Аннотация: Сочи создан для любви. Но влюбляться не рекомендуется.
ПАННА АННА ИЗ ВИЛЬНО
Пашка ворвался в сарайчик в состоянии самом что ни на есть наиприподнейшем.
- Рота, подъем! - нарочито хрипло, эдаким сержантом на побудке, заорал он и повернул выключатель. Две ночные бабочки, прикорнувшие на облупленном колпаке притороченной к фанерному потолку лампы, суетливо заметались, постукивая о единственное оконце.
Оба лежавших на койках приятеля, презрев грозную команду, с неудовольствием приподняли заспанные лица.
--
А пошел бы ты, - по-дембельски пробормотал Кешка, отворачиваясь к стене.
--
Ты откуда такой пригарцевал?-подозрительно повел своими сочными глазищами Гарик.
Игнорируя вопрос, Пашка прошествовал к колченогому столу, убедился, что спиртного на его долю не осталось, укоризненно вздохнул и, как был одетый, повалился на свою койку.
--
А меньше шляться надо было, - не поворачиваясь, мстительно произнес Кешка.
--
Сейчас с одной барышней время провел, - объявил Пашка. Как он и ожидал, койка под Гариком выжидательно скрипнула. Пашка нарочито затянул паузу.
--
С петербуржкой одной о жизни говорили, - он хмыкнул, указывая тем самым на действительную тему состоявшегося разговора. - Сорвался у меня в кабаке съем. В последнюю, можно сказать, минуту перед самым закрытием, когда уж и аварийное-то бабье все разобрано. В общем, стою на остановке, настроение, само собой, ниже плинтуса - и петербуржка эта стоит, тоже автобуса на Мамайку дожидается. Слово за слово, сообщает она, что прибыла в Сочи из самого что ни на есть Санкт-Петербурга. А я слово за слово выясняю, что она понятия о славном городе на Неве не имеет, но - молчу, - довольный проявленной смекалкой, Пашка прислушался к нетерпеливому сопению Гарика. - В общем, сняли мы с ней "левачка". И тут выясняется, что девица типа не вдруг, - с претензиями.
--
Сорвалось? - обнадежился Гарик.
--
Все-таки Сочи развращающее действует на неокрепшие натуры, - громко сконфузился Пашка. - Игореша, вы становитесь вульгарны. И потом, что значит "сорвалось"? Просто девушка занервничала. Не бросать же. Пришлось пожертвовать собой: проводить до дому, зайти, утешить. Мы всё-таки альтруисты. Пашка сладко, до ломоты в суставах потянулся.
--
Да, - припомнил он. - А чем ты-то, мой аморальный друг, сегодня промышлял? Опять специализировался по гинекологии?
--
Она невропатолог, - Гарик почему-то вздохнул. - Я так думаю, Павел, что к концу отпуска в первую десятку мы войдем.
--
При таком-то темпе - наверняка, - не стал спорить Пашка. - Эх, тяжела ты, сочинская жизнь! Викентий! Ну не притворяйся. Знаю ведь, что подслушиваешь, - он нашарил рукой пляжную туфлю и запустил ею в Кешу. - Свет погаси! Расточитель!
Тот тяжело приподнялся, навалился на выключатель, тут же рухнул на прежнее место и захрапел. Забормотал, утопая во сне, и Гарик. Пашка же долго ворочался в темноте, переживая происшедшее за день. Наконец, заснул и он. Шла вторая ночь их пребывания в Большом Сочи.
Наутро их разбудили крики в саду. Там наверху, у дороги, среди деревьев, словно два павиана, жили их хозяева: Ваня и Маня. Всё, что только можно было пустить под аренду, сдавалось приезжим. Сами же хозяева спали прямо в саду на проржавелой панцирной койке, установленной под старой шишковатой яблоней. Даже под дождем они лишь вжимались друг в друга и, не просыпаясь, синхронно подрагивали.
На этот раз первым пробудился Иван. Речь его, круто замешанная на матерщине, донеслась из сада тотчас вслед за криком первых петухов.
--
Ты мой псих знаешь! - надсадно рычал Иван, стращая строптивую свою сожительницу. Судя по тембру, ночной сон ничуть не привел его в чувство. Постепенно хриплый боевой клич становился все громче, кругами спускаясь к сарайчику.
--
Идет кормилец, - догадался Гарик.
--
Точно. Должно, маракует по части выпить, - в запевной своей манере, отчаянно растягивая слова, поддержал Кешка. Урчание послышалось возле самой фанерной стенки. Иван, в чьем мозгу, похоже, происходила схватка между желанием похмелиться и последними проблесками разума, затоптался на пороге. Темные силы одержали-таки верх, и он с воинственным кличем решительно распахнул дверцу.
После грозной симфонии, коей только что усладил Иван слух отдыхающих, вид его для незнакомого человека показался бы неожиданен. То не был Роланд. Возле входа, упрямо набычась, стоял мужичок в несвежей оранжевой рубахе. Из длинных семейных трусов торчали ободранные, словно два побитых бильярдных кия, ноги. Бесчисленные шрамы и ссадины украшали физиономию. Сигнальной лампочкой набухал под правым глазом синяк.
Мутным, суровым взором обвел Иван комнатенку.
- Деньгу гоните! - потребовал он.
Довольный собственной сообразительностью, Кеша осторожно, не высовываясь из-под одеяла, хихикнул.
--
С какого это перепуга? - поинтересовался Пашка. - За жилье тебе еще вчера вперед уплачено. Ты помнишь, по какое уплачено?
--
Помню, - Иван поскучнел. Тщательно, казалось ему, продуманная операция по отъему денег проваливалась на глазах.
--
Душа горит, - ни на что уж не надеясь, признался он. - Мазуту надо.
--
Иди-ка отсюда, страдалец, - Пашка, сразу после приезда разобравшийся в тонкой натуре хозяина, не деликатничал.
Укоряюще вздохнув, Иван вышел. Ноги его тяжело поволоклись вверх по тропинке.
--
Ханыга, - оценил Кешка.
--
Давайте еще чуток покемарим, - в полудреме предложил Гарик. - А то вечером на охоту идти.
Последнее слово утонуло в зевоте.
Но поспать в этот раз не случилось. Потому что дверь осторожно скрипнула, и на пороге вновь возник Иван.
-Хрен с ним, - решительно заявил он. - Давай хоть сколько- нибудь. Первым, не выдержав, хмыкнул смешливый Кешка.
Поняв, что ночью был недостаточно бдителен, Пашка обеспокоился. Действительно, Кеша извлек из-под своей кроватки початую бутылку портвейна, из которой полстакана отлил хозяину.
Пока струилось вино, Иван беспричинно улыбался. Вероятно, ему виделись ангелы.
Стакан он махнул тут же, одним глотком, и еще стоял, не веря в удачу, как через порог перемахнула Маня. Была Маня в расхристанном халате и в растрепанных чувствах.
--
Пьешь, ублюдок? - дико вскрикнула она и с разворота, не останавливаясь в беге, ударила своего благоверного по лицу маленьким, но твердым, словно залежалый мандаринчик, кулачком. После этого причина многочисленных Ваниных увечий разом прояснилась.
От удара Ивана повело на шкаф. Он прижался к битому, в густых трещинах зеркалу и, со страхом поглядывая на разъяренную сожительницу, тихо прошептал:
--
Маня, за что?
--
За что?! - пронзительный голос ее, разом перемахнув через сад, взлетел к дороге и устремился куда-то в сторону пляжа. - Мародер паскудный! У пацанов клянчить!
Не дожидаясь финала пламенной её речи, Пашка метнулся к столу.
--
Держи, - сунул он в Манину руку налитый стакан. - Выпей, Маня.
--
Ну, вот ещё, - утихла хозяйка. - Я ж не алкоголичка какая. У меня хозяйство своё, кабанчика держала.
Она, урча, осушила предложенную дозу, после чего приветливо огляделась вокруг:
-А ничего у вас. Миленько. Укоризненно поглядела на затаившегося Ивана. - Шастает он тут. Мешает, поди. А пошли, Иван. У нас же дел полно.
Через полчаса в саду зазвенела посуда. Неукротимая пара торопилась на автобус, к открытию винного магазина.
-Изумительные хозяева, - пробормотал Гарик. - И что характерно - по большому случаю отхватили.
Вчера они разговорились с местным участковым, и тот, узнав, у кого они остановились, был по-военному краток: Сжечь бы их, собак, в одной яме, - после чего привычно загрустил.
... - Всё, бойцы, довольно время терять. Не на лёжку приехали, - объявил Пашка. - Нас ждут великие дела. Десять минут на сборы - и в Сочи. Иннокентий, надень свежую рубашку, подшей подворотничок. И зубы не забудь почистить, - сапожная щётка в углу.
--
А надо ли? - засомневался Кешка.
--
Надо, надо, - вскочивший Гарик сдёрнул с него одеяло. - Перед дамами дискредитируешь. С этого начиналось всякое утро. Беззлобный Кешка был излюбленным, просто-таки идеальным полигоном для подгонки остроумия и плацдармом для создания игривого настроения. Сейчас, лёжа на продавленной кроватке своей, худенький и невзрачный, он кротко поглядывал на мучителей.
--
Козлы вы всё-таки, - оценил он обоих. "Беня говорил мало, но Беня говорил смачно".
Цель сегодняшней поездки в Сочи со свойственной ему лаконичностью сформулировал Гарик: необходимо познакомиться с двумя новыми сподвижницами. Кешка при этом в расчёт не принимался.
Тактика была согласована в рейсовом автобусе. Местом дислокации избрали кафе "Парус", известное плохим кофе и славное очень приличным съёмом. В редкий час здесь не скучали две-три девичьи парочки.
Вот и сейчас, едва взобравшись на широкую, с видом на платановую аллею террасу, Пашка тотчас уловил встречные флюиды: напротив входа курили две крашенные, лет 22-24-х, блондинки. Судя по тому интересу, с каким простреливали они входное пространство, вырисовывались перспективы для длительного сотрудничества. Может, даже дня на три.
--
Это моя, - поспешно "забил" Пашка. Гарик не возразил, и обеспокоенный Пашка обернулся. Гарик вглядывался совсем в другую сторону, где, полускрытая барной стойкой, в полном одиночестве сидела смуглая, коротко, под мальчика, подстрижен- ная девушка в джинсах и маечке. На столе перед ней ничего не было. Под майкой, похоже, тоже.
--
Э-э, так пионеры не поступают, - Пашка ухватил Гарика за руку. - Вот всё то же самое в двух экземплярах.
--
Милый, - Гарик не отводил глаз от полюбившегося угла. - Да на этих по ведру штукатурки. И вообще читай классиков - лучше меньше, да лучше.
Он высвободил локоть и пружинистой, от бедра походкой направился к дальнему столику.
--
Снимите шляпы, - предложил Пашка укоризненно глядящему Кеше. - Игорёша отдаваться пошёл. Близкие скорбят в некотором отдалении.
Они потихоньку потянулись следом.
--
Девушка! - ещё метра за три тоном обиженного ребёнка обратил на себя внимание Гарик. - Можно я с Вами посидю? Не будете против? Не дождавшись ответа, он измождённо упал на соседний стул:
--
Игорь.
--
По-моему, кругом полно мест, - она хмуро пододвинула стоящий у ноги чемодан. Похоже, знакомиться она не хотела.
Впрочем, когда Гарик бывал в форме, он умел не обращать внимания на подобные мелочи. Случалось ему бывать и не в форме. Тогда он их вовсе не замечал.
--
Полагаете, я незнаком с правилами приличия? - укорил Гарик незнакомку. - Но я в опасности, и мне нужна ваша помощь. Знаете, почему я подошел именно к вам? - интимно зашептал он, и весь "Парус" затаился от этого интима. - Потому что ощутил, как бьётся в груди ваше благородное сердце.
--
Еще бы не ощутить, если без бюстгальтера, - прокомментировал подошедший Пашка. - Кстати, наверняка третий размер.
--
Во! - Гарик обличающе ткнул в него пальцем. - Будем говорить прямо - не джентльмен! Они меня с утра преследуют. Это такие жуткие сорвиголовы, - он удручённо покачал головой, одновременно показывая пробегающему официанту три растопыренных пальца, - Вы не можете оставить меня с ними один на один. Вопрос жизни.
--
Вызовите милицию, - предложила она.
--
А в самом деле, - согласился Пашка. - Почему бы тебе и впрямь не обратиться в милицию?
--
Бесполезно. У них всё схвачено.
Он с сомнением оглядел приятелей и гаркнул:
--
Ну, что столпились? Садитесь, раз девушка приглашает.
Та только изумлённо повела головой. С вьющимися жёсткими волосами и смуглым личиком, она и впрямь оказалась хороша.
--
Да Вы не волнуйтесь, - успокоил её Пашка, - мы ненадолго. Мальчишку вот покормим мороженым - ты присядь, Кешенька, -и дальше побредём.
--
Имейте в виду: они алкоголики, - отчётливо проговорил мстительный Кешка.
--
Иннокентий, держи себя в руках, - сконфузился Гарик. - А то водки не получишь, сволочь эдакая. Вечно отчебучишь! Понимаете, - он доверительно водрузил руку на девичье запястье, - У него какой-то сдвиг. Что думает, то и говорит. Вот думаем, может, психиатру показать.
--
Беда с этими правдолюбами, - Пашка сокрушённо покачал головой. - Сплошные неудобства. Недавно банк брать собрались. Так, завалящий банчок. Доброго слова не стоит. Зашли накануне прикинуть, помараковать насчёт сигнализации. И что думаете? Минуты не прошло, - первому же кассиру проболтался.
--
По крышам уходили, - помрачнел Гарик. - Верите? Всю обойму расстрелял.
--
Как не верить? Ой, права мамочка: в Сочи болтун на болтуне.
--
Так мы с мамочкой? - Гарик всплеснул руками. - Видишь, Кеша, и тебе нечаянная радость. Девушка расхохоталась.
Очень быстро они установили, что зовут её Анна, причём именно Анна. Аня ей неприятно. Что сама она из Вильнюса, где учится в университете, что в Сочи приехала на неделю, что на вокзале её должны были встречать, но почему-то не встретили, а адреса нет. Мамайка её в принципе бы устроила и если ребята берутся помочь найти квартиру...
Берутся ли они? Гарик, раскрасневшийся от выпитого, даже вскочил от возмущения. И посетители "Паруса" узнали, что эти молодые люди готовы прямо сейчас расселить на Мамайке целый взвод хорошеньких девушек.
По счастью для Гарика, речь он держал не на вокзале.
Разговор сделался лёгким и скользящим. Гарик и Пашка перепрыгивали с темы на тему, перебивали друг друга, в самых неподходящих местах выкрикивая: "А кстати!". И всё это диковинным образом складывалось в связный разговор.
А потом Анночка, успокоенная, расслабленная, вдруг улыбнулась какой-то своей мысли. И эта мягкая, лучистая, преобразившая ее улыбка сразила Пашку.
Он вскользь глянул на Гарика. Но тот продолжал рассказывать длинный, вяловатый анекдот. Дожёвывал бутерброд Кешка. И в "Парусе" будто бы ничего не случилось, разве что народу прибавилось. Никто ничего не заметил. А вот у Пашки вдруг заклокотало под горлом. Это как если сутками сидишь под осточертевшим накрапывающим сочинским дождём, и внезапно резкий луч пронзает на мгновение морось, и ты совершенно беспричинно наполняешься предвкушением счастья.
--
Никуда мы вас не отпустим, - безапелляционно, посреди фразы объявил он. - Отныне вы не просто Анна. Вы - наша Анна.
Вельможным движением она склонила голову.
Когда уже спускались с террасы, Пашка попридержал Гарика.
--
Старик, надеюсь, ты не будешь возражать, если я займусь этой девочкой?
--
Это с каких доходов? - изумился тот.
--
Ну, знаешь. Это уже распущенность: у тебя всё-таки есть гинеколог.
--
Невропатолог.
--
Вот-вот. Очень ранимый тип женщин.
--
Перебьётся, - отрезал Гарик и тотчас ехидно припомнил:
--
Ты ведь тоже как будто вчера напроказничал. Они помолчали, глядя сверху на спускающуюся по винтовой лестнице пару. Кеша, вытянув перед собой руку, степенно поддерживал под локоток Анночку. Степенность давалась ему с трудом, - в другой руке он едва удерживал увесистый чемодан.
--
Ладно, Павел, - вздохнул Гарик. - Давай, как всегда - пускаем на самотёк. Хоп?.. Ну, это честно - я ж первый ее наколол.
--
Хоп, - неохотно согласился Пашка. Всю обратную дорогу в автобусе до Мамайки они немыслимо дерзили окружающим, острили, сами же хохотали от собственных шуточек и наперебой оказывали " своей" Анне всяческие мелкие дорожные услуги. Словом, происходило то, что Гарик определил как "пустить на самотёк".
Было решено, пока идут поиски квартиры, подуставшую Анночку временно разместить в их сарайчике. Кеша, правда, протестовал, мол, нельзя Анну с Маней сводить, испугаем насмерть, и - накаркал, скотина. Когда спускались они от дороги к своему сарайчику, то возле умывальника встретили Маню. Она напряжённо всматривалась в идущих, интенсивно пытаясь что-то сообразить.
--
О! Мальчиши пришли, - вспомнила-таки она. - Молодцы. А это хто такая?
--
Это, Маня, хороший человек! - Пашка, шедший впереди, потряс указательным пальцем. - Ты не обижай её, Маня. Она у нас погостит до вечера.
--
Твою мать! - весело вскрикнула Маня. - Водите, кого хотите, хоть под кровать штабелями их, сосок, складывайте. Одной больше, одной меньше. Только б ничего не пропало.
--
Не, Маня, с этим всё тип-топ, - Пашка примирительно похлопал по плечу разыгравшуюся хозяйку, одновременно пытаясь отгородить от неё проходящую мимо Анночку. - Ты, Маня, не отвлекайся. Влезай к своему Ване и пошевели его.
--
Да пошёл он! Он же не может, - доверительно, на весь сад закричала Маня. - У меня вот следователь один был. Красивый! Она принялась озираться, увидела Гарика. - Во! Как Тарзан.
С первого дня каждый из них был накрепко окольцован маниной кличкой. Едва увидев пышноволосого Гарика, она тут же прозвала его Тарзаном, а когда на утро тот пожаловался, что ночью замёрз под единственным одеяльцем, Маня искренне удивилась и принялась тыкать в волосатую его грудь:
--
Та ты шо, Тарзанёнок? У тебя ж шубка.
Под настроение они любили потолковать с шобутной хозяйкой, но в этот раз быстренько проводили заробевшую, растерянную Анну в сарайчик, впихнули туда же замешкавшегося Кешу и захлопнули за собой дверь.
--
Ну, как? - с преувеличенной бодростью поинтересовался Пашка. - Два слова о первых впечатлениях для прессы. Анна только изумлённо покачала головой:
--
Скажите, а то место, куда вы хотите меня поселить, там тоже...?
--
К сожалению, для Вас придется подобрать что-нибудь попроще. Таких хозяев больше нет, - Пашка, извиняясь, развёл руки. - Штучный товар. Последних, можно сказать, отхватили.
С улицы меж тем доносилась бодрая матерщина: ломая виноград, Маня лезла наверх, туда, где на куче тряпья спал Иван.
--
Ой! - Анна огляделась и, увидев на тумбочке маленького плюшевого медвежонка - талисман Гарика, - подбежала и схватила его на руки: - Глядите, мишка!
--
Мишка! - мрачно подтвердил Гарик.
--
А квартирка-то, кстати, присмотрена, - припомнил он, обращаясь к Пашке. - Возле Людки соседи сдают. Так что сгоняй. Заодно и Людку извести, чтоб собиралась, - вечером в ресторан едем.
И всё. А Людка - это, между прочим, как раз невропатолог.
--
Под тревожным, непонимающим взглядом Анны они вышли на улицу.
--
Может, объяснишься?
--
Да чего тут объясняться? - буркнул Гарик. - Пацанка она ещё. Мишки, зайчики. Да её неделю обхаживать придётся. Таких вариантов в Москве немерено. Ну, может, не немерено - крошка, чего там говорить, прелестна, - только Мендельсоном побаловаться я ещё успею.
С маршем Мендельсона, который, как известно, играют при бракосочетаниях, у Гарика сложились особые отношения. С чьей-то лёгкой руки прошёл слух, что в браках, которые он освидетельствовал, рождаются исключительно мальчики. В результате за короткий срок переженил он едва не всех приятелей. Как раз перед отъездом они "отгуляли" девятого. И теперь, войдя во вкус, в предвкушении рекорда, Гарик плотоядно поглядывал на последнего холостяка - Пашку.
--
Если только тебе, - он с сожалением прислушался к донесшемуся из сарайчика звонкому смеху, решительно, отгоняя наваждение, тряхнул головой. - Короче, охотник должен охотиться на дичь, а не пасти домашних коз. И не отговаривай!
--
И не подумаю, - заверил его Пашка.
Анночку разместили весьма удачно, в чистой комнатке, неподалёку от пляжа. И вечером обосновались в ресторане "Магнолия", втиснувшись за столик впятером. Нечётным, как обычно, оказался Кешка. Как говорит Гарик, такая уж его планида. Все были неестественно оживлены, как бывает при первом знакомстве. Анна то и дело посматривала на спутницу Гарика: блекловатую барышню около тридцати лет с пышным, немного подтаявшим бюстом. Просто поразительно, как везёт на подобные экземпляры красавцу Гарику. Сам он, правда, утверждает, что физические недостатки они с лихвой компенсируют избытком фантазии.
Впрочем на подружку Гарика Пашка не отвлекался. Для него в центре событий как-то само собой оказалась Анна. Порой она слушала Пашку, заинтересованно глядя прямо в глаза, и тогда ему казалось, что смотрит она не просто, а по-особенному, но стоило ей обратиться к Гарику, и в глазах её Пашке чудилось что-то нежное и тревожное. " Вообще у неё чертовски обманчивые глаза", - определил он после двух тостов.
--
Я смотрю, ты мало пьёшь, - Пашка склонился к её уху.
--
Это мало? - она изумлённо показала на опустевшую бутылку водки. - Знаешь, у нас в ресторанах вообще мало пьют.
--
У вас в Вильнюсе?
--
Ну конечно. В ресторанах, барах. Мы просто отдыхаем.
--
Но ведь ты не литовка.
--
Я полукровка: полуполька, полуеврейка.
Ну конечно. Вот откуда и эта благосклонная вежливость, и эти чудесные влажные глаза.
--
Так пани полька? А как правильно - пани или паненка?
--
Пока паненка.
--
Нет, всё-таки пани. Панна Анна. Панна Анна из Вильно, - с удовольствием повторял Пашка, да и ей самой сочетание её имени с панной было непривычно и приятно.
Анночка подняла бокал:
--
Я хочу сказать, что мне здесь очень нравится. И вообще я рада, мальчишки, что встретила вас.
--
Вот это так тост! - Пашка подхватил рюмку. - Ну что? Последуем классикам - содвинем бокалы.
--
А не станцевать ли нам, молодые люди? - предложил Гарик, поднимая из-за стола Люду. Пашка охотно последовал его примеру.
Над рестораном уже разносился очередной сезонный шлягер. У эстрады вежливо топтались две немолодые пары.
Всё это Пашка разглядел, пока они пробирались к площадке. А потом он не видел уже никого и ничего, кроме Анночки. Она так и осталась в джинсах - платье оказалось мятым, - и первое, что поразило его, -это её бёдра и округлые плечи, которые разом стали до того подвижными, что, казалось, она не движется, а переливается из одного движения в другое. Руки её с выставленными перед собой ладошками манили и отталкивали, голова в такт мелодии склонялась то к одному, то к другому плечу. И глаза... Бездонные глаза, откуда-то из глубины улыбавшиеся ему одному.
Когда танец закончился, Пашка, не выдержав, обнял её за плечи.
--
Ты не знаешь? - поинтересовался он. - Как сказать по-польски: "Спасибо, дорогая панна"?
--
Дэнькую, мила пани.
--
Дэнькую, мила пани, - он в восторге прижал её к себе.
Меж ними установились ещё неопределённые, но волнующие отношения, какие складываются меж людьми, выбравшими друг друга. Похожее бывало с Пашкой и прежде. Но никогда не ощущал он в себе такой пронизывающей нежности. Не зря, должно быть, чуткий друг Игорёша, улучив момент, шепнул: "Павлуха, очнись. Это всего лишь игра".
Теперь они беспрерывно танцевали, а когда не танцевали, то азартно, перебивая друг друга, говорили. В основном расспрашивал он, а она охотно рассказывала. Больше о своих поездках в Польшу, где жили её многочисленные родственники.
--
"Она очень интересно рассказывает. Вовсе не глупая девчонка. Да что там неглупая? Умница какая. Чёрт, но - улыбка! Фантастическая. А может, я надрался?"
Пашка тряхнул головой, огляделся. Ресторанный вечер близился к закату. Столы покрылись пятнами и объедками, спокойная поначалу музыка оркестра сотрясала зал, и всё-таки не покрывала шум и крики беснующихся, выкрикивающих людей. Свесившись на стуле, посапывал напившийся втихую Кешка. За весь вечер он, должно быть, не произнёс ни слова. "Повело" и Гарика. Жёсткие волосы его растрепались, смуглое лицо осунулось, и оттого ярче выделялись жгучие, как маслины, глаза. Гарик принадлежал к тому редкому типу мужчин, которых спиртное не делает грубее. Выпивая, он, напротив, становился мягче и значительней. Вот и сейчас был он хорош.
--
Лапочка, - капризным, тревожащим своим голосом подозвал он молоденькую некрасивую официантку, с которой у него установились самые свойские отношения. - Ещё пару "Ркацители" и рассчитай, лапуля.
Польщённая панибратским "лапуля", официантка устремилась на кухню выбивать в закрывающейся кассе истребованный заказ. - Анночка! - прошептал Пашка.
--
У? - она подняла свои чудные, всё-таки немножко пьяные глаза.
Тогда он тихонько прикоснулся губами к её шее. Она не отстранилась, не оттолкнула его, а только посмотрела печально и, подставив губы, прикрыла покорно и стеснительно глаза.
Голова Пашки закружилась:
--
Да ты же чудо какое-то. Разве бывает такое? Скажи - бывает? Она ласково провела пальчиками по его лицу и чуть улыбнулась. И в улыбке этой было обещание.
... Первым в такси втолкнули мычащего Кешку. В пьяном состоянии он занимал значительно больше места, чем положено человеку его комплекции. В машину поэтому втиснулись с трудом.
--
Всё будет оплачено, шеф, - успокоил Пашка нахмурившегося таксиста.
Пятнадцать минут езды - и вместо плещущего огнями, разгульного Сочи сонная дачная Мамайка.
--
Так, молодые люди, - Гарик был по-прежнему бодр и инициативен. - Сейчас мы идём в парк. Анночка, ты была в нашем парке? Нет? Стало быть, сегодня крещение. Они вылезли из машины на дороге напротив бетонной лестницы, круто спускающейся сквозь сад к канаве, на краю которой где-то далеко в темноте притулился их сарайчик.
--
Иннокентий, ты дома? - Гарик костяшками пальцев постучал Кешке по лбу.
--
А чего-о? - ухмыляясь, пробормотал тот.
--
Сейчас по ступенькам вниз. Комната налево от умывальника. Кивни, если понял.
--
А вы-ы?
--
А у нас, Иннокентий, свои взрослые дела. Ну, ступай, болезный, - Игорь погладил его по голове и чуть подтолкнул.
Кешка сделал шаг в темноту.
--
Упадёт ведь! - догадалась Люда, и тут же вниз понёсся бессловесный грохот, утихнувший где-то вдалеке.
--
Кеша, ты жив? - осторожно произнёс в темноту Гарик.
--
По-моему, да-а! - неуверенно донеслось оттуда.
--
Ну, что я говорил? - Гарик победно оглядел остальных. - Железный человек, - и, подхватив Люду, бодро зашагал в сторону парка.
В парке Гарик долго осматривался, пока, наконец, не извлек из куста старенькое байковое одеяло. Встряхнув, оглядел.
--
Вещь! - оценил он. - Немножко, правда, влажновато, но ничего. Я его с вечера припас. Манин подарок, - добавил он растроганно.
На одеяло были выставлены обе бутылки и несколько стянутых из ресторана котлет.
--
Посуды, извините, нет. Сегодня у нас запросто, - Гарик взял в руку бутылку, ловко, зубами, вскрыл пробку. - Предлагаю выпить за пьентных пань порасперши. Или, чтоб меня правильно поняли, за прекрасных дам в первый раз.
Анночка зааплодировала. Пашка завистливо прикусил губу. Этому тосту они научились два года назад, когда случайно оказались в компании поляков. Как же он сам-то не вспомнил - ведь Анночка отлично владеет польским.
--
Дэнькую, - поблагодарила меж тем Анночка. - Пан говорит по-польски?
И, не теряя времени, действительно тут же поцеловал её в губы. "Пройдоха. Полиглот замшелый. Сошёл с дистанции, так не лезь под ноги". Пашка яростно ущипнул приятеля.
--
Ну, Павел, ты совсем дошёл, - рассердился Гарик. - До пошлой жизни докатился. Анночка, скажу тебе по секрету, лапуля, как твой старый друг, ты с ним будь осторожна. Это тако-ой негодяй!
--
Не мешало б и тебе быть поосторожней, - мрачно изрёк остервеневший Пашка.
--
Во! - Гарик вскочил, полный негодования. - И этого человека я держал за друга! Даже в темноте ошибиться было невозможно - напился он просто-таки вдохновенно.
--
Игорёша, ну что ты всё бегаешь? - в голосе Люды было что-то, что мгновенно направило мысли Гарика совсем в другую сторону.
--
Пойдём, - потянул он её за руку, поднимая, и повернулся к сидящим:
--
Вынуждены вас покинуть, молодые люди. У нас тут разговор образовался сугубо, знаете, секретный.
Обнявшись, они исчезли в глубине парка.
--
Кажется, нас бросили, - догадалась Анночка.
--
Тебя это огорчает? Меня так нисколько, - Пашка обнял её за плечи.
Она не ответила. Оживление её разом спало.
--
Не могу допустить, чтоб такая очаровательная девушка - и замёрзла, - Пашка поцеловал её. Сначала, едва коснувшись губами, потом сильнее, дольше, но чем определённее он становился, тем более упругим делалось её сопротивление. Она ничего не говорила, не отталкивала его, но и не осталось ничего от возникшей близости.
--
Что-то не так? - неловко спросил Пашка.
--
Извини. Но я, наверное, устала с дороги. Не проводишь? -тихо попросила она.
По дороге к ее дому, в темноте, они свернули на незнакомую тропинку и упёрлись в широкую канаву с переброшенной через неё хлипкой дощечкой. Анночка замешкалась, но шедший сзади Пашка подхватил ее на руки и ступил на самодельный мостик.
--
Упадём! - она обхватила его за шею и тесно прижалась. - Павличка, упадём!
Он враскачку перешёл канаву и, всё так же осторожно ступая, словно под ним по-прежнему прогибалась ненадёжная опора, продолжал нести её на руках.
Анночка приоткрыла глаза.
- Ты уверен, что мы ещё над канавой? - хитро спросила она и, не дождавшись ответа, уточнила:
--
Собираешься так нести до дома?
--
Хоть до Вильнюса, - с игривой услужливостью подтвердил Пашка, но сердце его колотилось.
Анночка осторожно соскользнула на землю, пригладила воротник его рубахи, словно собираясь что-то сказать, но - повернулась и пошла вперёд.
--
А не просто с тобой, панночка, - вырвалось у Пашки. У калитки она протянула руку для прощания.
--
Панночка, - удержал ее Пашка. - Я что спросить собираюсь? Может, тебе хотелось быть с Игорем?
Она испуганно затихла, и он закончил поспешно:
-Ведь то, что ты со мной, - это где-то стечение обстоятельств. Могло быть и наоборот. Так чего себя мучить? Дело-то, как говорится, добровольное. Так что? Он сглотнул слюну. По счастью, в темноте она не могла увидеть закаменевшее его лицо.
--
Дурашка ты, - Анночка шагнула вперёд и быстро поцеловала его в щеку. - Ты изумительный. Только, - она лукаво улыбнулась, - чуть-чуть очень быстрый.
--
Приходи к нам с утра. Вместе пойдём на пляж, - предложил воскресший к жизни Пашка. Она согласно кивнула и убежала.
... В сарайчике их была гостья: вместе с Игорем спала Люда. Пашка равнодушно глянул на них, сладостно потянулся и, задержав дыхание, нырнул под сырое одеяльце.
... Проснулся он от ощущения, что рядом кто-то есть. Он открыл глаза: сквозь тюль в сарайчик цедилось солнце, и в его лучах угадывалась фигура Анночки. Одетая в легкий сарафан, она стояла, прислонясь к косяку, и смотрела на спящую парочку.
--
Панна давно здесь? - Пашка радостно улыбнулся.
--
Только вошла.
Он поманил её внутрь, но она лишь отрицательно покачала мальчишеской своей головкой:
--
Я подожду наверху.
Потом ещё раз глянула на спящих и вышла. Люда тотчас открыла глаза.
--
Павлик, а сколько время? - сонным будничным голосом спросила она, будто всякий раз, когда она просыпалась, на соседней кровати просыпался Пашка.
--
Девять, - не смущаясь её присутствием, он принялся одеваться.
--
Теперь на пляж опоздала, - Люда зевнула. - Прозевала самый лучший загар, - и она уткнула лицо в то место на груди Гарика, которое Маня называла шубкой.
--
Скажешь страдальцам, что ждём на пляже, - бросил, исчезая из сарайчика, Пашка. Он взбежал к дороге, где ждала у калитки Анночка, отобрал пляжную сумку.
--
А ребята?
--
Путь их во мраке, - вздохнул Пашка. - Надеюсь, появятся позже.
Но на пляже ни Гарик, ни Кешка так и не появились. Зато после обеда, на другом его конце, возникла Людмила, которая на расспросы Пашки коротко и сухо обрубила: " Кто может знать, что через пять минут придёт на ум этому баламуту?".
И, сказать по правде, не очень-то ошиблась.
--
Что она говорит? - поинтересовалась Анночка, когда вернувшийся Пашка с разбегу зарылся в песок подле неё.
--
Скрежещет зубами, - он энергично задвигал челюстями. - Похоже, получила отставку.
--
Может, просто поссорились?
--
Друг мой, друг мой, - Пашка старательно окапывался. - Нельзя ссориться со случайными связями. Их можно разве что разрывать - стремительно и безжалостно.
И Пашка блаженно, обрызгав Анночку мокрым песком, перекатился на спину.
--
Но зачем тогда, если не всерьёз? - Анночка старательно подбирала слова.
- Ты хочешь спросить, не бабник ли друг мой Игорёша? - пришел ей на помощь Пашка. - Отвечаю ответственно и конфиденциально - обязательно. И так будет, пока не повезет. - Как это повезет? - Пока не встретит такую, как ты. Вот мне, кажется, повезло, - непроизвольно вырвалось у Пашки. Похоже, получилось чересчур серьёзно, потому что Анночка нахмурилась.
--
Павла, миленький! - она умоляюще сложила руки на груди. - Ну, нельзя же так. Ведь еще вчера знать не знал обо мне... Ты всё напридумывал.
--
Напридумывал? - Пашка почувствовал, как задрожало лицо, и поспешно уткнулся лбом в песок. Дождался, пока выровняется дыхание. - Понимаешь, не было у меня такого. Чтоб вот так, как сейчас. Двадцать пять лет прожил, - а не было. Мечтал когда-то об этом. Потом изуверился. И вдруг - ты. Даже не подозревал, какое это особенное состояние. Он схватил её ладошку, прижал к своей груди:
--
Послушай, как всё там кипит. И над всем этим такая нежность к тебе, в которой всё растворяется. Удивительно!
--
А я? - тихо спросила она.
--
Ты? Ты боишься, - Пашка успокаивающе подмигнул. - И правильно, между прочим, делаешь. Приехала отдохнуть. В кои веки от мамы с папой дёру дала. И надо же непруха - какой-то маньяк со своей скороспелой любовью наехал,- она слабо улыбнулась. - Но ты тоже полюбишь. Потому что есть у тебя жажда любить. Я сразу, на веранде ещё, определил. Ты помнишь?
Она задумчиво кивнула.
--
А ведь это, поверь мне, редчайший дар. И его не надо бояться. Когда вечером будем гулять по платановой аллее, напомни мне показать тебе одну штуку...
--
Павлик! - Анночка виновато улыбнулась. - Ты не обидишься, если я сегодня посижу дома? Столько сразу всего. Это было неожиданно. И Пашка не сдержал сильнейшего разочарования. - Что ж! Это ваше авторское право, - процедил он. - Но если в дальнейшем захочешь повидаться, адрес знаешь. Он демонстративно перевернулся на живот и зарыл голову в песок. Анночка потопталась, озадаченная, подобрала сарафан и ушла.
Через час вернулся в пустой сарайчик и Пашка. Когда поздно вечером появились приятели, он сделал вид, что спит". Да и они, похоже, не так чтоб пребывали в большом веселье.
Забылся Пашка ближе к утру.
Проснулся он от скрипа: в расширяющуюся щёлку двери втискивалась собачья голова. На крыльце глубоко дышал безродный хозяйский пёс Дик. Один-два раза в день хозяева спускали безобидного этого пса с ремня, к которому был он привязан, и тогда в поисках съестного бегал он по Мамайке. В последнее время он очень сдружился с жалостливым Кешкой, и теперь, осторожно заглядывая в дверь, с укором смотрел на помятое Кешкино лицо.
--
Иннокентий, к тебе гости, - объявил Пашка.
Кешка поднялся, взял со стола несколько чёрствых кусков хлеба и вынес их Дику.
--
Как твои дела с Анночкой? - лениво поинтересовался Гарик. Он с сомнением рассматривал холёные свои ногти. - Переспал?