Они не знают. Пушистый такой. Они его и назвали - Пушистый. Это еще давно было, еще даже до оленя.
       На озере кто-то их нору разорил, хорьков. И убили всех. А один детеныш остался. Маленький. Он вылез из норы - в самой глубине, наверно, прятался - и ищет своих. А тут сиу. Они ему поесть дали, у них еда была с собой, бутерброды с колбасой. Он колбасы и поел.
       Они тогда нору замаскировали - сучьями забросали, и он стал жить в своей норе.
       Они приходят, кричат:
       -Пушистый, Пушистый! - и н бежит к ним. Они ему колбасы или еще чего.
       Пашка говорил без запинки, будто хорошо выученный урок.
       -Он любил колбасу... Ну и вырос. Сиу его охраняли. Они всем сказали, чтоб ннкто не трогал - а то будут иметь дело с ними...
       А его никто и не трогал. Он крсивый был. Тогда бледнолицые еще на озеро не ходили На озере все свои были, маленькие все. И Пушистого все гладили и кормили.
       И он стал всем доверять, понятно? - Некоторые слова Пашка подчеркивал, как Петя.
       Это был, очевидно, важный момент рассказа, и я простил Пашке его фамильярное "понятно".
       -Только кто позовет его: "Пушистый! Пушистый! - и он сразу бежит.
       Помидор по-настоящему выкрикивал "Пущистый!", словно зверек был где-то здесь, во дворе.
       -И вот... один раз...
       Голос Пашки прерывается.
       -Один раз... идут сиу на озеро... а навстречу им маленькие - бегут и кричат, - Помидор делает порывистый вздох, - что Пушистого... убили.
       Черт побери! Мне и самому жаль его.
       -Ну, - говорю я Помидору, - ну, ну, Паш...
       Пашка делает еще один порывистый вздох. И голос его становится тих и ровен.
       -Дядька один убил. Ребята с Пушистым играли, а он подошел, взял камень и убил. Вон, говорят, где он лежит.
       Сиу бегом туда. И видят - лежит. У норки. И голова разбита. Мертвый. Пушистый...
       Пашка глубоко-глубоко вздыхает.
       -Колодка Пушистого убил. Ну, вы слышали, наверно, про него. Они с ним давно поссорились. Он и убил. Нечисть, говорит, разводят...
       Ну, сиу закопали его. И вот что с ними случилось. Как идут они на озеро, всё им хочется позвать: "Пушистый! Пушистый!" Они привыкли, сиу...
       Подходят к озеру и переглядываются друг с дружкой: мол, так и хочется позвать...
       А Зубр один раз не выдержал и позвал...
       -А он, - Пашка наверняка повторяет Петины слова: - А он, конечно, не выбежал. Он же мертвый., - добавляет Помидор. - Быстрый Олень всех тогда обогнал - ушел вперед.... А когда его догнали, Петька говорит, глаза у него красные были... Он Пушистого больше всех любил.
       И тогда они поклялись: никогда не давать имен животным. Полтому что обидно. Ну, больно. - Пашка произносит эти слова, как формулу чувства, и поспешно ее объяснят: - Они же, ну, животные, если им дать имя, будут совсем как братья. И если его убьют, так когда имя скажешь, он вроде снова живой. А он мертвый... И обидно. Понятно? Лучше, когда без имени. Легче...
       -Понятно, - говорю я, - понятно, Паш. Ты не беспокойся, я всё понял. Легче, конечно, когда без имени. Ведь убить-то действительно каждый может. Взял камень и...
       -Они себя называли Знаете как? Доброе племя сиу. Они сперва просто индейцами были, сиу. Ну, воевали. А потом к ним олень пришел. Косуля. Серьезно. Из леса. Она наступила на что-то и ногу меж копытцами разрезала. Глубоко - кровь идет, она ослабела... Может, на стекло наступила. На бутылку, на разбитую, - сердито говорит Пашка.
       Ну, вышла из леса. К людям. Кто ж еще ей может помочь? А там как раз сиу. Видят - хромает. Еле жива. А боится! Вся дрожит. А в лес не идет. Там она бы умерла, без помощи.
       Сиу ее на руки - и домой. К Петьке.
       Встречные по дороге кричат: "Приглашаете на шашлык?" А сиу только руками отмахиваются.
       И вылечили. Петькина мама вылечила, она врач. Поздно вечером, чтоб никто не видел, отвели в лес. И отпустили.
       И Зубр тогда предложил: давайте называться Доброе племя сиу. Будем защищать всех животных.
       Косулю они еще никак не звали Так и отпустили. Она к ним из леса часто выходила. Постоит, посмотрит на них и опять в лес.
       А потом они Пушистого приручили...
       Пашка сидит опустив голову. Гибель Пушистого для него не только слова.
       -Слушай, Паш... а почему Петя мне не хотел расказывать про это? Помнишь, я подошел?
       -А-а... они тогда Колодке... - и тут Пашка спотыкается. - А знаете, - говорит он, поднимая на меня глаза, - а знаете, - говорит Пашка совсем уже другим голосом, - знаете, как у сиу наказывают тех, кто проболтается?
       -Как? - спрашиваю я по инерции.
       -Крапивой, - выразительно сообщает Пашка. - Привяжут к дереву, голышом, ну. в трусах, и крапивой! Чтоб не забывал.
       -Паш, а ты разве уже сиу?
       -Думаете, легко? - отвечает Пашка. - Я вот животных люблю, а муравьев пока боюсь. Я уже пробовал...
       -Что пробовал?
       -Ох, кусаются! Жуть! - Пашка трясет головой. - А щекотно! Но можно привыкнуть. Петька говорил, все сперва боялись. А потом - хоть бы что. Даже улыбались.
       -Постой, постой! Какие муравьи? При чем здесь муравьи?
       -Под мышкой муравьи! Возьмут горсть с муравейника - и под мышку тебе. Стойкость воспитывать.
       -Вот оно что, - размышляю я вслух. - Они, смотри-ка, серьезный народ, и сиу.
       -А вы думали, - подтверждает Пашка. - Очень серьезный. Сиу быть трудно...
       Пашка молчит минуту-две, глядя на что-то в стороне, и вдруг, весь повернувшись ко мне, спрашивает:
       -Вот, а вы сами, если бы у вас Пушистого убили, вам было бы легко?
      
      
       БЕЛАЯ ЖЕЛЕЗНАЯ ДОРОГА
      
       На колени даже новых Максимкиных штанов нашивают - не для теперешней моды - толстые, чуть не шинельного сукна заплаты. Потому что ни один другой материал не выдерживает трения Максимкиных колен об асфальт, о стены, деревья, заборы, лестницы - обо все, что угодно с утра до ночи.
       Максимка - махонького ротсочка эенергичный второклашка. Своей неутомимостью он напоминает часовую пружину. И если бы из Максимки можно было наделать каким-то образом часовых пружин, износу бы не было таким пружинам - и часы ходили бы вечно.
       Вот он стоит, Максимка, посреди двора, вертя головой во все стороны - он опять что-то примдумывает. С ним не соскучишься, это точно. Он всегда чем-то занят.
       Две недели Максимка искал миллион рублей. Искать миллион было легко, потому что везде на улице лежали осенние листья. Под ними миллион долго мог оставаться незамеченным. Да и где же еще лежать миллиону рублей, как не среди осенних, таких разноцветных листьев! Максимка не раз уже находил на улице деньги - когда гривенник, когда рубль, а раз даже нашел пятерку. И если валяется посреди улицы пятерка, то ведь должен же где-то лежать и миллион!
       Если бы Максимку спросили, почему именно миллион, он ответил бы: потому что миллиона хватило бы на все. На мяч, на велосипед, на джинсовый костюм, на электронную игру, на новый телевизор. На мамино зимнее пальто (говорила соседке о нем сто раз), на новую мебель.
       С той поры, как уехал куда-то надолго отец, Максимка на все свои просьбы "купи то, купи это", слышит в ответ:
       -Нету денег.
       -Подожди...
       -Вот скоро буду зарабатывать...
       И что за беда такая - нету денег! Обязательно нужно зарабатывать! Это ж столько ждать! Деньги ведь можно просто найти!
       Надо только поискать хорошенько - никто не занимается этим специально.
       И Максимку все две недели можно было увидеть на улице, где он ходил и ходил, разгребая ногами листья.
       Но вот листопад кончился, листья смели в кучи, кучи уложили в мешки, а мешки увезли. Если бы под ними был миллион, Максимка бы узнал о нем.
       Когда в очередной раз Максимка попросил маму купить велосипед, а мама опять ответила, что нужно подождать, Максимка ждать не согласился. Он сказал, что заработает на велосипед сам.
       У их соседа, поэта, вышла книжка стихов. Поэт пришел домой - Максимка как раз возился с поэтовой маленькой дочкой, Ладой - и с порога еще швырнул в комнату, к люстре, розовую пачку денег. Деньги разлетелсиь по комнате, как осенние листья.
       Поэт поднял Ладку и подбросил ее к потолку.
       -Проси чего хочешь! - крикнул он.
       В тот же день Максимка решил, что будет отныне писать стихи. Он и написал их в тот же день. Вот что он сочинил:
       Я видел рощу золотую,
       Она стояла в октябре.
       Я был тогда еще видь молод,
       Ну а теперь совсем я стар.
       Максимка показал стихотворение поэту, поэт прочитал и похвалил. Он похвалил, но сказал, что детям денег за стихи пока еще не платят, даже за самые хорошие.
       Максимка, конечно, огорчился. Но он из тех людей, что огорчаются ненадолго. Он всегда изобретет что-нибудь еще. Нет велосипеда, и не надо...
       Во дворе есть беседка. Вернее, будет. Пока стоит ее скелет. Максимка достал где-то веревку (наверняка бельевую) привязал один ее конец к шпилю беседки, а на другом сделал петлю. Он встал на скамейку, схватился за веревку, сунул ногу в петлю и оттолкнулся. Он раскачивался, вылетая за пределы беседки, и вокруг неё собиралось все больше мальчишек (его примерно возраста).
       Качели во дворе были, но разве это качели! Они, можно сказать, девчоночьи качели, то есть благополучные и неопасные. То ли дело эти! На них качаешься, рискуя треснуться о стойку. На ннх можно проверить смелость - свою и друга. И это как раз то, что нужно мальчишкам.
       Мальчишки встали в очередь к Максимкиным качелям.
       Шпиль скрипел, беседка потрескивала и покряхтывала.
       И вот подошел черед Эдика, Максимкиного соседа. Он тоже сунул ногу в петлю, оттолкнулся... И на обратном пути ударился о стойку. Упал, его проволокло по грязному полу беседки - Эдик изгваздался, как, наверное, никогда до этого, набил синяк на скуле, на руках ссадины...
       Максимка, чуя плохой конец затеи, полез отвязывать веревку...
       Прибежала Эдикина мама...
       И Максимке попало. А был ли он виноват, скажите?
       Во дворе снег. Он случайно выпал вчера, белее его нет ничего на свете. Завтра снега уже не будет, поэтому им вовсю пользуются сегодня. Максима вынес во двор санки - старые, ржавые, половины планок нет. Он выжимает из санок все, подгоняя их и руками, и ногами, и воплями - и санки его самые быстрые.
       Из подъезда на лыжах показывается Эдик. Лыжи стучат, палки высекают искры. Он ступает на снег, и лыжи разъезжаются. Лыжи новые, Эдик на лыжах впервые.
       -О! - счастливо кричит Максимка. Он бросает санки и бежит к Эдику. - Лыжи! Дай покататься!
       Эдик, еле держась на ногах, сопя и пыхтя, шествует мимо. Чистенький, аккуратненький, на новых лыжах Эдик. Не глядя на Максимку, он сообщает в такт своим неуверенным шагам:
       -Это мне... специально... чтобы я с тобой не играл... купили. Не дам...
       -Ну и не надо! - Максимка в самом деле нисколько не огорчен: взгляд его уже наметил что-то, а в голове мелькнула очередная идея.
       Он мигом составляет трое санок в "поезд", поезд, разогнанный множеством рук, катится далеко, весело - во дворе визг, крики, смех.
       Эдик, взобравшись на горку, съехать боится и с завистью смотрит на "поезд". Максимка о лыжах уже позабыл и не оборачивается в сторону Эдика.
       Эдик наконец решается и делает шаг вперед Его качнуло, он раскорячился - поехал. Одна лыжа тормозит, другую уносит - Эдик шлепается животом на снег. Подниматься он не спешит, словно поняв тщетность своих попыток научиться кататься на лыжах.
       Затем приходит то, что и должно было произойти. Эдик сам предлагает лыжи Максимке и, счастливый, садится на санки в "поезде". Вот он уже весь в снегу, пальто уже расстегнуто, Эдик без шапки, хохочет...
       А Максимка, отдав кому-то вторую лыжу, пытается съехать на одной...
       Открывается окно и на весь двор раздается:
       -Эди-и-к! Эдик! Боже мой!..
       Таков Максимка, человек, которому никогда не бывает - и не может быть! - скучно.
       Однажды я увидел в нашем дворе бой. Это был необыкновенный бой. Спорю на что угодно - никто из вас не догадается придумать такое. Два войска, надев на себя большие картонные коробки из промтоварного магазина, как латы, а маленькие, как шлемы, славно бились на асфальтовой площадке деревянными мечами.
       Максимка, самый маленький и верткий, сражался впереди. Стучали мечи, громыхал под их ударами картон. Максимка вопил:
       -Падай! Падай! Я тебя проткнул!
       Но падать в этом бою никто не собирался. Взрослые не оставливали бойцов - теми были приняты меры предосторожности: в шлемах были проделаны дырки для глаз, а концы мечей притуплены. А что до ссадин на руках, так они мальчишкам не страшны.
       Мужчины-доминошники, зажав в руке костяшки домино, так и не опустили первую кость - они смотрели на битву.
       Среди бойцов был, конечно, и Эдик - я это понял, увидав неподалеку его маму. Маленькая, худенькая, она круглыми от ужаса глазами искала своего Эдика среди одинаковых лат и шлемов. Каждый раз, когда на кого-нибудь обрушивался крепкий удар, она вздрагивала и неуверенно вскрикивала:
       -Эдик!.. Эдик!.. Эдик!..
       Я потом спросил у мальчишек, кто придумал надеть картонные коробки как латы?
       -Кажется, Максимка, - был ответ.
       -Сперва он, а потом и мы тоже, - была поправка к ответу.
      
       Возле Максимки всегда народ. То ли он опять что-то придумал, то ли что-то показывает с таинственным видом (фонарик, например, который "в темноте еще лучше светит"), то ли Максимка рассказывает.
       Рассказывает он так:
       -А вот у нас в Темир-Тау...
       Или еще так:
       -А! Вот у нас в Темир-Тау...
       Я, услыхав как-то Максимкино "Темир-Тау", усмехнулся: "Живет здесь уже третий год, что он там помнит про "Темир-Тау"...
      
       У меня могут спросить, с какой целью я рассказываю о мальчишечьих выдумках-придумках, проделках и проказах, и может ли быть в них хоть какой-то толк для других?
       Есть, и еще какой!
       Только об этом нужно рассказывать подробно.
      
       В это утро мне захотелось уехать.
       Я проснулся в это утро и понял, что я если сегодня куда-нибудь не поеду - хоть куда! ненадолго! во что бы то ни стало! - со мной случится что-то нехорошее. Может быть, я разругаюсь с начальством... Или еще с кем-то... Или вообще уволюсь работы... Или...
       Такое настроение у взрослых бывает. Оно называется "надо сменить обстановку".
       Чаще всего, взрослые так никуда и не уезжают. Их, во-первых, не отпускают на работе.
       Целый день взрослый переживает свое желание уехать. Говорит о нем с приятелями, которым это настроение тоже знакомо. И, наговорившись всласть, отводит, что называется, душу и вечером приходит домой почти в обычном своем состоянии.
       А я - я ходил по квартире, бормоча странное слово "вочтобытонистало". С ним умывался, завтракал, одевался, запирал дверь и спускался по лестнице.
       И все время перебирал в уме города, куда мне хочется поехать.
       Поехать хотелось туда, где я оставил - там какой-то свой день, там - неделю, а там - даже несколько лет жизни. Тот город, надеялся я, вернет мне хоть немного из того, что я в нем оставил. В том, оставленном там и сям, была сегодня нужда.
       Ну и вот, почти уже решив, куда я поеду, и сказав про свою работу "Будь что будет!", я ступил на крыльцо дома, где жил. И в ту же секунду остановился. Потому что на крыльце был нарисован меловой круг, а в середине его написано слово "Воронеж".
       И прямо от крыльца начиналась железная дорога, она - рельсы и частые шпалы поперек - была нарисована мелом на асфальте. Дорога сворачивала в проход между домами и исчезала за поворотом.
       Оказывается, чуть сделав шаг во двор, я очутился на вокзале!
       Оставалось сесть в поезд.
       Так я и сделал. И через мгновение двинулся по белой железной дороге, не зная, куда она меня приведет и чем окончится мое путешествие.
       Через тридцать шагов (а может, через пятьсот километров?) я увидел Киев. Это был меловой кружок, в котором было написано "Киев".
       Я остановился над кругом. Этот город я знал и мне всегда хотелось побывать в нем еще.
       Я стоял над кругом и видел то знакомую улицу, то дом, то блеск широкой реки и далекую желтую полоску пляжа, то брусчатую мостовую... Киев был то летним солнечным, то зимним снежным; передо мной вдруг открывалась дверь в знакомом доме, в прихожей загорался свет и мой друг, удивляясь и улыбаясь, протягивал мне руку...
       Я снова был в Киеве. К нему привела меня белая железная дорога...
       Потом рельсы свернули на мостовую. Они нырнули под автобус, стоящий на улице, - мне пришлось его обойти, - и пролегли (так, кажется, принято говорить о рельсах?) пролегли дальше.
       За автобусом я увидел "Ригу". В Риге я не бывал бывал, Риги я не видал.
       Тогда я вспомнил товарища по службе на флоте.
       Его звали Ивар. Он не был похож на других прибалтов, которые стояли на правом фланге роты, - здоровенные, не очень складные, медленно и неправильно, но верно говорящие парни. Ивар не был похож на них - небольшого роста, изящный, быстрый на ум и на слово... Если он возвращался в часть после увольнения подвыпив, он переходил на латышский, бешено сужая глаза... Я повспоминал, стоя над меловым кругом, Ивара и себя заодно, свою службу на море...
       Сразу за Ригой был Львов. Во Львове я боролся на больших юношеских соревнованиях по классической борьбе. Я занял тогда второе место.
       Конечно, я постоял над "Львовом". Мой взгляд бегал по улицам города, похожий, может быть, на солнечного зайчика.
       Второе место... из семнадцати, между прочим. Я проиграл только Зимину, по очкам, и то свалил его под конец, тот еле выкарабкался, а в остальные минуты стойки грубо "оттолкался". А я еще не знал, что "оттолкаться" - тоже прием борьбы...
       Но не это, не второе место (хотя оно тоже важно) было главным тогда.
       На соревнования во Львов меня провожала Она. Та самая, в кого я был впервые и сильно... Я учился в девя...
       -Дядя, скажите, пожалуйста, который час?
       Я оглянулся. На железной дороге стоит мальчишка, локти его прижаты к бокам, он чуфыкает - спускает излишки пара. Он паровоз, поезд и пассажир.
       -Двадцать минут девя...
       -Спасибо!
       Мальчишка зачуфыкал чаще - чуф! чуф! - и поехал; ранец на его спине запрыгал.
       А следующий город был Москва! Москва у нас и позади, и всегда впереди - ведь мы в ней обязательно еще побываем, поэтому я улыбнулся, помахал рукой Москве и поехал дальше, прямо в знакомый мне Петербург, который, конечно, был в десяти шагах.
       В "Петербурге" меня ожидал всего один вечер - но зимний, на катке, разлитом в парке, и песенка меня ждала, которую я там впервые услышал... Я оглянулся и тихонечко ее спел, стоя над меловым кругом, где сейчас расположился каток - не всю, два куплета...
       После Петербурга железная дорога сворачивала к школе.
       Вот оно что!
       Кто-то, какой-то человек. которому скучно просто так, пешком идти в школу, взял да и провел к ней железную дорогу. Белую железную дорогу со множеством шпал. Теперь он ездит туда на поезде! И останавливается в чем-то запомнившихся городах.
       Я свернул к школе. Здесь рельсы заканчивались. Дорога упиралась в круг, а в нем было написано "Темир-Тау".
       -Тим-там! - сказал я. Я теперь знал, кто нарисовал дорогу. Это, конечно, Максимка. Он уже давно в Воронеже, но о своем Темир-Тау помнит.
       Я стоял над меловым кругом и думал, что Максимкин Темир-Тау значит для него ничуть не меньше, чем для меня мой Львов и другие города, и что семилетний мальчишка тоже кое-что оставил в своем Темир-Тау - то, что ему время от времени остро необходимо.
      
       Я пришел на работу, опоздав минут на сорок, но пришел с такой улыбкой, что начальству и в голову не пришло спрашивать меня об опоздании.
       А спросить об причине улыбки начальство не догадалось.
      
       ГОРОД ДЛЯ АЛЕНКИ
      
       Мама у Аленки гример. Она работает в театре.
       Каждый гример немного художник. Один больше, другой меньше. Каждый гример учился в театральном или художественном училище, рисовал, писал этюды, возможно, ему говорили, что у него есть талант художника. Или - что в нем пропадает талант художника.
       Но гримеры чаще всего - скромные люди, и хоть они и верят, что в них есть (или пропадает) талант художника, за кисть берутся редко или никогда не берутся.
       Разве что в крайнем случае.
       Аленка заболела. Маме позвонили из школы на работу и сказали, что у Аленки высокая температура.
       Аленка с мамой живут вдвоем в однокомнатной квартире.
       Третий день у Аленки жар, третий день мама не ходит на работу.
       А в этот вечер температура поднялась сначала до тридцати девяти, а потом и выше. Маме стало страшно. Как бывает страшно мамам, когда у аленок тридцать девять и выше, не расскажешь. Ни пером, ни кистью.
       Когда приехала "скорая", у Аленки было сорок градусов. Врач осмотрела ее горло и сказала:
       -Страшного ничего нет, - Лицо у нее было спокойное и усталое. - Давайте ей пирамидон с аналгином - это сбивает температуру. И компрессик на лоб. А мы сделаем укол...
       Двое молодых санитаров стояли в дверях и смотрели на Аленку, на маму, на комнату - на парики на стене, на букет желтых и красных кленовых листьев в вазе. Они за ночь бывают в десяти, наверно, квартирах и все у разных людей. Им интересно смотреть, как живет тот или другой. Кто шофер, кто писатель, кто продавец, кто директор, а кто, может, и просто пьяница.
       Потом они все ушли, и Аленка и мама снова остались одни. Аленка пылала. Она сама чувствовала, как у нее горит лицо. Странно только, что ничего не болит да и лежать ей не хочется. Она даже не понимала - что страшного в температуре сорок. Наоборот: ей хочется разговаривать, играть... Хочется говорить с мамой о враче, у которой из-под халата выглядывало такое старенькое пальто. И почему сразу три золотых кольца? И почему она прошла в комнату, не сняв в прихожей сапог? Ведь все снимают...
       -Молчи, Аленушка, молчи, - говорила мама, - помолчи хоть десять минут.
       Аленка помолчала и ей захотелось спать. Она закрыла глаза. И тут же открыла, потому что у нее закружилась голова.
       -Мама, - лампа!
       -Что, девочка?
       -Лампа качается... ой! - Аленка заплакала.
       -Что, родная, что с тобой? А? Ну говори же!
       -Паук! - закричала вдруг Аленка. - Я боюсь! Убери его! - Она смотрела на потолок: пауки были ее постоянным страхом.
       Аленка бредила.
       Потом она, кажется, ненадолго потеряла сознание, очнулась, открыла глаза.
       -Мама, - город, - сказала она, показывая на стену.
       Мама снова испугалась.
       -Нет, девочка, нет.
       -Город, - упрямо сказала Аленка, - смотри - город!
       Мама посмотрела. После недавней собственноручной побелки в стене проявилось множество трещинок, сплетение линий.
       -Вон дом - видишь? А вон башня, - показывала пальцем Аленка.
       Мама увидела и дом, и башню. Аленка была в сознании. Дом и башня были из тридевятого царства.
       -А во-он еще башня, - показывала Аленка. - А прямо перед нами - дом. Большой. Красивый... Мама, - такой город!
       -Аленушка, давай компрессик сменим? Повернись на спинку...
       -Я хочу смотреть на город.
       -А спать ты не хочешь?
       -Я боюсь... Мама, покрась вон ту крышу, вон - видишь?
       -Как - покрась? Чем?
       -Красками, мам. Покрась.
       -Но ведь это же стена, девочка.
       -Ну и что. Это город, город! - Аленка перевела глаза на маму; глаза наполнялись слезами.
       -Ну хорошо, сейчас, только дай я сменю компресс...
       Краски у Аленки были хорошие - "Нева", в тюбиках. И кисти тоже - мама купила их в художественном салоне.
       Мама приготовила воду, вырвала лист из альбома для рисования, взяла коробку с красками.
       -А какого цвета крыша?
       -Мам. Я не знаю... красная. Придумай сама. Какую хочешь. А другую сделай зеленую.
       -Где крыша?
       -Вон - разве ты не видишь?
       -Я буду рисовать, а ты пока поспи, ладно?
       -А ты меня разбудишь, когда нарисуешь?
       -Конечно, девочка, ты только спи.
       Аленка закрыла глаза.
       Мама выдавила из тюбика краску, другую, обмакнула кисть в воду.
       В самом деле - целый город. Как это она раньше его не видела? Крыши, стены, окна. Улицы, деревья - рисунок был. С чего начать?
       -Мам, ты рисуешь?
       -Рисую.
       Мама наклонилась и тронула кистью стену.
       -Рисую, девочка, ты спи.
      
       Похоже было, что город, чуть видный в предутренних сумерках, серый еще и прозрачный, раскрашивается восходящим солнцем, - это сравнение пришло на ум Валерии Александровне, когда она покрыла скат крыши розовой краской; оно и подсказало ей, каким должен быть город: раннеутренним.
       Аленка спала тяжело; дышала неровно, часто. Стонала, ворочалась, всхлипывала. Потом проснулась.
       -Мама, - паук! Паук!
       И вдруг увидела город.
       -Какой красивый! Мама, рисуй!
       Мама сменила компресс, измерила температуру: тридцать девять. Дала таблетки.
       -Мама, рисуй.
       -Буду, буду, а ты закрой глаза.
       -Хочу смотреть.
       -Поспи немного, а когда проснешься, он будет еще лучше.
       -Я хочу смотреть.
       Аленка не была капризной девочкой, но она была больна.
       -Но, девочка, ты же знаешь, что художники не любят рисовать, когда на них смотрят. И потом, пусть это будет как в сказке - помнишь? - за одну ночь был готов дворец. Ты закрой глаза, а когда откроешь, будет целый город. Договорились?
       -Да, - сказала Аленка. Она устала от разговора. Губы у нее обметало.
       Работая, Валерия Александровна увлеклась. Аленка спала.
       Город уходил в глубь стены. Над ним голубела полоска моря. Над морем всходили горы розовых облаков.Прямо у пола начиналась брусчатая мостовая.
       Город, заметила вдруг Валерия Александровна, получался очень тихий. В нем слышно только Аленкино дыхание. Валерия Александровна обрадовалась, когда отыскала в нем чуть заметный контур человека на улице. Она тронула его кистью, раз-два - человек пошел, шаги его отдавались в стенах домов.
       -Мама, это кто? - Аленка опять проснулась.
       -Человек. Ляг, Аленушка, тебе нужно еще поспать.
       -Он идет к нам... Мам, а он кто?
       -Ну... врач. Это врач, девочка.
       Аленка задумалась.
       -Нет... Опять таблетки пить. И уколы. И врачи приезжают на машине. Пусть это будет не врач. Пусть это будет лучше дядя Даня.
       Дядя Даня был их с мамой знакомый. Больше Аленкин, чем мамин.
       -Пусть, - согласилась мама. - Это будет дядя Даня; ложись, Аленчик, поспи еще, солнышко...
       Аленка уснула (надолго ли?), и Валерия Александровна снова осталась как бы одна в комнате. Было тихо, тикали часы. Шел пятый час ночи. Валерия Александровна, чувствуя усталость, села - впервые, показалось, за ночь. Стала смотреть на город.
       Моментами ей представлялось, что маленький и привычный мирок их комнаты исчезает и она стоит на каком-то высоком балконе и смотрит на город перед ней. Она и стояла когда-то на таком балконе и смотрела на город, - сейчас то почти уже забытое маленькое событие вспомнилось.
       Она тогда училась в театральном училище, была худой некрасивой девчонкой (красивее-то она, правда, и не стала) и на высокий балкон попала вместе с хорошенькой своей подругой Иркой, за которой ухаживал парень, хозяин квартиры с этим балконом.
       Дом был "старый" - с мраморными полуосвещенными лестницами и дубовыми перилами, с высокими дверьми и лепниной на потолках комнат, с изразцовыми печами и камином, с темным выщербленным паркетом, с тусклым светом большой старой люстры.
       Дом стоял в толпе таких же старых домов и старых высоких деревьев; оранжево и желто светились высокие окна; на "глухой" стене одного из домов было небольшое окно, которое притягивало к себе той грустью, что возникает, когда представляешь там человека, похожего своей одинокостью на тебя, или когда читаешь сказки Андерсена. А потом ей показалось, что эти высокие дома сродни чем-то старым книгам с пожелтевшими страницами.
       Она тогда вышла на балкон и долго стояла одна. Города отсюда было видно много, и ее существо вбирало его в себя, как фотопленка вбирает в свою плоть свет и тени.
       Она завидовала тому, кто может часто выходить на этот балкон и думать, глядя на город, думать и владеть им, населять кем и чем хочешь - людьми, событиями, музыкой и счастьем, обидой, которую легко выплакать...
       Она уже совсем забыла обо всем этом, а сейчас вспомнила, да так живо, что кожи словно бы коснулось тепло того вечера, а сознания - его грусть. Вспомнила, как спускалась - одна - по мраморной лестнице, как дрожали губы, а внутри разливалось что-то горькое.
       Неужели на стене тот город, город ее грусти? Да нет же, чепуха! Чушь, чушь! Просто у нее сейчас такое настроение - как будто ее кто-то обидел. Ну конечно: Аленкина болезнь, ночь не спала, устала... Город совсем другой. Другой! Она увидела его, когда однажды приехала с каникул рано-рано утром.
       Город был чист, тих, прохладен и пахнул молоком.
       Она шла по улице, испытывая радость от того, что, оказывается, впервые за свою жизнь видит утро города - такое: когда все еще спят, когда он не наполнился шумом, грохотом, лязгом металла, машинами и их гудками, спешащими людьми, пылью, солнцем. Когда он пахнет еще молоком, когда краски его мягки и окна доверчиво открыты...
       Конечно, она рисовала этот город!
       А впрочем, какое это имеет значение! Аленка попросила - и вот она нарисовала город на стене. Аленка больна! Она нарисовала город, какой знала и какой ей нравится - южный город с полоской моря над крышами. Город, где она училась. Город, который она мечтала написать акварелью, но все не решалась. И вот наконец решилась...
       Усталость вдруг стала тяжелой, как свинец, а сна еще не было. Валерия Александровна сидела, опустив руки, глядя на город и уже не видя его.
       На улице прошумел, мчась на всех парах, первый троллейбус.
       Пропел с чьего-то балкона пленный петух.
       Хлопнула внизу дверь подъезда.
       Надо закрыть тюбики, чтобы не засохла краска. И вымыть кисти. Сварить кофе?
       Аленка спит уже второй час, не просыпаясь. Может, миновало?
       ...И чего она только не напридумывала!
       Это ведь просто город для Аленки! Он из сказки, из тридевятого царства. Просто город для Аленки.
       Валерия Александровна встала и подошла к дочери. Потрогала лоб - прохладный! Спала температура, спала! И дышит Аленка ровно, глубоко. Только ямка на горлышке неспокойна. И губы сухие, измученные.
       Валерия Александровна раскрыла свою постель, разделась, легла. Вытянулась - и бросила взгляд на город на стене.
       Что подумают?! Надо забелить. Конечно, забелить...
       Впрочем, как Аленка скажет. Это ведь теперь ее город.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       А вы... извините, пожалуйста... я не хочу вас обидеть, но я должен об этом спросить...
       Белый смотрел на Кита с улыбкой.
       -Я понял, что ты имеешь в виду. Думаю, мой ответ попадет на подготовленную почву, иначе это может вызвать...
       -И я понял: сумбур?
       -Мне уже знакомо это слово. Да, сумбур, и он может быть э-э... опасен. Вот ответ на твой вопрос: "И да, и нет. И нет, и да".
       Кит облегченно кивнул.
       -Мысль землян уже затрагивала эту тему.
      
      
      
      
      
      
       15
      
      
      
      
  • Комментарии: 23, последний от 11/01/2023.
  • © Copyright Чирков Вадим Алексеевич (vchirkov@netzero.net)
  • Обновлено: 03/05/2009. 283k. Статистика.
  • Повесть: Фантастика
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.