Дрозд Тарас Петрович
я же брат твой

Lib.ru/Современная литература: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Дрозд Тарас Петрович (dtp-spb@mail.ru)
  • Обновлено: 14/12/2012. 174k. Статистика.
  • Повесть: Проза
    •  Ваша оценка:

       Тарас Дрозд
      
       я же брат твой!..
      
       повесть
      
      
       1
      
       Металлический женский голос объявил, наконец, из поднебесья:
       - Прибыл самолёт выполняющий рейс восемьдесят пять ноль четыре из Петропавловска-Камчатского, Магадана, Якутска, Братска и Омска. Зал прибытия номер один.
       Виктор Путинцев спустился в названный зал. Прохаживаясь в ожидании, он изучил чёрное табло с ослепительно-жёлтыми буквами, информирующее, откуда прибывают самолёты. Затем понаблюдал, чем занимается хозяин "Чистки обуви". В витринном стекле кооперативного ларька увидел своё отражение и подумал: не слишком ли я строг для встречающего? Эти две морщины на переносице, как у дотошного следователя, да ещё руки за спиной... Виктор сунул руки в карманы. Получилось ещё хуже. Как будто он из комитета госбезопасности.
       Появились первые прибывшие. Первых всегда, почему-то никто не встречает и они проходят быстро, торопятся. Где-то десятой, по подсчётам Виктора, женщине с сыном повезло. Её окружили, цветы, ахи, поцелуи, смех, "смотри-ка, Серёженька как вырос" и "пойдёмте-пойдёмте, у нас машина". Именно двадцать первой, ни раньше, ни позже, нарисовалась медведеобразная фигура. Он и заревел как медведь.
       - Здоро-о-ово, брате-е-ельник!
       И, приподняв Виктора на грудь, крутанулся с ним на одном месте.
       - Лёха, кончай! - Виктор попытался вырваться из мощных лапищ. - Люди ведь!
       Когда получили чемодан, Виктор повёл по известному маршруту. Чтобы на автобус до метро. Было ещё не очень поздно. Но Лёха остановился.
       - Обижаешь, начальник, ты чё!
       Рот его скривился на бок и выдал смешок. Не то "гы-гы", не то "хы-хы" с грудным хрипом. Виктор непроизвольно съёжился, он с детства терпеть не мог этого смешка брата.
       Когда уселись на заднем сидении такси, Алексей начал рассказывать.
       - Анька к своим в Куйбышев попёрлась. С пацанами. Она на Москву ещё вчера вылетела. А я говорю: отстань ты от меня, ради бога! Я с братом почти десять лет не виделся.
       - Ну, что же вы! - изобразил возмущение Виктор. - Надо было вместе.
       - Куда к тебе ехать-то? Куда? Стеснять только.
       - Ох уж и стеснили бы, - ответил Виктор, а про себя отметил, что врёт, корчит из себя гостеприимного, а на самом деле приезд брата с семьёй стал бы очень обременительным, день-два ещё ничего, потерпели бы, но ведь они приехали бы минимум на неделю.
       - Ты чё, брательник, - весело продолжал Лёха. - Мне ведь тоже от своей ведьмы отдохнуть хочется. Отпуск всё-таки. Ленинградские белые ночи - это же самый сенокос. У вас тут один наш в прошлом году отдыхал, тоже в мае, такое рассказывал! - лицо Алексея излучало блаженство. - Да Анька-то не очень и хотела. Они интеллигенты, чего я к ним попрусь? Ну, думаю, не хочешь, так никто и не уговаривает, гы-гы! - Он вертел головой, рассматривая проносящиеся мимо дома. - Мне запчасти для машины достать надо. В охотничьи товары надо. В радиотовары. Потом, у вас тут один завод есть. Красные треугольник. На нём выпускают ремни для "Буранов". Мне без ремней возвращаться нельзя. Казнят. А у нас, между прочим, такие же белые ночи. Даже ещё белей.
       - Да что я не помню, что ли, - старался улыбаться как можно радостней Виктор.
       Чтобы приподнять своё настроение, он даже двинул огромному своему брату кулаком в плечо. Как бы от переполняющих чувств.
       И брату Алексею это понравилось. Он вновь обхватил Виктора, стиснул, затряс и загудел.
       - Ну-у! Расска-а-азывай! Как жи-и-изнь?
       - Жизнь? - засмеялся Виктор. - Как в сказке. Чем дальше, тем страшней.
       Дома, в застолье встречи, один задавал вопросы на тему "как там, в посёлке моей родины?", а другой на эти вопросы старался отвечать пространно. Но тема быстро исчерпалась, и как-то так получилось, что поговорить больше стало не о чем. Виктор молча подливал в рюмки. Его жена Тоня, ухаживая за столом, дважды сказала тихо и в сторону.
       - Витя, завтра тебе на работу.
       Алексей, между рюмками за встречу, мучительно соображал, о чём бы самому спросить.
       - А дочка-то где? - вспомнил он. - Я же ей подарок привёз. Анька там в чемодан уложила.
       - Спит уже давно, - вполголоса ответил Виктор.
       Политику они договорились сегодня не трогать. Наконец, Алексей поднялся.
       - Наверное, пора укладываться. Два часа ночи по вашему. Ты извини, я что-то забалдел. Устал, наверное. В самолёте не заснуть. Перемена климата, или водка у вас ядерная. У нас-то это дело по талонам. Поэтому, в основном, кавээн. Коньяк весёлых и находчивых. Я в самолёте не спал всю дорогу. Читал. Хорошая книжка, между прочим...
       Он вышел в коридор, чтобы достать из полиэтиленового пакета, лежащего поверх чемодана, распухший том.
       "Райком не сдаётся" прочёл Виктор на затрёпанной обложке и ухмыльнулся.
       - Понятно.
       - Чего понятно? - спросил Алексей. Его задела ухмылка брата.
       - Устарела эта литература. Раньше этими детективчиками головы морочили, чтобы правду скрыть.
       - Я знаю, - ответил Лёха. - Сейчас самое модное про лагеря, про Сталина. Но ведь тут-то правда тоже есть. Люди воевали. Этот, как его, поэт московский, который написал, что сидел у нас на Будугычаге, не помнишь фамилию? Ну так вот. У нас нашёлся один чёрт и написал в районной брехаловке ответ. Что он почти весь Будугычаг прошёл, а поэта такого не знает. Кому верить? Пишут сейчас много. Ты-то сам что читаешь?
       - Библию, - неохотно ответил Виктор.
       Удивление на лице Алексея сменилось заинтересованностью.
       - Ну и чего там?
       - Да там всё...
       В ванной, стащив с себя рубаху, Лёха пустил воду и заухал, обдавая себя ею. Стоящий за его спиной Виктор поморщился, как от зубной боли, соображая, как реагируют соседи на эти уханья. Шумно вытираясь полотенцем, Лёха показал большим пальцем в сторону кухни и шёпотом спросил.
       - А чё она у тебя такая худая? Не мог найти себе такую? - и он показал какую.
       Виктор пожал плечами, хотел было отшутиться, но передумал и вышел из ванной.
       "Худая" жена Тоня стояла на кухне над ворохом развёрнутых на полу газет. Нелепо улыбаясь, она разводила руками.
       - Что с этим делать, Витя? Я не знаю, что с этим делать.
       У её ног распластались четыре кетины, рыбины почти метрового размеры. Одна, разинув пасть в рыбьей ухмылке, уткнулась носом в газетный заголовок. "Магаданская правда" значилось крупным типографским шрифтом.
       - Что, что, - недовольно пробурчал Виктор. - Убирай, давай. И стели. Давно спать пора. Мне же с утра на работу надо.
       - А мне, можно подумать, не надо.
      
      
       2
      
       Алексей Путинцев проснулся оттого, что звякнула посуда. Это Тона нечаянно зацепила чайником за сушилку с тарелками, вилками и ложками.
       - Доброе утро, - испуганно сказала она, увидев, как Лёха вскинулся.
       - Доброе утро, - прохрипел в ответ Алексей. Во рту у него пересохло, очень хотелось пить.
       - Вы спите, спите. Я чайник только поставляю. Мы там, в комнате, позавтракаем. А вы уж тут потом сами, хорошо?
       - Да я тоже встану, чего, - возразил Лёха. - Завтракайте здесь, на кухне.
       - Нет-нет, - категорично замахала рукой Тоня. - Нам-то на работу. А вы отдыхайте.
       Она зажгла газ, поставила чайник и вышла. Алексей тут же выбрался из-под одеяла, набрал кружку воды и сделал несколько глотков. Остальное выплеснул, вода ему не понравилась. Затем решил одеться, взял было джинсы, но челюсти растянуло в сладкой зевоте, руки заломило за спину потягунчиком, и одеваться расхотелось. Голова уткнулась в подушку, рука дёрнула одеяло. Закрыв глаза он даже улыбнулся от накатившей благости. Сон, однако, не возвращался. Вновь послышались шаги. Тоня пришла за посудой. Потом достала что-то из холодильника, который хоть и в коридоре, но по звукам можно было с точностью определить, что именно Тоня оттуда достала. Потом звук открывающейся и закрывающейся хлебницы. Кто-то сходил в туалет и в ванную. Даже выключение газа произошла со звучным хлопком. А ещё был разговор в коридоре. Детский голос спросил: "А он теперь всё время будет у нас на кухне жить?" Взрослые голоса тут же зашикали в ответ.
       Наконец, входная дверь хлопнула, щёлкнул металл замка. Лёха перевернулся на другой бок, укладываясь поудобнее. Минут через пять дремотное забытьё уже начало было засасывать, как вдруг в коридоре припадочно затрясло холодильник. Ему легким позвякиванием отозвались оконные стёкла. Когда, после самых яростных содроганий, холодильник умолк, сонливость Алексея покинула окончательно. Он встал, посмотрел в окно, и неторопливо, в одних трусах, обошёл всю квартиру. Его интересовала комната, которую вчера, из-за позднего приезда, он не увидел.
       Единственная комната квартиры стандартной девятиэтажки, где жил с семьёй брат Виктор, было невелика, но настолько забита житейский утварью, что казалась совершенно крохотной. В полуторный диван-кровать упиралась детская кроватка, два простых стула незадачливой современной конструкции загораживали красивое старинное кресло, трёхстворчатые шкаф был так набит, что одна дверца не закрывалась. На шкафу подпирали потолок разноцветные узлы, а внизу, между ножек шкафа, упирались в пол серые стопки книг и журналов. Книги вообще торчали отовсюду. Даже на допотопном трельяже, который был зажат в угол стеллажом перегруженными полками, громоздились разной высоты стопки журналов, а на них лежали разновидности парфюмерии. На столе теснили друг друга утюг и настольная лампа, чашки с чайными ложками и два будильника, детские колготки и тарелка с недоеденными бутербродами, чайник на разделочной доске и пакет набитый тряпьём. Перед цветочной вазой с засохшими былинками лежала пачка газет, придавленная внушительным кухонным ножом. Половина этого добра находилась на расстеленном в полстола покрывале, свивающем с другой стороны до пола, предназначенное явно для того, чтобы на нём гладить.
       Алексей хмыкнул пару раз, покачал сокрушённо головой, взял чайник и вышел. На кухне, где его поселили, было просторней. А после трёх кружек крепкого чая покинул квартиру.
       Город сразу окружил, насторожил и встревожил. Всё было чужое и холодное, с незнакомыми запахами. Но любопытное, зовущее к постижению.
       У киоска "Союзпечати" толпилась очередь.
       - Что дают?
       - Пока ничего. Газеты должны подвезти.
       На лице Алексея выразилось удивление.
       В метро он разменял монету, подошёл к пропускным автоматам, опустил пятак и чуть задержался, глядя на вспыхнувший зелёный огонёк. Техника всегда завораживала его своим принципом работы, а быстрое разгадывание принципа работы было Лёхиной страстью. Он и задумался на мгновенье и о пути пролетания пяти копеек внутри автомата. Сзади тут же подтолкнули.
       - Да проходите же! Вот встал!
       Возмущалась женщина, давая понять, что у неё хронически испорчены нервы. Алексей сделал шаг в сторону.
       - Пожалуйста, - показал он рукой, пропуская женщину вперёд.
       Но получилось, что он своим внушительным телом загородил проход соседнего автомата. Там затолпились на месте сразу несколько человек. Другая женщина тут же продемонстрировала, что у неё тоже сеть нервы.
       - Проходите, он же пропускает! Вот встала!
       - Как я могу пройти, если он уже опустил?!
       - Молодой человек, вы долго там?
       - Я рази кому-то мешаю? - повернулся Лёха к недовольным голосам.
       Желание говорить у столпившихся сразу пропало. Бормоча неслышные для Лёхи слова, они перешли к более дальним автоматам. Задержалась только женщина с нервами.
       - Вы будете проходить, или нет?
       - Да пожалуйста, - ещё раз, как можно галантней, указал ей Алексей, что пропускает.
       - Понаезжают из деревень! - прошипела женщина и пошла туда, куда указал ей Лёха.
       Вежливый магаданец двинулся следом, но щелкнули, преграждая дорогу, металлические заслонки.
       - Молодой человек! - к нему уже торопилась пожилая женщина в форме служителя метрополитена. - Чего вы там? То задерживаете, то платить не хочите!
       Алексей опустил ещё один пятак и прошёл к эскалатору. На эскалаторе отметил про себя, что настроение слегка подпорчено. А дальше пошло одно за другим. Непривычные для него городские мелочи. В вагоне метро возмутились, почему молодой человек не проходит в середину, ведь он же загораживает весь проход. На переходе с одной линии на другую потребовали, чтоб молодой человек шёл побыстрее. В узких лабиринтах "Гостиного двора" толкали со всех сторон и просили с режущей слух недоброй вежливостью: молодой человек, в сторону! Молодой человек, мне же ничего не видно! молодой человек, да что вы встали как слон?
       Алексей вскочил на улицу отдышаться. Искромсал зубами мундштуки двух папирос.
       - Разрешите прикурить? - у нему вплотную подошёл рослый парень с измятыми длинными волосами, весь от ушей до пять джинсового цвета. Прикурив, он спросил. - Приезжий? Каким товаром интересуетесь? Могу поспособствовать.
       Алексей оглядел его недоверчиво и ответил.
       - Сам как-нибудь.
       Выкурив треть., он почувствовал, что успокоился, можно было продолжать.
       Но в троллейбусе женский голос визгливо спросил.
       - Молодой человек, вы будете сейчас выходить? - И тут же переспросила более требовательно. - Молодой человек, вы будете сейчас выходить?!
       Рот у Лёхи сузился и начал дёргаться в левую сторону. Такое с ним бывало при сильном волнении.
       - Раз стою коло дверей, значит буду!
       Потом был автобус, в котором от одного вида недовольных чем-то пассажиров хотелось выяснить с ними отношения или выйти вон. А на автобусной остановке скрипучий голос сзади добавил последнюю каплю.
       - Молодой человек, что вы под ногами путаетесь?
       Лёха обернулся с конкретным намерением. Но это оказался старичок с палочкой, который еле доставал ему до подбородка.
       - Ой, батя, - тяжело выдохнул Алексей. - Проходи ради бога...
       В другом автобусе плотно сжали. Рядом с Лёхой оказалась женщина с перебором губной помады.
       - Не наваливайтесь на меня, молодой человек!..
       - Я наваливаюсь? - удивился Лёха. - Ну, это вы, бабуля, размечтались!..
       - Какая я тебе бабуля? Хам!
       В третьем автобусе все выходили, но делали это в замедленном темпе.
       - Ну, давайте быстрее, быстрей давайте, чего застряли? - раздались командные выкрики за спиной Алексея.
       Голос был мужской, поэтому Лёха пожелал увидеть не в меру раскомандовавшегося. Рот скособочился сам собой.
       - Ты забыл сказать "молодой человек", - начал Лёха.
       - Если сами не выходите, пропустите других! - ещё более повысил голос неизвестно куда торопящийся. Измождённый возраст, полутёмные очки, несвежая рубаха, ежедневный галстук, в руках "дипломат".
       - Если ты торопишься в больницу, - продолжил Лёха, - то я могу тебе помочь. Устрою без очереди.
       Кричавший, оценив ситуацию, быстренько шмыгнул к другому выходу. На его счастье их несколько имелось, автобус был большой, с "гармошкой".
       В такой вот несуразице Алексей Путинцев провёл весь день. И это в городе, в который давно собирался попасть, встреча с которым не так давно приснилась ему и волновала в день приезда. Под вечер, с двумя набитыми пакетами и свёртком подмышкой, он обратился к одинокому прохожему.
       - Скажите, это... Как отсюда побыстрей на проспект Науки?
       - На метро, - последовал быстрый ответ. - Станция "Академическая".
       - Это я знаю. А как-нибудь по-другому? Чтобы не под землёй?
       - Автобусом да Литейного. А там тридцать восьмой троллейбус. Можно автобусом до Красногвардейской площади. Бывшей площади Брежнева. Оттуда трамваем.
       - Бывшей? - переспросил Лёха. - Не долго название продержалось. Переименовали всё-таки.
       - Да ну о чём вы говорите. Это народ потребовал. А они так и будут себя увековечивать. Вы знаете, сколько ещё названий осталось? Никаких пальцев не хватит.
       Он хотел, было начать перечислять, но Лёха перебил.
       - Значит, автобус и троллейбус. А пешком?
       - Ну, чтобы, молодой человек, это же далеко!
       Алексей грозно уставился на прохожего. Тот обеспокоено спросил.
       - Что?..
       - Почему вы все говорите "молодой человек"? Я что, пацан?
       Он не стал дожидаться ответа испуганного прохожего. Он пошёл дальше. Он понял, что вежливый дядечка не при чём. Просто нужно привыкнуть к такому обращению. На севере по-другому. "Слушай, друг", "браток", "земеля", "корефан" и так далее. А тут "молодой человек" - и хоть ты тресни. Надо просто терпеть, не обращать внимания.
      
      
       3
      
      
       За ужином Лёха сидел молча, на вопросы брата отвечал устало. Не смотря на запреты папы и мамы на кухню прибежала любопытная восьмилетняя Наташенька.
       - Дядя Лёша, а что вы мне купили?
       - Дядя Лёша купил тебе куклу, - наклонился к ней строгий Виктор. - С тебя достаточно. Иди, играй. - Он повернул дочь лицом к двери и шлёпнул не больно по задику.
       Наташенька убежала.
       - Лёша, может быть, рыбы хотите? - Тоня пыталась примостить на столе тарелку с разделанной кетой, которая вчера там напугала её своим количеством. - Не знаю, как она у меня получилась. Солёная очень. Попробуйте.
       - Тоня, - взмолился Лёха чуть ли не со слезой. - Ну не говори мне на "вы". Ну что я тебе плохого сделал?
       Тоня глянула на мужа.
       - Ты сегодня перенасытился, - взял поучительный и успокоительный тон Виктор. - Сразу в больших дозах город воспринимать нельзя. Ленинград - город жёсткий.
       - Точно, - кивнул Алексей. - Отравиться можно.
       Он пожевал, отложил вилку и начал серьёзно рассматривать брата. Пока тот не кивнул вопрошающе. Дескать, в чём дело?
       - Слушай, а чё у вас все такие злые? - спросил, наконец, Лёха.
       - Жизнь такая, - усмехнулся Виктор. - У вас разве не так?
       - У нас спокойней, ты чё! На работе иногда бывает. Поглотничаем. На то она работа и есть. А так - спокойно, тихо.
       - Жизнь такая, - повторил Виктор. - Все всё понимают. А сделать ничего не получается. С трибун одна говорильня. Власть по-прежнему сам знаешь у кого. А нервы-то на пределе. Вот и кидаемся друг на друга. Хотя сам народ ни в чём не виноват. Виноватых, как всегда, не достанешь. У них тройная оборона. Но на кого-то своё недовольство выплескивать надо? Вот и получается.
       И он вдруг увидел в глыбоподобном лице брата то, что всегда с досадой отмечал в своём. Две напряжённые морщины на переносице. Точно такие же. Оказывается, в нас есть общая черта, отпечаток напряжения, передавшийся по наследству. Как будто от головной боли. Может быть, эти морщинки являются внешним отражением каких-то внутренних качеств? Упрямства, например, дотошности, зависти, подозрительности, или ещё чего-то подобного, что не даёт спокойно расслабиться, вдохнуть полной грудью, забыть о проблемах, предаться отдыху, веселью... Веселью от чего, по какой такой причине?
       - Всё потому, - говорила в это время жена, - что на руководящих постах находятся безнравственные люди.
       - Опять про политику? - посмотрел на неё с осуждением Виктор. - Иди ребёнка укладывай.
       Тоня, метнув в мужа взгляд, как острый нож, неторопливо доела, и только потом неторопливо встала, убрала тарелку и вышла.
       - Не обращай внимания, - сказал Виктор брату, словно извиняясь. - Она у меня член партии.
       - Ну и что? - не понял Алексей. - Она что, не так, как мы, понимает?
       - Да всё она так понимает. Просто согласиться никак не может. Они давно поняли, что ни на что не способны. Но отказаться не могут. Особенно те, кто наверху. Они ни за что не откажутся от личного благополучия. Перечеркнуть свою личную счастливую жизнь? Молодые, возможно, смогут ещё на это пойти, да и то вряд ли. Это если остались крупицы романтизма, благородство и совести. Если они были. Но те, кто уже пожил, и понял, что за благородство и совесть ничего не получишь, те - ни за что. Они будут изо всех сил доказывать, что все ложные и вредные идеалы, на служение которым потрачена жизнь, служение которым принесло им столько привилегий, на самом деле не ложные и не вредные. Просто их извратили нехорошие предшественники. А они-то как раз истинные приверженцы справедливости, ну и так далее...
       - Так что же, нам теперь ждать, когда они все поумирают?
       - Не дождёмся, - разлили Виктор по рюмкам. - Ты поставь себя на их место. Ты занимаешь крупный пост. Служебная машина. Шикарная квартира. Дача с чугунными воротами. И вдруг тебе говорят. Вы, дорогой товарищ, зажрались, довели народ до ручки, поэтому выметайтесь по добру по здорову, освобождайте занятые площади да ещё спасибо скажите, что вам срок не вломили, и не отправили туда, куда вы обычно отправляли...
       И Лёха, глядя в прозрачную жидкость рюмки, представил... И занимаемый пост, и квартиру, и дачу, особенно служебную машину, шофёра бы выгнал, водил бы сам... Собраний и всяких совещаний, конечно, поменьше, это понятно, побольше дела, и распределять всё по справедливости, весь торговый аппарат поставил бы на уши, всех блатных и дармоедов разогнал к чёртовой матери... Ах да, я же не то представляю, я представляю, как бы взялся за дело, а надо представить, что за тобой пришли и сказали, что хватит, ты делов уже наделал, теперь давай всё отдавай. Смогу ли я добровольно всё отдать? Занимаемый пост, должность - запросто, не задумываясь. Служебную машину? Тоже, наверное, у меня к тому времени уже личная будет, в своём гараже. А вот дачу и квартиру? Вот тут извините, я что, не заслужил? Не заработал? Пусть даже не очень хорошо работал, но я же старался, сердце рвал, что же мне с Анькой и двумя детьми на улицу? Нет уж, из шикарной я выеду только в том случае, извините, если мне взамен другую, минимум трехкомнатную. А дачу не отдам, я её сам отделывал, ворота сам, навоз на грядки, теплицу, курятник и свинарник строил... Стоп, стоп, какой свинарник? Я же секретарь, или председатель совета, зачем мне курятник, у меня же всё есть, прямо домой привозят?.. Ага, вот именно поэтому и не отдам дачу, когда меня снимут, потому что, где я построю курятник и свинарник, чтобы у меня своё мясо было? Потом ведь ничего не выпросишь, там другие делить будут, поэтому, сами понимаете, дорогие товарищи, мне без дачи никак нельзя, у меня дети...
       Виктор в это время рассматривал брата и ужаснулся от догадки. А ведь именно такие Лёхи-Алёхи и стоят у руля. Нацепи на него костюм с галстуком и поставь в ряды городского бюро, - впишется как в родной интерьер. А чуть освоившись и закончив какой-нибудь идеологический заочный университет, после которого будет по-прежнему говорить "ложить" вместо "класть", он станет лидером по определённому профилю на городском или районном уровне, и к нему только по имени-отчеству, и стараясь угодить, чтобы у него настроение не испортилось, и не обращать внимания на ту брань и чушь, которая льётся из его уст, рождаясь в неиссякаемом роднике непрошибаемой головы...
       - Ладно, - вышел первым из размышлений Алексей. - Хватит об этой политике. Вот уже где сидит. - Он выпил. - Расскажи лучше, что у тебя на работе. Получать больше стали?
       - Пробуем, - пожал плечами Виктор. - Началось всё лихо. Постановления, переходите на новые методы, на хозрасчёт... Ну ты знаешь. Нас, инженеров, привлекли к разработкам по переориентации. Мы быстренько всё расписали, все выкладки, как что делать, чтобы хватало и рабочим и руководителям и идеологическому аппарату. Желающих много, сам понимаешь. Ну вот. Выходим на министерство. Оно должно утвердить. Включить в свой план. А министерство нам в ответ. Идите сюда, маленькие, чего это вы тут понаписали? Вы неправильно, кто ж вам такое утвердит, вот как надо. Столько процентов отчислять сюда, столько-то туда, а вот остальное себе. Вот столечко. Им же тоже жрать хочется. И жить не в таких квартирах, как мы с тобой. И не на такую зарплату. - Виктор плеснул ещё в рюмки. - Между нами, я один бы мог управлять нашим объединением. А если бы попал в министерство, то вообще не так всё устроил. Но меня бы быстренько оттуда вышибли. Не я первый такой умный. Гораздо больше тех, кто сильнее своей наглостью, беспринципностью, способностью идти по трупам. А с ними можно только такими же методами. Но мы все добрые. Вот и результат.
       А Лёха смотрел на брата и не слушал его. Он видел в нём начальника, который вызывает его, Лёху, на ковёр и начинает капать на мозги, начинает поучать, тыкать носом. Он много уже перевидал таких вот шишек на ровном месте. Худое лицо, уставшие глаза, негромкий голос и занудливый тон, вот именно такой же, словно тупой пилой по одному месту. Ведь сколько нервов нужно потратить, чтобы не послать к той матери, чей сын всю эту систему придумал, а ведь случалось, что и не сдерживался, после чего следовали гнусные выводы с лишением премий, а однажды даже сняли с машины на длительный срок.
       - Ты слушаешь меня? - толкнул его в плечо брат.
       - Да пошла она, эта политика! - Алексей взял рюмку, а другой рукой обнял брата за плечи. - Давай лучше выпьем за тебя.
       Но Виктору показалась неискренней появившаяся вдруг Лёхина нежность. Было в ней что-то нарочито приторное. И он, улыбнувшись, встал, чтобы достать с другого конца стола бутылку с минералкой. А получилось, что такой хитростью скинул с себя обнимающую руку брата.
       - Я не запиваю, - сказал Алексей и проглотил содержимое своей рюмки.
       - Ну, а у вас как там? Перемены какие? - спросил Виктор, чтобы уйти от возникшей неловкости.
       - Да никаких, - ответил Алексей как-то нехотя. - Мудрят, пересчитывают. Всё новые и новые рогатки придумывают. Понимаешь, какая ерунда... - Он начал показывать жестами. - Вот наш прииск. Вот наш посёлок. Знаешь хорошо, там вырос. Что главное? Кто кого кормит? Прииск, золото. На прииске работающих столько же, техника та же, только ремонта больше стало, с каждым годом всё хуже и хуже. Золота мы добывать больше не стали. Карьерное золото кончается, на шахты полностью пока не перейти. Ага. Работающих столько же, а в посёлке с каждым годом людей всё больше. И у всех северный, надбавки. Кассирша в сберкассе триста получает, потому что давно на севере. Танька Строева, должен помнить. Двое детей, с мужем развелась, нашла молодого. Ага!.. И вот выходит, что столько людей, у всех высокая зарплата, а с чего её обеспечивать? В магазинах ничего нет. По талону два кило мяса возьмёшь, и вот хоть сразу его можешь съесть, хоть любуйся на него. Это когда мы пацанами были, тогда на севере хорошо жили. Чё наши и не уезжали никак. А сейчас!.. Если б не охота и рыбалка, если б не теплица и свинарник... В магазин вермишель привезут, так расхватают влёт. Ага. И вот всем этим людям зарплату с чего платить? С нашего золота. Это что значит? Значит, с наших приисковых фондов на поселковые деньги перекачивают. А нам - хариус. Мы уж и бригадный метод, и так, и сяк, а как до получки дойдёт, ну столько же, если не меньше.
       Вернулась Тоня. Братья сразу замолчали, выпили ещё.
       - Так, завтра суббота, - заговорил воодушевлённо Виктор. - Завтра мы с тобой по городу двинем.
       - В Эрмитаж сходите, - посоветовала Тоня.
       - Да нужен ему этот Эрмитаж, - отмахнулся Виктор.
       - А чё, ты думаешь, я такой тупой? - спросил Лёха с набитым ртом, и было непонятно, с обидой он говорит или шутит.
       - Хорошо, - примирительно вскинул руки Виктор. - Пойдём в Эрмитаж.
      
      
       4
      
       После двух часов пребывания в залах музея Алексей Путинцев откровенно признался брату, что устал ходить с задранной вверх головой.
       - А вот это как тебе? - скрывая улыбку, спросил Виктор перед очередным громадным полотном.
       - Сильно, - ответил Лёха. - Но жаль, что пива в буфете нет.
       А ещё через час он уже просто взмолился. Его всё-таки интересует другое в этом огромном городе.
       В комиссионном магазине радиоаппаратуры Алексей долго высматривал что-то на полках, после чего сказал стоящему рядом брату.
       - Нету того, чего мне надо.
       Рядом возник мужчина средних лет с располагающей интеллигентной внешностью.
       - А что бы вы хотели?
       - Шнур переходной, - ответил Лёха. - У меня японский маг. А переписывать на него с нашего я ничего не могу.
       - Шнур "европа-япония", пожалуйста, - и мужчина вытащил из портфеля пакетик.
       Лёха посмотрел и кивнул. То, что надо.
       - Сколько?
       - Тридцать пять.
       - Шнур? - возмутился Виктор.
       - Не лезь, - отстранил брата к себе за спину Алексей и достал из кармана скомканные купюры.
       В автомагазине он официально, у продавца в отделе, купил только зеркало заднего вида. А потом направился к одной группе толпящихся, спросил о чём-то, подошёл к другой. Там ему ответили положительно.
       - Стой здесь, - последовала команда Виктору, и Лёха ушёл из магазина с типом, не внушающем особого доверия. Но вскоре вернулся сияющий. - Уметь надо! - И переложил в сумку Виктора свёрток.
       - Сколько с тебя содрали?
       - Это тебя не касается, - весело ответил Алексей. Здесь, в магазине, он чувствовал себя не как в Эрмитаже.
       С пожилым толстяком у него завязался довольно энергичный разговор, после чего они пошли на выход. Через витринное стекло Виктор увидел, как Лёха садится с пожилым в машину. Виктора заинтересовали номера машины. На всякий случай. Но автомобиль стоял плотно прикрытый соседними, номер не просматривался. Пришлось выйти на улицу. Лёха беседовал с пожилым, сидя в салоне. Виктор нашёл место, откуда номер можно было разглядеть. На крыльце магазина Лёха и натолкнулся на него.
       - Ты чего здесь?
       - Так, ничего.
       - Пошли, - Лёха радостно хлопнул брата по плечу. - Больше нма тут делать нечего. - И переложил в сумку завёрнутую в промасленную бумагу тяжеленную железяку.
       - Ты можешь сказать, сколько ты заплатил?
       - Неважно. Главное - всё достал. И теперь нам это дело надо срочно отметить. Веди в какое-нибудь заведение.
       Официантка подала горячее, исправила что-то в счёте и положила его на край стола. Виктор взял счёт и начал было его изучать, но Алексей выхватил бумажку.
       - Перестань, а? Деньги - это мусор. У меня они есть и я их пересчитывать не собираюсь. Не буду трястись из-за этих паршивых рваных, как вы тут все трясётесь. Одного не понимаю. Сейчас все крутятся. Почему же ты не можешь начать прилично зарабатывать? Как я помню, ты и три года назад приезжал к родителям на Кубань в этом же костюмчике.
       Виктор взял нож и вилку. Алексей тоже попробовал орудовать двумя руками, однако нож ему явно мешал. Глянув на брата, он отложил его в сторону, поднял наколотый на вилку большой лист антрекота и откусил от него прямо так, зубами.
       - Вы готовы друг дружку удавить из-за этих копеек, - Лёха пояснял, размахивая вилкой. - И продать всё, что есть. Мать родную. Вежливо и с улыбочкой. С городскими разговорчиками. Молодой человек, молодой человек!.. Ля-ля-ля, пи-пи-пи!.. Да в гробу я видел такую жизнь.
       - Не кричи, - попросил Виктор.
       - Я не кричу, я так разговариваю, - ответил Лёха, и, резко повернувшись, гаркнул вслед проходящей мимо официантке. - Девушка!
       Официантка подошла. "Девушке" было лет за сорок.
       - Нам бы ещё, - улыбнулся ей Лёха.
       - Нет, всё, - отрезала "девушка". - Больше не положено. У нас норма.
       - Да что же это за ресторан такой? - возмутился Алексей.
       На улице Виктор стал настаивать.
       - Поехали домой. Тонька приготовила там всего. Дома посидим.
       - А есть у вас заведение, где не установлено, сколько кому положено? - загудел Лёха.
       - Есть кооперативные кафе. Но там цены!..
       - Ты опять? - у Лёхи перекосился рот. - Дай мне нормально гульнуть. У меня сумма, которую я должен просадить. Понял?
       - Гульнуть! - Виктор тоже начал нервничать. - Времена не те. Отгуляли. Или прогуляли. - Но всё-таки заставил себя перейти на более спокойный тон, убедительный. - Тонька ждёт, пойми. Мы же обещали.
       - У тебя дома разве гульнёшь? Там я как не родной.
       - Да почему? Что ты выдумываешь, Лёха?
       Тоня, суетясь возле кухонного стола, опять не знала куда пристроить тарелку с красными кусками рыбьего мяса, переложенного кольцами лука.
       - Лёша, пожалуйста, рыбу. Не знаю, хорошо она у меня получилась, или нет... Я уж её вымочила. Но не знаю...
       Заглянула Наташенька. Игриво спросила из-за дверного косяка.
       - Дядя Лёша, а что ты мне купил?
       - А что бы ты хотела? - засюсюкал радостно Алексей.
       - Не надо так со мной разговаривать, - серьёзно ответила Наташенька. - Я не маленькая. - Но тут же забыла про обиду. - Есть такая игра электронная. "Ну, погоди" называется.
       - Марш в комнату! - строго хлопнула в ладоши Тоня.
       Личико исчезло за дверным косяком, но тут же выглянуло вновь. Лёха заметил, подмигнул. Наташенька заулыбалась и долго пыталась подмигнуть в ответ.
       Алексей остановил подливающего в рюмки брата.
       - Хватит. Я же не напиться хочу. Напиться я и у себя мог. Мы сейчас самогоночку научились делать. Что ты, самый сенокос. А телевизора чё, нет у тебя?
       - В ремонте, - улыбнулся, будто извиняясь, Виктор.
       Тогда Алексей начал рассказывать о приключениях из своей рыбацко-охотничьей жизни.
       Виктор заслушался и невольно перелетел мысленно туда, на берега притока реки Колымы, где до армии рыбачил и охотился, где ощущал трепет, когда дёргает зацепившийся хариус, или когда сентябрьской ночью, без единого комарика, отходишь от костра, поднимаешь шнур закидушки, тянешь её, стараясь укладывать кольцами у ног, и не можешь понять, сидит на ней, или не сидит, а когда услышишь ленивое хлюпанье, непроизвольно выкрикиваешь "Есть!", и вытаскиваешь змеёй извивающегося налима, который в темноте кажется больше, чем на самом деле, или куда более трепетное ощущение испытываешь, когда подкрадываешься к болотине, куда сел табун чирков, с единственным желанием не вспугнуть, чтобы не почувствовала живность, что может стать добычей, а когда подкрадываешься к заводи, чтобы тихонечко закинуть крючок с насаженным слепнем, который только что жалил, и тут начинает клевать, да так, что забываешь о зудящих немилосердно комарах, если ты один, конечно, тогда это счастье, а если, не приведи господь, с напарником, да ещё с таким, как сидит напротив, который протопает, треща кустами, как лось, и ему не вдолбить в медвежью голову, что хариус не дурак, хоть и рыба, и если испугается, то потом сколько не свисти над головой леской, сколько ни шлёпай по воде поплавком, он не клюнет, хоть ты ему копчёную колбасу наживляй с бананами, но самоуверенный покоритель колымских просторов только себе верит, он заходит в воду, пока в сапоги не начнёт захлёстывать, и будет размахивать удилищем, матерясь по поводу зажравшейся рыбы, и сплёвывать прямо в воду потухшие папиросы, а через час такой рыбалки начнёт уговаривать: "Да ну их к чёрту, возиться, давай забредём!" - и бесполезно доказывать, что заводь большая и глубокая, всю не охватишь, он всё равно разденется, залезет с бреднем по горло, и с твоей же помощью протащит его, превращая чистую гладь заводи в мутную лужу, и, вытащил пяток самых глупых рыбёшек, остальные-то уйдут, он будет, тем не менее весел, потому что для него главное не достижение цели, а твёрдость и несгибаемость на пути к ней!..
       Алексей в это время рассказывал историю о том, как с друзьями чуть не утонул вместе с "четыреста шестьдесят девятым уазиком", сделал лирическое отступление о памятном сидении у костра после рискованного происшествия, без водки, когда балагурный разговор за крепким чаем доставляет несравненное удовольствие, задумался и вспомнил, что происходило всё в пору колымской весны, когда всё вокруг переполнено звуками начинающейся жизненной активности, и по поводу каждого неожиданного звучания, проносящегося стороной, отпускаются самые похабные шутки, и все продолжают вслушиваться, ожидая всё новых и новых слуховых чудес, желая блеснуть юмором, перещеголять своих товарищей, которые только что были с тобой на краю гибели, и кто-то из низ вполне мог за этот край завалиться, по поводе чего отпускаются весёлые чёрные предположения, и как хорошо, что не было тогда с ними вот такого таёжника, как брат Витя, который утомил бы обвинениями, называя всех идиотами, все бы у него были виноваты, а сам бы он стонал и сожалел о мокрой одежде, об испорченных продуктах, о несостоявшейся охоте и о местонахождении, из которого можно выбраться либо когда вода спадёт, либо, рискуя ещё раз потоплением машины...
       Повисшее на кухне молчание прервала Тоня. Она, неслышно войдя, некоторое время наблюдала задумавшихся братьев, а потом спросила.
       - Вы будете укладываться? Или ещё посидите?
       - Ты как? - задал Виктор вопрос брату.
       - Давай ложиться, - пожал плечами Алексей. - А можно и посидеть.
      
      
      
      
      
      
      
      
       4
      
       Утром в воскресенье Алексей проснулся от шагов в прихожей и стука входной двери. На кухню никто при этом не заглянул.
       Лёха сходил в туалет, снова лёг, но спать больше не хотелось. Тогда он взял с подоконника свою книгу. Прочтя несколько страниц, начал потихонечку задрёмывать, как вновь щёлкнула и хлопнула входная дверь. Затем из прихожей раздался негромкий голос Виктора.
       - Всё валяетесь, лежебоки, ай-я-я-я-яй! - говорил он явно в комнату, жене и дочке.
       Лёха натянул джинсы и вышел к нему. Брат, сидя на обувном ящике, снимал кеды.
       - Ты откуда? - спросил Алексей.
       - Бегал. Я иногда по утрам бегаю, - ответил как-то неохотно Виктор, а жестом руки пояснил, что, мол, для здоровья.
       Он снял футболку, оголившись до пояса. Лёха потрогал не очень атлетическую мускулатуру брата.
       - Думаешь, поможет?
       - Да ладно, - отдёрнул руку Виктор и ушёл в ванную.
       Из-за двери комнаты выглянула растрёпанная со сна Наташенька.
       - Дядя Лёша, - подмигнула она, и на этот раз у неё получилось. - Вы мне купите электронную "Ну, погоди"?
       - Наташа!- раздал из комнаты голос Тони.
       В этот день Алексей ничего Виктору не объяснял, а попросил доставить в самый центральный магазин детских игрушек. Брат привёл. Без вопросов зачем и почему. Если надо, то делай, только громко не ори. И Лехе повезло. Именно этот товар только что выбросили в продажу. Прямо у него на глазах женщины в халатах переложили коробки с тележки на прилавок одного из многочисленных отделов первого этажа магазина.
       Лёха встал в длинную очередь в кассу. Виктор как раз заинтересовался чем-то, отвлёкся, а когда приблизился, то Алексей уже принимал покупку из рук продавщицы.
       - Сколько она стоит? - строго спросил Виктор. Он всё понял и прищурился на ценники витринных образцов. - Ты что, озверел?
       - Эти игрушки для детей выпускают, или как? - ответил вопросом на вопрос Лёха.
       - Почему ты своим пацанам такую же не купил?
       - У моих этой ерунды переломано вагон. А твоя дочка не виновата, что папа не может ей купить приличную игру.
       Разговор продолжился на улице. Алексей нажимал на последние слова, выделяя их значимость.
       - Вот ты же хороший инженер? А как дальше думаешь жить? Иди в кооператив какой-нибудь. Их вон сколько развелось.
       - Не хочу. У меня интересная работа.
       - Водителем автобуса можно. Или на такси.
       - Хочешь, чтобы я спился с тоски?
       - На Колыму тебя назад тоже не затащить. У нас с твоей профессией можно хорошую деньгу грести.
       - Нет уж, лучше я буду жить в городе, где более-менее двадцатым веком попахивает.
       Рядом с ними высились дома веков минувших.
       - Но ведь у тебя же зарплата! - резко остановился среди прохожих Алексей.
       - Ну не ори ты так! - взмолился Виктор.
       - Да ты хоть послушай!
       - У тебя всё есть, вот и радуйся. А меня учить не надо. Своих учителей хватает.
       - А чё ты мне рот затыкаешь?
       - Ты противоречишь сам себе, - Виктор заставил себя перейти на спокойный тон. - Для тебя деньги - мусор. Ты - свободный человек. Твои слова? Что же тебя так мои деньги волнуют?
       - Так я ж хочу, чтоб и ты себя свободным почувствовал. Нормальным человеком.
       - Я что, ненормальный по-твоему?
       - Не-а.
       У входа в кооперативное кафе Виктор заартачился.
       - Вот интересующее тебя заведение, пожалуйста. А я не пойду.
       - Пойдёшь, пойдёшь, - взял его за плечи Алексей и бесцеремонно толкнул в распахнутую дверь.
       Обстановка, внутренне убранство кафе Лёхе понравилось.
       - Ничего, - сказал он, глядя по сторонам.
       Виктор же глянул в меню и заметил в свою очередь.
       - Да, ничего себе!
       - Народу что-то у вас маловато, - заметил Алексей официантке, принимающей заказ.
       - Сейчас будет группа иностранцев, - улыбнулась она в ответ.
       - Слушай, - Лёха перешёл на шёпот, наклонился к брату. - А ты не можешь хоть каких-нибудь женщин организовать? Познакомиться хоть с кем-нибудь. Чтобы хоть кто-то за столом сидел. Так-то вот скучно.
       Виктор пожал плечами. Ему было стыдно признаться, что "организовать" он никого не может. Знакомые женщина есть, конечно, но это знакомые в простом понимании знакомства. Позвони он им насчёт приглашения в кафе и эти знакомые будут не то, что удивлены, а просто ошарашены. Однако признаваться в этом брату не хотелось. Поэтому Виктор изобразил сосредоточенное размышление, после которого вымолвил.
       - Пожалуй, сейчас ничего не получится.
       - Ну и ладно, - Алексей разлил то, что им принесли, взял нож прибора и протянул брату. - Хочешь, тебе свой нож отдам? У тебя их два будет.
       Виктор усмехнулся и, глядя в игривое лицо Лёхи, подумал, что не такой уж он и дурак, зря порой я на него сержусь. Чёрт с ним, пусть кричит, если уж без этого не может. Привык человек так себя вести, у них так принято, они там пажеских корпусов не кончали. Да и, между прочим, большинство здешних наших ленинградцев тоже далеки от знания истинных манер, наоборот, даже гордятся своей дикостью и невоспитанностью, культура уголовного мира и уличных тусовок заполняет сейчас всё и вся, на их фоне брат Лёша может даже под интеллигента проканать, тьфу ты, чёрт, а сам-то, сам, ведь так и летит порой с языка всякая дрянь, хватит, надоело думать обо всём об этом, надо просто выпить, успокоиться и возлюбить брата своего...
       Они выпили. Закусили. И брат начал.
       - Ты же меня так и не дослушал. Свободный человек - это когда у тебя всё есть. У тебя не болит голова, что завтра можно остаться без копейки. И ты не ходишь вот с такими морщинами весь из себя серьёзный до невозможности. Свобода - это когда тебе ничего не жалко. Это самое главное! Когда ты готов отдать всё. Не всё, конечно, но многое.
       - Ха, милый, - остановил его жестом Виктор. - Это как раз важно. Или ты по Христовой заповеди готов отдать всё, или ты готов отдать не всё, а значит ничего, только лишнее. К тому же отдавать-то почти нечего.
       - Да не лови ты меня за хвост, - скривился Лёха. - Я же тебе про вообще говорю. Какими все должны быть. Щедрыми всё должны быть - вот что нам надо. От нашей щедрости зависит и наша свобода. Понимаешь?
       - Это нереально, - Виктор попытался скрыть иронию над наивностью брата. - Во-первых, теории этой уже тысяча лет. Во-вторых, она теорией и осталась. Потому что у всех разные достатки и у всех разные представления о щедрости. Бедный человек чаще всего щедрее богатого. Далее. Сейчас, в наше время, это нереально двойне. Христианское учение передаётся из поколения в поколение, изо дня в день. И что? Человек каждый день должен бороться с искушениями и тем совершенствоваться. А мы этого не делали больше половины столетия. В результате породили наследников, молодёжь нынешнюю, такой, что она требует щедрости к себе, но сама будет лишь пользоваться ею, ничего не давая в ответ. А если и давая, то с большой корысть. Мы, строя общество будущего, породили общество тунеядцев.
       - Ты опять в политику. Подожди. Это всё понятно. К ней мы подойдём. Я тебе про то, как хочется, чтобы было. Каким должен быть ты, я, они. Чтобы жить по-нормальному. Жадность мы свою должны побороть, понимаешь?
       - Ну, и что дальше?
       - Дальше всё будет хорошо. Как это сделать, вот в чём вопрос. И тут мы подходим к политике. Надо всех наших дармоедов, всех болтунов разогнать в чёртовой матери. Которые и сами не умеют и другим не дают. У них же только одна политика, как бы побольше отобрать. Они уже сегодня трясутся над завтрашним днём и хапают поскорей по страшной силе. Ну ты же посмотри. Всё же продаётся. Они набивают себе карманы, пока есть возможность, открывают счета в заграничных банках, накупают драгоценности. Они боятся опоздать. Правильно боятся, конечно. Но тут-то и понимаешь, что у нас за власть такая. Это банда жадюг. Они никогда не насытятся. А когда у власти стоит вор, нахлебник и врун, то народу что остаётся делать? Тоже воровать. И это мы умеем. Нас обманывают и мы обманываем. Вот что обидно. Тоже стараемся уволочь, заныкать, спрятать. Закон природы. Как живёт царь в лесу, так живут и все звери. Они выкручиваются, ищут новые методы, хозрасчёт, кооперативы, западные экономика, рынок, цены. Но это не поможет, потому что у власти останутся они. А, значит, как и раньше, всем будет править жадность. Как воровали безнаказанно, так и будут воровать. Они ничего не боятся, их всё равно похоронят у Кремлёвской стены, или неподалёку. Или заграницу успеют удрать. Поэтому, чтобы начать новую жизнь, новую политику, нужно не перестраиваться, а действительно начать всё по-новому. Сначала всех коммунистов!..
       - Да не ори ты, Лёха!
       - Я не ору, - и Алексей перешёл на громкий шёпот. - К стенке, не к стенке, а пересажать всех надо. Они же столько народу погубили, и что? Наши родители почему на Колыме оказались? Они же чудом выжили, ты что, не помнишь рассказы отца? И что? Все эти коммунистические подвиги безнаказанными останутся? У них ведь так всё хитро устроено, что виноватых никогда не найдёшь. Но нужно, это специально нужно сделать!
       - Ха! - воскликнул Виктор. - Было это уже столько раз. И к стенке ставили и сажали. Сначала одних, потом других, потом тех, кто ставил, и так далее. Находили новых врагов, уничтожали, а лучше не становилось.
       - Подожди. Но ведь власть они добром не отдадут. Весь народ не хочет, чтобы они были у власти, а они всё сидят и сидят. По телевизору одни и те же рожи. Вроде бы наворовали, хватит и детям и внукам, нет, им всё мало. Жадность, жадность наша всему виной. Пока мы её в себе не поборем, свободными не станем. Так ведь просто, дайте людям зарабатывать честно столько, сколько они могут. Если каждый будет жить богато, значит, и вся страна будет богатой. Разве не так? Нет, эти уроды любые рогатки придумают, только чтоб никто больше их не имел, да ещё при этом умные хари корчат. Это прямо какой-то непонятный закон. Только новая шишка на ровном месте выскочит, только нахапает, сразу начинает других поучать. Лишь бы ему в ножки кланялись, лишь бы прогибались перед ним. Гнилой мы народ, Витя, вот что я тебе скажу. Далеко нам до щедрости и свободы. И всему виной наша жадность. И её надо как-то вытравливать. И сначала разогнать весь этот рассадник. Это же смех. Сколько лет они кровь пили, всё порушили, а мы до сих пор их власть терпим. Как так, ну? Вот вы здесь, в городе революции, вы всех умнее, что думаете делать? У нас вся Колыма на Ленинград равняется. Только свистните, - мы сразу поднимемся.
       - И что? - спросил Виктор. - Опять полстраны в лагеря?
       - Почему?
       - Потому. Ты правильно говоришь, что мы гниловатый народ. Жадный, завистливый. Но пойми, это же складывалось годами. Шёл естественный отбор. Вся эта система отбирала для руководства собой людей корыстных, беспринципных, наглых, лицемерных, и так далее. Другие бы этой системой управлять просто не смогли бы. Честных выгоняли, сажали, прятали в психушки, выдворяли из страны, потому что от них больше вреда, чем пользы, и таких мало осталось. Уже наследственно, из поколения в поколение, вырастали жадные и тщеславные. Вот и сейчас, если всех этих нахлебников и воров попересажать, то кто на их место придёт? Такие же самые. Которые начнут с красивых слов. Это, действительно, закон природы. Потом они начнут хапать себе побольше и захотят, чтобы им ещё и в ножки поклонились за их мудрость и умение. Вот ты, например, уверен, что не такой же, как они?
       - А ты? - ответил Алексей.
       - Я другой, - ответил Виктор. - Мне власти не надо. Даже если будут звать, не пойду.
       - Ну-ну, - улыбнулся Алексей, а про себя подумал, что ты хоть и корчишь из себя скромного, но никакой не другой, а такой же, как эти умники-болтуны, которые с трибун поучают, а лучше не становится, потому что жадный та по натуре своей, и другим быть просто не сможешь.
       - Даже если, - продолжал Виктор, - мы перейдём на западные рельсы, ещё долго ничего не изменится, потому что мы в развитии своём не готовы. Мы останемся такими же крепостными, гнилыми и жадными, какими были в прошлом веке. Ты думаешь, что революция, которая в этом городе произошла, это неудавшаяся попытка чего-то нового? Да, идеи были, на идеи мы богаты. Но это всё сказки. Сказки для Иванушки-дурачка, который таким прикидывается, лишь бы лежать на печи, да ничего не делать, а чтобы всё происходило по щучьему велению. Революция - это было продолжение нашей ленивой дикости и жадности, которая вызревала в предыдущие века и которую революционные вожди хотели приспособить под новые условия. Чтобы вообще ничего не делать. Чтобы счастье, молочные реки, кисельные берега. А я лежу, да в носу ковыряю. И вот вся эта наша дикая сущность оказалась сильнее другой нашей сущности, нашего разума, щедрости и доброты, которые тоже в нас есть. Лень-матушка оказалась сильнее труда-батюшки. Труду у нас все готовы учить, лишь бы самим поменьше делать. И мы перешли из дикого состояния в ещё более дикое, потому что уничтожили в себе и остатки совести, за которой церковь следила. Остались мы в тех ж лаптях, на той же печи, только вот молочные реки так и не появились.
       Виктор замолчал, уставившись в стол. Алексей расценил это по-своему, разлил в рюмки, после чего спросил.
       - Значит, так нам в грязи и оставаться? Выхода нет, что ли?
       - Выход есть. Но это очень долгий путь. Он сейчас начинается потихонечку, но может не развиться. Нам всем, каждому, нужно поумнеть. Даже не столько поумнеет, сколько помудреть, вот что нужно. Учиться нужно изо дня в день, как это ни старо и не смешно звучит. Каждом сейчас, сегодня, нужно схватиться за голову и сказать самому себе: "Господи, какой же я дурак! Я же тёмный и серый! Надо же из самого себя сначала гниль вычистить!" На это страшно тяжело. В нас крепко сидит гордость. Мы другого кого угодно дураком назовём, только не себя. Нам проще сказать, что я всё это знаю, это всё понятно, чем признаться в собственном невежестве. Щедрость, говоришь? Это будет щедрость бескультурья. А потому она невозможна. Дай мне побольше заработать и я стану свободным человеком? Нет, не получится. Денег и сейчас у народа много. Далеко не все живут так, как я. Но вот с добротой и щедростью как-то туго. Как очередь за чем-нибудь, так глотки готовы друг другу перегрызть. Убить готовы. И убивают. Грабят, насилуют, рэкет. Что это? Это наше нежелание совершенствовать самих себя. По головам пойти готовы, отбирать, лишь бы себе побольше. Что это? Я, моё дикое я, больше ничего. Все на колени, подчиняться, потому что я пуп земли. И будет ещё хуже. Потому что идёт новое поколение, с нашей наследственностью, которое нам уже перевоспитывать неохота. Или сил просто нет. Или мы в них узнаём самих себя. Эти уже с малых лет считают себя умными. Плюют, гадят и отрицают всё подряд. А это всего лишь углубление нашей дикости. И она будет продолжаться до тех пор, пока мы опять кровью не умоемся, ещё большей, чем раньше. Только тогда шла драка разума с дикостью, культуры с бесчеловечностью. И светлые силы проиграли, потому что кровь и насилие, как средство к победе, противно основной сущности святости. Но теперь будет схватка дикарей с дикарями, наглости с тупостью, сатаны с бесом, пока не перегрызут друг друга. И лишь оставшимся в живых, стоя среди моря трупов, суждено схватиться за головы и воскликнуть: "Господи, какие же мы дураки!" Лишь после этого возможно прозрение. Лишь тогда возможно начаться перерождение страны нашей и восхождение к какому-то неизвестному предназначению, которое ей напророчили.
       - А что ей напророчили? - заинтересованно спросил Алексей. - Ты извини, но я книжек столько не читаю.
       - Пророчили миссию духовного наставника всего мира. Москва - это третий Рим. Якобы духовных сил у нас столько, что только мы способны пронести по миру религию нравственного совершенствования. Ну и напророчили. Вознеслись мы в гордости своей, и, наверное, за это наказание и грянуло. Всё уничтожили, что столетиями наживали. Чем громче потрясали Евангелием, тем страшнее оказалась расплата. Парадокс. Все знают строки из Марка. Если в царстве начнутся междоусобицы, то царство распадётся. И раньше знали, и теперь знают, но вот только почему-то муждоусобиц нам постоянно и не хватает. Мы гордились своим величием, своей святостью, а прятали сидящего в нас хама. И он вылез. И уничтожил все светлое. Не всё, конечно, кое-что осталось. Но оставшихся сил намного меньше, чем разгулявшихся тёмных. У всех у нас. И у правительства и у простых обывателей. Поэтому, сняв одних, заменив на других, вряд ли что изменится. Потому что ставить нужно истинно мудрых и честных, а где их взять? На их место пролезут наглые. Я вот сказал, что учить и умнеть, это выход. А теперь сомневаюсь. Учить и умнеть - путь долгий. А мы к долгим путям не привыкли. Терпения не хватит. Вот вкратце всё. Если ты хоть что-то понял.
       И Виктор поднял рюмку, посмотрев на брата с грустной безнадёжностью.
       Алексей тоже поднял рюмку, но посмотрел с живостью
       - А что же вы, умники, так учите, что никак научить не можете?
       - А вы, разве, хотите учиться? - и Виктор чокнул своей рюмкой о противоположную.
       - А вы, разве, можете научить? - ответил Алексей таким же чоканьем.
       - Пьём? Мы, по-моему, чокнулись.
       - Да, чокнулись, это точно. Поэтому давай, пьём.
       В помещение ввалилась группа иностранцев. Смеясь и громко разговаривая на непонятном языке, они расселись за приготовленные столы. И тут в свободном углу тесного зала появилось несколько человек в расписных концертных рубахах. Двое с балалайками, один с баяном. Они устроились поудобней на стульях и заиграли. Из холла в зал вошли ещё четверо в таких же красочных одеяниях под старину. Две девушки и двое парней. Эти запели. И так проникновенно и задушевно, что сидящие иностранцы, и Алексей с Виктором, заслушались.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       5
      
       Жена Виктора Тоня сидела на кухне за накрытым столом, подперев ладонями подбородок и с ненавистью смотрела на тарелку с красной рыбой. А дочь Наташенька ходила из угла в угол и рассуждала вслух.
       - Ты не очень-то расстраивайся, мама. Это же мужчины. Хотя вот я, например, не понимаю. Ну, хоть бы позвонили. Что за дела? Мы должны тут сидеть и ждать. Совершенно не знаем, когда они придут. Купил мне дядя Лёша игру, или не купил?
       А дядя Лёша в это время привстал из-за стола и замахал приглашающее рукой.
       - Эй, ребята!..
       - Да не ори ты так, - чуть плача дёрнул его за рукав Виктор.
       - А чё такого? - возмутился Алексей. - Иностранцы вон ещё громче базарят.
       Иностранцы и впрямь держались очень раскованно. Курили пренебрежительно, раскидывались в немыслимых позах и громко разговаривали. Почти все одновременно. Создавалось впечатление, что они ведут так себя специально и выкаблучиваются друг перед другом, кто наглее.
       К столу братьев Путинцевых подошли двое артистов. Те, которым помахал Алексей. Баянист и один из поющих светлокучерявый.
       - Ребята, - Лёха делал приглашающие жесты, - садитесь! Хочу вас отблагодарить.
       Ребята переглянулись, улыбнулись и сели.
       - Я никогда в кабаках такого не слышал, - уже разливал Алексей. - Здорово, вы чё! Вот сто народу простому надо. А то долбают этот рок долбанный. Мне понравилось. Вы тут каждый день?
       - Нет, - стали объяснять артисты по очереди. - Нас иногда приглашают. Народ сюда плохо ходит. Дорого. Хозяин переключился на обслуживание туристов. Когда у него ингруппы заказывают ужин, он приглашает нас. Иностранцы могут себе позволить такие заведения.
       - Почему? - скособочил рот Лёха. - Я тоже могу.
       - Значит, ты тоже в некотором роде иностранец, - сказал Виктор.
       Алексею шутка понравилась. Он захохотал.
       - Сколько вам платят? - спросил Виктор артистов.
       - Здесь мало. Почти ничего. Хозяин ставит еду и питьё.
       - И это вас устраивает? - Виктор был искренне удивлён. - Ваше место на сцене, а не в кабаке.
       - Кушать тоже хочется, - отшутился один.
       - Да мы выступаем, - пояснил второй. - Концерты делаем. Гастроли бывают.
       Баянист словно вспомнил и протянул руку через стол.
       - Володя.
       Познакомились. Светлокучерявого звали Геннадием.
       - Понимаете, - объясняли они попеременке, - существует городская концертная организация, но там никому не дают урвать лишнего куска. Там своя фольклорная группа, свой ансамбль. Они похуже нас, другое направление, но у них всё схвачено. И конкурентов они не пропустят.
       - Какая же это конкуренция? - продолжал выражать удивления Виктор. - В конкуренции всё решает рынок. То есть, зритель. Он пойдёт на то, что ему понравится. И не пойдёт на ерунду. Зритель - это покупатель.
       - Это у них такая конкуренция, - артист кивнул на иностранцев. - А у нас всё через наоборот.
       Артисты шутили легко и непринуждённо. Чем нравились Алексею всё больше и больше. Около стульев с оставленными инструментами появился добродушный толстяк. Он достал из чехла гусли и позвал в сторону угощающихся за столом.
       - Во-ло-дя!..
       Баянист поперхнулся, сказал "Извините", и в следующее мгновения уже сидел на стуле с инструментом на коленях. Зазвучала лирическая композиция. Слышимость в уютном зале была отменной, поэтому исполнение каждого инструмента услаждало слух.
       Когда артисты отлучились, братья продолжили выдвигать друг другу доказательства, почему народу так плохо живётся. Каждый считал важными только свои доводы, поэтому спор разгорался.
       - Ладно, хватит, - устало попросил Виктор. - Иностранцы смеются.
       Алексей глянул по сторонам. Действительно, иностранцы шумно смеялись. Двое при этом откровенно смотрели на него.
       - Они чё, понимают разговор?
       - Они понимают, что происходит. Это смешней.
       - А чё происходит? - не понял скрытой иронии Алексей.
       - Ты учишь меня уму-разуму.
       И Лёха насупился. Пронзила обида. Его лишали слова по причине необразованности. Опять брат, как всегда. Но если ты такой умный, то почему же так делаешь? Чего ты постоянно напоминаешь, что я ниже тебя?
       Артисты запели "Не будите меня молоду". Песню разудалую, заводную. В нужном месте вступили жалейки. Когда отгремели аплодисменты, Виктор дал команду.
       - Всё. Поехали домой.
       - А я не поеду, - не глядя на брата, ответил Алексей.
       - Ты чего? - удивился Виктор.
       - Ничего, - ответил спокойно брат.
       - Тонька ждёт, Лёха. Поздно уже. Чего тут сидеть и поить этих халявщиков-артистов?
       - А ты поезжай, - ответил Алексей дёргающимся ртом. - Поезжай один. А я посижу. Мне с людями поговорить хочется.
       - Ещё не наговорился? - спросил Виктор, задетый последними Лехиными словами.
       - Нет, не наговорился, - тот даже не взглянул брату в глаза.
       Было почти двенадцать ночи, когда Виктор набрал по телефону в гардеробе свой домашний номер.
       - Тоня, это я... Ну, чего ты сразу обижаешься?.. Ну, так получилось... Ну, если Лёха захотел посетить одно заведение... Кто, я пьяный?.. Тонь, ну если так вышло... Да не пьяный я!.. Я хочу приехать, давно хочу, но этот баран упёрся рогом и всё!.. Я не кричу, я спокойно...
       Когда он вернулся к столу, светлокучерявый Гена и баянист Володя, уже переодетые в повседневное, рассказывали анекдоты. Лёха ржал, размазывая слёзы. "Угощения отрабатывают, - подумал Виктор, рассматривая надоевших ему артистов. Иностранцев не было. Наконец прозвучал совсем уже старый анекдот.
       - Что-то юмор у вас совсем иссяк, - взял слово Виктор. - Значит, пора расходиться. Лёха, кончай обижаться. Поехали домой.
       - Я сказал. Не поеду!
       - Не ори.
       - Я не ору, я так разговариваю. Сколько раз тебе говорить? Чё ты меня всё время дёргаешь? Не ори, молчи, не лезь, не так!.. Чё ты меня всё время носом тыкаешь? Никуда я не поеду. Я вот с ними хочу посидеть. - И он протянул руку светлокучерявому. - Гена, заквасим ещё?
       - Ну, зачем ты так? - проникновенно сказал Гена. - Он же старше. А старших слушаться надо.
       - А мне не нравится, когда меня учат на каждом шагу. Он хочет ехать домой. Потому что его жена пилить будет. А я должен буду выслушивать, как ты оправдываешься, как будешь говорить, что всё из-за меня, да? Не, не хочу. Я свободный человек. Я хочу делать так, как мне нравится.
       - Лёха, поехали, - Виктор стоял над ним и нужно повторял, морща лоб. - Поехали... Поехали...
       - Да отстань ты от меня, ради Бога! - разозлился Лёха уже не на шутку. - Чё ты стоишь и капаешь на мозги? Ты меня сегодня уже утомил. Я в гостинице ночевать буду, понял? А не на твоей кухне. Сниму номер и всё. А не на матрасе. А тебе завтра позвоню. Всё, иди, не мешай.
       Алексей тут же понял, что про кухню и матрас он зря ляпнул, но извиняться и оправдываться не хотелось, что сказано, то сказано. Сам виноват, первым начал.
       Виктор тоже не хотел скрывать свою обозлённость.
       - Ну и чёрт с тобой!
       Позже, сидя в громыхающем трамвае, он сожалел, что так сделал, что повернулся и ушёл, мог бы и стерпеть упрёк про кухню, может, это вовсе и не упрёк был, а так, сорвалось с пьяного языка, но оставлять пьяного брата в ресторане нельзя было, из него же там вытряхнут кругленькую сумму. Поэтому надо вернуться, скорее вернуться за ним.
       Он подошёл к двери пустого вагона. В стёкла ударили капли дождя. Погода заиграла любимый ленинградский мотив. Виктор поёжился, вспомнил перекошенное лицо брата и передумал. Не пропадёт, не маленький. Телефон у него есть, адрес знает. Да и сам виноват, баран упрямый, вечно со своими обидами, слова ему не скажи.
       На своей остановке он сошёл переполненный угрызениями. Первая машина тут же остановилась. Услужливый частник назвал стоимость проезда до указанного места. Виктор отказался. Вторая и третья машины просили столько же. Государственных такси, которые довезли бы по счётчику, не было. Виктор понял, что теряет время, и, остановив следующую машину, согласился на установленную цену.
       Пьяненькие музыканты в это время прощались с Алексеем, обнимаясь и рассыпаясь в благодарностях. Первым поймал такси баянист Володя, ему предстояло ехать куда-то очень далеко. Оставшийся с Лёхой Гена сказал.
       - Ты меня извини, конечно, Лёха, но я тороплюсь. Дама ждёт.
       - Понятно. А мне с тобой никак нельзя? Познакомиться с кем-нибудь?
       - Нет, сегодня никак. Давай на завтра запланируем. Телефон твоего брата я записал. Я позвоню подругам, потом тебе, потом встретимся, потом познакомишься, ну а потом в зависимости от способностей.
       - Да мне просто познакомиться, посидеть. Мне много не надо. Нет, давай лучше встретимся где-нибудь? Чтобы я не ждал у телефона.
       - Давай. Место встречи, как известно, изменить нельзя. Во, машина, тормозим!..
       - Ты меня хоть до гостиницы ближайшей довези, а, Ген? Я же тут не знаю ничего.
       - Поехали, конечно. Только вот куда? Разве что в "Выборгскую" попробовать?
       В такси они договорились о месте и времени встречи. Повторили координату друг другу по несколько раз.
       Администратор гостиницы развела руками.
       - Мест нет.
       - Девушка, - Лёха начал подмигивать.
       - Я вам повторяю, молодой человек, мест нет.
       - Девушка, я же заплачу, - прошептал Лёха.
       - Я сейчас милицию вызову, - прошептала в ответ администратор.
       Виктор, конечно же, опоздал. Возле ресторана, на пустынной улице он попросил водителя развернуться и ехать обратно. Про себя он проклинал Лёху и себя. Возвращаться домой без брата выходило накладным и в финансовом отношении и в моральном. У него не было с собой достаточной суммы, чтобы расплатиться, и не находилось оправдательных слов для Тони, когда она спросит, почему он явился один. У подъезда он выложил водителю всё, что у него было, и попросил подождать. Поднявшись в квартиру, он назвал Тоне недостающую сумму. Сонливость у Тони как рукой сняло, но прежде чем выдать деньги из семейного бюджета, она спросила.
       - А Лёша-то где?
       Виктор сначала вышел расплатиться, а потом вкратце всё рассказал.
       - Вы, Путинцевы, одинаковы, - начала Тоня выволочку. - Что ты, что он. Вас должны слушать и всё. Но сами прислушаться хотя бы к тому, что говорят и о чём просят, ни за что в жизни!
       - Национальная черта, - виновато произнёс Виктор. - Упорство, граничащее с тупостью.
       - Вот поэтому евреи и посмеиваются над вами.
       - А при чём здесь сразу евреи? У них упрямства не меньше. Возьми хоть Димку Иткина.
       - Точно, - согласилась Тоня. - Если вы уж сцепитесь с Иткиным, то не поймёшь, кто из вас еврей, а кто русский.
       - Сейчас все грызутся.
       - Господи, куда мы катимся?
       - Приятно услышать обращение к Богу от человека партийного.
       - Сейчас получишь.
       - О, сразу обиделась. Чем ты-то лучше нас?
       - А чего ты меня моей партийностью тыкаешь? Кто меня заставил вступить в эту партию. Не ты? Не ты ныл, что так надо, что сейчас без партбилета никуда не пробьёшься, меня не примут, потому что родители сидели на Колыме, а ты давай, если хочешь хоть каких-то высот добиться. Не твои слова?
       - Тогда были такие условия. Сволочные, я бы сказал. Что без партбилета ты не человек. Все только поэтому и вступали. Я, между прочим, тоже хотел, если бы не биография отца.
       - А сейчас, значит, условия переменились? - спросила с нескрываемым презрением Тоня. - Сейчас получается, что я партийная сволочь, а ты чистенький и хороший, да?
       - Да не говорил я этого! - взвыл он. - Я, наоборот, говорю, что такой же, как ты. Не лучше. Сам бы сейчас был в этой грязи, если бы не мой отец.
       - Ты сейчас даже гордишься своим отцом!.. Ещё бы!.. По нынешним временам иметь репрессированного родственника всё равно, что в брежневские времена иметь звёздочки.
       - Ну, почему ты делаешь такие идиотские выводы?
       - Сегодня будешь спать на кухне, - подвела итог Тоня.
       - Напугала! - вскинул руки Виктор. - Да я, может, за счастье сочту такое наказание.
       - Как ты любишь собой гордиться!.. Ах, какой я умный!.. Я бы мог управлять объединением!.. Министерством!.. Но сели б ты знал, какой ты кретин.
       - Доказать можешь?
       - Пожалуйста. Где сейчас твой брат?
      
      
       6
      
       С милиционером Алексей столкнулся на улице.
       - Прогуливаемся?
       - Мест нет, - кивнул Лёха на гостиницу.
       - А, приезжий, - сказал милиционер и вдруг предложил. - Могу помочь. Если ты мне поможешь.
       - Конечно, - согласился Лёха. - А чё надо сделать?
       Они вошли в какой-то двор и спрятались за кустами около детской площадки напротив пятиэтажного дома. А через некоторое время разговорились.
       - У меня знакомый в милиции работает, - начал Алексей. - Так что я знаю немного, что это за работа. Приехал вот и, знаешь, что-то мне ваш город не очень. Народ какой-то гнилой.
       - Да я сам тоже не ленинградец, - ответил шёпотом сержант. - Я, знаешь, чего больше всего терпеть не могу? Интеллигенцию здешнюю. Задерживаешь его... Ну, признайся ты честно, что пьяный. Нет, он начинается свою грамотность показывать. Учить начинает. Они же умные, что ты... Всё знают, критиковать умеют, да ещё оскорбляют по-всякому. Сразу начинают, вот, мол, понаезжали в Ленинград, культуру загадили, а вот мы, истинные... Наш шеф, подполковник, знаешь, что говорит? Истинные ленинградцы все на Пискарёвском кладбище, а нынешние... Даже говорить не хочется. Всё, тихо!
       Во двор вошёл мужичок с сумкой такого же цвета, как и он сам, серо-грязного. Оглянувшись, он вошёл в такой же невзрачный подъезд.
       - А кто это? - спросил Лёха.
       - Спекулянты, - ответил сержант. - Будь здесь. Как только он выйдет, попробуй задержать. А я туда, нужно установить квартиру.
       Выскочив из-за кустов, он скрылся в том же подъезде.
       Алексею от нетерпеливого ожидания захотелось курить. Но он решил, что нельзя, на задании всё-таки. Вышел тот же мужичок. Сумка у него стала явно тяжелей. Уходил он со двора торопливо, с другой скоростью, чем входил. Алексей догнал его за углом.
       - А ну стой!
       Тот послушно остановился. Небритый, замызганная куртка, шляпа с узкими полями, короткие резиновые сапоги.
       - Показывай, что в сумке.
       - А ты кто? Чё тебе надо?
       - Показывай, быстро!
       Лицо мужичка стало жалобным. Лёхина комплекция подействовала на него убедительно.
       - Да чё те надо-то? Мент, что ли?
       - Показывай, я кому сказал! - уже крикнул Алексей.
       Сумка распахнулась, открывая тёмное бутылочное стекло с белыми пластиковыми пробками.
       - Вино? - удивился Алексей и только сейчас догадался, о какой спекуляции шла речь, поэтому следующий вопрос он зада уже не так строго. - Продаёшь, что ли? И по чём?
       - Купил, - вздохнул грустно мужичок. - Обычная цена. Если тебе надо, могу немного скинуть.
       Алексей сделал шаг назад и глянул туда, откуда только что ушёл.
       - Вот что, дорогой, шуруй-ка ты отсюда, и больше здесь не появляйся. А то влетишь.
       - Понял, - быстро ответил мужичок, подхватил сумку и резво засеменил в пелену белой ночи.
       Сержант подошёл к Лёхе с немым вопросом.
       - Убежал, - пояснил ему Лёха. - Прямо из-под рук ушёл. Я не понял, в какую сторону. Я здешних дворов не знаю.
       - Ничего, - сказал милиционер. - Мы эту лавочку скоро прикроем. Квартиру я засёк. Определил.
       - А как определи-то? - спросил Лёха.
       Сержант усмехнулся.
       - Следы-то мокрые.
       Он привёл Алексея в отделение. И сказал дежурному.
       - Парень приезжий. В гостинице мест нет. Помог мне. Установил я квартиру, откуда продажа идёт.
       - Молодец, - похвалил дежурный.
       - Мы его переночевать у нас пристроим?
       - Ночевать? - дежурный усмехнулся, оглядывая Алексея. - Ночевать у нас можно сколько хочешь. Пойдём.
       В кабинете, который открыл дежурный, был стол, стул и два топчана, обитых чёрным дерматином.
       - Такая гостиница тебя устроит?
       - Самый сенокос, - весело ответил Лёха. - У меня мой приятель тоже в милиции работает. Так что я ваше дело немного знаю.
       - Если спать не хочешь, могу чаю предложить.
       - Давай.
       Они вернулись в дежурку, затем в маленькую подсобную комнату со столом, заваленным продуктами к чаю, сушки, печенье, карамель.
       - Как у вас дело-то? - завёл разговор Алексей. - Наверное, происшествий не много. Город-то культурный.
       - Какое там, - махнул рукой дежурный. - Кражи идут одна за другой. Как озверел народ. Прут всё подряд.
       - Ты смотри-ка! - изобразил удивление Лёха.
       Утром ему вновь пришлось прятаться за кустами. Только у другого дома. Ждать пришлось долго. Алексей изматерился и почувствовал, что явно перекурил, когда из подъезда, наконец, вышел с портфелем в руках брат Виктор. Алексей выждал, пока тот не скроется из виду, и заторопился в тот же подъезд.
       Он хотел открыть ключом, который ему выдали, уже вставил его в щель, как дверь вдруг приоткрылась на ширину цепочки, а за ней вскрикнула Тоня. Она сильно перепугалась и не скрывала этого.
       - Я думала воры!..
       - Ну, прямо уж - воры, - не скрывал и Лёха, только досаду. - У вас брать-то нечего.
       - Не скажите, Лёша. Сейчас грабят всех подряд. Прямо страшно, что творится.
       Алексей не знал, как себя повести. Тоню он застать дома не рассчитывал. Обычно она уходила раньше Виктора, уводила дочь в школу.
       - А Витя только что ушёл.
       Лёха чуть было не сказал: да я видел.
       - Что у вас там приключилось? Поссорились? Он тоже какой-то не в себе.
       - Я ему на работу позвоню. Я гостиницу снял. Надо вещи кое-какие взять. Чё вас стеснять на этой кухне?
       В глаза Тоне он старался не смотреть.
       З - Дядя Лёша, - раздался знакомый голосочек.
       - Ты не пошла в школу? - он присел перед Наташенькой и стал рыться в кармане. - Или вы уже закончили? Вас ещё на каникулы не распустили?
       - Она приболела что-то. Поэтому сегодня мы дома.
       - Вот твоя игра, - Алексей достал-таки из кармана коробочку. - Электронная, как ты хотела.
       - Спасибо! - засияла Наташенька и тут же быстро вытащила плоскую игрушку сталистого цвета.
       - Лёша, ну зачем? - укоризненно сказала Тоня.
       - Я обещал, - ответил Лёха и прошёл на кухню.
       - Что произошло-то? - продолжила допрос Тоня. - Витька бывает немного не сдержан...
       - Да всё в порядке, - ответил Алексей, стараясь побыстрее закончить сборы.
       Из чемодана, из заветного пакета, он отсчитал несколько купюр, переложил их в кошелёк, который бросил в свой любимый полиэтиленовый пакет с изображением новой модели легкового автомобиля. Туда же отправилась электробритва, полотенце и мыльница. И кое-что из белья.
       - Может быть, я чем-то обидела? Так извините меня, Лёша. Кухня у нас, действительно, тесная.
       - Да всё в порядке, - повторил ещё раз Алексей. - Я просто не хочу вас смущать. Мешать. А так всё в порядке.
       Позже, в вагоне метро, он уже сожалел, что затеял всё это. Ну зачем, если разобраться? Ну поссорились, ну подумаешь! В детстве сколько раз ругались и дрались. Чего характеры показывать, будто не знают друг друга? А если он его знает, то должен был сам быть не таким принципиальным, раз такой умный, а он меня бросил одного, да ещё и пьяного, в чужом городе. Наверняка, Тоньке рассказал, что я про кухню ляпнул. А я же сгоряча ляпнул, мог бы понять, раз такой мудрый, а он сразу настучал, так что всё правильно...
       Прохаживаясь вдоль громады Гостиного двора, Алексей нашёл-таки кого искал. У полированных плит пешеходного перехода мелькнул парень, с которым он уже сталкивался. От ушей до пят джинсовый. И волосы, как у дикобраза. Такие же немытые. Алексей подошёл. Парень разговаривал с приятелем в модной куртке и серебристых штанах-шароварах.
       - Привет.
       - Привет, - джинсовый смотрел, не понимая.
       - Ты говорил, что помочь можешь, - напомнил Лёха.
       - А что интересует? - джинсовый переглянулся с приятелем.
       - Куртку фирменную хочу, - сказал Лёха с интонацией солидного покупателя. - Такую как у него.
       Джинсовый ещё раз посмотрел на своего дружка.
       - Найди ему куртку, - посоветовал тот и протянул руку, прощаясь. - Пока. Я посыпался.
       И словно растворился, исчез.
       - Понимаешь, - джинсовый о чем-то соображал, рассматривая Лёху. - Размер твой подобрать трудно. Но попробуем. Позвонить надо.
       По дороге к телефонной будке он задал несколько вопросов.
       - Откуда приехал?
       - Из Магадана, - охотно и небрежно бросил Алексей. - Не из самого. Из области.
       - Солидно. Надолго к нам?
       - Дней пять и уеду.
       - Обратный билет есть?
       - Да я не туда, ты чё. У меня отпуск за три года. На работу первого октября. А сейчас ещё только май.
       - Солидно. И куда отсюда?
       - На юг, куда же. Родители у меня дом купили под Краснодаром. Фрукты, витамины. До моря далеко, но всё в наших силах. Жена с детьми уже там.
       - Солидно...
       Потом Лёха стоял рядом с телефонной будкой и слушал, как джинсовый выкрикивает в трубку.
       - Одну мужскую!.. Пятьдесят шестого размера есть?.. Хорошо, мы сейчас подойдём!.. Что?.. Соседи ничего не заметят!.. Не волнуйся, я только зайду, гляну и всё... Сейчас будем, жди!..
       После чего джинсовый повёл какими-то улочками, на ходу рассказывая.
       - У него мать больна, понимаешь? Квартира коммунальная, много соседей. Он побаивается, всякое может быть. Люди разные бывают. Но я думаю, ты не мент.
       - Да ты чё! - хохотнул Лёха.
       Не доходя до забора, за которым грохотал работающий трактор, они вошли в парадную.
       - Стой здесь, давай деньги.
       Алексей отсчитал названную сумму, джинсовый взял купюры, сунул в нагрудный карман, поднялся по ступенькам на площадку первого этажа и нажал кнопку звонка второй двери с правой стороны. Дверь почти тут же приоткрылась, джинсовый вошёл и закрыл её за собой. Звука щёлкнувшего замка Алексей не услышал.
       Он прошёлся от стены к стене. Подумал, что если куртка ему понравится, то он поведёт джинсового обмыть покупку. Парень, вроде бы, ничего, нормальный. Не то, что брат. На улице ревел трактор, и Лехе захотелось посмотреть на него. Как-никак родная техника.
       Забор оказался не плотно сколоченным, в щели между досками хорошо было видно не только бульдозер, сгребающий отвалом в кучу строительный хлам, но и весь огороженный двор.
       - Да левый фракцион на себя резко! - громко подсказал Лёха незадачливому водителю машины, который дергал технику взад-вперёд, пытаясь развернуться в узком пространстве так, чтобы не снести забор.
       От забора взгляд Алексея перекинулся на дом, который стоял с пустыми окнами. Взгляд пробежался по фасаду и внутри у Лёхи похолодело. Парадная, откуда он только что вышел, относилась к этому дому. Только вот окна рядом со входом были ещё со стёклами, в отличие от боковой стены, у которой тужился бульдозер. Вот почему, когда они шли вдоль стены, он не обратил внимания на верхние этажи, где стёкол тоже не было.
       Алексей вбежал в подъезд, рванул на себя дверь. Она распахнулась легко, замка не было. В квартире стояла тишина, содрогающаяся от взрёвов бульдозера. В самой дальней комнате окна выходили в пустынный дворик. Створки одного окна были распахнуты. Через это окно джинсовый со своим напарником и ушли. Лёха треснул по одной из створок, и она рассыпалась.
      
      
       7
      
       В огромнейшей очереди Алексей достоял почти до кассы. Оставалось человек пятнадцать.
       - Не пропускайте, там же лезут! - вопили со всех сторон.
       - Вы поздоровей, навели бы порядок, - попросили Лёху.
       Он протолкнулся к кассе, оттянул за спину лезущего без очереди, занял его место.
       - Я имею право! - трясся от возмущения немолодой мужчина, потрясая зелёной книжицей.
       - Тут все равны! - закричали на него. - Пить сем хочется!
       Мимо Алексея попытался влезть рослый парень, один глаз у которого заплыл синевой. Но у него не получилось, Лёха был начеку.
       - Да бери ты скорее, кончается же! - взмолился парень к Алексею. Говорить другим тоном, так как он ответил только что кому-то из очереди, парень не решился.
       - Не лезь, - ответил ему Лёха. - Стоять такие же люди, как и ты. Людей уважать надо, понял?
       И тут продавец из отдела громко сообщила то, чего все стоящие в очереди боялись услышать.
       - Касса, всё! Больше не выбивайте!
       Парень прищурился синим подглазьем.
       - Уважать? Если б всё было по-человечески, пришёл, взял, всё путём, тогда можно и уважать. А нас как стадо гоняют по очередям. Как козлов. Кого тут уважать?
       - Но люди ведь не виноваты! - закричал на него Алексей. - Они такие же, как ты!
       - Ну, и чего ты добился? - спросил прищурившийся. - Сам не взял и мне не дал.
       Стоявшему прямо перед кассиршей покупателю не повезло больше всех, так как именно на нём продажа кончилась. Он клянчил со слабой надеждой.
       - Девушка, ну хоть одну... Ну хоть одну...
       Из отдела такая же толстая и в годах "девушка", как и кассир, подтвердила, что всё, ни одной бутылки не осталось. Клянчивший строго постучал по стеклопластику кассы и громко заявил.
       - Ну, он дождётся! Он у нас довыделывается!
       Окружавшие поняли о ком речь, но ничего добавлять не стали. Разошлись молча и быстро.
       В другой длинной очереди Алексей стоял ещё более хмурый и злой. Сожалея, что затеял историю с магазинами. Да, но ехать-то нужно не с пустыми руками, - тут же оправдывал он своё унизительное состояние. Когда очередь дошла только до двери магазина, к нему подкатился плюгавенький тип с бордовым лицом.
       - Привет, - толкнул он по-дружески Алексея. - Я тут стоял, да?
       Алексей посмотрел на него и нехотя ответил.
       - Ты стоишь в другой очереди.
       - В какой?
       - На кладбище.
       Сзади засмеялись.
       - Слушай, ну купи, ну, - плюгавенький ударил на жалость.
       Алексей посмотрел сквозь него, давая понять, что вопрос исчерпан.
       Подошла женщина.
       - Простите, а сухое там есть? Хорошее вино какое-нибудь.
       - Нет! - ответил кто-то свирепо.
       - Что делается, - запричитала женщина. - Очереди сумасшедшие и ничего нет! Что делается!
       - Вы же поддерживали! - закричал кто-то истерично. - Вы же голосовали! Надо бороться, надо бороться!
       - Да, надо бороться, - согласилась женщина. - С пьяницами, с алкоголиками. С дураками, которые не умеют жить по-человечески. А получилась борьба со всем народом.
       - Среди трезвых дураков ещё больше, - пофилософствовал кто-то.
       - Что же это за борьба, - продолжала женщина, - когда народ оскорблён очередями, а пьяницы как пили, так и пьют.
       - Ага! - злорадно закричал истеричный. - Доборолась? Вот теперь иди-ка и стань в самый хвост.
       Алексей оглянулся, но не смог определить, кто кричал. После чего предложил женщине.
       - Становитесь впереди меня. Нам на двоих больше дадут.
       Когда начал накрапывать извечный балтийский дождик, Алексей с набитым пакетом зашёл под навес над входом дома минувшего века. Он пристально всматривался по сторонам, вздрагивая иногда от внутренних переживаний. От мысли, что зря он здесь стоит, обманули его в очередной раз, надо звонить и ехать, туда, на квартиру, и там сказать брату: "Прости!" Да, так сейчас и сделаю, решил он, вот только дождик спадёт немного, метро-то рядом, и я сейчас туда пойду, вот только подожду немножко...
       На другой стороне улицы мелькнула знакомая голова.
       - Наконец-то! - вырвалось у Алексея.
       Через проезжую часть к нему перебежал светлокучерявый Гена с дипломатом в руках и мокрой одеждой.
       - Извини. Репетиция. Давно ждёшь?
       - У меня всё готово, - Алексей показал распухший пакет, который держал в обеих руках, так как одна ручка разорвалась.
       - Пошли, - кивнул Гена. - Сейчас позвоним. Я сегодня уже звонил, но на работе не застал. Домой тоже пока не пришла. Пошли, тут недалеко. Дождь мелкий. У неё подружка есть. Как раз такая, без комплексов. Так что познакомишься. Ну, а дальше уже дело техники. От индивидуальных способностей, так сказать.
       - Ну понятно, - усмехнулся Алексей.
       Дома, в холостяцкой комнате коммунальной квартиры, Гена начал телефонную работу.
       - Сегодня никак?.. Только послезавтра?.. Лёша, ты как послезавтра?
       Алексей, жужжа электробритвой, покачал отрицательно головой.
       - Нет, - ответил Гена в трубку. - Послезавтра у меня репетиция. Ладно, я тебе ещё позвоню. Пока.
       Тут же он набрал другой номер, подождал и положил трубку.
       - Ещё не пришла.
       Алексей продул ножи электробритвы бесцеремонно в угол.
       - Ладно, давай крякнем. Настроение что-то.
       Раскладывая на столе атрибуты предстоящего пиршества, Гена спросил мрачного Алексея.
       - Расскажи, как на Колыме очутились. Вы с братом там родились и выросли, как я помню. А родители ваши?
       - Сидели. Потом освободились, реабилитировались, но остались жить там. Мне Витька рассказывать запрещает. Не любит он эту тему.
       - По нынешним временам это уже не тайна. Наоборот. Такие выплывают факты.
       - Колыма - это моя родина. Там очень хорошо. Тихо и спокойно. Без всякой мельтишни. Давай сначала за неё, и он протянул пустой стакан, предлагая быстрее наполнить.
       Настроение вскоре переменилось. Через двадцать минут они стояли у телефона уже в более приподнятом духе. Геннадий накручивал номеронабиратель, а сам пояснял.
       - Без поднятия уровня культуры ничего не будет, запомни!.. Ты понимаешь, почему надо срочно возрождать ранее загубленную культуру?
       - Культуру! - хмыкнул Алексей. - Да скоро жрать нечего будет.
       - Так от этого ведь!
       - Да ты звони, звони, - посоветовал Лёха. - Что ты с этой культурой? Если у нас за столом сегодня хоть одна женщина появится, это и будет культура.
       - Не пришла, - вздохнул Геннадий, прослушав длинные гудки.
       - А больше позвонить некому?
       - Есть, конечно, - как-то нехотя ответил Гена и критично осмотрел Алексея.
       - А чё такое? - Лёха понял, о чём речь. - Неинтеллигентно смотрюсь? Да я хочу просто культурно побухать. Не надо мне ничего такого. Может, в ресторан пойдём?
       Но никуда они не пошли. Решили звонить периодически по не отвечающему номеру. Звонить до победы. Алексей между делом рассказал Гене о своей главной задаче. Достать приводные вариаторные ремни для "Буранов".
       - Для самолётов? - уточнил Гена.
       - Для снегоходов! На которых мы осваиваем колымские просторы.
       - Где-где, говоришь? На "Красном треугольнике"? Сделаем, Лёха!
       - Точно? - недоверчиво спросил Алексей.
       - Сто процентов. Даже сто пятьдесят. У меня там мой друг имеет очень крутые связи. Ещё бы он не достал!.. Ну, ты даёшь!..
       Дальше разговор пошёл неровный. С пятого на десятое. Каждый старался доказать своё понимание собеседнику. Инициатива вскоре перешла к Алексею. Алкоголь его не так сильно сморил, как Геннадия, да и голосом он был покрепче, хоть и не артист. Лёха рассказывал про родные края, про добычу золота, о проблемах жилья на севере, о том, как плохо стало с продуктами, о зиме, которая сейчас там ещё не кончилась, ещё весь лёд по рекам не сошёл, но всё-таки жить там вольготно, рыбы вал, а когда осенью пойдёт утка, то самый сенокос... Слушающий Геннадий в это время окончательно уронил свою буйную головушку.
       - Э, ну ты кончай! - Алексей растормошил его. - Давай звони. Мы сегодня хоть с кем-нибудь познакомимся?
       Геннадий показал рукой, что всё будет нормально, перешёл, шатаясь, на тахту, рядом с которой на табурете стоял телефон, грузно сел. Лёха пошёл за ним, чтобы подхватить товарища, если у того подведёт координация.
       В трубке у Геннадия, после гудков, раздался щелчок и женский голос произнёс: "Слушаю..." Гена сделал Лёхе жест, дескать, молчи, говорить буду я, лично.
       - Это ты, Гена? - вдруг спросил голосок весело. Слышно было хорошо.
       Гена улыбнулся в ответ и попытался ответить, но язык у него запутался, и получилось что-то вроде "а-гы-ну!", после чего он утвердительно закивал, да, мол, это я.
       - И ты, наверное, спешишь сообщить, что сгораешь от нетерпения меня увидеть?
       Гена попытался ещё раз что-то произнести, но у него вновь ничего не получилось. Только смех грудного ребёнка. Поэтому он ещё раз утвердительно закивал.
       - И навестить желаешь не один, а, как всегда, с хорошим товарищем, да?
       Гена кивал. Да, да, всё правильно.
       - А товарищ твой жаждет познакомиться с девушкой, а значит, я должна буду организовать для вас Марину, так что ли?..
       Гена улыбался своей собеседнице. Он был рад, что та его понимает.
       - А раньше ты позвонить никак не мог? - вдруг прозвучал не совсем весёлый вопрос. - Вчера, или позавчера? Что за привычка звонить в двенадцать часов ночи?
       Гена развёл руками. Так получилось, извини.
       - А-а, я понимаю, - засмеялся женский голос. - Каждый день репетиции, репетиции. Без сна и отдыха.
       Гена наклонил голову к правому плечу, что означало: жизнь такая, ничего не попишешь.
       - Извини, но мне такие звонки надоели! - прорвалось в трубке скрытое раздражение. - Я должна, как Золушка, сидеть и ждать? Позвонишь ты, не позвонишь!.. Один заявишься, или с компанией!.. В общем, так, птенчик мой кучерявый, сегодня ко мне приезжать не надо! И завтра. И послезавтра. И звонить больше тоже не надо. Ты хорошо меня понял, лапочка? Вот и умничка. Чао!
       В трубке тут же запикало. Гена кивнул собеседнице последний раз и начал укладывать трубку на рычажки аппарата. Получилось у него лишь с третьего раза.
       - Вот женщина! - восхищённо сказал Алексей. - Без слов всё понимает.
       Гена сделал руками поясняющий жест, означающий, что да, вот такие у нас замечательные женщины. После чего тело его начало клониться, пока не завалилось на тахту.
       - Ты чего, Гена? - Алексей тряхнул его за плечо.
       Но Гена не реагировал. Тело его само собой заворочалось, устраиваясь поудобней. Лёха сначала удивился, что собутыльник так быстро выключился из боевых рядов, но потом вспомнил, что Гена уже пришёл с репетиции в подпитом состоянии, пояснив, что был день рождения у кого-то из товарищей по искусству.
       - То же мне, артист! - презрительно хмыкнул Лёха.
       Он походил по комнате, рассмотрел в окно буйную зелень деревьев, раздумывая, чем бы заняться. Даже выпил не от желания, а от не знания, что делать. Пить в одиночку Алексей Путинцев не умел и не уважал тех, кто этим занимается. Потом он всё же снял трубку и принялся набрать известный номер. Но после трёх первых цифр возникли сомнения. А что я ему скажу? Что загулял? В ответ начнётся, как так, почему один, почему без него, почему не у него дома, да мы тут волнуемся, да как тебе не стыдно, ля-ля-ля, пи-пи-пи!.. Да пошёл он!
       - А чего я мучаюсь? - вдруг хохотнул Лёха. - Есть же телевизор.
       Телевизор был старенький, чёрно-беленький, и работал давно, просто Гена выключил звук, чтоб не мешал высокому общению. Алексей вспомнил про славную на всю страну программу ленинградского телевидения. Славную отважной революционностью. Он нашёл её, но минут через десять программа ему наскучила. Говорили там решительно и бесстрашно, но чувствовалось, что говорили давно и не скоро закончат.
       - Спать, что ли лечь? - подумал вслух Лёха.
       Зевнул и стал искать место, где бы пристроиться. Тахта в комнате Геннадия имелась одна, другой мебели для сна не было. Были стулья, которые можно составить вместе, но эту идею Алексей тут же отбросил. Он не впишется своими габаритами на ложе из стульев, и, не дай Бог, поломает. Оставалось передвинуть спящего Геннадия к стене, чтобы улечься на тахте с краю. Гена, когда его перекатили на один оборот, что-то отчаянно простонал.
       И словно в ответ на его призыв раздался телефонный звонок.
      
      
       8
      
       У Лёха даже ёкнуло что-то внутри от неожиданности.
       Звонок повторился. "Может быть, соседка возьмёт?" - предположил Лёха, но тут же вспомнил рассказ Геннадия о телефоне в его коммунальной квартире, которому он специально приделал длинный шнур, чтобы уносить в свою комнату для разговоров после двадцати двух часов, так как бабке-соседке всё рано никто в это время не позвонит.
       После четвёртого звонка Алексей начал было трясти Гену, но понял, что это бесполезно и решил переждать звонки. Он стоял над телефоном и смотрел на него до тех пор, пока тот не успокоился. Словно под воздействием лёхиного гипноза. На тахту Алексей прилёг осторожно. Она, тем не менее, заскрипела, не привыкла к такому крупному клиенту.
       И тут опять!
       Алексей встал и взял трубку.
       - Хм-кха-гхы, - вырвалось у него от волнения.
       - Гена? - спросил рассерженный знакомый голос. - Вы там спите, что ли? Звоню, звоню!.. Вы ещё не спите?
       - Нет, - ответил Лёха.
       - А, это не Гена, - догадалась женщина. - Это его товарищ? А где Гена?
       - Он это самое... Вышел!
       - Куда вышел? Надолго?
       - Ну, это самое... В туалет! - вновь нашёлся Алексей и остался доволен своей сообразительностью.
       - Он только что мне звонил. Вместе с вами, как я понимаю, да? Как вас зовут?
       З - Алексей.
       - Так вот, Лёша, я сказала ему, что ко мне в гости лучше не надо. Но мы можем приехать к вам в гости. С моей подругой. Она тут вдруг объявилась. Если вы не против, конечно.
       - Да, да, это самое! - Алексей даже поперхнулся и закашлялся от большого глотка воздуха. - Приезжайте, конечно, приезжайте!..
       - А что у вас есть? - игриво спросил голосок. - У вас что-нибудь ещё осталось?
       - Да есть, есть! - загудел призывно, как пароход, Алексей. - Коньяк, водка есть! Всё есть!
       - О, ну, если коньяк, тогда мы едем. С одним условием. Вы оплачиваете нам такси.
       - Конечно, вы чё!..
       - Где там Гена? Ещё не подошёл? Лёша, вы проследите, пожалуйста, чтобы он в туалете не заснул. У него есть такая привычка. Всё, мы выезжаем. Будем минут через двадцать
       - А вы знаете куда? - закричал взволнованно Алексей, предчувствия нелепый поворот будущих событий. - Потому что я не знаю!..
       Но было поздно. В трубке заиграло пи-пи-пи. Однако на душе зазвучал мотив ля-ля-ля.
       Алексей начал остервенело будить Геннадия. С небольшими промежутками для отдыха. Чего он только не делал с безвольным, и порой слабо сопротивляющимся телом. Распалившись не на шутку, Алексей сообразил, что надо всё-таки полегче, это уже походит на пытку. Но как полегче, если он не просыпается, хоть ты его четвертуй. А женщины вот-вот должны подъехать. Их же как-то надо встретить. Вдруг они не знают адреса? Сумбурные предположения прервал звонок из прихожей.
       - Знают, - облегчённо вздохнул Алексей, смахнул пот со лба, быстренько поправил на спящем одежду и пошёл открывать.
       Миловидное остроносенькое женское личико с умеренным слоем косметики весело спросило.
       - Вы Лёша? Здравствуйте. Внизу такси с Мариной. Надо расплатиться.
       Алексей буквально покатился вниз по лестнице.
       Шофёр "Жигулей" назвал сумму, которая показалась Алексею сказочно маленькой и он протянул на три рубля больше.
       - Зачем так много-то7 - улыбнулась ему выбравшаяся из машины пышнотелая и пышноволосая Марина.
       - Да ладно, - галантно развёл руками Алексей, чувствуя, как у него внутри всё подобралось в желании угождать этой женщине.
       Марина понравилась сразу. У неё было приятное лицо. Не хуже чем у жены, отметил про себя Алексей. А тело так даже поминиатюрней. И, что особенно ценно, соответствующий возраст. Это не молодая размалеванная мурка, лениво вякающая на тошнотворном жаргоне и пыхающая табачным дымом. Таких Алексей уже насмотрелся в городе-герое. Перед ним был человек с жизненным опытом, всё понимающий и компанейский.
       На лестнице он замешкался.
       - Ой, я же этажа не помню!..
       - Выше, выше, - произнесла весело Марина и пошла вперёд.
       Дверь квартиры было открыта, на пороге ждала остроносенькая подруга Марины. Покачав головой, она прошептала.
       - Вы по лестнице так ломанулись, что, наверное, весь дом догадался, что это опять к Гене гости приехали.
       В комнате она подсела к спящему, потрясла его, похлопала по щекам и сокрушённо усмехнулась.
       - Всё понятно. Давно он рубанулся?
       Лёха догадался. Слово "рубанулся" означает то же, что и "отрубился". Ответил он прямо.
       - Ещё тогда. Когда вы звонили.
       - В туалете? Так я и знала. А потом вы её перенесли сюда?
       - Да, согласился Лёха и протянул руку. - Лёша. Алексей.
       - Лида, - игриво представилась одна.
       - Марина, - улыбнулась другая.
       За столом выяснилось, что обе женщины уже побывали в замужестве и быстро вышли оттуда. Одна без особых потерь, а сыну Марины уже скоро десять. С Геннадием они старые, добрые, близкие и нежные друзья. Он когда-то аккомпанировал на баяне народному хору, в который ходили Лида с Мариной. Лёха тут же попросил спеть.
       - Ещё не ивнинг, - сказала Лида, доставая сигареты.
       - А я с ним в кабаке познакомился, - вдохновлено разливал спиртное Алексей. - Только там на баяне другой играл. А Генка пел. Хорошо пел, между прочим. Мне понравилось.
       - Он у нас все ру-уки мастер, - как-то злорадно протянула Лида.
       И бросилась в очередной раз будить спящего. Она его даже за грудки приподняла, сотрясая, но потом швырнула и воскликнула гордо.
       - Да пошёл он!
       Дальше выяснилось, что подружек большим количеством спиртного не напугать. Быстро кончилась бутылка коньяка, ополовинилась большая "Сибирской", а женщины были, как говорится, ни в одном глазу. Причём почти без закуски. Лишь покуривали. Алексей рассказал им про своё колымское житьё-бытьё. Он старался повеселее, поигривее, но заметил, как переглянулись гостьи между собой после очередной шутки, но улыбнулись вовсе не ей. "Наверное, думают, какой же я валенок со своим юмором", - догадался Лёха, быстро завершил начатый рассказ и вновь разлил.
       После очередной попытки разбудить хозяина, Лида ещё раз вымолвила "Да пошёл он!", после чего, сев за стол, язвительно спросила.
       - Гена как обещал? Что будут стопроцентные подруги, да? Что будет всё путём, вы приедете ко мне, у меня две комнаты, две отдельные кровати... Так он говорил?
       - Да ничего он не говорил, - посерьёзнел Лёха.
       - Да не надо, не говорил! - продолжился допрос. - Не говорил про две комнаты? Не говорил, что девушки без комплексов? Что с ними можно всё, что захочешь?
       - Ты что, пьяная, что ли? - оборвала её Марина. - Говорил, не говорил, какая разница? Вот пристала к человеку.
       Алексей посмотрел на неё с благодарностью. Даже захотелось обнять из уважения к её деликатности.
       - Да надоело всё! - вскочила Лида, подошла к тахте, но остановилась, раздумывая, будить или не будить. - Ну, и чёрт с тобой, спи! - крикнула она в результате, вернулась к сидящим, но лишь облокотилась на свой стул, выдавив при этом неприятную улыбку. - Ну, всё, рады были познакомиться, нам пора.
       - Да подождите! - непроизвольно вырвалось у Алексея.
       - Да что ты в самом деле? - поддержала его Марина.
       - Посидите, - попросил Лёха больше её, чем Лиду, и потянулся за пакетом. - У меня ещё есть.
       - Ах, ещё есть? - заулыбалась Лида более естественно. - Нам пора, конечно... Или посидим? Ладно, посидим. Так уж и быть.
       Алексей разлил. А когда выпили, ещё раз попросил спеть. Подружки затянули тихо и красиво. Так красиво, что Лёха подхватил. Песня тут же оборвалась.
       - Лёша, соседи ведь.
       - Ладно, ладно, не буду. А вы пойте. Пойте, а то не налью.
       Подружки очень старались уследить за громкостью, но всё же не уследили. Из коридора в дверь комнаты постучали, и обозлённый голос требовательно запричитал.
       - Гена, ну, сколько можно одно и тоже?.. Сколько тебе говорить?.. Вы что там с ума все посходили?..
       Женщины засобирались после опустошения второй бутылки водки. Алексей, не смотря на протесты, пошёл провожать. На лестнице Марина взяла его под руку. Время было раннее, прохладное и светлое. На улице троицы запела более непринуждённо. Машин не было, и они ушли довольно далеко.
       - Ну, давайте сегодня ещё встретимся, давайте? - уговаривал Алексей. Марина прижимала его руку к своей груди, и это вдохновляло.
       - Я всё куплю!.. Давайте, а, девчонки?
       Первая выскочившая из-за угла машина вежливо остановилась.
       - Мы позвоним, - сказала Марина и чмокнула его в щёку.
       - Вечером позвоним, ждите, - подтвердила Лида. - Соберёмся у меня. Всё-таки квартира. Вот там уж споём. Там никто не помешает. У тебя три рубля не найдётся?
       - Конечно, конечно!..
       - Ну, пять - это много. Ладно, пусть будет пять. До вечера.
       И она тоже чмокнула его в щёку. А Марина помахала из-за стекла рукой.
       Алексей смотрел вслед машине, пока она не скрылась. Он был пьян. Но не от алкоголя. От переполнявших его чувств. Идя обратно, он представил в поющем воображении, как окажется в двухкомнатной квартире Лиды, где он постарается в основном молчать, пусть они шутят и балагурят, раз уж считают себя артистами, а он не дурак, он заметил, что Марина чаще к нему обращалась, когда он молчал, поэтому пусть лучше сами, а он будет лишь отвечать, чтобы не ляпнуть какой-нибудь лишней шутки, а потом вдруг окажутся в отдельной комнате, хотя сейчас об этом лучше не думать, потом не так обидно будет, если они в этой комнате не окажутся, а ведь тело у неё такое приятное, так и вспыхивают в памяти воспоминания, когда она сбоку прижималась!..
       Мечтания оборвались, внутри даже похолодело. Он вошёл не в тот двор. Заблудился всё-таки. Алексей вышел на улицу, прошёл вперёд и вошёл в следующую подворотню. И этот двор был похож, но не тот. Теперь Алексей понял, что пьян не только от чувств, но и от выпитого. Он обследовал все дворы до самого перекрёстка. Ничего не совпадало. Тогда он усомнился в правильности улицы, на которой искал. У него была неплохая память, но он не помнил ни её названия, ни номера дома. Он не помнил их потому, что ни разу не слышал. Помнил только номер квартиры. Когда уходили, он закрывал дверь ключами Геннадия, которые сейчас крепко сжимал в руке, и посмотрел на номер специально. А потом, когда Марина взяла его под руку, ориентация потерялась и на номер дома он не взглянул. Да и не думал он, что они уйдут так далеко. Рассчитывали поймать машину тут же. Что посадит их и сразу вернётся. Не собирался он песни петь.
       Алексей разволновался. Даже под сердцем давить начало. Ведь если он не найдёт жильё спящего Геннадия, то... Последствий возникало много. Главное - вечером не состоится встреча с Мариной. Они позвонят, а его-то нет. Не вернулся, заблудился, таёжник хренов. Кроме того, у Геннадия остался его пакет, а в нём кошелёк, в котором осталось и ещё довольно много. Это будет уже второй денежный подарок городу на Неве. Третье - это ключи, которые он вернёт хозяину. Обстоятельство заставляющее терзаться, хоть и мелочь по сравнению с кошельком и Мариной.
       Алексей решил обшарить все дворы на ближайших улицах. Благо время светлое, конец мая. И тепло, зелень. Всё-таки конец мая не на Колыме. Лишь бы дождь не начался. Хотя для него, заядлого рыбака и охотника, дождь не помеха, но он почему-то нервничал.
       Через час поисков он спросил у одной из ночных парочек, где находится улицы Восстания и станция метро, выходящая на Невский проспект. Там, у выхода этой станции, они встретились вчера вечером, после чего Гена повёл к себе пешком. Алексей решил восстановить путь по зрительной памяти. Но и этот эксперимент закончился неудачей. В нагромождении старинных домов, с разными дворами и запахами, знакомого не находилось. Перед глазами стояло лицо Марины, которая осуждающе покачивала головой и тихо шептала: "Какой же ты..." И дальше любой из тех слов, которые Лёха адресовал себе.
       Выйдя ещё раз к станции метро, он сел на гранитные ступени. Решил отдохнуть и подождать. Ждать, когда оно откроется и к нему, возможно, выйдет Геннадий. По дороге на работу. Тут же мелькнуло сомнение. А нужно ли ему сегодня на работу? Во сколько у него начинаются эти чёртовы репетиции? Наверняка, не в восемь утра. Самое малое, в десять, а сейчас только начало шестого. Так что ему торчать на ступенях целые день. Много не высидишь, ступени холодные.
       Когда станция открылась, и оттуда заторопились люди, пришла главная догадка. Алексей даже засмеялся над самим собой. Как же он сразу об этом не вспомнил! Он вытащил из кармана горсть мелочи, отобрал три двухкопеечные монеты и подошёл к телефону-автомату. Выглянувшее солнце обдало бодростью. Но сильно захотелось пить.
       - Я слушаю! - прозвучал в трубке хмурый голос брата и только тут Алексей понял, что нужно было сначала обдумать, спланировать разговор, что и как сказать, а потом только накручивать цифры. Но уже всё, время пошло, надо отвечать. Прозвучал ещё один выкрик. - Алло, кто это?
       - Это я. Привет.
       - Лёха?! - прозвучало возмущённо в трубке и последовало раскатистое. - Та-а-а-ак!
       - Да, да, Лёха. Тридцать лет уже Лёха. Только ты не кричи давай. Давай поговорим нормально?
       - А как, скажи, с тобой нормально разговаривать? Нет, ты скажи, как с тобой нормально разговаривать?
       "Начинается!" - простонал Алексей.
       - Ты сказал, что остановился в гостинице. В какой гостинице, скажи, пожалуйста? Я ведь все гостиницы обзвонил. Тебя нигде нет.
       - Ну, не в гостинице я остановился, ну что теперь из этого8? У друга я остановился.
       - У какого ещё друга?
       - Я тебе потом объясню. Выслушай сначала.
       - Когда потом? Я сейчас ухожу на работу. Вечером объяснишь? Когда?
       - Вечером? - переспросил Лёха, быстро соображая. - Нет, вечером я буду занят. Послушай, подожди...
       - Чем ты будешь занят? Что значит, подожди?
       - А то и значит! - не выдержал Алексей. - Ты можешь сначала выслушать? Дай хоть слово сказать. Орёшь только.
       - Ну, хорошо, я слушаю, говори.
       - Понимаешь, я тут был у Генки...
       - У какого ещё Генки?
       - Ну, ты выслушай сначала! У какого, у какого!.. У того, что в ресторане пел.
       - Та-а-ак! - вновь раскатилось в трубке.
       - Да не такая ты, я же тебя прошу! Чего ты такаешь?
       - Хорошо, говори дальше.
       - Ну, тут получилось, в общем... Я вышел от него... Недавно... Он дома спать остался... А у меня ключи от его квартиры, понимаешь?.. Он кинется, а меня нет. Где меня искать? Он позвонит к вам, потому что у него ваш номер записан. Он начнёт меня искать, потому что вечером должны позвонить бабы...
       - Какие ещё бабы?!
       Лёха аж взвыл от досады, что это слово вырвалось непроизвольно.
       - Какие ещё бабы, Лёха?! - гремело в трубке. - Ты что, обалдел? Ты разве не знаешь, что наш город по венерическим заболеваниям город-герой?
       Терпение у Алексея лопнуло. Он швырнул трубку на металлический рычаг. А потом стукнул себя по лбу.
      
      
       9
      
       Когда зазвонил телефон, Виктор чистил зубы после завтрака, по установленному режиму борьбы с кариесом. Он менее всего ждал звонка от Алексея в этот утренний час. Всё связанное с ожиданием известий от брата перекипело у него вчера вечером и ночью. И не только у него.
       Вернувшись с работы, он ещё на пороге увидел встревоженное лицо жены.
       - Не звонил? - спросил он.
       - Он приходил утром, - ответила Тоня. - Когда ты ушёл. Только ты вышел и тут он. Собрал кое-что из вещей и не знаю, куда... Обещал тебе на работу позвонить. Сказал, что снял гостиницу.
       Узнав, что звонка на работу не было, Тоня завелась.
       - Ты можешь, наконец, ответить, что между вами произошло? Я уверена, что всё из-за тебя. Ты порой бываешь очень груб. Расскажи. Я должна всё знать. Что случилось?
       Виктор тяжело опустился на ящик для обуви и вспомнил, что между ними ничего серьёзного не произошло. Они просто обиделись друг на друга. Но из-за чего? Какой-либо веской причины не припоминалось.
       Да как же это внутри-то у нас устроено, размышлял Виктор, что из-за любой ерунды, чуть шевельни, столько мути сразу со дна поднимается, а вокруг могут и бури происходить, пожары несправедливости, а мы будем только отмахиваться, да пропади всё пропадом, зарасти травой, раз уж вы все такие гадкие, то держитесь от меня подальше, не надо меня касаться, потому что моё болото хорошее, и я его свято берегу. Вот ведь!
       Тоня повторила вопрос.
       - Да ничего не было! - огрызнулся Виктор. - Ему надоело спать на кухне, видите ли. Я виноват, что у меня квартира маленькая? В цивилизованном городе, в конце двадцатого столетия, я, квалифицированный инженер-специалист, способный возглавить крупное объединение, не могу родного брата принять!
       - Неужели из-за этого? - не поверила Тоня.
       - Да нет, конечно, - вздохнул Виктор. - Не из-за этого. Он не сказал, в какой гостинице? - А после отрицательного ответа вскочил. - Что же ты не спросила? Тоже мне! Спросить ты могла?
       - Да ты пьяный никак? - посуровела Тоня. - Вчера понятно, а сегодня что? Опять на работе?
       - Сразу - пьяный! - всплеснул руками Виктор. - Ничего я не пьяный. Ну, выпили немного. Я что, права не имею? Хоть раз в жизни выпить с тем, с кем хочется?
       А выпили они после работы с Димкой Иткиным, со своим коллегой по производству. На работе произошли неприятности, подпортившие и так никудышнее настроение. Виктор Путинцев с группой единомышленников из отдела не так давно подали в управление новые расчёты по начислению оплаты труда, отличающиеся от системы начисления по коэффициенту трудового участия. И вот сегодня их вызвали на техсовет объединения, где расчёты вернули. Всё было переправлено и перечёркнуто, а на полях красовались пояснения с восклицательными знаками, говорящие, что так нельзя, и с вопросительными, удивляющиеся, неужели вы не знаете, что так нельзя? Очередная попытка повысить заплату в цехе, и, естественно, в их отделе, потерпела неудачу. И больше всех досталось ему, Виктору. Потому что именно он возглавил практическое осуществление расчётов. Хотя его товарищ Дима Иткин был теоретическим инициатором. Но когда дошло до вопроса "Под чьим руководством группа работала?", Виктор, взглянув на Иткина, прервал кабинетное молчание твёрдым "Я!" Тут на него и понеслось. Когда вернулись в цех, Дима Иткин принялся успокаивать Путинцева. Стоящие и сидящие вокруг ругались, не стесняясь женщин, потому что женщины ругались тоже. Перебрав все у3тишительные обороты, Иткин посочувствовал.
       - У тебя ещё и с братом неприятности...
       - Ну, вот ты специально, что ли? - заорал на него Виктор. - Чтобы мне ещё хуже было?
       - Да ты что, старик, я же наоборот, - опешил Дима, а потом наклонился и прошептал. - Слушай, пошли, врежем?
       - Давай, - согласился Виктор.
       - Тогда иди, отпрашивайся у Гаврилыча. Меня он не послушает.
       Гаврилыч, начальник инженерно-технического отдела, заместитель начальника их огромного цеха, относился к разработке Иткина-Путинцева с большим сочувствием, сам был заинтересован в повышении зарплаты, но на техсовете, когда генеральный задал вопрос непосредственно ему, ушёл в сторону, не стал защищать, ответил, что предоставил лишь возможность творить в свободное от работы время
       Виктор подошёл к Гаврилычу и сказал напрямую.
       - Мы с Иткиным уходим.
       - Увольняетесь? - испугался Гаврилыч. - Ну, ребята, вы что?
       - С работы сейчас уйдём! Пораньше.
       - Подождите, мужики, - Гаврилыч добавил своё любимое словосочетание про "мать". - Я летучку должен провести через полчаса.
       - Да пошёл ты со своей летучкой, - отмахнулся Виктор, понимая, что уйти будет возможность только после этого мероприятия.
       Во время короткого собрания руководства цеха, слушая проникновенные убеждения Гаврилыча, Виктор поразился схожести его оборотов речи с теми словами, которые недавно звучали на техсовете, и звучат из уст верховных правителей страны по телевизору. Он шепнул об этом Иткину.
       - А я тебе про это ещё в прошлый раз говорил, - шепнул в ответ Иткин.
       - Так надо же снимать. Убирать.
       - Кого? Верховного председателя, генерального или Гаврилыча?
       - Сначала Гаврилыча., - усмехнулся Виктор.
       - А кого на его место?
       - Хотя бы тебя.
       - Вот уж, спасибо, - хмыкнул Иткин. - Я прогибаться перед нашим генеральным не намерен.
       - Вы о чём шепчетесь, Путинцев? - прогремел вопрос Гаврилыча.
       - Да так, о наболевшем, - нехотя ответил Виктор.
       - Вот и помолчите! Я сейчас закончу и дам возможность высказаться каждому.
       Они промолчали ровно минуту и Димка вновь шепнул.
       - А может быть, тебя? На место Гаврилыча?
       - Меня? Смерти моей хочешь? Я же сразу начну борьбу с нашим генеральным. Пока он над нами ничего не изменится.
       - Генерального тебе не свалить. Его Москва утвердила.
       - Значит, остаётся одно. Нажраться.
       Купили они на удивление спокойно, без толкотни и давки, простояв лишь минут двадцать в очереди. На вопрос о месте распития, Виктор хотел предложить поехать к нему, на красную рыбу, к тому же о пропавшем брате хотелось узнать поскорее, но вспомнил, что когда-то жена Тоня просила Иткина больше в гости не приглашать. Дима хотел предложить свой вариант, но тоже вслух его не произнёс. В результате нашли уютный дворик с детской площадкой.
       И вот тут началось.
       - В чём вы нас обвиняете, в чём? - разгорячился Иткин. - Что мы устроили вам революцию? А не вы ли сами перебили друг друга, брат брата? Хотя среди наших такое тоже было. Когда еврей убивал еврея.
       - Вот! - вскричал Александр. - Вот в чём корень! Вы изначально делите всех на "наших" и "не наших". Своих, какими бы не были, вы гордитесь, а над другими только насмехаетесь.
       - Ну, и что в этом плохого?
       - Вот видишь. Себя вы оправдываете во всём. Но другим не прощаете ни грамма. От нас вы требуете покаяния...
       - А что, вы разве не считаете нас чуть ли не потенциальными врагами?
       - Ну, ты загнул, - удивился Виктор. - Вот же я сижу перед тобой. Я же не считаю тебя врагом.
       - Мы говорим о проблеме вообще. При чём здесь ты или я?
       - Подожди, - возразил Путинцев. - Всё начинается с нас. Мне импонирует ваше единство. Ваша сплочённость и взаимопомощь. Русским такой сплочённости не хватает. Но вы почему-то не прощаете такой же сплочённости другим.
       - С чего ты взял?
       - Любые национальные единства вы тут же охаете и заклеймите шовинизмом.
       - Да потому что вы объединяетесь не для того, чтобы строить нормальную жизнь, а для того, чтобы громить врагов. И долгими поисками этих врагов себя изводите. Увидели еврея, ага, вот он враг, всегда под рукой, всегда здесь. Что, не так? Объединяться нужно с умом, а не для того, чтобы размахивать дубиной.
       - Согласен. Есть такие. Но и вы в своей солидарности вознеслись слишком высоко. Так высоко, что, повторяю, призывая всех к покаянию, сами каяться в своих грехах не собираетесь. Мания божественности, безгрешия. Это же страшная штука. И вы несёте эту заразу. И она развилась на социалистической основе. Согласись?
       - Не соглашусь никогда, - мотнул лысеющей головой Дима. - Эта зараза была у вас самих. И расцвела, подкормленная навозом коммунистических идей.
       - Да, - вздохнул Путинцев. - С тобой не договориться.
       - Это с тобой не договориться, - ответил Иткин и плеснул в два портативных пластиковых стаканчика. - Поднимай.
       - Хорошо, - взял свой стаканчик Виктор. - Согласись тогда с другой аксиомой. Антисемитизм, как явление безусловно одиозное, есть порождение не только тех, кто ненавидит евреев, но и самих евреев.
       - Не понял, - помрачнел Иткин. - Антисемитзм - это порождение тупости.
       - Подожди. Как так получается. Антисемитизм есть у русских, есть у немцев, есть у французов, у многих народов, у арабов...
       - Ну, ты этих-то не бери, - поморщился Дима.
       - А что, они не люди? Ты успокой свои эмоции. Тебе неприятно, но иначе не договориться. Не прийти к исходной точки. Подумай сам. Ни к какому народу, как к евреям, не встречается таких мощных вспышек недоброжелательства.
       - Встречается. К неграм. Называется расизм.
       - Ну, хорошо, хорошо. Ты дослушай. Если это тупость, как ты говоришь, то, что выходит? Что все эти народы беспросветно глупы? И русские, и французы, и немцы? Неужели вспышка их недовольства не следствие чего-то? Не поведение самих евреев? Не всех, я говорю не обо всём народе, а лишь о тех лидерах, которым тоже не дают покоя великонациональные идеи. Ведь порой бывают очень наглые выходки. Несовместимые с какими-либо этическими нормами других народов. Согласись.
       - Не соглашусь, - не согласился Иткин. - Глупость всему виной. Нежелание понять, задуматься.
       - Ты не понял. Я говорю, что не ваш народ виноват, как таковой. Я так не считаю, успокойся. А виноваты ваши чрезмерно агрессивные деятели. Из-за них обвиняют весь народ. Точно такие же, как наши чрезмерно дубоголовые. Согласись, что дерьма среди любого народа хватает.
       - Не соглашусь, - гордо выпрямился Иткин. - Среди нашего народа дерьма нет.
       Виктор посмотрел на него и почувствовал, как внутри поднимается знакомая горячая волна. Надо сдержаться, сообразил он. Волна улеглась. Но не вся.
       - Раз так, то пошёл ты знаешь куда? - и он выплеснул содержимое стаканчика.
       Дима Иткин захлопал глазами.
       - Подожди, подожди, Витька. Ну, хорошо, хорошо, согласен. Дерьма и среди нашего народа хватает.
       Путинцев посмотрел внимательно в его глаза.
       - Ну, честно вот говорю, - и Дима прижал руку со своим стаканчиком к груди. - Вот те крест. - Он тут же поморщился. - Только прошу, не надо задавать вопрос, крещёный я или не крещёный.
       - Тогда давай выпьем, - выдохнул из себя весь углекислый воздух Виктор. Он налил себе, долил в стаканчик Диме и приобнял Иткина свободной рукой. - Димка, мы с тобой проработали вместе уже десять лет. И в сладкие годы застолья и после. Почему же теперь, в горькие годы перестройки и перекройки тришкиного кафтана, между нами начинает всё рваться? Почему? Поверь мне, я отношусь тебе точно так же. А вот в твоих глазах всё время вижу недоверие. Ты смотришь на меня порой с каким-то сожалением. Или с пренебрежением, что ли? Даже понять не могу. Почему ты мне не веришь?
       - А ты мне веришь? - тихо спросил Дима.
       Путинцева вопрос буквально парализовал. Он вспомнил, что сегодня, четыре часа назад, на техсовете, когда генеральный задал вопрос, кому принадлежит идея и руководство работы по новым расчётам, у него возникло вдруг ощущение, что Иткин промолчит, откажется, или свалит всё на него, что ещё хуже, начнёт юлить, изворачиваться... Почему вдруг возникло ощущение возможного предательства? Ведь никогда за всю из совместную работу Дима такого не совершал. И вот он, Путинцев, почувствовал возможность такого поступка. Испугался даже и решительно заявил.
       - Я! Группу возглавлял я.
       Там среди зелени детской площадки, их взаимные объяснения в преданности, тем не менее, закончились разладом.
       - Для чего мы затеяли всё это? - возмущался Иткин на прощанье. - Хотели же просто выпить. Кто тебя за язык тянул?
       - Меня?! - возмутился пьяненький Виктор. - Ты же сам первый начал.
       - Да нет, не я, а ты первым начал. Евреи, евреи!..
       - Это ты первый начал. Вот вы, русские!..
       Они разъехались, каждый сожалея о произошедшем. К чему, действительно, нужен был этот разговор? Неужели поговорить больше не о чем? Посидели бы тихо, спокойненько нажрались, и были бы довольны, радовались жизни. Нет, пожалуйста, устроили какую-то национальную разборку, в результате которой разъехались по домам трезвыми и оплёванными.
       В квартиру Виктор заходил сердитым на собственное занудство и привычку всех поучать. А когда вошёл, получился неприятный разговор с женой насчёт Алексея, дошедший почти до скандала. Остановились оба, когда услышали всхлипывания в углу. Это заплакала Наташенька. Ругаться перестали, но и мирные разговор не клеился. В молчании просидели до позднего часа. Ужин не пошёл, обошлись чаем. Потом Тоня уложила кое-как Наташеньку, девочка разнервничалась и не могла уснуть, а через полчаса пришлёпала на кухню в ночной сорочке и, не открывая глаз, пролепетала взахлёб.
       - Мама, я знаю, почему дядя Лёша обиделся. Потому что я у него попросила игру электронную, да? А надо ему сказать, чтобы он не думал, что я попрошайка, что я отдам ему эту игру для его мальчишек, чтобы он её своим мальчишкам подарил, мне же ведь не жалко, ведь правда ведь?
       - Да спи ты, лунатик, - со слезой в голосе простонал Виктор.
       Появление спящего ребёнка и его жалобный монолог примирили супругов. Завязался сумеречный разговор. Свет зажигать не хотелось.
       - Хорошо, я не прав, - признался вполголоса Виктор. - Я готов извиниться. Даже пасть на колени. Сказать: прости, брат. Но где этот олух царя небесного?
       - И ещё, знаешь, Вить, - советовал Тоня. - Надо ему подарить что-нибудь. Подарок - это очень важно. Ты напрасно всегда отмахиваешься, говоришь - ерунда. Не ерунда. Он все-таки, сколько рыбы привёз. А мы? Давай подарим ему кофемолку? Ту, которую тебе на тридцать лет подарили. Всё равно мы ей не пользуемся. Кофе нет, так что давай подарим. А, Вить?
       - Думаешь, у них есть кофе? Тоже чай пьют. В основном индийский.
       - Неважно. Если есть индийский чай, значит, есть и кофе. А вещь всё-таки электрическая, дефицитная.
       Заснул Виктор под утро, часа в четыре. А в шесть сработал будильник. Когда он начал чистить зубы, после сладкого чая, зазвонил телефон. "Кого это в такую рань?" - тяжело проворчал он. Про Алексея он даже и подумать не мог. А это неожиданно оказался он.
       Виктор говорил спокойно, даже оценивал со стороны своё спокойствие, прикидывая, можно ли сейчас на такой него тон обидеться. О гостиницах, которые он якобы проверил, у него сорвалось непроизвольно, однако Лёха поверил. Так же спокойно он задал вопрос.
       - Когда ты мне всё объяснишь? Я сейчас ухожу на работу. Вечером объяснишь?
       - Вечером я буду занят, - выдал в ответ Лёха.
       Внутри прокатила знакомая горячая волна.
       - Чем ты будешь занят?
       Он даже хотел крикнуть, что сели они с Тоней ещё одну ночь из-за него проведут без сна, то пусть потом лучше даже на порог не является. Сдержаться удалось каким-то чудом. Но когда Лёха вымолвил про "баб", с которыми у него что-то вечером...
       - Слушай ты, идиот! Ты разве не знаешь, что наш город является городом-героем по венерическим заболеваниям? Не знаешь? Так вот я тебе об этом говорю!.. И пойми это, пожалуйста, своей башкой, если она у тебя способна хоть что-то понимать!.. Тебе наплевать на меня - чёрт с тобой! Но трепать нервы Тоне ты не имеешь права, и я тебе этого не позволю!.. Поэтому!.. Я не хочу знать, где ты находишься, меня это не волнует, это твоё дело!.. Но чтобы ты немедленно был здесь, понял?..
       Из трубки понеслись короткие гудки. Виктор оглянулся. На него с упрёком смотрела Тоня. Лицо у неё было, как у человека объявившего голодовку. Виктор швырнул трубку, хлопнул себя руками по бокам и, опережая слова жены, как бы передразнивая готовящийся укор, воскликнул.
       - Я, конечно же, опять не так с ним разговаривал!
      
      
       10
      
       Алексей проснулся, вскочил. Внутри прочно сидела тревога. Собирая разбегающиеся мысли, осмотрелся. Всё верно, он на кухне в квартире брата. А телефон так и не позвонил.
       - Слушай ты, идиот! - звенел в ушах голос Виктора. - Пойми своей башкой, если она у тебя способна ещё понимать!.. Чтобы ты немедленно был здесь!.. Мы сейчас уйдём на работу!.. Я четыре Тоня уже будет дома, она заберёт Наташу с продлёнки... Чтобы ты к этому времени был тут... Ключ у тебя есть!.. Если тебе наплевать на меня - чёрт с тобой!.. Но Тоне трепать нервы я не позволю!.. Понял?.. Понял?.. Понял?.. Понял?..
       Слово резало слух короткими гудками. А телефон так и не позвонил. А ведь ради него, ради телефонного звонка от Геннадия, он приехал сюда, на квартиру. А не потому, что на этом настаивал брат. Наоборот, Виктор своими приказами довёл до того, что пришлось швырнуть трубку. Он, конечно, тут же об этом пожалел. Даже двинул себя кулаком по лбу от досады. Но потом, повторив несколько раз в мыслях и шёпотом все неприличные слова и выражения в адрес себя и брата, и города с его мельтешащими жителями, он сообразил, что поехать на квартиру к брату будет разумнее всего. Он и позвонил-то брату, чтобы предупредить о возможном звонке от Геннадия. Ведь тот проснётся и начнёт выяснять, куда исчез друг-колымчанин. Поэтому следовало приехать и дождаться звонка самому. Что он и сделал. Приехал. Вошёл. Умылся. Побрился станком брата. Затем прилёг в ожидании на знакомую раскладушку на полу кухни и уснул. И вот проснулся в поту и тревоге. А вдруг он проспал и не услышал звонка? Запросто. Или не могло такого быть?
       Лёха глянул на часы. Четырнадцать восемнадцать показывало электронное табло. Значит, проспал! Звонок был, наверняка. Он собирался ждать до двенадцать, ну до часу, не больше. Времени вполне достаточно, чтобы проснувшийся Гена сообразил, куда позвонить. Как хорошо, что он именно сейчас проснулся, а не позже, когда вернулась бы с работы Тоня и начала задавать вопросы. Вопросы, от которых стало бы ещё хуже, чем сейчас. Вопросы, на которые пришлось бы врать, изворачиваться. Не скажешь же ей, что заторчал у знакомого, который вырубился, а потом приехали бабы, а я, дурак, попёрся их провожать, и не запомнил адреса дома, поэтому не попал к спящему хозяину, ключи от квартиры которого болтаются сейчас в кармане пиджака... Но что самое обидное во всей этой кутерьме!.. То, что его так ловко облапошил с деньгами джинсовый?.. Или жалко кошелька, оставленного у Геннадия?.. Или обидно, что не состоится встреча с Мариной?.. Или всё-таки разлад с братом обиднее всего?..
       Алексей открыл чемодан и облегчённо вздохнул. Паспорт был на месте, а с ним и остальная сумма денег. Алексей собрал свои вещи с кухни, защёлкнул чемодан и покинул квартиру. На столе он оставил записку.
       "До свидания. Спасибо за всё. Простите. Улетаю к родителям. Достал билет на сегодня. Ключ в почтовом ящике".
       Улететь и таким образом порвать все недоразумения - это был выход. И пропади пропадом город трёх революций. И чёрт с ними, с оставленными у Геннадия деньгами. Бог с ней, с Мариной, которая со своей нервной подружкой вполне могла бы и позвонить. Сначала Геннадию, потом ему. И гори огнём двухкомнатная квартира этой самой Лиды, в которую так хотелось попасть. Жаль только, что ничего не удалось выяснить насчёт вариаторных ремней для снегоходов, которые было поручено достать любой ценой. Ну и брат, конечно. Ведь о его пребывании в гостях родители узнают сначала от него, а потом от самого Виктора. Если он раньше не позвонит и не нажалуется. Но, тем не менее, решено. Улететь - и пошли подальше все проблемы. Лишь бы обрести душевное спокойствие. Внутреннее спокойствие сейчас важнее всего. В отпуске, всё-таки. Отдыхать надо.
       Алексей ехал в аэропорт и внутренне гордился собой. Какое всё-таки мудрое решение он принял. Нервы надо беречь. Скорее к родителям, на витамины. Но сомнения уже ворочались. Не уйти ему от ответа. Первое, о чём спросит мать: как там брат Виктор? Хорошо ли принял тебя? Не поругали ли часом по детской привычке?
       И в аэропорту ему не повезло. Желающих улететь на подсадку было очень много. Кроме того, у них было преимущество по сравнению с Алексеем. Они имели билеты до Краснодара. На другие рейсы, на другие дни, но такие билеты у них имелись, а, значит, и был шанс улететь, если вдруг объявятся свободные места, а такие всегда объявлялись. У Алексея же такого билета не было. И в кассе аэропорта приобрести таковой не было возможности. На южные направления никаких билетов нет. И смотрят на тебя, как на ненормального. Приобрести билет можно лишь в городе, в кассах предварительной продажи.
       - Принимаем другое решение! - сказал сам себе Алексей.
       Он достал из чемодана ещё один пакет с изображением автомобиля, переложил туда книгу "Райком не сдаётся", во внутренний карман спрятал паспорт со стопкой денег.
       В автобусе-экспрессе Лёха прикатил в центр, к кассам аэрофлота, где без стояния в очереди узнал, что сегодня ему на Краснодар никаких билетов не купить, разве что завтра с утра, если окажется в числе первых. Касс много, так что реально, главное, как объяснили ему, прийти пораньше часиков в пять утра. Выйдя на улицу, Алексей обратил внимание на несколько человек стоящих у входной двери, но в помещение касс отчего-то не заходящих. Он долго решался, спросить, не спросить, наконец, подавил сомнения и выяснил важную для себя неожиданность. Эти люди уже сейчас заняли очередь на завтрашнее утро. Он тут же пристроился к ним. Через десять минут за ним стояли ещё двое, а через полчаса количество удвоилось. Кто-то предложил распределить предстоящее ожидание. Всем ожидать весь вечер и всю ночь бессмысленно. Лучше разделиться. Алексей протянул к ним ладонь.
       - Давайте! Вы меня отпускаете сейчас. Ну, скажем, до двенадцати. А с двенадцати я отпущу всех вас спать до утра. До семи.
       - Ну что вы, молодой человек, - усмехнулась женщина с журналом. - В семь утра здесь будет такое твориться, что не пробьёшься. До пяти утра.
       З - Да за ради Бога! Хоть в четыре. Я же всё одно буду здесь. Как придёте, так придёте. Я вас всех помню и больше никого не пущу.
       Ему сразу поверили. Составили список. Разделить ночную вахту вместе с Лёхой вызвались ещё двое мужчин, тоже приезжие, которым тоже терять нечего, поэтому лучше днём поболтаться по городу, а ночью можно и подежурить. Алексей тут же поехал к станции метро "Площадь Восстания". Была слабая надежда на встречу с Геннадием. Вдруг да поедет он вечером после своих репетиций домой, а это значит, что выйдет там, где вчера встречались.
       Он прождал до половины двенадцатого и до полного опустошения двух пачек папирос. Была мысль всё-таки позвонить брату. Узнать, не звонил ли им Геннадий. Но Алексей справился с навязчивой мыслью. Звонить было нельзя. Он оставил записку. Обрубил все концы.
       Пешком он прошёлся по Невскому. Людей было много, не смотря на поздний час. И были они не такие, как днём, а приветливые и весёлые. Даже группа юнцов, доказывающая своими визгами, что человек произошёл от обезьяны, не особо раздражала.
       Очередь перед зданием касс сделалась внушительной. Двое мужчин, которым предстояло дежурить с Алексеем, уже пришли. Втроём они отпустили ночевать человек десять впередистоящих, а сами уселись на ступени, подстелив слой газет. Заняли круговую оборону. Стоявшие за ними были спокойны, эти трое никого вперёд не пропустят. Через успокоенность и завязался общий разговор о политике и о народе, которому из-за этой политике невесело живётся, а он тем не менее не унывает, выкручивается, как может, а вот тем, что живут за счёт народа припеваючи, тем сейчас не до смеха, им-то приходится ночей недосыпать, думать, как привилегии за собой сохранить, как грабили они народ, так и будут грабить, а народ будет лишь посмеиваться. Пока не разозлиться. Когда разговор дошёл до этого вывода, всем даже не по себе сделалось. Однако, заметил кто-то, лучше жить улыбаясь, чем спать ночами на полном серьёзе. Другой участник разговора весело добавил.
       - Мы с вам находимся, между прочим, в историческом месте. Вон там, напротив кинотеатра, улочка, по которой через арку побежали на штурм. В фильме так показывают. Штурм, с которого всё началось.
       - Серьёзно? - удивился Лёха. И поднялся. - Я схожу, посмотрю, ладно?
       Когда они с братом были в Эрмитаже, Виктор рассказывал, что это тот саамы Зимний дворец, обрати внимание, как он выглядит со стороны, вот отсюда всё началось, чему до сиз пор конца не видно. Лёха тогда лишь посмеивался шутке. Тогда очень хотелось пива. Поэтому всё забылось. А вот теперь, войдя под знаменитую арку, ступив на булыжники, его охватил какой-то трепет, какое-то чувство соучастия. Он уже никогда не забудет ни этой арки, ни красавца-дворца, темнеющего напротив, который был взял, а позже превращён в музей. Алексей представил даже, как он находится среди шевелящейся массы, покрытой иголками штыков, и вот сейчас нужно будет бежать, стрелять, кричать, после чего он окажется на ступенях в очереди за билетами, хотя нет, об этом он ничего не знает, сейчас у всех мысли о главном: лишь бы в меня не попало, и о том, что если добегу, ворвусь в этот дворец, то уже там-то я отведу душу, там уж я устрою весёлую жизнь, лишь бы добежать, дострелять, докричать вместе с этими бородатыми, злыми людьми, хоть бы одно знакомое лицо, хотя в такой толчее знакомятся быстро, слово за слово и пойдёт беседа, от которой можно забыть и про штурм, жаль вот брата рядом нет, он бы подсказал, что делать, а где он может быть в это время? Когда я здесь, среди штурмующих, то он где? С нами он вряд ли пойдёт, для него это дико, значит, дома отсиживается, боится чью-то кровь пролить, пострадать он не боится, он не из трусливых, тогда где же? А вдруг он там, во дворце? Он же умный, культурный, способен быть большим начальником, знает, как экономику повернуть, поэтому он вполне может быть среди министров, за этими громадными колоннами!.. Тогда что же получается, что я иду против него? Нет, братцы, давайте закурим, давайте поговорим, анекдоты потравим, начерта нам этот штурм? Ведь вы только представьте, что дальше будет!..
       С Дворцовой площади ударил сильный порыв ветра. Алексей даже зажмурился. Внутри родилось другое ощущение. Как будто в него выстрелили. Оттуда. Брат. Ведь он же не видит, в кого именно. Он видит лишь бегущего, способного убить. Поэтому давит на курок. И все пули ответного залпа ударили в грудь ему, Алексею. Он почувствовал каждой клеткой...
       А потом побрёл обратно.
       За разговорами о политике время пролетело быстро. Очередь к утру растянулась за угол. В шесть утра прибыли те, кто первыми занимал очередь с вечера. Им удалось занять свои места не сразу, пришлось сначала доказывать, тратить слова и нервы, и просить Алексея подтвердить. Лёха растолкал плотные ряды и помог добраться в двери тем, кого он отпустил до утра. К двери протиснулась так же группа пожилых людей, яростно объясняющая недовольным окружающим, что имеют право без очереди, как ветераны и участники войны. Разгорелись страсти.
       - Льготы, что бы вы знали, - закричали на них, - это дополнительные услуги за счёт государства! А получается, что вы имеете льготы за счёт нас! Что за льготы такие, когда одним делают лучше, а другим от этого хуже?
       - Мы же воевали! Как вам не стыдно? Мы блокаду пережили!
       Алексею было не по себе. Хотелось бежать из этой толкучки обозлённых людей. Куда подальше. На Колыму! Там, среди сопок, намного спокойней.
       К стоящим у двери пытался пробиться мужчина лет сорока, смуглокожий, с чёрными вьющимися волосами.
       - Не толкайте меня! - кричал он. - Я же вам подсказать хочу! Что вы, как стадо? Касс ведь много! Больше двадцати! Но вы послушайте сначала! Давайте в каждую кассу очередь составим! Всё будет хорошо и спокойно! Каждый будет знать, за кем он и не будет толкаться! Давайте я начну записывать!
       - Ты иди встань в свою очередь в хвост! - закричали ему. - Ишь какой! Записывать он начнёт! Начнёт записывать и вперёд пролезет!
       - Я же хочу, как лучше! - разозлился не на шутку смуглокожий. - Нельзя же быть такими тупыми!
       - Что?!! - взревели в ответ. - Убирайся туда, откуда приехал! И там наводи свои порядки!
       - Да я здесь живу! Здесь! Это вы, стадо, неизвестно откуда приехавшее!
       Алексей понял, что сейчас начнут бить. Но ошибся. Покричали и успокоились. Переварили взаимные оскорбления. Одна женщина даже посоветовала смуглокожему.
       - Не распаляйте вы себя так. Не надо нервничать. Здесь так установлено, такой порядок. Если все начнут нервничать и поучать, то, что получится? Получится, что нужно бежать на штурм Кремля!..
       И Лёха представил себя бегущим на штурм Кремля. Это уже другой штурм. Не взятие Зимнего. Тут далеко не разбежишься. Пересёк площадь и всё, дальше стенка, высокая-превысокая, с лестницы не достать, поэтому поковырял штыком кирпичную кладку, постучал прикладом в запертые ворота, - и перекуривай, думай, как дальше быть и кого бить? А что думать? Думай, не думай, приступом не возьмёшь, прочно замели, как клопы, поэтому остаётся ждать в осаде, пока сами не выйдут, пока голод их не прижмёт, или какие другие соображения, да, только какие-то соображения и могут помочь, а голодной осадой их не напугаешь, у всей страны продукты кончатся, а у них в подвалах ещё на парочку десятилетий хватит, а мы будем сидеть у костров, за недели две все припасы сжуём, бородами пообрастаём, надоест нам этот штурм, и примем решение сообща, мол, хорош, хватит, пошли по домам, пора за работу приниматься, пусть правят, чёрт с ними, они всё равно скоро на запертых воротах бумажку вывесят, что-де штурм считать правильным, во всём глубоко разобраться, принять к сведению и сделать выводы. Прочтут эти слова штурмующие, почешут в затылках и понесётся над полями да над лесами знакомое слово мать!.. мать!.. мать!.. мать!..
       Когда дверь, наконец, распахнулась, начался штурм касс аэрофлота. Штурм за возможность поскорее куда-нибудь улететь. Стоящие впереди, и Лёха в том числе, договорились заранее, кто к камкой кассе бежит. Алексей очутился первым у выпавшего на него номера двенадцать. Не позволил никому себя опередить.. А вот некоторые женщины, стоявшие впереди, бегали не так проворно. Нелегко оказалось и тем, кто стоял позади, ведь когда вбегаешь в толпе штурмующих и вдруг оказывается, что возможностей занять очередь больше десяти, поневоле начинаешь метаться, выбирая, где поменьше, и, конечно же, прогадаешь, выберешь не то.
       Кассир чересчур неторопливо приступила к своим обязанностям. Алексей назвал город. У кассира мелькнула скептическая улыбка.
       - А на какое число?
       - На какое есть. На любое давайте. Там уж я улечу.
       Кассир щёлкнула кнопочками, подождали, глядя на экран, после чего бесстрастно ответила.
       - На завтра есть места на дополнительный рейс.
       Алексей аж поперхнулся от счастливой неожиданности.
       - Да, кх!.. Давайте!.. Давайте скорее...
       - Сколько?
       - Что - сколько? Денег?
       - Билетов сколько? - выказала умение раздражаться бесстрастный кассир.
       - А-а!.. Да оди-ин! Один мне!
       Это была удача. Отойдя от кассы Алексей долго изучал билет, не веря до конца в то, что завтра удастся улететь. Причём улететь спокойно, без всяких подсадок, без борьбы за неё, не на случайно свободном месте, а на своём законном, которое значится к углу фирменной бумажки. На улице Алексей даже запел от полноты чувств.
       - Трас-с-са, колымская трас-с-са!.. Магада-а-ана душа-а!..
       Идти по утреннему Невскому было приятно. Свежо и чисто. Проспект пока ещё не наполнился пылью, руганью и выхлопными газами. У казанского собора Алексей залюбовался. Красивый всё-таки город, чёрт побери!.. Целый день ходил бы и наслаждался. И люди в нём неплохие. Брат хоть и зануда, но добрый. А Марина?.. А Геннадий?.. Вспомнив про друга, он чуть было не направился к знакомой станции метро. Но одумался. Стоит ли ещё раз торчать неизвестно какое количество времени в бесполезном ожидании? Нет, не стоит. Последний день нужно провести в своё удовольствие. Деньги в оставленном кошельке предназначались для разгула, так что пусть достанутся Геннадию в подарок. Не жалко. Нужно быть щедрым!
       Очутившись у Гостиного двора, Алексей вновь вспомнил о деньгах. Этих денег было жаль. И родилось желание отомстить. Желание захватило сразу и полностью, не оставляя места для сомнений. Должен же кто-то бороться в этом городе с мерзавцами. Алексей не спеша подкрепился в пункте общественного питания, посидел на лавочке с папиросой ещё в одном красивейшем месте города, в саду у памятника Екатерине, а затем вышел на охоту.
       Народ у Гостиного двора сновал по закономерности муравейника. Вроде беспорядочно, но во всём чувствовался строгий порядок. У знакомого пешеходного перехода одни останавливались, стояли, уходили, подходили другие, тоже останавливались. У многих именно в этом месте были какие-то дела. Разговоры начинались, как правило, с закуривания. По пачкам, которые доставались из карманов, можно было определить уровень контактов и характер дельцов. Вот пачка "Стрелы", прикуривали от спичек, лица помяты, один в сношенных кроссовках, другой в кедах. Вот пачка болгарских сигарет, одежда хоть и фирменная, но растрёпанная, крикливая, надменный вид у обоих, оценивающе-циничные взгляды. А это уже "Честерфилд", одеты изысканно и не броско, прикуривали от зажигалки причудливой конфигурации, разговор доверительный, тёплый, вот только редкие ленивые взгляды по сторонам пронзительно холодны.
       Алексей подошёл к расположившимся художникам, подсел к одному из них. Пока художник его рисовал, он продолжал всматриваться, выжидая нужного человека. Но того не было. Ни джинсового, ни его приятеля в серебристой одежде. Художник подал исполненную работу. Алексей даже засмеялся. Получилось что-то бегемотоподобное. Художник был либо в юморном настроении, либо перестарался. Но Лёха не обиделся, сунул ему деньги и вновь ушёл за колонны.
       Три часа ожидания убедили его, что ждать бесполезно. Алексей достал пачку "Беломора", сунул в неё пальцы, потом заглянул, сморщился, смял пачку и швырнул в урну. Однако промахнулся, пачка откатилась и увеличила количество мусора, разбросанного на тротуаре. Он хотел было поднять, даже шагнул к ней, но глянул по сторонам, никто из многолюдья его оплошности не заметил, никто упрекать в бескультурье не собирается, поэтому он фыркнул презрительно, показав многолюдью зубы, и пошёл прочь. На долгую охоту его не хватило, да и не за этим он приехал, в конце концов. "А зачем же я приехал?" - возник вопрос. И Лёха вспомнил зачем.
       Через полчаса он уже находился у проходной завода "Красный треугольник". Было совсем нелюдно. Он даже походил по набережной Обводного канала, пока из проходной не вышел подходящий мужчина лет сорока-пятидесяти.
       - Слушай, земляк, - догнал его Алексей. - Посоветуй. У вас тут выпускают вариаторные ремни для "Буранов". Нужно хотя бы парочку. Сразу плачу.
       - Нет, молодой человек, - последовал ответ. - Я этого не сделаю. Вы подойдите сюда к четырём. Когда работяги домой пойдут. Они народ простой, за бутылку могут вынести.
       - А сами почему не хотите? Лишние деньги помешают?
       - И вообще, молодой человек, поосторожнее. Если не хотите неприятностей. Не всё же продаётся в наше продажное время.
       Алексей дождался четырёх часов и вклинился в толпу, которая хлынула с проходной.
       - Братцы!.. Земляки!.. Ремни нужно достать!..
       - Отвали! - последовал один ответ.
       - Да пошёл ты! - ответил второй.
       - Кто тебя знает, может, ты мент?
       Наконец один, краснорожий в шляпе, остановился, прищурился.
       - Ремни, говоришь?
       - Ремни, - обрадовался Лёха. - Плачу сразу.
       Шляпа схватил его за рукав.
       - А не хочешь, чтобы я тебя сейчас в охрану сдал? Там с тобой бы-ы-ыстренько разберутся!
       Алексей не был готов к такому повороту. А мимо шли и шли спешащие люди.
       З - Ну, что скажешь? - шляпа явно наслаждался.
       З - Ничего, - буркнул Лёха и вырвал руку из его цепкой клешни.
       Настроение испортилось. Испортилось настолько, что он уже проклинал себя за то, что притащился к этому "Красному треугольнику", прождал столько времени, хотел же просто прогуляться по городу, мирно побродить, полюбоваться, нет, не выдержал, сначала высматривал у Гостиного, потом здесь с этими ремнями, зачем?.. Везение не бывает частым, посчастливилось с билетом и хватил, скажи спасибо, умерь аппетит, а то раскатал губёнки, ещё и это мне подавай, и то!.. Нахлынули воспоминания прошедшего. Марина, с которой так нелепо не встретился второй раз, светлокучерявый Гена, с которым так по-глупому расстались, джинсовый, которому он так просто доверился, и!.. И, конечно же, брат, с которым вообще всё по-дурацки!..
       И Лёха взвыл от злобы на самого себя. Так взвыл, что шарахнулись прохожие. И ещё он почувствовал, что устал и смертельно хочет спать. Ведь он провёл без сна две ночи. Надо бы где-то прилечь. Но где? Просто на лавочке в сквере не годится, некультурно, могут в милицию забрать, или обокрасть. Лучше там, где обычно люди засыпают. На вокзале. А почему, собственно, на вокзале? Почему не поехать в аэропорт? Конечно! Оттуда он завтра покинет славный город на Неве...
       Такси не было, частники не останавливались. Ему объяснили, как доехать на автобусе на метро, там до определённой станции, откуда ещё раз на автобусе.
       В салоне автобуса за его спиной возникла перепалка.
       - Молодой человек, как вам не стыдно сидеть, когда женщины в годах стоят рядом! - возмущался женский голос.
       - Хочу и сижу, какое твоё дело? - ответил голос юношеский и грубый.
       - Вы ещё и хамите! Да как вам не стыдно! Хоть бы помолчал!
       - Сама молчи, разоралась тут!
       Алексей обернулся. Юноша был рослым, сложившимся в плечах. Добавив ещё несколько фраз, он встал и начал пробиваться к выходу. Чувствовал он себя взрослым и хотел держаться независимо.
       Алексей вышел за распетушившимся юнцом-здоровяком и схватил его за шиворот.
       - Отпусти! - заорал тот, пытаясь вырваться. - Отпусти, козёл!
       - Тебя чё, не учили, как разговаривать со старшими? - поволок его от остановки Алексей. - Ты как себя ведёшь, золёное? Ты ж в Ленинграде находишься!..
       - Да я сам ленинградец, понял?.. В третьем поколении, чё ты меня учишь?.. Пусти, говорю!..
       Первый удар откинул юнца на стенд с расклеенными газетами, второй припечатал к этому стенду, Юноша схватился за лицо, из носа обильно закапало. Правой рукой он облокотился на стенд, чтобы не упасть, и мазнул кровью по наклеенному газетному листу. Прямо по вдохновляющему заголовку.
       Больше Алексей бить не стал. Повернулся и зашагал прочь. Прохожие, наблюдавшие сцену, тоже заспешили по своим делишкам.
       Он добрался- таки до метро, спустился по эскалатору вниз, и вот тут с ним начались провалы. Он просыпался на каких-то станциях, выходил, спрашивал, как доехать до "Московской", входил в другую электричку, и вновь просыпался не там. Он понял, что это наказание. За всю его дурость. Проснувшись в очередной раз, он решил выбраться из-под земли на свежий воздух и для начала перекурить. А потом попробовать добраться наземным транспортом. По белому свету всё-таки легче путешествовать.
       - Какая это станция? - спросил он, выходя из электрички.
       - Чёрная речка.
       - Отсюда далеко в аэропорт?
       - Вам надо в другую сторону. До "Московской". Оттуда автобус.
       - Нет, я опять просплю. Лучше на такси.
       На улице он пошёл за спешащими, перешёл проспект с трамвайными путями, вышел на мост, под которым в грязной воде плавали утки. Увидев дичь, Лёха даже перестал дремать.
       З - Смотри-ка, не бояться! - воскликнул он. - Оборзели! У нас бы вы так не разгулялись!.. Эх, сюда бы сейчас мою вертикалочку!..
       Машины не останавливались. Алексей шёл, шёл и вдруг удивился ещё больше. Перед ним стояла гостиница "Выборгская". Он же был здесь два дня назад. По той стороне шёл с милиционером. От знакомого места пахнуло теплом узнаваемости. А что, если попробовать здесь? В прошлый раз не повезло, не было мест, а сейчас вдруг да одно место, хоть одна кровать, всего-то на одну ночь, выспаться очень хочется, и выспаться по-человечески, в аэропорту, сидя на лавке, это не вариант...
       Но администратор гостиницы отрицательно качнула головой.
       Лёха оглянулся, сунул в паспорт красненькую и протянул через окошко.
       - Мне только переночевать, девушка!..
       Администратор взглянула на паспорт, не взяла его, а лишь укоризненно выговорила нараспев.
       - Мо-ло-дой че-ло-ве-е-ек!..
       На улице Лёха зажмурился. К горлу подступила холодная тоска. Да что же это такое? В аэропорт не попасть, переночевать негде!.. Все какие-то незнакомые и несговорчивые!..
       Перед глазами возникло лицо брата, как бы вопрошающее. Ну, почему же не все знакомые? Есть и родные у тебя в этом городе, среди всех этих миллионов...
       Нет, дорогой брат, не хочу я к тебе, прошептал Лёха. Хочу, но только не сейчас. Как-нибудь потом, когда забудется. А сейчас я хочу на Колыму, подальше от всех ваших обозлённых миллионов, в родном посёлке всего несколько тысяч, зато все свои...
       Такси по-прежнему не останавливалось. И Алексей добрёл до ещё одного знакомого места. Вспомнив, что он здесь делал, Лёха понял, чего сейчас его душенька желает. Нужно только поточнее вспомнить дом, подъезд и номер квартиры. И на этот раз он вспомнил точно. Даже удивился, почему его память не сработала так хорошо тогда, во время поисков рома Геннадия.
       По лестнице он поднялся осторожно, почти бесшумно. У квартиры с номером, который хорошо запомнился, её тогда дважды повторил милиционер, он постоял, чтобы унять волнение. А потом нажал кнопку звонка.
       Открыл невысокий, небритый и лысый, в засаленной тельняшке.
       - Заходи, - тут же сказал он, и, лишь когда закрыл дверь за Алексеем, спросил. - Слушаю?
       - К тебе недавно заходил этот... В куртке такой чёрной... В резиновых сапогах, - залепетал Лёха.
       - Колян, что ли? - переспросил лысый.
       - Он должен был тебе передать, чтобы ты осторожнее. Следят за тобой. Милиция.
       - Да я знаю, - почесал лысину хозяин в тельняшке. - Тебе сколько?
       - Одну. Можем вместе раздавить.
       - Нет, я не пью. Мне вредно. Чего одну-то? Бери больше.
       - Жалко, что не пьёшь. А то мне пойти некуда.
       - Это уже твои трудности.
       Но вот, когда Алексей выходил из квартиры, случилось невероятное. И произошло почти мгновенно, не успел он отреагировать. Приоткрывшуюся дверь рванули, нога заступила на порог, а в проёме двери появился знакомый сержант. За ним вошли в квартиру двое парней в штатском.
       - Спокойно! - крикнул сержант растерявшемуся Лёхе.
       Парни тут же извлекли из карманов пиджака Алексея две бутылки вина.
       - Ну, что, Грибков, - ехидно спросил сержант хозяина в тельняшке. - На этих бутылочках твои отпечатки.
       - А это мой друг, - ответил лысый. - Я его давно знаю. Вино подарил.
       - Дело в том, - самодовольно повёл плечами сержант, - что я его тоже знаю. - Он шагнул к Алексею и, кивнув на лысого, спросил. - Если он твой знакомый, то скажи, как его зовут? Фамилию, имя-отчество, быстро. - И, не дождавшись ответа, вернулся к лысому, похлопал его по плечу. - Он приезжий, Грибков. Приезжий, понял? Этот знакомый тебя не знает.
       - Да Грибков моя фамилия! - крикнул лысый Алексею и ткнул пальцем в сержанта. - Он же сам только что сказал. Ты что, глухой? Или тупой? - Тут его пронзила догадка, отчего выражение лица переменилось. - Или ты навёл? Навёл, да? - И он рванул истерично тельняшку. - Ах, ты гнилуха!
       - Да нет, ты что, так получилось, - виновато залепетал Алексей. - Говорил же, давай выпьем у тебя, так ты не захотел...
       - А вы права не имеете! - закричал лысый на сержанта. - Выйдите из квартиры!
       - Имеем, - ответил ему сержант.
       Не обращая внимания на хозяина, он прошёл в комнату. А там сразу к двустворчатому шкафу. Просто больше подходить было не к чему. Сержант распахнул дверцы шкафа и радостно воскликнул.
       - А ты говоришь!..
       Одежды в шкафу не было. Но стояли два ящика с бутылками. Два раза по два. С бутылочных горлышек матово светились пластиковые пробки.
       Во дворе перед Алексеем распахнулась задняя дверца милицейской машины.
       - Сержант, - взмолился Алексей. - Ты же меня знаешь!.. Ну, будь человеком... Тоска у меня на душе, понимаешь? Поэтому и выпить захотелось... Я ж тебе помогал, забыл?.. Вместе коло этого дома сидели...
       - Мало ли где мы сидели, - пофилософствовал сержант, глядя в сторону. - Поехали. В отделении разберёмся.
       Парни в это время грузили в машины изъятое вино. Ещё один милиционер, появившийся позже, держал за руку Грибкова. По дороге в знакомое Алексею отделение Грибков обзывал его самыми обидными словами, и, когда приехали, Алексей наотрез отказался что-либо подписывать.
       - Ах, так? - возмутился сержант. - Тогда считай себя задержанным. Как соучастник.
       - И как подозреваемый, - добавил стерший лейтенант, сидящий за столом дежурного по отделению. - Только что прошла серия квартирных краж.
       - Точно, - сказал сержант и начал внимательно рассматривать Алексея. - Ты ведь в этом районе давно болтаешься. Я тебя уже во второй раз встречаю. Приезжий, говоришь?
       Вошёл один из парней, разбирающийся где-то в кабинетах с Грибковым. Он положил перед лейтенантом два исписанных листка. Пока тот читал, Лёха решился. Чёрт с ними, подпишу этот проклятый протокол, плевать на лысого, он всё равно попался, так что одна подпись ничего не решает, главное сейчас - уйти отсюда!..
       - Старший лейтенант вернул написанное, сделав устную поправку.
       - Заканчивайте, и... - и добавил какой-то только им понятный жест.
       - Ладно, - Алексей протянул руку. - Давайте, я подпишу.
       - Что ты подпишешь? - улыбнулся ему сержант. - Ты документы доставай. Сначала нужно установить твою личность. Откуда приехал, где работаешь?
       Лёхины мысли сработали мгновенно.
       - У меня с собой нету. В аэропорту, в чемодане.
       - Ну-у, это уж совсем нехорошо. Тогда ты задержан до выяснения личности.
       - Да не меня задерживать надо! - заорал Алексей от волнения. - Мне всего-то бутылка была нужна. С горя, понимаете? Я виноват, что ли, что нигде не купить? Поэтому и пошёл к этому лысому. А у меня горе! У меня деньги украли. Триста рублей. Я договорился с одним чёртом насчёт куртки. Джинсовый такой. Пришли, зашли в подъезд, он в квартиру. Я жду, жду, потом пошёл за ним, а квартира пустая, дом на ремонте. Вот кого ловить надо. У вас бандюг столько, а вы меня задерживаете!
       - Когда это было? - спросил дежурный.
       - Позавчера, - рот у Алексея дёрнулся в сторону.
       - Где, в каком месте?
       - На Невском. Где этот, Гостиный двор.
       - Ну, это не наш район. Заявляли куда-нибудь?
       - А куда заявлять? Деньги уплыли, куда теперь заявлять?
       - Ну, если их у тебя так много, - встрял прохаживающийся рядом сержант, - значит, так тебе и надо. Остаётся только выяснить, откуда у тебя столько денег.
       - Ребята, - заговорил проникновенно Алексей. - Я же у вас здесь ночевал. У меня друг в вашей системе работает. Я уважаю вашу службу. Я в отпуск приехал. С Колымы.
       - Ах, с Колымы! - сержант держал в руках рисунок художника, который вытащил из Лёхиного пакета вместе с книжкой. - А это, значит, твоя фотография?
       - Да ладно тебе! - не сдержался Алексей.
       - Приезжий, говоришь? - посуровел старший лейтенант. - Почему же документов нет? Тогда, хорошо, к кому приехал? С какой целью? Или, хочешь сказать, что приехал без определённой цели?
       Вопрос предполагал массу ответов и последующих выводов. Алексей уже проклинал себя за то, что не выложил сразу паспорт. Документ ведь лежал в кармане. Чего испугался? Установили бы личность, кто, откуда, и - гуляй! А теперь...
       - Я к брату приехал. У меня брат здесь живёт.
       - К брату, говоришь? - засмеялся сержант. - А для чего же ты хотел снять номер в гостинице? Ночевал здесь в прошлый раз, а не у брата. Нелогично. Брат может подтвердить? Или ты не помнишь его домашнего адреса. И телефона у него дома нет, конечно же, да?
       Алексей чуть не зарычал от ощущения нелепости создавшейся ситуации. Он смотрел на сержанта и очень хотел натянуть ему фуражку до самых плеч.
       - Есть телефон, - выговорил он с презрением. - Есть у него дома телефон. Не переживай.
      
      
      
      
      
      
      
       12
      
       Виктор подошёл к телефону в трусах. Путинцевы в этот вечер решили лечь пораньше, после вчерашней ночи с пересудами.
       - Да, я слушаю, - поднял он трубку, а затем только зажёг свет.
       В ночной сорочке вышла в прихожую Тоня.
       - Да, Алексей Путинцев - это мой брат, приехал ко мне, - удивлённо ответил Виктор кому-то и с ещё большим удивлением переспросил. - Где-где?
       Когда дежурный открыл дверь, то Виктор, войдя в комнату, невольно усмехнулся. Лёха спал на топчане, раскинувшись, как подстреленный богатырь. На груди лежала раскрытая книга "Райком не сдаётся".
       Они не обмолвились друг с другом, пока не очутились на улице.
       - Упёрлись - и ни в какую!.. Не верят, ты представляешь? Вот у меня в посёлке такой же один знакомый есть. Такой же баран.
       - Разговаривать надо уметь, - устало сказал Виктор.
       Алексей хотел было возразить, огрызнуться на тему "Опять меня учить начинаешь?" Но понял, что сейчас не то время. Встреча с братом подошла к финалу, где нет больше ни обид, ни радости, ни злости. Нет больше жгучих чувств и пожеланий, а есть только ощущение вины, в которой надо бы признаться.
       - Вить, ты про записку меня извини, конечно... Но у меня правда билет на завтра на самолёт... Полечу к родителям... Моя ведь с пацанами уже там, наверное... А ты летом не приедешь?.. Там бы вместе отдохнули... Море, всё-таки, фрукты, витамины...
       - У меня в этом году отпуск в ноябре, Лёха. Я тебе говорил.
       - Да-да, точно, - горько усмехнулся Алексей. - И отпуск у вас не как у людей. - А затем серьёзно предупредил. - Вить, не обижайся, то я к тебе сейчас не поеду. Не могу. Давай, здесь расстанемся? У меня вылет рано утром. Вещи в камере хранения.
       Виктор, глядя в землю, произнёс тихо, но чётко выговаривая слова.
       - Лёха. Я тебя очень прошу. Поехали. Пожалуйста.
       Ответ прозвучал точно так же.
       - Не могу, Витя. Серьёзно. Поверь.
       И братьям Путинцевым, Виктору и Алексею, выпала третья бессонная ночь. Оба смертельно хотели спать, но не шёл к ним спасительный покой.
       Один выходил из комнаты на кухню, возвращался, ложился спиной к теплу спящей жены, и вновь вставал, бормоча под нос: "Ну, что я такого сделал?.. Ведь хотел, как лучше, ведь не хотел, а довёл брата до того, что ему дороже быть где угодно, только не у меня... Как так вышло?.. Неужели я довёл его до такой степени?.. Зачем?.. Где у меня внутри эта хреновина, которая рождает раздражительность?.. Вырвать бы её к чёртовой матери!.. Ведь он же добрый, большой и открытый... Работящий и заботливый... А я?.. А я какой-то дурак, олух царя небесного!.."
       Другой, заполнив собою освободившееся кресло на втором этаже аэропорта, переворачивался с боку на бок, меняя напряжение с одного затекающего бедра на другое, и тыкался лбом в спинку из кожзаменителя в поисках забытья, нашёптывая себе при этом: "Чего я сюда припёрся?.. Опять же не смог свой дурной характер побороть и выставился, вот я какой!.. Дурак!.. Каждый раз!.. Всегда как-то само собою делается, а потом думаешь... Зачем так?.. Ведь можно было по-другому... Никакой он не зануда, а просто принципиальный... Такой человек просто... И слава Богу, что такие есть... Честные, смелые... Это ж каким нужно быть, чтоб не воровать и не крутиться, когда всё вокруг так крутится!.. Ведь он же лучший из всего этого гнилья!.. Он же настоящий ленинградец!.. А я всё ходил, искал настоящего, коренного, чтоб на самом деле... А он вот он, такой же как я, колымчанин... Какой я дурак!.."
       Расстояние ночи разделяло их, от Гражданки до Пулково, и в этом городском эфире роились невидимые позывные, сигналы мыслей и чувств, стремящихся найти свой адресат: "Я не так хотел!.. Прости, слышишь?.. Я хотел не так!.. Я не хотел... Господи, прости... Чего же я хотел?.. Почему так вышло?.. Как, разве?.. Ишь ты, да навряд ли!.. Не может быть!.. Ничуть, не надо!.. Эва как, неужели?.. Нет, да как же так!.. Надо же, вот как!.. Э-ге-ге... Наверное... Да ну?.. Ого!.. Да ничего... Не слишком ли?.. Авось... По прежнему?.. Откуда?.. Кое в чём... Фу ты, с чего?.. Чересчур?.. И теперь никак?.. А по совести?.. Вот бы!.. Будто бы?.. А если сначала?.. Увы... Если бы!.. Не совсем... При чём здесь это?.. Чего-чего?.. Потому!.. Опять?.. Так уж, до зарезу?.. А вот никак!.. Да вроде бы... Только и всего?.. Да ведь нечаянно!.. Жаль, что так сразу... Несомненно... А что толку?.. Как-нибудь... Конечно же... Ну всё..."
       Виктор проснулся от тряски за плечо.
       - Ну, Вить! - повторяла Тоня. - Будильник прозвенел давно. Тебе надо вставать, или не надо?
       Виктор взглянул на часы и буквально выпорхнул из дома, одеваясь на ходу. Таксисту он положил на три рубля больше, лишь бы побыстрей. В здание аэропорта он вошёл как раз в ту минуту, когда объявили посадку на рейс. Однако среди столпившихся у названого зала отправления Алексея не было. Виктор прошёл к другому залу отправления, вернулся, посмотрел, как начали пропускать спешащих улететь. Затем поднялся по находящимся рядом ступеням на этаж выше и вгляделся в заполненные ряды кресел.
       Алексей тоже проснулся от тряски за плечо.
       З - Твой рейс объявили, - улыбался брат. - Или, может, останешься?
       Они быстро сходили в камеру хранения, сделали всё необходимое у стойки регистрации билетов, подошли к залу отправления, а там уже почти вся очередь прошла. И получилось, что толком даже не поговорили на прощанье.
       - Да, это тебе, - Виктор протянул пакет, который носил в руках.
       - Мой пакет? - удивился Лёха. - Откуда?
       - Твой друг завёз. Гена. Вчера. Позвонил, Тоня ему сказала адрес, он и завёз. Я ещё на работе был. Он хотел с тобой попрощаться. Там, кстати, ремни, которые ты пытался достать.
       - Да ты чё?! - рявкнул Лёха.
       Он распахнул пакет и увидел перевязанные бечёвкой полосы рифлёной резины.
       - Вот молодец! Вот человек! А я думал, что он трепло, как обычно... А он, оказывается, действительно, артист... Надо же, достал... Я не смог, а он запросто... Жалко, что только два, надо было штук десять... Ага, тут и кошелёк... Пустой... Значит, на сколько денег хватило, на столько он и взял... Молодец... Ой, слушай... У меня же его ключи... Передай ты ему, а?
       Виктор повертел ключи на пальцах.
       - Как я ему передам? Он больше не позвонит. Тоня сказала, что ты улетел. Исходя из твоей записки.
       - Вот чёрт!.. Жалко...
       - Не расстраивайся, он про ключи, по-моему, даже не спрашивал.
       - Всё равно... Неудобно как-то...
       К ним громко обратилась девушка в синей форме.
       - Молодые люди! Если на посадку, то проходите, не задерживайте!
       - Щас! - крикнул ей Лёха и повернулся к брату. - Ну, Витя...
       Они обхватили друг друга, стараясь передать искренность внутренней боли. И оба почувствовали её, настоящую горечь, которую не объяснишь словами.
       - Ну, давай!..
       - Ну, всё!..
       Виктор поразился слезам на лице брата. Алексей удивился глубоким морщинам. Сейчас всё было правдой, лишь воспоминания прошедшей ночи глупостью и чушью.
       Служительница аэропорта проверила билет и Алексей начал спускаться по ступеням. Тут только Виктор вспомнил. Ведь хотел же передать на словах много чего для отца с мамой, которых брат уже сегодня увидит. Что постарается к ним приехать на следующий год.
       - Лёха! - крикнул он через барьер.
       Но Алексей не услышал. Перепрыгнув через последнюю ступеньку, он скрылся за перегородкой, облицованной под дерево.
       Виктор ударил несильно кулаками по барьеру и пошагал на выход. Пошёл на автобусную остановку. Досадно получилось. Как всегда, через наоборот, как говорится... Где-то эта фраза прозвучала, потому и запомнилась... Почему он не услышал? Когда сам орёт, его за версту слыхать, а другого с десяти шагов не услышит, глухарь!.. Глухарь, глухарь... Господи, да ведь он же глухой!.. Точно!.. Родители, матушка мне в позапрошлом году рассказывала, когда удалось их навестить, что получила письмо от Анны, жены Лёхиной, сам он даже под пистолетом не напишет, а невестка написала, что Лёха две комиссии прошёл, и только третья, по блату, разрешила ему работать на бульдозере, потому как ему вредно, глухота от вибрации техники прогрессирует. А я всё удивлялся. Чего он так орёт? И одёргивал его. Ты что, глухой? Конечно, глухой! Слава Богу, что на одно ухо, на левое, кажется, то есть, не до такой степени, как я, глухой по уши, даже вспомнить не мог, не спросил ни разу о болезни, не поинтересовался... А ведь я даже помочь ему смог бы, реально помочь, у меня Дима Иткин есть, а у него дядя, а этот дядя медицинское светило какое-то, за рубеж по два раза в год мотается, Димка сколько раз говорил, чего надо - спрашивай, не стесняйся, устроим, но мы-то с семьёй стараемся не болеть, вырабатываем устойчивый городской иммунитет, а вот Лёхе надо было помочь в первую очередь, профессиональная болезнь - это не простуда, и вот на тебе, пожалуйста, имел возможность помочь брату, и ничего не сделал!.. Какой же я дурак!
       Алексей же, стоя у стекла перед закрытым выходом на лётное поле, вытащил из пакета заветные вариаторные ремни. Любовно рассмотрел их, вспомнил с благодарностью Геннадия, - и Марину! - и начал укладывать резину обратно. Уложить аккуратно не получалось, что-то мешало, и Лёха вытащил всё содержимое пакета. Футболка с полотенцем, электробритва, кошелёк. Сколько там осталось? Можно было ещё выпить, истратить, а они не потратились, гады, столько радости и горечи приносящие людям!.. И всё уже, брат ушёл, мы попрощались, он поехал домой, нет, скорее на работу, неважно, главное, что всё, уже не вернуть, будь проклята эта голова с её поздним зажиганием!.. Ведь ему необходимы эти деньги, брату с Тоней, даже скорее дочке, а я подарил какую-то "ну, погодю"!.. Он бы, конечно, не взял, но я бы ему всучил, в карман засунул, потому что деньги для дочки нужны, она уже в школу ходит, у неё всё должно быть, а она спит до сих пор в детской кроватке, потому что папа с мамой копят сейчас на цветной телевизор, вернее, на телевизор уже накопили, теперь копят на доплату, потому что без доплаты не достать, а это значит, что дочка ещё года два будет ножками в заднюю стенку упираться!.. Ну, как же так, а?.. Что же я такой тупой?..
       В одно и то же время братья Путинцевы сделали одно и тоже. Виктор сбежал вниз, на подземную станцию метро, а Лёха взмыл вверх в салоне авиалайнера. То есть, оба покинули ненадолго землю. Не покинули, прекратив биологическое существование в среде почвы, воздуха и воды, а ушли с той сферы, где говорливо и молчаливо спешат прохожие, шуршит асфальтовое покрытие, громоздятся здания, громыхает разноцветный транспорт... А так же надписи на стенах, сломанные ветки деревьев, истоптанные кусты, разбитые уличные будки таксофонов, искорёженные парковые скамейки, не попавшие в урны окурки, обёртки, объедки, плевки, царапины, вмятины, трещины и ожоги... И многие другие следы человеческих взаимоотношений, которые мы видим, или не видим, каждый день.
      
      
      

    1988, 1989 гг., Ленинград.

    ____________________________

    Дрозд Тарас Петрович.

    dtp-spb@mail.ru

      
      
      
      
      
      
       58
      
      
      
      
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Дрозд Тарас Петрович (dtp-spb@mail.ru)
  • Обновлено: 14/12/2012. 174k. Статистика.
  • Повесть: Проза
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.