Аннотация: Рецензия на рассказ Анатолия Елинского "Цыганский папа"
Не упиваясь словесами,
Жизнь убеждает нас опять:
Талантам надо помагать,
Бездарности пробьются сами.
Лев Озеров
Этот рассказ о многих из нас, тех, кто ищет себя в литературе.
Он в некотором роде может стать своеобразным методическим пособием для начинающих авторов, ибо поможет осознать, что, как говорил Л. Толстой, "можно выдумывать детали, нельзя выдумывать психологию", характер.
Ведь "графоман не осознает, что и как он пишет"(здесь и далее цитируются отрывки из рецензируемого рассказа), а "всякий подмастерье учится кроить по чужим лекалам".
А нам нужно вырабатывать свои, именуемые "литературным почерком".
Сюжет рассказа разворачивается вокруг трех литературных героев- Владимира Павлеева, Стаса Патрициева и их друга Анатолия.
Игнорируя житейскую неустроенность, творческие натуры стали на литературную стезю, даже не предполагая, с какими им придется встретиться трудностями и проблемами.
Намереваясь издать совместный сборник, книгу,которую они шутливо прозвали "братской могилой картины Васнецова "Три богатыря", молодые авторы даже растерялись: сегодня талантами манкирует литературная тусовка.
Так вот почему издательские портфели забиты, книжные полки прогибаются от непомерной тяжести, а на поверку выходит, что и читать-то особо нечего.
" И сейчас в читательском зале краевой(библиотеки-С.Д.), вспоминая зычный паровозный гудок второго эшелона русской литературы позапрошлого века и сравнивая ее с невнятным шумом провинциальной нынешней, я неприятно удивлялся: до какого деления вниз сместились критерии, как сбился прицел, насколько шпага признанного(кем?) профи не точна и эфес тускл".
Главный герой "мечтал припасть к истокам и отразиться в роднике. Не случилось: на воде наблюдалась рябь. Креосы болели оспой и плохой старомодностью. Оказалось, что изделия не всех, конечно, но многих моих современников- земляков искусственней пластмассы и так же питательны, как сваренный из картона бульон; плюс мертвый язык, изнасилованный алфавит и старательный школьный синтаксис. Пособие, как не надо писать."
Известно, что ныне старая гвардия писателей находится в состоянии полудремы, живет за счет имени, былой славы, переизданий, тиражей.
А возле нее прикормилась немалая кампания шустренькой серой посредственности, которая подвизается в тусовочных друзьях мэтров, издателей, редакторов.
Эти профессиональные проныры, как правило, облагоденствованные разного рода меценатами,к сожалению, заправляют и сценарием персонификации современного литературного поприща.
Как раз их прототипы выведены автором весьма правдиво и точно: охочи к конкурсам, фестивалям, президиумам, банкетам и тусовкам, к раздаче кнута и пряника новым именам.Это от их благословения зависит и публикация произведений, и издание книг, и членство в творческих союзах.
И хотя с нескрываемой долей иронии главный герой замечает:
"И еще я с радостью понял, что не хочу быть писателем этого союза писателей потому что эти писатели ни разу не писатели в моем понимании писателя!"; вместе с тем он понимает, насколько важно попасть в обойму официоза.
"Если ты что-то там такое пишешь, можешь считать себя, кем угодно, но общество признает тебя писателем лишь по признакам формальной компетентности,- членство в Союзе, книги, публикации..."
Гротескно затушевывая серьезные претензии к этой серо-чиновничьей ватаге, автор искренне огорчается тем, что именно без ее помощи пробиться в литературное сообщество новому талантливому имени почти нереально.
Воспроизводя сложные психологические перепады жизненной неустроенности троих молодых авторов, А.Елинский в присущей ему иронической манере следует своему принципу: "работать не умею, и потому не знаю, что такое отдых".
Да и какой уж тут отдых, если " писатель- это постоянная работа над словом, стиль и мастерство, какие-никакие идеи и мысли".
От всего этого не избавиться ни в лесу, ни на рыбалке,ни на вечеринке.Творчество не предполагает заведомого процесса и его результата.
У знакомой нам троицы денег не было, попробовали использовать друзей, связи.
Хоть как не хотелось, а пришлось-таки прибегнуть к помощи тех, кого "реально перло от величия, а отсутствие традиционно сдержанной в русской словесности самооценки выдавало их поверхностный ум".
Но все оказалось тщетно.
Может быть, на них и рассчитывать не стоило?!
Ведь мэтры не талант в друзьях хотели видеть, а прогибание, выгоду, лесть.
С этой точки зрения показательна юморно и гротескно описанная встреча столичных корифеев с мастерами пера в Доме композиторов. Маститых интересовали вовсе не молодые таланты.
"Титаны сюжетных коллизий, кудесники метафор и виртуозы звукозаписи дальновидно шустрили
для своих мифических биографов, непременно указывая курсивом время и место собственных творений. Творений, что ни разу не были чистой, живой, энергичной, нервной современной прозой. Где персонажи плавали баттерфляем в золотых унитазах Рублевки, сражались на вытянутых из тарталеток шпажках и обьяснялись языком чеховской Веры Иосифовны, "худощавой, миловидной дамы в пенсне, писавшей повести и романы и охотно читавшей вслух своим гостям". И это при том, что у Веры не было интернета и литературных негров, а то бы она- ух!"
А вот "ух!"- хотя бы опубликоваться в серьезном журнале,- как раз и не получалось.
И только с присущим умному человеку чувством юмора, назвавшись мадагаскарцем("со спорного качества иронией вставил сей фонетически вкусный остров в конец рукописи:это развеселили меня современные письменники"),один из героев неожиданно для себя попал на страницы журнала "Свет и тени".
Молодые люди не понимали, почему их литературная судьба всем безразлична,хотя, рассуждали они и так: "политики гадят хоть по производственной необходимости. А эти гении(мэтры литературы-С.Д.)тонкой душевной организации друг дружке в тапки гадят", как же они будут поддерживать чужой талант?!
Нет, лучше закопать, не пущать.Пусть пописывают статейки "Медики на высоте" или "Подводники на глубине", мелькают в разных газетенках,"окучивают Россию во время избирательных кампаний", пишут доклады и выступления своим босам,-это, мол, их удел.
Они забыли библейскую притчу, что талант не только закопать, разменять можно, его, оказывается, кое-кто может и приумножить.
К этому и стремились герои рассказа.Поскольку автор прибегнул в построении повествования к двум типам композиции- прямому и обратного времени,- когда временные пласты чередуются с воспоминаниями детства, авторскими отступлениями, в нем нашлось место и "воздуху", который совершенно мотивированно и рационалистически увязал событийный ряд с основным пафосом темы.
Постоянная внутренняя работа над собой, самокритика и самоанализ не перегружают сюжетную линию, наоборот, расширяют наше представление о гранях таланта героев.
Когда в их работах "чистый стеб давно отошел, как клубника к августу, и бежали парни за поездом-призраком.", обратили внимание на то, что ранние " тексты чуть портили шероховатость, скоропись и общность используемых приемов- детская болезнь кривизны в сетевом самиздате".
"Я увидел,-сообщает главный герой,-что письмо мое- изложенный на грани примитива уцененный Пиросмани,простите мне это заносчивое сравнение. Где рыхлая композиция и скомканные финалы выдавали бесплодность авторского воображения. Где махровой вторичностью несло от влет узнаваемых героев, и литературно-вторичные персонажи вяло отбивались от создателя махровыми полотенцами..."
Понимая, что если "самым верным испытанием для врача считается заболеть по специальности", то " для филолога- это написанная им книга", герои много трудились над собой, стремились "быть точным в слове".
Стиль рассказа сжат и строг, во многих разделах не лишен символико-метафорического смысла, в нем четко прослеживается художественное мышление и его интегрирующая суть.
Особым даром автора является умелое использование гротеска, юмора, иронии, что всегда расценивается как "высшая алгебра" слова.
Многим фразам впору стать крылатыми: "русский интеллигент- представитель вымирающего вида", "сила есть- ума попросим", "перепульнули связи", "в холестерин вилкой тыкать","головняк"(болит голова-С.Д.),"выпукивание примитивных мыслеформ" и т.п.
Есть еще одна существенная особенность рассказа: соединение с автобиографическим материалом.
Вообще-то три четверти книг пишутся на его использовании.
Как известно, в этой манере часто писал Л.Толстой, М.Горький, К.Паустовский, Ф.Гладков, Ю.Казаков, А.Яшин.
К ней прибегали В.Астафьев, А.Битов, В.Лихоносов.
Но этот прием у них никак не отражался на художественности, типажах, характерах.
Видимо, осознавая это, А.Елинский смог отойти от "якания", собственной фотографии, подняться на авторскую кафедру и посмотреть на выведенных персонажей как на героев литературного произведения.
Он пишет по этому поводу: "Проза с опорой на собственную биографию возможна только при условии любви к прототипам и желании их понять. Надеюсь, оба условия соблюдены." И надо сказать, что это также одна из граней его литературного таланта.
Конечно, хочется высказать и некоторые советы, правда, весьма скромного свойства.
Прежде всего они касаются заглавия ( хотя мы и находим мотивацию использования такого образа в тексте), да и "цыганщины"(мытарств, завуалированного попрошайничества, веселья) в рассказе много.
Но серьезность затронутой проблемы не стоит приносить в угоду искусственной дешевой притягательности образа "цыганского папы".
И видимо, следует пересмотреть детали, не дополняющие и не углубляющие тему.
Наконец, мне ничего не остается, как еще раз предоставить слово главному герою,который мыкаясь в поисках признания своего таланта, говорит:
"Очень скоро мне захотелось обратно, туда, где меня еще никто не знал и не читал. Где в том прежнем моем состоянии все было честно и всерьез и только через боль. Где в одиночестве писалось ни для кого конкретно, без желания угодить и что-то доказать, писалось потому что. Где мне самому иногда нравилось то, что получалось. Но чтобы вернуться, нужно было напрячься, а вернувшись- напрягаться пожизненно".
В заключение выражу уверенность, что рассказ А.Елинского "Цыганский папа" обязательно увидит свет в солидном литературном журнале.
По крайней мере мне, как читателю, заинтересованному в качестве современной прозы, этого очень бы хотелось.