Хотелось бы надеяться, что мир не рухнет, если я позволю себе высказать нижеследующее утверждение. В 70-х годах, посреди парка Девичье поле, находящегося в каких-то трехстах метрах от московского Садового кольца, представлялось не настолько глупым и смешным видеть чистую лавочку и ощутить умиротворяющий покой светлого вечера в июле.
Да. Это была середина не жаркого, не военного, а веселого и благословенного лета.
Вал собачников, детворы, юной и иной влюбленности схлынул, разогнанный по дачам, пионерским лагерям, стройотрядам и отпускам. Неподалеку копался в песке малыш под присмотром бабушки, в то время как кучка шахматистов-дедушек вела себя вполне пристойно. Изредка, устало и ненавязчиво гудели одинокие троллейбусы, но достаточно быстро проносились куда-то по своим делам.
Экологические проблемы пока еще не содержали даже намека на баснословные доходы. Может быть, из-за этого воздух был чист, свеж и - молодо-зелено - ароматен. Солнце где-то пряталось, а сквозь кроны деревьев заглядывала безоблачная радость неба.
Мне даже показалось, что конгломерат "Человек-Земля-Вселенная" замер на подготовительной стадии сумасшествия. Ведь всё указывало на то, что июльский вечер понедельника совсем не торопился - топал себе потихоньку к финалу ничем не примечательного существования. Хотя, с недавних пор величают сей день несколько иначе. Его Величество Понедельник. Новое название зачали и взрастили где-то в недрах ультрасовременного ГАИ-ГИБДД. Но в те времена гаишники еще продолжали беззастенчиво разбрасываться налево и направо человеческим обликом, отличались изысканностью манер, да и степенью жадности. Если же рассмотреть проблему в глобальном аспекте, то мало что изменилось. Пост-воскресные головы советских граждан болели от сивушных масел ни чуть не меньше и пахли также: "Фу". Моя же... кхм, несомненная индивидуальность в те времена практически ни чем не отличалась от стереотипной. Голова болела, всё -кошмарно плохо, но шаг не сбавлял, а маршировал в ногу с физиологическими и иными потребностями преобладающего большинства разумных Homo мужского пола, населяющих великий Союз.
И вот уже изумительное "Хамовническое" приятно охладило горло. Колючки пузырьков-ёжиков намекнули о примирении с жизнью-лихоманкой, а ручные куранты едва протирлимкали семь часов на своём - тайваньском, для колорита.
Совсем недавно еще так хотелось домой, но... уже рано. Тем более любимый, хотя и не менее разрушительный ураган сослан в лагерь, а досмотреть утреннюю трагедию "Испорченная жизнь" еще успевал. Куда спешить, если уже неоднократно муссировалась разруха, голод, изъяны светлого и чистого чувства, спящий под окнами "Жигуль" и ненависть ко всему общественному? Тем более, вдруг каким-то образом возросла вероятность более содержательного изложения вопросов презрения ко мне, соотечественникам и всей половине человечества определенной гендерной принадлежности.
- Как жив-здоров, товарищ гвардии капитан?
Тихая густота и тяжесть баса были незнакомы. Вот на этом месте мне бы хотелось немного попридержать лошадок. Всё дело в том, что не только китель, но и рубашка с фуражкой, а также какая-либо форма одежды, соответствующая обращению, ни на моей голове, ни на теле не присутствовали. Родимые же погоны, вроде как, не к лицу вражьему летнему костюму, из-за которого пришлось снести столько тягот и лишений. А всё из-за внезапно возникшей утраты шестых зимних сапог или одной-пятой четвертой дубленки. Вообще-то, вот так жить нельзя. В частности и на момент - тоже не представлялось возможным.
Пришлось срочно решать вопрос, и я посмотрел на его руки, но ничего агрессивного или угрожающего в них не обнаружил. Что же касается глаз... С ними стоило поторопиться.
Охват общего облика незнакомца поведал о среднем росте и дряхловатости преклонного возраста. При всём при этом имидж оказался опрятным и даже молодцеватым: коричневый "ботас" на ногах, какие-то "техасы", белая майка с волком из "Ну, погоди!". Затем последовали: загорелое, чуть вытянутое лицо, морщины, длинные седые патлы. "Хиппует дед".
Мой полный стоп случился в его глазах. Ни туда - ни сюда. В общем, ПОПАЛ самым настоящим образом. Причем и как ни странно - не по собственной инициативе, как это обычно "попадалось".
Гипноз. А ведь учился держать, сдавал какие-то зачеты, но знал - толку "ноль". Хотя, там, вроде, гипнозом-то не пахло. В странных глазах дедушки обнаружилась масса интеллигентности, еще немножко её же, затем ума и напоследок - завораживающая пустота бездны. Правда, никто никуда не торопился, и мне даже дали додумать насчет пива: "Обольюсь. И тогда дома - полный... "понедельник". Но обошлось. А дед уже отвел взгляд, тяжко присел рядом и закинул ногу на ногу. Боковым зрением я видел всю периферию, и вот тут, как раз, пришло одно понимание - надо смотреть вон в ту точку, в листве.
- Ты успокойся, солдатик. Меня послушай. И посмотри.
Говорил он огрызками фраз, неторопливо и развязно, тихо-тихо, но получалось очень доходчиво. А в листве я вдруг увидел Мишку - своё родное, ураганное чудовище. И пришли старые, весьма и весьма знакомые ощущения: узел из кишок, вся шерсть - дыбом и лед от чьего-то дыхания -в затылок. Но не полечишься, не полютуешь - даже злобу задавило.
Мишка бежал куда-то. Я узнал корпуса "Юного ленинца", лозунг на столовой про "глух и нем". "Да что ж такое-то?!" Потом Мишка остановился, обернулся. Шорты грязные, вихры, улыбка, ямочки, коленки разбитые и глаза мамы нашей - зеленые. "Роднуля моя. Что ж такое-то?..."
А больше ничего. Выключили. Лишь зелень. А потом снова показывать начали. И увидел я этого мужика. В черном костюме, высокий, здоровый, курил и смотрел на меня. Прям, в душу смотрел. Только очки поблескивали.
- Вот так. Договоримся, солдатик? Сын твой. На Земле нужен. Сын нужен. А этот. В костюме. Нет. Ты его выгони с Земли. И сын твой. В новый год. Живым и здоровым. Войдет. Четыре месяца у тебя. Есть. Скоро будешь в другой стране. Гражданина этого. Стране. Ваши государственные средства. На ветер выбрасывать. Будешь. Играете вы не в те игры. А ты сделай всё. По уму. Получится у тебя. Ну вот. Всё уже. Договорились? А то вы. Бумажки любите. Подписывать. Тебе оно надо?
- Нет.
Но не сдержался я. За волосы и только коленом в нос преклонного возраста зарядить собрался. А там оказался... Но сидел же рядом. И продолжал сидеть.
- Успокойся. Попей свою. Эту. Воду.
Я сорвал пробку зубами и просто проглотил бутылку. Потом отдышался. Сидел и смотрел в землю. По ней - серой с примесью кирпичной крошки - куда-то улепетывала чернющая жужелица. Но разве убежишь на таких ножках от Земли.
- А чего не сами-то, дед? Так понимаю, что всё можете.
- Нет. Мы не можем. Нас вообще нет. Здесь только вы. Всё. Творите. Сами.