- Ты помнишь, что сегодня за день? - громко спросил Данильцев, тщательно выбриваясь. - Сегодня день особенный. Наш день.
Конечно, она помнила. Их всего-то у них было два таких дня. Первый и второй. Один весной, другой осенью.
Данильцев радовался, погода в этот день не подкачала. Солнце, как тогда. Как всегда в начале июня.
Шелестя свежей рубашкой, он отправился на рынок. Полкило черешни, которую в эту пору обильно с юга завозят, зелени с огурцами, парочку безквусных ранних помидор, и немного первых абрикос, ещё зелёных. Всё для неё, по полной программе.
Цветов уже много, но Данильцев высматривает свои. Его ищущий взгляд улавливают чуткие торговцы и суют прямо под нос товар, усыпанный похвалами.
- Нет, - скалится Данильцев. - Мне георгины нужны.
- Вот же георгины, вот! Бери, дорогой, выбирай, хороший!
- Нет, мне не такие. Бордовые надо. С белым краешком.
И он поехал на другой рынок. Четыре остановки под землёй. И нашёл желаемый букет.
У своей станции метро он провёл положенное количество времени, после чего направился медленно домой.
- А вот и я. Твои любимые цветы. Такие же, помнишь?
Стол накрылся быстро. Продукты свежие, долго приготовления не требующие, покрошил и всё. Данильцев откупорил давно заготовленную бутылочку, плеснул ей, себе, и поднял.
- За наш день. Сегодня три года. Помнишь, как всё было?
Конечно, она помнила.
Столкнулись они в метро, под землёй. Данильцев ехал от старой знакомой, сокрушаясь в очередной раз, что повёлся на обычную случку. Позднее утро, субботний день, народу много, едут на дачи. Толкнули так, что он не удержался, сделал шаг назад и почувствовал, что припечатал кого-то спиной.
- Простите, пожалуйста, - обернулся он и толкнул ещё кого-то своим грузным телом.
- Да ничего, - ответила она, держась за грудь, с улыбкой переводя дыхание от испытанного.
- Толкают, знаете ли... Машинист резко рванул.
- Да ничего, ничего, - улыбалась она, как будто её слегка задели.
И он почувствовал тепло её улыбки. И поймал себя на том, что тоже улыбается, уже целую остановку.
- Вам на какой? - спросила она. Потому что он не мог ничего из себя выдавить, даже вопроса о погоде.
Она спросила, а Данильцев понял, что именно с ней бы ему и нужно идти до горизонта своих дней.
- А вам? - ответил он вопросом.
- А я свою только что проехала.
Он в этот день кому-то что-то обещал, но даже не пытался вспомнить.
Вышли они на конечной.
- Теперь поехали в другую сторону, - предложил он как хозяин метрополитена.
Они забились в самый угол, чтобы никто не мешал, и стали договариваться о встрече.
- Вы знаете, я тоже из гостей еду, - призналась она. - Но я абсолютно свободна. И сегодня и завтра. Честное слово. Мне только нужно привести себя в порядок.
- Да вы умопомрачительно выглядите!..
- Видно, что немножко не в себе? - она глянула на своё отражение в вагонном стекле и пробежалась рукой по пышно растрёпанным волосам. - Нет, это ужасно. Давайте часика в два?
- Но только в гости ко мне, обязательно ко мне, - настаивал он.
- Может быть, ко мне?
- Нет, у меня лучше. Вы поймёте почему.
И они договорились. До мелочей. Время устраивало обоих.
- А какие цветы вы любите? - крикнул он из вагона, когда она вышла.
- Вы угадайте! - крикнула и она, никого не стесняясь.
И Данильцев остановил свой выбор на георгинах. Они были редки в эту пору, как сама встреча. В них была торжественность, нежность и шикарность, как в её причёске. Этот цветок не увянет быстро, как обычно рассыпаются пионы, розы и даже гвоздики. Эта красота была навсегда.
Ощущая хмельную радость, он балагурил вдоль торговцев рынка, накупая угощений, из которых дома накрыл шикарный стол. Центр композиции укрепил букетом. В трехлитровой банке, потому что другой посуды не нашлось. Но так даже надёжней! Времени оставалось много, и он закатил такую генеральную уборку холостяцкой квартиры, какой не делал с тех пор, как выменял её после развода с женой.
Он боялся опоздать, а пришёл на полчаса раньше, станция метро находилась в десяти минутах ходьбы от его дома. У газетного киоска, где и должна была состояться встреча, он хватился. Букет-то остался дома, как украшение стола и символ успеха на будущее. А здесь что же, с пустыми руками? В цветочном ларьке он выбрал тюльпаны, двадцать пять штук по причине умеренности цен в это время года.
Конечно, она скажет, что он не угадал. Но когда они придут домой, и он укажет на стол, она сразу поймёт, что тюльпаны всего лишь так, слегка, а вот георгины!.. Георгины - это навсегда.
Когда время опоздания затянулось до пятнадцати минут, у Данильцева не было никаких сомнений. Он был уверен, выглядывая с улыбкой из-за газетного киоска. Когда она появится и удивлённо оглядится, он подойдёт сзади и цветами закроет лицо.
А потом, через два часа, он шёл и рассказывал ей, как готовился к встрече. Она, конечно же, оценила георгины, он угадал, попал в самую точку.
Как и сегодня, по прошествию трёх лет.
- За наш день, - поднял Данильцев очередную рюмку после воспоминаний. И чокнулся с наполненной рюмкой напротив. И подмигнул пустующему три года стулу. И висящему за ним портрету.
Она тогда не пришла. Через полчаса опоздания он понял, что ждёт напрасно, и почувствовал, как сердце начинает нырять в холодную глубину. Причины неизвестны, но вполне реальны. Самые непредвиденные. Но причиной их несостоявшегося будущего является только он сам. Ведь она, ещё тогда, в метро, что-то предчувствуя, несколько раз просила его записать свой номер телефона. Так, на всякий случай. Записывать и запоминать ему не хотелось, он был уверен в предстоящей встрече, и не желал номера телефона, как возможной причины для неявки на свидание. Если он запишет номер, значит, ей дается право не прийти, в другой раз встретимся. А свидание должно стать главным в его жизни именно сегодня. Через час ожидания захотелось умереть, настолько ему стало безразлично всё вокруг. А ещё через час он стал другим человеком, и пошёл домой показывать ей букет.
Друзья и сослуживцы воспринимали Данильцева после тех выходных дней в начале июня, как человека без причины свихнувшегося, но честно исполнявшего всё, что от него требуют. Поэтому решили не ставить серьёзно вопрос о лечении. Да и кому охота связываться с таким делом?
А он жил в полне осмысленном мире, разговаривая с ней, путешествуя по улицам в поисках её и ежегодно празднуя два дня, принадлежащих только ей и ему.
Первый - день знакомства.
Второй случился осенью. И наполнил его светлой надеждой.
В суете и многоцветьи уличных художников на Невском он столкнулся с её портретом. Творец, которому принадлежала работа, отбивался с убедительным перегаром, что не помнит, кого рисовал, когда и где происходил творческий акт. Он икал и матерился, не забывая интеллигентно извиняться. Коллеги, перепугавшись за гениального собрата, на которого напал сумасшедший, уговорили отдать портрет за недорого.
И каждый год в этот день Данильцев обходил их становище, надеясь ещё раз обнаружить среди сказочных красок свою царевну, щедро наливая каждому отзывчивому художнику, через которых она подала ему знак на будущее.