Иди же с миром и знай: не буду с тобою снова искать сближенья.
Уж так я создан: в беде любовной терпеть не стану уничиженья.
Абу Нувас
Если ж стерпел униженье - без носа достоин остаться,
Меньший позор быть с отрезанным носом, чем так унижаться.
Ибн Абд Раббихи
ПИСЬМО 1
1
Здравствуйте, друг мой! Нынче утром принесли мне Ваше письмо. В этот момент я сидел за завтраком и как раз намеревался съесть яйцо всмятку, а затем приняться за поджаренные хлебцы. Отсюда Вы можете заключить, что получение Вашего письма не доставило мне особого удовольствия. Посудите сами: ранее мы с Вами не имели обыкновения обмениваться депешами, так как живем в одном городе, имеем телефоны и можем при необходимости быстро связаться друг с другом без посредничества почты. Увидев фамилию на конверте и даже обратный адрес, предполагающий получение ответа, я тут же решил, что в Вашей жизни произошло какое-то экстраординарное событие, а я страх как не люблю всяких неожиданностей, нарушающих покой, необходимый мне для творческих занятий. К тому же ясно, что если человек боится посторонних ушей и не доверяет устной речи, то событие, приключившееся с ним, отнюдь не приятного свойства. Поэтому мое душевное равновесие в это утро благодаря Вам было поколеблено. Вскрыв конверт, я принялся читать Ваше послание (крайне многословное, замечу в
скобках, и написанное необычайно скверным почерком). Какова же была моя досада, когда я понял, что речь идет не о долге чести и не о творческом кризисе, а всего лишь о неудаче в любви! Разве можно, друг мой, пугать занятых людей из-за таких пустяков! Досада в моей душе смешивалась с облегчением, ибо я все же дорожу Вами и потому был рад, что речь не идет о подлинных несчастьях. А то ведь Вы, к примеру, могли по молодости связаться с какими-нибудь смутьянами и бунтовщиками, врагами порядка, которых нынче так много развелось и которые всегда готовы обольстить неопытную жертву своими посулами и заставить ее писать шифровки и подметные письма. Бойтесь их, друг мой.
Вы, разумеется, знаете, что человек я весьма занятой. В силу этого я вынужден вести размеренный образ жизни и расписывать свой день буквально по минутам. Стало быть, Вы не вправе рассчитывать на ответ. Кроме того, мне известно, что человек, позволивший любовному недугу овладеть своим разумом, не склонен внимать здравым советам, которые я мог бы преподать. Тем не менее я все же берусь за перо. Что же заставляет меня отвечать Вам?
2
Дело в том, что Ваше письмо разбудило в моей душе дотоле дремавшие воспоминания о невозвратных днях юности. Нотка отчаяния, звучащая в нем (хотя подчас и насколько назойливо), напомнила мне мои собственные страдания из-за женщин, и я понял, в чем Ваша главная беда. Вы, как некогда и я, встречаете стрелы Амура с открытой грудью, без надежных доспехов, и жестокий мальчишка, начисто лишенный благородства, разит Вас играючи при всяком удобном и неудобном случае. Проще говоря, Вы, как когда-то и я, не создали для себя никаких правил поведения в делах любовных и не имеете твердой точки зрения на этот предмет, с каждой женщиной начиная все сначала. Правда, в отличие от Вас, я в Ваши годы уже принялся составлять для себя свой неписаный "любовный кодекс", дабы руководствоваться впредь не душевными порывами, которые редко
ведут нас к добру, а правилами, основанными на собственном горьком опыте. Этот кодекс я с давних пор ношу в себе и поступаю в соответствии с ним, - теперь же, видимо, настал момент использовать его для того, чтобы поучить своего заблудшего ближнего уму-разуму. Впрочем, я не обманываюсь относительно Вашей способности воспринимать в теперешнем возбужденном состоянии уроки здравого смысла. Я даже еще не решил, стоит ли отсылать Вам то, что я сейчас напишу. Возможно, это будет не письмо, а перенесенный на бумагу разговор человека с самим собой, поскольку в Вас я вижу себя прежнего, - записки человека, которому случалось успешно домогаться женской любви, записки обольстителя.
3
Начну с того симптома временного помешательства, который, будучи обнаружен мною в Вашем письме, внушил мне наибольшее беспокойство. Я говорю о горькой обиде, пропитавшей все Ваши фразы и присущей незаурядным людям, не оцененным по достоинству современниками. В данном случае справедливой оценки Вы ждете от женщины - предмета Вашей страсти. Такая оценка должна, видимо, выразиться в том, что Ваша дама предастся Вам душой и телом. Этого, однако, не происходит, отсюда и горечь, пропитавшая насквозь Ваше весьма объемистое послание. Более того, Вы, стиснув зубы, сознаетесь, что вышеуказанная дерзкая особа скорее всего предпочитает Вам другого молодого человека - по Вашим словам, куда менее достойного, чему я охотно верю. И все же я настоятельно прошу Вас немедленно выкинуть из головы опасное заблуждение, будто благосклонность женщины прямо пропорциональна достоинствам ухаживающего за ней мужчины. Запомните, друг мой: связь тут настолько слабая и косвенная, что полезнее сделать вывод об отсутствии всякой связи. Верно то, что женщины будут восхищаться Вашим умом, талантом, благородством; не спорю с тем, что эти качества будут порой помогать Вам добиваться у них успеха, но верно также и то, что женщины сплошь и рядом
выбирают кавалеров, которые наделены указанными свойствами в весьма скромной дозе и которых часто иначе как самцами и не назовешь. Тем не менее поэтические создания, до сих пор, кажется, внушающие Вам почтительный трепет, прекрасно с этими самцами уживаются, умудряются находить с ними общие интересы и темы для разговора и, что самое страшное, рожают от них детей, обеспечивая тем самым непрерывное воспроизводство человеческой глупости. Женщина и наивысшим достоинствам чаще всего предпочтет ничтожество: во-первых, потому, что на его фоне неизмеримо вырастает ее собственная маленькая личность и это вселяет в ее душу сладкое ощущение собственной значимости; во-вторых, ничтожность спутника жизни создает душевный комфорт, ибо такого человека можно обманывать, не испытывая при этом особых угрызений совести; в-третьих, ничтожество означает покой и, при известной хитрости, верный достаток, тогда как талант - всегда движение, а значит - неуверенность и беспокойство для женщины, ибо смысла этого движения она не понимает. Наконец, ничтожество в глубине души знает свою скромную цену, и потому оно терпеливо и непритязательно. Подлинная же личность не склонна сносить унижения даже от любимого существа, а ведь многим прелестным барышням возможность унижать своего ближнего доставляет не меньшее наслаждение, чем грубому солдафону, посылающему подчиненных драить плац зубными щетками. Настоящий человек внушает женщинам смутные опасения как потенциальный бунтовщик. Потому-то они так ценят в мужчинах верность, надежность и щедрость, - подчеркиваю, не любят, а ценят, - ведь именно эти мужские достоинства приносят им наибольшие выгоды и к тому же успешно сочетаются у своих носителей с тупостью и отсутствием воображения. Любят же наши дамы только то, что боятся утратить. Никто не пользуется у них большим успехом, чем сладкоречивые ветреные обманщики, непостоянство которых общеизвестно: однажды уступив им, жертвы обольщения готовы на все, чтобы их удержать. Поэтому не слушайте женщин, когда они превозносят верных, надежных и щедрых кавалеров: женщины охотно пользуются этими похвальными свойствами, но не слишком охотно их вознаграждают.
4
Одна фраза особенно насторожила меня в Вашем письме: та, в которой Вы намекаете на Вашу готовность ежедневно и ежечасно доказывать свою любовь и в конце концов таким образом заслужить награду. Видимо, Вы приняли на веру сомнительные утверждения о том, будто отношение женщины к мужчине всегда вторично и достаточно проявлять усердие и постоянство, чтобы рано или поздно добиться от нее желаемого. Если Вы еще способны думать, то задумайтесь над тем, кому, кроме самих женщин, выгодно распространять подобные бредни. Проявив чудеса самоотречения, Вы, возможно, и добьетесь приглашения на свадьбу любимой в качестве дорогого гостя, но ничего больше я Вам пообещать не рискну. В реальной жизни самоотверженных рыцарей вознаграждают не чаще, чем обманывают, так что никакого строгого правила здесь не существует. Предположим шутки ради лучший вариант: затратив массу трудов и денег, Вы вступили-таки в союз с любимой и делите с ней сердечные досуги. Но будет ли означать такая развязка, что Вы и впрямь добились любви? Совсем необязательно: Вам могли уступить в силу привычки; из боязни остаться в одиночестве и за неимением выбора; из корысти; чтобы уйти из-под опеки родителей; назло неверному возлюбленному и так далее, - наконец, просто чтобы отвязаться. Во всех перечисленных случаях ваша совместная жизнь рисуется мне отнюдь не в радужных красках. Но это еще полбеды, ведь все-таки Вы получили то, чего добивались, пускай и на грабительских условиях. Скорее же всего Вы, по моему мнению, ничего не добьетесь. Тому есть несколько причин. Во-первых, любое усердие, направленное к их благу, женщины воспринимают как должное, ибо почти поголовно страдают чем-то вроде мании величия и совершенно не способны к трезвой самооценке. В сердце Вашей дамы не будет и тени благодарности, хотя похвал Вашему рыцарству она не пожалеет. Вы прочувствуете это в полной мере, когда вместо слов потребуете от нее чего-нибудь более материального. Во-вторых, подавляющее большинство женщин ценит в жизни именно то, чему Вы не
придаете почти никакого значения: богатство, измеряемое вещами, престиж, измеряемый вещами же, и сами вещи как таковые. Все прочие ценности им непонятны и потому внушают им смутный страх, который женщины скрывают за высокомерно-насмешливой позой. Это уже само по себе ставит Вас в невыгодное положение по сравнению с каким-нибудь ослом, у которого только одна извилина в голове, но зато с ее помощью он заучил наизусть все вещевые каталоги. Беда Ваша усугубляется еще и тем, что эта примитивность жизненных устремлений в женщинах парадоксальным образом сочетается с уверенностью в собственной незаурядности и значимости. О какой благодарности может идти речь, если Вы должны быть счастливы, что просто дышите с ними одним воздухом, что Вас не прогоняют и даже милостиво принимают от Вас знаки внимания? Если все сказанное не отбило у Вас охоты к бескорыстному служению, то добавлю напоследок, что, принимая Ваши услуги, дама не только не вознаградит Вас за них, но и постарается унизить Вас при каждом удобном случае, выказывая Вам свое пренебрежение и принимая ухаживания любого подвернувшегося самца, который и мизинца Вашего не стоит. Не удивляйтесь этому: примитивные натуры всегда стараются возвыситься за счет принижения окружающих, так как возвышение за счет собственных внутренних качеств для них невозможно. Если Вы, Мужчина и Мастер, согласны служить выигрышным фоном для какой-то безмозглой девчонки, воля Ваша, но предупреждаю: не ждите от того никакой пользы для себя. Ваши старания будут напрасны.
5
Вы возразите мне: а как же быть с ритуалом ухаживания, освященным веками? Уж не хочу ли я сказать, что наши любимые должны сразу бросаться нам на шею? Разумеется, не хочу, отвечу я. Но ведь в ритуал ухаживания входят поначалу и отталкивание, и притворная холодность к кавалеру, воскликнете Вы с торжеством. Что ж, для меня не секрет, что в Вашем болезненном состоянии разумные решения
даются с трудом, и вместо того, чтобы побыстрее порвать с человеком, доставляющим Вам в ответ на Вашу доброту одни огорчения, Вы предпочитаете придумывать резоны для того, чтобы страдать и терпеть. Непонятно только, с чего Вы взяли, будто все унижения, которым Вас подвергают - это лишь прелюдия к будущему счастью? Не проще ли поверить в очевидное и не искать у ясных фактов какой-то сомнительной оборотной стороны? Не вернее ли называть плевок - плевком, оплеуху - оплеухой, оскорбление - оскорблением, чем видеть во всем этом вселяющий надежды ритуал? В том-то и состоит Ваша беда, друг мой, что Вы, словно пьяница с водкой, боитесь расстаться со сладким чувством надежды и всюду отыскиваете пищу для него. "А вдруг! - возопите Вы. - Вдруг юная неопытная девушка, повинуясь древнему обычаю, решила выказать мне напускную неприязнь, но теперь собирается сменить гнев на милость, а я как раз в этот момент ее оттолкну? Как мне отличить притворную холодность от подлинного равнодушия?" - "Во-первых, Ваша прелестница хотя и довольно юна, но вовсе не так неопытна, как Вы воображаете, - сухо отвечу я. - Во-вторых, не слишком ли удачно она скрывает свои чувства к Вам? Почему она откровенно показывает Вам, что презирает Вас, - неужели она не боится, что Вы в конце концов в это поверите? Много ли найдется людей, способных стерпеть то, что терпите Вы? Короче говоря: если она не опасается потерять Вас, то дорожит ли она Вами? Взгляните правде в глаза и дайте честный ответ хотя бы самому себе".
6
Допустим, однако, еще раз, что Вам все же удастся причалить свою потрепанную ладью к вожделенному брегу и соединиться со своей любезной. Принесет ли это Вам счастье? Я сомневаюсь. Повторю, что Ваши жизненные ценности на взгляд Вашей дамы - сущая чепуха, а потому она питает к Вам легкое презрение, как к полоумным. Уступчивость же ее будет вызвана скорее всего не симпатией к Вам и даже не Вашей настойчивостью, а лишь ее собственными
стесненными обстоятельствами. Поэтому не советую слишком высоко ставить свой успех. Приготовьтесь к тому, что досаду на жизнь, заставившую ее поступить против своей воли, Ваша любимая примется вымещать на Вас. Обладание, к которому недоумки рвутся, высунув язык, чаще всего оказывается для них не райскими кущами, а геенной огненной, особенно если они не позаботились обеспечить себе путь к отступлению. Кстати говоря, если Вы заметите, что Ваша дама получает наслаждение от половой близости с Вами, не советую придавать этому обстоятельству слишком большого значения и полагать, будто постель сблизила Вас с ней навеки. Так обманываются многие глупцы и потому доверяют женщинам то, что и не всем друзьям следует доверять. Восхищенные собственными мужскими способностями, они забывают общеизвестную истину: женщинам свойственно тоже получать удовольствие от секса. Не следует делать из столь банального факта далеко идущих выводов насчет духовной близости и тем более любви.
7
Не поймите меня так, будто я вообще отрицаю в женщинах благородство. Однако благородство - редкое свойство души, достающееся человеку по воле судьбы, как и красота, и его так же трудно скрыть, как лишить золото блеска. Поэтому истинно благородный человек всегда пользуется инстинктивным уважением окружающих: при всей противоречивости человеческой натуры ей все же свойственно смутное стремление к возвышенному идеалу. Нелегко исчерпывающе определить, что же такое благородство. Я бы сказал, что это органическая неспособность совершить низкий поступок, дополняемая способностью понимать ближнего своего и стремлением облегчать его нужды. В обычном человеке смешано и хорошее, и дурное, сегодня он поступит как святой, а завтра сделает такую гадость, что останется только плюнуть и махнуть рукой. Благородный же человек благороден всегда. Он не может быть другим, как не
может ходить по потолку. Он не говорит себе: "Дай-ка я поступлю благородно", - он просто живет. От природы ли он таков, или его сделало таким воспитание, или воспитание лишь дополняло природу - для нас это неважно. Ясно одно: что благородному человеку присущи честность, то есть неспособность ставить свои нужды выше чужих, и доброта, то есть стремление понять и облегчить нужды ближнего. А теперь подумайте, друг мой: присущи ли эти свойства Вашей даме? Когда она требует от Вас то одного, то другого, задумывается ли она над тем, чего Вам стоит выполнение ее требований? Когда она кичится знаками внимания, которые Вы ей оказываете, способна ли она отказаться хотя бы от одного из них, чтобы как-то облегчить Вам жизнь? Использовать человека, принимать от него услуги и даже требовать их от него, тем самым подавая ему надежду, но одновременно твердо знать, что никогда не дашь ему того, что он хочет от тебя, - разве это не подлость? Разве не подлость - презирать и унижать помогающего тебе человека? К сожалению, нашим барышням сызмальства внушают, что в делах любовных им все дозволено и правила чести здесь не действуют. Между тем подлость и здесь остается подлостью, и, как всегда, она чрезвычайно прилипчива: тот, кто совершает ее в одной сфере жизни, так же легко совершит ее и в другой, едва подвернется случай.
8
Как должна была бы поступить с Вами Ваша любимая, будь она существом благородным? Ей следовало бы прямо сказать Вам, что она не сумеет ответить Вам взаимностью: возможно, из-за ее любви к другому, возможно, из-за той несовместимости, которая, увы, нередко встает между мужчиной и женщиной. После этого ей следовало бы как можно строже ограничить встречи и вообще все отношения с Вами. Это огорчило бы Вас поначалу, но не принесло бы и малой доли тех огорчений, которые доставляет Вам Ваша нынешняя избранница, своекорыстно разжигая в Вас беспочвенные надежды. Однако на самом деле
именно встреча с благородной женщиной сулит Вам наибольшие шансы на успех по той простой причине, что она постарается понять Ваши возвышенные устремления, а не отвергнет их с порога и не станет считать Вас из-за них прекраснодушным недотепой. Следовательно, не надо отчаиваться, друг мой, сосредоточив все чувства на том недостойном предмете, который случайно оказался у Вас под рукой. Судьба рано или поздно всякому предоставляет возможность добиться счастья, и важно только эту возможность не упустить. Должен, однако, отметить, что, имея неоспоримые внутренние достоинства, Вы ведете себя так, словно о них всем должно быть известно, и не пытаетесь привести свою внешность в гармонию со своим внутренним обликом. А какова Ваша внешность? Выглядите Вы, простите за прямоту, как сущий пролетарий: одеты в какую-то рвань, волосы всклокочены, от ног воняет... Добро бы еще Вы принадлежали к тем придуркам-рокерам, которые под три тоскливых гитарных аккорда гнусавят свои нудные песни, полные фальшивого глубокомыслия, и полагают, будто это настолько возвышает их над толпой, что даже избавляет от необходимости мыться. Но подруги этих несчастных и одеваются, и пахнут точно так же, как они сами, а вот вы-то вряд ли захотите, чтобы от Вашей дамы смердело, как от вокзального нищего. Разные женщины предъявляют различные требования к нашей наружности, но запомните одно: чтобы кто-то заинтересовался нашим внутренним миром, необходимо иметь некоторые внешние достоинства и уж во всяком случае не внушать предмету своей страсти физического отвращения.
9
В своем письме Вы истерически требуете сообщить Вам секрет моего успеха у женщин. Извольте, но для начала разрешите мне сделать несколько предварительных замечаний. О внешности я уже говорил, теперь хочу сказать о Вашей манере держаться. Запомните, что скромность и молчаливость у женщин никогда не были в цене. Тем более они вредоносны для Вас, ведь главные Ваши
преимущества - это внутренние свойства Вашей личности, а они раскрываются только в общении. Перестаньте впредь делать при женщинах трагическое лицо и жаловаться на свою тяжелую жизнь: это нагоняет уныние, а женщины вовсе не уныния ищут в мужской компании. Ходят слухи, будто можно добиться у любимой взаимности, вызывая в ней жалость, однако в жизни я отродясь не видел ничего подобного. Если кто-то, находясь в трудной житейской ситуации, ухитрился все же преуспеть в любви, то поверьте мне: это было вызвано вовсе не жалостью, а иными причинами. В силу некоторой приземленности женской натуры жалость женщин распространяется на голодных, больных, на детей, то есть вызывается чисто материальными причинами, духовные же страдания им непонятны. Так что в душе Вы можете носить любые обиды и разочарования, но на лице Вашем пусть неизменно сияет улыбка. Женщина - существо сугубо земное, она предпочитает жить материальными заботами, но именно потому ее постоянно мучит смутный страх перед жизнью, ведь подсознательно она ощущает непрочность и бренность всего материального. От этого страха она не может скрыться, как Вы, в башне своих духовных занятий. И разве способен успокоить ее робкую душу угрюмый неврастеник с печатью скорби на челе? Нет, всем своим существом она прилепится к тому, кто не боится этого мира и знает все его секреты, кто смотрит на него с добродушной насмешкой, к тому, кто живет легко. Я говорю здесь не о надежности, не о положении в обществе, не о богатстве, - нет, живущий легко может быть бедняком и бродягой, но женщины, презирающие Вашу угрюмую бедность, к нему потянутся, как железо к магниту. Учитесь знать себе цену, друг мой, поверьте в себя, поставьте себя над миром - и он признает Ваше превосходство. Самоуверенность и нарциссизм, беззлобная насмешка и безоглядная щедрость, взгляд свысока и легкое отношение к жизни, - усвойте себе все это, и благоухающее облако женской любви сгустится над Вами.
10
Что же касается той, кого Вы именуете избранницей Вашего сердца, то чем скорее Вы расстанетесь с нею, тем будет лучше для Вас. Поверьте, что в моих словах нет ни зависти, ни жестокости, а только трезвый расчет. Я уже говорил Вам и еще раз повторю: если женщина поступает с мужчиной так, как Ваша дама с Вами, то это значит, что она попросту не боится его потерять. Выяснять отношения в таком случае - бесполезное дело: ей не захочется лишаться выгодного поклонника, последуют новые туманные посулы, а так как и Вам не хочется лишаться надежды, то все останется по-прежнему. Сам Ваш успех, если Вы все же его добьетесь, будет вызван не благосклонностью дамы к Вам, а лишь ее затруднительным положением. Женщина, не побывавшая хоть раз замужем, чувствует себя существом неполноценным, и этот комплекс с годами стремительно развивается. Извне этот пунктик в ней старательно поддерживают подруги, бабки, тетки и прочая нечисть. Если брачное поведение женщины изобразить графически и по оси абсцисс отложить ее возраст, а по оси ординат - положительные качества ее ухажеров, то требовательность женщины предстанет в виде круто снижающейся кривой, зато хитрость ее будет столь же стремительно расти в противоположном направлении. Бойтесь, друг мой, принять за благосклонность проявления этого брачного безумия, не то Ваша избранница живо обведет Вас вокруг пальца, а потом будет всю жизнь мстить Вам за то, что Вы поддались на ее обман. Из-за Вашего разрыва мир не рухнет: Ваши страдания со временем прекратятся, лишившись нелепых надежд - своей привычной пищи, дама же Ваша и страдать-то особенно не будет, потому что не любит Вас. Если она немного и поплачет, то исключительно из-за оскорбленного самолюбия. Худшее, что с ней может случиться, - это если она влюбится в какого-нибудь богатого тупицу (на бедного она и не посмотрит), а тот овладеет ею и затем бросит. Но пусть такая возможность Вас не беспокоит: во-первых, на долгие и глубокие переживания Ваша дама вряд ли способна, а во-вторых, то же самое вполне может случиться с нею и сейчас, и сдерживает ее не Ваше присутствие, а лишь отсутствие богатого тупицы.
11
В конце Вашего письма Вы слезливо упрекаете меня в том, что я никогда не любил. Тут Вы, к сожалению, ошибаетесь. Даже ответ на Ваше довольно бессвязное послание я начал писать лишь оттого, что оно напомнило мне о былых любовных безумствах. Кстати сказать, я, в отличие от Вас, переносил их достойно и не утомлял окружающих своими жалобами. Ныне эти мучения остались в прошлом, и хочется надеяться, что навсегда. Однако и сейчас я влюблен. Да, не удивляйтесь, я люблю, хотя и не сетую на злосчастную судьбу, никому не надоедаю исповедями, сохраняю жизнерадостность и не теряю аппетита. Мое чувство ровно и постоянно, я не требую взаимности и не надеюсь на нее. Плодом такого бескорыстия и является мое душевное спокойствие. Предвижу Ваше любопытство и попытаюсь рассказать о даме моего сердца. У нее удивительная внешность: черные волосы, матово-белая кожа и ярко-голубые глаза, которые становятся темно-синими, когда она волнуется или сердится. Сложена она божественно, словно ее изящную фигурку вытачивал мастер с безукоризненным глазомером и вкусом: не позволив себе ничего лишнего в виде жировых складок или могучего таза, он тем не менее придал ее удивительно соразмерным членам ту обольстительную округлость, которая не раз повергала меня в смущение и заставляла мой язык прилипать к гортани. Походка ее легка и стремительна; я заметил, что на ходу она слегка склоняет голову и напоминает мне тогда роскошный черный цветок, слишком тяжелый для тонкого стебля. Она своенравна и капризна, ее настроение и желания меняются по двадцать раз на дню, и причины этих изменений для меня до сих пор загадка. В обществе она - сущая дикарка: молчит и настороженно смотрит на окружающих большими и круглыми темно-синими глазами, напоминая в такие минуты забавного совенка. Свое смущение она старается скрыть детской чопорностью и маской недотроги, зато если ее скованность удается прогнать, она способна прыгать, визжать, беситься и вообще склонна пускаться во все тяжкие. Умна ли она? Не знаю. Во всяком случае, она не
болтлива, когда же она говорит, глупостей я от нее не слышу. Добра ли она? Не знаю. Со мной - нет. Я не раз давал себе слово никогда не видеть ее и забыть о ней, но ей словно доставляет удовольствие напоминать мне о себе, о чем-то спрашивать, просить об услугах, и я, словно не было ни обид, ни огорчений, беспрекословно выполняю все ее просьбы, которые для меня равносильны приказу. Когда я слышу ее знакомый голос (по телефону она всегда говорит чуть-чуть в нос), у меня не поворачивается язык спросить ее, что же я получу в благодарность за свои труды, хотя от любой другой женщины я давным-давно потребовал бы прямого ответа. Да мне, собственно, ничего от нее и не надо, только бы видеть ее время от времени, и тогда награда приходит сама: она улыбается мне, и я понимаю, что нет большего блаженства, чем видеть ее улыбку. Мне кажется, что все ее существо растворяется в этой улыбке и летит ко мне, как вспышка радостного сияния, способного осветить всю мою темную жизнь. Вы спросите, конечно, кто она? Простите, друг мой, но я Вам ничего не отвечу. Что я могу сказать Вам, если и сам порой сомневаюсь, существует ли она в действительности? Во всяком случае, прочтя мое беглое и неумелое описание, Вы, надеюсь, простите мне ту насмешливую гримасу, с которой я наблюдаю Ваши и подобные Вашим любовные страдания. Могу ли я принимать их всерьез, любя такую женщину? Простите за краткость, друг мой. Я понимаю, что Вы, как все влюбленные, готовы говорить о своих переживаниях бесконечно, однако вынужден прервать свои записки за недосугом. Принесли билеты в концерт (или на концерт?), и я должен основательно заняться своим туалетом. Замечу кстати, предвидя Ваш вопрос, что в театр я отправляюсь с дамой, но, к сожалению, не с той, которую Вам только что описал. Прощаюсь в надежде увидеть Вас вскорости бодрым и веселым.
Неизменно любящий Вас -
Андрей Добрынин.
Москва, 3 декабря 1990 г.
ПИСЬМО 2
1
Приветствую Вас, друг мой! Воротившись из ресторана (не слишком поздно, к счастью, так как поздно ложиться - это нездорово), я обнаружил в почтовом ящике Ваше очередное послание. Пребывая в мечтательном настроении и не испытывая тяги ко сну, сразу же сажусь сочинять ответ. Не спешите благодарить меня за такую обязательность: в своем письме я вновь буду беседовать не столько с Вами, сколько с самим собой, ибо в Вас нынешнем, обуянном страстью и не внемлющем речам Разума, я вижу себя прежнего, столь же беззащитного некогда против всех каверз Купидона. Справедливость, однако, требует отметить, что Ваше нынешнее безумие глубже и пагубней моих прошлых увлечений, хотя и те заставляли меня совершать нелепые поступки, о которых я не могу вспомнить без жгучего стыда. Все же я и в худшие времена сохранял в голове искру здравого смысла, дабы верно оценивать свое положение, а в душе - остатки твердости, дабы не раболепствовать перед женщиной и не докучать друзьям слезливыми исповедями как в устной, так и в письменной форме. Вы же внушаете мне невольный страх глубиной своего падения. Последнее ярко выражается в тех глупостях, которые Вы выплескиваете на бумагу, утратив, видимо, способность ощущать напыщенность, слащавость и смехотворность собственных излияний.
Первая из этих глупостей заключается в утверждении, будто женщину следует завоевывать терпением и почтительной покорностью, неустанно проявляя доброе отношение к ней, будучи ее другом. Данную мысль Вы пережевываете с поистине идиотическим упорством. Добро бы это было лишь абстрактное высказывание в пылу научного спора, которое, даже являясь неверным, не принесет особого вреда, - нет, свою чепуху Вы явно собираетесь сделать руководством к действию. Должен сразу огорчить Вас: поразить любимую своим бескорыстием Вам не удастся. В сложившейся ситуации Вы не требуете награды лишь потому, что
знаете: Вам все равно ее не дадут, да еще вдобавок прогонят взашей за излишнюю назойливость. Это прекрасно понимает и Ваша дама, которая вовсе не такой невинный ребенок, каким Вы ее почему-то считаете. И разве она не права? Предложи она Вам увенчать Ваши усилия - воображаю, как загорятся Ваши глаза, как судорожно заерзает кадык, как растопырятся пальцы и выступит слюна в уголках рта!..
Ну-ну, не сердитесь, пузан, я не хотел Вас обидеть. Охотно допускаю, что Ваши действия и впрямь проникнуты бескорыстием как результатом острого душевного расстройства. Допускаю даже, что Вы заставите поверить в это и Вашу любимую. Это тем более вероятно, что женщины почему-то убеждены в своей способности внушать самые сильные и возвышенные чувства. Тем не менее Ваше будущее видится мне полным скорби и мучительных разочарований. К сожалению, постоянно проявляемые доброта, терпение и бескорыстие - это едва ли не самое опасное для успеха в любви. Женщинам, как существам сугубо земным, присуща инстинктивная расчетливость, которая подскажет Вашей даме, что не стоит расточать Вам слишком много милостей, если Вы у нее и так на крепком поводке. Ведя бурную интимную жизнь и принимая ухаживания разнообразных самцов, и ногтя Вашего не стоящих, она будет делать удивленные глаза в ответ на всякую попытку упрека с Вашей стороны. Какое Вам дело до ее увлечений, если Вы сами всегда уверяли, будто являетесь ее бескорыстным другом - и никем больше? Соглашаясь на эту сомнительную роль, разве не Вы приучили ее к мысли, что можно брать, ничего не давая взамен, и следовать всем своим сердечным прихотям, не опасаясь при этом Вас потерять? На Вашу долю остались лишь оттяжки, увертки и ничего не значащие обещания. И вот теперь она почти искренне удивляется Вашему огорчению и почти непритворно оскорблена Вашим упреком, но, скажите по совести, только ли ее нужно в этом обвинять?
2
Поверьте, друг мой, что мне понятны все движения Вашей высокой души. Я тронут Вашим стремлением быть благородным и в делах любовных. Увы, применительно к ним благородство Вы понимаете совершенно превратно - оно состоит вовсе не в том, чтобы позволить сделать из себя дойную корову и способствовать развитию мании величия в неустойчивом сознании Вашей дамы. Впрочем, сравнение с коровой хромает, - той дают хотя бы сено, а что дают Вам, кроме туманных обещаний? Однако не всякого поклонника женщина будет водить за нос: для этого ее надо сперва уверить в своей пылкой любви, покорности и беспредельном терпении, то есть как раз в тех качествах, которые Вы, как явствует из Вашего письма, намереваетесь постоянно проявлять. Ну что ж, не удивляйтесь, если результат будет не тот, которого Вы ожидаете, - сказать точнее, не будет вовсе никакого результата, ибо женщины не любят терять поклонников и потому Вы не услышите решительного "нет". Поклонник вроде Вас - существо для женщины чрезвычайно полезное: ведь он не только заботится о ее развлечениях, но еще и оплачивает их, а когда он надоедает или мешает разделить сердечные досуги с другим, более удачливым кавалером, его можно без церемоний прогнать, не опасаясь, что он уйдет навсегда. С ним даже можно - радуйтесь! - создать семейный очаг, придя с годами к выводу, что все мужчины - сволочи и данная мужская особь - наименьшее зло. Однако у этого очага он не обретет счастья, ибо соединится с женщиной, которая привыкла к его раболепию и потому не может его не презирать. Презрение - это не то чувство, которое можно до бесконечности таить в душе. Оно вскоре выразится в соответствующем поведении, и заслуженным итогом всех Ваших благих устремлений окажутся неврастения и раздел имущества. И не стоит коситься с завистью на своего счастливого соперника и тем более грозить ему всевозможными карами, поскольку его влечет то же, что и Вас, а избранный им более разумный путь к цели я никак не могу признать достаточным поводом для расправы. Поверьте, для победы над Вами ему не потребовалось
проявлять коварство, растрачивать состояние или совершать какие-то сверхчеловеческие деяния. Еще до начала этого состязания Ваша любимая решила про себя: любой кавалер, кроме Вас, будь он хоть слегка человекоподобен, непременно добьется ее благосклонности, а укрепили ее в этом решении Вы сами, дав понять, что готовы стерпеть все, что угодно, лишь бы Вас не прогнали прочь. Так что сопернику Вашему и не требовалось делать ничего из ряда вон выходящего, - ему достаточно было проявить к Вашей даме умеренный интерес, тот самый интерес, который быстро угасает, не находя поощрения, и который именно поэтому Ваша возлюбленная сочла необходимым поощрить так щедро, как только возможно.
3
Вторым по порядку, но не по степени абсурдности я бы поставил Ваше обещание сложить к ногам своей избранницы все, чем Вы владеете, и снискать ее расположение неслыханной щедростью. Похоже, Ваше умопомешательство зашло чересчур далеко, чтобы его можно было вылечить одними доводами здравого смысла без применения более надежных средств вроде брома или душа Шарко. Памятуя, однако, о том, что некогда Вы слыли рассудительным юношей, я все же решусь обратить Ваше внимание на некоторые соображения - по моему мнению, вполне бесспорные. Во-первых, если Вы уповаете в своих любовных трудах на силу богатства, то не грех бы вспомнить, что есть немало людей и побогаче Вас. Как только один из таких баловней Фортуны появится в поле зрения Вашей дамы, то все Ваши дары, дотоле принимавшиеся благосклонно, сейчас же потускнеют в ее глазах, и Ваш образ потускнеет вместе с ними. Я не сомневаюсь в том, что ради любимой Вы не задумаетесь пойти по миру. С этой точки зрения Вы щедрее любого миллионера, для которого подарить женщине меховое манто проще, чем для Вас - букетик чахлых роз. Но женщины, увы, редко сопоставляют размер дара с возможностями дарителя. Как существа весьма практичные, они ценят
подношения по их абсолютной величине, а значит, Ваша несравненная щедрость ничем Вам не поможет, поскольку она - величина относительная. Во-вторых, я уже указывал Вам на то, что женщины не обладают способностью трезво оценивать собственную персону. Благодаря этому свойству они охотно выслушивают самую грубую лесть, рассматривая ее как должное и не замечая ухмылок, которыми обмениваются льстецы у них за спиной. Но по этой же причине все дары, приносимые маниаками вроде Вас, рассматриваются дамами как нечто принадлежащее им по праву и не требующее никаких проявлений благодарности. Разоряйтесь, продавайте имущество, чтобы завалить любимую сверх головы своими подарками, - Вы не добьетесь ничего, кроме радостных взвизгов и братских поцелуев в щечку. Взвизги умолкнут и поцелуи остынут, а любимая будет нетерпеливо ждать новых даров и негодовать на то, что Вы недостаточно поспешно пускаете на ветер свои трудовые сбережения. Своими безумствами Вы только укрепите ее самомнение, разовьете в ней алчность и, в конце концов, толкнете ее в объятия первого попавшегося богатого болвана, ибо аппетит, как известно, приходит во время еды, а насытить этот аппетит Вам уже будет не по средствам. Лишь постарев и подурнев, дама Вашего сердца поймет, какую недобрую услугу Вы ей оказали. Тогда рассыплется хоровод поклонников, иссякнет поток даров и вымышленные достоинства перестанут оказывать на мужчин свое магическое действие. Тщетно несчастная будет взывать в пустоте: откликнитесь, милые друзья, где же вы? Я все та же, я ничуть не изменилась, разве что волосы поредели, кожа стала дряблой, поблекли глаза и набрякли бока, но ведь все прочие достоинства, которые вы не уставали превозносить, остаются при мне! Поймет ли она свою ошибку, совершенную в юности, раскается ли в ней? Или же ожесточится сердцем и проклянет неверную мужскую породу, а заодно и все человечество? И то, и другое вполне вероятно, но в любом случае разочарование будет ужасным, и немалую долю вины за ее будущие неизбежные страдания я возлагаю на Вас.
4
Кощунственное любопытство закрадывается мне в душу: интересно, что бы Вы сказали, если бы Вам предложили просто купить вашу даму и назвали бы конкретную цену? Женщины торгуют собой гораздо чаще, чем принято думать, и средства расчета - это не обязательно засаленные бумажки, которые пересчитывают на мокрой панели при свете фонаря. В уплату принимаются, как известно, автомобили и дачи, ученые степени и заграничные вояжи, положение в обществе и тому подобное, хотя в конечном счете все сводится к деньгам как всеобщей форме богатства. Купля-продажа совершается, но вслух не признается, да еще и прикрывается брачной церемонией. Это создает почву для надувательства, которое при обычной торговле, когда четко оговорены все условия, случается куда реже. Потому-то меня занимает вопрос, что сказали бы Вы об откровенной покупке? Допустим, Вы с содроганием отвернетесь от той омерзительной, по Вашему мнению, сделки, которую я осмелился вообразить. Но вдумайтесь, что же в ней, собственно, такого омерзительного? Во-первых, как я уже сказал, такие сделки совершаются вокруг Вас ежедневно и ежечасно, и накинутые на них стыдливые покровы никого не вводят в заблуждение. Во-вторых, неужели более нравственно постоянно что-то получать от человека и ничего не давать ему взамен, как это делает ваша любимая? Все Ваши чаяния ей, разумеется, вполне понятны, но она не желает ни вознаградить Вас, ни заявить прямо, что старания Ваши никогда не увенчаются успехом. Еще бы, ведь они приносят ей немалые выгоды. Однако если Вы даже и обретете со временем предмет своих устремлений, то принесенные жертвы Вы сочтете в итоге слишком большими для столь сомнительного приобретения. Все те, кто вел себя подобно Вам, раньше или позже делали такой же вывод. В своих отношениях с любимой Вы с самого начала поставили себя в проигрышные условия, понадеявшись на ее честность, словно видели когда-нибудь эту честность в действии. Вы забыли о том, что ей в данном случае вовсе не выгодно быть воистину честной, как и о том, что известного сорта люди
используют нравственные понятия вроде честности, справедливости и т.п. лишь обосновывая задним числом свои поступки, совершенные из самой подлой корысти. Поэтому с точки зрения морали обычная торговля собой, та самая сделка, о которой я говорил, неизмеримо выше всех обиняков и недомолвок, принятых в хорошем обществе, облегчающих надувательство, но не меняющих сути дела. Вы, друг мой, как раз и являетесь объектом такого надувательства, а если бы условия сделки были ясно очерчены с самого начала, ничего подобного с Вами уж наверное не произошло бы. По этому поводу мне вспоминается слышанный когда-то поучительный романс в духе Кеведо:
Сижу и считаю деньги.
При этом ругаясь грязно:
Купил бы вас, - но, ей-Богу,
Вы просите несуразно.
С чего вы так дорожитесь -
Понять я тщетно стараюсь:
Владеть пожизненно вами
Я вовсе не собираюсь.
Надолго связаться с вами
Не чувствую я охоты,
К тому же, помимо денег,
Вы падки и до почета.
Потребность в себе почуяв,
Сочтете вы враз прибытки,
Всю жизнь простака, всю душу
Стремясь обобрать до нитки.
Себя оценив дороже,
Чем с истиною совместно,
Не думайте тем унизить
Других, кто торгует честно.
Зазнайство глупое ваше
Изрядно мне надоело.
Торговля - всегда торговля,
Цена не меняет дела.
И я вас прошу мне верить,
Не так, как купцу, - как другу:
Пустая дороговизна
Товару нейдет в заслугу.
А вот что писал сам Кеведо насчет пылких вздыхателей вроде Вас и не в меру расчетливых красоток вроде Вашей возлюбленной:
"...Если б реже ты просила,
Чаще просьбы выполняла,.
Денег бы скопил я много,
Ссорился б с тобою мало.
Подарить тебе намерен
Я сонетец с пылу с жару,
Сладостный романс, а также
Звонких редондилий пару".
С жалостью она взглянула
На бездельника-поэта,
Оценила предложенье
И ответила на это:
"Бог подаст! Ты, друг любезный,
Попусту хлопочешь, ибо
Отдавать свою любовь я
Не привыкла за спасибо".
Дон Франсиско хотя и обладал темпераментом испанца, но тем не менее не позволял водить себя за нос. Глядя на Вас, я вижу, что его стихи ни в малой мере не утратили своей актуальности:
Нас любовь дурит, дурманит,
Отнимает ум и честь,
Заставляет все до нитки
На ее алтарь принесть.
Хоть в желаниях скоромна,
Принимает скромный вид,
Хочет денег, денег, денег
И надеждою манит.
Честность тут лишь при посулах,
При расчете - плутовство:
Обдирает, словно липку,
Верующих божество.
Обещание блаженства
У нее горит в очах:
Я не прочь, коль это даром,
Но за деньги - я монах.
И поэт многозначительно добавляет:
На такие предложенья
Я машу в ответ большой
Сплошь обтянутою кожей
Бородатой булавой.
Дон Франсиско де Кеведо происходил из древнего рода, одно время он был
премьер-министром вице-королевства Сицилии, позднее - секретарем короля. Хотя он и не обладал несметным богатством, но все же мог позволить себе побольше Вашего, а вот поди ж ты: испанский гранд должен учить благоразумию Вас, простого российского голоштанника.
5
Я и сам был когда-то молод и глуп, а потому для меня не является секретом тот путь, по которому даже смышленые на вид юноши вроде Вас приходят к любовному безумию. Увидев в один прекрасный день женщину, внешность которой приятна, а улыбка дышит обманчивой благосклонностью, Вы охотно отдаетесь эйфорическому состоянию и расслабляетесь как раз тогда, когда необходимо быть настороже. В своем одурманенном мозгу Вы начинаете лепить идеальный образ возлюбленной, наделенной всеми мыслимыми достоинствами, и так увлекаетесь этим занятием, что теряете всякое представление о действительности. Последняя же неумолимо говорит о том, что созданный Вами образ и Ваша дама из плоти и крови не имеют между собой ничего общего, кроме внешности, да и то изрядно Вами приукрашенной. Однако Вы уже не хотите слушать эти неподкупные речи, они кажутся Вам не просто скучными, а завистливыми и враждебными, Вы готовы рассориться с целым светом, лишь бы Вам не мешали прикладываться к Вашей иконе и сучить нескончаемую нить столь же сладостных, сколь и бесплодных надежд. Со временем Вы обнаружите, что жизнь сердца не замыкается на Вашей барышне, придут новые увлечения, и на будущее даю Вам совет: как только Вы снова ощутите в себе эту тягу к созданию идеального женского образа, не теряйте осторожности, не впадайте в сомнительный творческий раж. Взирайте на мир и на женщин, даже самых прелестных, взглядом холодным и трезвым. Возможно, такие советы странно звучат в моих устах художника, однако из всех видов творчества лишь к сотворению любовных фантазий я отношусь без малейшего уважения. Это занятие
не приносит ничего полезного ни Вам, ни человечеству. Окружающие смотрят на Вас кто с жалостью, кто с насмешкой, но Вы ни на что не обращаете внимания, любуясь своим ненаглядным болваном. Он кажется Вам совершеннейшим Божьим созданием, на деле же Вы сами разукрасили его в своих глазах, а Вашей рукою при этом водил Сатана. Если бы я не убедился на собственном опыте в бесполезности добрых советов, я бы предложил Вам бежать всякий раз, когда Вы вдруг начинаете видеть кумира в какой-нибудь очередной женщине. Я предложил бы Вам, далее, не делать из данного правила никаких исключений, потому что именно исключения и поблажки вернее всего губят нашу живую душу. Может быть, в результате Вы и лишите себя нескольких счастливых мгновений (хотя это сомнительно), зато уж наверняка не испытаете тех разочарований, горечи и стыда, которые составляют непременную свиту любви.
6
Мне не так уж много лет, и прожитые годы на первый взгляд не слишком насыщены событиями, однако иногда мне кажется, что моего жизненного опыта хватило бы на десятерых. Жизнь - хороший учитель, но только для тех, кто воистину хочет учиться. Иного судьба вертит, как кубарь, и вынуждает испытать множество приключений, а он все равно до седых волос остается сущим ребенком. Я же скажу о себе не хвалясь, что сейчас мне достаточно десятиминутного разговора с любым человеком, чтобы понять, какова его духовная основа и чего следует от него ожидать. Это уменье пришло ко мне не сразу и не пришло бы никогда, если бы не мое искреннее стремление усваивать предлагаемые жизнью уроки. Чтение Вашего письма заставило меня вспомнить о двух женщинах, в дни бурной юности вставших на моем жизненном пути. Возможно, Вас научит кое-чему сопоставление этих двух столь различных любовных историй. Если же нет - неважно: излагая самому себе течение былых романов, я смогу вновь вкусить
благоуханную горечь воспоминаний.
Первую из упомянутых мною женщин звали Анжела. Всех молодых девушек в наше время зовут Анжелами, Юлиями или Оксанами, - но, впрочем, я отвлекаюсь. Загадочный мрак ее кудрей, чувственный рот египетской царицы и лукаво прищуренные живые глаза произвели в моем сердце такое смятение, что я целый месяц разыскивал это дерзкое и беспокойное существо, словно своих забот мне уже не хватало. Она охотно согласилась встретиться со мною, ибо я тоже поразил ее воображение: в той компании, где мы познакомились, один я оживлял своими отточенными парадоксами натужный ход застольной беседы, посвященной невыносимо обыденным вещам. Первую ошибку я сделал уже на начальной стадии знакомства: меня не насторожило то усердие, с которым я добивался встречи. Другими словами, я не подумал о том, как опрометчиво сближаться с человеком, который при желании может вить из тебя веревки. Самым разумным было перетерпеть первый приступ любовного влечения, ибо боль, которую я испытал бы в этом случае, не идет ни в какое сравнение с тем, что мне пришлось пережить впоследствии. Я не сумел так поступить, поскольку в то время я был не мужчиной, а всего лишь юным самцом, уступающим всем своим сердечным и плотским капризам. Вторую ошибку я совершил тогда, когда вознамерился потрясти любимую своим благородством и чистотой намерений. Я полагал, что это сразу возвысит меня над толпой ее знакомых мужского пола, в обществе которых я провел как-то несколько мучительных часов, изнемогая в тяжелой атмосфере бездуховности. Анжела, в тринадцать лет совершенно добровольно лишившаяся невинности, и впрямь была озадачена моим поведением. Хотя она и успела уже к моменту нашего знакомства сбиться со счета самцов, которые ею обладали, мои почтительность, скромность и щедрость, соединенные с явным отсутствием низкой корысти, первое время не переставали ее удивлять. Однако от удивления она скоро оправилась и решила, как решило бы и большинстводругих на ее месте, извлечь из моих чувств наибольший гешефт. Дабы я не вздумал потребовать того, что, в сущности, давно уже принадлежало мне по праву, она принялась рассказывать мне
о своей несчастной любви (любимый, по ее словам, удивительно походил на меня, и это мне отнюдь не льстило), о том, что рана в ее сердце еще кровоточит и потому она не может верить мужчинам, а к сексу испытывает отвращение. Подразумевалось, что сердце постепенно заживет, но для этого потребуется немалое время, в течение которого я должен довольствоваться чисто платоническим общением. По поводу таких противоестественных отношений один старый пьяница, мой приятель, всегда вспоминает грубоватый стишок: "Любит он, а делает Платон". Анжела не зря морочила мне голову этими баснями: в течение всего времени моих бескорыстных ухаживаний на меня дождем сыпались ее разнообразные просьбы, выполнение которых отняло у меня массу времени и сил. Было бы неуместным излагать здесь все бесчисленные услуги, которые я ей оказал. Важно то, что не омраченные взаимностью отношения вполне устраивали мою любимую. Периодически она куда-то исчезала, появляясь из отлучек лишь через несколько дней и объясняя свое отсутствие то свадьбой подруги, живущей за городом, то необходимостью ухаживать за теткиной собакой, и т.д. и т.п., а я имел глупость верить всей этой чепухе. Излишне говорить, что Анжела вовсе не испытывала того отвращения к плотским радостям, на которое так охотно ссылалась, дабы продлить выгодный период ухаживания. Периодические отлучки как раз и требовались ей для того, чтобы отдохнуть в компании знакомых самцов от стерильной чистоты нашей связи. Мало-помалу я наконец стал замечать, что развитие романа полностью прекратилось и это полностью устраивает Анжелу, которая отнюдь не собирается бросаться мне на шею в награду за возвышенность моих чувств. Признаюсь, что для меня и впрямь было не так уж важно затащить ее в постель: я любил ее, а истинная любовь бескорыстна и легко поступается материальными наградами. Но даже меня начал раздражать тупик, в который зашли наши отношения, основанные на отсутствии взаимности. Тут настал черед Анжелы совершить ошибку: она переоценила силу своего влияния на меня, а вернее, недооценила силу моей воли: когда мои законные требования были встречены отговорками и увертками и наказаны очередным вояжем к подругам, я
решительно прервал общение с любимой. Не скрою - я жестоко страдал, но и в этих страданиях меня утешало сознание собственного достоинства, сохраненного столь дорогой ценой. Кроме того, я уже понял, что Анжела не склонна изнурять себя строгим соблюдением моральных принципов, а значит, в трудную минуту поступится гордостью и рано или поздно позвонит мне. Так оно и вышло. Мы встретились вновь, но я уже был другим. После первых оправданий и смущенных нежностей Анжела ознакомила меня с реестром своих неотложных нужд, удовлетворением которых, по ее мнению, мне следовало заняться. В ответ я недвусмысленно сформулировал условия, на которых впредь намеревался предоставлять ей услуги. Любимая присмирела и обещала подумать. Впрочем, думала она недолго, так как не привыкла ограничивать свои прихоти, да и особенных жертв от нее, в сущности, не требовалось: награда, которой я желал, множеству самцов доставалась без всяких хлопот, как досталась бы и мне давным-давно, если бы я вел себя чуточку поумнее. Итак, на следующее утро Анжела сообщила мне о том, что она на все согласна и принадлежит мне отныне душою и телом. О душе речь зашла потому, что малютка решила извлечь выгоду из своей уступки и завлечь меня в брачные сети, изображая нежную покорность. Однако сознание мое к этому времени прояснилось, и я уже насквозь видел все ее незамысловатые хитрости. С горечью ощущая угасание любви в своем сердце, я тем не менее воздал должное чувственным радостям, до которых Анжела, как я и предполагал, оказалась великой охотницей. Желание Анжелы вступить в брак не нашло во мне отклика. Постепенно ее утомительные требования, предсказуемость всех ее поступков и слов, вызванная скудоумием, а также, видимо, чары очередных самцов вкупе с моей занятостью и тягой к переменам стерли силуэт Анжелы с моего горизонта - теперь уже навсегда.
7
Другую женщину, о которой я хочу Вам рассказать, звали Леокадия. Я увлекся
ею, как и Анжелой, с первой же встречи, и также сумел с самого начала произвести впечатление. Однако дальнейшее мое поведение было совсем иным. Я не настаивал на ежедневных свиданиях, более того, находил различные предлоги для перенесения уже намеченных встреч на неопределенный срок; в беседах я оставался неизменно внимателен, учтив и остроумен, но не позволял себе даже намека на тот неуместный пыл, который в таком изобилии выказывал Анжеле; речь моя текла плавно и безостановочно, но несколько лениво и порой даже прерывалась подавленным зевком; я не проявлял и тени ревности (увы! с Анжелой я опускался и до этого!), напротив, все людские увлечения, прихоти и пороки неизменно находили во мне защитника. Справедливости ради отмечу, что такое мое поведение тогда еще не являлось плодом размышлений и житейского опыта, а только следствием некоторой душевной депрессии, не имевшей никакого отношения к делам любовным. Тем не менее оно не замедлило принести мне вознаграждение. Леокадия рассудила, что я не тот кавалер, который станет мириться с долгими проволочками. В этом она оказалась совершенно права хотя бы потому, что в означенный период моей жизни мне вообще было не до женщин. Ей не хотелось отпускать меня из сферы своего влияния в тот большой и враждебный мир, где разгуливают хищные красотки, каждая из которых способна стать ее счастливой соперницей. Вдобавок я настойчиво убеждал Леокадию в том, что присущая мне моральная неустойчивость является вовсе не слабостью, а моим основным жизненным принципом. Это также не добавляло девушке спокойствия. Приходилось либо безвозвратно меня утратить, либо отказаться от уверток и оттяжек, столь любезных женскому сердцу. Выбор, разумеется, был нелегок. Однажды Леокадия оказалась наедине со мной в такой ситуации, где имелись все условия для того, чтобы уступить моим домогательствам. Тем не менее она не решилась это сделать, и в ответ я надолго исчез из поля ее зрения. Летели дни, она мучилась раскаянием, а я уже стал о ней забывать, как вдруг в моем одиноком убежище раздался телефонный звонок. Это звонила Леокадия. Надо ли описывать дальнейшее? Скажу только, что счастье упало мне в руки само, как перезрелый
плод, без всякого ущерба для моей нервной системы. Доныне время от времени я провожу в обществе Леокадии несколько приятных часов. Счастливую развязку этого романа я не могу приписать тому, что Леокадии не были присущи обычные женские повадки, - я отношу ее всецело на счет правильно избранной линии поведения. Впоследствии и сама Леокадия никогда не жалела о том, как обернулось дело. Вы умный человек, друг мой, и, без сомнения, поймете, для чего я рассказал Вам эти два эпизода из моего уже довольно давнего прошлого. В начале нашего жизненного пути большую часть действий мы совершаем под диктовку страстей, но опыт, полученный в результате, есть достояние рассудка. Рассудку и следует начать с годами предписывать нам непреложные правила поведения. Если же мы не хотим отвести ему эту роль и предпочитаем по-прежнему беспомощно барахтаться в потоке страстей, то во всех своих неудачах мы будем вправе обвинять только самих себя.
8
Вернемся, друг мой, к Вашим делам. Раз уж Вы просите совета, могу определенно сказать одно: самое глупое, что Вы можете сейчас сделать, - это продолжать тянуть кота за хвост и оставлять все как есть. Будьте уверены: Ваша дама не устыдится своей жестокости по отношению к Вам и не захочет сама ничего менять. Для нее-то существующее положение как раз весьма удобно и небезвыгодно. К тому же Вы наверняка встречали в книжках утверждение о том, что женщина - существо эмоциональное. Употребляя этот деликатный термин, имеют в виду склонность женщины руководствоваться в своих поступках желаниями и чувствами, а не доводами рассудка. Такая склонность влечет за собой частое пренебрежение самой элементарной справедливостью, ибо последняя как раз основана на логике и Разуме и для ее соблюдения в повседневной жизни требуется сперва пораскинуть мозгами, а уж затем действовать, что совсем не свойственно женщинам. Справедливость - изобретение мужчин с их