Я должен попросить прощения у Чарли. Хоть здесь, на бумаге совершить этот обряд, без надежды уже, что слова мои как-то дойдут, долетят до него.
Чарли - это моя собака. Серебристый пудель. Пуделек с умными, как у хорошего врача, черными глазами.
Чарли остался за океаном. Прошло уже больше двух лет, как мы распрощались с ним, но я уверен, что если б мы увиделись, он узнал бы меня и полчаса прыгал возле, а я наверняка пустил бы слезу.
Я виноват перед Чарли и хочу, хотел бы попросить у него прощения. Поверьте, это не слова и не сентиментальный жест, а искреннее желание. В последнее время я все чаще думаю об этом.
Про пуделей говорят, что "это уже не собаки, но еще не человек". Что ж, пудели с тех пор, как появились как эта порода, были любимцами королей; живописцы всех времен изображали их на самых известных теперь холстах. Холеная рука с перстнями лежала на спинке умноглазой собачки...
Мой Чарли наверняка был потомком одного из королевских любимцев. Кстати, серебристых пуделей зовут еще королевскими.
Щенка Чарлика вместе с именем "подарила" мне дочь: ее муж, здоровенный парнище, мелких собак не терпел, а прогуливать животное приходилось, конечно, ему. Чарлик был тогда не больше пирожка с капустой.
Поначалу Чарли был для меня нагрузкой, которую я терпел ради дочери. Питался он только мясом. Ни супов, ни каш, ни даже картошки из жаркого он не признавал за еду, он просто не понимал, как это можно есть. На косточки смотрел с недоумением и поднимал на меня глаза: что, мол, это?
Домашний сиделец, я все чаще стал заговаривать с собакой, все чаще звать ее к себе в кресло, куда она забиралась одним прыжком. В конце концов внимательные глаза Чарли заставили меня к нему присмотреться, а скоро появилась потребность в его взгляде. Я сидел за столом с бумагой, оглянувшись, видел Чарлины глаза. Я не один.
И так же постепенно стали рождаться ласковые интонации при обращении к нему и уменьшительные суффиксы - как с возрастом они появляются у мужчин при назывании женского имени.
Команды Чарли усваивал с первого раза. На прогулках он по знаку моей руки, даже не руки - пальцев, вставал на задние лапы и мы с ним подолгу шли по тротуару на равных. Он сам, по-моему, приучил меня к тому, что ходит, как человек, встав однажды на задние лапы и пройдясь так. В следующий раз я сказал ему "Ходить!" - и он пошел рядом со мной.
Прохожие нам аплодировали; Чарли не обращал ни на кого внимания и шел, словно другого способа передвижения не знал.
Никаким собачьим фокусам, вроде "дай лапу", "сидеть", "лежать", "апорт" и т.д., я учить Чарли не стал. Это было бы просто ниже его достоинства - мелкие цирковые номера. Если б я стал учить его им, он бы все, конечно, сделал, но посмотрел бы на меня с тем же недоумением, как тогда, когда я предлагал ему кашу.
Случилось, что мы с женой стали ссориться - была такая полоса. Ссорились громко, без надежды прийти к согласию, как это бывает между мужчиной и женщиной, с хлопанием дверью... Чарли, лежа в своем углу, только переводил глаза с одного на другого. Впрочем, на него никто в эти минуты не смотрел.
Надо же было добавить к ссорам - Чарли стал гадить в квартире! Это он-то, королевский пудель! Он-то, ходящий со мной по тротуару на равных! Он-то, понимавший все с первого раза!..
Более того - гадил он на кровать жены (мы спим в разных комнатах). И я, и без того выбитый из колеи ссорами, схватил собаку за шиворот, потыкал носом в дерьмо и побил вдобавок. Зло побил: ну как можно!!!
Но и на следующий день постель жены оказалась загаженной. И на следующий... Каждый раз я повторял операцию наказания, пока не догадался запирать дверь спальни жены на ключ.
Все прекратилось, наши отношения с женой и с Чарли восстановились; я отнес ссоры с женой к разнопланетности генов мужчины и женщины, а провинность Чарли - к собачьему все же его происхождению: мало ли что взбредет в голову животному!
Скоро мы с ним распрощались: я уехал.
И только сейчас, вспоминая Чарли, чувствуя необыкновенную нужду в нем, в его глазах, устремленных на меня, в его маленьком тельце рядом, в его настоящей радости при виде меня, чувствуя запоздалую к нему любовь, я понял, что тогда, гадя в постель жены, он делал это в отместку за ее, с собачьей точки зрения, вопиюще неправильное поведение, он посчитал свое дерьмо единственным эквивалентом ее отношения ко мне, его хозяину.
Он... защищал меня, а я... как примитивно я расценил его поступок, как плохо я о нем, королевском пуделе, подумал, отнеся его в сердцах только к собакам, а не к существам высшего уже порядка! Сотни тысяч лет живя с человеком, они многое-многое в нем поняли, многое от него переняли, а вот преданность хозяину сохранили собачью - за нее-то, надо думать, и ценили пуделей короли.
Сон
Уезжая из Молдовы в Штаты, мне пришлось оставить там моего пуделя. Чарлика. Я любил его, он любил меня. Помню его глаза, устремленные на меня в ожидании моего слова или жеста к нему - лучшего взгляда я, может быть, не знал за всю мою жизнь
Переехав (перелетев)в Нью Йорк, я увидел в магазине игрушечного медвежонка с глазами Чарлика и купил его. Медвежонок долго стоял в моей комнате, а я часто оборачивался к нему.
Я мог бы купить пуделя здесь и выходить с ним на прогулки, но, боюсь, он не был бы тем, моим Чарли. Собаки, как и люди, бывают неповторимы.
И вот Сон, к которому я обратился с воспоминанием о Чарлике, услышал меня и наградил коротенькой встречей.
...Мне показалось, что кто-то стучит в дверь моей ньюйоркской квартиры, я подошел, открыл ее... за дверью стоял Чарлик! Я схватил его, прижал к груди...
И проснулся. В слезах.
Трус Гера
Я был у спаниеля Геры четвертым хозяином, и, понятно, что особой любви он ко мне не испытывал. Мышление его (выразимся так о собаке) сменой очень разных хозяев было раскрепощено, он смотрел на меня без подобострастия и без страха, встречал мои глаза спокойным взглядом, в котором я видел небольшую долю любопытства, большую - недоверия и спокойной уверенности в правильности любого своего поведения.
А я, в отличие от собаки, верил в то, что пес ко мне привяжется, что мы полюбим друг друга, что будем - не разлей вода...
Надо Геру обрисовать. Черная, с благороднейшим серебром спина, умеренной длины шерсть, черные, лохмато-кудрявые, нет, просто кудрявые, как волосы красотки, длинные, чуть не до земли, уши, красивой лепки недлинные лапы, темно-коричневые умнющие глаза, небольшой чуткий нос, выразительнейшая морда - ну как не полюбить с первого взгляда такую псину!
Собаку мне подарила одна взбалмошная дева, она сперва в нее без памяти втрескалась, а потом не знала, как от Геры требующего заботы и ухода, избавиться. Вернее, не знала, как от собаки избавиться ее работающая мама, на которую пали в конце концов все заботы о животном в доме.
Я жил тогда возле лесопарка, ежедневно бегал (трусцой) по дорожке вдоль стены деревьев, ясно, что брал на пробежку Геру. И вот что первое, малоприятное, я заметил. Гера начинал бег со мной, бежал рядом (я из уважения к умному псу не надевал на него поводка), бежал, по моему мнению, радуясь - и движению, и тому, что шаг в шаг с хозяином. Но чуть он замечал что-то интересное для себя в стороне - другую собаку, откатившийся от стайки ребятни мяч, еще что-то, привлекшее его рассеянное внимание, - он запросто бросал меня и давал волю своему любопытству. Обо мне, кажется, пес начисто забывал. Мне приходилось прерывать пробежку, идти за Герой, звать его, принуждать, как сейчас говорят к порядку. Дальнейший бег был уже с изрядной горчинкой: экая у меня "сама-по-себе-шная" собака! Не ценит ни моей дружбы, ни моей к ней расположенности.
Я знал, что спаниели - охотничьи собаки, "специализирующиеся" по болотной и речной дичи. Будь я с ружьем, ходил бы вместе с Герой на охоту - и та, может быть, связала бы нас узами единой страсти. Но я охотником не был, а те связи, что предлагались псу, - совместные пробежки, хождение шаг в шаг по лесопарку, его устраивали лишь в малой степени. Собственные его интересы были для него, повидавшего троих разных хозяев, уже гораздо важнее моих, четвертого хозяина. Пес, по природе своей, призванный признавать в человеке вожака, повелителя, научился за пять лет своей сложной жизни уважать только себя...
Как-то мы с Герой шли по травянистой низине с кустами свидины и снежноягодника, рядом с лесопарком. Поверх травы белели на одном уровне блюдечки морковника, оглядывая луг, я заметил на другом его краю женскую фигуру и собаку рядом с ней. Я пошел было по направлению к ним, но вдруг заметил, что Гера опять рядом со мной нет. Я оглянулся: пёс стоял не двигаясь и не сводил глаз с человека и собаки вдали.
-В чем дело, Гера? - спросил я.
Выразительности этому псу было не занимать, да и я научился уже понимать живой его взгляд и весьма очеловеченную пластику - и вот что я прочитал в ответе, что он мне продемонстрировал:
-Разве ты не видишь, "хозяин" (это слово было явно в кавычках, даже кавычки читались), - там же ЛАЙКА!
Я кинул взгляд через луг - действительно лайка. В той боевой позе (она тоже видела нас), которая отличает эту породу собак: вздернутая голова, пышный хвост над спиной.
-Ну и что, Гера, - сказал я. - она же на поводке.
Пёс снова ответил мне - и так, что я легко перевел в слова его пластику:
-Хозяин, ты просто не знаешь лаек. Удивляюсь твоей доверчивости.
-Гера, да что ты?! Эта собака не крупнее тебя, она, повторяю, на поводке - пройдем мимо без всякого опасения.
Гера мотнул головой и даже, по-моему, снисходительно усмехнулся. Слова, что он мне передал, были как произнесенные:
-Удивляюсь твоему легкомыслию, хозяин! Я знаю характер лаек. Если хочешь, иди, но учти, я за твою жизнь не отвечаю.
Не смогу объяснить, каким способом он изобразил "...я за твою жизнь не отвечаю", но я это легко - и с немалым огорчением - увидел. И не стал больше спорить с упрямым псом и, чтобы доказать свою правоту, пошел прямо на лайку и женщину, что держала ее на поводке. Оглянувшись, я увидел, что мой пёс двинулся, поджав хвост и проверяюще посматривая в сторону луга, далеко в обход опасного места.
Мы встретились минут через десять за лугом, на дорожке, что вела домой.
-Как тебе не стыдно, Гера! - выговаривал я псу. - Бросить хозяина! Сделать такой круг! И потом смотреть на меня как ни в чем ни бывало! Да ты просто трус!
Гера ответил мне так же ясно, как ясно я сейчас пишу на бумаге его "слова":
-Хозяин! Знай, что мне моя шкура дороже, чем твои дурацкие эксперименты. Я повторяю: это была лайка, молодая и сильная, ее намерения я видел: разорвать нас обоих в клочья. Тебе еще повезло, что ты остался жив. А я просто принял меры предосторожности. Мне, повторяю, моя шкура дороже...
Мы возвращались домой. Гера вел себя как обычно: бросал меня, шастая по кустам по своим надобностям, останавливался возле каких-то запахов на сколько угодно времени - и ни капельки вины не было во всем его облике! Только, пожалуй, вот что я прочитывал, когда он на меня взглядывал:
-Мы с тобой поговорили, обменялись мнениями, к согласию не пришли - ну да это дело такое: ты свое доказывал, а я, извини, конечно ("извини" он изображал чуть заметным движением хвоста), я имею и свое мнение по тому или другому поводу...
"Ну и сукин же ты сын, Гера, - только и оставалось мне бормотать по дороге, - ну и сукин же сын..."
Наверное, после этого эпизода я немного охладел к собаке, наверное, пес это заметил...
Вскоре Гера покинул меня - на прогулке он свернул в гущу деревьев, свернул - и исчез. Сколько я его ни искал, сколько ни бегал по лесу, сколько ни звал - все было напрасно. Домой я вернулся один.
Потом мне сказали, что, кажется, видели моего спаниеля на автобусной остановке. Он вскочил в открывшуюся дверь, она захлопнулась, автобус отошел... ищи-свищи теперь черно-серебряного красавца.
Не сомневаюсь, что и пятый хозяин собаки озадачится поведением пса; а если найдет с ним общий язык - тогда повезет и ему, и собаке. Своеволие ведь и для себя не всегда приятная штука.
Впрочем, это суждение только человеческое...
Маяк
Напротив меня, на столе сидит пушистый дымчатый кот Кеша. Сидит в классической кошачьей позе , его поза - целое, если приглядеться, архитектурное сооружение - стоит только посмотреть на его аккуратнейше поставленные передние лапки! Нет, не просто сооружение, а... даже маяк, ибо глаза кота светятся в точности, как фонарь маяка, и свет его озаряет пространство кухни и дает надежду заблудшему в тумане утра моряку - мне.
Наверно, кто-нибудь придумает очередной маяк в виде сидящего кота. Кота, внушающего надежду на причал и покой всякому, кто задержит на нем взгляд.
День и кот
В каждом дне кроме температуры, атмосферного давления, влажности, ветра, магнитных бурь и т.д., есть еще что-то, с чем нужно считаться. Не посчитаешься - зря себя промучишь и можешь погубить хорошее настроение.
Вот я пытаюсь работать - не получается. Чай, кофе, кофе - а слово не поддается, и смысл, чуть появившись, исчезает без следа. А ночь вроде была нормальной, утро тоже.
Что-то еще...
И тут я оглядываюсь на своего кота. А кота на его привычных местах нет. Ни в кресле, ни на диване, ни на подоконнике. Ищу... И нахожу в нише, в самом дальнем углу. Забился туда, спрятался от чего-то и то ли спит, то ли дремлет, то ли насторожился и чего-то ждет. Шерсть его, замечаю, встопорщена...
Что такое, кот? Кто испугал тебя с утра? Кто невидимый появился в доме и поднял дыбом твою шерсть? Что ты чуешь такое, что мне не ведомо?
Это, кажется, Такой День. День, сдается мне, такое же живое существо, как я и кот, только неизвестно какого облика, и с ним лучше быть в ладу.
С ним надо быть поосторожнее, а то он может все твои замыслы перековеркать. А способ, как узнать, что за день наступил, что за День в твой дом заявился, - способ подскажет кот, в чем еще одна его польза.
Заваливаться спать, как кот, конечно, не обязательно, но поумерить свой пыл, пригасить свой запал, поуменьшить прыть стоит. Перенести их на завтра...
Кот Или
Девочки-близнятки, восьмилетние Вика и Света Вагановы притащили в дом огромного рыжего кота с серым, будто пришитым хвостом.
-Он такой хороший! - приговаривали они, наперебой гладя кота. - Он такой ласковый! Он такой бедненький - ему кто-то лапку ушиб. Можно, он у нас поживет?
-Экая громадина! - ответила на приговаривание бабушка, Зинаида Васильевна. - Он всю мебель обдерет своими когтищами - гляньте, они у него, как у тигра. И хвост у него будто от другой кошки. Нет, нет, уносите его туда, где взяли!
Кот в ответ на негостеприимные бабушкины слова вытер лапы о коврик у двери и мяукнул так, что всем показалось, что он сказал "Здрасьте".
На голоса вышел из кабинета папа девочек, писатель. От других писателей он отличался тем, что в первую половину дня у него было хорошее настроение, и он писал для детей, рассказы и сказки, а во вторую - плохое, и он тогда писал для взрослых. Сейчас была половина двенадцатого. Кот увидел писателя и мяукнул "Здрасьте" и ему.
-Привет! - ответил папа гостю. - Что-то коты нынче очень уж вежливы стали. Проходите, проходите, сударь!
Кот, словно дождавшись приглашения, прихрамывая, направился в гостиную. Там он окинул быстрым взглядом стенку, телевизор, диван, ковер на полу и вопросительно оглянулся на хозяина, не сводившего с него глаз.
-Садитесь, сударь, - радушно предложил коту писатель, - в ногах, как вы знаете, правды нет.
Кот и тут послушался: неспешно подошел к креслу, впрыгнув в него, сел там (а не разлегся). Вся семья была в гостиной, Папа сел на диван.
-С чем пожаловали, милейший? - вежливо спросил он (напомним, что все еще шла первая половина дня). - Рассказывайте.
Кот лизнул шерсть на груди там, где у людей находится галстук, и замурлыкал.
-Что, что? - писатель подставил ладонь к уху. - А ну-ка, девочки, переводите - вы ведь знаете кошачий язык.
Вика и Света послушались и начали переводить:
-Он говорит, что ему у нас очень нравится. И что он и не подумает обдирать мебель.
-Очень хорошо! - одобрил перевод писатель. - А что он еще говорит?
Кот продолжал энергично мурлыкать.
-Он говорит, что - не перебивай, Света! - что поживет у нас, если ему позволят, недолго... что его очень интересуют телевизионные передачи. Ой, я устала, Светка, переводи ты.
Света подхватила перевод:
--...он говорит, что ему интересны взаимно... нет, вза-и-мо-отно-ше-ния взрослых и детей...
-Стоп-стоп-стоп! - вскричал папа. - Кто это сказал? Не может быть, чтобы вы! Неужели кот?
-Кот, - подтвердили девочки. - Он говорит на кошачьем, а мы переводим. Ты ведь сам предложил. Послушай, па, что он дальше говорит... Что он больше всего любит ска... нет, он поправился: он сказал, что хотел бы знать наши сказки и мифы. Па, что такое мифы? А еще он говорит, что с удовольствием полистал бы наши книги.
-Чьи это слова, Вика? Кота? Или тебя научили? Только подумать - мифы!
-Кота...
-Что за чудеса! - только и смог воскликнуть папа. - Вот он опять замурлыкал. Переводите.
-Он говорит, что жизнь улицы знает дос-ко-наль-но., - так произнесла она это взрослое слово. - Но вот человеческий дом и быт ему еще неизвестны.
-Кто он такой в конце концов! - рассердился папа. - Что за исследователь с хвостом?! И что за чепуха творится в моем доме?
На этот раз заговорила Света (кот вовсю мурлыкал):
-Разве может хвост, - произнесла она неизвестно чьи слова, - помешать добрым отношениям? Да и кот без хвоста скорее вызовет подозрение, чем кот с хвостом.
-Вызовет подозрение? - обескураженно переспросил папа. - Сейчас пойду и пороюсь в словарях.
-Зачем?
-Поищу, не сказано ли там чего о хвостах и добрых отношениях, о том, как одно зависит от другого... А не пора ли нам выяснить, кто он на самом деле - Кот в сапогах? Барабашка? Или...
-Именно так меня зовут! - вскричала Света явно не свои слова. - Как вы узнали мое имя? Меня зовут Или!
-Или? - проверил на слух имя папа. - Ну что ж... Пусть будет Или... Но ты в самом деле не будешь обдирать мебель?
Кот что-то проворчал.
-Все только о мебели! - перевела Вика. - Свет у вас на ней клином сошелся.
-Действительно, - согласился на этот раз папа. - Хотя... - Он тряхнул головой и провозгласил решение: - Ладно, пусть этот кот ученый остается у нас. Несмотря на то, что при виде его у меня ум заходит за разум, что мне тоже нужно, для работы, но не всё время. Дети, это ваша игрушка, покажите гостю места общего пользования.
-Он сказал, что будет выходить во двор, - тут же сообщила Света. - И еще он сказал, что благодарен тебе за гостеприимство.
-Милости прошу! - ответил папа и скрылся в кабинете - до второй половины дня оставалось каких-нибудь сорок минут.
Вот так рыжий огромный кот с серым, будто пришитым, хвостом поселился в 108-й квартире 12-го дома по улице Космонавтов.
Сначала он обстоятельно обследовал квартиру. Прошелся возле телевизора, заглянул за его "спину", вспрыгнул на него, потрогал лапкой кнопки наверху.
Задумчиво посидел у розеток. Побывал на кухне, глядя с подоконника на улицу, на дорогу, по которой туда-сюда бежали машины, на другой район города, видный из окна. Осмотрел газовую плиту, встал на задние лапы и дотянулся до вентилей, царапнул их один за другим.
Сидя на табуретке, как и полагается коту, послушал, как капает из кухонного крана вода: кап.... кап... кап...
Обошел все комнаты, осматривая их так, словно обменивал квартиру.
Ванную он тоже внимательно обследовал, но чуть не свалился в горячую воду, балансируя на краю ванны.
За котом, когда он изучал квартиру, ходила бдительная бабушка и девочки. Бабушка ворчала, ожидая, что кот вот-вот начнет драть мебель когтями, но гость, как и обещал, к мебели не притронулся. Обследуя комнаты, кот что-то мурлыкал про себя, но что именно, переводчицы понять не могли.
На какое-то время папа, в чью обязанность было вменено "пасти" после школы и после обеда дочерей (бабушка уже не справлялась), от этой заботы освободился: девочки были заняты котом, глаза за ними не требовалось. Но они не кутали его в разные тряпочки, не повязывали на шею бант - это кот сразу отверг, - не таскали из угла в угол, а, сделав уроки, наперебой рассказывали коту сказки - до которых тот был охотник. Слушая их, он подмурлыкивал девочкам, а если те уставали и хотели поиграть, он требовал рассказывать еще, просительно трогая рассказчиц мягкой лапкой.
Больше других ему пришлись по вкусу "Кот в сапогах", "Мальчик-с-пальчик", "Царевна-лягушка", сказки о многоглавых змеях и царевичах, с ними сражавшихся, о Бабе Яге, о Кощее Бессмертном, о ковре-самолете...
Еще он любил, когда вечерами все собирались в гостиной, сидеть в кресле и, казалось, мотать на белый свой ус все, что говорят.
В кабинет писателя кот входил только в первую половину дня. Он садился с ним рядом, смотрел то на руку с авторучкой, бегающую по бумаге, то на пальцы, прыгающие по клавиатуре компьютера, а кончик серого хвоста у него при этом шевелился, выдавая некоторое волнение.
Во дворе о странном коте, любящем сказки, прознали и потребовали кота показать. Вика и Света отговаривались, но все-таки вытащили Или на улицу. Кот здесь повел себя, как дикарь: от любопытных удрал на дерево, сидел там, таращась на преследователей, и мяукал, а спустился, только когда всех позвали обедать.
Девочек прозвали врушами, а на рыжего кота с того времени обращали столько же внимания, сколько на других кошек, которых во дворе было множество.
Большую часть времени Или проводил дома, где девочки играли с ним "в школу". Они учили кота читать и писать мелом на небольшой черной доске, купленной им, когда они еще были в детском саду. Или ухитрялся удерживать кусочек мела когтями. Главное тут то, что девочки способностям кота не удивлялись, но вот папа, выходя из кабинета - то ли заварить чай, то ли просто пройтись, - надолго застывал, увидев очередной "подвиг" странного кота. В то, что Илья, так он его называл, мурлыча, передавал какую-то информацию, папа не верил и отнес это на счет детского фантазерства.
Но однажды он не выдержал, подошел к коту, перед которым девочки листали толстый том "Детской энциклопедии".
-Послушайте, друг мой, - очень серьезно сказал писатель мурлыке.- Объясните мне, ради всех святых, которых я, к сожалению, не знаю, объясните мне - что вы за штучка!
Кот оглянулся на девочек и выразительно замурлыкал.
-Илюшка говорит, - перевела Света, что ничего особеного за собой не замечает. Может быть, он просто любознательнее других кошек. Илюшка удивляется, что ты проявляешь к нему повышенный интерес.
-Он так и сказал? - недоверчиво спросил папа.
-Да, - хором ответили Вика и Света.
Писатель посмотрел на дочерей, на кота, сидевшего перед ним по всем кошачьим правилам: кувшином, кончик хвоста на лапах, в глазах спокойное внимание, и крякнул. Правды здесь не добьешься. Если девчонкам втемяшится что-то в голову, их с этого не собьешь. Но откуда у них эти взрослые слова? "Повышенный интерес"! Надо же!
Приближались три часа дня, и писатель знал, что примерно с этого времени у него начинает портиться настроение. Он сказал: "Ну, не знает что и думать! Его нужно Куклачеву отдать, он из этой бестии артиста сделает!" - и ушел в кабинет, чтобы писать там прозу для взрослых.
Кот еще несколько дней прожил в семье Вагановых, но однажды, пойдя на прогулку, исчез. Девочки горевали, горевали, пока случайно не перевернули приставленную к стене черную доску. На ней было написано мелком корявыми буквами:
может я еще вернусь или
Писатель посмотрел на эту надпись и вспомнил эпизод с таинственным этим котом,эпизод, о котором не хотел никому рассказывать.
Как-то ночью он вышел из спальни попить воды, случайно заглянул в гостиную и увидел - гостиная было освещена уличными фонарями, - увидел, что их кот-странный гость не на диване, не в кресле, а плавает возле люстры у самого потолка, тихонько кружась вокруг нее - лапки, как и полагается, сложены, хвостище вниз, хоть дергай за него, плавает, как воздушный шарик... Писатель обомлел тогда,, конечно, растерялся, не поверил своим глазам, подумал, что спит... А кот, почуяв его присутствие,повернул к нему голову и в ту же минуту шмякнулся на пол, на все четыре лапы. Пробурчал что-то, похожее на "Поспать в этом доме не дают...", запрыгнул на диван, разлегся там и закрыл глаза.
Писатель до сих пор думает что это ему приснилось.