Роман опубликован издательствами АСТ, 2000 г., Время, 2005 г
Русский синдром. Одиссея шпиона Калошина
Главы из романа:
1 апреля, среда.
Штаб-квартира Службы
внешней разведки России.
Ясенево, Москва, Россия
В районе комплекса СВР в Ясенево шла бандитская разборка. Калошин остановился переждать, закурил, прислонившись плечом к сосне. Начинало темнеть, высоко в небе над зданием штаб-квартиры загорелась, замигала красным реклама торгово-посреднической фирмы "Секреты Родины". Острый, тревожащий душу запах исходил от подтаявшего, просевшего на солнце снега. Чувствовалось, что уставшая от бесконечной зимы природа, как и он, Калошин, ждет близкого уже тепла. Когда автоматные очереди стихли, Сергей Николаевич подошел к контрольно-пропускному пункту, предъявил свой пропуск, на котором не значились ни его звание, ни отдел, где он работал, а были только цветное фото и набор условных значков. За забором из колючей проволоки он видел парковку с иномарками, теснившимися у входа в казино. Несмотря на вечерний час, в коридорах Службы было довольно людно, контора не прекращала работу ни на минуту. Откуда-то снизу, из кабаре, доносилась залихватская музычка.
Сняв в своей комнатушке пальто и пригладив непослушные, порядком уже поседевшие волосы, полковник спустился на начальственный этаж и под невидящим оком давно уже вышедших из строя телекамер направился к кабинету Мартыненко, постучал.
- Войдите! - Голос генерала звучал простужено, но сильно. Попади он в молодости в хорошие руки, усмехнулся Калошин, сейчас наверняка бы пел в Большом. Ну да и в теперешней своей должности спектаклями Семен Михайлович не был обделен.
В большом пустоватом кабинете царил полумрак. Мигающий свет рекламы бликовал на полировке стола для заседаний, выхватывал из темноты большой парадный портрет Президента. Глава государства строго, но с теплом во взоре глядел с холста на неизбежный, к кому ни загляни, профиль Железного Феликса. Несмотря на козлиную бородку, в лице основателя ЧК было что-то монументально-лошадиное, напоминающее изображение Владимира Ильича на многочисленных плакатах.
Хозяин кабинета сидел в углу, закинув ногу на ногу, и в свете кремлевской лампы с зеленым абажуром читал какой-то документ. При появлении посетителя генерал положил бумагу текстом вниз на стоящий тут же журнальный столик, поднялся навстречу полковнику. Крепко пожав руку, он полуобнял Сергея Николаевича за плечи, широким жестом показал на свободное кресло.
- Присаживайся. Что это ты так вырядился? - Мартыненко критически осмотрел фигуру Калошина, ладно сидящий на нем темный, в полосочку костюм. Сам генерал был в цветастом пуловере поверх хорошей джинсовой рубашки и в полуспортивных брюках без стрелок. Впрочем, все знали, что тут же, в шкафу, у любого из заместителей директора Службы висит добротный протокольный костюм, припасено все необходимое, чтобы в случае срочного вызова "на ковер" достойно предстать пред очи высших правительственных чиновников.
- К начальству полагается являться при параде, - неопределенно заметил Сергей Николаевич, не спеша принимать панибратский тон генерала. Не было смысла объяснять, что этот вечер он намеревался провести в театре и звонок из секретариата Мартыненко застал его на пороге собственной квартиры.
- В качестве легенды звучит неплохо, - подмигнул Семен Михайлович. - Собрался свинтить налево, а? Слушай, - предложил он неожиданно, - хочешь выпить?
- Не откажусь.
На лице Сергея Николаевича появилась приятная, выработанная годами общения с начальством улыбка, за которой он поспешил скрыть удивление. С Мартыненко Калошин был на "ты" с тех времен, когда оба учились в школе разведки и еще ничто не предвещало взлет одного из них к высотам руководства Службой. Если, конечно, не заглядывать в личное дело слушателя. В любом случае вместе они никогда не выпивали и, как показала жизнь, друзьями не стали.
- Да, судьба нас развела, - заметил Семен Михайлович, будто прочитав мысли своего подчиненного. Из книжной стенки, в которую был вмонтирован бар, он достал початую бутылку французского коньяка и пару тонких рюмок в форме цветка тюльпана, поставил на журнальный столик. - Я все больше на оперативной работе, - продолжал генерал, взяв в руки пакетик с присоленными орешками, - а ты - в центре событий, в штаб-квартире, так сказать, у руля...
Калошин сдержал смешок. Здесь он мог бы к месту заметить, что дочек членов ЦК всегда на всех желающих не хватало и кое-кому пришлось делать карьеру в недрах разведки исключительно собственным умом. Он мог бы это сказать, но сдержался. Да и зачем? Многое в жизни уже отгорело, а сама она застыла серой лавой, обретя законченность форм и убийственную определенность перспектив.
- А знаешь, - Мартыненко высыпал орешки в вазочку, - жена регулярно передает тебе приветы. Так и говорит: кланяйся от меня тому молодому красивому офицеру. Не может бедняжка смириться с бегом времени, принять, что тот офицер давно уже не молод и не... - Генерал замолчал, взглянул на сидящего в кресле Калошина. - Видишь, чуть не соврал! Ничего не скажешь - импозантен и седина не портит. Ну признайся, женщины, наверное, по тебе до сих пор сохнут? - Семен Михайлович хохотнул в голос, но, пожалуй, слишком громко, чтобы это прозвучало искренне и натурально.
Разучился, отметил про себя Калошин, или не считает нужным играть достоверно. Да и зачем? Для подчиненных и так сойдет, куда они денутся. А может быть, нервничает?.. - удивился вдруг собственной догадке полковник. Пожалуй, похоже. Балагурит не в меру, какая-то суетливость в движениях... Сергей Николаевич внутренне напрягся, попробовал представить дальнейший ход разговора, но ничего определенного не вырисовывалось. Такая манера поведения могла объясняться еще и необходимостью сказать ему, Калошину, нечто важное и неприятное, и к этому-то моменту Мартыненко его, возможно, и готовил. Но и у такой гипотезы была своя слабая сторона: генерал не относился к разряду людей, думающих о чувствах других, он всегда был слишком занят собой. Текущие дела? - Сергей Николаевич продолжал автоматически анализировать ситуацию. Здесь особых проколов ждать было неоткуда. Это молодым лейтенантом он просыпался по ночам, курил, перебирал в уме в поисках промахов все сделанное за последние недели. Со временем как-то само собой развилось особое чувство, он научился кожей ощущать ситуацию, не просчитывать, а, как гениальный шахматист, предугадывать с удивительной точностью возможное развитие событий. Теперь же, как он ни старался, интуиция молчала.
Мартыненко меж тем наполнил рюмки, тяжело опустился в кресло по другую сторону журнального столика. Лежавший на нем документ генерал как бы между делом отнес и спрятал в сейф. Сергею Николаевичу показалось, что на плотном корешке папки он различил свой собственный порядковый номер, присвоенный ему управлением кадров.
- Наши люди в резидентурах... - продолжал Семен Михайлович. Речь его обрела размеренность, что гораздо больше подходило к монументальной генеральской фигуре. - Наши люди в резидентурах - это глаза и уши, а мозг разведки здесь, в штаб-квартире. Ты, как паук, сидишь в центре паутины и из разрозненных кусочков мозаики составляешь единую картину происходящего в мире...
Тут он, пожалуй, перебирает, решил полковник. Генерал и сам это почувствовал. Уровень фарисейства был явно неадекватен ситуации, и, как умный человек, Семен Михайлович постарался все сказанное затушевать, предложил:
- Давай выпьем!
Коньяк оказался действительно классным. Сергей Николаевич сделал добрый глоток, вытащил из кармана сигареты, но вовремя спохватился, вопросительно посмотрел на хозяина кабинета.
- Дыми, - милостиво позволил тот и сам потянулся к пачке. Полковник предупредительно чиркнул зажигалкой. - Если задуматься, - продолжал Мартыненко, - время нам досталось тяжелое, но это - наше время. - Он посмотрел на Калошина, будто взглядом хотел прижать его к спинке кресла. - Мы, профессионалы, тем и сильны, что способны действовать в ситуациях повышенной неопределенности, решать задачи с большим числом неизвестных. - Генерал коротко затянулся, спросил, выпуская дым: - Сын как?
- Насколько я помню, у меня дочь, - поправил его Калошин. - Светлана ведь женское имя? Ты, наверное, не успел как следует просмотреть мое досье, я слишком рано пришел.
- Ну извини! А ты уж и рад съязвить! Что ребенок поделывает? Большая, наверное, уже девочка, самостоятельная?
Сергей Николаевич кивнул.
- Супруга?..
- Жена? Жена нормально. - Калошин поднес к губам рюмку. - Процветает.
- Видел я ее тут по телевизору, видел. Как называется ее фракция в Думе? Что-то такое по женской части. - В голосе Мартыненко звучало уважение.
Ах вот оно что! - догадался Сергей Николаевич. Неужели дела Службы настолько плохи, что Семен решил прибегнуть к прямому лоббированию, используя его семейное положение?.. Конечно, Виолетта что-то такое говорила про деньги и про то, что они в Думе еще посмотрят - давать их Службе или не давать. Не мог Мартыненко не знать, что депутат Калошина является членом подкомитета по разведке комитета Думы по иностранным делам. Но и тут полковник ошибся: вместо того чтобы углубиться в тему, генерал завершил ее тяжелым вздохом, сказав:
- Ответственная у нее работа, ответственная. - И надолго замолчал, изредка поднося к губам сигарету.
В наступившей тишине звонок кремлевской "вертушки" заверещал резко и требовательно. Семен Михайлович мгновенно поднялся на ноги, поспешил к рабочему столу.
- Мартыненко. - Какое-то время он внимательно слушал, хмурился, потом резко отрубил: - Вы ошиблись номером. - Положив трубку, пояснил Калошину: - Набирают спьяну не тройку, а двойку, вот и попадают ко мне вместо казино, требуют какую-то Аллу-крупье...
"К чему он клонит? - думал Сергей Николаевич, разглядывая возвращающегося в угол кабинета генерала. - Ходит, как рыба, кругами, бьет хвостом, так что на поверхности разговора остаются только всплески слов, пока еще мало что значащих".
Семен Михайлович вернулся к столику, взяв в руку бутылку, наполнил обе рюмки.
- Удивительно, я не большой любитель, но сегодня хочется выпить. - Не садясь, он чокнулся с Калошиным, отпил коньяк. - Знаешь, я иногда задумываюсь: а кто такие эти люди, что идут в шпионы? Тебя никогда не занимала подобная мысль? - С рюмкой в руке он заходил из стороны в сторону по большому, застилающему пол ковру. - По-моему, это такая специальная порода, те, кто... - Он задумался. - Те, кто самой судьбой обречены на одиночество. Они могут делать вид, что социально активны, что служат обществу, однако прекрасно знают: это не вся правда. По сути своей они игроки, не успевшие наиграться в детстве и вступающие в жизнь с твердым намерением получить свое, пресытиться какой-то новой, возможно, самой интересной и захватывающей игрой. Я, как ты понимаешь, не имею в виду тех, кто шпионит исключительно за деньги. Да, как правило, этих людей и нельзя отнести к профессионалам. Создается впечатление, - вернулся он к прерванной мысли, - что, вступая на этот путь, шпионы по призванию подозревают: рано или поздно придет их час. И он приходит. В жизни каждого человека наступает момент, когда перед ним разверзается пустота, которую чем-то надо заполнить, чем-то занять себя. Начинаются терзания и безрезультатные поиски, в то время как у людей нашей профессии все уже готово. У нас есть работа, которую мы превратили в игру... или игра, которую мы превратили в работу. Ты следишь за моей мыслью?
- Пытаюсь, - улыбнулся Калошин. Он был удивлен, что генерал способен думать о таких отвлеченных материях, и еще больше его удивила непринужденная легкость, с которой Мартыненко о них говорил. Сергея Николаевича даже немного задело, что его собственные мысли были весьма схожи с генеральскими. Оказывается, большие погоны и лампасы не полностью вытесняют человеческие чувства. Вслух он заметил: - А ты, оказывается, философ!
- Да нет, - отмахнулся Мартыненко. Полковник вдруг поймал на себе его внимательный взгляд. - Все, что я сказал, характерно не только для России, это явление международное. Профессионалы-разведчики - это такая каста, призванная следить за соблюдением порядка в мире. Это только кажется, что каждый работает на свое правительство...
Странно, думал Калошин, взвешивая слова Семена Михайловича, в них есть определенный смысл, но создается впечатление, что все эти рассуждения лишь фон, используя который, генерал пытается донести до него какую-то мысль.
- ...Собаки в Штатах имеют с собаками в России больше общего, чем с собственными, местными, кошками, - продолжал меж тем Мартыненко. - В задачи разведок, если посмотреть широко, должно входить усмирение политических безумцев. Кому-то ведь надо держать в узде дорвавшихся до власти маньяков. На это способны лишь ясно и точно мыслящие профессионалы, обладающие доступом к самой важной информации. Новые реалии создают новую мораль и новых героев...
Сергей Николаевич вытряс из пачки сигарету, прикурил. По привычке, да и не желая вступать в этот непонятный для него разговор, он молчал. Было совершенно ясно, что все это пусть затянувшаяся, но всего лишь прелюдия, и самое главное, для чего его пригласил генерал, впереди. И все же слова Мартыненко были странны, очень странны.
- Ты, я вижу, удивлен? - Семен Михайлович явно понимал состояние полковника. - Это пройдет. Мы вступаем в новую стадию развития, которую нам всем еще только предстоит осмыслить. Выпей, Сергей, хорошо выпей, тебе сейчас это понадобится.
Генерал опустился в кресло, тяжело и пристально посмотрел Сергею Николаевичу в глаза.
- Есть мнение... - начал он с расстановкой, и от этой архаично прозвучавшей формулы на Калошина пахнуло духотой застойных времен. - Короче, тебе предлагается перейти на работу в управление "С".
Мартыненко сделал паузу, полковник молчал. Мартыненко ждал, полковник не произнес ни слова.
- Ну, - не выдержал генерал, - что ты на это скажешь?
Калошин пожал плечами.
- Честно говоря, ничего. Наверное, я что-то не понял. Управление "С" занимается работой с нелегалами...
- Ну а я всю жизнь проработал в аналитическом управлении и профессионально работать с нелегалами не готов. Я животное совсем другой породы, я аналитик, мое дело - в тиши кабинета сопоставлять факты, искать и находить закономерности. Меня интересует игра ума. Нет, Семен, действительно я не смогу вести этих ребят, быть их оператором.
- А кто говорит про работу оператора? - Генерал усмехнулся, подмигнул. - Ты сам и будешь нелегалом.
Мартыненко явно наслаждался произведенным эффектом.
- Я?! - Казалось, Калошин потерял дар речи. - Я - нелегал? - выдавил он из себя с большим трудом. - Ты шутишь? Ах да, - вздохнул Сергей Николаевич с облегчением, - сегодня же первое апреля...
- У Службы внешней разведки каждый день первое апреля, - отрезал генерал. - Нет, Сергей, я вовсе не шучу. Все, что я тебе сейчас скажу, может показаться абсурдным, но это только на первый взгляд. Абсурдно и гротескно наше время, но жить в нем нам приходится по-настоящему. - Мартыненко коротко и зло затянулся, раздавил сигарету в большой хрустальной пепельнице. - Две недели назад Президенту был подготовлен материал о наращивании американского военного присутствия в Северной Европе в рамках проводимой НАТО операции "Викинг". По имеющимся данным, она направлена на дестабилизацию политической ситуации в нашей стране. - Генерал на мгновение задумался, но то, что справка была подготовлена МИДом, говорить не стал. - Президент с материалом ознакомился, - продолжал он, - и поручил Службе внешней разведки дать Западу адекватный асимметричный ответ, с тем чтобы натовцы не уверились в своей безнаказанности. Так вот вы, полковник Калошин, и есть наш асимметричный ответ на присутствие 8-го американского флота у берегов Скандинавии.
- Но, Семен!.. - начал было Сергей Николаевич, но Мартыненко его прервал:
- А вот тут ты ошибаешься, я тебе не Семен, а заместитель директора Службы.
- Слушаюсь! - Калошин хотел было встать, но генерал его остановил: - Ладно, старик, не обижайся, я неудачно пошутил. Но это еще не все, что я хотел тебе сказать, - добавил он после паузы. Сделав глоток коньяку, Мартыненко поставил рюмку на столик, посмотрел в глаза полковнику. - Ты, наверное, в курсе, что грядет очередное сокращение штатов? Дума, не без участия твоей благоверной, и вот он, - Мартыненко мотнул головой в сторону портрета Президента, - одновременно приняли два постановления: повысить зарплату офицерам Службы и сократить ее общее финансирование. В этих экстремальных обстоятельствах руководство разведки приняло решение во что бы то ни стало сохранить кадры профессионалов, не дать им уйти в коммерцию, а то, не дай Бог, и в криминальные структуры, где их с руками оторвут. Единственная статья нашего внутреннего бюджета, до которой не могут добраться ни Дума, ни правительство, это финансирование деятельности нелегалов, поскольку оно производится из совершенно секретных источников. Остальное ты можешь додумать сам.
- Но почему именно я? - продолжал недоумевать Калошин. - Я ведь не Гордон Лансдейл и не Абель.
- Ну-ну, не умаляй своих достоинств. У тебя прекрасные английский и французский, очень подходящая, располагающая внешность. Ты артистичен... - Мартыненко вдруг замолчал, махнул рукой. - Хорошо, скажу тебе все начистоту. Эта твоя неподготовленность к работе нелегалом и послужила причиной того, что выбор пал на тебя. Понимаешь, это эксперимент, и от того, как тебе удастся внедриться и осесть за границей, будет зависеть исход всей операции. Руководству надо знать, способны ли наши люди без специальной многогодичной подготовки и практически без денег выжить в этих условиях. Если ты справишься, за тобой пойдут другие. Это, Сергей, почетное и ответственное задание.
- Но ты забываешь, - почти обрадовался Сергей Николаевич, - я же на протяжении всей своей карьеры имел доступ не то что к совершенно секретным материалам, а исключительно к государственной тайне!
- А... - махнул рукой генерал, - нашел, о чем говорить. Сейчас на это уже никто не обращает внимания. Да и если уж быть честным, ты ведь занимался только глобальными прогнозами политической ситуации, создавал концепции нашей политики, а отцы-руководители в Кремле разве что этими бумажками не подтирались. Да, Сергей, я понимаю, так говорить жестоко, но это правда. Каждый из них правил и воротил, как хотел, и плевать ему было на наше мнение. Так что вряд ли то, что ты мог бы сообщить Западу, представляет для них хоть какой-то интерес. Да и обе наши спецслужбы - я имею в виду ЦРУ и СВР - настолько нашпигованы агентами противника, что порой чужие планы и операции известны их руководству значительно лучше, чем собственные.
- Ну а семья? - опустил голову Калошин. - Как быть с семьей?
- Это действительно проблема, - согласился генерал. - Служба не может рисковать близкими своих сотрудников. Да и представь, какая их там ждет жизнь. А легенда? Что, семья нищих глухонемых выехала в Европу на заработки? - Он даже хохотнул. - Впрочем, ты пойдешь не один. - Мартыненко как-то криво усмехнулся. - Мы дадим тебе связного, капитана Фонтанова. У него будет и свое задание - так, надо докупить кое-что по мелочи для руководства.
- Как? Того самого Фонтанова? - насторожился Сергей Николаевич. Личность капитана была одиозной, в коридорах штаб-квартиры о нем ходили разные слухи.
Из досье Центрального разведывательного управления США.
File: RUS/FIS/C.31.217-09.
Фонтанов Григорий И. - капитан Службы внешней разведки России.
Из комсомольских лидеров последнего призыва. Карьеру в Службе начал в качестве врача-стоматолога в спецполиклинике. Занимался побочной частной практикой. Выполняя срочный заказ знакомого дипломата, поставил ему уже готовый зубной протез известного нелегала. Из-за плохого качества протеза дипломат обратился в клинику в США, где его немедленно идентифицировали по прикусу как русского шпиона. После служебного разбирательства в СВР и с учетом деловой хватки и инициативы был переведен на оперативную работу.
Связей, не порочащих его, не имеет.
Молод. Жаден. Скрытен. Коварен.
Находится в разработке.
Генерал кивнул.
- Но ведь с ним никто не хочет связываться, - попытался было спорить Калошин.
- Вот именно поэтому он и будет твоим связным. Если не можешь от человека избавиться, выпихни его на работу за границу. Не спорь, это приказ.
- У меня будет какое-нибудь специальное задание?
- Как всегда - выжить! - засмеялся Мартыненко. - Ну и парочка других, помельче. Постарайся все-таки разузнать, что это за операция "Викинг" и какие она в действительности преследует цели. Да, загляни по дороге в Брюссель, там натовцы проводят какое-то секретное совещание и усиленно намекали, что было бы желательно и наше участие.
- Но это же полная засветка! - изумился Калошин.
- Вовсе не обязательно. Совещание будет замаскировано, например, под встречу любителей светлого пива, все участники присутствуют в личном качестве, никого, кроме себя, не представляя. - Мартыненко побарабанил пальцами по подлокотнику. - Ну а в случае, если тебя станут вербовать, - заметил он задумчиво, - Центр... Короче, мы возражать не будем. Ты ведь сам прекрасно знаешь, что двойные агенты имеют значительно больший доступ к интересующей нас информации. И потом, если цэрэушники возьмут на содержание нашего человека, это будет высший пилотаж!
- А если бы, Семен, я не согласился? - сформулировал свой вопрос в сослагательном наклонении полковник.
- Как раз перед твоим приходом я читал "Сельскую жизнь", есть такая газетка. Так вот там дается классный рецепт выращивания в наших погодных условиях турнепса. Будет чем заняться на заслуженном отдыхе. Много солнца, опять же работа на воздухе... - Мартыненко улыбнулся, поднялся из кресла, показывая, что разговор закончен. - Что ж, полковник, я вас больше не задерживаю. Перед заброской пройдете краткий курс переподготовки, это всегда полезно. - Он протянул Калошину руку. - Хорошо бы, если бы удалось сделать что-то полезное для конторы!
Раньше, наверное, сказал бы - для Родины, подумал Сергей Николаевич, пожимая генеральскую руку.
Когда дверь за Калошиным закрылась, Мартыненко подошел к рабочему столу, вытащил из ящика мобильный телефон. Набрав по памяти номер, сказал сухо, не представляясь:
- Начинаем операцию прикрытия.
Потом, послушав, что ему говорили, рассмеялся:
- Как дать американцам знать, это уж мое дело. Нет, недопонимания не возникнет: они ребята деловые, хватают все на лету. Такая у нас с ними работа.
5 апреля, воскресенье.
Отель "Пэрэдайз Инн",
Москва, Россия
Вот уже минут двадцать Сергей Николаевич сидел в просторном вестибюле шикарного московского отеля и ждал Мухина. Примерно час назад Калошин позвонил ему домой и теперь мысленно разбирал этот телефонный разговор, пытаясь если не понять, то хотя бы конкретизировать испытанные им чувства. Его старый, еще со школьной скамьи, друг явно куда-то спешил, но от встречи не отказался, назначив ее в этом злачном, известном всей Москве месте. Прежде чем сказать "приходи", он помедлил долю секунды, и это и торопливая сбивчивость речи не то чтобы задели Калошина, но заставили еще раз проанализировать ситуацию. Впрочем, убеждал себя Сергей Николаевич, докуривая вторую сигарету, у полковника Федеральной службы безопасности могла найтись масса причин, чтобы говорить с ним в столь странной, скользящей манере. И вот теперь, сидя в удобном, стоящем на некотором возвышении кресле, Калошин усмехался, вспоминая последнее наставление Мухина: "Оденься поприличней". Сергей Николаевич понимал: в этих словах имелся резон. Пятизвездочный отель, как бочка сельдями, был набит иностранцами, а в их присутствии, по крайней мере так долго и упорно учили несколько поколений советских людей, надо быть непременно в костюме и при галстуке. И не в том дело, что суетные итальянцы или чопорные англичане все поголовно носят смокинги - им-то можно и в джинсах, это нам нельзя. Пролистывая валявшуюся тут же на столике "Геральд трибюн", Сергей Николаевич профессиональным взглядом отлавливал представляющую для него интерес информацию и одновременно следил за стайкой размалеванных девиц, куривших за большим витринным окном в ожидании клиентов. И все-таки, думал он, от слов Мухина осталось странное ощущение недоговоренности, никогда им прежде не испытанное и, пожалуй, обидное, когда имеешь дело со старым любимым другом...
Действуя по привычке, Сергей Николаевич аккуратно сложил просмотренные газеты, развернув свежую "Фигаро", полез в карман за сигаретами. Неожиданно толкавшийся неподалеку носильщик в расшитой униформе протянул ему зажженную спичку. Калошин прикурил. От его взгляда не ускользнула напряженность, с которой следил за ним стоявший за стойкой портье с пышными подкрученными усами.
- Спасибо. - Сергей Николаевич вернулся к чтению, но назойливый гостиничный служащий все никак не отходил. Более того, в нарушение норм любого отеля мира, он позволил себе наглость открыть рот:
- Нет такой валюты в России - "спасибо". Лучше бы рублем обидели!
Калошин удивленно поднял голову. Прямо на него из-под козырька форменной фуражки смотрели хитрые, смеющиеся глаза его друга. При этом Мухин продолжал холуйски гнуть спину и преданно улыбаться. Не как всегда - широко и приветливо, а этак просительно и заискивающе, в ожидании заслуженных чаевых.
- Иди за мной, - говорил он тихо, не меняя позы, - и постарайся сделать вид, что ты тут завсегдатай, только что не ночуешь. Преуспевающий, всеми уважаемый человек. Руки, руки засунь в карманы и физиономию кирпичом, холуи это особенно ценят!
Выпрямившись, Сашка Мухин сделал Калошину незаметный жест следовать за ним и не спеша пошел в угол зала за стойку, где нес дежурство усатый портье, не преминувший окинуть Сергея Николаевича подозрительным взглядом. Плохо освещенный коридор вел куда-то в глубину здания, упирался в большую комнату, неуловимо напоминавшую раздевалки стадионов. Примерно с ее середины в сторону и вверх шел наклонный дощатый помост, упиравшийся в плотный, грязно-красного цвета занавес. "Прямо как в борделе", - подумал Калошин, хотя жизнь никогда его в заведения такого рода не приводила. И тут же из-за занавеса вышла совершенно обнаженная стройная женщина в туфлях на высоком каблуке. Устало накинув на плечи халатик, она начала аккуратно спускаться по доскам. Откуда-то со стороны невидимого зала послышались жидкие хлопки. Сергей Николаевич хотел что-то сказать, но от неожиданности так и остался стоять с открытым ртом. Мухин же, напротив, подбежал к помосту, помог женщине сойти на пол.
- Что, Катюша, устала? - улыбнулся он сочувственно.
- Да, Александр Петрович, шестой раз за день выступаю, подменяю заболевшую сменщицу. А еще надо забежать в магазин, купить Димке молока, а то вторую неделю кашляет и в школу, симулянт, не ходит: видите ли, горло у него болит.
- Ну-ну, сама не простудись, - отечески напутствовал женщину Мухин. - Да, мужу от меня привет!
Так и не дав ничего сказать Калошину, он потащил Сергея Николаевича за рукав к низенькой боковой дверце. Мимо них, тряся юбками, по помосту пробежала группа девушек, и тут же из-за занавеса грянула развеселая музычка канкана.
- А... - изготовился было спросить Сергей Николаевич, но фээсбэшник буквально втолкнул его в какую-то каморку.
- Сиди здесь, - бросил он, прикрывая дверь, - я мухой!
Это "я мухой!" было знакомо Калошину едва ли не с детства. Друг его всегда был шустр и энергичен, и с годами этой энергии в нем не убавилось.
Из досье Центрального разведывательного управления США.
File: RUS/KGB/M 44.221-78.
Мухин Александр П. - полковник Федеральной службы безопасности России (ранее КГБ).
До 1991 года состоял в КПСС.
Разведен (дважды), имеет троих детей.
Начинал служить в Пятом управлении КГБ (вопросы идеологии и диссиденты), в настоящее время - Управление защиты конституционного строя. По агентурным данным: не проявил на службе рвения, подал рапорт о переводе в Шестое управление КГБ (экономическая контрразведка и промышленная безопасность). Дальнейшая карьера неизвестна. Должность и круг обязанностей выясняются.
Находится в разработке.
Калошин снял плащ, вряд ли способствующий причислению его владельца к элите современного общества, огляделся по сторонам. Комнатка была небольшой, плотно заставленной отслужившей свой век гостиничной мебелью. Тут были и гордость президентского номера - шикарный когда-то, но продавленный и облупившийся диван, и кресло с поблекшей, местами отходящей обивкой. В центре у стены стояло трюмо с потемневшим от времени зеркалом и пятнами на когда-то белой полировке. Здесь же, правда на боковой, невидной от входа стенке трехстворчатого шкафа, висел портрет Феликса Эдмундовича, стояли электрическая плитка и большая коробка из-под английского печенья, без всякого сомнения, служившая пепельницей. Не успел Калошин устроиться на диване, как дверь бесшумно отворилась и на пороге застыл ливрейный Мухин. Из большого пластикового пакета он извлек бутылку водки и тарелку с бутербродами.
- Хорошо! - Александр Петрович снял форменный картуз, в предвкушении потер руки. - Легко тому живется, у кого повсюду свои люди. Будь как дома! Может быть, здесь немного душно, но уж наверняка не холодно.
Полковник вынул из шкафа два граненых стакана, рассмотрев их на свет, остался доволен чистотой посуды. Расположившись в кресле у трюмо, он свернул золотистую крышку с горлышка бутылки, разлил водку, впрочем, не слишком щедро, так что получилось едва ли не на донышке.
- Давай, Серега, по глотку! С удовольствием выпил бы стакан, но еще работать. - Он чокнулся с Калошиным, разом влил в себя спиртное. Предложил, жуя: - Закусывай. Мало будет - еще принесу.
- Ты меня прости, - начал Сергей Николаевич, взяв с тарелки бутерброд, - я, наверное, тебе помешал. Но я ведь не знал... - Он вопросительно посмотрел на Мухина, выразительно показал глазами на потолок и стены.
- Говори, - разрешил Александр Петрович, - здесь все чисто. Кому, как не мне, знать, - засмеялся он и потянулся за закуской.
- Хоть бы намекнул по телефону, что на задании. - В голосе Калошина звучала укоризна. - Я бы сразу понял. А теперь у меня такое чувство, что я тебя засветил.
- Ешь, не отвлекайся! - прервал речь друга Мухин. - Бери пример с меня. Я ведь со службы прибежал, не успел ничего перехватить и сразу сюда. Уж и не знаю, каким чудом тебе удалось меня поймать дома. - Он энергично жевал, мощно работая челюстями. Свободной рукой Александр Петрович плеснул водки в стаканы. На этот раз он оказался более щедрым. - А и хрен с ней, с работой, перебьются! Как говорится, между первой и второй!..
Полковник лихо отправил в рот содержимое стакана, закусил остатком бутерброда и облизал пальцы.
- Вкусна рыбка семужка! А ты что не пьешь? Смотри, больше не налью! - хохотнул Мухин. Резким движеньем руки он вытряхнул из пачки сигарету, потянул ее губами.
Сергей Николаевич выпил, чувствуя, как тепло спускается к желудку.
- И все-таки зря я пришел. - Калошин отодвинул от себя тарелку. - Но сам посуди, кто мог знать, что ты работаешь под этой "крышей"? - Он пожал плечами.
- Ладно, хватит, оставь свои интеллигентские прибаутки. Если бы помешал, я б тебя сюда не позвал. - Мухин отвалился на спинку кресла, с видимым удовольствием вытянул уставшие ноги. - Никакая это не "крыша". Прихожу сюда после Лубянки, служба у меня теперь - нечто вроде хобби, а деньги я здесь заколачиваю. Понимаешь, очень кушать хочется, и не мне - я бы, может быть, перетерпел, а ребятишкам, им это трудно объяснить.
- Ты, полковник Федеральной службы безопасности, работаешь в отеле носильщиком? - не поверил Калошин. - И администрация знает?
- Что - полковник? - переспросил Мухин, стряхивая пепел в объемистую коробку. - Конечно, знает, иначе хрен с два получил бы я это место. Только "администрация" - слово из какого-то забытого словаря, у этой гостиницы есть хозяин. Ты, наверное, думаешь, что я здесь никто и звать никем? Ошибаешься! Я, друг мой, у носильщиков бригадир! - Александр Петрович назидательно поднял указательный палец. - Так что ко мне, пожалуйста, с уваженьицем! - Полковник оставил вдруг ернический тон, грустно улыбнулся Калошину. - Да мне, Серега, с моими звездами на погонах и орденскими колодками таких бабок ни в жисть не заколотить... Ну что ты на меня смотришь, как солдат на вошь? Теперь все подрабатывают. Да что там далеко за примером ходить! Эта женщина, которую мы с тобой встретили...
- Голая?
- Ну! - подтвердил полковник. - Стриптизерша. Тоже, между прочим, из наших. Капитан, работает по оргпреступности. Место здесь злачное, пришлось установить дежурство, вот она и подрабатывает. А кордебалет видел? - Мухин выдержал паузу. - Группа захвата в полном составе из подразделения по борьбе с наркотиками. Все девочки - мастера спорта по самбо, многие владеют карате. Пришлось в канкан ввести номер с собачкой. Пока они ногами дрыгают и задами крутят, собачушка эта между столиками бегает, порошок ищет.
- Если все про тебя знают, - удивился Калошин, - зачем в вестибюле ты мне делал страшные глаза и шипел, чтобы я косил под завсегдатая?
- Это, старик, совсем другая история. - Мухин потушил сигарету. - Внутренние дрязги, в какой конторе их не бывает. Заметил того усатого за стойкой? Он еще тебя изучал, будто ты бутерброд с ветчиной. Меня, гад, подсиживает. Ему такие чаевые и не снились. А, между прочим, тоже не хухры-мухры - советник из Министерства иностранных дел, департамент "Вторая Европа". Мы с ним иногда в ночную смену пересекаемся. Мидовцы все интриганы, работа у них такая. Вот я и не хотел, чтобы пошли разговоры, будто я вожу сюда своих друзей. Теперь понял? - Александр Петрович потянулся за бутылкой, но тут за дверью послышались шаги и кто-то прокричал:
- Сашка! Полковник! Шведов привезли, скажи своим архаровцам, чтобы разгружали.
- Я мигом, мухой! - вскочил с кресла Александр Петрович. - Ты пока не теряй времени, разливай.
Через приоткрытую дверь на Сергея Николаевича налетели волной звуки канкана, донеслись женские взвизгивания. Калошин перевел взгляд на портрет Железного Феликса, долго его рассматривал, будто в чертах худого, аскетического лица пытался найти объяснение всему происходящему. Когда Мухин вернулся, он все еще сидел, уставившись в стенку шкафа.
- Ну вот и порядок! - Полковник потер руки. - А ты что же, еще не наливал? И о чем только думаешь?..
- Знаешь, Сашк, я ведь и не подозревал, что у нас и стриптиз, и в открытую проституция. - Калошин смотрел на друга в каком-то замешательстве.
- Что же ты остановился? - усмехнулся тот. - Скажи уж: и наркомания, и коррупция, и еще много-много всего. Сидите там в своей башне из слоновой кости и ничего вокруг не видите. Эх, Серега, далеки вы от народа! - Он взял с трюмо бутылку, налил по полстакана. - Я чего тебя сюда еще пригласил, - продолжал он, в задумчивости глядя на Калошина. - С деньгами у тебя скорее всего негусто, а им тут в ночную смену человек нужен. Не то чтобы посыльный, но что-то в этом роде. С улицы на такую работу не берут, только по рекомендации. Помнишь, - засмеялся он, - как мы с тобой в партию вступали? Тогда было проще. Я бы, - Александр Петрович посерьезнел, - я бы за тебя словечко замолвил. Два блестящих языка, сам ты мужик видный, импозантный - должны взять. Сошьем тебе мундир в талию с золотыми эполетами. Тут по отелю совсем без присмотра ходят такие богатые иностранки... - Мухин закатил к потолку глаза. - Закачаешься! А в контору свою будешь ходить отсыпаться. Деньком маленько пошпионил, а в ночную смену - сюда. Соглашайся, Серега, первый раз в жизни человеком себя почувствуешь.
Калошин пристально вглядывался в лицо Александра Петровича, пытался понять, шутит тот или говорит всерьез.
- Ладно, не бери в голову, - хмыкнул фээсбэшник, - может, ты и прав. На этой работе вконец оскотинишься и не заметишь. - Он тяжело вздохнул. - Но я-то честно думал, как бы тебе помочь.
Они выпили, какое-то время молчали, не глядя друг на друга.
- Случилось что-нибудь? Какой-то ты задумчивый и грустный. - Мухин поднял на Калошина глаза.
Тот кивнул. Сухо и коротко, не вдаваясь в подробности и не называя имен, рассказал о полученном приказе. Александр Петрович слушал, полуприкрыв глаза, откинувшись на пружинную спинку кресла. На губах его играла непонятная улыбочка.
- Ну и что ты, детинушка, печалишься? - спросил он, когда Калошин замолчал. - Эх, мне бы кто предложил вояж по Европам! Так нет же, гоняйся по помойкам за всякой сволотой и будь доволен, что еще не пристрелили. Сам подумай, чего ты теряешь? Да ничего! - Полковник для убедительности пристукнул кулаком по деревянному подлокотнику кресла. - Или тешишь себя надеждой, что нужен своей взрослой дочери? Или жене? А может быть, родине?.. Ну, - засмеялся он, - последнее просто смешно. Да и, насколько я знаю, Виолетта сама по себе, ты сам по себе. Вам достались бракованные цепи Гименея, сделанные по ошибке из резины. Ты же вольный казак, Серега, и еще чего-то там раздумываешь...
- Знаешь, - Сергей Николаевич вытащил из пачки сигарету, - был у нас один сотрудник, его все звали Моченый. Фамилия такая. Отработал он свой срок в посольстве в Аддис-Абебе, улетел в Москву, а из Ясенево в резидентуру запрос: где Моченый? Не помню почему, но в штаб-квартире не знали, что он давно уже в Союзе. В Аддис-Абебе, естественно, струхнули: как же, ушел сотрудник, подался в шатуны! Срочно собрали партийное собрание, заклеймили, как полагается, осудили как пьяницу, дебошира, лентяя и бабника. Протокольчик, натуральным образом, в Москву - мол, не наша в том вина. А Моченый отпуск отгулял, является на работу - ему бумагу-то и показывают. Начальство, конечно, разобралось, из Аддис-Абебы всех повыгоняло, но и Моченого уволили. А как же, есть компрометирующий материалец!
- Ну и зачем ты мне все это рассказываешь? - хмыкнул Мухин. - Я и сам прекрасно знаю: лучше под трамвай, чем под кампанию. Или тоже боишься попасть между шестеренками бюрократической машины? Боишься, что как только тебя выкинут из обоймы, то сразу же забудут? Но ведь все равно мимо родины не промажешь! А если сцапают, так теперь, после Абеля, шпионов ставить к стенке стало не модно. Отсидишь свое в хороших санаторных условиях. Ганди утверждал, что каждый интеллигентный человек должен отмотать срок в тюряге, это очень углубляет внутренний мир.
- Посылают практически без денег, - пожаловался Сергей Николаевич.
- Так это даже хорошо! - хлопнул друга по колену Мухин. - Ты слишком привык к рациональности и предсказуемости собственного бытия, а жизнь - она совсем другая. В ней должно быть место если не подвигу, то уж наверняка экспромту. Соберешь все какие есть бабки, зайдешь в самый что ни на есть шикарный магазин и оденешься с иголочки. И обязательно широкополую шляпу, тросточку с серебряным набалдашником и штиблеты из крокодиловой кожи! Выйдешь на улицу - судьба, вот он я! А уж она сама что-нибудь придумает, вот увидишь...
За дверью опять застучали каблуки, истошный голос заорал:
- Петрович! Немцев везут три автобуса!
- Сейчас! - отозвался Мухин, но вместо того, чтобы нацепить картуз, разлил по стаканам остатки водки, чокнулся с Калошиным. - Поезжай! Непременно поезжай! Ведь здесь, на родине, мы с тобой тоже вроде как нелегалы, и уж во всяком случае никому не нужны. А будешь на Елисейских Полях, - он пересел на диван, положил руку на плечо Сергею Николаевичу, - зайди в какой-нибудь бар, выпей за тех, кто остался в этой стране и никуда не сбежал. И наверное, уже не сбежит. - Мухин опустошил стакан, утер губы рукавом. - Раньше, Серега, у нас была одна большая, красивая ложь, теперь все кругом правда - грязная и уродливая. И сами мы, пока шли к ней, извозились по горло в дерьме...
В вестибюле гостиницы их остановил мордатый, коротко стриженный юнец в обтягивающем жирное тело красном пиджаке и с большим бриллиантом на пальце. Медленно, будто думал с трудом, сказал:
- Я ведь, Петрович, предупреждал: всякую шпану сюда не водить.
- Настучал-таки мидак, твою мать! - матюгнулся в сторону полковник.
Подхватив толстяка под локоток, Мухин отвел его в сторону и так, чтобы слышно было Сергею Николаевичу, зашептал:
- Илья Борисович, да вы знаете, кто это такой? Это же... - Александр Петрович приблизил губы к мясистому розовому уху. У юнца округлились глаза.
Сергей Николаевич прищурился, медленно смерил взглядом тучную фигуру и, сделав над собой неимоверное усилие, сплюнул на чистый мраморный пол. Потом повернулся и не спеша направился к выходу. У самой двери его нагнал Мухин, на ходу незаметно пожал руку.
- Растешь! Хозяин оценил. - И добавил, склоняясь в поклоне: - Пренепременно широкополую шляпу и штиблеты из крокодиловой кожи. Смотри, Серега, не забудь!