Аннотация: Ангел-хранитель, проворонивший убийство своего подопечного, спускается на землю. У него неделя, чтобы восстановить обстоятельства преступления. В поисках убийцы ему помогают жена погибшего Ксюша и таинственная девочка-индианка.
Семен Данилюк
У БИ Т Ь П О С Л Е С М Е Р Т И
(фантастический детектив)
"...смерть убирает человека тогда, когда всё, и дурное и хорошее, что могла получить от него жизнь, - получено, мера дел его исполнена, и лицо его ясно перед Богом" (Михаил Арцыбашев)
Эпизод 1. Апрель 2002 года. Калуга
Наблюдать за купающимся в апрельской луже воробьишкой было забавно.
Он мотал головой с победно задранным клювиком, елозил брюшком в мутной жиже, трепыхал мокрыми крылышками и, оттягивая удовольствие, поглядывал на рябиновую ветку в подтаявшем льду. Восторженное создание, намерзшееся за долгую, полную тревог зиму, настолько разморилось под мягкими солнечными лучами, что утратило привычное чувство опасности, и совершенно не замечало подкрадывающегося матерого кота. Единственный желтый глаз хищника горел предвкушением, - он уже вышел на дистанцию прыжка.
Мне стало жаль бедного недотепу, обреченного погибнуть на пороге выстраданной им весны. Не удержавшись, я легонько дунул.
У воробья взъерошились перья. У кота дыбом поднялась шерсть. Оба принялись обеспокоенно вглядываться в стылый воздух. В следующее мгновение воробьишко заметил опасность и взмыл вверх перед носом замешкавшегося охотника. Лишенный добычи кот негодующе фыркнул и удалился с видом оскорбленного достоинства.
- Опять ты вмешиваешься в естественный ход событий, - послышался укоризненный голос Анхэ. Вот уж кто непревзойден в искусстве подкрадываться. - А что если поблизости оказался бы не я, а суперконтролер? Ведь имеешь несколько замечаний, в том числе занесенное на голограмму.
- Жалко стало, - виновато пробормотал я, понимая, что Анхэ как всегда прав.
- Единственная реализация жалости, на которую нам дано право, - охрана своего поднадзорного, до тех пор, пока он сам не сойдет с предначертанного пути, - бесстрастно отчеканил Анхэ. Это у него здорово получалось, - накрепко запоминать инструкции.А я вот на экзаменах вроде помню, а в жизни - как-то упускаю.
При виде моего уныния Анхэ смягчился.
- Мне надо срочно отбыть в Доминикану. Идет ураган "Катрина" и назревает угроза тамошнему поднадзорному, - сообщил он с досадой. - Ведь что обидно: все равно через семь месяцев ему суждено умереть от рака желудка. Казалось, какая разница? Еще и тяжких мучений избежал бы. Так нет, тащи до близкого предела, - судьба, видишь ли! Впрочем тут же взбодрился. - Ничего, как там у смертных? Взялся за гуж, не говори, что не дюж. Превозможем! В нашем цеху Анхэ слыл выдающимся виртуозом-многостаночником. Он даже выступил с почином - с целью экономии ангельских ресурсов надзирать одновременно за несколькими десятками душ в разных концах земного шара. Доверенные души он именовал не иначе как "поднадзорные". Подчеркивая тем главную, по его мнению, миссию ангела-хранителя.
В случае успешного завершения эксперимента его планировали выдвинуть на Архангела. И надо признать, Анхэ и впрямь поспевал всюду, - за всё время ни единого прокола. Не то, что у меня, - и за одним-единственным-то не доглядишь.
- Тебе придется в моё отсутствие присмотреть за моей здешней поднадзорной. Сумеешь? - вопросил Анхэ со строгостью. Мне уже доводилось подстраховывать его в частых отлучках.
Но в этот раз я отчего-то перетрусил.
- А вдруг мой хранимый и твоя решат провести вечер порознь? Ведь "заказ" на его убийство никто не отменял.
- До утра они будут вместе, - снисходительно успокоил Анхэ. - А если даже разъедутся на час-другой, то я провидел, - твоему сегодня ничто не угрожает. Главное, не упустить мою. Вот с ней, сам знаешь, не в порядке. В случае преждевременных родов грозит смерть. Так как, можно на тебя положиться?
Не отказывать же в пустяке. Конечно, я согласился. Тем более, присматривать за очаровательной Ксюшей было очень приятно.
- К утру вернусь, - заверил меня Анхэ, готовясь удалиться. Но вдруг нахмурился, озабоченный. - Все-таки, Анхель, твоё разгильдяйство добром не кончится. Чувствую, подведешь и себя, и меня. Пока ты воробьишку спасал, опять проворонил поднадзорных.
В самом деле джипа во дворе коттеджа уже не было.
- Сейчас верну, - смущенно заверил я.
- И когда у тебя наконец прибавится ответственности? - посетовал Анхэ. - Как только меня поднимут в высшие сферы, похлопочу, чтоб и тебя с земли убрали. Я всегда утверждал: чрезмерное вникание в жизнь смертного контингента пагубно влияет на неокрепшие создания. Последнее донеслось издалека.
Наверное, Анхэ и здесь прав.
... - Черт! - едва отъехав от загородного коттеджа, Павел Игумнов с силой надавил на тормоз, отчего сидящая рядом Ксюша чуть не боднула лбом массивное лобовое стекло. - Вот видишь, из-за твоих душеспасительных бесед Пирата забыли!
Он круто, заехав колесами на обочину, принялся разворачиваться. Но, глянув в зеркало заднего вида, лишь приоткрыл дверцу машины, - забытый котяра дул во всю прыть вслед за бросившими его хозяевами.
Жесткое лицо Игумнова при виде любимца расслабилось, - одноглазый Пират походил на самого Павла. Такой же битый-перебитый в бесчисленных схватках. Такой же независимый и неуступчивый. Впрыгнув в машину, Пират демонстративно уклонился от Ксюшиной ладони, пролез на заднее сиденье и там забился в угол, недовольно фырча, - пренебрежения к собственной особе он не прощал.
- Обиделся, хохотульный котяра, - возобновляя путь, констатировал Павел. Он потянулся включить музыку, но попытка уклониться от разговора не удалась, - рука Ксюши загородила панель магнитолы.
- Давай хоть раз в жизни договорим до конца, - потребовала она.
Павел кротко выдохнул, уступая, но и выказывая тем, что мера отпущенного ему добродушия близка к переполнению.
- Ничего, я дольше терплю, - не отступилась Ксюша. - И, между прочим, вместе с тобой под смертью хожу. Так что имею полное право голоса.
Павел потупился, - возразить было нечего. В последний год находиться рядом с ним стало не просто рискованно. Это превратилось в экстрим.
Ксюша почувствовала смущение мужа.
- Сколько можно кликать смерть, Игумнов? - в голосе ее появился непривычный напор. - Вспомни последнее покушение. Эту кошмарную перестрелку. Ведь чудом остался в живых!
"В самом деле, - чудом", - мысленно согласился я. В тот день я не удержался, - позволил себе самовольную отлучку. Как-то разом созрели абрикосы в харьковщине. В Изюме, Купянске, Чугуеве они свисали через заборы, шлепались в дорожную пыль, лопались и растекались. Воздух сделался так густ, что в нем можно было купаться, будто в сиропе. Хотелось бесконечно парить и кувыркаться. Единственно, что мешало получить полное блаженство, - невозможность обонять и ощущать то душистое благоухание, о котором говорили все вокруг. Запахи и вкус нам, увы, недоступны. Громкий вопль Ксюши с трудом пробился через тысячу километров и вернул меня к действительности как раз в тот момент, когда на моего хранимого уже напали прямо возле входа на Лужский стеклозавод. Нападавших было двое. И стрелять они начали с десяти метров, так что Павел успел оттолкнуть Ксюшу к дверям заводской проходной, выхватить револьвер, который в последнее время постоянно носил при себе, и выстрелить в того, что был ближе, сбив его на бегу пулей. Но в следующее мгновение пуля в живот опрокинула на асфальт самого Павла. Не обращая внимания на рухнувшего подельника, киллер добежал до беспомощной жертвы, выстрелил в грудь, затем, торопясь, приставил пистолет к виску.
Вот тут-то я и подоспел.
- Даже сейчас как вспомню, так плющит, - Ксюшу и впрямь перетряхнуло от воспоминания. - Ведь это один случай на тысячу, чтоб при контрольном выстреле у убийцы заклинило оружие. - Вот видишь, значит, судьба играет на моей стороне, - попытался отшутиться Павел.
- Но не вечно же! Нельзя испытывать ее на излом. В конце концов и у твоей везучести есть предел. Устанет мучиться ангел-хранитель и бросит. Помяни моё слово, - бросит! И то удивляюсь, сколько в нем терпения. - Опять ты в свою поповщину ударилась, - пробурчал Павел. Не очень, впрочем, уверенно. События последнего года кого хошь убедят в существовании потусторонних сил. - И потом давай откровенно, - Ксюша решилась отступиться от обычной деликатности. - Надо же хоть чуть-чуть соизмерять свои желания с реальной жизнью. Допустим, в конце девяностых вам повезло за небешено дорого отхватить стеклозавод.
- Отхватить?! - тотчас вскинулся Павел. - Да когда я пришел, завод загибался. Зарплату не платили. Меня, если хочешь знать, на собрании весь коллектив едва не на коленях просил на директорство.
- Знаю, знаю, - неохотно признала Ксюша.
Всё она, конечно, знала. Впрочем, как и вся Калуга.
Павел Игумнов слыл удачливым, и что важно, крутым предпринимателем. В середине девяностых вместе с друзьями детства Андреем Мазиным и Евгением Сапегой организовал автомастерскую, открыл несколько моек. Попытки криминала взять махонький, но успешный бизнес под контроль натолкнулись на жесткое противодействие друзей. Прежде всего - Игумнова. После нескольких стычек "братки" убедились - этого можно сломать, но не согнуть. Убедились - и отступились. Ломать оказалось небезопасно, а самим ломаться не с чего - не те сверхприбыли. Так и оставили утлый чёлн продолжать свободное плавание в мутных волнах российского предпринимательства. Сильно друзья не разбогатели. Но в областных масштабах считались людьми состоятельными. Настолько, что после обвала девяносто восьмого года руководители Лужского стеклозавода уступили им тонущее под бременем долгов предприятие едва ли не за бесценок. На этот бесценок заработанных на ремонте автомашин средств как раз хватило. Но оказалось, что приобрести и владеть - разные вещи. Необходимо было проплачивать долги, зарплату. А главное - модернизировать дряхлое оборудование. Завод оказался чемоданом без ручки. Павел бросился по банкам. Увы, кредитовать фактического банкрота охоты ни у кого не нашлось. Компаньоны бились, выгадывая каждый рубль. Дабы просто удержаться на плаву. Через пару лет инвестиционный климат в стране слегка потеплел, и в Калуге объявилась итальянская фирма, согласившаяся перекупить завод. Намаявшиеся в безденежье Мазин и Сапега готовы были уступить свои акции, но, увы, уперся Игумнов. "Если согласны платить, значит, завод стоит больше. Надо только поднапрячься, перезанять денег, и тогда сами будем в шоколаде", - убеждал он друзей. Увы! Но точно так же рассудили и бандиты. Раз итальянцы готовы купить завод, значит, на его перепродаже можно заработать. Следовательно, надо отобрать завод у нынешних владельцев и перепродать самим. Завод не автомастерская, - тут было за что "ломаться". Компания "Вектра", за которой скрывалась криминальная группировка, возглавляемая калужским авторитетом Степаном Голутвиным, сделала друзьям коммерческое предложение, - уступить акции по себестоимости. В подтверждение серьезности намерений голутвинские боевики привели аргументы: угнали новенькую "Тойоту" Мазина, сожгли дачу Сапеги, прямо на автостоянке взорвали джипчик Игумнова. Вроде как намекнули. Мазин и Сапега подтвердили готовность к переговорам. Но вот Игумнов! Этот намеков решительно не понимал. Даже после покушения, едва не стоившего ему жизни, не изменился. Выйдя из больницы, принялся с прежним рвением носиться по банкам в поисках кредита. Судьба упрямца стала казаться предрешенной.
- Павел, милый! - с мольбой в голосе произнесла Ксюша. - Взгляни наконец на вещи трезво. Сколько можно брёдать впотьмах? Вся твоя жизнь превратилась в поиск денег. Но их как не было, так и нет. А оборудование, меж тем, одряхлело окончательно. Всем, кроме тебя, ясно, что завод не поднять. Его надо продать и отойти в сторону. Не хочешь из принципа отдать Голутвину, верни опять итальянцев. И негодяя Голутвина умоешь, и сам будешь в шоколаде. - Какие все вокруг легкие, - продать! И умные задним числом - все, оказывается, видели, что не поднять, - желчно процедил Павел. - Да если б наше банковское жлобьё раскошелилось хотя бы на два жалких "лимона", этого хватило бы, чтоб реконструировать поточную линию. И мы сразу выходили на прибыль. Я ж всё просчитал!
- Он просчитал! - простонала Ксюша, страдая от невозможности взломать железобетонную упертость мужа. - Господи, Павел! Чего за эти годы добился? Хоть теперь-то спустись на землю! Да нет дураков давать кредит без надежного обеспечения! Тогда не было, и теперь нет!
- А вот и есть! - торжествующе выкрикнул он. - Есть! Жаль только, что припозднилось. Эх, если б эти трусы акции свои не спустили, хрен бы я от завода отступился!
Ксюша скривилась, будто от зубной боли. - Да любой нормальный человек на месте Мазина и Сапеги сделал бы то же самое. И то из-за тебя сколько тянули. А так - продали, да и отошли.
- Отдали за поди знай что! - Пусть! Зато живы.
- Так и я жив, - Павел усмехнулся победительно и тем совершенно вывел жену из себя.
- Да ты жив-то только благодаря мне! - надрывно выкрикнула она.
Это было правдой! Раны, особенно в животе, в первый момент показались смертельными. К тому же началось воспаление, пошли спайки. Полгода, почитай, безвылазно мы с Ксюшей провели в районной больнице. Сначала в реанимации, потом в обшарпанном больничном коридоре, куда за неимением мест клали безнадежных. И только после того как Мазин с Сапегой "занесли" главврачу, - в одноместной палате. За эти месяцы пережили три полосных операции. Положим, за операции отвечал я. Но заживление шло безумно трудно. Только воля хрупкой молодой женщины продолжала тащить мужа с того света,не давая разувериться врачам. Да и мне тоже. Анхэ настаивал, чтоб я отступился, - все- таки мой хранимый и впрямь превысил меру отпущенной судьбой удачи. Может, я и послушал бы его, если б не трехжильная Ксюша. Она жила меж домашней плитой и больничной палатой. Прибегала с утра, меняла судно, переворачивала мужа, чтоб не было пролежней и отека легких. У нянечек и медсестер, несмотря на подношения, руки до этого не доходили. Правда, иногда по ночам, когда никто не мог видеть, отчаяние накатывало и на нее. И тогда, стараясь утешить и снять головную боль, я легонько щекотал ее за розовым ушком. Она вздрагивала, оглядывалась бессмысленно. Изумлялась наступившему внезапно облегчению. А после, будто поняв что-то, недоступное прочим, благодарно улыбалась. И, успокоенная, засыпала, положив голову на колени мужа. Так вдвоем его и вытянули. Признаюсь, когда всё кончилось, мне стало очень не хватать этих совместных ночных бдений.
Вот и теперь, как когда-то в больнице, Ксюша измученно простонала.
Не удержавшись, я опять легонько пощекотал ей за ушком.
Она резко обернулась, тревожно оглядела забившегося в угол, непонятно взбудораженного Пирата.
Муж, чувствующий себя виноватым, примирительно погладил ее по ладошке.
- Да мне-то!.. - выкрикнула она. - Если тебе самому собственная жизнь не дорога! Тогда не добили, так добьют! Ведь не нищенствуем. Квартира, коттедж, машина. Не хуже других!
- А надо чтоб лучше! Я хочу, чтоб мой сын имел всё! Не поди знай что, а - всё!
Павел ласково огладил округлый, на шестом месяце животик жены.
- А я хочу, чтоб у нашего сына был отец! - не приняла примирительного тона Ксюша. - Нельзя победить всех! Сделай же раз в жизни по-моему. Христом Богом, чем хошь, прошу, Павка, отдай ты им эти акции проклятущие! Не себя, так меня с будущим ребенком пожалей. Отступись. Здесь-то что, кроме беды, накличешь? Тем более контрольного пакета больше нет! От сознания собственного бессилия Ксюша разрыдалась.
- Полно, Ксюха-рассюха, - как всегда, при виде слез жены Павел растерялся. - Не вовсе ж я тупой, чтоб двери лбом прошибать. И тоже понимаю, что после того как Женька с Андрюхой свою долю слили, завод не удержать. Если на то пошло, всё уже порешал. Бандюганы, они тоже соображение имеют. Да, пытались пригнуть, потом пристрелить. А как не вышло, так зауважали. На днях, если хочешь знать, Голутвин сам пришёл, поклонился на моих условиях. А в условия я, будь спокойна, всё полной мерой заложил, - он похлопал себя по изрезанному животу, потом с новым значением огладил животик жены. - Так что опасности больше нет. Наоборот, всё у нас теперь будет. И деньги, и...Всё! Недельку только перетерпи. И такой тебя сюрприз ждет!
Услышав про сюрприз, Ксюша заново затаилась, - чем-чем, а этим была накормлена досыта.
Машина меж тем проскочила через центр города, по Кирова, свернула в Алтынный переулок, и подъехала к автоматическим воротам перед их таунхаусом.
- Чего не заезжаешь? - Ксюша насторожилась.
- Да у меня еще встреча намечена, - с чрезмерной скорбностью отреагировал муж. - Дела, понимаешь.
У Ксюши заныло сердце.
- Опять? - выдохнула она.
- Что "опять"? Что ты снова-здорово себе напридумывала?! - взгляд мужа шкодливо заметался. - Слушаешь всяких дур. Сказано же, - деловая встреча! За два-три часа обернусь.
Врать он не умел совершенно. Да раньше и не врал. Потому при виде его притворной обиды Ксюше сделалось нехорошо.
О том, что у мужа появилась какая-то пассия, она начала догадываться месяца через два после выписки его из больницы. Сначала, как водится, по липким намекам подружек. А затем, присмотревшись, и сама заметила. Как-то он обронил: "Ты бы за собой, что ли, следила. Забыла, когда последний раз маникюр делала?". Она поняла: "У той маникюр безупречный". И завыла от обиды, - ногти начали слоиться после бесконечных перекисей, которыми протирала его в больнице.
С тех пор в их отношениях пробежала трещинка. Ксюше даже казалось, будто через эту трещинку стала понемногу вытекать ее любовь к мужу, прежде - безграничная.
- Чего тебе не ймется?! - с деланной горячностью выкрикнул Павел. - Живешь без отказа. И на тебе! С жиру, что ли, бесишься? Да любая другая счастлива была бы на твоем месте оказаться на всем готовом! Только помани. - Вот пусть другая и будет, - в сердцах выпалила Ксюша. Заметила, как поджал губы самолюбивый муж. Но остановиться уже не захотела. Слишком накипело. - Знаешь, Игумнов, если думаешь, что на веки вечные купил меня, то - отдохни от этой мысли. Я за тебя замуж не за деньги пошла, а по любви. По любви и уйду, если что. Вместе с ребенком. Так и знай!
Она отстегнула ремень. Потянулась за сумочкой. Павел ухватил ее за плечо.
- Полно, горячка! Я чего решил! Уедем на днях отсюда. На мою родину, в Туапсе. На месте материнской халабуды коттедж поднимем. Катер морской купим, - можем теперь себе позволить. Я уж с тамошними дружками связался, чтоб местечко в бизнесе приглядели. По миру покатаемся. Ты ведь нигде не была. А тут - хоть в Египет, хоть на Канары -Багамы. Хоть поди знай куда. Куда пальцем на глобусе ткнешь, туда и рванем.
Ксюша, высвобождаясь, повела плечом.
- От кого бежишь, Игумнов? - горько усмехнулась она. Рука мужа ослабла и сползла.
Ссутулившись, Ксюша выбралась из джипа.
- Да будет себя накачивать, Ксюха! - донеслось из машины. - Я тебе главное скажу. Тебя я, после всего, что пережили, никогда не брошу. Кто бы чего ни желал!
От этого вырвавшегося "кто бы чего ни желал" Ксюшу перетряхнуло. Поняла то, о чем прежде лишь догадывалась, - уже желают.
- Делай как знаешь, - безысходно пробормотала она.
В голосе и в позе ее проглядывало нестерпимое страдание. Меня аж защемило. Заколебался и Павел. Но ненадолго.
- Ты-то еще куда собрался?! Марш домой! - обрадованный возможности выплеснуть раздражение, Павел схватил кота за шкирку и вышвырнул на тротуар, - чего прежде не делал.
После чего рванул с места, рычанием мотора и визгом тормозов объявляя жене о незаслуженно нанесенном ею оскорблении. Я заметался. Из моего подопечного аж фонтанировала злая, притягивающая беду аура. Но слово, данное Анхэ, надо было держать. К тому же, в отличие от Ксюши, я точно знал, куда направился ее муж. Угрозы для жизни там не предвиделось. Я последовал за женой.
Через десять минут в квартиру позвонили. Ксюша, решившая, что вернулся раскаявшийся муж, с нарочитой неторопливостью пошла открывать. Увы, в дверном глазке обрисовалась фигура притоптывающей в нетерпении Оленьки.
Ксюша заколебалась, - сегодня ей никого не хотелось видеть. Тем болееговорливую подружку.
Оленька, мать-одиночка, миниатюрная блондинка с зазывной поволокой в синих глазищах и пикантными ямочками на персиковых щечках, выросла и созрела в сознании собственной неотразимости. В самом деле редкий мужчина мог устоять перед этой завлекающей улыбкой. В какой бы компании ни оказалась сексапильная синеглазка, она тут же принималась постреливать глазками, наполняя сердца мужчин истомой, а их жен - тревогой и неприязнью. К чести Оленьки, делала она это чаще всего вполне бескорыстно, просто из потребности лишний раз ощутить собственную власть над мужчинами. Но жёны-то об этом не знали. Неудивительно, что подруг, кроме снисходительной Ксюши, она не имела. Впрочем, и долготерпение Ксюши в своё время оказалось подвергнуто жестокому испытанию. Едва перед свадьбой она познакомила Павла с Оленькой, как та по своему обыкновению попыталась отбить его у подруги. Правда, без успеха. В практике Оленьки- завоевательницы это оказался, пожалуй, единственный случай, когда мужчина пренебрег ею. Простить такое унижение она решительно не могла. И при встречах с Павлом переходила на язвительный тон, на который он реагировал с неизменным равнодушием. Что еще пуще выводило из себя незадачливую обольстительницу. На вопрос Ксюши, почему он столь неприязнен с ее подругой, Павел отреагировал по обыкновению лаконично: "Стервочка". Про себя Ксюша с ним согласилась и, само собой, изменить мужнино предубеждение не пыталась. Да и Оленька старалась при Павле лишний раз не появляться. Но раз пришла под ночь, очевидно, что-то стряслось. Ксюша неохотно откинула цепочку.
В квартиру подруги Оленька по обыкновению буквально ворвалась и тут же ухитрилась задеть плечом вешалку, так что на пол посыпались несколько курток и зонт. В сердцах она выматерилась.
- Оп-ля! - спохватившись, Оленька опасливо прикрыла рукой рот. - Твой дома? - запоздало уточнила она. Ксюша отрицательно мотнула головой: - Чего на ночь, без звонка? - Потому что подруга! Знаешь, как поэт Светлов говорил? Дружба - понятие круглосуточное. И если плохо, то к кому еще податься? Без звонка, видишь ли! Да потому и без звонка, что плохо. Могу уйти, если некстати.
Оленька вновь потянулась к снятому плащу. Требовательно замерла в ожидании.
Взбалмошной, нервической Оленьке плохо бывало едва ли не каждую неделю. Поводом для дурного настроения могло стать что угодно. Сопли у сына, разрыв с очередным любовником, "поехавшие" колготки. Утешать ее становилось занятием утомительным. К тому же в том состоянии, в каком пребывала Ксюша, она сама нуждалась в утешении.
Но сказать об этом мнительной подруге - значило спровоцировать разрыв. То, что другим тоже иногда бывает плохо, Оленька не осознавала, кажется, совершенно искренне.
- Будет кукситься. Проходи, раз пришла, - Ксюша подтолкнула гостью в гостиную, открыла уставленный спиртным бар, вопросительно приподняла розовый "Мартини" и ананасовый сок.
- Да, - подтвердила Оленька, с ногами обустраиваясь в любимом Ксюшином кресле.- Только набулькай сразу полный. Знобит.
Жадно, давясь, она выпила бокал. Это было что-то новенькое.
Ксюша пригляделась повнимательней. Оленьку и впрямь трясло. На молочно-белом личике проступало непритворное волнение.
- Что на этот раз случилось?
- На этот? В смысле? - вопрос будто вернул Оленьку из переживаний, в которые она погрузилась. - А! Женька замуж предложил.
Это не было свежей новостью и во всяком случае не объясняло причину Оленькиного волнения. Евгений Сапега едва ли не с восемнадцати лет вздыхал по юной соседке по двору. Увы, безответно! Предложения руки и сердца отвергались год за годом, одно за другим. После каждой неудачи незадачливый поклонник неделю восстанавливал уязвленную мужскую гордость в компании проституток.
- В какой по счету раз отказала?
- Я согласилась, - Оленька с сожалением заглянула на дно бокала. - В конце концов когда-то за кого-то идти придется. И Димке отец нужен. Пусть лучше этот, если уж не выходит по любви.
По любви у Оленьки и впрямь не выходило. Слишком нетерпелива была. Могла, например, во второй или третий вечер знакомства придумать себе именины и потребовать в подарок лисью шубу или ювелирный гарнитур. После чего оторопевший любовник обычно исчезал. От мужской скупости Оленька сильно страдала и выплакивала очередную обиду на груди подруги. Ксюша пыталась убедить ее, что нельзя требовать всего и сразу. Чрезмерная алчность отталкивает мужчин. Надо дать время, чтоб он ощутил себя любимым, и тогда "само покатит". В ответ Оленька оскорбленно фыркала. По ее мнению, дорогой подарок в начале знакомства - это тест, отделяющий истинного мужчину от никчемных безденежных прохвостов. Увы! Прохвостов в жизни Оленьки попадалось много больше. Тем не менее принципам своим она не изменяла и в двадцать три года продолжала менять любовников, подобно золотоискателю, промывающему лоток за лотком в поисках золотого песка.
- Стало быть, Женька наскворчал на лисью шубу? - не удержалась от поддевки Ксюша.
- Наскворчал! Брёдаешь! Тудамо-сюдамо! - передразнила она. -Сколько тебя учу манерам, а всё без толку. Нахваталась словесного мусора от муженька малограмотного. А что касается Сапеги, - попытка не пытка. Не заладится, - возобновлю пасьянсы.
Пасьянсами изысканная Оленька отчего-то называла свои любовные романчики.
- Ничего, - свыкнется. Как в других семьях. Оленька намекающе наморщила носик. Раздосадованная тем, что Ксюша не отреагировала, зло ощерилась: - О тебе, между прочим, говорю. Муж во всю на сторону гуляет, а ты живешь зажмурившись, вместо того, чтоб бросить его или самой в отместку рога наставить! Вот и сейчас, где он? Именно Оленька на правах подруги первой намекнула Ксюше, что у Павла кто-то завёлся. После чего мир в Ксюшиной душе задрожал и начал рассыпаться.
В висках Ксюши заколотило. Сил сдерживаться более не было:
- Ты что, с этим пришла?! Чтоб куснуть? Не могла дотерпеть до утра?
Добившаяся своего Оленька выпрыгнула из кресла, покаянно прильнула к взбешенной хозяйке: - Я поганка, правда? Но, Ксюха, родная, если не я, то кто скажет? Другие-то вид делают, чтоб приятельницу не потерять. А я всё лбом колочусь... Ксюш, можно я у тебя заночую? Димка у предков. А одной быть дома так не хочется.
"Если не хочется одной, зачем опять сбагрила сына старикам-родителям"? - хотелось спросить Ксюше. А еще пуще хотелось выставить утешительницу, из тех, что, обнимая, не преминут ковырнуть ноготком по открытой ране.
- Ночуй, конечно, - разрешила она. - Я тебе постелю, как всегда, в гостевой. Только ты тут сама, если хочешь, похозяйствуй. Закипяти чайник, заточи чего-нибудь из холодильника, полистай телевизор. А я лягу. Голова опять разгуделась, и - в животе колотит. Похоже, малышу наружу не терпится.
Отделавшись от докучливой приятельницы, Ксюша не уснула. К двенадцати ночи жгучая ревность вытеснилась ощущением беды.Она знала это несчастное своё свойство. Подобно тому, как у фронтовиков к дождю начинали болеть раны, так и у нее душа в предчувствии несчастья принималась метаться. В начале первого сердце вдруг с силой скакнуло в груди. Преодолев гордость, Ксюша набрала телефон Павла. Увы! Телефон голосил мелодией "Нежности", но не отвечал. "Возьми трубку, я спасу тебя", - бессмысленно заклинала она. В час ноль пять похолодевшая Ксюша совершенно явственно почувствовала, что сердце остановилось. И лишь через одну-две секунды, показавшиеся вечностью, запустилось вновь. Ощущение беды сменилось уверенностью - беда пришла.
Когда в половине четвертого утра в дверь позвонили, Ксюша, придерживая живот, поднялась, накинула байковый халат - точно зная, что как только распахнет входную дверь, привычная, устоявшаяся за годы замужества жизнь разом рухнет. Появилось даже детское искушение не открывать, а забиться с головой под одеяло, - может, тогда пронесет. Не пронесет, конечно. Всё, что могло случиться, уже случилось.
Она включила свет в прихожей, дошаркала до двери, расслышала быстрое шуршание тапочек от гостевой комнаты, - оказывается, Оленька тоже не спала, - и повернула ключ в замке.
На пороге с потерянным видом стояли Мазин и Сапега. Сзади, на площадке, угадывались голоса. Мелькнул силуэт в милицейской форме.
- Тут такое дело, Ксюха, - через силу пролепетал полненький Андрей Мазин. Он отер опухшие рачьи глаза и требовательно подтолкнул в бок Женю Сапегу. От несильного толчка массивного Сапегу качнуло. Стало заметно, что оба с трудом выходят из сильного опьянения.
Сапега обреченно вздохнул. Несколько раз открыл рот, так что в углу образовался сочный пузырь. Но так ничего и не выговорил. Лишь припал лицом к косяку. Плечи его мелко задрожали.
- Убит? - бесцветным голосом произнесла Ксюша.
- Нашли на окраине, у гаражей, - с заметным облегчением подтвердил Мазин. - Чем-то тяжелым по затылку. Видно, подстерегли. Джип не тронули, зато забрали мобилу. Явная заказуха. С нами милиция, - он показал за плечо. - Они сразу ко мне приехали. А теперь вот вместе к тебе...Ведь сколько умоляли, - жизнь-то дороже!
Прервавшись, Андрей, а за ним Женя бросились подхватить сползающую вдоль стены беременную женщину.
- Голову, голову держите! Да аккуратней, олухи! - из глубины квартиры на помощь бросилась Оленька.
Потерявшую сознание Ксюшу перенесли в спальню.
Очнулась Ксюша на постели, поверх одеяла. Над ней, придерживая подушку, со стаканом в руке склонилась встревоженная Оленька. В ногах сидел следователь прокуратуры Самарин.
Самарина Ксюша знала. Он расследовал еще прошлое покушение на Павла Игумнова. Расследовал напористо, совершенно убежденный, что команда на убийство поступила от Степана Голутвина. Уверенность Самарина в правильности этой версии подкреплялась наличием мотива - борьба за завод, а также тем обстоятельством, что убитый в перестрелке киллер оказался боевиком группировки "Вектра". Но, как часто бывает в подобных случаях, второй нападавший бесследно исчез, свидетелей и бесспорных доказательств добыть не удалось. Так что по прошествии двух месяцев самолюбивый Самарин, смирив гордыню, расписался в собственном бессилии, - приостановил уголовное дело за неустановлением виновного.
Сейчас, примостившись на краешке кровати, следователь в нетерпении поигрывал сбитым носком туфли, - с видом охотника, взявшего наконец след изворотливого зверя.
Заметив, что хозяйка очнулась, Самарин с усилием придал лицу скорбное выражение, скороговоркой изъявил соболезнования и принялся задавать дежурные вопросы: - Во сколько муж уехал? - Вёл ли в дороге переговоры по телефону? - Куда планировал поехать?
При ответе на последний вопрос Ксюша запнулась. Чуткий Самарин изготовился к более детальному допросу. Выручила Оленька, возмущенно потребовавшая оставить беременную женщину в покое.
Самарин с сожалением поднялся и перешел в гостиную. Последующие события Ксюша наблюдала через приоткрытую дверь спальни.
Несмотря на убежденность Самарина, что Голутвин изыскал-таки случай устранить неуступчивого конкурента, был он следователем добросовестным и помнил, что отрабатывать, наряду с основной версией, положено и все остальные. Потому начал с того, что поинтересовался, где в момент убийства находились компаньоны покойного (слово "покойный" резануло Ксюшу где-то в области желудка).
Выяснилось, что Мазин проводил ночь в компании двух проституток в своем загородном доме. Там и застал его приехавший наряд милиции.
- Баб этих знаешь? - уточнил Самарин.
- Знаю, конечно. Вика и...Нинка, кажется, - уныло пояснил Мазин. - Да они и щас, поди, у меня. Я-то, как сообщили, сразу сюда. А ваши остались в доме, чтоб их допросить. Можете сами вызвать.
- Не к спеху...Ну, а ты? - обратился Самарин к Сапеге.
Ксюша расслышала, как тот что-то зашептал.
- Громче! - потребовал Самарин.
- Если можно, я хотел бы после. Один на один, - придушенный голос Жени звучал умоляюще.
- Нельзя! - отрубил Самарин. - Мне еще не хватало на тебя время тратить. Живо выкладывай алиби, если имеешь. Ну!
- Да вы чо, на нас с Андрюхой, что ли, катите?! - голос Жени задрожал от обиды. - Совсем оборзели? Нам Павлуха больше брата был. Не можешь Голутвину доказать, так решил крайних найти. Оно, конечно, безопасней, чем с "Вектрой" в контры входить. Давай! Ты еще мать его родную проверь, вместо чтоб раскрывать!
- Я жду, - устало напомнил Самарин.
- Да вдвоем они были, - вошедший в комнату опер бросил перед следователем два заполненных протокола допросов. - Групповичок. Девки подтвердили, что аж до нашего приезда шарились.
- Вот сволочь! - Оленька, забывшись, пристукнула кулаком по Ксюшиной подушке. - И я еще за этого ублюдка замуж собиралась.
- Оленька! Да ведь чисто символически. Вроде как последний мальчишник, - умоляюще пролепетал Женя. - Там вообще на самом деле один Андрюшка их долбил. А я больше насчет выпить хлопотал.
Понявший подоплеку Самарин виновато потрепал понурившегося Сапегу по плечу:
- Извини, мужик, что невольно тебя вложили! Но - для нас главное - алиби.
В кармане Самарина зазвонил мобильник.
- Слушаю! - ответил следователь. - ...Это точно?..А по времени? ... Всё, жди. На вскрытии буду.
- Вот ведь какие дела, - озадаченно произнес он, поднимаясь. - Позвонил из морга судмедэксперт. Оказывается, раны на затылке две. - Во сколько все-таки...убили? - выдавил Сапега.
- В том-то и загадка. По времени получается, - Самарин важно сверился с циферблатом массивного хронометра, - что первый удар нанесли где-то в двенадцать. А второй, которым добили, - в час - час пятнадцать. И чего они с ним столько времени тянули? Пытали, что ли? Ксюша вспомнила, как скакнуло сердце в первом часу, а потом пророчески остановилось в час ноль пять. Она вскрикнула. Вскрик отозвался острой болью внизу живота. Начались преждевременные схватки.
Вызвали "Скорую". Потерпевшую отвезли в больницу, где случился осложненный выкидыш. Жизнь матери спасти удалось. Однако дорогой ценой. По заключению врачей, иметь детей ей отныне не суждено. Узнав о страшном приговоре, Ксюша впала в новую депрессию. Еще не зная всего, что уготовала ей судьба.
К немалой досаде Самарина, расследование вновь зашло в тупик. Главная неприятность ждала в офисе "Вектры". При первом же допросе Степан Голутвин ошарашил заявлением, что мотива для убийства у компании не имелось вовсе, - за два дня до смерти Игумнов, вслед за компаньонами, подписал договор об уступке своей доли в капитале стеклозавода в обмен на пакет акций "Бритиш петролеум" на общую сумму девятьсот пятьдесят тысяч долларов. Дубликат акта приема-передачи подтверждал, что акции были отданы Игумнову в тот же день.
- "Отморозок" этот нам дорого обошелся, но расплатились по-честному, - заявил, выпроваживая удрученного следователя, Голутвин. - Как в прошлый раз? - не поверил Самарин.
Однако экспертиза потвердила подлинность подписи Игумнова. Правда, сами акции так нигде и не обнаружили. Очевидно, зная, с кем имеет дело, Игумнов хорошенько припрятал новую собственность. За два дня времени на это было предостаточно.
А еще спустя пару недель при аудите завода обнаружилось, что незадолго до убийства Игумнов сумел-таки получить в одном из банков двухмиллионный долларовый кредит - на покупку нового оборудования. Деньги тогда же обналичил. Но директорский сейф при вскрытии оказался пуст. Мазин и Сапега о кредите знали, но все дальнейшие решения принимал Игумнов, поскольку к тому времени сами они уступили свои акции "Вектре", и, по приказу Игумнова, на завод их больше не пускали.
В поисках пропавших денег оперативники обшарили все места, где бывал покойный, опросили едва не всех, с кем встречался он за последнюю неделю. Люди Голутвина, перерывая городскую квартиру, отрывали обои, вскрывали полы. Загородный коттедж разбирали чуть не по досточке. Увы! Ни акции, полученные Игумновым от "Вектры", ни двухмиллионный кредит обнаружить так и не удалось.
Добросовестный Самарин не поленился съездить на родину Игумнова, в Туапсе, и установил, что при последнем приезде тот вел переговоры о покупке дорогого участка земли на побережье и даже открыл счет в местном банке, на который планировал перевести крупную сумму.
Образ погибшего сильно потускнел. Из-под личины непримиримого борца за интересы завода всё больше проступал плут, примерявшийся сбежать с чужими деньгами.
Как бы то ни было, пострадавшей стороной оказалась "Вектра". Именно ей как новому собственнику предстояло за свой счет вернуть банку два миллиона. Правда, по городу ходили упорные слухи, что Игумнова убили боевики Голутвина. Но слухи остались слухами. Зато факт хищения Игумновым двух миллионов был подтвержден постановлением следователя. Позиция следствия выглядела железной: если Игумнов не планировал украсть полученный кредит, то с какой целью он обналичил огромную сумму? На основании следственного постановления "Вектра" через суд описала всё имущество покойного, включая квартиру, загородный коттедж, машину, деньги на счете.
Так что вышедшая в январе 2002 года из больницы Ксюша осталась без крова и без средств к существованию.
Эпизод 2. Февраль 2008 года. Джайпур (Индия)
Если чувствуешь недостаток драйва, вовсе не обязательно прыгать с тарзанки, лезть на Эльбрус или заявляться на выборы в Госдуму.
Купи путевку в Индию и прокатись по "золотому треугольнику". А для полноты впечатлений возьми на прокат машину и попробуй самостоятельно въехать, например, в Джайпур - небольшой по индийским меркам городишко на три с половиной миллиона жителей.
Не сомневайся, - выброс адреналина обеспечен. Въезжать придется по местной автотрассе, состоящей из двух встречных извилистых полос, забитых разномастным транспортом. Крытые куском железа трехколесные мотороллеры "Отто", велорикши, запряженные в двуколки верблюды, груженые ослы и битые-перебитые авто, в поисках лазейки беспорядочно снующие из ряда в ряд, - без всяких предупредительных сигналов. Их заменяют энергичные взмахи рук. Всё это беспрерывно гудит, мычит, блеет и с криками и руганью продирается вперед. Лишь редкие слоны движутся в бешеном потоке мерным шагом, ни мало не обращая внимания на сутолоку и суету внизу. Разве что лениво разгоняют хоботами бесчисленных велосипедистов.
Скромный, маленький "Пежо" со сломанным кондиционером - не слон. Раздвигать себе хоботом дорогу не способен. На окраине Джайпура полнотелый, измаявшийся от духоты водитель машины с трудом пробился из безумного потока на обочину, выбрался, обливаясь потом, наружу. Из правой дверцы появилась молодящаяся шатенка лет сорока в коротенькой обтягивающей маечке и в джинсах на бёдрах, из-под которых торчали стринги. Оба принялись ошалело озираться вокруг. Здесь, на обочине, кипела своя, диковинная жизнь. Если бы не автомобильное гудение от дороги, можно было бы подумать, что путешественники попали в колониальную Индию времен восстания сипаев. Даже одежда та же, что на картинках в учебниках истории: сари на женщинах, белые штаны и цветастые рубахи на мужчинах. Вдоль дороги кучно стояли лотки с фруктами, орехами и пряностями. Меж них втиснулась парикмахерская под открытым небом, - босоногий брадобрей с кисточкой сновал вокруг клиента, который, сидя на стуле, с важностью разглядывал свое отражение в воткнутом в землю зеркале. Чуть в глубине расположился палаточный городок из сшитых кусков разноцветной мешковины, беспорядочно натянутой на корявые, разной длины палки, отчего сами палатки выглядели перекошенными и горбатыми.
Меж палаток на лужайке спали люди, горели костры с булькающими закопченными котелками, у колонки стирали белье, ветер носил клочки бумаги, за которыми весело гонялась безнадзорная детвора. Позади палаток, перед длинным забором находился небольшой карьер, в котором работали женщины. Одни из них насыпали гальку в медные тазы, грузили тазы на голову другим, и те, плавно покачивая бедрами, переносили их к строящемуся дому.Возле раскидистого дерева изможденный седобородый старик, широко расставив ножки-тростинки, в задумчивой сосредоточенности справлял малую нужду.
Впрочем, едва путешественники выбрались из авто, вся эта бурлящая жизнь замерла. Европейцы смотрели на туземцев, местные, с уважительным изумлением, разглядывали белых людей. Особенный интерес вызывала блондинка. Мочащийся старец при виде светлых волос в невольном восхищении распахнул беззубый рот, - не переставая, впрочем, пускать вялую струйку. Два мира встретились и удивились один другому.
Взгляды женщины и мужчины пересеклись. Губы ее сжались в узкую язвительную полоску:
- Что, Коля-Николаша? Экстремал хренов. Добился своего? Вот уж муженек достался, прости Господи! Ведь предлагали взять гида. Так нет, тебе, видишь ли, захотелось погрузиться в самобытность. Погрузились по самое во! - она бесцеремонно ткнула в сторону испражняющегося старика. - И что теперь прикажешь делать? Как в этом бедламе найдем свой отель?
- А хрен его знает, - озадаченно отозвался полнотелый Коля. - По карте вроде получалось, что едем куда надо.
- По карте! - передразнила жена. - Какая в этом сраче может быть карта? Это тебе не Москва...Может, хоть по-английски кто понимает?..Экскьюз ми! Уи вонт...
Наткнулась на непонимающие лица:
- Бесполезно! Даже этого не знают. Проклятая азиатчина!.. Ну, а вам чего? Денег, конечно!
Местная детвора - полуголые, оживленные чертенята с подкрашенными глазами, - сгрудились вокруг белых и принялись с ужимками теребить их за одежду. Меж прочими сверстниками застыла пятилетняя смуглянка с мелкими, под барашек, кудряшками, сияющая, будто уголек из костра. В отличие от приятелей, она не протягивала ладонь, а, казалось, внимательно вслушивалась в разговор меж путешественниками, словно силясь вникнуть в смысл произносимых звуков. - Правду, видно, говорят, что цыгане из Индии пошли, - сквозь зубы процедила женщина. - Один в один - попрошайки! Придется дать мелочь, - иначе не отстанут. Только постарайся, чтоб не дотрагиваться. А то еще заразу какую-нибудь подцепим. Она неохотно выудила из сумочки несколько драхм и раздала тем, кто поближе. Поколебавшись, протянула последнюю монетку маленькой "кудряшке": - Наверняка самые что ни на есть неприкасаемые. Гляди, какие рожи тупые. Девчушка насупилась. - Никакие мы не неприкасаемые и не тупые, - внезапно по-русски произнесла она. - Сами вы невдалые. Заблудились в двух соснах. И еще нас же обзывают. Не поверив собственным ушам, женщина оглянулась на закаменевшего мужа.
- Отель-то как называется? - требовательно спросила смуглянка.
- "Индиана", - сглотнул прорезиненную слюну Коля.
- О! Я и говорю, - не туда забрёдали. Это далёко отсюда, - девочка озабоченно, явно подражая взрослым, поцокала язычком. - Дай десять рупий, скажу.
Не отрывая от нее ошарашенного взгляда, Коля полез в карман и протянул едва ли не первую попавшуюся бумажку.
Девочка с важностью приняла крупную банкноту, засунула поглубже за платьице. В глазах ее появилось лукавство.
- Сейчас переедете мост, - она вытянула пальчик к дороге, и впрямь поднимавшейся вверх, - а сразу за ним - направо. Двести метров и - ваш отель.
Полагая, что ловко надула путешественников, и боясь расплаты за обман, она попыталась шмыгнуть за спины приятелей, но не сумела, - индийцы, пораженнные тем, что их малышка ловко лопочет на каком-то неведомом языке, который хорошо понимают белые, сгрудились плотным кольцом.
Блондинка ухватила девчушку за запястье, присела на корточки рядом:
- Погоди убегать! Тебя как зовут? - Рашья, - испуганная всеобщим вниманием, пролопотала та, делая новую попытку ускользнуть. Но женская рука оказалась крепкой.
- Ты откуда по-русски так научилась? Жила у нас? С кем? Где твои родители? Да отвечай же!
Девочка, не видя выхода, захныкала. Одна из торговок, с тревогой следившая за происходящим, протискалась через толпу и подхватила ее на руки.
- Вы, вероятно, мать? - обрадовалась блондинка. - Вы можете объяснить?... Она прервалась. Женщина испуганно прижимала к себе кудрявую головку, а глаза самой припавшей к материнской груди малышки сделались такими же непонимающими, как у всех остальных.
- Кажется, мы ее потеряли, - пытаясь перебороть потрясение, съехидничал Коля.
- Но этого не может быть. Она ведь только что разговаривала!..- жена его заторможенно качнула головой. - Так же не бывает. - Выходит, бывает. Поехали отсюда! - охваченный новой, пугающей мыслью, Коля потянул ее за руку. - Надо бы все-таки разобраться, - вяловато уперлась жена. - То понимает, то не понимает. Чертовщина какая-то. - Вот именно. А то еще, говорят, сглазить могут так, что через неделю копыта отбросишь. И оно нам надо?
Переглянувшись, путешественники устремились к машине. Спустя несколько секунд старенький "Пежо" пулей врезался в поток и, без всяких знаков поворота бросаясь в каждую щель, устремился на мост.
Лишь когда проклятое место скрылось из виду, женщина разогнула кулаки, украдкой зажатые в фиги.
- Чтоб еще раз без гида!..По возвращении надо будет в церковь сходить!
Она от души сплюнула через левое плечо, угодив точнехонько в супруга. Он, впрочем, даже не отреагировал. Через день маленькая Рашья зарыдала во сне. Когда прибежали взрослые, она сидела на цыновке, совершенно потная от страха, и в ужасе лопотала на непонятном языке. Но как только с ней заговорили на привычном хинди, она будто очнулась и не смогла вспомнить, что именно ей привиделось. В следующую ночь кошмар повторился. Испуганные родители обратились к учителям ближайшей школы.
Долго выясняли, на каком языке говорит малышка, родившаяся и выросшая на окраине Джайпура. Оказалось, на русском. Нашли молодого врача, закончившего московский университет имени Патриса Лумумбы и прожившего пять лет в России. Тот добровольно провел несколько ночей подле Рашьи. Обнаружилось, что девочку преследуют какие-то навязчивые, отрывочные видения - почему-то город в снежной России, в котором убивают неведомого Павла Игумнова. В следующую ночь видения обросли новыми подробностями. Рашья защищалась от какого-то Степана Голутвина и призывала на помощь женщину по имени Ксюша. Но, едва проснувшись, она начисто забывала и свои сны, и язык. Пораженный врач связался с делийскими друзьями. Решено было в мае за государственный счет отправить малышку на обследование в столичный центр по изучению паранормальных явлений.
Эпизод 3. Год 2008. Март. Высшие сферы
- Ты всё запомнил? - настойчиво повторил Анхэ. - Твоей вины в гибели поднадзорного нет! На этом стой. И тогда - я уже договорился - дело спустят на тормозах, а тебя перебросят на новый участок, - через четыре месяца под Антверпеном родится будущая учительница фламандского. Спокойная беспроблемная судьба с тихим увяданием в кругу семьи. Конфетка, а не задание. Такое даже ты провалить не сможешь. После чего заберу тебя на повышение - в свой проект. Понял наконец?
- Да понял, - подтвердил я. - А как же Рашья? Получается, что ребенок обречен.
- И что с того? Люди, видишь ли, иногда смертны. Бывает, и в детском возрасте гибнут. Не она первая, не она последняя.
- Да, но тому всегда есть причина. В самом ли ребенке, в предках ли его. А здесь - из-за нашей ошибки! Как же тогда быть с постулатом, что без ведома Всевышнего и волос не упадет?
Анхэ удрученно вздохнул.
- О чем ты? Это всего лишь образ, дисциплинирующий смертных! Уж тебе-то пора бы усвоить. На самом деле человечеством правит не справедливость, а целесообразность, - тоном врача, беседующего с трудным пациентом, протянул он. - Человечество - плодоносящий луг. Мы - садовники, собирающие энергию и подпитывающие ею высшие сферы. Каждый отвечает за свой клочок луга. А человек - цветочек на нем. Миллионы миллионов цветов. Со своим родовым геном. Кто-то тучнеет, кто-то засыхает. Да, мы ухаживаем, стараемся сохранить, оберечь, дабы линия судьбы не прервалась до времени. Но ветры, дожди, бури, - всё суть случайности для чахлого цветочка. И убиваться из-за каждой былинки - садовников не хватит... Словом, делай как сказано, - поспешно отодвигаясь, прошипел Анхэ. Атмосфера стремительно сгустилась, - члены Ангельского совета и приглашенные заняли свои места.
Я стоял в Высших сферах и вместе с остальными слушал суперконтролера, обвинительная речь которого разносилась под сводами, повторяясь вязью в воздухе. Увы, занятый мыслями о трагической судьбе Рашьи, я то и дело невольно отвлекался.
Незримое пожатие Анхэ напомнило мне о необходимости собраться.
Меж тем в сводах гудело: - Обвиняемый и прежде имел многочисленные замечания в связи с безалаберным отношением к своим обязанностям. В том числе занесенное на голограмму. Увы! Адекватных мер принято не было. Что и привело к новому, тяжкому проступку. Непостижимым образом оставил он без защиты своего хранимого в момент, когда тому грозила реальнейшая опасность. Содеянное выглядит особенно неприглядным на фоне поведения его коллеги - Анхэ, который, как известно, обеспечивает наблюдение сразу за двумя десятками судеб в разных концах земного шара. И у него, конечно, были основания отвлечься в этот момент от собственной хранимой - жены Игумнова Ксении. Тем более той, казалось, ничто не грозило. Но интуиция, сочетающаяся с истинной ответственностью, подсказала ему о скрытой угрозе. И в нужную минуту он оказался в нужном месте, что позволило спасти ее от гибели при осложненном выкидыше. - А в самом деле, как могло получиться, что вы оставили своего хранимого? - пытливый и размеренный голос Председателя совета без усилия вклинился в трубный глас обвинителя. - Имеется ли разумное объяснение?
Все взгляды сосредоточились на мне. Я скосился на Анхэ, с безучастным видом погрузившегося в раздумье. Что после этого оставалось? Я уныло вздохнул.
- В результате преступной халатности обвиняемого его хранимый Игумнов погиб на 14 лет раньше своего предела и не совершил предначертанное. Налицо тягчайшее нарушение главы семнадцатой, части третьей Поведенческого кодекса, караемое при наличии рецидива низвержением в число смертных!
По залу прокатился гул, - похоже, такого сурового вердикта не ждали.
- Слово в защиту, - прошелестело в воздухе. Анхэ, обращая на себя внимание, подался вперед. - Обвиняемый действительно допустил просчет, - подтвердил он. - Но всего лишь просчет, а не тяжкий проступок. Поскольку у нас были смежные задания, могу подтвердить: погибший задолго до гибели сошел с предначертанного пути. И последние несколько лет его жизни - исключительная заслуга моего коллеги. Я сам неоднократно рекомендовал Анхелю списать поднадзорного в наряд и оставить без защиты. Но он продолжал упорствовать. В данном случае, если и пенять ему за нарушение, то не Поведенческого кодекса, как выдвигается в обвинении, а единственно параграфа 8Е инструкции 17/347 бис "О порядке списания хранимых, сошедших с предначертанного пути", то есть за нерациональное расходование ангельских ресурсов на заведомо отработанный материал. А санкции данного параграфа не предусматривают столь тяжких последствий для оступившегося.
- Поправка принимается, - согласился Председатель совета. Все-таки Анхэ великий дока по части документооборота, - надо же, уел самого суперконтролера. Я с благодарностью посмотрел на друга, но тот оставался бесстрастен и недоступен эмоциям, - воплощенная объективность.
К общему удивлению, суперконтролер, не споря, молчаливым кивком признал свою неправоту. И я понял, почему он столь легко отступился, - в запасе у него имелось куда более тяжкое обвинение, которое незамедлительно было предъявлено. - Сказанное выше - лишь малая, и не основная часть инкриминируемого. Истинное преступление обвиняемого, повлекшее события, могущие привести к осложнениям самым пагубным, и вынудившее собраться Ангельский совет, было совершено далее. Произошла вещь неслыханная, - после смерти Игумнова обвиняемый по халатности сдал отчет о причинах гибели не в архив, как то предписано инструктивным письмом 856934/n, а... - суперконтролер выдержал интригующую паузу, - в отдел ближнего резерва! Как и следовало ожидать, зал наполнился озабоченным шелестом. - В результате вместо предписываемых методическими рекомендациями ста и более лет выдержки освобожденная душа незамедлительно оказалась реинкарнирована в тело индийской девочки Рашьи! - голос суперконтролера затрепетал от негодования. - Более того, грубое нарушение технологии привело к системному сбою, и память о предыдущей реинкарнации оказалась стертой недостаточно тщательно. Ребенок, которому ныне пять лет, вдруг заговорил на языке прежней жизни. В любой момент он может вспомнить события, предшествовавшие его рождению.
Шелестение в воздухе подтвердило, что сообщение сильно взволновало собравшихся.
Еще бы! Всё, что касается обстоятельств потустороннего существования, от смертного глаза скрывается тщательно. То есть людям дано понять, что загробная жизнь существует. Это дисциплинирует и придает стимул. Но какова она и каким образом воздействует на земное бытие, что скрывается за занавесом, отделяющим жизнь от смерти, - сия загадка остается для смертных непознанной. Именно неразрешимость тайны бытия является одним из столпов, что подпирают веру и не дают человеку сойти с предначертанного пути. К числу священных, особо хранимых таинств относятся и принципы реинкарнации, то есть переселение души из одного тела в другое. На протяжении нескольких жизней происходит своеобразная селекция. Девять жизней как девять урожаев. Одни души совершенствуются и подготавливаются для перехода в ангельский сонм, другие, вырождающиеся, обречены на умерщвление. Технологические сбои, когда смертный вдруг начинал вспоминать события прошлой жизни, встречались и раньше. Всякий раз это вызывало жгучий интерес окружающих, будоражило умы как всё неведомое и непостижимое. Но одно дело, когда кто-то начинает вспоминать события, происходившие столетия назад. Проверить подлинность его откровений не дано ни тому, кто изрек, ни тем, кто услышал. В конце концов событие фиксируется как шрам на теле цивилизации, который потихоньку рубцуется. А с болью утухает и интерес к нему. Иное дело - реинкарнация, произошедшая едва ли не немедленно. Если завтра в делийском институте, куда собираются поместить на обследование Рашью, она начнет вспоминать обстоятельства российской жизни, проверить соответствие её фантазии действительности будет совсем нетрудно. И это не просто приоткроет - распахнет таинство переселения душ. Допустить подобное решительно невозможно. А значит, всё шло к принятию чрезвычайных мер. Что и подтвердил суперконтролер.
- Вследствие преступной халатности обвиняемого нам не оставлено выбора, - тяжко произнес он. Выдержал мучительную паузу. - Я вынужден поставить вопрос о принудительной эфтаназии.
Я, как и все, ждал этого и все-таки вздрогнул. Принудительная эфтаназия есть насильственное умерщвление, когда вместе с телом до срока уничтожается и душа.
Мера эта чрезвычайная, применяемая лишь по приговору Ангельского суда и только в исключительных, грозящих раскрытием таинства случаях. Приходилось признать, - сейчас была именно такая ситуация.
- Но этого нельзя делать! - донесся до меня чей-то вскрик. По тому, как удивленно посмотрели на меня окружающие, вскрик оказался моим собственным. - Нельзя! - повторил я, несмотря на предупреждающий жест Анхэ. - Умертвить безвинного ребенка - это бесчеловечно. Едва выпалив последнее слово, я понял, что опять сморозил глупость.
- Спохватился! - желчно отреагировал суперконтролер. - Сначала поставил Совет в безвыходное положение. И теперь нас же учит доброте. Так вот насчет человечности. Полагаю, для вашей собственной души как раз будет время усовершенствоваться. После низвержения в число смертных. - Возражаю! - бесстрашно встрял Анхэ. Всё-таки приятно иметь такого надежного друга. - Необходимость принудительной эфтаназии, конечно, бесспорна. Но что касается вины Анхеля, ее еще требуется доказать. Я специально перепроверил. Отчет был сдан с соответствующей пометкой, предусмотренной методическими рекомендациями номер...
Председатель нетерпеливым движением замкнул уста моего заступника. - Мера виновным будет определена, - холодно объявил он. - Сейчас важно решить судьбу Рашьи. Положение выглядит вроде бы безвыходным.
При слове "вроде бы" гул в зале сменился ожиданием.
- В самом деле, возникает замкнутый круг, - продолжил Председатель, как бы неспешно рассуждая. - Чтобы сохранить душу в нынешнем теле, необходимо, чтоб сначала она вспомнила полностью своё предыдущее существование. Только после этого возможно стереть память и залатать возникший энергетический прокол! Но как раз позволить девочке вспомнить предыдущую жизнь мы и не можем. То есть до того, как Рашья будет доставлена в Делийский институт, она должна умереть. Так получается?
Он сделал выжидательную паузу. Никто не нарушил ее.
- И это очень жаль, - констатировал Председатель. - С ее смертью иссохнет плодороднейшая, почти созревшая ветвь. Оборвется одна из позитивных энергетических нитей меж сферами. Ведь именно Рашье была уготована особая миссия, - пробиться из низов социальной лестницы, стать выдающейся индийской поэтессой, человеком, который разрушит кастовые границы, непоколебимые много столетий, гордостью собственной страны. Да, горько!
Я задрожал. Мысль о том, что жизнь малютки будет сейчас грубо оборвана, казалась невыносимой. С мольбой обратил я взор на Председателя.
- Говори, - дозволил он.
- Существует способ спасти девочку! - дерзко заявил я. Ощутил холод Совета. Но остановиться уже не смог. - Надо на время изъять ребенка из теперешней среды обитанияв Индиии переместить в Россию, в прежние условия. Чтоб он встретился с теми, кого знал в образе Павла Игумнова. Возможно, это встряхнет девочку и восстановит ей память о прошлом. Если это произойдет, мы сможем тут же восстановленную память стереть. После чего ребенок обновленным будет возвращен в нынешнюю жизнь и выполнит предначертанную ему миссию. В зале установилось молчание, показавшееся мне отчужденным.
- Ведь умертвить никогда не поздно, правда? - пролепетал я, уже без всякой надежды.
Мольба моя оказалась услышана.
- Любопытно! - оценил Председатель. - И ты, очевидно, готов взять на себя на это время функцию ее ангела-хранителя? - Готов. - Рискнуть своей будущностью? Ведь шансов на успех мало. А в случае неудачи виновный будет наказан строжайше. Тогда нам в самом деле придется низвергнуть тебя в число смертных и обречь на столетние круги жизни.
- Конечно же! - выкрикнул я, боясь, что он передумает.
- Вот даже как! - констатировал Председатель, несколько, как показалось, озадаченно. - Что ж. Мы отправим девочку в эту...- он воздел очи горе, сверяясь с письменами в сферах, - Калугу. На неделю. Это предельный срок, что мы можем определить без утверждения Высшего судии. И ты отправишься с ней.
Не сдержавшись, я зааплодировал, чем вызвал укоризненные взгляды.
- Но не как ангел- хранитель, - сбил мой восторг Председатель. - Ангел-хранитель на этот период ей не положен категорически. Перебрасывая душу в прошлую жизнь, мы и без того идем на неслыханные нарушения. Отправишься в смертном теле. И в этом качестве будешь находиться подле нее до полного завершения эксперимента. Оберегать девочку имеешь право лишь способами, доступными обычному смертному.- Но это невозможно! - вскрикнул я. - Игумнов был убит. Если ребенок вдруг вспомнит обстоятельства его смерти в присутствии убийц, то - это же детский ум - он тут же выдаст себя и станет мишенью. По сути его могут убить заново, и земных способов защитить может оказаться слишком мало!
- Довольно! - услышал я негодующее. - Совет и так соглашается на риск больший, чем когда бы то ни было. Если ребенок погибнет, стало быть, такова будет воля Высшего судии. Запомни! Категорически запрещается использовать особые возможности. Категорически! - прогремел Председатель, уловив в моем колебании несогласие. - Под страхом низвержения в земную жизнь! Решение принято! - прозвучало, фиксируя сказанное, громогласное эхо.
Тотчас после этих слов атмосфера разрядилась, - члены суда и приглашенные покинули Зал совета.
- Ну, и зачем тебе это было надо? - послышался недовольный голос Анхэ. - Ведь, считай, отмазал тебя. А теперь сам заново вляпался в мутную историю.
- Мне может понадобиться твоя помощь, - я думал о своем. - Слышал ведь, я не смогу использовать особые возможности. И если случится непредвиденное...Ты же все равно будешь возле Ксюши. Присмотри и за Рашьей.
- Даже не надейся, - Анхэ сделался холоден. - Отныне сможешь полагаться только на себя. Быть низвергнутым вместе с тобой желания не испытываю. Что ж, это было справедливо. - Тогда хотя бы помоги сейчас, - попросил я. - Помнишь, Игумнов действительно получил у Голутвина акции "Бритиш петролеум". Но куда он их дел, я не знаю. Меня не было рядом. В тот день ты как раз попросил подстраховать тебя на Сахалине и на это время взял моего подопечного под свой присмотр. Когда я вернулся, акций у него уже не было. Я должен знать, где они. Хотя бы на благо твоей хранимой.
- Ничего ты не должен, - буркнул Анхэ. - Делай свое дело. А моя поднадзорная - вовсе не твоя забота. Уж как-нибудь добредет до предначертанного конца.
- Но это важно и для выполнения основного задания, - заупрямился я. - Согласись, через судьбу акций у меня больше шансов выйти на убийство и вернуть Рашье память. Моя настойчивость смутила Анхэ.
- Я не знаю, что происходило с твоим подопечным в те дни, - неохотно признался он. - Понимаешь, так получилось после твоего отбытия...Возникла внезапная проблема с одним поднадзорным в Кот д,Ивуар. Совершенно внезапная. Пришлось всё бросать...