МОРДОЙ ОБ ТУБАРЕТ 1
экстраваганца
в двух действиях
Под редакцией Елены Степановой
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
|
Толстой Лев Николанвич, граф, тульский помещик, литератор, 34 года
Шеншин Дмитрий Семенович, подполковник, чиновник особых поручений при московском военном губернаторе, 44 года
Шипов Михаил Иванович (он же М. Зимин), сыщик при московской полиции, 36 лет
Гирос Амадей, городовой, 30 лет
Каспарич Дарья Сергеевна (она же Дася), вдова
Настасья, ее прислужница
Матрена, московская мещанка
Кирена, девица легкого поведения
Кобеляцкий, становой пристав
Потап, половой
|
Действие происходит в первой половине 1862 года
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Картина первая
Январь. Трактир Евдокимова. На авансцене два столика. За правым, в клетчатом картузе и в накинутом на плечи добротном черном пальто, сидит Гирос, рядом стоит Потап. Яростно жестикулируя, они о чем-то спорят. По ходу спор становится все горячее и оборачивается потасовкой: Потап летит на пол, а затем, поднявшись, выбегает со сцены. За левым столиком спокойно беседуют Шеншин, он в штатском, и Шипов: на нем поношенное гороховое пальто, из-под которого виднеется манишка в винных пятнах. На столиках горят свечи, что придает трактиру таинственный вид. Входят Потап и Кобеляцкий.
ШЕНШИН. И запомни - дело государственной важности...
ПОТАП (прикрывая ладонью разбитый нос, в сторону городового). Мордой об тубарет...
ШЕНШИН. Дело государственной важности.
ПОТАП. Мордой об тубарет... Если я половой, меня можно и мордой. А я, значит, терпи?
ШЕНШИН. А когда ты у князя-то служил?..
КОБЕЛЯЦКИЙ. Да когда это было?
ШИПОВ. До эманципации-с.
ПОТАП. Сей момент-с...
КОБЕЛЯЦКИЙ (подходя к Гиросу). Документики ваши попрошу-с. (Гирос небрежно бросает на стол какие-то бумаги.) Люди сейчас все в озлоблении, так и норовят друг дружке по морде заехать...
ШЕНШИН. До эманципации. Скажи-ка...
КОБЕЛЯЦКИЙ. Так и норовят. А ты вот ходи и морды им чини...
ШИПОВ. Аншанте.2
ШЕНШИН. Чего-чего?
ШИПОВ. Да это я по-французски.
ШЕНШИН. Ты, ха-ха, и французский знаешь? Парле ву франсе,3 так что ль?
ШИПОВ. Ах, ты, ей-Богу... Обидеть меня желаете?
ШЕНШИН. Ну почему же, почему... а ты умнее, нежели я предполагал. Водку пьешь?
ШИПОВ. По праздникам.
ШЕНШИН. Ну, это ты, брат, врешь - кто у нас пьет по праздникам? Хотя праздник, ежели чуть покумекать, завсегда себе можно устроить, ежели...
ПОТАП. Денежки не платить - это как же так? А они платить отказались. Потому как...
ГИРОС. Я заплатил ему все до копейки. И надобно...
ШЕНШИН. Чуть покумекать. Эй, человек, водки!
ПОТАП. Слушаю-с. Сей момент.
ШЕНШИН. Да не момент, а сейчас неси. (Потап убегает.)
ГИРОС. Сначала документ у него спросить надобно...
КОБЕЛЯЦКИЙ. Какой документ? Он же половой.
ГИРОС. О том, что я ему не заплатил.
КОБЕЛЯЦКИЙ. И мордой об тубарет он тоже сам себя приложил?
ГИРОС. Какой тубарет? Где он, этот тубарет-то? Тубарета-то никакого и нет.
КОБЕЛЯЦКИЙ. Значит, не об тубарет. Ошибочка вышла.
ГИРОС. Вот именно - ошибочка!
ПОТАП (возвращаясь с водкой). Пожалуйста-с, водочки. (Ставит графин на столик слева.)
ШЕНШИН. Красив, шельмец, а? Только нос вот на сторону.
ШИПОВ. А подавать ни черта не умеет. Ни черта. Тут полет нужен, летучей мыши полет!
ШЕНШИН. А тебе это откуда известно?
ШИПОВ. Так я же прежде-то у князя... подавал.
Потап стоит поодаль. Шеншин наливает.
ШЕНШИН. Ну, за успех нашего дела. (Пьют.)
КОБЕЛЯЦКИЙ. Оно по сути ясное. Об тубарет тебя мордой не били...
ПОТАП. Да как же...
КОБЕЛЯЦКИЙ. Потому что никакого тубарета тут нету. Сам, значит, и упал. При твоей-то неуклюжести. Сам и упал.
ПОТАП. Мордой-то? Самому как можно?
КОБЕЛЯЦКИЙ. А где у тебя свидетели, что тебя мордой об тубарет долбанули? У тебя свидетели есть?
ПОТАП. Ну, это... что он меня мордой не бил? Потому как...
ШЕНШИН. Я, понимаешь, хочу, чтоб ты проникся. Всей важностью тэ сэ зэ...
ШИПОВ. Неужто и в самом деле заговор готовят?
ШЕНШИН. Тише! Для того тебя и берем, чтобы ты все нам точно разузнал - в самом или не в самом. Но ты должен понимать: ведется война против правительства не только демагогами и социалистами, но и либералами. Вон он и школу там открыл!
ШИПОВ. Ну и пущай себе открыл - школу ж, не...
ШЕНШИН. Пущай! А может, у них черт-те что там творится! Может, он революционеров там готовит - большинство учителей-то под надзором. Усек?
ШИПОВ. Господи, помилуй!
ШЕНШИН. А ты как думал! Ничего б не было, генерал-губернатор бы не вмешался. Сам генерал-губернатор! Дыма без огня не бывает. Да ты допивай, до дна-то не допил. Но мы тут посовещались и решили, что одному тебе с ентим делом не справиться. Одному тяжело будет. Так что помощничка сыщешь. Может, есть уже кто - ну... на примете? Да пей же, сколько можно держать! (Шипов пьет.) Так что...
КОБЕЛЯЦКИЙ. (Гиросу). Как насчет свидетелей?
ГИРОС. Каких свидетелей? Да сколько можно...
КОБЕЛЯЦКИЙ. Свидетелей, что вы его не били.
ПОТАП. И что денежки заплатил... а не заплатил ведь.
ГИРОС. Какие свидетели - я один тут сидел! Один, понятно? А мне...
ШЕНШИН. Что с помощником?
ШИПОВ. Да вона же он. Там. (Показывает на Гироса.)
ШЕНШИН. Этот драчун-то?
ШИПОВ. Да служил он, толк знает. А насчет драк вы не сумлевайтесь: как денежки потекут - не до драк будет.
ШЕНШИН. Кто такой?
ШИПОВ. Амадей Гирос. Итальянец.
ШЕНШИН. Видали мы таких итальянцев.
ШИПОВ. Ну, пущай грек. Точно грек.
ШЕНШИН. Думаешь, надежный? А впрочем, дело твое, Шипов. Нам нужны донесения, а все остальное - ты сам. Усек?
ШИПОВ. Вполне-с.
ШЕНШИН. Обмозговываешь до завтра. А завтра представишь план действий - что да как. Деньги в канцелярии будут выписаны на имя Зимина. (Вставая.) Ну, на посошок? (Наливает себе и Шипову - пьют.) Все. До завтра.
ШИПОВ. До свиданьица-с...
Шеншин бросает на стол деньги и выходит.
КОБЕЛЯЦКИЙ (Гиросу). Значит, нет у вас свидетелей, господин хороший? Что ж, в таком случае, хочешь, не хочешь, а заплатить по счету придется. Тубарет - оно ладно, а в трактирах платить положено. (Потапу.) Сколько он тебе должен?
ПОТАП. Семнадцать целковых.
ГИРОС. Я еще раз говорю: все заплачено. Заплачено, понятно?
КОБЕЛЯЦКИЙ. Но свидетелей-то нет. Ведь нет же?
ГИРОС. А у него? У него есть свидетели?
КОБЕЛЯЦКИЙ. Он при исполнении, но вам придется платить. А иначе - в участок.
ГИРОС. Никуда я не пойду, еще чего!
КОБЕЛЯЦКИЙ. Пойдете. И даже полетите. На крылышках - фьюить-фьюить. Вставайте, господин хороший. (Кладет Гиросу руку на плечо.)
ГИРОС. А ну-ка, убери... (Сбрасывает руку.)
КОБЕЛЯЦКИЙ. Вы что ж, сопротивление властям оказываете? Потап, ты свидетель, он сейчас меня тронул.
ПОТАП. Так точно-с, я свидетель.
ШИПОВ (подходя к ним). Я - свидетель. Я, господин становой пристав...
КОБЕЛЯЦКИЙ. Михаил Иванович?!
ШИПОВ. Он самый, прошу любить и жаловать. (Кланяется приставу, а затем публике.)
КОБЕЛЯЦКИЙ. А я вас сразу и не признал. Да это ж сам... Михаил
Иванович Шипов, благодетели мои! Он же... он же... служил самому...
ШИПОВ. Все мы служим самому, только кто где. Вы вот мою манишку разглядываете, а я ведь и фрак могу надеть-с. Верно?
КОБЕЛЯЦКИЙ. Святая правда! Великий вы человек, Михаил Иванович!
ШИПОВ. Ну, будя! Так, значит, вот: я свидетель, что этот господин заплатил половому все до копейки. Я сидел вона там и все видал. И мордой себя половой сам приложил.
КОБЕЛЯЦКИЙ. Так я и предполагал и никаких доказательств не требую. Дело ясное, Михаил Иванович, чего тут...
ШИПОВ. А ежели не требуете, что ж я, тре жоли,4 с вами лясы точу?
КОБЕЛЯЦКИЙ (вставая). И то верно. (Потапу.) А ты у меня смотри! (Грозит пальцем.) За ложные показания можно и того... схлопотать.
ПОТАП. Значит, это я сам себя мордой об тубарет? И денежки...
КОБЕЛЯЦКИЙ. Вот именно - и денежки платить придется. Смотри у меня!
ШИПОВ. Ступай себе. Все будет пуркуа.5
КОБЕЛЯЦКИЙ. Счастливо оставаться, Михаил Иванович! (Выходит.)
ШИПОВ (Гиросу). Пересядь-ка ко мне. У меня там водочка есть. (Идут к столику Шипова. Он наливает.) Ну, со свиданьицем! (Пьют.)
ГИРОС. Вообще-то страшный напиток. И глупый. И традиция наша глупая. Сначала пьешь, чтобы согреться, потом налижешься, и тебя на мороз - прочухаешься, а потом пьешь, чтобы согреться. И так до бесконечности. Или вы, Михаил Иванович, не согласны? (Смеется. В этот момент Гирос похож на тощую птицу с длинным клювом.)
ШИПОВ. Слушай, Амадей. А ты правда из итальянцев?
ГИРОС. Конечно, разве по мне не видно? Отец итальянец, мать итальянка. Чего ж еще?
ШИПОВ. А у вас в Италии теперь, небось, жарко?
ГИРОС. Жарко, жарко, уж как жарко! Сто градусов, а может, и двести. В тени.
ШИПОВ. Да брось, Амадей, не итальянец ты.
ГИРОС. Не итальянец?
ШИПОВ. Не-а. И нос у тебя не итальянский. У итальянцев носы не такие.
ГИРОС. Ну, значит, из греков. Из греков, из греков. Грек я, конечно. Я ведь говорю-говорю, а вы уши развесили. А дозвольте я буду вас Мишелем звать, а? А то Михаил Иванович - это как-то официально. Конечно, не на людях, не бойтесь. Наедине... а на людях могу Михаил Иванычем или даже Вашим сиятельством величать. Хотите?
ШИПОВ (смеется). Ну-ну, фер ля кур6 настоящий! Ловкач - легкий человек, одним словом.
ГИРОС. Чудно, чудно!
ШИПОВ. Давай-ка еще по маленькой, а то у меня к тебе дело есть. (Наливает.) С Богом! (Пьют.) Дело государственной важности - только ты ни-ни. Молчок.
ГИРОС. Да я ж... да я чего...
ШИПОВ. Вот именно - чтобы ничего! И никому! (Пауза.) Ты Толстого знаешь?
ГИРОС. Какого то́лстого?
ШИПОВ. Да не то́лстого, а Толсто́го. Графа.
ГИРОС. Да их же всех...
ШИПОВ. Вот темнота - это ж известный литератор. Рассказики всякие пописывает - не читал поди?
ГИРОС. А-а... Знать-то его, конечно, знаю. Точно встречал. И не однажды. Ничего мужчинка. Призовой рысак. По шее может дать - ну просто великолепно! Каждый день к Пуаре ходит - гимнастикой заниматься. В ресторане побалдеть любит. Или ему в номера подают...
ШИПОВ. Да постой ты, не мели. Так вот, значит, граф этот в Туле школу открыл.
ГИРОС. Он что, того? Сбрендил?
ШИПОВ. Отчего же сбрендил?
ГИРОС. Граф - и такой ерундой заниматься... Да ежели бы я был графом, я бы такую жизнь вел, такую... Эх, Мишель, ты даже представить не можешь какую...
ШИПОВ. Заглохни! Короче, открыл он в Туле школу, а там знаешь, кто учит?
ГИРОС. Неужто шлюхи?
ШИПОВ. Шлюхи... Все тебе так просто, примитивно... Шлюхи... И чему они там, по-твоему, учат?
ГИРОС. Известно чему - бля... ну, этому, разврату.
ШИПОВ. Да если б там шлюхи учили, зачем тогда бы мы с тобой понадобились?
ГИРОС. Как зачем? Для порядку.
ШИПОВ. Студенты там учат. А не шлюхи. Те самые, которые под надзором.
ГИРОС. Ой, неужто те самые?
ШИПОВ. Тише - чего разорался! Так вот: чему они там учат - вот задачка. Начальству стало известно, что в ентой школе недавно была произнесена речь возмутительного содержания. Сам подумай, чем они там занимаются!
ГИРОС. Да не умею я думать - не умею! (Хохочет.) Но как вы скажете, как ты скажешь, Мишель, так я и сделаю. Ну хошь, я тоже в эту школу пойду, учиться буду?
ШИПОВ. Как учиться, когда ты думать не умеешь!
ГИРОС. И то верно. Тогда хочешь, я к нему в лакеи наймусь? Мне ведь ничего не стоит... Хочешь?
ШИПОВ. Не то. Просто за графом надо следить и выявить при этом возможный заговор, - вот оно дело-то какое. Это ведь не в подзорную трубу разглядывать человека откуда-нибудь с крыши. Да что подзорная труба! Надо к нему в душу залезть. Но душа - такой тонкий инструмент, а тем более графская... В нее не всякого пущают... Вот, сетребьен,7 дело-то какое.
ГИРОС. Да не упустим мы его, клянусь Богом, не упустим! Ты только подтолкни меня, направь, науськай, а уж я, как легавая, по следу. По следу... (Хохочет.) Я ведь служил, Мишель, я пес лихой - уав-уав! (Хохочет.) А ручку-то позолотят?
ШИПОВ. Позолотят, Амадей, внакладе не останешься. Можешь на меня положиться. Да разве такое дело - государственной важности - задарма делают? Сам подумай... Хотя ты же не умеешь...
ГИРОС. Тогда я хоть сейчас, хоть... прямо сейчас в эту самую Тулу... За золотишко я не только графа, я могу самого...
ШИПОВ. Не надо самого, не надо. И прямо сейчас тоже не надо. Все должно быть путем - с толком, с расстановкой, по чести. Нужно план придумать, а думать ты не умеешь, значит, придется мне одному. (Наливает.) Ладно, за успех нашего...ентого дела!
ГИРОС. За золотишко - уав-уав! (Пьют.)
Затемнение
Картина вторая
ГОЛОС. Донесение. Его высокоблагородию господину подполковнику Шеншину от Михаила Зимина. Совершенно секретно. Имею честь доложить Вашему сиятельству, что интересующее Вас лицо находится ныне в Москве, в гостинице "Шевалье", куда в целях осуществления за ним пристального наблюдения я немедленно отбываю. Сознаю свою великую ответственность за порученное дело и прошу выделить мне на мелкие расходы одну тысячу рублей. Остаюсь Вашего высокоблагородия покорный слуга Михаил Зимин.
Февраль. Небогатая комната в полуподвале. В центре - огромная двуспальная кровать, на которой на высоких подушках полулежат Шипов и Матрена, молодая дородная женщина, добрая и покорная. У кровати стул, на котором стоят тарелка с пирогом и две чашки.
МАТРЕНА. Не бил он меня - что вы такое говорите!
ШИПОВ. Да брось ты, Матреш, своим не надо...
МАТРЕНА. Я клянусь вам чем хотите - даже пальцем никогда не тронул. Даже пальцем...
ШИПОВ. Не бил, значит, не любил - народная мудрость.
МАТРЕНА. Любил - только давно это было.
ШИПОВ. Угу, то-то без детишек оставил. Кто любит - детишек плодит. Дети - они, известно, плод любви. А детей нет, значит...
МАТРЕНА. Ой, любил - и не говорите!
ШИПОВ. Любил бы - хоть какой достаток в доме был бы. А сапожным ремеслом сейчас вполне можно заработать - может, не миллионы, но можно. По мелочишкам - кому набоечку поставишь, кому подковочку. А ежели, к примеру, сапоги тачать, так и вообще пуркуа8 заработать можно. Не так чтобы шиковать, конечно, но и...
МАТРЕНА. Ну, скажете тоже - шиковать... Пирожка-то откушайте, пирожки у меня сами знаете...
ШИПОВ. Будя. А от теста и вообще раздобреть незнамо как можно. А я себя блюду.
МАТРЕНА. Да вкусно ж, пальчики оближешь.
ШИПОВ. Пора и меру знать. Тем более дело у меня впереди. Дело!
МАТРЕНА. Ну хоть еще кусочек...
ШИПОВ. Ты вообще понимаешь, что мне предстоит или нет? Петришь? Дело государственной важности!
МАТРЕНА. Пирожок-то именинный.
ШИПОВ. Эх, Матрешка, ни хрена ты не петришь! Я ей - у меня дело государственной важности, - а она - пирожок именинный! Я ж куды теперича залетел-то - аж в самое небо! Петришь? Да ты Толстого-то хоть когда читала? Или хоть слыхала о таком?
МАТРЕНА. Не.
ШИПОВ (поет или декламирует).
В имении Ясна Поляна
Жил Лев Николаич Толстой.
Не кушал ни рыбы, ни мяса,
Ходил по поляне босой.9
МАТРЕНА. А чего-й-то он босой ходит? Денег на башмаки что ль нет?
ШИПОВ. Как нет, когда граф он!
МАТРЕНА. А коли граф, зачем босой?
ШИПОВ. Теория у него такая, понимаешь, теория. Богачи должны свое богатство бедным отдавать.
МАТРЕНА. А сами потом босыми ходить?
ШИПОВ. Ну да. Зачем им ботинки, когда, ежели захочешь, хоть сто пар откупить можно.
МАТРЕНА. А я бы, я бы и сто откупила - авось, пригодятся.
ШИПОВ. А бедным, значит, помогать не надо? Так по-твоему?
МАТРЕНА. А бедным - что останется, то и отдам.
ШИПОВ. А он все отдает - вот она разница. Петришь?
МАТРЕНА. Хороший, видать, человек он, этот ваш граф.
ШИПОВ. Хороший, может, он и хороший, только вот... (Умолкает.)
МАТРЕНА. Чего вот?
ШИПОВ. У меня дело государственной важности, а ты направо-налево болтать станешь.
МАТРЕНА. Не стану.
ШИПОВ. Поклянись!
МАТРЕНА. Вот тебе крест!
ШИПОВ. Ну ладно... Хотя кому тебе болтать?
МАТРЕНА. И то верно.
ШИПОВ. Хотя нет, а то у тебя других мужиков окромя меня нет!? Скажешь нет?
МАТРЕНА. Да ежели бы вы, Михал Иваныч, сюда почаще заглядывали, разве б я стала? А то и совсем оставайтесь. Заживем душа в душу.
ШИПОВ. Да погоди ты! Говорят ей, у меня дело государственной важности, а она "и совсем оставайтесь". Буду, значит, я с тобой на перинах нежиться, а там, глядишь, заговор, а потом бунт, восстание, ре-во-лю-ци-я! И кто в этом будет виноват, петришь? Кто революцию допустил?
МАТРЕНА. И кто?
ШИПОВ. Кто, говорю, виноват, что революцию допустил? Кто виноват-то?
МАТРЕНА. Так почем я знаю?
ШИПОВ. А виноват в этом будет твой сожитель.
МАТРЕНА. Какой сожитель?
ШИПОВ. Ох, Матрешка, что с тобой говорить, ты же ни хрена... Бывший дворовый человек князя Василия Андреевича Долгорукова, а ныне сыщик при московской полиции Шипов Михаил Иванович - он же секретный агент Зимин - вот кто.
МАТРЕНА. И что вас тогда - в Бутырки?
ШИПОВ. Не только в Бутырки, тогда и за Можай загнать могут... Ну, это я так, крайний случай беру, крайний... (Встает и начинает в подштанниках расхаживать по кровати.) Так вот: этот, значит, самый граф, он-то восстание и готовит.
МАТРЕНА. Да неужто?
ШИПОВ. Ну, может, не восстание, а уж заговор - точно... Иначе б сам главный начальник III Отделения собственной Его императорского величества канцелярии генерал-майор Потапов не вмешался.
МАТРЕНА. Потап, которого мордой об тубарет?
ШИПОВ. Что-о? Главного начальника III Отделения мордой об тубарет?
МАТРЕНА. Да вы ж мне сами давеча рассказывали...
ШИПОВ. До чего ж ты, Матрешка, серая: полового от управляющего отличить не может! Одно слово - баба...
МАТРЕНА. Да вы ж мне сами давеча...
ШИПОВ. То Потап, а то Потапов. Одно - имя, другое - фамилия. Доперла?
МАТРЕНА. Теперича доперла. А то давеча...
ШИПОВ. Давеча, давеча... Короче, этого Толстого и его команду, которые весь этот срам готовят, надо обезвредить.
МАТРЕНА. Это как? Неужто застрелить?
ШИПОВ. Ну зачем же, зачем так... Все-таки, граф, а к тому же известный литератор. Сначала посмотреть, постеречь, последить: а точно ль они там заговор готовят? А то, может, сидят себе и, например, в картишки режутся.
МАТРЕНА. А может, и режутся, что им не резаться. Графьям-то...
ШИПОВ. Ну нет - стал бы тогда сам управляющий III Отделением вмешиваться. Дыма без огня не бывает. Что-то там есть.
МАТРЕНА. И чего?
ШИПОВ. А вот это мне и поручено узнать.
МАТРЕНА. Вам?
ШИПОВ. Ну надо же: полчаса ей талдычишь, а она... Или ты в способностях моих сумлеваешься?
МАТРЕНА. Да что вы, Михал Иваныч, что вы! Господь с вами! Только вы один - а их эвон сколько...
ШИПОВ. Ну зачем же один - у меня помощник есть. Я вот сейчас с тобой, значит, ути-тюти, а он уже след взял. Обнаружил графа в гостинице и пасет.
МАТРЕНА. Как пасет? Нешто там есть трава, в гостинице-то?
ШИПОВ. Это ж я по-простому, чтоб тебе понятней... "Пасет" на нашем языке - неотступно за ним повсюду следует: куды граф - туды и Гирос.
МАТРЕНА. Кто?
ШИПОВ. Ну это его так зовут, подручного моего.
МАТРЕНА. Что-йто имя у него чудное. Никак яврей?
ШИПОВ. Ну зачем же так сразу... Из итальянцев он. Словом, грек. Что-то я с тобой разболтался, поди поздно уже: завтра ведь вставать ни свет ни заря. Так что пущай... Да, совсем забыл: мне сегодня авансик пришел в счет будущих, так сказать, заслуг. (Спрыгивает с кровати, лезет в карман висящего на стуле сюртука и достает червонец.) Матреш, а сюртучок бы почистить надо. Такая служба - я теперича с иголочки должон...
МАТРЕНА. Ну, об этом - какие заботы. Мы, жаворонки, птицы ранние. Завтра проснетесь - а уже почищено: и сюртучок, и сапожки.
ШИПОВ. Оно и ладно. Вот, значит, тебе, Матреш, подарочек... вот он... денежек тебе сейчас... целый червончик!
МАТРЕНА (со слезами на глазах). Не любите вы меня, Михал Иваныч!
ШИПОВ. Ну почему не люблю... Не любил бы...
МАТРЕНА. Не любите - и все.
ШИПОВ. Червонцами б не бросался.
МАТРЕНА. Да нешто в ентом дело!
ШИПОВ. А в чем же?
МАТРЕНА. Взяли б меня в жены, все равно ведь едите со мной, пьете, спите...
ШИПОВ. А летать, летать-то кто будет? Яко сокол...
МАТРЕНА. Ну и летайте, нешто я вам помеха?
ШИПОВ. Ну, ты... это... не надо. Сейчас не надо. У меня, понимаешь, работа, дело государственной важности, судьба России в моих руках, а она - "в жены". У нас с тобой все пуркуа,10 так не надо перебарщивать ... Хочешь человеку как лучше, а выходит... Я ведь от души, так рази стал бы... Ладно, на стулик кладу, под тарелочку.
МАТРЕНА. А я, Михал Иваныч, прям сплю и вижу: отворяется сранья дверь и входите вы. Бедненький такой, разнесчастный, весь согнутый, пальтишко потрепано и прям с порога ко мне. Матреш, говорите, я пришел навсегда. Господи, да я бы тебя еще пуще жалела, я для тебя бы все сделала. Я бы день и ночь...
ШИПОВ (возвращаясь на кровать). Ну, будя, будя. Говорят тебе - государственная важность. Вот Россию спасу, тогда, может, и разговор промеж нас какой будет. Матреш, ты ведь баба спокойная, рассудительная, так зачем же... Тем более - нашла время.
МАТРЕНА (вытирая слезы). Простите, Михал Иваныч, вырвалось. Не удержалась. Больше не буду - честное слово даю: слова теперича не скажу!
ШИПОВ. Оно и ладно. (О чем-то своем.) А ежели как следует вдуматься, то человек свое всегда возьмет. Оттуда, отсюда, а возьмет... (Пауза.) Ладно, это я так... Давай-ка... это... а червончик, ты не сумлевайся, он под тарелочкой.
МАТРЕНА. Воля ваша, Михал Иваныч.
ШИПОВ. Ты токмо погаси ее, ну енту, свечку.
Матрена встает и гасит свечку. На мгновение сцена погружается в темноту, но вот в луче прожектора на ней возникает перекладина, на которой в вишневом халате и персидских чулках из парчи висит граф Толстой. Он пытается подтянуться - но у него не выходит, он пробует покрутиться на перекладине - ему опять не удается. Из темноты выходит Гирос.
ГИРОС. Лев Николаич, тут не сила нужна, а сноровка.
ТОЛСТОЙ. А откуда вы меня знаете?
ГИРОС. Простите, граф, но кто же на Руси не читал ваших сочинений! А на перекладине - на ней сноровка надобна. Позвольте-ка. (Толстой спрыгивает с перекладины, уступая место Гиросу, тот с легкостью подтягивается и крутится на ней).
ТОЛСТОЙ. Да вы, действительно, мастер. Не знаю, достигну ли я когда-нибудь ваших совершенств.
ГИРОС. Полноте, при вашей-то природной силе и терпении это очень даже можно. А вы, я слыхал, собираетесь в скором времени обратно в свою тульскую?
ТОЛСТОЙ. Нет, поживу в Москве.
ГИРОС. Может, к коню перейдем, Ваше сиятельство?
ТОЛСТОЙ. Но, боюсь, вы и тут меня превзойдете.
ГИРОС (спрыгивая с перекладины). Да, а я ведь и не представился. Я Амадей Гирос, тамбовский помещик. У меня там сельцо преотличное. Но зимой люблю жить в Москве. А что же эманципация, как она вас задела?
ТОЛСТОЙ (подходя к перекладине). Эманципация? Меня-то не задела, а вот крестьянам каково? Крестьянин без надела - разве крестьянин?
ГИРОС. Вот-вот-вот, это же самое и меня мучает. Какой он, к черту, крестьянин, ежели у него земли нет! Лично я возмущен и даже собираюсь написать письмо в Сенат. Большое такое - страниц эдак на двадцать, все выскажу, без стеснения. Позор! Р-раз. Слабо, слабо, сильнее надо, от корня, граф, от корня. Нет, нет, не годится... позвольте... (Граф сваливается с перекладины - на нее взбирается Гирос.) А вы, граф, не думаете подобного письма написать? Вы ведь человек известный, влиятельный. К вам бы прислушались.
ТОЛСТОЙ (лежа). Нет, боюсь, это слишком слабая мера.
ГИРОС. Помилуйте, Ваше сиятельство, да что может быть сильнее?
ТОЛСТОЙ (загадочно). Есть различные способы влиять на правительство. Более сильные.
ГИРОС. Лично я, Ваше сиятельство, иных мер не представляю. Да и что это может быть? Нет-нет, решительно ничего быть не может.
ТОЛСТОЙ (вставая). Господин Гирос, а вы шампанского, случаем, не желаете французского?
ГИРОС. Так вы же, вроде, того, вегетарианец - ни рыбу, ни мясо...
ТОЛСТОЙ. Рыбу и мясо я действительно не вкушаю, а французское
шампанское очень даже уважаю.
ГИРОС. Да и как его не уважать-то! Знаете, если разобраться, если как следует подумать, то это единственный нормальный человеческий напиток. Не то что наша эта...
ТОЛСТОЙ. Вот и отлично, у меня как раз с собой бутылочка припасена. Да и бокальчики найдутся, и редечка.
ГИРОС. Но отчего же вы угощаете? Уж лучше я...
ТОЛСТОЙ. Нет, как же так? Это для меня большая честь угощать вас как совершенного мастера. (Встает, достает бутылку, бокалы и закуску.) Вот, пожалуйте. За вашу прекрасную спортивную форму! (Пьют.) Эх, хорошо!
ГИРОС. А хорошо - оно и еще лучше.
ТОЛСТОЙ. А вы бы в гости ко мне заходили, чего не заходите?
ГИРОС. Сочту за честь. И когда же?
ТОЛСТОЙ. Да когда захотите-с, в любое время. Всегда буду рад. А то скучно мне, знаете. Ох, как скучно!
ГИРОС. Зайду - непременно зайду.
ТОЛСТОЙ. Вот и заходите.
ГИРОС. Непременно. (Луч прожектора исчезает.)
Утро. Матрена сидит на стуле и чистит Шипову сапоги.
ШИПОВ (с кровати с закрытыми глазами). Так как же вам может быть скучно?
МАТРЕНА. Кому, Михал Иваныч?
ШИПОВ. Все-таки литератор, сиди себе, значит, книжки пописывай. И вдруг скучно.
МАТРЕНА. Что с вами, батюшка мой? Али захворали?
ШИПОВ (открывая глаза). А где граф?
МАТРЕНА. Какой граф? Бог с вами, Михал Иваныч! Не было никакого графа.
ШИПОВ. И Гироса тоже не было?
МАТРЕНА. Никто не приходил, да и времечко-то раннее.
ШИПОВ. А где он?
МАТРЕНА. Да откуда же мне-то...
ШИПОВ. Значит, он... это... (Встает, решительно бросается к сюртуку и брюкам, одевается, потом выхватывает у Матрены сапоги и влезает в них.)
МАТРЕНА. Михал Иваныч, я сейчас чаек...
ШИПОВ. Да какой чаек... (Приглаживая волосы.) Ладно, Матреш, я тебе вчера чего наболтал, так ты об этом молчок. Чтобы рот на замке. Поняла? Никому.
МАТРЕНА. Да разве ж я...
ШИПОВ. Никому... Меня тут какое-то время не будет, сама понимаешь - дело. А сделаю - загляну непременно.
МАТРЕНА. Заглядывайте, Михал Иваныч, я вам завсегда... Благодетель мой! Пирожка-то на дорожку...
ШИПОВ. Недосуг сейчас. Ладно, бывай, Матрена!
МАТРЕНА. Прощайте, Михал Иваныч! Ой, прощайте!
Затемнение
Картина третья
ГОЛОС. Донесение. Его высокоблагородию господину подполковнику Шеншину от частного пристава московской полицейской части. Довожу до Вашего сведения, что секретный агент Зимин замечен мною, проводящим время у московской мещанки Матрены, вместо того чтобы срочно отправиться в город Тулу, где, по моим сведениям, находится интересующее Вас лицо. Пристав Шляхтин.
Март. Чердачок, который снимает Гирос. Полутьма. Убогая обстановка - стол, на нем бутылка, стаканы и свеча. В углу раскладная кровать. Вокруг стола ползает Кирена, за ней с тявканьем Гирос. Наигравшись, Кирена уползает на кровать и забивается под одеяло, а Гирос садится к столу. Выпивает и поет.
| ГИРОС. | Идти по следу, чужому следу,
А после праздновать победу!
Других соблазнов в жизни нету.
Все остальное - сущий вздор.11 (Подмигивает.) |
Резкий стук в дверь.
Кого несет? (Стук повторяется.) Кого несет, говорю? (На дверь налегают с обратной стороны, она срывается с петель, и на пороге возникает Шипов.) Это ттт...в...в...вы?
ШИПОВ. Зажги свечу, сука!
ГИРОС. Сейчас, сейчас, Ваше сиятельство... Ох, Господи...
Гирос бегает в поисках свечи, наконец, находит и зажигает ее - на чердачке повисает печальный ночной свет.
ШИПОВ (тихо). Ну, говори, тре жоли,12 рассказывай, как с цыганами гулял!
ГИРОС. Гулял, Мишель, клянусь, гулял!
ШИПОВ. Та-ак. А граф?
ГИРОС. Это Лева-то? Спит, должно быть...
ШИПОВ. Где спит, шавка?
ГИРОС. Как где? В гостинице.
ШИПОВ. В какой гостинице, кобель паршивый?
ГИРОС. Да в этой, известно в какой. В "Шевалье".
ШИПОВ. Да-а? А нос, хошь, на сторону сверну? Хошь, собака?
ГИРОС. Да как же так, как же...
ШИПОВ. Был я там сейчас, и мне сказали, что граф уже пять ден как из Москвы уехал.
ГИРОС. Да не может быть: как же уехал, когда мы с утра - у Пуаре! Я клянусь...
ШИПОВ (шепотом). Сейчас бить тебя буду, животное!
ГИРОС. Бей!
ШИПОВ. Нос на сторону!
ГИРОС. Сворачивай, Мишель, сворачивай. (Шипов делает навстречу Гиросу шаг.) Только ты сначала погляди на меня, погляди на меня внимательно, Мишель: разве я могу соврать? Я?
ШИПОВ. Можешь. И я могу, и все могут. Когда чего нужно, и соврать можно, и убить... (Переводит взгляд на кровать и замечает под одеялом контуры женского тела. Буря в его душе неожиданно утихает.) Кто такая?
ГИРОС. В "Шевалье" нашел, Киреной звать. Ежели вам понравится...
ШИПОВ. Не больно-то хороша, не больно.
ГИРОС. Я и другую могу, там и светленькая есть, воронежская... Ежели вам понравится...
ШИПОВ. Та-ак, значит, ты тре жоли13 здесь разводишь, горничных щупаешь, а графа упустил?
ГИРОС. А я исправлюсь, Ваше сиятельство, вы только прикажите - и я мигом исправлюсь. Мигом.
ШИПОВ. Было уже ведь приказано, было... А нам, между прочим, денежки платят. Пятерку прокутил, а?
ГИРОС. Прокутил-с... А я завтра, прямо завтра и...
ШИПОВ. Чего завтра?
ГИРОС. Как чего? Ты меня пускаешь. Я беру след - уав-уав - и добыча наша. (Поет.)
Ах, Мишель, Мишель, ты только прикажи:
Амадей, давай-ка голову сложи!
Я, куда ты пожелаешь: хоть в огонь...
Я послушен и отзывчив, как гармонь.14 Ля-ля-ля...
ШИПОВ. Враль ты, Амадей, и пьянь подзаборная. Вона уж почти полбутылки выжрал. И притом в одиночку.
ГИРОС. Ваша правда - вдвоем оно лучше. А у меня и закусочка есть - щи кислые. Разлили бы и чокнулись.
ШИПОВ. Да хрен с тобой, наливай. На душе-то неспокойно.
ГИРОС. Вот это другой разговор. Сейчас мы тут образуем... (Наливает, чокаются.) Ну, с Богом! (Пьют. Пауза.)
ШИПОВ. Ну, ты это... вообще понимаешь, что нас ждет, ежели мы его упустим?
ГИРОС. А как мы его упустим-то, как упустим? Завтра я беру след и
понеслось. Еще по одной. (Снова наливают и пьют.)
ШИПОВ. Ох, не к добру это, ох, не к добру! А как к ответу призовут, станут душу сверлить... Где ты, спросят, был Шипов? Чего видел? И чего говорить? Чего отвечать? Денежки-то наши - оля-ля! Так что держись, Шипов!
ГИРОС. Да ответим, не сумлевайся, ежели с головой-то, ежели подумать... (Снова наливает.) Я завтра беру след и - уав-уав... (Поет.)
Ах, Мишель, Мишель, какие времена!
Слышен звон: видать, коробочка полна.
Дай мне денег, кинь мне косточку скорей
И гони меня по следу - не жалей 15
ШИПОВ. А вообще, я тебе по секрету вот что скажу: что мне этот Лев Толстой? На хрена он мне? Известный человек, к тому же, книжки пописывает. Почему я, консоме,16 должон вмешиваться в его жизнь, ну ответь мне, ответь?
ГИРОС. Верно, не должон.
ШИПОВ. Вот именно - не должон. Я, между прочим, у самого князя Долгорукова - Долгорукова знаешь? - человеком был, понимаешь? Че-ло-ве-ком! Не ищейкой поганой, а че-ло-ве-ком. В ливрее с фалдами! (Гирос наливает.) А денежек у меня, знаешь сколько было? Э-э, да я в них купался! Князь мне за ловкость - сегодня червонец, завтра червонец, а я такой ловкий, красивый, тросточкой изгибаюсь, весь, как змея, извиваюсь, словно, лебедь, будто белый аист... с подносом вокруг гостей, да все кругами, кругами, предметов не касаюсь - ни одного, ни одного, да ты что! Спина изогнута, как у пантеры... Шарман, шарман, какие линии! Вот это жизнь была, свобода... А что теперь? (Пьет.) А теперича тоска - тоска зеленая... потайная ищейка, что, весело? (Пауза.) А ты, Амудей, между прочим, скажу я тебе, волшебный мужик, страсть какой волшебный... Можешь превратиться черт знает во что... и зубы у тебя белые, только вот нос... а знаешь, когда ты пьешь, он у тебя еще длиннее становится, в натуре... Ну какой ты, к черту, итальянец, Амудей, сам посуди. Сукин ты сын! (Обнимает его.)
ГИРОС. Грек я, Мишель, что ни на есть грек. И отец мой был грек, и мать - натуральная гречка. Натуральная.
ШИПОВ. Эка гречка, а нос вона выдался... Ты его, аншанте,17 руками-то придерживай - тогда и отвисать не будет. (Показывает.)
ГИРОС. Буду придерживать, Мишель, как пить дать, буду. (Обнимаются.)
ШИПОВ (наливая). Послушай, Амадеюшка, а эту, твою смуглянку, ее вообще можно...если ты, конечно, не против.
ГИРОС. Да я-то что... Только вот спит она, будить жалко.
ШИПОВ. А и не надо, будить-то - не надо. А с утречка и - ути-тюти. Дождусь до утречка...
ГИРОС. Дождешься, Мишель, как пить дать дождешься...
ШИПОВ. Дождусь до утречка и...
Оба закрывают глаза. Когда на чердачке вновь вспыхивает свет, рядом с Гиросом и Шиповым на откуда-то появившемся третьем стуле сидит Толстой. Стаканы у всех налиты.
ТОЛСТОЙ. Ну, с Богом! (Пьют.) Если гора не идет к Магомету, приходится Магомету... Ждал я вас, господин Гирос, ждал, не вытерпел и вот сам к вам явился.
ГИРОС. Да я спешил, Ваше сиятельство, только колесо у кареты соскочило, левое заднее.
ТОЛСТОЙ. И слава Богу, что левое заднее. А кто этот приятный господин?
ГИРОС. Это мой компаньон Михаил Иванович Шипов, прошу любить и жаловать.
ТОЛСТОЙ. Безмерно рад. Так по второй? Спешить, конечно, не надо, но и затягивать тоже крайне глупо. За знакомство!
ШИПОВ. Ваше здоровьечко, граф! (Пьют.)
ГИРОС. А горяченького-то, горяченького... Щи - просто объедение! Закусывайте, граф.
ТОЛСТОЙ. Милостливо благодарствую! (Ест щи из кастрюли.)
ГИРОС. А знаете, Ваше сиятельство, я до сих пор под впечатлением от той нашей первой встречи. Ночами не сплю - все думаю о сказанном Вами. Вы правы, письма в Сенат даже на самое высочайшее имя - это все вздор... Но где же та молния, которая способна согреть и озарить мою мятущуюся душу? Где, я Вас спрашиваю? Мы с Вами просвещенные люди, да неужели же нет для нас благородной почвы, которую мы могли бы возделать? Неужели нет?
ТОЛСТОЙ (бросает ложку в кастрюлю - летят брызги). Знал я, господин Гирос, что вы в высшей степени благородный и смелый человек, и должен перед вами открыться. А не кажется ли вам, что вполне можно где-нибудь вдали от просвещенных столиц, не произнося зажигательных речей и не мозоля глаз официальным лицам, вести тяжбу с режимом?
ШИПОВ. Не улавливаю сути. Это в каком же таком смысле? Как-то есть понимать, что вдали, и не произнося, и не мозоля?
ТОЛСТОЙ. А вот так. Где-нибудь в глуши встречаться с людьми, беседовать, собирать деньги в помощь господину Герцену...
ГИРОС. Кому-кому?
ТОЛСТОЙ. А это, господин Гирос, известный возмутитель. Живет в Англии. Помогать этому Герцену. Крестьянам жужжать в уши, что больно их притесняют... А когда придет время, молнию-то и заметить...
ШИПОВ. А полиция, лямур-тужур,18 на что?
ТОЛСТОЙ. А полиция, ведь она как работает - сами знаете. Ее в крайнем случае за червонцы и купить можно.
ШИПОВ. А ента глушь, уж не Ваше ль это имение, где можно подобными делами заниматься?
ТОЛСТОЙ. Мало ли имений, господин Шипов, где можно... Имений много... Ну что, еще по одной?
ШИПОВ. Я не против.
ТОЛСТОЙ. Ну так и с Богом! (Наливает - все пьют.)
ГИРОС. Ваше сиятельство, а дозволь я тебя буду Левой называть?
ТОЛСТОЙ (поморщившись) Левой? А не рано ли? Как-то это немного не того, а?
ГИРОС. А на людях, если хочешь, ты для меня Лев Николаевич... Мне ведь ничего не стоит.
ТОЛСТОЙ. Ну ладно, Бог с тобой.
ГИРОС. Вот и чудно!
ТОЛСТОЙ. А хорошие вы ребята, смотрю я. Вот приехали бы, что ли, ко мне в Ясную. Пожили бы, осмотрелись. А там и...
ШИПОВ. Жужжать...
ТОЛСТОЙ. Чего жужжать?
ШИПОВ. Ну, это... в уши крестьянам, что их, значит, притесняют.
ТОЛСТОЙ (Гиросу). Головастый он какой, компаньон твой.
ГИРОС. Мишель-то? Он у нас такой, ему, знаешь, палец... А плата?
ТОЛСТОЙ. Какая плата?
ГИРОС. Ну, золотишко. Платить нам за это будут?
ТОЛСТОЙ (зажмурившись). Э-э, куда загнул. Без золотишка, значит, ни шага?
ГИРОС. А как же, Левушка, времена такие. Кушать-то всем хочется.
ТОЛСТОЙ. А я тебя подкармливать стану. Приезжай вот сегодня ко мне в "Шевалье". Цыган позовем - отъезд мой отмечать будем.
ШИПОВ (с закрытыми глазами.) Куда отъезд?
ТОЛСТОЙ. Как куда? Известно - в Ясную. И Мишеля с собой бери.
ГИРОС. Приедем, Левушка, непременно приедем. Как пить дать.
ШИПОВ. Не извольте сумлеваться, Ваше сиятельство, в натуре приедем.
К столу подсаживается Кирена, она в неглиже.
ТОЛСТОЙ. А вы, я смотрю, и побаловаться непрочь.
ГИРОС. Как говорится, ничто человеческое...
КИРЕНА. Привет, борода!
ТОЛСТОЙ. Бойкая уточка!
ГИРОС. Так вы, граф, приобщайтесь, мы только рады...
ТОЛСТОЙ. Нет-нет, с этим я все. Завязал. Я сделал себя скопцом для царства небесного, как сказано в Писании.
ГИРОС. Я могу и другую...
ТОЛСТОЙ. Нет-нет, господин Гирос, этого ни-ни... (Встает.) Ладно, пополз я. (Подмаргивая Гиросу.) А то еще кое-какие дела тут обтяпать нужно. Счастливо оставаться!
Граф выходит, а на его место садится Кирена.
ШИПОВ (открывая глаза и осматривая чердачок). Эй, Амадей! Ну, удружил ты мне, теперича все косточки болят! А я, между прочим, привык в постельке, в постельке, черт возьми, спать, в постельке! (Замечает Кирену.) Ах, холера! Никакой скромности!
КИРЕНА. А почто вам моя скромность? Вон молочка бы лучше откушали, а то голова, небось...
ГИРОС. Да откуда у меня молоко, ты что, сдурела!
КИРЕНА. И то правда - откуда у вас молоку-то взяться...
ШИПОВ. А чего-й-то ты тощая такая? Кожа да кости.
КИРЕНА. Кормит плохо компаньон ваш - вот и отощала. На одних щах-то.
ШИПОВ. И не ухватишь - косточки одни.
КИРЕНА. А вы за косточки...
ШИПОВ. Нет, какова холера, а? (Пауза.) Слушай, Амадей, а я, вроде, видал во сне, будто граф собрался в свое имение уматывать.
ГИРОС. Да и я этот сон видел. На тройке с бубенцами уехал. Динь-динь-динь, динь-динь-динь!
ШИПОВ. Упустил, значит, сука!
ГИРОС. Ну почему упустил... Догоним!
ШИПОВ (вскакивая). Как к ответу призовут, станут душу сверлить... Так какого же мы тут рассусоливаем? (Громко). Собирайся, легавая!
ГИРОС. Да мне что... мне всего-то...
ШИПОВ. И чтоб по следу, слышишь? По следу! Ату! Апор! Фас!
ГИРОС. Я ж как гармонь - послушен, отзывчив. Ля-ля-ля-ля!
ШИПОВ. Ладно, ля-ля, двинули! (Кирене.) А с тобой, мышка, мы еще сойдемся, тре жоли,19 сойдемся.
КИРЕНА. И сойдемся - отчего не сойтись.
ШИПОВ. А сейчас гони в Тулу, Амадей! В Тулу! Полный вперед!
ГИРОС. В Тулу - так в Тулу, мне что... Мне все одно, уав-уав!
Затемнение
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Картина четвертая
ГОЛОС. Донесение. Его высокоблагородию подполковнику Шеншину от Михаила Зимина. Совершенно секретно. Ваше высокоблагородие, не извольте беспокоиться, работа идет полным ходом. По моим сведениям, в Ясной Поляне существует тайная типография, в которой печатают запрещенные сочинения. За таким делом можно даже войти в сношение с заговорщиками, будто у нас тоже тайная типография, то есть можно привезти к нам ихнего графа Толстого, пущай он убедится своими глазами, будто мы тоже противу властей стараемся. Вы, может, подумаете, что я ради денег стараюсь, а я ради Государя и на благо России. А потому по первому счету денег мне надобно десять тысяч рублей. Остаюсь Вашего высокоблагородия покорный слуга Михаил Зимин.
Апрель. Тула. Верхняя гостиная в доме вдовы капитана Каспарича Дарьи Сергеевны или Даси: здесь не очень богато, но чисто и уютно. Направо и налево двери - в комнату хозяйки и в комнату постояльцев, которую снимают Шипов и Гирос. Вместе с Дасей они сидят за столом и пьют из самовара чай с ватрушками.
ДАСЯ. Когда я впервые увидела ваш нос, господин Гирос, я чуть было с ума не сошла. Господи, что за нос! Да он в комнате-то не помещается! Оставляли б его на улице, пусть он там сам, один...
ГИРОС. Страшная вы, Дася, женщина! Не так уж он и велик, если разобраться. А без него легко ли?
ДАСЯ. Нет-нет, теперь и я вижу, что не так уж он и велик... даже не велик вовсе, а напротив... ха-ха... Это ж греческий нос?
ГИРОС. Конечно, греческий, конечно. А вы думали? Я же грек.
ДАСЯ. Грек? Ха-ха-ха... А утверждали, что итальянец.
ГИРОС. Ну, конечно, и итальянец... Скажи-ка, Мишель...
ШИПОВ. Да-да, и грек, и итальянец. Афинский римлянин. (С нежной улыбкой смотрит на Дасю.) А вы, Дарья Сергеевна, сегодня часом не свободны?
ДАСЯ. Часом свободна. А вы что - или какое предложение ко мне имеете?
ШИПОВ. Да я... сетребьен,20 хотел - прогулялись бы туда-сюда, погодка-то мировая, весна, сами понимаете, пора цветения, пора...
ДАСЯ (с улыбкой, грозя ему пальцем). Ладно-ладно, знаю я вас, мужланов. Все вы одинаковы, всем бы только оскоромиться. (Вставая.) А Дася сейчас пойдет в спальню и будет всю ночь молиться. И чтобы своими сапожищами тут не топтать, не мешать... Знаю, что за мысли у вас в головах, чай не девочка... И не мечтайте, судари мои... Ишь вы! (Выходит. Шипов провожает ее пламенным взором.)
ГИРОС. Мишель, а Мишель?
ШИПОВ. Угу.
ГИРОС. А ты, часом, не втюрился?
ШИПОВ. Не твоего ума дело... Ишь, как отожрался... а когда работу будешь делать, у?
ГИРОС. Ну, Мишель, ты только прикажи. Я, куда ты пожелаешь, хоть в огонь. Мне ведь ничего не стоит.
ШИПОВ. Болтун ты, Амудей!
ГИРОС. А знаешь, Мишель, какой у меня любимый сон: висит палка, здоровая такая, высоко висит, не достать, может, кто ей на меня и замахивается - наплевать. Но ежели меня этой палкой каждый день по башке колотят - тут я и работать начинаю. А так - никогда. Но вообще-то ты прав: ну пожили, осмотрелись, пора и...
ШИПОВ. Вот именно: чтобы завтра заехал к Их сиятельству, они тебя ждут, сетребьен.21 А то этой палкой я тебя колотить буду - чтобы лень-то всю выбить. Чтобы думал немножко.
ГИРОС. Ах, Мишель, ну что ты какой, право! Все поверить не можешь! Да я же не врал тебе, не врал... Вот увидишь, когда я тебя к графу повезу, к Левушке, вот увидишь... Тогда ты убедишься, черт возьми. Вот увидишь, дай мне только срок. Сердце кровью обливается, черт подери!
ШИПОВ. Нет уж, лямур-тужур,22 будя со сроками. Завтра и отправляйся.
ГИРОС. Я рад чертовски, что ты мне, наконец, разрешил посетить графа. Ей-Богу, ты знаешь, я тебе скажу: граф, может, и преступник, даже наверняка преступник, но он мне нравится. Веселый и ни о чем не догадывается. Ты мне дашь денег? А то у меня ни гроша... Я ведь, в конце концов, на службе.
ШИПОВ. А вот съездишь - и все тебе будет. Тогда, глядишь, и денежки к тебе рекой потекут - в столице-то ведь тоже не дураки. Завтра ж и отправляйся, будя тебе, антре,23 баклуши-то бить.
ГИРОС. Да мне ничего не стоит - только рад буду с графом-то повидаться. Теперь ты увидишь, увидишь, каков Гирос! (Размахивает руками и вдруг, словно фокусник, извлекает откуда-то бутылку.) А это чтобы подмазать... Чтобы поехать-то побыстрее, поскакать...
ШИПОВ. Ему завтра на работу, а он...
ГИРОС. Да мы же по чуть-чуть... Тем более винцо ведь... (Наливает.) Ну, за успех! (Пьют.) Вон оно, винцо, как по горлу-то скользит, как щекочет... Благодать! (Пауза.) Слушай, Мишель, а ты все-таки того... во вдову-то втюрился.
ШИПОВ. Не мели, черт! Что за манеры!
ГИРОС. Признайся, Мишель, а? Признайся.
ШИПОВ. Не твоего ума! А слушай, по-моему, ты и сам к ней неровно дышишь.
ГИРОС. Я? Да ты что...
ШИПОВ. Знаю-знаю, у дверей ее так и топчешься. Слышал, как ты ночами: топ-топ-топ, топ-топ-топ.
ГИРОС. И чего ж? Так теперь до смерти и тявкать? Уав-уав?
ШИПОВ. Не знаю, может, и вывернусь. Хотя вряд ли. Да и делать, честно говоря, что я умею? Денежки - их сейчас зарабатывать надо, а вот мы с тобою, смотри, какой месяц груши околачиваем, а нам все течет, течет... И особо не спрашивают - лишь бы донесения слали.
ГИРОС. Уважают, видно, тебя, Мишель, там, крепко уважают. Честно признаюсь: завидую тебе, вот бы мне, ну, хоть бы что-нибудь... а то ведь ни одна собака... Да еще и нос! С таким носом... Вон вдовушка тебя привечает, а надо мной только посмеивается... Скажи, Мишель, а могу я?..
ШИПОВ. Чего можешь?
ГИРОС. Могу я с таким рубильником ну хоть какого успеха добиться?
ШИПОВ. У вдовы - никакого.
ГИРОС. Ну почему только у вдовы? Вообще... в жизни.
ШИПОВ (ощупывая бутылку). Честно?
ГИРОС. Именно честно.
ШИПОВ. Как на духу?
ГИРОС. Да-да, как на духу.
ШИПОВ. Можно, но сложно. (Наливает себе.) А тебе низ-зя. Тебе завтра пасти графа.
ГИРОС. Да-а... графа... Ладно, возьму его завтра - и дело с концом.
ШИПОВ. Амадей, ты чего? Да ежели ты его возьмешь, то и сказке конец. А так мы еще долго можем денежки-то...
ГИРОС. Мишель, да ты же гений!
ШИПОВ. Те-те-те, наклюкался, мезальянс24 этакий!
ГИРОС. Да я башмаки тебе готов целовать!
ШИПОВ. Все, Амадей, давай-ка баиньки. А то завтра с самого ранья...
ГИРОС. Мишель, ради тебя я не только графа, я могу и самого...
ШИПОВ. Не надо самого, не надо.
ГИРОС (вставая и покачиваясь). Ты только прикажи...Мишель, только прикажи, я могу и...
ШИПОВ. Ладно, Амадеюшка, пора уже...
ГИРОС. Только прикажи - и ради тебя - я буду всех кусать, рвать на куски, на мелкие, вот этими клыками белыми... Уав-уав!
Гирос уходит к себе. Пауза. Шипов пьет в одиночестве, потом встает, подходит к двери, за которой скрылся Гирос и прикладывает к ней ухо. Затем подходит к двери в апартаменты Даси и тоже прислушивается. Вдруг дверь распахивается - на пороге стоит Дася в ночной рубашке с распущенными волосами.
ДАСЯ. Ах! У дверей моих подслушиваете?
ШИПОВ. Упаси Бог, я токмо, тре жоли...25
ДАСЯ. Нет-нет, вы ко мне ломились. Признавайтесь-ка, признавайтесь!
ШИПОВ. Я?! Да рази я посмею? Хе-хе...
ДАСЯ. Так уж и не ломились?
ШИПОВ. Да рази я...
ДАСЯ. Вот господин Гирос, поди, спит, а вас носит. И амбре26 от вас - фу! Вы же знаете, что вина я на дух не переношу.
ШИПОВ. Да я же токмо тре жоли...27 маленечко.
ДАСЯ. Вот вы и по-французски говорите, а меня маменька хотела учить, все хотела, хотела да померла.
ШИПОВ. Царство ей небесное!
ДАСЯ. Так чего вы под дверью-то, может, спросить чего хотели? Так спрашивайте.
ШИПОВ. Я не спросить, я...
ДАСЯ. Чего другого? Так не будет вам - и не надейтесь. Думаете, раз я вдова, так...
ШИПОВ. Да нет же... вы не поняли. Дарья Сергеевна, выйдите на минуточку, есть разговорчик.
ДАСЯ. Только не долго, а то уже ведь и не рано. (Подходит к столу и садится. Глядя на бутылку.) Мужланы... как можно эдакую гадость...
ШИПОВ. Последний раз, честное благородное, последний! Как на духу...
ДАСЯ. А глаза-то у вас, как у беса. Вот что вино-то делает!
ШИПОВ. Я, между прочим, с самыми серьезными намерениями. С самыми серьезными, правда. Только вы послушайте, не перебивайте. А перебьете, я и вообще язык проглочу.
ДАСЯ. Валяйте, но только недолго. А то уже ведь...
ШИПОВ. Хорошо у вас тут, Дарья Сергеевна.
ДАСЯ. Хорошо - оно и ладно. Живите себе на здоровье. А мне - лишь бы вовремя за жилье платили.
ШИПОВ. Дом - ну прямо отличный. Мировой дом.
ДАСЯ. Да вы не тяните - говорите, что задумали.
ШИПОВ. Прямо сказать?
ДАСЯ. Конечно, а то вы все огородами.
ШИПОВ. А ежели прямо - остался б я тут навек, Дарья Сергеевна. И ежели б вы меня полюбили, зажили б мы с вами счастливо-пресчастливо, до конца, значит, дней наших.
ДАСЯ. А то вы меня любите?
ШИПОВ. С самого первого дня, Дарья Сергеевна, хотите верьте...
ДАСЯ. Ой, да знаю я эти мужицкие разговоры и к чему они... Чай не девочка - и не такого наслышалась. Да бросьте вы!
ШИПОВ. Значит, не верите? (Наливает себе.)
ДАСЯ. А это еще что такое? Вино в мою чашку?
ШИПОВ. Это ж я для храбрости... (Пьет.) Так вот, Дася... я готов предложить вам руку и сердце... Токмо вы не думайте, я не бессребреник, у меня имение есть, я могу его продать и внести, так сказать, свою долю... немалую, между прочим. Честно скажу: мне такая жизнь уже - во! Брошу я все это к чертовой бабушке, всю енту секретную агентуру, ну ее к дьяволу! А ежели подполковник явится, я ему так и скажу: "Ваше высокоблагородие, мое дело теперича, аншанте,28 издеся. У меня вона дом свой, супруга-с, да-да! Я вашей похлебки - во, наелся. Ваше высокоблагородие, вы уж меня увольте!" Отпустит, как не отпустить... и заживем мы, Дася, душа в душу, счастливо-пресчастливо. Ой, Дася, я же вообще...
ДАСЯ. И большое у вас имение?
ШИПОВ. Пятьсот душ, сами видите, немалое...
ДАСЯ. И далеко ли?
ШИПОВ. Да нет... тут... в Ясной Поляне. Небось не слыхали? Во сельцо, мировое!
ДАСЯ. А там ведь граф Толстой обитает. Не родственник ли?
ШИПОВ. Вестимо. Двоюродный брат. Я ведь по материнской линии из Толстых... Так что...
ДАСЯ. Ну надо же...
ШИПОВ (падая перед ней на колени). Дасичка! Да я же тебя принцессой сделаю! Да где ж я еще такого ангела... Дасичка, голубушка! В первый раз так сердце стучит, верь мне, Дасичка! Верь мне...
ДАСЯ. Ну уж, в первый... (Шипов хватает ее за обнаженные колени.) Ах, мужик, ах, чудовище, да разве ж так можно?
ШИПОВ (не отставая). Дасенька, царица моя!
ДАСЯ. Не боитесь, что я кричать начну? Нет?
ШИПОВ. Любовь моя, Дасюшка! (Пытается ее завалить.)
ДАСЯ. Ах, не надо... Не надо... Да хватит же... хватит! (Бьет его по лицу, но не сильно.) Хватит, я сказала!
ШИПОВ (не отставая). Дасюшка, прости меня!
ДАСЯ. Нет, как вам нравится, каков нахал!
ШИПОВ. Прости, ради Бога, прости! Я же... я же...
ДАСЯ (вырываясь и вставая). А будете обратно ломиться - городового позову. Что я вам...
ШИПОВ. Да я же... я же с самыми...
ДАСЯ. И чтобы к двери моей - не ближе, чем на три шага.
Дася не торопясь уходит и закрывает за собой дверь. Шипов какое-то время продолжает стоять на коленях, потом встает, подходит к столу, наливает себе вина, выпивает и снова наполняет стакан.
ШИПОВ. Что ж, Дарья Сергеевна, что ж... (Пауза.) Вот, Мишель, судьба-то, сетребьен...29 "Зачем тебе алмазы и клятвы все мои?" 30 Ах, Дасичка, перепелочка... (Пауза.) А мы ведь не договорили... точно не договорили... (Выпивает и наливает снова.) Ихний пол, ему ведь как? Разговорчики - это все пуркуа.31 А де-е-ло, оно другое, дело. Дело они уважают, уж Мишка-то знает...
Шипов снова пьет, затем идет к двери в апартаменты Даси и толкает дверь - она поддается. Слышны шаги, шум - идет возня. Голоса становятся громче.
ГОЛОС НАСТАСЬИ. Ой! Да что ж это! Батюшки святы!
ГОЛОС ШИПОВА. Дасичка! Перепелочка моя!
ГОЛОС НАСТАСЬИ. Завалил! На перину-то завалил!
ГОЛОС ШИПОВА. Царицей сделаю, царицей!
ГОЛОС НАСТАСЬИ. Отпустите, да отпустите же!
ГОЛОС ШИПОВА. Я ведь не просто... я же...
ГОЛОС НАСТАСЬИ. Настасья я, прислужница, аль не признали?
ГОЛОС ШИПОВА. А я Левушка. Имение - пятьсот душ. Пишу сочинения по литературе.
ГОЛОС НАСТАСЬИ. Батюшка, ты уж не обижай меня, бедную!
ГОЛОС ШИПОВА. Тьфу, что за черт! А где же Дасичка? Перепелочка...
ГОЛОС НАСТАСЬИ. Известно где - в светелке своей. Да вот же...
Слышен громкий звук пощечины.
ГОЛОС ДАСИ. Вон отсюда, пьяная скотина! Еще будет моих прислужниц на перину заваливать!
ГОЛОС ШИПОВА. Дасичка! Не вели казнить...
ГОЛОС ДАСИ. Мужик! Свинья! Да как ты посмел - с моей прислужницей! Вон из моего дома! Чтобы завтра же, завтра ноги твоей... Пше-ел!
Шипов вылетает из комнаты и, качаясь, стоит на авансцене.
ШИПОВ. "Зачем тебе алмазы и клятвы все мои?" В натуре - зачем? (Подходит к столу, наливает себе и пьет). Пу-у-у... Я, значит... а меня, значит... мордой об тубарет. Пше-ел! Я что, пес шелудивый? Пше-ел... Тоже мне... Мишка Шипов. Между прочим, человек и никому не позволит... никому... А меня, между прочим, сам князь уважает, сам князь... Ни хрена... Мишка Шипов себя еще покажет... Мишка Шипов еще всех вас... мордой об тубарет...
Дверь в комнату Даси распахивается, и из нее быстрыми шагами в волчьих масках выходят Шеншин, Дася и Настасья. У Шеншина на лбу - белая отметина атамана шайки.
ШЕНШИН (читает нараспев, Дася и Настасья подпевают). Итак, подсудимый Шипов Михаил Иванович, он же Зимин, 36 лет, сыщик, специалист по карманным воришкам (последние слова подпеваются Дасей и Настасьей), бывший дворовый человек генерал-адъютанта, шефа жандармов, главного начальника III Отделения, члена Государственного совета князя Василия Андреевича Долгорукова (подпев). В январе сего года оный Шипов получил секретное задание - приглядывать за проживавшим в Тульской губернии в собственном имении "Ясная Поляна" графом Львом Николаевичем Толстым (подпев), который устроил в имении своем школу, где учат студенты, состоящие под надзором за участие в издании и распространении запрещенных сочинений (подпев). За время работы оный Шипов не проявил должного старания и усердия, снабжая нас сведениями, зачастую от действительных далекими (подпев). Кроме того установлено, что в имении Ясная Поляна сам Шипов ни разу не был, отчего сомнения в подлинности передаваемой информации лишь усиливаются (подпев). Таким образом, потеряно время, за которое в имении произошли события весьма крупного антигосударственного масштаба: были сооружены подпольные станки. С февраля по апрель месяц оным Шиповым получено якобы на производственные нужды пятнадцать тысяч рублей, которые израсходованы им на нужды от производственных весьма далекие (подпев). Какие будут мнения, господа волки?
ДАСЯ. Хочу добавить, что секретный агент ваш - лоботряс каких свет не видывал. Да и амбре от него ужасное.
НАСТАСЬЯ. А я знаю, что он развратник и насильник, сама чуть от него не пострадала.
ШИПОВ. Виноват-с. Обознался.
ШЕНШИН. Эх, Шипов, надеялся я на тебя, верил тебе. Перед самим
московским военным генерал-губернатором Павлом Александровичем Тучковым о тебе ходатайствовал. Просил, чтобы жалованье тебе нормальное дали, чтобы с жильем помогли. А ты вот как поступаешь, свинья ты неблагодарная!
ШИПОВ. Уж я так торопился, Ваше благородие. За графом все, за графом. Они из имения в Тулу, и я за ними-с, они из Тулы в Москву, и я за ними-с... Ей-Богу, глаз с него не спускал.
ШЕНШИН. Врешь, собака! Хочешь, чтоб я дураком прослыл? Кто тебя нашел, говори, скотина!
ШИПОВ. Кто меня нашел? Так вы же и нашли. Тогда в трактире у Евдокимова.
ШЕНШИН. Врешь!
ШИПОВ. Так точно. Истинно вру...
ШЕНШИН. Ему, прохвосту, деньги шлют, он их пропивает, а после вздор несет. И что теперь с тобой прикажешь делать? Съесть? А, господа волки?
НАСТАСЬЯ. Да, съесть надобно. И косточки обглодать.
ШИПОВ (себе). Сожрут ведь, сожрут! Ах, да уж разом бы все.
ДАСЯ. А я его есть не буду - амбре уж больно противное.
ШИПОВ (себе). А может, помилуют? Может, и обойдется?
ШЕНШИН. Мнения разделились, поэтому предлагаю вынесение приговора временно отложить. Увести подсудимого. (Шипова уводят.) Введите
следующего. (Входит Гирос.) Гирос Амадей, мелкий полицейский сотрудник, доносчик, филер. Грек, а может быть, цыган или итальянец. 30 лет. В январе сего года оный Гирос был взят оным Шиповым в помощники по вышеизложенному делу. За время работы оный Гирос не проявил должного старания и усердия. Установлено, что в имении Ясная Поляна оный Гирос ни разу не был (подпев). Какие будут мнения, господа волки?
ГИРОС. Я хочу сказать последнее слово, господин оберволк. Хочу уточнить насчет платы, чтобы вы не сомневались: он все брал себе, а мне ничего. Так что я, сами понимаете, на добровольных началах.
ШЕНШИН. Сколько он тебе обещал?
ГИРОС. Шесть тысяч.
ШЕНШИН. Ну это слишком. Я тебе даю четвертной. Будешь стараться, черт тебя побери?
ГИРОС. Да что вы, ей-Богу! Я пес! Вы меня только поманите, только прикажите - и я готов. Мне ведь ничего не стоит.
ШЕНШИН. Тогда слушай. Во-первых, чтоб не гавкать. А во-вторых, перепишешь все письма Шипова и передашь мне, понял?
ГИРОС. Ваше высокоблагородие, да вы пинайте меня, пса, бейте... Я ведь было совсем нюх потерял... А вы велите мне идти по следу! Я готов, Ваше высокоблагородие, я...
ШЕНШИН. А что, очень он хозяйку вашу охаживал? Не было ли там чего?
ГИРОС. Было, Ваше высокоблагородие, было.
ДАСЯ. Не было, врет он.
ГИРОС. Да как же не было, когда было!
ДАСЯ. Врет он, скажи Настасья. Приставать приставал, но ему не обломилось.
НАСТАСЬЯ. И то правда - не обломилось.
ШЕНШИН. Так было или не было?
ГИРОС. Не было.
ДАСЯ. То-то же.
ГИРОС. Ваше высокоблагородие, вы мне скажите, только одно скажите: а можно с таким носом... ну... в общем... это... человеком стать?
ШЕНШИН. С каким носом?
ГИРОС. Ну вот с таким как у меня.
ШЕНШИН. Ну... не носорог же.
ГИРОС. Как пить дать, не носорог, как пить дать!
ШЕНШИН. Ладно. Что будем делать, господа волки?
ДАСЯ. Да пусть переписывает.
НАСТАСЬЯ. Согласна полностью и целиком.
ШЕНШИН. Так и порешим. Вот тебе четвертной - и вперед!
ГИРОС. Да я, Ваше высокоблагородие, я для вас... (Выбегает.)
ШЕНШИН. Та-ак. Подсудимый Толстой. (Входит граф). Толстой Лев Николаевич, граф, тульский помещик тридцати четырех лет. Обвиняется в том, что в собственном имении Ясная Поляна Тульской губернии устроил школу, где учат студенты, состоящие под надзором за участие в издании и распространении запрещенных сочинений. Кроме того, установлено, что в последнее время в имении были сооружены подпольные станки.
ШЕНШИН. Что будем делать, господа волки? Предлагаю пиф-паф.
ДАСЯ. Да что вы! Это ж наш лучший литератор, известный на весь мир. Его не пиф-паф, его наградить надо. Непременно наградить.
ШЕНШИН. В самом деле?
ДАСЯ. Я страсть как его книжки люблю. "Казаки", например. Ваше сиятельство, мне бы автограф...
НАСТАСЬЯ. А мне так нравится Тургенев, у него есть основное направление. А у графа Толстого основного направления нет... Вы читали у него про войну? Меня, например, тошнит.
ДАСЯ. А что, позволь спросить, ты разумеешь под направлением?
НАСТАСЬЯ. Нет, в самом деле, вам нравится у него про войну? Скажите, подполковник.
ШЕНШИН. Наши его терпеть не могут.
ДАСЯ. Все же он, бесспорно, гордость нашей культуры.
ШЕНШИН. Ладно, будь по-вашему. Итак, тройка пришла к заключению, что гордость нашей культуры известный литератор граф Лев Николаевич Толстой должен быть удостоен премии...
НАСТАСЬЯ. А я бы...
Неожиданно Толстой вынимает пистолет и стреляет в волков. Они падают. На шум выстрела вбегает Шипов.
ТОЛСТОЙ. Пиф-паф - и готово! Разом подохли. Охоту на волков - я ее просто обожаю!
ШИПОВ. Граф... благодетель вы мой...
ТОЛСТОЙ. А ты, стало быть, еще здесь?
ШИПОВ. Да вот, задержался-с...
ТОЛСТОЙ. А на-ка тебе тыщу рублей и давай-ка отсюда, катись в Москву.
ШИПОВ. В Москву? Зачем же в Москву?
ТОЛСТОЙ. К Матрене езжай, а ко мне не ездий. Больно ты мне надоел.
ШИПОВ. Премного благодарен. Только я сначала к Дасичке должон, аншанте...32
ТОЛСТОЙ. Так я ж ее убил!
ШИПОВ. Господи, помилуй - царствие небесное! А там еще и старуха-прислужница...
ТОЛСТОЙ. А я и старуху убил! Так что в Москву - больше тебе ехать некуда. Езжай к Матрене и ешь пироги. А на прощание - давай-ка покажу я
тебе свои успехи. (Подходит к перекладине.) А то дружок твой тут меня в краску вогнал. (Подтягивается.) Ну, видишь? Хорошо получается? Ты скажи ему.
Затемнение
Картина пятая
ГОЛОС. Донесение. Подполковнику Шеншину, чиновнику особых поручений при московском военном губернаторе. Мне стало известно, что секретный агент Зимин, находившийся в Туле и снабжавший нас сведениями о графе Толстом, которые при проверке оказались ложными, неожиданно исчез. Предпримите все необходимое для немедленного нахождения и задержания оного Зимина и отправьте его в Москву для дальнейшего препровождения. Начальник корпуса жандармов и управляющий III Отделением генерал-майор Потапов.
Май. Холл не слишком шикарного московского дома терпимости. Стулья, столики, на одном из которых бутылки и рюмки. В комнате прибирается Потап и напевает:
Эх, стена - плечу помеха!
Я красавец удалой.
Вдарю раз - пошла потеха,
Вдарю два - с копыт долой.
Зря, видать, хлопочете,
сами себя мучите.
Хочете - не хочете,
все сполна получите.33
КИРЕНА (входя). Эй, Потапка, меня тут носатый такой не спрашивал?
ПОТАП. Никто не спрашивал-с.
КИРЕНА. Что за день - с самого утра никого! Так богатенькой не скоро станешь. ( Берет рюмку, наливает и пьет.)
ПОТАП. А ты и так богатенькая, чего тебе...
КИРЕНА. Скажешь тоже, богатенькую нашел... Вон Фринка у нас всего ничего, а от клиентов отбою нет. Вот кто у нас богатенький.
ПОТАП. Фринка красивая.
КИРЕНА. Да причем тут красивая? Разве в этом дело?
ПОТАП. А в чем же?
КИРЕНА. И другие достоинства есть. А-а... тебе все равно не понять... "Хочете - не хочете".
ПОТАП. Ну, ты того... не очень. Я, бывало, с такими людьми бывал рядом, с такими...
КИРЕНА. Это где это? В трактире что ль?
ПОТАП. Ну и в трактире.
КИРЕНА. Ой, да кто туда ходит, к Евдокимову твоему... Одна шушера.
ПОТАП. У Евдокимова? Да там такие люди бывали - тебе и не снилось!
КИРЕНА. Мне? Знал бы, кто у меня в клиентах - тогда б не разорялся. Хочешь скажу? Только за стул двумя руками держись, чтобы не упасть-то! Сам московский обер-полицмейстер, граф Крейц, понял?
ПОТАП. Так уж и граф...
КИРЕНА. А ты думал! Только что ль у Фринки...
ПОТАП. Что-то ты, Кирена, из себя строить стала. То все по гостиницам маялась, постояльцам руки отрывала... А поступила на службу - так и нос кверху!
КИРЕНА. Много ты знаешь! Да я с моими талантами могла бы и вообще... А-а, что я с тобой, все равно понятия никакого... "Хочете - не хочете", -
говорить бы сначала научился! Ладно, носатый придет - свистнешь. (Уходит наверх.)
ПОТАП. Хочете - не хочете, тоже мне, принцесса! Тоже мне... (Поет.)
Вдарю раз - пошла потеха,
Вдарю два - с копыт долой.34
Скрючившись, входит Шипов. Его гороховое пальто сильно истрепалось. Лицо изможденное, взгляд потускневший.
ШИПОВ. Неужто Потап?
ПОТАП (ровным тоном). Михал Иваныч... А мы туточки без вас...
ШИПОВ. Да ты-то тут, Потапка, какими судьбами?
ПОТАП. Да вот, перешел-с. В целях, так сказать, материального
преуспения-с.
ШИПОВ. Потапка! Что это, будто и не признал меня? Помнишь, как мордой об тубарет-то?
ПОТАП. Не помню - чего мне помнить.
ШИПОВ. Ах, мезальянс35 какой: Потапка - и в борделях! Как же это? И кем ты тут?
ПОТАП. Коридорными служим-с. А ежели клиент какой вдруг бузить начнет - я тоже тут как тут. Пальтецо-то сняли бы.
ШИПОВ. Не могу, Потапка.
ПОТАП. Это отчего же?
ШИПОВ. Секрет. Великая тайна.
ПОТАП. Тоже тайна... Тогда отряхнуться бы надо, пальтецо-то в пыли все. Аль издалека?
ШИПОВ. Издалека, Потап, из далекого далека. Тыщу верст прошел - и все пехом.
ПОТАП. Поди поиздержались-с?
ШИПОВ. Гулял, Потап, гулял. Дышал свежим воздухом - погодка-то...
ПОТАП. Вот спину-то и застудили-с. Глядите не разогнетесь, а то как бы не треснули.
ШИПОВ. Тресну, Потапка, ох, тресну!
ПОТАП. Да бабе-то приказали б утюгом провести.
ШИПОВ. Какой бабе? Каким утюгом, что ты мелешь?
ПОТАП. Известно каким - горячим.
ШИПОВ. Ну, Потапка, ты и посоветуешь! (Пауза.) А что, аншанте,36 работает у вас одна девица?
ПОТАП. У нас туточки не одна - их целая дюжина работает.
ШИПОВ. Матреной зовут.
ПОТАП. Не-а, Матрен нету. У нас все имена заковористые: Киренка, Сабинка, Фринка, Элефантинка. Таиска есть, Агнешка. А еще Агатка, вся из себя такая, а грудя - во! А какая она из себя-то будет?
ШИПОВ. Какая? Светленькая такая, с косою. Симпатичная.
ПОТАП. У нас туточки все синпатичные. Ну, может, у ей хоть какая примета есть? Ну шрам какой или...
ШИПОВ. Примета? Да нет вроде... Хотя... хотя нет: на ноге, на самом бедрышке, пятно родимое есть.
ПОТАП. С родинкой на жопе? Так енто ж Фринка. Ну ясно - Фринка и есть. Фринка светленькая.
ШИПОВ. Да нет, какая она Фринка...
ПОТАП. Токмо она без косы, стриженая.
ШИПОВ. Что за имя такое, Фринка? Так свиней кличут.
ПОТАП. Имена им хозяйка дала - чтоб покрасивше. А как их мать родная
звала - да они, поди, и сами забыли-с.
ШИПОВ. И давно она у вас, эта свинка-Фринка?
ПОТАП. Месяца два будет.
ШИПОВ. Два, говоришь? (Вспоминает.) Последний раз... (Пауза.) Без косы, говоришь, стриженая?
ПОТАП. Факт, стриженая.
ШИПОВ. А родинка на самом бедрышке есть или нет?
ПОТАП. Факт есть. На самой жопе.
ШИПОВ (подозрительно). А ты откуда знаешь?
ПОТАП. Так видно-с... Ходят-то нагишом почти.
ШИПОВ. Слушай, Потап, а не мог бы ты ее вызвать? Ну, за чем-нибудь. А я б издали глянул.
ПОТАП. А что мне ее звать? Какой мне толк?
ШИПОВ. Ну, придумай что-нибудь. Скажи, какой клиент приходил.
ПОТАП. Какой клиент? Придумаете ж...
ШИПОВ. Ну придумай какой... Какой-нибудь, какие у нее бывают...
ПОТАП. И где он теперича, клиент ентот?
ШИПОВ. Скажи ушел. И велел передать, что вечером зайдет. Ну почему я за тебя придумывать должон. Ты же на работе, вот ты и...
ПОТАП. Так я ей и наверху могу... Эвон она, Фринка!
В залу спускается Матрена. Она коротко подстрижена, нарумянена, в коротком платье и туфлях на очень высоком каблуке. Шипов разгибается.
МАТРЕНА (зевая). Потап, ко мне должен... Господи, да никак Михал Иваныч!
ШИПОВ. Он самый, Матрена, он самый.
ПОТАП. Так, стало быть, Фринка - Матрена? Ну, потеха!
ШИПОВ. Слушай, Потапка, сделай одолжение, дай нам поговорить, а?
ПОТАП. Ладно. (Матрене.) А ежели чего - кликнешь. (Выходит.)
ШИПОВ (берет ее за руку). Ой, Матрена-Матрена...
МАТРЕНА. Похудели-то как, Михал Иваныч! Осунулись, бледненькие. Али захворали?
ШИПОВ. Устал я, Матрена. Хлопот много.
МАТРЕНА. Никак с имением?
ШИПОВ. С каким имением?
МАТРЕНА. Ну, с вашим-то... в Ясной...
ШИПОВ. А, да... Конечно, с имением. То одно, то другое... Значит, вот ты теперича где, Матрена... Значит, вона оно как вышло.
МАТРЕНА. Как вышло, Михал Иваныч, так и вышло.
ШИПОВ. Что ж это ты, Матрена?
МАТРЕНА. А что я?
ШИПОВ. Не дождалась, значит...
МАТРЕНА. Чего не дождалась-то?
ШИПОВ. Меня. Меня и не дождалась.
МАТРЕНА. Да сколько ж можно, Михал Иваныч, совесть-то поимейте, в самом-то деле!
ШИПОВ. Не так уж и долго...
МАТРЕНА. Мне жить, Михал Иваныч, надо. А на вас надеяться...
ШИПОВ. Но неужто нельзя было... ну, что-нибудь там - гладить или вышивать?
МАТРЕНА. А то этим много заработаешь!
ШИПОВ. Или пироги бы пекла именинные. Ты же мастерица. Пироги-то были - пальчики оближешь.
МАТРЕНА. А-а... помните.
ШИПОВ. Так кто ж тебя сюда... определил-то?
МАТРЕНА. Нашлись добрые люди.
ШИПОВ. Добрые?
МАТРЕНА (взволнованно). Михал Иваныч, вы бы хоть когда поинтересовались, как я живу-то. Червонец раз в три месяца сунете и ищи вас свищи. Как жучок водный с пузырьками на лапках: бежит по воде, а пяточки-то сухие. А мне жить охота. Ну, постираю я, поглажу - это ж гроши. Только руки красные. Да и интересу...
ШИПОВ. А здесь, значит, интерес?
МАТРЕНА. Я ж еще молодая, Михал Иваныч и, люди говорят, красивая. Мне жить охота.
ШИПОВ. Это здесь-то жить? В борделе?
МАТРЕНА. А что? Да разве я сравню, как сейчас живу и как раньше... Копейки считала, подштанников себе, извиняйте, купить не могла. Вся в долгах да в дырках. И вспоминать не хочу!
ШИПОВ. А теперь?
МАТРЕНА. Теперь - небо и земля. Народ к нам заходит солидный, так что... Не жалуюсь, Михал Иваныч, грех жаловаться.
ШИПОВ. Эх, Матрена, Матрена! До чего ты...
МАТРЕНА. А нешто вы на своей работе не продаетесь? Все продаются, Михал Иваныч - одни так, другие эдак... Жить-то всем охота.
ШИПОВ. Опомнись, Матрена!
МАТРЕНА. Не вам меня учить, Михал Иваныч. Меня жизнь уму-разуму научила, слава тебе Господи!
ШИПОВ. Какому уму? Тебе что, за ум тут денежки платят?
МАТРЕНА. Знаете, Михал Иваныч: кто чем может - тем и зарабатывает. И неча...
ШИПОВ. Ну, Матрена... (Садится и снова хватается за спину.)
Входит Потап.
ПОТАП. Фринка, к тебе клиент. Ентот самый, который...
МАТРЕНА. Прошу меня простить, Михал Иваныч и... благослови вас Бог! (Подходит к нему, целует в лоб и уже собирается уйти, как в залу входит Шеншин.) Здрасьте, Дмитрий Семеныч! (Замечает взгляд Шеншина, устремленный на Шипова. Шипов в изумлении. Пауза.) Вы что ж...
ШИПОВ (пробует встать). Ваше превосходительство, разрешите доложить... Я всем сердцем... Да вы велите проверить...
ШЕНШИН. Совсем сдурел - да не здесь же...
ШИПОВ. Где прикажете-с!
ШЕНШИН. Разберемся. Ступай домой, сиди и жди. Позовут тебя. Понял?
ШИПОВ. Так точно-с!
МАТРЕНА. Вы что ж, его знаете, Дмитрий Семеныч?
ШЕНШИН. Кто ж его не знает... жулик известный... Пошли, Фринка. (Уходят.)
ШИПОВ (ей вслед). Значит, вона оно как... Прощай, Матрена!
ПОТАП. Видать, важная птица. По полету видно.
ШИПОВ. Птица? Какая птица?
ПОТАП. Ну, клиент ентот.
ШИПОВ. Эх, Потап, Потап... (Пауза.) А представь себе, Потап, что ты мышка.
ПОТАП. Чего? Мышей туточки отродясь...
ШИПОВ. Маленькая серенькая мышка. С таким тонким-претонким хвостиком. Живет, значит, себе мышка и горя не знает. Но вдруг к ней приходят и говорят: с сего, мол, дня вы не мышка, а кошка. Дают, значит, этой мышке-кошке ложку и усаживают ее над кошачьим котлом. Ест, значит, она уху и думает, что и вправду стала кошкой. Важною такою, значительною. А кошка на самом деле тут же, рядом, только и ждет, когда мышка наестся, расслабится... Наелась, значит, мышка, так наелась, что и бежать уж сил-то нет. А кошка тут как тут... Понимаешь, Потапка, что дальше будет?
ПОТАП. Чего понимать-то? Кошка, она на то и кошка, чтоб мышей жрать.
ШИПОВ. Именно... Именно... (В залу спускается Кирена. Увидев Шипова, она в недоумении останавливается.) Здрасьте...
КИРЕНА. Привет! А кажись, я это гороховое пальто уже где-то видела. Только сейчас не могу...
ШИПОВ. Я тоже... я тоже вас где-то видал.
КИРЕНА. Припомнить бы где.
ШИПОВ. Да конечно ж, у приятеля моего. У носатого.
КИРЕНА. А-а-а? Так это были вы? Ну, точно, точно... И где он сейчас?
ШИПОВ. Кто где?
КИРЕНА. Да приятель ваш носатый, где он? Он мне как раз сейчас...
ШИПОВ. Не знаю... В последний раз видались в Туле, а потом он куда-то пропал.
КИРЕНА. Пропал? Любопытно, куда это он мог пропасть.
ШИПОВ. Мне самому это страсть как любопытно.
КИРЕНА. А... вы к кому?
ШИПОВ. Я... ни к кому.
КИРЕНА. Странно... Ни к кому у нас не бывает. Или вам все равно? А я, между прочим, сейчас свободна. (Подходит к нему и делает призывный жест.)
ШИПОВ. Да нет, спасибочки, как-нибудь в другой раз.
КИРЕНА. Не хотите? А друг ваш, между прочим, очень доволен. (Пытается взять его за руку.)
ШИПОВ (вырываясь). Нет, сетребьен,37 я сказал, в другой раз.
КИРЕНА. Странный вы какой... А-а-а, наверное, денег нет... Судя по виду...
ШИПОВ. А неча людей по одежке-то судить.
КИРЕНА. А по чему ж судить-то?
ШИПОВ. Я ведь и фрак могу надеть: и что тогда будет?
КИРЕНА. Фра-ак? Ну тогда... тогда... Тогда я вам сыграю.
ШИПОВ. Чего?
КИРЕНА. Мелодию одну. Такого вам никто... А ну-ка, Потап, подай-ка мне инструмент. (Потап приносит ей флейту.) Ну, слушай, гороховый.
Кирена играет нежную и печальную мелодию. Шипов, скрючившись, выходит на авансцену и поет.
| ШИПОВ. | Робкая серая мышка -
Перед голодным котом!
Чуть зазевалась - и крышка...
Надобно помнить о том.38 |
Последние две строчки Шипов поет дуэтом с Киреной.
Затемнение
Картина шестая
ГОЛОС. Донесение. Его превосходительству, генерал-майору Александру Львовичу Потапову, начальнику корпуса жандармов и управляющему III Отделением. Имею честь сообщить, что в результате проведенной нами в населенном пункте Ясная Поляна секретной операции "Война и мир" в имении графа Толстого тайной типографии, а также литографных камней не обнаружено. Установлено, что в имении проживают 9 человек, имеющих виды на жительство, все занимаются обучением в школе грамотности - и ничем иным. Таким образом, ничего подозрительного нами не найдено. Во время осмотра имения граф Толстой возил крестьянских детишек лечить на кумыс, а посему о проведенной операции не догадался. Руководитель операции "Война и мир", тульский жандармский полковник Муратов.
Июнь. Мрачное помещение, напоминающее подземелье. Вбегает Шипов. Его огромными прыжками настигает пристав Кобеляцкий и трусцой бежит рядом.
КОБЕЛЯЦКИЙ. Ну и долго вы думаете так бежать?
ШИПОВ. А чего? Или, лямур-тужур,39 я плохо бегу?
КОБЕЛЯЦКИЙ. И куда вы бежите?
ШИПОВ. Известно куда - в Ясную... Как Их высокоблагородие велели...
КОБЕЛЯЦКИЙ. И где она, Ясная?
ШИПОВ. Да вона она...
КОБЕЛЯЦКИЙ. Где? Где? Не вижу...
ШИПОВ. Эвон...
КОБЕЛЯЦКИЙ. Вы же пробежали мимо поворота!
ШИПОВ. Что?
КОБЕЛЯЦКИЙ. Мимо поворота, говорю, пробежали...
ШИПОВ. Виноват... Что ж это я?
КОБЕЛЯЦКИЙ. Так я и должен тут с вами носиться?
ШИПОВ. Так и должон.
Разворачиваются и трусят обратно.
КОБЕЛЯЦКИЙ (тяжело дыша). Как это вас угораздило?
ШИПОВ. Чего угораздило?
КОБЕЛЯЦКИЙ. Ну... впутаться в это... предприятие. (Шепотом.) Вы что, действительно, родственник Их сиятельства?
ШИПОВ (шепотом). Ах, аншанте,40 о каком сиятельстве вы рассуждаете?
КОБЕЛЯЦКИЙ. Как о каком? О графе Льве Николаевиче.
ШИПОВ. О каком таком Льве Николаевиче?
КОБЕЛЯЦКИЙ. Как о каком? О Толстом же.
ШИПОВ. Тут я сказать вам ничего не могу. Как меня все считают родственником, ровно у меня это на лице написано?.. Так написано?
КОБЕЛЯЦКИЙ. Вроде, как и нет. А вроде, и написано.
ШИПОВ. Да рази ж я за него держусь, за графа-то?
КОБЕЛЯЦКИЙ. Вы ежели чего - сигнал подайте.
ШИПОВ. Какой сигнал?
КОБЕЛЯЦКИЙ. Ну петухом что ли крикните. Кукарекните.
ШИПОВ (кричит) Эй!
КОБЕЛЯЦКИЙ. Да петухом же, петухом! А после этого можно уже и в картишки. (Шипов закрывает глаза, и перед его взором возникает Толстой, который присоединяется к бегущим.) Чего же вы сигнал-то не подаете? Кричите же!
ШИПОВ. А я, Ваше сиятельство, к вам бегу. Дай, думаю, добегу, где граф кумыс пьет, расскажу, что да как... Я все рассуждаю, в ножки бы упасть, прощения у вас просить, да ведь вы не простите...
ТОЛСТОЙ (со смехом). Отчего же нет? (Гладит Шипова по голове.) Чудно мне, ей-Богу. Разве ты виноват?
ШИПОВ. Нет, не виноват. Рази ж это вина? Вы меня, Ваше сиятельство, хоть на вилы подденьте, а по-другому я не мог, пущай хоть совсем мезальянс,41 полный, а по-другому не мог.
ТОЛСТОЙ. Конечно, конечно.
ШИПОВ. Ежели б я господину полковнику Шеншину о Вашем сиятельстве не докладывал, они бы мне денег не слали, а куда же без их? За квартиру вдове этой дай, Гиросу, прощелыге, дай, Матрене послать надо? Надо. Опять же сюртук из альпака, выпить-закусить того-сего-десятого...
ТОЛСТОЙ. Понимаю, Мишель, понимаю... А то пожил бы у меня, пяточки-то, небось, болят бегамши.
ШИПОВ. Что вы, Ваше сиятельство!
ТОЛСТОЙ. Скучно мне, Мишель, понимаешь? Книжки-то сочинять... Перо, чернила, а вот живых людей нет. Так что рад буду видеть тебя ежедневно. Живи себе, да и все тут.
ШИПОВ. Премного вам благодарен. Мне ведь, лямур-тужур,42 немного надо, а пяточки и впрямь болят, набегался я. (Останавливается.)
ТОЛСТОЙ. Вот и славно, вот и хорошо... Я тебе и процент с доходов выделю. Живи себе, мне не жалко... (Тоже прекращает бег.)
ШИПОВ. Тут можно будет тот прежний костюм из коричневого альпака откупить, панталоны цвета беж... трюх-трюх-трюх... А вечером можно по аллейке этой самой плечо к плечу... (Прислоняется к Толстому.)
ТОЛСТОЙ. Можно и плечо к плечу... (Обнимает Шипова.)
Кобеляцкий тоже останавливается, вытягивает шею, приподнимается на носки и издает резкий крик молодого драчливого петуха. Сцена погружается во мрак, после чего мы попадаем на бал: звучит вальс, со свечами в руках парами выходят Шеншин и Настасья, Потап и Матрена, Кобеляцкий и Дася, Толстой и Кирена. Поскольку бал проходит в подземелье, в сцене должен присутствовать элемент инфернальности.
ДАСЯ. А господин Зимин-то где?
КОБЕЛЯЦКИЙ. Известно где - в каталажке. Виновников их всех туды. Я сам его догнал и отправил.
ДАСЯ. Фу, да не кричите же в самое ухо, как извозчик!
НАСТАСЬЯ. Я решительно с вами не согласна. Тургенев - это да, а ваш граф...Недавно полистала "Крейцерову сонату". Экое занудство, доложу я вам. Еще и жить, подлец, учит!
ШЕНШИН. Не могу с вами не согласиться.
НАСТАСЬЯ. Так, стало быть, мы его без награды?..
ШЕНШИН. Стало быть...
ПОТАП. Хотите клубнички? Спелая, сладкая...
МАТРЕНА. Спасибочки. Я еще и холодную телятинку попробовать хочу!
ПОТАП. Один момент.
КИРЕНА. Не скрою, вы мне очень и очень симпатичны. И не только как писатель, а как мужчина тоже.
ТОЛСТОЙ. Я счастлив.
КИРЕНА. В самом деле? Отчего ж тогда вы так робки? Пригласили бы меня на прогулку или что-нибудь...
ТОЛСТОЙ. Что что-нибудь?
КИРЕНА. Да перестаньте...
ТОЛСТОЙ. Нет, уж вы договаривайте: что что-нибудь? Что-нибудь - это что, материальное или духовное?
КИРЕНА. Ну, пошла философия!
ДАСЯ. И что ему теперь будет?
КОБЕЛЯЦКИЙ. Сибирь, что ж ему еще.
ДАСЯ. Боже, даль-то какая!
КОБЕЛЯЦКИЙ. Ничего, добежит!
МАТРЕНА. Нет, у Михал Иваныча это лучше получалось. Там полет был!
ПОТАП. То-то вы от него ускакали и прямиком в бордель-с.
МАТРЕНА. А теперь я хочу шампанского!
ШЕНШИН. Мое имение граничит с Ясной.
НАСТАСЬЯ. Ну и что он? Как из себя?
ШЕНШИН. С графом мы не кланяемся... Вздорный человек. Вот и учительствовать взялись...
ТОЛСТОЙ. А если что случится?
КИРЕНА. Да что же может случиться?
ТОЛСТОЙ. Ну, мы с вами, к примеру, останемся наедине...
КИРЕНА. И что же?
ТОЛСТОЙ. Господи, а вы не знаете, что бывает, когда двое остаются, предоставленные сами себе? Не знаете?
КИРЕНА (со смешком). Догадываюсь. Примерно.
ТОЛСТОЙ. Ага! Догадываетесь... и не боитесь?
КИРЕНА. Чего же?
ТОЛСТОЙ. Ну, знаете... а разговоры о бесчестье? А слезы родителей? А проклятья?
КИРЕНА (долго смеется). Сударь, сударь, да я же была замужем... Ха-ха! А, вы считали, что я эта... ха-ха-ха!
ТОЛСТОЙ. Ах, вот как...
ДАСЯ. А, может, оно и обойдется? Пьяница он, конечно, и амбре отвратное, и лоботряс, каких свет не видывал... Но не разбойник же!
КОБЕЛЯЦКИЙ. Я б его раздел, медом бы всего обмазал да и в муравьиную кучу... Это надо же: бегать меня по Ясной Поляне заставить!
НАСТАСЬЯ. Граф - учитель? И после этого еще требовать к себе уважения, которое ему подобает как графу, помещику и бывшему офицеру?! Ну уж!
ШЕНШИН. Я стараюсь с ним в обществе, тэ сэ зэ, не встречаться. Да и о чем нам с ним бедовать - решительно не о чем!
НАСТАСЬЯ. Съесть его надо было, я же предлагала!
ПОТАП. Да вы заедывайте... Шампанское, его ведь тоже заедывать надо.
МАТРЕНА. После первой - ни-ни. (Смеется.)
ТОЛСТОЙ. Я, наверное, влюблен в вас. Со мною черт знает что происходит!
КИРЕНА. А вы не боитесь, что кто-нибудь увидит?
ТОЛСТОЙ. Что увидит?
КИРЕНА (шепотом). Вашу руку. Да уберите же, граф... Однако какой вы!
ТОЛСТОЙ. Ну вот, ей-Богу...
Кобеляцкий вытягивает шею, приподнимается на носки и снова кричит петухом. Музыка обрывается, свечи гаснут, бал кончается. А когда свет зажигается, то в комнате друг против друга стоят Шипов и Гирос. На Гиросе офицерский мундир, он причесан и гладко выбрит. На Шипове длинная до пят арестантская шинель, на руках и ногах цепи.
ШИПОВ (поднимая голову). Да это ж... Ама... Амадеюшка! Да как же это ты? Вот, сетребьен...43 Ну, брат, а я-то думал тебя волки съели... (Радостно плачет.) А это ты!
ГИРОС. Ладно, не дури...
ШИПОВ. Амадеюшка, господин Гирос... Али не признали? Ваше благородие, ты меня не признал, а ведь это я, пуркуа...44
ГИРОС. Какие волки? Чего придуриваешься?
ШИПОВ. Да нешто я не вижу? Грек, итальянец... Дал бы я тебе денежек, да все у Левушки остались... Помнишь Левушку, Ваше благородие?
ГИРОС. Не придуривайся, тебе говорят... Дурака потом разыгрывать будешь.
ШИПОВ. Ну как же это ты... В мундире...
ГИРОС. А так.
ШИПОВ. Как попал? Как дослужился? Я ведь сам сколько лет...
ГИРОС. Думать надо уметь, ясно? Соображать!
ШИПОВ. Понял, понял, Ваше благородие, понял. (Сникнув.) Теперь, значит, аншанте? 45
ГИРОС. Чего?
ШИПОВ. В Сибирь, говорю, на каторгу, значит?
ГИРОС. Наказание определит суд.
ШИПОВ. Но почему мне одному-то? Одному-то почему платить?
ГИРОС. А ты как полагал?
ШИПОВ. На двоих бы надо, Амадеюшка. На двоих бы разделить...
ГИРОС. Ладно, там тебе разделят. А потом умножат.
ШИПОВ. Амадеюшка, али я тебе добра не хотел? Вот бы и ты...
ГИРОС. Да что б ты сгинул, мошенник проклятый!
ШИПОВ (задумчиво). Вот так: стараисси, стараисси, а все одно - мордой об тубарет...
Звучит грустная музыка, которая постепенно становится громче. Арестантская шинель медленно сползает с плеч Шипова, и зрители видят, что на нем клетчатые панталоны цвета беж и сюртук из красного альпака, обшитый по бортам коричневой шелковой тесьмой. Шипов шевелит руками и ногами - цепи соскакивают. Улыбаясь, он складывает руки на груди и вдруг начинает медленно подниматься в воздух - летит легко и свободно, не меняя торжественной позы, все выше и выше, пока не превращается в маленькую красную точку и не исчезает в сумеречном небе.
Затемнение.
К О Н Е Ц
1994-2014
Ред. Е. Степанова
БУДЬТЕ ВНИМАТЕЛЬНЫ! Все авторские права на данную пьесу защищены законами РФ, международным законодательством и принадлежат автору. Запрещается cамовольно издавать и переиздавать пьесу, размножать ее, публично исполнять, переводить на иностранные языки, а также вносить при постановке изменения в текст пьесы без письменного разрешения автора.
Примечания
1. Фраза из повести: Булат Окуджава. "Похождения Шипова, или Старинный водевиль: Истинное происшествие". - М.: "Дружба народов", 1992. - С. 14, 16, 189.
2., 4., 5., 6., 7., 8., 10., 12., 13., 16., 17., 18., 19., 20., 21., 22., 23., 24., 25., 27., 28., 29., 31., 32., 35., 36., 37., 39., 40., 41., 42., 43., 44., 45. - Шипов употребляет французские слова невпопад, будто он знает франц. яз..
3. Вы говорите по-французски? (франц.).
9. Вариант вагонной песни о жизни и творчестве Льва Толстого.
11., 14., 15. Из Бравой песни Гироса. "Похождения Шипова, или Старинный водевиль". Спектакль.
26. Дурной запах (франц.).
30. Из Песни жандарма Муратова. "Похождения Шипова, или Старинный водевиль". Спектакль.
33., 34. Из Песни Потапа. "Похождения Шипова, или Старинный водевиль". Спектакль.
38. Из Песенки Шипова. "Похождения Шипова, или Старинный водевиль". Спектакль.