|
Никарагуа, начало 80-х гг Как ни странно, но мы продолжали ехать. Возможно везла постоянная Жэкина пруха или духовно-небесные контакты Падрэ. А вообще-то машина военная и возить ей положено, но уж больно по-зверски с ней обращались. После грунтовки выбрались на отличный асфальт Панамериканской трассы, кое-где побитый временем, хотя и в рамках приличия. Стали забираться в гору, повыше. Воздух, пересушенный солнцем, потихоньку начал оживать и пахнуть чем-то, отличающимся от запаха пыльного мешка. В начале единичные, а потом все больше и больше деревьев раскинули свои кроны совсем рядом с дорогой и периодически прятали солнце, пока не выключили его вообще. Посвежело. Движок продолжал довольно реветь, явно радуясь теньку и прохладе. Но узлам и системам уазика возможно не до этих прелестей, и я наклонился вперед на всякий случай поглядеть, что же творится внутри движущей силы. Тревогу бить пока было ни к чему: стрелки каким-то чудом уцелевших приборов болтались в положенных секторах. Падрэ тоже заинтересовался приборным щитком. Показал туда пальцем и спросил что-то у Жэки. Тот подался вперед, наклонив голову к рулю. Падрэ схватил его за нос и довольно засмеялся. Жэка отдернулся, очки упали, он полез их доставать, машина вильнула вправо. Жэка от неожиданности дал резко влево и врубил по тормозам, все еще шаря одной рукой где-то внизу - видимо, разыскивал очки. Впрочем, абсолютно лысой резине было глубоко наплевать на выходки ненормальных седоков. Колеса попросту перестали держаться за дорогу. В занос входили быстро, но аккуратно и плавно. Уазик кренился на правый борт, собираясь на старости лет покувыркаться. Пока это не перешло на закритические углы и еще оставалось чуть больше секунды для принятия решения. Все-таки лучше выпрыгивать на встречную полосу, благо что никакого транспорта в ближайшем окружении не было видно. Хоть и асфальт встретит, однако без деревьев. Но Виталий решил внести коррективы в столь четкий план и попросту вцепился в мою руку, явно не собираясь покидать терпящее бедствие транспортное средство. Надо было избавляться от неожиданных пут. И в этот момент Падрэ ударил Жэку по ногам, сбивая с тормоза. Одновременно он ухватил руль левой рукой и без какого-либо видимого напряжения вывел наше общее поступательное движение из перспектив госпитального настоящего в явно светлое - с пивом - будущее. Последовавшая немая сцена продолжалась совсем недолго. Басовитая ария Флора прямо в Жэкино ухо вывела из общего коматозного состояния. Конечно же, не стоило во всем обвинять Жэку. Но до него, как ни странно, похоже что-то дошло, потому что сбросил скорость и позабыл про свои неизменные коммандосовские солнцезащитные атрибуты, валявшиеся где-то на полике. В свою очередь Виталий ожил довольно-таки агрессивно: - Что происходит?! Куда я попал? Ну вы, товарищи, вообще тут... Клуб самоубийц! Пришлось успокаивать радиоспециалиста, отцепляя его от моей руки. - Нормально попали, Виталий. Обошлось, вроде. - То есть, насчет "попал" - это нормально. И насчет самоубийц не возражаете? - Возражаю, но молча. Привык не реагировать на оскорбления за пределами родины. - Я не оскорблял, но так же нельзя. Доверили управление какому-то балбесу. А что этот дед вытворяет? - Виталий мотнул головой в сторону Падрэ. - Это не дед, а заместитель командира по политической части. Вы бы поаккуратнее с выражениями. - Но... Но он же поп, судя по всему. - Каков замполит, таков и... Таков и личный состав. Вы же не первый год по заграницам. Пора привыкать. Виталий замолчал. Фрол до этого прислушивался к разговору, а теперь придвинулся поближе и встрял довольно громогласно: - Хорошо, что сегодня не бомбят. Пока. По слухам, город крепко бомбили еще при Самосе. На данный момент и уже года четыре с лишним бомбить было некому: национальную гвардию диктатора покрошили, а контрасы пока до таких высот военной агрессии не долетали. Они лишь изредка тарахтели на каком-то крылатом хламье неподалеку от границы и в основном по снабжению своих головорезов. Видимо Фрол решил подкинуть радиоспециалисту дровишек прямо в "кипит наш разум возмущенный". Виталий отреагировал незамедлительно. - Никто не говорил мне про бомбежки. Вы ничего не путаете? - Если бы сказали, то вы не поехали сюда. А нам нужно радиооборудование. Как нам здесь без радио? Нужно. Виталий, казалось, не слушал, уже высматривая что-то на небе, основательно прикрытом кронами деревьев. Я тоже посмотрел. Даже назад обернулся. Над головой в бесконечной бледности с намеками на голубизну продолжал бесноваться солнечный свет. Бомб нигде не было видно, а Виталий, не отрываясь от наблюдения, как-то чересчур нервно закричал Фролу, чтобы перекрыть рев движка и заодно свои собственные страхи: - Ни в Союзе, ни здесь, ни по телевизору, ни в прессе не было ни единого слова про авиабомбежки! Ничего! Вы смеетесь надо мной? - Такие вещи шутить нельзя, - печально, но очень громко и с обидой отозвался Фрол. Потом вздохнул, отодвинулся к двери и даже отвернулся. Мне тоже разонравилось это общение на повышенных тонах. Бомбы еще какие-то... Черт-те что! Глаза вперились в набегающий справа асфальт с проносящимися мимо стволами деревьев. Дорога шла в пологий подъем, слегка извиваясь. Через пяток минут должен был показаться пост на въезде в город. А письмо домой так и не написал. Надо ж будет еще штук пять-шесть заготовить на будущее, если в середине июля тронемся в северную сторону. Оттуда ничего не отправишь, а торчать двадцать дней согласно планам командования плюс пару недель на перевыполнение планов. Верхним командирам обязательно чего-нибудь еще захочется навыполнять, если все пойдет ровно. Как обычно... О чем писать?... Про погоду, ландшафты, хорошее питание, благоустроенное жилье, отличный сон и дружный коллектив. Еще бы вспомнить, чего Незабудке наврал в прошлом письме. Кажется, насчет Африки чего-то. Все одно, на почтовом штемпеле будет какая-нибудь Москва-600. Сплошь и рядом, повсеместно одна Москва. Опять какая-то непонятная грусть-тоска расселась на сердце, а из-за поворота сначала показалось разноцветное тряпье на палке. Вроде, революционный стяг, поникший от безветрия. Потом тростниковая крыша на четырех столбах - революционный форпост. Стены отсутствовали, как класс. Невысокие груды камней на асфальте обозначали границу поста. На двух фанерных щитах по сторонам дороги было понаписано нечто угрожающее, судя по массе восклицательных знаков. Жэка начал притормаживать, чтобы не перепугать человека с ружьем, который вечно дремал из-за очень высокой интенсивности дорожного движения: на всем пути никого не обогнали и не попалось ни одного встречного транспорта. Местные здесь вряд ли ездили, скорее объезжали лесом, чтобы не попасть под экспроприацию провианта или другой дребедени на революционные нужды. Автобусы какие-то убитые ходили, но очень редко. Дня три или четыре назад видели такой на дороге. Чадил не хуже нашего мерина, а народу внутри... Как они там все помещались - загадка. Наверное, какие-то военные колонны здесь проходили на север - в приграничную зону боевых действий - и обратно, но тоже не часто. Человек с ружьем, а точнее четверо с одной М-16, уже показались из-под навеса. Ходили они плотно сбитой стайкой, и поэтому создавалось впечатление, что их всего один. Голов-рук-ног много, но... один. А человек с М-16 уже поднял руку, дабы остановить нас для проверки документов и досмотра. Я выбрался из мыслительного процесса по поводу всякой окружающей хрени и пока, казалось, трезво оценивал обстановку: - Фрол, вездеход там же - в бардачке. Скажи Жэке, пусть молчит, а то опять треп разведут на полчаса. Жэка уже сам сообразил. Откинул пока не оторванную крышку бардачка и вытащил сложенную вдвое бумагу-вездеход. Падрэ начал у него что-то громко выспрашивать. Словоохотливый Жэка лишь кивал головой - видимо, обиделся все-таки на деда. Машина наконец остановилась у каменной границы. Человек с ружьем подошел со стороны Жэки и окружать машину не собирался, хотя его было предостаточно. Но... М-16 всего одна-одинешенька. Жэка развернул бумагу, проверил, что не кверху ногами и на вытянутых руках почти упер ее в лицо личного состава революционного поста. Человек с ружьем сбился в кучку поплотнее, чтобы получше рассмотреть диковинные печати и подписи. Вчера город сторожили эти же... революционеры. Вроде, позавчера тоже они. И вот опять изучали ту же простынь. Может быть им нравились вензелечки там всякие разноцветные. Но глядели недолго. Хорошо, что Падрэ молчаливо наблюдал за этим процессом. А тож церковные люди - они такие: шарманку заведет и до ночи здесь торчать. Потом один из элементов человека с ружьем что-то спросил, но ответил не Жэка, а Падрэ. И я понял, что сглазил. Минут через пять-семь бесконечной болтовни, когда человек с ружьем полностью переместился к двери Падрэ и, радостно улыбаясь, слушал его монотонную и глуховатую речь. Когда Виталий начал нетерпеливо ерзать и тяжело вздыхать. Когда Фрол с Жэкой тоже крепко, но негромко зацепились языками видимо по поводу установления виновника недавних приключений, аж слюной брызгали. Когда дышать уже стало практически нечем из-за вонючих испражнений дырявого глушителя, почти поставившего дымовую завесу вокруг. Так вот тогда я понял, что мы приехали и пора чего-то делать: - Фрол! Фрол, оторвись от него на секунду! Скажи, чтобы заглушил двигатель. Перегреется еще или задохнемся. Народу много - в разгон заведем. - А почему вы не попросите их прекратить разговоры и ехать дальше? - сразу же заинтересовался Виталий, придвинувшись поближе, чтобы Фрол не слышал. - Бесполезно. Они все тут зациклены на общении. Своего рода, религия трепа. Сам не представляю, о чем можно говорить и говорить бесконечно, позабыв обо всем не свете. По-другому они жизнь воспринимают, наверное. Чего нам в чужой огород со своим самоваром лезть? Пускай болтают. Они сегодняшним днем живут и никуда не торопятся. Это мы вечно куда-то спешим, потому что уверены, что жизнь бесконечна. Но это же не так. Конечно, в свете решений партии и правительства надо бы жить побыстрее. Так что не правы они. Верно? Виталий, похоже, взвешивал ответ, а Жэка уже наполнил мир тишиной и покоем, вот только дымину не разогнал. Но в воздухе обозначилось некое вечернее движение. Повеяло едва ощутимым ветерком. - Безусловно, они не правы, - наконец-то выпало из Виталия. - Нам бы до темноты управиться. Все-таки, воюют тут. По темноте как-то не очень приятно разъезжать. А что это за яма? Воронка? Виталий показывал куда-то за Фрола. Пришлось привстать с... - ну, пусть будет: с сиденья - и вытянуть шею, чтобы разглядеть достопримечательность. Примерно в паре десятков метров слева - невдалеке от кромки зарослей а-ля леса - виднелась свежевырытая яма округлой формы диаметром метра полтора. Неведомые революционные землекопы уложили землю по ее краю аккуратным бруствером, чтобы удобнее было засыпать экскременты по факту отправления естественных надобностей. Явно, ночной сортир. По темноте в близких зарослях нужду не справишь. Есть возможность заблудиться, поскольку электричества тут в помине не было. А вот костерок хотя и разводили для освещения, судя по выжженному пятаку с углям, но огонь же поддерживать надо. А как? Никак, если весь человек с ружьем ночью спит. Вот и решили чуть в сторонке туалет вырыть. Так что на вопрос Виталия пришлось давать полноценный и исчерпывающий ответ: - Да. Это воронка от бомбы, - я тяжело и грустно вздохнул. - Скорее, от неразорвавшейся бомбы. Меньше 250-ти килограммовых они тут не бросают. И сами понимаете, что при взрыве ничего бы от поста и вот этих товарищей не осталось бы. Ан нет. Стоит, как стоял. Фрол, окончательно разругавшись с Жэкой, уже давно молчал, прислушиваясь к нам с Виталием. А теперь решил дополнить по поводу бомб, чтобы внести абсолютную ясность. Вещал он задумчиво, с расстановкой. - Согласен. Подрыва нет. Хорошо, что вы заметили, товарищ. Возможен часовой механизм на бомбе. Пост не понимает опасности. А если взрыв? Но когда? Неизвестно. 200 метров надо быть, если бомба весит 250 килограммов. Виталий не дал Фролу досказать, подскочил и попытался пролезть между сиденьем и моими коленями. - Дайте мне выйти! Я открыл дверцу и стал разворачиваться на точке опоры, чтобы свесить ноги наружу, но помогли. Виталия буквально вынесло из машины. Он почти бежал по дороге в сторону Эстели, вжимая голову в плечи, озираясь. Падрэ видимо удивил отрыв радиоспециалиста от сплоченного коллектива, и он перестал вещать. По причине тишины человек с ружьем тоже заметил, что в машине стало как-то попросторнее. Дружно повернув голову и недолго провожая Виталия четырьмя парами глаз, человек закричал на испанском, указывая четырьмя руками куда-то в сторону ямы-воронки. Но безрезультатно. Фрол, придвинувшись, в срочном порядке перевел прямо в мое ухо: "Они думают, что туалет нужен. Он там, где бомба. Скажи ему что-нибудь. Сорвется поржать". Виталий уже прошел-пробежал метров семьдесят и пришлось мне тоже орать. - Виталий! Не ходите! Там ягуары живут рядом с дорогой! Виталий сразу остановился. И тут выяснилось, что Фрола выучили в Донецке не только пудрить мозги, ходить в самоход, правильно пить, играть в карты и к тому же радиоделу. Еще и книжки заставляли читать. Ильфа и Петрова, - это точно, потому что он заорал: - Звери! Нельзя без оружия! Идите сюда! Я дам вам парабеллум! Глава 8 .......Внезапно проснувшись, на пути в реальность растерял все комплектующие какого-то интересного кошмара. Вокруг оказался всё тот же душный мирок - темень личной жизни в липком поту. На часах загорелось начало шестого утра. Общее, раздуто-опухшее состояние дополнялось переизбытком жидкости на дне организма. Hашарил бамшмаки. Обулся. Приподняв полог, собрался лезть из привычной уже духоты наружу. Высыпавшая на брезент, обильная роса намочила руку. Вперемешку с благоуханием зелени, влага оживила воздух запахом свежести. Рассвет едва брезжил где-то далеко за деревьями и горами, пока не в силах разогнать темноту. Свесив ноги с бамбукового основания ночлежки, осторожно поставил их наземь. Как обычно, внизу мерещилась всякая ползуче-кусачая дрянь, но лезть обратно и искать в кромешке фонарь поленился. Справа возник свет, порыскал, выхватывая кусты и деревья, потом ослепил, направленный в лицо. Я зажмурился: 'Ну, хоть кто-то бдит,' - и показал кулак в ту сторону. Свет исчез, заодно и окончательно лишив зрения. Глаза явно не желали привыкать к темноте. Цикад, храпа и прочего ночного, хорового пения не было слышно, но тишина вокруг полегчала и не давила на уши - раздобрела в предвкушении живительного и желанного рассвета. Далекий-предалекий, почти неслышный рокот по началу не привлек внимания, приглушенный журчанием некоего подобия рукотворного... кхм, водопада. Не концентрируясь на отдельно взятом участке суши, я уже полил пару квадратных метров. В процессе чего подумал, что немцы, прежде чем где-то селиться или что-то строить, оборудуют ватерклозет и лишь потом... Как-то у нас все и всегда наперекосяк выходило. Но печальные думы постепенно развеяла предутренняя тишь и закравшийся, неестественный для природы и часа звук заставил оборотить уши в предполагаемую сторону его источника. Был он ритмичен, глуховат и непонятен из-за большого удаления, скрывавшего мощь и тональность. Лезть на дерево за маловероятной конкретикой сразу расхотелось ввиду тьмы, никак не желавшей покидать округу. Поэтому решил пробежать сотню метров до склона и уже оттуда попытаться определиться с причиной беспокойства. Хотя, вначале надо было предупредить часового. Негромко крикнув в его сторону: 'Luz!' - я увидел свет фонаря, направленного в землю и потопал в том направлении. Далекий и непонятный звук не приближался и не удалялся, лишь всё так же беспокояще висел в предутренней тиши. А под ногами ничего не хрустело, ни чавкало, ни шелестело. Мягкая, податливая земля, прячущая шаг. 'Минуты за две-три. По-тихому. В два ножа. Всех...' Дальше этого размышления не пошли и слава богу. Часовым оказался Мигель. Нахохлившийся под тяжким бременем караула, он неподвижно и тупо светил себе под ноги и продолжал бы светить до скончания века, если бы от командования не поступило свежих инструкций. Но командование к новизне не стремилось - оно спало. Лишь отдельные его элементы зевали, чесали поясницу, потягивались и в тайне материли на чем свет стоит этот турпоход, с самого начала обреченный на... 'Стоп-стоп-стоп. Охолони, едрит...' - ?Usted oye eso (Слышишь?) - ?Que pasa, comandante (Что случилось, командир?) - прозвучало тягуче и сонно. - Bien... (Понятно...) Camino alrededor y me vuelvo. Apague la antorcha. (Я прогуляюсь вокруг и вернусь. Фонарь выключи). Мигель не ответил, но свет пропал.
Связаться с программистом сайта. |