Пятьдесят пять лет назад состоялась развязка всемирной исторической драмы под названием "Вторая Мировая война". В той ее части, которая у нас в стране получила название "Великая Отечественная", мы к сегодняшнему дню более менее разобрались -- ленинско-сталинская государственная и идеологическая система от удара вермахта по ней треснула по всем направлениям, ее несущие конструкции надломились и начался быстрый (по хронометру Истории) распад, продолжающийся еще и сегодня. На первом же его этапе, в начале прямого столкновения с гитлеровской Германией, СССР навсегда потерял десятки миллионов своих подданных, до трети своей довоенной территории (часть -- временно) и по приказу Сталина вынужденно отказался до конца войны от святая святых местного "развитого социализма" -- от централизованной планово-распределительной системы, устами генсека разрешив (вернув) прямые связи и отношения между субъектами экономики. В конечном итоге СССР, как государство, войну проиграл -- выиграл ее народ, хотя и страшной, беспрецедентной ценой.
Повторюсь: с нашим военным прошлым и его наследием нам сейчас кое-что уже ясно. Не так обстоят дела с осмыслением всего произошедшего с нашим бывшим противником -- с Германией. А ведь ее исторический опыт таит немало разгадок и развязок наших собственных тайн, парадоксов и проблем, как прошлых, так и нынешних.
Пятьдесят пять лет назад закончилась Вторая Мировая. У нее был свой характер, свое лицо. И определил их один человек, став тем самым исторической звездой ровно 60 лет назад, в мае-июне 1940-го года. Звезда звалась Манштейн.
Эрих фон Манштейн, потомственный военный, прошел все ступени армейской иерархии: в Первую Мировую сражался на Западном фронте безусым лейтенантом (в подчинении у своего дяди, фельдмаршала фон Гинденбурга), получил тяжелейшее ранение, но чуть более чем через полгода вернулся в строй, успел повоевать еще и на Восточном фронте, в Польше, довоевавшись до капитана и двух высших офицерских орденов, ценнее которых был только полученный ценой крови боевой опыт. Ему довелось командовать за свою карьеру и ротой, и батальоном, и дивизией, и корпусом, и армией, и группой армий (по сути -- фронтом). Служил в штабах всех рангов вплоть до исполнения должности замначальника генштаба. И он сам, и генералитет Германии в ходе Второй Мировой войны были твердо убеждены в необходимости передачи ему главнокомандования в армии (по крайней мере -- в сухопутных войсках, как минимум -- на Восточном фронте).
Но Гитлер, как всякий нормальный деспот, делиться властью не хотел и не умел, и все предложения отдать главнокомандование Манштейну (о чем просил даже "ручной" Кейтель) с яростью отвергал. Даже предложенный Манштейном "безумный" план разгрома Франции, приведший к успеху, самому автору воплощать не было позволено -- наоборот, Манштейна понизили в должности и отправили на второстепенное направление военных действий.
Итак, в мае-июне 1940 года немецкая армия совершила "арденнское чудо" -- нанесла молниеносный смертельный хук французам танковым кулаком в обход неприступной бетонированной линии обороны Мажино через непроходимые, как считалось, лесистые горы Вогезы -- что было, по сути, революцией в тактике и стратегии, чего тогда никто в мире ожидать не мог, к чему не были готовы умы военспецов и генштабы всех мировых держав. И на что поставил, и на чем настоял перед германским генштабом Манштейн -- единственный, кто понимал, что быть войне в середине двадцатого века бронированной, сверхмобильной, без жестких правил и канонов. Эрих фон Манштейн -- первый из военных гениев, еретиков, сумасбродов и в конечном итоге изгоев, составивших общую социально-психологическую константу двадцатого века. Века, во всем непохожего на предыдущие, кроме того, что касается драматургии жизни великих людей. Хотя и здесь столетие имело свои нюансы.
Вот один из них. В Первую мировую войну мало кого вдохновляли и даже интересовали главы воюющих государств, зато у всех на устах звенели оркестровой медью фамилии полководцев союзнических и противостоящих армий: Китченер, Жоффр, Брусилов, Гинденбург! Но что-то крайне важное (известно, что!) произошло с человечеством за два десятка лет "мира", и во Второй Мировой уже громоподобно звучали по странам и континентам планеты имена политических лидеров сражающихся лагерей -- Уинстон Черчиль, Франклин Делано Рузвельт, Иосиф Сталин, Чан Кайши, Бенито Муссолини, Адоль Гитлер, император Хирохито. И при этом с точностью до наоборот изменилось отношение к полководцам -- их стали воспринимать как госслужащих, как управляющих делами (военными) при своих господах. Это потому, что политика во Второй Мировой уже довлела над военной целесообразностью в результате глобальной идеологизации международных отношений. И еще потому, что вследствие вышеозначенного сценарии всех крупнейших битв и целых военных кампаний военачальникам спускались с вершин государственных и одновременно политических пирамид.
Проклятье 20-го века -- донельзя заидеологизированное политиканство.
Немногие военные таланты выдержали проверку лобовой встречной враждебности самой Истории, пригибающего и крошащего флаттера взбесившегося миропорядка. Один из этих немногих -- Эрих фон Манштейн. В каждой операции на театрах Второй Мировой, в каждой битве, в которой Манштейн принимал участие или руководил ею, он проявлял свою гениальность, находя фантастически успешное решение боевой задачи, максимально реализовав потенциал своих войсковых сил и так же по максимуму снизив возможности противника. В польском "блиц-криге" 1939-го года Манштейн, будучи начштаба группы армий "Юг", спланировал окружение основных сил лодзинской группировки поляков, прикрывавшей Варшаву, создав первый во Второй Мировой войне "котел", после чего спроектировал разгром элитного ядра польской армии на Бзуре и взятие столицы Польши.
О роли Манштейна во французской кампании 1940-го года сказано выше. И, наконец, командуя в войне пртив СССР различными войсковыми объединениями, Манштейн развернул перед миром свой талант во всем блеске. Начать с того, что именно Манштейн показал сразу, начиная с 22 июня 1941-го года, советскому руководству и командованию, что такое современный стиль, методы и уровень ведения боевых действий в середине 20-го века. Те самые танковые ударные авангарды немцев, которые в романе Симонова поделили его персонажей на живых и мертвых, разрубив их колонну на тыловом шоссе, вполне могли быть "списаны" прозаиком с рейда бронетанкового корпуса Манштейна.
56-й танковый корпус Манштейна в июне 1941 года был острием "северного клина" -- главного удара вермахта по СССР, того самого "северного направления", которым Гитлер обманул Сталина, готовившего Красную Армию к сражениям на южном фланге советско-германского фронта в случае нападения Германии на СССР. Именно Манштейн, пройдя со своим корпусом по тылам неповоротливой Красной Армии 200 км за пять дней и обеспечив переправу вермахта по захваченному с ходу мосту через Северную Двину, ворвавшись в центральную Россию, вверг Сталина в состояние многодневного панического шока и прострации на грани полуобморока. И было отчего -- идущие за Манштейном основные силы немцев только пленили в котлах под Минском и Ярославлем до 700 тыс. наших солдат. А всего за 41-й год таким манером было взято в плен до 2,5 млн.! Затем, командуя 11-й армией, Манштейн захватывает Крым, его армия штурмует и занимает город-крепость Севастополь. С декабря 1942 года по февраль 1943-го Манштейн пытается выручить из окружения в Сталинграде армию фельдмаршала Паулюса, и лишь потому, что тот, выполняя волю Гитлера, не пошел на прорыв навстречу войскам Манштейна, уже пробившимся к Сталинграду на расстояние всего в 18 километров, Манштейну не удается деблокировать окруженную немецкую группировку. Но главное достижение фельдмаршала -- спасение всего южного фланга немецких войск после сталинградской катастрофы, а значит -- и всего германского фронта в России. Неудачей закончилась для Манштейна и Курская битва, поскольку Гитлер, почуяв неладное, приказал вермахту прервать ее -- но окончательную катастрофу, грозящую всем германским войскам на Восточном фронте после Курской дуги, Манштейн сумел предотвратить.
Таким образом, на двух фронтах -- Западном (Франция) и Восточном (Польша, СССР), -- фельдмаршал Манштейн показал себя непобедимым, хотя полной победы достигал не всегда, ибо таковая почти никогда не зависела только от него одного. Но был третий, самый для него тяжелый и в итоге проигрышный фронт, третье направление титанических усилий, ставшее "третьим гвоздем в кресте", на котором распяла История великого полководца.
Этот "третий фронт" звался Адольф Гитлер. И эта война в форме распятия началась для Манштейна сразу после окончания битвы за Сталинград. Пусть не слишком широко усмехается читатель по поводу формулы "война Манштейна с Гитлером" -- на такой войне сложили головы многие товарищи фельдмаршала по учебе и службе (их сознательно приплело гестапо к заговору 44-го года), а иные угодили за решетку "за неисполнение приказов фюрера". По этой статье Манштейн мог "загреметь в зиндан" не раз, не два -- много раз, и именно со времени сталинградского краха.
Третий фронт Манштейна
Признанный лидер военных историков Запада Лиддел Гарт декларировал: "Общее мнение среди генералов, которых мне довелось допрашивать в 1945 году, сводилось к тому, что фельдмаршал фон Манштейн проявил себя как самый талантливый командир во всей армии и именно его они в первую очередь желали бы видеть в роли главнокомандующего." Таковое свое мнение о Манштейне не раз высказывали устно и письменно общепризнанный в вермахте авторитет Герд фон Рундштедт, "повелитель танков" легендарный Гейнц Гудериан, даже Кейтель, тень и правая рука Гитлера в ведении войны. Сам фюрер однажды проговорился: "Возможно, что Манштейн -- это лучшие мозги, какие только произвел на свет корпус генштаба." Нарочито скупая дозировка эмоций в этой фразе не могла обмануть слушателей фюрера. Один из летописцев Второй Мировой Дэвид Ирвинг отметил: "Уважение, испытываемое Гитлером к Манштейну, граничило со страхом." Еще бы. Адольф Гитлер не был слеп и глух, его сигнальная система многократно обострялась ушами и глазами гестапо и контрразведки -- обожествление Манштейна в вермахте секрета для фюрера не составляло.
Гений всегда влияет, вольно или невольно, на власть и на историческую ситуацию, а власть и историческая ситуация всегда мешают гению осуществлять свое влияние на них. В ближайшей перспективе побеждает в этой коллизии власть, в дальней -- гений. Гений и власть всегда антиподы, ибо гений -- вольно или невольно, -- решает задачи общечеловеческого масштаба, а власть в конечном итоге стремится к целям утилитарно эгоистическим, и чаще всего -- попирая общечеловеческие. Гитлер и Манштейн -- два полюса, два противоположных начала в роде человеческом и во Вселенной -- пассионарное и разумное. Гитлер был убежден, что войны -- это протуберанцы идеологий, взрывы политической плазмы, выигрывают или проигрывают войны их творцы -- политические звезды, идейные вожди народов. Манштейн считал, что войну ведут каждый солдат в окопе, каждый командир на НП и в штабе, а про Гитлера догадывался -- ему плевать на солдат и в целом на армию. Гитлер верил в свое высшее предназначение и в символ его -- в свастику. Манштейн доверял только военным картам, сводкам, разведке и просчитанным планам. Гитлер был политическим артистом, Манштейн опирался на знания и опыт. Оба были по-своему правы, оба нуждались друг в друге, но главнокомандующим был лишь один из двух. И в этом была их драма, и в этом была трагедия вермахта. Манштейн аннотировал ее так: "Понятию военного искусства он (Гитлер -- А.Д.) противопоставил в конце концов понятие грубой власти... Таким образом, Гитлер поставил силу власти над силой духа..."
Что правда, то правда -- Адольф Гитлер, в бесчисленных политических речах восславивший ум и мужество немецкого народа, грубо льстивший армии, на самом деле относился к народу и армии как к бездушным инструментам своей внешней и внутренней политики, инспектируя с дотошностью дилетанта и актерской ажиотацией строительство дорог, оснащение роддомов и обсерваторий, влезая по телефонной связи в работу полковых штабов и даже в действия иного фронтового батальона (как о том с брезгливым изумлением поведал коллеге Манштейну фельдмаршал фон Клюге).
Гитлер и Манштейн -- это трагифарс, сочиненный и поставленный самой Историей...
Каждый из них имел Железный крест за Первую Мировую -- Гитлер, ефрейтор на той войне, гордо носил солдатский, 2-го класса, а Манштейн офицерский, 1-го класса. Для личных встреч оба всегда надевали эти свои первые ордена -- на языке этих орденов они начинали диалог, всегда переходящий в спор и доходивший иногда до накала последней степени переносимости. По воспоминаниям свидетелей таких споров, Гитлер, впадая в бешенство, доходил до того, что кусал ковер!
Говоря коротко, подоплекой всех их напряженных до ярости дискуссий был тот простой факт, что Гитлер, ефрейтор времен Первой Мировой, сформировавший на той войне свою натуру, был и остался навсегда исполнителем, носителем ее глубоко эшелонированной позиционно-оборонительной сути, каковая через личный солдатский опыт фюрера угнездилась в его мозговой подкорке, а Манштейн сумел силой таланта преодолеть свой абсолютно идентичный фюрерскому опыт военной молодости и вырваться на иную, более высокую орбиту профессионального творчества. Вот и вся недолга.
Но спорили эти двое не на равных. И хотя спланированные Манштейном стремительный танковый обход и последующее удушение бетонированной оборонительной линии Мажино, обрекшие Францию на поражение, показали, что с помощью Манштейна наступила новая эра в военном деле, это нисколько пока еще не поколебало древних законов подчиненности всех уровней пирамиды тоталитаризма произволу одного на ее вершине. А Манштейн не мог ни жить, ни действовать вне иерархической системы государства.
Не Манштейн вывел наверх, в лидеры Германии и себе в начальники Гитлера. Манштейн не сочувствовал национал-социализму. В первый год канцлерства Гитлера Манштейн даже попытался защитить военнослужащих-евреев в армии от нацистских репрессалий. Гитлера в вожди себе выбрал немецкий народ -- партия Гитлера, НСДАП, выиграла парламентские выборы (коммунисты, кстати, их проиграли), и Гитлер на законном основании стал руководителем государства. А вермахт, как и было записано в воинской присяге, служил Гитлеру, немецкому народу и его государству. Пойти против Гитлера означало нарушить присягу и нанести удар по своему народу и по своей Родине, на что Манштейн, потомственный германский солдат, пойти не мог, о чем неоднократно писал и говорил.
К тому же он не был слеп и глух, и видел -- Гитлера, провозгласившего главной задачей своей внутренней политики установление в Германии классового мира (в отличие от коммунистов), поддерживает нация. Значит, в Германии всё идет правильно, по закону и здравому смыслу. Нацеленность Гитлера на войну с западными демократиями Манштейну была понятна -- грабительский Версальский Договор придушил его Германию. А желание фюрера сокрушить СССР Манштейна не удивляло и не отталкивало -- знавший историческую правду Манштейн не считал СССР законным государственным образованием, ибо Ленин и большевики парламентские выборы (в Учредительное Собрание) проиграли, а власть в России взяли и удержали силой, устроив вооруженный переворот и гражданскую бойню. Кроме того, Манштейн, как профессионал высокого ранга и на больших военных должностях, знал о приготовлении Советов к нападению на Германию и Европу.
Парадоксальность судьбы Манштейна состоит в том, что, как всем сразу показала разработанная им новаторская, революционная, эксцентричная концепция разгрома Франции, а также скоростная и виртуозная манера его действий в Польше, в советской Прибалтике и в операции по захвату Крыма и Севастополя, Манштейн был прирожденным "автором наступления" (эту главную черту его профессиональной натуры рано заметил, не раз прилюдно отмечал и особенно часто насиловал Гитлер), а вот воевать Манштейну более всего пришлось в амплуа "скорой помощи".
Собственно, и захват Крыма Манштейн возглавил и провел лишь потому, что предыдущий командующий действиями вермахта на этом театре погиб. Логично было бы его победоносную 11-ю армию после захвата Севастополя оставить воевать в освоенных южных условиях, но Гитлер сразу перебрасывает ее на северный фланг Восточного фронта -- спасать затрещавшее у Волхова создающееся и укрепляемое всеми силами кольцо окружения Ленинграда. Здесь сошлись лоб в лоб два таланта -- Манштейн и герой битвы за Москву, любимец Сталина генерал Власов, получивший в командование свежую, "под завязку" оснащенную всем необходимым вооружением и техникой 2-ю ударную армию с задачей устранить угрозу блокады "колыбели революции". Итог -- 2-я ударная разгромлена, генерал Власов пленен и морально перекован.
В тех боях под Волховым Мантшейн потерял сына-- молодой офицер погиб на передовой.
Далее "скорая помощь" Манштена вызывается к Паулюсу под Сталинград, затем на Курскую дугу, потом -- к Корсунь-Шевченковскому мешку, etc.
Во всех битвах Манштейна с Красной Армией она превосходила по силам (но не по талантам) войска фельдмаршала всегда в разы, а после Сталинграда это превосходство ее только росло. У легковеса в бою с тяжеловесом есть лишь один способ не проиграть, только одна возможность победить -- быстро и расчетливо двигаться, обернув таким образом превосходящую массу противника против него самого, и тем же методом потенциальную его мощь сковать и этим обезвредить. Вот такую войну против Красной Армии хотел, мог и умел вести Манштейн. Но именно такую войну Манштейну и всей немецкой армии запрещал вести Гитлер. Ибо маневр -- основное средство динамичной тактики и стратегии Манштейна, -- происходить может по всем векторам, не только в направлении вперед, а значит, предполагает и оставление каких-то ранее завоеванных позиций и подконтрольных пространств ради общего успеха. Но Гитлер был главнокомандующим политиком, а политик диктаторского типа не умеет и боится терять, видя в потере угрозу своему престижу и падение авторитета своей власти. Классическим примером такой психологической константы в поведении политика диктаторского типа может служить приказ Гитлера Паулюсу не выводить свою 6-ю армию из захваченного Сталинграда во что бы то ни стало. Это стало Германии в трехсоттысячную потерю личного состава вермахта. Манштейн поставил своему фюреру такой диагноз: "После блестящих успехов, достигнутых немецкими вооруженными силами в первые годы войны благодаря проведению маневренных операций, Гитлер, когда наступил первый кризис под Москвой, перенял у Сталина рецепт упорного удержания любой позиции. Этот рецепт в 1941 году привел советское командование на край гибели..." Лишь в феврале 1944-го Манштейну удалось убедить Гитлера узаконить право любого командира самому дать приказ на отход без санкции Берлина. Это сразу же спасло от полного уничтожения группировку Штеммермана, попавшую на Украине в окружение. Вырвались из того Корсунь-Шевченковского котла по Г.К.Жукову -- несколько сотен, а по сведениям иностранных исследователей -- до 30 тысяч. Такая смесь психологической и политической арифметики с алгеброй и высшей математикой идеологического заказа лишь подтверждает с обеих сторон принимаемое как факт -- благодаря праву на ретировку часть окруженных спаслась.
Но не стоит ли внимания авторская гипотеза о том, что помимо чисто диктаторских "пунктиков" -- приверженности к статике людских объединений и предчувствия опасности всякого их самостоятельного движения, Гитлера в приказной его формуле "умереть, но -- ни шагу назад" привлекала более всего ее первая часть -- льстила смертельно высокая степень послушания подчиненного своему командиру, степень, по сути превращающая солдата в раба, а начальника -- во всевластного господина. Манштейну же были нужны для побед не рабы, а солдаты. Манштейн всегда считал самостоятельность мышления и предприимчивость подчиненного в рамках боевой задачи главным достижением и базисной ценностью родной для него немецкой военной школы.
Невольно косность и черно-белую прямолинейность Гитлера, вагнеровскую мрачную и одновременно романтическую публицистичность и старомодный идеализм фюрера Манштейн переносил на все окружение диктатора, считая, что государство попало в руки недалеких и экзальтированных фанатиков. Он ошибался. Конечно, Манштейн, привыкший к фронтовому духу солдатского братства, слишком упрощенно понимал и воспринимал политические лозунги, речи и нравы берлинского властного бомонда. Он, к примеру, и представить себе не мог, что, пока он кладет десятки и сотни тысяч жизней немецких солдат на алтарь победы Германии, при высшем органе вермахта -- при ставке главнокомандования, -- уже с 1943 года существовал секретный отдел по поиску возможности сепаратного замирения с противником не только на Западе, но даже и на Востоке.
Впрочем, и узнай Манштейн об этом, если бы и удивился, то не слишком, догадываясь, что политика -- дело грязное. Чтобы эта грязь не разъедала вверенные ему войска, Манштейн делал что мог. Например, ради воспитания у своих солдат и офицеров чувства высокого самосознания, предписывал им на оккупированных территориях СССР раздавать сельхозугодья в частные руки (и это делалось, причем вопреки воле Гитлера и Геринга, автора "Зелёной папки" -- плана сохранения колхозов). Более того -- во вверенных ему частях Манштейн присек действие личного приказа Гитлера о расстреле на месте плененных политработников Красной Армии ("приказ о комиссарах") и не успокоился, пока не добился его отмены, считая расстрел пленных участников боя нарушением норм солдатской чести и общечеловеческой морали. Может быть, в этих поступках его кроется ответ на вопрос, почему его персону на фронте охранял добровольный отряд русских казаков, а в расположении его войск часто не требовалась охрана для колонн пленных -- они сами не разбегались и в полном составе маршировали до мест, указанных для лагеря, о чем сохранились свидетельства и что никем не опровергнуто.
30 марта 1944 года Гитлер отстранил Манштейна от командования группой войск на южном фланге немецкого фронта, издевательски присовокупив обещание вернуть фельдмаршала в армию в случае планирования большого успешного наступления. О причинах отстранения от дел признанного авторитета и баловня военной удачи толкуют по-разному и генералы той войны, и политики-мемуаристы, и историки.
Одни считают, что Гитлер не простил Манштейну его упорства в требовании разрешения на отступление 1-й танковой армии Ганса Хубе, провалившейся на Украине в гибельный мешок окружения, спасенной только приказом об отходе. Спасение 1-й танковой ценой своей отставки фельдмаршал до конца своих дней считал достойным завершением военной карьеры.
Другая точка зрения на причину отставки такова. Неоднократные доказательные требования фельдмаршала о назначении единого главкома Восточного фронта Гитлер в конечном итоге отпарировал зло и горько: мол, даже его, фюрера, приказы генералы выполняют не всегда, что уж говорить о ком-либо ином... На это Манштейн холодно и твердо заявил: "Моим приказам всегда все подчиняются." Гитлер опешил. Известно, фюрер был злопамятен.
Но большинство комментаторов, в том числе и прямые свидетели происшедшего, сходятся во мнении, что к отставке фельдмаршала привел инцидент в Растенбурге. Восточный фронт рушился под ударами советских войск, второй фронт Объединенных наций прорастал в Италии и потянуло угрозой французскому побережью со стороны Англии. Коричневые сумерки над Европой начали рассеиваться заметно для опытного глаза военных и политиков. Бонзы нацизма решили провести политпрофилактику в высших армейских кругах. 27 января 1944 года собранному в Познани со всех фронтов генералитету промывали мозги обер-идеологи рейха Геббельс и Розенберг, а затем генералов перевезли спецпоездом в фатерланд на дом к Гитлеру. И фюрер возгласил: если, мол, случится так, что в один прекрасный день он как верховный главнокомандующий останется в одиночестве, первейший долг офицерского корпуса собраться вокруг него с обнаженными кортиками... Здесь неожиданно Гитлера прервал Манштейн, вскочивший с места с восклицанием: "Так оно и будет, мой фюрер!"
Генерал кавалерии, граф Эрвин фон Роткирх-унд-Трах вспоминал впоследствии: "Это оказалось просто ужасно. Наступила такая тишина, что было слышно, как пролетает муха..." Двусмысленность того, что выкрикнул Манштейн, прервав речь Гитлера, разными умами понималась по-разному. Адьютанты фюрера и его личный секретарь и заместитель Мартин Борман трактовали в беседах с Гитлером слова фельдмаршала однозначно: Манштейн имел в виду близкую реализацию нарисованной вождем гипотетической картины последнего акта исторической драмы...
Как бы там ни было, развязка состоялась по русской пословице: "Сколь веревочке не виться, а конечик сыщется." Годится эта наша поговорка и для понимания драматургии жизни духа и интеллекта фельдмаршала: в пору прихода Адольфа Гитлера к власти защищавший доброе имя солдат-евреев в немецкой армии, Манштейн во время своего командования войсками на территории СССР подписывался под приказами с антисемитской риторикой. Карьеры в нацистском рейхе иначе не сделать -- это была азбука существования, а Манштейн был тщеславен более, чем честолюбив. Сухим из воды не выйдешь ("вода" здесь эвфемизм, понятный всякому, кто жил и действовал в тоталитарном государстве).
Правда, союзнические следователи, в руки которых попал отставник фон Манштейн после войны, продержав его четыре года без суда за решеткой, не смогли того, чего так хотели -- когда узник все-таки предстал преред военным трибуналом, в ходе процесса судьям пришлось-таки снять с Манштейна все обвинения в пособничестве или организации истребления евреев на оккупированных территориях. Но на фельдмаршале оставили обвинение в том, что он не предотвратил жертв среди мирного населения в ходе проведенных им сражений. В этом грехе его обвинили представители тех государств, бомбардировщики которых за одну ночь термитными бомбами сожгли около двухсот тысяч мирных дрезденцев, в считанные секунды испепелили атомными бомбами два японских города, не имевших никакого военного значения. Подсудимый получил 18 лет тюрьмы. Но вышел на свободу через три года из-за плохого здоровья.
Ау, где вы, сегодняшние шекспиры? Манштейн не жиже Антония будет. Слабо?