Аннотация: Обзор прозы русского писателя Виктора Герасина
ФИЛОСОФИЯ "ВЫЖИВАНИЯ" В ТВОРЧЕСТВЕ
ВИКТОРА ГЕРАСИНА
После прочтения повестей и рассказов русского писателя Виктора Герасина в моём художественном воображении рисуется могучее дерево жизни, привольно растущее над бездной. И на каждой его веточке сидят или стоят герои его повестей и рассказов - русские мужики, матери, бабушки, сельчане-труженики, влюблённые, шальные парни и девчата, гармонисты, выпивохи и трезвенники, дети, их отцы и покровители, друзья и недруги... По-разному они там держатся, у каждого свои приспособления для устойчивости, своя амплитуда раскачиваемых ветрами ветвей. Некоторые - согбенные, иные гордо вытянутые, крепко стоящие на ногах, есть и такие, что срываются и кубарем летят в зияющую пасть вечной пропасти. Но практически каждый стремится удержаться, схватиться хотя бы за тоненький прутик этого дерева жизни, чтобы почувствовать хоть на миг освежающее дыхание бытия, дуновение животворного ветра, ощутить необозримый простор неба и земли - эту вечную обитель мироздания. У них есть понимание в необходимости терпения, смирения и преклонения перед явью.
"И напрасно ты так легко хочешь отделаться от неё, от жизни. Нет, её надо ценить, и чем дальше, тем ценить дороже. Понимаешь, плохое что-то не может быть бесконечно плохим, оно оканчивается чем-то хорошим, и только ради этого, ради даже краткого временного хорошего уже надо жить, уже стоит жить. Другой-то жизни не будет." (Повесть "Убит в побеге") При этом главное, - побыть в объятиях свободы, пусть кажущейся, пусть не долговременной, но уже с рождения заложенной в генах, а потому - желанной. Без неё, как и без веры, нет человека. Только в свободном волеизъявлении проявляются лучшие человеческие качества, ибо речь идёт о выборе пути, на чаше весов которого с двух сторон свои представления о добре и зле.
"Ведь что такое жизнь? Пусть не в целом, а с одной какой-то своей стороны. Это испытание человека на человечность. Там у нас есть один дюже грамотный мужик. Он нам здорово всё про Христа растолковал. Так вот, Христос потому и стал Сыном Божьим, что достойно прошёл через все искушения и сохранил в себе человека по большому счёту. Вот к чему и надо бы нам всем, каждому стремиться. Из всех испытаний, из всех искушений выйти достойно, остаться чистым, светлым, таким, как тебя задумала природа." (Повесть "Убит в побеге")
Герасинские герои - все вместе и каждый в отдельности - стремятся достойно держаться и в бурю, и в дождь, и в ненастье, в любую жизненную непогоду. Что поделаешь, - это их участь, их назначение на этой земле: просто выживать - трудиться, созидать, верить, надеяться и любить. И этот нескончаемый водоворот жизни вечен настолько, насколько нескончаем мир. Представляя влюблённых Виталия и Зою, их чувства и ощущения в порыве страсти, автор философски заключает: "Они вошли в такое состояние, когда перестали быть самими собой, они были сразу всем тем, что предшествовало им из глубины веков и тысячелетий. Они были сразу всеми теми, кто предшествовал им, предшествовал их молодой жизни. Всеми, кто из глубины времён выносил их и вынес к солнышку, к жизни, к любви. И они стали тем звеном в бесконечной цепи предков, крайним звеном, которое выносит к солнцу, к жизни, к любви новое, ещё невиданное в мире дитя человеческое". (Повесть "Убит в побеге")
Дерево жизни сурово: много чего нужно, чтобы на нём удержаться, но в то же время оно и богодарно. Эта мысль чётко фиксируется в нашем сознании, когда читаешь: "Я летом две поры дня особо уважаю - это, когда восходит солнышко, и когда оно заходит. При восходе думаешь, каким день задастся, как проживёшь его, какие дела предстоит поделать. А при заходе вроде бы итожишь: день как день, он прожит, одно, другое дело сделал, третье, может, не успел, завтра доделаю. Так вот день за день и цепляются, так жизнь и идёт своим чередом..." (Повесть "Васильки")
Являясь выразителем исключительно народных инстинктов и устремлений, автор показывает, если не все, то довольно слышимые отголоски той будничной жизни, которая со всех сторон охватывает крестьянина, человека труда. В повестях и рассказах мы читаем и о строительстве дома, и о пашне, и об урожае, о косе, и о трудовом поте. "Люблю, когда землю пашут. Как запахнет землёй-то разогретой, аж плакать, сама не знаю с чего, хочется" - говорит бабушка. (Рассказ "Газета") А ей словно вторит Петрович ("Гонимы вешними лучами"): "Давно не видел, как земля парит... Прогревается. Скоро в неё бросят семена, и зазеленеет она во всю даль и ширь. Хорошо, надёжно как-то среди полей. Ни суеты тебе, ни обмана. Одним словом, надёжно..." В чём он видит надёжность? В самой жизни, в том, что поставлен крепко на её дерево, и это состояние для него естественное, привычное, невзирая ни на какие ветры перемен.
Автор примечателен глубоким постижением мельчайших подробностей русского простонародного быта, он показал, что, несмотря на жизненные невзгоды, человек осознаёт, чувствует себя на ней не гостем, а хозяином, у себя дома. "Сунув ноги в просушенные возле печки и ещё тёплые валенки, Рома включил свет, присел возле печки, запалил лучину и сунул её под берёзовые дрова, ещё с вечера им самим заложенные в печь. Посмотрел, как весело затрещала, закудрявилась в огне берёзовая кора, как первые языки пламени лизнули нижние тонкие поленья, поднялся, потёр руки: "Так, машина тепла запущена! Теперь куп-куп под умывальником и - собираемся". Сказав про умывальник, он передёрнулся: холодна теперь в нём водица, ох холодна, чистенькая! Ну, да это ничего, это всё пустяки, привыкнуть надо..." (Рассказ "По краю") И это "привыкнуть" превращается в образ жизни, нетребовательный, смиренный, терпеливый. Тут со стороны героя нет даже поползновения освободиться от какой-то слепой, неизвестно откуда являющейся необходимости, посылающей ему и матери и беду, и счастье. Тут всё пассивно, хоть и нет вроде собственно равнодушия. Это ни что иное, как природная органика жизни, и он - неотъемлемая её часть.
Герасинские герои уверены, что родная земля, её реки и поля обязательно будут их помнить уже за одно то, что они живут и жили на ней. "Вот и вода. А ведь она запомнит нас. Увидит и запомнит. Убежит далеко-далеко, а про нас будет знать. В землю уйдёт и там будет помнить. Земля - она памятью полна. Она вся из памяти состоит. Так-то вот оно. Живи и знай: всё, что ты делаешь, что творишь, - всё это в памяти земли хранится". (Рассказ "Гонимы вешними лучами") Мало ли какие преграды случаются в жизни! Но чтобы так?! Стоять на веточке её дерева и не иметь порой за что зацепиться, чтобы тебя крутило и вертело на все четыре стороны?! Кто сказал, что жить легко?! Попробуйте: начинать каждый свой день мыслью о насущном хлебе и этою же мыслью день заканчивать, - по-моему, тут нужно или великое мужество, или же полное и трудно постигаемое равнодушие. Конечно, безразличия нет, ибо задача была, есть и будет одна - выжить. Значит, - это свидетельство мужества, которое даёт героям и силу, и присутствие духа, так необходимые, чтобы удержаться на краю вечно зияющей бездны. "Вам, наверное, кажется, что мы тут дико живём? Куда как хорошо. Вот хозяйка ваша не даст мне соврать. Мало нас, правда... Но - живём. А куда деться? Надо жить!.." ("Чёрный омут") И тут писатель даёт себе волю, раскрывая черты характера русского земледельца, которые лихо уживаются в нём наряду с его материальными лишениями и борьбой за выживание.
Виктор Герасин, как истинно русский человек, выступает толкователем народного духа, который не однозначен, порой бунтующий, шальной. В его произведениях изображён и разгул, и жажда необузданности, а иногда и безобразного поведения, как, например, в повести "Шалица". Тамара, героиня её, неравнодушно принимает постигшее её горе, она страдает и тяготится им, но это страдание выражается у неё не всегда деятельно, а предъявляется зачастую толпе как безысходная данность. В другом герое, Виталии ("Убит в побеге"), жизнь бьёт обильным ключом, появляется настоятельная потребность каким бы то ни было образом истратить её и так как разумно-деятельного поприща герою не представляется, то идёт безрассудная безрасчётная трата сил, которая выглядит не всегда естественной и целесообразной. Совершая побег с любимой Зоей, он почти уверен в неминуемом поражении, но, как тот мастерски одушевлённый автором ледоход, стремительно бросается навстречу неизвестности и разгорающейся страсти познать свободу, пусть кратковременное, но вольное счастье... "Хорошо придумано природой, очень даже умно придумано - краткость цветения. Это, наверное, и есть сама жизнь. В краткости вся её прелесть, вся любовь ей за то, что она краткая..."
Надежда на что-то случайное, внешнее, неразумное "авось" составляет одну из характерных черт народа. Автор выразил её как истинный художник, в ясных и отчетливых образах, не примешивая никаких рассуждений от своего лица, не пускаясь в изыскания причин такого странного положения вещей. Виктор Герасин определяет русский характер нравственно-норовистым (миниатюра "Русский характер"). Шалица, Виталий, многие другие герои рассказов - именно нравственно-норовистые. Это является своеобразной основой авторского метода, на этом понятии держатся многие и многие образы в его произведениях. Народный характер несколько бунтарский, он слагается не только из смирения перед судьбой, в нём присутствует постоянное смятение, попытка ответить на вопрос: "Как и зачем живу? Зачем трачу столько сил на выживание, если миром правит несправедливость?" Надо сказать, что такие сомнения посещают герасинских героев постоянно. ""А может, лучше... Может, лучше..." - Ромка никак не мог произнести страшное слово - замерзнуть. Но оно уже жило в нём, оно влекло к поступку, оно манило его. Случившееся с ними сегодня казалось Роме чем-то злым, чёрным, которое теперь не отпустит их, будет преследовать их, пока они живы. А, если так, то зачем жить? Зачем? "Правда, правда... - обрывочно, торопливо, горячечно думал Рома. - Пусть всё кончится. И всё! Всем будет легко. Мы не такие, как все другие. Значит, никому не нужны. Мама уже не сможет стать другой. Нам не надо жить. Нам не надо мешать жить другим. Пусть они живут"..." (Рассказ "По краю") И ты уже видишь, как накренилась, обвисла до предела ветка дерева жизни, на которой стоят Ромка с матерью. Такое ощущение, что ещё миг, и она оторвётся от ствола, и вместе с ними окажется на дне той бездны, откуда не возвращаются. "Вот и всё, - сказал себе Рома. - Нет уже нас нигде и никогда теперь не будет. Всё, теперь к нам не будут приходить пьяные мужики. Не будут смеяться над нами на вокзале и в вагоне. Не будут дразнить мать в школе, а потом ругать ни за что. Всё, теперь ничего не будет..."
Но что-то подсознательно притягательное и неизбывное не даёт им совершить последний роковой шаг. Они выживают, удерживаются на дереве жизни. Но как?! Не теряя равновесия, с человеческим достоинством. И ты понимаешь, что в этом и есть высший смысл назначения человека на земле.
Это нам, городским жителям, в реальности вся деревенская жизнь представляется чем-то далёким, непонятным и чуждым... Хотя, она нам кажется привлекательной, когда мы вспоминаем о ней в связи с необходимостью отдохнуть на природе. Ведь вот какой парадокс: чем больше мы отдаляемся от природы, тем сильнее обнаруживаем в себе какой-то неприкосновенный запас искренней привязанности к ней. Видимо, потому и читаем эту шукшинскую, герасинскую "деревенскую" прозу и хотим, чтобы всё в ней было жизненно, правдиво, чтобы жизнь вставала перед нашими глазами со всеми её заботами, с её скромными надеждами, со всеми её скудными радостями.
Тамбовскому писателю это удаётся в полной мере. Он прославляет труд, его рассказы дышат, хотя порой и грустной, но симпатией к сельскому труженнику, неиссякаемой любовью к родному краю, его красотам, рекам и лесам. При этом у него на первом плане - всегда человек, а природа только служит ему, она его радует, успокаивает, но не поглощает и не порабощает его:
"Омут лежал в густом окружении тальников. Между краем воды и краем тальников, как нейтральная полоса, по всей окружности тянулась метровая бровка белого, почти не тронутого следами песка. Оглядываясь вокруг, привыкая к новому месту, к тишине, мне так и хотелось вслух воскликнуть: Боже ты мой, благодать-то какая! Жить-то как хорошо! Хороший сентябрь в нашей средней полосе, та же нейтральная полоса года - между весной и летом, с одной стороны, и осенью и зимой - с другой. В нём есть всё от четырёх времен года: тепло и прохлада, увядание и цветение..." (Рассказ "Чёрный омут")
Ведь правда, речь идёт о природе? Но главное действующее лицо при этом - человек! Здесь нет статики, есть обращение к чувствам человека, находящемуся в окружении этой непередаваемой первозданной красоты. И даже такое естественное природное явление, как цветение, Виктор Герасин насыщает идейным смыслом выживания, его иносказательность глубока, она органична с человеческими тревогами и жизнелюбием.
"Даже цветение, - пишет он. - Это я увидел на полянке в тальниках. Какой-то неведомый мне кустик, такая метёлочка в четверть метра высотой, стоял под тальником и по-весеннему цвёл бело-розовым мелким, но обильным цветом. Вот-вот холода подступят, обжигающие утренники подрежут последнее тепло, повалят на землю с деревьев листья, а он - цветёт. Цветёт, невзирая ни на что! Что с ним? Поверил в осеннее тепло? Шутка природы? Нет, быть того не может, чтобы природа так шутила. Зацвести. Когда всё вокруг увядает...Что это? Вызов? Непокорность?" (Рассказ "Чёрный
омут")
Так и человек, случается, расправляет свои плечи даже тогда, когда, кажется, жить-то и вовсе становится невмоготу. Природа в описании Герасина - такое же действующее лицо, как и люди. Она живёт в них, в их портретах, поступках. Именно она демонстрирует человеку, как вопреки всему выживать, тянуться к солнцу, воспринимать красоту.
"Пока поднимались на холм, порядком запыхались. Он оказался крутым и высоким. Остановились на опушке дубового леска. От высоты, на которую они забрались, захватывало дух. Внизу лежало притуманенное синей дымкой озеро с чистым желтовато-белым песком по всему круглому берегу. Одна половина озера лежала в мелколесье, где они недавно спасались от погони, другая - на открытом месте, зелёной луговине, по которой петляла речушка, казавшаяся с холма неподвижной, замёрзшей. Речушка эта впадала в озеро. Правее от озера раскинулся лес, ему не было конца, он уходил в синюю дымку, сливался вдали с небом. По левую же сторону была распахнутая даль над ровными полями, покрытыми светлой зеленью хлебов. Казалось, если пойти по этим полям, как и по верху леса, то обязательно дойдёшь до неба и не заметишь, как поднимаешься на него и уже дальше пойдёшь по небу..." ("Васильки")
Многие герасинские рассказы содержат откровенно понятную житейскую истину. Автор умеет группировать факты, схватывать общий смысл жизни, умеет заводить речь издалека и вдаваться в психологическое, философское развитие жизненных хитросплетений. И всё это в угоду одному: показать, как выживает русский мужик. Писатель подчёркивает, что коренным условием нелёгкой крестьянской повседневности есть вечный, никогда не прекращающийся труд - с утра и до ночи. Вместе с тем, автор не вызывает у читателя ни чувства бесплодной и всегда оскорбительной жалостливости к своим героям, ни идиллических умилений. Как всякая другая жизнь, как и всё на свете, она представляет для него лишь материал для мировоззренческого анализа, для сравнений и сопоставлений образов и явлений. Автор не называет прямо причин нищеты, неустроенности быта людей, но мы их чувствуем, понимаем, читаем между строк.
"Избёнку-то свою в Двориках успела продать, - рассказывает сестра Сенечкина. - Ну ладно, терплю ещё. А тут случилась беда, все трубы на свинарниках разморозились, зима-то лютая была. Полы цементные, холод гибельный, сквозняки гуляют. Работаешь когда, распаришься, поотдохнуть остановишься - сквозняком обдаёт. И захватила себе болезнь. Сковало всю, прострелило. Ну как есть по всем косточкам ударило. Меня в больницу. Вылежала там два месяца, поотпустило вроде бы, домой выписали. Врач говорит, чтобы печку жарко топила да лежала на горячих кирпичах. А где они ныне печки-то?" ("Изба с краю")
Мы видим, что жизнь не баловала большинство героев рассказов и повестей Виктора Герасина. Они, стоя на ветвях её дерева, постоянно качались, рискуя упасть, мыкались в нужде и самосохранении. Собираясь в город гибели своего сына, одна из героинь рассуждает: "Одно дело - решиться, другое - деньжат собрать... И с осени Алёна стала экономить и откладывать каждую копейку. Добывала жести сколько возможно, делала тазы, вёдра, трубы, вывозила на базар, продавала. Она не скрывала, что дала слово пойти к своим туда, в Сталинград. Зимой, когда не было жести, ходила в дальний лес, драла с молодых липок лыко, приносила деду Григорию. Из лыка он плёл лапти. Алёна выносила их штук по сто на базар, продавала. Не велики деньги, а всё в копилку ложатся..." (Рассказ "Алёна Большая")
Может, кому-то покажется сегодня странным, что герасинские герои считают копейки, ищут средства для пропитания в том же лесу, в то время, как нынешние "крутые", "новые русские", олигархи имеют миллионы и миллиарды. И, как ни странно, те люди, герои Герасинской прозы, в своей жизни были счастливы внутренним ощущением мира, своей сущностью человеческой богобоязненности. Чего не скажешь о многих наших современных соплеменниках. Некоторые подробности жизни кажутся нам до того в порядке вещей, что мы не видим в них ничего необычного, а между тем именно с ними связано море слёз, огорчений и трагедий простых людей.
"А вечером, уже лёжа в постели, Сенечкин, не замечая этого, плакал, роняя слёзы в темноту. Он зол был на Васю Тошного, который выкарабкался из такой беспросветной сиротской нищеты, какую сделала над ним война, а, выкарабкавшись, сам, своей волей погубил свою жизнь, жизнь Ленки и губит ещё три жизни. Как это, почему это могло с ним случиться такое? Он зол был и на себя, даже больше, чем на Васю Тошного..." ("Изба с краю")
Читатель видит, что народный характер тем не менее слагается не из одной только стихии... В нём присутствует и осознание веры в добро, в гуманные побуждения. И тут становится понятным, что человек, который равнодушными глазами в состоянии смотреть на ложь и зло, в строгом смысле не может быть назван человеком. Располагая своих героев на дереве жизни, писатель, невзирая на свою неизбывную любовь к женщине, особенно к женщине-матери, отводит ей верхние ветви, - самые тонкие, чувствительные к внешнему воздействию, не совсем упругие, непрочные и уязвимые. Таков психологический парадокс его отношения к ней. Героиня-мать понимает, что не только самой ей нужно удержаться, но и, взвалив на свои плечи послевоенное сиротство, безотцовщину, беспробудное пьянство мужика, не позволить упасть в бездну никому из них.
Мать и дети - это особая ветвь жизненного дерева. Как и заложенный у подножия дерева в его корнях вечный зов природы - возрождаться и любить. Любить до смерти, рождающей новую жизнь. Ибо, как написала в своем отзыве на рассказ "Чёрный омут" известная поэтесса, публицист и переводчик Марина Кудимова, это "русская песнь песней: "ибо сильна яко смерть любовь"". А любовь к любому приращению - в чувствах ли, или знаниях, в вере или покаянии, - это благо. Во имя этого блага авторам стоит творить, а нам, читателям, благодарить Бога за возможность в художественном слове видеть себя и свою жизнь.
Я живу, как в открытом окне.
Проверяется имя моё и пароль
На сиреневом влажном огне.
На такой глубине совершается боль,
Что наружу выходят лишь камень да соль,
Лишь безмолвие рвётся вовне,
Создавая отскок, рикошет, карамболь...
Марина Кудимова
Это жизнь со всеми её причудами и выкрутасами. И только художнику и писателю они понятны в минуты божественного озарения. Творчество тамбовского писателя Виктора Герасина - тому подтверждение.
* * *
Понимая глубину жизненных воззрений автора, я вижу его любимую волчицу (рассказ "Суть зверя") у самых корней дерева жизни как символ истоков всего сущего, а на верхушке - образ женщины, воздающей благодарение Небесам за свою судьбу, пусть не показную, не богатую, но подарившую ей и миру счастье материнства, родства, душевной чистоты и любви. Это прямая, объективная, ни от кого не зависящая, всегда восходящая ось жизни, вертикаль, соединяющая землю и небо. Именно она помогает выжить герасинскому герою.
И волей своего воображения я усматриваю в ней символ Божьего благословения таланта воистину народного писателя, которому по сердцу одно: любовь к России и её народу.