Осыпались с громом два века.
Урал безымянный, прости,
ты крепко держал человека
в оковах железной цепи.
Девчоночка в джинсах считает
своей родословной пути.
Счастливая, знать не желает,
что предок сидел на цепи.
Вот в этом забитом забое,
вот в этой пещерной дыре,
вот в этой забытой тобою и мною
замшелой уральской горе
все слышатся зовы и звуки,
и шепот ползет в тишине,
все тянет железные руки
мой прадед подземный ко мне.
Девчоночка в джинсах не знает
забытое это былье.
Счастливая, знать не желает,
какая земля обретает
и образ и имя ее!
2. Присказка
Смирен люд на Руси,
да не все же караси!
Есть и ведьмы-разбойнички,
и вампиры-покойнички,
и Степаны-гулеваны,
Емельяны-горлопаны,
и Петруши-перескоки,
и Ильюши-лежебоки,
летуны, вертуны, вьюны,
плясуны, воины...
Под опалу попал —
на Урале пропал!
На Урале — двор — на запор,
на гвоздок — топор:
далеко ли сосновый бор?
3. Крамола
Ограды каменный отвал,
приюты и заслоны.
Вот здесь мой предок сохранял
крамольные иконы.
То дева зраком горяча,
то пьяненький угодник,
то Спас в обличье Пугача,
то Николай-разбойник.
Таил в одежке из тряпиц,
как хлебную ковригу,
от грозных храмов и столиц
отторгнутую книгу.
Впадал в немыслимый раскол:
по праздникам великим
смотрел, как ссыльный колокол
качался безъязыкий.
Затем в заводе у горы
горел в кузнечном цехе,
ковал кому-то кандалы,
клепал ному-то цепи,
И от его рукомесла
крамольно и лукаво
игра потешная пошла
детишкам на забаву.
Игра звенела возле стен
(забытая совсем).
— Кондалы! — Закованы!
— Раскуйте! — Чем?
4. Воспоминание о 1812-м годе
По Уралу были ходят,
песня старая живет
про Двенадцатого года
героический поход:
Мы — уральские ребята,
удалая сторона,
нас водил усатый Платов
по штыкам Бородина.
От Урала и Сибири
сила грозная лилась,
под знаменами святыми
вся Россия собралась.
Шли народы скорым ходом
мимо славного Кремля.
От великого похода
сотрясалася земля.
Не давали в битве спуску:
поминай святую Русь,
не ходи на землю Русскую
ни турок, ни француз!
5. Женская доля
Коснусь солдатского ремня,
спросив у Бога прежде:
— Есть ли надежда у меня?
— Нет, ты сама — надежда.
Гляди в седые времена,
ведь ты была и прежде:
война, война, опять — война,
и лишь в тебе — надежда.
Но, уходя в кромешный бой,
целуют легионы
всегда чудесный облик твой, —
пречистую икону.
Тебе оставили они
сиротские кручины,
твердя: спаси и сохрани
и жизнь, и дочь, и сына.
Любовь, надежду, веру дай
иль упокой навеки,
и дом весельем наполняй,
и хлебные сусеки.
— А как же я? А кто же я?
— Кто ты — никто не знает.
Тебя и небо и земля
Надеждой называют.
6. Столица и деревня
Недаром говорилось встарь,
когда был церемонен слог:
столицу не покинет царь —
деревню не оставит бог.
И что есть царь, и что есть бог,
как не закон и благодать?
Когда в столице царь убог,
тогда деревне бедовать.
Слуга царев возьмет топор,
опустошит крестьянский лад,
тогда крестьянин станет вор,
тогда столице — мор и глад.
Непредсказуема земля,
угрюма неба высота,
когда столица без царя,
когда деревня без креста.
7. Картофельный бунт
Слышен хохот по Расее,
расчехляются штыки:
не хотят картошку сеять
на Урале мужики.
Победители француза,
сыновья богатырей
не хотят кормить от пуза
окружных да писарей.
Не хотят на медных фабриках
глотать зелену медь.
Не хотят! Да разве можно
мужику чего хотеть?
Надвигается расплата:
неработа — значит, бунт!
Голяков опять солдаты
сквозь шпицрутены ведут.
Отбивают спины, руки
у отцов и молодцов:
вот вам царские науки,-
в двести палок, в семь концов!
Слышен хохот по Расее,
протираются штыки:
не хотят картошку сеять
на Урале мужики!
8. Ярмарочный лубок
Во престольную столицу
я с обозом наезжал,
слышал слухи-небылицы
про дремучий наш Урал.
Будто мы умишком слабы,
будто водку любим пить,
нам и сабли не изладить,
нам и пушки не отлить.
Будто золото пудами
воровской народ крадет,
потому и батогами наказуется народ.
За горами, за лесами
мир заморский говорит,
будто хуже нету камня,
чем уральский малахит.
Будто вовсе нет Урала,
будто мы — не арсенал,
будто мало льем металла,
будто плохонький металл.
Будто все мы виноваты:
разорили-де господ!
Так что, судари-ребята,
нечем потчевать живот!
9. Сходка
— Гни крестьянина в ухаб,
он, пожалуй, будет раб.
А рабочий на заводе
он силен, брат, словом,- брат.
— И о чем ему страдать?
В поле рожь не убирать,
хлеб хозяин привезет,
чтоб ворочался завод.
— Водки в кабаке нальют,
спесь нагайкою собьют,
дальше шахты либо доменки
поди-ка не сошлют?
— А на домне да в забое —
друг-обидчик; не ходи!
Тут не царские покои,
под огонь не угоди.
— И на шахте — ад,
и на домне — смрад,
много наших-то обидчиков
на кладбище лежат.
10. Новая песня
Верил я в бога, бог обманул.
Богу я правду на ухо шепнул.
Думу я славил, кормил всю страну,
министр отправил меня на войну.
Гибнут народы, поет пономарь.
Германии продал меня государь.
Вот я в окопе убитый лежу.
Встану, всю правду народу скажу.
«Царь испугался — издал манифест:
мертвым — свободу, живых — под арест!»
Встанет рабочий против царя:
мир содрогнется, качнется земля.
11. Громотуха
Отправляюсь по дороге,
вдоль дороги — таволга,
свищет иволга в овраге,
брызжет влагой радуга.
Речка — камешки со стуком,
по прозванью — Громотуха.
В этой речке искони
колотили простыни.
А над речкой — деревнюха,
то же слово — Громотуха:
сто домишек, три крыльца,
церковь — луковица.
Двести лет тому, кажись,
те домишки завелись,
каторжане-грамотеи
грамотухами звались.
Гору видишь за селом:
Громотухою зовем,
там и камни выбираем,
там и ягоды берем!
А река несет со стуком
самоцветы мимо глаз,
под обрывом носит щука
в животе большой алмаз...
Громотуха, Громотуха
много ведает про нас.