Я переводчик: я перевожу свою косноязычную жизнь на литературный русский язык.
Мой исповедник - белый лист,
А комната - исповедальня...
Раньше слово "морозы" рифмовалось только со словом "розы"; времена сильно изменились - теперь к "морозу" прочно прилипло слово "склероз". Взаимосвязь, впрочем, очевидна.
Сковал, похоже что, мороз,
Мозги мои... иль то склерз?
Слово птицей летало под сводами черепа и никак не хотело садиться на ветку-строку...
Душа, отяжелев, как как туча, пролила слезу...
В общем-то, писатель, создающий на бумаге некий мир... вдруг встающий, бродящий по комнатам, странно шевелящий руками, что-то бормочущий, издающий нечленораздельные звуки - он ведь шаманит, колдует, призывает духов...
Вера в существование высших сил родила величественную архитектуру христианских храмов, тянущихся к небу, наполнила чудесной силой кисти художников, родила божественную музыку - Вера в существование высших сил.
""Человечество спятило..." Татьяна Черниговская, психолингвист.
Глянув на человечество наших дней, Бог тяжело вздохнул; вздох Бога длился тысячу лет; за это время человечество исчезло; природа восстановилась: Землю и даже улицы и площади миировых столиц снова покрывали густые леса; пора была заселять Землю какими-то разумными существами; и тут Бог снова тяжело вздохнул...
Взываю я к Богу, которого нет,
И слышу неслышимый Бога ответ,
От Бога, неслышней которого нет,
Ответ? Да едва ли. И этого нет.
-Я есть, - он сказал мне, - но где тебе знать,
Умом твоим бедным Меня не понять.
Один конец моей радуги красит в семь цветов тротуар, по которому я иду после дождя, дуга же ее, унесясь вверх и побывав там, наверху, в каком-то чудесном слое небес, опускается уже на другой земле и в другое время.
ДВНЫЙ ГРАД
В тот уходящий днеь из окна автобуса я увидел, как хороши бывают здесь закаты. Незабываемое это зрелище: переливающиеся из облака в облако краски редчайших тонов и оттенков. Просветы между облаками то нежно-зелены, то сини, то голубы... Сами облака, края их, и золоты, и кроваво-красны, и багровы, и соломенно-желты, огнисты... Невысокое многооблачное небо расцвечено уходящим солнцем так, что начинает напоминать златокрыший большой город, видный издалека, и кажется, что ты на пути к нему. Может быть, я заметил это впервые, может быть, знал и раньше, но, не повидав больших городов, не мог сравнить с ними вятский закат.
А год спустя я нашел у Евгения Баратынского строчки:
Дивный град порой сольется
Из летучих облаков...
Если ж подует ровный ветер - поплывут над нивами, над зеленой и плоской этой землей облака, и станут скоро похожими на бесконечно большую флотилию; темны днища судов, а сами они снежно-парусны; бегут куда-то, ветер посвистывает в снастях,- бегут суда, не останавливаясь здесь, быть может, потому только, что не за что зацепиться кораблям, негде бросить якорь, ничто, кроме нескольких на всю громадную ширь ободранных церковок, выставивших вверх покривившиеся, как на могилах, кресты, ничто больше не удержит якоря...
Слово, как и человек, оживает в компании других (хороших) слов.
В конце концов я понял, чтоо лучшая музыка - тишина. Если она продлится, может тихонько зазвучать флейта мысли, сперва тихонько, потом все громче.
Погасил свой дневной мозг, но через несколько минут этот светильник зажжегся сам - снами.
Со мною вот что происходит,
Ко мне мой старый друг не ходит,
Не ходит просто оттого,
Что больше нет нигде его.
Бог ты мой! Со сколькими друзьями я уже попрощался о скольких грущу, и грусть моя солона...
Я люблю Природу, она для меня Бог, я от нее происхожу, я от нее завишу - и не только моим дыханием, - духом. Я часто очеловечиваю Природу, она в ответ старается меня "оприродить" - научить неторопливости, созерцанию, пристальности, постепенности, уважению ко всему живому.