Енотица по имени Елочка считалась в Пронюхлово опасной сумасшедшей. Дело в том, что она слишком уж любила работать. Не сказать чтобы еноты были бездельниками: они охотно копаются у себя в огородиках, гремят сковородками на кухне, делают разные поделки, могут даже дом построить. Но не менее того они любят отдыхать: сидеть в пивнушке, гулять, болтать, разглядывать картинки в книжках. Однако для Елочки работа была страстью, придававшей жизни смысл. Каждое утро она чуть ли не с рассвета выходила к перекрестку и ждала, пока проедет почта. Если для нее ничего не было, она уныло возвращалась домой и весь день бродила по саду, не зная, куда себя деть. И ни посиделки, ни болтовня, ни картинки, ни даже святое - приготовление еды! - не имели цены в ее глазах. Но если же почта привозила ей работу, все мгновенно менялось. Мир наполнялся яркими красками, в душе ключом вскипало воодушевление. Трепеща от радости, Елочка торопливо несла работу домой, садилась и принималась работать.
Так вышло, что лучшим другом Елочки был енот по имени Кабанчик - самый крупный в Пронюхлово. Из всех жизненных занятий лучше всего у него получалось именно безделье. Его нельзя было назвать лентяем-лежебокой: Кабанчик любил путешествия и приключения, даже опасные, и не раз пускался в далекие и трудные экспедиции. Не считая Пельменчика, который однажды путешествовал на вьетнамский рынок в поисках новых, неизведанных продуктов, никто во всем Пронюхлово не бывал так далеко, как Кабанчик. Но в промежутках между приключениями он больше всех любил посиделки в пивнушке, болтовню и книжки с картинками. Отдыхать он умел так хорошо, что посидеть с ним в пивнушке приходили даже из других деревень.
И нередко еноты видели, как с приближением заката Кабанчик направлялся в пивнушку со своим старым помятым котелком. Набрав туда с полпинты "Бургонь де Фландр", он шел домой к Елочке, где она сидела, усердно работая работу и не поднимая головы, и брызгал на нее "бургонем". Только этим чудотворным средством удавалось привести ее в чувство, оторвать от работы и увести в пивнушку, чтобы посидеть там с другими енотами. Тогда она снова начинала видеть того, кто перед ней, и понимать, о чем с ней говорят.
Однажды летом начальник работы ушел в отпуск. Отправив очередную посылку, Елочка ждала следующую, но почта принесла ей лишь записку, что новая работа будет только через 15 дней, когда начальник вернется и поделит. Один лишь Чайник, проливший на пол последнюю на сегодня пинту светлого, мог оценить тоску и печаль Елочки. День, два, три - она то сидела дома, безуспешно пытаясь заняться простыми делами, то выходила погулять, но скоро возвращалась, не найдя на улице ничего интересного.
И даже Кабанчик не мог ей помочь: с установлением хорошей погоды он собрался на охоту, а охота была для него не менее важна, чем для Елочки работа. Нечего было даже просить, чтобы он отложил охоту и постарался развлечь Елочку.
- Ну, хочешь, пойдем с нами, - предложил он и засмеялся, думая, что из этого ничего не выйдет. - Только я не уверен, что тебе понравится ночевать в лесу.
Однако для Елочки что угодно было лучше, чем эта ужасающая пустота и бессмысленность существования без работы. И она согласилась.
Вместе с Кабанчиком на охоту собрались еще трое. Пельменчик был ростом чуть ниже Кабанчика, но в целом почти такой же крупный и отличался пристрастием к приготовлению еды. У него имелась специально купленная зеленая охотничья шляпа, которой он очень гордился. Вторым был Паштет - ниже ростом, чем Пельменчик, но в ширину больше, чем в высоту. Особенно хорошо у него получалось сидеть, вернее, лежать в засаде. И третьим был Лимончик - самый мелкий, юркий и проворный енот.
Елочка отыскала в чулане сапоги, в которых обычно собирала грибы, а Кабанчик одолжил ей свой самый старый сачок, с которым ходил на охоту, еще пока был маленьким.
И они отправились. Кабанчик привел в хорошее место: чистый зеленый лес, где в солнечные дни было очень светло. Они установили лагерь, поели и с приближением сумерек засели в засаде на опушке. У каждого было свое место, довольно далеко друг от друга, чтобы не мешать.
- Смотри вон туда! - Кабанчик показал Елочке на опушку, на вершины берез. - Полетят оттуда.
Он ушел, Елочка осталась одна "на номере", как говорят охотники. Только большая корзина стояла за кустами позади нее, ожидая добычи. Сердце замирало от волнения, и Елочка сжимала в лапах палку сачка, стараясь успокоиться. Мельком вспомнилась работа - за всеми этими хлопотами прошел только один день, а впереди их еще одиннадцать! - но утешала близость вечера. К тому же кругом была зелень, свежий воздух, запахи леса, а садящееся солнце так красиво окрасило небо в цвет абрикосового джема... Иногда жизнь бывает достаточно хороша и без работы.
Кусты впереди слегка закачались, Елочка насторожилась. Там что-то мелькало, но ей было плохо видно. Что-то маленькое перепархивало с ветки на ветку, приближаясь к ней.
Это они! Целый выводок пирожных из шоколадного бисквита, с прослойкой из белого суфле, смешанного с кусочками свежей клубники, и с большой клубничиной на верхушке, в гнездышке из волнистой полосы белого крема! Одно, два... не меньше шести - целый выводок!
Елочка подобралась, крепче сжала сачок. Пирожное еще раз перепорхнуло и оказалось в трех метрах от нее. Рыжей молнией Елочка метнулась вперед, вздымая сачок, и накрыла им ветку с пирожным!
Пирожное затрепыхалось, пытаясь вырваться, но она выпустила палку и схватила его через сетку. От волнения она немного помяла его, а клубничина чуть не свалилась, но все же ей удалось выпутать пирожное из сетки, не испортив. Тихо смеясь от радости, Елочка поместила его в корзину под крышку, облизнула дрожащую от волнения лапу, немного испачканную в суфле, и подняла сачок.
Два или три пирожных из того же выводка еще сидели на ветках чуть поодаль. Елочка поползла по траве, стараясь подобраться к ним поближе. Одно заметило ее и улетело, скрылось в зелени, но еще одно она сумела накрыть и отправить в корзину к первому. От волнения и радости сердце билось во всю грудь, даже дрожали лапы.
Елочка вновь засела за кустом и устремила взгляд на вершины опушки. И ахнула: на толстой ветке березы сидело нечто крупное, бело-розовое. Если бы оно не пошевелилось, она с непривычки могла бы не заметить его на фоне белого ствола, в лучах заката. А это был торт - торт в форме сердца, облитый розовой глазурью, усаженный мелкими белыми розочками и зелеными листочками из крема. По его розовой шкурке вились белые узоры, и даже мелькали капли кулинарного серебра.
Торт, кажется, не замечал ее, увлеченный пением. Над опушкой разносилось негромкое, но звонкое курлыканье. Елочка еще не умела различать сорта тортов и пирожных по голосам, но глаза у нее горели, а усы дрожали от возбуждения при виде такой знатной добычи. Оставалось выждать... Кое-кто из енотов владел особыми манками, позволявшими подманить торты поближе, но у Елочки манка не было и она надеялась лишь на удачу.
Вот розовый торт соскочил с ветки, немного полетел над поляной и сел на другую березу, уже ближе к Елочке. Она даже могла разглядеть кружевную салфетку, которую он нес к себе в гнездо, и обсыпку из ореховой крошки на его круглых боках. Даже если ей не удастся его добыть, она еще долго сможет вспоминать это восхитительное зрелище - настоящий глазурный торт, такой огромный! Так близко! Только бы не выдать себя раньше времени!
Торт снова закурлыкал. Он был так увлечен пением, что не заметил, как Елочка поползла вперед. Труднее всего было сдерживать хвост в опущенном положении, иначе он реял был над ней, как пушистый столб. Она достигла края кустов, и между нею и березой оставалось метра три пустого пространства.
Новая трель! Ловя момент, Елочка метнулась вперед, одновременно подпрыгивая вверх изо всех сил.
Она немного не достала - ветка была слишком высоко, и у нее не получилось накрыть торт сачком. Зато она задела ветку, та закачалась; прервав песню, торт соскочил с ветки и хотел вспорхнуть, но Елочка вновь взмахнула сачком, зацепила его и заставила снизиться. Новый прыжок - и живая тяжесть затрепыхалась в сетке! Елочка прыгнула вперед и вцепилась в округлые ореховые бока. Торт повозился и замер.
С упоением вдыхая аромат сладкого теста, глазури, ванили и, кажется, варенья где-то внутри торта, Елочка прямо в сачке несла свою добычу к корзине. Вот удивятся все еноты, когда увидят, что она в первый же выход раздобыла такое!
Осторожно выпутав торт из сетки, она приоткрыла крышку, помня, что те два пирожных могут попытаться сбежать. Но они вели себя тихо, и она пропихнула торт под крышку, стараясь не задеть ни одной белой кремовой розочки. Хотелось, чтобы добыча имела приличный вид, когда она будет хвастаться перед другими охотниками.
Когда Елочка подобрала сачок и вновь устроилась под кустом, ее сердце билось от счастья, а в животе приятно крутило. Но сидеть дальше было уже не так интересно: теперь хотелось поскорее показать свою добычу - и товарищам по охоте, и всему Пронюхлово. Пожалуй, она просто посидит спокойно, пока не стемнеет, а потом пойдет к костру...
Но едва она перевела дух, как чуткое ухо ее уловило низкое басовитое гудение. Как будто где-то за березами летал огромный мохнатый шмель... или работал бархатный моторчик... Не может быть!
Елочка выронила сачок. Над вершинами берез неспешно плыл по воздуху ОН... Золотой, как закат, огромный, как солнце... Неспешно шевеля лапами и подруливая пушистым хвостом, над поляной летел... настоящий мейн-кун!
***
- Ты уверена?
Елочка только закивала, выпучив глаза и стиснув зубы - от волнения она была не в силах говорить.
- Да у нас уже лет десять не видели мейн-кунов! - усомнился Лимончик. - Я слышал, они переселились южнее, на Молочную реку.
- М-может, и переселились, - наконец выговорила Елочка. - Но это точно был мейн-кун. Большой и рыжий. Нет, золотой. И я его видела так ясно, как вижу вас.
- Хорошо, что мы взяли сеть! - воскликнул Паштет и покатился к тележке, где и принялся копаться среди поклажи. - Я еще думал: может, выложить? А, думаю, пусть лежит. Вот она!
Он с торжество вытащил огромную зеленую сеть. Иногда, если намечался праздник и требовалось много добычи, такую укрепляли между деревьями, а потом гнали на нее стаи тортов и пирожных - тогда они запутывались в сети целыми десятками.
Сеть разложили на поляне и стали осматривать. Точнее, больше ощупывать, поскольку уже совсем стемнело и поляну освещал только огонь костра. К счастью, сеть оказалась почти целой, без больших дыр, хотя довольно долго провалялась у Паштета в тележке. Но теперь ее еще нужно было установить.
Чтобы не спугнуть мейн-куна, пришлось отойти довольно далеко от его ночной лежки. Кабанчик и Пельменьчик полезли на березы, растущие метрах в десяти одна от другой, держа каждый веревку на конце сети. Лимончик бегал вокруг и суетился, Паштет командовал, а Елочка просто стояла в стороне, изнемогая от волнения. А вдруг мейн-кун за ночь переберется куда-нибудь в другое место? А что если погода испортится и он не захочет вылезать из дупла? А что если порвет сеть? Или не полетит в нужную сторону? Как же дождаться утра?
О работе она и не вспоминала.
Всю ночь Елочка спала одним глазом, но не потому, что Кабанчик и Паштет храпели возле нее, как два небольших медведя. Храп ей не мешал, но мешало волнение. Она даже съела одно из двух пирожных своей добычи, надеясь успокоиться. Пирожное было такое свежее, мягкое, душистое! Но она едва заметила его вкус, запив теплым дымным чаем из котелка. Все ее мысли были с мейн-куном.
Едва начло светать, Елочка поднялась и разбудила товарищей. Рано вставать любила она одна, но еноты-охотники мужественно поднимались до рассвета, одевались и протирали сонные глаза. Кипятить воду и делать кофе не стали, боясь шумом и дымом привлечь внимание мейн-куна. Поэтому просто оделись и пошли.
На полпути разделились: Кабанчик и Пельменчик, как самые крупные, пошли и затаились на березах, к которым была привязана сеть, а трое остальных обогнули березняк по широкой дуге, чтобы зайти с другой стороны.
Где-то в густом море зелени между ними и теми двумя затаился мейн-кун. Солнце вставало. Вот-вот он проснется, встанет на четыре лапы, потянется, зевнет во всю пасть - и полетит.
Больше всего Елочка беспокоилась, что в темноте сбилась с дороги и неверно определила район, где мейн-кун заночевал. Но теперь уточнить это было уже нельзя. Три загонщика разошлись, так что между ними оказался большой участок леса. Пора было начинать.
- Я был батальонный разведчик... - где-то далеко во все горло запел Паштет.
- А он писаришка штабно-ой... - с чувством подхватил Лимончик с другой стороны.
Тут было все равно что петь: главное, спугнуть мейн-куна с ночлега. Елочка не пела: шагая по своему участку между товарищами, она стучала по стволам палкой и шуршала листвой. У мейн-куна очень тонкий слух: он и так услышит, что здесь кто-то есть.
- Вон он! - вдруг закричал Паштет. - Вижу его!
Он заметил, как впереди среди зелени перепархивает по вершинам мейн-кун - огромный и золотой, как солнце в лучах. На спине и боках его чередовались полосы более темной рыжей шерсти и более светлой, совсем золотистой. Морда вокруг носа была белой, внутренняя поверхность ушей тоже. Широкие, истинно львиные лапы легко, как видение, рассекали воздух. А хвост! От одного вида этого огромного хвоста, покрытого шерстью, тонкой и легкой, как мечта, и густой, как взбитые сливки, восторженно перехватывало дыхание.
Мейн-кун даже не оглядывался на загонщиков, а только хотел уйти от них подальше. Видимо, не одобрял песню про батальонного разведчика. А эти двое все голосили, вынуждая его перепархивать все дальше и дальше. Елочка просто бежала за ним, как за солнцем, и даже забыла, что надо стучать по деревьям: ничего вокруг не замечая, она отчаянно боялась, что мейн-кун свернет в сторону, или взмоет в небо и пропадет, растворится в солнечном сиянии, из которого родился... Уж слишком далеко от его ночлега они растянули сеть!
- Попался! - закричал впереди Пельменчик.
Там раздавался шум, еноты со всех сторон бежали к месту засады. Мейн-кун влетел в сеть возле самой ее верхней кромки, но зато запутался сразу тремя лапами. Скорее, пока он не отцепился, Кабанчик и Пельменчик отвязали верхние веревки и осторожно спустили тяжелую, трепыхающуюся добычу. Вот мейн-кун, опутанный сетью, сидит на траве, будто огромный живой апельсин в зеленой авоське. А четыре енота окружили его и, смеясь, от радости, стали гладить, просовывая лапы сквозь крупные ячейки.
- Давай! - Кабанчик подтолкнул Елочку ближе.
Утирая слезы торжества, катящиеся по морде, она потянула лапы сквозь сетку и повязала на шею мейн-куну зеленую ленточку. Своему мейн-куну.
Мейн-кун подумал и заурчал.
***
Все Пронюхлово собралось смотреть, как четверо охотников возвращаются домой. Впереди шел Кабанчик, за ним Паштет и Пельменчик толкали тележку со снаряжением, где стояли две корзины с пойманными тортами и пирожными. Потом шла Елочка и вела на поводке мейн-куна. Иногда он отталкивался от земли и пролетал несколько шагов, но невысоко, чтобы хватило длины ленточки. Давно никто не видывал такого прекрасного зверя: его глаза цвета желтого топаза смотрели с таким умом, какой не у всякого енота встретишь, кисточки на высоко поставленных ушах гармонировали с белым шелком длинных усов, а мощные лапы уверенно ступали по траве. Морда же его выражала такую гордость и достоинство, что иные еноты при виде него выпрямлялись и брали под воображаемый козырек. Двигался он плавно и величаво, будто морская волна, позолоченная солнцем.
А дома оказалось, что пока Елочка была на охоте, почта привезла ей пухлый пакет работы, который нашли для нее помощники отдыхающего начальника.
Тем же вечером еноты устроили праздник на поляне позади домов. Персик и Абрикосик пожарили шашлык, Картофан нарезал два таза салата из помидоров и лука, Колбаска и Сарделька привезли тележку с пивными флягами. Здесь же стояли блюда с пирожными и тортами, и каждый ел, сколько хотел. В перерывах между едой и танцами все часто подходили к мейн-куну, который лежал на лужайке, и гладили его густую мягкую шерсть... Мейн-кун урчал. Это был поистине счастливый вечер в Пронюхлово!
Больше Елочка никогда не ходила на охоту: она понимала, что такое везенье возможно только для новичка и только один раз. Но зато теперь, даже если у нее не было работы, она всегда могла пойти погладить своего мейн-куна и послушать его урчанье. Или погулять с ним. Или почитать ему вслух книжку. Или приготовить ему утиное филе с баклажанами в соевом соусе. И тоска пустоты покидала ее сердце.