Рассказ опубликован в книге "Прогулки под зонтиком", издательство АСТ 2002 г., в книге "Игра в слова", издательство Время 2005 г., в авторском сборнике в серии "Библиотеке Огонька", 2008 г.
ПРОГУЛКА ПОД ЗОНТИКОМ
Феликсу
- Что стоишь, заходи! - Звук голоса разнесся над тихой водой.
Я стоял на крошечной пристани, раскрытой ладонью протянутой городом к реке. Сам городок, маленький и зеленый, лежал за моей спиной на высоком берегу. От досок настила к нему вела ветхая, вросшая в косогор лестница, увенчанная почерневшей от времени ажурной беседкой, какие в старые времена любили ставить над открывавшимся взгляду простором. Было время белых ночей. Призрачный свет, рассеянный и неверный, растворялся в холодном, насыщенном влагой воздухе, наполнял до краев плоскую чашу низины. На другом берегу, изумрудно зеленея, раскинулись луга, и дым костра ночного столбом уходил в высокое небо. Лягушачий хор заливался в осоке.
- Пошевеливайся! - Матрос нетерпеливо махнул рукой. - Пароход у нас веселый, не пожалеешь...
Где-то открылась дверь, и прямоугольник света, ломаясь, упал на палубу. Я ступил на скрипучие доски сходней. Пристань качнулась, подалась куда-то в сторону и вскоре совсем растаяла в серебристой мгле. Матрос ушел, проявив к моей судьбе полнейшее безразличие.
- Вам ведь не хотелось уезжать, правда? Вас что-то связывает с этим городом?
Я обернулся. После долгого сидения тело ныло и холод скованности выходил из меня крупной дрожью. Я рассчитывал сидеть до утра и уже за-дремал, когда, открыв вдруг глаза, увидел перед собой пароход. Беззвучно и плавно он выгребал из лежавшего на воде тумана. Так в детстве в сладком сне является нам окутанный седыми облаками сказочный замок.
Женщина приблизилась. В причудливом свете ночи я увидел ее лицо. Теперь, вспоминая, я нахожу его красивым, как, впрочем, со временем становится красивым все безрассудно утраченное нами. Меня поразили глаза, в их выражении я прочел ожидание чуда. Наши взгляды встретились, и сердце мое сжалось от неосознанной тревоги. Мне стало страшно от пришедшего вдруг понимания неотвратимости потери.
- Вы тоже это почувствовали? - Она пыталась рассмотреть меня в черной тени навеса. - Как-то сразу стало неуютно и тревожно... Наверное, всему причиной освещение. Оно точь-в-точь как при затмении, и поэтому беспокойно на душе. - Она помолчала, глядя на серебрившуюся у борта воду, добавила: - И еще, конечно, одиночество. Человек ведь обречен быть одиноким. Нам так легко докоснуться друг до друга, но понять... - Она так и сказала - "докоснуться", как, наверное, говорила в детстве. - Мы едины в момент душевного порыва, но стоит ему пройти, как человек снова низвергается в темницу своего "я". Беспричинная тревога, должно быть, сродни температуре, только болеет не сердце, а душа...
Она замолчала, замерла, облокотившись на поручень. Где-то внизу играла музыка, чувствовалось движение. Мимо проплывали расплывчатые силуэты берега. Вода журчала под бортом, будто само время несло наш пароходик по реке вечности. Иногда берег придвигался, и тогда из зеленого размытого пятна к нам тянулась одинокая ветка.
- Я знаю, что вы думаете. - Женщина улыбнулась в пространство. - Впрочем, может быть, вы и правы. Только чувствовать и ощущать потребность в чувствах - разве это сумасшествие? Сгоришь?.. Конечно, сгоришь, как свеча...
Ее окликнули. Не помню имени, не помню слов. Она заторопилась, взяла меня за руку и сильно сжала:
- Я найду вас, мне с вами хорошо. Вы все так тонко чувствуете и говорите...
В следующее мгновение ее уже не было рядом. Внизу с новой силой грянула музыка, и пароход содрогнулся. Я постоял еще немного, прислушиваясь к плеску волн и стараясь хоть что-то понять. Тщетно. Предутренний туман ложился на луга.
Внизу, в теплом до духоты чреве парохода, гремел карнавал. Белые короткие вспышки прожекторов выхватывали из темноты танцующие пары. Свет гас, но я все еще видел застывшие лица и позы людей. Оркестр неистовствовал. Кто-то сунул мне в руку стакан. Я сделал глоток. Горло обожгло, но блаженное тепло уже растекалось по скованному телу. Кто-то хлопал меня по плечу, толкал, подливал еще. Все говорили разом, и от этого и от грохота оркестра все плыло у меня перед глазами. Хаос царил на земле, хаос царил в зале, и я был частичкой этого хаоса, затерявшейся среди других и оттого счастливой.
- Всех благ не заграбастаешь! - пел кто-то в черном, извиваясь у микрофона.
- Бум! Бум! Бум! - вторил ему барабан.
- Всех денег не нахапаешь! Ша, ша, ша... - звенели медью тарелки. - Всего, что ни нальют тебе, не выпьешь никогда!..
Меня тащили в круг, и вот я сам уже выделывал замысловатые па и зависал, и растворялся в согретом телами плотном воздухе. Все смешалось и плыло в моей бедной, блаженной голове, и черная маска обезьяны уже грозила мне пальчиком, призывно смеясь большим женским ртом. Обезумевший прожектор метался по залу, певец завывал... я увидел ее!
- Пустите, пустите меня! - заорал я что было сил и начал расталкивать танцующих, но они лишь смеялись, еще теснее смыкая круг.
Когда я наконец выбрался на палубу, она была уже там. Похолодало. Нежный цвет зари тоненькой каемкой окрасил горизонт. Туман почти совсем рассеялся и лишь кое-где лежал клочками на воде.
- Вон, видите, - она показала рукой, - это колесо обозрения, а рядом качели и гигантские шаги. Когда ветер, все скрипит и стонет на разные голоса, и от этого становится жутко.
- Зачем они здесь посреди поля?
- Как вы любите слово "зачем"... - Женщина покачала головой. - Зачем они здесь?.. Зачем мы здесь?.. Просто так уж устроена жизнь, прогулка под радужным зонтиком. Впрочем, все это лишь игра в слова, а от них устаешь. - Она зябко передернула плечами. - Вот уже и рассвет. Ночь иллюзий прошла, а утром... утром мы все, все забудем. Что мне до вас? Что вам до меня?..
Она пошла вдоль борта, придерживаясь рукой за поручень. Сто тысяч псов завыли разом, сто тысяч кошек заскребли у меня на сердце. Моя бедная пьяная душа рвалась на части.
- Я... я увижу вас завтра?
- Непременно! - Она обернулась, улыбнулась груст-но и устало. - Только берегитесь, утро не знает миражей и снисхождения ночи!
Когда я открыл глаза, был день. Уборщица в синем халате переходила от стола к столу, собирала пустые бутылки. Тяжелый запах застарелого табачного дыма и кислых окурков висел в воздухе, не давал вздохнуть полной грудью. Я все вспомнил. Заспанный и мятый, я пересек разоренный зал и вышел на солнечный свет, вышел в город, куда стремился попасть всего лишь несколько часов назад. Я ничего не чувствовал, ни о чем не думал, и на душе у меня было пусто и пыльно, как в заброшенном колодце.
- Брось, - сказал мой друг, - не трави себя. Знаем мы, как это бывает. Видишь ли, - сказал мой друг, - живем тускло, вот несбывшееся и бунтует. Ты все придумал, - сказал мой друг, - а это опасно, несбывшееся отравляет...
Он прав, мой бедный друг. Он всегда прав, оттого, наверное, с ним ничего никогда не происходит.
Прошли годы. Я вспоминаю мою незнакомку. Что мне до нее? Что ей до меня? Время давно уже затянуло ту обнаженность чувств, до которой мне так мимолетно удалось прикоснуться. Но то-гда почему порой вдруг так сладко защемит сердце и ощущение потери влечет меня бежать в ночь, чтобы еще хоть раз увидеть выгребающий из тумана призрачно-белый пароход?..