Доброхотова Людмила Николаевна
Окно

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 16, последний от 16/01/2022.
  • © Copyright Доброхотова Людмила Николаевна (28.05@mail.ru)
  • Размещен: 10/03/2012, изменен: 08/07/2012. 297k. Статистика.
  • Роман:
  • Скачать FB2
  • Оценка: 4.63*16  Ваша оценка:

      ОКНО
      
      Вообще-то ОНА никто. ЕЙ просто нравится писать. Всё, что написано - прожито, а ещё ОНА верит в чудеса!
      
      На страницах этой книги главный герой - ОКНО. В ЕЁ жизни случались самые непредсказуемые ОКНА. Было ОКНО в фамильной усадьбе, из которого можно наблюдать безмятежное детство. Были и самые что ни на есть пролетарские ОКНА, и ОКНО в сортире самого главного вождя всех гегемонов. Повидала ОНА и ОКНА психушки, и тюремные, и зоновские ОКНА, и ОКНО штрафного изолятора, и даже распрекрасные столичные, а когда ЕЙ и в те ОКНА наскучило лупиться, ОНА отправилась за новыми впечатлениями, ровнёхонько на противоположную сторону земного шара.
      В своей жизни ОНА была и хорошей, и плохой, а когда надоедало быть плохой, тогда ОНА становилась ну просто отвратительной. А ещё у НЕЁ был ОН. ОНА любила жизнь, а ОН любил ЕЁ. Разную - и хорошую, и плохую, причем без напряга.
      
      1
      Шляпа
      
      ОН торопился к НЕЙ на свидание по железной дороге, под монотонный стук поскрипывающих колес. За ЕГО окном мелькали только заборы с колючкой, одна вышка сменяла другую. ОНА ждала. За своим ОКНОМ, зарешеченным в безукоризненную клеточку, где однообразно тянувшиеся дни всё же складывались в месяцы.
      
      * * *
      
      В ЕЁ жизни случился режимник, погремуха у которого была "Шляпа". Каждое утро в сопровождении чувашских персонажей это чмошное рыло с ноги открывало дверь в женский барак. Его переполняло чувство долга, и он с особым энтузиазмом начинал наколачивать по шконкам ненавистным железным дрыном. При этом он со всей дури орал: "Кончай ночевать!" На шконках ночевали сто женщин со всей необъятной Родины, которых волею того времени занесло с пуховых перин на нары. Чалка это была необычная, с особым режимом содержания, и располагалась внутри другой чалки общего режима, - короче, зона в зоне. А чалились там не простые босячки, а фильдеперсовые, и все как одна наркоманки.
      Доча подполковника КГБ города Владивостока Кажура, пучеглазая такая и очень образованная, но шпанючка подорванная. В это же время там мотала срок доча главного партийного босса города Нальчика со смешной погонялой "Пачка". И хотя, глядя на её рожу, хотелось смахнуть эту картинку с доски, оказалось, что Пачка - это производное от Пачека. Пачеком звали её мужа, который хоть и был правильным пацаном, но всё же прихватил паровозом свою Пачку на казённые харчи. Парилась на этой зоне и жена популярного в те времена юмориста. С вечера она куделила свою причёску и, в отличие от мужа, особым чувством юмора не отличалась, а смахивала на булку с маслом. Лизка, проститутка, столичная штучка с фарфоровыми зубами и бесконечной сто первой рассказкой о том, что в Москве в спецхолодильнике она хранит свою шубу, пошитую из какого-то пиздеца. А какие у Лизки были изысканные манеры! С какой элегантной небрежностью она хавала из алюминиевого сотейника зоновскую баланду! В бараке кончали ночевать ещё много интересных и неповторимых персонажей. Почти все общались между собой на иностранных языках. Но это общение казалось совершенно непостижимым ни одному чувашскому дубаку, ни даже Шляпе. Это настораживало. Но ещё больше пугало то, что перед отбоем ежедневно шипел утюг, наглаживающий спальные носки. Также удивительным Шляпе казалось то, что перед сном осужденным нужно непременно мыться. Чтобы не двинуться тем местом, на которое надевается шляпа, необходимо было гнать эти мысли, и он гнал, да так, что мало не покажется.
      На разводе вместо команды "налево" он орал: "С левой ноги, шаг вперёд один раз!" И ОНА, и весь контингент в стеганых фуфайках и с алюминиевыми ложками, торчащими из кирзачей, мгновенно включались в тему. У режимника был строгий дресс-код - шляпа, под которой скрывался секрет, и закамуфляженные грязюкой резиновые сапожищи.
      
      2
      Чайная церемония
      
      Когда-то давным-давно одна очень отчаянная женщина родила девочку прямо в реке, если точнее - в тихой заводи, среди пушистых камышей и фарфоровых лилий. Так ОНА увидела свет. С тех самых пор вода у НЕЁ вызывает особые, необъяснимые чувства. ЕЙ не нравится плавать, ведь можно уплыть по течению, а это абсолютно выходит за пределы ЕЁ мятежного мироощущения.
      Было и безмятежное тёплое детство, состоящее из заботы и любви четырёх бабушек и одного дедушки. В конце каждого мая дом раздувался от дачников, фортепиано выдавало Гедике, бренчала домбра, а вечерами шипели в масле поджаристые чебуреки, и важно пыхтел самовар. Прямо под окнами старого гостеприимного дома, бесцеремонно раздвинув кусты черноплодной рябины, вместе с деревянными лавками жил своей жизнью деревянный стол. Каждый вечер стол торжественно наряжался в кипенно-белую скатерть с такой же белоснежной бахромой. Низко над столом висела лампа, на свет которой бесшумно слетались шёлковые белые мотыльки. А ещё под этой лампой к вечернему чаепитию по традиции собирались завсегдатые дачники. Первыми место за столом занимали Сима Андревна и её кошечка Пуся. Пуся была очень упитанная, и её лохматая шубка лоснилась под светом лампочки. Сима Андревна тоже лоснилась и с гордостью носила грудь восьмого размера, но, в отличие от Пуси, вместо волос на её голове намечался трогательный младенческий пушок, который к вечернему чаепитию она старательно украшала всевозможными платками и шляпками. Следом за Симой Андревной подтягивался её супруг Витя Антоныч. Он был тщедушного телосложения и неимоверно высокого роста. Его лицо постоянно плыло в улыбке. Представ перед супругой, Витя Антоныч своим видом напоминал провинившегося школьника. Он зачем-то наклонял голову набок и забирал всю свою длиннющую шею глубоко в плечи. Одна его рука безвольно висела по швам, а другая скрывала за спиной лакированно-рыжий музыкальный инструмент со звонко бренчащим названием "домбра". Витя Антоныч за долгие годы как будто сросся с этим инструментом, да и, честно сказать, управлялся с ним ладно. Маэстро выпускал инструмент из рук, если возникала необходимость оседлать свой фыркающий и издающий устрашающие звуки трёхколёсный мотоцикл с коляской. Коляска предназначалась для Симы Андревны и Пуси. На этом мотоцикле Витя Антоныч услужливо катал до станции не только свою семью, но также и всех дачников поочерёдно. А на станции прямо из окошка торговали горячими оранжевыми, щедро обсыпанными белой сахарной пудрой воздушными пончиками. В другом окошке продавались вкуснейшие хрустящие вафельные стаканчики, до края наполненные сливочным мороженым, макушку которого украшала розочка из крема; хочешь с зелёной розочкой, а хочешь с жёлтой.
      У Симы Андревны очень получалось петь. И перед чаепитием она в унисон с домброй выдавала трели. Заслышав эти трели, к столу вместе с дедушкой уже торопится дымящийся зеркальный пузатый самовар. Как по команде, на стол запрыгивали нарядные чашки, блюдца, ложки, прозрачная сахарница с белыми ровными кирпичиками рафинада. Четыре бабушки еле поспевали за чашками. Завершали процесс подготовки к чайной церемонии три сестры Ханбековы. Одна из сестёр, дородная Софа, с гордостью несла на вытянутых руках огромное блюдо с настоящими душистыми армянскими чебуреками, за Софой торопилась средняя из сестёр Манюша, в руках Манюша несла вазочку с домашним вишнёвым вареньем, которое пахло садом. Вместо глаз у Манюши были такие же вишни. Только у третьей сестры Кары ничего не было в руках. Субтильная, со жгучими чёрными волосами, туго забранными в низкий пучок, и абсолютно прямой спиной, Кара была известной пианисткой.
      После чаепития, под лампой в саду горластое лото извлекало из мешка подслеповатые бочонки и выкрикивало - "барабанные палочки", "дедушка", "кочерга", "двадцать восемь - сено косим". А в это время маленькая девочка замирала перед телевизором, с экрана которого тётя Валя желала всем малышам спокойной ночи.
      
      3
      Малиновые туфли
      
      Каждый год осень провожала дачников. Наступало время образовываться. Бабушки надевали внучке за плечи плетёную авоську с книгами и отправляли в школу. Чтобы добраться до школы, нужно было несколько раз обойти вокруг обеденного стола. И всё бы хорошо, но, как обычно, на пути встречалась резная деревянная этажерка, а на этажерке - большая бабушкина шёлковая шкатулка красного цвета. Шкатулка была ну такая шёлковая и такая красная, но вот заглядывать в неё строго-настрого запрещалось, а как хотелось-то! ОНА буксовала возле нарядной шкатулки и пыталась силой воображения угадать её содержимое. И тогда ОНА подумала: "Что за такое любопытство, которое раздирает прямо на все части?" Будучи хорошей девочкой, ОНА вместе со своим любопытством двигалась дальше. Дальше - хуже. Путь преграждало круглое, в такой же резной раме, как и этажерка, небольшое зеркало, мимо которого не было сил пройти. Девочка подходила к зеркалу вплотную и строила ему глазки. Прямо из зеркала на НЕЁ смотрел патриотический взгляд Зои Космодемьянской. Уроков обычно было два: рисование и наклеивание в альбом вкусно пахнущих переводных картинок. После уроков ОНА грустно пялилась в ОКНО. Прямо перед ОКНОМ, в саду, бессовестно раздевались сосны, в надежде на то, что придёт зима и подарит им новые наряды. И та приходила, и щедро их одевала, и сосны становились настоящими наряжухами.
      Ещё в доме жил огромный бабушкин платяной шкаф, предательски скрипящий обеими створками. Створки имели обыкновение поскрипывать в тот самый волнующий и трепетный момент, когда девочкин любопытный нос засовывался в узкую дверную щёлочку. А ещё в щёлочку помещался один любопытный глаз. Воображение позволяло ЕЙ видеть дальше собственного носа.
      На завтра у бабушек намечалась прогулка у соседнего монастыря, и девочка оставалась за старшую в большом доме. И хотя в летнем домике напротив тоже оставался строгать, пилить и наколачивать молотком по каким-то железякам рукодельный, технический дедушка, внучкиным планам это обстоятельство никак не могло помешать. Планы были самыми грандиозными, намечалось проникнуть в шкаф, напялить на себя что-то самое-пресамое, да и выступить по полной. Уууу! Оляс! Намоченные ещё с вечера волосы заплетались в тугие косицы. Мамины туфли укорачивались на длину ступни путём отсечения ровно половины. Пожертвовав каблуками, ОНА подумала: "А что каблуки? Пусть без каблуков, но зато какие же они малиновые и какие лаковые на них банты. Блеск!" Для бабушек косички и тем более туфли являлись недоступной информацией. Здесь пособничал дедушка. ЕЁ хитрющая улыбка вверяла туфли в дедушкины надёжные руки. Дед зачем-то становился намного ниже ростом, после чего, прищуриваясь, недоверчиво буравил девочку насквозь своими чернющими колючими глазами. На его вопрос: "А мама нас не накажет?" - внучкину голову вместе со щеками и губами начинало сильно сотрясать. И тогда с уверенностью в голосе ОНА заявляла: "Да ну что вы, дедушка, может, вы смешной, что ли, какой-то? Ну не знаете о том, что, хоть туфли-то и новые, но они да-авным-давно вышли из моды, и мама не заметит этот сущий пустяк!"
      
      * * *
      
      Наутро тщательно расчёсанные строгие хитросплетения превращались в сказочной красоты кудри, место которым было уготовано прямо на макушке. Оставалось только проникнуть в шкаф. И чего же там только не было! Одно платье наряднее другого! Там тебе и в горошек, и цветочками, и с кантиками, и с бантиками. В шкафу прятались нарядные белые блузы и длинные строгие юбки. В этих блузках и юбках бабушка Аннушка ходила в настоящую школу с настоящим, потёртым от времени, рыжим кожаным ридикюлем. Бабушка ходила в школу, потому что она там учительствовала. А вот и мягкие вязаные жакеты, которые учительница надевала в прохладную погоду поверх этих самых блузок. На самой верхней полке расположились шляпы и шляпки. Глаза у девочки просто разбегались, и всё тут. И тогда ОНА подумала: "Ну нет, к этому вопросу надо подойти обстоятельно!" На помощь был призван стул. Со стулом оказалось куда сподручнее. После нескольких примерок выбор пал на очень "велигантное" маркизетовое платье, которое предполагалось украсить нитками бус из черноплодной рябины. ОНА дефилировала перед огромным гардеробным зеркалом, прищуриваясь, накручивая разухабистой кудрявой макушкой, роняя голову то вправо, то влево. Когда голова вместе с причёской откидывалась назад, а взгляд оценивающе сползал от макушки до самых лаковых бантов на раскоцанных маминых туфлях, тогда в зеркале Зоя Космодемьянская с почтением передавала вахту самой Коко Шанель. Дефиле по не вполне понятным причинам заканчивалось отнюдь не бурей бабушкиных оваций. Построенные в линеечку, не иначе, как по росту, старый да малая огребли таких пиздунов, ну прямо нереальных каких-то. ОНА за организацию, ну а дед за пособничество и за новые дорогущие мамины туфли. Платяной шкаф лишился маркизетового платья, безнадежно пострадавшего от черноплодных бус. Нашкодившим ничего не оставалось, как свалить по уму.
      
      4
      Вишни
      
      И ОНА, и бабушки, и сосны знали, что дачники снова привезут с собой лето, что проснётся настурциевая аллея. ОНА знала и с нетерпением ждала, что ЕЙ будет разрешено взлетать по волшебной лестнице прямо в мезонин. ОКНА в мезонине дымились лучиками света, а в пространстве очень едко пахло пылью и началом лета. В мезонине жили ещё и выцветшие ситцевые занавески. Волшебство начиналась в тот самый момент, когда маленькие и совсем невыразительные цветочки распахивали перед НЕЙ эти занавески, за которыми ещё с осени уныло томились, словно в ожидании парада, аккуратно сложенные и столь же аккуратно перевязанные коричневой бечёвкой журналы. И тогда, стоило лишь потянуть за бечёвку, - и на тебе, в один миг и глянцевый "Огонёк", и просто "Работница", и куда ещё проще "Крестьянка". Но всё это было cool. Со страниц "Огонька" на НЕЁ смотрели репродукции шедевров мировой живописи. В этой сказке можно было кончиками пальцев дотронуться до ВЕЛИКОГО великолепия. В свою очередь, "Работница" и "Крестьянка" наперебой выдавали ЕЙ вполне убедительные советы, как самой стать шедевром. И вот, культурно обогатившись, ощущая себя почти уже шедевром, ОНА стремительно съезжала от "высокого" прямо вниз и прямо из окна мезонина по рискованно покатому шиферу на сосново-игольчатой подушке. Преодолев спуск, можно было докатиться до самой макушки самого вишнёвого дерева. И тут столько тебе вишен, да каких... Вишни были ничуть не хуже тех, что в бабушкиных варениках. А ещё эти вишни были совершенно волшебными. Они с лёгкостью могли, повиснув на ушах и украсив уже почти принцессу, сделать щёки румяными, губы яркими, а ногти нарядными. И тогда ОНА подумала: "Вот как прям появлюсь перед бабушками во всей красе!" А бабушки расплывутся хором в улыбках и, прослезившись от нахлынувшего умиления, как по команде, восторженно завопят: "Ах, какая же у нас внучка красавица, ну просто артистка!" Сюжет обещал быть блестящим!
      Всё произошло иначе. У бабушек, вероятно, был свой сюжет. Силы оказались далеко неравны. И вот уже ЕЁ вместе с вишнёвыми губами, ногтями, щеками, припудренными пылью локтями, коленями, очень чёрными пятками и ладошками помещали в серебристое корыто, в котором плавали кипенно-белые пушистые облака. Стоило только посильнее размахнуться, да и хорошенечко ударить по этим самым облакам, как они разлетались в разные стороны и приземлялись на бабушкиных волосах, платьях, щеках - тоже было красиво! Отряд спасателей, вооружённый мочалками, вероятно, был в тайном сговоре не с кем иным, как с самим Мойдодыром, давшим распоряжение: "Отстирать красавицу внучку, и всё тут!" Понятно, работа у него такая! Буквально со всех сторон на девочку нападали мочалки, а огромный фарфоровый кувшин щедро обливал водой. Девочку кутали в пушистое полотенце, укладывали на мягкую перину и уютно укрывали одеялом. Засим следовало чтение книжки, причём по ролям. Количество книжек строго соответствовало количеству бабушек. Сладко засыпая, ОНА подумала: "Ну что, это тоже вариант".
      
      5
      Кукла
      
      На время летних школьных каникул дачный посёлок просыпался. За соседними заборами мелькали косички с бантиками и короткие штанишки. Вся привезенная на летний отдых детвора собиралась в ЕЁ большом доме. У Ронки папаша работал в Америке, и каждый из детворы по прибытии американского папаши из очередной командировки получал в подарок заморскую игрушку. А ещё у Ронкиного папаши был роскошный бежевый автомобиль с гордым названием "Победа". Можно было пригородить свою задницу да и покрутить баранку. У Анжелки с Мареком мама работала врачом. Была явная маза разжиться бинтами, зелёнкой, градусниками и в одночасье вылечить всех захворавших кукол. У Петрушиной бабушки в шкафу всегда было припасено самое сокровенное: ароматная липкая халва и покрытые белой изморозью тёмные горьковатые слитки шоколада. На самой верхней полке красовалось плоское блюдо из синего стекла, до краёв наполненное конфетами, которые не только уплетаешь за обе щеки, но и после этого ещё и обмениваешься фантиками. Петруша среди обитателей дачного посёлка пользовался особым уважением.
      Всей гурьбой детвора мчалась на пруд и, вооружившись палками, разгоняла ряску. Дедушка Кузя в начале каждого летнего сезона рассаживал весёлую компанию на высокой лестнице, ведущей в мезонин, и в память об очередном лете раздавал маленьким дачникам фото.
      
      * * *
      
      После каждого лета наступала каждая осень, и девочка оставалась грустить в окружении своих бабушек и дедушки.
      Многочисленные бабушки пытались всеми правдами, а может, даже и не всеми, завоевать особое расположение очень единственной внучки. Бабушки задорным звонким хором, сидя за роялем, весело распевали под собственный аккомпанемент песенки о каких-то французских поросятах, французских курочках и даже петушках. Особо не напрягаясь, они выдавали свои песенки прямо на честно-французском языке. В свободное от представления время они скакали на скакалках, отчаянно крутили на безнадёжно утраченных талиях хула-хупы, давали "живые картины", обрядившись в папье-машевские маски, а ещё пекли ЕЙ сладкие и румяные пироги. И живые картины, и пироги бабушкам удавались на славу
      Одна из многочисленных бабушек, Клеопатра, оказалась особенно предприимчивой. Она отправлялась в самый, что ни на есть огромный во всей огромной стране, в самый что ни на есть "Детский мир". В демонстрационном зале кукол Клеопатра приобретала по случаю самую-пресамую раскрасавицу-королевишну. Затем предприимчивая старушка направлялась ни куда-нибудь, а на самый главный почтамт, откуда и отправлялась очередная бандероль на имя маленькой получательницы. Почтальон доставлял получательнице уведомление. Писать свое имя она уже научилась в школе. Эти познания раскрывали перед девочкой удивительные горизонты. Обладая ими, можно без напряга заполнить в уведомлении на бандероль графу "получатель". Оставалось только добежать до почты. Препятствие возникло в виде башмаков, пальто, ещё и шапки вдобавок к шарфу, да ещё и рукавичек. По завершении всего этого напяливания ноги несли ЕЁ в нужном направлении.
      О почте разговор особый. Если не считать кафе-мороженое, то почта - это чуть ли не самое приятное место для времяпровождения. Все человеки, которые приходили туда, выглядели весьма позитивно. Одним человекам работницы почты доставляли нечаянную радость тем, что выдавали им посылки и бандероли, а другие сияли от счастья оттого, что сами отправляли подарки дорогим и близким людям. Третьим ухоженная и наманикюренная рука из окошка щедро просовывала пенсию или денежный перевод. Можно было купить свежую прессу или конверты и написать письма друзьям или родственникам. На почте всегда вкусно и многообещающе пахло расплавленным сургучом, деревянными коробками для посылок, типографской краской, а ещё остро шибало в нос самыми модными духами "Быть может". Этот запах издавала дамка, что сидела за пластиковым стеклом, по ту сторону окошка. Дамка выглядела весьма импозантно. Голова у неё была гордо закинута назад, потому что к затылку прицепился гигантский каштановый шиньон. Румяные и круглые щёки постепенно переходили в огромные груди, презентабельно разместившиеся на столе вперемешку со всевозможными квитанциями, копировальной бумагой, счётами, скрепками, авторучками и прочими предметами.
      Чтобы дотянуться до окошка, девочке приходилось принять балетную стойку, а если проще - встать на цыпочки. И вот уже эта самая цыпочка удачно обменяла клочок бумажки на очень "секретик", завёрнутый в шуршащее таинство. Это таинство, понацеплявшее на себя ещё и сургучовые печатки, выглядело вполне достойно и убедительно.
      Непонятно, то ли ЕЁ ноги опережали ЕЁ любопытство, то ли любопытство опережало ноги, но этот марафон скорее напоминал побег. Когда ОНА остановилась, чтоб перевести дух, ЕЙ подумалось: "Вовсе за мной никто и не гонится" - и, найдя в этом свежем решении суть, сменила бег на спортивную ходьбу. Добравшись до дома и разместившись поудобнее на столе, ЕЁ трофей уже шелестел коричневым шелестом. Когда буквально раздербаненный шелест бесполезным фантиком валялся на полу, ОНА подумала: "Как бы в этой ситуации от эйфории не рубануться с катушек".
      И ведь надо же было так удачно доставленную по назначенному адресу бумажку ловко обменять на ТУ самую невообразимую, о которой мечтала каждая мечтающая девочка. ОНА с полной уверенностью, что жизнь удалась, в очередной раз завидовала сама себе! Нечаянная бандероль могла сама ходить, носила длинные шелковистые волосы, умела хлопать ресницами. Что ещё хорошей девочке может свалиться с небес, чтобы она поняла, что родилась не зря?
      По соседству проживала ещё одна девочка, рыжая такая, кудрявая, длинная и от этого нескладная. Проживала она тоже вместе со своей куклой. Соседская кукла носила аккуратно заплетённые косички. ЕЁ же кукла с замиранием в сердце пялилась на те самые косички, что жили по соседству. Понятно, что эдакое парикмахерское мастерство подвластно далеко не каждому и до эдакого нужно было ещё маленечко подрасти. Ту, что умела виртуозно превращать просто волосы в аккуратные косички, ситуация сильно бодрила. То, что соседская девочка была несколькими годами старше, открывало перед ней всякие разные горизонты - мыслимые и не очень, для самоутверждения годились любые. Та, которая сплетала косы, точно так же виртуозно сплетала и речи. Танька выросла в семье потомственных педагогов и, соответственно, тяга к педагогике была в генах. ЕЙ не составляло труда подписать ТУ, маленькую, поиграть в школу. И ТОЙ, что подписывалась, доставалась роль полнейшей дуры-ученицы, потому что поставленные для решения арифметические задачки также были несколькими годами старше. В этой школе дура-ученица каждый раз оставалась после уроков, на осень, на второй год, но выйти из игры было не в ЕЁ обыкновении, - ну страсть, как хотелось решить хоть одну задачку. Это желание, граничащее с глупостью, очень веселило очередную невзаправдашнюю учительницу, отчего учительница очень громко ржала. Но как же взаправдашно Танька торжествовала, если в силу своего роста и возраста ей удавалось засунуть безнадёжную ученицу вверх ногами прям головой и прям в сугроб. С того времени прошло очень много лет, но те самые девочки по сей день сохранили тёплые приятельские отношения.
      
      6
      Валенки
      
      Тёмно-синее промозглое утро устраивало перекличку. Шляпа, преисполненный чувства долга перед Родиной и кумом, командовал парадом. У него была сверхзадача - пересчитать вверенное ему женское поголовье. Для этого ритуала стратег выстраивал контингент строго по пятёркам, затылок в затылок. Таких пятёрок должно быть ну никак не меньше двадцати и, что самое важное, - никак не больше. И пересчитывать привычнее, да и количество шконок лимитировано. Со всей необъятной Родины именно сто по приговору суда признавались особо плохими. Будет больше - партия отругает, меньше - партия не поверит. Должна же в развитом социалистическом государстве осуществляться периодическая отчётность?
      ОНА ёжилась, прятала голову в плечи и вполголоса напевала про неподшитые, старенькие, но всё же валенки. Настукивая в такт кирзачами, ОНА ещё и приплясывала. Раскрасневшиеся от мороза товарки тихонечко похихикивали. И ОНА, и товарки втыкались, что концерт не в мазу. Всё это неуставное попросту мешало гражданину начальнику справиться со сверхзадачей и пересчитать наконец все пятёрки. Шляпа горячился, его ноздри размером в пол-лица испускали такой пар - куда там лошадям-то? Гражданин начальник продолжал считать: "Один, понимаешь ли, два, понимаешь ли, три, понимаешь ли, четыре, понимаешь ли". И тут, когда дело доходило до пяти, начинались "Валенки", и тогда Шляпа неистово орал: "Гражданка осужденная, пр-редупреждаю, пр-редупреждаю, больше пр-редупреждать не буду!" Иногда ему удавалось досчитать аж до пятнадцати, понимаешь ли. В этот момент ни за что ни про что Шляпины сапожищи принимались наколачивать по земле-матушке, а сощуренные прозрачные глазки устремлялись кверху, прямо в заколюченную небесную высь, в какую можно взвиться только мечтами. Вслед за глазьями туда же устремлялся и сосискообразный указательный палец, которым воспитатель, видимо, хотел раскачать небеса. После чего воспитатель, уже окончательно махнув на всё рукой и откашлявшись для проформы, обращался к сапожищам: "Кончай строиться, сто уже, понимаешь ли".
      ЕЁ ватную фуфайку буквально затряхивало от голодного холода и от Шляпиного безумия. Ну на кой хер всё это представление? Ведь площадь локального островка, где под Шляпиной стражей томились сто особо плохих, состояла из двух цифр - девять метров на двенадцать.
      Островок был закатан в асфальт, и по той причине там не росло ни травинки. С трёх сторон этот "оазис" окружали самые серые и самые бетонные стены. С четвёртой стороны эти стены подпирал тот самый барак, в котором каждое утро кончали ночевать Шляпины подотчётные. Заколюченное вдоль и поперёк небо ещё было и "заточено" по колючке. Непонятно, зачем пускали ток, может быть, для особого эффекта? И тогда ОНА подумала: "Э-эх, если бы даже ОН был сказочным Иваном-Царевичем, всё одно не смог бы ЕЁ спасти".
      
      7
      Сурок
      
      Когда в ЕЁ доме беспардонно расположилось фортепиано, ОНА пришла в недоумение. Зачем ЕЙ такая музыка? Куда интереснее рисовать, рассматривать репродукции. Можно на крайняк наловить в заброшенном карьере тритонов и предложить им сухопутную жизнь, разместив их в квартире. Вскоре фортепиано было укомплектовано ещё и училкой. ОНА крепко задумалась о своей дальнейшей, такой молодой и доселе беспечной жизни. Но так как ОНА была хорошей девочкой, процесс приобщения к высокому был уже запущен.
      Училка не позволяла себе опаздывать на урок, ходила как часы. Причиной служила, увы, не безудержная страсть к педагогической деятельности, а желание явиться точно к обеду. Нацепив учтиво-расплывшуюся улыбку, училка плюхалась за стол, как можно ближе придвигая за собой стул. Это было сильно! Гостья абсолютно не замечала всех тех, кто собирался разделить с ней трапезу и как-то по-животному сглатывала слюну. Она ритуально растопыривала мизинцы. Движения, какими играют гаммы, были чётко отработаны. И вот уже длинные музыкальные пальцы спешно пихают в бездонную пропасть подрумяненные картофельные котлеты, фаршированные мясом и политые грибным соусом, а заодно и поджаристые манные биточки со сладким и тягучим киселём из сухофруктов. Расправляясь с очередной порцией, она закатывала глаза и сопровождала это традиционной фразой: "С удовольствием проглотила!" И тогда девочка подумала: "Может, это и удовольствие, но удовольствие никак не для семейного просмотра". От поведения оголодавшей пианистки дух захватывало. Эта часть процесса приобщения к искусству особенно веселила маленькую девочку.
      Вторая часть урока также не отличалась особо творческим подходом. Училка, обладая незатейливым мастерством, могла выдавать гаммы, ещё знала про арпеджио, да не только про короткое арпеджио, но и про длинное. Ученица, приобретя все переданные ЕЙ небогатые знания, без особого энтузиазма наколачивала осточертевшие гаммы. Это мерное побрякивание сопровождалось мерным же посапыванием осоловевшей от сытного обеда училки, которая ставила завершающий аккорд, роняя свою накуделенную причёску прямо на клавиши. От аккорда она включалась и со словами: "На сегодня достаточно" - торопилась свалить по уму к следующему юному дарованию, чтобы отужинать.
      Душещипательный "Сурок" был блефом высшего пилотажа. Тот самый "Сурок", которого явил на свет великий Бетховен. Музыкантша лабала "Сурка" не по нотам и даже не по памяти. Это был ремикс в её извращённом понимании, от такого исполнения накуделенные волосы начинали подпрыгивать. Руки уверенными движениями, скорее напоминающими производственную гимнастику, с энтузиазмом фальшиво колотили по клавишам. Во время исполнения одна рука музыкантши взмывала ввысь, при этом кисть судорожно сотрясалась. В тот момент она дирижировала. Вместо хора на стуле стояла маленькая девочка, сцепив кулачки чуть ниже подбородка, и жалобно подвывала про сурка, который путешествовал с кем-то, кто шёл прямёхонько вперёд, из края в край. Неординарное исполнение с трудом воспринималось на слух. Возможно, острота восприятия зависела от того, что произведение звучало не просто на немецком, а на немецко-тарабарском языке. Импровизированный текст, состоящий из случайного набора немецких слов, перемежался с таким же набором просто букв и звуков. Текст импровизировала всё та же одноимённая автор под названием п е д а г о г.
      Этот смертельный номер вызывал у непосвящённых слушателей ураган оваций, но вызвать на бис не представлялось возможным, ибо педагогические познания этим ограничивались. И тогда ОНА подумала: "Какой незатейливый блеф, но как профессионально! Блеск!"
      ЕЙ маленечко поднадоело пилить изо дня в день однообразные гаммы под монотонное педагогическое посапывание. Бабушек тоже как-то в одночасье перестали радовать извлекаемые из инструмента звуки. В результате проголодавшейся музыкантше было предложено заходить на обед, но не более того.
      
      * * *
      
      В этот момент маленькая несостоявшаяся пианистка ощутила необычайную свободу. Вздохнув полной грудью и не успев выдохнуть, ОНА, повключав вторую скорость, на всех парах топила в направлении карьера печь картошку. Там ЕЁ поджидала весёлая компания, состоящая из таких же маленьких любителей приключений. Картошка могла запекаться на деревянной ветке, томиться в золе, быть полусырой и даже несолёной. Всё это не имело абсолютно никакого значения, важен был сам процесс. И всё было так вкусно! И тогда ОНА подумала: "Вот бы сюда учи-илку-у!"
      
      8
      Оранжевая мечта
      
      Любящие бабушки, решив в очередной раз побаловать внучку своей неуёмной заботой, купили ЕЙ куртку - не куртку, а просто мечту. Нереально оранжевого цвета, таких не было ни у кого. Такие куртки дозволялось гордо носить исключительно ремонтникам трамвайных путей, укладчикам дорог или путевым обходчикам. К ЕЁ куртке, в отличие от этих, ещё и белый мех был приделан. Одним словом, красота да и только. Кумиры сменялись, и из зеркала на НЕЁ смотрела уже не Зоя Космодемьянская и даже не великая Коко Шанель, а сама Твигги. И тогда ОНА подумала: "Что же делать со всей этой красотой?" Необходимо было выдвигаться в люди. Детские люди в это время уже разводили костерок под картошку. Люди сказали: "Ух ты!" А одна из наиболее стремящихся к моде людей с восторгом в глазах и с грустью в голосе сакраментально произнесла: "Ёлки-палки, я манала". Презентация куртки прошла успешно, ожидаемый результат был достигнут. Можно уже, присоединившись к компании, включиться в процесс приготовления картошки. Вскоре картошка достаточно почернела, обуглилась и казалась готовой к употреблению. В знак благодарности заботливым бабушкам несколько картофелин предательски разместились в оранжевых карманах. Гордясь поступком и предвкушая необычайную радость тех, кто опекал ЕЁ с такой любовью, ОНА старалась бежать как можно быстрее. Результат желаемого оказался вдвое меньше половины. Когда всех бабушек, словно по предварительному сговору, абсолютно синхронно перекосило, стало яснее ясного - фокус не удался. Подгоняемая к зеркалу всеми возможными и невозможными нравоучениями и нотациями, ОНА увидела, что из зазеркалья на НЕЁ смотрит трубочист. Оранжевая мечта погибла, походы в карьер были заказаны. ОНА поняла, что плохая девочка и подумала: "Не быть мне ни пианисткой, ни пекарем. Жёстко!"
      
      9
      Серебряный пояс
      
      Школьная подруга - это значимый человек, а уж если она ещё и живёт по соседству, то школьные годы можно провести с большой пользой. У НЕЁ такая подруга была. Они не расставались ни на минуту, но были настолько разные, что гармонично дополняли друг друга. На собрании двух семейных советов постановили: "Одну неделю девочки живут в одной семье, а другую в другой". Такой вариант вполне устраивал обеих подружек. В каждой семье были свои традиции и устои. Время, которое подружки проводили в ЕЁ доме, пролетало, как один день. Семейство попустительствовало каждому капризу девочек. Захотелось сладкого пирога, и вот бабушка Лида, статная и высокая, в домашнем переднике, с тёплыми руками и безукоризненно седой гладкой причёской, затянутой в пучок на затылке, уже топила на всех парах в девичью светёлку. За Лидой тянулся умопомрачительно вкусный шлейф. В руках она несла дымящийся поднос, на льняной салфетке которого аппетитно располагался песочный пирог, усыпанный измельчёнными грецкими орехами с сахаром и залитый золотистой подрумяненной корочкой из взбитых белков. Вслед за одной бабушкой в дверях появлялась другая. Бабушка Клеопатра на ночь прищемляла свои волосы какими-то длинными серебристыми железяками, и на утро причёска покрывалась ровнёхонькими волнами. Клеопатра наряжалась обычно в шёлковые платья, а на самом кончике длиннющего носа носила бликующие стеклянные очки. На Клеопатрином подносе возвышался белый кувшин с охлажденными сливками, рядом с ним послушно стояли два прозрачных стакана.
      Если же девочкам взбрендило полакомиться кубиками суфле в шоколаде или бананами, Клеопатра, надев за плечи рюкзак, под стук колёс столичной электрички, уже спешила в Елисеевский мегагастроном, где только что самого чёрта в ступе не купить. Бабушка набивала свой рюкзак хрустящими бумажно-коричневыми пакетами, которые были наполнены и тем и этим. По приезде рюкзак-путешественник распахивался перед нетерпеливыми подружками, и начинался праздник! Пакеты раскрывались наперебой, и среди пакетов со всякими гастрономическими изысками обязательно попадался точно такой же, но с сюрпризом, доверху набитый резиновыми куклятами-голышами.
      Если ЕЙ вдруг приходила в голову мысль, что без велосипеда ЕЁ будни теряют смысл, то инфантильная Олюшка ничего не имела против. Тогда добрейшей души папа Коля привозил не два, а семь велосипедов для всех школьных друзей, которые проживали по соседству. Папу Колю обожала вся окрестная детвора. Каждый вечер стайка ребятишек подтягивалась в Колину квартиру, и всеобщий папа помогал им готовить уроки. Мама Шурочка обходила с подружками зоологические магазины, из которых вся живность переезжала прямёхонько к девочке в квартиру. Переезжали морские свинки, хомяки, белки и даже обезьяна ценой всего-то шестьдесят четыре рубля.
      Бабушка Галя была абсолютно квадратная, - что поставить, что положить. Она носила бесформенное выцветшее ситцевое платье, пиратскую косынку и постоянно мусолила в уголке рта едко пахнущую и подмигивающую тлеющим огоньком папироску "Беломорканал". Подружки частенько вечерком садились за стол, чтобы сразиться с бабушкой в картишки. А уроки? Да что уроки-то? Как будто в жизни нет никаких более интересных интересов.
      
      * * *
      
      В Олюшкином доме на пианино, на шкафах, полочках и этажерках торжественным строем стояли маленькие и не очень маленькие нарядные и забавные статуэтки. Полки украшали тоненькие и изящные танцующие фарфоровые балерины - разливающая чай узбечка в расписной тюбетейке, услужливо склонившийся над подносом негр-официант. Голову негра украшали чернющие густые и кудрявые волосы, точно такие же, как у Льва Яковлевича (скажи, а он правда лев?). На подносе у пластмассового черноголового официанта стояла белая бутафорская тарелочка с малюсенькими сосисками и зелёными горошинками. Рядом размещались какие-то птички, вазочки. Чего там только не было!
      Седовласая, очень аккуратно причёсанная, высоченная, на длинных и ровных, как шпалы, ногах, бабушка семейства Юлия Самуиловна по дому ходила всегда в туфлях огромного размера на неприлично высоких каблуках. С помощью тряпки, своего непременного атрибута, бабушка развивала мелкую моторику, не переставая натирать и пересчитывать все эти статуэтки и статуэточки, как будто они могли куда-то убежать. Мать семейства, аппетитная и сильно фигуристая, похожая со спины на контрабас, Жанна Моисеевна заправляла в доме всем. Когда она появлялась в поле зрения обитателей дома, то всех без причины конфузило. У обладательницы железного голоса Жанны по-любому найдётся повод, чтобы, не напрягаясь, ввести в коматоз всех окружающих и даже самого Льва, готового прыгнуть в огненное кольцо, лишь бы Жанна заткнулась.
      Девочки жили своей жизнью, но под строгим наблюдением Жанниного "птичьего глазка". Крайне покладистая, инфантильная и абсолютно безразличная ко всему происходящему вокруг единственная доча семейства Олюшка включала свою башку только по Жанниному нажатию кнопки. Если сказано зубрить уроки, стоя перед зеркалом, - значит, зубрить. Если предписывался послеобеденный сон, то Олюшку мгновенно на месте и срубало. А сон послеобеденный девочкам предписывали буквально после каждого обеда. Олюшка по обыкновению храпела едва завидев подушку. В отличие от неё, гостья ворочалась на кровати с боку на бок и время от времени глубоко и жалостно вздыхала. Для разрешения тупиковой ситуации необходимо повключать свою бестолковку и получить освобождение от послеобеденного ритуала. Разве можно было спать, когда во дворе начиналась самая туса? Да и дело вовсе не в тусе, просто не у всех детей получается взять среди бела дня и плюхнуться спать. В тот момент ОНА готова была решать задачки, читать дополнительную общеобразовательную литературу, да что там - готова была мыть посуду и даже вынести ведро с мусором. Но начальный план носил явно авантюрный характер. ОНА поднялась с постели и осторожненько заглянула в гостиную. Там, в гостиной, Юлия Самуиловна пересчитывала свои статуэтки, а Жанна Моисеевна послеобеденно мерно посапывала с откинутой назад головой и каким-то журналом на коленях важно скрещенных ног, напоминающих по форме бутылку из-под "Кьянти". И тогда девочка подумала: "Всего-то несколько шагов и вот оно - спасение!" И ОНА сделала эти шаги... Тут Юлию Самуиловну от неожиданного скрипа половиц словно разразила молния. Бабушка семейства вздрогнула и скукожилась. Одной рукой она неуверенно схватилась за крышку фортепиано, а другой, в которой крепко держала тряпку, торопливым движением снесла с инструмента все статуэтки. Те полетели с поверхности на крышку, а с крышки прямо на пол... Всё происходило, как в замедленной киносъёмке. Статуэтки, цепляясь одна за другую, всё сыпались и сыпались, пока не достигли цели. Как в замедленной съёмке, пробудилась от сладких снов Жанна Моисеевна. Спросонку мама Жанна не сразу включилась в тему, а когда включилась, то стала похожа на фаршированную рыбу. Жаннины глаза выпучились, жабры жадно хватали воздух, а рот издавал бессмысленные звуки: "Ап-п-пых, ап-п-пых" - и больше ничего. Девочке показалось, что даже нос Жаннин повело в сторону. Бабушка рухнула в кресло напротив и придержала своё сердце, чтобы не выскочило. И тогда девочка заорала: "Да что ж вы расселись-то? Вы так всю бабушку совсем проспите! Скорее несите капли! А я пойду погулять. Можно?" Оторопевшая Жанна напоила бабушку Юлию каплями, да как топнет ногой, как замотает башкой.
      - Что-о? Погулять? Не-ет!
      - Ну, Жанночка Михайловна, я же там ёрзаю вся и Олюшке спать мешаю.
      - Неееттт!
      - Ну что же вы прямо какая-то такая? Ну, пожалуйста!
      - НЕТ!.. И если тебе когда-то в жизни случится услышать НЕТ, это означает НЕТ!
      Маленькой гостье эта фраза запомнилась на всю жизнь. Она молча, потупив взгляд, удалилась в спальню и тихонечко устроилась возле ОКНА. В ОКНЕ соседка Валька Вульгарная развешивала постиранное бельё на подпёртой рогатинами веревке. Маленькая собачка, весело виляя хвостом, прогуливала соседа Василя. На его макушке давно не росла ботва. Остатки ботвы, обрамлявшей лысую макушку, Василь зачёсывал кверху и виртуозно скреплял заколками-невидимками, и кроме невидимок на его вилке практически ничего не наблюдалось. Ещё по двору в обычном режиме тусил Серёжка, который не нравился никому из детей, но ему это было по барабану - он нравился сам себе. Напяленный на Серёжку шёлковый халат мамы Кати скрывал под собой туго набитый чёрт-те чем мамин бюстгальтер. Ногти, густо покрытые вызывающе ярким лаком, тон в тон сочетались с помадой на Серёжкиных губах. Шею его украшали бусы. Соседи, встречавшиеся ему во время прогулки, широко улыбались и заученно восторгались: "Ах, какой же ты, Сергей, сегодня красивый!"
      Не увидев ничего нового в ОКНЕ, ОНА взялась подшивать пострадавший подол Олюшкиного платья. ЕЙ было жалко себя, но ещё жальче Юлию Самуиловну. И тогда ОНА подумала: "Да-а... Вот ведь как жизнь может повернуться. Что она теперь будет пересчитывать?"
      
      * * *
      
      В прайде Льва очень серьёзно относились к всеобщему среднему образованию. Если хоть одна из девочек приносила в дневнике позорную четвёрку, то обеим предписывалось приготовить борщ с лечо, почистить от чешуи, нафаршировать и запечь огромную рыбину. Прочие домочадцы в это время отправлялись в театр. Задача номер два предписывала штудировать дополнительный материал по школьной программе. Девочки, управившись с кухней, укладывались на софу кверху жопами и, болтая ногами, поочерёдно перелистывали наслюнявленными пальцами историческую книжку с красочными картинками, куда более интересную, чем школьные учебники.
      
      * * *
      
      Первый общеобразовательный год в конце концов закончился. Портфель притащил Олюшкин дневник со всеми отличными отметками, а вот у гостьи бельмом на глазу маячила одна позорная четвёрка по арифметике. Ну и четвёрка, и что с того? Это обстоятельство никак не могло служить поводом для заморочек. Так ОНА думала до того самого момента, когда после ужина, устроенного по случаю окончания учебного года, торжественно вручались памятные подарки.
      Девочки получили в дар кожаные поясочки. Только Олюшка-пятерочница получила золотой, а хорошистка - серебряный. ВОТ ЭТО УРОК!!! Именно в тот момент хорошистка подумала: "Ну уж нет, никаких больше серебряных поясков. ТОЛЬКО ЗОЛОТЫЕ".
      
      * * *
      
      На следующей неделе по какой-то непонятной причине девочек снова оставили в прайде у Льва. Телефон брюзжал непривычно часто. Жанна хватала аппарат и жестами показывала подружкам, чтобы те удалились. Во время телефонных переговоров Жанна тяжело вздыхала. Жаннины брови сползали вниз, губы куда-то девались, а рот превращался в скорбную дугу. Девочек не пускали на улицу. То Жанна, то Юлия, а то и сам Лев прижимали к себе и гладили по голове гостью. Девочка ровным счётом не понимала, что происходит.
      Где-то совсем близко и очень громко ОНА услышала траурную музыку. Глубоко под рёбрами что-то противно зашевелилось. ЕЙ не хотелось подходить к ОКНУ, но ОНА всё же подошла и, подойдя, увидела множество взрослых людей и детей, а ещё очень много цветов. Цепкие Жаннины руки схватили девочку за плечи и оттащили от ОКНА: "Там похороны твоего папы, и нечего смотреть на смерть близких тебе людей!"
      Эти слова оставили неизгладимый след в сознании девочки. С тех самых пор ОНА никогда не хотела видеть и не видела мёртвые маски близких и дорогих ЕЁ сердцу людей. Внутри НЕЁ самые дорогие навсегда оставались живыми. И в памяти, и во снах они до сих пор с НЕЙ.
      В тот самый день, когда в семье поселилось горе, закончилось детство.
      
      10
      Школа
      
      Без сомнения, в младшие классы ходят, чтобы носить октябрятскую звёздочку, ну может, ещё, чтобы научиться читать и писать. В старшие классы все коричневые девочки и серые мальчики ходят, чтобы отлынивать от физкультуры, тупо лупиться в школьное ОКНО, списывать домашнее задание, строить глазки, курить на переменках в туалете или попросту прогуливать. ОНА посещала все уроки методично, не прогуливая. С вечера ЕЁ ярко-красный портфель и ОНА тщательно готовились в завтрашнюю школу. В портфель запрыгивали аккуратно завёрнутые в пёстрые шуршащие бумажки учебники, нарядные тетради, заморские ластики, радующие глаз карандашные точилки, яркий и блестящий пенал, а главное - аккуратно заполненный дневник, строго контролирующий школьные отметки. Вопросительно торчащий из стены крючок каждый вечер украшался "плечиками", и каждое утро на этих "плечиках" просыпался безукоризненно отглаженный школьный наряд, правда, не совсем форменный, но зато просто умопомрачительный. При помощи электрических щипцов для волос ЕЙ предстояло преобразиться, вырядиться и ввести в транс всех школьниц в поле обозрения. Можно бы и школьников, но это навряд ли - ОНА носила сиськи не того размера. Зато отряд школьных учителок во главе с завучёной прямо рубило заживо при виде того, как из мешка для второй обуви вместо тапочек выпрыгивали малиновые сапоги на огромной платформе. Проходя мимо зеркала, ОНА подумала: "Как бы мне не совратить этот предмет?"
      Малиновые сапоги можно было назвать второй обувью с натяжкой, но зато как они гармонично смотрелись с тёмно-синим кримпленовым костюмом. Под костюмом не менее кримпленовый цветастый батник, на голове причёска "парижанка", точь-в-точь как у французской певицы, - а уж если на плечо накинуть длинный ремень красного портфеля, то получается очень большая птица. К созданному образу прилагался кроткий, но самонадеянный взгляд. ОНА постоянно пребывала в образе. Школьная парта, за которой ОНА постигала все прелести среднего образования находилась в самом центре классной комнаты. За ЕЁ парту села грустно-коричневая Ирка Рысь, настолько пресная, что с ней поговорить на уроках было не о чем, да и щипцов для завивки волос у нее, конечно же, не было. Рысь оборачивала и без того скучные учебники в газетную бумагу, которая, по мнению "парижанки", не годилась даже для сортира. Но хотя, уж с кого, с кого, а с Рыси не потащиться, зато у неё всегда находилось, что списать. Тратить время на домашние задания было не в ЕЁ обыкновении. Академический час длиною в сорок пять минут предполагал возможность ознакомиться с новой темой. Специально обученные преподаватели, словно радиоточки, вещали о каких-то сверхзнаниях. Сиди за партой и слушай внимательнее то, что тебе даёт обязательная... Но в то же время это бесплатная возможность приобрести по случаю хотя и среднее, но всё же образование. Ну а "письменное"... Это можно и списать у тех, кому больше делать нечего, кроме как выполнять это самое "письменное". На крайняк можно было забыть дома тетрадку. Хотя второй вариант выглядел не всегда убедительно, но всё же работал. Урок он и есть урок, особенно если на парте твоей всё так симпотненько и эстетично расположилось, а вокруг столько всего умного и полезного.
      На уроках физкультуры ОНА тоже главничала. Во-первых, ОНА была фигуристка, правда, несостоявшаяся. Зато вместо растянутого на коленках линялого спортивного трико на НЕЙ ладненько сидели ярко-васильковые шорты, в которые аккуратно заправлялось фиолетовое поло. Вместо приводящей в шок спортивной обуви напяливались пёстрые джурабы. Иногда физручка по приказу свистка просила продемонстрировать юным спортсменам балетную стойку на кончиках этих самых джурабов. Тогда физручка трепетно сжимала на груди обе грабки в одну и нечеловеческим голосом, способным заглушить даже свисток, болтавшийся на физручьей шее, орала: "Дети, вы только посмотрите, какой высокий носок!" А несостоявшаяся фигуристка думала: "Надо же в какой восторг пришла физручка от ЕЁ джурабов. Только почему ей понравился всего один?"
      
      11
      Прогулка
      
      Однажды ОНА и ЕЁ кукла бесцельно прогуливались по улице, и вдруг перед ними распахнулось ОКНО. Заглянув в ОКНО, ОНА и ЕЁ кукла очутились в сказке. В сказочном пространстве ЕЙ приветливо улыбалось много-много красивых девушек, одна краше другой и все как с обложки журналов. Аккуратно причёсанные и нарядно одетые, под стрекотание и размеренно-поскрипывающее постукивание серебристых станин, напичканных множеством иголок и крючков, девушки вершили чудеса.
      От всего этого ОНА захлопала ресницами, а лицо ЕЁ расплылось в восторженной улыбке. Забыв про всё на свете и даже про свою куклу, раздираемая любопытством, ОНА засыпала девушек вопросами. Каждый предыдущий опережал следующий. Девушки верещали наперебой, пытаясь разрешить ситуацию и унять неуёмную гостью. И тут одна из них, пожалуй, самая красивая, сняла аккуратный фартучек, добровольно взяв на себя обязанности экскурсовода, схватила гостью под жабры и куда-то поволокла. Гостья не сопротивлялась и семенила за девушкой, постоянно спотыкаясь, потому как смотрела не себе под ноги, а на ноги девушки, обутые в туфельки, как у самой Золушки. Сразу после туфелек начинались чулочки, на которых сзади были такие ровненькие полосочки, прятавшиеся под пышной нарядной юбкой. Задрав голову, можно было разглядеть девушкину причёску. Причёска была супер! Такие причёски в трамваях не ездили, да и по улицам не ходили. Называлось это произведение "начёс". Платиновый начёс скучковался на самой макушке. Такие девушки могли обитать только в стрекочущем пространстве. Экскурсия случайно пробегала мимо незапланированного объекта в виде огромной коробки, щедро наполненной распрекрасными разноцветными впечатлениями, которые невозможно определить словами. Эти впечатления назывались доселе незнакомо - "обрезки от подкроя". Обрезки, прямо скажем, не очень, а вот "от подкроя" звучало загадочно. При виде такой сокровищницы у гостьи резко подкосило ноги. И вот ОНА, удобно расположившись на заднице, уже сортировала эти самые разноцветные и распрекрасные. Еле поспевая за длинноногой девушкой, засунув своё любопытство в дверную щелочку и неожиданно увидев через неё все краски Вселенной, ОНА поняла, что пропала. Оказалось, что необходимо крепко зажмуриться, чтобы дверь сама распахнулась. На зачарованную гостью смотрели в упор разухабистые пузатые и разноцветные бобины с аккуратно набобиненной на них пряжей.
      Всё, что ОНА смогла произнести в этот момент вслух: "Мммммм". Теперь ЕЁ ноги словно приклеились к полу. Ситуация ускользала из-под контроля, и с этим необходимо было что-то делать. Решение пришло мгновенно. ОНА подумала: "Срочно перелистать бесперспективную музыкалку, до кучи ещё и фигурное катание. Ведь всё это не про меня".
      Когда пришло решение, вернулся после мгновенного помутнения и рассудок. Как же где-то там ЕЁ беспечно забытая кукла? Кукла уже затосковала в ожидании презентации дефиле, которое с опозданием, но состоялась. На презентуемую напялили красное обворожительное пальто, самое взаправдашнее, ну хоть замуж выходи. От созерцания этого бесстыже-красного у любой модницы мгновенно помутится рассудок. И тогда ОНА подумала: "Уххх ты! Хочу создавать срывающую с катушек одежду. Не только хочу, но и буду!" Сказка, в которую ОНА попала через ОКНО, определила ЕЁ судьбу.
      
      12
      НЕ бабушки
      
      Кроме собственных бабушек, в ЕЁ жизненном пространстве ежедневно тусили ещё и другие, - те, что вроде на вид и бабушки, но на самом деле и НЕ бабушки вовсе. Мелкая, худощавая, с ярко крашеными волосами Динара Михайловна, которая почему-то так себя окрестила. По паспорту небабушка называлась Евдокия, сокращенно - Дуся. Это имя для работника искусства звучало не совсем поэтично. У Динары было тридцать лет театрального стажа, она тридцать лет в театре лихо управлялись с метёлками, ведрами, тряпками, но контрамаркой на спектакль всегда могла обеспечить. Огромных размеров, лысоватая, рыхлая и липкая, как кусок теста, Марья Васильна отличалась редким чревоугодием и рубила как крупорушка всё подряд. Когда же со стола собирали посуду, то крупорушкин указательный палец то скользил по крошкам на скатерти, то нырял в рот, пока на скатерти не оставалось ни одной съедобной крошки. Была ещё соседка Валентина Алексевна, которая по-соседски подтягивалась на гастрономические запахи. Заходила и длинная сутулая Ольга с пресной миной, серым лицом, серыми глазами и серыми волосами. Ольга жила как сорняк, без средств к существованию, а потому была готова на любую работу. Эту небабушку особо привлекали походы в магазин за продуктами. Сдачи у Ольги с вверенных ей денег быть по определению не могло.
      Как в муравейнике, у каждой, в соответствии с гонораром, были свои обязанности. Особо бодрило то, что бухгалтерский учёт попросту отсутствовал, и денежные отношения осуществлялись на полном доверии. Можно даже сказать, что небабушкам эти доверительные отношения добавляли особого энтузиазма. Каждый день одна носила полезную воду из родника, у другой был свой ответственный пост. Та, другая, караулила у ОКНА, когда же, наконец, в магазин приедут огромные алюминиевые бидоны со свежей сметаной. Нужно было улучить момент и сделать закупку, пока бидоны с остатками сметаны не облизывались в порядке очереди дежурившей по сметане уборщицей. Были и такие, которые закупали продукты на неделю и сами же их сжирали. Настоящие бабушки отличались особым хлебосольством и готовили отменно, а небабушки очень любили пожрать. Кухня работала круглосуточно.
      Караулить сметану из ОКНА можно, попивая чаёк вприкуску с пряниками, вареньем и печеньем. Метнувшись в магаз, - да так чтобы одна нога здесь, другая там, - можно влёгкую попить ещё раз чаёк и плавно переходить к обеду. После обеда с аппетитом пополдничать, а перед сном сшамать ещё и ужин. И вот однажды особо чревоугодная Марья Васильна, распихав по карманам гонорары и ненароком прихватив ещё и сдачу, нажралась от пуза и покатилась восвояси. Словно булыженой стукнутая, она рухнула в свою берлогу да и померла от обжорства. И тогда маленькая девочка, засомневавшись в народной мудрости, подумала: "А ведь для того, чтобы много лопать, ну вовсе не нужно особо топать".
      Одна шалявая небабушка трудилась где-то на загадочном швейном производстве и проживала от бабушкиной кухни за целую остановку. Тётку после работы так рубило от усталости, что добраться до своей кухни не было никаких сил, зато у нее было непреодолимое желание отведать абсолютно бесплатных пончиков и калачей.
      Швейной тётке оказывалось особое почтение, ибо тётка умела закладывать вытачки и подрубать рукава и подолы. После трапезы, откуда не возьмись, из тёткиного кармана выскальзывала сантиметровая лента. Девочку крутили прямо волчком, то в правую сторону, то в левую. При этом руки требовалось то поднять вверх, то согнуть в локтях. Всего-то через несколько дней у девочки в гардеробе появлялось платье с заложенными вытачками, с подрубленными рукавами, да ещё и с "оживляющим" белым воротником. В такие моменты девочка с тоской думала: "Эх, да такому платью даже бабушки не позавидуют". Маленькая модница изо всех сил привередничала и капризничала. Девочке было невдомёк, на кой хер вковываться в такое платьишко. Всё, что от швейной тётки, не было cool.
      
      13
      Инопланетянка
      
      По лестнице, похоже, прямо с небес и прямо к НЕЙ, торжественно спускалась Королева... Королева была самой взаправдашней. Сходя по мраморной лестнице, она кончиками самых малиновых на свете ногтей едва касалась широких лакированных перил. Другими малиновыми ногтями и чёрной кожаной папкой она застенчиво прикрывала зону ва-аще откровенного декольте. Плечи на Королеве были огромными и по-настоящему королевскими. Высоченные сапоги цокали и цокали своими высоченными каблучищами. А какие белые волосы у неё, не захочешь - закачаешься! При ближайшем рассмотрении стала заметна и юбка, в ма-алюсенькую клеточку, да ещё и с бахромой. У Королевы были сильно малиновые губы и румяные щёки. А какой макияж вокруг глаз... Уууууу!!! Любая очковая змея сдохла бы от зависти. И тогда девочка подумала: "Если Королева собралась на бал, то почему у неё чёрная папка? Нет, скорее всего, это Инопланетянка". Инопланетная девушка, которая своим появлением наполнила всё вокруг терпким запахом очень вкусных духов, изящно приземлилась на стул. Малиновые ногти кокетливо обхватили остро заточенный карандаш. Задумчиво окинув взглядом потолок, девушка приветливо улыбнулась и по-учительски вопросительно постучала тупым концом карандаша по столу. Девочка затаила дыхание, когда увидела на столе презентацию нарядных и сияющих глянцем модных журналов. Переведя дух, маленькая модница подошла близко к столу и скороговоркой выпалила: "Здрасссте! А это вот я!"
      Оказывается, вовсе не обязательно быть самой-пресамой королевишной. Нет особой нужды пердолить с иной планеты, чтобы покорить земное воображение. Здорово просто взять и стать художником-модельером в самом что ни на есть настоящем доме моделей. Ти-та-та-ум-ти-та-даааа!!!
      Маленькая девочка, конечно же, к тому времени уже осознавала, что модельеры - это самые главные люди на всём белом свете, и ОНА обязательно станет м о д е л ь е р о м!!! Так и вышло. И тогда ОНА подумала: "И это всё мне? И зачем я понадобилась этой моде, которая свалилась прямо на голову? Теперь главное, чтобы хвост не прищемило".
      
      14
      Гагры
      
      Время золотой молодёжи бередило душу. Время получить новые ощущения от мира и ощущать себя совсем в ином измерении. Те, кто пропирал ситуацию, передавали из рук в руки книгу заморской писательницы о славных ребятах, которые назывались словом-неологизмом "хипня". ОНА воспринимала на слух импровизированные рассуждалки тех, кто был в теме. И тогда ОНА подумала: "Не отправиться ли прямо сейчас прямо чёрт знает куда? Почему нет?" ЕЁ "да" торжествовало! Хотя книга заморской писательницы здорово ушатала полное отсутствие здравого рассудка, желание верить печатному слову толкало на компромисс. Уверенность в том, что ловчее самой держать слово, подвигло ЕЁ, не откладывая ни в какой из ящиков, подтянуть к себе телефонную трубку, набрать номер "железки" и узнать о наличии в кассах билета в южном направлении. Гагры так Гагры. Сборы были недолги. Дресс-код - марлевая распашонка, вельветовые джинсы, сабо и сумка. Висящая на плече сумка зазамочила шерстяные носки, несколько яблок, клок сухой колбасы, многообещающие листы кипенной бумаги и несколько сухих кирпичиков акварельной краски, извлечённых из раздербаненных коробок. Незамысловатый багаж должен был пополниться билетом в одну сторону. Денежный эквивалент остался на полке, в бумажнике.
      Задача, маленечко смахивающая на полный бредос, всё же имела свои обоснования. Дюже как охота было ощутить себя свободной от ВСЕГО.
      За ОКНАМИ плацкарта мелькали станции, подмигивали глазастые фонари. Поезд уносил ЕЁ в дружескую республику Абхазия. По прибытии в пункт назначения, который ОНА волею случая сама себе определила, стало жутковато. Из пыльно-серых сумерек с какой-то тревожной тоской безнадёжно обречёнными пустыми глазницами на НЕЁ смотрел Богом забытый обшарпанный вокзал. Теперь надо пригородиться на ночлег.
      Призвав на помощь всю свою недюжинную физическую силу и издавая абсолютно нечеловеческие звуки, ОНА пыталась обнять дверную ручку. Дверь, предательски проскрипев что-то в ответ, всё же поддалась. Запах железа, машинного масла и летнего марева сменился застоялым, сырым, отвратительным запахом плесени и общественной дючки. Разглядеть что-либо было трудно. Когда же ЕЁ глаза привыкли к темноте, то на одной из нескольких неприглядных дверей ОНА разглядела гордую надпись: "Астанции Аначальник". И тогда ОНА подумала: "Эко меня занесло!" ЕЁ нахлобучила необходимость чапать в другом направлении. Нога в ногу со своей интуицией ОНА набрела на переговорный пункт. После тщательного обследования окрестностей обнаружился роскошный объект для ночевки. Днем объект служил скамейкой, а ночью сойдет за диван, да ещё и со спинкой. И тогда ОНА подумала: "Ух ты! Вот уж свезло так свезло". Поужинав яблоком, ОНА достала из майдана теплые носки, напялила их и аккуратно пристроила свои черевички под скамейку, а сумку под голову, устроилась поудобнее и крепко заснула. Ночь обещала быть тёплой. Проснулась ОНА посреди ночи от страшного "землетрясения" и, с трудом продрав глаза, поняла, что на "болоте хипиш". Чья-то грубая ручища настойчиво и бесцеремонно сотрясала ЕЁ плечо. Рука была помещёна в форму с погонами, и человек, находящийся при исполнении, требовал ответа: "Какого хера ты разлеглась на моём участке?" Идти ЕЙ было абсолютно некуда. Повключав все своё обаяние, ОНА тёрла, что на скамейке не было написано, чей это именно участок, и вообще ОНА с нетерпением ждет переговоры с любимой бабушкой, а вся проблема в том, что связь плохая, и хорошая девочка здесь абсолютно ни при чем. Доверчивый легаш, запихав свою бдительность в свою же задницу, уже сваливал без грусти из ЕЁ поля зрения.
      
      15
      Доброе утро
      
      Утро было ранним и добрым, солнечным и многообещающим, а завтрак плотным, и ОНА, откусив клок колбасы, выдвинулась в сторону моря. Глупые волны зачем-то гнали по воде "стада барашков". Солнце стояло высоко и светило невообразимо ярко, а загорелый песок был послушен ветру. ОНА жмурилась, глядя на солнце, и улыбалась. ЕЙ хотелось дышать и творить. Ранним утром на пляже было пустынно, лишь медитирующие йоги разбавляли пустоту положительной энергией. И тогда ОНА подумала: "Вот ведь какие бывают всякие разные Гагры!"
      Можно было молча брести по пляжу вправо или влево, был ещё вариант идти куда глаза глядят. Вариантов много, а она полна сил.
      ЕЁ взгляд остановился на колыбели, уютно расположившейся в золотом песке. У НЕЁ такой никогда не было. Эта колыбель, а точнее, ржавая и, возможно, зассаная труба, была грамотно располовинена. Колыбель могла послужить прекрасной ночлежкой. Аккуратно коснувшись её кончиками пальцев, а затем и ладошкой, ОНА почувствовала солнечное тепло. ЕЙ стало понятно - труба волшебная, на солнечных батарейках, прогреваемая целый день щедрыми лучами. Труба обещала тёплый, уютный ночлег. И тогда ОНА подумала: "Не люкс, но жить можно".
      Жилищная проблема была решена, теперь можно принять морскую ванну. Волны шелестели одна за другой. После водных процедур был яблочно-витаминный обед на свежем воздухе. Дальше по расписанию - солярий. Когда солнце собиралось утонуть в море, ОНА усаживалась перед картинкой с листиком бумаги и сухими кубиками акварели. Свёрнутый в трубочку листок нырял в морскую воду, кубики же располагались прямо на песке, и ОНА знала, что с этим делать.
      Сознание того, что истинные ценители искусства, подвергшись естественному отбору, растворились в окружающем мире, не могло помешать ЕЁ вдохновению. Солнце стремительно падало в море. День удался по полной. Теперь яблочно-витаминный ужин и ржавая, но тёплая труба. ОНА укрылась бесконечно бархатным синим небом, и небо зажигало для НЕЁ ярко-жёлтые ночнички. Где-то поодаль цикады, как умели, стрекотали ЕЙ колыбельную. Всего несколько дней назад ОНА считала так: один, два, три, четыре, пять... Теперь ОНА считала: "Йес! Жизнь удалась!" ЕЁ бодрило, что пробудившись завтра, у НЕЁ не возникнет вопроса, что бы на себя напендерить. ОНА подумала: "Какое же блаженство оттопыриваться в унисон с заморскими хиппи!" ЕЁ вовсе не смущала такая байда, что хиппи и ОНА тусили на разных параллелях.
      Следующее утро проснулось туманным, и этот туман маленечко подзатуманил вчерашнюю эйфорию. Значительно полегчавшая сумка смогла сберечь всего одно яблоко, от клока колбасы остался жалкий клочок. Ну, конечно, сумка сохранила и носки, а также всё, что необходимо для раскрашивания кипенных листков.
      Жрать хотелось нереально, кишки ворочались, не подозревая о том, что художник обязательно зачем-то должен быть голодным, и что цель пребывания в столь стеснённых обстоятельствах была высока. Жуть как хотелось пить. Созрела необходимость включить головешку, а дальше - по обстановочке.
      
      * * *
      
      Закинув на плечо свою значительно полегчавшую сумку и не оглядываясь на вчера, ОНА пошагала в завтра. ОНА решила на свой страх и риск прыгнуть в проходящий поезд, прямо в руки бдительного контролёра.
      ЕЁ случайным попутчиком оказался измождённый и косматый бабай, который почему-то спал сидя, да ещё и скрестив под собой ноги. ОНА включилась в ситуацию - так это же йог и, похоже, нешалявый.
      Йог впёрся, что ОНА тоже пытает экстрим. У него был конкретный пункт назначения, ОНА же пиздовала в никуда.
      ОНА сошла с поезда на йоговой станции и побрела вместе с ним, болтая о внутренней свободе. В красивом парке косматый и морщинистый, но внутренне свободный йог показал ей, насколько гибким может быть человеческое тело. В конце концов, йог дошёл до того, что проглотил собственный желудок. Это действо сокрушило ЕЁ мозг, но ещё больше сокрушило ЕЁ голодный желудок, который к тому моменту уже свирепо рычал. И тогда ОНА подумала: "Как же прекрасно быть йогом - проглотил желудок, и нет проблем. Может, научиться по-быстренькому?" Был и ещё один вариант - напроситься на обед. Этот вариант казался ЕЙ симпатичнее. ОНА напросилась, и йог угостил ЕЁ целым гранёным стаканом сметаны. Эта белая сметана с самым кремовым сахарным песком была просто оляс! Это не всё, на самое сладкое был компот. В знак благодарности ОНА показала йогу на что способны ЕЁ белые листы и кубики акварели. После обеда они, не церемонясь, распрощались, и каждый побрёл в поисках своего пути.
      Так ОНА шла, шла и дошла до горы. ЕЙ страшно захотелось ощутить себя на высоте. Решение не заставило себя долго ждать, и вот ОНА уже мерила шагами серпантин. Может, гора была слишком высокой, а может, часы слишком торопили время, но взятая высота уже утопала в сумерках. Когда ОНА покорила высоту, то оказалась в мандариновом раю. Ощущение того, что этот рай кому-то принадлежит, не помешало ЕЙ, согрешив, вкусить плод. И ОНА вкусила, а затем ещё и ещё. Можно было и ещё, но пожирание мандаринов на вершине горы нарушили горцы. Эти двое явились ЕЙ без прикрас. Вписаться в их красноречие было трудно: "Эй, ты, паньмаещь, ссавсем глухой, што ль? Пистро взял и ппатащёл прям к мене. Аппять уще сам пистро расделссь. Аппять мальчи оччн". Прихерев от сложившейся ситуации, ОНА на секунду закрыла глаза и поняла, что пирожок-то сам оказался на полочке, ну и почему бесам его не отведать? И тогда ОНА подумала: "Не помешало бы при случае обзавестись инстинктом самосохранения". Абхазия показалась ЕЙ уже совсем не дружеской республикой. Назвать ситуацию безысходной - это не в ЕЁ вкусе. Решение пришло мгновенно, опередив рассудок. По серпантину рискованно, а вот если к рассудку ещё и задницу приобщить, то можно спастись. Сохранив своё "облико морале" и рискуя собственной задницей, ОНА с невиданной доселе скоростью удалялась от горцев, съезжая по откосу крутой горы на той самой заднице. Едва поспевавшая за ней сумка подпрыгивала, спотыкаясь о кочки. На пути попадались рогатые ветки, колючие колючки и прочая байда, которая каким-то боком причислялась к окружающей флоре. Путь оказался тернистым, но зато трасса-то какая скоростная. И тогда ОНА подумала: "Птица я сильная, но дура-то какая!" Теперь назрела необходимость отыскать ночлег.
      Проблема разрешилась сама собой, когда ЕЙ прямо из темноты никшнул мебельный гарнитур, состоящий из стола, к которому по обе стороны прилепились две скамейки. Гарнитурчик, похоже, служил службу любителям сразиться в домино, но был очень даже моментально превращён в спальный. Приватизировав пространство, ОНА надела дежурные носки и, используя сумку не по назначению, уже безмятежно похрюкивала во сне.
      
      16
      Недоброе утро
      
      Утро было не совсем добрым. Хавчик покончался. Джинсы при ближайшем рассмотрении трудно было назвать джинсами. Да и сумка напрочь потеряла товарный вид. Волосы нуждались в стирке, а черевички - в ремонте. В ЕЁ подсознание закралась предательская мысль: "А может, ЕЁ уже ждут не дождутся дома?" Но нет, так просто сдаваться нельзя. И ОНА побрела к морю. По дороге ЕЙ удалось пополнить свою сумку провиантом. Под щедрым деревом лежали совершенно никому ненужные плоды алычи. "Всё в дом! Всё в дом!" - подумала ОНА, и вот плоды уже лежали в ЕЁ сумке. "А всё же Абхазия - дружественная республика", - подумалось ЕЙ.
      На пляже, скинув с себя непрезентабельную одёжку, в купальнике можно было почувствовать себя очень даже. До самого захода солнца разрешалось купаться, загорать, есть алычу и рисовать, рисовать... И никто и ничто не могло ЕЙ помешать. Хырки, тщательно постиранные в морской воде и прожаренные на солнце, можно было назвать одеждой, только обладая недюжинным воображением. Эти предметы, пострадавшие при катапультировании, приобрели ещё и особый загадочный рисунок, закамуфлированный морской солью.
      
      * * *
      
      ОНА сидела на песке и гипнорила автомат со сладкой газировкой, который уютно расположился в пляжном кафе. Этот напиток мог не только жажду утолить, но и стереть с физиономии кисляк от чрезмерного пожирания алычи. Препятствие в три копейки оказалось легкопреодолимым. И вот уже ОНА утоляла жажду, наслаждаясь самой что ни на есть газировкой. По пути из кофейни на пляж ЕЙ повстречалось зеркало, которое повело себя совсем некорректно. Стало ясно, почему ЕЙ не составило особого труда получить монетку на газировку. Из зазеркалья ОНА услышала буквально следующее: "Ты уже далеко не ОНА, ты ушлёпка, жалкое недоразумение". Приговор был весьма справедливым. Из зазеркалья на НЕЁ смотрело некое существо, смахивающее на неандертальца. Само слово ЕЙ нравилось, а вот то, что оно определяло... Посередине практически обугленной физиономии торчал розовый обшелупленный нос, а обветренные губы не спасти было никакой улыбкой. То, что когда-то было причёской, выгорело под солнышком, морская соль придала волосам креативный и устрашающий стайлинг, и потащиться с себя не представлялось возможным. Картинку дополнял видавший виды прикид да потрёпанная сума за плечом. И тогда ОНА подумала: "Заморская писательница кинула дешёвую замануху. Уж лучше про хипню читать в её заморских книжках. Срочнее срочного - домой и без оглядки". Теперешний ЕЁ фасад вполне гарантировал билет в обратный конец. В жизненном пространстве хорошей девочки работал закон: ВСЁ и СРАЗУ, поэтому ОНА решила не ехать, а лететь. До того пункта, который запускал самолёты, оставалось только сосчитать километры. ОНА сосчитала. Не составило особого труда, грамотно закошмарив своим устрашающим внешним видом дружеское абхазское население, получить билет на "кукурузник".
      Пообещавший приземлиться поближе к дому "кукурузник" старался не на шутку. Он пыхтел, фыркал, дребезжал, подпрыгивал и при всём этом умудрялся ещё и лететь. ЕЁ кукожило от холода. Она посмотрела в ОКНО, но в нём синюю картинку сменяла густо-синяя. Полёт нельзя было назвать очень комфортным. Спинка кресла постоянно принимала горизонтальное положение. Определить положение как просто горизонтальное было бы не совсем правильным. Поддавшись соблазну и не пренебрегая сервисом, можно с лёгкостью без предварительной подготовки выполнить элемент художественной гимнастики, называемый "мостиком". Ещё был вариант вообразить, что ОНА проглотила лом. На протяжении всего полёта ОНА представляла, что все йоги мира, пригораживающие свои задницы прямо на гвозди, позавидовали бы ЕЁ заднице, которой удалось вковаться всего-то в железные пружины. Скорость ЕЁ мыслей опережала скорость летящего недоразумения. И тогда ОНА подумала: "Никогда, ни за что! Только комфорт и только пуховые перины". Недоразумение благополучно село. Дальше зайчиком в трамвайчике, а из трамвайчика - транзитом в душистую, пенистую ванну. Там тебе и кофе ароматный, и чай горячий, а ещё бабушкины пирожки, пушистый халат, уютные тапочки, красивое постельное бельё, любимые книжки, а самое главное - никакой р о м а н т и к и! Блеск! Через несколько дней ОНА шествовала по улице с фасадом потасканной шмары, а философствующая братва восторженно вопила, завидев ЕЁ: "А-а! Белобрысые дела! А-а! Шведская девчонка!" Философы пёрлись от себя, когда после утренней овсянки с малиновым вареньем и стакана тёплого молока, оторвавшись от мамкиной сиськи, пускались в рассуждалки о свободе и независимости. Они несли и несли сущую хрень. ЕЙ было, что задвинуть, и ОНА задвинула: "Нет, ребята, хоть вы и славные, но мечталки и рассуждалки ваши всё же вредны". Так ОНА не стала хиппи.
      
      17
      Кладовщица
      
      Огромные тяжеленные ножницы перевешивали кисть ЕЁ руки. ОНА кромсала на лекала упрямый коричневый картон. С трудом, но он всё же поддавался. Лекала получались убедительно-настоящими, с чернильными штампиками по уголкам. Именно так постигались профессиональные тонкости конструирования. Эта лекальная мастерская стала первой ступенью в ЕЁ творческой карьере.
      И вот, спустя время, ОНА уже сидит в рабочем кресле, приветливо улыбается и как-то по-учительски вопросительно постукивает обратным кончиком карандаша по столу. Точь-в-точь, как та взаправдашняя королева или инопланетянка, что спускалась по мраморной лестнице с самих небес вместе с обворожительно малиновыми ногтями.
      ОНА накручивала хвостом и старалась, как могла. Ну прямо рыба-вуалехвостка. ОНА купалась в своей профессии. И у НЕЁ всё-всё получалось. Да как! Клиенты к НЕЙ записывались заранее, а ОНА постукивала тупым кончиком карандаша и создавала для каждого из них умопомрачительные образы. ЕЁ ждали на первом этаже, на втором, на третьем... и так до шестого. Не дождавшись лифта, ОНА скакала через ступеньку и успевала везде. ЕЙ нравилось быть востребованной. И всё вокруг НЕЁ вертелось, стучало, лязгало станинами и стрекотало.
      
      * * *
      
      Вполне понятно, что слово "кладовщица" является производным от слова "клад". У одной знакомой кладовщицы клад располагался прямо под её жопой, точнее под стулом, на который каждый день городилась эта жопа. Под стул складировались самые пузатые и самые дефицитные бобины с пряжей, словно кладовщица воровала эти бобины сама у себя. Распахнув двери в кладовую и окинув взглядом палитру, художница не обнаружила всех красок для создания очередного сногсшибательного образа.
      Художница за время работы с кладовщицей научилась просчитывать все её сеансы и, зайдя в кладовую, с порога начинала хипишевать: "Одни замороки с тобой, бабка! Куда ты всё опять попрятала? А ну давай в обратку! Напрягаешь уже! Где бобина цвета "индийский слон"? Где "прелая вишня"? А "талая вода" где? Доставай!"
      Кладовщица, для пущей важности и острастки заученно схитрив глазья, повизгивала: "Ну, а и-иде они у мене? И-иде ты их видишь?" Чтобы увидеть "и-иде они", нужен был особый, совершенно непредсказуемый подход. Надо подойти к письменному столу и заглянуть под него. "Совсем ведь не виртуозно! Скорее всего, эта кладовщица какая-то неправильная", - подумала ОНА.
      
      18
      Сватушки
      
      Однажды февральским вечером ОНА, ОН и один знакомый по прозвищу "Штрих" беседовали беседы. Так, ни о чём. Может, о смысле жизни. А может, о смысле бытия. И вдруг у Штриха вскочил провокационный вопрос: "А не слабо вам, зверушки, пожениться?" "Зверушкам" оказалось совсем не слабо. И вот они, прячась от февраля под шарфами и воротниками, мерили шагами обледенелую дорогу. Дорога привела их прямо к заснеженной табличке, на которой красовались четыре буквы: ЗАГС. Двери по непонятным причинам оказались закрытыми, но свет в ОКНЕ давал надежду. Тупое настойчивое наколачивание ногами в эти негостеприимные двери возымело действие. Дверь приоткрылась и увидела перед собой трёх отмороженных обморозков, которые как-то странно приплясывали, переминались с одной ноги на другую, и, испуская пар, пытались проникнуть в загсово пространство. Этот трюк троице удался. Дверь со всей важностью предстала перед неожиданными гостёчками уже другой стороной. Было ясно, что время случилось неурочным, но не пятиться же перед напрягом. Сейчас или никогда! Пора брать загсовых тётенек под жабры. ОНА кошмарила их откровенным бредосом и толкала от вольного всякое фуфло. Для достижения цели годились все средства. Вполне уверенные в своём совершенстве и в завтрашнем дне гостёчки наперебой жужжали и сотрясали пространство. Через совсем чуть-чуть минут Штрих, сопровождавший чету, обещавшую стать счастливой ячейкой общества, уже заполнял формуляры. Бредос покатил в мазу. Расчувствовавшийся по полной и распёртый гордостью Штрих, в одночасье слетев с катушек, а возможно, просто с какого-то перепуга обозначил своё имя в графе жениха. Назревала точка кипения, ситуация явно напрягала загсовых тётек. Следующий формуляр, заполненный более достоверной информацией, был подшит к делу. Время, назначенное для осмысления важного жизненного решения, никак не бодрило. Мало того, время просто напрягало, так как могло повлиять на ту самую ячейку самым что ни есть отрицательным образом. И опять пришлось прибегать к силе убеждения. Тётенькам впору уже после сытного ужина закимать на любимом диване, а тут им ухи обгрызают. Все условия, выдвинутые нагловатой шоблой, были приняты. И тогда ОНА подумала: "Похоже, теперь замуж придётся. Интересно - это хорошо или плохо?"
      
      * * *
      
      Она поставила условие - никакой помпы, никаких утоптавшихся традиций, никаких разухабистых платьиц и скатертей-самобранок. А ещё - НЕТ штемпам, способным превратить любое застолье в шабаш, и уж никаких Мендельсонов. У НЕЁ было особое отношение к срезанным, обречённым на неминуемую гибель цветам. А потому - никаких букетов. ОНА не понимала ровным счётом ничего, да и не входило в ЕЁ планы исполнять репертуар по таким пустякам, как свадьба. Но всё же ОНА подумала: "Странное оно слово какое - с о б ы т и е. А может, ЕЙ на самом-то деле хотелось, чтобы событие это случилось?"
      В назначенный день ЕЙ пришлось захороводить на работе. ЕЁ дёрнули на очередную примерку. Предстояло модное дефиле. Из зеркала на НЕЁ смотрела пигалица, которую вковали в серебристый лепень с радужной баской и в шкоры в форме бананов.
      На вопрос раздираемых любопытством сотрудниц о свадьбе ОНА, посмотрев на часы, брякнула, что свадьба ещё аж через целый час.
      От очередного безумия невесты сотрудницы поразевали свои хлебала. Их не сразу впёрло, что под свадебной одёжкой подразумевались джинсы и марлевая рубаха. На шею - разноцветные птичьи перья, накованные на замшевый шнурок. Ни фаты, ни даже шляпки. Диагноз невесте был поставлен - мгновенное помутнение рассудка! С этим необходимо было бороться.
      Те, которые от примерки к примерке методично кололи ЕЁ булавками, без базла растворились в пространстве, где застрекотали швейные машинки, зашипели утюги, и вот уже тряпичный манекен презентовал тот самый серебристый наряд, в котором некоторое время назад ОНА тащилась с себя, глядя в зеркало. Тряпичному всё же удалось ЕЁ забороть.
      
      * * *
      
      Тем временем ОН на парочку со спонтанно случившимся для предстоящих сватушек свидетелем, набираясь храбрости, усугублял пивняк. Тут - нате, алё-малё, телефонный звонок! Из телефонного разговора ОН понял только то, что ОНА скоро подтянется в козырном прикиде. И тогда ОНА подумала: "Ну что ж, пожалуй, пора и за женихом". ЕЙ, ну такой обнаружённой, стоило только выпотрошиться на проезжую улицу и взмахнуть рукой, - и вот уже попутка, жизнеутверждающе взвизгнув тормозами и распахнув перед ней всё своё гостеприимство, обещала прокатить. ОНА ехала с полной уверенностью в своей невъебенности, а также в том, что жених обязан поехать макитрой или по крайней мере грохнуться в обморок. Женихова дверь отворилась, но жених не только не грохнулся, но даже и не пошатнулся. И тогда ОНА подумала: "Ну не поразила воображение, и что? А может, дело просто-напросто в полном отсутствии какого бы то ни было воображения?" Во всяком случае, с этой мыслью было куда легче пережить фиаско.
      "Карета" ожидала брачующихся у самого подъезда. Фыркая выхлопными газами и дребезжа железом, которое когда-то давно называлось кузовом, пощёлкивая клювом капота и взвизгнув тормозами, "карета" остановилась прямо перед загсовыми дверьми. И тогда ОНА подумала: "Похоже в обратку-то поздно, тогда уже всё не на дурняк!"
      
      19
      Побратимые
      
      Кругом радушно бушевали побратимые времена. Братались республики, города, школы и просто человеки, которым назидали, что человек человеку не просто друг, товарищ, но ещё и брат. Так, неожиданно у НЕЁ оказалось несчётное количество братьев и даже сестёр. Новоиспечённые родственники из самого-пресамого зарубежья слали приветливые письма, в которых подробно описывали насколько их город красив и молод, и какое дерево растёт у них под окном. Побратимые присылали посылки, вкусно пахнущие жевательной резинкой, а ещё настойчиво зазывали в гости.
      
      * * *
      
      ОН купил в вокзальном ларьке альбом для рисования, проводил ЕЁ до купе, долго стоял на перроне и махал обеими руками вслед уходящему поезду. Вместе с поездом ОНА отправлялась в далёкую незнакомую страну. По прибытии в ту страну, уже на совсем другом перроне ЕЁ встречали побратимые: широко улыбающийся брат-отец, застенчивый брат-сын, взволнованная сестра-мать и две жизнерадостные сёстры-дочери. Вся веселящаяся компания по очереди зачем-то хватала ЕЁ за плечи и трясла так, будто хотела нанести увечье или в лучшем случае напрочь сотрясти ЕЙ калган. Когда же побратимый отец начал наколачивать огромными ладонями гостью прямо по лопаткам и при этом, не пытаясь преодолеть языковой барьер, бурчал какие-то замороки, ОНА подумала: "Наверное, характер такой". Радости побратимых просто не было конца. Следующее, о чём ОНА подумала: "Господи, как бы вприсядку не пошли. И как же они, бедненькие, жили-то до сих пор без неё?"
      Гостевая комната расположилась прямо у подножия Альп. И если поднять оконную раму, то в нос шибал вкусный воздух альпийских лугов. А уж если хорошо постараться, то можно прямо дотянуться до этого запаха кончиками пальцев. По крайней мере в воображении. На завтрак подавали пушистый многоэтажный творожный торт, на обед - румяные панированные куриные грудки, которые почему-то необходимо было запивать вишнёвым компотом. А в свободное между творожником и обедом время можно было слушать по радиоприёмнику новостные программы. Содержание самих новостей ЕЁ абсолютно не торкало, потому как ничего не внедрялось в башку. Из радиоточки диктор толкал что-то на непонятном ботале. Зато когда время от времени неуёмный вещатель затыкался, в промежутках между новостями приёмник выдавал та-а-акой забойный музон, на который были способны только битлы или роллинги.
      В той стране, откуда прибыла гостья, такую замануху не кидали. В ЕЁ стране с зарубежной эстрадой был полный жесткач, да и в телике ежедневно в двадцать один час чёрно-белый генсек исполнял Загиба Петровича, а чёрно-белый Штирлиц за нефиг делать, влёгкую уходил от "хвоста". Ну понятно, наковали его в ментуре. Хотя и Штирлиц, и генсек были неплохими ребятами, с экрана они толкали откровенный порожняк. Штирлица почему-то постоянно срубало в дороге, но он всегда чётко знал во сколько включиться в процесс. Добрейший, как папа родной, Мюллер каждый вечер по беспределу пытался зажопить этого самого Штирлица, но так и не пропёр - наш Штирлиц или ихний. Генсек шамкал о каких-то мифических надоях с коровьего поголовья, и хотя поголовье подыстощало, дело своё оно знало туго и выдавало надои на-гора. Пшеница тоже колосилась так, как может колоситься только в генсековой стране.
      В том побратимом городе, куда ЕЁ занесло, под солнечными лучами лыбились огромные стеклянные витрины магазинов. В витринах можно было зазырить пирамиды из джинсов и водолазок, а ещё Эльбрусы и Памиры из бусиков, браслетиков и просто пирамиды из невообразимых пирамид. Попасть в это пространство было делом чести. ОНА не видела раньше никаких пирамид, на худой конец, даже египетских, но была уверенна в том, что никакие мировые ценности не смогут сравниться с Джомолунгмами из барахла. Не совсем так, конечно. Можно было и в краеведческий музей затусить, но только при желании, которое по непонятным причинам напрочь отсутствовало. И тогда ОНА подумала: "Ну, может, это вовсе бездуховно, совестно, но ведь совестно-то совсем чуть-чуть".
      
      * * *
      
      Прошло совсем немного, и эти витрины выдворили ЕЁ из своего нутра, и тут уж не поспоришь, потому как двери торговали пирамидами не за деньги, а за какие-то б о н ы. Стратегический план по изъятию бонов у местного населения уже работал. Прищурившись, ОНА внимательно рассматривала свои руки. А что стоят какие-то дарёные золотые колечки на ЕЁ руках? Подумаешь, делов-то! В конце концов, ещё подарят, а не подарят - тоже делов-то! Ведь подобные колечки - это не случай, а вот, осуществив удачно ченч, обзавестись бонами - нефиг делать. И в какое же сравнение пойдёт с бежевыми джинсами из микроскопического вельвета всё золото мира? Ни в какое.
      Джинсы были приобретены, к ним ещё и полосатая водолазочка, такая главная. И вот ОНА уже, на раз глядя в зеркало, тащилась с себя.
      
      20
      Гости
      
      Примкнув к дружеско-побратимой акции и осознавая, что на гостеприимство надо отвечать гостеприимством, ОНА тоже встречала побратимых. В гости приволокли свои кости застенчивый брат-сын и жизнерадостная сестра-дочь. Гостёчки, разумеется, раскатали носы осмотреть местные достопримечательности, ознакомиться с культурой страны, в которую они припёрлись. ОНА же особо не морочилась и не строила на этот счёт абсолютно никаких планов. И ОНА, и ОН, и все их знакомые шпанюки, фильтруя культуру своей страны, существовали на своём меридиане. Этот меридиан соответствовал временному пространству эпохи, которая позволяла с лёгкостью прожигать свою темпераментную молодость. Побратимым ничего не оставалось, как только согласиться с уставом весёлой компании и познакомиться не совсем с достопримечательностями и не совсем с культурой.
      Интернациональная делегация бодренько шагала по самой широкой дороге столицы. Первым пострадавшим объектом оказались двери, за которыми прямо из огромных разгранёных кружек шипело и пенилось золотисто-янтарное пиво. За теми дверьми под пиво подавались коралловые пучеглазые и усатые креветки. Заказали по-взрослому, очень хотелось поразить воображение гостей широтой размаха. Халдеи едва успевали, сновали челноками туда-сюда. Шпана не стесняла себя в средствах, потому как средств попросту не было. Нажравшись от пуза и порядком захмелев, шпанюки нацепили на хмельные головы шапки-невидимки и нарезали винта. Недоумевающим зарубежным гостям втолковали элементарную истину - лёгкие пробежки способствуют поддержанию здоровья. Ой-ой-ой-компания топила на всех парах, вскоре галоп сменили на рысь, а когда впереди замаячил очередной объект для приключений, то интернациональный табун уже скакал во весь опор.
      
      * * *
      
      Многоэтажный универмаг - вот он, следующий объект для куража. ОНА не раз наблюдала такое. Стоит только одной мухе попасть на липкую светло-коричневую бумажную ленту, как тут же лепится другая, а за ней ещё и ещё, и вот уже лента не может вместить всю серо-чёрную обречённую мушиную массу.
      Шпанюки преодолевали шестой пролёт универмажьей лестницы. Преодолению чинила препоны лютая серо-черная масса, только не из мух, а из дуроломов совковых, которые лепились и лепились друг к другу. Одна тётка орала, сильно главничала и всем по очереди исписывала ладони какими-то цифрами. Оказалось, на третьем этаже "выбросили" джинсы. Ситуация прояснялась - случай пограничный. Жизнь без джинсов смерти подобна. В этом огромном универмаге почти каждый день что-нибудь "выбрасывали". Тем, кому свезло прилепиться на шестой и даже на пятый лестничный проём, вполне улыбался шанс заполучить эти самые, желанные, и, уже нацепив их на себя, смотреть на мир свысока. У стоявших ступенькой ниже шансы практически отсутствовали. Побратимым-то проще, потому как их зарубежное население по пальцам пересчитать можно и, соответственно, джинсов им нужно куда меньше. В отличие от слипшихся на лестничных проёмах местных жителей и гостей столицы, искатели приключений знали - если "выкидывают" на третьем, то на четвёртом можно взять без очереди, но чуть дороже. И если купить на четвёртом чуть дороже, то можно продать вдвое дороже тем, кто уже совсем отчаялся на первом. Побратимым за обещанный фокус никакого бабла не было жалко. Фокус удался. Чтобы у закошмаренных побратимых мгновенно помутился рассудок, хватило пятнадцати минут.
      
      * * *
      
      Аля-улю и всё чики-пуки. Гости расщёлкали клювы, потому как в их стране так легко срубить бабла без мазы. И тогда ОНА подумала: "Эх вы, заграница, только брататься и умеете". На скошенные рябчики шопились подарки: гжель, хохлома, шкатулки, матрёшки, значки, шапки-ушанки с кокардами и прочая сувенирная канитель. Чтобы попасть на ужин в самый фильдеперсовый ресторан, был чётко отработанный план. Швейцарова бдительность усыплялась без всякого напряга. В первых рядах делегации запускались иностранцы, а за ними шли сопровождающие. Аппетитно шелестящее меню расшаркивалось своими страничками. Заказали и то и это. Гостеприимный стол ломился от хавчика. Шпана рубала модные салаты и не менее модные воздушные пирожные. Крушились нарядные бисквитно-кремовые сооружения, и всё это безобразие ещё и заедалось разноцветными шариками из карамельного мороженого и запивалось ароматным вином.
      Нарезали винта из заведения по очереди, шифруясь в танце, прихватив на ход ноги ещё и по бокалу вина. Похоже, в респектабельном заведении таких прецедентов не наблюдалось. Свалив с объекта легко и непринуждённо, довольные собой придурки бесцельно бродили по ночному городу. Наличие в башке алкоголя и отсутствие совести наперебой шутило и громко гоготало. Шобла оттопырилась по полной. Вот такие достопримечательности, вот такая культура.
      
      21
      Утюги
      
      В самом центре столицы ЕЁ родной страны находится самая что ни на есть главная площадь. По брусчатой площади каждый день без устали шастали стайки френчей, стейцов, алюров и прочих туристов. Эти стайки, ведомые зомбировано-запрограммированными экскурсоводами, выпучив глаза и растопырив ухи, клацали фотографическими аппаратами и щёлкали клювами. А ещё туристы накручивали бошками, следя за экскурсоводовым пальцем, указывающим то на одну архитектурную ценность, то на другую. Туристический маршрут непременно пролегал через музей великого вождя, который с болезненным фанатизмом повёл пролетариат каким-то утопическим путём. Куда и зачем повёл, зарубежным было до пизды. Не втыкался турист, на кой хер в принципе батон-то крошить. Принудительная программа посещения музея имени вождя явно ломала туристов. Клочки бумажек, исписанных совершенно непонятными фразами, пожелтевшие фотокарточки с незнакомыми штемпами и гипсовые безрукие четверть-человеки...
      Экскурсантов от тоски неминуемо ожидала массовая погибель. Но в сортире музея самого главного вождя экскурсантов поджидало нечто более увлекательное. Сортир на время проведения экскурсий приватизировался в одностороннем порядке "утюгами", и там расставлялись силки на отбившихся по нужде от своей стайки заморских птиц. И когда очередная жертва попадалась в силки, начинался "бомбёж". Импортная птица имела очень красочное оперение. Необходимо было повключать всё своё обаяние. С особой учтивостью и на открытых резцах очень гостеприимно пощипать эти красочные перья. Туристу предлагалась обоюдовыгодная сделка. Для успешного ченча требовалось просунуть туристу какую-нибудь зернистую икру и столичную водку, получив взамен наимоднейшие инопланетные прикиды. Вся эта тема в узких кругах имела определение "утюжить фирму".
      Те, кто утюжил, назывались "утюги". Вариантов для утюжки было предостаточно, главное - в нужном месте и в нужный момент включить извращённое воображение. Можно утюжить, наколачивая в гостиничные двери, и когда те отворялись, вместе с ними отворялись заморские баулы и чемоданы. Из шкафов сами по себе выпрыгивали умопомрачительные наряды. В данном случае для ченча годились и советские рябчики.
      Сеть магазинов "Берёзка" - название ой какое русское, а полки в магазинах напичканы внешпосылторговским дефицитным товаром. Посетить подобный магаз, что с дуба рухнуть. Стройные ряды вешалок презентовали всё, что только можно на себя понацеплять. Невероятно красивое нижнее бельё, шубы и полушубки, самые модные импортные сапоги, туфли и даже сабо, махровые халаты, пронзительно красные и ярко-синие, в огромных белых цветах. Самые нарядные в мире блузки, юбки и брюки. В то время, когда вся страна слушала радио, в "Берёзке" можно было приобрести новейшую аудиотехнику и даже видеоаппаратуру. Но обладателем всей этой сокровищницы можно было стать только, если твои гамаки набиты чеками, которые официально не считались денежными знаками, но в определённых обстоятельствах имели вес. В "Берёзке" тебе без них просто ничего не светит. В порядке живой очереди менялы обменивали советские рябчики на эти самые чеки. Время от времени ментура совершала гнилые заезды, и тогда ей от менял перепадало чеков.
      В специализированных вкусных "Берёзках" можно было отовариться вкуснейшим шоколадом - и горьким, и молочным с орешками, - а также настоящим португальским портвейном, сладкими тягучими ликёрами, коричневыми тоненькими сигаретами и жевательной резинкой.
      В то прекрасное время по ЕЁ стране тусили то сюда, то туда зарубежные эстрадные артисты. Гастролирующей шоу-братии щедро предоставлялись концертные площадки в домах культуры. Рассматривался вариант утюжить прямо в этих домах после концертов. Был ещё вариант совместить приятное с приятным - сразу после концерта взять да и проутюжить артиста без заморок.
      И всё бы хорошо, да дело в том, что все билеты из касс в предвкушении зрелища уже тонули в плюшевых креслах. Что они-то, утюги, концертов никогда не видели? И вот уже абсолютно неотбуцканная судьбой компания порешала: "Раз уж не видно, пусть будет хоть слышно". И устроила прослушку, пригородившись по-босяцки на козырьке над концертной площадкой.
      Компания прослушивателей включала самых-пресамых модных, продвинутых и зажигательных пацанов, проверенных временем. Кроме НЕЁ и НЕГО, уже представлявших крепкую ячейку общества, все были холостяками, и заполучить любого из них было о-ой как круто!
      Самый ЕЁ близкий дружбан, Дыня, расплывался во весь рот доброжелательной и искренней улыбкой. На кончике его длиннющего породистого носа висели умные, хоть и съехавшие набок очки. Его непременным атрибутом являлась ярко-жёлтая, ну на крайняк пронзительно оранжевая фирменная рубашка поло. Дыня знал абсолютно про всё, во что необходимо вковаться, чтоб выглядеть достойно. Вообще-то он знал и много других полезных и умных вещей и не упускал случая пуститься в рассуждалки по поводу и даже без мазы. Степенный Дыня особо не торопился отрывать календарные листки. По жизни честный пацан, он никогда не крапчил и не прятал под матрасом бабосы, прожигая жизнь легко и без суеты. Приятный во всех отношениях и компанейский Дыня влёгкую подписывался попинать футбольный мячик по воротам, завсегда был готов поспорить в картишки. А уж чисто поспорить на ботало за идею... Тут его не превзойти. А уж если под водочку из морозилки, так спорь не спорь, а Дыня подключит громкоговоритель и заборет тебя на базаре, как не хер делать.
      Черноволосый и черноглазый красавец со смуглой кожей и безупречным телосложением, Марьянский производил впечатление скромного, интеллигентного и воспитанного молодого человека. Но чёртики в его колючих глазах-угольках и весёлые морщинки вокруг них явно говорили о безрассудстве и бесшабашном отношении к жизни. Марьянский очень любил всех девушек в ближайшем обозрении, но при этом относился к ним абсолютно похуистически.
      Коренастый, крепкий и очень симпатичный Ромка Дмитриев не старался выглядеть респектабельным. В Ромкиных бездонных серо-голубых глазах можно утонуть. В отличие от Марьянского, Ромке было абсолютно посрать на прекрасный пол. Он имел другие интересы на жизнь, любил найти на свою жопу приключений. Он постоянно рвался в бой, готов был лечь грудью на амбразуру. Если только где-то хипиш, то Ромка тут как тут. И вот он уже раздаёт пенчики и машет кулаками направо и налево. Он не знал поражений, а его фасад никогда не страдал в бою.
      Про Овоща отдельная песня. Овощ - это личность. Его параметры внушали уважение и в длину, и в ширину. Описать его лицо крайне сложно, его попросту не было. На том месте, где его предположил нарисовать Создатель, в разные стороны разбегались, подмигивая и хитро прищуриваясь, вроде как глазки. Абсолютно прозрачные, они нервно подрагивали, подмигивали и сканировали. А, сканируя, покалывали, складывая в гармошку мясистую и широкую переносицу. То ли глазки, то ли не глазки закатывались к небу или просто искали что-то на потолке. В этот момент включалось то полушарие, которое отвечало за ход мысли, и вроде как мысль начинала работать. Овощ врубал "пургомёт" и мёл, и мёл, и заметал, и сокрушал мозг всех окружающих, а заодно и свой. То ли это попросту хитрожопый сатир, то ли доплывающий рассудком и нуждающийся в срочной медицинской помощи? Когда его несло, он верил в свои слова. Он парил так, что легче было с ним согласиться, чем осмыслить. На том, что называют внешностью, не было ни губ, ни рта, а только одно ботало, с помощью которого наметалась пуржина. Овощ отличался редким подобострастием, носил рыжий залихватский чуб, мешковатую недорогую одежду, потому что был расчетлив во всем. Но у окружающих этот персонаж вызывал глубокое уважение за свой профессионализм по части создания тупиковых ситуаций.
      Серёга Будылкин слыл одним из завидных женихов. Завидных не потому, что был наследным принцем, а хрен его знает по какой причине. Серёга, очень даже внешне хорошист, имел в придачу к яркой внешности редкое обаяние и глубокую чистую душу. Общение с ним никак не давило на биополе. Немногословный, от природы застенчивый, он мог просто молчать, но его молчание располагало к общению. Серёга никогда не носил за пазухой камня. Подняв камень с земли, он сумел бы его полюбить. Нужна экстренная помощь в решении проблем? Это тоже к Серёге. Одним словом, настоящий!
      
      * * *
      
      И вот эта стая фанатов зарубежной эстрады, шифруясь по уму, одержимая то ли жаждой приключений, то ли чувством стадности, пыталась приворотить свои задницы на импровизированной крыше, прямо над самой сценой. Ничто не обещало негатива. Дом культуры предусмотрительно и основательно укомплектовали в форменные погоны. И вот звёзды зарубежной эстрады уже со всей дури орали в микрофоны, от насилия над которыми сотрясало стены. В это время компания на крыше рассаживалась поудобнее. Замыкал цепочку фанатов огромный Овощ. Его появление на крыше и стало причиной беды.
      Неожиданный спецэффект привёл в откровенное замешательство абсолютно всех зрителей, тонувших в плюшевых креслах. Потолок с жутким треском разверзся, и прямо на головы артистов эстрады посыпался метеоритный дождь из фрагментов потолка. Небо рушилось, роняя шматки извёстки, фальшпанели, балки, бруски и даже кирпичи.
      Зритель в отчаянии, музыканты в шоке, меломаны в бега, а погоны по следу. Погоня от погон получилась короткой. Очень скоро "особо опасные преступники" были обезврежены и препровождены в участок, где они узнали, что, помимо морального ущерба, закон предполагает ещё и материальный, и физический. Паспортов ни у кого не оказалось, и погоны начали привычный процесс установления личностей. Каждый из терпил по определению не был "особо опасным" и потому чётко и раздельно, в порядке очереди, произносил своё имя, фамилию, год рождения и место жительства. Когда очередь дошла до Овоща, тот затоптался на месте и стал пристально рассматривать потолок.
      Между мусорком и Овощем состоялся буквально следующий диалог:
      - Ваша фамилия, имя и отчество?
      - В каком смысле?
      - Ваше полное имя, фамилия и отчество?
      - Не понял...
      - Ты что, дэбил?
      - В каком смысле?
      - Адрес! Адрес, по какому ты проживаешь?
      - В смысле бабушкин?
      - Урод!!! На кой мне хер адрес твоей бабушки? Твой! Твой! По какому ты проживаешь!
      - А-а, так сейчас у бабушки и проживаю.
      - Бляттть! Ща как с ноги уебу! Говори адрес, по какому прописан, придурок!
      - В каком смысле?
      Известное дело, что такая реприза не закончилась бы добром, если бы мусорок не обшманал Овоща и не обнаружил при нём паспорт гражданина Советского Союза.
      В свою очередь, другие погоны тоже толкали порожняк и нагоняли жути на "особо опасных". Мол, те являются членами террористической группировки, направленной против иностранных граждан. Ещё был вариант, что это диверсанты, пытающиеся сорвать культурно-массовое мероприятие. Погонам было невдомёк, что перед ними просто утюги.
      ОНА утюжила не за азарт, не за интерес и даже не за компанию. ЕЙ просто было по интересу накидать силка и моде, и времени.
      
      22
      Побегать
      
      Обычный час пик. На остановках - обычный застрявший во временном пространстве народец, считающий своим долгом доукомплектовать подоспевший к остановке общественный транспорт. Трудовые массы, которые словно по сговору торопились с работы прямёхонько до дома, магнитом притягивало к остановкам. Транспорт резиново вжикал, бензиново пыхтел. Тужась изо всех сил и издавая истошный лязг, он на "раз, два, три" расщёлкивал общественные двери. Даже если ты отчаешься и решишь оплатить проезд, всё равно не факт, что тебя примут на борт, который ну попросту не резиновый.
      Эта ситуация бодрила и авторитетного щипача Михрюню и ТУ, что выдвинулась с ним побегать. На Михрюниной внешности лежал отпечаток долгих лагерных скитаний. Почтенного возраста, сутулый, почти без ботвы на макитре, с полным отсутствием наличия зубов. Но кисти рук знаменитого в бандитских кругах вора-щипача всё еще приводили в трепет. Тонкие, изящные и ухоженные, как у пианиста, пальцы были гибкими и пластичными. Бесцветная и невзрачная одежда помогала раствориться в толпе. Эти двое тусили на автобусной остановке побегать и составляли галерею очередных портретов растяп и разъёб, которые гужевались в ожидавший транспорт. Щипач и ОНА выдвигались на работу в урочный час. Все с работы, а они в точь на дело, потому как час пик - наиболее подходящее время побегать по гамакам и по ташкам. ЕЁ угораздило работать с самым авторитетным и уважаемым в воровском мире щипачом. Работали они виртуозно, страстно, с азартом. Щипач толковал ЕЙ все тонкости мастерства. ОНА была способной ученицей, но, похоже, не совсем уже хорошей девочкой. Не совсем, потому что в принципе вся эта дилемма ЕЙ была абсолютно по барабану. В лавандосе уж точно не было нужды. ОНА по обыкновению лишь пытала экстрим, ЕЙ всего лишь хотелось жить в соответствии со своей правдой. Пребывая в полной уверенности, что по большому счёту деньги - это вздор, ОНА без напряга раскоцивала дурки и с лёгкостью облегчала карманы рабочего класса.
      ЕЕ приводило в восторг ощущение адреналина, которого хватало с лихвой. Но посвящать свою жизнь эдакому ремеслу явно было не про НЕЁ. ОНА же всего-навсего хотела воплотить в жизнь свою детскую мечту - вскарабкаться на самую высокую ступеньку и дотянуться до самой что ни на есть вершины моды.
      
      23
      Лукавые бумаги
      
      Прочтение западной литературы, прослушивание мировой популярной мегамузыки и пролистывание заморских журнальчиков, всё говорило об одном - в моду вошли наркотики. Ну а ОНА-то опережала моду и потому в этом деле тоже здорово преуспела.
      Для приобретения наркотиков ЕЙ не нужно было бабоса, не было нужды и в связях, достаточно изощрённого воображения и виртуозного владения своим ремеслом. Можно взять бумагу на аспирин или пурген, лишь бы та была заверена личной врачовой печаткой и подписью. Дальше - дело рук и ещё самая малость мошенничества. Нужно было докумекать печатку. При помощи уксуса и фотобумаги с неё снимался оттиск. На горячей газовой плите бумагу уже ждала загустевшая от температуры штемпельная краска. И вот тончайшее пёрышко сорок первого номера ныряло в эту самую краску и с особым пристрастием налегало на оттиск. Одну за другой, в зеркальном отображении, перышко рождало ровные, выпуклые от густого штемпеля малюсенькие буковки. Оттиск просыхал и презентабельно занимал место в нижнем правом углу бумаги, чистой врачебной бумаги. Всё это искусство заверялось личной подписью, ничуть не хуже оригинальной. И была эта бумага лукаво писана, однако система работала. По большому счёту ЕЙ поначалу не сильно были симпатичны наркотики. ОНА всего-навсего хотела быть в теме.
      
      * * *
      
      Было невыносимо вытягиваться в струнку под бравурное исполнение гимна, прославляющего какое-то нерушимое Отечество, которое эти бравурные соотечественники сами же вскоре и разрушили, - а, разрушив, растащили по своим карманам. ЕЙ не улыбалось встать в строй и приторно маршировать по жизни под принуждающий стук барабанных палочек. ЕЁ накрывал приход от жизни на грани фола.
      В аптеках города без проблем удавалось обменять свои лукавые бумаги на наркотики. Бумаги получались отменными, а вот рожа примелькалась. Приходилось шифроваться. Чтобы закошмарить провизоров, ОНА шла на всевозможные ухищрения. Уверенной походкой подойдя к ОКОШКУ, ОНА указательным пальцем отправляла на переносицу съехавшие на кончик носа спизженные на прокат у несчастной мамы очки и поправляла на голове незатейливый, видавший виды платок, позаимствованный у бабушки. После проходки перед провизорским ОКНОМ демонстративно выставлялась потрескавшаяся от времени хозяйственная сумка. Из реквизитной сумки поочерёдно выныривала пара бутылок с кефиром, вслед за кефиром появлялась булка хлеба, за булкой следовали несколько яблок. Тётка по ту сторону ОКОШКА не включалась в сюжет, но сам сценарий захватывал. Тётка в ожидании развязки нервничала и в свою очередь тоже поправляла очки. Наконец наступала развязка, и тогда сумка с самого-самого дна извлекала затерявшийся где-то под яблоками паспорт, который ярко-красно распахивался, и на тебе, тётка, - лукавая бумага.
      Нет, ну может ли быть наркоманка настолько хозяйственной? Вряд ли. И разве станет наркоманка светить своим паспортом, в котором так бережно хранит рецепт? Рецепт явно не на наркотики, а точно на лекарство. Точнее и быть не может! И с сочувственным выражением лица провизорша собственноручно протягивала наркотики экстремальной актёрке. Процесс всегда носил творческий характер, а спектакли никогда не походили друг на друга. Сама суть в совершении противоправных действий заключалась не только в незаконном приобретении наркотиков. Верным делом ОНА считала с душой отработать очередной спектакль. Вот это хоровод, который на раз пощекочет нервы! Оляс!
      Однажды, привычно задвинув очередную бумагу в очередное провизорское ОКНО, ОНА задницей почувствовала опасность. Провизорша отрапортовала, что нужно сверить наличие данного препарата в сейфе, и что это не займёт много времени. Стало ясно - эта старая кукушка удалилась вовсе не в сторону сейфа, а прямёхонько к телефону. Кукушке за всю её бездарную жизнь, похоже, ни разу не выпадало случая совершить подвиг во благо Отечества. Вероятно, провизорша в тот момент предвкушала - вот он, случай проявить особую бдительность и оказать добровольное содействие доблестной ментуре и с чувством исполненного долга достойно свалить на пенсию. Вовремя смекнув всю опасность ситуации, актёрка подумала: "Какая необаятельная и порожняковая эта замусорённая бабёнка! Возмутительно!!! Ну а сейчас, похоже, в самый раз делать ноги". Буквально в два прыжка ЕЁ ноги уже на всех парах топили из аптечного пространства чётко по направлению к трамваю, который грозился вот-вот стартануть с остановки. Ноги ЕЁ уже приклеились к ступенькам, а руки к поручням. ЕЙ очень-очень нужно было уехать...
      Трамвай впустил ЕЁ и, дежурно позвякивая, тронулся с места. Позвякивание никак не могло заглушить пронзительного завывания сирены. Прилепившись к заднему стеклу спасительного ковчега, ОНА увидела, как за ЕЁ величеством прямо к аптечным ступенькам подогнали персональный транспорт. Транспорт под названием "канарейка", компактненький, жёлтенький да ещё и с синим огоньком. Но вот удача - хотя транспорт был персональным, маршрут его никак не совпадал с актёркиным.
      
      * * *
      
      Бредут себе по улице всякие человеки. И каждый из человеков - своей дорогой. Кто-то торопится, кто-то не очень, а кого-то попросту ждёт засада в лице преграждающей дорогу актёрки. Засада, случившись обычно у аптеки, появлялась из ниоткуда и прямо перед потенциальной жертвой. Вкрадчиво заглядывая своей жертве прямо в глаза, ОНА настоятельно пыталась просунуть ей в руки свою бумагу. Призвав на помощь весь криминально-актёрский дар и виновато потупив глаза, уже по уму обгрызались ухи случайного прохожего: "Мужчина, мужчина, вот вы послушайте только. У меня есть любовник, ну а у любовника, соответственно, скандальная, противная и к тому же старая жена. Короче, прямо не жена, а отработанный материал какой-то. Так вот - любовник-то меня любит, даже ой как любит, и претензий, собственно, у меня к нему нет. А вот его жена, напротив - совсем как-то меня не любит, можно даже сказать, ни капельки. Ведь у неё же абсолютно никаких шансов. Эта старая грымза, она вон, вон, во-он там в аптеке лекарствами торгует". В этот момент актёрка уже огорчённо и пренебрежительно указывала прямо на аптечные ОКНА. При этом ОНА как бы между прочим намурлыкивала: "Вот вы, мужчина, сейчас, пожалуйста, обратите своё внимание на меня!" Пытаясь убедить жертву в своей неотразимости, ОНА презентовала себя изящным движением кисти руки. Глаза ЕЁ тут же округлялись, а наглая рожа расплывалась в кроткой, но соблазнительной улыбочке: "Вот вам, мужчина, рецептик на лекарство. Это лекарство мне ой как необходимо". И вот уже лукавая бумага принудительно вкладывалась в надёжную мужскую руку. ОНА продолжала рушить мужчинский мозг: "Ведь вы же, мужчина, не хотите, чтобы эта шмара подсунула мне чего-нибудь вредного да отравила меня? Ведь правда же?"
      Оторопевший мужчина походил на того самого кура, что в ощип попал. Он только невнятно мычал и разводил руками. И тогда актёрка сама утвердительно отвечала на свой же вопрос: "Ну, конечно же не хотите!"
      Не давая опомниться, актёрка уже подталкивала жертву прямо к дверям аптеки: "Вот вам, мужчина, сейчас нужно сюда, затем на второй этаж по лестнице, затем налево и в дверь, а там прямо, прямо к главному ОКОШКУ в первый отдел. Если спросят, кто прописал и отчего, скажите, что, мол, не знаете, это для соседки". И вот абсолютно зомбированный дядька уже поперся точно по указанному маршруту. И тогда ОНА подумала: "Нет, ну пока в мире столько добрых и доверчивых человеков, миру не рухнуть!"
      
      24
      Фиолетовый
      
      Подстерегая очередную жертву, ОНА привычно отиралась на своей дежурной "точке" у аптеки. Операцию эту ОНА называла "Спрашивайте в аптеках города". Пронзительный визг тормозов рядом с парапетом. Новёхонькая вишнёвая "девятка" резко и широко распахнула дверь. С переднего сиденья уверенным прыжком прямо через парапет сигануло что-то фиолетовое, довольно коренастое, бородатое и очень кучерявое. Всё, что мутилось вокруг этого фиолетового сгустка энергии, как-то сразу поблекло и погрустнело на его фоне. ОНА продолжала наблюдать картинку. Фиолетовый сгусток, шустро семеня коротенькими ножками, направился не куда-нибудь, а ровнёхонько к магазину детского питания. Через считанные минуты, заботливо прижимая к сердцу трофеи с молочным содержимым, эта фиолетовая картинка уже мерила шажками расстояние от магазина до аптеки.
      И ОНА подумала: "Нет, ну это явно вариант! Такой весь из себя заботливый папаша, да ещё и в обнимку с молочными бутылочками! Такому точно поверят". И мошенница возникла у него на пути. Привычно потупив глаза, ОНА вкрадчиво обратилась: "Ой, мужчина, мужчина!" - а дальше по сюжету. Но этот мужчина, в отличие от остальных, не то что не пришёл в замешательство, а как-то нагловато и насмешливо посмотрел ЕЙ прямо в глаза. Он понимал - его явно разводят. ОНА же понимала, что этот фиолетовый однозначно вперся в ситуацию. Да, собственно, так оно и было. Его веселила виртуозная и наглая актёркина брехня. Мошенницу уже хорошенечко несло, и не было той силы, что могла ЕЁ остановить. Ситуация становилась напряжной, но без балды только бодрила и добавляла адреналина.
      От удивления ЕЁ бессовестную рожу перекосило, когда не дослушав душещипательную историю до эпилога, это бородатое и кучерявое явление просто вырвало бумагу у НЕЁ из рук, засунуло в свой фиолетовый гамак и растворилось за аптекарскими дверьми. И опять считанные секунды, и опять перед НЕЙ всё тот же нагловатый и буравящий насквозь взгляд. Вытянутая рука на открытой ладони протягивала влёгкость добытый для НЕЁ наркотик. ОНА продолжала спектакль: "Ой, мужчина, у вас такие добрые глаза, ну прямо спасибочко-то вам какое! Вот денежку возьмите за лекарство". Но фиолетовый, несколько раз громко хлопнув в ладоши, обескуражил непревзойдённую актёрку своим сюжетом. Небрежным движением опустошил свои фиолетовые гамаки и бросил на асфальт кучу мятых денежных знаков. После чего, деланно расшаркиваясь и кланяясь, поблагодарил ЕЁ за представление. И тогда ОНА подумала: "Надо же, а ведь этот чертило только что играл со мной на одних подмостках". Кучерявое недоразумение прыгнуло в машину, но стартовать не торопилось. Фиолетовый коллега по цеху через открытое окошко вишнёвой "девятки" продолжал наблюдать за ЕЁ дальнейшими действиями.
      Когда-то воры ЕЙ толковали, что с земли нельзя денег поднимать. ЕЁ амбиции были расшлёпаны, отчего подбородок вздёргивался выше обычного. Красиво придерживая кончиками пальцев длинную шелестящую юбку, ОНА уверенно перешагнула через валяющиеся на земле бумажки и поспешила раствориться в толпе. А фиолетовый подумал: "На всякий случай такую на ниточке надо держать". Позже их судьбы ещё не раз пересекались.
      
      25
      Дачный сезон
      
      Она уже не куражилась по-модному, когда почувствовала зависимость. Все мысли были заняты только тем, чтобы вовремя раскумариться, прежде чем накроют ломы. Впервые в жизни ОНА оглянулась назад. Всё реже ЕЙ хотелось увидеть себя в зеркале. Не в мазу, когда из зеркала на тебя пялится чужая наркозависимая ушлёпка, ни кожи ни рожи. К тому моменту для НЕЁ это не имело особого значения. Ясный хер - это вилы, но вот докумекать, что пора по тормозам, получалось лишь после того, как удавалось оклематься после очередной раскумарки.
      На дворе лето, а ЕЁ затряхивает от озноба, сопли в три ручья. Лето гораздо упрощало процесс добычи наркоты. В то время каждый уважающий себя пролетарий был обязан обзавестись дачным участком, а уж если звёзды правильно встанут, то на том участке мог вырасти ещё и дачный домик. Домик-то ЕЁ совсем не интересовал, а вот дачный участок как раз интересовал и даже очень. Если, конечно, на участке произрастал пищевой мак. Ах, какой же красоты были эти пронзительно алые и застенчивые сиренево-белые лепестки! Просто уникальные цветы! Хочешь, любуйся маковым цветом, а хочешь, ранним утром на заре моечкой покоцай маковые коробочки да и собирай на стёклышко чистый опий. Поджарил стекляшку на зажигалке, соскоблил той же моечкой и бодяжь себе дозу. Захотел - и по осени вытряхивай себе из засохших маковых коробочек чёрные маковые зёрнышки да и выпекай "маковый штрудель". А уж коли не нравится штрудель, можно и кокнар сварить из пустых осенних маковых коробочек. Выпарил разумно, и по кишке. Вот тебе кайф с аксельбантом! Это тебе целая кухня. И тогда ОНА подумала: "Ведь если не думается ничего, зачем вообще думать?" Высечь ЕЁ было некому, а надо бы.
      
      * * *
      
      Иногда операции по изъятию опийного мака у мирного населения напрягали не в масть. Просочившись на частную территорию через калитку, можно было получить за отвратительное поведение рогатиной по хребту и сделать ноги через забор.
      Утро было совсем раннее, солнышко ещё не проснулось. ОНА и ещё одна такая же дура набитая, ЕЁ подружка Майка, сохранившая, в отличие от НЕЁ, свежий румянец на щеках и высокую самооценку, вооружившись ножницами, "косили" маков цвет. С виду беспечная и равнодушная ко всему, Майка слыла похуистической оптимисткой и в любой ситуации презентовала себя как на подиум. Тем ранним утром ЕЁ подружка выглядела, как с обложки глянцевого журнала. Воображала Майка пребывала в образе, потому что её ещё не накрыла ситуация. Понятно!!! ОНА-то всё это проходила. Переоценка ценностей при любом раскладе всегда имеет место.
      Большая часть снятого урожая уже громоздилась на садовом столике. Вдруг на дачной тропинке замаячили две бесформенные фигуры. ОНА многозначительно переглянулась с Майкой. Ничего не оставалось, как только толкать порожняк. Залётные, удобно устроившись вокруг дачного столика, исполняли дешёвый зехер. Две фигуры почему-то не пропиздовали мимо, а прямёхонько направились к калитке, за которой и находился тот самый садовый столик. Фигуры недоумевающе переглядывались и пожимали плечами. Похоже, они никак не ожидали встретить вора на собственном участке. Залётные включились, что попали в блудную, и перешли к нападению: "А что это вы здесь, собственно, делаете? И чего это вам в такую рань не спится?" Вопрос был обращён к неожиданно прибывшим неуклюжим и престарелым тётям. От такой наглости тёти, придя в жуткое замешательство, явно прихерели. Одна из них подбоченилась и, набравшись невиданной смелости, пронзительно завизжала о том, что и столик, и этот участок - их собственность. И снова лучший способ защиты: "А-а... Мы вот тут отдохнуть присели, устали маленечко, пока урожай этот ваш стригли". Можно было, конечно, расшаркаться и свалить без горя, но дуры, не дуры, а кровную пайку они отдавать не собирались: "А мы вот добазарились да и купили это у твоей дочки. И вот задумались, как нам всё-то унести. Не поможете?" Та, что посмелее, начала пыхтеть, фыркать и брызгать слюной: "Да у меня не то что дочки, у меня и сына никогда не было". Стало ясно - басня не в тему...
      Та, что раньше пыхтела и фырчала, начала вдруг верещать, призывая на помощь не только милицию, но и добрых людей. Пронзительно верещавший "свисток" так или иначе не оставлял грабительницам выбора. Низкий старт - вот единственный вариант спасать свою корму, не хватало лишь секундомера. Та, вторая, глухонемая и бздиловатая, носила косую сажень в плечах. Вдруг бздиловатая неожиданно растопырила свои грабки. Так растопырила, будто брататься хочет, но, судя по звериному оскалу, она скорее уж задумала всем посшибать рога. И вот уже второй "свисток" верещал, что не выпустит прям никого. Обстановка накалялась, пришло время рвать браслеты. На раз аля-улю и ножницы в пузо бздиловатой.
      "Хе-хе-хе! Видали таких никого невыпускальщиц!" Заполучив свой шанс и порцию адреналина, залётные, прихватив свою кровную пайку, уже сверкали пятками.
      
      26
      Дурка
      
      ОН торопился, ОНА ждала. Два телефона по обе стороны колючки. ОН говорил, что всё хорошо. ОНА вторила и лгала не только ЕМУ, но и себе. Никто по ту сторону правды не догадывался, какую пользу на правилке сослужила ОНА и ЕЁ товарки бесогонам в белых халатах. Контингент было предписано жалить запрещёнными медицинскими препаратами. От препаратов температуру тела зашкаливало, и она достигала половины температуры кипения. Эта беда, которую в тебя засаживали, содержала раскалённое персиковое масло, закошмаренное серой. И вот кипящий коктейль уже наполнил шприцы. Подневольный контингент готов к пытке. Засаживали эту беду в восемь точек. Когда же беда принимала температуру тела, тогда в ляжки, в руки, в задницу и под лопатки впивались самые колючие в мире ёжики из кристаллов застывающей боли. Захочешь закимать, ляжешь на спинку - там под тобой четыре ёжика, на живот - вот тебе два ёжика, на бочок - и там по ёжику. Когда тебя затряхивает озноб, остаётся позавидовать только ужику, который на сковородке. Будучи подневольной, пришлось не захер всё хавать.
      Когда-то такую же морилку, да и ещё много-много чего, ОНА уже проходила совсем в другом учреждении. По прибытии в то учреждение тебя наряжают в рубашку, рукава которой куда длиннее боярских. Когда санитары завязывают их по инструкции, начинаешь ощущать себя творением природы, совершенно не обременённым заботами. Если будешь хорошей девочкой, вполне может появиться шанс достойно вковаться во фланелевый халат. В учреждении всему персоналу было предписание: как можно изощрённее забороть достоинство контингента. Откуда ни возьмись, перед тобой нарисовывается стайка белых халатов. Похоже, всю эту стайку скосила какая-то чума и все попросту болели, а может, и прогуливали не в мазу, когда их однокашники давали клятву Гиппократа.
      Стайка хороводилась с заморокой в шприцах и горящими чертями в глазах. Бесы куражились и засаживали в терпилу дробь за дробью. Когда жертва билась в конвульсии, а рот умел исторгать только пену, белые халаты призывали на помощь другие шприцы, содержащие противоядие. После ужаливания терпила включается, и тут его шифер снова лечат, но уже без особо высоких технологий, силой убеждения, - мол, всё будет ништяково. А по соседству кто-то с улыбкой Чеширского кота динамично раскачивался на стуле, кто-то тусил под дверью в абсолютно свободном окарауливании, неустанно повторяя: "Дома, Ванюша, дома". Самые изощрённые несли тревожный пост подле ОКНА, которое выдавало хавку. Случались и те, что пребывали в постоянном беспокойстве и, общаясь с виртуальным доктором, жаловались: "Тревога, доктор, тревога". На всякий случай интересовались: "Доктор, а собака с вами?" И никем не замеченный доктор с полной уверенностью отвечал: "Со мной, со мной". Убедившись в том, что собака-невидимка действительно была при докторе, на раз находили другой объект для беспокойства. Некоторые, особо обеспокоенные и темпераментные, вели себя очень шумно. Справив нужду и спутав щиколотки ненадетыми штанами, с устрашающим рёвом шамана приперевшись строго по расписанию на кухню в раздаточную, самоотверженно хипишевали. Повод для хипиша носил обоснованный характер - раздатчица положила в тарелку со щами макароны, но в этой тарелке не хватало привычного киселя. А какие щи без киселя? Это же никак не серьёзно.
      
      * * *
      
      ОНА жила среди них, хотя ЕЙ было понятно, что жизнь со дня на день планомерно превращалась в существование. Принудительно помещённая в психушку для вынесения вердикта о вменяемости, ОНА всеми силами желала сохранить хотя бы остаток рассудка. В этом отрезке ЕЁ жизни разрешалось терпеливо переносить нескончаемые процедуры, глотать пилюли, помногу спать, понемногу прогуливаться во дворике или просто мерить шагами пространство.
      Запрещалось рисовать, ибо остро заточенный карандаш причислялся к колюще-режущим. Вязальные спицы - тем более. Разрешалось идти на контакт с контингентом, но это было напряжно. Мамочка приносила ЕЙ книжки про художников эпохи Возрождения, а ещё - душистые букетики из укропа и петрушки.
      Когда ОНА только устряпалась в эту мориловку, то не испытывала к контингенту ничего, кроме сочувствия и жалости. Дальше - равнодушие, а по прошествии времени терпение зашкаливало и хотелось просто запускать в пространство тапочки, и прямо по мишеням. У персонала на этот случай имелось безотказное средство. Для особо темпераментных и режим был особый: шприц - сон, шприц - сон, шприц и снова сон.
      
      27
      Чувашия
      
      Вот ведь угораздило родиться именно в той эпохе, в которой все подряд человеки строго и безоговорочно распределялись по лагерям! Лагеря случались пионерскими или спортивными, встречались и трудовые лагеря. Слово "лагерь" в Советах имело значение куда более актуальное, чем слово "Фудзияма" в Японии.
      На ЕЁ небольшой клочок возраста выпала маза ощутить на своей шкуре все эти массовые недоразумения. В оконцовке ЕЙ не составило особого труда устряпаться на "столыпин". На этап отправляли обычно ночью. Распахивалось ОКОШКО камеры, и посреди ночи раздавался устрашающий рык гражданина начальника: "С вещами на выход!" Поэтапок в порядке очереди заталкивали в воронок: "Первый пошёл, второй пошёл..." От серо-чёрного ночного воздуха леденило душу. С неба сыпался то ли дождь, то ли снег, скорее всего, и то и другое. Вместо звёзд в тюремном дворике на столбе, пошатываясь от ветра, скрипел и неприятно лязгал ржавый фонарь. Ночь завывала пронизывающим ветром, очень громко, наперебой, лаяли конвойные овчарки.
      ЕЁ особенно трясло от декабрьского холода. Положенная ЕЙ дачка с тёплыми вещами опоздала, её разрешили только утром, а на этап дёрнули уже ночью. Мамочка с передачкой просидела перед ОКОШКОМ и была спокойна оттого, что девочка её теперь одета в тёпленькое. Девочку дёрнули на этап в декабре в белой хлопковой водолазке и тёмно-синих шерстяных колготах. В следственном изоляторе в НЕЁ никак не заталкивалась баланда. От приближающегося обеда начинало мутить. ОНА сильно поубавила в весе, кружилась голова, и когда заключённых выводили на прогулку, ЕЁ пошатывало от ветра. Тюремный доктор предписал ЕЙ белый хлеб и пайку масла. И всё бы хорошо, да дёрнули на этап, из воронка в железный "столыпин", который доставил ЕЁ прямёхонько в волнующую и дружественную республику Чувашия. Пункт прибытия носил доселе неведомое название Козловка, оно никак не проникало в ЕЁ сознание. Но не где-нибудь, а здесь, в зазаборенном и заколюченном Козловском ИТУ, ОНА снова станет хорошей. За время этапирования ЕЁ организм не восстановился, всё лицо и тело сплошь покрылось отвратительными розовыми лепёшками. Страшны этапы эти, ты уже не числишься за тем учреждением, из которого этапируют, и ещё не принадлежишь тому, куда этапируют. И всем всё похеру, ты между небом и землёй. Подозрительные взгляды поэтапок и пренебрежительные краснопёрых очень напрягали. Местный зоновский доктор развёл руками: "Не чесотка - это факт". На ЕЁ удачу на зону залетел случайный профессор. Осмотрев пациентку, независимый доктор поставил диагноз - полное переохлаждение организма, срочно хлористый кальций по вене. Лечение возымело действие, и ОНА быстро пошла на поправку.
      В порядке живой очереди окошко каптёрки выплюнуло TOTAL LOOK. При ближайшем рассмотрении этого приговора ОНА пришла в полное замешательство. ЕЙ ничего не оставалось, как похерить свою индивидуальность под розовыми, отнюдь не сексуальными толстенными байковыми панталонами и хлопчатобумажными тёмно-коричневыми чулками, место которым в музее археологии. Сверху было надето незатейливого фасона платье в непонятных синих ромбиках, пошитое, по-видимому, из некондиционного бельевого ситчика. TOTAL LOOK укомплектовывался грустно-синим лепенем и серой фуфайкой на вате. Щедрая каптёрщица просовывала ещё и платок, жутко чёрный и страшно колючий. И самый пиздец - это сиротские дерматиновые коны-моны. И тогда ОНА подумала: "Если теперь девочка оплошала и стала ну совсем никуда не годной, не исключается вариант, что именно пребывание в исправительно-трудовой дружеской Чувашии поможет ЕЙ вновь обрести облик удобоваримый в октябрятско-пионерско-комсомольском и коммунистическо-утопическом пространстве". ОНА трудилась вместе со всеми и вместе со всеми исправлялась. Так она попала в новое измерение за новыми ОКНАМИ. Режим содержания был особым, и по законам ИТУ, чтоб стать совсем хорошей, честь тебе - за любую провинность штрафной изолятор.
      
      28
      ШИЗО
      
      Форменные карманы цвета оливки зазвенели огромной связкой ключей. Перед НЕЙ с жутким скрипом и лязгом тяжело отворилась дверь, затем ещё одна, за которой абсолютно бесполое оливковое существо приказало раздеться. Не оставив на НЕЙ даже розовых панталон, это существо схватило со стола какую-то хрустящую тряпку и начало судорожно месить её руками. После ритуала это оливковое с силой толкания ядра запулило тряпку ЕЙ прямо в фасад. Траектория полёта оказалась короткой, а сила толкания - со всей дури. Последовала команда: "Одевайся быстро, руки по швам и вперёд". Поместилась в робу ОНА быстро, но вот роба никак не могла называться прикидом, пошить что-либо из такой тканюшки можно только на сапожной машинке. То ли платье, то ли бубен. Держать руки по швам абсолютно нереально, удобнее всего ходить, как пингвин. Надеть ботинки не предложили, и вот уже многофункциональная связка ключей подталкивала ЕЁ в спину. И тогда ОНА подумала: "Похоже, я теперь совсем никуда не годная". В длиннющем тоннеле ЕЁ посетила мысль: "Может, я попросту уже умерла?" Было темно и холодно. Босые ноги шлёпали по какой-то скользкой и вонючей жидкости. ЕЙ очень хотелось, чтобы тоннель как можно скорее закончился, и перед ней открылась хоть какая-то дверь. И дверь открылась. Ключи подтолкнули ЕЁ вперёд. ОНА увидела ОКНО, почему-то очень узкое и висевшее под самым потолком. В ОКНЕ напрочь отсутствовали стёкла, за ОКНОМ грустно завывал февраль. Ещё было четыре серых бетонных стены и в копейку серый бетонный пол. Мебели не наблюдалось. По углам разместились несколько бедолаг, вкованных в точно такие же робы, будто все от одной матери. Бедолаги никак не реагировали на происходящее. Они сидели, обнимая в потёмках подтянутые обеими руками к груди босые ноги, к которым прилепились склонённые головы. Бедолаги согревались теплом своего дыхания.
      Дверь с лязгом затворилась, и ключи уже зазвенели с обратной стороны. Поёживаясь от холода, ОНА осмотрелась и молча пригородилась точно так же возле бетонной стены. Кое-кто из терпил, едва приподняв голову, вяло окинул взглядом новую картинку снизу-вверх и снова прижал голову к коленям. Смеркалось. За окошком февраль уже не завывал, февраль окрасил небо тёмно-синими красками, в помещении тоже стемнело. Сильно хотелось жрать и спать, кроме холода, ноги уже ничего не чувствовали. Почему-то никто не предлагал ни ужина, ни матраса. В темноте послышался голос: "Ну чо там, оторвали свои задницы". ОНА спросила: "Чтобы что?" Чтобы спать, завтра на трудотерапию. Спали "котятами" или "цветочком". "Котят" должно быть двое. Нужно всего лишь образовать замкнутое пространство, устроившись "валетом". Подобранные под себя колени одной поддерживали затылок другой. "Цветочек" мог состоять из трех и более терпил. Бедолаги устраивались на бочок, тоже образуя замкнутое пространство. Товарки согревали холодный воздух теплом своего дыхания. Уснуть было крайне тяжело, и чтобы не потревожить "цветочек", не в тему было стучать от холода зубами, подрываться на дальняк, чтобы поссать. И даже если на тебя заползёт мокрица или мышь какая-нибудь, тебе нельзя шевелиться. Народ выживал. И кто может предположить, о чём в штрафном изоляторе (в узких кругах - ШИЗО) синими и морозными ночами думали эти босоногие пацанки?
      Утром зазамоченная дверь распахнула другое ОКОШКО, обещающее шлёпнуть из корца в серо-алюминиевую миску совсем не аппетитную, холодную, жутко жидкую кашу. Но импровизированный подоконник щедро выдал на каждую душу по огромной алюминиевой кружке кипятка. Если не дадут противной каши, может, оно и к лучшему, от кипятка согреемся, а в обед можно и кашу.
      Работа в ШИЗО таила в себе некое коварство. Надо было наплести невероятное количество плетушек, точно таких, в которых ОНА, будучи маленькой и хорошей, носила за плечами книжки вокруг обеденного стола. И тогда ОНА подумала: "Зачем же так много плетушек, неужели на свете столько маленьких и глупых девочек?" Причём, если сплести на одну авоську меньше, то "пингвину" уготовлен ещё один лишний день пребывания в "Арктике". Камера, которая судорожно заплетала сети, располагалась на широте куда южнее Арктики. Полы в ней были деревянные, а трудившийся контингент время от времени наколачивали по плечу дубинками те человеки, которых окрестили "дубачками".
      И вот уже рабочая вахта закончена, и контингент, помещенный снова в холодильник, получил по очередной кружке кипятка. На ужин было то же самое. Товарки немногословны. Веселиться причины особо не было, а "кисляк мандярить" не входило в понятия. Но всё же от них ОНА узнала, что, оказывается, в ШИЗО такой порядок. День "лётный", день "нелётный", за "нелётным" опять "лётный". Желудок уже устал недовольно ворчать на плохую девочку, и снова "котята" и "цветочки", снова усатые тараканы, кусачие клопы, вонючие мыши и скользкие холодные мокрицы. Иногда в "нелётный" день у кого-то из бедолаг съезжал шифер. Тогда алюминиевая кружка автоматически выплёскивала из себя всю порцию кипятка, и не куда-нибудь, а ровнёхонько в дубачью морду. И уж коли загрубил, то тебе правилка в мягком боксике. Мягким его называли из-за того, что боксик, обтянутый изнутри красным дерматином, умело маскировал следы красной юшки. Ори, не ори, чего понту - глухой форшмак, снаружи никто не услышит. Под красным дерматином был хитрый слой пенопласта.
      Бедолагу наряжали в браслеты, застёгивали их за спиной и препровождали прямо к месту экзекуции, а там уже напряг - мужская чувашско-оливковая сила в сапогах и с дубинками. Здесь можно безнаказанно поднять на того, кто слабее, не только руку, но и ногу. Можно выместить злобу за вчерашнее похмелье, можно оторваться за сегодняшнее недопитие, можно за вчерашний хоккейный матч, а можно просто за то, что звёзды не так встали.
      Вместо того, чтобы после экзекуции зависнуть на креста, да и оклематься там - снова бетонный пол. К назначенным пятнадцати суткам приклеивались ещё пятнадцать. И опять ненавистные плетушки, от которых трескалась кожа на ладонях, не по-человечьи сырое подземелье, побои и унижения.
      Изредка в "лётный" день радовала пайка отвратительного плесневого хлеба, который имел особый рецепт приготовления. Со всей зоновской столовой собирались объедки, те которые не доели мыши или просто остались от контингента. Каким-то непонятным способом вся эта канитель превращалась снова в более или менее однородную массу, из которой и выпекался тот самый хлеб для ШИЗО.
      Штрафником можно было устряпаться за отказ сотрудничать с оперчастью, за курение в неположенном месте, за нарушение формы одежды, а можно просто за то, что не так сел, не так встал. Если штрафник поднимал хипиш и требовал режимника или доктора, то дверь отворялась, и не на шутку веселящиеся от своей находчивости дубачки проталкивали в дверной проём местного и совсем неуместного сантехника с огромным гаечным ключом и в совершеннейшей маске олигофрена. И эта маска, ощерившись в беззубой улыбке, извергла из пасти: "А прокурора не вызывали?" После чего сантехник, довольный своим артистизмом, дико ржал, при этом наколачивая себя по ляжкам огромными кулачищами. За его широкой спиной кокетливо повизгивала и подхрюкивала группа поддержки. Юмор был настолько тонок, что больше никем не воспринимался. Каждое утро в ШИЗО через безглазое ОКНО доносился бравурный гимн ЕЁ страны. Это было время процветания развитого социализма.
      
      29
      Механик
      
      Все не в ногу, и только ОНА одна, неотразимая, в ногу. Таково было ее твердое заблуждение. ЕЙ и в башку-то никогда не приходило жить, как все. А вот прожигать без напряга и особо не очкуя, очень даже получалось. Напрягало, если на задницу не сыпались приключения, но зато, когда приключения сыпались, как из мешка, ОНА ликовала. Иной раз ЕЁ заносило чёрт-те куда. Ведь мало ЕЙ было по этапам пропердолить на краснопёром "столыпине" через всю страну в исправительно-трудовую Чувашию. Просто трудиться и исправляться ЕЙ показалось маленечко скучновато. ОНА буквально во всём искала приключений.
      Возникшая непонятно откуда на пороге барака первоходок гражданка начальница повесила в воздухе вопрос: "Кто умеет налаживать швейное оборудование? И кто бы смог работать в отряде многосудимок?" И тогда ОНА подумала: "Наверное, это всё-таки я. Хотя совсем не понятно, о чём речь". ЕЙ никогда в жизни не приходилось ремонтировать швейные машинки. Более того, у НЕЁ и знакомых мастеров отродясь не было. Но страсть как хотелось испытать себя в новом качестве. И тогда ОНА с уверенностью заорала: "Конечно же это я-а-а!" Минутой позже ОНА подумала: "Может, мне и механиком придётся поработать?" Уж по-любому лучше рядовой швеи-мотористки.
      ОНА мерила шагами локальную зону вместе с сопровождающей шоблой, состоящей из опера, режимника и гражданки начальницы. Оливковых человеков закошмарили сдать вовремя стратегический заказ и отшить для Родины херову пропасть рабочих рукавиц. Не трудно догадаться, маза-то кучерявая...
      Теперь у НЕЁ была своя приватная зона - собственное пространство, называемое слесарной мастерской. ЕЙ уже не нужно корячиться за швейной машинкой, выжимая из неё дневную норму. Теперь норма всего отряда многосудимок зависит только от НЕЁ. Чтобы не попасть в блудную, надо было хорошенько обнюхаться. С простыми машинками и дело оказалось проще, а вот спецоборудование напрягало. На помощь спецмашинке ОНА особо не спешила, подходила с осторожностью, а приблизившись к страшной железяке, лупилась на ту, как баран на новые ворота. Чтобы знать, с какой стороны подойти, стоило ткнуть пальцем в небо. Наконец-то определившись, чтобы квартет пошёл на лад, спрашивала на дурняк: "Ну и в чём, собственно, заморока?" И в тот момент ОНА подумала: "Возможно, проблема в том, что сейчас самый что ни на есть случай попросту огрести по батону".
      
      * * *
      
      Время шло, каким-то дуром у НЕЁ получилось включиться в тему. В ЕЁ слесарке жил огромный стол, который как-то сам по себе превратился в раскройный. На этом столе отработанными движениями перекраивались форменные платья и лепени. Работа стоила по общаковому тарифу - пачка чая или две курить. В таком перекроенном прикиде бедолаги чувствовали себя куда увереннее, чем в стандартных робах. Товарки на глазах преображались и, глядя на отражение в зеркале, тащились с себя. Хочешь с мылом засунь руки в карманы-"хулиганы", козырно оттопырив кверху большой палец, а хочешь дерзко подними остроухий воротник на стойке. Можно расстегнуть до некуда пуговицы на планке или с оттенком элегантной небрежности растопырить остроконечные манжеты, а ещё можно ловким движением засветить на юбке высоченный разрез. Отбоя от клиента не было. ОНА больше не хавала в столовой из общего сотейника. В ларьке продавалась карамель, печенье, маргарин. Твёрдую валюту в виде чая и сигарет можно было обменять хоть на чёрта в ступе. Страсть к изящным вещам не давала покоя. У НЕЁ был самый фильдеперсовый мундштук, френчовая кожаная сигаретница, фарфоровые умывальные принадлежности от Элизабет Арден, фирмовый дизайнерский гребень и сшитое не по уставу постельное бельё, всё в белых сатиновых рюхах, а самое важное - статус слесарской неприкосновенности. В бараке после рабочей смены ЕЁ уже ждал торт, который для НЕЁ и ЕЁ путёвых товарок исполнила шиха с погремухой "Чубарочка". Шиха эта своими формами напоминала трансформаторную будку. Чтобы кишку утоптать, Чубарочка готова была на подвиги. Торт, ясен хер, не выпекался. Рецепт приготовления был оригинален. Сначала толкли карамельные конфеты. Часть конфет бодяжили в воде, а часть алюминиевой ложкой сбивали с маргарином.
      Печенья пропитывались карамельным сиропом и перемежались с прослойкой маргарина. Это был оляс! Специально обученная Чубарочка умело отрезала от паек высокие горбушки, сама сжирала мякиш, а в пустую горбуху шинковала добытую из общего сотейника капусту, картоху, свеколку. Получалась неслабая "пицца по-босяцки".
      В эту правилку легаши сгоняли наркош из самых злачных городов великой державы: из Москвы первопрестольной, Питера - Северной Пальмиры, Одессы-мамы, Ростова-папы, Владика портового, ну и, канешш, оччн дашше исс гаррячего Дагестана, Кабарды и Осетии. Хер знает, с какого перепуга в правиле не мотала срока Грузия, Армения, Прибалтика, ну и Тува с Якутией.
      Касухами никто не морочился, портянки не кошмарил, статьи у всех звонковые, и потому в личное время вместо касы в тетрадки писались кулинарные рецепты. Тут тебе и сочная аппетитная долма, и торт "Графские развалины", и шашлык из нежной печёнки, и голуби в виноградных листьях. За нехер делать прочитаешь, сглотнёшь слюну и вроде как натолкался... В уставной выходной ближе к вечеру народ выдвигался из барака и топырился, как мог. Кавказцы барабанили по тыльной стороне тазиков для постирушек, а Приморье и столица били кирзачами лезгинку. Ростовские распальцованные под тот же аккомпанемент исполняли блатняк. Одесские понтярщицы, примастырив свои жопы на спинку лавочки и щурясь от едкого дыма махры, курили козьи ножки. Отбуцканные блокадой питерки скромно и достойно наблюдали со стороны. Уж если цыганочка - то с выходом.
      
      30
      Семейницы
      
      В ЕЁ слесарной рядом с раскройным столом прилепился не менее хлебный точильный станок. Хочешь - делай заточки, хочешь - модные каблы на конах-монах, да всё что угодно. В слесарку контингенту заходить строго запрещалось. Когда любящие сердца просили забить на своих телах клятвенные признания в верности и вечной любви, на двери выставляли ших.
      Обыкновенная швейная иголка, туго обкрученная суровой ниткой, ныряла в пробочку с чёрной тушью. Хочешь татушку - плати по тарифу.
      В отряде многосудимок чалились два любящих сердца. Они были не просто однохлебками, они были семейницами. Маленькая и тщедушная оторва Сода, с постоянно всклокоченными волосами и подвёрнутой кверху юбкой, по беспределу парафинила всех подряд. Если кому-то приходило в башку артачиться на Соду, то Виня без базла за половинку могла любому порвать жопу на лимонные дольки. Виня по габаритам походила на Кинг-Конга. Мотня на её шкорах висела у коленок, а плешивую репу прикрывал форменный платок, который без замороков превращался в кепи. Сода была озадачена постирушками и прочими бабьими хлопотами, Виня же хлопотала, что бы такое добыть пошамать в дом. Срока у них напряжные, статьи звонковые, а по мужской части только залётные шелудивые и беззубые расконвойные из местечкового ЛТП. Вся канитель под обзор и по понятиям толковалась примерно так: "Если уж сильно защекотало, таки живи междусобойчиком. Хочешь на взаимку, а хочешь семьёй".
      В слесарку семейницы припёрлись с эксклюзивным заказом - сделать на теле татушки. "М Я У Л Я У С С" - Милая Я Уйду Любовь Я Унесу С Собой. Шиху на дверь, аля-улю и всё в лучшем виде.
      Один кон подалась Виня срочно по делу к абортмастеру, а там как раз Сода по той же заморозке. При виде Соды у Вини шнифты выкатило, и Виня ну давай грабками махать на почве ревности. Сода лишилась части причёски, разбор закончился обычной бытовухой. Сладкая парочка попердолила не куда-нибудь, а тесным строем прямо в слесарку, где за пачку чая или две курить в тему включался точильный круг. Ап-оп - и нет тебе клятвенных обещаний!
      
      31
      Мордовия
      
      Снова выдернули на этап. Снова промозглая ночь, неуёмные собаки и краснопёрый "столыпин". И снова в дорогу хлебная пайка и нахер не нужная селёдка, которую сожрать-то в принципе можно, но если вдруг после селёдки сушняк накроет, водички попить обломайся, а то вдруг тебе и ссать захочется лишний раз. За всю путь-дорожку в "столыпине" разрешалось поссать от вольного в двух случаях. В первом - если решишь, что пусть лучше лопнет совесть, чем мочевой пузырь. Во втором - если путь до дючки пролегал через купе краснопёрых легашей. Правильным пацанкам такая маза не улыбалась. "Столыпин" доставил поэтапок прямо к воронку, а воронок - прямо в карантинову историю. Эта новая история разместилась в Мордовии, на станции с, прямо скажем, не самым поэтическим названием - Потьма в поселке Явас. Неоригинальная история оказалась привычной исправительно-трудовой. Снова режимник, опер и тут как тут гражданка начальница, только с другими мордами, с мордовскими. Внимательно изучив личные дела поэтапок, ЕЁ подтянули к куму: "Осужденная, что ты умеешь?"
      В мордовской истории бедолаги, сидя за швейными машинками, ежедневно боролись с нападающими на них тяжелыми, колючими суконными шинелями. ЕЁ мышечной массы для такого подвига явно бы не хватило. Эта веская причина и страсть к авантюре подталкивали подписаться на очередное безумие. И тогда ОНА подумала: "Скорее всего, я не сумею возводить небоскрёбы, не построю ракеты, вероятно, и симфонию не напишу так, чтобы заслушались, но я ни за что на свете не признаюсь в своей несостоятельности, а то вдруг - на тебе и шинели". На секунду задумавшись ("А что же можно уметь-то?"), ОНА уже бойко отвечала: "На чуток побольше, чем вы гражданины начальники сумеете сфантазировать". И тут посыпалось: "А рисовать? А тушью? А плакатным пером?" В ответ жизнеутверждающее: "Да, да, да". "Ну а ритуальные венки для похоронных процессий и чтобы бумажные цветы, как живые, и чтобы ленты на венках не иначе, как с золотыми буквочками?" Ответ не заставил себя долго ждать: "О-о! Это как раз то, что в жизни мне удавалось лучше всего. Я в этом здорово преуспела". Художественная мастерская располагалась на втором этаже, имела отдельный вход и могла даже запираться изнутри на ключ. Внутри этой сокровищницы ЕЁ поджидали и щетинистые кисти, и пёстрые краски, и флакончики с душистой тушью, и глазастые серебристые плакатные перья. А ещё тут был огромный рабочий стол, мягкий стул и много-много бумаги. Нормативная часть работы заключалась буквально в следующем: перевести на язык плакатного пера мордовские почеркушки с фамилиями в два столбца. Если вдруг бедолага не смогла забороть предписанные нормой партии шинелей, то глазастое плакатное перо обязано нырнуть во флакончик с чёрной тушью. Если ты от всего этого действа ни капельки не покраснеешь и тебя не замучают угрызения совести перед Родиной, вероятнее всего ты совсем пропащий гражданин. Ну а уж коли ты совершил настоящий подвиг и во благо Отечества отчаянно и безоглядно расправился с нападающими "суконными", в таком случае про тебя напишут красным шрифтом и нет тебе повода краснеть. Тогда ОНА подумала: "А может, лучше все фамилии писать непременно ныряя в пузырёк с красной тушью?" Сперва пиздунов-то, конечно, огребала, но стояла железно. В оконцовке мордовские гражданины начальники, поддавшись силе ЕЁ убеждения, осознали, что воспитали передовой отряд гегемонов и что попросту нет повода краснеть за воспитуемых. Вот такой развод - и овцы уцелели, и волки не оголодали. У НЕЁ был крепкий тыл, который ОНА определяла для себя как не совсем нормативную часть работы. Эта часть состояла из овальных металлических каркасов для венков, цветной гофрированной бумаги, широких атласных лент и золотой краски. ЕЙ не было жалко ни краски, ни бумаги. ОНА не жалела сил и оказывала ритуальные услуги, провожая в последний путь мусоров со всей Потьмы.
      
      32
      Любовь
      
      Урочные свиданки по режиму разрешались раз в полгода и по истечении половины срока. Если ОНА видела, как товарки по отряду прилипали носами к разлинованным в клеточку ОКНАМ, то ЕЙ становилось понятно - ОН соскучился, ОН приехал. Свиданке ничего не могло помешать, пусть ИХ и разделяла колючка, локалка и решётки. ОНА, вытянув шею, зацепившись пальцами и подбородком за форточку, молча лупилась на НЕГО в ОКНО. И хоть ОН оборись - голоса не услышать, но слышно было, как бьётся его сердце. И тогда ОНА подумала: "Нет, ну всё это явно смахивает на любовь".
      
      33
      Свобода
      
      Той ночью ОН не спал. В раннем сизо-фиолетовом утре ОН, засунув руки поглубже в карманы, ёжился от промозглого мордовского ноября. В то утро ОН встречал ЕЁ на свободе. Срок ОНА отмотала от звонка до звонка, помиловками портянки не марала, и вот уж теперь-то никто не мог отнять у НЕЁ свободу. Ровнёхонько за сутки ЕЁ хорошенько обшмонали, чтобы жизнь прекрасной не казалась. Суки затолкали пока ещё осужденную в каменный мешок. В ту ночь ОНА, конечно, тоже не спала. ЕЙ в башку лезли какие-то глупые и ровным счётом ничего не означающие цифры. До этого момента в ЕЁ бестолковке всё раскладывалось чётко по полочкам, а в ту ночь башка была какая-то беременная. Да и сердце колотилось совсем по-особому, тоже просилось на свободу. ОНА маленечко стремалась, ЕЙ очень хотелось, чтобы ОН ЕЁ встречал. Ведь по ту сторону колючки ОНА нахер никому не была нужна.
      Забрезжило утро, а вместе с ним раздалась команда: "На выход!" Как-то неуверенно и нехотя ржаво разомкнулись ворота. И ОНА увидела ЕГО, и на тебе в горле ком, аж слова все сразу поглотались. ОН молча обнимал ЕЁ, а ОНА, привычно вытянув руки по швам и уткнувшись ему в грудь, прятала на ней нервную и дёрганую улыбку.
      
      34
      Дрянь
      
      То ли чалка была херовая, то ли ЕЙ по жизни было не в тему справиться... И снова пёрышко сорок первого калибра ныряет в загустевшую штемпельную краску, и снова лукаво писанные бумаги просовываются в провизорское окно. Но только теперь по горячему, не на бензолку, а уже на гуту. Сначала всё было длинно, приход накрывал конкретно, да и тяга была отменная. Гута работала, как "энерджайзер", и давала бесконечную концентрацию физических сил. Ужалился, и весь мир у твоих ног. В тот момент ЕЙ казалось, что ОНА может и то, и это. ОНА вела себя раскрепощённо и наряжалась в самое модное. Самые лучшие парикмахеры, косметологи и массажисты, самые высокие каблуки. ЕЙ выдавалось авансом, одной порцией, столько кайфа, сколько человеку отмеряно получить за всю жизнь.
      Вскоре дрянь уже служила просто для поддержания жизненных сил. По неделе в амбаруху нихера не лезло, да и закимать было невозможно. ОНА жалилась уже через каждый час на протяжении нескольких суток. Ситуация с каждым днём всё напряжнее. Рисовать бумаги становилось геморно, не было сил. Башей тоже не хватало, но были цацки и были цыгане, те что банковали дрянью. Вот только дрянь у них больная. Они, гудозы, бодяжили дрянь фиксажем. Бывало, иной раз ужалишься, а вместо прихода - ап-оп и тебе вилы. Чувствуешь - гибель твоя пришла. Ещё раз - и та же байда, а долбота не отпускает. ОНА вкупилась, что ничего не остается, как только на креста зависнуть и только под капель. Капель капала, а за ОКНОМ плакала и облетала осень. Ох, уж это ОКНО, и без него муторно и тоскливо. И тогда ОНА подумала: "Переключиться и срочно!"
      
      35
      Конское толковище
      
      Ловчее всего у НЕЁ получалось управляться с разноцветными бобинами и стрекочущими серебристыми станинами вязальных автоматов. ОНА чётко знала, что со всем этим надо делать. Точнее сказать, без этого ЕЙ просто не дышалось, и всё тут. Ноги уже несли ЕЁ в том самом направлении. Привычная дорога, привычная лестница, до боли привычная обстановка, но рожи чужие, настороженные.
      И вот ОНА тут как тут, снова хорошая, с одной правилки прямо на другую. Все инженерно-технические работники уже гужевались в отделе кадров. ТУ, что откинулась, подтянули на тёрки не по понятиям. Как же ЕЙ достало в последнее время: руки по швам и нате - приговор. ОНА говорила себе: "Да не стремайся ты! Какой смысл?"
      Инженерно-технические давали маяк самой главной кадровице. На том толковище по-конски расшлёпывали творческую судьбу. Вся шобла на крайняк вместо лиц повернулась к НЕЙ задницами, причём облицованными в ЕЁ творения. Все междоусобные перетёры больше смахивали на полный бредос. Бздиловатая шобла не догоняла - соответствует ОНА или не соответствует? Допускать ЕЁ или нет? А может, стоит в оконцовке поверить оступившемуся элементу? А может, похерить эту проблему вовсе? Главная по кадрам пребывала в абсолютной уверенности, что кадры необходимо чистить, а не засорять всякими непонятками. Нет риска и проблем с отчётностью перед партией. И все эти шмары брезгливо, наигранно куражились, жевали сопли и толкали порожняк. Оборзевший и лютый сходняк разухабился на толковище без мазы.
      Место правилки располагалось не где-нибудь, а ровнёхонько в храме, давным-давно приватизированном бесноватым пролетарием. И вот казус-то - по иронии судьбы именно в этом самом храме крещён был ЕЁ дед. И тогда ОНА подумала: "Ничего, что в храме-то? Не судите, да не судимы будете". Но вот ведь горе какое... В недалёком будущем многие из заседавших рассуждалок покатились этапом по тому же маршруту, тем же "столыпиным", учиться туда, где ОНА, плохая, когда-то преподавала.
      Ситуация на конском толковище накалялась. Становилось понятно - очков ЕЙ не набрать.
      Вдруг в лице очень партийной, но принципиальной, независимой и просто сердечной правозащитницы случилась подмога. Подтянувшаяся на представление ко второму акту Людмила Иванна руководила творческой мастерской, в которой ОНА, хорошая, старательно трудилась. Не вникая в суть, прямо с порога правозащитница набросилась на обсуждаемый объект с восторженной речью: "Ну наконец-то, дорогая ты наша, как же нам всем тебя не хватало! Когда к работе готова приступить?" Затем последовали объятия и поцелуи. В этот момент заседающие сконфуженно заулыбались, одобряюще запереглядывались и, заблеяв трусливым и задорным хором, закивали своими козлиными мордами. И ОНА подумала: "Ну что за провидение? Можно и снова в творчество окунуться!"
      
      * * *
      
      Снова ЕЁ гипнорили пузатые и пестрые бобины. Снова стрекотали, размеренно постукивали и поскрипывали напичканные множеством иголок и крючков серебристые станины. Эти иголки и крючки, поселившиеся на шести этажах новёхонького стеклобетонного замка, беспрекословно подчинялись всем творческим замыслам хорошей девочки. Шестиэтажная история случилась в ЕЁ жизни дважды: один раз ДО того, как ОНА стала плохой, а другой - ПОСЛЕ, когда ОНА снова стала хорошей.
      Нарисовав себя новую, ОНА вела себя эксцентрично и обескураживающе. ЕЁ фантазии нацепили на НЕЁ реквизит в виде длиннющего тёмно-серого плечистого кожаного плаща с туго затянутой талией. Венчала образ самая настоящая серая каракулевая папаха, на лбу которой вместо жалкой кокарды красовалась круглая рубиновая брошь. Погоны отсутствовали, зато какие нарядные и сверкающие на солнце ордена за стойкость против той утопической и заблудшей эпохи украшали лацканы ЕЁ кожанки! Сверкающие броши в форме орденов выглядели вполне взаправдашними. Собственно, и сам наряд являл собой откровенное стебалово. Спектакль разыгрывался исключительно для партера. Партером ОНА называла инженерно-технических, тех что, собравшись в кучку, жалили ЕЁ, не подозревая, что это может быть больно. Амфитеатром ОНА называла всех почитателей ЕЁ творчества, которые в своём неуёмном стремлении к моде, с самого раннего утра слепившись в очередь, жаждали попасть к НЕЙ на аудиенцию. В очередь выстраивались: гор, торг, снаб, сбыт, культ, здрав и прочая номенклатура, желающая заполучить эксклюзив. Перепрыгивая ступеньки, ОНА пробиралась сквозь толпу к своему рабочему месту. ЕЙ очень нравились эти ступеньки и толпящиеся клиенты, и рабочее место, оснащённое своими секретиками. За ЕЁ спиной над рабочим столом уютно расположилось хитрющее зеркало, а на столе - не менее хитрющая тетрадка. И зеркало, и тетрадка являлись психологическим оружием, направленным против особо нетерпеливых и буйных торопыжек.
      Те торопыжки, которым совсем никак не нравилось стоять в очереди, с удовольствием коротали время, разглядывая себя в зеркале. А тем, что буянили и своим поведением вносили смуту, услужливо предлагалось излить весь гнев на бумагу. Простецки улыбаясь, ОНА вверяла в торопыжьи руки ту самую хитрющую тетрадь. Тетрадка обладала на редкость завидным смирением. ЕЙ припомнились школьные тетрадки, которые терпели и кляксы, и ошибки, и не только тройки, но и постыдные двойки. И тогда ОНА подумала: "Отчего тетрадки не могут поделиться с людьми терпением?"
      
      36
      Фиолетовая племянница
      
      ОНА то и дело прилипала к зеркалу. Ни одна из заколок, вплетённых в волосы, не годилась. Отражение в зеркале говорило: "Ну нет, нет, это ни к каким чертям не годится. Всё совсем не то". В тот момент, когда ОНА увидела в ОКНО Светучу, которая топила к НЕЙ на перетёры и ради которой городился весь спектакль, на помощь подоспело ярко-жёлтое хитросплетение в виде не совсем скромного, но жизнеутверждающего украшения для волос. И вот ОНА спонтанно лепила на бестолковку эту яркую жёлтую канитель и вместе с отработанной улыбочкой уже городила свою задницу на диван. Спина сделалась идеально ровной, будто ОНА лом проглотила. Одна нога перепуталась с другой, а клешни очень образно повисли на перепутавшихся коленках. Башка ЕЁ то и дело гордо закидывалась кверху. Надетая на лицо сама доброжелательность могла расположить к себе хоть Фредди Крюгера, хоть Джека Потрошителя. В принципе, эти базлы не могли по жизни влиять на погоду. ОНА же самая невъебенная, закошмарив ярко-жёлтым понтом то место, каким думают, просто-напросто исполняла репертуар. Хвост направо, хвост налево. Брови - то домиком, то вопросительными дугами, глазья то хитро сощуривались, то округлялись, как у глушенного омуля, ну а губы чередовали "иииииии!" и "ооооооо!" Она пёрлась с себя, но по ходу басня была не в тему. У гостьи таращились шнифты. Такого она даже в постановках по телику не видела. Фифа откровенно терзала бузу, считывая бузу с потолка. Вполне реальная Светуча вела себя скромно и воспитанно, а потому ей не мешали все фифины кривляния.
      Фифа, не ощущая ничего вокруг, кроме самой себя, продолжала манерничать. И тогда Светуча, почувствовав себя несправедливо казнённой, подумала: "Ну и чо понту-то? Если ЕЙ так нравится, то пусть сколько нужно, столько и кривляется".
      
      * * *
      
      Так масть легла, что Светуча приходилась, ни кем-нибудь, а самой любимой племянницей того фиолетового недоразумения. Дядя Фадей был правильным жиганом, но вёл себя безрассудно и эпатажно. Каждый кон щемясь в фифино пространство, он пронзительно и надрывно телебенил дверным звонком. ОНА открывала двери, и вот тебе - гутен таг и прямо к холодильнику. И хоть ты вешай грушу на холодильник, по-любому трёхлитровая банка с жирненьким деревенским молоком будет приватизирована в дядину пользу. Если с баночки снять пластиковую крышку, то легко доберёшься прямо до заветного слоя сливок. Если без прелюдий, то после того, как дверца холодильника захлопывалась, отхлопывать ту дверцу просто не захер делать, там было грубо пусто.
      ЕЁ мамочка и холодильник знали решение, и к следующему наезду на всякий случай холодильник брал да и переворачивал дежурную трёхлитровку с молоком и слоем сливок прямо кверху дном и прямо на пластиковую крышку. В очередной раз наездник, распахнув холодильник, от предложения как-то прихерел, ведь если перевернуть банку, то молочка похлебать можно, а вот сливки снять - тут уж, мастер, обломайся! Но Фадея и это нечаянное обстоятельство особо не ломало. Покидав свои кости на любимый фифин диван, он по-своему пялился в любимый фифин телевизор. Раскурив папироску, Фадей требовал нажарить ему картохи, и чтоб на сливочном масличке, и чтоб с лучком. Дядя уплетал картоху, а ОНА сидела на полу и думала: "У-ух! Черти его дери, приплёлся так приплёлся!"
      Чтобы дядя Паша не попросил ещё и котлет накрутить, ОНА хватала свою собаку и тащила её на неурочную прогулку. Дядя нехотя поднимался с дивана и брал инициативу в свои руки. Тогда прогулка превращалась в ознакомительную экскурсию со всеми партиями всех женщин России. Дядя очень любил абсолютно всех безуль, какие только попадали в его поле зрения. Но больше всего он гордился не качеством безуль, а их количеством. Этот дядин бзик походил на перепись населения. Дядя тягал за собой фифу с одной хазы на другую, а вместе с фифой и огромную аборигенную афганскую борзую.
      После настойчивого нателебенивания во все двери, те распахивались, и из них приветливо лыбились тёлы на любой вкус. Они были разные - блондинки и брюнетки, жирные и субтильные, высокие и не очень, но все как одна на редкость улыбчивые. Каждой из них дядя, на уровне художественной самодеятельности, откровенно, но пошловато улыбался. Приложив руку к сердцу, клялся, что безумно скучает и при первом же возможном случае осчастливит дамок своим визитом. Дуры плыли в улыбке и знай себе: гы-гы да гы-гы. Когда гыгыколки растворялись за своими дверьми, дядя вскидывал волевой подбородок и обращался к фифе: "Ну и как тебе?" А фифа уже от этакой скукотищи становилась Фефёлой и только пожимала плечами. Не приводили ЕЁ в восторг все эти безульки.
      И тогда ОНА подумала: "Ну и чего они так радуются его появлению на пороге? Может, даже и ОНА сама при виде дяди точно так бы лыбилась, если бы каждый раз дело не доходило до бесцеремонного опустошения ЕЁ собственного холодильника, наглой приватизации ЕЁ собственного дивана, телевизора и всего-всего принадлежавшего ЕЙ пространства?" ОНА в своём пространстве никак не давила на дядино биополе, так как ЕЁ присутствие попросту для него отсутствовало.
      В тот момент, когда фифе казалось, что ОНА отсутствует, на самом деле ОНА находилась под пристальным дядиным наблюдением. Паша Фадей держал ЕЁ на ниточке с того самого момента, когда однажды со словами "Ой, мужчина, мужчина!" ОНА, преградив ему путь, брала его на дурняк. В тот день он принял ЕЁ дешёвый зехер только потому, что сам по жизни был человеком азартным и безбашенным. По жизни он был игроком и потому прикололся к актёркиному криминальному артистизму. Где это видано, чтобы наркота сама к клешням лепилась и всего за двадцать одну копейку? Паха, похоже, подомнил, когда вытряхивал на землю бабло. Ну зачем ЕЙ оно - то, что само сыплется к ногам?
      
      37
      Мэри
      
      В следующий раз дядя и актёрка пересеклись в холле гостиницы возле номера залётной певички. За каким хером Паха удобно расположился в кресле возле номера заезжей поп-дивы? Не-е... врубиться-то можно, ведь импортная певичка выглядела конкретно. А вот почему папочка на сей раз забил на бутылочки с детским питанием? Похоже, детки выросли, и можно в блуд!
      Двери почему-то под чарами папочки-мачо не торопились распахиваться. Фадей терпеливо выжидал. Вдруг в гостиничный коридор ворвался сквозняк. ОНА, шурша своими юбками и цокая каблуками, уверенной походкой просквозила мимо. Каково же было его удивление, когда актёрка настойчиво постучалась именно в ту дверь, которую он так безнадёжно гипнорил. При этом ОНА ещё наколачивала высоченными каблучищами по гостиничному ковру и орала: "Мэри! Открывай, это я!" В ту же секунду двери распахнулись, и та, что ворвалась сквозняком, растворилась за ними. Дядин мозг рушился: "Ну за каким хером ОНА здесь? Какой именно интерес эта пигалица имеет к этой самой двери?"
      Тема зарубежной эстрады уже не канала на раз. Напряжный дядя догонял уже другой интерес. Двери, за которые сквозанула фифа, вновь распахнулись, и вот уже ТА, что мгновение назад красиво ворвалась в гостиничное пространство, держалась, прямо скажем, не так сногсшибательно. Добыча в виде майдана, по самое некуда набитого модными шмотками, явно перевешивала недюжинные физические возможности. Фифа, согнувшись в три погибели, как каракатица, задом наперёд волокла свою добычу. "Ой, мужчина, мужчина, ну что вы расселись-то, войдите в положение! Возьмите вот это да помогите приличной девушке! Когда ОНА посмотрела на "мужчину-мужчину", то поняла, что ЕЁ пластинка заезжена. Тем не менее ОНА продолжала: "Мне же силы ещё нужны, ведь всё это впаривать придётся..." Мужчина, с надменной и снисходительной улыбкой, важно и деланно лениво покидал свой пост. Каждое его движение было наигранно-артистичным. ОНА-то всё влёгкую фокусировала. И тогда ОНА подумала: "Нет, ну, похоже, папик совсем не пропирает ситуацию". Пытаясь его включить, ОНА уже орала: "А пошустрее никак? Пожалуйста, ведь вас менты могут враз зажопить, а вы с майданом иностранного происхождения". И тогда дядя подумал: "Нет, такую кралю не на ниточку, такую на крючок надо!"
      
      38
      Автоугонщики
      
      Исполнявший в криминальной группировке главную роль Паша Фадей сделал ЕЙ деловое предложение. Чтобы отказаться от него, нужно быть полным бажбаном. Предложение ОНА приняла не без интереса. Быть просто плохой девочкой уже надоело, ЕЙ хотелось стать отвратительной.
      В стране бессовестно бушевали разухабистые и отчаянные девяностые. Кругом царил полнейший беспредел, бандитизм и рэкет. И если ты рэкетир, кидала, мошенник или аферист - это означало только то, что ты держишь руку на пульсе времени. ОНА, жертва моды, как обычно, опережала время. Поднаторев в незадачливом криминальном искусстве, ОНА чувствовала себя в нём, как рыбка в воде. Вырывались наружу такие смысловые определения, как: кинуть пассажира, заломать лавандос, развести на мякине, запарить клиента и даже закрутить клиенту ласты. Да много, много всего волнительного. Разгул беспредела не заботил ни ментуру, ни прокуратуру, ни народных дружинников. Стражам правопорядка всё, что происходило в стране, было глубоко до пизды. Можно было, конечно, задаться определённой целью и, очень сильно постаравшись, призвать власть имущих к правоохранительным или правозащитным действиям. Но хоть их в порядке живой очереди прямо кувалдой и прямо по макитре наколачивай, риск остаться незамеченным всё же имел место. В то время все как один власть имущие были серьёзно озадачены растаскиванием страны. Под передел собственности попадало всё, что можно оттяпать у государства. Это явно смахивало на бракоразводный процесс с разделом имущества.
      
      * * *
      
      Дядино предложение заключалось буквально в следующем. Актёрка должна работать саму себя и гастролировать с дядиной труппой по широким просторам необъятной Родины. В кадровый список были включены все необходимые для гастролей персонажи. В труппе мурководили только что отмотавший срок профессиональный автогонщик Колёк Хохол. Колёк был парнем без проблем. На все проблемы он только посмеивался, легко отшучивался, и проблемы как-то сами по себе решались. Колькова улыбка всегда была хитрой и доброй, а гордая грудь, слегка сутулая спина, а также грабки и буги были сплошь забиты разными картинками из той жизни, что он оставил за колючей.
      Имелся и рукастый автослесарь Юрок, который тоже был отчаянным автогонщиком, пока не получил серьёзную травму колена. Юрок и Хохол, очень похожие друг на друга внешне, приобрели за долгие годы дружбы и схожие внутренние качества. Они никогда не спорили между собой и чётко знали своё дело. Иногда на работу подтягивались и временно исполняющие обязанности: специалист по раскодированию замков, опытный подрывник, меткий снайпер, а также фокусник, который лихо заламывал хрусты.
      ЕЁ роль на гастролях с Дядей Барабасом была не последней. К процессу ОНА подходила творчески и действовала по обстоятельствам.
      Автогонщик-автоугонщик Хохол влёгкую мог спиздить любую тачилу, и если айва, то, ловко выкручивая баранку, он отрывался от ментовского хвоста. Когда тачила отчаянно и пронзительно визжала тормозами, из открытых окон в разные стороны летели "тэтэшки", "беретты" и другие имеющиеся в арсенале стволы.
      Если был заказ на определённую марку автомобиля, они это работали. Вечерами, шастая по спальным районам, арканили объект, дальше - по нотам и в мажоре. Идеальный вариант - если абсолютно никому не нужную арбу накрывала пылища, и означало это, что хозяин временно отсутствовал. Нефиг делать - потусишь туда-сюда несколько конов вокруг тачилы, да и на дурняк засканишь поляну. Чтобы не попасть под фотку, тусили грамотно. ОНА на кон играла возлюбленную автогонщика. Для романтики автогонщик бережно обнимал накинутый на ЕЁ плечи заранее купленный в комке реквизитный пиджак. К груди ОНА трепетно прижимала букетик цветов. Если пахло жареным, то ЕЁ нос по самые глазья нырял от словесного портрета или фоторобота прямо в букет. Вдосталь насладиться ароматом было невозможно. А что может быть романтичнее гулялок под покровом темноты возле покрытой пылью машины? Но в очередной раз романтические отношения заканчивались тем, что машина уезжала к новому владельцу.
      На уехавших мобилях автослесарь технично перебивал номера, а уж коли необходимо, то можно и в другой цвет перекраcить. Желание заказчика - закон. Нравится "вишня"? Пожалуйте. Хотите тёмно-синий металлик? Не вопрос. А уж новые документы виртуозно выправить - так это было делом ЕЁ рук.
      
      39
      Лысый
      
      День как день, совсем обычный, будничный и, соответственно, рабочий. Но сегодня ОНА должна выглядеть по-особому сногсшибательно и беззаботно, походить на глупую, капризную и требовательную моргучую куклу. ОНА уже вживалась в роль и знала, как эту роль работать.
      Кукла и Барабас вальяжно расположились на заднем сиденье его "девяточки". За рулём был неприлично рыжий и неприлично стремящийся следовать моде Виталик Тридцать Третий, ручкам которого сегодня выпала особая честь виртуозно заломить хрусты. Ох, уж этот Тридцать Третий! Он так правильно умел пересчитать белки в бандероли, что половина оседала в его гамаках. Место рядом с "ручками" не занимал никто. Место было бронировано. Фадей забил стрелку с клиентом, который уже маячил на горизонте. Трусоватой походочкой, в предвкушении удачной сделки, клиент торопился к условленному месту. Он нервно подёргивал подбородком и озирался по сторонам. Поспешно перебирая кривыми ножками, он так топил, что маленечко взопрел. Одна рука его беспристанно промакивала огромным клетчатым платком сияющую на солнце лысину, с которой градом катился пот. Другой рукой он плотно прижимал к груди портфель. Вероятнее всего, портфель был взят на прокат в музее археологии, а вот костюмчик, что служил клиенту покрышкой, да и носовой платок в клеточку, похоже, были дороги ему как память о прадедушке. Прежде чем устроиться на забронированном для него месте, стремающийся клиент подбежал к арбе, да так низко наклонился к бамперу, словно хотел расцеловать его. Сфокусировав шнифты на номере машины, бздиловатый кекс какое-то мгновение, шевеля губами, пытался записать номер на подкорочку. Кекс, едва пригородив свою жирную задницу на сиденье авто, тут же заверещал, что товар при нём, но если что не так, то у него какие-то крутые завязки. Кекс пытался взять на характер, а не то крутые кексовы завязки возьмут да и достанут прямо всех и прямо из-под земли. И тогда ОНА подумала: "Надо же как трогательно! Блеск! С кексом-то всё понятно. И на кой хер под землёй нужны такие завязки?"
      
      * * *
      
      ОНА вколачивала баки безучастно, с деланным равнодушием ко всему происходящему, громко и неприлично зевала во весь рот, при этом похлопывая нарядной клешнёй по развернутой хлебали. Куклины клешни были щедро увешаны браслетками и гайками с брюликами. Одна цацка выглядела бриллиантовее другой, а каждая браслетка своим внушительным видом могла поспорить с сокровищами гробницы самого главного из всех фараонов.
      Карабасову шею внушительно украшала веснушка из очень благородного металла, но далеко не благородных размеров. Короче, не парочка, а музейные экспонаты. Виталик тем временем барабанил по рулю, разогревал свои агальцы.
      Важный и степенный Фадей кошмарил вислоухого клиента: "В общем твоя маза вполне реальная, а где гарантия, что ты не накосячишь?" Кекс божился на церкву, а Карабас продолжал: "Слышь, уважаемый, сегодня я банкую и хочу забаловать вот эту кошку. А кошка здесь на раз, что ЕЙ охота самой быть в теме".
      И тут кошку как подменили, ОНА перестала зевать, можно даже сказать, резко оживилась и, приподняв повыше и без того короткую юбку, выставила свои колени на всеобщее обозрение. Кошка нетерпеливо ёрзала задницей по сиденью. Будто для того, чтобы получить побаловать, ЕЁ заднице было предписано во что бы то ни стало его протереть. Со словами: "Ой! Котик мой ласковый!" - ОНА роняла свой нос прямо в котиково плечо и при этом совершенно по-дурацки бисерно хихикала. Когда ЕЁ нос выныривал, то обращался уже к поджаристому кексу. Нос кокетливо морщился, а ресницы неестественно хлопали: "Мужчина, мужчина, я же что-то выбрать уже очень должна, покамест котик мой не раздумал, а то с него станется. Нет, ну вы, мужчина, даже себе не представляете, какой он у меня ласковый. Вот прямо сейчас мы с ним выберем подарочек, и я вам всё подробно и расскажу". Одна нога ЕЁ попеременно закидывалась за другую, губы капризно вытягивались в трубочку, а глаза сужались в хитрющие щёлочки. Клиент не торопился. Хотя в тачиле имелся кондиционер, он на автомате надраивал клетчатым платком свою и без того сверкающую лысину с полным отсутствием ботвы. Этот процесс, вероятно, каким-то образом концентрировал мысли. Кекс дрожащей рукой впопыхах запихнул свой клетчатый платок в карман пиджака. Ещё раз осмотревшись по сторонам, той же трясущейся рукой он залез в самое сердце пиджака и жестом великого Гудини извлёк оттуда точно такой же унаследованный от прадедушки носовой платок, аккуратно сложенный конвертиком. После чего лысый начал бережно раскладывать конвертик у себя на коленях. Сюжет сильно смахивал на пикниковый. И тогда ОНА подумала: "Сейчас развернёт свою самобранку, достанет из портфеля яичко вкрутую, наверное, сальца ещё, хлебушка и солюшки в спичечном коробке. Совсем он дурак, что ли?" Но лысый кекс оказался не совсем дураком, а точнее совсем даже не дураком. Результат превзошёл все ожидания. То, что расположилось на самобранке, напоминало пещеру с сокровищами. Похоже, клиент приволок на презентацию все запасники ювелирных магазинов необъятной Родины.
      Карабас важно откинулся на спинку сиденья: "Ну чо, кысь, выбирай!" И тут кысь понесло: "Ой, мамочки-то какие мои родненькие! Ииии! Вон ту хочу, самую блестящую. А, нет... Не ту, а вон ту с красным камешком посередине! А может, с белыми шариками?.. По-моему, очень нарядненько. Котик, ну а если взять все три, то эта крыса из моего подъезда, ну со второго этажа, вся полопается от зависти. Разве это плохо, если от зависти-то?"
      Котику, похоже, было абсолютно безразлично, отчего полопается крыса со второго этажа. Он продолжал кошмарить лысого: "Ну что с ней будешь делать? И так уже вся увешалась, будто новогодняя ёлка, а всё мало. Я ЕЙ: "Ну хочешь шубу новую? Машину, в конце концов?" И тут кысь, не отрывая глаз от алмазного фонда, обращаясь в никуда, просочилась в перетёр: "Нет, мужчина, ну котик-то мой, ну в своём, штоль, уме-то? Аааа... Машину, чтобы я в кавой-то въехала, и всё - нет машины? А шуба очередная к чему, когда и зимы-то толком не было, а летом кто её увидит, шубу эту? А то ещё и моль побьет, и нету шубы! Ведь правильно, мужчина?" В ответ мужчина что-то невнятно блеял и утвердительно кивал подбородком. Кысь продолжало нести: "Ох, котик, проблем-то с тобой сколько! Аж вся больная я от тебя сделалась! Только брюлики, и не обсуждается!" И снова ЕЁ нос тонул в его плече, и вот котик уже мурлыкал про то, что надо баши посчитать. Лишь бы хватило, ведь мурлыка не рассчитывал на оптовую закупку. Настал момент засветить перед кексом лавандос. Бабки, которые котик достал из гамака, стояли столбом. Он просунул их Тридцать Третьему и попросил пересчитать. "Пальчики" делано удивились, за ким хером, мол, пересчитывать, всё ж в банковских "котлетках"? Карабас уже тёр лысому: "Время такое, доверять абсолютно никому нельзя, а вот этот штемп проверенный, ему можно".
      Проверенный штемп мастерски пересчитал лавандос и утвердительно закивал вилком.
      При виде бабла у вислоухого барыги с клыков закапала слюна. Теперь уже барыга в предвкушении сказочного обогащения нервно ёрзал жопой по сиденью. В барыжьих вытаращенных, как у глушенного омуля, бельмах мелькали только цифры. Из кармана пиджака снова появился смятый клетчатый платок-близнец и заелозил по сверкающей лысине.
      Котик, убедившись, что кысь наконец-то определилась с выбором, предложил ЕЙ примерить цацки. На что кысь снова начала бисерно хохотать: "Ну что у тебя с макитрой-то, котик мой? Хоть ты и ласковый, но как есть бивень! Ты прям совсем сеансы не сечёшь! Зачем примерять-то? Я же всё на красоту выбирала!!! Да если даже маленько великовато по размеру, то сверху можно и ещё одно нацепить, то что поменьше. Лишь бы у нас с тобой башей хватило. А если не хватит, то ерунда, завтра привезём. Ну а если вдруг лишние какие останутся, то тогда во-он те маленькие серёжки. Гарнитурчик-то какой сложится, а я уж своим фасадом его украшу! И не заставляй меня ёжиться!"
      Башей хватило и ещё осталось на маленькие серёжки. Вот только немного не хватало на скромное колечко, которое Карабас просто обязан был приобрести для своей официальной Карабасихи. На самом деле у Пашки Карабасиха была и не Карабасиха, а та ещё едкая штучка. Молодая, с яркой внешностью и нормальным воспитанием, Гулька имела в своём арсенале не только скромные колечки, но и нескромные совсем. А ещё - шубки, машинки и Пашкино сердце, которому только одна она разрешала биться в груди.
      Кысь отлично знала про Гулькину сокровищницу, но ЕЁ забирал азарт.
      И тогда кысь принялась фаловать лысого сделать скачуху, существенно незначительную для той суммы, которую котик готов был выложить барыге. Дальше ОНА бурчала по сюжету про то, какой кекс симпотный и правильный пацан, и что ОНА будет за него мазу держать.
      Фадей, почувствовав явный перебор, протянул кексу бандероль и сказал: "Уважаемый, баши любят счёт, и потому пересчитай прямо сейчас, чтоб без базла. А цацки отдай кошке, хоть ты, похоже, и без заморок, но хер знает, что в твоей гуче. Ща никому нельзя верить!"
      "Уважаемый" время от времени поплёвывал себе на мальцы, которые раскладывали баши аккурат в кирпичики. Клиент напрягался, потел и шевелил губами. Лысый решил задачу, и вот уже, сложив множественные кирпичики снова в бандероль, собрался было засунуть белки в свой портфель, как вдруг в тему включился Фадей: "Уважаемый, баши не только счёт любят, но и пересчёт, чтоб уж в оконцовке без головняков". И попросил передать бандероль для пересчета в доверенные ручки Тридцать Третьего. И вот уже эти ручки так же аккуратно раскладывают баши по кирпичикам. Каждый кирпичик сопровождался вопросом: "Верно?" На что лысая башка согласно кивала. Когда ручки уже собрали всю сумму в одну пачку, то она уменьшилась вдвое и, свёрнутая пополам, была вручена барыге. Только Карабас - ап-оп - открыл окошко, чтобы закурить, в нахалку, откуда ни возьмись - бабон, и прямёхонько к "девяточке". Карабас спешно скомандовал: "Всё! Разбегаемся!" До смерти перепуганный лысый, не успев опомниться, заграбастал полегчавшую бандероль и потопил без горя в неизвестном для самого себя направлении, точнее - куда ноги несли.
      Паха, Виталик и ОНА сработали сегодня алмазно, и адья тебе, лысый! Отстегнув мусоришкам долю за нехитрую работу, они стартанули в завтра.
      
      40
      Валюта
      
      В стране были запрещены валютные операции, но, при всём уважении к законам, на завтра была назначена гастроль в новую точку. И не просто в другой город - в другую республику. В эту республику нужно было загнать для заказчика свежеспизженную тачилу, а на кровно заработанные ангажировать американских денег. Гастролёры, конечно, понимали, что своими маклями вызывают только ненависть трудового народа, но не могли наступить на горло собственной песне. Для успеха запланированной истории тему работали Паха, Хохол и Тридцать Третий. Ну и ОНА, конечно же, ОНА, как без НЕЁ?
      За ОКНОМ перегоняемого автомобиля солнце уже стояло в зените и кокетливо заигрывало, стреляя своими пронзительно острыми лучиками сквозь кроны деревьев. ОКНА мелькали, пробегая мимо жёлто-зелёных и сине-зелёных насаждений. Быстро, словно во сне, одна картинка-раскраска сменялась другой. Тонущие в летнем мареве и в солнечном свете краски завладели ЕЁ воображением. В ОКНО бесцеремонно врывались звуки, которыми дышал раскалённый летний воздух. Чем ближе к цели, тем солнышко становилось ярче и теплее.
      В пункте назначения всю бражку встречал самый главный бабай. Нет, это был не законный мэр, а вор. И не просто вор, а вор в законе. Почтенный и авторитетный человек предложил бражке крышеваться в его доме. Там залётных уже ждал по-кавказски щедро накрытый стол. За хавчиком толковали и все проблемы насущные раскладывали по рамсам. Каждому гастролёру определилась своя тема. Гастроли обещали быть нескучными!
      Раннее погожее утро, добрый вязкий и терпкий чифир. К чифиру - разный гуталин и, прямо из холодильника, хрустящие шоколадные конфеты-ассорти. После токовища и чифира для поднятия тонуса - утренняя пробежка к морю, морская ванна с пушистыми ласкающими тёплыми волнами, а после ванны - трусцой обратно под крышу.
      
      * * *
      
      Тачилу впарили по сценарию, без головняков. Дальнейшая цель пребывания на гастролях заключалась в том, чтоб грамотно накосить валюты. Для дела, на раз предстояло хорошенечко потоптаться по самым злачным местам гостеприимного южного городка да и засветить себя местечковой тусе и, закорешившись, в товарищеской беседе расколоть товарищей и дать бризец, кто из местечковых по-крупному барыжит валютой. По условиям необходимо было штемпа легко взять на доктора. Штемп нужен был простой, довольно сговорчивый и незамусорённый. Когда объект был срисован, то сам не ведая того, он уже находился в работе. А дальше по сценарию - подкатили, обогрели, обобрали...
      Для разогрева клиента дядя предложил ему пощупать хрусты на вшивость, а то ведь верить-то никому нельзя. Уж коли ажиотаж, то стрелка между двумя серьёзными людьми была забита не где-нибудь, а в баре гостиницы "Интурист".
      Глупый ермолай желал поскорее скинуть зеленые дрожки с максимальным наваром. Дядин извращённый ум работал на опережение. У дяди Фадея на сделку была своя маза - как можно техничнее развальцевать барыжью морду.
      Фадей ждал ЕЁ, но возникла ОНА будто из пустоты, неожиданно. За НЕЙ неприлично тянулся шлейф приторно-слащавых звонких духов. Резким движением ОНА вцепилась в дядин волевой подбородок и во всеуслышание прошипела: "Ну чо там, чижик, у нас с "зеленью"? Я уже, собственно, подобрала для себя всё самое необходимое. Хотя, если честно, там ещё столько полезных для жизни всяческих вариантов! К примеру, вот купальничек! Отродясь такого не видала! Он прямо такой, прямо на ниточках весь! В таком и жарко не будет!"
      Какое-то мгновение ОНА выражала свои ощущения набором восторженных звуков, затем снова заверещала: "Вот прям щас, чижик, пошли вместе со мной и сам поглядишь, какие все шмоточки волнительные! И вы, мужчина, пошлите вместе, вы будете в восторге! Там такой халатик прямо уютный и такой домашний, чтобы из ванной - и сразу по-домашнему. А сверкающие перстенёчки, браслетки и платьюшки такие весёленькие! А выходных туфлей там сколько, что головокружение начинается! К туфлям сумочки, аккуратненькие такие! Я примеряла туфельки и как сумочку взяла и примерила вместе с туфельками - прям ахххренеть какой ансамблик получился! А серые мыши эти, ну продавщицы: "Денег-то хватит?" А я-то не растерялась, конечно, и в ответ: "А может, я дочь Ротвейлера!!!"
      Чижик снисходительно хихикал и, обращаясь к валютному барыге, заговорщицки произнёс: "Что с ней будешь делать? Ведь есть королева! Всё в жизни могу, а вот отказать королеве в житейских радостях нету сил! Да и ясный хрен - что за зелень можно купить, то за наши рябчики не угадаешь. Хочу, чтобы у королевы моей было всё, что она захочет. А ещё на заграничный курорт хочу ЕЁ отвезти, а там ты кто без валюты? Так что завтра привози всё, что есть, всё скуплю. Гулять - так гулять! И вижу я, королеве моей ты понравился, а у НЕЁ на хороших людей собачья чуйка. Только смотри - погоны хвостом за собой не приволоки".
      
      * * *
      
      Тряхнули ермолая конкретно. Вздержка прошла без помарок. Как обычно, ручки грамотно пересчитали и "зелень". Пришло самое время чижику закурить папиросочку, и ап-оп - нате, мусорки на горизонте замаячили. Мало того, что ермолая технично развели на мякине, так ему ещё и предъявили за мусоров. После нешуточного наезда дуролом совковый уже линял без горя и от наездников, и от мусорков. И тогда ОНА подумала: "Будь ты вор или спортсмен, да кто угодно, уж коли ты топишь, то только от себя".
      
      41
      Мальчишки
      
      На сегодня у всех был выходной, братва оттопыривалась. Большие мальчики принимали у себя "малышек" и между делом спорили в гадалки. ЕЙ дали вольную, и ОНА подалась к морю. Желание у НЕЁ было одно - только ОНА и море, и ни тебе Карабаса, ни тебе театра, никого вокруг и всё тут! Блеск! Ноги завели ЕЁ чёрт знает куда. На горизонте наблюдался лишь горизонт. Если море заигрывало с НЕЙ, то это было море. Небо беззаботно припекало прямо с неба. А ОНА была ОНОЙ!
      Безмятежно расположившись под припекающим небом, гастролёрка приватизировала новое пространство. Оставив на себе из одежды только цепуру на шее да гольды на руках, ОНА дремала, плавясь в состоянии полной отключки и наслаждаясь внутренней свободой.
      В чувства ЕЁ привела черноволосая грабка. Со словами: "Ээээ! Вах, вах! Дэвушк, так многа солнц савсэм нэ полэзн!" - гудоза схватил "дэвушк" за цепуру и потянул на себя. "Дэвушк" быстренько смекнула, что ОНА сама мало интересует пришельцев. Просто-напросто уж очень предательски сверкали на солнце гайки, нацеплянные на ЕЁ драгули. Было ясно, что пришельцы хотят ЕЁ объелашить, и что с черноволосыми грабками шутковать опасно. И тогда ОНА подумала: "Нет, ваши тут не пляшут". Просто делать буги не было мазы, надо было уходить, но уходить технично. И тогда "дэвушк" согласилась с тем, что солнца уже больше чем достаточно, и в аккурат самое время пропустить по коктейльчику. Конечно, только в том случае, если мальчишки угощают. Предложение опередило спрос, и волосатым казалось, что добыча сама идёт в руки: "Вах, вах!" ОНА крутила восьмёрку.
      И вот уже и по коктейльчику, и вот тебе нарядно сверкающие пальчики и кокетливо заигрывающие брызги. Всё говорило о том, что мальчишкам зафартило. ОНА же, довольно взаправдашне усугубляя коктейльчик, натурально плакалась на жизнь. Что, мол, приехала по приглашению родственничка погостить, да вот чертовски скучает и прям ну никто не скрашивает ЕЁ одиночества, даже старый и ревнивый муж, у которого все кости болят. Мужу-то о душе давным-давно пора подумать, ну а ЕЙ-то в самую пору про дискотеку! И если мальчишки вынесут приговор, что в городе нет дискотеки, то ЕЁ постигнет самое большое разочарование в жизни!
      ОНА вживалась в новую роль и, захватив инициативу, уже тянула одеяло на себя. Как обычно в подобных случаях, ЕЁ уже несло и остановиться не было никаких сил! Решено - ещё по коктейльчику и на дискотеку! После второго бокала ОНА услышала, как из-под барной стойки похрипывает что-то похожее на звуки магнитолы. Лихо запрокинув голову и опустошив содержимое бокала, ОНА обратилась к бармену: "Маэстро, пожжалсста, ммузыку!!! Мальчишки вот угостили, а на танец пригласить стесняются. Совсем что ли застенчивые прям?" Но показать себя в танце ЕЙ так и не удалось. По-видимому, ОНА здорово напутала в этой жизни и приняла барную стойку за подушку. ОНА сознавала, что события развиваются динамично и строго по сценарию. Было очевидно - пока ОНА зависает у барной стойки, опасность в лице пришельцев ЕЙ не грозит. Тем не менее ситуация нуждалась в логическом завершении. Не в силах оторвать голову от стойки, волевым движением воздвигнув руку кверху и требовательно пощёлкивая двумя пальцами, ОНА по-заговорщицки, но не без усилий произнесла: "Сррочно такси и в дискач! Только вот по ббыстренькому заскочить переодеться, да носик пррипудрить и тогда уже можно во все тяжкие! Ой, мальчишки, вы все ттакие симпатичные! Не компания, а фарт прямо какой-то!" Удобно устроившись на переднем сиденье такси, "дэвушк" заигрывала с попутчиками и вовсю светила гайки. К тому моменту мальчишки уже полностью находились во власти ЕЁ гипнотического обаяния, а ОНА знала, что время теперь работает на НЕЁ. Верещать о том, что, мол, я вся такая и крышуюсь у самого авторитетного и почитаемого человека в городе было не в басню. Сразу назвать адрес спасительного убежища на самом деле было бы горячо. Крышу эту в городе знал и стар и млад. ОНА решила продвигаться к цели строго по приборам: "Во-от! А ща налево. А вот ща пррямо. Не, командир, ну дай ччуть-чуть взад-то! Во-от, а ща ещё раз налево и ппосле как налево, едь прямо!" И тут вдруг со всей дури ОНА заорала: "Тпрру, приехали, командир! Давай вон прямо к этим самым воротам!" Ясно, что мальчишки дали дрожки и у всех, причём одновременно, с лицами прямо беда какая-то случилась. Мальчишки включились, что надо линять и что сегодня не их день, а удача однозначно повернулась к ним задницей. "Дэвушк", в считанные секунды резко протрезвев, уверенным движением схватилась за дверную ручку такси. Распахнув дверцу, ОНА продолжала лепить горбатого: "Ну чо, мальчишки, вот мы и приехали! И никто из вас прям даже не хочет помочь МНЕ переодеться и носик припудрить? Не хотите - как хотите, дело хозяйское!" Под занавес, удаляясь от пришельцев и чётко чеканя шаг, ОНА подумала: "На дискотеку - это всенепременно, только как-нибудь в другой раз!" Приземлив свою жопу под крышей, ОНА наблюдала в ОКНО за такси, растворявшемся в жарком вечернем воздухе.
      
      42
      Белый порошок
      
      У НЕЁ была своя тема на гастролях. ОНА обещала ЕМУ по приезде подогнать прямо к ОКНУ самую крутую арбу. Башей было по гланды, но все предложения не в тему, - то руль справа, то марка не возбуждала, то цвет впору только Гоге. В один кон ОНА и вся капелла катились куда-то по-своему, как вдруг в боковое зеркало - аля-улю и гутен морген те картинка. У них прямо на хвосте висела наикрутейшая тачила. Таких и в Первопрестольной по пальцам... Теперь ОНА на верняк знала, чего хочет. Оставалось только навести мосты за хозяина этой арбы и фаловать его, чтобы распряг. Как оказалось чуть позже, капелла и арба катились в одном направлении с одной целью - пошпилиться в гадалки. Шпилились не на верняк, а на счастье. Звёзды, видать, встали не так, все баши в этот день они на пару с дядей и прокатали. Ни тебе башей, ни тебе крутой тачилы. Но не в ЕЁ обыкновении отступать от задуманной цели. По-любому эта арба просто обязана стоять перед ЕГО окном. Стоило немалых трудов уфаловать владельца подогнать арбу прямо по координатам, а там уже и ченч - ЕЙ арба, а шнифту котлетки. Так всё и срослось. Стартанули поздно вечером, чтобы к утру тачка определилась в поле зрения будущего владельца.
      
      * * *
      
      И всё бы хорошо, да вот Фадей придумал дать ответ за карточный долг не лавандосом, а белым порошком. Говорят, бывших наркоманов не бывает. Может, и правы те, кто так говорят? И ОНА, и ОН снова захороводили ламбаду, да ещё какую. Дряни - хоть жопой жуй. Теперь захороводили по-взрослому, в полном режиме нон-стоп, безнравственно и до одури. Не жизнь, а малина. Дрянь была настоящая, венгерская, качественная.
      Не в хипиш на раскумарку случались какие-то залётные, и всё, что происходило вокруг, было алмазно. Две килограммовые оранжевые банки с порошком казались бездонными. К этому моменту ОНА уже ни о чём не думала. Организм имел естественный запас сил, да и порошок по определению допинговый. Уже дважды тонув в этом болоте, ОНА понимала, что это начало конца, что догрести до финиша нехер делать, но вот остановиться не было пороха, да и поглубже задуматься нереально. Бестолковка постоянно в тумане.
      Тогда ещё дамка видная, ОНА шастала на воровские токовища, в бильярдную покатать шарики. Ещё были силы побегать на верную за интерес, но без баяна уже никуда. ОНА была ещё какая-то, но уже никакая.
      Верёвка затягивалась всё туже. ОНА с бригадой бороздила столичные просторы. У НЕЁ была роль открывашки. Прежде чем идти на скок, по вечерам они караулили барыжьи хазы. Паха парковался напротив нужных ОКОН, а ОКНА предательски срисовывали картину.
      Вот в гостиной зажёгся свет, замаячила какая-то кастрыля, попёрлась на кухню, наверное, жрать готовить. Сейчас семейка подтянется за хавчиком. Сколько же их тусит на этой хазе, кроме самого барыги? Вот подтянулся на кухню толстый и коренастый короед. Он наскоротень позатолкал провиант в свои були-були и, хлопнув подъездной дверью, потрухал на шлюшки. Вскоре и кастрыля выключила свет и ну выгуливать собачонку. Но в спальне свет остался. То ли там барыга, то ли кто-то ещё. Во всяком случае, никто не видел, заходил ли барыга в подъезд. В спальне оказался дремучий пердед. Вот те маза - дома один пердед, а джорджики барыга, знамо дело, жукает в матрасе. Но чтобы всё срослось длинно, пару дней ещё рисовать надо. Картинка, как по расписанию... Открывашка назойливо звонила в дверь и требовала какого-то фраера, который якобы дал ЕЙ этот адрес, и они сговорились не без пользы провести время. Из-за двери отвечали, что такой тут не проживает. Тогда ОНА начинала колотить ногами в дверь и требовать обещанного. ОНА старалась как можно шире улыбаться в глазок и светить перед глазком какую-то бумажку, при этом не переставая звонить и наколачивать каблуками. Когда же, наконец, дверь открылась, то ОНА, аккуратно вытерев свои туфли о коврик, просочилась в частное пространство и попросила позвать кого-нибудь из домочадцев... ну для разъяснения ситуации. Когда пердед ответил, что никого дома больше нет, в тему включился Пряха, устрашающих габаритов шнифт с игрушкой. Он от души посоветовал карбузому пердеду на время шмона попить чайку на кухне.
      Баши оказались в матрасе. В тот день они поимели форсу. К этому времени её уже маленечко плющило, и тогда ОНА подумала: "А вот теперь самое время ужалиться с толком".
      
      43
      Кайф-базар
      
      С того момента, как в ЕЁ доме появились две стеклянные оранжевые килограммовые банки с белым порошком, жизнь круто изменилась. К НЕЙ в дом, чтобы нахвататься моли, стали наваливаться и настоящие, и набашмаченные. Оттабунивалась у НЕЁ на хазе и накипь, и просто ливеры, и камса. Хороводились и днём и ночью, и каждый получал свою необходимую катюху. Вскоре ЕЁ дом превратился в кайф-базар. ЕЙ и ЕМУ было всё равно. Баяны не уставали наполняться кормом. Вены на кантовках постепенно стали пропадать, вмазаться становилось всё сложнее. Чтобы распарить вены приходилось принимать горячую ванну. В то время силы ещё были. На допинге можно было не жрать и не кимать дней по семь, а потом на сутки срубало, и опять караулки открывались, и снова в хоровод. Порошок всё не кончался, а проблем с зависимостью только прибавлялось, но ОНА была уверена, что пока не каплет. У НИХ была самая крутая арба, самые модные шмотки и самая красивая собака. Правда, карточки маленечко поистоптались, но это абсолютно не напрягало. Она не замечала, что жуда уже наступает на пятки. Не замечала ОНА и того, что в доме проживала и ЕЁ мамочка и того, как мамочке тяжко. Ведь обстановочка уже по беспределу, а её постоянно обдолбанная девочка с каждым днём догорает. Девочка снова была отвратительной и каждый день находились в откидоне. Совсем скоро от вен на кантовках остались лишь глубокие дороги. У НЕЁ по-прежнему гужевалась разная масть. Иногда захаживал Паша Фадей, и тогда они брали шпалеры и за железной дорогой шли под откос шмалять по деревьям.
      Постепенно "карточный домик" начал рассыпаться. Катюха с каждым днём увеличивалась, а порошка на раз осталось только покурить.
      Однажды ОНА открыла платяной шкаф, а там наблочить-то нехер, всё попилено. В неизвестном направлении укатилась и арба. ЕЁ всё чаще и чаще накрывал оман. Кантовки вместе с ладонями все исколоты, оставались ещё ноги, шея, уши и язык. Колоться приходилось через час, а то и чаще, иначе начинало сильно затряхивать. Думать ни о чём другом ОНА не могла. Сил не оставалось даже на то, чтобы умыться или причесаться. Дальше - хуже. Порошок закончился, и нужно было срочно найти грязную набойку, хоть это не проблема, свистни - любое корыто домчит с ветерком. Проблема в том, что не было башей, и тогда она вспомнила, что вместе с НЕЙ проживает мамочка.
      Мама стояла железно, а дочка пыталась переломаться, но было понятно, что после такого разбега ломка на сухую физически невозможна. ОНА, когда-то сильная, властная и успешная, стоя на коленях, скулила перед дверью в мамину комнату. С той стороны, где скулила другая сильная, независимая и отчаянная женщина, дверь была заперта на ключ.
      Раньше ОНА, самая блестящая и неотразимая, имела привычку настойчиво наколачивать кулаками и каблуками в те двери, которые просто обязаны были перед НЕЙ распахнуться. Теперь же получеловек-полуживотное, грязное, мерзкое и вонючее, с непромытой ботвой и гнойными язвами по всему лицу и телу, ползало на четвереньках, жалобно выло и скреблось в дверь, за которой была ЕЁ последняя надежда не сдохнуть. ЕЁ жутко знобило, по спине и по щекам катились струйки холодного пота, башка трещала и кружилась, а руки и ноги - хоть отрубай. С той стороны в замке повернулся ключ. Дверь отворилась. Мама не смотрела на НЕЁ, просто молча протянула ЕЙ баши. Если бы мамочка и посмотрела на НЕЁ, то ОНА всё равно не заметила бы покрасневших родных глаз, опухших от горьких слёз. ЕЙ было ни до чего и не до кого, ЕЙ было только до себя.
      И вот уже корыто, и грязная цыганская набойка, и грамм дряни. Дрянь у цыган была, как обычно, больная, разбодяженная какой-то херью, вроде фиксажа.
      Особо лучше не стало, оставалось ещё на полграмма... Дальше куда? Выходов два - один снова на креста и под капель, второй - моечку и в ванну с тёплой водичкой, и амба. Но бирку на ногу не хотелось. Тогда ОНА подумала: "Нет, пожалуй, под капель". Когда ОНА приволокла свои буги домой, мама ждала ЕЁ на кухне возле ОКНА.
      ОНА уже твёрдо решила вот сейчас в последний раз ужалиться и сдаться в руки коновалов. Ужалиться без посторонней помощи у НЕЁ не получалось: "Маааааа, а маааааа!!!"
      С того момента прошло много лет, но ОНА, наверное, никогда не сможет простить себе тех глаз, какие были у мамочки, когда та пережимала родными и тёплыми материнскими руками ЕЙ вену на ноге. В ЕЁ душе что-то надломилось, перевернулось в тот миг, когда ОНА ужалилась и посмотрела маме в глаза. Глаза были по-детски беззащитными и полными слёз. Взгляд был потухший и уставший. Мама смотрела не на НЕЁ, она как-то прозрачно и насквозь смотрела в самое ЕЁ сердце. Как же ОНА могла заставить маму убивать свою девочку собственными руками? И тогда она подумала: "А ведь я сейчас ужалила не себя..." Они сидели на диване возле ОКНА. ОНА впервые за долгое время посмотрела в ОКНО. За ОКНОМ бушевало лето. Жизнь шла своим чередом. Жизнь продолжалась. Какое-то время они сидели и смотрели друг на друга, потом мамочка тяжело вздохнула и, как в детстве, прижала девочку самыми родными на свете руками к тёплой груди. Мамочка гладила свою девочку по голове, а девочка слушала, как в мамочкиной груди бьётся огромное родное сердце.
      
      44
      Засада
      
      За ОКНОМ наркологического стационара висело серое низкое небо и больше ничего. В больничной палате одна только нескончаемая боль, боль, боль... ОНА ёрзала по больничной койке вместе с простынёй и той самой болью. Тело и душа не могли найти покоя. ОНА ёрзала и думала: "Кому же в голову пришли такие слова: "больница", "больничное"? Ведь это всё от слова "боль". На этот раз ломало нешуточно, как никогда раньше. Ещё бы - с такого разгона катиться кубарем в ад на раскалённую сковороду. В ЕЁ палату одна за другой челночили капельницы, но покрытые коркой, гноящиеся изнутри язвы на лице и теле не проходили. Организм поистоптался и здорово истощился, иммунитет отсутствовал полностью. ОНА попросила персонал унести из палаты зеркало. Кроме НЕГО и мамочки, ЕЁ никто не навещал. Да и кому ОНА теперь была нужна? Мало кто верил в ЕЁ воскрешение. Мало верили и врачи.
      За ОКНОМ ОНА видела, как с самого серого неба отлетали осенние листья. Потом, как с самого белого неба сыплет самым белым снегом. Однажды, почувствовав в себе силы, ОНА приподнялась с койки. Впервые за долгое время ЕЙ захотелось жить. ОНА пыталась идти, но ноги не слушались.
      В кабинете главного врача собралось великое множество докторов, а ОНА была вместо экспоната для изучения. Доктора многозначительно переглядывались и вполголоса перешептывались. И тогда ОНА подумала: "Скорее всего, против НЕЁ готовится заговор". Они пожимали плечами своих белых халатов и кивали белыми колпаками: "Вы только посмотрите на походку, вы только послушайте речь..." ОНА не понимала ровным счётом ничего. Неужели это имеет к ней хоть малейшее отношение? Не-ет, это, конечно, не про неё. Наркотики оставили на лице и на теле глубокие шрамы, мимика была полностью парализована - не лицо, а маска. Речь превратилась в смазанную и невнятную. Походка тоже оставляла желать лучшего, одна ступня безвольно подворачивалась. ОНА не сразу узнала, что во время ломок нарушились функции мозгового кровообращения.
      С каждым посещением очередного медицинского учреждения надежды на выздоровление таяли. Заходя в больничные двери, ОНА надеялась, что выйдет из них привычной уверенной походкой и улыбнётся солнечному дню. Только вот что-то явно не срасталось, а точнее - не срасталось ничего. ОНА прекрасно помнила, как нужно переставлять ноги, чтобы получилась походка, помнила, как улыбаться, да вот только натянуть улыбку хотелось всё меньше. ОНА не могла писать правой рукой, пришлось учиться левой. Остался только навык к рисованию, да ещё лишних десять килограммов - вот, пожалуй, и всё. Была ли в ней жажда жизни или нет? Стало понятно, что ОНА - уже не ОНА, и все попытки воскресить ЕЁ прежнюю - без мазы. Высоченные каблуки и тоненькая талия, узостью которой ОНА очень гордилась, остались в прошлом. В прошлом для НЕЁ останется ещё много чего. В настоящем был только ОН, мамочка и множество больничных карт, снимков, бесконечных предписаний врачей и полнейшая хренотень по жизни. И тогда ОНА подумала: "Нет, ну не в моём вкусе сдаваться! Жизнь продолжается! Самое время сворачивать поминки по прошлой жизни!"
      
      * * *
      
      В косметологических центрах ЕЙ маленечко подшлифовали фасад, прежние формы почти удалось восстановить. ОНА научилась писать левой рукой. ОН по-прежнему оставался с НЕЙ, и это особо досаждало ЕЁ приятельницам: "Вот ведь как бывает. Тут прыщик на лице вскочит, и мужик сразу к другой. Чем же эта хромая каракатица своего привязала?"
      Несмотря на все её проблемы, ОНИ вскоре организовали успешный бизнес. Друзья, которые ЕЁ уже не раз хоронили, начали постепенно подтягиваться. ОНА, как обычно, находилась в центре всеобщего внимания и всегда брала инициативу на себя.
      ЕЙ удалось не просрать в своей заблудшей жизни стойкое жизнелюбие и страсть к внутренней свободе.
      
      45
      Несчастья
      
      С самого раннего детства в ЕЁ доме трепетно относились ко всему живому. В доме проживали аквариумные рыбоньки, птиченьки, черепашеньки, морские свинушки, белоньки, собачечки и кисоньки. По поводу кисонек разговор особый. В кошачьем прайде проживали не только котики, но и кошечки. Это обстоятельство способствовало частному воспроизводству. Котята родились быстро, но ещё быстрее родились мышки. В кухне, в нижнем ящике газовой плиты, мышкам было отведено место под родильный дом. Запрещалось нарушать устойчивый быт паучат. Разрешалось только любоваться их кружевными творениями и ещё подкармливать мухами. Все, кто жил в доме, пребывали явно не в себе. ОНА осознала, что ЕЁ болезнь носила хронический характер. Когда свору домашних собак выводили на шлюшки, рядышком в свободном окарауливании трухала кошка. Кошка считала своим долгом охранять вверенную ей стаю.
      Навстречу случился мужик, которого гордо выгуливала "опчарка". "Опчарка", завидев стаю, издала устрашающий РРРЫК!!! Кошка, напижонившись и не менее устрашающе распушив хвост, издала отчаянное "р-рмяу!!!" Вцепившись мёртвой хваткой в собаку, бесстрашная кошка уже висела у неё на ляжке. Расшлёпанная "опчарка" никак не ожидала такого распальцованного наезда и, жалобно заскулив и сгорбившись, попятилась задом наперёд. Волею случая эта картинка находилась в поле зрения дядек, которые за дворовым столиком увлечённо сражались в домино. Похерив своё мероприятие, дядьки орали: "Мужик, продай свою собаку, купи эту кошку!!!"
      
      * * *
      
      Как-то раз мимо ЕЁ ОКНА пробегало несчастье в виде бездомной афганской борзой. ОНА, не раздумывая, прыгнула в башмаки и с низкого старта устремилась отлавливать собаку, которая бежала в никуда, обещая превратиться в точку на горизонте. Через некоторое время это несчастье носило имя Кики. Накормленное, постиранное и причёсанное, оно гордо заняло кресло в гостиной. К этому времени не совсем адекватное отношение к животным уже носило характер хронического заболевания. Кики была представлена остальным приобретённым по случаю домочадцам: афганскому аборигену Лукасу, чернобурой дворне Моне, пуделю Мухе, болонке Маньке и обаятельнейшей Бобоше. Эта обаятельнейшая явилась впоследствии родоначальницей неведомой доселе породы фэшнтерьер. Будучи светской львицей и отвязным фриком, Бобо посещала все тусовки, рестораны, являлась героиней телепередач и неоднократно дефилировала по главному хрустальному подиуму столицы. Одно её ухо безнадёжно висело, но зато второе, стоячее, с гордостью носило пирсинг. Не совсем прямую шеечку украшало колье, непременно сочетавшееся с пирсингом. Ухоженные "ногти" на "руках" и "ногах" покрывались лаком "розовый металлик". Изначально непривлекательная пегая и щетинистая шубка тщательно сбривалась, но от темечка до начала хвоста устрашающе торчал ирокез. Вытравленный пергидролем ирокез ритмичными широкими полосками окрашивался в цвет "платиновый блондин". Кончик хвоста украшала "ослиная кисточка". Вместо глаз - два телескопа, а добрейшей души улыбка предательски выдавала тёмно-синий кончик языка. Впрочем, что касается животин - это особый толк.
      
      * * *
      
      Вместе со своей подругой Олькой Фадеевой ОНА сражалась с ветряками. Олька была бывшей нежно любимой женой Паши Фадея. Того, кто раньше вилял хвостом, но за ненадобностью был вышвырнут на улицу, они подбирали, отстирывали, стригли, причёсывали, лечили и пристраивали в добрые руки. Питомцы, которых удалось отогреть, снова вспоминали, как накручивать хвостами. В свою очередь, они с Олькой учились у хвостатых радоваться жизни. Подружки, пребывая в глубоком помутнении рассудка, через средства массовой информации неустанно оповещали потенциальных заводчиков о том, что очередное несчастье ищет хозяина. Почти все усердия оказывались в заднице, потому как воспринимались с точностью до наоборот. Человеки включались в тему по-своему - вот он, случай решить проблемы. Всего-то - позвони в уголок Дурова и, не взяв грех на душу, сбагри туда всех хвостатых, что стали не нужны.
      
      * * *
      
      Телефон раскалялся, болезнь прогрессировала. Очередной звонок разжалобил: "Маленькая беленькая собачка в луже умирает".
      - Так и возьмите к себе, спасите от смерти животинку.
      - Я бы с радостью, но у меня уже есть кошка.
      - А у меня и кошка, и три кота к ней, а в придачу пять своих собак и четыре тех, что пристроить надо. Да ещё и четверо щенков, мать которых сбила машина.
      - Это же замечательно. Одной больше, одной меньше.
      - Не возьму я, нет!
      - Да где же ваше сердце?
      - Хер с тобой! Веди.
      Когда ОНА распахнула свои двери навстречу умирающей, стало очевидно - ЕЁ развели. То, что доставили по адресу, выглядело далеко не маленьким и уж никак не белым. Может, ОНО за время доставки радикально почернело и значительно прибавило в холке? В глазах этого матёрого кобелины читалось недоумение. С какой целью его отловили и хотят утешить, кормя с рук, если он привык с чувством собственного достоинства кормиться на помойке?
      Тревожный звонок оповестил: "Необходимо выдвигаться в сторону леса". В лес не за грибами, не за ягодами, а за очередным несчастьем, которое какой-то мудила привязал к дереву и с лёгким сердцем свалил. Урод не умел постичь простую истину: не нужно привязывать к дереву того, кто привязан к тебе всем огромным собачьим сердцем. ОНА подумала: "Как же это несимпатично". Необходимо действовать. При взгляде на тревожно метавшееся существо сердце ЕЁ заколотилось быстро-быстро, в унисон с амбициями.
      Существо называлось догом, его порода определялась одним ёмким словом - телохранитель. К великому сожалению, свезло не всем телам, которые приходится охранять. Некоторые родятся без головы, другие - это страшнее - без сердца. Вот беда так беда! Пёс к тому времени ещё не терял надежду, что за ним вернутся. Собачье сердце верило в то, что преданности не могут отплатить предательством. Хотя пёс был изрядно оголодавший, ОНА понимала, что внедриться в огромную башку при помощи кушатки не выйдет. Псину предали. Нужно грамотно рулить ситуацию и искать другие ходы. Было запланировано несколько предварительных посещений, затем по стратегии возникала необходимость, встав на четвереньки, протянуть руку к этой собачьей морде. Морда понимала - эти руки не опасны. Ощутив себя гораздо выше ростом и услышав магическое: "Пойдём домой" - пёс уже трухал следышком. После осмотра Айболитом и реабилитации оттаявшее животное было сдобрено табличкой: "Возьмите меня, я хороший". Через несколько дней наш пёс вместе с новым хозяином уже торопились на службу, охранять автомобильную стоянку.
      
      * * *
      
      Про Айболита Мишу Мельника отдельный разговор. Доктор, интеллигентно появившись у НЕЁ на пороге, подошёл к своей задаче с толком. Взглядом художника ОНА наблюдала за Айболитом. Портрет был совершенен. Вместо глаз у доктора два горящих уголька, шевелящиеся сами по себе усы, какой-то смешной серый свитер. И вот уже эти угольки вместе с заботливыми и ласковыми руками обстоятельно осматривают пациента. Айболит обладал совершенно нереальной чуйкой. Когда ОНА наблюдала за работой доктора, у НЕЁ закрадывалось подозрение: "Возможно, такое случается от образования и опыта?" При ближайшем рассмотрении ОНА замечала редкое неравнодушие, гуманность и терпение по отношению к хвостатым. Скорее всего, это от Бога и от сердца. Однажды доктор Миша был призван к очередному несчастью, и ОНА спросила: "Сколько будет стоить услуга?" Айболит совершенно бархатно промурлыкал: "Да нисколько, ты полезное вершишь, и пусть всё в одну корзину". Этот чудо-доктор спас немало хвостатых жизней, а вместе с ними и столько же человеческих душ. Лучший в мире Айболит приходил на помощь и днём и ночью.
      По сей день ОНА благодарна, что ЕЁ судьба пересеклась с таким ЧЕЛОМ! Таких сейчас - днём с огнём... А ещё при нём всегда было обаяние и вера в свое дело. Если очередное несчастье нуждалось в помощи, ОНА была сама не своя, но когда слышала Айболитово гипнотическое мурлыканье и наблюдала за его уверенными руками, то, как от нашатыря, приходила в себя. Прошло время, и ОНА волею судьбы приземлилась очень далеко, на другом краю земли. ОНА обрывала докторов телефон с противоположной стороны земного шара, и Михаил на том конце провода безотказно приходил на помощь.
      
      * * *
      
      Когда-то опытным путём ОНА усвоила, что за решёткой не совсем комфортно. А уж если решётка в сарае, продуваемом февральскими ветрами... Задача состояла в том, чтобы освободить из клетки приговорённую хозяйкой псину, чья порода совпадала с кличкой - Боксёр. Псина была заключена в клетку, размерами которой пренебрёг бы даже попугай.
      Для решения проблемы был призван специально обученный мужик. Мастер не совсем гуманного ремесла запаздывал. Вооружённый кувалдой, он был очень востребован. В силу своей дубиноголовости этот мужик по мановению кувалды освобождал человеков от ответа за тех, кого они приручили. Мужичонка припозднился, и Боксёр был выкуплен подружками. После длительного воздержания воспитанный пёс долго ссал, прямо по-взрослому, а когда процесс завершился, несчастью было предложено квартировать у НЕЁ.
      Айболит Миша уже торопился на помощь. Он вынес вердикт: "Все органы застужены. Явно не кондиция". Конечная цель этой операции заключалась в том, чтоб устроить судьбу этому очередному отродью. Аптеки были пересчитаны, и подмогу в виде таблеток, ампул, шприцов и прочей необходимой лабуды удалось заполучить. Тут, откуда ни возьмись, всплыл ошейник. О, йес! Ошейник выдал номер телефона предположительной Боксёровой хозяйки. После изучения находки стало очевидно - собачка задержалась на свете ещё с той войны. Итак, мы имели проблему, а проблема имела не совсем завидный возраст плюс полное отсутствие какого-либо здоровья. Очевидным стало то, что даже прибегнув к привороту, заполучить нового хозяина, на крайняк даже очень немолодого, не представлялось возможным. С появлением ошейника затеплилась надежда - а вдруг собака потерялась, и её сейчас ищут? Решено! Необходимо сделать звонок. На другом конце телефонного провода тётка, с наличием в голосе железа, холодно, без эмоций повествовала, что муж её смертельно болен, что ей не до собаки, собака ей попросту не нужна. И тут, почувствовав своим коротким носом беду, псина во весь опор помчалась на помощь тому, кому столько лет преданно служила. Было понятно, что беглеца не догнать. ОНА отчаялась и снова набрала тот же номер. На заявление о том, что пёс побежал домой, тётка попыталась убедить ЕЁ, что животина никогда не была в пункте А и не сможет, не зная дороги, добраться до пункта Б, но, поддавшись силе убеждения, телефон пункта А записала. Через несколько дней спасатель добрёл до пункта назначения. Его срубило прямо возле подъезда. К счастью, в это время тётка возвращалась с "охоты". Из её авоськи вкусно пахло добычей. Тёткино сердце было растоплено, цель достигнута. Подхваченный на руки трофей доставлен домой. Тот, к кому отважный путешественник так торопился, принял решение: "Пусть остаётся". Тут же из пункта А в пункт Б были срочно доставлены всевозможные собачьи медикаменты.
      По прошествии времени позвонила благодарная тётка. Её муж, увы, умер, и теперь, кроме пса, у неё никого не осталось, только он и помогает совладать ей с горем и одиночеством.
      
      * * *
      
      Сердечные люди частенько тяжело переживают расставание со своими преданными четвероногими друзьями. Преданные друзья тоже не могут понять, как им пережить потерю любимого хозяина или хозяйки. Обе подружки, безнадёжно инфицированные серьёзным заболеванием по спасению животных, уже торопились на дело. Этот внушительных размеров вонючий колтун из спутанной шерсти, похоже, понацеплял репьяхи со всей округи, а добрейшая морда с потухшим взглядом была окрашена малиново-зелёной краской от конфетных фантиков. А чем ещё питаться на кладбище, если живёшь рядом с могилкой любимой хозяйки? Куда псу было идти, если после погребения его там и забыли? Изрядно исхудавшая псина была обнаружена добровольной службой спасения и приглашена в салон дорогой Олькиной иномарки. Псине явно хотелось в автомобиль, но предать хозяйку было не просто. Долгие беседы возымели действие. Собака всё же доверилась и одним прыжком сиганула в машину. Всю дорогу с кладбища до нового дома она так жалостно и проникновенно рассказывала спасателям о своём горе, что те слушали и не перебивали, а только понимающе и сочувственно глубоко вздыхали. А потом долго кормили, отстирывали, стригли и нашёптывали с двух сторон в собачьи уши, что всё у неё теперь будет оляс! Так и получилось. Ведь эта парочка ёбнутых энтузиасток почти всегда выбивала десять из десяти.
      
      * * *
      
      Была и совсем другая история. К одному синяку в "норку" припёрлись товарищи по интересу, с незатейливой целью - поквасить. Может, от горькой у них случилось мгновенное помутнение рассудка, а может, рассудок отсутствовал изначально. На беду косые очи обнаружили в "норке" пушистого и совершенно беззащитного маленького собачонка. К этому времени его хозяин, пребывая в откровенном коматозе, отлетал в нирвану. Дурагоны для куража взяли толчок, отловили комочек и вот уже, вооружившись остро заточенным "пером", виртуозно кромсали ему воротник. Мудилы куражились, как могли. Завершив своё блядское мероприятие, они свалили с хаты.
      То, что утром вернулось из нирваны, проявило редкую гуманность и не вышвырнуло пушистое несчастье на улицу. Запихнув собачонка в сумку, оно поволокло своего преданного друга, напрочь лишённого воротника, прямо туда, где мужик бесновался с кувалдой. Вручая ему сумку, гуманный хозяин пояснил - вот, мол, товарищи в гости приходили...
      И кто только придумал эти кувалды, на кой хер? ОНА была абсолютно уверена, что в жизни можно встретить много вредных вещей, без которых вполне можно обойтись. ОНА случилась в том самом месте в тот самый торжественный момент вручения сумки, полной собачьего горя.
      Засунув своё любопытство в ту самую сумку, ОНА поняла, что мужик-кувалда лишится возможности отточить незамысловатое ремесло на несчастном животном. Конечно, было крайне соблазнительно уебать этих чертей той самой кувалдой, но соблазн пришлось похерить. Было очевидно, что ОНА и черти находились в разных весовых категориях. Эту проблему в сумке ОНА приволокла домой. Очень скоро Пуля освоился. Начался привычный процесс реабилитации. Хотя, прямо скажем, незаурядный случай сокрушал мозг. Таблетки, компрессы, уколы и даже перевязки не в силах помочь. Это было ясно, но всё же уколы кололись, а перевязки перевязывались.
      
      * * *
      
      Средства массовой информации привычно выдавали читателю сведения о наличии у дур очередной партии хвостатых. Попадались и такие люди, которые хотели приютить четвероногого друга. Прочитав объявление, потенциальные хозяева торопились на встречу со своим счастьем. У НЕЁ всегда был запас предложений на разный спрос. Очередная потенциальная заводчица долго морщила нос и виновато улыбалась: "Пожалуй, мне стоит зайти в другой раз". Она была готова уже попрощаться, как вдруг её виноватая улыбка расплылась по всему лицу и превратилась в трогательно-блаженную. Из-под стола за ней внимательно наблюдал Пуля. Осторожно выглядывая, Пуля водил своим резиновым носом и вдобавок шевелил ушами. Не раздумывая ни минуты, гостья уверенно заявила о том, что давно мечтала о таком существе и готова принять Пулю в свою семью. Женщину не смутило, что пёсик неликвидный и напрочь лишён воротника. Прижав руки к груди, она щебетала: "Я работаю медсестрой и смогу помочь ему". По обыкновению в конце каждого месяца проводилась инвентаризация пристроенных подопечных. Очередь дошла до Пули. Номер телефона не набирался. ЕЙ не хотелось услышать что-то плохое. А услышала ОНА буквально следующее: "Большое спасибо! Пуля нас с мужем очень радует, теперь уже трудно представить нашу жизнь без этого дружка". Ну а после того, как новые хозяева зашили дружку воротник, его задние лапки при ходьбе стали слегка подпрыгивать, отчего он ещё больше умилял своим обаянием. Хеппи-энд!
      
      46
      Кашпо
      
      После полуночи противно зателебенил телефон. Ночью, когда так хотелось спать, телефон вопил истерично и по-особому настойчиво. От назойливого нателебенивания ЕЙ пришлось проснуться. ОНА подумала: "А вдруг где-то в одночасье разыгралась стихия, и лишь только ОНА одна сможет повлиять на небеса?" Не сразу попав в тапочки, ОНА побрела в гостиную и устроилась с ногами на диване. Широко зевая и роняя в темноте телефонную трубку, ОНА всё же бодро отчеканила: "Алло! Да!" В ЕЁ ухо один за другим шипели вопросы: "Ну что, твой-то дома? ОН что, спит? Ну а ты спишь, что ли, тоже?" Нарушительницей сна оказалась давнишняя знакомая Ирка Смирнова, глубоко уверовавшая в Господа. Она посещала собрания, читала какую-то литературу, хавала кошерно и частенько проповедовала заученные по книжкам Божьи постулаты. Раззевавшуюся ЕЁ накрыла смертная скука. И тогда ОНА подумала: "Скорее всего, я уже и не сплю. Вот ведь проповедь-то сейчас совсем уж никак".
      Вместо проповеди случилась исповедь: "Слышь, я только что в сауне парилась и вот уже попарилась, классненько так, и домой собралась. А перед выходом, в углу - ваза, видная такая и никому не нужная. Я огляделась по сторонам - никого. Просто прихватила её с собой и подумала: "Наверняка сгодится". А ваза-то из шамота, да какая тяжеленная. Пока допёрла до дома, чуть матка не вывалилась. Приволокла добычу, а сама чуть жива, ноги прям подкашиваются. Смотрю на эту вазу и думаю: "И на кой хер она, ваза-то эта, мне сдалась?" Дальше полуночный бредос продолжал шипеть в трубку в том же духе. ОНА молча слушала и думала: "Если уж ты уверовал, то, может, лучше не париться в сауне?"
      В жилище, куда неожиданно занесло вазу из шамота, квартировали никому не нужные шпингалеты, крючки, дверные ручки, которые как-то случайно вместе с шурупами сами прилипали к рукам со всех дверей общественных сортиров. Однажды из очередного сортира прямо своими ногами приплёлся в ту самую квартирку оставленный кем-то сварочный аппарат. Из ресторанов уходили борсетки и мобилы, из гостиниц - чашки, ложки, тарелки, полотенца и вешалки. С балконов гостиниц улетали "ковры-самолёты" и просто ковровые дорожки. Со временем квартирку маленечко подраспёрло. А что делать-то, люди добрые, если тебя окружают всякие вредные социальные элементы. И вот эти предательские элементы столько всякой всячины попросту плохо кладут и прямо в твои руки, что руки сами по себе становятся какими-то липкими. А ещё может из-за них матка опуститься. Да и кто знает, какой ущерб здоровью наносят эти самые элементы?
      Та, что шипела в ночную трубку о своём очередном подвиге, скорее всего, благополучно заснула, а вот та, что случилась посреди ночи молчаливым собеседником, крепко задумалась: "Ну и чего звонила-то?"
      
      47
      Подрывники
      
      Однажды ЕЁ ОКНО зазвенело, и в оконном проёме раздался оглушительный взрыв, самый настоящий. В один миг от ОКНА осталась только рама, которая улетела в сторону необозримых просторов Вселенной. Адская машина, которая по какой-то причине выбрала именно ЕЁ ОКНО, разрушила своей убойной силой весь привычный быт, созданный с такой любовью. От взрыва заклинило входную дверь. Уважаемые гости, они же малость прихеревшие свидетели, они же быстроногие сайгаки и газели, сваливали без горя через ОКОННЫЙ проём.
      В гастрономическом магазе напротив сработала сигнализация. "Канарейка" подскочила по-бырому, но вот дружки из "канарейки" выходить не торопились. Да не захер делать впрягаться дружкам в лишний головняк.
      Мир не без добрых людей. Соседи, дуроломы совковые, по-конски исполняли дешёвый зехер. Они без базла косяком потянулись спасать заклиненную дверь. И дверь поддалась, и сочувствующий косяк мародёров, расталкивая друг друга локтями, ввалился в ЕЁ разрушенное пространство. ОНА заперлась в ванной комнате и пыталась успокоить верного пса Лукаса. Пес смотрел на НЕЁ виновато. Всю свою собачью жизнь он был для НЕЁ настоящим корешем. Но не смог ЕЁ защитить...
      Те, что расталкивали друг друга локтями, вовсе не были друзьями. И тогда ОНА подумала: "Ну какому придурку могло втемяшиться, что ДРУГ ДРУГА может расталкивать локтями? Ведь придумают же какую-то хренотень".
      Косяк так отчаянно косячил, прям по-взрослому. Подоспели все: и Валька Вульгарная, и Валька Горластая, и Коля Крокодил, и Ирка Насупротив. Вполне понятно, что не каждый смертный сможет устоять перед соблазном обогатиться, причём в одночасье. Со словами: "Ой, Господи, беда-то какая! Ну надо же! Надо же! Кто бы мог подумать?" Они вспоминали Бога и воровали. Человеки активизировались и распихивали по запазухам и карманам всё, что само туда прыгало из перекосившихся от взрыва кухонных шкафов и из притихшего от неожиданного вероломства холодильника. Те, что годами помоложе, атаковали бельевой комод и платяной шкаф, на ходу пиздя всё, что только можно.
      За ненадобностью уцелели только никому не нужные книги о русских передвижниках. К веренице передвижников как-то жалостно приник невостребованный Сальвадор Дали. Обидно было и никому не нужному Дюреру и Босху, Брейгелю и Кранаху, да ещё много кому, но только не ЕЙ. Изо всех сил сжав кулаки и зажмурившись, ОНА повторяла: "Спасибо, Господи, что взял деньгами".
      
      * * *
      
      ОНА, ОН и их преданный Лукас обнялись и долго сидели молча. С улицы через пустую глазницу ОКНА веяло ночным морозным холодом. Огромный пёс Лукас согревал хозяев своим теплом. Слепой ОКОННЫЙ проём погасил на небе все звёзды. Почему-то по-особому жалостно завывала метель. Сердце скомкало дыхалку. А ОНА повторяла: "Да насрать! Землю топчут и бесы дебильноватые. Одни веселятся, подложив на стул под любимую учительницу канцелярские кнопки. Другие украшают хвост соседской кошки дребезжащими консервными банками. Хрен знает зачем встречаются уроды-подрывники, по-взрослому испытывающие своё творение на ОКНАХ, в которых зажигают свет. Мало ли кого ещё земля носит".
      "Да, жизнь не без сюрпризов, - подумала ОНА. - Ну а коли так, переступлю и через это. Будет ещё один повод начать всё сначала". Прильнув к ЕГО груди, ОНА слышала биение родного сердца, и ЕЙ не были страшны никакие столкновения с жизнью.
      
      48
      Синтетика
      
      Из ЕЁ ОКНА наблюдалась весёлая картинка - соседи, с пользой казня свободное время, рубились у подъезда в дурака, при этом катуха сопровождалась ещё и лузганием "семачек". В картёжных времяпровождениях главничала Валька Горластая. Она не имела внешности и не отличалась внутренними качествами, но была преданной женой губошлёпому Кольке Крокодилу и всегда пребывала в голосе. Валька не была ни хорошей, ни плохой, ни привлекательной, ни стрёмной. Она была просто Горластой.
      Ильичиха из соседнего подъезда виртуозно превращала ладошку в козырёк, пристально вглядываясь в даль. Она не просто созерцала родные пенаты, Ильичиха ждала "пензию". Посидит, посидит и опять устремляет свёрнутую ладошку вдаль. Раз в месяц Ильичиха всё-таки, пристально вглядываясь, выглядывала для себя "пензию".
      
      * * *
      
      Та отчаянная, которая родила девочку прямо в речке, ничего и ни от кого не ждала. ЕЙ удавалось жить в удивительной гармонии с окружающим миром. Эта сильная и независимая женщина была ЕЁ мамой. Мамочка смотрела на мир совершенно детскими, беззащитными глазами. Огромное сердце источало чистоту и добродушие, и улыбалась мамочка какой-то виноватой улыбкой. А ещё в ней был огонь искромётного юмора, и порой эта отчаянная могла и нахулиганить. И при случае хулиганила.
      Шёл снег, липкий и противный. Независимая женщина распахнула дежурный столик, на котором по всем законам маркетинга расположились живописные моточки пряжи. Бережно укутав их от непогоды, женщина ждала покупателей. Очередной трамвай выплюнул партию пассажиров, которым Родина нашла время да и вывернула карманы наизнанку. Снег лепил, а бестолковые трамваи совершенно бесполезно бренчали. Трамваи привозили совсем не тех, кого нужно. Вдруг откуда ни возьмись, не иначе как с небес, сошла тётенька. Сошла и потрухала прямо к столику с моточками. Опершись обеими руками на волшебный столик, тётенька уже сыпала вопросами: "Эт што, эт шерсть, что ли? Чисто шерсть? А сколько нужно, чтобы кофточку? А чтобы шапочку? А шарфик? А внучеку?" Наша отчаянная, предвкушая удачную сделку, находилась в состоянии полной эйфории. Забыв о непогоде, она профессионально презентовала разноцветные моточки. Моточки тоже оживились и весело подпрыгивали на столике. На языке мозоль, на руках и лице - обморожение, а моточки уже устали прыгать. Неуёмная тётенька, пожимая плечами, всё сыпала и сыпала вопросы: "Ну не знаю даже... Это и правда шерсть? Точно чисто шерсть? Да, небось, это всё синьтетика?" И тут наша отчаявшаяся хулиганка не выдержала и как заорёт: "Да на пизде у тебя синьтетика!" Ещё тётке было указано, куда идти. И тётка, ускоряя шаг, пошла, пошла, пошла.
      
      49
      Налёт
      
      Утро было обычным, и ничто не предвещало беды. ОН повёл всех их питомцев на прогулку, а ОНА шустрила у плиты. Всё шло своим чередом. ОНИ позавтракали, и ОН заторопился на работу. Подойдя к ОКНУ, ОНА наблюдала, как ОН оседлал тачилу и укатил. Не успела ОНА закрыть за НИМ дверь, как в дом ворвалось целых четверо елдашей. Громко топоча солдатскими башмаками, они носились по квартире, как подорванные, но на солдат они не тянули. Действия эти больше всего походили на налёт. Вывески свои гудозы попрятали под масками. Каждый из них, пытаясь переорать другого, бесогонил: "Сссука, дэнги тавай!" Бесы шли на кантовку, шли явно по координатам. И с какого перепуга они решили, что у НЕЁ столько кесов, что хватит на всех? Бесы ударили ЕЁ прямо в грудину. Чтобы устоять не ногах, она схватила одного елдаша за гучу, и с гучи слетела маска. Ууу-ааа! Какую же мерзопакостную вывеску скрывала под собой эта маска. И тогда ОНА подумала: "Теперь понятно для чего маски-то!" Такой ход событий явно не входил в планы налётчиков. Разгневанные, они начали наперебой махать своими грабками. ОНА резко рубанулась на пол, и солдатские коцы перевернули ЕЁ лицом вниз. Оставалось только гадать, что будет дальше. Обрезанный телефонный шнур черти запутали у НЕЁ за спиной на вывернутых запястьях. Затем последовало обёртывание скотчем. И опять: сссука да сссука, дэнги да дэнги! ОНА не понимала: "Неужели они думают, что от повтора слов кесы будут расти с арифметической прогрессией? Может, это когда-то и работало? Но это явно не ЕЁ случай!"
      Незваные шимпанзе, похоже, обкурились божьей травки. ОНИ размахивали пёрышками и волынами. ОНА прибегала ко всяким заклинаниям и в душе желала этим шимпанзе, чтоб их жилища всегда были холостяцкими и чтоб каждый из них получил как можно скорее по повестке в военкомат. У НЕЁ даже созрел план одолжить у добрых друзей денег, лишь бы весь этот ужастик поскорее закончился.
      Долдоны заученно, как "Отче наш", повторяли про то, что сука должна взять да и выложить "дэнег". Солдатские башмаки мочалили жертву до полусмерти. Удары приходились по почкам и просто в бочину, по рёбрам и позвоночнику, по голове и лицу, по рукам и ногам. ОНА, связанная и обёрнутая скотчем, не могла сопротивляться, не могла кричать от боли и звать на помощь. ОНА лежала лицом вниз и думала: "Это ведь должно же когда-то закончиться? Надо всего лишь немного потерпеть". Закончив наколачивать, они начали шмонать жилище. Вверх дном были вывернуты все комодные ящики и перевёрнута вся гардеробная. Наконец, после разрушения туалетного столика, на пол выпала шкатулка с веснушками, гайками и прочими гольдами и цацками. Охуевшие от радости бесы, прихватив ещё на ход ноги всю липню из мужского гардероба, благополучно свалили.
      Но то, что свалили, это один расклад, а вот то, что свалили благополучно - это совсем другая тема. В считанные минуты после налета повыползали из засады гуманные соседи. Одни жалостно поскуливали и причитали, другие метнулись за доблестными правоохранительными, а третьи пытались высвободить терпилу из незадачливого положения. Ментура подтянулась полным составом, вместе с самим главой, и мышиная возня закипела!
      Но правда-то в чём? Вовсе не в уголовном кодексе. На самом деле всё решает случай. Кто бы мог подумать, что эти лопоухие фраера тут же попрутся прямёхонько в ювелирный магаз? А вот они взяли да и припёрлись прям к ОКОШКУ, которое оценивало и скупало всякие безделушки.
      За ОКОШКОМ в очень нарядных серёжках сидела симпотная дамка, а по другую сторону стояла не менее симпотная дамка, но без серёжек. Та, что без серёжек, пытала ОКОШКО, как бы ей по случаю обзавестись такими же? Случай оказался у неё прямо за спиной и прямо в растопыренных бесовых грабках. Обе дамки маленечко прихерели. Они знали, кому принадлежала эта коллекция. Камешки являлись собственностью одной известной фифы, которая в узких кругах носила погоняло "Миллионерша". На самом деле никакими миллионами ОНА не обладала, а вот толк в камешках знала, да ещё как. Вооружившись лупой, подышав на камешек и потерев его о рукав, Миллионерша безошибочно определяла его дробную характеристику, погрешности, нацвет и, естественно, его стоимость.
      За свою профпригодность ОНА пользовалась в воровском мире определённым авторитетом. А тут на тебе - вор у вора дубинку украл. Но те, кто украл, на самом деле вовсе и не украли. Красть нужно красиво, без запрещённых приёмов! И невдомёк было лопоухим бивням, что их шалые грабки уже позастревали в непонятке.
      Дамка-приёмщица, по установленным правилам, предложила бивням прокипятить камешки в мыльном растворе и принести их на следующий день для более точной оценки. Заодно к месту встречи дамка пригласила группу захвата, доблестных и неусыпно несущих свою службу оперов.
      Лопоухие черти, как дети в школу, на следующий день припердолили к ОКОШКУ. Всей капеллой. Тут их и зажопили и загребли в контору. Вот такая лакша. Влёгкую легаши заломали чертям ласты и пораспихали вещдоки по своим гамакам.
      В качестве свидетельницы на опознание вислоухих Миллионерша подтянула за собой очень путёвую подружку. К тому моменту фасад Миллионерши больше походил на сплошную гематому, да и походочка оставляла желать лучшего. Рёбра все как-то перепутались между собой, а из спины будто хребет вытащили, от этого пятки за носки цеплялись. Подружка, напротив, выглядела просто потрясно и сексапильно. А ещё сексапильная свидетельница умела быстро соображать и складно излагать.
      На раз подружка умела жухать по-взрослому, бесов ожидал крематорий, ну а копач уже предвкушал новые погоны. Он устроил елдашам исповедь и головняк. Легаш явно мурководил. Бесам в поисках камешков за нехер делать промывали утробы, тягали на рентген. Они корячились, обследуя окрестные лужи. Но вещдоки так себя и не обнаружили, не там их искали. Просто легаши забыли пошариться в своих гамаках.
      Закошмаренные бесы уже качались под следствием, и лёвики их гнали по коридору на опознание. Терпила и свидетельница сидели в этом коридоре рядком на стульчиках и поджидали шимпанзе, которых должны были провести мимо подружек и засветить их карточки. В этот момент свидетельница секла сеансы. Терпила узнала того елдаша, с которого сорвала маску, и уже давала маяк своей подружке, которая должна была опознать тех, кого и в глаза не видела.
      
      * * *
      
      "Да, да! Абсолютно точно - они! Вот этот, этот и ещё те двое", - утверждала обаятельная свидетельница. С волнением и дрожью в голосе, придерживая идеальным маникюром свою разухабистую грудь, подружка крутила восьмёрку. Миллионерша, шлёпая распухшими потерпевшими губами, орала живоглотам: "Мужчины, мужчины! Ну, дайте же наконец свидетельнице воды или валидолу какого-нибудь! Вы что не видите, какая она вся прямо взволнованная?"
      Свидетельница красиво отхлёбывала из мутного гранёного стакана ментовскую водичку. Придя в себя, сексапильная подружка уже не давала никому и слова вставить. Её несло по бездорожью: "Вы только представьте себе такой расклад. Любимая подружка приглашает на чашечку утреннего чаю. Я с удовольствием выдвинулась в гости. И не успела я постучаться в дверь, как вот этот, этот и ещё те двое чуть не сшибли меня с ног. Я скорее в дверь, а там моя любимая подруга и, когда я увидела, что они с ней сделали..." Тут у свидетельницы пролились слёзы абсолютно крокодильи и почти настоящие.
      Протокольные ментовские рожи, потирая ладошки и протирая казёнными рукавами полированные столы, спешно строчили свои протоколы. Всё шло строго по сценарию. У одного из шимпанзе тонкая организация дала сбой. Он повскакивал со своего стула и начал кулаками наколачивать себя прямо в киль: "Слущщай, эта нэ прафта сафсем!!! Сачем ты так фрёшь? Не был ты там возль тверь, ката мы аттуд ухадиль!!! Не фидел мы тебя там!!!"
      Исполнить репертуар удалось на бис! И тогда взволнованная Миллионерша решила поставить жирную точку. Она тоже повскакивала и агальцами своими что было сил вцепилась в одного из подозреваемых, затем последовал процесс удушения, и, не вмешайся тут легаши, мог случиться головняк.
      
      * * *
      
      Иван Иванович и кивалы порешали, и отправились шимпанзе в клетку, и покатились они по блоку коптить прямо на кичу, прямёхонько к железным воротам. Там, за железными воротами, братки уже готовили бесам венчание. Елдаши попали в блудную, и арию закатывать было без мазы. Вислоухие явно загрубили по понятиям. Они не вкупились, что нельзя идти на скок, не видя берегов. Вислоухие не жуханулись, что сшибая гроши с Миллионерши, сами нарисовали себе амбу. Босячка Миллионерша на раз подгоняла грев на зоны, чтоб братки могли потеплее вковаться, культурно похавать и затянуться папироской. ОНА заносила на чалки то, что могла, а ещё вместе с гревом дёргала на свиданки знакомых бедолаг и поддерживала их морально.
      Подорвавшись на дешёвый зехер, бесы думали, что дело на мази, и всё у них теперь будет кучеряво. А сработали за нехер делать. Идейные шпанюки, справедливости ради, довольно жёстко втёрли чертям в нюх, а заодно и втолковали дешёвым фраерам, что те не по уму запустили поганые грабки не только в карманы шпанюков, но также и в свои собственные. Дали звона чертям на чалке. Поговаривали, что там они получили наркоз и сделались "жизнерадостными". А, собственно, после чалки-то их никто и не видел. Канули черти в небытие.
      
      50
      Мама
      
      Успешно построенный бизнес и определённый достаток, казалось бы - живи себе поживай, но ведь такая тягучая ситуация не в ЕЁ вкусе. Не жилось ЕЙ спокойно, и всё тут. Как-то, зависая в гостях у друзей, ОНА заскучала, и с журнального столика к ней прямо в руки прыгнул глянцевый журнал. ОНА тупо листала страницы, как вдруг ап-оп и на тебе - информация к размышлению. Там говорилось о каком-то конкурсе "Золотая вешалка", проводимом среди дизайнеров по костюму в столице. Недолго думая, ОНА выдрала из журнала ту самую полезную страничку. У НЕЁ уже созрел план, ведь ОНА верила в чудеса.
      Менеджер по организации конкурса поднял телефонную трубку и услышал буквально следующее: "У меня есть платье-победитель, и я намерена заявиться на ваш конкурс!" ОНА поехала и победила, а ещё получила престижную работу, связанную с дизайном одежды серьёзного производственно-торгового бренда "Фестиваль", и не где-нибудь, а в самой Первопрестольной. Казалось, всё складывается как нельзя лучше. Работа предполагала постоянное проживание в столице. Работать по профессии у неё всегда получалось. ЕЙ удавалось приносить компании прибыли, и руководство было ЕЮ довольно. Но за ОКНОМ лето сменила осень. Пожалуй, самая тяжёлая в ЕЁ жизни осень...
      Осень за ОКНОМ и такая тоска... У мамы начались сильные боли в спине, а ЕЙ и ЕМУ удавалось вырываться домой только на выходные. Маме становилось всё хуже, ей требовался тщательный уход. Не получалось. ОНА была с головой в работе. ОНА попросила руководство "Фестиваля" дать ей возможность побыть с мамочкой последние дни. И услышала в ответ: "Ну что ж, в таком случае ты уволена. Вот когда похоронишь маму, тогда и приходи снова. Мы всегда рады тебя видеть на рабочем месте". Маме был поставлен диагноз - саркома и метастазы по всему позвоночнику. Это был приговор к мучительной смерти. Доктор попросил маму выйти из кабинета. Когда она вышла, доктор сказал: "Это начало конца. Ни о какой госпитализации не может быть и речи. Кому нужен лишний летальный исход, когда речь идёт о паре месяцев?" От такого заявления ОНА прихерела конкретно. Всё вокруг закружилось: и доктор вместе со столом, и топчан, и шкаф. В ушах зазвенело, громко застучало в висках, и пол под ногами не чувствовался, потому как он тоже кружился. В сознание ничего не проникало, всё мимо... ОНА ничего не хотела слышать. С вертолёта - одна тайга... Ой, мамочка моя, тут никакая погода не поможет.
      Выходить из кабинета было жутко, ведь мамочка заглянет ЕЙ не в глаза - глубоко в душу, а там, в душе, ничего, только пропасть. Всё вокруг поменяло краски: "И почему ОНА дарила мамочке так мало цветов? Почему огорчала её? Почему никогда не целовала мамины руки? Почему?.. По-очему?!" ОНА вышла из кабинета. Справа от НЕЁ на стульчике, по-школьному послушно сложив на коленях руки, ЕЁ ждала мамочка. Мамины янтарные глаза привычно по-доброму улыбались. Родные глаза смотрели тревожно и виновато. У НЕЁ не получалось вести себя адекватно. Ну не знала ОНА, как ЕЙ побороть горе и не распустить сопли. ОНА присела рядом, ЕЙ очень хотелось крепко обнять мамочку, взять её руки в свои и долго, долго их целовать, но ОНА собрала всю волю в кулак и как можно жёстче сказала: "Ну что, ма, говорили о твоей госпитализации. У тебя обострился остеохондроз, необходимы всякие витаминные курсы, массажи и капельницы. Но мы торопиться не будем, а поедем сейчас ещё к одному врачу, и если он скажет то же самое, тогда уж - терпение и стационар". ОНА ещё надеялась на чудо, но другой доктор только развёл руками, подтвердил диагноз и отказал в госпитализации.
      За определённый денежный эквивалент нашёлся и стационар, и доктор, с которым был заключён негласный договор. Мамочка не должна уходить из жизни в страшных мучениях, это однозначно. Нужно было при помощи определённой фармацевтики облегчить её муки. Капельницы пролонгированного действия работали как сильнейшее обезболивающее и психотропное средство, постепенно отключающее рассудок. ОНА, находясь рядом с мамой, брехала ей как могла. На мамин вопрос: "Почему так больно?" - ОНА, пряча горькие слёзы и глядя в осеннее ОКНО, обвиняла во всём эту безжалостную и капризную осень. Проглотив в очередной раз огромный комок слёз, ОНА резко меняла маску на лице и, скрестив руки на груди, продолжала брехать: "Што ты ноешь-то? Всё нормально, обычное осеннее обострение. Сейчас у всех болит! Завтра возьмут анализы, и, как только закончится обострение, доктора приступят к общей терапии". И медицинские сестры за баши брали никому не нужные анализы, а мамочка верила, что состояние её находится под строгим медицинским наблюдением. Но однажды сознание отключилось окончательно, и остановилось самое тёплое дыхание, и перестало стучать самое родное во всей Вселенной сердце... А ЕЁ будто без корней оторвали от земли. ОНА не думала ни о чём, просто тупо сидела в машине и пыталась заглушить свою боль какими-то песенками по радио "Европа Плюс".
      
      51
      Пролетарские окна
      
      Мимо ЕЕ ОКНА с грохотом и трезвоном катился по рельсам жёлто-красный трамвай. Обгоняя чехословацкий трамвай, своим маршрутом спешил венгерский длиннющий оранжевый автобус. И трамвай, и автобус были иностранцами в прошлой жизни, а теперь, залатанные фанерой, они выглядели довольно грустно. Автобус громко чихал и заражал окружающую среду всякой выхлопной дрянью. Туда-сюда шастали человеки. Эти человеки, все как один, носили такие лица, будто с утра хлебнули уксусной кислоты. Они продвигались, зомбированные дорогой, словно неся повинность, прихватив с собой обескураживающую уверенность в своей гегемонии. Человеки торопились раствориться в пролетарской массе. Счастливые, они с особым неистовым трепетом сотрясли катившиеся перед ними коляски. Эти коляски выгуливали не иначе, как будущих гениев, виртуозов, олимпийских чемпионов, космонавтов или, на худой конец, попросту академиков. В своём ОКНЕ ОНА могла наблюдать, как ранним утром вместе с пением первых птиц подтягивались на свою привычную точку те, чей сон тревожен и короток. Фасады у каждого из них были жёсткие. Они удобно устраивались на корточки и замирали в позе самой гордой птицы - орла. Один самый измочаленный дурогон, с сочувствием и к себе, и к собутыльникам, громко рассуждал вслух: "И шо ж за жисть такая некантовая? Ни денег, ни работы. Сидим тут, как гомосексуалисты..."
      Братки угощали гуцевых дамок спичками, а сами тем временем давали бризец, чтобы кого-то развести на баши да и погужевать с толком. Братков порядком затряхивало - то ли от утреннего холода, то ли долбота уже накрывала. Скорее всего, и оттого и от другого.
      Не прошло и часа, как вот те и гутен морген. Вот она, маза-то. Оживившаяся и повеселевшая шобла потянулась к палисаднику, чтоб быть поближе к природе. Братки уютно устроились под кронами деревьев, а дамки расстилали на травку заготовленную газету, свежеспизженую из почтового ящика. Дамки на "скатерть" наламывали коряночку. Тут как тут, вот тебе - ОП! Из-за пазухи торжественно выплывает полнёхонькая, мутненькая и многообещающая - она самая! Не добравшись до праздничного стола, трофей уже бережно передавался из драгулей в драгули. Братки давали толчок.
      
      * * *
      
      Каждый раз, глядя в ОКНО, ОНА впадала в распятие, ЕЙ хотелось как можно плотнее задёрнуть этот занавес. Для другой декорации надо было менять картинку. Решение не заставило себя ждать. Действовать и немедленно! Пролетарско-гегемонские ОКНА спешным образом были выставлены на продажу. Сделка состоялась. Теперь у НЕЁ не было больше этих ненавистных ОКОН, взглянув в которые душа превращается в скомканную, серую смертную тоску. ОНА, ОН и пятеро хвостатых идейных вдохновителей уже расположились в салоне автомобиля. ОН надавил на газ, крутанул баранку, и ОНИ в полном составе стартанули в новую жизнь. За какой такой синей птицей и куда ЕЁ, с ума сошедшую, понесло, не проникался никто. И зачем было срываться с насиженного места, да ещё и с пятью собаками?
      Есть с УМА сошедшие, а есть те, кто так и будут всю жизнь недоУМевать. ОНА и сама не догадывалась, куда подалась. Знала только, что в столицу. ЕЙ просто хотелось новых приключений. А ещё ОНА твёрдо знала намеченную цель и пребывала в уверенности, что новые ОКНА будут самыми-самыми распрекрасными, только для этого нужно очень и очень постараться. Денег, вырученных за пролетарские ОКНА, едва хватало на столичный рукомойник. А ЕЙ хотелось всё самое лучшее и сразу.
      
      52
      Семейка
      
      Вся семейка в составе двух человек и пяти собак, которые в период пристройки бедных животных оказались некондицией и имели почти человеческий рост, уютно расположилась на постой у давней столичной подружки Галы. Прежде чем принять решение приютить непонятную шоблу, у Галы, похоже, напрочь съехал капюшон. Дальше - хуже. Семейку угостили ароматным вином и вкусным кормом. Заумная и, казалось бы, всегда рассудительная подруга выглядела как аппетитный пирожок и носила вместо обычной прически копну тёмно-русых волос. Проживала Гала с мужем Мурчеллой, который был совсем нерусский. От природы интеллигентный и очень красивый, сухощавый и идеально сложенный турок, возвращаясь с работы домой, частенько извинялся перед любимой Галой, что пришёл без Светы. Подружка рассказывала, что когда её избранник Мур в первый раз пришёл к ней на свидание, то тоже извинялся, что без Светы. Гала в ярости начала орать: "На кой хер нам на первом свидании Света сдалась?!" После долгих разборок выяснилось, что Света оказывается вовсе и не Света, а цветы!!! А ещё Мурчелло с замиранием сердца рассказывал о том, как ему нравится фильм "Не могут говорить бараночки", что в переводе на русский буквально означало "Молчание ягнят". Вместе с ними проживала фарфоровая и целеустремлённая дочка, которая всё свободное от учёбы время только и знала, что училась.
      Когда члены семейства оказались втюрены в процесс гостевания, они, видать, тоже пошли в разрез со своим рассудком. Привычный устоявшийся быт хозяев был разрушен, а они знай себе приветливо улыбаются. Отведённая под жильё гостевая комната имела выход на балкон, который был совмещён с кухней. Мало того, что гости столовались на хозяйской кухне, - через балкон к кухонному ОКНУ на обед подтягивалась вся собачья свора. На редкость терпеливые хозяева сносили и эти выходки. Жили дружно, жарили на балконе куриные шашлыки с карри и гранатовым соусом, устраивали праздники с фейерверками. Часто в хозяйской квартире допоздна засиживались гости, и всем было весело!
      В комнате, которая приютила шоблу из двух человек и пяти собак, на полу расположился матрас, а ещё серебристые вешала с теми самыми одёжками, что сшибали с катушек. ЕЙ нравилось много рисовать. Когда же не было возможности рисовать по бумаге, то рисовало ЕЁ воображение. ОНА не умела, да и не хотела думать ни о чём, кроме создания одежды. Вдохновение приходило от музыки, которую ОНА слушала, от палитры окружающей природы, от дождя, когда все человеки прячутся под зонтами и, торопливо семеня своими кеглями, скачут через лужи. Приходило вдохновение и от прочитанных книг, и от просмотренных фильмов, много от чего.
      Вот соседская старушка спускается по лестнице к почтовому ящику. Старушка обута в кеды, из-под которых торчат скромно расцвеченные и вместе с тем небрежно спущенные гольфы. На соседкины плечи напялен очень правильный жакет. То, что жакет правильный, было очевидно. Похоже, бабуся носила его со времён битвы на Халхин-Голе. Разумеется, жакет утратил свою первоначальную форму, но вместе с тем приобрёл абсолютно новый дизайнерский вид. От долгого пользования и стирки ткань превратилась в валенкообразную, но зато форму держала. Рукава имели длину не полную, а три четверти. Жакет был выгоревшего и застиранного цвета, но ОНА определённо видела в этом креатив. Из-под жакета торчала юбка с обтрёпанным и неровным краем. Юбка напомнила ЕЙ мезониновы шторы из безмятежного детства. И всё, что осталось у старушки от серой скуки - это натянутая на лоб и завязанная на затылке тугим узлом, поблёскивающая люрексом косынка вызывающей расцветочки. Ну, чем тебе не стилёк "клошар"? Прикольный образ оставалось только перенести из вчерашнего дня в завтрашний. Из окна автомобиля ОНА наблюдала за бесшабашно разгуливающими разноцветными цыганами, за снующими из одного бутика в другой очковыми, тигрово-леопардовыми "сучками с сумочками". Модные образы один за другим вторгались в ЕЁ рассудок вместе с запахами или звуками. Иногда просто стоило, раздув ноздри и зажмурившись, поглубже вдохнуть воздух, и вот уже палитра коллекции шибает прямо в мозг, а затем на воздушном шарике образы воспаряли к самым взаправдашним облакам. Но ОНА знала один секретик - надо поторопиться и, пока шарик не улетел, вместе с ним запустить в облака частичку своей души.
      
      53
      Новые ОКНА
      
      ЕЙ никогда и ничего не падало с неба, не давалось легко и беспрепятственно. ЕЙ нравилось преодолевать трудности и упрямо добиваться поставленной цели. Для НЕЁ существовало только два мнения - одно неправильное, другое ЕЁ. Любую свою мечту ЕЙ удавалось осуществить. И те, кто раньше НЕДОумевали, начинали ДОумевать: "Вот ведь, как у тебя в жизни всё. Стоит только захотеть, и на тебе - всё прямо на блюдечке". По крайней мере так выглядело со стороны.
      Настало время выбирать новые ОКНА. ОНА капризничала, риелтор приходил в ярость, но ни одно предложение ЕЁ не торкало. То подъезд ЕЙ казался слишком полированно-лакированным, то облицовка дома не та, то в самом доме слишком много подъездов, то квартира была со слишком нарядным и удалым ремонтом...
      Вдруг - вот оно, то что надо! Однако возникли непредвиденные обстоятельства. ОНА настойчиво обгрызала ухи риелтору и спорила с этими самыми обстоятельствами. Если перед НЕЙ не открывались двери, то ОКНО - тоже вариант. А не ОКНО - так дымоходная труба. "Хочу" для неё значило "буду"! Конечно же, у НЕЁ всё срослось так, как хотелось. Новые ОКНА, которые ЕЙ заблагорассудилось выбрать, получились THE BEST!!!
      Прежде всего в новом пространстве были снесены лишние стены, а к тем, что остались, ОНА подошла творчески. Дворники получили заманчивое предложение обменять свои стёртые об асфальт мётлы на прозрачные, как слеза, поллитровки с многообещающим содержимым.
      Стены будут покрашены в четыре оттенка серого именно этими дворницкими метёлками - это решение не оспаривалось. Друзья, художники по интерьеру Натаха и Джон, подключились к процессу, и работа закипела. Стены перекрашивались снова и снова, пока не получилась такая картинка, какую рисовало ЕЁ воображение. Стены, расписанные от руки размашистыми и смелыми мазками, оказались живыми, по ним стекали капли застывших акриловых красок. Выглядело это творчество довольно необычно и очень убедительно. Квартира была укомплектована всякой дизайнерской мебелью в стиле "техно", серебристым каракулевым пледом с подушками и всякой разной аксессуарной мелочёвкой. В пространстве оставалась квадратная колонна, которая тоже была приобщена к интерьеру как дизайнерский изыск. От колонны крестом к оставшимся стенам, чуть ниже общего уровня потолка, тянулись металлические стропы, визуально разделяющие пространство на четыре части. Чуть ниже уровнем на таких же стропах висели лёгкие шёлковые серо-белые полосатые шторы, точно такие, как на ОКНАХ.
      В одном пространстве было целых семь ОКОН, и в каждое из них белоснежная зима покачивала завьюженными кронами устремлённых в небо деревьев. Плаксивой весне, не переставая, подмигивало улыбчивое солнышко. Самое высокое летнее небо верещало, стрекотало и звенело всеми зелёными красками. Расписная красавица осень бесцеремонно приглашала перезимовать в ЕЁ ОКНА божьих коровок со всей округи и стучалась в ЕЁ ОКНА звонкими каплями дождя.
      
      * * *
      
      С перемещением в новое пространство началась очередная захватывающая и яркая пора ЕЁ жизни. Сначала победоносная череда конкурсов, затем масса привлекательных предложений. Последовали представления коллекций за рубежом и спонсорские гранты на обучение. Нескончаемые тусовки, премьеры, презентации, телесъемки, интервью в глянцевых журналах и прочая тусовая канитель. Как всегда, ЕЙ удавалось всё задуманное. Из умных книжек ОНА усвоила: "Чтобы быть успешной, нужно к везению добавить немножечко таланта". Но ближе было другое высказывание: "В искусстве три главные вещи - труд, труд и труд".
      
      54
      Русалочка
      
      Взглянуть на легендарную копенгагенскую Русалочку удаётся далеко не всем. ЕЙ и ещё одной очень известной в модных кругах "дизигнерше" выпал такой шанс, а ЕМУ выпал шанс сопровождать этих двоих. По какой-то совершенно сказочной программе очень хорошим девочкам оказали особое доверие. Эти хорошие были отмечены как преуспевающие в своей профессии. Программой были выделены средства, и преуспевающим предложили слетать взглянуть на Русалочку, а заодно и образоваться в самом престижном международном центре дизайна меха "Saga Furs", где обучали всем заморокам мехового искусства. Фарт да и только!
      Вечером это событие гулялось по полной, а утренний отлёт из аэропорта больше смахивал на улёт. Улетающие ОНА и ОН нос к носу столкнулась с такой же улетающей дизайнершей, и не где-нибудь, а у барной стойки аэропорта. Все трое нуждались в срочной реабилитации.
      Встреча с Русалочкой представлялась очень волнительной. И, похоже, именно от невероятного волнения стажёры прямёхонько от барной стойки дотащили свои кегли до того места, где им случилась маза совершено без пошлины приобрести на любой вкус средства от волнения. Одна из них, черноволосая яркая красавица Ленка Супрун, гордой, но не совсем уверенной походкой шагнула вперёд. Вторая, мужественно опершись локтями на кассовый аппарат, с трудом удерживала себя за щёки, прищепив к ним безвольно сжатые кулаки. При всём этом вторая ещё время от времени, с большим трудом приоткрывая одну караулку, стригла поляну.
      Та, что ещё переставляла кегли, время от времени резко вскидывала свою башку назад и, тряся волосами, широко улыбалась каждому встречному. Дотащив свою дупу до цели, она уже тыкала указательным пальцем в нарядную этикетку на зеленоватом боку пузатой бутылки. Нарядная бутылка содержала то самое средство от волнения.
      - Ну чо, одну или две?
      - Т-три!
      - А вот таких три?
      - Не-е, четыре!
      Разгорячённую компанию всё же приняли на борт, согласно купленным билетам. Убрали трап, застрекотали пропеллеры, и самолёт стремительно унёс их на встречу с Русалочкой.
      
      * * *
      
      В сказке, куда самолёт благополучно доставил успешных и хороших девочек, всё было распрекрасно и расчудесно. Во дворике уютно расположился вековой дуб. Он производил величественное впечатление. Глядя на него, становилось ясно, что мудрое дерево много повидало на своём веку. Одетое в густо-зелёный бархатный мох, дерево вальяжно и пренебрежительно раскидало корни в самом центре дворика. Точнее сказать, дворик расположил свои ОКНА аккурат вокруг дуба. Дуб смотрел на своё отражение в солнечно-зеркальных ОКНАХ, прихорашивался и шелестел пышной пронзительно-зелёной кроной. А ОКНА не могли налюбоваться на его величество и, не отводя взгляды, перешёптывались: "Нет, ну явно в нём что-то есть!".
      ОКНА комфортно расположились в двухэтажных празднично покрашенных кипенно-белых домиках, чьи крыши раз в несколько лет по особо секретной старинной технологии покрывались соломой. Дворик от этого выглядел по-домашнему уютно и тепло. Дубу там, похоже, очень нравилось.
      Когда один из нарядных домиков распахнул свои двери, ОНА пришла в полный восторг! Внутреннее убранство дизайн-центра было безукоризненным. Двери оказались гостеприимными и на редкость хлебосольными. Ужин был по-дизайнерски красивый и очень вкусный.
      
      * * *
      
      На завтра после ознакомительной экскурсии были запланированы уроки в мастерской. Но ученицы не совсем оказались готовыми включиться в творческий процесс. Для того, чтобы попасть на лекцию в лабораторию, нужно было всего-навсего пересечь дворик и, поприветствовав древний дуб, отворить тяжёлые двери. Двери важничали и ворчали, но тем не менее с почтением отворялись. Ученицы маленечко припозднились не только к завтраку, но и к началу занятий. А как иначе? Удачное прибытие в пункт назначения необходимо по традиции отмечать. Как же без традиций? Ну а уж коли и компания случится на редкость симпатичной, то нельзя её взять да и проигнорить. И вот ведь дилемма... Тяга к знаниям тоже имела место. Тем более что заморские спонсоры оказали такое доверие. Не в грязь же лицом?
      Времяпровождение в меховом классе оказалось настолько интересным, что и не вообразить! Восторг! Да и люди вокруг все такие милые, улыбчивые, по-настоящему меховые и пушистые.
      Эти милые люди с энтузиазмом извлекали откуда-то одну за другой нескончаемые пушистые шкурки умопомрачительной красоты. Пушистые люди старательно, по-рекламному трясли пушистыми шкурками. Они на них и дули, и поглаживали их, и вертели - то хвостами вверх, то вниз. И тогда ОНА подумала: "Как жаль, что сегодня не базарный день!"
      После презентации всё это сказочное богатство совсем не гуманно подвергалось настоящей экзекуции. Похоже, всем было по сердцу, пригвоздив эти бедные шкурки прямо к столу, пускать в ход острый резак, перфоратор, щетинистую щётку, то и дело ныряющую в тазик с водой, и даже пронзительно жужжащую дрель. Как же может ранимая и тонкая художественная организация не огорчиться при виде такого кощунства? Тут две тонкие организации сочувственно переглянулись и вдруг как-то случайно вспомнили, что ОНА, торопясь к уроку, оставила в апартаментах свою любимую авторучку, а Ленка - ну абсолютно рассеянная - позабыла захватить не менее любимую сантиметровую ленту.
      
      * * *
      
      Авторучка и сантиметровая лента, конечно же, не нашлись, но реальное лекарство, правильно предписанное всем тем, кто раним и взволнован, никуда не запропастилось. Накатив лекарство, эти двое уже поспешали на урок. Разве они виноваты, что в аэропортах существует торговля без пошлин? Несмотря на всю "ламбаду", уроки проходили плодотворно.
      ОНА, ОН и Ленка просыпались, принимали душ, рубали вкусный хавчик и подтягивались образовываться. В аккурат перед обедом - ап-оп и лекарство, а на закусон опять вкусный заморский корм, - и снова в процесс обучения. После уроков и до самого ужина совершенно свободное и совершенно личное время. Хочешь - иди и общайся с дубом, а неохота с дубом, так можно просто лупиться в ОКНО. Общение с зелёным и симпатично загазоненным заоконьем казалось куда ловчее общения со старым брюзжащим дубом. В ОКНЕ выстраивались в стройные шеренги безукоризненно ухоженные аллеи, вокруг которых своим серебром умиротворяюще позвякивали фонтанчики. А если распахнуть настежь ОКНО, то прямо в нос шибал апрель. Такой апрель, что всю грудь переполнял. ОНА замирала у ОКНА и, глубоко вдыхая влажный зелёный воздух, крепко-накрепко зажмуривалась. Спина распрямлялась и превращалась в натянутую струну. Кисти рук цепко впивались в подоконник. И тогда ОНА впускала апрель в каждую свою клеточку, и апрель растворялся в ней.
      
      * * *
      
      Учёба заканчивалась. Каждому выдали бонусом бесценные по своей красоте пушистые трофеи. В свою очередь, ученики брали на себя обязанность - применить свои авторские эксклюзивные технологии и использовать пушистое золото в своих коллекциях модной одежды.
      Перед отъездом стажёрам предоставили свободный день для ознакомления с местными достопримечательностями, в том числе и для встречи с легендарной Русалочкой. По дороге случился "Айриш паб" в самом центре города. Решили соблюсти традицию. Повода было два. Первый - удачное завершение обучения и отъезд, а второй - предстоящая встреча с Русалочкой. Накушаться пива не составило труда. Пиво оказалось путёвым, и ценители традиций здесь подзависли. ОНИ уже здорово заколемасили. Может, за ними на эту площадь подгонят автобус, который доставит их к трапу самолёта? Или подгонят трап вместе с самолётом, который доставит к автобусу? А в принципе, какая хер разница? Они дурогонили и отвязно зажигали! Вот это кайс!
      Ближайшая задача заключалась в том, чтобы жимануть себя и не опоздать ни к автобусу, ни к трапу, ни к самолёту. Вот только кегли совсем не переставлялись. Передвигаться самостоятельно ОНА не могла, но нести ЕЕ было можно. А что, вариант! На полпути от бара к площади очень захотелось писать. Пивко делало своё дело. До ближайшего сортира было далековато, а ноженьки-то неслушные. И всё это так смешно, ну прям обхохочешься! От смеха писать хотелось ещё больше, а ноги просто подкашивало. Ситуация принимала серьёзный оборот. Были опасения, что она выйдет из-под контроля и ни куда-нибудь, а наружу. Что-то сделать мог только ОН, и ОН сделал. Повесив одну дизайнершу у себя на закорках, а вторую крепко подцепив под руку, ОН уже топил на всех парах по направлению к площади. В самом её центре располагался красивейший фонтан. Вокруг него преспокойненько тусили красивейшие люди. И вдруг мимо этой тусы с диким ржанием проскакала "конница". "Конница", может, и доскакала бы прямо до сортира, если бы так предательски не журчал фонтан... С легендарной Русалочкой они так и не встретились. Вот такая история.
      
      55
      Движок
      
      Санитары осторожно катили по пандусу больничную каталку. ОНА подумала: "Зачем же столько боли, когда так ярко светит солнце?" Бесстыжее голубое небо было щедро напичкано облаками. Пространство звенело беззаботным детским смехом. Из распахнутого ОКНА слышались звуки фортепиано. Под его аккомпанемент чирикали на все голоса птицы. Всё, что ОНА могла в тот момент - думать. Всё остальное занимала боль. Месяц за месяцем тянулось время. Доктора один за другим отфутболивали эту боль, которая нестерпимо и жестоко разрывала каждую клеточку ЕЁ тела. Если же требовалось транспортировать ЕЁ к месту очередного обследования, то приходила подмога в лице четверых санитаров. Эти четверо цепко хватались за четыре уголка простыни и как можно бережнее перекладывали ЕЁ вместе с простыней на больничную каталку. ОНА же от разрывающей боли орала до хрипоты, как раненый зверь. Каждая капелька ЕЁ крови была поражена полным сепсисом без знака вопроса. Анализы повергали в шок самые авторитетные врачебные консилиумы. Анамнез был один: "Кровь состоит из воды. Её состав никак не совместим с жизнью".
      "Куколка в коконе" могла хлопать ресницами, а главное - улыбаться. В больничной палате прямо перед ЕЁ койкой было огромное ОКНО, за которым на шумных деревьях беспечно чирикали о чём-то весёлом неугомонные птицы. ОНА могла лишь слышать их щебетание. ЕЙ очень хотелось посмотреть и на птиц, и на деревья, и на солнышко, и на облака, и просто в бездонное бело-голубое небо, но ОКНО на этот раз не показывало ЕЙ ни одной картинки. ОНА попросту не могла поднять голову. В ЕЁ поле зрения был только грубо покрашенный масляной краской потолок, местами потрескавшийся и пожелтевший от времени. Кроме него, ОНА ничего не видела.
      Тело было чужое, ОНА не могла пошевелить даже мизинцем. Все суставы распухли, а ноги покрылись язвами. ОНА просила то поднести к глазам зеркало, то поправить ей волосы или одеяло, то дать воды, которая глоталась с трудом. Когда возле НЕЁ дежурила Гала, то Гала забывала о том, что хочет курить. Не было сил лежать плашмя на спине, хотелось перевернуться на бочок. ЕЁ навещали друзья и знакомые. Хелен Ярмак присылала то пеньюар, то модную пижаму. Фонд "Артэс" слал письма на имя главного врача с просьбой спасти болящую. Письма были за подписью ведущих актёров и популярных эстрадных исполнителей. Больничная палата становилась похожа на цветочный ларёк. Но ЕЁ состояние оставалось стабильно тяжёлым.
      Уход за НЕЙ требовался самый серьёзный. ОН отлучался от НЕЁ только два раза в сутки - утром и вечером, потому что в их квартире ждали голодные и негуленые четверо хвостатых подопечных. ОН не мог позволить себе задержаться ни на минуту, ведь ЕГО ждали и там и тут. Иногда ЕГО сменяли ЕЁ подруги, дежурившие по суткам. Одна из них, Маринка, которая жила себе да наслаждалась прелестями жизни, позже рассказывала, что когда после дежурства вышла на улицу, то жить и просто дышать ей захотелось с небывалой силой. Подружки снова приходили на дежурство, и только тогда ОН имел возможность хорошенечко выспаться. А утром выгуливал собак и опять к НЕЙ. ОН садился рядом, брал ЕЁ руку в свою, бережно гладил и сквозь слёзы пытался поддержать ЕЁ своей улыбкой. ЕМУ было очень горько, ведь ОН в тот момент больше всего на свете хотел ЕЙ помочь, но даже самой преданной любви для этого было мало.
      Вердикт был один: "Или ОНА болезнь, или болезнь ЕЁ". Случилось первое, но последствия не прошли бесследно.
      
      * * *
      
      ОНА была уверенна, что ЕЁ "движок" никогда не даст сбой, но однажды ЕЙ был вынесен приговор - движок нуждается в срочном ремонте. Чтобы из-за этого особо не париться, аккуратно заправив больничное койко-место, ОНА рисовала новую модную коллекцию для высокого подиума. Вдохновение к НЕЙ приходило от безысходности и от какого-то тёплого ощущения, что сил хватит и на то, и на другое. ЕЁ навещал доктор, и ОНА бодро и весело озвучивала свои мысли о том, что время уже работает на НЕЁ, и дело идёт к выписке. А ещё просила, чтобы послеоперационный шов был непременно "от кутюр". Когда доктор выходил из ЕЁ палаты, то совершал ритуал покручивания у виска: "Какое время, какая выписка? И это перед операцией..." Шли дни, коллекция была почти отрисована, хирурги назначили дату операции. Прямо перед операцией пациентка нуждалась в последнем обследовании. Когда доктора приступили к процедуре, аппарат начал дурогонить и попросту перестал работать. В операционной, как только ЕЙ дали наркоз, вдруг повырубало все лампы. ОНА не удивлялась, ведь это было в духе ЕЁ жизни и никак иначе быть не могло.
      В оконцовке оперативное вмешательство докторов прошло по сценарию. Поистоптавшийся клапан заменили на новый, свинячий. Требовался восстановительный период, но ОНА, как обычно, исполняла канканы. ЕЙ бы кимать на коечке... А ОНА качала пресс вместо того, чтоб для работы лёгких надувать мяч, и была застукана врачом на месте преступления. Ну а уж когда ОНА с послеоперационными швами и подключенным катетером на шее пошла по привычным координатам в самоволку, у доктора закралась мысль: а не прооперировать ли ЕЙ ещё и голову? Доктор был абсолютно уверен, что в таком состоянии по меньшей мере безрассудно похитить себя да и вскарабкаться на четвёртый этаж за новинками в модных тенденциях. Но ОНА точно знала - стоит только вскарабкаться на четвёртый этаж "Тройки Пресс", и тут на тебе - вкусный, завораживающий, стреляющий в ноздри запах глянца, напоминающий запах переводных картинок из беззаботного и маленького детства. ЕЙ хватило сил и на то, и на другое. Послеоперационные швы были сняты, а высокая коллекция успешно представлена на суд зрителю.
      
      56
      Перелёт
      
      Для воплощения детской мечты ЕЙ приходилось много трудиться. Успешно создавая и презентуя на главных подиумах страны свои сезонные коллекции одежды, той, что сшибала с катушек, ОНА верила в своё ремесло и наслаждалась успехом. Но оказалось, что ОНА добилась всего, чего хотела, и продолжать этим заниматься ей уже скучно. Однажды ОНА осмотрелась вокруг и поняла, что попросту превратилась в колобка, который спокойненько катится по накатанной дорожке. ЕЙ стало нестерпимо скучно, тоскливо и пресно от самой себя. Детские мечты осуществились с лихвой. ЕЙ страшно захотелось избавиться от этой смертной скуки и срочно замутить что-то из ряда вон выходящее.
      Однажды дружбан (тот что на крыше, на концерте, тот что настоящий Серёга) подарил ЕЙ розовую кружку, на которой было написано ЕЁ имя и дальше всё не иначе, как про НЕЁ. Все решения принимались быстро и без оглядки, по собственной чуйке и с верой в чудеса. А ещё ОНА твёрдо знала - коли принято решение, то не стоит оглядываться назад. Ведь нет ничего бесполезнее, чем сожалеть о содеянном.
      Безумное решение было не из лёгких, для его осуществления предстояло оставить Родину и научиться постигать неведомый край, куда ЕЁ уносил самолёт. Под его крылом остались ОКНА с полосатыми серо-белыми занавесками из шёлка. Где-то под облаками оставался подиум и сезонные коллекции. Да ещё много-много чего из того, что ОНА так долго желала, добивалась и добилась. В багаже у НЕЁ был только опыт, накопленный за долгие годы. Самолёт набрал высоту и летел ЕЁ маршрутом, и почему-то защемило где-то в груди. ОНА расстается с друзьями. Надолго ли? И тогда ОНА подумала: "Что за слово такое - "друг"? Есть в нём какая-то магия".
      
      * * *
      
      ОН летел вместе с ней. ОНА знала, вдвоём у них всё получится. Только нельзя растерять страсть к жизни и желание творить. ОНА летела с уверенностью в том, что пока ОН рядом, вдохновение ЕЁ не оставит. С того самого момента, как ОН спустился к НЕЙ прямо с небес, они старались не расставаться ни на минуту. ЕЁ телефон заученно спрашивал: "Ты где?" И если ЕЁ телефон замолкал, тогда ЕГО телефон спрашивал: "Почему ты не звонишь?"
      Через двенадцать часов самолёт приземлился ровнёхонько на противоположной стороне земного шарика, в далёкой и неведанной стране, да ещё и с субтропическим климатом. Страна эта называлась Китаем. Далекий и неведанный край стал ещё одной вехой ЕЁ жизни. Человеки, которые ни разу не теряли ключа от квартиры, вызывали у НЕЁ глубокое сочувствие. ЕЁ жизнь состояла исключительно из взлётов и падений, и чем больнее ОНА падала, тем больше хотелось широко раскинуть крылья и взвиться с новой силой.
      Высоко в поднебесье ОНА задумалась: "На словах можно желать чего угодно и сколько угодно. Можно всего и сразу. Можно себе и близким. Можно друзьям на юбилей. На крайняк не возбраняется ко всем подряд дням рождения и именинам всем приятелям пожелать дежурного счастья и дежурного здоровья. Ты пожелал, а Господь загрузился. У Господа же имеется своё предписание - одному созданию не кормиться с двух рук. Это и понятно - Создатель всего один, а скольких насоздавал. И ведь каждое создание, не вдумываясь, желает себе всего того, что були-були брякнут. Запрограммированная мобилочка методично напоминает тебе, что сегодня день рождения двоюродного племянника тёщи родной сестры по матери со стороны соседа отца по лестничной клетке. И вот уже ты, абсолютно не включив свой вилок, расшаркиваешься и пытаешься отлепить от языка полнейший бредос, но исполненный в лучших традициях. Язык дежурно заплетает. На вывеске - умняк хер сотрёшь, а сознание далеко от мысли, что вы с соседом получите от жизни лишь то, что заставляет биться ваши сердца и ничего кроме".
      
      57
      Жемчужная река
      
      Когда ОНА проснулась, за ОКНОМ проплывала Жемчужная река, омывавшая прекрасный остров. Утром он прятался в шифоновую дымку, а вечером зажигал в синем воздухе множество разноцветных огней, чьи отражения качала в колыбели река, которая плыла себе и плыла. От созерцания этого покоя ОНА чувствовала необычайное умиротворение. И ОНА, и ОКНО, и река были так далеко от ЕЁ прошлой жизни, той жизни, в которой ОНА была и хорошей девочкой, и плохой.
      
      * * *
      
      Заполучить панорамные ОКНА с видом на Жемчужную реку - дело верное. По длинному-предлинному мосту торопились своим маршрутом автобусы и автомобили. В темноте они подмигивали друг дружке глазастыми огоньками. За этими ОКНАМИ утро просыпалось очень рано. И хоть тебе моросящий дождь, хоть палящее солнце, хоть даже земля сотрясётся - ни одно форс-мажорное обстоятельство не сможет помешать местному населению каждое утро под релаксирующий аккомпанемент магнитолы совершать на набережной обряд физкультуры ушу. К совершению обряда физкультурники и физкультурницы подходили творчески. Группы подбирались по интересам. Одни с флажками в руках, другие с веерами, встречались люди с пронзительными горнами, бубнящими барабанами, боевыми мечами и прочей канителью.
      Вдоль набережной густой чередой тянулись деревья. Деревьев было много, а местного населения ещё больше. И это население по очереди лепилось к деревьям и ну их обнимать. Это на первый взгляд нежное и трепетное отношение к флоре на самом деле носило иной характер, население таким образом подзаряжалось энергией. Можно было наблюдать, как тот самый народ тусит по набережной задом наперёд, да ещё при этом похлопывает в ладошки. То перед собой, а то и за спиной. Таким незатейливым способом население нормализует мышление. Менталитет этой нации абсолютно непостижим. Если китайцы хворают, то вместо пилюль и порошков пьют в больших количествах тёплую воду и очень много спят. Способ этот безотказно работает.
      Всё население начинает въёбывать с самым восходом солнца. Ничто не может изменить время ритуала поглощения пищи. Будто по команде, ровно в двенадцать тридцать население строем выдвигается рубать палочками рис с сурепкой. С тринадцати до четырнадцати, где бы ты не находился - в банке, за рулём автомобиля, на посту или в общественном транспорте, - опять же словно по команде, глубокий послеобеденный сон. Ровно в четырнадцать часов население включается и снова начинает дружно въёбывать до самого захода солнца.
      Местные жительницы не носят сиськи и задницы просто потому, что таковые от природы отсутствуют. Проблема-то в принципе легко решаема. Стоит зайти в любой магаз, где торгуют нижним бельём, и удачно прикупить бюстик, напичканный неимоверным количеством всяких поролоново-силиконовых ухищрений. А если необходимо, то можно и трусы с поролоновой задницей купить. Из магаза ты уже выкатываешься совсем другим человеком.
      Нездоровое отношение к своему здоровью носит параноидальный характер. В самую жару каждая уважающая себя девушка облепляет всю спину и плечи медицинскими банками. На достигнутый результат лучше всего надеть сарафан на тоненьких бретелях, и вот ты уже кобылица в яблоках.
      Вообще у этой нации с лица воду пить традиционно не принято. Куда важнее красота "цветка орхидеи", что в прямом смысле означает "пиписька". Этот цветок непременно должен выглядеть первозданно кустисто, ну в общем смахивать на ежа. Подмышечные впадины также первозданны, хоть косы сплетай. Это у тёток. Не менее круто, если у дядек на фасаде родинка, из которой волосья до самого пояса. И Будда тебя упаси лишиться всей этой красоты, которая свидетельствует о статусе. Не стоит рисковать забороть своё естество, потому как есть вероятие, что баши из твоего лопатника могут взять да и уйти в неизвестном направлении.
      Обращение к мужчине "лянзай" дословно означает "молодой, красивый". Считается высоко, если у молодого и красивого маникюр такой длины, что любая молодая и красивая позавидует. Длина ногтей определяет принадлежность лянзая к благородной профессии, говорит о том, что трудится лянзай интеллигентно. Если носишь такой маникюр, тебе нет необходимости лезть по локоть в машинное масло, потому как ты умеешь крутить баранку. Если при этом ты обладатель большого живота, то ты не только молодой и красивый, но ещё и уважаемый и богатый. Чем громче пердишь и харкаешь, тем ты в большем почёте, потому как это означает, что ты следишь за своим здоровьем и не держишь в себе то, что просится наружу.
      
      * * *
      
      ОНА не уставала гипнорить в ОКНЕ Жемчужную речку, которую по какому-то праву считала своей. Может, потому что река настойчиво несла жемчужную рябь туда, куда ей хотелось? Упрямая рябь могла часами замирать на месте, но могла и идти вспять. У НЕЁ был свой особый роман с этой рекой. Ранним утром мимо ЕЁ ОКНА по жемчужной ряби ускользали вдаль тоненькие каноэ, лёгкие и стремительные байдарки, бесшумно проносились глиссирующие катера. Когда смеркалось и остров наряжался в огни, ЕЁ река запускала наряженные в сверкающие разноцветные огоньки прогулочные кораблики. Ах, какие же они были распрекрасно-праздничные! Торжественно появляясь прямо из-за горизонта, кораблики важно и неторопливо подплывали и делали реверанс прямо перед ЕЁ ОКНАМИ. Откланявшись, они чинно и степенно уходили опять за горизонт. На завтра река уже снова назначала ЕЙ свидание.
      
      58
      ОКНО
      
      ЕЙ не спалось. ОНА лежала в своей уютной постели, тупо пялилась в ОКНО на реку и вместе с ней встречала рассвет. Фонари на набережной ещё не погасли, и речка качала их отражения. Солнце уже проснулось и окрасило отражения фонарей ярко-оранжевыми красками, а рябь на реке в яркий ультрамарин. Эта картинка погрузила ЕЁ в гипнотическое состояние. ЕЙ было непонятно - спит она или нет. Даже если это сон, то очень красивый. Облака ещё низко дремали на горизонте и были похожи на огромные горы. Поначалу ОНА засомневалась - там, вдалеке, вроде и не было никогда гор. Но вот эти горы оторвались от земли и вслед за солнцем, не торопясь, потянулись к небу. Острые солнечные лучики уже плясали на шпилях небоскрёбов. В утренней дымке стали вырисовываться контуры стеклянных построек, и лучики отражались в этих стёкляшках. Вот фонари на набережной погасли. Серо-голубое небо из-за низко висевшего оранжевого солнца тоже стало оранжевым. Картинки сменялись очень быстро. Наступало утро!
      Когда же приходил вечер, солнце торопилось за горизонт. Ведь ему завтра рано просыпаться. Воздух ещё прозрачный. Высокое небо прогуливало пушистые облака. Вдруг облака распахивали свои белые занавески, и солнце стремительно падало за горизонт - так, что глазу не уследить. Несколько минут - и уже тёмная густая ночь. Город зажигал фонари.
      Иногда в сезон ветров и дождей днём вдруг наступала ночь. Жемчужная река и небо над ней оказывались во власти ветра. Волны по реке вместе с облаками на небе стремительно неслись наперегонки. Неуёмный ветер завывал и свистел им вдогонку. За ОКНОМ полдень походил на полночь. И тогда ОНА подумала: "Явно природа что-то напутала. А может, это конец света?" Воздух сотрясали неумолкающие ни на минуту раскаты грома. Ярко-жёлтые стрелы молний с высоты небес сыпались в реку.
      За чёрной стеной ничего не было видно. Вдруг чёрная стена сменялась серебристой. Не из лент дождя - из тропического ливня. Тёплому ливню удавалось усмирить стихию. Не успеешь глазом моргнуть, как за ОКНОМ снова погожий полдень. Ласковый ветерок уже шелестит в кронах деревьев, а те роняют со своих макушек крупные капли дождя, и жаркое солнце уже поспешает высушить асфальт.
      
      59
      Бали
      
      Ох, уж эти курорты с замусоленными до дыр названиями... Тьфффу!!! Эти курорты хороши только для нефтяников, что накачали рябчиков на горящую путёвочку. Вот оно, лоховское счастье пригородить своё пузо под жарким солнышком. Это солнышко рекомендовано было лучшим товарищем, или соседом по лестничной клетке, или попросту знакомым инженером по технике безопасности.
      А как же ОНА и ОН повелись на отдых на этих курортах? Да просто ОНА, подписанная на всю херню, отважилась составить компанию парочке очаровательных приятельниц. Ну гостиница как гостиница, океан как океан, пляж как пляж, да и граждане отдыхающие - среднего статуса. Перед походом на пляж, отдыхающие дамки часок-другой куделятся, губья и глазья разрисовывают и вот поковыляли себе по песчаному пляжу на высоченных каблах. Всенепременно запястья в браслетах, мальцы в гайках, фасады в солнцезатмевающих очках, а на задницах антицеллюлитные парео. Ничего такого, чтоб капюшон съехал. ЕЁ буквально выбешивали все эти очковые и обугленные пёзды, что мотылялись по пляжу взад и вперёд. Презентуя себя нефтяникам, да хер знает кому, все они выглядели, как от одной матери.
      
      * * *
      
      С высокого лазурного неба щедро жарило оранжевое солнце. Длинноногие пальмы, привычно кокетничая с ветром, космато шелестели густо-зелёными причёсками. Океан щедро выкидывал на песок одну за другой горделивые волны с белоснежными и пенящимися газировкой гребешками. Какая же ЕЁ накрывала смертная скука от этой райской безмятежности... Образовалась острая необходимость спасать ситуацию, причём как можно скорее. Ииииии!!! Сро-очно-о!!!
      Мягко шелестящий океан уже растворялся в глубоком густо-синем бархате глазастой ночи. Этой ночью ЕЙ, ЕМУ и двум симпатичным приятельницам было не до сна. Не до сна было и океану. Океан принимал гостей. На сегодня гулять ЕЙ взбрендило по-особому. Как нарисовала, так и сложилось. Ресторанный столик расставил свои колченоги в ночном океане.
      Гости расположились уютно, каждый на своей корме, прямо посреди газированных и шелестящих волн. На колченогом столике вкусно распластался приготовленный по местному рецепту огромный усатый и пучеглазый морепродукт. Столик зажигал свечи, и те отражались в высоких прозрачных фужерах, наполненных пьяным и вкусным содержимым. Когда очередная волна нападала на праздник, бокалы, высоко звеня, прыгали в надёжные руки.
      Случайные прохожие, заблудившиеся во времени иностранные отдыхающие, прогуливаясь в ночном шелестящем бархате, не могли остаться равнодушными к эдакому застолью. Те, что бродили по ночному пляжу, прибуксовывали и тоже роняли свои задницы посреди праздника. Языковой барьер преодолевался легко. Гости оттопыривали большой палец кверху. Такого праздника океан ещё не видел.
      
      60
      Ламма
      
      За ОКНОМ электропоезда рисовые поля сменялись чайными плантациями. Вечнозелёные горы уступали место плотнонаселённым равнинам. Глянцевый, самый модерновый электропоезд самонадеянно прошипел, фыркнул и с достоинством остановился на платформе. Поезд строго по расписанию прибыл на перрон и важно отворил сияющие пластиковые двери. Как из мешка, на платформу высыпались многонациональные пассажиры. Словно по команде, толпа направилась прямёхонько к причалу. Протрубив, как слон, пароходик принял на свою палубу всех желающих и, затарахтев, отправился в плавание. Ни с чем не сравнимый по красоте маршрут кораблика пролегал вдоль самого потрясного и величественного островного мегаполиса с названием Гонконг. На этих островах лучшие архитекторы осуществляли свои самые смелые проекты и возводили шедевры мировой архитектуры в то самое время, когда в ЕЁ родной стране необозримые просторы с неистовой силой по-модному засаживали кукурузой. Ах, мимо какой сказки проплывал ЕЁ пароходик! Сказка завладела воображением настолько, что от остроты впечатлений захлюпал нос. ОНА пребывала в полной эйфории. Величавые и совершенные небоскрёбы, отражая солнечные лучи в разноцветных зеркальных скорлупках, подпирали небесную синеву.
      Нацеплявшиеся на пароходик пассажиры носили очень солнечные и добродушные лица. Они волокли за собой в переносках, в перевозках, на поводках и просто за пазухой усатых, лопоухих, полосатых, пятнистых, лохматых и лысых, огромных и крошечных животных. По палубе сновали дети. Под палубой стрекотал движок, а многочисленные дети заглушали его звонким и беспечным смехом. Движок всё стрекотал и стрекотал, а ЕЁ взгляд уже провожал растворяющийся вдали мираж зеркальной сказки. И тогда ОНА подумала: "Как бы шею не свернуть".
      Пункт прибытия оказался островом, точнее островком, а если уж совсем точно - рыбацкой бухтой. Наблюдая картинки из ОКНА маленькой частной гостиницы, ОНА замирала, прямо как кобра какая-то. ОНА наблюдала редкие сюжеты. В этой бухте собирался на тусу народец со всего мира и не простой народец. В бухте оттопыривались и пузатые зеленоволосые панки, сплошь забитые татухами, и насквозь продырявленные металлисты, и косматая хипня, и отвязные фрики. По территории бухты бездумно шатались просто мажоры, а ещё мордатые коты и вальяжные собаки. Этот уголок земли притягивал неформальных шнифтов со всего света. Кошки и собаки на островке считались неприкосновенными, этих животин охраняли тут по всей строгости закона.
      Мест для тусы на Ламме хватало: ароматная кофейня со свежей выпечкой, дикий пляж, пабы с пенистым пивом на любой вкус, череда уютных ресторанчиков, изобилующих свежими морепродуктами. Отвязный народец неторопливо перемещался из кафе в кофейню, из паба в ресторанчик. Расположившись за столиками, посетители булькали кальянами, потягивали трубки, набитые отменным табаком, неспешно покуривали добрые сигары. А кошки и собаки лениво грели свои бока на теплой брусчатке. Исключительно из уважения к людям, животины приподнимали свои ушастые бошки и, зевая, ловили на лету пикирующие прямо со стола лакомые кусочки.
      
      * * *
      
      ЕЙ нравилось разглядывать залатанные пёстрыми красками, похожие на палитру художника рыбацкие баркасы. На баркасы пристраивались смешные домики, сооружённые из жестянок, случайных картонок, картинок и фанерок, которые между собой слепливались скотчем и скреплялись проволокой. Пёстрые баркасы украшали свои пузатые бока огромными пасмами из белоснежной лески. Персонажи на баркасах лихо закидывали свои неводы и наряжались в какие-то тряпичные лохматы, придававшие им странноватый вид, отменно сочетавшийся с видом их посудин. И тогда ОНА подумала: "Скорее всего, рыбаки в свободное время посещают кружок "Умелые ручки".
      Становилось очевидно, что в бухте абсолютно отсутствует такое понятие, как время. Там, в бухте Свободы, был предписан свободный дресс-код. В этой сказке невольно осознаешь, что тот островок находится очень далеко от всех проблем.
      
      ОНА знала твёрдо, что когда ЕЙ наскучит жизнь без проблем, ОНА придумает себе новые ОКНА, которые ещё на раз изменят ЕЁ судьбу. Будут взлёты и падения, ну и, конечно, снова взлёты. Ведь без этого не жизнь, а тоска. И ещё ОНА твёрдо знала, что рядом с НЕЙ всегда должен быть ОН.
      
      Словарь жаргонных выражений, использованных в книге
      
      абортмастер - тот, кто делает заключённым аборты
      агальцы - пальцы
      адья - прощай
      ажиотаж - торговля валютой
      айва - сигнал к тревоге
      алюры - итальянцы
      амба - конец, кончено
      амбаруха - желудок
      арба - автомашина
      бабки стоят столбом - несмятые купюры
      бабон - милицейский уазик
      базлы - разговоры
      бажбан - полный дурак
      баки вколачивать - разводить клиента
      бандероль - пачка денег
      батон - голова
      батон крошить - по мелочи сотрясать рассудок
      баши - деньги
      баян - шприц
      без базла - без разговоров
      безуля - девушка, женщина
      белки - деньги
      бензолка - кодеин
      бивень - глупый человек
      бодяжить фиксажем - разбавлять порошком для проявки плёнки
      божья травка - анаша
      ботало - язык
      ботва - волосы на голове
      бражка - шайка
      браслеты - наручники
      бризец - наколка на клиента
      бурчать - отвлекать внимание разговорами
      веснушка - цепочка
      вздержка - обман при обмене денег
      взять на доктора - совершить аферу
      взять на характер - напугать
      вкупиться - понять
      вилок - голова
      вилы - безысходность
      вковаться - одеться
      волына - пистолет
      воронок - транспорт для перевозки заключённых
      в откидоне - под кайфом
      втюрены - вовлечены
      впасть в распятие - задуматься
      выключить свет - приговорить к смерти
      выпала маза - повезло
      гадалки - карты
      гайка - перстень, кольцо
      грабки - руки
      груша - замо'к
      грязная набойка - точка наркоторговли
      гудоза - плохой человек
      гута - внутривенный наркотик
      гуталин - варенье
      гутен таг - неожиданный визит
      гуца - синяк под глазом
      гуча - голова
      дать бризец - наметить объект
      дать звону - избить
      дать толчок - принять дозу
      дешёвый зехер - дешёвый поступок
      длинно - хорошо
      долбота - абстиненция
      дороги - шрамы на венах от частых уколов
      драгули - руки
      дрожки - деньги
      дружки - милиционеры
      дрянь - наркотик
      дрянь больная - плохой наркотик
      дубак - надзиратель
      дупа - задница
      дючка - сортир
      елдаш - азиат
      ермолай - глупый и доверчивый человек
      живоглот - следователь
      жизнерадостный - полоумный
      жимануть - заставить
      жуда - беда
      жукать - надёжно прятать
      жухать - врать
      забить - сделать татуировку
      зависнуть на креста - лечь в больницу
      заточка - заточенный предмет, холодное оружие
      Иван Иванович - прокурор
      игрушка - пистолет
      идти на скок - на кражу
      исповедь - допрос
      кайс - жизнь
      кайф-базар - наркопритон
      калган - голова
      калемасить - попутать
      камса - малолетка
      канарейка - милицейская машина
      канканы исполнять - чудить, совершать нелогичные поступки
      кантовки - руки
      капель - капельница
      каптёрка - кладовка
      караулки - глаза
      карбузый - беззубый
      карточка - лицо
      кастрыля - пожилая женщина
      касуха, каса - кассационная жалоба
      катюха - доза
      кегли - ноги
      кивалы - народные заседатели
      кишку утоптать - плотно поесть
      кокнар - опийный отвар из высушенных маковых головок
      коновал - доктор
      коны-моны - форменные короткие ботинки
      коптить - отбывать срок
      корма - задница
      короед - малолетка
      корыто - такси
      коряночка - кусок хлеба
      котлетки - деньги в банковской упаковке
      красная юшка - кровь
      крематорий - тюрьма
      крутить восьмёрку - водить за нос
      кум - начальник оперативной части исправительного учреждения
      лавандос - деньги
      лёвик - милиционер
      легаш - милиционер
      лепень - пиджак
      ливеры - простые люди
      липня - одежда
      ломы - нехватка в организме наркотика
      майдан - сумка
      макитра - голова
      мальцы - пальцы (от слова мацать, т. е. трогать)
      многосудимка - осужденная не в первый раз
      моечкой покоцать - сделать надрез лезвием
      набашмаченный - не вор, но соблюдающий воровские законы
      наблочить - надеть на себя
      на верняк - шулерить по наводке
      на кантовку - на кражу
      накипь - блатная аристократия
      настоящий - вор в законе
      на удачу - без шулерства
      нешалявый - правильный
      нахвататься моли - принять наркотик
      объелашить - обворовать
      обнюхаться - осмотреться, познакомиться
      однохлебки - заключённые, которые питаются вместе
      оман - подавленное состояние
      осталось покурить - осталось мало
      оттабуниваться - собираться
      пайка - порция
      первоходка - осужденная впервые
      перо - нож
      побегать - научиться воровскому ремеслу
      по блоку - по этапу
      поиметь форсу - взять крупную сумму
      пойти на скок - на кражу
      получить наркоз - удар по голове
      попасть в блудную - заблудиться в разговоре, в поступке
      порожняк - без толку
      портянка - бумага
      пошамать - поесть
      поэтапки - осужденные, которых этапируют вместе
      правилка - вправление мозгов
      развод - построение для переклички
      раскоцивать дурки - лёгкая добыча
      раскумариться - получить дозу
      рябчики - рубли
      семейники - те, кто живёт как семья
      стейцы - американцы
      столыпин - железнодорожный вагон для этапирования заключённых
      стричь поляну - держать под контролем
      ташка - дамская сумочка
      терпила - потерпевший
      торкать - включаться в тему
      фаловать - уговаривать
      фасад - внешний вид
      френчи - французы
      хрусты - деньги
      цацка - украшение
      шифер - рассудок
      шиха - шестёрка
      шконка - спальное место в местах заключения
      шкоры - брюки
      шмалять - стрелять
      шпалер - пистолет
      штемп - определение личности
      щипач - карманный вор

  • Комментарии: 16, последний от 16/01/2022.
  • © Copyright Доброхотова Людмила Николаевна (28.05@mail.ru)
  • Обновлено: 08/07/2012. 297k. Статистика.
  • Роман:
  • Оценка: 4.63*16  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.