Словосочетание "куртуазный маньеризм" в наше время знакомо, пожалуй, всем российским любителям изящной словесности. Стоит произнести эти волшебные слова, и в мозгу усердного читателя, повинуясь ассоциативной связи, немедленно начинают всплывать сопряженные понятия:"галантность", "изящество", "служение Прекрасной Даме" и тому подобные. Образный ряд, проносящийся перед внутренним оком читателя, будет представлен кавалерами в париках, дамами в кринолинах, красными каблуками, мелькающими в ритме менуэта среди жемчужных шелков, а также прудовыми павильонами и беседками в стиле рококо, затерянными в лабиринтах регулярных парков. Все это, разумеется, озаряется вспышками фейерверка и щедро сдобрено маркизской игривостью. Однако тут любителя литературы надо либо с силой потрясти за плечо, либо, если он уж очень увлечется, ударить по голове. "Стоп, стоп!- надо крикнуть ему в ухо. - Такое представление в полной мере применимо лишь к первой книге Ордена куртуазных маньеристов - "Волшебный яд любви" и отчасти ко второй - "Любимый шут принцессы Грезы". А что мы видим в последующих орденских сборниках?" Тупо оглядевшись по сторонам, увлекшийся читатель наконец опомнится, поскребет в затылке и скажет:"А и вправду, что там, в этих сборниках? Девушки, брошенные лирическим героем под поезд,
2
лирический герой, для забавы напаивающий девушку до изумления и рвоты, лирический герой, заставляющий голодных глухонемых девушек отдаваться за кусок колбасы, лирический герой, отбивающийся кастетом от пьяной девушки, бросившейся на него с кухонным ножом... Разгул низменных инстинктов, мерзкое копошение маргинальных элементов, похоть, злоба, коварство и подозрительность, казарменная лексика и разбросанные там и сям матерные ругательства... Нет, все это далеко от того светлого образа куртуазного маньеризма, который сложился в моем уме". Мы же добавим, что наибольшие изменения претерпел именно лирический герой куртуазных маньеристов: из мечтателя, живущего в мире возвышенных чувств и чуждающегося всего слишком земного, он превратился в грубого мерзавца, которому одинаково привольно и во дворцах, и в низкопробных притонах, который одинаково легко находит общий язык и с развращенными аристократами, и с пьяной чернью, для которого побудительными мотивами к действию являются лишь его необоримая тяга к низменным удовольствиям и стяжательству да подчас еще тщеславие. Впрочем, лирическая героиня куртуазных маньеристов эволюционировала тоже не в лучшую сторону: если прежде это было очаровательное изящное создание с безукоризненными манерами, худшими пороками которого являлись разве что ветреность да лукавство, то кто предстает перед нами ныне? Мертвецки пьяные девушки, валяющиеся в канавах; беззубые девушки, роющиеся в помойках; девушки, после совместного распития портвейна кидающиеся на сожителя с ножом или с топором; девушки, насилующие робких самцов в укромных местах... В этом бурлящем котле скотских вожделений, кажется, уже окончательно утонули основополагающие понятия "нового сладостного стиля", поданного когда-то с такой помпой,- такие, как "галантность", "изящество", "утонченность", "игривость" и т.п. Благоуханная беседка в стиле рококо снесена, а на ее месте воздвигнут то ли лупанарий, то ли зловонная казарма штрафного батальона. И тем не менее по единодушному признанию читателей весь этот жуткий мир, встающий из стихов куртуазных маньеристов, обладает каким-то особым непобедимым очарованием. Читатель не хочет, а вернее, не
3
может в гневе отбросить книжку, наполненную нашими ужасами. Он хочет одного: понять, что же такое он читает. Не подлежит сомнению то, что перед ним не прежний куртуазный маньеризм. Тогда что же?
2.
И, наконец, я так хочу,
А это довод самый веский.
Аларкон
Я этого хочу. Разве это не достаточный
мотив?
Ф.Сологуб
...Безраздельно господствующий в психике принцип удовольствия.
Фрейд
Большого Джо было опасно подвергать
искушению, потому что он и не думал
с ним бороться.
Стейнбек
Человек - это социально-биологическая система, самонастраивающаяся под влиянием изменения внешних условий ее существования. Так утверждают ученые, и до недавних пор данное определение являлось общепризнанным, однако наши исследования показали, что оно не вполне точно. Ученые хотели подчеркнуть различие между человеком и кибернетической машиной: дескать, человек самостоятелен в своих действиях, а машина лишь повинуется командам оператора, действуя в рамках заданной ей извне программы. Но так ли самостоятелен человек? Присмотревшись к обычному поведению подавляющего большинства наших современников, мы обнаружим, что оно по сути ничем не отличается от поведения человекоподобных кибернетических машин (для краткости - киборгов), а сами эти люди являются скорее квазилюдьми. Кибермашина и в самом деле управляется извне, совершая самостоятельные действия лишь в рамках некоторых команд достаточно общего характера. Но
4
точно так же извне управляются и те существа, которые по недоразумению обычно именуются людьми. Все их действия полностью определяются влиянием внешних раздражителей материально-чувственного характера: низменные потребности этих существ представляют собой своего рода клавиатуру, где каждая клавиша соответствует потребности субъекта в каком-либо предмете (или в каком-либо удовольствии). Материальный мир посредством составляющих его предметов непрерывно нажимает на эти клавиши, побуждая таким образом квазичеловека к действию. Наши предки персонифицировали это управляющее воздействие материального мира, полагая, что людьми манипулирует Сатана. Возможно, такой посредник между внешним миром и людьми действительно существует, однако в данном эссе гипотезу существования Сатаны рассматривать не обязательно. Нам важно другое - показать отсутствие
принципиальной разницы между кибермашиной и квазичеловеком, ибо если оба субъекта управляются извне, то не так уж важно, кто нажимает кнопки - конкретный оператор или раздражители внешнего мира. Как кибермашина не анализирует полученные ею команды с точки зрения разума или морали, так и квазичеловек не рассматривает свои желания с указанных точек зрения. Просто внешний мир показывает ему нечто привлекательное, и квазичеловек немедленно проникается тягой к действию, дабы взять и присвоить это нечто. Так уж он запрограммирован, и эта программа заложена в него извне, поскольку сам человек не ведет практически никакой внутренней жизни: вся его внутренняя жизнь сводится к бесконечному смакованию собственных желаний. Кто заложил такую программу в нашего героя - природа, материя, наследственность или Сатана,- данный вопрос можно обсуждать бесконечно, однако для нас он не слишком важен, а важно то, что при закладке программы будущий квазичеловек не только не сопротивляется, но, напротив, воспринимает происходящее с большим удовольствием. А результат мы уже показали выше: в жизнь выходит человекоподобная кибермашина или кибернетический человек, которого для краткости мы будем в дальнейшем называть привычным словом "киборг". Оглядевшись вокруг, приходится
5
признать, что подавляющее большинство окружающих нас людей на самом деле являются киборгами. Хорошо это или плохо? Да коли уж так получилось, то вряд ли есть смысл обсуждать теперь этот вопрос. Мы, поэты, отвечаем на него словами великого Пиндара:"Где вершит неизбежность, там все - хорошо". А о себе мы скромно скажем словами Гамлета:"Меня можно расстроить, но играть на мне нельзя".
3.
Полагаю, большая часть людей так и умирает, ни разу в жизни не подумав.
Казанова
Истинное глуповское миросозерцание
состоит в отсутствии всякого
миросозерцания.
Салтыков-Щедрин
Наполнен наш живот премножеством сует.
Сумароков
Поняв, в чем состоят отличительные черты квазичеловека-киборга, мы уже не обманемся пестротой людских отличий, характеров, темпераментов. Мы знаем: большинство этих существ объединены главным общим признаком, который заключается не в том, что они способны к целенаправленной деятельности, и не в том, что у каждого из них одна голова и четыре конечности, а в том, что все они жестко управляемы извне и их самостоятельность является чисто кажущейся. Различия между киборгами не затрагивают этой главной, сущностной общей черты и сводятся, фигурально выражаясь, к различиям в строении их командной клавиатуры: внешние импульсы, безотказно приводящие в действие одного киборга, слабее воздействуют на другого, и наоборот. Примитивная клавиатура некоторых киборгов ограничивается только одной клавишей с надписью "Еда", так что после удовлетворения потребности в еде киборг на некккооторое время автоматически отключается. Существуют, однако, и сложные киборги,
6
клавиатура которых охватывает едва ли не все предметы материального мира
и едва ли не все низменные страсти. Есть даже киборги с клавиатурой, включающей в себя и небольшой раздел духовных потребностей. Однако не надо обманываться: духовные наслаждения киборгов сводятся в конечном счете к тому приятному ощущению, которое возникает в результате прилива крови к гениталиям, или же к тому, что американцы, почти поголовно являющиеся киборгами, называют "очарование жути". Различия в наборе потребностей (или, что то же самое, в наборе и силе воздействия управляющих команд) ведут к возникновению между киборгами различий по уровню потребления или, как выражаются сами киборги, "по крутизне". Кстати, киборгами придуман целый язык, призванный наилучшим способом отражать особенности их существования и поведения. "Крутой", "крутизна" - ключевые понятия этого языка, лишь весьма приблизительно переводимые на язык людей. Киборгов объединяет отвращение к обобщенному мышлению и вообще ко всяким духовным усилиям, однако из этого не следует делать скороспелый вывод, будто жизнь киборгов так уж проста и бесхитростна. Да, на действие киборги настраиваются извне, и в этом смысле их нельзя назвать самонастраивающейся системой; однако после получения импульса к действию и достижению определенной цели они способны на пути к этой цели проявить бездну хитрости, изобретательности, смекалки и прочих похвальных качеств, так что многим людям не мешало бы у них поучиться. В этом смысле их способность к самонастройке неоспорима. Следовательно, поведение киборгов далеко не всегда примитивно и предсказуемо и потому представляет немалый интерес для вдумчивого исследователя. Такими исследователями уже давно - и на первых порах незаметно для самих себя - стали мы, кавалеры Ордена куртуазных маньеристов: Вадим Степанцов, Константэн Григорьев и Андрей Добрынин.
4.
Надо презирать публику, насиловать ее,
скандализировать, если при этом
поступаешь согласно своим ощущениям и
7
слушаешься велений своей натуры. Публика -
это грязь, которую месят и из которой лепят
себе читателей.
Братья Гонкур
Когда люди видят что-нибудь уклоняющееся
от истинного, предначертанного,
уклоняющееся неожиданно некрасиво, жалко,
ничтожно, и они постигают это уклонение,-
душой их овладевает бурная экстазная
радость, торжество духа, знающего истинное
и прекрасное. Вот психологическое
зарождение смеха.
Тэффи
Люди живут среди киборгов, киборги - среди людей, и ни те, ни другие в повседневной жизни не обращают внимания на имеющиеся между ними различия. Однако куртуазные маньеристы смело перешли незримую границу, разделяющую людей и квазилюдей, и привольно расположились в стане киборгов. А собственно, почему бы и нет? Да, сами мы люди, ибо наши действия есть плод нашей духовной работы, а не команд извне, как у киборгов. Однако киборги, всегда запрограммированные на достижение материальных благ, прибрали к рукам большую часть богатств этого мира, а ведь поэты всегда были неравнодушны к тем радостям, которые приносит богатство. Еще в античные времена Пиндар советовал:
Не угашай жизненных утех:
Сладкое бытие -
Лучшее из лучшего у человека.
Хочется обратить внимание на то, что речь здесь идет именно о человеке, а не о киборге. Во времена глухого средневековья поэт и монах Хуан Руис признавался:
Бывает, поешь через силу, горишь от стыда,
8
одно тут певцу утешенье - приличная мзда.
Храня свое звание человека и гордясь им, мы порой уставали от корыстного общения с киборгами, однако в нас вливали бодрость некоторые сентенции героев Сумарокова, подобные следующей:"Будто жизнь и диковинка! Жизнь у всякого человека есть, а деньги не у всякого. Разумен тот человек, кто их нажить умеет; а кто не умеет, у того нет разума; а без разума человек скотина. Тем-то человек скотины и почтеннее, что он деньги иметь может". И все же киборги интересны нам в большей мере не как обладатели богатств, а потому, что они так резко отличаются от нас. Мы можем быть просто поэтами, и тогда мы пишем трогательные лирические стихи о нашем человеческом духовном опыте; однако как поэты-маньеристы мы пишем большей частью о киборгах, вдумчиво изучая их поведение в различных ситуациях, их реакции на различные внешние раздражители, способы достижения ими своих целей, их внешность, речь и ухватки. Наши стихи и романы - это плод наших исследований, и не стоит слишком удивляться нашей проницательности, поскольку киборг всегда сконструирован на основе человека, как в известном фильме (или как, к примеру, на одном и том же шасси можно построить и танк, и мирный тягач). Поэтому каждый из нас - немного киборг, и для успешного исследования вглядеться в себя не менее полезно, чем вглядываться окружающих киборгов.
Когда мы начали выражать результаты своих наблюдений в стихотворной форме и представлять их на суд широкой публики, мы столкнулись с неожиданным открытием: внезапно выяснилось, что человек и квазичеловек-киборг есть существа не только родственные, но и, так сказать, взаимно обратимые, то есть в течение своей жизни и киборг может стать человеком, и человек - сделаться киборгом, а иные умудряются на протяжении своего земного пути по нескольку раз побывать в этих столь различных состояниях. Превращения происходили на наших глазах под влиянием наших стихов. Киборгам совершенно несвойственно смотреть на себя со стороны и тем более подвергать свои поступки моральной оценке. Однако мы нащупали слабое место
9
в их конструкции: наиболее сложные киборги, увидев свое отражение в зеркале искусства, разражаются смехом, а это значит, что в их схеме перегорели предохранители, обеспечивающие их существование именно как киборгов, а не как людей. Со свойственной поэтам зловредностью мы чертовски любим слышать смех претерпевающих метаморфозу киборгов. Киборг смеется? Значит, произошел эффект узнавания, значит, он смог взглянуть на себя со стороны и оценить себя, выразив эту оценку смехом; значит, он перестал, пусть даже временно, быть киборгом и сделался человеком. Мы понимающе переглядываемся и думаем об одном и том же:"Добро пожаловать, дружище! Нашего полку прибыло".
5.
Наши песни несут пробужденье...
Леонтий Котомка
Я не шучу, я говорю совершенно
серьезно, с той закоренелой верой,
которая отличает поэта, ребенка и
полного идиота.
Лорка
В этом всем для меня
Заключен настоящий смысл,
Я хочу рассказать -
И уже я забыл слова.
Тао Юань-мин
Как мы уже указывали выше, человечество состоит из людей и квазилюдей, хотя в повседневной жизни и не принято замечать различия между этими существами. Так вот, мы отнюдь не ставим себе целью при помощи нашего творчества сделать человечество счастливее. На практике все происходит как раз наоборот: мы превращаем киборгов в людей, а ведь киборг, поскольку он чужд самоанализа, уже по одному этому всегда счастливее человека. Что бы там поэт ни изучал, каковы бы ни были его научные интересы, цель у него
10
испокон веков только одна - сотворение прекрасного, и мы, поэты-маньеристы, тут не являемся исключением. Метаморфозы киборгов являются лишь побочным результатом нашей работы. Тем не менее этот результат вызывает у нас немалый исследовательский интерес. И вот какое любопытное явление было замечено нами в процессе наших наблюдений: киборг, побывавший человеком, если и становится вновь киборгом, то с горечью и ностальгией вспоминает свое человеческое прошлое, а порой даже начинает стремиться к самоликвидации. Видимо, в человеческом бытии есть некий невыразимый возвышенный смысл, о котором мы, люди, порой на протяжении всей своей жизни не успеваем задуматься. Выходит, что мы, возвращающие квазилюдей к человеческому бытию, являемся служителями Невыразимого. Что ж, по своему опыту мы можем сказать, что служить материальному, Мамоне, удобнее и выгоднее, зато Невыразимому - куда занятнее. В чаду разгула, поднимая с угодливой улыбкой бокалы за здоровье богатых и тщеславных киборгов, мы помним о Невыразимом; задыхаясь в объятиях стареющих богатых киборгесс, мы взываем к нему. Досуги же наши целиком посвящены общению с Невыразимым, и самый прекрасный парадокс нашей жизни и нашего творчества состоит в том, что Невыразимое, продолжая оставаться таковым, тем не менее поселилось в наших стихах, придало им особую выразительность и пленяет как горячие человеческие сердца, так и жесткие, неподатливые сердца многочисленных киборгов. Вообще в последние годы наша жизнь приобрела ту внутреннюю противоречивость, которая придает творческой деятельности особую напряженность и плодотворность. Оставаясь людьми, мы пишем о киборгах, но в сочинения о киборгах вносим человечность, а наша погоня за чувственными наслаждениями нисколько не ослабляет нашей постоянной связи с Невыразимым. Закружившись в вихре этих многообещающих притиворечий, мы только сейчас выбрали миг для того, чтобы на пороге третьего тысячелетия остановиться, критическим взором окинуть свое прошлое и свои творческие свершения и дрогнувшим голосом произнести:"Прощай, куртуазный маньеризм! Мы благодарны тебе за все то, для чего ты послужил отправной точкой. Однако изменились
11
времена, а еще больше изменились мы сами, и потому - да здравствует
киберманьеризм!"
Москва, декабрь 1999 - январь 2000 г.
Андрей Добрынин
АНДРЕЙ ДОБРЫНИН
ТЕМНОЕ ПОПРИЩЕ,
или
НЕЛИЦЕПРИЯТНЫЙ РАССКАЗ ОБ ОДНОЙ
ЛИТЕРАТУРНОЙ БАТАЛИИ
Слово дано для того человеку,
чтобы свои понятия сообщать другому.
Ломоносов
Чтобы исцелиться от чего угодно,
от нищеты, болезни и меланхолии,
недостает только одного - вкуса к
труду.
Бодлер
Не тот поэт, кто гладко пишет
И рифмы звонкие плетет,
А тот, чей стих борьбою дышит
И к новым формам мир зовет.
Лишь тот поэт и бард Вселенной,
Кто, позабыв давно Парнас,
Движенью жизни современной
Слагает гимны каждый час.
И.Логинов, пролетарский поэт
1.
Удальцы в один крикнули:
- Пой, ашуг!
Азербайджанский народный эпос "Кёр-оглы"
Еще совсем недавно в особняке Болгарского культурного центра на Ленинградском проспекте действовал литературный салон, созданный по инициативе Ордена куртуазных маньеристов. Дважды в месяц ценители изящной
2
словесности встречались в роскошных интерьерах особняка в стиле "модерн" с поэтами Ордена, а также с теми сочинителями, творчество которых Орден по каким-либо причинам считал примечательным. Впрочем, выступить дозволялось всякому, если только он готов был угостить выпивкой собравшееся общество. Да и если автор просто проявлял достаточную настойчивость, прорываясь к заветному микрофону, то ему через некоторое время тоже давали выступить,- не забывая, однако, заметить, что теперь с него причитается. От собрания к собранию атмосфера творческого поиска, царившая в салоне, все больше насыщалась электричеством богемной вседозволенности. Не стану описывать всех происходивших в салоне литературных и прочих эскапад - это тема для более обширного труда, требующая своего Мюрже; с сожалением скажу лишь о том, что в конце концов даже один из генералов Ордена (имен называть не будем), дойдя до крайней степени творческого и морального разложения, неожиданно объявил о создании (под своим, разумеется, руководством) нового литературного течения - герметического солипсизма. Решив возглавить новое течение, наш мэтр в то же время намеревался безмятежно пребывать в лоне Ордена куртуазных маньеристов и даже не подозревал - о времена, о нравы! - о шаткости собственной моральной позиции. Однако такая беспринципность нисколько не смутила собравшихся в тот вечер в салоне любителей словесности. Едва наш мэтр взобрался на трибуну и, водрузив перед собой внушительную стопу бумаги, сообщил:"Сейчас я буду читать вам доклад о новом литературном течении, которое я создал,- о герметическом солипсизме",- едва он произнес эти слова, как по залу пронеслась буря рукоплесканий и одобрительных возгласов: пресыщенная публика ждала чего-то новенького. Особенное воодушевление проявляли давнишние собутыльники докладчика - А.Михайлов-Колпаков и М.Зеликин. Громоздившаяся перед докладчиком груда листов их ничуть не страшила, так как во время доклада они готовились выпивать. А шумное одобрение причих посетителей салона заставляло вспомнить горькие слова Роже Мартен дю Гара:"Чем менее ясным кажется путь человеку, тем более склонен он любой ценой выбраться из
3
лабиринта, цепляясь за любую уже готовую теорию, лишь бы она успокаивала, указывала выход". Итак, выкрики здравомыслящей части собравшихся:"Стихи давай!" и "Короче, Склифософский!" - утонули в добрительном гаме. Хорошо поставленным, хотя и монотонным голосом мэтр начал свой доклад.
2.
Любопытство росло как на дрожжах,
все затаили дух, дивясь таким речам в
устах человека разумного.
Бальтасар Грасиан
И хотя одиночество само по себе
нехорошо, но кто имеет своим спутником
Бога, тот не одинок.
Висенте Эспинель
Вскоре энтузиастам пришлось пожалеть о том восторженном приеме, который они оказали докладчику. Большой поэт позволял себе часто отвлекаться от темы, надолго обиженно замолкать, когда ему казалось, будто его недостаточно внимательно слушают, растолковывать очевидные вещи и, наоборот, оставлять без пояснений темные места... Стоило мэтру оторваться от текста, и вновь найти нить доклада ему удавалось лишь с большим трудом. Через добрый час вся информация, донесенная им до слушателей, исчерпывалась лишь несколькими определениями, извлеченными, по всей видимости, из словаря иностранных слов. "Как образовалось слово "солипсизм"?- спрашивал мэтр и обводил взглядом публику, отродясь не слыхавшую такого слова. Кстати сказать, докладчик, как и И.В.Сталин, страшно любил задавать риторические вопросы. - Оно образовалось из латинских слов "solus" - "единственный" и "ipse" - "сам". Что есть солипсизм? Это, как известно, есть доведенный до крайних выводов субъективный идеализм, признание единственной реальностью только своего "я", индивидуального сознания, отрицание существования внешнего мира. Отсюда - крайний эгоцентризм носителей данного мировоззрения. Э-го-цент-
4
ризм"- повторил по слогам докладчик и обвел зал таким грозным взглядом, что Михайлов-Колпаков подавился водкой и надрывно закашлялся. "А что есть субъективный идеализм?- продолжал глава новой школы. - Субъективный идеализм признает единственной реальностью духовный опыт человека и считает, что нет вещей, а есть лишь комплексы наших представлений о вещах, подлинным же бытием является лишь осознанное бытие, то есть лишь жизнь, протекающая в сознании. Солипсизм, таким образом, есть до конца последовательный, радикальный субъективный идеализм. Ну, поняли, что такое солипсизм?" "Поняли",- послышалось несколько вялых возгласов, составлявших разительный контраст первоначально царившему в зале энтузиазму. "Так, с солипсизмом разобрались,- удовлетворенно промолвил докладчик. - Теперь выясним, что означает "герметический солипсизм". "Герметический" - значит непроницаемый, плотно закрытый. Вот и все! Все просто, как колумбово яйцо!" И докладчик разразился победоносным смехом, заставлявшим усомниться в его психическом здоровье. Это странное веселье зал встретил недоуменным молчанием,- ничуть, впрочем, не смутившим самого героя вечера. Докладчик продолжал:"Некоторые подумают, что раз герметический - значит связанный с открровениями Гермеса Трисмегиста, с герметикой, с идеями гностиков. Подумают, что, мол, мы тоже намерены изучать борьбу души с силами тьмы, за возвращение к божественному свету... Все это ерунда! Никуда не надо стремиться, никуда не надо возвращаться! Солипсизм должен стать полным, непроницаемым, герметическим, а отъединение от мира - абсолютным. В литературе такую позицию и такое мироощущение я называю герметическим солипсизмом".
В этом месте мэтр остановился, оторвался от текста и самодовольно оглядел зал. Неожиданно на его лице появилась кислая гримаса: он увидел некоего безымянного завсегдатая салона, анемичного молодого человека лет двадцати, который перед выступлением большого поэта выпил лишнего и теперь спал на стуле. Из горла его время от времени вырывались всхрапы, руки безвольно свисали вдоль туловища, а челюсть отвисла, как у покойника.
5
Впрочем, когда мэтр перевел взор на Михайлова-Колпакова и Зеликина, лицо его просветлело: оба ценителя изящного наперебой делали одобрительные жесты и, по всей видимости, получали от доклада живейшее удовольствие. Ободренный поэт продолжал:"Я отвергаю движение нашей личности к любым целям, пусть даже и самым возвышенным. Нет, мой идеал - личность полностью самодостаточная, полностью замкнутая в самой себе, а потому если и движущаяся, то лишь по замкнутому кругу своих собственных внутренних переживаний; если и открывающая что-либо, то лишь себя самое; если и достигающая чего-либо, то лишь внутри себя самой. Личность, полностью отъединенная от внешнего мира - вот что должно стать предметом поэзии, и таково главное требование эстетики герметического солипсизма..."
Тут докладчика прервал грохот в задних рядах. Поэт поднял глаза, и все головы в зале повернулись на шум. Оказалось, что это рухнул со стула анемичный молодой человек. "Как видно, мой доклад настолько скучен, что некоторые засыпают и даже падают со стульев",- скорбно поджав губы, произнес большой поэт. "Да ты чего?!- вскочил с места Зеликин. - Просто этот человек - козел, понимаешь? Сейчас мы его выкинем отсюда!" "Глупец, ничтожество...- рокотал Михайлов-Колпаков. - Им, гагарам, недоступно..." Молодой человек, некоторое время поворочавшись на полу, затем успокоился и затих. Впрочем, и Зеликин мирно опустился на место, не сделав никакой попытки воплотить в жизнь свое намерение. Мэтр неодобрительно покачал головой и продолжил доклад.
3.
Ах, сеньоры! Я никогда не устану
славословить священное одиночество и
животворную тишину!
Сервантес
"Почему я так настоятельно требую отъединения художника от мира?- громогласно вопросил докладчик. - А вот почему. Мир вынуждает нас следить за событиями, происходящими в нем, и отражать эти события; свое движение
6
и свое развитие мир повторяет в наших произведениях. Но вдумаемся: а что же такое событие? Всякое движение, всякое событие есть акт столкновения различных сил и торжества одних сил над другими. В мире неживой материи мы можем и не давать этому акту мораальную оценку, но когда речь идет о мире одушевленных существ, то тут, говоря о торжестве одной силы над другой, одного существа над другим, мы не можем обойтись без понятия зла. В самом деле, если вся наша жизнь есть процесс постоянного самоутверждения и отвоевания своего места под солнцем, то ясно, что этот процесс подразумевает наличие не только счастливчиков, но и неудачников, не только победителей, но и побежденных,- наличие как тех, кто причиняет зло, так и тех, кто его терпит. Наша жизнь есть процесс постоянного причинения зла либо постоянного совершения попыток его причинить. И речь здесь не о том, что кто-то морально хорош, а кто-то плох: счастливчики и неудачники порой меняются местами, и тогда последние полной мерой воздают первым за свои былые страдания. Как бы кротки мы ни были от природы, мы все равно непрерывно причиняем зло по самой сути нашего жизненного процесса: мы пожираем мясо убитых животных, мы получаем зарплату вместо тех, кто мог бы работать на нашем месте, своими распоряжениями заставляем подчиненных делать то, что они с удовольствием не стали бы делать, а выполняя приказы вышестоящих, служим проводниками того зла, которое непременно в этих приказах заключено. Да, человек - общественное животное, и его существование основано на сотрудничестве с себе подобными, но не в меньшей степени оно основано на борьбе с ними, на их подчинении и подавлении. Даже если вы довольствуетесь отведенной вам скромной ячейкой в структуре общества и не стремитесь ни к чему большему, то все-таки не стоит обманываться: само ваше функционирование в рамках этой структуры заставляет вас непрерывно причинять зло. Разница лишь в размерах зла и в его, так сказать, наглядности. Акула, как мы привыкли думать, злое существо, но разве безобидный кит, питающийся планктоном, не причиняет зла этому самому планктону? И акула, и кит включены в общую систему биосферы
7
по одному принципу: принципу самосохранения путем причинения зла другим существам. В этом смысле и акула, и кит одинаково виновны, как одинаково виновны и все люди, позволившие включить себя в систему социума и - шире - в систему биосферы. А потому хотя бы отчасти смыть с себя проклятие изначального зла человек может лишь одним способом: решительно отъединившись от мира, перерезав как можно больше нитей, связывающих его с миром, замкнувшись в себе. Он должен стать эгоцентристом в подлинном, а не в пошлом, разговорном значении этого слова. И подать ему пример должны мы, художники, твердо ставшие на стезю герметического солипсизма. Мы должны показать, что замкнутая в себе личность ничуть не беднее, чем окружающий мир, пленяющий легковерного человека своим фальшивым разнообразием. А главное состоит в том, что лишь эгоцентрическая личность, вооруженная теорией герметического солипсизма, способна освободиться от первородного греха - от зла как условия человеческого существования".
Закончив, мысль, докладчик сделал паузу. Воцарилась тишина - если, конечно, можно назвать тишиной стоявший в зале негромкий гул, слагавшийся из множества поскрипываний, покашливаний и перешептываний. В этой тишине явственно раздался лязг двух столкнувшихся граненых стаканов и тост "Ну, будем здоровы", которым обмнялись Зеликин и Михайлов-Колпаков. Не замечая укоризненного взгляда докладчика, оба ценителя изящного осушили свои стаканы, скривились и полезли в сумку за нехитрой закуской. "Мы вам не мешаем, господа?"- с горечью спросил большой поэт. Застигнутые на месте преступления собутыльники вздрогнули, а затем принялись отчаянно размахивать руками и что-то мычать с набитым ртом, делая при этом честные глаза и почему-то постоянно показывая на спавшего под стульями анемичного юношу, словно стремясь объяснить свое поведение его дурным влиянием. "Да-да",- удрученно покивал докладчик. На его лице отразилась нешуточная внутренняя борьба. Видимо, он уже сожалел о том, что придал своему выступлению такой размах - было бы куда лучше выпивать, закусывать и беседовать вполголоса, отпуская время от времени беззлобные шуточки в
8
адрес какого-нибудь другого докладчика. Однако отступать большой поэт не привык - на его щеках ходуном заходили желваки, он произнес с металлом в голосе:"Те, кому неинтересно, могут покинуть зал", после чего вновь обратился к тексту.
"Итак, мы выяснили, что отъединение от мира, замкнутость в себе, эгоцентризм есть способ отмежеваться от зла, пронизывающего все устройство мира. Но рассмотрим отъединение с другой стороны. Насколько это правильно - творить на основе ощущений, вызванных воздействием на наши чувства предметов внешнего мира? Не правильнее ли будет вначале изучить те ощущения, которые присущи нам изначально, вне зависимости от различных внешних воздействий и связей? Ведь только познав эти исконные внутренние ощущения, мы сможем приблизиться к познанию самих себя. А что позволит нам полностью сосредоточиться на нашей внутренней жизни? Только отъединение от внешнего, только эгоцентризм, а значит, только герметический солипсизм.
Я не призываю к тому, чтобы результаты самопознания вы сохраняли внутри себя - я понимаю, что творческим людям это не свойственно. Но рассмотрим дело с третьей стороны. "Другому как понять тебя?"- спрашивал Тютчев и был прав. В самом деле: я могу совершенно адекватно выразить свой личный духовный опыт, но моему соседу в силу несходства нашего телесного склада и наших темпераментов, в силу различий в воспитании, образовании и т.д. мои откровения могут показаться сущей чепухой. Отсюда следует, что художник должен не предлагать свои творения кому попало, а постоянно вести среди людей поиск духовных соответствий, поиск натур, обладающих сходным восприятием ощущений. Всякий духовный обмен, в том числе и обмен поэтическими откровениями, возможен лишь в тесных, полностью отъединенных кружках родственных натур - в кружках герметических солипсистов.
С четвертой стороны, мы должны признать, что внимание художника неизбежно рассеивается среди огромного разнообразия предметов и явлений внешнего мира. Создается иллюзия того, будто вся эта пестрота имеет какое-то значение. Однако действительно ли для нас что-то значат изменения
9
неодухотворенной материи? Фиксируя их, художник неизбежно превращается в заурядного регистратора. Да, порой предметы внешнего мира кажутся нам прекрасными, и мы даже склонны считать, будто на них опочила некая высшая благодать, но не проецируем ли мы на них то, что на самом деле заключено в нас? Не являются ли наши представления о прекрасном, применяемые нами к внешнему миру, лишь выражением нашей внутренней духовности? И не правильнее ли тогда именно эту самую изначальную духовность и изучать (о чем я уже говорил выше)? А для этого нам вновь с железной неизбежностью потребуется отъединение от мира и обращение к герметическому солипсизму.
С пятой стороны, мы должны помнить о том, что воздействие предметов внешнего мира на наше тело, являющееся вместилищем нашего духа, изменяет и состояние самого этого духа, ибо всякое воздействие на сосуд не проходит бесследно для содержимого сосуда. И вот эти-то изменения состояния духа, вызванные совершенно материальными причинами, мы и называем духовной жизнью?! Думается, что истинная духовная жизнь должна находить сама в себе свои движущие силы. В противном случае она всегда будет оставаться лишь искаженным отражением чисто материальных процессов. Не следует забывать и о том, что даже наше собственное тело вместе со всеми естественными процессами, протекающими в нем, является, в сущности, столь же внешним и чужеродным по отношению к нашему духу, нашей личности, сколь и любой другой предмет во Вселенной. А значит, последовательный, радикальный герметический солиипсист постарается отмежеваться не только от внешнего мира, но и от собственной телесности, дабы обрести свою подлинную духовную жизнь".
4.
И место выбери любое,
И ляг на нем.
Байрон
Настало время сообщить читателям о том, что известный ценитель прекрасного и авиатор-любитель Андрей Михайлов-Колпаков с младых ногтей не чуждался утех Бахуса и приобрел немалый опыт по этой части. К примеру, он
10
мог при необходимости выглядеть трезвым вне зависимости от количества принятого алкоголя и даже в бессознательном состоянии поддерживать оживленную беседу, причем его излюбленными темами являлись авиация и творчество заокеанского певца Тома Уэйтса. Однако с годами - отчасти из-за физического одряхления, отчасти благодаря накоплению мудрости - Андрей перестал находить вкус в том, чтобы казаться трезвым, на самом деле не будучи таковым, и бороться с тем самым состоянием, к которому стремился. Такая борьба стала представляться Андрею бессмысленной и нелепой, а отсюда был уже только шаг до сделанного им в конце концов вывода: с опьянением ни в коем случае не следует боротьсяя - напротив, ему надо отдаваться без всякого сопротивления, быстро, полностью и безраздельно. Выстраданное убеждение Михайлов-Колпаков, как настоящий мужчина, немедленно начал проводить в жизнь. Не приходится сомневаться в том, что его жизнь в результате сделалась значительно счастливее,- чего не скажешь, однако, о жизни его друзей и собутыльников. Дело в том, что Михайлов-Колпаков, привыкнув всем существом отдаваться Бахусу, делал это в местах, не вполне приспособленных для такого соединения - на людной улице, в ресторане, в кино, в концертном зале и т.п. О вечеринках и дружеских застольях не стоит и говорить. Таким образом, Андрей просто проявлял последовательность, проводя свои принципы в жизнь, однако товарищи не всегда его поддерживали. Что ж, их нетрудно понять: когда Михайлов-Колпаков неожиданно терял интерес к окружающему, опускал руки вдоль туловища и вперял остекленевший взор в пространство, а затем, окончательно слившись с возлюбленным божеством, с грохотом падал со стула, его компаньонам еще предстояло выяснять отношения с администрацией того заведения, в котором это все происходило. Затем им приходилось защищать тело авиатора от домогательств милиции, транспортировать его через враждебный город и затаскивать по лестницам в квартиру на собственном горбу. Поэтому Михайлов-Колпаков частенько становился объектом упреков, нападок и даже форменной травли. Однако авиатор не сдавался и терпеливо нес свой крест. Вот и теперь,
11
посидев некоторое время на стуле с видом даосского мудреца, постигающего идею Бесконечности, он затем покачнулся и с глухим стуком повалился на пол. Залязгали друг о друга металлические ножки стульев, громко взвизгнула какая-то замечтавшаяся девица. Все головы немедленно повернулись к месту падения. "Ну что смотрите,- зашипел на них верный Зеликин,- не видите - человеку плохо!" "По-моему, этому человеку как раз очень хорошо",- с горькой усмешкой заметил докладчик. Его интонации чрезвычайно напоминали интонации печального ослика Иа-Иа из знаменитого мультфильма о Винни-Пухе. Осмотрев упавшего, Зеликин замахал руками на зевак:"А ну, быстро отвернулись! Все в порядке! Маэстро, продолжайте!" "Благодарю вас,- скорбно отозвался большой поэт и пробормотал: - О чем бишь я?.. А, так вот. С шестой стороны: всем присутствующим, как я полагаю, хорошо известно, что главная проблема всякого художника - это проблема адекватности замысла произведения воплощению этого замысла. Однако может ли человек, со всех сторон осаждаемый житейской рутиной, адекватно воплотить то, что подсказано ему свыше? Можно ли, не отъединившись от мира, не поставив надежного заслона перед непрерывными наскоками повседневности, добиться полной выразительности,- иными словами, добиться того, чтобы творение вполне соответттствовало личности творца и выражало все ее свойства? Разумеется, на этот вопрос следует ответить отрицательно. К успеху может привести только отъединение от мира, защищающее художника от непрерывных отвлекающих воздействий. Чем теснее замкнется художник в рамках собственного духовного микрокосма, тем адекватнее его замысел будет выражен в его творении. Как видите, мы вновь с железной неизбежностью приходим к герметическому солипсизму. Как не вспомнить тут знаменитые слова Бартоломе Леонардо де Архенсолы:
В себе, в себе самих, и не иначе,
Величье мы способны обрести.
С седьмой стороны, отъединившись от мира, мы сможем резко сократить наши потребности, являющиеся подлинным капканом для всякого работника
12
духа. Сколько талантов было безвозвратно растрачено в погоне за наживой! А как коварны квазидуховные потребности, и прежде всего потребность в общественном признании! Сколько дарований погибло из-за того, что их обладатели стремились вновь и вновь добиваться похвал и почестей от безмозглой толпы! Тот же Архенсола писал:
Рукоплесканья, Мауро, не в счет,
Когда о славе речь; ее мерило -
Та мастерством питаемая сила,
Которая к бессмертью нас влечет.
Поверь: восторги, почести, почет,
Пускай толпа их славой окрестила,
В действительности - хищная могила,
Где нас (что дважды - смерть) забвенье ждет.
Лишь отъединение от мира позволяет нам свысока посмеяться над всеми теми потребностями, которые напридумывало себе суетное человечество. Мы станем творить не под бичом материальных и квазидуховных потребностей, а по истинному влечению духа, лишь в одном случае - если изберем своим творческим знаменем герметический солипсизм".
Беспристрастный летописец событий, происходивших в тот достопамятный вечер в болгарском культурном центре, должен сообщить читателю о том, что большой поэт рассмотрел предмет своего доклада с тридцати четырех сторон и, судя по всему, не собирался на этом останавливаться. В данной статье мы ограничимся семью сторонами (или пунктами), поскольку позиция выступающего после рассмотрения семи пунктов выявилась уже достаточно рельефно. В зале же к тому времени, когда докладчик дошел до тридцать четвертой стороны предмета, среди публики произошло ярко выраженное размежевание. Более добросовестная часть аудитории впала в состояние, сходное с кататоническим ступором, и только ошалело таращилась на докладчика. Менее добросовестные слушатели образовали в зале ряд кружков - в этих кружках толковали о