Данилюк Семен
Зачёркнутому - верить

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Данилюк Семен (vsevoloddanilov@rinet.ru)
  • Размещен: 01/10/2011, изменен: 01/10/2011. 32k. Статистика.
  • Рассказ: Проза
  •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Даже у ангелов-хранителей терпение небезгранично


  •   
      
       С.Данилюк
      
       ЗАЧЕРКНУТОМУ - ВЕРИТЬ
       ( рассказ )
      
       - Долго ты еще собираешься с ним нянчиться? - недоумевали другие. - Давно пора бросить.
       -Но он же талантлив, - возражал Он. - В нем дар художника. И потом - слышали бы вы его мечтания в отрочестве.
       - Хорош отрок. Под сорок дитяте. К этому времени, если б что было, давно б состоялось. Хоть кто-то что-то доброе от него видел? К тому ж богохульник.
       - Это да, - вздыхал Он. Но - тут же приободрялся. - Зато не лицемерит. Просто ему надо уверовать. А вот когда уверует, тогда и добро пойдет.
       - Ну, и карауль свое дитятко. Итак из-за него по всем показателям скатился. А нам со всяким шлаком возиться некогда. Извини, брат, но это поточное производство!
       Резвясь и шумно дурачась, остальные взмыли вверх и полетели дальше.
      
       1. Осначев пробудился, недоуменно стряхивая с себя привязавшееся бестолковое сновидение. Скосился на раскинувшихся подле двух подружек, длинные ноги которых выдавались за край кровати. Судя по их сплетенным позам и слипшимся волосам, они продолжали ублажать друг друга и после того, как сам он "отключился".
       Вид их, вчера возбуждавший, вызвал тошноту, перешедшую в спазм. Так что он едва добежал до раковины, над которой завис, безуспешно содрогаясь, - несмотря на позывы, рвоты не было. Пытаясь освободиться от перекрывшей горло слизи, он зарычал надсадно, и - исторгнул влажный комок. В кровавых разводах.
       - Ну вот, еще и глотку разодрал, - с горечью констатировал Осначев. Похоже, бронхит, обострившийся на горнолыжном курорте в Давосе, приклеился накрепко.
       "Надо бы заскочить к эскулапам", - одеваясь, мимоходом подумал Осначев, понимая, что никуда он, конечно, не заскочит: плотный график, как обычно, расписан на неделю вперед.
       Кинув на ходу в рот тостик с заветренной икрой, он вышел на площадку, где при его появлении поднялись четыре вооруженных человека - двое "личников" из персональной охраны и секьюрити, отвечающие за безопасность квартиры.
       - Там это, - Осначев прокашлялся. - Вызовите горничную... Ну, и вообще, чтоб вычистить.
       На лице молоденького охранника промелькнула маслянистая улыбочка, заставившая Осначева нахмуриться.
       - Уволен, - неприязненно отчеканил он.
       Уловив движение шефа, один из охранников перехватил оружие и первым шагнул во внутренний дворик, где "парили" на морозе "Мерседес" и джип охраны.
       Из "Мерседеса" навстречу Осначеву выбрался худощавый человек - в прошлом друг осначевского детства Аркаша, а ныне - первый вице-президент компании Аркадий Фринштейн.
       - Добренькое вам утречко, командор, - с обычной бодрой иронией поздоровался он, с дурашливым поклонцем распахивая дверцу машины.
       Вслед за Осначевым он втиснулся на заднее сидение, отгороженное от водителя пуленепробиваемым стеклом, и без паузы залепил:
       - Всё-таки ты скотина.
       - Опять, что ли, вчера чего отчебучил? - догадался Осначев.
       - Не опять, а снова. Ну, то, что надрался, так к этому привыкли. К тому же не ты один. В этом клубе к часу ночи вообще ни одной трезвой рожи не оставалось.
       - Кроме тебя, конечно?
       - Кто-то должен блюсти.
       - И чего соблюл? - предвидя неприятные для себя откровения, Осначев потянулся за носовым платком, - опять начались рвотные позывы. Платка в кармане не оказалось.
       - Самое хреновое - это когда тусовка меж собой мешается! - с чувством объявил Аркадий. - По мне - бизнес так бизнес, эстрада с эстрадой. Чтоб все ранжированно. Можно, конечно, иногда для разнообразия бизнес с эстрадой в одну калабашку слепить - очень даже остренько получается. Но когда сюда приправляют политиков, особенно из Думы, - это все равно что в солянку вместо почек гнилой свинины накидать.
       Представив солянку, воняющую гнилым мясом, Осначев закашлялся и поспешно подставил к губам ладонь.
       - Эк как тебя трясет-то, - заметил Аркадий.
       - Не тяни. Говори, с кем я в этот раз схлестнулся. Надеюсь, не из единороссов?
       - Не надейся. Как раз тот самый, которому в прошлом году на лапу дали. Ну, помнишь, когда по заводу решалось, - даже один на один осторожный Фринштейн старался не называть фамилии. - А теперь он, говорят, будет наш тендер по нефтянке разруливать. Короче, начал он пьяный вещать что-то про слово божие, про всеобщее покаяние.
       - О-о!
       - То-то что "о". Нет чтоб мимо ушей пропустить, как другие. Но ты разве отмолчишься? Проехался по нему, как джип по пашне. Так даванул, что у мужика глаза рачьими сделались. Ушел не попрощавшись.
       - Э! Да и поделом, - внезапно обозлился Осначев. - Пусть хоть иногда о себе правду услышат. Перевертыши! Вчера за коммунистическое завтра к стенке ставили, а сегодня так за царствие господнее стоят, что скоро, глядишь, попов вздергивать начнут за недостаток веры. Ладно, не переживай, помиримся, - отстегнем чуток на восстановление поруганной чести. И - опять ручным станет.
       - Допустим! Но вот за каким ты на сцену полез Бога топтать? Такую бучу заварил! Нет Бога, и все тут! Все, понятно, за Бога горой встали. А ты свое гнешь.
       - И что? - заинтересовался Осначев.
       - Да ничего! Идиот ты все-таки! Начал требовать, чтоб Бог в подтверждение своего существования тут же тебя и испепелил.
       - Только-то? Я-то и впрямь думал, что серьезное. А это! Не робей, Аркаша, было б кому, так нас бы с тобой черти первых прибрали.
       - Не кощунствуй, - опасливо буркнул Аркадий.
       - Что слышу я? Никак еще один уверовавший, - несмотря на скверное самочувствие Осначев развеселился. - Ты ж как будто атеист.
       - Атеист! А только глупо в грозу под дерево в чистом поле лезть - молнию-то и накличешь.
       - От кого ж накличешь, если некому?
       - Может, и некому. А может, и есть, - Фринштейн незаметно сплюнул. - Не глупей нас с тобой за тысячелетия люди перебывали и - верили. Значит, есть во что. Если не в деда с бородой, так в высший разум. Ходить по церквям или не ходить - это дело хозяйское. Но если уж погряз в безбожии, так - чтоб втихую.
       - Глупости всё это и самомнение. Нету, увы, ничего. Перекантовался на этом свете и - в перегной. Вот и вся наша с тобой конструктивная функция.
       - Перестань! - нервно оборвал Аркадий. - Вечно ты все как-то... безразмерно. А жить надо все равно по заповедям. Чтоб добро сеять. Мы, к примеру, на последнем правлении приняли решение выделить средства на ремонт подшефного детского дома. Вчера я подготовил платежку. И вдруг узнаю, что денег нет. Ты их куда-то завернул.
       - Да. Пропелен внезапно подошел. Надо было срочно выкупать, - безразлично припомнил Осначев. - А насчет детдома тем кварталом из доходов проплатим. Столько лет ждали, еще подождут.
       Он поколебался:
       - Жене моей звонил?
       - А? Да, конечно. Сказал, что ты срочно улетел на переговоры в Тюмень - туда и обратно.
       - Поверила?
       - Догадайся с трех раз.
       - М-да. Пора с гулькой завязывать и - в работу, в работу! - Осначев энергично пошлепал себя по щекам. - Сейчас все силы в кулак - на тендер по нефтянке. Обязаны выиграть. Без этого холдингу нашему не быть. А уж когда новым месторождением прирастем, тогда на досуге и о заповедях поразмышляем. Осначев задумчиво почесал подбородок. Неделю назад начальник службы безопасности доложил ему, что Фринштейна пытается подкупить "Сигнефть" - основной конкурент на нефтяном тендере. Осначев приказал эту информацию держать втайне. Он ждал, что Аркадий сам расскажет о сделанном предложении. Но время шло, и подозрения крепли. - О "Сигнефти" что нового слышно? На контакт не выходят? - будто между делом полюбопытствовал Осначев.
       - Затихли. Может, передумали участвовать. Знают, что с тобой связываться себе дороже, - хмыкнул Аркадий. Заботливо пригляделся к закашлявшемуся шефу. - Э, да ты не болен ли, друже? У нас, если помнишь, на двенадцать пресс-конференция на телевидении назначена. Перенести пока не поздно?
       - Еще чего? - Осначев недоуменно отер испарину со лба, провел пальцем по слезящимся глазам, - бронхит вцепился всерьез. - Вот что, - он выглянул в окно. - Мы сейчас мимо института пульманологии проезжать будем, дай команду заехать. У меня здесь старый дружок по комсомолу рулит. Забегу, чтоб взбодрил: грелку или пилюлю какую-нибудь. Оставишь при мне "Мерс" и пару охранял. А сам дуй в Останкино - разогреешь пока прессу. Главный посыл, который доведешь громогласно: компания стремится получить месторождение, чтобы обеспечить налоги и увеличить рабочие места для туземцев...в смысле - местного населения.
       - Так мы ж, наоборот, собираемся сокращать.
       - А вот это ты объявишь на следующей пресс-конференции, - после того как тендер выиграем. Политика, понимаешь! - Осначев, довольный собственной остротой, расхохотался.
      
       2. ... - Ба! Какие люди, - главный врач института пульманологии, не веря собственным глазам, поднялся навстречу олигарху. - Вот уж подлинно: тыща лет, тыща зим.
       Какое-то время они постояли, не распуская рукопожатия, с интересом рассматривая друг друга. Когда-то в прежние времена они сидели в обкоме комсомола в соседних кабинетах.
       - Какой ты, однако, стал, - главврач замешкался, выискивая наименее обидное определение. И - нашелся. - Осанистый.
       Он сделал приглашающий жест, склонился над селектором:
       - Ко мне не пускать.
       - Итак не пустят, - успокоил Осначев. - Там, в приемной, моя охрана.
       - А выпустят?
       - Это смотря по результату, - Осначев хохотнул. Но - не рассчитал сил и зашелся в захлебывающемся кашле. - Вот ведь привязалась зараза. Главное, не вовремя.
       - А когда оно вовремя-то бывает? - Твоя правда, - признал Осначев. - Жизнь, старик, это такая, доложу тебе, суета. Веришь? Секунды свободной нет.
       - Как не верить? Пытался в свое время к тебе пробиться. Но - холуи твои стеной встали. Капле не просочиться.
       - Жаль, не знал, - притворно огорчился Осначев. "Тоже мне - стена". Он с раздражением подумал о разгильдяе - помощнике, все время впихивающем в график необязательные, тягостные встречи с просителями. "В лапу, что ль, стервец берет?". - И с чем ко мне рвался?
       - Да как обычно. Аппаратура износилась... - главврач насупился. В прошлом завотделом здравоохранения ЦК комсомола, просить он так и не научился.
       - Ладно, составь смету, - неохотно предложил Осначев. - Только чтоб в пределах.
       Он вновь закашлялся.
       - Давно? - в лице главврача появилась безмятежность, привычно скрывающая профессиональный интерес. Теперь он не к гостю присматривался - исподволь изучал пациента.
       - Враг мой личный - хронический бронхит - достал. Будь другом, напичкай по-быстрому какой-никакой гадостью. А то мне через пару часов на телевидении выступать.
       Главврач поморщился:
       - Привык, гляжу, всех "строить". Для начала рентген сделаем.
       - Да я тебе и без рентгена скажу. У меня этот бронхит восемь лет. Можно сказать, сроднились. Периодически обостряется.
       - И давно обострился?
       - Недели с две. Вообще-то года три не возникал. Я его, заразу, холодной водичкой, теннисом гоняю. Уж и думать забыл. А тут вдруг...Пытался назад загнать. Так ведь уперся.
       - И все-таки на рентген. Для начала надо исключить воспаление легких. Потом поглядим. Двести одиннадцатый кабинет. Лаборант Андрей. Пока идешь, я ему позвоню.
       Он заметил легкое недоумение.
       - Или провожатых дать?
       - Обойдусь! Даже охрану тебе оставлю, - Осначев нарочито бодро вскочил. "Мог бы и сам проводить. Невелика птица".
       Он шел по обшарпанному коридору, среди понурых людей в затертых больничных халатах, все более раздражаясь на самого себя за бездарную трату времени. Нетерпеливо застучал в облупленную дверь с броской табличкой "Лаборатория". После паузы еще. И еще.
       Лишь секунд через двадцать дверь изнутри открылась, и оттуда выглянул крупный, лет тридцати толстяк с молочно-белым мальчишеским лицом - будто плавленный сырок, заветренный от времени.
       - Чего барабанишь? - неприветливо поинтересовался толстяк.
       - Андрей?
       - Ну.
       - Вам звонили насчет снимка легких.
       - С улицы, что ли? - Андрей что-то посоображал, оценивая посетителя. - Можно. Но это будет стоить.
       - У меня мало времени, а стало быть, много денег. Куда идти? - стервенея, как всякий раз, когда сталкивался с вымогательством, Осначев нетерпеливо отодвинул медлительного толстяка и шагнул внутрь сумеречного, пропитанного сыростью куба. Огромное, метров на шестьдесят помещение без окон было до гула пусто. Лишь посередине затерялись рентгеновский аппарат и рядом - покрытая клеенкой длинная скамья, над которой задумчиво зависла громоздкая камера. Единственный источник света находился у входа, - застекленный отсек с компьютером и экраном.
       - Чего ждешь? Раздевайся до пояса, - поторопил Андрей, кивнув на неприметный стул.
       Через минуту, смущаясь рыхлеющего тела и потряхиваясь от внезапного озноба, Осначев подошел к рентгеновскому аппарату.
       - Встал, - бодро скомандовал Андрей. - Голову вверх...Не надо! На цыпочки не надо. Сам опущу. Во! Теперь руки в боки и локтями к экрану. Всё. Замри и жди.
       Он удалился в "стекляшку", откуда послышалось значительное:
       - Вдохнули! И не дышим!
       Осначев глотнул холодного воздуха и затих, с трудом сдерживаясь, чтоб не закашляться.
       - Снято, - услышал он наконец. - Отдышись.
       Лаборант уткнулся в экран компьютера.
       Осначев, не получивший команды одеваться, накинул рубаху и, взглянув на часы, заходил возбужденно. График летел к черту! И добро бы из-за дела. Счёт на минуты, а тут с собственными бронхами не разберешься. А, не дай бог, если подтвердится воспаление! Нет, что угодно: колоться, греться, светиться. Но - чтоб на работе.
       Он набрал мобильный своего помощника:
       - Новости?
       - Почти по плану, - голос на другом конце из вальяжного сделался рапортующим. - Сдвинул директора металлургического на вечер, как вы приказали. Остальное, если до трех успеете, пока в графике. Да! Опять Ремейко приезжал. Завтра у них освящение храма, что мы спонсировали. Будут люди из мэрии. Очень просил быть лично.
       - Сам съездишь, - перебил Осначев. - С попами кадить - это твоя нагрузка.
       Он подошел к стеклянному закутку.
       - Что раскопал, мыслитель?
       - Ты на учете-то давно? - не отрываясь от экрана, поинтересовался Андрей.
       - По поводу чего? - язвительно уточнил Осначев. Небрежная, сверху вниз, манера "закормленного" лаборантика общаться с пациентами ему осточертела.
       - Понятно чего - туберкулеза, - так же раздраженно отреагировал Андрей. Не дождавшись ответа, он обернулся, увидел перед собой ошеломленные глаза. - Да ты чего, мужик, не знал разве? Ну, ты даешь. Вот же - открытая форма. Раз - сектор, и потом - здесь. И пазухи какие! Это даже не этого года. Глянь-ка сюда, как запущено. Считай, половина правого легкого. Ты чего молчишь-то? Проверялся когда в последний раз?
       - Лет пять, - выдохнул Осначев.
       - С такой-то дыхалкой! Погоди, ты вообще здесь как оказался? От кого?
       - От главврача. Я ж говорил - он должен был позвонить.
       - Да? Может, и звонил. Я, наверное, выскакивал, - Андрей, теряясь, присмотрелся к посеревшему пациенту. - Вы вот чего. Вы кончайте эти...нервы. Медицина сейчас многое может.
       Тут загадывать нельзя. Смотря какое лечение. Опять же организм важен. Бывает, полгодика в санатории и - зарубцовывается.
       - Где?!
       - Лучше в горах. Ну, а уж на самый край - у нас в институте хирургия очень сильная. Правда, у вас на стволе еще какое-то затемнение...
       - А точно, что?.. - слово "туберкулез" Осначев произнести не решился.
       - Да можете мне поверить. Я на этом десять лет сижу. Туберкулез, как собака колбасу, чую. Рентгенологи и те советоваться прибегают.
       Андрей спохватился:
       - Но вообще-то всякое бывает. Тут безапелляционно нельзя. Вот чего: давайте-ка мы вас для надежности еще на томографе прокатаем.
       Он взял сделавшегося вялым пациента за руку, подвел к высоченной скамье, помог вскарабкаться, уложил, приговаривая:
       - Вот и лежите. Вот и глянем. Вот, может, и обойдется.
       Убежал в клетушку.
       - Вдохнуть и не дышать, - вновь послышалось оттуда.
       Осначев подавленно смотрел вверх на нависшую квадратную камеру, вздрогнувшую и поползшую, словно судьба, вдоль его тела, оказавшегося вдруг таким хрупким и уязвимым.
       - Вы одевайтесь. А я пока с врачами переброшусь! - крикнул Андрей.
       Цокнул замок. Осначев остался один.
       Сраженный известием о туберкулезе, Осначев заторможенно одевался. Майку, показавшуюся несвежей, бросил в урну. Натянул рубаху. Попытался было надеть галстук, но, рванув, пихнул в карман. Накинул пиджак.
       Пиджаки он не любил.
       "Ничего! В санатории можно будет и в джемпере... Погоди, погоди. Что же этот лаборантишка еще сболтнул?". До Осначева дошел вдруг смысл растерянной фразы: "На стволе какое-то затемнение". Затемнение -- это же рак! То есть даже не туберкулез. Это просто конец всему.
       Он обессиленно опустился на край кушетки. Страх, до того тупо обволакивавший его бодрый, начиненный целями и задачами мозг, ворвался внутрь и вымел сквозняком всё, без чего еще десять минут назад не мыслил он своего существования. Среди всей махины неотложных, размеченных на неделю дел не обнаруживал он теперь ни одного, которое не могло бы - лучше ли, хуже - разрешиться без него. Да и сама неотложность, пропущенная через рентген, виделась ныне кажущейся, суетной. Не в силах бездеятельно выжидать, он вскочил и забегал внутри куба - гулкого и зловещего, будто морг. Морг! На Осначева обрушился ужас.
       Он застыл, воровато огляделся, убеждаясь, что никого, кроме него, в огромном пространстве больше нет. Затем отбежал в самый дальний, плесневелый угол куба, прижался так, чтоб видеть входную дверь, и, презирая себя, зашептал быстро и сумбурно:
       - Господи! Или как там тебя. Если ты только есть, каким бы ты ни был, - СПАСИ! Ведь никогда ничего не просил. Обрати всё в шутку и - уверую! Никому не скажу. Но мы-то с тобой знать будем. Да и тебе, согласись, куда круче обрести одного закоренелого грешника, чем сотню ханжей да побирушек. Помоги! Я ж не тупой и твой сигнал понял. Да, моя проблема: забыл в суете, для чего всё начинал. Но - теперь отработаю. Неужто и впрямь настолько во мне изуверился? Были ж задатки! До сих пор на картины свои прежние гляну, и, веришь, - мучаюсь. Давай еще разок попробуем. Доведем до конца: для чего создал меня, то и должно состояться. А то, что дерзил, так от глупости. Ты ведь и сам, как понимаю, не без юмора: вон чего наваял! Тысячелетиями разгрести не могут. Да, был жестковат с конкурентами, каюсь. Но ведь не тебе говорить, без жесткости мир не создашь. Опять же - насчет милосердия! Обещаю - отстегну без жлобства. Не на попов, конечно! Ты ж их, вралей, наверное, сам терпеть не можешь. Но - на бедноту: детские дома, беженцев, больницу ту же. Да что там?! Фонд на собственные "бабки" организую. А сам - за живопись засяду. А? Сговорились, нет? Урыть-то меня всегда успеешь! Ну, что отмалчиваешься? На колени перед тобой, что ли, прикажешь?
       Замок в двери вновь цокнул. В куб быстро вошел главврач, за ним поспешал ссутулившийся - явно после выволочки - лаборант.
       - В угол забился! Эвон как придурок наш тебя застращал, - главврач подхватил покрытого испариной Осначева под локоть, бодро увлек в стекляшку, где Андрей поспешно прилеплял прежние и свежие снимки.
       - Пошел вон, - прорычал главврач. Дождавшись, когда за перетрусившим лаборантом защелкнется дверь, он склонился над экраном.
       - Ну, что тебе сказать, дед? - главврач положил руку на колено всевластному олигарху, с тайным удовлетворением ощутив беспрерывную пульсацию. - Скажу по-мужски - хреново.
       На рентгене девяносто процентов - туберкулез правого легкого. Но вот на томограмме кой-какие сомнения. Хотя, конечно, приятного и там и там мало.
       Опытным глазом он заметил, что пациент находится на грани срыва, и шумно приободрился:
       - Все равно лечится. Непросто - но лечится. А может, и вообще пневмония окажется. Есть такой шансик. Фон у тебя нехарактерный для верхних сегментов. Можно, конечно, сразу ко мне по туберкулезу класть, но - давай не будем суетиться и снимем все сомнения. Да тебе и некогда, - не удержавшись, подколол он. - Десять деньков проколем от души клофораном. Он и от того, и от другого годится. А там и поглядим, куда вынесет.
       - Послушай. А не может это быть... - Осначев постарался придать взгляду и осанке твердости. Поколебался, решаясь, - онкология? Этот твой затемнение на стволе нашел.
       - Чего?! - расхохотался главврач, быстро убирая глаза. - Нашел диагноста. Ты б еще с нашей уборщицей проконсультировался. Меня слушай. Я все-таки докторскую по раку легких защищал. Так что - не принимай в голову. И вообще - у нас всё лечится.
       - Кроме того, что не лечится, - мрачно пошутил Осначев.
       - Видишь, сам понимаешь. Так что забирай из приемной своих дуболомов и - двигай. Да! Но питаться из отдельной посуды.
       - Ты вот чего, - в дверях Осначев задержался. - Смету представь на полную реконструкцию. То есть... вообще на всё! Не стесняясь.
       "М-да, - пробормотал вслед ему ошарашенный главврач. - Подлинно: науку питают несчастья. Успеть бы".
       Отгоняя от себя скверные, недостойные врача мысли, трижды сплюнул через плечо.
      
       3. Осначев плюхнулся в "Мерседес".
       - На телевидение? - для проформы уточнил водитель.
       - Домой, на Рублевку.
       Шофер переглянулся с изумленным охранником , лихо развернул на месте тяжелую махину, включил сирену и на глазах у постового рванул под "кирпич".
       С дороги Осначев набрал помощника.
       - Всё готово, - доложил тот. - Фринштейн на телевидении. Ждут вас. Когда?..
       - Не дождутся. Еду домой. Передашь, что у меня воспаление легких. Десять дней придется отлежаться.
       - А... тендер?
       - Всё на Фринштейне. И еще - проконтролируй, чтоб немедленно были отправлены подписанные деньги на детский дом. Пресекая возражения, обрубил: - Сегодня же изыскать!.. Меня не дергать!
       Но "дернули" его прежде, чем добрался до дома. Позвонил взволнованный начальник службы безопасности.
       - Мне передали: вы оставили хозяйство на Фринштейне. Но я же докладывал! Помяните мое слово: он "сдаст" тендер. "Засветит" нашу заявку и произойдет непоправимое - мы останемся без нефтяного ресурса!
       - И только-то? - даже на расстоянии Осначев ощутил отвисшую челюсть собеседника. - Ничего. Бог не выдаст.
       С мягким отстраненным выражением он откинулся на спинку сидения, - как же хотелось, чтоб и впрямь не выдал.
      
       4. - Ты?! Среди дня? - пораженная жена скосилась на напольные, восемнадцатого века, часы. - Так! Дай сама догадаюсь. Все-таки побывал в больнице! Что-то серьезное?
       - Придется тебя огорчить: воспаление легких. Приговорен к десяти дням домашнего ареста. Отдаюсь на поток, так сказать, и разграбление. Сама и колоть будешь. Так что поизгаляешься по полной программе -- за все свои обиды.
       - Ну, ничего, воспаление легких - это не край света. Хоть отвлечешься ненадолго от своей суеты, - жена сочувственно сморщила нос, неумело сдерживая радость: в последние годы видела мужа урывками, больше - на официальных приемах.
       - Надеюсь - ненадолго, - Осначев мрачно подмигнул своему отражению в зеркале. - Только это... мне отдельную посуду. Пневмония пневмонией, но - для чистоты, так сказать, эксперимента. И вот что, пожалуй...
       С забытой нежностью он провел рукой по ее крашеным волосам:
       - Будь добра, достань-ка там из загашников мои "недописки". Ну, ты помнишь. Холсты-то еще не перевелись в доме? Всё одно время терять.
       Стесняясь расспросов, он поспешил скрыться в мансарде.
       "Значит, что-то серьезное", - безошибочно догадалась жена.
      
       5. - Да ты, похоже, в рубашке родился, - главврач, как заведенный, переводил взгляд с прежнего снимка на новый, не в силах осмыслить то, что видел. - Чисто! Все затемнения ушли. Выходит, все-таки было воспаление. М-да, редчайший случай. Сейчас, задним числом, могу признаться, что мысленно тебя похоронил, - затемнение на стволе настолько было явно выраженным. Скажи кто другой, не поверил бы.
       Будто избавляясь от наваждения, он протянул снимки порозовевшему Осначеву.
       - Да и так как-то... посвежел. На диване валялся?
       - Писал. Не поверишь, опять за картины взялся.
       - Потянуло-таки?
       - Не то слово. Правда, сначала тяжко - мазок пропал. Это ж как у вас - каждодневный труд надобен. Но теперь рука вспомнила, - втянулся. Думаю даже на выставку заявиться. Только сначала с накопившимися делами разгребусь... О, черт!
       Он скосился на настольный календарь, схватился за телефон, сноровисто набрал номер:
       - Что с завтрашним тендером?!
       - Так вы вроде выключились, - начальник безопасности обиженно перевел дыхание. - К вечеру везем заявку. Но - я докладывал - нашу сумму Фринштейн "засветил". Так что результат, считайте, заранее известен.
       - Кроме тебя кто насчет Фринштейна знает?
       - Никто. Вы ж запретили...
       - Отличненько! - напористо перебил Осначев. - Что и требовалось доказать. Вот теперь мы им, звездюкам, покажем ху есть ху. О звонке никому ни слова и - живо ко мне. Настоящую сумму пропишу и вручу лично тебе - вместе с полномочиями. Сдашь за десять минут до конца срока. Они меня похоронили? Тем лучше. Оказывается, с того света действовать сподручней.
       Он бросил на рычаг трубку, торжествующе глянул на стоящего выжидательно главврача:
       - Вот так-то, эскулап! Нас ждут великие дела. Ну, будь!
       - Так это... - растерялся главврач.
       - Ах да, - шагнувший к двери Осначев вернулся, сжал ладонь прежнего приятеля. - Спасибо тебе за хлопоты... Это что?
       Он недоуменно скосился на папочку, которую главврач принялся неловко ему всовывать.
       - Ты ж сам предложил. Насчет реконструкции. Мы тут за эти дни технико-экономическое обоснование подготовили. Чтоб не думал, что с потолка.
       - А! Да, да. Давай, раз обещал. Прикину, чем можно помочь. Хотя сейчас такие расходы предстоят - мало не покажется.
       Нетерпеливо махнув рукой, Осначев устремился к выходу.
       В кабинет к главврачу вбежал дожидавшийся в приемной зам.
       - Что?! Когда деньги дадут?
       - Ты врачебные заповеди хорошо помнишь? - тихо поинтересовался тот.
       - Ну?
       - Так я тебе еще одну добавлю. Не спеши вылечивать богатеев.
      
       6. Банкет по случаю выигрыша тендера был организован в "Рэдисон - Славянская" с размахом. Торжествующий нефтяной магнат снисходительно принимал поздравления, не прекращая давать интервью для завтрашнего "Коммерсанта":
       - Социальные программы - вещь, конечно, замечательная. Мы от них не отказываемся. Но есть и жесткая целесообразность. Раз мы стали сырьевой державой, то иного пути, как расширять бизнес, у нас нет. Я уже дал команду саккумулировать финансовые потоки на приобретение одного из газовых месторождений в Астраханской пойме.
       Освободившись, он подозвал начальника охраны.
       - Так что будем делать с Фринштейном? - убедившись, что никого нет рядом, спросил тот. - Может, просто пинком под зад?
       - Хорошо бы. Но нельзя, - Осначев сокрушенно вздохнул. - О предательстве Фринштейна уже знают. Простить - значит, других поощрить.
       - Тогда?..
       - А что в войну с перебежчиками делали?
       - Понял.
       К концу вечера нетрезвый Осначев встрял в беседу двух священников, затеявших обсуждать чудесные обстоятельства, при которых император Константин спустя три столетия обнаружил колыбель, в которой вскормили младенца Христа.
       - Да чего вы тут воду в ступе толчете, святые отцы?! - рявкнул он. - Тоже мне - таинство! Надо было обнаружить - и обнаружил! Я так думаю, букву "Х" нацарапанную узрел и сразу понял - "Христос"!
       Упившийся олигарх осел на руки подоспевшего охранника.
      
       - Ну что, сердобольный наш, убедился наконец, что здесь толку не будет? Ты только вглядись в эту образину! И это, по-твоему, элитный образец? - язвили над ним. - Чудик! Сколько ж можно время впустую терять? Пора наконец план наверстывать. - Да! - уныло согласился Он. - Пожалуй, вы правы: не случилось.
       Затем перевел взгляд на раскинувшегося на постели мужчину, тяжелое смрадное дыхание которого заполнило комнату.
       - Увы! - добрый ангел-хранитель, прощаясь, провел крылом над спящим, отчего на лице того вдруг выступило на секунду детское, наивное выражение, и с печальным криком отлетел.
      
      
       7. ... - А вот самый свежий и самый, надо признать, уникальный в моей практике случай, - главврач развесил снимки. - Помните, конечно, в прошлом месяце скоропостижно скончался олигарх Осначев? Студенческая аудитория заинтересованно зашумела. - Так вот обратите внимание. На левом снимке, сделанном за месяц до смерти, всё чисто. Можно сказать, безукоризненно. А вот это - через две недели. Вглядитесь - сплошная саркома. Будто не опухоль, а пожар полыхнул.
       - И чем это можно объяснить? - поинтересовались из зала.
       - Не знаю. С позиций чистой науки необъяснимо. Должно быть, просто истек его срок. Скептические возгласы были ему ответом, - молодость не приемлет неопределенности.
       С.Данилюк
      

  • Оставить комментарий
  • © Copyright Данилюк Семен (vsevoloddanilov@rinet.ru)
  • Обновлено: 01/10/2011. 32k. Статистика.
  • Рассказ: Проза
  •  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.