На первый взгляд рана казалась пустяковой. Маленькая, аккуратная дырочка рядом с левым соском почти не кровила. Только смертельная бледность и упавшее, в пропасть беспамятства, кровяное давление, подсказывали что все гораздо серьезнее.
Еще повезло, что несмотря на поздний час, бригада была на месте: только что закончили сложную операцию. В конце коридора, в святая святых хирургов, куда заходить простому смертному, как в церкви - за амвон, - было строго запрещено, стояла привычная, но неторопливая, послеоперационная суета. Все еще пищал монитор. Медсестры звенели биксами и убирали блестящий инструмент, разложенный на стерильном "прилавке". Санитарки прикатили каталку. Ассистент накладывал последний шов.
- Дыши-дыши, дорогой, - приговаривал без эмоции анестезиолог и ерзал на стуле, стараясь вернуть чувствительность онемевшей заднице. Убедившись, что больной задышал, он отключил аппаратуру и стал удалять наркозную трубку. Вытаскивая бесконечно длинный бинт из горла пациента, он смахивал на ловкого факира, уставшего удивлять народ...
Было предвкушение долгожданного отдыха.
Главный хирург райбольницы бросил в корзину перчатки и жеваный, зеленый халат.
- Спасибо, ребятки, - кивнул всем. - Сергей, как кончишь, зайди ко мне. Напишем протокол сегодня же, мало ли что...
- Хорошо, Борис Алексеевич, - не поднимая головы, пробубнил через маску ассистент.
Выходя из операционной в "предбанник", главный хирург мельком глянул в зеркало на свое отражение. Вид у него был уставший и потрепанный. Глаза ввалились и почернели, но главное - в них зажила вечная тревога. Работать приходилось много, а годы уже были не молодые... Раньше, бывало, сутками мог стоять у операционного стола, дежурил без устали, но в последнее время начал сдавать... "Год за три, как в Арктике" - шутил он, борясь с вечным напряжением стопкой-другой коньяка, как это делали многие из его коллег...
...После операции его всегда поджидали у ординаторской. Разный был этот народ, но обычно - притихший и робкий, благоговейно взглядывающий, понимающий, что этот сутулый, чуть обрюзгший человек с мешками под глазами, сейчас - бог! Он - вершитель судьбы того, кого они любят и за кого болеют! Он был незаменим на ближайшие четыреста километров, и эта незаменимость изнашивала его...
Главный хирург вел бесконечную войну со смертью, даже вступал с ней в молчаливый спор. Может, это была и не смерть вовсе, а его изнанка, Нечто, использующее его слабости, сомнения, страх - совершить ошибку, его болячки, наконец...
Но он всегда был начеку.
"А вот возьму, и устрою тебе несостоятельность швов! - ехидничала Смерть. Разойдутся кишки-то твои..."
"А я шов Альберта наложу, - отвечал он, и пробовал кеткутовую нить на разрыв. - Как кончу, - проверю - не протекает ли. Ты меня на ошибку не лови, не на того напала..."
"Ты нарушаешь незыблемость законов бытия! - ныла Смерть возле уха. - У нас все расписано! Мы заранее знаем - кому что уготовано, а ты вносишь сумятицу! Этому старику умереть надо в этом месяце! И никаких гвоздей! Сердце у него никудышное!"
- Володя, смотри за сердцем! - парируя, обращался хирург к анеестезиологу. - Дотяни уж, прошу, полчаса осталось...
- Пока держимся, Борис Алексеевич... - отвечал тот. - Штатно идем, гликозид капаем, давление в норме...
С таким соперником победы давались тяжело. Смерть все-таки умудрялась иногда выигрывать.
"А ты как думал! - замечала та самодовольно. - Зря, что ли, на этом свете разлитой перитонит или, там, сепсис существуют?!"
Тогда предательски обострялась мерцательная аритмия, и слова, сказанные родным умершего, были скупыми и горькими... Главный хирург всегда винил себя, не сопротивляясь боли. Замыкаясь, он ходил хмурый и немногословный, и с особой тшательностью готовился к следующемиу поединку со Смертью.
В минуты побед главный хирург расцветал. Из его кабинета раздавался громкий смех. Он любил делиться радостью со всеми, становясь шумным и веселым гулякой.
- За всех, кого мы любим! - предлагал любимый тост за скорым застольем в ординаторской.
- И за тех, кто нас любит, Борис Алексеевич! - жеманно добавляла Клава, сестра-анестезистка, и тянулась стопкой.
Тогда куда-то пропадала не только Смерть, но и мерцательная аритмия.
Ради торжества этих маленьких и больших побед он и жил...
...На этот раз, тоже ждали у ординаторской. Оказалось, - сын и сноха больного. Сказав им ободряющие слова, он зашел в свой кабинет, устало опустил грузное тело в потрепанное, жесткое кресло и косо взглянул на холодильник. Стопка коньяка и сигарета были обязательными после операции...
Он включил сотовый, и только потянулся к пепельнице, как раздался звонок.
Главный хирург боялся этих звонков. За ними часто скрывалась чья-та тревога или беда, требующая его непременного участия.
- Кто это! - он привстал и почувствовал, как по затылку прошел холод. - Говори спокойнее!
- Да я это, Ольга! - с надрывом ответила та, не переставая рыдать. - Убили Сашку-то нашего!..
Теперь холод сковал все тело.
- Как... - еле промямлил, и осел в кресло, безвольно уронив руки. - Как...
В трубке еще что-то верещали, но он уже не слышал.
Заныло сердце.
Зашел ассистент. Сразу понял: что-то не так.
- Шеф, что с вами, - спросил озобоченно. - Опять сердце прихватило?
- Сашку моего убили, Сережа... - не поворачиваясь прошептал онемевшими губами главный хирург.
- Как! - переменился в лице ассистент.
Услышав какие-то звуки, доносящиеся из неотключенного телефона, он бережно взял сотовый из его рук.
Там уже кричал чей-то мужской голос.
- Алло... - решил разобраться ассистент. - Алло... Это не Боря, это Сергей... Ага! - взволнованно закивал, и покрылся румянцем. - Сейчас же скажу... Борис Алексеевич! - отнял от уха сотовый. - Шеф! Везут его! Еще живой, оказывается! Прямо в операционную внесите! - крикнул в телефон. - Мы ждем!
Бросив сотовый на стол, он выбежал в коридор, напугав, проходившую мимо, постовую сестру.
Надя! - схватил ее за руку. - Беги в послеоперационную. Скажи Володе, пусть готовится, будет срочная операция! Потом зайди в блок, девчонкам тоже передай, они еще там! Потом вернись и жди: как привезут раненого, сразу в блок кати! Бегом, давай!
Из кабинета вышел главный хирург. Оба стремительно направились в конец коридора. Из послеоперационной выбежал анестезиолог.
- Что случилось?
- Сашку ранили, - бросил ассистент, и кивком указал. - Его брата...
- Е мое! Что хоть сказали-то, куда ранение?
- Сказали - в сердце, - запыхаясь, ответил ассистент.
- Господи, пронеси!
Главный хирург шел в операционную, стараясь унять предательскую слабость в коленях. Сердце колотилось от перевозбужденния. Миновав предбанник, он не стал мыть руки, а прямо сунул в тазик с диоцидом. Подержав с минуту, вошел в операционную.
- Оля! Вату со спиртом, и одевай нас! - крикнул срывающимся голосом, и застыл, подняв руки, чтобы нырнуть в халат. - Клава, готовь первую группу, резус плюс! Минимум литра полтора понадобится...
Ему нужно было войти в привычную форму. Отгоняя все ненужные эмоции, главный хирург переключился на операцию, мысленно представив ее ход. Ему и раньше доводилось оперировать знакомых и друзей, и знал, как это мешает в работе. Тогда он отвлекался, видя отграниченный, простыней, нейтральный остров операционного поля, принадлежащий просто больному, а не конкретному человеку. Так работалось проще. Пациент, как пациент...
Но оперировать младшего брата! Сашку!..
- Борис Алексеевич, все! Мы готовы, - отрапортовал Володя, и как раз в это время влетела каталка с умирающим братом.
С умирающим... Сашкой...
Эта страшная истина периодически билась о разум, как штормовая волна о волнолом, и в эти секунды он становился беспомощным...
И беззащитным...
...Санитарки быстро раздели раненого.
Смазали Йодом всю грудь. Анестезиолог впился в подключичную вену. Клава начала ставить системы...
На первый взгляд рана казалась пустяковой. Маленькая, аккуратная дырочка рядом с левым соском почти не кровила. Только смертельная бледность и упавшее, в пропасть беспамятства, кровяное давление, подсказывали что все гораздо серьезнее.
- Начнем! - приказал главный хирург. С Богом!
Он старался не смотреть на бледное лицо брата.
"Ну вот... - включилась Смерть в привычный диалог. - Даже и не знаю - что сказать... Этот канат тебе не перетянуть!"
...Сложнее всего было сделать первый надрез. Всегда было сложно. Он нарушал идеальную целостность и гармонию, созданную кем-то на небесах, обещая взамен топорно срубленный, грубый шрам...
- Давление почти ноль, шеф. Низкий вольтаж, тахиаритмия... - докладывал анестезиолог. - Не потерять бы... Клава, первые триста грамм введи струйно. Добавь преднизолон...
"Может быть тампонада сердца, - подумал хирург. - Хоть бы не остановилось!"
"А мы и это можем устроить... - вкрадчиво ответила Смерть."
- Готовьте дефибриллятор на всякий. Поехали.
Сделали длинный разрез по межреберью. Быстро прошли к грудной полости, отложили в сторону лес зажимов и расширили операционную рану.
- Суши, Сергей... Прижги вот тут...
Главный хирург закрепил зажимом салфетку, и внимательно осмотрел зияющую, кровавую яму с щевелящимся дном. Было задето левое легкое с плеврой. Дальше рана шла через сердечную сумку, откуда сочилась кровь.
- Сушите отсосом! - приказал он. - В перикарде много крови.
Вскрыв и отодвинув перикард, он увидел саму рану. Она шла через левый желудочек сердца, отдавая пульсирующим фонтаном.
- Ну все, начинаем зашивать миокард, - приказал коротко. - Давай кеткут, Оля. Проверь на прочность... У нас пара минут...
" А... мои уроки! - сьехидничала Смерть. - А помнишь ли, как два года назад я выиграл у тебя, когда забирал к себе того парня, с разрывом печени? Плохо зашивалось, да?"
- В два ряда, - прошептал главный хирург. - Сначала глубоко, параллельными, чтобы края стянулись, потом сверху... Суши! - крикнул на сестру. - Сколько раз говорить!
Приноровившись, он опустил кривую иглу вглубь раны и прошил мышцу, тут же протянув кисть за следующей. Сергей перехватил нить и стал осторожно, но уверенно завязывать, придерживая узел кончиками тонких пальцев. Быстро у него получалось. За этой быстротой стояли часы тренировок...
Прошили и верхний ряд.
Кровотечение сразу прекратилось. Вроде, все держалось хорошо.
- Как давление?
- Низкое, но выше критического, Борис Алексеевич...
- Хорошо. Перешли на плевру. Оля, подготовь капрон. Сколько времени работаем?
- Второй час, Борис Алексеевич... Клаша, добавь релаксанту, а то он у нас со стола сбежит!
" Ну, теперь держись, дорогой, - подала голос Смерть"
"Что значит... Только не это!"
Главный хирург увидел, как затрепетало сердце, и, дернувшись неуклюже, как забарахливший мотор, остановилось.
- Дефибриллятор! - услышал он свой хриплый голос. - Оля, адреналин! Сергей! электроды!
Он быстро ввел адреналин в сердце. Потом обхватил ладонями бездыханный, упругий комок, и начал сжимать, тшетно пытаясь не отпускать жизнь...
Ассистент уже держал электроды.
После второго разряда сердце заработало. Сначала робко и судорожно, потом - все увереннее.
- Есть пульс! - обрадованно крикнул анестезиолог. - Господи! Что за ночь! Как кончим, - напьюсь до усрачки!
Санитарка вытерла пот со лба главного хирурга.
"Конечно, теперь техника такая пошла..." - заныла Смерть.
"А ты говорила! - Не отдам его, и все тут!"
...Главный хирург был старше Сашки на пятнадцать лет. Те два года, до окончания средней школы, были для него чудесным воспоминанием. Сашка был не только братом, но и сыном: улыбчивым, крепким малышом, появившемся неожиданным праздником в скучной, провинциальной жизни.
- Уси-пуси-уси-пуси! - водил он губами по пузу, фыркая по-лошадиному, и Сашка заливался смехом. - Уси-пуси-уси! - целовал он малышу упругую попочку... Потом Сашка начинал ползать по нему, обдавая слюной, такой сладкой и родной...
- Дайте друг другу вздохнуть! - с улыбкой говорила мать. - Не нацеловались уже...
Потом он поехал учиться в институт, а после института, до возвращения в родной город, работал в другой области...
За эти пятнадцать лет разлуки Сашка превратился в подростка, а потом в зрелого мужчину. Теперь странно было представить, что этот женатый, взрослый мужчина и есть тот самый маленький херувим - Сашка, которого он купал в корыте, учил ходить, ложился спать вместе, а позже, после возвращения домой, тайком давал карманные деньги, отваживал от сигарет и разбирался с его дружками - при надобности...
- Давление низкое, но стабильное, - сообщил анестезиолог. - Вроде, выкарабкались, а, Алексеич!
Санитарка, стоявшая в дальнем углу, ахнула и метнулась из операционной - сообщать всем хорошую новость.
Только сейчас, перегнувшись за занавесочку, главный хирург посмотрел на брата.
- Идите шеф, отдохните уж, - сказал Сергей. - На вас лица нет. Я докончу, тут осталось всего ничего...
- Хорошо... - упавшим голосом ответил. - Только смотри, Сергей, за верхний край ребра не зацепись... Володя, начни гепарин. Будьте внимательны, ребята. Чуть что, зовите...
- Конечно... - ответили вместе.
Главный хирург вышел в коридор, пошатываясь. Даже размываться не стал. Только перчатки со следами крови младшего брата сбросил, как надоевшую, мертвую кожу...
У ординаторской стояла небольшая куча соболезнующих. Никто ничего не сказал. Только еле заметный шелест одобрения прошелся по коридору. Кивнув, он молча миновал людей и зашел к себе, плотно притворив дверь. Какое-то время главный хирург стоял в нерешительности. Потом открыл холодильник, задумчиво поглядел внутрь, и снова закрыл.
Тяжело сев в кресло, он закурил, устало склонив голову набок.
"Что ж... Ты победил меня,- сказала Смерть. - Ты победил в главном сражении своей жизни... победив и страх за родного человека.
"Да... - согласился он. - Но даром такие победы не достаются..."
"Верно говоришь... - Смерть выждала секунду. - Кстати, я не говорила тебе, что есть маленький тромб в твоем левом предсердии? Он оторвется через минуту, напрочь заткнув легочную артерию..."
Главный хирург приподнялся, было, но неодолимая боль пронзила грудную клетку.
- Я... - прохрипел он, и снова осел. Потом тяжело выдохнул и застыл, уронив голову...
"Достойная замена брату, - сказала Смерть. - Свято место пусто не бывает..."
Кто-то робко просунул голову в кабинет:
- Извините доктор... Я из шестой. А лимончик моему можно давать?..