Добрынин Андрей Владимирович
Пески

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Добрынин Андрей Владимирович (and8804@yandex.ru)
  • Размещен: 11/05/2010, изменен: 29/03/2017. 218k. Статистика.
  • Сборник стихов: Поэзия
  • Скачать FB2
    •  Ваша оценка:
      
       АНДРЕЙ ДОБРЫНИН
      
       ПЕСКИ
      
       Книга стихотворений
      
      
      
       * * *
      
      Оружие тяжко, как женская грудь,
      Но слаще, чем женщиной, им обладать.
      Запрыгают гильзы, как желтая ртуть,
      Как только я вздумаю очередь дать.
      
      И пули с налета кусают забор
      И остервенело плюются щепой,
      И медленно дуло ворочает взор
      Со злобою пьяной, бессонно-тупой.
      
      Замрите, не двигаясь, глухо дрожа,
      Вчера поучавший - сегодня молчи
      И слушай, как пули, безумно визжа,
      В истерике злобной клюют кирпичи.
      
      Довольно я прятался, слушал, кивал,
      Свою непонятливость робко тая, -
      Я нынче все взгляды к себе приковал,
      Значителен в мире сегодня лишь я.
      
      И жаждет безглазый, но чуткий свинец
      Сквозь чащу артерий, в зачавкавшей мгле
      Туда прорубиться, где жизни птенец
      Трепещет в горячем ослизлом дупле.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
       * * *
      
      Во рту ворочаю мат,
      А душу в зловонном зле.
      С плеча моего автомат
      Свисает дулом к земле.
      
      И я его сон стальной
      Баюкаю на ремне.
      Итак, вы сочлись со мной,
      Воздали должное мне.
      
      И я от злобы смеюсь,
      Хоть больше хочется выть.
      Но я с толпой не сольюсь,
      Не дам о себе забыть.
      
      По-моему, вы, друзья,
      Ошиблись на этот раз,
      Решив, что ничтожен я,
      Что я недостоин вас.
      
      Шагаю в ночных дворах,
      И снова хочется выть.
      Я вам докажу, что страх
      Ничтожным не может быть.
      
      Высоких мыслей игру
      Продолжить вам не суметь:
      В стальном брюшке, как икру,
      Оружье скопило смерть.
      
      Наступит расчет иной:
      Когда уже все молчит,
      Бесстрастной птицей ночной
      Оружие закричит.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
       * * *
      
      Народ властелином считался,
      На деле не будучи им,
      Я тоже считался хорошим,
      На деле же был я другим.
      
      Народ мой! Тебя не сломила
      Тиранов жестокая власть.
      У власти ты крал что попало -
      И я не гнушался украсть.
      
      И чтобы из планов тирана
      Не вышло вовек ничего,
      Народ напивался до рвоты -
      И я, как частица его.
      
      Народ призывали: работай,
      Народ же покорно кряхтел,
      Покорно сносил оплеухи,
      Но с печки слезать не хотел.
      
      И я, как частица народа, -
      Я также умильно кряхтел
      И каждому кланялся низко,
      Но браться за гуж не хотел.
      
      Нам власти грозили расправой,
      Я тоже, бывало, дрожал,
      Однако же фигу в кармане,
      Как все, наготове держал.
      
      Я счастлив, что с этим народом
      И мне довелося пройти
      Его непростые дороги,
      Борьбы и страданий пути.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
       * * *
      
      В проем дверей вписавшись плотно,
      Они по комнатам пойдут.
      Дверные тяжкие полотна
      Без чувств пред ними упадут.
      
      Ищу я угол неприступный,
      Хоть знаю, что спасенья нет.
      От их шагов, как гравий крупный,
      Хрустит размеренно паркет.
      
      У них с дороги домочадцы
      Слетают грудами тряпья.
      Секунды все безумней мчатся,
      Но только гибель вижу я.
      
      Я хорохорился когда-то,
      Отстаивал свои права, -
      Так вот теперь идет расплата
      За безрассудные слова.
      
      Зачем мне это было надо?!
      О, как я был безмерно глуп!
      Они ведь не дают пощады,
      Им нужен мой холодный труп.
      
      Они ведь жалости не знают,
      Запомнив сызмальства навек:
      Любой, кто им не помогает -
      Никчемный, подлый человек.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
       * * *
      
      Я ваших слов не стану слушать,
      Словам я веры не даю,
      Слова стараются разрушить
      Решимость твердую мою.
      
      Едва прислушаешься к слову -
      Абсурдом кажется приказ,
      А вся житейская основа -
      Набором бестолковых фраз.
      
      Постыдной станет жажда крови,
      Сомнительным - бесспорный суд,
      И грозно сдвинутые брови,
      Как лифты, кверху поползут.
      
      Как у сердитого ребенка,
      Рот приоткроется слегка,
      И губ иссохшую клеенку
      Изучит слизень языка.
      
      Иссохнет глотки свод стрельчатый,
      И потревоженный кадык,
      Забегав мышью красноватой,
      Забьется вновь под воротник.
      
      И напоследок сократятся,
      Как дохнущие пауки,
      И тупо книзу обратятся,
      И разожмутся кулаки.
      
      Но резко я одерну китель,
      Обиду вовремя пойму:
      Я, грозной силы представитель,
      Теперь не страшен никому.
      
      И разом я осилю слово,
      И задрожу от жажды мстить,
      Ведь унижения такого
      Обидчику нельзя простить.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
       * * *
      
      Держа в руке футляр от контрабаса,
      Другую сунув за борт пиджака,
      Иду на площадь, где людская масса
      Скопляется, чтоб слушать вожака.
      
      На русский трон уверенно нацелясь,
      Рычит вожак, правительство кляня,
      Но у него отвиснет сразу челюсть,
      Как только он посмотрит на меня.
      
      И я прочту во взгляде помертвелом,
      Что он под тонкой тканью пиджака
      Вдруг различил тяжелый парабеллум,
      К которому просунулась рука.
      
      Он отшатнется и протянет руку
      И завопит: "Держи, а то уйдет!",
      В моем футляре разглядев базуку,
      А может быть, станковый пулемет.
      
      Сограждане, в тревоге озираясь,
      Заметят вскоре мой нелепый вид
      И на меня набросятся, стараясь,
      Чтоб не успел сработать динамит,
      
      Чтоб не включилась адская машинка,
      Чтоб не успел я вынуть пулемет, -
      И треснет череп под пинком ботинка,
      И из него сознанье уплывет.
      
      Я не узнаю, как остервенело
      Меня топтала братская стопа,
      И лишь почуяв, что безвольно тело,
      Притихнет и расступится толпа.
      
      Тряпичная бесформенная масса
      Предстанет на площадке круговой,
      И забелеют щепки контрабаса
      В крови, размазанной по мостовой.
      
      И взгляды все скрестятся беспричинно -
      В тиши такой, где только стук в висках, -
      На вылезшей из задранной штанины
      Полоске кожи в темных волосках.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
       * * *
      
      Мы в вашей жизни много значим:
      Во всякий день, во всякий час
      Мы строгим взглядом лягушачьим
      Взираем с важностью на вас.
      
      Когда к запретному украдкой
      Вы устремляете умы -
      Захлопнув рот надменной складкой,
      Недвижны остаемся мы.
      
      Пусть шаг вы сделаете ложный,
      Но это нас не раздражит,
      Под челюстью мешочек кожный
      У нас сильней не задрожит.
      
      Но, ваши вины приумножа,
      Вы наш нарушите покой,
      Вы нашей тонкой, нежной кожи
      Коснетесь трепетной рукой.
      
      Погубит вас вопрос опасный:
      Зачем так важно мы сидим?
      Раскроем рот, и голос властный,
      Бесстрастный голос подадим.
      
      И силой странной, незнакомой
      Куда-то вдаль потащит вас.
      Осыплется гнилой соломой
      Всех связей жизненных каркас.
      
      И вы узнаете, как хрупко
      Все то, что звали вы судьбой,
      Прощенья своему поступку
      Запросите наперебой.
      
      Но вам, все далее влекомым,
      Мы явим наш бесстрастный вид,
      И странным мертвенным изломом
      Вам ужас губы искривит.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
       * * *
      
      Китель сидел на мне
      Гладко, словно влитой.
      Медь на моем ремне
      Желтой цвела звездой.
      
      Нес я на голове
      Кокарды пышный венец.
      Изгиб моих галифе
      Словно вывел резец.
      
      Шел я и слушал всласть
      Пенье моих сапог.
      То, что шагает власть,
      Каждый увидеть мог.
      
      Но лопнули вдруг ремни,
      Пуговки и крючки.
      Всюду зажглись они,
      Бешеные зрачки.
      
      Лезут злые глаза
      К язвам тайным моим,
      Хоть никому нельзя
      Видеть меня нагим.
      
      Что со страной моей,
      С самой слепой из стран?
      Нежную плоть властей
      Видит любой болван.
      
      С ревом я рухну в грязь
      И покачусь по ней.
      Вот она, ваша власть,
      Всякой свиньи грязней.
      
      Вот я, в нарывах весь,
      Тело смердит мое,
      Но сбил бы я вашу спесь,
      Только б достать ружье.
      
      Серая, как гюрза,
      Ненависть выждет срок,
      Чтобы в глаза, в глаза
      Прямо спустить курок.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
       * * *
      
      На пьяных и на оборванцев
      Взираю я антипатично:
      Я как руководитель танцев
      Хочу, чтоб было все прилично.
      
      Чтоб все умыты были чисто,
      Одеты модно и опрятно,
      Чтоб на сорочке гитариста
      Пивные не желтели пятна.
      
      Пускай артисты не в ударе,
      Фальшивят людям на потеху,
      Но в правильном репертуаре,
      Я знаю, верный ключ к успеху.
      
      Искореню пороки эти -
      Упадочничество, злословье;
      О том, как славно жить на свете,
      Пускай играют на здоровье.
      
      Танцоры сходятся гурьбою,
      Переговариваясь, мнутся;
      В конце концов на мне с мольбою
      Глаза собравшихся сойдутся.
      
      Забавно мне их нетерпенье -
      Чтоб кровь их злее зарычала,
      Забавно длить приготовленья,
      Слегка оттягивать начало.
      
      Забавны взгляды со значеньем,
      Которые люблю ловить я;
      Все связаны одним влеченьем -
      Подспудной жаждою соитья.
      
      Простится маленькая шалость,
      Лишь крупных допускать не надо...
      Но вдруг я чувствую усталость,
      Необъяснимую досаду.
      
      Ликуйте же, сердца простые,
      Махну рукой - и ветер начат,
      И враз все головы пустые
      Репьями в решете заскачут.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
       * * *
      
      Благородство исходит от рода,
      Только с родом я связи порву.
      Род не мыслит себя без урода,
      Вот поэтому я и живу.
      
      Я уже не смолчу благородно,
      Ваши чувства сберечь не смогу -
      Как пристало врагу, принародно
      Завоплю я на пыльном торгу.
      
      Ничего вас не объединяло,
      Лишь теперь монолитной стеной,
      Продавец, покупатель, меняла -
      Все вы встанете передо мной.
      
      Я свяжу вас забытым заветом,
      Память рода сумев воскресить,
      Что не следует думать об ЭТОМ
      И тем паче нельзя огласить.
      
      Вдруг подастся толпа; в беспорядке,
      Гомоня, все вперед поспешат;
      Спины, щеки, материи складки
      Перед взглядами замельтешат.
      
      Только миг толкотни оголтелой,
      Сотрясений, ударов, возни,
      Чтоб затем через мир опустелый
      Стали все вы друг другу сродни.
      
      Ощутите душою совместной
      То, как мир сиротливый нелеп,
      И по-братски преломите пресный
      Запустенья всемирного хлеб.
      
      Я где я захриплю, издыхая,
      Пыль сваляется с кровью в комки,
      И у вас эта кровь, высыхая,
      Стянет медленно кожу руки.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
       * * *
      
      Не моги сомневаться в себе;
      Усомнится другой - не щади,
      Уничтожь его в явной борьбе,
      А не сможешь - тайком изведи.
      
      Так я сам рассуждаю с собой,
      Потихоньку, врагов не дразня,
      А не то соберутся толпой
      И в клочки растерзают меня.
      
      Я ощупаю тело свое -
      И вся плоть отвечает, взыграв:
      Правота есть мое бытие,
      Я живу - и поэтому прав.
      
      Вас восстать не добра торжество
      Побуждало, а пакостный нрав,
      Но внедрилась в мое естество
      Убежденность: я полностью прав!
      
      Усмиренных, я вас соберу;
      Хоть униженность радует глаз,
      Вы мне все-таки не по нутру,
      Никому я не верю из вас.
      
      И угодливым вашим смешком
      Не удастся меня обмануть.
      Злого духа пущу я тишком -
      И посмейте хоть глазом моргнуть.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
       * * *
      
      Двух мнений просто быть не может,
      В противном случае разброд,
      Как язва гнилостная, сгложет
      Привыкший мудрствовать народ.
      
      Пока же нет у нас разброда,
      Не вправе мы повременить,
      Терпя в своей семье урода,
      Кто вздумал нечто возомнить.
      
      И знанье воодушевляет
      Нас в этой яростной борьбе,
      Что все, кто мненья измышляет,
      Мнят слишком много о себе.
      
      Что им лишь выделиться надо, -
      Но про такого молодца
      Мы знаем, что испортит стадо
      Одна паршивая овца.
      
      Старшой умеет не бояться
      Предстать безжалостным глупцом
      И в перегибах признаваться
      Потом с трагическим лицом.
      
      Привьется убеждений крепость
      Нестойкому сознанью масс,
      И им полюбится нелепость,
      Что изливается из нас.
      
      И наверху - наш твердый профиль,
      Внизу же - скачущий поток
      Толпы, безликой, как картофель,
      Теснящийся в один лоток.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
       * * *
      
      Страной взлелеян, словно кущей,
      Я посвятить решил все дни ей,
      Хоть болен я вялотекущей
      Наследственной шизофренией.
      
      Но я болеть сейчас не вправе,
      Когда врагов полна столица.
      Они мечтают о расправе,
      Везде их дьявольские лица.
      
      Я чей-то шепот слышу сзади
      И знаю: это вражьи козни;
      Я сразу вижу их в засаде,
      Адептов мятежа и розни.
      
      На доброту властей надеясь,
      Не приглушая голос ржавый,
      Они провозглашают ересь,
      Грязнят историю державы.
      
      Мой путь борца суров и долог,
      Мне дышат недруги в затылок,
      Кладут мне в суп куски иголок,
      Осколки водочных бутылок.
      
      И я все это поедаю
      В ущерб для своего здоровья,
      Но от безверья не страдаю
      И полон к Родине любовью.
      
      Уже спешит ко мне подмога,
      Уже в рассоле мокнет розга,
      Хоть я и прихворнул немного
      Водянкой головного мозга.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
       * * *
      
      Виталище отрад, деревня отдаленна!
      Лечу к тебе душой из града, воспаленна
      Алканием честей, доходов и чинов,
      Затейливых потех, невиданных обнов,
      Где с сокрушеньем зрит мое всечасно око,
      Как, поглощаемы Харибдою порока,
      Мы не впадаем в страх, ниже в уместный стыд,
      Веселья буйного являя мерзкий вид,
      И, чтобы токмо длить свои все непотребства,
      Мы чиним ближнему все мыслимы свирепства
      И смеем, раздражив поганством небеса,
      К ним возносить в беде молящи голоса.
      Но можно всем служить воздержности примером,
      Супругом нежным быть, учтивым кавалером,
      В науках смыслить толк и к службе прилежать,
      Но всех опасностей чрез то не избежать.
      Так, Сциллой случая, толико многоглавой,
      Из жизни вырваны умеренной и здравой,
      Нечаянно воссев на зыбку высоту,
      Уже мы подлый люд обходим за версту,
      Всех нечиновных лиц уже в болванах числим,
      За весь Адамов род непогрешимо мыслим,
      А как до дела, глядь - попали вновь впросак.
      Давно уже смекнул наш стреляный русак:
      "Коль надо мною ты стать хочешь господином,
      Не требуй от меня, чтоб был я гражданином;
      Равенство возгласив, но метя в господа,
      От низших ты не жди усердного труда,
      И величайся ты как хочешь надо мною,
      Но всё не ты, а я пашу, кую и строю,
      И ежли ты к рукам прибрал и власть, и честь,
      Так мудрено, чтоб я из кожи вздумал лезть".
      
      Положим, что, чинов достигнув превосходных,
      Мы помыслов своих не сменим благородных,
      От чванства охраним натуры чистоту, -
      Я нас и таковых к счастливцам не причту.
      Двум жертвуя богам, не угодишь обоим;
      Живешь среди волков, так изъясняйся воем,
      Всех ближних разложи по рангам и мастям
      И потрафлять стремись не людям, но властям.
      На меньших призирать - от века фараона
      К сысканию чинов есть худшая препона,
      А коль отвергнешь ты преуспеянья труд,
      То ведаешь - тебя в муку ужо сотрут.
      
      Покинь же ты мой кров, фантом преуспеянья!
      Дозволь облечься мне в просторны одеянья
      И на лужке возлечь, где пышны древеса
      И отблески лиют, и птичьи голоса,
      Где ручеек журчит, втекающий в запруду,
      И где я утеснен, ни одинок не буду,
      Покоя томный взгляд на сельских красотах,
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      На селах вдалеке, на травах и цветах,
      На кротких облаках, над нивами плывущих.
      Порой беседует в моих приютных кущах
      О Греческой войне со мною Фукидид;
      Гомер являет мне, как вел полки Атрид;
      И сладкою слезой, любимцы нежных граций,
      Мне увлажняют взор Катулл или Гораций.
      Иль посетят меня старинные друзья -
      И скромные плоды для них сбираю я:
      Шершавы огурцы, лощены помидоры,
      Пахучих разных трав зеленые узоры;
      Теплоутробный хлеб и со слезою сыр,
      Аджикой сдобрены, совокупятся в пир,
      И млечно-розовый чеснок, еще не жгучий, -
      И кахетинский ток бежит струей кипучей.
      Но лета юные, увы, для нас прошли;
      Не мним мы боле все доступным на Земли,
      И Вакх рождает в нас не мощны упованья,
      А токмо сладкие одни воспоминанья,
      Но что отрадней есть, чем с другом их делить,
      Смеяться, сожалеть и сладки слезы лить.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
       * * *
      
      Нелепо говорить о долге,
      Ведь ясно даже дураку,
      Что лучше ничего не делать,
      А труд вселяет в нас тоску.
      
      Труд выдумали Маркс и Энгельс
      И Ленин, русский наш злодей;
      В своих библиотеках сидя,
      Они морочили людей.
      
      Живи себе, но опасайся
      Ты коммунистов задевать,
      А то заставят на заводе
      Болты различные ковать.
      
      Они ведь мстительные, злые
      И всюду за тобой следят,
      Но если ты живешь тихонько,
      Они тебе не повредят.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
       * * *
      
      Богатства и власти глупцы хотят,
      И я становлюсь глупцом.
      Не зря я сижу и ем мармелад
      С суровым, жестким лицом.
      
      Меня толкнули на этот шаг,
      Мне больше не быть певцом,
      Но за ложные блага, раз вышло так,
      Я стану первым бойцом.
      
      Уверую пламенней всех глупцов
      В истинность ложных благ,
      И всех осилю в конце концов,
      Удачу зажму в кулак.
      
      Мне будет в восторге внимать толпа,
      Я стану властителем дум,
      Ведь глупость моя будет столь глупа,
      Что вырастет в высший ум.
      
      Я буду грузно сидеть в вышине,
      Восторга слушая шум, -
      И с верой в успех мне сладки вдвойне
      Халва и рахат-лукум.
      
      Вот так же сладко чувствовать власть
      И в ужасе всех держать.
      Я всем, кто звал меня в глупость впасть,
      Велю себя обожать.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
       * * *
      
      На троне плотно я сижу,
      Лелея знание в мозгу:
      Я - абсолютный властелин
      И абсолютно все могу.
      
      Люблю я строить, воздвигать,
      Заморским недругам назло,
      И воплотится мысль моя,
      Хотя бы прахом все пошло.
      
      Люблю я выявлять врагов -
      Им всем, бывало, говоришь:
      Тебя вот так прихлопну я -
      И будет мокренько, глупыш.
      
      Дарю я женщинам дворцы,
      Затем что очень их люблю,
      А осерчаю, так беда -
      Всем кряду головы рублю.
      
      Глумятся надо мной враги -
      Мол, я ленив, мордаст, задаст;
      Мой репрессивный аппарат,
      Дождутся, им ужо задаст.
      
      Ведь тысячи должны вести
      Жизнь беспросветную, как ночь,
      Чтоб хоть один преодолел
      Провал между "хотеть" и "мочь".
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
       * * *
      
      Я призван сделаться первым,
      Извне мне не нужен знак -
      Всей кровью и каждым нервом
      Я знаю, что это так.
      
      Мне должно быть на народе
      И властвовать должно мне,
      Ведь только моей природе
      Ошибки чужды вполне.
      
      Врываюсь в людскую гущу -
      Нельзя мне медлить и спать,
      Ведь мне с рожденья присуще
      Лишь правильно поступать.
      
      Мне к истине путь известен
      И лучший походный строй,
      Где только смех неуместен,
      В рядах звучащий порой.
      
      Для смеха сейчас не время,
      Но что способно пронять
      Порочных людишек племя,
      Готовых все осмеять.
      
      Когда воодушевленье
      Одно говорить должно,
      Во всяком смехе - глумленье,
      Я слышу, заключено.
      
      Мой дар им кажется ложным
      Иль слишком они полны
      Своим бытием ничтожным -
      Они все равно вредны.
      
      Помеху общему ходу,
      Свалить их в яму с пути,
      Чтоб всю их злую породу
      В дальнейшем там извести.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
       * * *
      
      Я неуклюжий? Нет, уклюжий.
      Нелепый? Очень даже лепый.
      Тогда скажите, почему же
      Вы дразните мой нрав свирепый?
      
      Освирепеешь поневоле,
      Ведь вспоминать и то обидно,
      Как чушь вы обо мне мололи,
      Чья доблесть самоочевидна.
      
      Вы все запятнаны виною,
      Ведь вы без тени уваженья
      Смеялись дерзко надо мною,
      А это - признак разложенья.
      
      Я не грожу, - но вы упорно
      Себе копаете могилу.
      Вам не понять, как необорна
      Стоящая за мною сила.
      
      Достоинств вы не признаете,
      А значит - недостойны сами.
      Сочтемся мы - и при расчете
      Улыбки сменятся слезами.
      
      Зато уж я потешусь вволю, -
      Так бойтесь горечи паденья!
      Мои достоинства есть поле
      Для дружеского единенья.
      
      Моя душа своеобычна,
      И раздражать ее не пробуй,
      Я принимаю фанатично,
      Но отвергаю с дикой злобой.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
       * * *
      
      Толпа в восторге голосила,
      Победу вам предвозвещая:
      Вы шли ко мне, тугую силу
      В тяжелых мышцах ощущая.
      
      Вы взгляды женщинам бросали,
      Везде выглядывавшим в окна,
      И мускулами потрясали,
      В них ощущая все волокна.
      
      Украдкой сверху то и дело
      Глазами на себя косили,
      Оглядывая стати тела,
      Дивясь их стройности и силе.
      
      И, декламируя угрозы,
      Ко мне вломились вы разбойно,
      Но я, не изменяя позы,
      В глаза вам поглядел спокойно.
      
      Быть может, слишком недвижимый,
      Быть может, чересчур холодный, -
      Сковал мой взгляд непостижимый
      Порыв отваги благородной.
      
      Догадки ринулись потоком,
      Мятущимся, нестройно-стадным,
      О норове моем жестоком,
      Маниакально кровожадном.
      
      Уже раскаяньем томимы,
      Вы ощутили против воли,
      Как плоть нежна и уязвима
      Для близкой нестерпимой боли.
      
      И ласку лезвия на коже
      Так ясно вы предощутили,
      Что волны слабости и дрожи
      В обмякших членах покатили.
      
      И плоть упругость потеряла,
      И, одряхлев, обвисли руки;
      Живот, вдруг выкатившись вяло,
      Уже квашней потек на брюки.
      
      Так изваянием сутулым
      Вы встали с видом бестолковым,
      Но я легонько двинул стулом -
      И прочь вы устремились с ревом.
      
      Разбухшим бултыхая брюхом,
      Губой безвольною болтая,
      Бежали вы, упавши духом,
      Лишь о спасении мечтая.
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      И я следил самодовольно,
      Как, покрывая километры,
      Стенали вы непроизвольно
      И шумно испускали ветры.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
       * * *
      
      Вставайте, нищие духом,
      Заветный близится срок.
      Исполнились земли слухом:
      С заката идет пророк.
      
      С заката, а не с восхода,
      Как бог, собою хорош,
      Грядет, чтоб во все народы
      Прелестную сеять ложь.
      
      Встаем, восхищенно внемля -
      Что делать, скорей скажи,
      Не зря же свой дух, как землю,
      Возделали мы для лжи.
      
      Ко всякому святотатству
      Нетрудно нас побудить,
      Ведь втайне только богатству
      Нам любо в сердце кадить.
      
      И речью врага прелестной
      Пленимся мы без труда -
      Ведь правды, не в меру пресной,
      Милей нам сладость суда.
      
      И правде нашу природу
      Исправить не суждено -
      Для нас ведь отчие воды
      Полыни горше давно.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
       * * *
      
      Я очень уж въедливо то замечал,
      Что умные люди привыкли скрывать.
      Заткните мне глотку, чтоб я замолчал
      И впредь не осмелился рот разевать.
      
      Нельзя допускать, чтоб на общий позор
      То тайное, темное я выносил,
      Что двигало вами с младенческих пор,
      Но что сознавать не находится сил.
      
      Без лишних сомнений используйте власть,
      Чтоб твердо поставить на место меня,
      Чтоб спазмами ужаса враз пресеклась
      Моя злонамеренная болтовня.
      
      Но умные люди здесь также нужны:
      Привыкнув сомненья от вас отгонять,
      Докажут они: мои речи темны,
      Безграмотны, их невозможно понять.
      
      И каждый решит: он духовно хорош,
      И ласково к сердцу прильнет правота,
      И ваша полезная светлая ложь
      Уже не отравит вам горечью рта.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
      
       * * *
      
      Обидно, что я не в больнице,
      Не носят провизию мне:
      Конфеток бы мне пожалели -
      И плакал бы я в тишине.
      
      Обидно, что даже обычным
      Евреем я стать не могу:
      Меня бы тогда обижали,
      Теснили на каждом шагу.
      
      И если б я пил ежедневно,
      Чтоб в страхе дрожала родня,
      Как горько бы я усмехался,
      Когда бы прогнали меня.
      
      А женщиной я бы поверил,
      Что юность сгубил из-за вас,
      Визжал бы и тапками топал,
      Отечными щечками тряс.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
      
       * * *
      
      Вокруг меня живые трупы,
      Они мне действуют на нервы,
      Когда я закупаю крупы,
      Медикаменты и консервы.
      
      Они все шутят, рядят, судят,
      Меня увидев с колбасою,
      Да только смерть шутить не будет,
      Когда пойдет махать косою.
      
      Колбаски тут они запросят,
      Кривясь в улыбочках умильных,
      Но смерть их беспощадно скосит,
      Столь гордых некогда и сильных.
      
      И ведь не я тому виною!
      С таким трудом обезопасясь,
      Я вправе знать, что он со мною,
      Что он не убыл, мой запасец.
      
      Жевать я буду неустанно,
      Усевшись в тихом закуточке,
      Сосредоточив взгляд свой странный
      В какой-то незаметной точке.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
       * * *
      
      Хотели вы увидеть сами,
      Как я живу, уйдя из дому,
      В строенье, брошенном жильцами
      И дожидающемся слома.
      
      И вот шагов ужасный скрежет
      По битым стеклам раздается,
      Но око здесь разруха режет,
      Вам здесь по нраву не придется.
      
      Засохших экскрементов кучу
      Приняв за ржавую железку,
      Войдете вы мрачнее тучи,
      Ногою встряхивая резко.
      
      А я, валяясь на топчане,
      Слюнявя сплющенный окурок,
      Храню упорное молчанье,
      Лишь ухмыляясь, как придурок.
      
      Обои образуют сборки -
      Оттуда, жвалами пугая,
      Вдруг выбегают уховертки,
      Наручники напоминая.
      
      Промчатся крысы в кавалькаде,
      Распространяя звон стекольный,
      Напоминающие сзади
      Оживший корнеплод свекольный.
      
      Согнувшись под привычным грузом
      И стягиваясь в караваны,
      Как будто семечки арбуза
      Рысцой таскают тараканы.
      
      И запустенья запах мыльный
      Висит, внушая отвращенье,
      И вскоре станет непосильной
      Задача всякого общенья.
      
      Гляжу вам вслед, промедлив с речью,
      И вижу: тянется, как стадо,
      За вами, позабыв увечья,
      Безлюдных комнат анфилада.
      
      Но зря вы смотрите надменно
      На обитателей задворок,
      Ведь раззолоченные стены
      Все новых требуют подпорок.
      
      Меня безумцем называют,
      Но я ничуть не опечален:
      Безумен тот, кто забывает,
      Что дома нет прочней развалин.
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      А если общества строенье
      От плана отклонилось ныне,
      То с этой общей точки зренья
      Мы все живем в одной руине.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
       * * *
      
      Автобус навзрыд зарыдает,
      Подтягиваясь на локтях,
      И к сердцу опять припадает
      Увиденный всякий пустяк.
      
      Подобно забытой игрушке,
      Ржавеет комбайн у села;
      Солома по ребрам избушки
      Гниющею плотью сползла;
      
      Заросшею стежкой старуха
      На кладбище поволоклась...
      Но с сердцем родная разруха
      Покрепче достатка срослась.
      
      На тех перепутьях, где ветры
      Взбивают ковыльный тупей,
      Как Павлу, видение Веры
      Мне явит пространство степей.
      
      И ежели ты не лукавил,
      Отвергнув мирскую казну,
      То ты безотчетно, как Павел,
      Уверуешь в эту страну.
      
      Чтоб даже хатенку гнилую
      В душе безрассудно беречь
      И рядом звучащую злую,
      Разбойную русскую речь.
      
      И вновь на качалке ухаба,
      Вихляя, вздымаемся мы;
      Коровой, улегшейся набок,
      Вздыхают степные холмы.
      
      На водах степных потаенных
      Листва облетающих ив,
      Как ризы святых на иконах,
      Прозрачный струит перелив.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
      
       * * *
      
      Я не оспорю ничего,
      Хоть в спорах мы поднаторели:
      Бессилье, низость, хвастовство
      В нас укрепились и созрели.
      
      Нам было многое дано,
      Но нам к былому не вернуться,
      А клятвы наши все равно
      Позором нашим обернутся.
      
      Бессильный вспыхивает гнев,
      Погаснув в зряшном сожаленье.
      Еще сложиться не успев,
      Мы погрузились в разложенье.
      
      Но, жизни агрегат большой
      На ряд нелепиц разлагая,
      Не уследили за душой,
      И вот она уже другая.
      
      Святыни жизни отомстят
      За оскорбленное величье
      И исподволь в душе взрастят
      В отместку горечь безразличья.
      
      Есть вне меня иное "я",
      Что мыслит, действует, страдает;
      С усмешкою душа моя
      За ним бесстрастно наблюдает.
      
      И что б ни делалось со мной -
      Душа, вне этой круговерти,
      Как мокрый голубь под стеной,
      Покорно ожидает смерти.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
       * * *
      
      Нет, я не мошенник, не лодырь,
      А всем моим бедам виной
      Болезнь под названием "йодурь",
      Вполне овладевшая мной.
      
      Вползла она в мозг осторожно,
      Чтоб после его затопить;
      Ее ощутить невозможно,
      Но трудно и не ощутить.
      
      Она несказанной истомой
      В моем поселилась мозгу,
      И кажется жизнь незнакомой,
      Я жизни понять не могу.
      
      Упорно я мыслить стараюсь,
      Но что же осмыслить я смог?
      Лишь клочьями мыслей играюсь
      Подолгу я, как дурачок.
      
      И властно усталостью странной
      Все члены мои залило;
      Разболтанно, как деревянный,
      Я двигаюсь так тяжело.
      
      Мне в женщинах виделась тайна
      И с ними я был трусоват,
      Но вдруг осмелел чрезвычайно
      Я в поисках плотских услад.
      
      Повадлив до них по-кошачьи,
      Впиваюсь в них, словно шальной -
      И зенки тараща лешачьи,
      И волосы вздыбив копной.
      
      В расслабленном и разнородном,
      Вдруг в теле воспрянет родство;
      Я весь в наслажденье животном,
      В восторженном возгласе: "Йо!"
      
      Восторг, заменяясь довольством,
      Исчезнет затем без следа,
      Но долго еще с беспокойством
      Хожу я туда и сюда.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
       * * *
      
      Ваш норов споры услаждают,
      Вам любо поиграть словами,
      Но вас слова не убеждают,
      И спорить бесполезно с вами.
      
      Воспринял веру ваш рассудок
      В свое особое значенье -
      Так зачинается ублюдок,
      Хромое умозаключенье.
      
      И чуть на свет оно явилось,
      Как тут же подтверждает зримо:
      За скорби родов и за хилость
      Лишь пуще детище любимо.
      
      Я говорю себе, насупясь:
      Вмешаться надо было сразу,
      Когда вам диктовала глупость
      Не действия, а только фразы.
      
      Коснеют на губах упреки,
      Понятно, что они бесплодны,
      Раз вы являете пороки
      Так горделиво и свободно.
      
      Поступки ваши - сплошь нелепость,
      А речь лишь глупость возвещает, -
      Здесь только крайняя свирепость
      Стать верной мерой обещает.
      
      Мои черты, плывя, как тесто,
      Вдруг потеряют очертанья,
      Чтоб вскоре снова встать на место,
      Но в новом - страшном сочетанье.
      
      При виде моего замаха,
      Как над открывшеюся бездной,
      Разымчивая нега страха
      Затопит ваш состав телесный.
      
      И вмиг всей плотью вы поймете,
      До крайних нервных разветвлений,
      Что целость этой нежной плоти
      Превыше слов и убеждений.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
       * * *
      
      Вопи, отчаянье мое,
      Нам вновь приходится бежать,
      Опять проклятое зверье
      Нас начинает окружать.
      
      И я бегу. Проходят дни -
      Не отстают мои враги.
      В меня вцепляются они,
      Чтоб растерзать мои мозги.
      
      Враги хотят меня догнать,
      Чтоб вырвать у меня язык,
      Но я спокоен - убегать
      И отбиваться я привык.
      
      Меня настигнет их толпа,
      Я оборачиваюсь к ним.
      Я размозжу им черепа,
      Оставшись сам неуязвим.
      
      И где бы я ни проходил,
      Я беспощадно их давлю.
      Теперь мне отдых только мил,
      Я только логово люблю.
      
      Самонадеянность моя,
      Тебя я понял наконец:
      Как среди этого зверья
      Певцом останется певец?
      
      Неуязвимость? Что за бред,
      Что за мальчишеская блажь!
      На мне живого места нет,
      А свора только входит в раж.
      
      И поражение - во всем,
      Везде, во всяком пустяке,
      В погибшем замысле любом
      И в ненаписанной строке.
      
      И нудно нервы станут ныть,
      И мне придется продавить
      Слезу из глаз, и в горло - ком,
      И боль бессилья будет бить
      Об стенку хрупким кулаком.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
       * * *
      
      Друзья, вы, верно, удивитесь:
      В разгар совместного веселья
      Я брошу вас - без объяснений,
      С какой-то непонятной целью.
      
      Но, отыскав меня придется
      До немоты вам удивиться,
      Поняв, с каким никчемным сбродом
      Мне больше нравится водиться.
      
      Беспочвенным самодовольством
      Так и сочатся эти хари,
      Толкуя только о богатстве
      В алкоголическом угаре.
      
      И потому с пренебреженьем
      Здесь на меня взирает каждый,
      Но я-то ничего не вижу,
      Снедаемый веселья жаждой.
      
      Себя виду я так нелепо,
      Что вас стыда терзают муки.
      Вы удержать меня хотите,
      Но я отбрасываю руки.
      
      Вы мне хотите только блага
      И справедливы ваши речи,
      Но я через плечо со злобой
      Вам грязной руганью отвечу.
      
      Друзья, простите за обиду,
      За грубый хохот швали пьяной,
      За то, что я их одобренья
      Прошу, как гаер балаганный.
      
      Сумейте здесь судьбу увидеть:
      Взяв на себя вину большую,
      Самонадеянность отрину
      И соль раскаянья вкушу я.
      
      Себя я безрассудно трачу,
      Но не затем, что впал в измену:
      Хочу пройти опустошенность,
      Чтобы всему постигнуть цену.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
       * * *
      
      Как хорошо быть стариком,
      Слабоколенным, мокрогубым,
      И сладострастием сугубым
      При этом мучиться тайком.
      
      Любить беседы про разврат,
      Клеймя развратных ядовито,
      И злобой проникаться скрыто,
      Когда хоть в чем-то возразят.
      
      И тело слабое свое
      Так сладко окружать заботой
      И в нем фиксировать с охотой
      Урчанье, спазмы, колотье.
      
      Как опьяняет этот страх
      Вдруг подающей голос хвори,
      И горе близким, если горя
      Я не замечу в их глазах!
      
      Как сладко жить среди обид,
      Повсюду ущемленья видеть
      И страстно близких ненавидеть,
      Невинный делающих вид.
      
      На притеснения пенять
      Всем встречным - это ль не отрадно,
      Коль изо рта притом нещадно
      Мясным душком их обдавать.
      
      Как упоительно судить
      Людские слабые деянья
      И правоты своей сознанье
      Не в голове, - в крови хранить.
      
      Всех колебаний прежних лет
      Уляжется досадный ропот,
      И сладко утверждать свой опыт
      И мудрости являть расцвет.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
       * * *
      
      Не собираюсь быть спокойным
      И ставлю то себе в заслугу.
      Друг друга хоть совсем сожрите,
      Но моего оставьте друга.
      
      Ваш ум, что чужд любой приязни,
      Всё разъедающий, как щелочь,
      На то лишь годен, чтобы в каждом
      Под стать себе увидеть сволочь.
      
      И хоть убоги ваши чувства,
      А ум бессилен, словно евнух,
      Вы друга моего клеймите
      В сужденьях лицемерно-гневных.
      
      Он себялюбец, вы кричите,
      Который занят лишь собою, -
      А вы привлечь его хотите
      Пустою вашей похвальбою?
      
      Он ядовит? Я соглашаюсь:
      Вас раскусить однажды надо -
      И навсегда и смех и слезы
      Приобретают привкус яда.
      
      Он жаден? Видно, те не жадны,
      Что пропивают, портят, дарят,
      Что лишь берут, а для возврата
      Палец о палец не ударят.
      
      Да, он богат, - как те богаты,
      Кто получает по работе
      И кто чужого не присвоит,
      А вы лишь этим и живете.
      
      Самих себя не разумея,
      Вы судите чужие свойства,
      Чем просто мирно гнить в болоте
      Дурацкого самодовольства.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
       * * *
      
      С дыханием сдавленно-шумным
      Вы машисто ставите ноги,
      В порыве всеобщем бездумном
      Спеша по житейской дороге.
      
      В любую минуту осталось
      Вам только два шага до цели,
      Но тяжко назрела усталость
      В душе и расшатанном теле.
      
      С улыбкой и скрипом зубовным
      Ее не пуская наружу,
      Споткнетесь на спуске неровном
      И с руганью рухнете в лужу.
      
      Усталость разрушит плотину
      И хлынет каналами плоти;
      Подломятся руки - и в тину,
      Привстав, вы опять упадете.
      
      Вас влага в объятия примет,
      Лаская усталые члены,
      И скоро вас воля покинет
      К восстанью из нежного плена.
      
      Пусть пялится с хохотом жадно
      Зевак безголовых ватага,
      Не зная, как нежно-прохладна
      Густая нечистая влага.
      
      Забыв честолюбья законы,
      Вы примете лужу всецело,
      Расслабив под слизью зеленой
      Корягоподобное тело,
      
      Сомнения все отметая,
      Приволья ничем не тревожа,
      И пусть головастиков стая
      Прохладою веет на кожу.
      
      В вонючих ворочаясь водах,
      Неведомый вам от рожденья
      Великий познаете отдых,
      Безмерное освобожденье.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
      
       * * *
      
      Горят все лампы, - свет, однако,
      Нам зренье орошает скупо,
      И кажется: над блеском лака
      Расселись за столами трупы.
      
      Под шум безжизненный доклада
      Глаза предсмертно-отрешенны,
      И, как на кладбище цикады,
      Стрекочут лампы монотонно.
      
      Не скроют общества бессвязность
      И нашу мертвую отдельность
      Ни слов кладбищенская праздность,
      Ни смеха трупная поддельность.
      
      Своей непостижимой власти
      Нас подчинив, разъединенных,
      Знак смерти ставит безучастье
      На лицах изжелта-зеленых.
      
      А некто, мертвый, как и все мы,
      Мертвя слова и обороты,
      Расписывает важность темы
      Отстаиваемой работы.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
      
       * * *
      
      Я привстаю от боли на диване -
      И тень мне издевательски кивает.
      В лице моем, как бы в открытой ванне,
      Жизнь, как вода, приметно убывает.
      
      Как стенки из-под влаги уходящей,
      Под пленкой пота проступают скулы.
      Средь комнатной недвижности мертвящей
      Сиделок тени ходят, как акулы.
      
      Что в этот час меня ни окружало б -
      Я внешнего уже не постигаю,
      Один, как все, но без обычных жалоб
      В пустыне боли тяжело шагая.
      
      Страх не поможет моему неверью,
      Мне сладость утешений надоела.
      Защемленное болью, словно дверью,
      Осталось мне одно больное тело.
      
      И я молчу, на помощь не зову я,
      До веры ни унижусь даже ныне.
      Так душу я возделывал живую,
      А пригодилась мне одна гордыня.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
      
       * * *
      
      Кто скажет, куда я еду
      В шипящих душных песках?
      Одни барабаны бреда
      Рокочут в моих висках.
      
      Хромает мой конь устало
      И пекло стянуло лоб,
      И пляшут соли кристаллы,
      Сцепляясь в калейдоскоп.
      
      Меняются их узоры
      Под ритм, гремящий в мозгу.
      Все реки, леса и горы
      Давно достались песку.
      
      Судьбы громыхает сито,
      И счастье застряло в нем.
      Пространство мое покрыто
      Одним сыпучим песком.
      
      И только кристаллов звенья,
      Сцепляясь, блещут мертво,
      И едкая соль презренья
      Осталась взамен всего.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       * * * Андрей Добрынин
      
      Мощью абсид вертикаль вознеслась,
      Арки вобрав, каннелюры, фигуры,
      Но нераздельно с ней тяжесть слилась
      В бедную двойственность архитектуры.
      
      Всё в вертикаль, от крыльца до креста,
      Властно вобрав, над порталом нависла
      Формализованная красота
      И соразмерность, замкнувшая числа.
      
      Линии так воедино слились
      И таково всех деталей сложенье,
      Что неподвижность возносится ввысь
      И напряженно внимает движенью.
      
      Пусть облака испытует она
      И громогласные звездные хоры,
      Но крошится, тяжестью сокрушена,
      Корчится в трещинах кладка опоры.
      
      Взгляд опьянен кочевой высотой,
      Но отмечает, скользнув с небосклона,
      Как беспощадно слоновьей пятой
      Мрамор густой продавила колонна.
      
      Плоть постигает помимо ума
      Тяжесть, до дна размозжившую глины,
      Известняковые ребра холма
      С хрустом прогнувшая до сердцевины.
      
      Мастер, познавший ущербность трудов, -
      Не безуспешными были боренья:
      Рухнула тяжесть, как плотный покров,
      Тяжко осела к коленам строенья.
      
      Именно ты это зданье воздвиг -
      Кто его двойственность знал изначала,
      Кто беспредельную косность постиг,
      Неизменяемость материала;
      
      Ты, кто доверился только делам,
      Кто свою жизнь беспощадно и прямо
      Определил как строительный хлам,
      По завершеньи ссыпаемый в ямы.
      
      Где бережливых оградок обмер
      Выделил хрупкие клетки уюта,
      Сверху безумные хари химер
      Мрачно взирают из центра волюты.
      
      Мусор ремонта, сухие цветы,
      Страсти, сомнения, поиски веры -
      Здесь, где траву разгребают кресты
      Под немигающим оком химеры.
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
       * * *
      
      В полете десять раз подряд
      Окурок мой опишет сальто.
      Внизу засасывает взгляд
      Трясина влажного асфальта.
      
      Волшебной палочкой у ног
      Сковало утро сотни зданий.
      Взгляни на то, как город строг,
      На отрешенность очертаний.
      
      Между уступами домов
      Сиянье образует дымку,
      И вновь, сонливость поборов,
      Я превращаюсь в невидимку.
      
      От чуждых взглядов я укрыт
      В обыденную оболочку,
      Ведь ни один не различит
      В мозгу возникнувшую строчку.
      
      Пусть тень вы видели мою -
      Вам не понять ее значенья.
      Я из деталей отолью
      Блестящий слиток обобщенья.
      
      Сминают зелень тополей
      Серебряные пальцы ветра -
      Так заключу я суть вещей
      В изысканные рамки метра.
      
      Любовный крах и суд глупцов -
      Лишь прах дорожный, не иначе:
      Я четким сочетаньем слов
      Сражаю насмерть неудачи.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
       * * *
      
      Сперва железо ржавое на крыше
      Слоистой язвой ржавчина проточит;
      Затем цепочкой капли, словно мыши,
      В сухом чердачном хламе затопочут;
      
      Затем они зачмокают невнятно,
      Сочась из швов на потолке беленом,
      И на побелке возникают пятна
      Занятней тучек в небе полудённом.
      
      И, убаюкан мерною капелью,
      Я в них впиваюсь полусонным взглядом,
      Чтобы увидеть их виолончелью,
      Листом кувшинки или женским задом.
      
      Глядеть так сладко из-под одеяла,
      Чтоб капель назреванье и паденье
      Выкручиванье лампы мне являло,
      И поцелуи, и процесс доенья.
      
      Обои словно клеены на вырост
      И складка вспучивается за складкой,
      И острым жальцем ласковая сырость
      Мне лижет аденоиды украдкой.
      
      И серебрится наподобье плюша
      Иссосанная гнилью древесина,
      И белые оборочки и рюши
      Являет плесень дерзко и невинно.
      
      Паркет, как роженица, изнывает, -
      Вот снова, вздувшись, доски закряхтели;
      Стремительно жилище догнивает,
      Но я не поднимаюсь из постели.
      
      Бессмысленна унылая забота,
      Которая тягается с судьбою:
      Судьба всегда вдруг совершает что-то -
      И все решается само собою.
      
      Личинкой нежась в коконе постели,
      В бульонной атмосфере теплой плоти,
      Я знаю: мудрость в этом нежном теле,
      Противящемся тягостной заботе.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
       * * *
      
      Ворча возбужденно и злобно,
      Урча раздраженно и дико,
      Раздуюсь я вдруг - и утробно
      Исторгну подобие крика.
      
      Клокочуще-рваные звуки
      Помчатся по улицам сонным,
      Чтоб с маху, расставивши руки,
      Приклеиться к стеклам оконным,
      
      Чтоб вскоре от хрупкой преграды
      Со звучным отклеиться чмоком,
      Чтоб, канув на дно листопада,
      Под пенным рыдать водостоком.
      
      И всё, что меня раздражало,
      Скончается в чудище этом
      Со сбивчивым лепетом жалоб
      Холодным осенним рассветом.
      
      Никто в освещенной квартире
      Ему не отвел закуточка,
      И, легкая, носится в мире
      Родившая крик оболочка.
      
      Но ночью, секущей ветвями
      Припухлости лунного лика,
      Я снова отправлюсь путями
      Бесплодно погибшего крика.
      
      И где его всхлипы ослабли
      В расстеленном кружеве пены,
      Пью с губ своих чистые капли
      И грею ладонями стены.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
       * * *
      
      Хочу бродягой стать и позабыть мытье,
      Чтоб жир и пот на мне сгнивали и смердели
      И чтоб бессменное прилипшее белье
      Разлезлось клочьями, сопрев на душном теле.
      
      И кожу сальную колонии грибков
      Повсюду испещрят, чтоб в сладострастной дрожи
      Раздавливать я мог скопленья пузырьков
      И жидкость липкую размазывать по коже.
      
      Я буду острый зуд безвольно поощрять,
      Скрести места, где сыпь рассеялась, как просо,
      И крупного прыща головку ковырять,
      Чтоб выступивший гной затем втереть в расчесы.
      
      Хочу бродягой стать, чтоб беспредельно пасть,
      Чтоб дерзко растоптать все нормы общежитья
      И всё, что нравится, без размышлений красть,
      А после - убегать с необычайной прытью.
      
      В помойках буду я куски перебирать,
      Чтоб сделалась мне вонь приправою обычной,
      Чтоб колбасы кусок ослизлый пожирать,
      Очистив от волос и скорлупы яичной.
      
      Хочу бродягой стать, чтоб злобу вызывать,
      Чтоб мне жильцы домов грозили самосудом,
      Поскольку девочек люблю я созывать,
      Перед глазами их поматывая удом.
      
      Я ненависть свою не удержу в душе -
      И вырвется она, и будет жить открыто
      В зловещих красках язв, в коросте и парше,
      В вонючести одежд, в ухватках содомита.
      
      Хочу не чувствовать, навек закрыть уста,
      Представить, что распад уже покончил с нами -
      И стала вновь земля безвидна и пуста,
      И только Божий дух витает над волнами.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
       * * *
      
      Бывает все в безумном этом мире,
      Но все ж такие случаи нечасты:
      В заброшенном общественном сортире
      Однажды передрались педерасты.
      
      Обычною анальною проделкой
      Они развлечься там договорились,
      Но стал один вдруг притворяться целкой, -
      Другие двое сразу разъярились.
      
      Ведь он же сам их перед этим лапал,
      Когда они с ним бормотуху пили!
      Они упрямца повалили на пол
      И кирпичами голову разбили.
      
      И брызнула рябиновая россыпь
      На дюны снега у щелястой двери,
      И захрипела человечья особь,
      В свою кончину близкую не веря.
      
      И вот пока, в знак смертного исхода,
      По телу содрогания катились, -
      В гидроцилиндре заднего прохода,
      В фекальной смазке фаллосы трудились.
      
      Взгляните на разительность контраста,
      Как возвышает веянье могилы:
      Вошли в сортир три жалких педераста,
      А вышли два ужасных некрофила.
      
      И шла за ними, спотыкаясь слепо,
      Пьянчужка-баба в снежной круговерти,
      Как жизнь, грязна, уныла и нелепа, -
      Но это было лишь обличье смерти.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
       * * *
      
      Достаточно нас поводили вы за нос,
      Чтоб нынче увидели мы просветленно,
      Как розовых губ сокращается анус,
      Как лезут оттуда кишки саксофона,
      
      Как пальцы их тщательно перебирают, -
      Отсюда рождаются сладкие звуки,
      Внимая которым, глупцы замирают,
      Подобно измученной течкою суке.
      
      Как жабы, гитарщики плющатся в корчах,
      Гитары свои мастурбируя зверски,
      И шепчет сознание, как заговорщик:
      Они несказанно, немыслимо мерзки.
      
      Теперь нас уже не надуть музыкантам -
      Нам так же противен весь строй музыкальный,
      Как нужник, пропитанный дезодорантом,
      Как благовоспитанность шлюхи вокзальной.
      
      Пусть есть в барабанщике нечто паучье -
      Себе мы противны на самом-то деле,
      Сосали, как матку, мы эти созвучья,
      А более знать ничего не хотели.
      
      Не нам ли и трудным, и нудным казалось
      Всё то, что за рамки бездумья выходит?
      Так пусть микрофон, как магический фаллос,
      Солиста глаза к переносице сводит.
      
      Мы тупо глядим на нелепые танцы,
      И как-то невмочь ни кричать, ни буянить:
      Насколько мы сызмальства были поганцы,
      Настолько и дали себя опоганить.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
       * * *
      
      Табачный дым слоится, изгибаясь,
      На кудри мне ложится, как венец;
      Сижу я перед вами, улыбаясь
      Страдальчески-цинично, как мертвец.
      
      Вы торопливо говорите что-то,
      Скрывая нежелание помочь.
      Бог вам судья, оставим эти счеты,
      Ведь я же умер накануне в ночь.
      
      Я разговор с усмешкой заминаю
      И забываю сразу же о вас,
      И смертный час упорно вспоминаю, -
      Хоть как сейчас я помню этот час.
      
      Предметы все без голоса ревели,
      Незримая их колотила дрожь,
      Как лошадь, вдруг почуявшую зверя,
      Или свинью, почуявшую нож.
      
      И не за что мне было уцепиться, -
      Лишь сам себя ловил я на лету, -
      Когда вдруг сердце прекращало биться,
      Взамен себя оставив пустоту.
      
      И если я рассеянным бываю,
      Забывчивым, - хотел бы я суметь
      Забыть о том, что я не забываю
      Забвения не знающую смерть.
      
      Цепочки слов, цепочки мыслей странных
      Всё нижет, нижет смерть в моем мозгу,
      И вас насквозь я вижу, как стеклянных, -
      И удержать улыбки не могу.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
       * * *
      
      Повидло выглядело подло,
      Угодливо лоснясь на блюдце;
      Конфеток маленькие седла
      Мечтали пышно развернуться,
      
      Внезапно в пальцах осторожных
      Гремящей кровлей представая,
      А рты паслись вокруг пирожных,
      Как рыбы, снизу подплывая.
      
      Ныряя, двигались заедки,
      И этим же неровным кругом,
      Как медленные вагонетки,
      Тянулись чашки друг за другом.
      
      И завораживались взгляды
      Картиною необычайной:
      Чаинки, как дельфинье стадо,
      Кружат в бездонной толще чайной.
      
      И реплики слонялись праздно,
      Сродни не разуму, а зренью,
      Но излучало безучастно
      Свой блеск магический варенье.
      
      Нематерьяльная, немая
      Мой разум всасывала толща,
      И что б вам было, не мешая,
      Еще минутку выждать молча!
      
      Опять, внимая ошалело
      Высказываниям глупейшим,
      Я позабыл, как делать дело
      И что рассматривать в дальнейшем.
      
      Не задавали б вы вопросов -
      И я б не потерял наитья,
      Как живописец и философ,
      Проникнув в сущность чаепитья.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
      
       * * *
      
      В дверях качнувшись тяжело,
      Плечом в косяк врезаюсь я.
      "Опять надрызгался, мурло?" -
      Воскликнет скорбная семья.
      
      Но я презрительно молчу,
      Ища в квартире водопой,
      И, как в балете, волочу
      Ступни немного за собой.
      
      Вы так браните жизнь мою,
      Что слышно даже во дворе,
      Но перед вами я стою,
      Качаясь, как вода в ведре.
      
      Я в свой скрываюсь уголок
      И раздеваюсь там, ворча,
      Порой заваливаясь вбок
      И суетливо топоча.
      
      В испуге закричит тахта -
      Но я в тот миг уже усну
      И из раскрывшегося рта
      Пущу блестящую слюну.
      
      Не докучай же мне, семья,
      Своей бессмысленной борьбой:
      За чаркой примиряюсь я
      И с миром, и с самим собой.
      
      Зайдем с товарищем в подъезд
      И чувствуем, покуда пьем,
      Что мир - не худшее из мест
      И мы немало значим в нем.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
       * * *
      
      Притаюсь под угрюмой стеной,
      Поукромней найдя уголок,
      Беспокойно следя за толпой,
      За мельканьем бесчисленных ног.
      
      Я в комочек ничтожный сожмусь,
      Незаметным попробую стать,
      Я ведь так проходящих боюсь,
      Что и взгляда не в силах поднять.
      
      Проходящих беззвучно молю
      Поспешать, на меня не смотреть;
      Невниманье, забвенье стерплю,
      Но вниманье их страшно терпеть.
      
      Несказанная давит тоска,
      Лишь увижу, мертвея душой,
      Что, качаясь на пятку с носка,
      Встали вы, поравнявшись со мной.
      
      На смешное мое добрецо
      Вы помочитесь, стоя кругом,
      Или просто, подумав, в лицо
      С маху врежете мне сапогом.
      
      И я плачу, неслышно почти,
      Заточен в безысходном кругу:
      Не могу по дороге пойти
      И уйти от нее не могу.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
       * * *
      
      Где между фабрик вьется Лихоборка,
      Забуду я постылый твой уют,
      Мой пыльный город, высохший, как корка,
      Которую с покорностью жуют.
      
      И здесь, в кленовой чаще хаотичной,
      Где бой бутылок и клочки бумаг,
      Я образ свой, до тошноты приличный,
      Сменю личиной короля бродяг.
      
      Пускай и мне с ней не удастся сжиться -
      Как прежнее ко мне не приросло, -
      Но бедный пир безудержно вершится,
      И теплой водкой челюсти свело.
      
      Я ржавой жести слышу шелушенье
      И как сараи старые скрипят,
      И восхваляю саморазрушенье,
      Всех связей разрешенье и распад.
      
      И тем, кто будет восхищенно слушать,
      Я ни единым словом не солгу:
      Ведь я сумею так себя разрушить,
      Как не суметь и худшему врагу.
      
      Вот я, шатаясь, вывалюсь из мрака -
      Скрежещут по асфальту башмаки
      И тень за мной крадется, как собака,
      Чтоб вылизать кровавые плевки.
      
      Плетусь, забыв все временные лица,
      Сумев через смертельное питье
      До жалкой сердцевины умалиться,
      Спасающейся в логово свое.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
       * * *
      
      Косцы выкашивают лог,
      Не ведая иных забот,
      И, как смородинный листок,
      Свежо и терпко пахнет пот.
      
      Вздыхает молния - и ниц
      Покорно валится трава,
      И из-под радуги ресниц
      Иное видимо едва.
      
      Ты душу ощущал свою,
      А в ней - все травы и цветы,
      Когда у лога на краю
      Помедлил перед спуском ты.
      
      Но общность эту захлестнет,
      Как ни ловка твоя рука,
      Последовательность работ,
      Движений слаженных река.
      
      И как рассудок ни востер,
      А пьется суть одним глотком -
      Так перед выходом актер
      Роль постигает целиком.
      
      Спеши, поэзия, спеши,
      Нам отведен ничтожный срок -
      Одно движение души
      Перед вступлением в поток.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
      
       * * *
      
      Когда с полей был убран хлеб,
      Мы шли, чтоб дружески на воле
      Потолковать, как мир нелеп,
      Расположившись в чистом поле.
      
      Солому выдергав из скирд,
      На ней мы грузно восседали,
      Неразведенный пили спирт
      И хрипло, грозно хохотали.
      
      Мы поглощали даль реки
      Под кочевым осенним небом
      И колоссальные куски
      Свинины с зеленью и хлебом.
      
      Оглядывая все вокруг,
      Как спирт, мы с жадностью глотали
      Те ветры, что с речных излук,
      С полей пустынных налетали.
      
      Чтоб все сомненья оглушить,
      Мы осушали тьму стаканов
      И проникались жаждой жить,
      Свирепой жаждой великанов.
      
      И, этой жаждою горя,
      Стопы мы в город направляли.
      Так к наступленью октября
      Мы наши души укрепляли.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
       * * *
      
      Услады мира утомляют,
      Познанье слепо, словно крот,
      Вдобавок дерзость проявляет
      Дрянной, безнравственный народ.
      
      Ко мне, чьих творческих потенций
      Огромен взрывчатый заряд,
      Он предъявляет ряд претензий,
      Нелепых требований ряд.
      
      Твердит, чтоб я писал об этом,
      А вот о том писать не смел.
      Народ безумный! Ты к поэтам
      Вовек почтенья не имел.
      
      Ты зря суешься в жизнь чужую,
      И ты раскаешься, поверь!
      Гляди: из дому выхожу я,
      Стремясь к насилию, как зверь.
      
      Не смог бы даже Роберт Шекли
      Чудовищ выдумать лютей.
      Иду, сбивая, словно кегли,
      Орущих, пакостных детей.
      
      Гляжу на женщин я такими
      Очами, полными огня,
      Что, ощутив себя нагими,
      Они пугаются меня.
      
      Мужчин, чьи кривоваты ноги,
      Чье колыхается пузцо,
      Отшвыриваю я с дороги,
      Взяв пятернею за лицо.
      
      Чтоб Муз внушенья подытожить,
      Свой долг Поэта возлюбя,
      Народ я вправе уничтожить,
      По крайней мере - для себя.
      
      И лишь когда возню народа
      Скует сгустившаяся жуть,
      Прострется к краю небосвода
      Пустынный грандиозный путь.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
       * * *
      
      Я вспоминаю с одобреньем,
      Как я вещал красноречиво
      Над кружкой с кружевным круженьем
      Сочившегося мощью пива:
      
      "День завтрашний не зря тревожит
      Всех тех, кто должен без заминки
      Угадывать, что завтра может
      Иметь хождение на рынке".
      
      На шее жилы раздувая,
      Я оглушал пивную рыком:
      "В суетность низкую впадая,
      Они не знают о великом.
      
      Но я далек от беспокойства,
      Мой мозг - не шаткая валюта,
      А безотказное устройство
      Для производства Абсолюта.
      
      Но я спокоен - нет причины,
      Чтоб заметаться в общей смуте:
      Мой мозг - надежная машина
      Для выработки чистой сути.
      
      Гляжу я в будущее смело
      И составляю исключенье
      Из массы тех, кто начал дело
      Без верного обеспеченья.
      
      Пусть познают они законы
      Людской изменчивой натуры
      И изучают напряженно
      Теорию литературы,
      
      Обмениваются венками,
      Друг друга избирают князем,
      А я в руке сжимаю камень -
      И сок живой струится наземь".
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
       * * *
      
      Я весь глубоко в себе,
      Где боль, шевелясь, живет.
      Меня на шаткой арбе
      Мирной татарин везет.
      
      Пришел мне, видно, конец,
      Боец я был удалой,
      Пока не встретил свинец
      В бою под Гебек-Калой.
      
      Я жив еще - но уже
      Я чую свой трупный смрад.
      Туда, где базар стрижей,
      Вознесся мой странный взгляд.
      
      Не синь пленила его,
      Не вышних птиц толчея, -
      То, выплыв из ничего,
      В ничто погружаюсь я.
      
      То мысли, быстрее птиц,
      За гранью жизни снуют
      И знание без границ
      Вот-вот на лету склюют.
      
      И вновь оно ускользнет,
      И вновь я вернусь оттоль,
      И там, где пробит живот,
      Опять шевельнется боль.
      
      Не чувствую жал жары,
      Жужжанья жадного мух.
      Дремавший до сей поры,
      Не поздно ль ожил мой дух?
      
      Недвижно тело на вид,
      Живым вовек не узнать,
      Что гибнущий ум спешит
      В морях забвенья догнать.
      
      И я молчу на вопрос
      Про имя мое и чин,
      А в воздухе зык разнес,
      Зовя Аллу, муэдзин.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
      
       * * *
      
      Откликнуться я не вправе,
      Ведь страха я не снесу
      На гибельной переправе,
      На броде через Койсу.
      
      В скалах, что нависают
      Над вечной пляской реки,
      Смерть в стволах сберегают
      Невидимые стрелки.
      
      Мы видели смерти дело,
      Мы все следили в тоске,
      Как, кутаясь в струи, тело
      Скакало вниз по реке.
      
      И здесь так страшно возвышен,
      До рока, облик беды -
      Ведь смертный выстрел не слышен
      В шипучем шуме воды.
      
      Охотников кличут снова,
      Но пусть другие идут -
      Вдали от края чужого,
      Наверное, их не ждут.
      
      Мне знанье явилось свыше:
      Кто ступит в реку - умрет,
      Но зов командира слышу -
      И делаю шаг вперед.
      
      Я не был вовек героем,
      Честей вовек не искал,
      Но надо наполнить боем
      Вечность воды и скал.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
       * * *
      
      Солнце бурые склоны
      И белое русло печет,
      И рыхлой лентой колонна
      По дну ущелья течет.
      
      Идут они в горы ныне,
      Прошли уже треть пути,
      Но этот завал в теснине
      Без боя им не пройти.
      
      Пускай их много сегодня -
      Ведь знака лучшего нет:
      Нисходит милость Господня
      На тех, кто не ждет побед.
      
      Я вам говорю - и верьте
      Впивавшему горний глас:
      Иным не дастся до смерти,
      А вам дается сейчас.
      
      Иные судьбу пытают
      Весь век, сомненьем полны,
      И в страхе мир покидают,
      Не зная себе цены.
      
      Коль вы мужи, а не куры,
      Кудахчущие в пыли, -
      Молитесь, чтобы гяуры
      Сейчас на приступ пошли.
      
      Бесплодны пост и молитвы,
      Бесплоден любой обет:
      Смертным, помимо битвы,
      Нигде не найти ответ,
      
      Достоин ли, дети праха,
      Из нас хотя бы один
      Испить из чаши Аллаха
      Того, что хмельнее вин.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
      
       * * *
      
      Ужасен сей вид и велик:
      В глубинах охрипших теснин
      Обвалов рокочущий рык
      Сплетается с гулом стремнин.
      
      Распахиваясь на ходу,
      Тесниной идут облака.
      Незримая, - в мрачном ладу
      С высотным напевом река.
      
      Объемы надмирных рогов,
      Что вздыбили вкривь небосвод,
      Спокойную гордость богов
      В сердца проливают с высот.
      
      Разломы безмерных громад,
      Оплавлены древним огнем,
      И ужасом сердце теснят,
      И вскормят величие в нем.
      
      Поймем неизбежность войны,
      Она - не чрезмерный наказ
      Заоблачной этой страны,
      Столь щедро возвысившей нас.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
       * * *
      
      Я сидел в полукруге внимательных лиц,
      Похвалы их владельцев выслушивал я,
      Но теперь-то я знал о наличье границ,
      Что меня отделили от их бытия.
      
      Я ведь знал, что затронуть не смог никого:
      Были рядом они, горячо гомоня,
      Но витало реальное их естество
      Где-то в мире своем, далеко от меня.
      
      Я не мог отрешиться от странных причуд:
      Мне казалось, что в лица лишь пальчиком ткни -
      Вмиг бесшумно и плоско они упадут
      И паркет, словно карты, усеют они.
      
      Но меня поневоле охватывал страх
      Перед тягой потрогать поверхность личин,
      Ведь тогда я в обглоданных люстрой стенах
      Оказался бы вдруг совершенно один.
      
      И, решив предпочесть наименьшее зло,
      Безнадежно я слушал пустую хвалу;
      Безразличье из мозга на щеки текло
      И за нижнюю челюсть тянуло к столу.
      
      Так сидел я, безмолвен, бессмысленно-хмур,
      Но едва оставляло меня забытье -
      Сразу чуткими пальцами страх, как лемур,
      Принимался ощупывать тело мое.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
      
       * * *
      
      Познание сущности - труд бесполезный,
      Ведь вещь может выступить одновременно
      Хранилищем тайной структуры телесной;
      Товаром, подвластным законам обмена;
      
      Пятном цветовым и объемом - в картине;
      Носителем свойств, что в быту применимы;
      И лишь для поэта в высоком притине
      Сплетение сущностей цельно и зримо.
      
      Ты мог бы увидеть в азарте торговли,
      Покуда о прибыли хитро мерекал,
      Что с векторов сил, как с беседочной кровли,
      Свисают созревшие гроздья молекул?
      
      Услышишь ли в лепке мазков натюрморта
      Плеск радуг мазутных и лязганье клюзов,
      Надсадные вздохи торгового порта
      И арии в воздух поднявшихся грузов?
      
      Все вещи глядят беспредельно зовуще;
      Пойми, - чтобы взять их, как истый владыка,
      Что, в сущности, сущность вещам не присуща,
      А то, что существенно, - тысячелико.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
      
       * * *
      
      Дома стенными кирпичами
      Деревьев купу оградили,
      И кажется - в каменном давильном чане
      Охапку гроздьев взгромоздили.
      
      А ветер тучи раздирает
      И в буйстве празднично-жестоком
      Нагроможденья попирает,
      Слепящим обливаясь соком.
      
      Захлебываясь в светопаде,
      Забудь о доброте никчемной,
      Как мир не помнит о пощаде,
      Работой упоен огромной.
      
      Лишь те всю мощь его вобрали,
      Что перед ним не обмирали
      И кисти верной не марали
      В протухшей патоке морали.
      
      Основа творчества - жестокость;
      Лишь тот к нему подходит здраво,
      Кто мог вобрать в себя, как в фокус,
      Сноровку для любой расправы.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
       * * *
      
      Чуть зыблется морская бирюза
      И легкие узоры выдыхает,
      И зной полуденный, как стрекоза,
      В сухой траве прибрежной отдыхает.
      
      Где холм из-под зеленого руна
      Следит за построениями рыбы,
      Чуть чмокает в расселинах волна
      И глухо гложет сглаженные глыбы.
      
      А ввечеру, накапливая гнев,
      Идет волненье вкось от Трапезунда,
      И чайки, в зону отблесков влетев,
      Внезапно исчезают на секунду.
      
      Кипит листва береговых раин,
      Грозя сбежать, как золотая пена,
      И вечер, кажется, сошел с картин
      Всевидящего, словно бог, Лоррена.
      
      С горы взглянуть - покажется, что он
      (Не тени ли подсказывают это?)
      В прозрачной полусфере заключен,
      Чья выпуклость смещает все предметы.
      
      Все ясностью античною полно,
      И этот миг значительней, чем годы -
      Когда душа сливается в одно
      С бесстрастною духовностью природы.
      
      И я шепчу себе: не погреши
      Отсутствием вниманья и терпенья,
      Чтоб все пределы будничной души
      Вдруг затопило море единенья.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
       * * *
      
      Где-то, где страх обитает -
      Тяжкие вздохи прибоя.
      Стихнет - и снова вскипает
      Ветер обильной листвою.
      
      Вслед за бушующим гневом -
      Шорох стихающий смутный.
      Связан неровным напевом
      Ветер с душой бесприютной.
      
      Ночью певец разумеет,
      В чем здесь печали значенье:
      Из одиночества зреет
      Мира с душой единенье.
      
      Ветры прибрежья с собою
      Странницу-душу умчали,
      Чтоб со вселенной ночною
      Слить в беспредельной печали.
      
      
      
      
       * * *
      
      Как черный клинок из ножен,
      Мы вырвем изгиб дороги,
      Взбесившееся пространство
      Готовы попрать, как боги.
      
      Мы всё крушим беспощадно,
      Возвышены от рожденья,
      Пускай пальбой из засады
      Летят столбы огражденья.
      
      О демон, меня несущий,
      С тобой я весь мир разрушу,
      Чтоб только настичь беглянку -
      Мою сбежавшую душу.
      
      О бубен быстрого бега,
      О пляска пальцев погони,
      Где рощи в упряжке ветра -
      Как скалящиеся кони.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
       * * *
      
      Шли мы лесами и кручами горными,
      Шли берегами студеных озер,
      Чтоб меж камнями оплавленно-черными
      Дымчато-синий увидеть простор.
      
      Трудно с пространством недвижимым справиться,
      С чащами леса, с камнями, с песком,
      Чтобы от косности здешней избавиться
      В вечно текучем пространстве морском.
      
      Трудно пройти через землю постылую,
      Ту, что без счета границ родила,
      Чтоб безграничность великою силою
      В душу и в плоть через очи вошла.
      
      Скальд, поспеши, чтоб со здешнею гаванью
      Нынче расстаться тебе удалось:
      К дальнему Западу в трудное плаванье
      Не уходил еще Кетиль Лосось.
      
      От неподвижности, дух угнетающей,
      Поторопись к побережью земли -
      Конунга Харальда люди пока еще
      В тихих фиордах смолят корабли.
      
      Жаждою воли к волнам увлекаемый,
      К спешному шагу себя приневоль -
      Кузницы викингов звон несмолкаемый,
      Взвизги железа взывают оттоль.
      
      Если же клики заслышишь прощальные,
      Если завидишь отплытье, - тогда
      Песню зачни, чтобы отзвуки скальные
      Перенесли ее вмиг на суда.
      
      И превозмогут пловцы нетерпение
      Радостно бросить юдоль берегов,
      Только заслышат призывное пение,
      Опередившее немощь шагов.
      
      Взвейся же, песнь, заозерная узница,
      Зыком призывным наш гнет размечи -
      Грозного конунга звонкая кузница,
      Знаю, и нам закалила мечи.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
      
       * * *
      
      Сквозь снеговую бахрому
      Как бы подмигивают зданья.
      Им ведомо: я их возьму
      Для чувственного обладанья.
      
      Люблю я быть в толпе один -
      Там, где расплавленная смальта,
      На лед стекая из витрин,
      Его проела до асфальта.
      
      Я хаотично движусь там,
      Подвластен странному хотенью,
      Преследуемый по пятам
      Своей аляповатой тенью.
      
      И вдруг закладываю крен
      С улыбкой похотливо-сладкой,
      Чтоб каменные струпья стен
      Ощупать в уголке украдкой.
      
      Гляжу я с нежностью во тьму:
      Она, дома макая в битум,
      Узор выводит по нему,
      Слезящихся кристаллов ритм.
      
      Облюбовав себе крыльцо
      При выходе из магазина,
      Гляжу я в каждое лицо
      С бесцеремонностью кретина.
      
      В дымок витринного стекла
      Я влипнуть норовлю щекою,
      Чтоб гладь холодная текла
      В меня, как вещество покоя.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
      
       * * *
      
      В белизну этой будничной рани
      Я гляжу, как запойный кутейник.
      Облетевшая липа в тумане
      Возвышается, как муравейник.
      
      Я свободен, но мне неизвестно,
      Как воспользуюсь этой свободой,
      Если в мире все мутно и пресно,
      Как в воде с разведенною содой.
      
      Жалкий опыт лежит за спиною:
      Те, что пройдены в юные годы
      И по пальцам сосчитаны мною, -
      Все пути приложенья свободы.
      
      Так безжизненны стен вертикали,
      Так асфальт подметенный бесплоден,
      Что себе я втолкую едва ли:
      Ты свободен, свободен, свободен.
      
      И паденье листа по спирали,
      Отрицая такую возможность,
      То внушает, что хуже печали:
      Безнадежность, одну безнадежность.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
       * * *
      
      Опара зелени взошла,
      В ней вязнул груз пятиэтажек,
      Круглились кленов купола
      С системой веточных растяжек.
      
      С них листья массой плоскостей
      Срезали мелкие сегменты,
      И было все - набор частей,
      Слагаемые, элементы.
      
      И утомленно в забытьи
      Я прикрывал глаза под солнцем,
      Но вспархивали воробьи
      Порой пузатым веретенцем.
      
      И, быстро проясняя взор,
      Я видел ветра продвиженье.
      Частей разрозненных набор
      Им приводился в сопряженье.
      
      Бутыль зеленого стекла
      Толчками в кронах проливалась,
      А на асфальте тень жила
      И полной рюмкой колебалась.
      
      И кто-то брел издалека,
      Листву расплескивал стопою,
      И вереницей облака
      За ним тянулись к водопою.
      
      Объединялось естество
      Сверх внутренних разграничений -
      Вот так приходит торжество
      Венцом для творческих мучений.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
       * * *
      
      Скакал проселком отдаленным
      Автомобиль, махая саблей;
      Коровы над лужком зеленым
      Висели группой дирижаблей;
      
      Меж вётел озеро застыло -
      Точь-в-точь поднос цветной капусты;
      Пейзаж подтачивали с тыла
      Гуденья, шорохи и хрусты.
      
      И зренье грузно облетало
      Квадраты севооборота,
      Где бесконечность отдыхала, -
      Но шла сама ее работа.
      
      И в неподвижном запустеньи
      Пространства силы не почили, -
      И борону огромной тени
      Волы небесные влачили.
      
      И та же мощь в меня вселялась
      Бесстрашием и постоянством,
      Которая осуществлялась
      В самом бездействии пространством.
      
      
      
      
       * * *
      
      Мой взгляд утопает в темнеющих видах,
      Где тьму распыляют межлистные норы.
      Вечерние травы - как замерший выдох,
      Как шепот затихший, живут их узоры.
      
      Пиявицей сумерки к взору припали,
      И зренье теряют безвольные вежды,
      И в толщу затишья с предметов упали
      Движенье и звук, как обуза одежды.
      
      И просится сердце в затишье природы,
      Чтоб скрыться, как птица, в межлистном провале,
      Чтоб листьев ночных многослойные воды
      Нежданно и нежно его овевали.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
      
       * * *
      
      Весь двор мне виделся с балкона
      (А взгляд мой чрезвычайно меток)
      Дырявой кисеей зеленой,
      Обвисшей на распялках веток.
      
      Где кисти с краю колыхало
      Воздушною струею слабой,
      Автомашина отдыхала,
      Как помесь жужелицы с жабой.
      
      А лапы липы были плоски,
      Как ряска темного болота,
      В них вязли птичьи отголоски -
      И вновь чеканились без счета.
      
      С коробчатых уступов зданья
      Сходил мой взгляд, безмерно зорок,
      Для сладостного обладанья
      Всей совокупностью задворок.
      
      И чтобы мне полнее вникнуть
      В надежность стен родного дома,
      Хотел прохожих я окликнуть,
      Хотя мы были незнакомы.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
       * * *
      
      Беззвучно вопит чапыжник,
      Подобье Лаокоона,
      И прядает, словно лыжник,
      Ручей по уступам склона.
      
      Откоса нависший гребень
      С лилово-зеленой чащей
      Обметан в утреннем небе
      Незримой нитью блестящей.
      
      И там, над осыпью звонкой,
      Под листьями грубой ковки,
      Порхает солнце суконкой
      По стали моей винтовки.
      
      Из-под корявой кущи
      Ружье головкой змеиной
      Кивает низость везущим
      Сюда из душной низины.
      
      Речения приговора
      Я слышал в обвальном гуле.
      Здесь вашей дороге в горы
      Предел полагают пули.
      
      Я - действие, я - хранитель
      Нездешнего правосудья.
      Пускай придет осквернитель
      Безмолвия и безлюдья,
      
      Чтоб на тропе скалистой,
      На сдавленном перевале
      Смеялся над смертью выстрел,
      А горы громко зевали.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
      
      
       * * *
      
      Я слышу в квартире побежку мгновений,
      Бегущих, как мыши, на нижний этаж.
      Обнявши охапку моих отражений,
      Присел от натуги зеркальный трельяж.
      
      И видит из створок, как из-за кулисы,
      Колодою карт развернувшийся лик,
      Что время мое убегает, как крыса,
      Которую паводок в доме застиг.
      
      Здесь, вместе с квартирой мой мозг затопляя,
      Безмолвно и жутко растет тишина,
      Застылостью бликов мой взгляд оцепляя,
      Перпендикулярами окружена.
      
      О лете шумящем окно мне напомнит,
      Но выйду в аллею - и кажется мне,
      Что я лишь сосуд для молчания комнат,
      Где глохнут немедленно звуки извне.
      
      Листва - словно грота прибрежного своды,
      Текучие блики змеятся по ней,
      И вторит асфальт, словно гулкие воды,
      Шагам, - словно каплям, упавшим с камней.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
      
      
      
      
       * * *
      
      Всё свет затопил предвечерний
      Ласкающе-теплой волною.
      Плывут его гладью безмерной
      Домов и деревьев каноэ.
      
      Раскатисто голубь захлопал
      Крылами на чьем-то балконе.
      Заслушался ветер, как тополь
      Играет на аккордеоне.
      
      Игрушечны линии зданий
      В небесной пленительной сини,
      И отзвуки детских ристаний
      Летают, как птицы в теснине.
      
      Мне все эти игры знакомы,
      Но только не знают ребята,
      Что, выйдя из этого дома,
      И я здесь резвился когда-то.
      
      И так же, меняя без счета
      Забавы с былыми друзьями,
      Не знал я, что, сгорбившись, кто-то
      Следит со скамейки за нами.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
      
      
      
       * * *
      
      Уходит дождь, и над сутулой
      Его спиной курится нимб,
      И солнце рыбиною снулой
      Всплывает в небе вслед за ним.
      
      Всплывает, - выплеснутым блеском
      Всё заливая добела,
      И лишь за дальним перелеском
      Патина ливня не сошла.
      
      Дубы - комки зеленой глины -
      Блестят под влажной хваткой дня;
      Уходит дождь через равнины,
      Полой касаясь ячменя.
      
      Боится взгляд остаться нищим -
      И мы чего-то взглядом ищем
      По хуторам в лепных дубах,
      По сосняковым городищам
      И в расшатавшихся хлебах.
      
      Все части видимой картины
      То связывает воедино,
      Что ей не даст уйти, истлеть,
      То, что живет в любой детали,
      Бежит до самой крайней дали...
      Догнать, замкнуть, запечатлеть.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
      
       * * *
      
      Разила высота, как гром,
      Висели в дымке корабли,
      Вода дымящимся ядром
      Сидела в черепе земли.
      
      Вращенье сферы водяной
      Вдруг постигал смущенный взор,
      А ось вращенья подо мной
      Чуть сотрясала масса гор.
      
      Так чувства ширились мои,
      Что в страхе взгляд я отводил
      Туда, где дробью муравьи
      На хвойный сыпались настил.
      
      Зной наподобие хруща
      Трещал в сомлевшем сосняке.
      Перелетали, трепеща,
      Станицы волн при ветерке.
      
      На сколе горные леса,
      Как соль, дышали белизной;
      Как синий бык, ее лизал
      Размеренно и нежно зной.
      
      Как рукоять, в руке моей
      Дрожал сосновый ствол кривой,
      Оплетший проводом корней
      Тяжелый стержень мировой.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
      
       * * *
      
      С утра я гуляю садом,
      Играю резною палкой.
      Собачка прыгает рядом,
      Схожая с креслом-качалкой.
      
      В траве, как ладони на роздыхе,
      Листва, - как свалка оваций.
      Видно, как в дымном воздухе
      Частицы солнца роятся.
      
      Я быть стариком согласен:
      Пусть в муках плоть усыхает,
      Но мир так радостно ясен,
      Как только боль утихает.
      
      Окрестность ломкая, мелкая,
      Деревьев пустые кроны;
      Пушистою рыжей белкою
      Курятся дальние склоны.
      
      Не так уж мало осталось,
      Ибо много открылось.
      Неприхотлива старость,
      Берущая все как милость.
      
      И ныне мне удивительно,
      Какой я взыскан удачей:
      Похлопываю снисходительно
      Брюшной бурдючок собачий
      
      И вижу, словно картину:
      Мы с собачкою двое,
      Забор, провода, рябина,
      Солнце - как меховое.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
       * * *
      
      Котельной покидая гул,
      В кусты, в прохладу
      На принесенный кем-то стул,
      Кряхтя, присяду.
      
      Траву протершая, бежит,
      Петляя, тропка,
      Сюда, где бешено дрожит
      Во мраке топка.
      
      Трясется угольный тупик
      В пылу распада.
      Как хорошо, что я старик:
      Мне всё - отрада.
      
      Сквозь листья солнце облекло
      В подобье сетки
      Бутылок битое стекло,
      Сухие ветки.
      
      В траве - соцветия лучей
      На склянках праздных
      Под стенами из кирпичей
      Мясисто-красных.
      
      Недалеко уже конец,
      Близка развязка,
      Но пахнет пряно, как чебрец,
      Во мраке смазка.
      
      Чему ни приписать добро,
      Годам, недугу ль,
      Но копится, как серебро,
      В подвале уголь.
      
      Теперь мне нечего просить,
      Теперь я зорок.
      Я жизнь сполна могу вкусить
      В тиши задворок.
      
      Но ничего не повторять
      Из прежней боли,
      Лишь черным ногтем ковырять
      Свои мозоли.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
      
      
       * * *
      
      Скончаются праздники ночью
      И оттепель ночью умрет,
      И влаги последние клочья
      Морозный рассвет уберет.
      
      Как в мыле - строений уступы
      И весь переулок кривой.
      Сосулек буддийские ступы
      Подвешены вниз головой.
      
      Как гомон застолья, умолкло
      Течение талой воды,
      Остались лишь мыльные стекла,
      Морозной уборки следы.
      
      Утыкали рвоты цукаты
      Усохших сугробов безе,
      И капель иссякли раскаты
      В невольной морозной слезе.
      
      И в небе холодном и ясном
      Увидишь лишь бездну тоски,
      И холод мучительным спазмом
      Столице сжимает виски.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
       * * *
      
      Всё выглядит так незнакомо,
      Морозом схватившись с утра.
      Деревьев недвижных изломы
      Заполнили чашу двора.
      
      Над снегом, над плоскостью белой,
      Обставленный охрой стенной,
      Деревьев каркас омертвелый
      Висит в пустоте ледяной.
      
      Я с этим пейзажем в союзе,
      Мне нравится холод его.
      Так сладостна гибель иллюзий,
      Холодной тоски торжество.
      
      Когда холода просветлений
      Смогли все былое облечь,
      Обуза ненужных стремлений
      Упала с натруженных плеч.
      
      
      
      
      
      
       * * *
      
      Мудро-насмешливо, чуть свысока
      Я говорю с неразумной толпой, -
      Кто же заметит, как в сердце тоска
      Переплетается с болью тупой.
      
      Пляшет в глазах и дрожит на устах,
      Веки щекочет проказливый смех,
      Ловко скрывая, как мучает страх,
      Как я устал от всего и от всех.
      
      Я улыбаюсь - а зубы в крови;
      Громко шучу - чтоб тайком умолять:
      "Сердце, истертую упряжь не рви,
      Мы не свезли еще должную кладь".
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
       * * *
      
      Для глаза приятных здесь нет ощущений -
      Район поражен асимметрии хворью.
      Большие коробки производственных помещений
      В беспорядке расставлены по заводской территории.
      
      Застыли железного хлама охапки,
      Прилеплены к ним в виде лестниц и переходов.
      Клубятся трубопроводы в удавьей хватке -
      Уродливо вздутые вены заводов.
      
      В лабиринте складов, цехов, заборов,
      Где так хаотично все расположено,
      Локомотив, смиряя свой норов,
      Всего сторонясь, ползет осторожно.
      
      Решетчатых окон слепые плоскости
      Своим равнодушьем меня не смутят,
      Пусть антенны, как гребни из щучьей кости,
      Мелко дрожа от подавленной злости,
      Выдирают шерсть из небесных стад.
      
      Шлакобетон со мрамором храма
      Ничем не схожи, но эти стены,
      Словно Кааба, хранят упрямо
      Память, которой не сыщешь замены.
      
      Железнодорожная насыпь в снегу шелудивом
      Покрыта свищами следов оплывших,
      И в сердце смятенье, как в небе дождливом -
      Не это ль следы здесь ранее живших?
      
      Доски заборов, жесть водостоков,
      На пустыре - сталь конструкций портального крана, -
      Помните ль руки юных пророков,
      Смутно вещавших, умолкших рано?
      
      Мой район, я тебя никогда не покину,
      Твое убожество не прокляну.
      Динамик, хрипи: "Остановка "Медина",
      Конечная, "Мекка", через одну".
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
      
       * * *
      
      Обильною листвой осенена помойка,
      Контейнер - словно трон, где царствует отброс,
      И липкий, мыльный дух здесь обитает стойко,
      Как будто сотканный из гула цепких ос.
      
      Асфальт, уложенный когда-то в этом месте,
      Теперь в буграх - из них комками зелень прет,
      И если банку пнуть, то хриплый дребезг жести
      В шуршании травы почти тотчас замрет.
      
      Мне с детства ведомо - чтоб в тень кустов укрыться,
      С асфальта на тропу здесь надобно свернуть,
      Что вдоль бетонных плит заброшенных змеится,
      Стремясь контейнеры пугливо обогнуть.
      
      Воняет из-за плит, и видно, как за ними,
      В наносах дождевых у корневищ куста
      Искрится мухами, как блестками цветными,
      Свалявшаяся шерсть издохшего кота.
      
      А там, в кустах, присесть на ящик, утвержденный
      На глинистой земле меж пробок и рванья,
      И весь асфальт двора, жарою отбелённый,
      Из полутьмы моей как сцену вижу я.
      
      Из-за кулис войдет компания большая,
      Так дерзко в тишине их возгласы звучат,
      И мнится - это я, двор смехом оглашая,
      С друзьями прохожу, но - десять лет назад.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
       * * *
      
      Октябрь придет и разъярит,
      Как мокрых псов, порывы стужи,
      И снова дизель засипит,
      Расцвечивая маслом лужи.
      
      И мрак опустится сырой,
      Огней зажгутся вереницы,
      И за стеклом внутри пивной
      Столпятся мертвенные лица.
      
      И будут пьяные орать,
      Передвигаться бестолково,
      Ворочаясь в грязи, стонать,
      Приподниматься, падать снова.
      
      Шипя, несется грузовик, -
      Какой беглец теперь споткнется?
      Кому еще в последний миг
      Сырой асфальт в глаза метнется?
      
      В свирепом мраке тупика
      У кабака или вокзала
      С глухим щелчком из кулака
      Клинка выскакивает жало.
      
      Как просто кровью здесь истечь
      Промозглым вечером субботним!
      Свистки погони, как картечь,
      Раскатятся по подворотням.
      
      Кому послышится потом
      Крахмального халата шорох
      И трепет ламп под потолком
      В больничных бледных коридорах?..
      
      Пусть город бесится сильней,
      Огни нагромождая зыбко, -
      Чем злее осень, тем нежней
      Моя жестокая улыбка.
      
      Меня непросто запугать -
      Зловещею вечерней тенью
      Я выхожу, чтоб снова стать
      Частицей вашего смятенья.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
       * * *
      
      Под кроной яблони, угласто-комковатой,
      Сарайной крыши толь нагрелся и обмяк.
      На нем, как будто пар, жары вернейший знак, -
      Кристаллов крошечных налет шероховатый.
      
      Нестройный ксилофон бесчисленных заборов
      Травой и листьями забился и заглох,
      И духота подчас выказывает норов,
      Из зелени густой выщелкивая блох.
      
      Глотками пьет листва мед золотистых пятен;
      Пыльцой серебряной подернули года
      Сараев сохлый тес, и голубей стада
      Дремотным пением томят из голубятен.
      
      В сияньи праздных рельс путь железнодорожный,
      Как от дыхания, размеренно-волнист,
      И с насыпи его весь план трущобы сложный,
      Весь хламный лабиринт увидит машинист.
      
      Но он, чей конь страшит окрестные низины
      Одним дыханием безудержным своим,
      Не разглядит с высот, гордец и нелюдим,
      Всей прелести трущоб в обширности картины.
      
      Не видно свысока тех уголков укромных
      У стен рассохшихся, где властвует лопух,
      Где проросло былье из куч металлоломных, -
      Местечек, что родством приковывают дух.
      
      Лети же, машинист, крушитель расстояний,
      По праву сильного всем миром овладей, -
      В трущобе при путях, с поэзией моей
      Себе мы поприще открыли для исканий,
      Мы тысячи миров здесь прозреваем с ней.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
       * * *
      
      На перекрестке в светофорной пробке
      Автомобили личные так робки,
      А самосвал к ним сзади подползает
      И над кормой блудливо нависает.
      Замешкается кто-то в тесном стаде -
      И свет слепящий сразу хлынет сзади,
      И в ритме вспышек, с бессловесной прытью
      Как бы вершится странное соитье.
      
      А я смеюсь из темных подворотен,
      Как лев, могуч - и словно дух, бесплотен;
      Как лев, я мчусь бесшумными прыжками
      Заснеженными тихими дворами
      И там крадусь, где льет на снег румяна
      Пульс дребезжащих окон ресторана;
      Через сугробы и нагие ветки
      На отдых рвусь к детсадовской беседке,
      Где видят лишь бездомные собаки,
      Как светится лицо мое во мраке.
      
      В шатре огней и в уличном круженье
      Не услыхать далекое движенье.
      Недаром здесь скрываюсь и молчу я -
      За тыщи снежных верст весну я чую.
      Не скрыть морозному великолепью
      Того, что зреет за безмерной степью,
      Где редкие огни поживой скромной
      Холмы катают по ладони темной.
      Уже сытнее делается воздух
      И овцы-облака пасутся в звездах,
      А кошка, сгорбясь на помойном баке,
      Все смотрит на лицо мое во мраке.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
       * * *
      
      Конторские стены безжизненно-серы,
      Но я погляжу - и отмечу с любовью:
      К ним лепятся густо кондиционеры,
      Похожи на ульи и птичье гнездовье.
      
      Сверну по дорожке за угол конторы -
      И шумом хозяйственным все оживится:
      Как пчелы, гудят здесь электромоторы,
      Резец над металлом щебечет, как птица.
      
      Иду лабиринтом фабричных кварталов,
      Где цех - как собор, чья торжественна месса:
      Вещают здесь преображенье металлов
      Органные вздохи кузнечного пресса.
      
      И пусть, гидравлической мышцей блистая,
      Промышленность тяжкую длит литургию, -
      Под курткой любовь, как птенца, укрывая,
      Вступлю я в места, для меня дорогие.
      
      На ящик присев в достопамятном месте,
      Где кабель свернулся в траве отсыревшей,
      Где, смяты, ржавеют полотнища жести
      И шатко склонился забор поседевший,
      
      Где стая листвы перелетной осенней
      Обсела кустарника голые прутья,
      Слежу за ползущей над сбродом строений,
      Волокна теряющей облачной мутью.
      
      Мы некогда здесь же сидели с друзьями,
      Но в сочной траве извивалось лениво
      Дыханье жары золотыми ужами,
      И не были листья по-птичьи пугливы.
      
      Они рассыпались медовым фонтаном,
      Чириканье птичье ручьем источали.
      Как юность, мудры, - мы за спором пространным
      Того, что мы счастливы, не замечали.
      
      И ржавчина шероховатая эта,
      И путаность трав нашу юность впитали.
      Любовь, ты присвоишь любые предметы
      На чахлых задворках в фабричном квартале.
      
      И я на побелке построек дворовых
      Увижу - недаром же были дожди:
      Сплетение трещин, от влаги лиловых,
      Похоже на вены на женской груди.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
       * * *
      
      В автобус ночной как в теплицу войду,
      Где в белой листве - испарения стужи;
      Меж лапчатых листьев вгляжусь на ходу
      Во тьму, что играет огнями снаружи.
      
      В ущельях уступчатых явит мне тьма,
      В игольчато-циркульном свете фонарном
      Знакомые скверы, деревья, дома,
      Но чем-то неведомым, чем-то кошмарным.
      
      И вновь я пойму, что не в силах понять
      Закон, по которому прежние вещи
      Смогли несказанную суть воспринять
      И сделались так отрешенно-зловещи.
      
      Я вновь перемену постичь не готов,
      С которой по-новому в сумраке живы
      Шеренги сугробов, деревьев, кустов,
      Пустынная вытянутость перспективы.
      
      И даже припав к этим зимним камням,
      До срока я буду расслышать не в силах,
      Как цедится жизнь, непонятная нам,
      Скачками мельчайшими в каменных жилах.
      
      В недвижно светящихся окнах мелькнет
      Летящая тень, словно край покрывала,
      И дом в безучастии снова замрет,
      Скрывая под камнем структуру кристалла.
      
      Но знаю, что скоро исполнится срок,
      И, жизнь заповедную жадно вбирая,
      Раскроется с трепетом сердца цветок,
      А люди подумают - я умираю.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
       * * *
      
      Низвергаясь мерно в провалы
      И из хлябей вновь возносясь,
      Судно шло, - но вдруг зазвучала
      Одинокой струною связь
      
      С дальним берегом, и напева
      Лад таинственный был таков,
      Что мы поняли: королева,
      Это твой неотступный зов.
      
      Он донесся в несметном хоре
      Волн, поврозь разевавших рты.
      Нас не ты посылала в море,
      Но обратно нас кличешь ты.
      
      И в безмерном нашем просторе
      Нам пришлось в твои руки впасть,
      Так что сильные духи моря
      Потеряли над нами власть.
      
      Претерпели мы в море много,
      Но, впервой так страстно скорбя,
      Ныне вспомнили мы тревогу,
      Скорби мрак в глазах у тебя.
      
      И пространство казалось прежним,
      Вновь толкались толщи стекла,
      Но теперь мы шли к побережьям,
      От которых ты позвала.
      
      И, за разом раз неизменно
      Повергая в пучину ход,
      Мы в хламиде воды и пены
      Восставали из хляби вод.
      
      И, валы круша неуклонно,
      Вспоминали в шатких морях:
      Тонко кованная корона
      Золотится в темных кудрях.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
       * * *
      
      Дозволено убиваться,
      В сторонке тихо страдать,
      Нельзя в вашу жизнь врываться
      И просто голос подать.
      
      Рассудок шепчет упрямо
      В картежном гаме страстей,
      Что вы - зловещая дама
      В колоде жизни моей.
      
      У дамы пиковой масти
      Довольства сердце полно:
      Внушать подобные страсти
      Не каждой даме дано.
      
      И дама вздыхает тяжко,
      Улыбку пряча в цветок:
      Ведь он погибнет, бедняжка,
      Такой азартный игрок.
      
      Занятно то, что я сохну
      От ваших скромных красот,
      Но я так просто не сдохну,
      Живучий, словно осот.
      
      Корявый, в изломах муки,
      Я крепну день ото дня,
      И рок обдирает руки,
      Пытаясь вырвать меня.
      
      Замкнулся ваш бедный опыт
      В родне, в убранстве жилищ.
      Не слышен вам хриплый шепот
      В земле моих корневищ.
      
      Так хрипло зовет работа,
      Так нежно прощаюсь я, -
      Ведь я вас любил за что-то,
      Глупышка, дама моя.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
       * * *
      
      Из праха я вопросил,
      И вот он внял наконец,
      Родитель высоких сил
      И верной воли кузнец.
      
      Извечно он был во мне
      И не был во мне ни дня,
      Не мог он раньше вполне
      Войти в былого меня.
      
      В того, кто его и звал,
      И гнал, в потоке страстей,
      В того, кто и сам не знал
      Глубин природы своей.
      
      Я только отныне жив
      Воистину и вполне,
      Навечно объединив
      Его и меня во мне.
      
      Полней такой полноты
      Услады познать нельзя.
      Любовь моя, только ты -
      К победе такой стезя.
      
      Жива ты ныне иль нет,
      Но встарь, едва зародясь,
      Со мною, в котором свет,
      Дала мне, темному, связь.
      
      Вознес твой светлый поток
      Меня из мирских долин.
      Со мной, который есть Бог,
      Впервые я стал един.
      
      Впервой была не нужна
      В уплату теплая плоть,
      Когда умолк сатана
      И стал говорить Господь.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
      
      
       * * *
      
      Не обещай мне ничего,
      Я все равно тебе не верю.
      Я низость сердца твоего
      Своею низостью измерю.
      
      И если нравственно я плох,
      Увидим в этом мудростью Божью:
      Зато не захватить врасплох
      Меня и самой ловкой ложью.
      
      Все зло мирское запеклось
      На сердце наподобье корки,
      Зато и вижу я насквозь
      Твои корыстные увертки.
      
      Зато тебя подвох не ждет,
      Хотя мой взгляд тебя смущает:
      Уразумеешь в свой черед,
      Что лучше быть не тем, кто лжет,
      А тем, кто эту ложь прощает.
      
      Так будь же, глупая, горда
      Своею хитростью успешной!
      Отрада зрелости проста -
      Пусть не любить, как в те года,
      Но все прощать с усмешкой нежной.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
      
      
       * * *
      
      В шкафу, где горькой гнилью дышат
      Мышата, крошками шурша,
      Тебя замкнули - и не слышат,
      Как ты там возишься, душа.
      
      Когда же делается скучно,
      Тебя нашарят в уголке -
      И дашься в руки ты послушно,
      Послушно сядешь на руке.
      
      Порочному полуребенку
      Так нравится тобой играть,
      И с глаз опаловую пленку
      Ты тщетно силишься содрать.
      
      Боишься ты пошевелиться,
      Ведь мир расплывчат и лукав,
      И снова, как слепая птица,
      Ты крепче вцепишься в рукав.
      
      Во мгле чудовища мелькают,
      Но как ты спрячешься от них?
      Лишь кровь размеренно стекает
      Из глаз пораненных твоих.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
      
      
       * * *
      
      Я поразить пытался всех
      Терпением и добротой,
      А вызвал только общий смех
      Своей дурацкой суетой.
      
      Я торопился ублажать
      Тебя, кумир нелепый мой,
      А выглядел ни дать ни взять
      Как дурень с писаной сумой.
      
      Себе я удивляюсь сам:
      Где взять еще таких ослов?
      Катись, дружок, к своим самцам
      С их лексиконом в двести слов.
      
      Ведь я и для тебя, мой друг,
      Был только влюбчивым ослом.
      Ты из моих кормилась рук,
      Ты предала - и поделом.
      
      Я первым свой унизил дух,
      Раз предпочел в себе открыть
      Не беспощадный волчий нюх,
      А глупую щенячью прыть.
      
      Живи по-прежнему легко,
      В привычной глупости варясь, -
      Я с той, что вечно далеко,
      Вернул утраченную связь.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
       * * *
      
      Глаза твои синие так нежны,
      А кудри так зловеще черны.
      Титания-фея, царица фей,
      Что же ты сделала с жизнью моей?
      
      Мне больно, но я ни о чем не жалею,
      Мы все должны образцам подражать -
      Осел не мог не влюбиться в фею,
      Но и не мог ее удержать.
      
      Моя голова - как тяжелый снаряд,
      Дешевка советская - мой наряд,
      Из мертвой глины мои черты,
      Бесцветны глаза мои и пусты.
      
      Как быстро жизнь моя расшаталась
      И труд мой добрый прахом пошел.
      Теперь мне, видно, одно осталось:
      Спьяну реветь, как скорбный осел.
      
      Глаза твои синие так нежны,
      Но кудри так зловеще черны.
      Титания-фея, царица фей,
      Что же ты сделала с жизнью моей?
      
      Как напиваются люди с горя,
      К счастью, тебе не дано понять,
      И за презрение в синем взоре
      Лишь на себя я могу пенять.
      
      Где же, царица, твоя корона,
      С кем же теперь ты разделишь трон?
      В осла превратила ты Оберона,
      Каким же будет твой Оберон?
      
      Горчит слюна моя, словно яд:
      Я вижу его уверенный взгляд,
      Большие ступни и животный смех...
      Фея моя, ты несчастней всех!
      
      Иссякнет синих очей глубина,
      Кудри твои иссечет седина.
      Малютка-фея, царица фей,
      Что же ты сделала с жизнью своей?
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
      
      
       * * *
      
      Утробно вздыхает море,
      И я вздыхаю в тоске:
      И радость моя, и горе -
      В точеной смуглой руке.
      
      Валы, морские скитальцы,
      Со вздохом гнутся в трубу,
      Но тихо тонкие пальцы
      Сгибают мою судьбу.
      
      И близится боль надлома,
      Которой нельзя снести.
      Господь, до любого дома
      Дай сил тогда добрести.
      
      Дай силы тогда включиться
      В порядок жизни простой
      И смысла найти крупицы
      В любой болтовне пустой.
      
      А если не дашь, так что же -
      Прими последний упрек:
      За что ты так рано, Боже,
      На гибель меня обрек?
      
      Не сон же владел тобою:
      Любой нарушая сон,
      Гремела труба прибоя,
      Труба моих похорон.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
      
      
       * * *
      
      Все разрешилось крайне просто,
      Как все, что тянется годами,
      Лишь пахнет от измятых простынь
      Ее знакомыми духами.
      
      В замену страсти безответной -
      Подушка со следами туши
      И легкий пепел сигаретный,
      Вдруг вызывающий удушье.
      
      Всё ложь - любовное искусство,
      Взаимность, ласки, обладанье.
      В самом себе живое чувство
      Имеет смысл и оправданье.
      
      Как видно, счастье опоздало,
      На пепелище прилетело.
      Теперь одно мне ясно стало -
      Что жизнь и вправду опустела.
      
      Гордись, как принято, победой
      И хохочи самодовольно,
      И только сам себе поведай,
      Как это все безмерно больно.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
      
      
      
      
      
       * * *
      
      Ты приходишь ко мне сама
      По ночам, по глухим ночам,
      И рассеивается тьма,
      Уступая твоим очам.
      
      В лабиринте ночных квартир,
      В лабиринте зеркал ночных
      Открывается чудный мир
      И ложится у ног твоих.
      
      И в цветные твои леса,
      В дебри сна я смело вступлю,
      Потому что твои глаза
      Шепчут мне: я тебя люблю.
      
      Я иду - и счастьем объят,
      Как в полете, в простой ходьбе,
      Оттого что твой нежный взгляд
      Всюду чувствую на себе.
      
      И цветы вырастают сплошь
      На пути, куда ни ступлю.
      Лишь во сне невозможна ложь,
      Оттого я так сладко сплю.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
      
       * * *
      
      Я завою, протяжно завою,
      С переливами, полными горя,
      Буду горько мотать головою
      С беспредельною скорбью во взоре.
      
      Не расскажешь пустыми словами
      О томлении темном духовном,
      И раскатится вой над домами,
      Завершаясь скрипеньем зубовным.
      
      Этот вой, что исполнен страданьем,
      Безутешным, таинственно-смутным,
      Долетит к окружающим зданьям,
      К их окошкам со светом уютным.
      
      И тревога в дома проникает
      В бессловесных тоскливых раскатах;
      Силуэты людей замелькают
      В освещенных оконных квадратах.
      
      Замолчу я - и тягостно тихо
      Станет вдруг с окончанием воя.
      Кто-то понял: то шляется лихо,
      Неусыпное, злое, кривое.
      
      Безотчетность тоски и безмерность
      В тишине всё звучат и тревожат.
      Кто-то понял: про жизни ущербность
      Позабыть он вовеки не сможет.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
      
       * * *
      
      В одежде темной и несвежей,
      Какой-то непристойно мятой
      Я в праздничном весеннем парке
      Слоняюсь, словно соглядатай.
      
      Лицо зеленовато-бледно,
      К разброду волосы стремятся,
      В глазницах, словно в темных ямах,
      Глаза бесцветные томятся.
      
      Я не приветствую прохожих,
      Ведь все мои друзья и братья
      Кочуют по своим участкам,
      Неся такое же проклятье.
      
      Как волки, мы повсюду рыщем
      И отдыхаем где придется,
      Хотим урвать кусочек мира,
      Но это нам не удается.
      
      А снег сиянье испаряет,
      Как очищающую влагу,
      Деревья вкось его линуют,
      Как неких прописей бумагу.
      
      И так сиянье беспощадно
      Небес и дрогнувшего снега,
      Что никнет наше племя волчье,
      Ища лишь тени для побега.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
      
      
       * * *
      
      Вы посмели меня пожалеть,
      Как дитя, как больную овцу,
      Но в ответ моя ругань, как плеть,
      Вас наотмашь хлестнет по лицу.
      
      Я прошу: не ходите за мной,
      Провожатые мне ни к чему.
      Ваши взгляды я чую спиной
      И ныряю под арку, во тьму.
      
      Ваши взгляды скользят по спине -
      Словно сыплют за шиворот персть,
      Словно сплошь вырастает на мне
      Грязно-бурая, ломкая шерсть.
      
      Не ходите за мной, дураки,
      Обернусь - и замрете молчком:
      Это волк ощеряет клыки
      Между шляпой и воротником.
      
      Переливчатой ляжет пыльцой
      На глаза мои свет фонаря,
      И размеренной волчьей рысцой
      Я скрываюсь во тьме пустыря.
      
      Братья-волки, насельники тьмы,
      Только ненависть - преданный друг,
      И ни слова не выскажем мы
      О любви, улетевшей из рук.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
       * * *
      
      Вещи умерли, в дом пропустив пустоту,
      Одиночество гаммы долбит за стеной,
      Металлический привкус разлуки во рту
      И в окне - одиночества свет жестяной.
      
      Появляясь в бесплодном пространстве зеркал,
      Словно строгий отец, я себя упрекну:
      Ты же волчьей породы, зачем ты искал
      Среди чуждых по крови - друзей и жену?
      
      Не пеняй на людскую жестокость, сынок,
      Ты во всех своих бедах виновней стократ.
      Тот, кто вечно один, не бывал одинок,
      Одиночество есть ощущенье утрат.
      
      Если б ты не боялся остаться один,
      Ничего бы с тобой не случилось, поверь.
      Жадных женщин созвал ты и слабых мужчин,
      Обусловив тем самым возможность потерь.
      
      Но тебе не удастся растлиться, пропасть,
      Не для волка такой малодушный исход.
      Эту крепкую грудь, эту жуткую пасть
      Волчий бог предназначил для славных охот.
      
      Лязгнут зубы, удачу схватив на лету,
      Теплой крови ты вкусишь и вспомнишь меня;
      И напомнит железистый привкус во рту,
      Что удача и счастье - совсем не родня.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
      
       * * *
      
      Огней неисчислимых ореолы
      Сцепились в механизме часовом;
      На лужах ветер пишет протоколы
      И неизменно комкает рывком;
      
      Эмаль автомобилей, как глазунья,
      По площадям шипящим растеклась;
      Я слышу зов безмолвный полнолунья -
      И над собой утрачиваю власть.
      
      Фонарные игольчатые кущи
      Не скроют от расширенных зрачков
      Твой скорбный лик, мучительно влекущий,
      Царица теней, госпожа волков.
      
      В моих костях томительно и тонко
      Поет немой вибрирующий звук -
      И дьявольская радужная пленка
      Мои глаза задергивает вдруг.
      
      Лицо дневное, плоское, как стертый
      Медяк в торговой суете дневной,
      Теперь звериной вытянется мордой
      К высотам, заливаемым луной.
      
      Одной луне сегодня я внимаю
      И с нею сам вступаю в переклик,
      А для прохожих в кулаке сжимаю
      Свой верный нож, свой тридцать третий клык.
      
      Пускай бегут по переулкам темным,
      Когда я нож достану из чехла,
      Чтоб, прервана их окликом никчемным,
      Своих речей луна не прервала.
      
      Пусть ненависть горит звездой холодной
      На лезвии лезгинского клинка,
      Чтоб горький хмель гордыни безысходной
      Я выпил до последнего глотка.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
       * * *
      
      По плавным переливам балок,
      По чахлым, ломким мелколесьям -
      Как волчий бег, должно быть, жалок
      Перед гремящим поднебесьем!
      
      Ревут чудовищные осы
      И жала мечут неустанно,
      И волки катятся с откоса,
      Рыча, прикусывая раны.
      
      Взрываем снеговую толщу,
      Хрипя, захлебываясь снегом.
      Любуйтесь же на гибель волчью,
      Следите за последним бегом.
      
      Но я меняю вдруг повадку,
      Врага почуяв над собою:
      Кружусь, чтоб вытоптать площадку
      Для заключительного боя.
      
      Не юркну в снег я вроде мыши,
      Как пес, не припаду на брюхо,
      Пусть пули вспарывают мышцы,
      Костяк проламывают глухо.
      
      Во взбитой лопастями вьюге,
      Кровавой кашляя мокротой,
      Я прыгну - чтоб стрелки в испуге
      Шатнулись в чрево вертолета.
      
      Я весь промок в ружейном граде,
      Оглох в железной круговерти,
      Но эта ненависть во взгляде
      Вам будет помниться до смерти.
      
      Когда же подсекутся ноги
      На вытоптанном мною месте -
      Увижу: с неба волчьи боги
      Взирают мутным взглядом мести.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
       * * *
      
      Терпеливо я жду угасания дня,
      Чтоб собой населить золоченую тьму,
      Но со стаей скорее заметят меня -
      Волки в городе держаться по одному.
      
      Поднимаются острые уши твои;
      Непривычные звуки они отстригут
      От ночной тишины, чьи густые слои
      В шерстяную ушную изнанку текут.
      
      Утончаются ноги - чтоб сходными стать
      По надежности мышц с лубяным волокном,
      Чтоб весь город сумел я во тьме обежать,
      Пряной меткой остаться под каждым окном.
      
      И сгущается тьма - чтоб на корку камней
      Метрономом когтей я насечку нанес.
      Все предметы мильоном мельчайших корней
      Прорастают в мой влажный чувствительный нос.
      
      Отворится подъезд - и глотнет полдвора
      Убывающий сектор зевоты дверной,
      И мелькнет на свету световая игра
      Глаз моих - как бы в пленке слепой нефтяной.
      
      Напрягаются чувства и ловят в ночи
      Запах стали, охотников грубую речь;
      Я ведь знаю, как бьется, круша кирпичи,
      Словно бешеный шмель, в подворотне картечь.
      
      Братья-волки, вы древний забыли закон:
      Быть незримым, менять постоянно пути,
      Ничего не желать, не нуждаться ни в ком,
      Чтобы к людям, как пес, на поклон не ползти.
      
      Братья-волки, вы жить не умели одни,
      А иначе предать вас никто бы не смог;
      Я ведь помню, как жалко вы кончили дни -
      В липкой луже кровавой, у вражеских ног;
      
      Как частило под слипшейся шерстью густой
      Ваше сердце и силилось жизни хлебнуть;
      Волки, мертвые братья, вы слышите вой?
      Лишь во тьме я осмелился вас помянуть.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
      
       * * *
      
      Чуть прянет ветер сверху, из засады
      Под волочащимися облаками -
      Зигзагами бегут деревья сада,
      Закрыв в испуге головы руками.
      
      В сетях листвы сереброкрылый сокол,
      Забившись, когтем по стеклу зацепит -
      И вот уж пальцы призрачные лепят
      Из ливня плоскости дрожащих стекол.
      
      И видится в блуждающих размывах,
      Как за рыдающей лесопосадкой
      С дороги кто-то мне махнул украдкой -
      И затерялся в тучах терпеливых.
      
      Прощай, ушедшая так незаметно!
      Пускай настанет ясная денница
      И, обновясь, вновь станет жизнь приветна -
      С тобой нам больше не соединиться.
      
      Со стороны, извне, как сквозь ограду
      Я вижу, как мое уходит время,
      Как снова заломились руки сада,
      Как ветер вновь ногой уперся в стремя.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
       * * *
      
      Как ясно я предощутил
      Приход решительного дня!
      Ты рвешься, оболочка сил,
      Скрываемых внутри меня.
      
      Кровь ангелов во мне горит,
      Вздувая вены, как вино.
      Я разнородное на вид
      Вот-вот сумею слить в одно.
      
      Душа моя, бессонно жди,
      Не упусти заветный срок,
      Когда прорвется из груди
      Все обнимающий поток,
      
      Чтоб отчужденность победить
      И всех предметов, и твою,
      Чтоб в дамбе будней брешь пробить -
      Врата к иному бытию.
      
      
      
      
      
       * * *
      
      Ты не найдешь заветной точки,
      С которой глянь - и ожил вид.
      Мир на бессильные кусочки
      Мощь впечатления дробит.
      
      Он обложился тьмой деталей,
      Не в силах что-то предпочесть.
      Источнику людских печалей
      В нем некое подобье есть.
      
      И мы, раз выбор нескончаем,
      Меняем поиск на покой,
      В разряд любимого включаем
      Случившееся под рукой.
      
      Наверное, не так убога
      Была бы жизнь, когда бы в ней
      Не расплодилось слишком много
      Вещей, понятий и людей.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
       * * *
      
      Я не покинул вас совсем,
      Я никогда вас не покину.
      Незрим, неосязаем, нем -
      Я всюду с вами. Мы едины.
      
      Я в вас живу не как кумир,
      Господствующий над сознаньем;
      Я - то, что озаряет мир
      Мгновенно-ясным пониманьем.
      
      Я в вашей вечной суете
      Живу не как лицо и имя:
      Я - чувства, что по простоте
      Вы мните полностью своими.
      
      Мной - человеком пренебречь,
      Забыть меня - для вас возможно,
      Но ваши мысли, ваша речь -
      Все это я. Забвенье ложно.
      
      И мной осознана вполне
      Взаимность нашего союза:
      Вы обитаете во мне,
      И это - тяжкая обуза.
      
      Извечной низости запас,
      Пускай не по своей охоте,
      С рожденья я обрел от вас,
      Не зря я плоть от вашей плоти.
      
      Вы передали мне не зря
      В душе позорящие пятна:
      Вы только им благодаря
      Мне до конца теперь понятны.
      
      И чуждым внемлю я словам,
      Как в сказке - птичьему злословью,
      Не зря любовь слепую к вам
      Я приобрел с наследной кровью.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
      
      
       * * *
      
      От колесных громких рыданий
      Наклоняюсь к стеклу тесней.
      Пролетают обрывы зданий
      В ожерельях слезных огней.
      
      И лицо мое ненароком,
      Как портрет на гладком столе,
      Из кварталов в гирляндах окон
      Возникает в черном стекле.
      
      Сколько было взглядов усталых,
      Чьей тоски никто не постиг,
      Наблюдавших в ночных кварталах
      Ускользающий собственный лик?
      
      Сколько было - нездешним светом
      Осененных ни для чего,
      Так же живших в городе этом
      И любивших так же его?
      
      И покажется - так, что тесно
      Станет сердцу вмиг моему:
      Лики тех, кто ушел безвестно,
      Пролетают из тьмы во тьму.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
       * * *
      
      Зимнее утро косое;
      Тень, словно всадник летящий,
      Пересеклась с полосою
      Улицы в охре хрустящей.
      
      На остановке трамвайной
      Видно - трамвай убегает,
      Бабочкой необычайной
      Отблеск по рельсам порхает.
      
      Словно сронили стрекозы
      Крылья по снежным уклонам;
      Воздух, густой от мороза,
      Кажется, пахнет паленым.
      
      Шаг мой, скрежещущий сухо,
      Холод, что злобно сжимает,
      О непреклонности духа
      Яростно напоминают.
      
      Косо летящие тени,
      Мир, напряженный до боли,
      Не оставляют сомнений
      Во всемогуществе воли.
      
      
      
      
      
       * * *
      
      С общим шумом восстанья,
      Воскресенья к весне,
      Как форштевень, у зданья
      Стала грань в вышине.
      
      Под лазурью безбрежной,
      Над обилием вод
      Ветер, сильный и нежный,
      Неустанно поет.
      
      Блещут талые воды
      И являют на миг
      Вожделенной свободы
      Ослепляющий лик.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       Андрей Добрынин
      
      
      
      
       * * *
      
      На прибрежье всхолмленном морском
      Мглистый зной смягчил руно дубравы.
      Сушь, шурша, мерцающим песком
      Осыпается в сухие травы.
      
      Не спеша до пляжа доплетусь
      И на звонких камешках усядусь.
      Здесь мне делать нечего - и пусть,
      Это тоже доставляет радость.
      
      Но не грубой радости мирской
      Уподоблю это состоянье:
      Полный ослепительный покой,
      Саморастворенье в созерцанье.
      
      Размывают медленно меня
      Теплых далей голубая дрема,
      Беспорядочная толкотня
      Лавы бликов в центре окоема.
      
      Ничего не помню, не хочу
      И не знаю, что передо мною.
      Кажется, я медленно лечу,
      Чуть качаясь с колыханьем зноя.
      
      Волновым дыханием пленен,
      Слух мой ловит и иные звуки,
      Мелкой гальки приглушенный звон
      Под шагами разомлевшей суки.
      
      И лицо ласкает ветерок
      Помаваньями бесплотных дланей.
      Отдохнешь - лишь перейди порог
      Отрешения от всех желаний.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Добрынин Андрей Владимирович (and8804@yandex.ru)
  • Обновлено: 29/03/2017. 218k. Статистика.
  • Сборник стихов: Поэзия
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.