До ее слуха донесся поворот ключа в замке входной двери.
"Андрюха идет. Что-то рано сегодня", - пронеслось в голове.
Женщина поспешила навстречу сыну.
Погода не радовала, было холодновато. Ветер сипло стучался в окна, словно был простужен сыростью и дождём. В открытую дверь на Клавдию пахнуло этим погодным хулиганством.
- Скорее входи, сынок, не то сквозняк будет. У меня на кухне окно открыто.
На пороге появился Андрей в куртке нараспашку, без головного убора, весь какой-то взъерошенный, по-мальчишески разрумянившийся и улыбающийся.
- Все, мать, написал заявление об уходе. Задерживать не станут.
Заменить меня есть кем. Ты же Алеху Скворцова знаешь? Вот он и согласился быть инженером по технике безопасности в цехе. Завтра получу рассчетные, и можно собираться в дорогу.
- Ой, сына, не знаю, не к добру эта спешка. И чего тебе здесь не сидится? Многие мечтают жить в Одессе. А ты уезжаешь. Да еще куда? На кулички. В Сибирь. И где только на нашу голову взялся этот Дима? Сам мать оставил и тебя подбил.
- Да не в Диме-то дело. Сама знаешь. Катя здесь. Не могу просто так взять и забыть. Иногда зубы сцеплю, сдерживаю себя, чтобы не позвонить, хотя и знаю, что семья у нее, муж.
- Не стоит она твоей любви, Андрюша. Не успел в армию уйти, как тут же замуж за стоматолога своего выскочила. Небось, давно с ним встречалась, а тебе только голову морочила.
- "Небось" говоришь? "Неба ось" получается.
НЕБось, так было, будет, так и состоится,
И Неба Ось останется крутиться
вокруг Добра и Света,
Чтоб во временнУю ЛЕту не канули они...
Где-то читал в интернете. Запомнилось.
Продолжил:
Живем мы в этой жизни на "авось"?!
Подумать можно: плохо это?
На самом деле нам пришлось
Использовать отцов заветы.
Ведь это важно: Ось найти,
Чтобы вокруг нее всё завертелось,
Как надобно...
А как оно надобно? Кто знает?
Мать, все понимаю. Но...вот и есть это "но", которое занозой в сердце сидит. Поеду к Диме. Тем более, - зовет. Он же там в начальниках ходит. Должность есть, зарплату хорошую обещает. Буду тебе денежку высылать. А не понравится,- домой. Мы же птицы вольные.
Строить дальше прогнозы ему не хотелось. Слишком хорошо было на душе.
Андрей разделся, снял ботинки, автоматически сунул ноги в стоявшие возле вешалки мягкие тапки, на ходу обнял мать, поцеловал в щечку и направился, было, на кухню.
- Ты куда, шкодник? А руки мыть после улицы? С детства твержу одно и то же, и уже больше четверти века не могу никак приучить, - растерянно развела руками женщина.
- Приучила, приучила,- рассмеялся сын, открывая дверь в ванную.
Клавдия Ивановна прошла тем временем на кухню готовить ужин.
Разогрела на сковородке котлеты, порезала овощи, хлеб и привычно поставила на плиту чайник.
- Иди ужинать,- позвала сына.
Войдя в кухню, Андрей аппетитно потер руки, подвинул стул ближе к столу, удобно уселся и принялся за еду.
Мать с любовью смотрела на сына.
"Какой же он у меня красавец, весь в отца. Статный, высокий. А глаза?! Глубокие, о таких говорят, утонешь. Посмотришь и провалишься. Одна Катька-то глупая и не оценила. Знать, не ему предназначена. А вспомни себя. А что себя? Также Степану не уготована была".
Давно уже заколоченные двери к прошлому вновь и вновь открывались в мозгу. Она всякий раз находила забытую мелодию обиды то ли на себя, то ли на Степана. То одну, то другую. "Не любил...; никогда не любил...". Эти приходившие ниоткуда модификации их отношений как-то обновляли ощущение нынешней семейной жизни и внешний мир вокруг неё.
Она боялась и сегодня признаться, что Степана, несмотря на его измены, любила всегда. Только он, пожив с ней в гражданском браке семь лет, завербовался на Север, да так и не вернулся, обзавелся там другой семьей и остался. И о том, как она самостоятельно воспитывала сына, ведомо только ей одной.
Вначале Степан, хоть и не часто, но звонил, присылал переводы, а спустя год прекратил. До сих пор для неё осталось загадкой, почему так поступил.
"Потому что он таким был всегда, разве забыла?" - сердилась на себя Клава.
Обесцвеченная и безответственная резинка привычки туго затянула свой узел в повседневности, родила для них тусклую жизнь, лишая будни хотя бы локальной сочности тепла и внимания друг к другу.
Да, жили в последние годы в каком-то обманном тумане, принятом обеими по умолчанию, скандалили; он лгал, изменял ей, думала, на расстоянии одумается, как-никак сына родили, но он не вернулся.
Не стала выяснять да выспрашивать. Наверное, просто никогда не любил, а сказать открыто об этом не осмеливался, хотел её обвинить в разрыве.
Её ошибка (ошибка ли?) была извинительна лишь с оглядкой на то, что невозможно предусмотреть всё сполна, так или иначе её заблуждение относительно Степана было неизбежным.
***
- Мамуля, ты где, алло? - помахал Андрей руками перед глазами.- Почему сама не ешь, хотя бы чайку попила.
- Да-да, Андрюша,- очнулась, словно, ото сна, Клавдия Ивановна.- Сейчас и я попью чаю. Я не голодна. А ты молодчина, что все съел, еще котлетку хочешь?
- Спасибо, вкусные, но достаточно.
После ужина Андрей прошел в свою комнату. Включил музыку.
И, похлопотав с мытьем посуды, Клавдия Ивановна робко приоткрыла дверь в детскую.
- Можно к тебе?
- Входи, зачем спрашиваешь?
- Поговорить, сын, надо. Чует мое сердце, что ничего доброго тебя в этой Сибири не ждет. Может, передумаешь? Тревожно мне.
- Нет, мать, решено, окончательно и бесповоротно. В понедельник я уже должен быть на месте. Лететь самолетом придется. С пересадками.
- Это же сколько километров отсюда?
- Не знаю, все пять-шесть тысяч наберется. Завтра пойду за билетами, там все и выясню.
- Значит, не передумаешь?
- Нет и нет. Вопрос решен. Я Диму предупредил. Кстати, спроси у тёти Кати, может, что передать захочет? Или у Ларисы, жены его.
- Спрошу обязательно.
Клавдия Ивановна как-то сникла, вздохнула:
"Господи, помоги моему сыночку".
И вышла из комнаты.
"Останусь одна. Обоих отпустила. Получается, что сама лишаю себя радости семейного счастья и добровольно надеваю на себя тогу одиночества".