Роман "Игра в слова" в авторском сборнике "Прогулки под зонтиком", издательство АСТ 2002 г.; "Игра в слова", издательство Время 2005 г
Игра в слова
Глава из романа:
...Елизавета Андреевна послушно направилась к двери. Николай Фомич поднялся на ноги, предложил:
- Позвольте, я вам помогу.
Вместе они вышли в коридор, открыли одну из дверей в большую, оказавшуюся совершенно пустой комнату. Только в углу стояла аккуратная поленница старых, почерневших дров. Николай Фомич опустился на одно колено, начал набирать поленья, прижимая их рукой к груди.
- Какой суровый у вас дед,- приговаривал он, выбирая те, что посуше.- Вам, наверное, с ним трудно приходится?..
- Ну что вы! - Не согласилась Елизавета Андреевна.- Он добрый, это ему тяжко, а не мне. Дед кое-что в жизни повидал, знавал ярких, неординарных людей, поэтому происходящее безумие вызывает у него непонимание и боль... Беда еще в том, что многое старик знает наперед,- добавила она после короткой паузы и как-то сразу осеклась, замолчала, будто сказала лишнего.
- Как это? - Не понял Лезин. Он поднялся с колена и теперь стоял перед Лизой, всматриваясь в полутьме в ее лицо. Спросил, поколебавшись.- Можно, я закурю?
- Курите.- Елизавета Андреевна отошла к окну, замерла на фоне серой, едва подсвеченной уличным фонарем сетки дождя.
Лезин приблизился, сложил отобранные дрова на широкий мраморный подоконник. Улица за немытым стеклом была пуста. Николай Фомич чиркнул спичкой. Душистый запах египетского табака поплыл в холодном, сыром воздухе.
- Дед прожил долгую жизнь,- заговорила Лиза, не оборачиваясь,- многим интересовался. До последнего времени преподавал в университете философию, но с началом войны как-то сразу сдал, да и кому сейчас нужны Гегели и Канты. Вы не поверите,- она вполоборота взглянула на Лезина,- мы ведь существуем гаданием. Да, да, вы не ослышались! Может быть, читали в газетах, рядом с объявлением о гастролях какой-нибудь мадмуазель Жу-жу: "Знаменитый ясновидящий и оккультист за умеренную плату предсказывает будущее"? Так это он, мой старик! Смешно, правда?
Но Лиза не засмеялась, не улыбнулся и Николай Фомич. В лице женщины появилось что-то болезненное, будто она извинялась за невольно вырвавшееся признание, испытывала какую-то неловкость. Николай Фомич хотел ее поддержать, хотел сказать, что теперешняя жизнь и не жизнь вовсе, а борьба за выживание, в которой все средства хороши, но Елизавета Андреевна его опередила.
- От того, что дед предчувствует, как все может обернуться, ему особенно тяжело и тоскливо. Нас с вами поддерживает хоть какая-то надежда, а он лишен и этого. Старик ведь точно знал, когда начнется война и к чему она приведет.- Встретив недоверчивый взгляд Николая Фомича, Лиза закивала.- Да, да, знал! Где-то в апреле или в начале мая четырнадцатого, по крайней мере за несколько месяцев до покушения на Фердинанда в Сараево, к нам из Берлина приезжал некий доктор Любек, я так поняла, что из розенкрейцеров. Они заперлись с дедом в кабинете и проговорили часов десять кряду, а когда старик вышел...- Лиза невольно нахмурилась.- Когда старик вышел, он был черен лицом, таким я деда никогда раньше не видала. Сказал единственно: уехать бы отсюда, да ведь от России, как от себя, не убежать...
В дверь без стука протиснулся Плотников, произнес тоном, полным извинений:
- Старик ругается, дрова требует.
- Берите и уходите,- Лезин показал на кучку лежавших на подоконнике поленьев.- Не видите, мы разговариваем...
Подождав пока тощая, согнутая фигура Фаста скроется в коридоре, Николай Фомич повернулся к Лизе.
- И что было дальше?..
- Дальше?.. Дальше началась война, царь отрекся. Вы сами знаете, что было дальше...- Елизавета Андреевна закусила верхнюю губу, как показалось Лезину, оценивающе на него взглянула.- Хотите, расскажу вам одну историю?.. Кстати, началось все в этой самой комнате где-то в конце января нынешнего года. Тогда еще не было так скверно и у нас иногда собирались кое-кто из друзей, а в тот вечер,- так, для развлечения,- решили погонять блюдечко. Вы сами когда-нибудь участвовали в спиритическом сеансе?
Николай Фомич покачал головой.
- Я вообще плохо в это верю. В такие темные времена, как наше, люди ищут спасения в мистике...
- Это как вам будет угодно,- отрезала Лиза,- можете не верить, но я сама была свидетелем происшедшего. Она нахмурилась, не скрывая своего неудовольствия Лезиным. Тем не менее, продолжала:- В тот вечер нам ответил дух, не пожелавший назвать свое имя. Старик,- а он не только провидец, но и сильный медиум,- потребовал от него доказать свое присутствие и, представляете...- глаза Елизаветы Андреевны расширились,- от вешалки, вон из того угла, через всю комнату перелетела галоша. Самым натуральным образом, как будто кто-то ее бросил...
- Так, может, именно так и было?..- предположил Лезин, иронически щурясь.
- Еще одно слово, и я не стану рассказывать,- предупредила Лиза.- Да, так вот, тем вечером России были предсказана скорая революция и большая, очень большая кровь. Мы все сидели вокруг стола потрясенные, соединив вокруг блюдечка пальцы рук и боясь их разъять, как будто это могло послужить сигналом для исполнения предсказания. Нас обуял страх, мы смотрели друг на друга, как вдруг лежавший на столе карандаш сам собой забегал по бумаге, оставляя на ней чью-то корявую, размашистую подпись... Потом? - Елизавета Андреевна, будто недоумевая, подняла брови.- Потом, как обычно и случается, все забылось, людям стало не до игр и предсказаний. Вместе с санитарным поездом я уехала на фронт и вот, на обратном пути, когда мы застряли на одном из десятков полустанков, меня попросили посмотреть заболевшую старушку. Она жила неподалеку, в соседней деревеньке. Врача достать было негде и я согласилась, поехала. Хотя, как оказалось, лечение не понадобилось: старушка умирала. Как сейчас помню темную избу с маленьким, занавешенным окошком и ее, лежащую вытянувшись на кровати. Лицо сморщенное, как печеное яблоко, но глаза цвета не потеряли, остались голубыми и ясными. Дочка, говорит, не серчай, что потревожила, будь милостива, подай мне из красного угла икону. Хочу напоследок приложиться. Я, конечно, подала. Старуха долго вглядывалась в темный от времени лик, потом поднесла икону к губам для поцелуя и тут, в свете свечи, я увидела на обратной стороне доски... подпись, ту самую подпись! По-видимому, умирающая заметила, как изменилось мое лицо, потому что сказала:
- Икона эта, доченька, святая. Ее мне сам Григорий Ефимович подарил.
Елизавета Андреевна замолчала, как бы подводя итог рассказанному, добавила:
- Она имела в виду Распутина... Вот такая, Николай Фомич, история...
Лезин удивился:
- Откуда вы знаете как меня зовут?
Губы Елизаветы Андреевны тронула легкая, будто извиняющаяся улыбка.
- Фаст шепнул.
Какая милая женщина, думал Николай Фомич, не в силах отвести взгляд от лица Лизы. Какие у нее живые, выразительные глаза, пожалуй несколько грустные, но глубокие и чистые. Она просто красавица, только красота ее не броская, южная, а спокойная, полная сдержанности и внутреннего достоинства. И эта улыбка... Лиза будто защищается ею от грубости и несуразности жизни. Но вслух Лезин сказал:
- Видите ли, Елизавета Андреевна,- он помедлил, хмурясь покрутил в пальцах успевшую потухнуть папиросу,- вы женщина необычная, в то время как я...
Николай Фомич в сердцах мотнул головой, начал снова.
- Нет, не так... Моя жизнь, она, Лиза, как принято говорить, не сложилась. Все как-то запуталось и, вообще, мне всегда казалось, что жить я должен иначе, совсем по-другому должен жить...- Лезин зажал папиросу в зубах, поднес к ней спрятанную в ладонях зажженную спичку.- Человек ведь изначально рожден быть свободным и радостным, а я все чего-то искал, к чему- то стремился... Он на мгновение замолчал, посмотрел Лизе в глаза.- Но сегодня, когда я вас увидел, мне вдруг показалось, что в моей жизни все еще может случиться...
Елизавета Андреевна слушала внимательно, поглядывая на Николая Фомича из под длинных ресниц.
- Слова, слова...- вздохнула она едва слышно и тут же спросила.- Хотите, прочту стихотворение?
Декламировала негромко, нараспев:
Слова, слова, как сладок сон
Тех, кто ушел, тех, кто влюблен.
Седою станет голова,
Уйду и я, вся жизнь... слова.
Николай Фомич в задумчивости смотрел на женщину. Чьи это стихи?
- Какое это имеет значение? - пожала плечами Лиза.- Мои. Только, ради Бога, ничего не говорите. Хоть Гумилев, бывало, и хвалил, поэт из меня никудышный и давайте не будем об этом.
- А мне понравилось,- сказал Лезин просто.
Елизавета Андреевна отвернулась к окну, принялась смотреть в серое, тоскливое месиво пустынной улицы. Желтый свет фонаря конусом падал вниз, растворялся, не касаясь утопавшей в темноте земли.
- Я иногда думаю: ведь и Бальмонт, и Вячеслав Иванов умрут, останется лишь то, что они успели написать. Станут ли их читать?..- она поколебалась, ответила сама.- Наверное. Поймут?.. Вряд ли. Скорее, все переиначат, чувства и мысли переврут и такими, непонятыми, станут боготворить, ведь людям нужны идолы. Кому какое дело, как все мы жили?..
По улице, по мокрой в свете фар брусчатке прогрохотал грузовик, скрылся за углом. Николай Фомич молчал.
- Для того, чтобы быть настоящим поэтом,- продолжала Лиза,- надо любить людей, а я, грешница, не люблю. Не могу себя заставить. Жалею?.. Да.- но это совсем иное чувство...
- Вчера в газетах,- заметил Николай Фомич, как бы между прочим,- напечатано, что в Харькове озверевшая толпа громили винные склады. Привести ее в чувство удалось только вызванным из Чугуева юнкерам и подоспевшему отряду броневиков. Перепившихся громил вы тоже жалеете? Или вот,- не дал Лизе вставить слово Лезин,- сегодня видел сам, как во дворе дома по Литейному пьяный солдат стрелял из винтовки в собаку. По-вашему, и он достоин сострадания?
Елизавета Андреевна повернулась к Лезину, посмотрела ему в глаза.
- Да, достоин. Потому что солдатик этот, впрочем как и все мы, и есть та собака, по которой стреляют, и он в том нисколечко не виноват.- Она зябко передернула плечами, поправила прикрывавшую их вязаную шаль.- Пойдемте, становится холодно, да и дед, наверное, ворчит...
Пузатый, начищенный до блеска чайник уже вскипел. Он стоял прислоненный крутым боком к раскаленной печурке, из высокого, гордо задранного носика выбивалась струйка пара. От тепла, от выпитой водки рыжий и Фаст разомлели, сидели порознь, развалившись в углах огромного, кожаного дивана, украшавшего когда-то кабинет хозяина дома. Сам старик колдовал у полки высокого, резного буфета. Вытаскивая из коробочек пучки сухой травы, он внимательно их рассматривал, зачем-то нюхал и, по большей части возвращал на место. Только некоторые бросал в стоявший тут же фаянсовый заварной чайник. Со стороны это напоминало манипуляции алхимика, до самозабвения увлеченного своим великим деланием. Когда дверь отворилась, старик оглянулся, бросил коротко:
- Чашки поставь.
И только закончив составление букета трав, поднял голову и как-то озорно, по-мальчишески подмигнул Николаю Фомичу.
- Представляю, что она обо мне наговорила! Мой вам совет: не верьте ни единому слову. Лизавета натура увлекающаяся, о жизни, какой живут обыкновенные люди, представления у нее самые смутные, все больше витает в облаках. А в выдуманном мире человеку жить невозможно,- старик усмехнулся, глаза его под нависшим козырьком седых бровей хитро блеснули.- Хотя, если честно, то только этим мы все и занимаемся!
Он как-то сдержано, про себя хохотнул, прошмыгав больными ногами к печке, залил отобранные травы крутым кипятком. Лезину показалось, что, низко склонившись над заварным чайником, старик что-то нашептывал, хотя уверенности в увиденном у Николая Фомича не было. Ночь близилась к рассвету, в этот ранний предутренний час особенно сильно чувствовалась накопившаяся за сутки усталость. Хотелось уронить голову на руки и тут же провалиться в благодатный, спасительный сон.
- Сейчас выпьете отвару и сразу полегчает,- пообещал старик, заметив состояние гостей.- Такие травы пьют сибирские шаманы перед тем, как заглянуть в иные миры или идти надолго в тайгу. Уж кто-кто, а они прекрасно знают, что такое жизнь и сколько сил она требует от человека. Ну, а мы?..- он пожал сгорбленными плечами,- Мы относимся к жизни потребительски, ждем от нее только радостей и удовольствий, ничуть не заботясь об остальном. Для нас жизнь игра, иногда утомительная, порой нудная, но и только...
Рыжий выпрямился в своем кожаном углу, не преминул с улыбочкой заметить:
- Позвольте с вами не согласиться. Если уж сравнивать жизнь, то не с игрой, а с искусством. Им надо мастерски владеть, в то время, как многие всего лишь ремесленники. Людям не хватает фантазии, не хватает полета, человечество мельчает. Впрочем, об этом предупреждали еще древние мыслители...
- Лично вас? - Издевательски поинтересовался старик.- Я имею в виду - предупреждали...
- А разве вы, с вашей мудростью и знаниями, это исключаете? - скривил в улыбке полные губы рыжий.- Не мне вам говорить, что пресловутая теория Дарвина верна с точностью до наоборот и человечество отнюдь не эволюционирует, а нисходит в животный мир, где благополучно и растворится. Милые обезьянки просто опередили хомо сапиенс на этом скорбном пути. Приходится признать, что мы тупиковая ветвь развития разума во вселенной и не за горами то время, когда романтиков и поэтов будут считать душевнобольными и объявлять вне закона за подрыв устоев общества...
О чем они говорят? - пытался ухватить нить разговора Николай Фомич. Он даже потряс головой, стремясь избавиться от наваждения, однако ни старик с его заварочным чайником, ни рыжий не растаяли в нагретом буржуйкой воздухе. Но ведь это же безумие: на дворе революция и, того и гляди, всех поставят к стенке, а мы спорим о вещах совершенно абстрактных, не имеющих к реальности вообще никакого отношения. Может быть, в этом и есть русский человек?..
Путанный ход его мыслей прервала Елизавета Андреевна:
- Господа, час поздний, давайте пить чай.
Какой бесконечно долгий и утомительный выдался день, думал Лезин, принимая из рук Лизы чашку с бледно-желтым отваром, от которого исходил мощный аромат трав. И вдруг снова отголоском забытого сна, ему представилась большая, очень светлая комната с расставленной по стенам мебелью в белых, похожих на саваны, чехлах. Он ощутил исходивший от нее холод, проникся отрешенной безнадежностью, которой веяло от аккуратно прибранной пустоты. За высоким, в перекрестье белой рамы, окном лежал заваленный снегом проспект, серое, угрюмое небо висело низко над городом. Николай Фомич чувствовал, что вот-вот должно произойти нечто важное, нечто такое, что изменит всю его жизнь. Скрипнула дверь, Лезин вздрогнул...
- Николай Фомич!
Лезин вздрогнул, не сразу понял, где находится.
- Берите баранку,- говорила Лиза, протягивая ему вазочку.- Нашлись в буфете, довоенные, так что берегите зубы...
- Да? Спасибо. Задумался...
Старик, меж тем, подсел к столу, заговорил, как ни в чем не бывало о странностях погоды, о, не по сезону, зеленых листьях на деревьях, которые, если и падают, то лишь от того, что нет больше сил держаться. Он усмехнулся: все, как у людей. Николай Фомич слушал, прихлебывая понемногу пахучий отвар. Старик улыбался, витийствовал:
- Люди думают, что они живут шутя, а умирают всерьез - какое заблуждение! Некоторые из нас даже утверждают, что перед лицом смерти все равны, но и это ложь. Смерть человеку не судья и даже не конец жизни, как хотелось бы считать многим. Удобное мнение, не правда ли? - он почему-то подмигнул рыжему, перевел взгляд на Лезина.- Куролесил, преумножал бессмысленность, а потом умер и все - взятки гладки! Нет, это было бы слишком просто! Человеческая жизнь есть всего лишь часть пути и смысл ее в том, что сами мы должны наполнить ее смыслом...
А ведь и это он обо мне, как тогда рыжий! - догадался вдруг Николай Фомич. Ведь это моя жизнь тянется чередой случайностей, нагромождением нелепых мыслей и поступков и это я должен придать ей смысл. Лезин вдруг ощутил исключительность переживаемого им момента. Время и место, думал он,- через их чувственное восприятие только и можно проникнуться полнотой жизни, обрести о ней хоть какое-то знание...
По-видимому, последнее слово он произнес вслух, потому что старик откликнулся эхом:
- Знание?.. За любое знание приходится платить, да и счастья оно не приносит. Покой - это да! А счастье?..- он покачал седой головой.- Знание жестоко, потому что все расставляет по своим местам, проводит четкие границы. Оно отнимает у человека великую, ниспосланную Господом милость - не знать!.. Не знать, где кончается реальность и начинается иллюзия, не видеть грани между жизнью и миражом. И, поверьте мне, это действительно Его великая милость!
Голова Лезина легко и приятно кружилась, слова старика звучали удивительно знакомо, но тот вдруг замолчал, настороженно прислушался. Где-то внизу, на улице, остановился автомобиль, раздались похожие на звуки команды голоса.
- Ну вот,- вздохнул старик,- все, как я и предполагал...
Сидевший напротив рыжий показал Лезину кивком на дверь:
- Пойдемте, Николай Фомич, покурим.
В холодном, темном коридоре он остановился, чиркнув спичкой, поднес ее к папиросе Лезина, прикурил сам. Вспыхнувший на мгновение свет отразился в его раскосых глазах. Лезину показалось, что в них играла веселая безуминка. Спичка погасла.
- Помните, я хотел вам кое-что рассказать?..- Начал рыжий, но тут же умолк. Николай Фомич следил за набиравшей цвет красной точкой его папиросы.- Вообще-то я и сам не слишком в это верю...- Лезин понял, что его собеседник улыбается, но тот тут же посерьезнел.- Видите ли, Николай Фомич, в нашей жизни, действительно, очень мало случайного, зато хватает странного и необъяснимого, так что вы уж сами решайте верить мне или нет...- Красная точка в его руке прочертила дугу.- Так вот, не знаю как у вас, а у меня, порой, возникает чувство, что некоторые события моей жизни уже случались раньше. В этом нет ничего особенного и, при желании, явлению можно найти разумное объяснение, скажем, однообразие и похожесть переживаемых ситуаций. Однако сегодня, когда мы сидели в подвале поэтов, я вдруг понял, что,- назовем это прогулкой во времени,- в этой прогулке вы составляете мне компанию. Мы как бы вместе идем по кругу...
- О чем вы? По какому кругу? - Не понял Лезин.
- Тайна сия велика есть! - Засмеялся рыжий из темноты.- Об этом можно только догадываться. Я так представляю, что во времени существует нечто вроде петель или, если вам больше нравится, колец по которым человек, в наказание или еще почему, вынужден ходить, раз за разом возвращаясь в уже прожитые жизни. Мы как бы крутимся в беличьем колесе судьбы пока... пока... А черт его знает, до каких пор! Возможно, таким способом нас заставляют что- то понять о себе и о жизни... Впрочем, все это лишь догадка, не более того, но я посчитал нужным поделиться ею с вами.
Рыжий потушил папиросу о каблук своего колониального сапога, отшвырнул окурок в угол.
- Признайтесь, вам ведь тоже кажется, что все это уже было и вы знаете Елизавету Андреевну, знакомы со стариком и с Фастом? Вот я и думаю: должно же, черт подери, быть хоть какое-то рациональное объяснение той нелепице, которую мы принимаем за собственную жизнь...
Николай Фомич почувствовал что рыжий ухмыляется. Теперь, когда слова были произнесены, Лезину действительно казалось, что история повторяется и, если напрячься, то можно даже предугадать, как все обернется в будущем.
- У меня такое ощущение...- начал было он, но рыжий не стал слушать, будто заведомо знал, что не услышит ничего путного.
- Самое забавное то,- произнес он голосом не терпящим возражений,- что, скорее всего, мы никогда по-настоящему не умираем. Правда, с мыслью о собственном бессмертии надо еще свыкнуться...
Из-за плотно прикрытых дверей донесся какой-то шум. Николай Фомич узнал бубнящий голос Плотникова. Рыжий коснулся рукава Лезина.
- Пойдемте, кажется, Фаст разбушевался. С поэтами такое случается.
Стены большой комнаты утопали в густой, вязкой темноте. Стоявшая на столе свеча бросала колеблющийся свет на диван, по которому катался, что-то глухо выкрикивая, Плотников. Он бил кожаную упругость кулаками, размазывал катившиеся слезы по худому, костистому лицу. Старик и Лиза замерли у стола, со страхом наблюдая за происходящим.
- Он хотел почитать свои новые стихи,- Елизавета Андреевна растеряно смотрела на Николая Фомича,- и вот...
Рыжий бесцеремонно отодвинул Лезина плечом, взял со скатерти листок бумаги с нацарапанными неровным детским почерком строками. Подслеповато щурясь и держа бумагу к свету, начал читать:
В саду камней моей души
Ты не найдешь отдохновенья
Все чувства мертвы, лишь сомненье
Цветет в отравленной глуши...
- Перестаньте! - Плотников рванулся, выхватил листок из рук чтеца, смяв его, швырнул на пол.- Все ложь, ложь, ложь! Я этого не вынесу: опять пустые, ничего не значащие слова! Ненавижу! Господи, как хочется ясности, как хочется простоты...
Рыжий придержал Фаста рукой, постарался уложить его на диван. Тот не сопротивлялся, худой и бледный покорно вытянулся во всю его длину.
- Муки творчества до добра не доводят,- философски заметил рыжий, ни к кому, собственно, не обращаясь.- Уж больно система у него нервная...
Лиза отвернулась, чтобы хоть чем-то занять себя, принялась собирать со стола.
- Жалко его, какой-то он неприкаянный...
- Жалко? - Старик поднял седые брови.- Вот уж нисколечко. Каждый в этой жизни получает, что заслужил. Уж больно, Елизавета Андреевна, ты у меня жалостливая, нас бы с тобой кто пожалел!
Он хотел было опуститься в придвинутое к столу покойное кресло, но тут из дальнего конца коридора донесся грохот. Судя по всему, кто-то ломился в дверь, бил чем-то тяжелым в ее мощные дубовые доски.
- Вот и дождались,- в голосе старика не было ни страха, ни волнения. Он обвел мужчин глазами.- Это, господа, за вами.
Плотников вскочил с дивана, схватил саквояж и, затравленно озираясь, начал лихорадочно засовывать в него лежавшие на столе исписанные листы бумаги.
- Кто это? Почему? Зачем? - Повторял он побелевшими губами.
На него никто не обращал внимания.
- Уведи их, Лизонька,- попросил старик, как если бы речь шла о припозднившихся ко сну малых детях.
Елизавета Андреевна напряженно смотрела на деда.
- А ты... ты пойдешь с нами?
Он лишь покачал седой головой, улыбнулся устало.
- Я остаюсь. Рано или поздно приходится делать выбор и, поверь мне, это не самая плохая возможность завершить земной путь. Я знаю, ты все поймешь, мы ведь с тобой об этом говорили.
Елизавета Андреевна не заплакала, не бросилась к старику, стояла, молча вглядываясь в ставшее разом суровым лицо деда, будто хотела запомнить его черты. Казалось, между ними все давно было решено и теперь лишь настал момент, когда решение это предстояло исполнить.
- Хорошо.
Женщина тяжело вздохнула, нажала массивную бронзовую ручку. Один за другим они вышли в коридор, инстинктивно держась ближе к стене, направились к черному ходу. Входная дверь сотрясалась от ударов прикладами.
- Отворяй, матерь вашу! Все равно всех перебьем...
- Идите за мной,- ее взгляд остановился на Лезине.- Не медлите, Николай Фомич, не медлите!
Она шагнула через высокий порог и тут же исчезла в кромешной темноте. Лезин повернулся, обращаясь к рыжему показал рукой на распахнутый дверной проем.
- Апре ву, месье!
Рыжий улыбнулся, его раскосые глаза светились веселой, отчаянной злостью.
- Полно вам, Николай Фомич, Лиза звала вас, не меня. Вот и идите. А я, пожалуй, немного задержусь.
Он извлек из кармана галифе наган и, высвободив барабан, принялся с деловым видом нашпиговывать его патронами. На грохот ударов и требования отворить дверь, отвечал, бурча себе под нос:
- Сейчас, ребятки, сейчас, я вас не задержу...
Закончив снаряжать оружие, рыжий вернул барабан на место, крутанул его ладонью и, высунувшись из-за угла коридора, пару раз выстрелил в дверь.
- Помните, я говорил вам про перст судьбы,- рыжий обернулся к Лезину.- Кому же, как ни мне позаботиться об этих несчастных...
Он мотнул головой в сторону лестничной площадки и внезапно, будто в шутку, но с силой, толкнул Николая Фомича в едва различимый в темноте дверной проем.