Кесарь Максентий;
Император Египта;
Филон, Горгий, Тион, Ипусер — александрийские ученые;
Ипатия — дочь императора Египта, 20 лет и старше;
Кирилл — первосвященник александрийских христиан, 25, затем 45 лет;
Слуги, охрана, гвардия Кесаря и Императора, сановники, палач, римские, египетские боги, жена палача, Ирида умершая, египтяне, разбойники, христиане.
Сцена пуста. Вдали колоннада древнего египетского храма. Слышны удары морских волн, их может быть девять. Каждый удар проносит по сцене богов, мифических чудовищ: с топотом пробегает Минотавр, за ним поспешает крокодил, некий шар на перепончатых лапках, Птах, Анубис. Пробегает обнаженная Венера, сердито и важно, не теряя солидности, пробегает Афина-Паллада, бегом же хромает Гефест — Вулкан; подчеркнуть на фоне ударов волн шлепанье бегущих от беды наивных богов, некоторые из них могут застрять между колоннами. Само собой разумеется, что боги существуют сами по себе, а люди сами по себе. Но над всеми над ними витает рок, ибо скоро погибнут все боги, погибнет Рим и Египет. В связи с расхождением дат гибели Ипатии в исторических справочниках почти на 100 лет, автор предлагает свою версию событий, испытавших в давнее время дух героев, действующих в этой трагедии.
Император Египта: Проклятые философы, поэты!
Первейшие убийцы сеют смуту
в сердца людей несчастных,
Им и так уж тошно.
Их сверху давят звезды, давит солнце.
Земля их, близких, как чума, глотает.
И нет, чтобы смиренно сеять хлеб,
судьбу и урожай благословляя,
людишки ропщут в поисках богов.
В мемфисском храме тешат крокодилов,
а в римском — мажут кровью истуканов,
в безлюдной синагоге исступленно
кричат, взывая к богу Или-Или.
И чванятся познаниями веры,
грызутся меж собою, как шакалы,
камнями бьют своих единоверцев,
кинжал инакомыслящих клеймит.
Чудовища, ничтожества, ни с кем
и ни с одною гадиной земною
сравнить не можно мерзость человека.
Под кнут, под кнут, под пики и мечи
их надо гнать, пусть смотрят только в землю
и пусть взглянуть боятся друг на друга.
От взгляда их, от первого же слова
родятся смута, свара и раздор.
Нежный, воздушный голос дочери, разом перечеркивающий его монолог.
Ипатия: Отец! Люблю тебя, люблю тебя!
Я только-только из морской купальни,
А море так похоже на тебя.
Меня к тебе примчали кони. Кони
стремительные в легкой колеснице.
Отец! Они похожи на тебя.
Мы мчались мимо парков и каналов
дворцов, музея и библиотеки.
И вся прекрасная Александрия,
Отец, она похожа на тебя.
Император(растерянно целует ее): Любимая! Что за дитя! О боги!
Ипатия: Я — это ты! Твоя душа —
она во мне виднее,
ее еще не замутило тело.
Все дети от любви и для любви.
Император: — Все дети?
Ипатия: Правда, люди — дети.
Им не хватает только лишь любви,
такой, как у тебя и у меня.
Император: Любимая, ты любишь всех людей
так, как меня?
Ипатия: Тебя люблю всех больше,
но, как тебя, я никого не знаю (хмурится).
Император: И упаси тебя людей узнать.
Не потому, правитель давний,
я отделяю от себя людей,
что чту себя умнее их и выше.
А оттого, что слабы их советы,
не от ума идут, от живота.
Смущать горазды, принижать друг друга.
Не могут, не хотят держать ответ.
Ипатия(беспечно):
Мне кажется, я вылечу Марцелла.
Император(насмешливо): Все тешишься, мой юный Гиппократ.
Давно пора Ипатии бы замуж.
Ипатия: Марцелл теряет зрение,
ему всего 17 лет, я голову его тихонько глажу,
и шепотом, чтоб он меня не понял,
сочту объем его природных сил.
(Берет в руки голову отца).
Пусть 10 локтей от земли твое тело.
Ты можешь родить 18 детей.
Пока еще твой первенец родился.
На небе грозный властвует Сатурн.
В тебе есть силы, чтобы победить
лишь одного врага, а ты
сражаешься с десятком целым.
Завидуя, тем ослабляешь тело.
Торопишь время, ослабляешь дух.
Забудь врагов своих, скажи себе,
что примешься за них... за одного из них,
но через год.
Пока смотри на своего ребенка.
Так ползал ты 16 лет назад.
И не вражда, любовь тебя взрастила.
Ведь ты себя уже совсем не помнишь.
Потрогай воду, слушай звон ее.
Пей с медом козье молоко, ешь хлеб...
а эти люди тебя ходить научат, говорить,
ты в ласке их, в любви их подрастаешь.
Вот весь объем твоих природных сил.
Император(поддаваясь чарам дочери):
Кормилица Ирида, египтянка,
мне принесла священного котенка.
Мы вместе с ним росли в обширных залах,
играли вместе в темных уголках.
Он прогонял пушистой лапкой страхи...
Откуда страхи, дочь?
Ипатия: От неуменья. От слабых рук
и слабого ума.
И зрелый человек — он все же слаб.
И император слаб перед вселенной.
И вечно человек — дитя, дитя.
Император: Откуда злоба, дочь?
От колонны отделяется юная женщина с лицом глубокой старухи — это давно умершая Ирида.
Ирида: За городом, на улице гробниц
узнала я, что мертвые все знают.
У человека — старая душа
и очень глупое и молодое тело.
Оно не слышит голоса души.
Одна на всех душа,
и тело — одно на всех,
а вон какая драка...
(Заглядывает в глаза Ипатии.)
Сиди в библиотеке.
(Заглядывает в глаза императора.) А твой черед — встречать гонца из Рима.
Он — теперь начало, конца — Гонец.
(Уходит. Беседующие приходят в себя.)
Император: Ипатия — восьмое чудо света.
Ипатия: Пойду в библиотеку...
А ты, отец, похож на единицу.
Ты можешь быть и стороной квадрата,
и диаметром круга.
Так как над всеми фигурами,
согласно наивысшему и семенному
отношению начальствует единица.
А люди, не смешно ли,
имеют отношения прямолинейные,
треугольные, а порой и пятиугольные.
Квадрат всегда несет добро,
а корень — зло.
(Смеясь, убегает.)
Император: Вот-вот, они своей абракадаброй
сведут с ума любого земледельца.
Уж он теперь не знает,
пшеницу ли растить, иль формулы чертить.
«Магические числа...
У человека — старая душа...»
Кругом одни поэты, философы, убийцы, сеют смуту...
Голос царедворца: Гонец из Рима, мудрый император.
Гонец: Священный император и нижнего и верхнего Египта,
великий венценосный Кесарь Рима
в морском пути приветствует тебя.
До Рима докатились слухи
о чуде юной дочери твоей.
Готовь ее к высокому знакомству.
Император: Тит Рим, 20 лет вестями добрыми
меня ты извещаешь,
а о делах недобрых ты молчишь.
Вот золото, скажи, зачем
в Александрию Кесарь устремился?
Гонец: К нам в Рим ползут змеиные доносы,
выходит, все тетрархи государства
повинны в кознях и измене Риму.
Будь осторожен, добрый император.
В провинциях рабы бунтуют, мелкий люд...
Пока в одном Египте только тихо,
но есть доносы, тоже есть доносы.
Узнай быстрее, кто такой Кирилл.
(Переходят на шепот, удаляются в колонны. От колонн отделяются египетские боги Птах и Анубис.)
Птах: Ипатия твердит, что нет секретов
у всей земли, что все ее законы,
они повсюду, видимо, лежат.
Мне тоже жаль людей, они все слепы.
Анубис: Ипатия сказала, что в мире нет богов, премудрый Птах.
Удар волны — боги убегают.
Дом Кирилла в Александрии, он же — христианский молитвенный дом. Входит Ипатия.
Кирилл: Господь благослови тебя, царевна.
Ипатия: Будь счастлив, сын далекой Галилеи.
Кирилл: Не вспоминай мне родины моей.
Она в крови почиет и в руинах.
Здесь дом мой: новый храм и новый бог,
здесь бьет фонтан великой новой веры,
она спасет и завоюет мир.
Ипатия: Мир завоюет знание, не вера.
Кирилл: А вера — это знание и есть.
Ипатия(беспечно смеется):
Софистика — опасный путь соблазна,
погубит вашу веру этот путь.
Кирилл: Ипатия, я пригласил тебя
не для забавных споров философских.
Два года наблюдаем за тобой,
твои поступки, помыслы твои
близки по духу кротким христианам.
Любовью светлой лечишь ты людей,
любовью мир спасет и наш учитель.
И не по-царски скромен твой наряд.
Мы тоже здесь богатств не собираем,
они на небе, и они в душе...
Я знаю, чужды духу твоему
языческие жертвоприношения,
гадания на птичьих потрохах.
Ты жизнь вокруг себя благословляешь.
Приди в наш храм; когда увидят люди
тебя в молитвенном собрании, они
и духом укрепятся, и рядами.
Призыв наш — братство, будь же нам сестрой,
колеблющимся добрым стань примером.
Одна не сможешь много сделать ты.
Ипатия: Кирилл, я вашу веру уважаю.
Но мне дороже тихий храм науки,
поэзия Эвклидова наследства.
Я здесь нашла себя, а вас люблю
за боль и страсть, за поиски спасения.
Я не борец, и я боюсь борьбы,
мне страшно слушать клятвы побежденных.
Кирилл(в гневе): Ах, да, конечно, линии и точки
тебе дороже этой горькой жизни.
Пусть, как чума, ползет по свету рабство,
пусть крокодилы женщин пожирают.
Пусть мир гниет в разврате и вражде,
ты вычислишь все это в аксиомах,
потом больного поцелуешь в лоб,
и он от восхищенья исцелится.
Тогда попробуй исцели меня.
Ипатия(подбегает к нему и берет его голову в руки): Кирилл, ведь ты же просто человек.
Тебе не повернуть все зданье мира.
Ты посмотри: и мягки и нежны,
как стебли лотоса, у человека руки.
Глаза твои не видят четко дальше
хоть двери храма, человек так слаб.
Он весь идет на поводу природы.
Не надо за других судьбу решать.
Кирилл, ты сам будь просто человеком,
соизмеряй свою величину
со светом звезд, луны, земли и моря.
И ты почувствуешь, как мал твой шаг,
чуть растяни его — утратишь ноги,
и в сердце силы не для всей земли,
оно от этой силы разорвется.
Смири свой гнев и не смотри далеко.
Ведь вот от разговора лишь со мной
ты весь разбит, разгневан, обессилен.
(Целует его.)
Кирилл(берет в руки голову Ипатии):
Ипатия — восьмое чудо света.
Какое счастье — слышать твою речь.
Какое счастье к чуду прикасаться,
какое исцеление в устах
прекрасной кроткой мудрой египтянки.
Зачем, зачем ты ходишь по земле,
тебя носить мужчине возле сердца,
тебя от скверны праха охранять.
Ты чище, выше, ты реальней бога...
Не бог ли мне за долгие молитвы,
за муки духа мне тебя послал,
чтоб знал я, как прекрасен человек,
чтоб знал и я, к чему же мне стремиться.
Опускается перед Ипатией на колени. Ипатия гладит его смоляные кудри, играет его христианскими амулетами. Пауза, во время которой вступает в силу великий закон, сближающий мужчину и женщину. Ипатия первая чувствует это.
Ипатия: Не надо было долго нам молчать.
Твоя душа вошла в меня, что делать?
Я чувствую, как сердцу стало тесно
от тяжести твой души, мне смутно...
...а человеку смута не по силам...
Выбегает из храма. От стен отделяются слуги и следуют за ней.
Ясно слышен гул моря. Гремят цепи, стук калиг, бряцание мечей. Гвардейские караулы императора Египта. Гвардия Кесаря. На сцене одновременно появляются Император и Кесарь с сановниками.
Император: Салют тебе, великий Кесарь. С тех пор,
как твой гонец прислал нам весть
о Кесаря великом переходе, Нептуну жертвы
приносили мы. Спокойно было море?
Кесарь: Привет тебе, великий император.
Спокойно море, смута средь людей.
Не люди, бог раскачивает Рим,
а зачат он в распятой Иудее.
Император(улыбается): Но Иудея не чужая нам,
уж лет 500 она лежит под Римом.
И легионы римские давно
взмутили кровь прекрасных иудеек.
Я тоже знал плен их пугливых ручек.
Звон мечей, безобразные ругательства, из переулка гвардейцы вытаскивают группу окровавленных после драки рабов. Рабы вооружены и с кошелками для базара.
Император: Что это значит?
Кентурион: Здесь у базара кровь лилась,
и эти твари друг друга, как животные, терзали.
Кесарь: Рабы дерутся за своих господ.
1-й раб: Я дрался, повелитель, за тебя.
Скотина эта, христианин мерзкий,
сказал, что скоро Рим падет,
а Рим силен и вечен.
Кесарь: Что еще?
2-й раб: Будь проклят, лизоблюд и раб распятый.
1-й раб: Он говорил, что вера во Христа
во всех твоих подвижников проникла.
Что все они свершают с отвращением
развратных таинств жертвоприношения,
что стыдно торговать людьми, они подобья бога,
все люди — братья.
Кесарь: Это ясно мне.
И много вас?
2-й раб(гордо):
Нас треть Египта.
Кесарь: Что же, Рим не знал такой великой жертвы,
Юпитер Кесарю не мог внушить.
Осирис, Апис мне теперь внушают,
что вы созрели для полдневной жатвы.
Император(первому рабу): Кто господин твой?
1-й раб: Яхмос — мореходец.
Император(второму рабу): Ты чей?
2-й раб: Ипусера — философа я брат.
Император дает знак охране, рабов уводят.
Сцена затемняется. На ней возникает тень вращающегося огромного, как ветряная мельница, колеса, вместо лопастей у него укреплены ножи. Под это колесо, видимо, подкладывают пытаемых. Колесо вращается, слышны крики рабов и крики палачей.
Палач: Царапается божье колесо?
На ленточки изрежет твою кожу.
Кто тайный твой вожак в Александрии?
Палач: А если б ты был Кесарем, ты — повелитель мира,
понравилась тебе бы речь раба?
Ты — раб, а я палач, таков закон,
на большее мы оба не способны.
Кто вождь твой, говори, кто вождь?
Шепот обессиленного раба: Кирилл — галилеянин. Будь ты проклят.
О мука — жизнь! О, господи, спаси.
На сцене появляется палач.
Палач: Ну, вот я снова победил.
При свете дня ты правишь царство,
наш великий Кесарь.
При свете ночи правлю я — палач.
Вот у меня в руках очередной
властитель мира и пророк Кирилл.
Всему-всему я знаю в мире место,
Всему-всему я знаю в мире цену.
Я, только я — орудие судьбы.
(Тихонечко смеется, и принимает трапезу).
Я вседержитель государства, и я один
совсем не знаю страха.
Все потому, что мне немного надо:
кусочек мяса да глоток вина.
Гул моря. Библиотека. По лестнице от обсерватории спускается астроном. В центре зала — большой макет ветряного колеса, с ним экспериментируют ученые.
Астроном Филон: Где эта сумасшедшая девица?
Ипатия — восьмое чудо света!
Иди сюда, я предскажу тебе
великую бессмертную судьбу.
Зодчий Горгий(отвлекается от чертежей): Ты лучше мне бессмертье предскажи.
Я вычертил скульптурный перистиль,
от зависти в Афинах греки лопнут.
Астроном Филон: Ты слишком слаб, Венеры сладкий зной
тебя с утра и в полночь ослабляет.
Напрасно ты стремишься в демократы,
дешевые постройки горожан
не принесут строителю бессмертья.
Зодчий Горгий: Так я тебя, как сфинкса, изваяю,
велю поставить над своей гробницей.
И больше мне не надобно трудиться,
Филоном сделаюсь бессмертным я.
Математик Тион: Ипатия, ну хватит щёки дуть
на это ветряное колесо.
Иди взгляни на мой антифайрезис,
тут от квадрата гномон остается,
смешной такой, идем его считать.
Ипатия: А колесо поднять бы надо выше,
и лопасти пошире развести.
Ну, говори, Филон премудрый,
что нашептали в черном небе звезды.
Астроном Филон: В твоем созвездье новая звезда
горит, и движется, и грозно зреет.
Ты сделаешь великое открытие,
оно, должно быть, поразит весь мир,
а может, это кто-нибудь другой
и вовсе на другом конце вселенной.
Но надо выдержать и устоять суметь,
когда постигнет сердце эту тяжесть великой истины...
Ипусер(отвлекаясь от папируса): Уж это верно.
Явленье истины — есть свет для всей земли.
Но первого, кто истину откроет,
она сожжет, котенок, берегись.
Не суй свой нос под вихрь летящих истин.
Философ Ипусер: Да, ради истин мы раскачиваем мир,
а что найдем мы на его обломках?
Народ с богами голод примирит,
а под эгиду сядут проходимцы.
Математик Тион: Ты все кричишь, как старая лисица.
Но есть на свете молодые львы.
Философ Ипусер: Нельзя народу жить без государства,
как человеку без костей и мяса,
дерьмом мы располземся по столам,
зловонием друг друга подавляя.
Ипатия: Так плохо в мире, что ли, друг Ипусер?
Ипусер: Пока еще все в мире хорошо.
Охранник: Великий Кесарь Рима на пороге.
В зал входят император и Кесарь с сановниками и военачальниками. Все склоняются в низком поклоне. Император представляет всех Кесарю.
Император: Наставники пытливой молодежи,
свет мысли всей Александрии:
Филон — известный миру астроном,
Тион — неутомимый математик,
Горгий — зодчий, ученик Апполодора,
того, что предкам вашим
поставил в Риме гордый Пантеон.
Ипусер — старый сумрачный философ
и дочь моя — она во все науки
играет, будто в камешки морские,
и все они приветствуют тебя.
Кесарь: Пусть вечно охраняют боги
сокровищницу Средиземноморья.
И я приветствую великих вольнодумцев.
Примите в дар вот эти фолигумы
взамен утраченных в былой пожар.
Для каждого из вас найдутся здесь
наук и слов последние известья.
Филон: Благодарим Максентия дары
и о былых сокровищах Египта
не только слезы мы здесь проливаем,
в трудах пытаемся восстановить.
Но многое уж невосстановимо.
Кесарь:
Ипатия — ты подойти ко мне.
Матрон ученых много в нашем Риме,
но все, кто побывал в Александрии,
толкуют о твоем уме и о твоем ко многому уменье.
Ипатия: Великий Кесарь, жизнь так коротка,
что человек никак не успевает
узнать все то, что мог бы он узнать.
Да сам чинит еще себе препятствия.
Кесарь: Какие же препятствия чинит?
Ипатия: Первейшее препятствие — убийства.
Зачем великие и сильные мужчины
все время проливают кровь друг друга,
а заодно кровь женщин и детей?
От ласк, от восхищенья красотой,
которые даны нам всем богами,
как можно впасть в безумие убийства,
ведь смерть сама и так придет за нами.
Убийства сеют страх, а этот страх —
еще одно препятствие к познанию.
Я верую в любовь, я выросла в любви,
пусть люди все, как я, друг друга любят.
Кесарь(в гневе): Что ж, женщины должны любить, люби.
Но если завтра снять с дворцов охрану,
охрану снять с твоей библиотеки,
останется ль кого тебе любить,
и сможешь ли любить убийц,
которые в твои дворцы вселятся?
Кесарь(к Ипусеру): Мой друг Ипусер,
сегодня раб сказал, что он твой брат.
Но раб твой Кесарю заклятый враг,
кому из нас отдашь ты предпочтенье?
Ни он, ни я тебе не принесли вреда.
Все молчат.
Кесарь: Вот так вот и молчите. Я не знаю
другого средства, кроме средства крови.
Вы нежитесь в науке и искусствах,
а мы, солдаты, мы бредем в крови,
и чтобы, ты, Ипатия, была,
была твоя любовь, Александрия,
я завтра здесь устрою пир богам,
всем христианам отворю я вены.
Они, они мне раскачали Рим.
А может быть, мы поздно спохватились,
пронежились, Ипатия, в любви.
Резко поворачивается и уходит, следом уходят все пришедшие с ним.
Ипатия(бросается на колени, вздымает руки к небу): О, страшный мир, о, страшен человек!
Ученые смотрят на нее и в бессилии молчат, сквозь стены прорастают обличья богов египетских, римских, часть из них реализуются и окружают молчащих ученых, все смотрят на Ипатию.
Гул моря. Молитвенный дом у Кирилла. Идет проповедь. Угадывается толпа человек в 60-100, все прикрыты капюшонами, потому что сходка тайная, темно, на стенах 2-3 факела.
Кирилл: Неизмерима небесная высота,
не испытана глубина преисподней,
неведома тайна божественного промысла.
Пыль не может устоять против бури,
так и мы против божьего гнева.
Пока благоволение его на нас — благоденствуем,
посмотрит с яростью на нас —
исчезнем, как роса утренняя.
Мрак и искуситель сеют вражду между нами,
но лучше смерть принять, чем удержать
в себе вражду против брата.
Постыдитесь, враждующие между собой,
от вражды напасти, искушения и плен.
Вострепещите, восплачьте перед богом,
не забывает бог злопамятства.
К Кириллу, закрытая капюшоном, пробирается Ипатия.
Кирилл(узнает ее, растерян): Вот, братья, наша новая сестра,
зовите все ее — Екатерина.
Я поручаюсь за нее, она
вам многим врачеванием поможет.
Христиане отвлеклись от проповеди, говорят между собой.
1-й голос: Пусть скажет толком, кто в миру она.
2-й голос: Нам, христианам, каждый шаг опасен.
3-й и 4-й голоса: Екатерина значит — чистая,
она одна пришла,
а ведь совсем девчонка.
Ипатия(тихо): Кирилл, Кирилл, всем вам грозит беда.
В Александрию прибыл Кесарь Рима.
Он завтра обещает уничтожить всех христиан.
Беги, Кирилл, беги.
Грохот открывающихся дверей, врываются легионеры. Паника, факелы гаснут и мечутся.
Крики: Девчонка эта привела солдат.
Будь проклят Рим!
О, господи, спаси!
Кирилл: Уж лучше смерть принять, чем
удержать в себе вражду...
Ипатия: Кирилл, беги, спасайся.
Один ты много можешь сделать людям,
ты нужен им — живым — для утешенья.
Я буду с ними, буду я просить
отца и Кесаря об их пощаде.
Кирилл(привлекает к себе Ипатию): Ипатия, сестра Екатерина,
прощай, я буду помнить о тебе.
Дает знак 2-3 христианам, исчезают, видимо, в доме есть потайные двери, подземный ход.
Ипатия в темнице: в центре сцены. Одна. По углам и в глубине христиане. К ней приходят, окружают ее и ласково на нее смотрят древние египетские боги: Птах, Сет, Гор, Анубис, при них сонм животных: кошки, собаки, лошади, лев. Все они располагаются вокруг изящной девушки, как вокруг костра.
Сет: И для Севера и для Юга
низвергается грозно Нил.
Утоляет жажду полей,
заливает всю землю он,
принося богатства одним
и других разоряя.
Анубис: Смотрите: владельцы роскошных одеяний
теперь в лохмотьях.
Гор: Смотрите, владельцы ложа спят на земле.
Птах: Свитки законов судебной палаты выброшены,
по ним ходят старые лошади.
Кошка(лаская Ипатию): Воистину дети богов выгнаны
на улицу, мерзнут в темницах.
Ипатия: Наконец-то вы пришли, любимые мои.
Я так звала на помощь вас,
и вы пришли... меня освободить.
Сет(важничая): Прекрасна свобода Аида,
как дочь императора Нила,
нет смерти прекрасней.
Анубис(возражая ему): Как ветер, Ипатия мчится
то к солнцу, то к морю,
нет смерти прекрасней.
Гор: На острове Весткар безлюдно,
ни смрада, ни злобы, ни зависти нет,
ни доносов. Ипатию львы охраняют,
дельфины ей жемчуг приносят.
Нет смерти прекрасней.
Ипатия: Смешные мои, я вам верю,
я верю сказаньям о смерти.
Вам не было дела до нас,
до живых и веселых. Зато
вы пришли к переходу меня приготовить.
Спасибо за помощь. Вы боги, и вы не всесильны.
Боги виновато молчат.
Ипатия: Я знания жажду. Хочу знать, что движет
ветрами, что реки и море с Ипатией соединяет...
Гор: ...Тяжелые звезды, как вечность, тяжелые звезды...
Когда люди поймут, что движет звездами,
Сфинкс рассмеется и жизнь прекратится на земле.
Ипатия(удивленно слушает его, потом смеется): А все-таки поймут, великий, мудрый Гор.
Ты сам сказал... Ты, значит, это знаешь.
Анубис(важно): Гор знает все...
В это время приходят в себя, пробуждаются христиане, шепоты переходят в вопли.
1-й голос: Смотрите, что это...
2-й голос: Из преисподней сам дьявол с этой девушкой толкует.
3-й голос: Свят! Свят! Свят!
Голоса: Исчадье ада! Ведьма! Ведьма!
Смелее, братья! Это испытание!
Творите хором крестное знамение!
Вперед, на бой с ее нечистым духом!
Набрасываются на Ипатию, боги отступают во тьму.
Звучный голос: Остановитесь! Общее оцепенение.
Прошу вас болью всех моих
мучений. Оставьте девушку.
Она вам всем сестра, и дочь, ее и так ждут муки.
Она, Ипатия, она — святая!
Христиане(вторя): Она, Ипатия, она — святая, ее ждут муки.
Справа появляется Сет с кошкой.
Сет: Всех вас ждут муки!
Сцена разделена по диагонали на две половины. Справа — жилище палача, слева открывается живая картина: все несет следы только что происшедшей космической катастрофы, колеблются отсветы огня — горит остов гигантского колеса казни, всюду лежат камни, упавшие с неба, на земле лежат убитые христиане, легионеры, возле горящего колеса — группа прижавшихся друг к другу христиан, с молитвенным ужасом вцепившихся в Ипатию. Ипатия в порыве к колесу полна бессилия. Ее поддерживают ее египетские боги, которые также могут вперемежку с ангелами и римскими богами сидеть на камнях. Видно, что Ипатия застыла от удара меча прямо в сердце.
В жилище палача входит палач, его жена прядет пряжу и молчит во время всей сцены. Во время его монолога египетские боги могут с наивным любопытством прийти и слушать его.
Палач: Не знаю, ладно ли я поступил или не ладно.
Мир содрогнулся, мир сегодня рухнул.
Их всех вели на место смертной казни.
Она была то в страхе, то в припадке
и все кричала, что она царевна,
что дочка императора Египта,
что он сейчас придет и всех спасет.
А мы не знаем никакой царевны,
а знаем то, что христианам — смерть.
Она увидела вдруг колесо
и сразу этак дико закричала:
«Ипатия, ведь это колесо
должно молоть зерно у земледельца.
Зачем оно утыкано ножами...»
Зачем оно утыкано ножами?
Да это колесо должно избавить
тебя, жена, от тяжкого труда
крутить жернов.
Мир содрогнулся.
Вдруг вихрь дохнул, и с неба пал огонь.
И камни, камни стали с неба падать.
Все загорелось — это колесо горело первым.
Люди заметались, и многих насмерть
этот град побил.
Они кричали: это бог!
И имя непонятное кричали.
Она одна глядела тихо в небо.
А я один, глядел я на нее.
Они еще кричали: это ведьма!
А я — палач, я должен был казнить.
Земля в крови, в кровавых тучах небо,
кругом побитых корчатся тела.
А я, я подошел, и меч воткнул
ей прямо в сердце, и пошел домой.
Не знаю, ладно ли я поступил?
И что же это сделалось на небе?
Оцепеневает и смотрит на Ипатию. Из глубины сцены по диагонали пробирается император — отец Ипатии.
Император: Отец! Люблю тебя, люблю тебя...
Я только-только из морской купальни...
А море так похоже на тебя...
Мы мчались мимо парков,
дворцов, музея и библиотеки,
и вся прекрасная Александрия.
Отец! Она похожа на тебя...
Правда... люди — дети...
Им не хватает только лишь любви,
такой, как у меня и у тебя...
Император в безумии останавливается.
Император: Никто ни в чем не виноват,
ни Кесарь — он обречен великим править миром,
и ни палач, ни эти христиане.
Они не знали дочери моей.
Я виноват. Во всем виновна любовь моя.
Будь проклята любовь...
Кирилл(христиане повторяют за ним каждую фразу):
Еще немного, и любовь
объединит усталые народы.
На Рим поставлен кроткий Константин,
а он по убежденью — христианин.
Утихнет шторм кровопролитных битв,
Христос над новым миром воцарится,
и осветит апостолов своих,
и память к ним людская преклонится.
Христиане: ... И память к ним людская преклонится.
Кирилл(впадает в боевое неистовство):
И мы — рабы, мы — больше не рабы.
Христиане: Мы — не рабы.
Кирилл:
Освобожденные получат землю.
Христиане: Все люди — братья. Долой богатство,
люди — все равны...
Кирилл: На родину, кто хочет, возвратится.
Кто хочет, здесь получит тихий кров.
Но надо помнить заповедь Христа.
Не укради — никто не украдет.
И не убей, довольно было крови.
Что хорошего ты делаешь, что любишь брата
своего, ты полюби врага своего, трудно
полюбить врага, но только тогда
на земле воцарится мир вечный,
светлое братство.
Идите к людям, не уставайте призывать,
ибо этого не знает новорожденный,
а новый человек рождается каждый день.
Да не погаснет в вашем сердце
желание братства. Аминь.
Христиане: Аминь.
(Расходятся).
Кирилл один, стремительным шагом идет в угол храма — там висит портрет Ипатии, становится перед ним на колени, руки сцепляет и прижимает к груди.
Кирилл: Ипатия, сестра Екатерина,
тебе, тебе воздвиг я этот храм.
Души твоей здесь будет пирамида.
Я — страж твой верный, я — твой верный жрец.
Пусть светится здесь кроткий образ твой,
пусть имя здесь потомки произносят.
И это им от сердца моего.
Все крик твой слышу я, все вижу муки.
Я погубил тебя, я — погубил.
Но в людях — тьма от матери-земли.
Во тьме не ведаем мы, что творим.
О, мы ни в чем, ни в чем не виноваты.
Неизмерима небесная высота в человеке,
неизведанна глубина преисподней в человеке.
Ты — высота, ты будешь высота.
Я дам обет безбрачия навеки.
Я... я здесь открою тем приют,
чье сердце раскололось от любви.
Они молиться будут Катерине
пречистой, и невинной, и святой.
О, пусть живет любовь. Она спасет
меня, она соединит нам души.
Я буду там, в заоблачных мирах,
у ног твоих твой тихий голос слушать.
Ты скажешь мне: Кирилл, будь человеком,
соизмеряй свою величину
со светом звезд, луны, земли и моря.
А я отвечу: милая, величину
свою измерил я
и мир перевернул,
хоть слабы и нежны,
как стебли лотоса, у человека руки...
Гул моря. Свет гаснет. Занавес. В луче прожектора выходит юный студент с золотым фолиантом энциклопедического словаря, и может быть свечой, читает чистым голосом:
«Святая Екатерина, Ипатия — первая женщина-математик, астроном, философ. Мученическую кончину ее относят к 307 году при Максентии. Известия о праздновании памяти ее не старше 8 века, когда прах ее был перенесен в монастырь на Синайской горе. Монастырь этот привлекал много паломников, и почитание святой распространилось сначала в восточной церкви, а потом перешло и на Запад.
Святая Екатерина, славившаяся своей ученостью, считается покровительницей учащегося юношества. Из художественных изображений лучшие: Корреджио, Дюрер, Кранах».
Возникают эти изображения. Студент поднимает свечу к ее портрету и произносит с любовью: «Ипатия — восьмое чудо света».
Ночь. Во тьме египетской белым лебедем парит здание Александрийской библиотеки. Справа с факелами группа разбойников.
1-й разбойник: Она хороша, будто лодка под парусом белым.
2-й разбойник: Под парусом белым, набитая критским товаром.
3-й разбойник: Она хороша, как беременная кобылица.
4-й разбойник: Разбойничка ждет и боится невинная эта девица.
Вожак: В Александрии смута и пожар,
огонь с небес упал на этот город
и наказал всех, кто с богами спорил.
Теперь между оторванных голов
мы будем собирать чистейший жемчуг.
Довольно нам разбойничать на море,
на этом мертвом белом корабле
для нищего достаточно сокровищ.
Туда, где обожрались господа,
должна и мышь попасть на добрый ужин.
5-й разбойник(после обхода):
Легионеры лупят христиан,
язычников калечат христиане.
Здесь пять охранников во всей библиотеке,
освободили мы восточный вход.
Вожак: Вперед, ребята! Нам помогут боги!
Сокровища, сокрытые в подвалах,
соединим в благословенных Фивах.
Сигналом будет дикий вой шакала,
а я кораблик этот подожгу,
как прежние топил в священном море.
(Рассеиваются.)
Слева группа египтян с факелами.
1-й египтянин: Восстань из мертвых, древний дух Египта!
Скинь с тучных пастбищ,
скинь с полей пшеницы
прожорливых и наглых проходимцев.
Они со всех сторон ползут в Египет!
Великий Ра и дочь его Тефнут
в крови потопят кровы чужеземцев,
затмивших ум и имя фараона,
язык и память кроткого народа!
2-й египтянин: С землей сровнять заморские дворцы!
3-й египтянин: В Нил — крокодилам гордых италийцев
и всех их слабонервных полукровок.
4-й египтянин: Пусть чванятся познаниями звезд
на дне морском, они подобно змею,
убили солнце Нила — бога Ра.
1-й египтянин: О, египтяне, нашими руками
великий бог послал сюда огонь,
чтобы очистить землю от пришельцев!
Голоса: Долой ливийцев!
В море наглых персов!
В костер израильтян, ассириян,
смерть римлянам,
да здравствует Египет!
(Рассеиваются.)
Шепот: А говорят, там золото в подвалах,
сокровища из самых разных стран...
Дары от всех окраин междуречья...
Китая, Индии священные дары...
Через зал стремительно пробирается группа христиан.
1-й христианин: Кирилл сказал, что этот дом мешает
ему построить храм великой веры,
а ведь Кирилл — спаситель наш, учитель.
И мы должны учителю помочь.
2-й христианин: Да, говорят, что здесь лежат ученья
великих ненавистных полководцев,
как рушить государства, города,
как мудреца, царя и землепашца
преобразить в слюнявого раба.
3-й христианин: Кирилл сказал, что здесь оплот разврата,
гордыни перед небом и землей.
Здесь девушек невинности лишают.
И дело докатилось до того:
по воле кесаря Максентия убита
дочь императора Египта.
4-й христианин: Дружина боевая христиан
сегодня, братья, приняла решенье:
не извещая пастыря Кирилла
и для добычи средств для новой церкви,
для жалованья всем ее бойцам
добыть сокровища древнейшего музея,
подвалов этой вот библиотеки...
затем придать весь этот дом пожару...
А на руинах новый храм поставить —
храм равенства, свободы и любви.
Христиане в экстазе вторят: А на руинах новый храм поставить —
храм равенства, свободы и любви.
Здание библиотеки загорается с 3-х сторон, с его парапетов, крыши падают боги, из окон, дверей выбегают боги, философы, они несут книги, разбойники несут мешки, египтяне напялили на голову венки лавра, христиане возникают черными силуэтами с горящими крестами в руках. Звучит неистовый гимн военного ордена.