В любой, чем-то замечательный город нашей планеты можно попасть, сев за баранку автомашины, или в поезд, на пароход, или в самолет. А то и просто включить Интернет и увидеть дома и улицы, дворцы и храмы, людей, голубей и фонтаны далекого-далекого города... Я в свой - совсем уж замечательный, город, попал еще проще - переступив трещину на асфальте тротуара. Способ действительно наилегчайший - но нужно, предупрежу, соблюсти все-же несколько условий, прежде чем сделать решающий шаг... не лучше ли будет, уважаемый читатель, если ты пойдешь след в след за мной, по улицам страны у Синего моря, которую я открыл за обыкновенной трещиной на асфальте...
СТРАНА НЕДОПИСАННЫХ СКАЗОК
Повесть
Твое присутствие, как город.
Борис Пастернак
Однажды я переступил трещину на асфальте, обыкновенную трещину, похожую на топографическую реку, - и очутился в Мускате.
Я хорошо запомнил этот день - осенний, ветреный, дождливый. Над городом, почти над самыми крышами, быстро шли синие тяжелые тучи. Ветер срывал листья с платанов, и они мгновенно прилипали к асфальту. Светло-зеленые листья платанов на мокром блестящем тротуаре - это я хорошо запомил.
Ветер, поджидавший меня за углом дома, швырнул вместе с каплями дождя запах горячих пирожков с мясом.
Я завернул за угол и увидел тётку с пирожками. Тётка стояла в нише, она была в белом застиранном халате поверх пальто. От ящика с пирожками шёл пар.
Я сунул руку в карман. В другой. В третий... денег не было. Ни монетки. Был только носовой платок да блокнот со строчами недописанных стихов.
И я пошёл прочь, наклонив от ветра и дождя голову, всё ещё ощупывая в одном кармане пальто носовой платок, а в другом - блокнот.
И нисколько не показалось мне странной мысль - очень жаль, что нельзя расплатиться за пирожки строчами стихов, пусть даже недописанных...
Я увидел трещину на тротуаре, похожую на топографическую реку, почему-то перепрыгнул через неё, на мгновение, как мне показалось, завис над ней - перелетел и... оказался на сухой, вымощенной булыжником дороге.
Я оглянулся - назад бежала та же дорога. Кругом меня были зелёные поля.
Здесь было тихо, светило солнце, небо - без единого облачка - голубое, чуть выцветшее, с солнцем посредине небо.
Я стащил с головы шляпу и хорошенько встряхнул её, снял тяжёлое морое пальто.
Где я?
Мне надо было как-то справиться в сознании с тем, что произошло. С моим перелётом. Это чудо?
Пусть так, сказал я себе, шагая и глядя вперёд, но почему я ему совсем не удивляюсь? Я только - ну-ка, ну-ка, что со мной? - ну да, я только возбуждён, приподнят, лёгок даже... словно я сочинял стихотворение, и оно вдруг пошло, пошло...
Я прошёл еще десятка два метров и увидел впереди - далеко - город. Занавешенный маревом полдня, город струился вверх, колыхался, слвно отражённый в воде, он казался миражем...
-Это чудо, - сазал я себе, на этот раз вслух, - называется Открытием. Я открыл новый город. Может быть, целую страну! Пойдём туда, старина, и всё-всё разузнаем!
Так, переступив трещину на мокром тротуаре,я попал в Страну Недописанных Сказок.
И всё же не одна трещина на асфальте была, вероятно, тому причиной. Тогда, в тот осенний непогожий день много, видно, собралось такого, что вдруг закинуло меня в Страну Сказок. Всего, что называется "стечением обстоятельств", не перечислишь. Поэтому я и сообщил только внешние данные: осень, ветер, дождь, запах горячих пирожков, я ищу монетки в кармане и не нахожу их, ощупываю блокнот с недописанными стихами, потом вижу трещину, перепрыгиваю через неё... Я уверен однако, что только этого недостаточно для перемещения в сказку. Это не полный рецепт чудесного снадобья, а полный восстановить невозможно. Хотя бы потому, что в его состав входило то, что я тогда был удивительно и, конечно, неповторимовлюблён.
Я приближался к незнакомому городу.
Навстречу мне двигалась группа людей.
Я остановился и всмотрелся в группу. Одежда их почти не отличалась от моей. Впереди вышагивал худой и важный старикан в сером костюме и шляпе. Он не сводил с меня глаз. Похоже, меня встречают. Я подобрался.
Когда между нами осталось шагов десять, старший подал знак своим остановиться, а сам снял шляпу, откашлялся и произнёс высоким голосом:
-Приветствуем вас в городе Мускате!
Я, веря и не веря в реальность происходящего, только чуть наклонил голову. Старший заметил поклон и тут же стал разворачивать какую-то бумагу; он достал из кармана пиджака очки. Я перевёл глаза на его сопровождение. Там кто-то подмигивал мне - широкая смешливая рожа из тех, что каждую секунду готовы взорваться смехом. Я тоже подмигнул - уж очень милой показалась мне рожа - словно старый знакомый.
-Бриль, - послышался громкий голос. - всё в порядке! Спрячьте бумагу. Спрячьте, я вам говорю!
Растолкав остальных и заслонив Бриля, ко мне шёл толстяк в черном неновом костюме. Он шёл, сияя улыбкой и гостеприимством. Он протягивал руку. Бриль кашлянул и застыл.
-Приветствуем вас в Мускате, приветствуем1 - говорил толстяк и жал мне руку, будто тоже признав во мне давнего знакомого. - Мой милый - вы не пожалеете! Бриль, да не шелестите вы бумагой - я сам всё ему объясню! Он поймёт с двух слов, вот увидите. Мой дорогой, - толстяк обнял меня за талию, - я рад, я рад, я рад! Мне кажется, вы как раз тот человек, который... да что там "который" - тот самый, вот что я хотел сказать! Именно это!
-Меня зовут Кум Каролю, - продолжал толстяк. - Фамилия французская, но я коренной мускатец. Кум Каролю или просто Кум. Я портной. Но - у самого. А сейчас я вам всё объясню - всё остальное...
-Коллеги, - объяснил он группе, - мы с нашим гостем - с нашим дорогим гостем - пойдем впереди.
Мы обошли встречающих и двинулись по направлению к городу. Группа послушно повернула за нами.
-Судьбе было угодно, - начал Кум, - извините, что я так выражаюсь, но я всё ещё взволнован, это сейчас пройдёт. Судьбе было угодно забросить вас к нам... Кто мы? Вы, наверно, уже поняли, что с вам случилось некое диво, так сказать, чертовщинка? Тем лучше. В двух словах: вы попали в Страну Недописаных Сказок. - Кум испытующе взглянул на меня. - Вы, видно, влюблены? Я так и знал. Только у этой стихии достаточно сил или, скажем, энергии, чтобы перебросить человека из одного измерения в другое.
-Да, - продолжал Кум, - мы с вами находимся в новом для вас измерении. Как его назвать? - Кум Каролю пожал плечами. - Четвёртое? А вдруг даже какое-то там пятое? Нет, это слишком. Параллельное - вот тут, мне кажется, что-то есть. До нас от вас не доносится ни звука. Вы и мы разделены, наверно, ещё и временем. Да, скорее всего так - временем. Мы - я много об этом думал, сопоставлял - вероятно, отстаём от вас. Мы следуем за вами параллельно и позади, как, скажем... обоз или как груз... воспоминаний, которые то далеко в прошлом, то вот они, - он показал на приближающийся город.
Город вырастал и ширился с каждым нашим шагом.
-Этот город, - всё говорил и говорил Кум Каролю, - догнал вас. Именно вас, мой милый. Или... или чуть приостановились вы. Может быть, сказалось известное "Остановись, мгновение"? Не знаю, но где-то здесь и таится чудо, о котором я вам сказал.
Главное - вы здесь. Здесь, в Стране Недописанных Сказок.
Наша страна - это два города: Мускат и Купат. Окрестности, как и полагается, виноградники. Оба лежат на берегу Синего моря, друг против друга. Мускат - город виноделов, Купат, естественно, населяют колбасники. Правит всей страной человек по имени Кумпол, он живёт в Мускате. А в Синем море находится удивительный остров Гризоль. Ну, о нём речь впереди.
И Синее море, и Мускат и Купат созданы одним человеком. Когда-то он начал писать книгу про нас, написал половину и... умер. Он умер недописав! А мы - всё-всё, что он успел создать своим воображением, - мы обрели жизнь...
Вот как это было. Но когда я решил написать об этом, записать всё, мне пришло в голову, что такое начало слишком простое, - я ведь попал в сказку! - слишком простое и будничное. И я написал второй вариант. Вот он, более, на мой взгляд, сказочный.
У меня начался отпуск. Отпуск! Сегодня первый его день.
Деньги получены, я волен выбирать дорогу. Завтра я уеду - куда? - ещё не знаю. К морю или в лес. Нырять с подводным ружьём за рыжими ершами или бродить среди берёз, искать грибы. Это две мои главные радости.
Половина восьмого утра; я проснулся: лежу. Я слушаю фырчание машин за окном, чечётку каблучков, голоса. Из форточки тянет свежим - от июньской листвы - воздухом. Лежу с открытыии глазами и вижу то белоствольный перелесок, то море. Потом берёзы начинают расти прямо из моря - я задремал.
И тут в комнате кто-то кашлянул. Я вздрогнул, просыпаясь: кроме меня в комнате никого не должно быть.
-Вы не спите? - спросил чей-то голос из-за шкафа. Оттуда, из-за шкафа, показался человек...
Я приподнялся на кушетке. Человек - он был невелик ростом, стар и тщедушен - поднял руки, помахал им крест-накрест и разулыбался.
-Меня к вам прислали, - торопливо сообщил он, - мы решили, что лучшей кандидатуры нам не найти...
Шпион? Или сумасшедший? - подумал я.
-Не ломайте глову предположениями, не балдейте - я првильно выразился? Выслушайте меня и поверьте: я не шпион и не сумасшедший - ни то, ни другое, ни третье... И я не ошибся адресом: вас зовут Алексей Добин, вы журналист, но вы опубликовали несколько сказок, ваши сказки рассказывают по телевидению, сейчас вы пишете повесть или "повестушку", как у вас принято говорить, вам 27, у вас начался отпуск...
Пока он говорил, я знакомился с его лицом. Добрую половину его щёк занимали морщины. Длинные, хорошо вышколенные морщиы. Они то разлегались вокруг рта, то вдруг вытягивались в струнку, как солдаты при виде капитана. Глаза от множества мелких морщинок у виска походили на конфеты в обёртке.
-...как видите, мы знаем о вас многое - поэтому и выбрали вас...
-Садитесь, - вспомнил я.
-Благодарствуйте. Теперь я могу наконец приступить к главному... - Гость придвинул единственное в моей комнате кресло, сел, отыскал подлокотники, утвердился на них, отчего плечи его поднялись до ушей, и продолжил: - Сейчас я буду говорить чушь... с точки зрения реальности, но вы некоторое время потерпите - читаете же вы фантастику! Потом, чтобы доказать, что я излагал вам дело, - это слово он подчеркнул - я предложу эксперимент. И вам придётся мне поверить... вот так. Придётся поверить!
-Слушаю вас, - сказал я, как часто говорю посетителю в редакции.
Старик вскинул на меня глаза.
-Спасибо. Итак...
Те, кто послал его ко мне, не ошиблись - я оказался подходящей кандидатурой (а может, мне помогло моё порфессиональное терпение): я не рассмеялся, не встал, не предложил гостю поискать дурака в другом месте, не выставил его из комнаты (вот было бы ошибкой!!!). Я выслушал его до конца, и на моём лице всё время было вежливое внимание. Но пока он говорил, я думал... о чём только я не думал!..
Он рассказывал о том, что жил не в далёкое время писатель ("его имя едва ли вам знкомо, оно мало кому известно"), будучи автором всего трёх небольших книжек, он начал писать давно задуманную сказку, с которой прославится на весь мир, писал, закрывшись от всех и от всего, но вдруг заболел и в одночасье умер. Сказка осталась недописанной - стопка листов, чернильные строчки, где зачёркнутые, где написанные над строкой... Но страна, которую он описал, которую создал своим необыкновенным на этот раз воображением, города и люди - получили жизнь! - Старик тут, проверяюще глядя на меня, помолчал, потом добавил: - И это - сказка, получившая реальную жизнь, - скажу вам, не новость в людском мире!
-Ну-ну, - сказал я и ласково улыбнулся гостю.
Лицо его вытянулось.
-Вы мне не верите, - упавшим голосом проговорил чей-то посланец.
-Нет, отчего же, - снова вежливо ответил я. - Это очень интересно...
-Вы, наверно, думаете, что я пересказываю собственную сказку, чтобы услышать от вас профессиональный совет. Вы, наверно, думаете, что я один из тех графоманов, что осаждают редакции! Я знал, что мне будет трудно... Нет, Алексей, я не графоман, не сумасшедший, не страховой агент, который страхует здравый ум и твёрдую память, - вы, должно быть, и об этом подумали? Я уже говорил, что последнее слово за мной - ведь у меня есть ещё и эксперимент!
Дело принимало другой оборот. Я вдруг почувствовал уважение к старику. И морщины у него забавные, подумал я, пусть говорит!
-Я продолжаю, - предупредил он, - вы не против?
-Слушаю, слушаю, - согласился я.
-Итак, -- сказал старик, беря вдруг чуточку смешливый тон, хотя он ему, заметно было, не нравился, -- мы -- живём. Мы живём, но мы... не дописаны. Автор, признаться, накрутил в своей рукописи много такого, от чего нам приходится порой туговато. И сказку, -- тут морщины на его щеках встали во фрунт, -- надо дописать! Или доработать, как у вас говорят. И мы решили довериться вам. Мы считаем, что вы как раз тот человек, который может это сделать!
-Ух! - сказал я. - Большое спасибо! Вы, случайно, не курите?
Старина опешил. Морщины его повисли, как лапша. Эту минуту он представлял себе другой. Старик вздохнул, высоко подняв плечи.
-Ладно, - сказал он. - Все равно ведь последнее слово за мной.
Он все-таки уговорил меня на "эксперимент": мы идем по улице. Он впереди, молчаливо, уйдя в себя, я -- в двух шагах от него, насвистывая, здороваясь, оглядываясь. Старикан -- он так и не сказал, как его зовут, - часто оборачивался, глядя на меня, словно еще раз оценивая сделанное им приобретение. Его серьезность и смешила меня, и обескураживала, и угнетала. И я не знал, то ли смеяться мне, то ли злиться, то ли... что?
Я казался себе моментами одураченным: куда я иду?! За кем?! Приведёт в свою каморку, усадит, подаст чай, а сам достанет желтую рукопись, нашарит очки... Шаг мой замедлялся -- и старик сразу же тормозил, по-птичьи наклоняя голову, терпеливо дожидаясь меня. Взглядом он корил меня за недоверие. И я снова шел, кляня свою неудачу.
Мы остановились у газетного киоска. Я заметил, что старик волнуется: морщины на его щеках ходили ходуном.
- Сейчас, - вдруг посуровев, сказал он, - мы переступим черту, которая... - Тут его толкнули: "В сторону, батя, что ты выступаешь тут, как на домовом комитете!"
-Ладно, - в который уже раз потухая, сказал старик, и... неожиданно пропал.
Я испугался. Второй раз за день. Чья-то рука потянула меня к киоску, но я её не видел.
-Что же вы! - раздался голос старика, и я вдруг увидел его лицо, будто вынырнувшее из воды. - Что же вы! Идёмте!
Я вытаращил глаза . Я заартачился. Я беспомощно оглянулся.
-Э-э-э...
-Извините, я забыл вас предупредить. - Старик сова стоял рядом со мной - целый. Он показывал на трещину на асфальте, обыкновенную трещину, идущую через весь тротуар. - Достаточно её переступить - и мы окажемся там!
-Это водораздел? - глуповато просил я.
-Да! - вспылил старик. - И за ним нас давно уже ждут!
Какая-то девушка переступила черту - и не исчезла. Она оглянулась на нас: странная пара - мешковато одетый старик и растерянный парень.
-Может, потом? - сказал я старику. - Черт знает, что вы мне предлагаете. У меня отпуск, то, сё, а вы меня в какую-то старую сказку... Да и...
-Как-вам-не-стыдно! - раздельно и внушительно сказал старик. - Отпуск, то, сё... Да знаете ли вы...
Я решил одним махом развязаться со всем этим: взял да и ступил через черту. Но только одной ногой...
Я увидел: моя нога, обутая в чёрную потрескавшуюся туфлю, оказалась в остроносом, нежно-коричневом, незапыленном башмаке, на который спускалась хорошо выутюженная бежевого цвета брючина. Я сдёрнул ногу с черты. Поглядел на старика. Он - на меня. Я бросил взгляд на трещину. Старик почесал подбородок и посмотрел на небо. Он осторожно кашлянул и стал легкомысленно разглядывать прохожих. Старик между тем ликовал. Радость распирала его. Морщины на его лице плясали.
-Что это за фокус? - сердито сказал я.
Я протянул руку над трещиной и тотчас увидел на ней белый манжет, золотую запонку и бежевый рукав пиджака.
Суббота поплыла у меня перед глазами. Я покачнулся. Суббота вдруг стала Воскресеньем, днем, когда Эйнштейн посягнул на Пространство и Время, Первым днем. Невероятным... Старик смотрел на меня взглядом врача-психиатра.
- Ну, как? - участливо спросил он.
-Значит, она существует? - выдохнул я.
-Да, - почему-то скорбно ответил старик. - Она имеет место в людском мире. - И он развел руками, то ли сожалея, то ли приглашая смириться с неизбежностью. - Мы всегда одной ногой в сказке, - стал вдруг вещать он, - а другой - в действительности. И не существуй они так близко друг от друга..
Я переступил черту и оказался за ней.
Сказочникам нравятся эффекты.
Мне показалось, что я прошел сквозь три цветовых ширмы -- густо-красную, пронзительно-зеленую и солнечно-желтую, за которыми и была Страна Сказок. Можно было, наверное, обойтись и без этих прикрас, но, признаться, я одобрил идею предыдущего, автора: она здорово впечатляла -- по-киношному. А может, в ней был какой-то иной смысл? Вдруг цветовые ширмы были своего рода профилактической мерой, чем-то вроде дезинфекции, так сказать, омовения перед сказкой? Во всяком случае, я почувствовал себя и бодрее, и чище, словно принял душ. Глаза мои стали ясны, мысли -- энергичны и четки. Сердце, однако, было возбуждено.
Я увидел страну, написанную пером.
Но, сознаюсь, прежде чем обозреть то, что было передо мной, я оглянулся. Ни моего города, где шумел субботний день, ни асфальта позади не было. Вокруг простиралась Страна Сказок (если это была она).
Очень приятное зрелище.
Автор Страны был, очевидно, старше меня и написал буколическую картину: луга, перелески, речка, медленное сытое стадо, пастух с рожком... Вдали же были островерхие краснокрышие домики, игольчатые верхушки соборов -- город.
Мой провожатый приободрился, стал даже важен и снисходительно гостеприимен. И было видно, что он торопится. Он двинулся к городу.
Будучи понятливым, я пошагал за ним..
Итак, чудеса, думал я. Если, конечно, это не сон, не гипноз, не умопомрачение. Я осторожно ощупывал себя, щипал и трогал лоб. Но мелькала всё же, признаюсь, и вот какая мысль: дай Бог, чтобы это "мероприятие" не сорвалось по каким-нибудь "техническим" причинам. Я даже похолодел, представив, что увижу на воротах что-то вроде "Закрыто на обед" или "Переучёт", или "Санитарный день".
Мой спутник тоже заметно стал волноваться -- не знаю, из-за чего,-- так что к городу мы пришли быстро, и я не успел додумать, как вести себя в сказке двадцатисемилетнему материалисту, даже если он знает, что идея в конце - концов так или иначе овеществляется и ее можно потрогать.
Пастельная зелень в небе успела смениться плотной синью и яркими, как в планетарии, звездами, когда мы остановились у высоких железных ворот. Воздух здесь был сух и тёпел. Теплым тянуло из города; сзади нас, как и полагается, стыли, поддавая ночной уже сыростью, зеленые окрестности.
Мой провожатый взялся за кольцо.
-Кто там? - раздалось грозное.
-Свои, - сообщил пароль старик.
Железное сооружение закачалось, заскрипело и поехало на нас, открывая перед нами город.
-Страна Недописанных Сказок! - торжественно объявил старик и шагнул за ворота.
Мы оказались на улице. В темноту ее убегали редкие фонари. Тротуары были пусты.
Эхо наших шагов металось меж каменных стен, как летучие мыши. Наши тени то удлинялись, то укорачивались.
-Послушайте, - раздался в темноте мой робкий голос.
-Бриль, - ответил мне незнакомым голосом спутник. - Меня зовут Бриль. Сейчас мы будем дома.
Высокие деревянные резные двери. Вертикальная медная ручка. Вестибюль, мрамор, красивые светильники на стенах . Мраморная лестница, ковёр на ней.... И вдруг среди этой холодной роскоши я увидел котенка. Он сидел на ковре, на лестнице -- теплый живой комочек.
-Киска, мякушка,- сказал я. Котенок мяукнул. Я вдруг успокоился.
Гриль остановился у белых высоких дверей. Я приосанился, думая, что меня сейчас будут кому-то представлять.
-Я разбужу вас рано, - сухо и официально сказал старик. - Вот ваша комната.
-Премного благодарен, - произнес я невесть откуда взявшиеся слова.
...Под утро мне снились храмы - высокие, старые, пустые. Я вхожу: истертые мраморные плиты пола, вдали черный аналой и несколько черных фигурок молящихся; при моем появлении они медленно, гуськом удаляются, скрываются один за другим в низенькой двери слева от аналоя, оставляя меня одного.
Я запрокидываю голову, вижу высоту храма, слышу густую его тишину, сверху на меня падает пыльный солнечный луч.
Я никогда не видел этих храмов и не знаю, откуда они в моем сознании; может быть, эти храмы видел мой дед, он всю жизнь, путешествовал; каким-то образом, через гены, он передал свою память мне.
Храмы снятся мне, когда я побываю в незнакомом городе. Не во всяком. Полдня я хожу под впечатлением этих снов, видя то и дело навенное ночью, в забытьи...
Вот этот, другой вариант начала. Сейчас, когда прошло время, я не знаю, какой вариант был на самом деле. Верно в обоих то, что под утро в Стране мне действительно снились храмы, и имя Бриль. Ну и кошка еще, котёнок...
...Сад наполовину желт. Много жёлтых листьев лежит на земле, на дорожках. То и дело срывается еще один и жёлтой бабочкой слетает на землю.
Время желтых бабочек, отрешенно думаю я, как много жёлтых бабочек...
Я сижу на подоконнике и смотрю в сад. Хорошо, что хозяева дома догадались не трогать меня поутру, оставить на время меня одного. Это либо Кум, либо Бриль.
Я рассказываю всё по порядку Меня, как я выяснил поутру, поселили в небольшом доме из трех комнат. Два окна выходят в сад. Сад принадлежит дому - он обнесен высокой чугунной оградой. Я могу выйти в сад, но мне больше нравится сидеть сейчас на подоконнике.
Хоть я и в сказке (в сказке ли?!), мысли у меня поначалу были вчерашние, тревожные. Как будет с моей работой? С отпуском? Э, нет, предположим, что это и есть мой отпуск. Ну а мои знакомые, друзья? Ведь я же для них пропал!..
Ничего, один-два дня можно побыть здесь. Только как объяснить кому-то, где я был?? Вот смехота! Попробуй-ка сказать, что в сказке...
И все-таки - ах, как хорошо это время жёлтых бабочек! И такая тишь в саду...
А что это за книга там на столе?
"Время ехать на остров Гризоль".
Хорошее название...
Рукопись! Та самая!!!
Я стал листать книгу. Заголовок одной из глав остановил мои глаза:
Грибы Дакабыба
Я начал читать:
"В Мускате случилось дождливое лето. Дождь сыпал днем и ночью - и водосточные трубы гремели, как барабаны во время атаки.
Дождь гонял по крышам, топтался в парках, плясал на мостовых; он бил в тугие зонты, проникал за воротник, капал с носов, и небо было серое, и конца дождю не было видно.
Дождь сервировал лужи блюдечками -- тысячами разбегающихся блюдечек... а для кого?
Дождь сеялся и сеялся, дождь прорастал в лужах, как трава. Мало того -- вода уже текла под лежачие камни. Гости в это лето были как никогда кстати, а кошки помирились с собаками.
Чуть не забыл: тротуары и мостовые - весь город Мускат блестел, словно улицы его были выложены зеркалами. Старыми зеркалами.
Главный винодел Муската мастер Купаж из дому не выходил. Барабаны он слышал и отсюда, а до блюдечек в лужах и зеркал на улицах ему не было никакого дела. Купаж высовывал в окно ладонь, набирал в нее дождя, нюхал, по привычке пробовал на язык и морщился, сбрасывая капли на пол. Лицо его становилось очень огорченным. Для других дождь, может быть, и небольшая беда, а в Мускате он несчастье: кислятина будет виноград.
В окне напротив он видел мастера Шипучку, маленького, лысого, в подтяжках; тот тоже пробовал дождь на вкус и гримасничал, будто отведал плохого вина. Мастера с минуту смотрели друг на друга, на обоих лицах было одинаково кислое выражение. Так и не сказав друг другу ни слова, оба растворялись в темноте комнат.
Виноград был мелкий, зеленый, кислый. Вино из него вышло кислое-прекислое: от первого глотка язык дегустатора завязывался узлом, а от второго зубы стучали, как от холода.
- Бррр!
Слили мастера вино в бочки и амфоры, хорошенько закупорили, поглядели на них с укором, будто те в чем-то виноваты, и разошлись по домам.
Над Мускатом уже светило яркоое солнце, но виноделы не поднимали головы, и от этого тени их были ещё короче. Казалось, что по улицам ходят карлики, а не здоровенные весёлые парни, какими были виноделы в прошлом году.
Выхода из положения дел в те дниь никто не видел.
Наступалит вечера, но никто не шёл ни в театр, ни в кино, чтобы не видеть там на дверях надпись:
Таблички с такой надписью висят ради порядка, но человека в беде они просто убивают на месте.
В Мускате вскоре во всех театрах и кино и в других общественных местах надпись на табличках гласила:
Такое читать было приятнее, оно оставляло надежду.
И вот мастера собрались в Большом Зале виноделов, чтобы обсудить беду со всех сторон, взвесить её и Что-Нибудь Придумать. Говорил Купаж. Он подтвердил мрачные мысли виноделов:
- Вино кислое, коллеги, оно уксит -- это факт. Я бы сказал, кислый факт. Ума не приложу, что нам делать с вином. Пить его самим?
-У-у-у-у,-- прогудел зал.
-А может, сплавить его Купату? Испортить Колбасникам желудки и наши добрососедские отношения. Нашу дружбу...
-О-о-о-о,-- пронеслось в зале.
-И я подумал... -- тут Купаж сделал паузу, и все насторожились.
Купаж помедлил ещё, почесал за ухом и бросил:
- Нам надо пойти на поклон к Дакабыбу!
-Э-э-э-э,-- произнес зал как один человек.-- Пустой номер -- этот ваш Дакабыб! Как начнет взвешивать: слева, значит, хорошее вино... а что справа?
-Справа его спасение,-- уверенно возразил Купаж.-- И наше тоже. Дакабыба я беру на себя. Я сооружу западню, и Дакабыбу из неё не выбраться. Положитесь на меня, коллеги. -Лицо мастера стало многозначительным и светлым, как у всякого, кто осенен идеей.
На том вечер кончился, и Купаж направился к Дакабыбу, к Еслйбу Дакабыбу (постарайтесь поскорее привыкнуть к его имени, потому что именно так его зовут). Этого человека в Мускате знают все -- и самые маленькие мальчики, и самые старые старушки, чьи смятые годами фигуры можно видеть в погожие дни на каждом крылечке.
Еслиб Дакабыб,
У тебя во рту грибы,
Раскуси хоть один --
Станешь важный господин! -
вот какую песенку пели мальчишки, едва завидев на улице Дакабыба, и он спешил прочь, оборачиваясь только затем, чтобы погрозить насмешникам пальцем.
А виноделы гордились Дакабыбом -- так же, как своим городом, как гигантской бутылкой шампанского на площади, воздвигнутой памятником славному ремеслу виноделов. На бутылке золотом было написано слово БРЮТ -- это тот сорт шампанского, который только и пьют виноделы. Оно, по их мнению, отдаёт цветущим подсолнухом. Виноделы гордились Дакабыбом, потому что он был живой достопримечательностью Муската.
Еслиб Дакабыб получил от бабушки необычайное наследство.
...Дакабыбу было приятно, что перед кончиной бабушка вспомнила о нем, но о наследстве подумал: "Громоздкий, окованный медью древний сундук... Он набит старыми платьями, смятыми шляпками из конского волоса, облезлыми воротничками... на что они мне!"
Дакабыб откинул дубовую крышку, оклеенную изнутри газетами столетней давности. С газет ему улыбались давным-давно умершие черноусые красавцы, с тросточками в руках, в брюках, круглых, как водосточные трубы, дамы в пышных платьях... Из сундука, как дух из бутылки, поднялся нафталин.
Чихая, Дакабыб стал вынимать тряпье. Тяжелое черное платье с кружевами... Сплющенная шляпка из конского волоса с матерчатыми поблеклыми цветами... Дедов мундир с заплатанными локтями... Сверток с коричневыми лоскутками...
На дне сундука Дакабыб нашел мешочек. На нем химическим карандашом бабушкиной рукой было выведено: ВНУКУ.
-Что это придумала старая? -- сказал Дакабыб.
Сверху в мешочке лежала свернутая в трубку бумажка. Она была перевязана лентой и скреплена сургучом. Дакабыб сломал печать.
Бабушка завещала ему одиннадцать сушеных грибов. Эти грибы были чудесные. Стоило раскусить гриб, загадав любое желание, как оно тут же исполнялось...
-С ума сойти! -- сказал Дакабыб.
Как всегда в трудных случаях, он подошёл к зеркалу. И как всегда, оттуда на него глянул бледный человек с длинным носом, только глаза на этот раз были у него вытаращенными.
-Здрасьте, -- сказал Дакабыб тому и поклонился.-- Я только хотел узнать: внук -- это вы?
Человек в зеркале кивнул.
-Я так и думал, -- разочарованно сказал Дакабыб.-- Поздравляю вас. Прощайте!
Он все-таки ещё раз подошёл к зеркалу и посоветовал длинноносому:
-Некоторые грибы ядовиты. Будьте осторожны. Всего хорошего!
Дакабыб всеми способами оттягивал момент, когда ему надо будет принять решение. Оттого-то он и затеял эту игру в двойника. Некоторое время он сидел на остром углу сундука и отрешённо напевал:
-- Жил-был у бабушки серенький козлик... серенький козлик... серенький... - А! - вдруг вскричал Дакабыб. Он подпрыгнул. Подбежал к зеркалу.Показал дулю длинноносому.
-Вот тебе! Вот тебе! -- кричал он. -- Это я внук, а не ты! Я! Мой гриб, мой! - Можно было подумать, что Еслиб Дакабыб свихнулся.
На глазах у зеркального двойника победоносный Дакабыб сунул руку в мешочек.
-Ой! -- раздался в комнате тоненький, совсем не Дакабыбов голос. - Где же грибы!
В мешочке рука Дакабыба нащупала труху. Грибы съели черви. Не умея загадывать, они съели грибы, которые человеку с умом могли принести счастье. Они лишили Дакабыба наследства. Теперь уже всего на свете.
-Ну конечно, - сказал Дакабыб, соглашаясь со всем, что произошло. - Разве со мной могло быть иначе? Серенький козлик, - сказал он сумрачно. - Серенький-серенький. Козлик-козлик...
Дакабыб взял мешочек за нижние ушки и перевернул. Труха высыпалась на пол. Поднялось едучее зеленое облако. Дакабыб чихнул. Ему стало легче. Он чихнул ещё раз и ещё и протер глаза.
На кучке зеленоватой трухи, утонув в ней, лежал гриб.
Целехонький!
Последний!!
Единственный!!!
Дакабыб стал на колени. Он взял гриб и обдул его. Понюхал. Попробовал на зуб. Встал и подошёл к зеркалу.
-Видишь? - спросил он у длинноносого. -- Он мой. Сейчас я его раскушу. И чего-нибудь загадаю. - Голос Дакабыба был нежен, он улыбался.
-Хочешь, я дам тебе половинку?
Длинноносый кивнул. На глазах у него были слезы.
-Ты хороший, - сказал ему Дакабыб. - Тебе очень одиноко, я понимаю тебя. Знаешь что? Я сейчас раскушу гриб, и ты сойдешь ко мне. Нас будет двое... Хочешь?
Но тот, в зеркале, не подал никакого знака - он пристально смотрел на Дакабыба. Дакабыб вздохнул.
-Ну, ладно... Я что-то устал. Пожалуй, я прилягу...-
Дакабыб улёгся на диван, а гриб положил на грудь. И через минуту он уже спал. От всех этих потрясений и переживаний он страшно устал.
Когда Дакабыб проснулся, в комнате было темно. Дакабыб нащупал на груди гриб и понял, что надо принимать решение.
-Ох! - сказал он, вставая.
К зеркалу Дакабыб подходить не стал, а сразу вышел на улицу. Он решил взвесить все как следует.
Дакабыб и весы
Взвесить!
Улица в тот день была пустынна, а фонари раскачивали тени каштанов, отчего у Дакабыба немного кружилась голова. Моментами ему чудилось, что он идет по корабельной палубе. Чтобы легче было взвешивать, Еслиб мысленно нарисовал перед собой весы. Они теперь маячили перед глазами -- две медные чаши с прозеленью на боках и два петушка.
-Начнём,-- сказал Дакабыб негромко. - Предположим самое простое: я пожелал стать богатым человеком. - Тут он вытянул руку и положил на чашу весов тугой и тяжелый мешочек с золотом. - Золото у нас слева... Гм, а что справа?
Еслиб Дакабыб был из тех неуверенных людей, что убеждены: в мире существует некий Закон Равновесия, и этот закон ни в коем случае не позволит кому бы то ни было беспошлинно радоваться богатству, полученному ни за что ни про что, в наследство.
-Что же у нас справа? Во-первых, заморское путешествие... - Тут улицу затопило синее море, над его головой, скрипя горлом, пронеслась чайка. Вдали он увидел незнакомые берега. И ветер донес оттуда музыку. Гордый Дакабыб заложил руки за спину и прошёлся, по палубе - по тротуару - наискосок. Он прокашлялся и хозяйским глазом оглядел пароход. На путешественнике были белые брюки и темные очки.
Но в этот момент фонарь качнуло. Палуба уплыла из-под ног. Еслиб ухватился за фонарный столб. - .
Теперь я знаю, что справа, -- морская болезнь! - вскричал путешественник. - А еще - шторм! Кораблекрушение! Гибель в бушующем море!
Фонарь качался как маятник. Правая чаша весов заколебалась и пошла вниз.
-Я останусь дома, - простонал Дакабыб. -Дома!..
Палуба замерла, море испарилось, сгинула чайка, пропали берега, исчезли белые брюки и очки. Пахнуло осенью, сыростью, мокрыми листьями.
-Как хорошо, - молвил неудавшийся путешественник, отпуская фонарный столб, - как хорошо дома!
-Я куплю, - бормотал он через пять минут, - большой двухэтажный дом с садом. Большой и с садом... Итак, слева у меня дом.. сказал он чуть погромчех. - Интересно, а что справа?
-Гости, - быстро догадался Еслиб. - Которые будут мне завидовать! Они будут говорить: пойдемте к этому простаку Дакабыбу... К этому грибоеду. Да, грибоеду! Они будут перемигиваться и спрашивать: нет ли у меня грибов в белом соусе, нет ли у меня сморчков в сметане? Они и меня станут звать сморчком! А если я никого не стану принимать, все скажут: видали сыча? Да, сыча! Меня прозовут: сыч...
У Дакабыба промокли ноги, холодок прошёлся по спине.
-А что, если мне жениться? На красивой и доброй девушке. Я раскушу гриб, и она меня полюбит. Итак, слева девушка. А что, черт побери, справа?
А-а-а, стыд! Я всегда буду помнить, что девушка полюбила.не меня - Дакабыба, Дакабыба-Просто-Так, а Дакабыба, у Которого Был Чудесный Гриб... Баста! - рассердился Еслиб. - Я стану бессмертным. И тогда, за долгую жизнь, я испытаю все - богатство, любовь... Итак, слева -- бессмертие... А что справа?