Вместо Предисловия

ПРИЗРАК БРОДИТ

Сальвадор Дали скандалы и эпатажи любил. Они его тоже - и даже после смерти. По крайней мере картина "Шесть призраков Ленина на рояле" дала импульс драматургу Виктору Денисову к написанию пьесы-тезки.

В пьесе, соответственно названию, вождь предстает в разных ипостасях от Пророка до Памятника, - каждая из которых соотносима с исторической личностью, но одновременно и до жути напоминает то одного, то иного из сегодняшних лидеров.

Маленький театрик, взявшийся за неблагодарное дело - воплощать произведение еще живущего, а потому не классического автора - носит скромное и точное название "Лаборатория", где режиссер Андрей Россинский ставит опыты с Войновичем и Пинтером, а теперь вот - с Лениным и Денисовым. Кто может - пусть сделает лучше. Геннадий Демин, еж. "Экран и Cцена". - 1993. - № 33-34. - 16-23 сентября. - C.3.

 

 

БУДЬТЕ ВНИМАТЕЛЬНЫ! Все авторские права на данную пьесу защищены законами РФ, международным законодательством и принадлежат автору. Запрещается самовольно издавать и переиздавать пьесу, размножать ее, публично исполнять, переводить на иностранные языки, а также вносить при постановке изменения в текст пьесы без письменного разрешения автора.

 

Виктор Денисов

 

ШЕСТЬ ПРИЗРАКОВ ЛЕНИНА НА РОЯЛЕ

Частичная галлюцинация
на основе одноименной картины
САЛЬВАДОРА ДАЛИ

Под редакцией Елены Степановой

 

 

 

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Профессор (в прологе и эпилоге Художник)
Ученица (в прологе Прохожая)

ПРИЗРАКИ: Поводырь Пророк Практик Памятник Подлинник Портрет

 

 

 

"Хочу быть заранее уверен,

Что это будет от начала и до конца

Сплошная цепь чудес и откровений."

Сальвадор Дали

 

 

ПРОЛОГ

Звучит фортепианная музыка. Перед занавесом, на котором изображена картина Сальвадора Дали "Шесть призраков Ленина на рояле", лицом к публике сидит Художник и рисует. Мимо идет Прохожая. Она останавливается и смотрит на картину.

ХУДОЖНИК. Ну и как?
ПРОХОЖАЯ. Что как?
ХУДОЖНИК. Как картина?
ПРОХОЖАЯ. Ну, наворот.
ХУДОЖНИК. Вам нравится?
ПРОХОЖАЯ. Я тащусь. А это кто на беленьких?
ХУДОЖНИК. Не узнаете? (Прохожая пожимает плечами.) Правда, не узнаете?
ПРОХОЖАЯ. Не-а.
ХУДОЖНИК. А если подумать. Немножко.
ПРОХОЖАЯ. А зачем думать? Еще голова устанет.
ХУДОЖНИК. И все-таки всмотритесь. Ну всмотритесь, пожалуйста.
ПРОХОЖАЯ. Этот, что ль, который всегда в рояле лежал?
ХУДОЖНИК. В каком рояле?
ПРОХОЖАЯ. Ну, в этой, как ее? В пирамиде.
ХУДОЖНИК. Он самый, узнали наконец.
ПРОХОЖАЯ. И на кой он?
ХУДОЖНИК. В каком смысле "на кой"?
ПРОХОЖАЯ. На кой он сдался? Зачем его рисовать?
ХУДОЖНИК. А так... Просто захотелось.
ПРОХОЖАЯ. Для себя, что ль?
ХУДОЖНИК. Не знаю... Может, еще кто-нибудь подойдет посмотреть. Вот вы же подошли.
ПРОХОЖАЯ. А-а-а... Чтоб толкнуть повыгоднее.
ХУДОЖНИК. Нет, я рисую не для этого.
ПРОХОЖАЯ. Хм... А для чего ж еще?
ХУДОЖНИК. Увидите. Увидите.
ПРОХОЖАЯ. Чего увижу?
ХУДОЖНИК. Увидите, что выйдет.
ПРОХОЖАЯ. А-а-а... А там кто, в дверях?
ХУДОЖНИК. Опять не узнали?
ПРОХОЖАЯ. Не-а, там не он. Там какая-то девка.
ХУДОЖНИК. И кто она?
ПРОХОЖАЯ. Да я-то откуда знаю.
ХУДОЖНИК. Да это же... вы.
ПРОХОЖАЯ. Шутник вы, художник.
ХУДОЖНИК. Нет, правда, вы.
ПРОХОЖАЯ. Да разве я на нее похожа? Ну, загнул!
ХУДОЖНИК. А вы представьте.
ПРОХОЖАЯ. Чего представьте?
ХУДОЖНИК. Что там, в дверях, стоите вы.
ПРОХОЖАЯ. А зачем представлять?
ХУДОЖНИК. Ну давайте... давайте сыграем в такую игру. Будто она - это вы.
ПРОХОЖАЯ. И чего будет?
ХУДОЖНИК. А вот мы и увидим, что будет.
ПРОХОЖАЯ. Опять увидим? Прикалываешься, художник!
ХУДОЖНИК. Только из творческих соображений.
ПРОХОЖАЯ. Знаем мы ваши творческие соображения...
ХУДОЖНИК. Ну, соглашайтесь, вы же ничего не теряете.
ПРОХОЖАЯ. Какой мне интерес?
ХУДОЖНИК. Интерес появится, уверяю вас.
ПРОХОЖАЯ. Хм... Попробовать, что ли? Чего я делать-то должна?
ХУДОЖНИК. Встаньте там, у двери.
ПРОХОЖАЯ. А дальше?
ХУДОЖНИК. Дальше ситуация сама вам подскажет...
ПРОХОЖАЯ. Во попала! Ну ладно, художник, втянул ты меня. Только без этого, понял?
ХУДОЖНИК. Не бойтесь, все будет как надо. Итак...

Свет гаснет. Звучит Вальс №7 cis-moll op.64 Nr.2 Фредерика Шопена. А когда занавес открывается, декорация представляет собой пространство, напоминающее все ту же картину Дали; правда, рояль - с педалями, а портретов на клавишах и вишни на стуле нет. Профессор неподвижен. Его взгляд устремлен на рояль. Музыка стихает. Стоящая в дверях Ученица тоже неподвижна, она закрывает руками лицо. Пауза.

УЧЕНИЦА. Мне стыдно. (Пауза.) Мне стыдно!
ПРОФЕССОР. Идите домой. Вам было велено идти домой.
УЧЕНИЦА. Мне очень стыдно!
ПРОФЕССОР. Я думаю: явиться на урок совершенно неподготовленной.
УЧЕНИЦА. Мне стыдно за вас!
ПРОФЕССОР. И при этом ей еще стыдно и за меня.
УЧЕНИЦА. Да-да, мне стыдно за вас, мэтр!
ПРОФЕССОР. Я ее по головке должен был погладить, так, наверное.
УЧЕНИЦА. Такого я от вас не ожидала...
ПРОФЕССОР. Или рекомендовать на конкурс. Международный.
УЧЕНИЦА. Никак не ожидала.
ПРОФЕССОР. За ее фальшивые ноты.
УЧЕНИЦА. Между прочим, с женщинами так не обращаются - и вам это прекрасно известно!
ПРОФЕССОР. На уроке вы для меня ученица, а не женщина. И никаких поблажек давать вам я не намерен.
УЧЕНИЦА. А я не виновата.
ПРОФЕССОР. Ну, разумеется, разумеется, виноват я...
УЧЕНИЦА. Я, правда же, не виновата!
ПРОФЕССОР. ...в том, что за два месяца моя ученица не смогла выучить элементарную вещь.
УЧЕНИЦА. Шопен - не элементарная вещь.
ПРОФЕССОР. Наверное, я просто никуда негодный преподаватель. Наверное, пора выходить на пенсию. Пора.
УЧЕНИЦА. Шопен - далеко не элементарная вещь!
ПРОФЕССОР. Я уже не говорю о красках, о нюансах. Какая тут легкость и поэтичность, какая тут кружевная вязь, когда она даже нот не знает. Даже нот!
УЧЕНИЦА. Так я же не виновата!
ПРОФЕССОР. Это я уже слышал. И вообще мы все выяснили, у меня больше нет сомнений. Я вынужден от вас отказаться.
УЧЕНИЦА. Мэтр, ну это просто... просто нечестно!
ПРОФЕССОР. Допускаю. Допускаю, что в каком-то смысле это может быть и так, но поступить по-иному я не могу. Не знаю, пусть вас попробует научить кто-нибудь другой, может быть, это будет человек более требовательный, более строгий, более жесткий и даже жестокий.
УЧЕНИЦА. А разве вы не жестоки? Этот ваш поступок, разве он не жестокий, а?
ПРОФЕССОР. Может быть, он найдет какой-нибудь иной подход...
УЧЕНИЦА. По-моему, очень жестокий!
ПРОФЕССОР. Не знаю...
УЧЕНИЦА. Мэтр, я буду заниматься только у вас.
ПРОФЕССОР. Не знаю.
УЧЕНИЦА (громко). Слышите меня? Я буду заниматься только у вас.
ПРОФЕССОР. Что?
УЧЕНИЦА. Вы прекрасно все слышали, и нечего переспрашивать.
ПРОФЕССОР. Что значит "буду"?
УЧЕНИЦА. "Буду" - значит буду.
ПРОФЕССОР. Этот разговор бесполезен, я уже все решил.
УЧЕНИЦА. Но ведь я тоже решила, только вы решили одно, а я - совсем другое.
ПРОФЕССОР. Не понимаю, зачем тратить время на бесплодные дискуссии. Не хотите идти домой - так стойте. Стойте, пока не надоест.

Ученица решительным шагом входит в комнату. Профессор с изумлением на нее смотрит.

УЧЕНИЦА. Мэтр, я ведь и в самом деле не виновата. (Пауза.) Не верите? Но, клянусь вам, я каждый день занималась по три часа, правда. (Пауза.) Все дело в нотах.
ПРОФЕССОР. Совсем как в той пословице о плохом танцоре.
УЧЕНИЦА. Потому что с такими нотами...
ПРОФЕССОР. Сегодня у вас одно...
УЧЕНИЦА. С такими нотами...
ПРОФЕССОР. Завтра другое, а...
УЧЕНИЦА. Просто невозможно ничего сыграть!
ПРОФЕССОР. Послезавтра что-нибудь еще...
УЧЕНИЦА. Не верите?
ПРОФЕССОР. Каждый раз находится какая-нибудь причина.
УЧЕНИЦА. А я вам верю, мэтр, правда, верю.
ПРОФЕССОР. Этот разговор бесполезен.
УЧЕНИЦА. Я вам верю, и мне будет очень неприятно, если...
ПРОФЕССОР. Мы смотрим на вещи совершенно по-разному, а значит, наше сотрудничество ничего хорошего не обещает. К тому же...
УЧЕНИЦА. ...что-то вдруг изменится. Но...
ПРОФЕССОР. Спорить с вами я не собираюсь, и...
УЧЕНИЦА. ...все прекращать - это безумие!
ПРОФЕССОР. Пусть теперь другие испытают это удовольствие...
УЧЕНИЦА. Да-да! Это было удовольствием! И для вас тоже! А теперь вы еще пытаетесь отрицать и говорите, будто...
ПРОФЕССОР. У меня нет ни времени, ни желания...
УЧЕНИЦА. Отказаться так просто!
ПРОФЕССОР. А посему - все, конец.
УЧЕНИЦА (громко). Но неужели вы сами не видите, что У ВАС НА НОТОНОСЦЕ ВМЕСТО НОТ ПОЛЗАЮТ МУРАВЬИ!

Пауза.

ПРОФЕССОР. Так. Ну, что вы еще придумаете? Что еще подскажет вам ваша необузданная фантазия?
УЧЕНИЦА. Встаньте и посмотрите. (Подходит к  роялю.) Да встаньте же и подойдите к роялю. Самые натуральные муравьи. Рыжие. Они и не думают уползать. Да вот они. Взгляните же, взгляните на пюпитр!
ПРОФЕССОР. А зачем мне на него смотреть? Я уже полвека на него смотрю...
УЧЕНИЦА. Нет-нет, смотрите как следует!
ПРОФЕССОР. Да никаких муравьев там отродясь не было.
УЧЕНИЦА. Нет же, оттуда не видно, они ведь такие маленькие! Встаньте, подойдите к роялю и посмотрите.
ПРОФЕССОР. Вот вам мой совет: идите домой, примите снотворное и укройтесь потеплее. Одеялом. Можно с головой.
УЧЕНИЦА. Да вот же они, я бы до них дотронулась, только боюсь укусят! Хоть они и маленькие, но, если кислота попадет на кожу, могут быть ожоги.
ПРОФЕССОР. Я сказал - идите.
УЧЕНИЦА. Мэтр, да неужели вы их и в самом деле не видите?
ПРОФЕССОР. Не вижу.
УЧЕНИЦА. Просто не хотите. Не хотите видеть. Не хотите - и все.
ПРОФЕССОР. Я ничего объяснять вам не собираюсь. Идите.
УЧЕНИЦА. А знаете - я даже могу их сосчитать. На левой странице - раз, два, три... шестнадцать муравьев.
ПРОФЕССОР. На левой странице - финал Вальса №7 cis-moll op. 64 Nr.2.
УЧЕНИЦА. А на правой - только один муравей. Переполз, наверное.
ПРОФЕССОР. Куда переполз?
УЧЕНИЦА. С левой - на правую.
ПРОФЕССОР. Что, с левой - на правую?
УЧЕНИЦА. Один муравей переполз с левой страницы на правую. Тесно ему, наверное, стало в муравейнике-то.
ПРОФЕССОР. На правой странице вообще нет ничего, ничего, кроме моей пометы. Эта страница предпоследняя, и там ничего нет.
УЧЕНИЦА. Мэтр, хватит надо мной издеваться, а?
ПРОФЕССОР. Все. Идите.
УЧЕНИЦА. А-а, я же самое главное-то забыла! Ведь у меня, между прочим, от них и средство есть. С собой, хотите покажу? Потому что в половине первого я заходила в аптеку, и там мне его рекомендовали. Какое-то новое, продавщица сказала: "Изумительно эффективное средство, разложите в нужном месте - и их как ветром сдует!" Конечно, если бы я знала, что у вас такое, то и вам бы тоже купила. Хотя знаете, что? Я вам сейчас его оставлю, а себе завтра куплю,  ведь аптека-то рядом. Или, может, здесь хватит - и вам, и мне, а то у меня их прямо тьма-тьмущая. Особенно в буфете, где сахар и  печенье, - наверное, они их очень любят. Вообще, на первый  взгляд, они вовсе не страшные - такие маленькие и совершенно безобидные. Но когда их просто тьмы, представляете, тьмы...
ПРОФЕССОР. Кого тьмы?
 УЧЕНИЦА. Как кого? Рассказываю ему, рассказываю... Да муравьев же тьмы, му-ра-вьев. Понятно?
ПРОФЕССОР. Что вы мне сказки рассказываете, зачем они мне? De minimus non curat Praetor.
УЧЕНИЦА. Что-что?
ПРОФЕССОР. Латинская пословица. Означает "Претор ерундой не занимается".
УЧЕНИЦА. Значит, по-вашему, я - ерунда? Я - ерунда? Ерунда?!
ПРОФЕССОР. О-о-о... Слушайте, а вы, наверное, и в самом деле серьезно заболели. По-моему, у вас что-то с психикой. Видения, галлюцинации. А посему придете домой - вызовите врача.
УЧЕНИЦА. Мэтр, что бы вы ни говорили, я буду продолжать стоять на своем: на вашем рояле, на нотоносце, вместо финала вальса Шопена цис-моль опус 64 номер 2,  ползают рыжие домовые муравьи. Му-ра-вьи. А поскольку я его еще не доучила и наизусть не знаю, вот сыграть и не смогла, что ж тут удивительного? Да и вы бы ничего не смогли, если бы у вас муравьи перед глазами мельтешили. Я их, правда, не боюсь, но как играть-то? Мэтр, хотела бы я на вас посмотреть в такой ситуации, и вы бы ничего...
ПРОФЕССОР. По-латыни это называется "delirium tremens".
УЧЕНИЦА. И вы бы ничего не смогли, вообще ничего.
ПРОФЕССОР. Дрожательный бред. Белая горячка. Алкогольный делирий.
УЧЕНИЦА. Или, думаете, вы из другого теста сделаны?
ПРОФЕССОР. Острое психическое заболевание.
УЧЕНИЦА. Нет, мэтр,  с вами было бы то же самое, я-то знаю.
ПРОФЕССОР. Требуется срочное вмешательство медицины.
УЧЕНИЦА. А знаете, мэтр, ведь вы еще и трус. Да-да, именно трус. Не хотите смотреть правде в глаза - делаете вид, что не видите. Или притворяетесь. Притворяетесь, а мэтр?
ПРОФЕССОР (теряя терпение). Какой, к черту, правде? В какие глаза?
УЧЕНИЦА (тоже повышая голос). А такой! Такой! Боитесь признать, что у вас тут антисанитарная обстановка! Условия, совершенно не подходящие для занятий! Вот что значит жить одному - тут не только муравьи - все что угодно завестись может! Муравьи еще что, а вот клопы, блошки, всякие вошки...
ПРОФЕССОР. Да у меня чистота - вам такая и не снилась. Дважды в неделю приходит...
УЧЕНИЦА. Хорошенькая чистота, если...
ПРОФЕССОР. Женщина убирает...
УЧЕНИЦА. Если ...
ПРОФЕССОР. Все вымыто...
УЧЕНИЦА. Муравьи даже на рояль заползли! А хозяин при этом...
ПРОФЕССОР. Блестит!
УЧЕНИЦА. И в ус не дует!

Пауза.

ПРОФЕССОР. А ноты, между прочим, не мои, а ваши. Ваши.
УЧЕНИЦА. Нет, ваши!
ПРОФЕССОР. А я говорю, ваши.
УЧЕНИЦА. Да как же вы забыли, мэтр, ведь у меня и Шопена-то нет, вы мне сами его дали. Еще в сентябре.
ПРОФЕССОР. Но сегодня вы принесли ноты из вашего дома. Из вашего, а не из моего. И сами только что сказали, что у вас их тьмы. Сами, черт, знает кого у себя развели, а потом еще какие-то претензии. Женщина называется.
УЧЕНИЦА. Хорошо, допустим...
ПРОФЕССОР. Не допустим, а точно из вашего.
УЧЕНИЦА. Допустим, что муравьев действительно принесла к вам я.
ПРОФЕССОР. Вдобавок ко всем вашим прочим достоинствам.
УЧЕНИЦА. Знаете, мэтр, не будем о достоинствах, а? Лучше не будем. (Пауза.) Итак, я готова признать, что на Шопена, очевидно, из моего буфета, переползли муравьи, у меня инструмент стоит как раз рядом. Признаю. Видите, я не так
упряма! А вы должны признать, что урок был сорван не из-за того, что я ничего не выучила и пришла, как вы сказали, "совершенно неподготовленной", а потому что нот вообще не было видно - одни муравьи! Но кроме того, вы должны также передо мной извиниться за ваше крайне некорректное поведение, за вашу грубость и бестактность. Извиниться и продолжить урок. Ведь у нас не только Шопен...
ПРОФЕССОР. Никогда.
УЧЕНИЦА. Мэтр, это... я даже не знаю, как это назвать... У вас такая блестящая репутация, о вас идет такая слава. И я никогда...
ПРОФЕССОР. Вот именно - никогда.
УЧЕНИЦА (громко). ...Никогда не предполагала, что вы способны так себя вести. Просто поразительно!
ПРОФЕССОР. Я все сказал.
УЧЕНИЦА. Тогда я просто не уйду. Не хотите извиняться - ладно, пусть это останется на вашей совести, пусть. Но пообещать мне, что мы будем продолжать занятия - вы просто обязаны. Ладно, пусть не сегодня, пусть мы потеряли много времени, но в следующий раз...
ПРОФЕССОР. У меня к вам маленькая просьба: выйдите за дверь - и вот там можете стоять, сколько вашей душе угодно.
УЧЕНИЦА. Еще чего - за дверь! Сяду вот - и буду сидеть! (Садится на стул.)
ПРОФЕССОР. Встаньте сейчас же. Встаньте, я сказал.
УЧЕНИЦА. Откажитесь от своих слов - тогда встану.
ПРОФЕССОР. Ни за что.
УЧЕНИЦА. Тогда буду сидеть.
ПРОФЕССОР. Ну и сидите.
УЧЕНИЦА. Ну и буду.
ПРОФЕССОР. Ну и сидите.
УЧЕНИЦА. Ну и буду.
ПРОФЕССОР. Сидеть ведь тоже надоест.
УЧЕНИЦА (подражая его голосу). Никогда.
ПРОФЕССОР. Увидим.
УЧЕНИЦА. Смотрите. (Пауза.) А правда, мэтр, давайте попробуем, а? (Достает из кармана бумажку и читает.) "Инструкция по применению препарата "Лафарекс-К" - приманки с ювеноидом и его стабилизатором для борьбы с рыжим Домовым муравьем "monomorium pharaonis". Во, фараоны! Это только кажется, что они безобидные, а на самом деле, оказывается, фараоны! (Читает дальше.) "Состав препарата. Активное вещество - ювеноид метопрен (изопропил-11, триметил-2, додекадиеноат)". Во какое слово мудреное. Мэтр, вы же знаете латынь. Что такое "до-де-ка-ди-е-но-ат". До-де-ка...
ПРОФЕССОР. Не желаю слушать ваш бред.
УЧЕНИЦА. Это не мой, причем тут я? Я, что ль, инструкцию придумала!
ПРОФЕССОР. Не желаю вас слушать.
УЧЕНИЦА. Это все "Лахема". "Ла-хе-ма".
ПРОФЕССОР. Какая еще, к черту, "Лахема"?
УЧЕНИЦА. Изготовитель препарата "Лафарекс-К" - приманки с ювеноидом и его стабилизатором для борьбы с рыжим домовым муравьем "monomorium pharaonis".
ПРОФЕССОР. О-о-о!
УЧЕНИЦА. То есть для борьбы с фараонами. А ведь странно, мэтр, правда?
ПРОФЕССОР. Странно.
УЧЕНИЦА. Такие маленькие существа и вдруг - фараоны. Я всегда думала, что фараоны большие-пребольшие, потому что после смерти для них строят огромные пирамиды, а потому и фараоны, наверное, тоже огромные.
ПРОФЕССОР. Странно, что за два месяца, пока я с вами возился, ни о чем таком даже и не подозревал.
УЧЕНИЦА. О чем не подозревали? Что фараоны могут быть маленькими фараончиками?
ПРОФЕССОР. О ваших, мягко говоря, отклонениях от нормы.
УЧЕНИЦА. Знаете что, мэтр: давайте не будем об отклонениях, пожалуйста, не надо. Насколько я помню, у меня их гораздо меньше, чем у вас, правда. Так что давайте не будем. (Небольшая пауза.) А знаете, мэтр, как жаль, что наши надежды обычно не оправдываются и на смену им всегда приходят одни лишь разочарования. Да и у вас, наверняка, такое тоже было, даже у вас... Когда я первый раз пришла сюда на урок, это было какое-то чудо, я подумала: ну, наконец-то! Может быть, потому что в вас, в вас есть - только не обижайтесь - что-то отцовское. Строгий, но справедливый, спокойный и мудрый. Вот, - подумала я, - человек, который не только сможет научить меня играть, но и...
ПРОФЕССОР. Как интересно.
УЧЕНИЦА. Гораздо большему, чем этюды и гаммы, всегда ведь веришь во что-то хорошее, хочется верить, без этого просто нельзя жить. Ведь и вы, наверняка, во что-то верите, а, мэтр?
ПРОФЕССОР. Очень интересно.
УЧЕНИЦА. Да нет же, вам вовсе неинтересно, вы просто не хотите со мной разговаривать. Жаль, мэтр, очень жаль. И вы об этом тоже пожалеете, вот увидите, очень скоро пожалеете, что так со мной обращались. И все же скажите, в чем я виновата? В том, что у вас тут муравьи? Ну ладно, пусть муравьев в ваш дом занесла я, но я же в этом призналась. И готова не только извиниться, но и сделать все, чтобы их уничтожить, готова хоть сейчас, но вы же... вы же обвиняете меня неизвестно в чем, пытаетесь сделать из меня какую-то ненормальную, хотя я нормальна, совершенно нормальна, мэтр, и вам это прекрасно известно. И никаких отклонений у меня нет.
ПРОФЕССОР. Из вас сегодня прямо какой-то словесный... поток льется.
УЧЕНИЦА. Что ж тут удивительного, при таких-то обстоятельствах.
ПРОФЕССОР. А хотите я за вас скажу?
УЧЕНИЦА. Что скажете?
ПРОФЕССОР. Все, что вы говорили и собираетесь еще сказать. Хотите послушать, как это со стороны звучит? Весь этот бред...
УЧЕНИЦА. Это вовсе не...
ПРОФЕССОР. "Мэтр, на ваших нотах ползают муравьи." - "Да что вы, какой кошмар, откуда бы им взяться? Да вы же их с собой принесли." - "Признаюсь, мэтр, допустим, муравьев принесла к вам я. А потому предлагаю вам от них совершенно изумительное средство - ювеналю."
УЧЕНИЦА. Ювеноид.
ПРОФЕССОР. "Вот спасибо, а то они бы у меня по роялю расползлись и расстроили бы инструмент. А кроме того, придут ведь другие ученики, а при попадании на кожу муравьиная кислота вызывает ожоги, и хотя, на первый взгляд,
В укусе муравья - ничего страшного нет, но если муравьев будут тьмы... Давайте ваше средство. Спасибо вам большое." - "Пожалуйста." - "Я сейчас же им воспользуюсь: разложу по инструменту и тогда держитесь, муравьи, вам конец. Еще раз благодарю вас."
УЧЕНИЦА. Замечательно, просто замечательно. Вы артист, мэтр.
ПРОФЕССОР. И все в таком духе. Итак, мы все друг другу сказали, больше нам говорить не о чем. А посему - вставайте, забирайте ваш ювенал и валяйте отсюда. Или, как говорили древние, vale.
УЧЕНИЦА. Но в этом вашем монологе вы не сказали самого главного...
ПРОФЕССОР. Я сказал...
УЧЕНИЦА. ...что вы будете со мной продолжать...
ПРОФЕССОР. Абсолютно все...
УЧЕНИЦА. Потому что иначе...
ПРОФЕССОР. Это мои последние слова и потом...
УЧЕНИЦА. ...я просто не уйду. Просто...
ПРОФЕССОР. Я перейду к действиям. Имейте в виду - к действиям.
УЧЕНИЦА (подражая его голосу). Этот спор бесполезен!
ПРОФЕССОР (громко и грубо). Да пошла ты!
УЧЕНИЦА. А хамством своим вы меня не удивите, от вас я слышала и не такое.
ПРОФЕССОР (тем же тоном). Пошла вон!
УЧЕНИЦА. К хамству у меня просто выработался иммунитет. Им-му-ни-тет.
ПРОФЕССОР (тем же тоном). Вон!
УЧЕНИЦА. Как вы однообразны, мэтр! Вы же образованный человек, придумали бы что-нибудь новенькое, заковыристое. Хотя бы по-латыни...
ПРОФЕССОР (пытаясь столкнуть ее со стула). В-в-в...
УЧЕНИЦА. Можете не стараться, все равно ничего не получится. Силенки не те. Уж я-то знаю. (Насвистывает вальс Шопена.)

Пауза.

ПРОФЕССОР. Какой же я старый осел! Настоящий безмозглый старый осел! Почему я никого не послушал? Меня же предупреждали, чтобы я ее не брал, еще как предупреждали! Говорили, что она не только абсолютно бездарна, но к тому же у нее очень дурной характер. А я не послушал. Осел, настоящий осел! Думал, что из нее можно что-то слепить, что она на что-то способна и будет делать успехи. И вот вам результат!
УЧЕНИЦА. И все же, несмотря ни на что, вы меня взяли!
ПРОФЕССОР. У меня же был выбор, был огромный выбор...
УЧЕНИЦА. И знаю почему, мэтр. Знаю, что...
ПРОФЕССОР. Были и другие, гораздо более...
УЧЕНИЦА. Я вам понравилась, да-да...
ПРОФЕССОР. Способные во всех отношениях...
УЧЕНИЦА. Просто понравилась...
ПРОФЕССОР. Благодарные ученицы, с которыми можно было бы...
УЧЕНИЦА. Теперь же, мэтр, вы, кажется, хотите...
ПРОФЕССОР. Действительно добиться успехов и при этом...
УЧЕНИЦА. От меня избавиться, только вряд ли...
ПРОФЕССОР. Не затрачивать столько усилий...
УЧЕНИЦА. Не получится.
ПРОФЕССОР. Мои ученицы всегда были самыми лучшими, всегда проходили на все концерты и конкурсы. Ради них я часто жертвовал всем - своим временем, семьей, детьми... Нет, работа, как правило, приносила удовлетворение, отдача, конечно, была, особенно когда я слышал, как их встречали, как им аплодировали. Но такой... такой... Я даже не подозревал, что такие бывают!

Профессор еще раз пытается согнать  ее со стула, но она сопротивляется; вдруг его лицо багровеет, дыхание становится прерывистым, вены на шее вздуваются, а глаза, кажется, вот-вот вылезут из орбит - он неожиданно валится лицом вниз на кушетку.

УЧЕНИЦА (оборачиваясь и замечая у него на спине занавеску). Ха-ха, занавесочка! Могли бы ее и не набрасывать, мэтр, посторонних-то нет. Или от меня решили занавеситься, а? Профессор не двигается.) Вот что вам-то, оказывается, надо - полежать. Полежите, полежите. Надо же, потратить столько сил - и на что? Чтобы согнать женщину со стула - вот оно, оказывается, у профессоров воспитание-то какое! Другие уступают, а он сгоняет. Э-эх, мэтр, мэтр. (Пауза.) Только не думайте, что, раз вы завалились спать, значит, я уйду. И не подумаю! Никуда я не уйду, пока... (Насвистывает вальс Шопена.) Это для вас колыбельная, мэтр. (Снова свистит.) Может, сыграть - кусочек-то я наизусть помню... (Встает, подходит к роялю и, путаясь, пытается сыграть вальс.) Нет, с этими не сыграешь. У-у, фараоны проклятые! А если я их сейчас "Лафарексом", а? Мэтр восстанет, а их - будто и не было. А вдруг еще разорется: скажет, "как я теперь с другими заниматься буду? Все уроки мне сорвали!" Ладно, пусть сам травит... (Пауза.) А может, попробовать, а? Вдруг не заметит. (Вынимает из кармана инструкцию и разворачивает ее.) Проведение обработки, проведение обработки... Вот. "Перед употреблением отрежьте уголок пакетика и сделайте отверстие, чтобы приманка стала доступной для муравьев. Пакетики разложите или прикрепите лейкопластырем в местах частого появления муравьев, причем на каждые 3,5 м. площади пола должен приходиться один пакетик препарата "Лафарекс-К". - Так. Резать нечем, но можно, наверное, оторвать. Трудно... Дальше. "Сделайте отверстие" - проковырять тоже нечем. "Прикрепите лейкопластырем" - и лейкопластыря у меня нет. А жаль - вот сейчас бы прямо к нотам, сразу все бы и убежали. "...площади пола" - а почему пола? А если - рояля? Один пакетик на трех-пяти метрах площади рояля. Думаю, одного на первый раз вполне хватит, а дальше посмотрим. Мэтр, вы спите? (Небольшая пауза.) Кажется, спит. Ну, "Лафарекс"...

Ученица пытается оторвать угол пакетика - вдруг свет меркнет.  Звучит Аппассионата Людвига ван Бетховена. Когда же свет вновь  зажигается и музыка прекращается, крышка рояля поднимается, и мы видим, как оттуда вылезают шесть мужчин - в их облике есть нечто комически-инфернальное. Они могут быть одеты по-разному, но все же все они весьма похожи друг на друга. "Сцена с роялем" должна быть  сыграна с изрядной долей  режиссерской и актерской импровизации.

ПОВОДЫРЬ. Прекратите! Немедленно прекратите...
ПОДЛИННИК. Идиотские выверты!
УЧЕНИЦА. У вас ножницы есть? А лейкопластырь?
ПОВОДЫРЬ. Прекратите геноцид - кто вам позволил травить муравьев!
УЧЕНИЦА. Никогда не поверю: столько здоровых мужчин - и ни у кого ни ножниц, ни лейкопластыря. Да быть такого не может!
ПРОРОК. Хватит! Муравьи находятся под угрозой исчезновения - их надо занести в Красную книгу.
УЧЕНИЦА. Значит, не дадите? Ни того, ни другого?
ПРОРОК. Это, между прочим, очень и очень полезные насекомые: они способствуют почвообразовательному процессу, истребляют вредителей леса и ускоряют разрушение гнилой древесины.
УЧЕНИЦА. Какой древесины? Рояль-то не гнилой.
ПОВОДЫРЬ. Их надо не травить, а наоборот, я бы сказал, культивировать. Куль-ти-ви-ро-вать.
УЧЕНИЦА. А-а, значит, это вы их сюда занесли? Вы, признавайтесь?
ПОВОДЫРЬ. Вам, наверное, неизвестно, что существуют определенные правила. Правила расселения муравьев.
УЧЕНИЦА. А он говорил, что это я. Эй, мэтр, это они, оказывается, виноваты. Они, а не я!
ПРОРОК. И при том весьма строгие.
УЧЕНИЦА. Они вам муравейник решили тут устроить. Самый натуральный.
ПОВОДЫРЬ. Очень строгие.
УЧЕНИЦА (Поводырю). А вы кто? Главный муравьед? Заклинатель-дрессировщик? Никогда не слышала, чтобы муравьев дрессировали. Тараканов слышала, а муравьев...
ПОВОДЫРЬ. Я - Поводырь. Поводырь - это тот, кто ведет. Чаще всего слепых.
ПРОРОК. Муравьи, как известно, насекомые теплолюбивые и предпочитают селиться в темных местах, так что здесь для них вполне подходящий климат. Очень подходящий.
ПОВОДЫРЬ. Особенно в связи с отсутствием в комнате окон.
УЧЕНИЦА. Так вот, значит из-за кого у меня Шопен не получился. Вот кого я должна благодарить за то, что меня выгнали с урока!
ПОДЛИННИК. Дешевые объяснения без анализа сути.
ПОВОДЫРЬ. Спасибо, любезный Подлинник.
ПРОРОК. Кроме того, это насекомые с чрезвычайно развитым инстинктом общественной жизни. А здесь как раз постоянно бывает куча всякого народа, так что...
УЧЕНИЦА. Пусть размножаются. Правильно: пусть плодятся и размножаются. Здорово! Браво!
ПОДЛИННИК. Sehr gut!

Пауза.

УЧЕНИЦА. Давайте слезайте с рояля.
ПОВОДЫРЬ. Простите, а разве этот инструмент ваш?
УЧЕНИЦА. Слезайте, кому говорят! Пошли вон!
ПОВОДЫРЬ. Рояль же не ваш.
УЧЕНИЦА. Ну ладно, тогда оставайтесь. Сейчас он проснется и вам такое задаст...
ПОВОДЫРЬ. Ничего он нам не задаст. Потому что все в соответствии...
УЧЕНИЦА. Он вам покажет, где муравьи зимуют...
ПОВОДЫРЬ. В полном соответствии. В полном.
УЧЕНИЦА. Как на рояле-то лежать, как его ногами топтать. Он вам покажет!
ПОВОДЫРЬ. В полном.
УЧЕНИЦА. Рояль же нежнейшее существо, как женщина. А вы на него вшестером навалились. Тут не только рояль треснет...
ПОДЛИННИК. Неправда. Вы чувствуете, что факты против вас и потому прибегаете к фокусничанью.
ПОВОДЫРЬ. Простите, а вы, собственно, кто? Его личный секретарь или...
УЧЕНИЦА. Чтобы вы знали: я - его любимая...
ПОВОДЫРЬ. Любимая?!
УЧЕНИЦА. Ученица.
ПОВОДЫРЬ. Ах, ученица!
УЧЕНИЦА. И считаю, что этого более чем достаточно. Что, проглотили?
ПОВОДЫРЬ. Но даже если так, все равно вы ведете себя, скажем так, несколько неадекватно. Я хочу сказать, что этот класс, то есть помещение, вам не принадлежит, рояль тоже не ваш, а потому я не принимаю никаких императивов, тем более произносимых в столь категорической форме. Допустим, что профессор иногда питает слабость к некоторым особам определенного пола,  и все же он не настолько слаб, чтобы из-за них обо всем забыть. Поверьте, я-то его знаю.
УЧЕНИЦА. Что? Вы, кажется, во мне сомневаетесь? Во мне?
ПОВОДЫРЬ. Я говорю сейчас не о вас, а о Профессоре. Исключительно о Профессоре.
УЧЕНИЦА. Нет, вы, кажется, осмелились сомневаться в моих способностях, так? Ну-ка... (Сталкивает Памятник с пьедестала и сама туда взбирается.) Да посмотрите же на меня! Взгляните сюда, сюда. Все посмотрите, да поднимите же головы! Разве я не хороша, а?
ПОВОДЫРЬ. Ну...
УЧЕНИЦА. Да безо всяких "ну" - хороша и все тут!
ПОДЛИННИК. Подлинное впечатление можно произвести только сверхнаглостью!
ПОВОДЫРЬ. И все же в данном случае значение имеет только тот, кто полезен ему. Для него, понятно?
УЧЕНИЦА. Ну и кто это может быть? Я или, может, вы? Да вы только посмотрите на себя - страшные, помятые, небритые... Из какой канавы вас вытащили?
ПОДЛИННИК. Пошло, мерзко, вонюче!
ПРОРОК. Ну зачем же, нельзя же в самом деле так... Мы ведь тоже всякие слова знаем...
ПОВОДЫРЬ. А потом - из какой канавы? Рояль - это что вам..? И вообще вы чересчур много себе позволяете - ругань, оскорбления... Что это такое "пошли вон", мы что вам собаки? Учтите, мы такое терпеть не намерены!
ПОДЛИННИК. Лепит бубновый туз, даже не спрашивая...
УЧЕНИЦА. Я хочу только одного: чтобы вы все сейчас же слезли с рояля. Все вшестером.
ПОВОДЫРЬ. Хорошо. Допустим, мы слезем с рояля...
УЧЕНИЦА. Давайте без "допустим". Слезайте - и все.
ПОВОДЫРЬ. А где же нам тогда быть? Где нам быть-то? Об этом вы подумали? Не думает о людях...
УЧЕНИЦА. Постоите - не развалитесь.
ПОВОДЫРЬ. В комнате всего один стул - мы все на нем не поместимся. Явно не помес-тимся.
УЧЕНИЦА. Как же, так я вам его и уступила!
ПОВОДЫРЬ. А мы, кстати, на него и не претендуем. Наша цель - рояль...
ПОДЛИННИК. Дринь-дринь.
ПОВОДЫРЬ. На нем мы и останемся. И уверяю вас: с этим роялем ничего плохого не случится. Мы сами в этом достаточно глубоко заинтересованы, сами. Гораздо глубже вас.
УЧЕНИЦА. Ничего себе, а? Да я же на нем Шопена играю, Шопена! А вы вообще знаете, кто такой Шопен?
ПРАКТИК (неожиданно на нее наступая). Кто Шопен?!
УЧЕНИЦА (растерянно). Я просто... я просто хотела сказать...что Шопен - это кружевная вязь, ажурная легкость...
ПРАКТИК. А-а. (Отступает. Призраки ржут.)
УЧЕНИЦА (снова воспрянув духом). А что играет ваш класс-ансамбль, еще неизвестно. Наверное, это самое "дринь-дринь".
ПОДЛИННИК. Темнота!
ПОВОДЫРЬ. Но правда - у нас здесь серьезное дело. Очень серьезное.
УЧЕНИЦА. Как будто у меня несерьезное.
ПОВОДЫРЬ. Простите, но все-таки это несравнимые вещи - ваши дела и наши.
УЧЕНИЦА. Вот именно несравнимые - с кем можно сравнить Шопена?
ПОВОДЫРЬ. Но ведь вы нас даже не выслушали и не знаете...
УЧЕНИЦА. Я знаю только то, что вы плохо воспитаны...
ПОВОДЫРЬ. И не знаете почему...
УЧЕНИЦА. Вас дама просит слезть с рояля и перестать орать...
ПОДЛИННИК. Общо и туманно.
УЧЕНИЦА. Потому что...
ПОВОДЫРЬ. Мы здесь, и насколько это...
УЧЕНИЦА. Вам, видимо...
ПОВОДЫРЬ. Важно.
УЧЕНИЦА. Все равно... разбудите вы Профессора или нет!
ПРИЗРАКИ. Швах!
УЧЕНИЦА (тихо). Да перестаньте орать наконец!

Пауза.

ПОВОДЫРЬ. Пора?
ПРИЗРАКИ. Пора. Пора. Пора.
ПОВОДЫРЬ. Маэстро, к роялю! (Практик спрыгивает на пол и подбегает к клавиатуре.) Басы. Сначала басы.
УЧЕНИЦА. Наконец-то один умник нашелся, советую и вам последовать его примеру. Слезайте - сколько раз говорить.

Практик нажимает первые попавшиеся клавиши - но он явно не умеет играть.

УЧЕНИЦА. Ха-ха-ха-ха! Да это же... это же... настоящий виртуоз!
ПОДЛИННИК. Какая глыба! Какой матерый...
ПОВОДЫРЬ. Так. А теперь чуть правее. Еще правее. Еще. Так. Так.

Практик делает то же самое.

УЧЕНИЦА. Гениально! Где вы такого откопали? Хотя я уже сказала... Он и в школе-то, наверное, никогда не учился.
ПОВОДЫРЬ. А между прочим, он - замечательный практик. Вот так.
УЧЕНИЦА. А я и говорю, виртуоз. Самый натуральный!
ПОВОДЫРЬ. Свое дело он знает отлично, и это самое главное. Самое главное.
УЧЕНИЦА. А-а, да вы, наверное, все на его уровне, все, признавайтесь? Только это и можете - "дринь-дринь". Как же он с вами занимается?
ПОВОДЫРЬ. Очень хорошо. Мы понимаем друг друга с полуслова.
УЧЕНИЦА. Набрал себе учеников - нечего сказать!
ПОДЛИННИК. Или вы перестанете прерывать меня окриками и ругательствами и будете культурно вести спор...
УЧЕНИЦА. Всех на конкурс! Международный!
ПОВОДЫРЬ. Никогда не возникало никаких проблем. Или...
УЧЕНИЦА. Да я по сравнению с вами - Ландовска!

ПОВОДЫРЬ и ПОДЛИННИК. Нас бы здесь не было! Вместе.
УЧЕНИЦА. Я - Ландовска!
ПРИЗРАКИ. Швах!

Небольшая пауза.

ПОВОДЫРЬ. Да. Да-да. Да.
ПОДЛИННИК. Значит, схема ясна. Лозунг момента - организация.
ПОВОДЫРЬ. Да. Инструмент расстроен. И ос-но-ва-тель-но. Значит, надо менять. Надо. И...
ПОДЛИННИК. Мы знаем приблизительно, что именно надо убрать...
ПОВОДЫРЬ. Чтобы поправить дело. Чтобы резко поправить дело. Все верно. Все подтверждается. Все абсолютно. Мы так и думали, так и знали. И...
ПОДЛИННИК. Должны сделать все, использовать любой шанс. Напрячь все силы...
ПОВОДЫРЬ. Чтобы он зазвучал. По-настоящему. По-новому зазвучал. А для этого...
ПОДЛИННИК. Берите тряпку с бензином - и вперед, взрывать штабы!
ПОВОДЫРЬ. Вот именно! Именно. Спускайтесь, маэстро!
ПОДЛИННИК. "On s'engage et puis... on voit" ¹

Практик начинает отламывать педали.

УЧЕНИЦА. Эй! Что он там делает? Да он же ломает!
ПОВОДЫРЬ. Нет. На самом деле...
УЧЕНИЦА. Он ломает!
ПОВОДЫРЬ. На самом деле...
УЧЕНИЦА. Он ломает педали!
ПОВОДЫРЬ. А на самом же деле....
УЧЕНИЦА. Эй, кончайте ломать!
ПОВОДЫРЬ. Он вовсе не ломает.
УЧЕНИЦА. Эй, муравьед, остановите своего виртуоза, немедленно остановите, слышите?
ПОВОДЫРЬ. Он не ломает - он откручивает. Надеюсь, разница понятна?
УЧЕНИЦА. Да что у меня глаз нет - я  вижу, что он ломает!
ПОДЛИННИК. Темна вода...
ПРОРОК. Наши видения абсолютно неадекватны, потому что вы видите настоящее, а мы - настоящее и будущее одновременно. Он не ломает, он откручивает.
УЧЕНИЦА. Да что вы мне мозги-то...
ПРОРОК. А разница между "ломать" и "откручивать", между прочим, огромная. Потому что, если что-то сломать, работать это уже не будет.
ПОВОДЫРЬ. А у нас будет - и гораздо лучше, чем раньше - вот вам и вся разница.
УЧЕНИЦА. Слушайте, вы кто, психи? Признайтесь, психи?
ПОДЛИННИК. Наплюйте в харю упрекающим!
ПОВОДЫРЬ. Все зависит от того, как относиться к самому процессу, ибо...
УЧЕНИЦА. Зачем нам нужно...
ПОВОДЫРЬ. Можно считать так, а можно эдак.
УЧЕНИЦА. Ломать чужой рояль?
ПОВОДЫРЬ. Почему чужой? Здесь вы глубоко заблуждаетесь.
УЧЕНИЦА. Это рояль профессора, а не ваш.
ПОДЛИННИК. Экий вздор!
УЧЕНИЦА. Это же "Petroff"!
ПОДЛИННИК. Ни к чему чужие слова употреблять!
ПОВОДЫРЬ. Причем здесь Петров? Занимаемся на нем мы, а значит...
УЧЕНИЦА. Ничего это не значит!
ПОВОДЫРЬ. Значит, он наш. Вполне логично.
УЧЕНИЦА. И педали здесь были в полном порядке. Я только недавно...
ПОВОДЫРЬ. А мы давно.
УЧЕНИЦА. ...играла Шопена.
ПОВОДЫРЬ. А мы, между прочим, много чего играем. Так что нам виднее.
УЧЕНИЦА. Не вижу.
ПОДЛИННИК. Душа - воск.

Практик отламывает педали.

УЧЕНИЦА. Да он же... он же... (Вскакивает со стула и пытается растолкать Профессора.) Мэтр!
ПОВОДЫРЬ. Инструмент этот предназначен для извлечения волшебных звуков, которые покоряют или должны покорять душу.
УЧЕНИЦА. Мэтр, вставайте!
ПОВОДЫРЬ. Но то состояние, в каком он сейчас находится, нас глубоко не
удовлетворяет, так что нужно...
УЧЕНИЦА. Слышите, вам совершенно необходимо встать и ...
ПОВОДЫРЬ. ...сделать все для его усовершенствования и...
УЧЕНИЦА. ...прогнать их.
ПОВОДЫРЬ. ...для улучшения качества звуков.
УЧЕНИЦА. В шею!
ПОВОДЫРЬ. А это достигается путем перестановки...
УЧЕНИЦА. Иначе они сломают, и вы лишитесь...
ПОВОДЫРЬ. ...педалей. Пе-далей. Пе-да-лей.
УЧЕНИЦА. ...не только педалей, но и рояля тоже!
ПОДЛИННИК. Довести до сведения разъезжих агитаторов!

Профессор продолжает неподвижно лежать.

ПОВОДЫРЬ. Ну зачем же так? Вот этого не надо. Зачем переставлять рояль? Во-первых, он неподъемный, даже для нас. А во-вторых, если вы думаете, что на новом месте он будет звучать лучше, то ошибаетесь. Дело вовсе не в этом.
УЧЕНИЦА. Раз он не может - защищать рояль буду я!
ПОВОДЫРЬ. Позвольте, это мы скорее должны защищать его от вас. Если уж по
совести-то...
ПОДЛИННИК. Безнравственно подрумянивать истину.
УЧЕНИЦА. Я буду драться, драться, как львица!
ПОВОДЫРЬ. Ну, я не знаю... Надеюсь, вы все же понимаете, что нас шестеро, и мы мужчины...
УЧЕНИЦА. И что? Навалитесь на меня, как на этот рояль, так? Чтобы я затрещала...
ПОВОДЫРЬ. Ну зачем же так сразу, зачем же...
ПОДЛИННИК. Мимолетная связь - страсть, может быть и грязная, но...
ПОВОДЫРЬ. Я все же надеюсь, что...
ПОДЛИННИК. Может быть, и чистая...
ПОВОДЫРЬ. К таким средствам мы все же прибегать не будем. Правда, для этого вы должны понять, что здравый смысл явно на нашей стороне.
УЧЕНИЦА. Что? Хотите сказать, что во всем этом бедламе есть хоть капля здравого смысла?
ПОВОДЫРЬ. Не капля, а целое море. И даже океан. Именно это в течение получаса я и пытаюсь вам втолковать.
УЧЕНИЦА. Ну смотрите же, он опять...

Ученица вскакивает, пытается помешать Практику, но он сажает ее на стул и относит к двери.

ПОДЛИННИК. Здесь будет большая драчка!
УЧЕНИЦА. Бездарность, вопиющая бездарность!
ПОВОДЫРЬ. Фи, как некрасиво!
УЧЕНИНА (чуть не плача). Я так и знала, что вы... я так и думала!
ПОВОДЫРЬ. Просто у двери вам будет удобнее - все-таки воздуха там побольше. О вас же заботимся, между прочим.
УЧЕНИЦА. Я так и знала!
ПОВОДЫРЬ. А смотрите, какие мы галантные: посадили вас максимально близко к инструменту - чтобы вы были, скажем так, свидетельницей всего процесса. Но только - чур - нам не мешать!
УЧЕНИЦА. Да вы же вандалы, сумасшедшие вандалы! Только вандалы могут ломать такой инструмент!
ПОДЛИННИК. Чушь! Ахинея! Галиматья!
ПОВОДЫРЬ. Вам, наверное, в жизни сильно не везло, и вы никогда не видели, как по-настоящему ломают рояль.
УЧЕНИЦА. И видеть этого не хочу!
ПОВОДЫРЬ. А ведь бывает - из окна выбрасывают. Этажа, так, с тридцать третьего.
УЧЕНИЦА. Да и вы бы выкинули - только здесь окон нет.
ПОВОДЫРЬ. А как рояль горит - вы и представить не можете! Как полыхает, как полыхает! Какое зарево - просто заглядение!
УЧЕНИЦА. Вы что, хотите его поджечь?
ПОВОДЫРЬ. Мы просто приводим примеры, чтобы вы, скажем так, почувствовали разницу...
ПОДЛИННИК. Дура стоеросовая, махровая, с претензиями!
УЧЕНИЦА. Нет, это какой-то ужас! Тихий ужас!
ПОВОДЫРЬ. Слушайте, а вы, часом, не тупая? Извините, конечно... Объясняй вам, не объясняй - все равно, как от стенки... Да как же он с вами занимается, ведь, наверное, по десять раз одно и то же... Бедный Профессор!
УЧЕНИЦА. Нет, теперь я уже все поняла: вы не класс-ансамбль, вы - класс-банд - классная банда!
ПОДЛИННИК. Вздор, ложь, клевета!
ПОВОДЫРЬ. Много вы понимаете! Да если бы мы были бандой, мы бы не на стульчиках вас к дверке относили, мы бы вас тут же прямо на рояле все вшестером...
ПОДЛИННИК. Рукой за горло и коленкой на грудь!
ПОВОДЫРЬ. А лучше прямо на струнах, скажем так, с музыкой. (Поет.) На-ра-ра-рам, та-ра-ра-рам, на-ра-ра-рам, та-ра-ра-рам и т. д. На две четверти.
ПОДЛИННИК. Дринь-дринь.
УЧЕНИЦА. А он лежит себе и даже не знает...
ПОВОДЫРЬ (в сторону ученицы). По-моему, немножечко успокоилась. Все-таки на свежем воздухе была.
УЧЕНИЦА. Кого к себе взял! Ничего-то он не знает и не понимает.
ПОДЛИННИК. Мне известны трое: Ленин, Ульянов и я. Остальные все - архихуйня!
ПОВОДЫРЬ. Он профессор - он нас сам и отбирал, мы ему очень даже подходим. По стилю работы подходим.
УЧЕНИЦА. Нет, категорически, нет!
ПОВОДЫРЬ. Вот увидите.
УЧЕНИЦА. Нет, нет, нет - никогда! Его стиль - мягкий, деликатный, даже нежный. Ну, а ваш...
ПОВОДЫРЬ. Когда увидите, тогда и смысл поймете.
УЧЕНИЦА. Ваш смысл - ломать. Ломать - и больше ничего!
ПОДЛИННИК. И опять-таки это в своем роде перл!
ПОВОДЫРЬ (громко). Вот бестолочь! Ни черта не видит дальше собственного носа - никакой перспективы!
УЧЕНИЦА. Никто и никогда, никто и никогда в целом мире, слышите, в целом мире никто и никогда не поймет, просто не захочет, не сможет понять - этот нонсенс, абсурд, кретинизм, наконец, - для чего у прекрасного концертного рояля "Petroff" надо было отломать педали!
ПОВОДЫРЬ (громко). Да для того...
УЧЕНИЦА. Взять - и отломать!
ПОВОДЫРЬ (громко). ...чтобы он потом...
УЧЕНИЦА. Это уникальный случай...
ПОВОДЫРЬ. ...лучше звучал!
ПОДЛИННИК. И мы имеем средство для этого...
УЧЕНИЦА. ...уникальный случай...
ПОВОДЫРЬ. Да мы их прикрутим, педали-то, прикрутим!
УЧЕНИЦА. ...группового кретинизма!
ПОВОДЫРЬ. К клавиатуре прикрутим!

Небольшая пауза.

УЧЕНИЦА. Куда-а?!
ПОВОДЫРЬ. Ну к этой... к клавиатуре.
УЧЕНИЦА. Ну это уж вообще...

Небольшая пауза.

ПРОРОК. А педаль, между прочим, не просто деталь. Нажимая на педаль, даешь начало всей музыке, всему, так сказать, процессу. Педаль - это стартер, это ключ, которым заводишь шарманку - и потом ее уже не остановить.
ПОВОДЫРЬ (Ученице). Ответьте мне на такой вопрос: чем вы раньше нажимали на педали?
УЧЕНИЦА. Не знаю, чем вы...
ПОВОДЫРЬ. Нет, вы ответьте...
УЧЕНИЦА. Может, задом, а может, чем-нибудь еще...
ПОВОДЫРЬ. ...ответьте, ответьте!
УЧЕНИЦА. Не только я, а все нормальное человечество всегда, в течение трех веков со времени изобретения рояля, нажимало на педаль ногой.
ПОВОДЫРЬ. Вот именно, ногой.
УЧЕНИЦА. И никому, никому еще, - а были действительно светлые головы, - так вот -  никому из них никогда не приходило - да и не могло прийти на ум - и это естественно, потому что они нормальные люди, нормальные, а не какие-нибудь психи, которые приносят на занятия муравьев, а потом начинают отламывать педали, - так вот - никому из прославленных пианистов, лауреатов и просто любителей, обычных любителей побренчать, никому и никогда не приходило - да и не могло прийти на ум - слышите? Не могло прийти на ум приделать педали к клавиатуре - это не просто абсурд, это величайший абсурд в мире, слышите? ВЕЛИЧАЙШИЙ АБСУРД В МИРЕ!
ПОДЛИННИК. Идейное труположество!
ПОВОДЫРЬ. Так, вы все сказали?
ПРОРОК. А теперь скажу я. В вашем монологе несколько раз прозвучало "не могло прийти на ум". Вот в этом как раз вся суть. Три века подряд homo sapiens - разумное человеческое существо, каковым он себя безусловно полагает, - играло на рояле, а никаких, практически никаких попыток улучшить, как следует усовершенствовать этот замечательный, вы правы, уникальный инструмент не предпринималось. Я не говорю о клавесине и клавикорде, это, что называется, несколько иная опера. Но если взять собственно рояль, то здесь никаких изменений никогда не происходило. Давно уже замечено, что  homo sapiens - существо по своей природе консервативное, причем не просто консервативное, а крайне консервативное, так чему ж тут удивляться! Сделал инструмент три века назад, играет себе, бренчит, и всем этим весьма и весьма доволен. А время, между прочим, на месте не стоит, появляются все новые и новые изобретения. Возьмите, например, автомобиль, сколько здесь всего понавыдумывали, чего только не понавинчивали! А какая скорость, какой комфорт! Да и искусство, оно тоже, конечно, не стоит на месте - сколько течений появилось, сколько направлений! Но почему-то упрямо и неизвестно кем считается, что некоторые вещи должны застыть буквально на уровне каменного века и чтобы их не касались, чтобы их не трогали, а это ненормально и архиневерно!
ПОДЛИННИК. Вот как надо говорить с народом!
ПОВОДЫРЬ. Браво, Пророк!

Призраки аплодируют. Небольшая пауза.

УЧЕНИЦА. Рояль был сделан хорошо.
ПОВОДЫРЬ. Да кто ж с этим спорит!
УЧЕНИЦА. Рояль был сделан очень хорошо.
ПОВОДЫРЬ. А лучшее, между прочим, враг не только хорошего, но и даже очень хорошего.
УЧЕНИЦА. Рояль был сделан лучше некуда. Самые лучшие инструменты как раз старые. "Steinway" например, или "Bechstein"...Да и не только рояли, скрипки тоже...
ПОВОДЫРЬ. Вы не даете мне даже слова сказать! Ответьте мне на вопрос: во что вы сейчас обуты? Что молчите? Ладно, вижу, что в туфли. В старые туфли, но даже если в новые... У них толстая подошва, но даже если тонкая... Грубая, но даже если не очень... Все равно: нечистая мерзкая подошва касается педали и извлекает из нее пусть не звук, пусть оттенок звука, но ведь из оттенков и состоит настоящая музыка! Следовательно, если это делать гораздо мягче и нежнее, можете себе
представить, как зазвучит рояль тогда?
УЧЕНИЦА. Не могу... В вашем исполнении он не зазвучит никогда.
ПОВОДЫРЬ. Но почему же в моем?
УЧЕНИЦА. И в исполнении вашего виртуоза тоже. Хоть вы его на попа поставьте, хоть струны на голову натяните - все равно. У вас он звучать не будет никогда!
ПОВОДЫРЬ. Ладно, посмотрим.
УЧЕНИЦА. Никогда!
ПОВОДЫРЬ. Посмотрим-посмотрим.
УЧЕНИЦА. Никогда.
ПОДЛИННИК. "Ich salutiere den gelehrten Неrrn. lhr habt mich weidlich Schwitzen machen"! ²

Небольшая пауза.

ПОВОДЫРЬ. Итак, мы продолжаем. Наступает самый ответственный, скажем так, решающий момент наших занятий. А посему: маэстро, к роялю! Или... я думаю, что лучше будет в четыре руки. А она - пусть полюбуется. Давайте ее сюда.

Пророк подносит Ученицу к роялю. Практик подходит к клавиатуре и начинает по ней бешено дубасить - кулаками, локтями, ногами.

УЧЕНИЦА (громко и серьезно). Мэтр, это последний шанс. Вы еще можете его спасти, если
встанете и примете меры. Я сделать уже ничего не могу, не могу ничем вам помочь. У вас  не будет рояля, а значит, вообще не будет никакой жизни.
ПОВОДЫРЬ. Да она же просто слепая, как я сразу-то не догадался!
ПОДЛИННИК. Образец извращенного клеветничества.
УЧЕНИЦА. Вы слышите меня, мэтр? (Громко.) Мэтр, мэтр, мэтр!
ПОВОДЫРЬ. Ничего не видит!
УЧЕНИЦА. Мэтр!
ПОДЛИННИК (в сторону Профессора). Сей нарыв надо удалить. Уложить в гроб. Грабь награбленное!
ПОВОДЫРЬ. Ну-ка, пойдемте со мной. (Берет Ученицу за руку, выводит ее из комнаты и закрывает за собой дверь.)

Музыка кончается. Небольшая пауза.

ПРОФЕССОР (все еще лежа лицом вниз). Нет! Нет! Нет!  (Небольшая пауза. Профессор встает и оглядывает Призраков.) Я сейчас видел сон, очень страшный сон, настоящий кошмар: будто плыву я по морю на большом таком, как этот рояль, корабле.
Море сначала было голубое, спокойное, но потом откуда ни возьмись налетел ветер и начался шторм. Баллов, наверное, восемь, а может, больше, не знаю. И вдруг я почему-то подумал, что мы не доплывем, не придем в порт назначения. Тогда я бросился на капитанский мостик, а там у штурвала стоит огромный рыжий муравей с тонкими-претонкими усами. Не знаю почему - во сне ведь всякое бывает - я спросил у него: "Капитан, а куда мы плывем? Куда курс держим?" Он закурил трубку, посмотрел на меня своими лукавыми муравьиными глазками и отвечает: "Главное  надо плыть, а там разберемся." "Как разберемся?" - переспросил я. "А так. Видно будет." "Что видно будет?" - еще раз спросил я. А он мне: "У меня, между прочим, шлюпка есть." И в это время раздался страшный треск - рухнула мачта. Я понял, что это конец, и тут же проснулся. Настоящий кошмар, а?
ПОВОДЫРЬ. А чего вы, собственно, испугались?
ПРОФЕССОР. Да, вас бы туда, я бы на вас посмотрел! Поверьте мне - там было очень страшно! Очень.
ПОВОДЫРЬ. Я хотел узнать: чего вы испугались - что не доплывете или что корабль утонет?
ПРОФЕССОР. Если корабль утонет, значит, я тоже... Как же я доплыву?
ПОВОДЫРЬ. А вы бы в шлюпку, как капитан. Шлюпок-то на корабле много.
ПРОФЕССОР. Знаете, в шлюпке грести надо. А я не умею.
ПОВОДЫРЬ. Но, к счастью, это был только сон.
ПРОФЕССОР. Да, действительно, к большому счастью. Потому что после такого ужаса все остальное...
ПОВОДЫРЬ. Но вы проснулись, и перед вами снова ваш любимый класс-ансамбль - ваши преданные ученики.
ПРОФЕССОР. Да, вижу, вижу.
ПОВОДЫРЬ. А мы, между прочим, времени даром не теряли, действительно не теряли...
ПРОФЕССОР. Да-да, я уже понял...
ПОВОДЫРЬ. Занимались, как следует занимались.
ПРОФЕССОР. Да, я слышал. Слышал сквозь сон. Только напомните, что вы играли?
ПОВОДЫРЬ. Мы играли Шопена.
ПРОФЕССОР. Какого Шопена?
ПОВОДЫРЬ. Шопена, Профессор. Вальс цыц-моль, опись 64, номер 2.
ПРОФЕССОР. Да-да. Да. Конечно, номер 2. Так сыграйте мне его, покажите, как выучили.
ПОДЛИННИК. Надо изворачиваться.
ПОВОДЫРЬ. Именно это мы и хотим вам сейчас продемонстрировать. Маэстро!

Практик бьет руками по роялю. Профессор внимательно слушает. Призраки прихлопывают в ладоши и пританцовывают. Грохот прекращается.

ПОВОДЫРЬ. Ну и как, профессор? Как ваши впечатления?
ПРОФЕССОР. В общем, по-моему... неплохо. Неплохо! Неплохо!! (По очереди целует Призраков). Только в финале я бы добавил еще пиано, чтобы стало совсем пианиссимо. А в целом, по-моему, вещь вполне готова. Вполне.
ПОВОДЫРЬ. Ну не вполне, Профессор, не вполне. А то вы нас еще захвалите - мы нос задерем и заниматься перестанем.
ПРОФЕССОР. А знаете, когда ученики хорошо играют, профессора молодеют. Да-да, это давно всем известно.
ПОВОДЫРЬ. Мы рады, Профессор.
ПРОФЕССОР. А я-то как рад. После такого ужаса, слушая вас, я, кажется, снова ожил!
ПОВОДЫРЬ. Мы очень рады, Профессор.
ПРОФЕССОР. Снова ожил, и мне хочется чего-то такого... такого... Мне хочется летать!
ПОВОДЫРЬ. Летать? Профессор, какие проблемы! (Призраки поднимают Профессора на руки и готовы подбросить вверх.)  Так и летайте себе на здоровье, в чем дело?
ПРОФЕССОР (испуганно и громко). Не-ет! Летать я не умею. Но если не летать, так, по крайней мере... петь.
ПОВОДЫРЬ. Вот и прекрасно. Профессор сейчас споет, а мы подыграем.
ПРИЗРАКИ. Просим, просим. (Аплодируют.)
ПРОФЕССОР. Но знаете... петь я тоже... тоже не умею.
ПОВОДЫРЬ. Ну знаете, это уже...
ПРОФЕССОР. С детства голоса не было.
ПОДЛИННИК. Интеллигенция - это не мозг нации, а говно.
ПОВОДЫРЬ. Ну тогда за вас споем мы.
ПРОФЕССОР. Правда? Ну тогда что-нибудь лирическое. Для души. Чтобы душа пела - это я умею.
ПРАГМАТИК (Подлиннику). Ну-ка, бельканто, выдай-ка для души.
ПОДЛИННИК (поет).
Идет - гудет Зеленый Шум,
Зеленый Шум, весенний Шум.

***

Стоят сады вишневые,
Тихохонько шумят; А рядом новой зеленью
Лепечет песню новую
И липа бледнолистая,
И белая березонька
С зеленою косой!

***

Пригреты теплым солнышком,
Шумят повеселелые
Сосновые леса.
А рядом новой зеленью
Лепечет песню новую
И липа бледнолистая,
И белая березонька
С зеленою косой!
(из стихотворения Н.А. Некрасова "Зеленый Шум").

ПРОФЕССОР (аплодируя). Браво! Браво! Прекрасно исполнено! Превосходно, просто превосходно!
ПОВОДЫРЬ. А теперь нашу коронную.

Практик играет на рояле и поет. Призраки лихо танцуют, Профессор тоже пускается впляс под быструю современную музыку.

ПРАКТИК.
One, two, three, four
Fuck the West against the door.
Three, four, five, six
Up the arse with Bolshevicks.
Five, six, seven, eight
Lenin is a heavyweight.
Seven, eight, nine, ten
Make a way for Brave New Men!
ВСЕ (аплодируя). Бис! Браво! Бис! Бра-вооо!
ПОВОДЫРЬ. Итак, Профессор в восторге от того, как звучит наш усовершенствованный рояль.
ПРОРОК. А я ни секунды в этом и не сомневался, потому что все наши усовершенствования основаны на точном научном расчете и гениальном сочетании теории и практики акустической науки о звуках.
ПОДЛИННИК. Учение это всесильно, потому что оно верно. Учиться, учиться и еще раз учиться!
ПРОФЕССОР. Но что же вы остановились? Давайте сыграйте что-нибудь еще, спойте, ведь душа просит.
ПОВОДЫРЬ. Нет-нет, профессор, не сейчас.
ПРОФЕССОР. Да-да, именно сейчас. Я прошу, нет, не прошу - я требую!
ПОВОДЫРЬ. Секундочку, Профессор.
ПРОФЕССОР. Но тогда я сыграю сам.
ПОВОДЫРЬ. Видите ли, еще не закончен процесс...
ПРОФЕССОР. Какой процесс?
ПОВОДЫРЬ. Процесс усовершенствования рояля.
ПРОФЕССОР. Нет-нет, подождите, но ведь он замечательно - замечательно звучит.
ПОВОДЫРЬ. Отнюдь, Профессор, отнюдь.
ПОДЛИННИК. Дальше, дальше, дальше!
ПРОРОК. Последние исследования доказали, что, когда наши далекие предки, не владевшие развитой теорией акустического звучания роялей, чисто эмпирически использовали продольное расположение струн в корпусе вышеназванного инструмента, они совершали трагическую ошибку, пойдя неправильным путем.
ПОДЛИННИК. Мы пойдем другим путем!
ПРОРОК. Поперек, поперек, струны должны быть натянуты только поперек, и вот тогда, именно тогда он и зазвучит по-настоящему, что бы ни утверждали отдельные маловеры, скептики, схоластики и догматики. Тьфу на вас всех!
ПОДЛИННИК. За работу, товарищи! Так победим!

Призраки и Профессор, напевая, начинают переделку рояля.

УЧЕНИЦА (ПРОХОЖАЯ, вбегая). Слушай, Художник, хватит этих игр, они мне уже - во! Все равно ведь ничего... Мэтр, вы что с ума сошли?! Эти идиоты заставляют вас ломать рояль!
ПРОФЕССОР. Стойте. Кто там кричит?
ПОВОДЫРЬ. Не обращайте внимания, Профессор, наверное, какая-нибудь прохожая, черт ее знает, шляются здесь всякие.
ПОДЛИННИК. Наденька, ты не знаешь, где моя серая кепка?
УЧЕНИЦА. Я ясно говорю - они ведь и вас в это втянули.
ПРОФЕССОР. Но... но, мне кажется, я узнаю ее голос.
ПОВОДЫРЬ. Так это же самая тупая ваша ученица.
ПРОФЕССОР. Наверное, это та, которую я выгнал из класса, потому что она так отвратительно... пела.
ПОДЛИННИК. Мы можем рассчитывать только на сознательных.
УЧЕНИЦА. Мэтр, остановитесь! Вспомните... ну хотя бы Шопена!
ПОДЛИННИК. Сволочь идеалистическая!
ПРОФЕССОР. Что вспомнить?
ПОВОДЫРЬ. Ну Шопена, вальс цыц-моль, помните, вам еще наше исполнение понравилось?
УЧЕНИЦА. Да это не Шопен был, они же вам лапшу на уши вешают...
ПОВОДЫРЬ. Я не понимаю, вообще ахинея какая-то! Профессор, вот мы сейчас усовершенствуем рояль, перетянем струны и сыграем вам - хотите Шопена, хотите Бетховена, сыграем по-нашему, по-новому, по-настоящему.
УЧЕНИЦА. Шопен это...

Снова звучит Аппассионата Людвига ван Бетховена. Призраки замирают, а потом растворяются в воздухе. Ученица подходит к Профессору, они смотрят друг на друга: она - с надеждой, он - с недоумением. Свет гаснет, а когда сцена снова освещается, на рояле остается лишь один Призрак - Портрет. Профессор снова становится Художником.

 

ЭПИЛОГ

ХУДОЖНИК. А ты-то чего сидишь?
ПОРТРЕТ. Того.
ХУДОЖНИК. Чего того?
ПОРТРЕТ. Я в тебе - вот и сижу. Я - в тебе.
ХУДОЖНИК. Не ври. Теперь тебя во мне уже нет. Я тебя нарисовал, и теперь ты из меня вышел. Вы-шел. Ты на картине. Ты - портрет.
ПОРТРЕТ. И куда теперь?
ХУДОЖНИК. Что куда?
ПОРТРЕТ. Куда ее денут, твою эту картину? Как думаешь, куда?
ХУДОЖНИК. Не знаю. В музей, наверное.
ПОРТРЕТ. В музей? В какой музей? В Лувр или в Прадо?
ХУДОЖНИК. В какой-нибудь. В запасник.
ПОРТРЕТ. В запасник? А почему в запасник? Я не хочу в запасник. Нет-нет, батенька, я туда вовсе не собираюсь.
ХУДОЖНИК. Да не время сейчас для тебя, не время.
ПОРТРЕТ. Кто сказал, что не время? Ты?
ХУДОЖНИК. Не знаю.
ПОРТРЕТ. Так это ты считаешь "не время". (Показывая на зрителей.) А они не считают, они не считают. Так что мы еще посмотрим, куда меня - в запасник или... А тебя куда?
ХУДОЖНИК. Меня?
ПОРТРЕТ. Вот тебя-то как раз в запасник!
ХУДОЖНИК. Меня в запасник? В качестве кого?
ПОРТРЕТ. В качестве сторожа. Сто-ро-жа. Сторожить картины будешь.
ХУДОЖНИК. Та-ак. Значит, больше я уже ни на что не гожусь, так по-твоему?
ПОРТРЕТ. А на что ж еще ты годишься?
ХУДОЖНИК. Да-а... Сторожем в запасник... Весело... (Длинная пауза.) А, может, ты и прав.
ПОРТРЕТ. Ну тогда пошли.
ХУДОЖНИК. Куда пошли?
ПОРТРЕТ (вытянув вперед руку). Туда.
ХУДОЖНИК. Э-э-э... (Неопределенно качает головой.)

Свет меркнет. Звучит фортепианная музыка.

 

Занавес

Редакция 2013 года

БУДЬТЕ ВНИМАТЕЛЬНЫ! Все авторские права на данную пьесу защищены законами РФ, международным законодательством и принадлежат автору. Запрещается самовольно издавать и переиздавать пьесу, размножать ее, публично исполнять, переводить на иностранные языки, а также вносить при постановке изменения в текст пьесы без письменного разрешения автора.

 

Примечания

 

Вместо Послесловия

"Шесть призраков Ленина на рояле"
(реж. А. Россинский)

Р А З Н Ы Е   М Н Е Н И Я

Театральный сезон 1993/1994

На самом деле, как и в предыдущих сезонах, новых пьес опять было поставлено катастрофически мало. И все-таки, среди них было несколько произведений, которые говорят о том, что талантливые драматурги не только есть, но и что порой они пробиваются на сцену. Лично мне особенно показались интересными "Шесть призраков Ленина на рояле". Пьеса Виктора Денисова - легкий, остроумный взгляд на историю, в котором абсолютно отсутствует злоба или желание обвинять. Джон Фридман, альм. "Современная драматургия". - 1994. - № 3. - C. 194.

Новый русский театр 1991-1996

"Шесть призраков Ленина на рояле", Театр "Лаборатория"

Виктор Денисов умеет писать умные диалоги и тонко чувствует ситуации и персонажей - это, безусловно, подвиг. Джон Фридман. Московские спектакли. Новый русский театр 1991-1996. - Гарвард Академик Паблишаз. - 1997. - C. 57.

 

ЛЕНИН - И ТЕПЕРЬ?..

Московский театр "Лаборатория" открыл сезон премьерным спектаклем по пьесе Виктора Денисова (который часто выступает на страницах нашей газеты - с чем мы его и поздравляем) "Шесть призраков Ленина на рояле", поставленным А. Россинским. Сама пьеса не что иное, как развернутая метафора на тему известной картины Сальвадора Дали (которая, по существу, тоже является метафорой, так что автор тут выступил как бы уже "отражателем отражения" - впрочем, сказано это не в упрек, а просто к слову - и спектакль можно с полным правом назвать "живой картиной").

Итак, нам, с одной стороны, предлагается "чистый сюр" - драматический этюд, который начинается бредом о муравьях, ползающих по нотам ( автор самовольно вводит дополнительный персонаж, отсутствущий у Дали - ученицу гипотетического пианиста на картине (ну того, с занавесочкой), в пьесе же соответственно превратившегося в преподавателя музыки, которая не может из-за них сыграть урока), и переходит в буффонаду с обретшими плоть и кровь призраками.

Каждый представляет отдельную ипостась вождя - Поводыря, Пророка, Практика, Памятника, Портрета и Подлинника (отчего-то все только на "П"), которые настаивают на практическом (вполне безумном усовершенствовании рояля согласно неким теоретическим выкладкам, изложенным совершенно в духе оригинала - сумбурно, невнятно, зато с редким эмоциональным накалом. С другой же стороны, нам вроде как предлагается помедитировать на тему "Ленин с нами", на что делается упор в финале, знаменующем как бы катарсис после момента самоосознания (реплика: "Я в тебе сижу").

Хорошо, создателям спектакля удалось удержаться от занудства разоблачительного пафоса, это, безусловно, погубило бы спектакль, если учесть, что политическая сатира вообще уже успела набить публике изрядную оскомину. Режиссер поставил на зрелищность, то есть развлекательную сторону театрального представления, благо материал это не только позволял, но даже, видимо, и побуждал к тому, поскольку во многом рассчитан на музыкальные и прочие эффекты.

На философию и метафизику эта пьеса не претендует, да оно и к лучшему, если вспомнить иные из современных сюжетов на эту щекотливую тему. Скорее это попытка немножко повеселиться и со смехом расстаться со своим прошлым, что косвенно отсылает нас к оригиналу.

Финал, быть может, несколько подкачал: с одной стороны, он патетичнее, чем следовало бы, поэтому выбивается из общей поэтики спектакля, а с другой - несколько вяловат. Заключительная мизансцена с Портретом, когда они - Профессор и Ленин - удаляются рука об руку в некую необозначенную даль, пожалуй, все-таки слишком расплывчата. Тут либо не хватило какого-то последнего мазка, либо, напротив, последний мазок оказался излишним. А в целом - почему бы и нет? - довольно любопытное зрелище. Мария Ремизова, "Независимая газета". - 1993.

 

КТО ПОСТАВИТ ПАМЯТНИК САЛЬВАДОРУ ДАЛИ?

В новом сезоне Театр "Лаборатория", который базируется в ДК АЗЛК, намерен удивить зрителей тем, что перенес на сцену сюжет картины Сальвадора Дали. Автор "лабораторных" опытов - редактор из "Прогресса", журналист Виктор Денисов - назвал свою пьесу "Шесть призраков Ленина на рояле", и ее премьера состоится на открытии сезона. В связи с этим возникает вопрос: cлабо ли поставить на сцене "Переход Суворова через Альпы" или "Девятый вал" Айвазовского? Марина Овсова, газ. "Московский комсомолец". - 21 мая 1993.

 

ЛЕНИН ХУРАХАРА?

Как это интересно - явление вождя народу на наших сценах... Дорогой некогда облик становится все более призрачным. Но вот сразу "Шесть призраков Ленина на рояле" представил Московский драматический театр "Лаборатория". Ведь именно так изображено на картине гениального Сальвадора Дали. Копия этого полотна (оригинал в Париже) встречает зрителей в фойе театра. А в спектакле картина оживает.

В прологе Художник (А.Мазуренко) и этакая чувиха-зрительница (О. Плетнева, играющая в очередь с О.Александровой) преображаются в профессора-пианиста и его ученицу. Идет разборка между педагогом и девицей, успехам которой мешают муравьи, расплодившиеся на страницах нот. Зритель не успевает заскучать - на крышке рояля появляются они самые, муравьи, то есть призраки, то есть шесть ипостасей вождя мирового пролетариата.

И начинается полный абсурд в остроумной сценографии И.Балашевич. Обалдевшую ученицу закружили в своей компании искрометный Поводырь (Ю. Юровский), ораторствующий Пророк (В.Шевяков), громила Практик (Е.Вагин), меднолобый и бронзово-костюмный Памятник с сакраментальным бревном (О.Булыгин), "лукавый" Портрет (В.Задонский) и стреляющий цитатами Подлинник (М. Щербаков).

Закружили - и вовсе выставили за дверь "сволочь идеалистическую". Поскольку после музицирования (бедная "Аппассионата"!) и теоретизирования эти "самые человечные" человеки решили, что для достижения полной гармонии рояль нужно переколпаковать: струны натянуть поперек, а педали присобачить к клавиатуре. Метафора прозрачная: по времени тянет на весь советский период.

Необузданная шайка для начала переколпачивает Шопена в разухабистый собачий вальс, а потом в какую-то до боли знакомую песню и наконец просто в дурацкие куплеты с дикими плясками. (Музыкальное оформление этой вакханалии великолепно выполнено А. Раквиашвили).

Но заканчивается все хорошо. Светлая музыка Шопена смывает всю нечисть. Правда, один из призраков застревает-таки на сцене. Это Портрет, в котором угадывается родной облик - от огромного первомайского банта до сократовского лба, воспроизведенного с помощью купальной шапочки.

Автор пьесы В. Денисов сочинил стройную композицию, а режиссер спектакля А.Россинский разыграл пьесу как по нотам - весело и зрелищно. И все это азартной игрой с чувством глубокого удовлетворения воплотили на сцене актеры, заставляя зрителей смеяться, а в конечном итоге задуматься над странностями нашего исторического бытия. И тогда на смену призракам приходит осознание вчерашнего и сегодняшнего, и того, что каждый из нас может сделать для завтрашнего - хотя бы выучить добросовестно вальс Шопена. Константин Горячев, газ. "Афиша". - 11 декабря 93/94.

 

Я СЕБЯ ОТ ЛЕНИНА ЧИЩУ

Такое может присниться только в страшном сне. Да и то лишь бывшему партработнику. С пронзительным скрипом поднимается крышка черного рояля и из него вылезают сразу шесть Лениных. И каждый начинает характерно жестикулировать и сыпать до боли знакомыми фразами - о лозунгах текущего момента и о том, что надо двигать революцию дальше, дальше...

Великолепная шестерка, оказывается, поделила между собой главные ипостаси Владимира Ильича. Вот этот Ленин - революционный пророк, а этот Ленин - поводырь масс, этот - революционный практик. Есть даже Ленин - памятник на пьедестале... Такое вот необычное действо разыгрывает Московский драматический театр "Лаборатория".

Представление называется "Шесть призраков Ленина на рояле". Именно так назвал свою картину Сальвадор Дали. Он разместил на полотне шесть ликов Ильича вдоль клавиатуры рояля. Вероятно, этим художник хотел сказать: Ленин многолик, его натура - это чередование белого и черного цветов, как музыкальная клавиатура. Картину великого художника, посвященную великому революционеру и "оживляет" перед своими зрителями театр "Лаборатория" (автор пьесы В. Денисов, режиссер А.Россинский).

Итак, театральная фантазия на тему: "Ленин с нами!" Этот пропагандистский постулат ныне приобрел трагический подтекст. Увы, Ленин до сих пор с нами, ибо засел в каждом из нас. И как избавиться от этого тягостного присутствия - неизвестно. Театр предлагает свое лекарство - смех.

На сцене - фантасмагория. Мало того, что шесть призраков Ильича общаются друг с другом с помощью цитат из Полного собрания сочинений в 55 томах, их "дискуссии" порой доходят почти до потасовок. Но тогда все ильичи берутся за руки и начинают петь задушевные русские песни или лихо отплясывать канкан. И даже величественная "Лунная соната", которую по многочисленным свидетельствам, обожал Ильич, сменяется задиристой мелодией "Семь сорок", хотя и нет свидетельств, что он тоже ее обожал.

Но спектакль отнюдь не исчерпывает себя потоком хохм, а стремится еще и поразмышлять на предложенную зрителям тему. Ради чего шесть лениных, появившись из рояля, дружно принимаются отрывать от него педали и пристраивать их прямо к клавиатуре? А для того, видите ли, чтобы он лучше звучал. Ведь согласно 55 томам, революция в России должна была придать нашей жизни лучшее звучание. А посему - смело товарищи в ногу! И топорами - по роялю, по человеческим головам...

Мысль эта не нова, но на сцене ведь не философская драма. Артисты азартно разыгрывают политические пародии. Полтора часа смеха, мгновения грусти, минуты размышлений - и выходишь из зала с ощущением, что отдохнул, развлекся и еще на чуточку очистился. Маяковский себя под Лениным чистил, ну, а мы-то от Ленина очищаемся! За "Шесть призраков..." стоит сказать спасибо театру "Лаборатория". Юрий Скворцов, газ. "Куранты". - 1993.

 

ВЧЕРА МЫ ИМПРОВИЗИРОВАЛИ

Подзаголовок спектакля по пьесе В. Денисова - "драматическая импровизация на темы одноименной картины Сальвадора Дали" - cпособен, пожалуй, ввести в заблуждение. Вряд ли в картине 1931 года, относящейся к тому же периоду молодых, но расчетливых сюрреалистических безумств, что и ранние фильмы Бунюэля и Дали, где в одну кучу свалены фрейдизм, садизм, марксизм (и ленинизм), буддизм, капитализм и при., и пр., можно отыскать какие-либо темы.

Окутанный голубоватой ностальгической дымкой ("Воспоминания о Ленине" - другое название картины), персонаж Дали взирает на выставленные на клавиатуре рояля (символа буржуазности, как мнилось некоторым) портретики Ленина потому, что так захотелось художнику, которому спустя два года в картине "Загадка Вильгельма Телля", снова захотелось написать Ленина в очень странном виде, как персонаж бредового видения. Но о своем отношении к Ленину Дали умалчивал.

Тем не менее, следуя отечественной традиции использовать западные вентиляторы устаревшей конструкции для проветривания собственного дома, драматург извлекает из картины сложный и нравоучительный сюжет. Он заставляет некую легкомысленную девицу оказаться в картине в качестве нерадивой ученицы маститого пианиста, а затем превращает муравьев, ползающих по нотам, в шесть ипостасей Ленина, и они творят всяческие непотребства: корежат рояль и музыку Шопена, отплясывают идиотские танцы, горланят песни и проповеди и едва не заставляют профессора забыть о своем достоинстве.

В конце, по счастью, наступает пробуждение от обоих дурных снов, Шопен вступает в свои права, а девушка теряет часть легкомыслия; но поскольку в нашей жизни не все еще ладно, один из призраков Ленина уводит за собой художника: очередной Франкенштейн становится жертвой своего создателя. Такая назидательность выглядит наивной, и камерная сцена маленького театра только подчеркивает малую уместность крупных публицистических обобщений.

Впрочем, сами "призраки" - вымазанный золотой краской окостенелый Памятник, пузатый Пророк, выряженный в расшитую косоворотку, Практик - мужлан в тельняшке и штормовке, Подлинник, изъясняющийся цитатами и непрерывно что-то пишущий в блокноте, живо напоминая известную картину "Ленин в Разливе", разбитной Поводырь, похожий на комсомольского деятеля, наконец, Портрет, который непрестанно прихорашивается как Нарцисс, - все они выглядят довольно колоритно. А их экстравагантные ухватки вызывают к ним, как и ко всяким удачливым клоунам, некоторую симпатию - что, кстати, было бы вполне достойно провокатора Дали, но вряд ли входило в намерения создателей спектакля. Михаил Смоляницкий, журнал "Столица". - 1993. - № 41. - C. 46.

 

ПРИЗРАК БРОДИТ ПО РОЯЛЮ

Я ехала в этот находящийся в Текстильщиках театр на метро и читала газету. Запомнилась статья Ал.Вяльцева "Демократия и осетрина", в которой прочитала буквально следующее: "Нам и тени лидера хватит - того, что по сию пору лежит в мавзолее. Наивно думать, что его время прошло: Бог попустит, он еще много набедокурит в России". Но я вряд ли бы стала цитировать критика, если бы увиденный мной спектакль Московского драматического театра "Лаборатория" "Шесть призраков Ленина на рояле" не проиллюстрировал эту мысль - и довольно ярко. А действительно: чего же еще такого он может понаделать?

Авторы "драматической импровизации на темы одноименной картины Сальвадора Дали" драматург Виктор Денисов и режиссер Андрей Россинский, по-моему, весьма точно определили жанр своего спектакля: его персонажи словно сошли с картины великого испанца и выделывают такое... Ценители искусства, любуясь известной работой Дали, не раз задавались вопросом: а что же хотел сказать маг и чародей сюрреализма? Кто он, сидящий недалеко от рояля человек со странной, приколотой булавками занавеской на спине; чья голубая тень не очень четко высвечивается в проеме двери? И почему на рояле вместо нот - муравьи? А вот на клавишах - на клавишах мы ясно видим Его.

Время настолько стремительно летит вперед, что вчерашние шедевры ленинианы: "Ленин в Октябре", "Кремлевские куранты", снятые и сыгранные страстно и искренне, сегодня кажутся не менее сюрреалистическими, чем знаменитые "Шесть призраков..." Дали. Ну а что же нового может поведать нам это произведение, написанное им в 1931 году? Или вернее так: какие ассоциации должна вызывать у зрителя его современная интерпретация?

В пьесе Виктора Денисова происходит буквально следующее. Немолодой профессор (Александр Мазуренко) пытается выгнать из класса свою ученицу (Ольга Плетнева): она в очередной раз не выучила урок, и, потеряв терпение, он собирается с ней расстаться. Ученица же утверждает, что во всем виноваты муравьи, и это кажется бредом не только профессору, а и нам, зрителям. Но игра артистки настолько убедительна, что буквально через пять минут мы уже находимся во власти ее фантазии. А профессор - нет, он по-прежнему пытается прервать занятие, но отнюдь не из-за невыученного урока (это лишь повод) - он вообще решил прекратить со своей подопечной "внеклассные" отношения.

Однако в бессмысленной словесной перепалке с нерадивой ученицей профессор теряет силы и... падает в обморок. Она же настроена весьма решительно, время зря не теряет, а пытается покончить с насекомыми, но... Крышка рояля неожиданно поднимается и оттуда появляются шестеро "очеловеченных муравьев", которые и становятся героями Зрелища - страшного и фантасмагорического. И тут же мы узнаем в каждом из них знакомые с детства черты... Шесть призраков Ленина - это Поводырь (Юрий Юровский), Пророк (Владимир Шевяков), Практик (Евгений Вагин), Подлинник (Михаил Щербаков), Памятник (Олег Булыгин) и Портрет (Валерий Задонский).

Ерничая и фиглярствуя, они самозабвенно предаются жуткой игре - ломке инструмента и его переделке; педали прикручивают к клавиатуре, а струны пытаются натянуть поперек - и это еще более усиливает неправдоподобие ситуации. Неправдоподобие? Увы, если вдуматься в символику спектакля (а он весь построен на символах: гигантский рояль, который занял буквально все пространство, с трудом вместившее 49 зрителей + актеров; те же муравьи; белое платье ученицы...), вглядеться не только в нашу историю, но и в сегодняшний день - еще какое правдоподобие!

Увы, отнюдь не веселыми дурачками предстают перед нами шестеро "муравьев". С их появлением в тесном малом зале ДК сразу становится страшновато. И это понятно. Ведь они, впитав в себя худшие черты вождя мирового пролетариата, как-то, агрессивность, догматизм, не только несут их ростки в себе, но и стараются передать новым поколениям, чтобы из них выросли "цветы зла". Но еще страшнее оттого, что эти качества есть и в Профессоре - современном интеллигенте, мечущемся и не способном ни в чем найти нравственную опору. И он тоже, увы, призрак Ленина. Однако надежда создателей спектакля, кажется, все же не покидает. В финале громко звучит Шопен - муравьи в страхе расползаются. Так что же, красота в искусстве снова спасает!?. Не будем торопиться с выводами.

Трудно, очень трудно сегодня написать яркую пьесу на современную тему, и вдвойне, наверно, трудно поставить по ней спектакль, который бы затронул самые сокровенные струны души искушенного современного человека. Рада, что драматургу Виктору Денисову и режиссеру Андрею Россинскому это удалось. Видно, для них, как и для француза Жана Кокто, театр - это "зеркало, маска, раздвоение, Преисподняя...", а его инструмент - чудодейственный язык метафоры, который без сомнения помог им высказаться ярче, убедительнее, современнее, чем если бы это были просто призывы, звучащие со сцены. На этом же образном языке придумала эффектное "решение рояля" и сценограф Ирина Балашевич, а с музыкальной составляющей всего действа работал Александр Раквиашвили.

Но вернусь к началу этих размышлений. Жанр своего произведения драматург определил как "драматическая импровизация на темы одноименной картины Сальвадора Дали". Не знаю, что хотел сказать своим полотном мэтр сюрреализма, но мысль создателей увиденного мной спектакля выражена, по-моему, достаточно ясно. Достоевский в "Бесах" сравнивал Россию, и прежде всего ее интеллигенцию, с бесноватым, который мог обрести здоровье и восстановить силы единственно у ног Спасителя. Интеллигента-профессора в финале "Шести призраков" спасает музыка. Впрочем, спасает ли? Ведь лукавый призрак по-прежнему на рояле, и в музей он вовсе не собирается. И когда туда будет отправлен ( и будет ли вообще) - тоже неизвестно. А пока он опасен, очень опасен. Потому что он - в нас. Вот о чем призывают помнить авторы спектакля. Изабелла Вербова, газ. "Московская правда". - 21 сентября 1993.

 

КТО ЖЕ БРОДИТ ПО РОЯЛЮ?

О чем драматург писал "Шесть призраков..." и что он увидел на сцене...

Спектакль этот к политике никакого отношения не имеет - об этом предупреждает плакат, висящий в фойе театра "Лаборатория" под репродукцией картины Сальвадора Дали. Впрочем, и к Дали "Шесть призраков Ленина на рояле" имеют отношение весьма отдаленное. О чем же тогда получился спектакль?

В результате размолвки Ученицы и Профессора последний падает в обморок. В этот момент крышка рояля неожиданно поднимается, и оттуда, как из преисподней, выползают шесть учеников - шесть призраков. Ленина? Есть и такое суждение, тем более что в эпилоге на рояле остается персонаж, удивительно похожий на "самого человечного человека". И все же шесть его ипостасей - это не только отрицательные качества вождя мирового пролетариата в разных его проявлениях; это не лучшие черты русского интеллигента, которые, увы, свойственны многим из нас и сегодня.

Режиссеру Андрею Россинскому удается не только держать публику в постоянном напряжении, но и заставлять думать; причем, выходя со спектакля, зритель делает свои собственные выводы, как правило, не совсем совпадающие с выводами соседа (т.е. нет и намека на какую-либо дидактику). А смотрится все это "интеллектуальное шоу" на редкость легко: в спектакле много шуток, музыки, пения, танцев. Словом, вроде бы, этакий "балаганчик". Хочется сказать об актерах: просто удивительно, с каким энтузиазмом, с какой заразительной энергией исполняют они свои партии!

Вот погруженный в себя, неприспособленный к жизни холостяк-профессор (Александр Мазуренко) неожиданно включается в "данс макабр", и становится ясно, что он тоже призрак, отнюдь не уступающий по своей деструктивной силе всей дьявольской шестерке (невольно вспоминается Воланд и его окружение - правда, они гораздо добрее и человечнее). Ученица (Ольга Плетнева), которая ничего не понимает не только в искусстве, но и в собственной истории, вдруг перевоплощается и становится олицетворением борьбы с темной силой.

А как не похожи друг на друга призраки: неутомимый и реактивный Поводырь (Юрий Юровский), наглый и самоуверенный Пророк (Владимир Шевяков), огромный, тупой и безжалостный Практик (Евгений Вагин), непрерывно комикующий Памятник (Олег Булыгин), Подлинник (Михаил Щербаков) и, наконец, великолепно шаржирующий "простого, как правда", советского святого Портрет (Валерий Задонский), который упорно не желает сходить со сцены, - все они на протяжении полутора часов приковывают наше внимание, наглядно демонстрируя, как агрессивность, хамство, цинизм и бескультурье могут разрушить даже такую многовековую ценность, как концертный рояль. А потом, чтобы его починить, нужны будут десятки лет, если не столетья.

Нельзя не отметить и эффектного решения образа рояля сценографом Ириной Балашевич, а также запоминающиеся, "говорящие" музыкальные иллюстрации к спектаклю, придуманные композитором Александром Раквиашвили. Виктор Денисов, газ. "Рязанская правда". - 1994.